Сижу в душном шкафу кабинета свекра, прижавшись к задней стенке между развешанными костюмами, и через узкую щель между дверцами наблюдаю за тем, как мой муж целует другую женщину.
Рука до боли сжимает тест на беременность, две полоски которого должны были стать самой радостной новостью в нашей жизни. А теперь этот кусочек пластика превратился в орудие пытки, напоминающее о том, какой идиоткой я была еще полчаса назад.
Максим прижимает незнакомку к массивному дубовому столу, и ее длинные рыжие волосы разметались по темной поверхности как языки пламени. Она изгибается под его руками, целует его в ответ, а между поцелуями шепчет что-то настойчивое, требовательное.
– Ну когда же, Макс? – ее голос полон нетерпения. – Ты обещал...
– Скоро, солнце, скоро, – отвечает он, прижимаясь губами к ее шее.
– Я устала ждать, – она отстраняется, смотрит ему в глаза. – Мне надоело прятаться. Когда ты наконец с ней поговоришь?
С ней. Это со мной?
Ком в горле становится все больше. Дышать почти невозможно. Сердце колотится так громко, что я боюсь, они вот-вот услышат. Но они слишком поглощены друг другом, чтобы замечать что-то еще.
Как же я здесь оказалась?
Час назад стою перед зеркалом в ванной нашей квартиры и смотрю на две яркие полоски. Беременна. Снова беременна! Руки дрожат от волнения, сердце готово выпрыгнуть из груди.
Нашему Сашеньке всего два годика, но разве это препятствие? Максим обожает сына, и я... я надеюсь, второй ребенок только укрепит нашу семью. Да, последние месяцы муж работает до изнеможения, приходит домой измотанным, но это же временно. Новый проект, новые обязанности.
Аккуратно упаковываю тест в красивую коробочку, которую приготовила заранее. Внутри еще лежит записка: “Скоро нас станет четверо”.
Максим сказал, что поедет к родителям работать с документами. Саша в частном садике до вечера, так что можно устроить романтический сюрприз. Может, даже останемся у свекра на ужин, отпразднуем новость семьей.
Быстро переодеваюсь в его любимое бежевое платье, подкрашиваю губы. За окном весенняя Москва, и кажется, что весь мир улыбается вместе со мной.
Добираюсь на такси, так как меня слегка мутит от нервов, волнения и предвкушения. Не хочу садится в таком состоянии за руль. Двери открываю своим ключом. Поднимаюсь по знакомым мраморным ступеням, держа в руках заветную коробочку. Свекор уехал в гольф-клуб еще утром, свекровь в санатории. Дом пустой, тихий.
Иду по коридору второго этажа к кабинету. Максим наверняка там, он обожает работать в отцовском кабинете. На входе стоит его машина, значит, точно здесь.
Открываю массивную дубовую дверь и захожу внутрь. Кабинет пустой, но на столе разложены документы, открыт ноутбук, стоит чашка с недопитым кофе. Максим здесь, просто вышел ненадолго.
Сердце бешено колотится. Как сказать? Как преподнести новость? Вдруг он не обрадуется? Вдруг сейчас не время для второго ребенка? Он же так устает, так много работает...
Мысленно репетирую слова.
“Милый, у меня для тебя сюрприз.”
Или лучше сразу показать коробочку? А может, просто положить тест на стол и ждать его реакции?
В коридоре раздаются шаги. Он идет!
Но шаги какие-то... легкие. И их много. Не один человек.
Боже мой, что если он не один? Что если с ним коллеги или родственники? Я не готова объявлять о беременности при свидетелях! Что делать?
Паника нарастает. Шаги все ближе. Нужно спрятаться, быстро!
Оглядываюсь и замечаю массивный встроенный шкаф. Рывком открываю дверцу и заскакиваю внутрь, между костюмами свекра.
Зачем?
Зачем я это делаю?
Какая же я дурочка!
Но поздно.
Дверь кабинета открывается.
– ...здесь будет тихо, – слышу голос Максима.
А за ним легкий женский смех.
– Наконец-то мы одни, – говорит незнакомка.
Сердце проваливается в пятки.
Женщина.
Максим привел сюда женщину.
Через щель между дверцами шкафа вижу, как в кабинет входят двое. Максим и... высокая стройная рыжеволосая красавица в элегантном черном костюме. Она уверенно движется к столу, словно бывала здесь не раз.
– Соскучилась? – спрашивает Максим, подходя к ней.
– Безумно, – отвечает она и обнимает его за шею.
Они целуются. Мой муж целует другую женщину в кабинете своего отца, а я наблюдаю за этим из шкафа, сжимая в руке тест на беременность.
Это кошмар.
Это должен быть кошмар.
Максим прижимает ее к столу, целует шею, плечи. Его руки скользят по ее телу, а она тихо стонет от удовольствия.
– Ну когда же, Макс? – между поцелуями она отстраняется. – Ты обещал мне...
– Аня, потерпи еще немного...
– В следующий раз выбери место понадежнее, – продолжает Денис, методично оглядывая хаотичный беспорядок на массивном дубовом столе отца. Его острый взгляд цепляется за каждую деталь происшедшего. – А то мало ли кто может прийти...
Его серые глаза останавливаются на опрокинутой фарфоровой чашке с золотой каемочкой, из которой остывший кофе растекся неровной темной лужей по важным деловым документам, оставляя коричневые разводы на белоснежной бумаге.
– Вы тут совсем разошлись, – констатирует он с ледяной усмешкой, уголки рта едва заметно приподнимаются в презрительной гримасе. – Бумаги в разные стороны, кофе везде... Хорошо хоть не на полу.
Максим с явным раздражением оглядывается, его челюсти напряженно сжимаются. Действительно, в пылу необузданной страсти они устроили настоящий погром в святая святых отчего кабинета. Аккуратно сложенные документы съехали в сторону и веером разлетелись по столу, некоторые попали под расползающуюся кофейную лужу, впитывая коричневую жидкость краями. Дорогая шариковая ручка закатилась под тяжелый резной стол, блестя золотистым корпусом в полумраке.
– Черт, – резко бросает муж, и в его голосе звучит нескрываемое бешенство. Он начинает торопливо, почти лихорадочно собирать намокшие бумаги, его движения становятся все более угловатыми и нервными.
Аня смеется, и этот звонкий, беззаботный звук режет мне уши как осколки битого стекла, заставляя вздрагивать каждую клеточку моего тела. По коже пробегают мурашки отвращения.
– Расслабься, Максимка, – говорит она игриво, в её голосе слышатся медовые нотки притворной нежности. Она проводит пальцем по краю стола, словно лаская его поверхность. – Всего лишь немного беспорядка.
Максим резко поворачивается к ней, его широкие плечи напрягаются под белой рубашкой, и в его темных глазах мелькает что-то опасное и хищное, заставляющее её невольно отступить на шаг.
– Не называй меня так, – голос тихий, но угрожающе стальной, каждое слово произносится с ледяной отчетливостью.
Денис презрительно фыркает, качая головой с видом старшего брата, привыкшего разгребать чужие проблемы:
– Лучше помоги прибраться, Ань, вместо шуток. Отец может вернуться в любую минуту.
– Откуда такая спешка? – удивляется она, красиво изогнув тонкие брови и склонив голову набок. – Разве он не должен быть в клубе до вечера?
– Звонил пять минут назад, – отвечает Денис, доставая из кармана дорогого пиджака пачку белоснежных салфеток. Его пальцы двигаются четко и методично. – Партнер заболел, партию отменили. Будет здесь через час максимум.
Я вижу, как лицо Максима мгновенно меняется, словно на него надели невидимую маску. Расслабленность исчезает без следа, мышцы лица каменеют, появляется напряжение, которое читается в каждой черточке. Его кулаки непроизвольно сжимаются.
– Час? – переспрашивает он, и в голосе слышится едва сдерживаемая паника.
– В лучшем случае, – мрачно кивает брат, его лицо приобретает серьезное выражение. – Может и раньше, если на дорогах не будет пробок.
Максим молча берет салфетки дрожащими от злости руками и начинает яростно вытирать стол. Движения резкие, злые, полные подавленной ярости. Салфетки рвутся в его пальцах от чрезмерного усилия.
– Ну что, Максимка, – говорит Денис с легкой усмешкой, помогая собирать разбросанные документы, – Опять развлекаешься? В его тоне нет ни капли осуждения, только братская насмешка над младшим. – Сколько можно-то?
Мое сердце замирает, словно кто-то сжал его ледяной рукой. Кровь стынет в жилах, а дыхание становится поверхностным и учащенным. В его небрежном тоне нет осуждения. Только легкая, почти ласковая насмешка над братом.
– А что такого? – отвечает Максим, упрямо не поднимая головы и продолжая ожесточенно тереть стол до блеска. – Я же по договору женат, а не по любви.
Эти равнодушные слова ударяют меня как физически, словно кто-то всадил нож прямо в сердце и медленно поворачивает лезвие. По договору. По проклятому договору! Мое дыхание сбивается, в горле стоит ком, а перед глазами все плывет от подступающих слез.
Коробочка с тестом дрожит в моих вспотевших, холодных ладонях. Две яркие полоски, которые всего несколько минут назад должны были стать источником невероятной радости и надежды, теперь превратились в жестокое издевательство безжалостной судьбы.
– Алиска-то думает, что ты её любишь... – продолжает Денис с еще более широкой усмешкой, в его глазах мелькает нехорошее веселье.
Алиска. Они обо мне говорят как о наивной, глупенькой дурочке, которую можно обманывать годами. Унижение жжет щеки румянцем стыда.
– Пусть думает, – Максим с силой выбрасывает комок испорченных салфеток в элегантную плетеную корзину. – Ей так проще. Да и мне тоже. Послушная жена, хороший дом, порядок.
Послушная жена.
Хороший дом.
Порядок.
Вот и все, чем я для него являюсь. Удобство. Функция. Как хорошая, исправная прислуга или... домашнее животное, которое не создает проблем и выполняет свои обязанности.
В животе начинается тошнота, которая медленно поднимается к горлу. Руки покрываются липким холодным потом, а ноги становятся ватными и непослушными.
Его крепкие пальцы сжимаются еще сильнее, побелевшие костяшки выдают нарастающее напряжение, и я вижу, как хрупкая девушка болезненно морщится, её глаза наполняются слезами, но она не смеет отстраниться от этой жестокой хватки. В воздухе повисает тяжелое, почти осязаемое и удушающее напряжение, словно перед грозой.
Аня открывает рот, явно хочет что-то возразить или оправдаться, но Максим не даёт ей такой возможности, его взгляд становится еще более холодным и непроницаемым.
– Если тебе не нравятся условия, – продолжает он низким, угрожающим голосом, каждое слово произносит с ледяной отчетливостью, – Дверь рядом. Найдешь себе мужа среди своих ровесников. Без обязательств и сложностей.
Смертельная угроза в его спокойных словах очевидна даже для слепого. Аня мгновенно это понимает и сразу кардинально меняет тон, её лицо принимает покорное, почти детское выражение.
– Конечно, дорогой, – говорит она с притворной покорностью, голос становится тихим и умоляющим. – Я просто соскучилась по тебе и расстроилась, что нас прервали.
– Вот и хорошо, – Максим резко отпускает её покрасневшее лицо, на котором остаются белые отпечатки его пальцев. – Тогда не будем портить настроение глупыми разговорами.
Денис демонстративно смотрит на дорогие швейцарские часы, поблескивающие золотом на его запястье.
– Ладно, голубки, заканчиваем воркование, – говорит он с насмешливой интонацией, в его голосе слышится едва скрываемое раздражение. – Мне пора. А вам тем более.
– Да, конечно, – Аня поспешно соглашается, кивая слишком энергично, словно кукла на веревочках.
Она грациозно подходит к старинному зеркалу в тяжелой позолоченной раме на стене и тщательно поправляет размазавшуюся помаду ярко-красного цвета, приглаживает растрепавшиеся волосы изящными движениями. На моих глазах она искусно превращается из страстной любовницы обратно в холодную деловую женщину, надевая невидимую маску профессионализма.
– Скоро увидимся? – спрашивает она у Максима с наигранной беззаботностью, но в её голосе слышится едва уловимая неуверенность.
– Возможно, – отвечает он равнодушно, даже не взглянув в её сторону, продолжая складывать документы. – Позвоню.
Денис решительно направляется к массивной дубовой двери, его дорогие итальянские туфли глухо стучат по паркету.
– Не затягивайте, я за документами, – небрежно бросает он через плечо, даже не оборачиваясь.
Максим молча кивает, его лицо остается бесстрастным.
Денис выходит, тяжело прикрывая за собой дверь. Его уверенные шаги постепенно удаляются по длинному коридору, эхо затихает в глубине дома.
Аня мягко обнимает Максима за напряженную шею своими тонкими руками, прижимается к нему всем телом.
Она томно тянется к нему для прощального поцелуя, и они снова сплетаются в страстном объятии, словно не могут оторваться друг от друга.
– И все же, когда ты решишь что-то со своей замухрышкой? – шепчет она ему на ухо, и в её голосе звучит плохо скрываемое нетерпение.
– Аня, я уже сказал, не заставляй повторять дважды. Не тронь её, – тихо рычит Максим, его голос приобретает звериные нотки.
– А что, защищаешь? – искренне удивляется Аня, отстраняясь и недоуменно приподняв тонкие брови. – Думал, она тебе безразлична.
– Безразлична, – холодно подтверждает он, не колеблясь ни секунды. – Но это не значит, что ты можешь её унижать. У меня есть репутация, которую нужно поддерживать.
Репутация. Вот что его единственное, что его по-настоящему беспокоит. Не мои растоптанные чувства, не моя разбитая душа. Только его драгоценная репутация в обществе. Холод пробирает меня до костей, а в груди разрастается ноющая боль.
– Понятно, – Аня покорно пожимает изящными плечами, её лицо принимает понимающее выражение. – Извини.
– Лучше иди, – Максим снова смотрит на часы, нервно постукивая пальцем по циферблату. – Отец действительно может приехать в любой момент.
– Хорошо, – она покорно направляется к выходу на высоких каблуках, но на самом пороге внезапно оборачивается, словно вспомнив что-то важное. – Максим?
– Что? – он поднимает на неё усталый взгляд.
– А что, если она забеременеет снова? – неожиданно спрашивает Аня, и в её голосе звучит плохо скрываемая тревога. – Что тогда?
Вопрос повисает в спертом воздухе кабинета, словно дамоклов меч.
Тест в моей дрожащей руке внезапно кажется раскаленным металлом, обжигающим кожу ладони. Сердце начинает биться так громко, что я боюсь - они услышат его стук даже через толстые дверцы шкафа.
– Не забеременеет, – отвечает Максим с железной уверенностью, качая головой. – Мы уже два года предохраняемся.
Предохраняемся.
Это слово обрушивается на меня как удар молнии. А я, наивная дура, думала, что мы просто не торопимся со вторым ребёнком, что он хочет, чтобы Сашенька подрос. Оказывается, он специально не хотел детей от меня. Горечь разливается по всему телу, а в горле встает болезненный комок.
– А если всё-таки? – настойчиво продолжает Аня, явно не собираясь отступать.
Две полоски.
Две яркие полоски на пластиковом тесте, который я все еще сжимаю в руке с такой силой, будто он может исчезнуть, а вместе с ним и реальность происходящего.
Выхожу из особняка через заднюю дверь, и весенний воздух обрушивается на меня свежестью, которая кажется почти оскорбительной. Мир продолжает существовать как ни в чем не бывало – солнце светит, птицы поют, где-то вдалеке смеются люди. А моя жизнь только что рассыпалась на осколки.
Делаю несколько неуверенных шагов по идеально выложенной садовой дорожке. Колени дрожат, словно они сделаны из желе. Тело ощущается чужим, будто я пытаюсь управлять марионеткой с обрезанными нитями. Каждый вдох отдается болью в груди, словно легкие наполняются не воздухом, а битым стеклом.
– Алиса?
Этот голос застает меня врасплох, и я едва не подпрыгиваю от неожиданности. Сердце, кажется, на секунду останавливается, а затем начинает колотиться с такой силой, что я почти слышу его удары в ушах.
Поворачиваюсь и вижу Дениса, стоящего всего в нескольких шагах от меня. Его серые глаза, так похожие на глаза Максима, но более холодные и расчетливые, внимательно изучают мое лицо. В них читается подозрение, смешанное с любопытством.
– Ты что здесь делаешь? – спрашивает он, и в его голосе я слышу настороженность.
Тест на беременность! Он всё еще в моей руке! Паника охватывает меня ледяной волной. В одно мгновение я засовываю руку в карман пальто, надеясь, что он не заметил.
– Д-денис, – заикаюсь я, пытаясь совладать с дрожью в голосе. – Привет. Я... я просто...
Мысли путаются. Горло сжимается так, что каждое слово приходится буквально выталкивать наружу. Чувствую, как холодный пот выступает на спине, а лицо, наоборот, горит от прилива крови.
– Я приехала сделать Максиму сюрприз, – выдавливаю из себя первое, что приходит в голову. – Он сказал, что будет работать здесь, и я подумала...
Денис смотрит на меня так, словно видит насквозь. Его глаза два острых скальпеля, препарирующих каждую мою эмоцию. Я почти физически ощущаю, как он читает ложь на моем лице.
– Сюрприз? – переспрашивает он с легкой насмешкой.
– Да, – киваю я, отчаянно стараясь выглядеть нормально. – Я... я подъехала несколько минут назад и решила сначала прогуляться по саду.
Каждое слово даётся с трудом. Язык во рту кажется деревянным, неповоротливым. Голос звучит фальшиво даже для меня самой.
– По саду? – Денис выгибает бровь. – В апреле?
– Весна же, – пожимаю плечами, чувствуя, как от страха сводит живот. – Хотела проверить, распустились ли тюльпаны, которые мы с твоей мамой посадили осенью.
Боже, как же неубедительно это звучит. Мне кажется, что каждое моё слово – гвоздь в крышку гроба моих жалких попыток сохранить тайну.
– И как тюльпаны? – спрашивает он с неприкрытым сарказмом.
– Ещё рано, – выдавливаю из себя натянутую улыбку. – Только листья показались.
Денис продолжает изучать меня, словно интересный образец под микроскопом. По его напряженной позе и слегка сощуренным глазам я понимаю, что он мне не верит. Ни единому слову.
– Потом я услышала шаги в доме, – продолжаю свою неуклюжую ложь, стараясь говорить ровнее. – Хотела зайти через заднюю дверь, чтобы застать Максима врасплох, но она оказалась заперта.
Денис молчит несколько секунд, и эти секунды растягиваются в вечность. Кажется, что воздух вокруг нас сгущается, становится тяжелым, как перед грозой.
– Заперта? – наконец произносит он, и его голос звучит странно. – Странно. Обычно она открыта.
Он делает шаг к двери, и я автоматически отступаю, давая ему пройти. Денис берется за ручку, слегка нажимает и дверь открывается без малейшего сопротивления.
Моё сердце пропускает удар.
– Кажется, не заперта, – говорит он, внимательно наблюдая за моей реакцией.
– Странно, – бормочу я, чувствуя, как горят щеки. – Наверное, я толкала не в ту сторону.
Мой голос звучит настолько неестественно, что я сама морщусь, услышав его.
Денис смотрит на меня долгим, оценивающим взглядом. Его лицо каменное, непроницаемое, но глаза... Глаза выдают его. В них я вижу знание. Он понимает, что я лгу. И почти наверняка догадывается, почему.
– Не в ту сторону, – медленно повторяет он мои слова, словно пробуя на вкус. В них звучит неприкрытое недоверие.
Тишина между нами становится почти осязаемой. Я чувствую, как по шее стекает капля холодного пота, а сердце бьется так громко, что, кажется, его слышно даже снаружи.
– Так ты идешь? – внезапно спрашивает Денис, кивая в сторону открытой двери.
Этот вопрос словно выталкивает воздух из моих легких. Идти? Внутрь? Туда, где находится Максим? Встретиться с ним лицом к лицу, зная то, что я знаю?
– Д-да, конечно, – выдавливаю из себя, хотя все мое существо кричит: “Беги отсюда! Беги как можно дальше!”
Но бежать некуда. У меня ребенок дома (вернее в саду), второй под сердцем, и муж, который планирует от меня избавиться. Мне некуда бежать.
Максим оборачивается, и наши взгляды встречаются. В первую секунду на его лице отражается чистое, незамутненное удивление. Затем что-то похожее на тревогу. И наконец идеально отрепетированная улыбка любящего мужа.
– Алиса? – он быстро завершает разговор и убирает телефон в карман. – Что ты здесь делаешь, родная?
Родная.
Это слово теперь звучит как оскорбление. Но я должна играть свою роль. Должна притвориться, что не сидела в шкафу, слушая, как он целуется с другой женщиной и обсуждает, как от меня избавиться.
– Я хотела сделать тебе сюрприз, – говорю я, и собственный голос кажется мне чужим. – Ты так много работаешь последнее время, я подумала... подумала, что тебе не помешает небольшой перерыв.
Максим подходит ко мне, и я чувствую его одеколон, смешанный с её духами. От этой мысли к горлу подкатывает очередная волна тошноты, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отступить.
– Как мило с твоей стороны, – говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку.
Его губы, которые меньше часа назад целовали другую женщину, касаются моей кожи, и я чувствую, как все внутри сжимается от отвращения. Но я не отстраняюсь. Не могу. Еще не время.
– Ты проходила мимо кабинета? – как бы между прочим спрашивает Максим, и в его голосе слышится напряжение, хотя он старается звучать непринужденно.
– Нет, – отвечаю я, смотря ему прямо в глаза. – Я гуляла в саду, хотела проверить тюльпаны. Денис нашел меня у задней двери.
Заставляю губы растянуться в улыбке, но чувствую, что она выходит кривой, неестественной.
Максим внимательно смотрит на меня, и в его глазах я вижу облегчение, смешанное с чем-то еще... с подозрением?
– Тюльпаны, – повторяет он медленно. – В апреле.
– Они уже показались из земли, – киваю я, ощущая, как холодный пот стекает между лопаток. – Совсем скоро распустятся.
– Как интересно, – говорит Максим, и в его голосе явно слышится недоверие.
Наступает тяжелая, гнетущая пауза. Мы трое стоим в просторном холле, и воздух между нами кажется наэлектризованным. Я чувствую, как взгляды братьев скользят по мне, изучая, оценивая, пытаясь понять, знаю ли я то, что не должна знать.
Внезапно меня охватывает странное, почти безрассудное спокойствие. Тот момент ясности, который иногда приходит в самые отчаянные минуты. Если я выдам себя сейчас, всё будет кончено. Нужно играть. Играть так, как никогда в жизни.
Набираю полные легкие воздуха и, прежде чем успеваю передумать, бросаюсь к Максиму, обвивая руками его шею. Прижимаюсь к нему всем телом и с наигранным энтузиазмом целую прямо в губы.
– Я так соскучилась! – восклицаю я с преувеличенной радостью.
Его губы на вкус как предательство. Я чувствую на них призрак другой женщины, и мой желудок сжимается в тугой узел отвращения. Но я продолжаю улыбаться, продолжаю играть роль счастливой, ничего не подозревающей жены.
Максим на секунду застывает от неожиданности, но быстро берет себя в руки и отвечает на поцелуй. Его руки механически обнимают меня, но я чувствую напряжение в каждой мышце его тела.
– И я по тебе скучал, родная, – говорит он с той идеально отрепетированной теплотой, которой я так долго верила.
Уголком глаза замечаю, как Денис отворачивается, делая вид, что его смущает наша интимность. На самом деле, в его глазах мелькает что-то подозрение и раздражение. Я не могу его видеть, но уверена, что именно эти чувства он сейчас испытывает.
– Раз уж я здесь, – говорю я, не отпуская Максима и глядя ему прямо в глаза с сияющей улыбкой, – Может, проведем время вместе до вечернего ужина? Мы так редко видимся в последнее время.
Чувствую, как его тело напрягается еще сильнее.
– Ужина? – переспрашивает он, и в его голосе явно слышится тревога.
– Ну да, – продолжаю я беззаботно, хотя каждое слово дается с трудом. – Мы же собирались сегодня поужинать здесь с твоими родителями. Я помню, ты говорил...
– А, да, – быстро соглашается он, пытаясь скрыть замешательство. – Конечно, ужин. Я просто не ожидал увидеть тебя так рано.
– Я подумала, мы могли бы забрать Сашеньку пораньше из садика, – предлагаю я с энтузиазмом, которого совершенно не чувствую. – Погулять все вместе в парке, а потом вернуться к началу ужина. Твой отец обожает играть с внуком.
При упоминании отца Максим и Денис обмениваются быстрыми взглядами. Что-то происходит между ними, какой-то безмолвный разговор, от которого меня тщательно исключают.
– Заманчиво, – отвечает Максим, но его улыбка не достигает глаз. – Но у меня правда есть срочные дела...
– Которые можно отложить ради семьи, – неожиданно вмешивается Денис, и в его голосе слышится странное удовлетворение. – Алиса права, вы так редко проводите время втроем.
Максим бросает на брата испепеляющий взгляд. Я физически ощущаю его раздражение, хотя внешне он продолжает улыбаться.
– Плохо, что ты не позвонила заранее, – говорит Максим, возвращая внимание ко мне. – Отец вот-вот должен приехать, и нам...
– О каком еще волке? – хмурится отец, снимая дорогое пальто и небрежно бросая его на руки подоспевшей домработнице. – Что здесь происходит?
Его взгляд скользит по нашей троице, и я чувствую, как он оценивает ситуацию с присущей ему проницательностью.
– Алиса решила сделать Максиму сюрприз, – объясняет Денис, и в его тоне слышится нечто, заставляющее меня напрячься.
– Сюрприз? – отец приподнимает бровь, и его взгляд задерживается на мне. – Какой же?
Мое сердце начинает колотиться с удвоенной силой. Тест на беременность в кармане пальто словно пульсирует, напоминая о себе. Должна ли я сказать? Должна ли я объявить о своей беременности прямо сейчас, перед всей этой семьей лжецов и притворщиков?
– Просто хотела провести с мужем больше времени, – отвечаю я, заставляя голос звучать беззаботно. – В последнее время он так много работает.
Отец Максима внимательно смотрит на меня, и мне кажется, что он видит насквозь мою фальшивую улыбку, мои натянутые жесты, мою отчаянную попытку делать вид, что все в порядке.
– Похвальное стремление, – наконец говорит он. – Семья должна быть на первом месте. Максим, надеюсь, ты ценишь такую заботливую жену?
В его вопросе слышится какой-то подтекст, которого я не понимаю. Или мне кажется? Неужели он тоже знает о любовнице сына? Конечно знает. Максим сказал, что вся семья в курсе.
– Безусловно, отец, – отвечает Максим с почтительным кивком, но я чувствую, как его рука на моей талии напрягается.
– Вот и отлично, – отец хлопает в ладоши, словно закрывая тему. – Раз уж Алиса здесь, почему бы вам не остаться на обед? Елена должна приготовить что-то особенное сегодня.
Елена это их домработница и повар. Я помню, как она всегда относилась ко мне с какой-то снисходительной жалостью. Теперь я понимаю почему. Она тоже знала. Все знали, кроме меня.
– Боюсь, у меня назначена важная встреча, – начинает Максим, но отец перебивает его.
– Отмени, – это не просьба, а приказ. – Семья важнее. Особенно сегодня.
Что-то в его тоне заставляет Максима замолчать. Я замечаю, как они снова обмениваются с Денисом быстрыми взглядами.
– Конечно, отец, – наконец соглашается Максим. – Я отменю встречу.
– Вот и хорошо, – улыбается свекор, но его улыбка не достигает глаз. – Алиса, дорогая, не поможешь Елене на кухне? Она будет рада компании, а нам с мальчиками нужно обсудить несколько деловых вопросов.
Меня отсылают. Выпроваживают, чтобы обсудить что-то, чего я не должна слышать. Раньше я бы безропотно подчинилась, радуясь возможности угодить семье мужа. Но не сегодня. Не после того, что я узнала.
– Конечно, – соглашаюсь я с такой же фальшивой улыбкой. – Только сначала загляну в ванную комнату, если позволите.
– Разумеется, – кивает свекор. – Ты знаешь, где она находится.
Знаю ли? О да, знаю. Как знаю теперь и многое другое о вашей идеальной, любящей семье.
Поднимаюсь по мраморной лестнице, чувствуя, как колени дрожат от напряжения и усталости. Каждый шаг дается с трудом, будто я поднимаюсь не на второй этаж особняка, а на вершину горы.
Сворачиваю в коридор, ведущий к гостевой ванной, но вместо этого бесшумно приближаюсь к кабинету свекра. Тому самому, где Максим встречался со своей любовницей. Тому самому, где они обсуждали, как от меня избавиться.
Дверь приоткрыта, и я осторожно прижимаюсь к стене рядом с ней, стараясь дышать как можно тише. Голоса мужчин доносятся из первого этажа, но я не могу разобрать слов. Они еще не поднялись.
Что я делаю? Зачем вернулась сюда, к месту своего унижения? Возможно, надеюсь найти доказательства? Или просто хочу убедиться, что все это не было кошмарным сном?
Медленно отступаю от двери. Нет, хватит. Хватит унижений на сегодня. Нужно сосредоточиться на главном, на выживании. На защите себя и своих детей.
Иду в ванную комнату, запираю за собой дверь и наконец позволяю себе выдохнуть.
Вынимаю из кармана тест на беременность и снова смотрю на две полоски. Они никуда не делись. Реальность никуда не делась.
Я беременна от человека, который планирует от меня избавиться.
Внезапно меня начинает трясти. Крупная дрожь проходит по всему телу, от кончиков пальцев до макушки. Закрываю рот рукой, чтобы не закричать. Слезы, которые я так долго сдерживала, наконец прорываются, и я захлебываюсь беззвучными рыданиями.
Все это время... все эти годы... я была просто удобной функцией. Послушной женой, которая создает уют и порядок. Инкубатором для его ребенка. Ширмой для его истинной жизни.
Как же я была слепа! Как же я была глупа!
Вода из крана шумно льется на мои дрожащие руки, смывая слезы с лица. Я смотрю на свое отражение и впервые за долгое время по-настоящему вижу себя. Не жену Максима. Не мать Саши. Меня. Женщину, которая заслуживает большего, чем ложь и предательство.
Отдираю немного туалетной бумаги, заворачиваю в нее тест на беременность и прячу в самую глубину мусорного ведра. Никто не должен его найти. Никто не должен знать. Пока.
Спускаюсь по мраморной лестнице, каждый шаг отдается глухим эхом в пустоте моей груди. Холодные перила под ладонью напоминают о реальности происходящего, что всё это не кошмарный сон, от которого можно проснуться. Поправляю волосы, проверяю улыбку в отражении старинного зеркала на стене. Маска совершенной жены должна оставаться безупречной.
В холле меня встречает напряженная атмосфера. Отец Максима стоит у окна, глядя во двор, его широкие плечи выдают внутреннее беспокойство. Максим и Денис о чем-то тихо переговариваются у камина, их голоса звучат приглушенно, но в интонациях чувствуется тревога.
– Алиса, дорогая, – поворачивается ко мне свекор, и впервые за все годы знакомства его улыбка кажется натянутой. – Боюсь, нам придется отложить семейный ужин.
Сердце пропускает удар от облегчения, но стараюсь изобразить разочарование.
– Ах, какая жалость, – произношу с нужной интонацией сожаления. – Что-то случилось?
– Срочные деловые вопросы, – отвечает свекор, не вдаваясь в подробности. – Ты понимаешь, бизнес не терпит отлагательств.
Понимаю ли? О да, теперь понимаю гораздо больше, чем мне хотелось бы.
Максим подходит ко мне, и запах его одеколона, смешанный с едва уловимым ароматом чужих духов, снова вызывает приступ тошноты. Кладет руку на талию, и эта рука кажется тяжелой, чужой.
– Прости, родная, – говорит он с наигранным сожалением. – Я вызову тебе такси.
– Не стоит беспокоиться, – начинаю я, но он перебивает:
– Никаких возражений. После твоего состояния сегодня утром лучше не рисковать.
Состояния? Какого состояния? Холодный пот выступает на спине. Неужели он что-то заподозрил? Неужели понял, что меня тошнило не от волнения встречи с ним?
– Состояния? – переспрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал естественно.
– Ну да, ты же говорила, что плохо себя чувствуешь с утра, – отвечает Максим, внимательно изучая мое лицо. – Головокружение, тошнота...
Говорила? Когда я это говорила? Пытаюсь вспомнить наши утренние разговоры, но в памяти всплывает только мое волнение перед предстоящим ужином, покупка теста в аптеке, радостное ожидание...
– А, да, – киваю, хватаясь за предложенную версию как за спасательный круг. – Наверное, что-то съела не то.
– Именно поэтому лучше доехать на такси, – настаивает он, уже доставая телефон. – Через пять минут машина будет здесь.
Наблюдаю, как он набирает номер, как говорит с диспетчером. Те же интонации, та же забота в голосе, что и час назад, когда провожал свою любовницу. Даже слова похожие.
– Машина через три минуты будет у главного входа, – сообщает он, убирая телефон. – Черный седан, номер... – он называет цифры, которые тут же вылетают у меня из головы.
Подходит ближе, обнимает за плечи. Этот жест теперь кажется театральным представлением для свекра и Дениса.
– Отдыхай дома, – шепчет мне на ухо, и его дыхание обжигает кожу. – Я постараюсь закончить пораньше и заберу Сашеньку из садика.
На секунду меня охватывает паника. Саша! Мой мальчик не должен оставаться с отцом, которому я теперь совершенно не доверяю.
– Не нужно, – быстро говорю, поворачиваясь к нему лицом. – Я сама заберу. Мне все равно нужно заехать в магазин за продуктами.
Максим слегка хмурится, словно мое желание самой забрать сына его настораживает.
– Алиска, ты же плохо себя чувствуешь...
– Уже лучше, – перебиваю, изо всех сил стараясь казаться бодрой. – Свежий воздух и прогулка до садика пойдут на пользу.
За окном слышится звук подъехавшей машины. Максим выглядывает и кивает.
– Твое такси.
Прощаюсь со свекром и Денисом, обменивается с ними ничего не значащими вежливыми фразами. Их лица остаются вежливо-равнодушными, но глаза внимательно следят за каждым моим движением.
Максим провожает меня до двери. На пороге останавливается, берет за руки.
– Алиса, – говорит он серьезно, и в его голосе звучит что-то, заставляющее меня насторожиться. – Если тебе станет хуже, сразу звони. Обещаешь?
– Обещаю, – киваю, хотя знаю, что последний человек, которому я позвоню, если мне станет плохо, это он.
Он наклоняется, целует меня в щеку. Тот же жест, что и с Аней. Та же механическая нежность.
– Люблю тебя, – произносит он, глядя прямо в глаза.
Эти три слова когда-то были самыми желанными в мире. Лживые… Теперь они режут как осколки стекла.
– И я тебя, – отвечаю автоматически, потому что не отвечать нельзя.
Выхожу на улицу, и весенний воздух ударяет в лицо прохладой. Ноги несут меня к машине, хотя каждый шаг дается с трудом. Водитель, мужчина средних лет с добродушным лицом, выходит и открывает дверцу.
– Добрый день! Вы Алиса?
– Да, – киваю, садясь в салон.
Последнее, что вижу перед тем, как машина трогается, – это Максима, стоящего на пороге особняка. Он поднимает руку в прощальном жесте, и почему-то этот жест кажется окончательным. Словно он прощается не на несколько часов, а навсегда.
Называю адрес детского сада. Хочу увидеть сына раньше обычного. Обнять его, почувствовать, что в мире еще есть что-то настоящее, чистое, не замутненное ложью.
Дорога занимает полчаса, но мне кажется, что прошла целая вечность. За это время в голове проносятся обрывки воспоминаний нашей первой встречи с Максимом. Его уверенность, харизма, умение быть в центре внимания, все это тогда казалось таким привлекательным.
Первое свидание, где я слушала, затаив дыхание, не веря, что такой успешный, красивый парень может интересоваться простой студенткой педагогического факультета. Роскошное кольцо, которое он надел на мой палец. Слезы радости в моих глазах, его довольная улыбка.
– По договору, – повторяю его слова шепотом, и горечь разливается во рту.
Значит, уже тогда, с самого начала, это был расчет? Я была удобной кандидаткой в жены: молодая, влюбленная, без особых амбиций и претензий. Идеальная для создания нужного имиджа семейного человека.
А любовь? Была ли она вообще? Или даже интимность между нами была лишь исполнением супружеского долга?
Тошнота снова подкатывает к горлу, и я прошу водителя остановиться у ближайшей аптеки.
– Что-то случилось? – беспокоится он.
– Нет, просто нужно купить лекарство, – отвечаю, выходя из машины на дрожащих ногах.
В аптеке покупаю мятные таблетки от тошноты и бутылку воды. Фармацевт внимательно смотрит на меня.
– Вы бледноваты, девушка. Может, давление измерить?
– Спасибо, не нужно. Просто устала.
Возвращаюсь в машину, рассасываю мятную таблетку. Прохлада разливается во рту, и тошнота слегка отступает.
– Детский сад? – уточняет водитель.
– Да.
Оставшуюся дорогу провожу в молчании, пытаясь привести мысли в порядок. Что делать дальше? Притвориться, что ничего не знаю, и продолжать играть роль счастливой жены? Или уехать сегодня же, забрав Сашу?
Но куда? На мою зарплату младшего бухгалтера в небольшой компании не проживешь с ребенком в этом городе. Да и Максим не отдаст сына без борьбы. У него связи, деньги, хорошие адвокаты.
А что, если рассказать ему о беременности? Заставить его остановиться, пересмотреть планы? Но после услышанного сегодня понимаю, что он просто будет ждать до рождения второго ребенка, а потом все равно уйдет к своей Ане.
– Приехали, – сообщает водитель, останавливаясь у знакомых ворот детского сада.
Выхожу. Территория сада утопает в весенней зелени, на клумбах распускаются первые цветы. Дети играют на площадке, их смех разносится по двору. Так мирно, так привычно.
Захожу в здание в группу Саши.
– Алиса Владимировна! – встречает меня воспитательница Марина Петровна. – Как рано сегодня! Что-то случилось?
– Нет, просто освободилась раньше обычного, – улыбаюсь, надеясь, что улыбка выглядит естественно.
– Сашенька как раз спит после обеда. Разбудить?
– Нет, пусть спит. Я подожду.
Сажусь в коридоре на маленький стульчик, предназначенный для детей. Колени упираются в подбородок, но мне все равно. Хочется стать маленькой, спрятаться от всего происходящего.
Через стеклянную дверь наблюдаю за спящими детьми. Саша лежит на своей кроватке третий от окна, обнимая любимого плюшевого медвежонка. Волосы растрепались, на щеке след от подушки. Такой маленький, беззащитный.
Вчера еще я строила планы на будущее. Представляла, как Саша пойдет в школу, как буду помогать ему с уроками, как он будет играть с младшим братиком или сестричкой. Мечтала о семейных поездках, праздниках, совместных вечерах.
Теперь все рушится. И я даже не знаю, как объяснить ребенку, что папа больше не будет жить с нами. Как сказать, что у папы есть другая тетя, которую он любит больше, чем маму?
Сижу так некоторое время, пока не слышу родное:
– Мамочка! – Саша проснулся и увидел меня через стекло.
Вскакиваю, иду в группу. Мой мальчик сидит на кровати, протирает глазки кулачками.
– Привет, солнышко, – обнимаю его, и впервые за весь день чувствую что-то настоящее, теплое.
– А где папа? Он обещал приехать с тобой.
Сердце сжимается. Обещал? Когда?
– Папа на работе, – отвечаю, помогая ему одеваться. – Зато мы с тобой проведем весь вечер вместе.
– Ура! – радуется Саша, и его искренняя радость от перспективы провести время со мной согревает душу.
Одеваем его, собираем вещи. Прощаемся с воспитательницей, выходим на улицу. Саша тянет меня к качелям.
– Можно еще немножко поиграть?
Обычно я бы отказалась, сославшись на дела дома, ужин, который нужно приготовить. Но сегодня необычный день.
– Конечно, играй, – соглашаюсь.
Сажусь на скамейку, наблюдаю, как сын качается на качелях, съезжает с горки, гоняется с другими детьми. Его смех, чистый и беззаботный, звучит как музыка. Хочется растянуть этот момент, не возвращаться в реальность.
Сижу на краю кровати, сжимая второй тест в дрожащих руках. Две полоски смотрят на меня как обвинительный приговор. Максим знает. Эта мысль пульсирует в висках, отдается болью в каждой клеточке тела. Он знает о беременности и уже строит новые планы. Год отсрочки перед окончательным избавлением от ненужной жены.
Встаю на подкашивающихся ногах, иду в ванную. Руки трясутся так сильно, что с трудом удается разорвать пластик теста на мелкие кусочки. Смываю их в унитаз, затем еще раз, и еще, пока не исчезнет последний осколок.
Возвращаюсь в спальню и внезапно замираю как громом пораженная.
Первый тест.
Боже мой, где первый тест?!
Кровь стынет в жилах, когда осознание обрушивается всей тяжестью. В панике утром, в доме свекра, прячась в шкафу... Тест выскользнул из рук, и я подхватила его, сунула в карман пальто. А потом... потом была встреча с Денисом, притворство, разговоры...
Лихорадочно шарю по карманам домашнего халата. Пустые. Бегу в прихожую, проверяю пальто. Карманы пустые. Сумка... роюсь в сумке, выворачиваю все содержимое на пол. Ключи, помада, кошелек, салфетки, но теста нет.
Где же он?!
Пытаюсь восстановить хронологию событий, но мысли путаются от паники. Помню, как прятала тест в коробочку дома. Помню, как сжимала его в шкафу, слушая их разговор. А дальше... дальше провал.
Неужели уронила его там, в шкафу между костюмами? Или может, выронила в кабинете, когда выходила? А что если он сейчас лежит на полу, и его может найти кто угодно?
Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот разорвется. Холодный пот покрывает все тело, руки дрожат так, что не могу застегнуть пуговицы на рубашке. Если тест найдут... если Максим или его отец обнаружат его в кабинете...
Боже, какая же я идиотка! Как можно было забыть такую важную улику?!
Бросаюсь к телефону, набираю номер такси. Нужно ехать обратно. Прямо сейчас. Пока все не спят, пока дом не погрузился в полную тишину. Под каким предлогом? Забыла... что-то забыла. Телефон? Нет, он у меня. Украшение? Какое украшение я могла там снять?
– Мама! – зовет Саша из гостиной. – А можно мультики посмотреть?
Саша... не могу оставить его одного. Но и взять с собой нельзя, слишком поздно для ребенка. К тому же, как объяснить, зачем мы едем к дедушке в такое время?
– Конечно, солнышко! – откликаюсь, стараясь, чтобы голос звучал нормально.
Возвращаюсь к сыну, включаю телевизор. Руки все еще трясутся, и Саша это замечает.
– Мам, ты дрожишь, – удивленно говорит он. – Тебе холодно?
– Немножко, – киваю, укрываясь пледом. – Сейчас согреюсь.
Саша устраивается рядом, прижимается к моему боку. Его детское тепло немного успокаивает, но мысли продолжают метаться как бешеные. Тест там, в доме. Доказательство моей беременности может найти кто угодно. А если уже нашли?
Вспоминаю лицо Дениса, когда он встретил меня у задней двери. Подозрительное, изучающее. Он что-то заподозрил уже тогда. А если он вернулся в кабинет после нашего ухода? Если обыскал его более тщательно?
Нет, нет, нет! Не могу так думать. Нужно действовать.
Жду, пока Саша увлекается мультфильмами, и тихо звоню соседке тете Вале. Пожилая женщина, которая живет через стену и часто помогает с Сашей.
– Алло, тетя Валя? Это Алиса. Извините, что беспокою так поздно...
– Алисочка, дорогая! Что случилось? Ты звучишь взволнованно.
– У меня возникла срочная ситуация. Можете посидеть с Сашей полчаса? Мне нужно срочно съездить... к врачу.
Ложь дается легко, когда на кону стоит так много.
– Конечно, конечно! Уже иду.
Через пять минут тетя Валя стучится в дверь. Добродушная женщина в домашнем халате и тапочках, с вечно озабоченным выражением лица.
– Что случилось, деточка? Ты бледная как стена.
– Ничего серьезного, – торопливо собираю сумку, надеваю пальто. – Просто нужно срочно к дежурному врачу. Саша уже поужинал, скоро ляжет спать.
– Не волнуйся, мы с ним справимся. А Максим где?
– На работе задержался. Я быстро, максимум час.
Целую сына, который даже не отрывается от мультиков.
– Мама скоро вернется, – шепчу ему на ухо.
На улице вызываю такси. Руки дрожат так сильно, что с трудом попадаю пальцем по экрану телефона. Время тянется мучительно медленно. Каждая секунда может оказаться решающей.
Машина подъезжает через десять минут, но мне кажется, прошла целая вечность. Садюсь, называю адрес особняка.
– Срочно? – спрашивает водитель, глядя на мое состояние.
– Очень, – выдавливаю из себя.
Всю дорогу мысленно молюсь, чтобы тест еще был там, где я его потеряла. Чтобы никто его не нашел. Чтобы успеть забрать его до того, как обнаружат.
В воображении прокручиваю самые страшные сценарии. Максим находит тест и понимает, что я знаю о его планах. Отец Максима обнаруживает улику и устраивает семейный совет. Денис поднимает тревогу...
Всю дорогу молчу, глядя в окно на мелькающие фонари. В голове мысленно прокручиваю план действий. Зайти в дом под каким-то предлогом. Пройти в кабинет или ванную комнату. Найти тест. Незаметно забрать его и уничтожить. Звучит просто, но в реальности каждый шаг может обернуться катастрофой.
В воображении прокручиваю самые страшные сценарии. Максим находит тест и понимает, что я знаю о его планах. Отец Максима обнаруживает улику и устраивает семейный совет. Денис поднимает тревогу и организует облаву... Каждый сценарий заканчивается моим полным поражением и унижением.
– Приехали, – сообщает водитель, останавливаясь у знакомых кованых ворот.
Особняк свекра возвышается передо мной в вечерних сумерках как мрачная крепость. Окна первого этажа освещены теплым желтым светом, но второй этаж погружен во тьму. Значит, кто-то дома. Сердце готово выпрыгнуть из груди от одного вида этого дома, где несколько часов назад рухнул мой мир.
Расплачиваюсь с водителем дрожащими руками, выхожу на тротуар. Холодный вечерний воздух ударяет в разгоряченное лицо, но меня продолжает знобить. Машина уезжает, оставляя меня один на один с моими страхами.
Медленно подхожу к входной двери, каждый шаг дается с трудом. Ноги словно налиты свинцом, дышать становится все труднее. Рука замирает над звонком. Что скажу? Под каким предлогом объясню второй визит за день? Что за важное дело заставило меня бросить ребенка и мчаться сюда в вечернее время?
Глубоко вдыхаю, стараясь успокоиться, но воздух словно не попадает в сдавленные страхом легкие. В горле стоит ком, мешающий глотать. Нужно придумать правдоподобную историю. Что-то такое, во что поверят даже подозрительные родственники мужа.
Нажимаю кнопку звонка. Мелодичный двухтонный звон эхом разносится по дому, и каждая нота отдается болью в висках. Жду, считая секунды и прислушиваясь к звукам из дома. Десять секунд, двадцать, тридцать... Может, никого нет дома? Может, свет забыли выключить, уехав по своим делам?
Но надежда рушится, когда слышу приближающиеся шаги. Тяжелые, размеренные, уверенные. Не Максим, ведь он двигается быстрее и легче. Не свекор, у него походка более солидная, степенная. Денис. Конечно, Денис.
Мысленно готовлю объяснение, подбираю слова, стараюсь придать лицу естественное выражение. Но когда дверь открывается, все заготовленные фразы вылетают из головы.
Передо мной появляется младший брат мужа в домашней одежде. Темные волосы слегка растрепаны, дорогая рубашка расстегнута на несколько пуговиц, открывая загорелую грудь. В руке хрустальный бокал с чем-то янтарным. Выражение лица меняется от легкого удивления к плохо скрываемому любопытству, а затем к чему-то похожему на хищное удовлетворение.
– Алиса? – медленно произносит мое имя, растягивая гласные, словно пробуя его на вкус. – Какие еще сюрпризы...
Его серые глаза, такие же холодные и расчетливые, как у Максима, но более хитрые, оглядывают меня с головы до ног. Изучающий взгляд задерживается на моем взъерошенном виде, на дрожащих руках, на бледном лице. Словно он видит мое состояние насквозь и получает от этого какое-то извращенное удовольствие.
– Привет, Денис, – стараюсь улыбнуться, но чувствую, как лицевые мышцы сводит судорогой. – Извини, что беспокою так поздно.
– Поздно? – театрально смотрит на дорогие швейцарские часы на запястье, поблескивающие золотом в свете фонаря. – Даже девяти нет. Но для второго визита за день... весьма необычно. Входи.
В его голосе звучит что-то такое, отчего по спине пробегает неприятная дрожь. Не просто удивление, а какое-то скрытое торжество. Словно он ждал моего появления. Словно знал, что я вернусь.
Отступает в сторону, приглашающе жестом указывая вглубь дома. Запах дорогого коньяка смешивается с ароматом кожаной мебели и полированного дерева, создавая удушающую атмосферу богатства и власти. В холле горит лишь один хрустальный светильник, создавая полумрак и причудливые тени на стенах, украшенных старинными картинами.
– Максим дома? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал естественно, но слышу, как он дрожит.
Снимаю пальто скользкими от пота руками, и оно чуть не выскальзывает из пальцев. Денис наблюдает за моей неловкостью с видом кота, играющего с пойманной мышкой.
– Нет, – отвечает он медленно, делая глоток из бокала и не спуская с меня внимательного взгляда. – Уехал с отцом по делам. Срочные переговоры с зарубежными партнерами затянулись. – Пауза, полная скрытого смысла. – А ты разве не знала?
– Знала, конечно, – выбираю меньшее из зол. – Просто подумала, может, переговоры закончились раньше, и они уже вернулись.
– К сожалению, нет, – качает головой Денис, и в его движении читается фальшивое сожаление. – Будут очень поздно. После полуночи не раньше. – Еще один глоток, еще один пронзительный взгляд. – Так зачем пришла? Второй раз за день это уже становится традицией.
Его слова звучат с легкой насмешкой, но в глазах плещется что-то более опасное. Любопытство хищника, почуявшего слабость жертвы.
Вопрос требует ответа, а в голове крутится лишь одна мысль: тест, нужно найти тест! Но как объяснить свой приезд, не выдав истинную причину?
Дорогие читатели!
Приглашаю в новинку
– Так зачем пришла? Второй раз за день это уже становится традицией.
– Я... я кажется, забыла украшение, – выпаливаю первое, что приходит в голову, но сразу понимаю, что это звучит неубедительно. – В ванной комнате, когда поправляла прическу после прогулки по саду.
– Украшение? – повторяет Денис, и в его голосе звучит откровенное недоверие. – Какое именно?
Мозг лихорадочно ищет подходящий ответ. Что я могла снять в ванной? Что могло быть настолько важным, чтобы ехать за ним в такое время?
– Браслет, – говорю наугад. – Золотой, с гравировкой. Очень дорог мне, подарок от покойной бабушки.
Денис медленно кивает, но в его кивке нет ни капли убежденности. Он знает, что я лгу. Вопрос лишь в том, знает ли он, зачем я лгу.
– Браслет от бабушки, – повторяет он мои слова с той же театральной интонацией. – И ты решила приехать за ним в такое время? Не могла подождать до завтра?
– Завтра у меня важная встреча, – продолжаю плести паутину лжи, в которой сама же и запутываюсь. – Хотела надеть браслет, а вспомнила только сейчас, что забыла его здесь.
– Важная встреча, – кивает Денис. – И браслет от покойной бабушки так важен для этой встречи?
– Он приносит удачу, – слабо улыбаюсь, понимая, как глупо это звучит.
– Понятно, – в его голосе звучит плохо скрываемая ирония. – Тогда иди, ищи свой талисман. Я подожду здесь.
Он отходит к камину, где в хрустальной пепельнице тлеет дорогая сигара, распространяя терпкий аромат табака. Облокачивается о каминную полку в расслабленной позе, но глаза не отпускают меня ни на секунду.
Поднимаюсь по ступеням, чувствуя его взгляд между лопаток как лезвие ножа. Каждый шаг отдается болью в коленях, ноги словно налиты свинцом. Мраморная лестница холодная под ладонью, перила скользкие от пота моих рук.
Добираюсь до второго этажа и останавливаюсь в коридоре, прислушиваясь к звукам. Внизу царит тишина, лишь изредка доносится тихий звон хрусталя. Денис допивает свой напиток. Кажется, он остался в холле, но ощущение слежки не покидает меня.
Тихо, как воровка, крадусь к кабинету свекра. Именно там я могла потерять тест. Либо в самом кабинете, либо в шкафу, где пряталась. Дверь кабинета заперта. Пробую повернуть тяжелую бронзовую ручку, но она не поддается ни на миллиметр.
Разочарование и паника смешиваются в груди удушающим коктейлем. Если дверь заперта, значит, там уже навели полный порядок после сегодняшнего... представления. Значит, все проверили, все осмотрели до мелочей. И если тест был там, его уже давно нашли.
Но может быть, он все-таки в ванной? Туда я точно заходила, там точно была возможность его потерять… Господи, надо успокоится, выдохнуть, просто вспомнить. В мусорной корзине, завернутый в туалетную бумагу?
Иду в гостевую ванную комнату, включаю яркий свет. Все выглядит безупречно чисто, как всегда в этом доме. Дорогая керамическая плитка блестит, хрустальные полочки сверкают, в воздухе витает аромат дорогих французских освежителей.
Опускаюсь на колени, заглядываю в элегантную плетеную корзину для мусора. Она абсолютно пуста. Настолько пуста, что даже использованных салфеток нет. Словно ее недавно вычистили до идеального состояния.
Встаю на дрожащих ногах, чувствуя, как надежда окончательно покидает меня. Корзину вычистили. Когда? Домработница убирает обычно по утрам, но сегодня был особенный день. Возможно, прибирали дополнительно, стирая все следы...
Тест исчез. Либо его просто выбросили вместе с мусором, не обратив внимания на содержимое, либо... либо кто-то развернул мятую туалетную бумагу и обнаружил то, что могло разрушить мою жизнь.
– Алиса! – голос Дениса снизу заставляет подпрыгнуть от неожиданности, сердце пропускает удар. – Как дела с поисками? Нашла свое сокровище?
– Пока ищу! – отзываюсь, стараясь, чтобы голос звучал обнадеживающе.
Но что искать? Браслета никакого нет, его никогда здесь не было. А тест... тест либо на городской свалке среди прочего мусора, либо в чьих-то нехороших руках.
Медленно выхожу из ванной, спускаюсь по лестнице. Ноги подкашиваются от слабости и страха. Денис стоит там же, где я его оставила, но бокал в его руке теперь пуст. Лицо стало более жестким, менее дружелюбным. В глазах плещется что-то хищное и торжествующее.
– Ну что, нашла фамильную реликвию? – спрашивает он с иронией, которая режет как лезвие.
– Нет, – качаю головой, стараясь выглядеть расстроенной. – Видимо, забыла не здесь. Может, потеряла по дороге домой или в такси.
– Может быть, – соглашается он, но в его голосе звучит полное неверие. – Жаль, что время потратила впустую. И таксисту деньги заплатила зря.
– Бывает, – пожимаю плечами с наигранным равнодушием, хотя внутри все сжимается от ужаса.
Надеваю пальто дрожащими руками. Пальцы не слушаются, застежки не хотят застегиваться. Денис наблюдает за моими мучениями с выражением садистского любопытства, словно наслаждается моим бедственным положением.
– Алиса, – произносит он, когда я наконец справляюсь с пальто.
– Да? – оборачиваюсь, рука уже лежит на холодной дверной ручке.
Кровь стынет в жилах. Он знает. Или догадывается. Вопрос лишь в том, насколько много он знает.
– Что ты имеешь в виду? – стараюсь казаться недоуменной, но голос предательски дрожит.
– Утром приезжаешь неожиданно, якобы чтобы сделать сюрприз мужу, – начинает перечислять он, словно следователь, зачитывающий обвинительное заключение. – Причем ведешь себя очень странно – прячешься в саду, врешь о заблокированной двери. Вечером возвращаешься за забытым браслетом, которого, как мы оба понимаем, никогда не было.
Каждое его слово попадает в цель как отравленная стрела. Он действительно все знает. Вопрос только, что именно он собирается с этим знанием делать.
– При этом выглядишь так, будто увидела привидение, – продолжает Денис, медленно приближаясь ко мне. – Руки трясутся, лицо бледное, глаза красные от слез.
– Я просто устала, – слабо возражаю. – Долгий тяжелый день.
– Устала, – повторяет он с усмешкой. – А что, если я скажу тебе, что сегодня утром, после того как ты ушла, мы с отцом решили еще раз тщательно осмотреть кабинет?
Сердце замирает, дышать становится невозможно. Ощущение, что пол уходит из-под ног, а стены начинают сдвигаться, готовые раздавить меня.
– Зачем? – с трудом выдавливаю из себя.
– А затем, что Максим вел себя очень странно после твоего неожиданного визита, – отвечает Денис, наслаждаясь каждым словом. – Нервничал, что-то искал, несколько раз переспрашивал, точно ли ты не заходила в кабинет.
Он делает паузу, позволяя словам достичь цели, а затем продолжает с дьявольской улыбкой:
– И знаешь, что мы нашли при более тщательном осмотре?
Молчу, не в состоянии произнести ни слова. Горло сжато так, что любой звук может превратиться в крик ужаса.
Денис медленно, театрально запускает руку в карман дорогих брюк и достает знакомый белый пластик. Тест на беременность. Мой тест с двумя яркими полосками, которые теперь кажутся приговором.
– Не это ли ты искала? – спрашивает он с торжествующей усмешкой, поворачивая тест в руках так, чтобы я могла хорошо рассмотреть результат.
Мир вокруг начинает кружиться и расплываться. Стены ходят ходуном, пол качается как палуба корабля в шторм. Хватаюсь дрожащей рукой за стену, чтобы не упасть. Кровь отливает от лица, в ушах шумит, перед глазами все плывет.
– Где... где ты его нашел? – шепчу едва слышно.
– В мусорном ведре гостевой ванной комнаты, – отвечает Денис с видимым удовлетворением, медленно поворачивая тест в пальцах. – Очень аккуратно завернутый в туалетную бумагу, как драгоценность. Кто-то очень старался его спрятать от посторонних глаз.
– Это не мой, – лгу автоматически, хотя понимаю, что это абсолютно бессмысленно.
– Не твой? – смеется Денис, но смех холодный, жестокий. – Интересно. А чей же тогда? Нашей пожилой домработницы Елены Петровны? Она на пенсии уже десять лет и живет с котами.
Молчу, сжимая губы в тонкую линию и отводя взгляд.
– Или, может быть, это твой дорогой муж проверял, не беременен ли он случаем? – продолжает издеваться Денис. – Мужчины тоже иногда делают такие тесты, я слышал.
– Отдай мне это, – протягиваю дрожащую руку.
– Зачем? – прячет тест за спину с детской непосредственностью. – Ты же утверждаешь, что он не твой.
Понимаю, что попалась в ловушку собственной лжи. Если признаюсь, что тест мой, придется объяснять, зачем выбросила его в чужом доме. Если продолжу отрицать, он может рассказать обо всем Максиму или свекру.
– Хорошо, – тяжело вздыхаю, сдаваясь. – Это мой тест.
– Вот как, – торжествующе улыбается Денис, словно выиграл важную партию в шахматы. – Наконец-то правда! И что же он показывает, этот твой тест?
– Ты сам видишь, – шепчу, опустив голову.
– Вижу две яркие полоски, – констатирует он с наслаждением. – Насколько я понимаю из рекламы, это означает беременность, верно?
Киваю, чувствуя, как по лицу текут слезы стыда и унижения. Вся моя попытка сохранить тайну рухнула. Теперь он знает все.
– Поздравляю, дорогая золовка, – говорит Денис с издевательской интонацией, слегка поднимая бокал в пародии на тост. – Максим уже в курсе этой радостной новости?
– Нет, – качаю головой. – То есть... возможно, догадывается по изменениям в моем состоянии, но я еще не говорила ему официально.
– Понятно, – медленно кивает Денис. – И ты решила сделать тест именно здесь, в нашем семейном доме, потому что...?
– Я хотела рассказать ему сегодня за семейным ужином, – объясняю, понимая, как жалко и нелепо это звучит. – Думала, найду подходящий романтичный момент, когда мы останемся наедине.
– Но планы изменились, – констатирует он. – Ужин отменился, и тебе пришлось срочно уничтожать компрометирующие улики.
– Да, – соглашаюсь, чувствуя себя пойманной преступницей.
– Хочешь знать, что я думаю по этому поводу? – спрашивает Денис, приближаясь еще ближе.
Его близость вызывает приступ паники. Запах дорогого одеколона смешивается с ароматом коньяка и табака, создавая удушающую атмосферу власти и опасности.
Слова Дениса повисают в воздухе, тяжелые и угрожающие. Хватаюсь за дверную ручку, пытаясь найти опору в реальности, которая стремительно рушится вокруг.
– Что ты имеешь в виду? – шепчу, хотя уже догадываюсь о ответе.
Денис медленно приближается, каждый его шаг отдается глухим стуком в висках. Запах дорогого коньяка становится удушающим, когда он оказывается слишком близко. Его серые глаза изучают мое лицо с каким-то хищным любопытством, словно он наслаждается моим страхом.
– Имею в виду, что твое положение в нашей семье давно обсуждается, – произносит он медленно, смакуя каждое слово. – Думаешь, только сегодня Максим говорил о твоем... функциональном назначении?
Колени подкашиваются, приходится всем весом опираться на дверь за спиной. Холодное дерево впивается в позвоночник, но эта боль ничто по сравнению с той, что разрастается в груди.
– Не понимаю, – бормочу, хотя понимаю слишком хорошо.
– Не понимаешь? – смеется он, и этот смех напоминает скрежет металла по стеклу. – Тогда объясню подробнее. Максим женился на тебе не по любви. Это была сделка. Выгодная для всех, кроме тебя.
Каждое слово вонзается в сердце как ледяной кинжал. Воздуха не хватает, дышать становится невыносимо трудно. Перед глазами все плывет, стены коридора начинают сдвигаться.
– Договор между семьями, – продолжает Денис, явно наслаждаясь моим состоянием. – Максим получил доступ к связям твоего отца, ты получила красивую жизнь и статус. Все довольны.
– Нет, – качаю головой, отказываясь верить. – Нет, это неправда.
– Правда, милая, – он наклоняется ближе, и я чувствую его дыхание на своем лице. – Самая настоящая правда. Думаешь, почему Максим так быстро сделал тебе предложение после знакомства? Почему настаивал на скорой свадьбе?
Воспоминания обрушиваются лавиной. Действительно, все происходило слишком стремительно. Три месяца знакомства, и он уже стоял на одном колене с кольцом. Говорил о любви с первого взгляда, о судьбе, о том, что не хочет терять ни дня.
– Это была любовь, – упрямо твержу, цепляясь за последние остатки иллюзий.
– Любовь? – фыркает Денис. – Дорогая моя, это был расчет. Холодный и точный. Твой отец владел нужными контактами в правительстве. Максиму нужна была жена с безупречной репутацией для поддержания имиджа. Ты идеально подходила на эту роль.
Тошнота подкатывает к горлу волнами. Опускаю взгляд на собственные руки, они дрожат так сильно, что пальцы размываются в единое пятно.
– А ребенок? – с трудом выдавливаю вопрос. – Саша... он тоже был частью сделки?
– Конечно, – Денис пожимает плечами с показной небрежностью. – Наследник. Продолжатель рода. Обязательный пункт любого династического брака.
Династического брака. Вот как они это называют. Не семьей, не любовью, не счастьем. Династическим браком.
– Теперь понимаешь, почему Максим не спешил со вторым ребенком? – продолжает Денис, словно читая мои мысли. – Зачем ему лишние обязательства? Один наследник уже есть. Этого достаточно.
Рука инстинктивно ложится на живот, где уже растет новая жизнь. Жизнь, о которой отец даже не хочет знать. Или хочет, но только как о новом обязательстве, которое свяжет его со мной еще на год.
– Что же будет дальше? – спрашиваю, заранее боясь услышать ответ.
Денис отступает на шаг, скрещивает руки на груди и смотрит на меня с выражением ученого, изучающего интересный образец.
– Дальше? – повторяет он задумчиво. – А дальше все зависит от того, насколько разумной ты окажешься.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Максим планирует развестись с тобой совсем скоро, – произносит он спокойно, словно речь идет о смене обоев в гостиной. – Пока Саша не достиг достаточного возраста для ребенка, когда спокойно пережить развод родителей будет сложно.
Сашеньке сейчас два.
– Но вот незадача, – продолжает Денис с притворным сочувствием. – Ты оказалась беременна. И это немного меняет планы.
– Меняет? – переспрашиваю, цепляясь за слабую надежду.
– Конечно, – кивает он. – Нельзя разводиться с беременной женой. Имидж пострадает. Общество не поймет. Так что придется подождать еще год. До рождения второго ребенка.
Год. Всего год отсрочки. А потом что?
– А потом тебе предложат достойную компенсацию, – Денис словно читает вопрос в моих глазах. – Квартиру в хорошем районе, ежемесячное содержание, возможность иногда видеться с детьми.
– С детьми? – голос срывается на крик. – Иногда видеться с моими собственными детьми?
– Разумеется, – спокойно кивает он. – Дети останутся с отцом. У него больше возможностей обеспечить им достойное будущее. Ты же понимаешь, что твоя зарплата бухгалтера не позволит тебе содержать двоих детей на должном уровне.
Стены окончательно начинают сдвигаться, пол уходит из-под ног. Хватаю ртом воздух, но легкие не хотят наполняться. Перед глазами все темнеет, в ушах нарастает гул.
– Дыши, – приказывает Денис, хватая за плечи и не давая упасть. – Дыши, не устраивай истерику.
– Есть один вариант избежать такого финала, – продолжает Денис с издевательской интонацией.
– Какой? – шепчу, цепляясь за любую надежду.
– Ты можешь стать разумной, – отвечает он, медленно обходя вокруг меня, как хищник вокруг жертвы. – Принять условия. Родить второго ребенка спокойно, под присмотром лучших врачей. Получить достойную компенсацию. И тихо уйти из жизни семьи.
Его рука ложится на мое плечо, тяжелая и властная. Вздрагиваю от прикосновения, но он не убирает ладонь.
– Максим позаботится о тебе, – продолжает он убеждающим тоном. – Квартира в хорошем районе, достойное содержание, медицинская страховка. Ты сможешь спокойно растить детей... когда они будут приезжать к тебе на выходные.
На выходные. Как в гости. К чужой тете.
– Это все неправда, – шепчу, отчаянно цепляясь за последнюю надежду. – Ты врешь. Максим не может так поступить.
– Не может? – усмехается Денис. – Дорогая, он уже так поступил. Пять лет ты жила во лжи. Пять лет он изображал любящего мужа, хотя для него ты всего лишь красивая оболочка для продолжения рода.
Слезы текут по щекам горячими ручьями, но я даже не пытаюсь их вытереть. Руки висят плетьми вдоль тела, словно кто-то перерезал все нити, управляющие мышцами. Каждое слово Дениса вонзается в грудь острыми осколками, разрывая последние остатки надежды на то, что это просто кошмар, от которого можно проснуться.
– Ты врешь, – повторяю, но голос звучит жалко, неубедительно даже для меня самой. – Максим не может так поступить. Он... он отец моих детей.
– Именно поэтому и может, – Денис делает шаг ближе, его присутствие давит всей тяжестью власти и уверенности. – Дети для него не эмоциональная привязанность. Это продолжение рода. Наследники империи. А ты всего лишь инкубатор, который выполнил свою функцию.
Инкубатор. Это слово эхом отдается в голове, многократно усиливая боль. Вспоминаю роды Саши, как Максим держал мою руку, как улыбался, глядя на новорожденного сына. Неужели даже тогда он играл роль? Изображал радость, которой не чувствовал?
– Знаешь, что самое забавное? – продолжает Денис, его пальцы все еще сжимают тест на беременность, поворачивая пластик в свете люстры так, что две полоски кажутся приговором, высеченным в камне. – Максим даже благодарен тебе за эту вторую беременность.
– Благодарен? – переспрашиваю, не понимая, как можно быть благодарным за то, что усложняет планы по избавлению от ненужной жены.
– Конечно, – кивает он с усмешкой, в которой читается жестокое удовольствие от моего страдания. – Теперь у него будет достаточно времени, чтобы все организовать правильно. Найти хорошую квартиру для тебя, оформить все документы, подготовить детей к переменам. Год вполне достаточный срок для плавного перехода.
Плавного перехода. Как будто речь идет о смене времен года или переезде в новый офис, а не о разрушении семьи, о лишении матери детей, о превращении человека в пустую оболочку.
– И знаешь, что еще? – Денис наклоняется ближе, так близко, что я чувствую запах дорогого коньяка в его дыхании, смешанный с чем-то горьким и удушающим. – Аня уже выбирает обои для детской в новом доме. Она хочет стать идеальной мачехой для твоих детей.
Мачехой. Для Саши. Для малыша, который еще даже не родился. Тошнота накатывает волной, такой сильной, что приходится сглотнуть несколько раз, борясь с желанием согнуться пополам и опустошить желудок прямо здесь, на дорогом паркете особняка.
– Ты представляешь? – не унимается Денис, явно наслаждаясь тем, как его слова разрывают меня изнутри. – Твой Сашенька будет называть ее мамой. Младший вообще не запомнит тебя как постоянное присутствие в жизни. Ты станешь тетей, которая приходит иногда поиграть и приносит подарки.
Картинка разворачивается перед глазами с ужасающей ясностью. Аня, эта рыжеволосая красавица, держит за руку моего сына. Ведет его в школу, встречает после уроков. Укладывает спать, читает сказки на ночь. Целует царапины и утешает после падений. Делает все то, что должна делать я. Мать.
– Нет, – шепчу, качая головой, отказываясь принимать эту реальность. – Нет, я не позволю. Буду бороться. Найду адвокатов, докажу...
– Что именно ты докажешь? – перебивает Денис, и в его голосе звучит такое презрение, что хочется провалиться сквозь землю. – Что ты хорошая мать? Максим не оспаривает это. Он просто докажет, что он лучший родитель. Более стабильный финансово. С лучшими возможностями для образования детей. С безупречной репутацией в обществе.
Каждый аргумент попадает точно в цель, потому что это правда. Неоспоримая, жестокая правда. Я не могу дать детям того, что может дать Максим. У меня нет его денег, связей, влияния. Я просто мать, которая любит своих детей всем сердцем. Но достаточно ли этого?
– Более того, – продолжает Денис, обходя вокруг меня медленным кругом, как хищник, который уже почуял победу. – Если ты попытаешься сопротивляться, Максим представит тебя как эмоционально нестабильную женщину. Склонную к истерикам. Неспособную адекватно реагировать на жизненные ситуации.
– Это ложь! – вырывается крик из груди, такой отчаянный и жалкий, что сама себе противна.
– Ложь? – смеется он, и этот смех напоминает лай голодной собаки. – Дорогая Алиса, посмотри на себя. Ты стоишь в чужом доме в девять вечера, рыдаешь, не можешь связать двух слов. Твои руки трясутся так сильно, что ты едва держишься на ногах. Как думаешь, какое впечатление ты произведешь в суде?
– А теперь представь, – голос Дениса становится почти гипнотическим, обволакивающим, – Что на суде появятся свидетели. Домработница расскажет, как ты устраивала истерики по пустякам. Соседка припомнит случай, когда ты кричала на ребенка. Воспитательница в детском саду засвидетельствует, что Саша часто приходил расстроенным после выходных с матерью.
– Это будет ложь, – шепчу, но уверенность покидает меня с каждой секундой. – Чистая ложь.
– Конечно, будет ложью, – соглашается Денис с усмешкой. – Но кто в этом разберется? У Максима достаточно денег, чтобы сделать ложь правдоподобной. Достаточно связей, чтобы нужные люди оказались в нужное время в нужном месте. Достаточно влияния, чтобы суд принял решение в его пользу.
Стены окончательно начинают сдвигаться, потолок опускается, давя на плечи невыносимой тяжестью. Воздуха не хватает, легкие судорожно хватают кислород, но его словно становится меньше с каждым вдохом. Перед глазами все плывет, черные точки танцуют в периферийном зрении.
– Дыши, – приказывает Денис, хватая за плечи крепкими руками, не давая упасть на холодный паркет. – Глубже. Медленнее. Не устраивай мне здесь истерику.
Заставляю себя вдохнуть полной грудью, задержать воздух, медленно выдохнуть. Раз. Два. Три. Темнота отступает, но ужас остается, разрастаясь с каждой секундой, заполняя каждую клеточку тела.
– Вот так лучше, – кивает он одобрительно, словно хвалит послушную собаку. – Видишь, как легко ты теряешь контроль? Именно это Максим и представит суду. Нестабильная женщина, неспособная справляться со стрессом.
– Что мне делать? – вырывается вопрос из самой глубины души. – Скажи, что мне делать?
Денис отпускает мои плечи, отступает на шаг, скрещивает руки на груди. Изучает меня долгим взглядом, в котором читается что-то хищное и торжествующее. Словно он ждал именно этого момента, когда я сломаюсь, когда буду готова на все, лишь бы не потерять детей.
– Есть один способ, – произносит он медленно, растягивая слова, наслаждаясь моментом. – Один единственный способ, как ты можешь изменить ситуацию в свою пользу.
– Какой? – цепляюсь за соломинку, не замечая, как она превращается в удавку. – Скажи, я сделаю все!
– Все? – переспрашивает он, и в его глазах вспыхивает что-то темное, опасное. – Уверена, что готова на все?
– Да, – киваю, не задумываясь о последствиях. – Все, что угодно, лишь бы не потерять детей.
Денис молчит несколько секунд, которые растягиваются в вечность. Затем медленно, очень медленно улыбается. Эта улыбка совершенно не достигает глаз, в которых плещется холодный расчет.
– Тогда слушай внимательно, – говорит он, приближаясь снова, вторгаясь в личное пространство так, что приходится прижаться спиной к холодной двери. – Я могу помочь тебе. Могу убедить Максима не торопиться с разводом. Могу даже попытаться изменить его отношение к тебе.
– Правда? – вспыхивает надежда, такая яркая и отчаянная, что хочется схватиться за нее обеими руками. – Ты можешь это сделать?
– Могу, – кивает он. – У меня есть влияние на брата. Он прислушивается к моему мнению. Если я скажу, что развод сейчас навредит семейному бизнесу, он подождет.
– Тогда скажи! – умоляю, хватая его за рукав дорогой рубашки. – Пожалуйста, скажи ему!
– Не так быстро, – отстраняет мою руку, но делает это без грубости, почти нежно. – Я же говорил, в этом мире все имеет свою цену. И мое молчание, и мое влияние на Максима тоже имеют цену.
Сердце замирает, предчувствуя что-то ужасное. Смотрю в его серые глаза, такие похожие на глаза Максима, но еще более холодные, расчетливые, лишенные каких-либо угрызений совести.
– Какую цену? – шепчу, уже догадываясь, но не желая озвучивать догадку.
– Ты умная женщина, Алиса, – говорит Денис, поднимая руку и медленно проводя пальцами по моей щеке, стирая дорожку от слез. – Думаю, ты прекрасно понимаешь, чего я хочу.
Его прикосновение жжет как раскаленное железо. Отшатываюсь, прижимаясь спиной к двери еще сильнее, но отступать некуда. Позади только улица, темнота, неизвестность. А впереди он. Брат моего мужа. Человек, который держит в руках мою судьбу и судьбу моих детей.
– Нет, – качаю головой, отказываясь верить в то, что слышу. – Ты не можешь этого требовать.
– Могу, – просто отвечает он, и в его голосе нет ни стыда, ни сожаления. – И требую. Одна ночь, Алиса. Всего одна ночь в обмен на мое молчание о твоих... находках сегодня утром. В обмен на мою поддержку в семейных делах.
– Это шантаж, – выдавливаю из себя, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой, болезненный узел.
– Назови это как хочешь, – пожимает плечами Денис, явно не испытывая никаких моральных терзаний. – Я называю это взаимовыгодным обменом. Ты получаешь время и возможность сохранить семью. Я получаю то, чего хотел с момента, как Максим привел тебя в наш дом.
Последние слова обрушиваются как удар молнии. Значит, это не спонтанное решение, не внезапное желание, вызванное моей уязвимостью. Он хотел этого все эти годы. Наблюдал, ждал подходящего момента. И вот он настал.
Дорогие читатели!
Приглашаю в новинку Ольги Шо
Предатель. Из пепла твоей лжи
Слова Дениса повисают в воздухе как грязное облако, и я отчаянно пытаюсь понять, правильно ли услышала. Мозг отказывается обрабатывать информацию, словно включается защитный механизм, не желающий признавать реальность происходящего.
– С момента, как Максим привел тебя в наш дом, – повторяю медленно, и собственный голос кажется чужим, далеким. – Что ты имеешь в виду?
Денис усмехается, и эта усмешка напоминает оскал хищника, почуявшего кровь. Делает шаг ближе, вторгаясь в личное пространство так, что чувствую запах дорогого одеколона, смешанный с ароматом коньяка. Запах власти и денег, такой же удушающий, как атмосфера в этом проклятом доме.
– Имею в виду, что ты всегда мне нравилась, – произносит медленно, смакуя каждое слово. – С первого дня, когда Максим привел тебя на семейный обед. Помнишь? Ты была в голубом платье, волосы распущены, улыбалась так робко, пытаясь произвести хорошее впечатление на семью брата.
Воспоминание всплывает помимо воли. Действительно, было голубое платье, купленное специально для знакомства с родителями Максима. Потратила половину стипендии на этот наряд, хотела выглядеть достойно, чтобы его семья приняла простую студентку. Денис тогда сидел напротив, улыбался вежливо, говорил комплименты. Я приняла его дружелюбие за искреннее радушие. Какой же наивной дурой была.
– Наблюдал, как ты старалась угодить матери, – продолжает Денис, его рука медленно поднимается, пальцы почти касаются моей щеки, но я инстинктивно отшатываюсь. – Как смеялась шуткам отца. Как краснела от смущения, когда Максим целовал тебя при всех. Такая чистая, невинная, настоящая. Не то что те накрашенные куклы, которых он обычно приводил.
Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах, опускается ниже, к шее, груди. Осязаемый, грязный взгляд заставляет кожу покрываться мурашками отвращения. Инстинктивно скрещиваю руки на груди, пытаясь прикрыться от этого взгляда, но понимаю бессмысленность жеста.
– Думал тогда, что это пройдет, – продолжает, словно не замечая моего дискомфорта. – Что ты просто очередное увлечение брата. Максим всегда был непостоянен в отношениях. Но потом он женился на тебе. И ты стала частью семьи. Недоступной. Запретной.
Последнее слово произносит с особым смаком, растягивая гласные, и по спине пробегает холодная волна ужаса. Запретной. Значит, именно это делало меня привлекательной в его глазах. Не я сама, не личность, а статус жены брата, усиливающий желание обладать тем, что принадлежит другому.
– Ты больной, – выдавливаю сквозь сжатые зубы. – Совершенно больной человек.
– Больной? – смеется, и смех звучит искренне веселым, словно я сказала что-то забавное. – Дорогая, я просто честен в своих желаниях. В отличие от Максима, который годами изображал любящего мужа, пока трахал любовниц по всему городу.
Грубое слово ударяет как пощечина. Хватаю ртом воздух, пытаясь справиться с тошнотой, которая поднимается волнами. Желудок сжимается в болезненный узел, во рту появляется металлический привкус.
– Не говори так, – шепчу, хотя понимаю бессмысленность просьбы.
– Почему? – приподнимает бровь Денис. – Правда слишком груба для твоих нежных ушей? Тогда как ты собираешься жить в реальном мире, где брат твоего мужа предлагает тебе переспать с ним в обмен на помощь?
Реальный мир. Вот как он это называет. Мир, где семья знает об изменах и молчит. Где родственники шантажируют беременных женщин. Где дети используются как разменная монета в играх взрослых.
– Одна ночь, Алиса, – повторяет Денис, и голос становится почти гипнотическим, обволакивающим. – Всего одна ночь. Никто не узнает. Я буду осторожен, нежен. Обещаю, тебе даже понравится.
Его рука снова тянется ко мне, и на этот раз я не успеваю отступить. Пальцы касаются щеки, проводят по линии скулы, спускаются к шее. Прикосновение обжигает, и не от приятного тепла, а от отвращения, которое разливается по телу ядовитой волной.
– Не трогай меня, – прошу, но голос звучит слабо, неубедительно.
– Почему? – шепчет, наклоняясь ближе. – Боишься, что тебе понравится? Боишься узнать, каково это быть с мужчиной, который действительно желает тебя, а не использует как функцию?
Функцию. Снова это слово. Оно преследует меня, эхом отдается в голове, напоминая о том, чем я стала для Максима. Инкубатором. Домработницей. Красивой оболочкой для создания правильного имиджа.
Руки Дениса обхватывают талию, притягивают ближе. Чувствую его тело, горячее, чужое, абсолютно неправильное. В голове кричит внутренний голос, требуя остановить это, оттолкнуть, убежать. Но тело словно парализовано страхом и шоком.
– Представь, – шепчет прямо в ухо, дыхание щекочет кожу. – Представь, как мы поднимаемся наверх, в гостевую спальню. Никто не узнает. Отец и Максим вернутся только после полуночи. У нас есть время.
Время. У нас есть время для предательства. Для того, чтобы я окончательно превратилась в то, чего от меня хотят все мужчины в этой семье. В послушную куклу без собственной воли.
– Алиса, – голос становится более настойчивым. – Ты слышишь меня? Одна ночь, и я помогу тебе. Убежу Максима подождать с разводом. Скажу, что сейчас неподходящее время, что это навредит семейному бизнесу.
Семейному бизнесу. Вот что для них важно. Не чувства людей, не судьбы детей, а семейный бизнес. И я должна стать еще одним активом в этом бизнесе, которым можно торговать.
Холод охватывает все тело, проникая в каждую клеточку. Пальцы немеют, ноги становятся ватными, дыхание сбивается, превращаясь в короткие, судорожные вдохи. Перед глазами все плывет, стены коридора начинают двигаться, сдвигаться, готовые раздавить меня между собой.
– Ты врешь, – шепчу, отчаянно цепляясь за последнюю соломинку. – Максим не поверит. Он знает, что я никогда...
– Не поверит? – перебивает Денис, и в его глазах плещется торжество. – Милая моя, наивная Алиса. А кому он поверит больше? Своему родному брату, с которым вырос, которому доверяет семейный бизнес? Или жене, которая сегодня дважды приезжала в дом с идиотскими отговорками?
Каждое слово попадает точно в цель, разрушая последние остатки надежды. Действительно, кому поверит Максим? Братья всегда были близки, всегда поддерживали друг друга. А я... я просто удобная жена, функция, которую можно заменить.
– К тому же, – продолжает Денис, наслаждаясь моим страданием, – У меня есть доказательства твоего визита. Камеры наблюдения зафиксировали, как ты приехала вечером. Одна. Без предупреждения. Вела себя странно, нервничала.
Камеры. Конечно, в таком доме есть камеры наблюдения. Современная система безопасности, которой так гордился свекор. И теперь эти записи станут доказательством моей вины в преступлении, которого я не совершала.
– А дальше все просто, – продолжает рисовать картину моего будущего Денис. – Я расскажу Максиму, что пригласил тебя в дом, предложил выпить, поговорить. Ты согласилась. Мы разговорились, ты пожаловалась на одиночество, на то, что муж мало времени проводит с семьей.
Его рука поднимается, пальцы снова касаются моей щеки, и на этот раз я не могу отстраниться, потому что позади только дверь, а впереди он, преграждающий путь к отступлению.
– Я утешал тебя, – шепчет, проводя пальцами по линии челюсти. – Был добрым, понимающим. А ты... ты потеряла голову. Одно привело к другому. Я сопротивлялся, но ты была настойчива. В конце концов, я всего лишь мужчина. Слабое, грешное существо.
Тошнота поднимается к горлу мощной волной. Желудок сжимается в болезненный узел, во рту появляется кислый привкус. Зажимаю рот ладонью, борясь с желанием согнуться пополам и опустошить желудок прямо здесь, на дорогом паркете.
– Видишь, как все складывается? – Денис отступает на шаг, скрещивает руки на груди, наблюдая за моими мучениями с выражением ученого, изучающего интересный образец. – Я буду виноват лишь в слабости. А ты... ты будешь изменницей, соблазнившей брата мужа.
– Максим убьет тебя, – выдавливаю сквозь пальцы, прижатые к губам. – Если узнает о твоих словах, о шантаже... он тебя убьет.
Денис смеется, и этот смех звучит искренне веселым, словно я сказала что-то невероятно забавное.
– Убьет меня? – повторяет он, вытирая выступившие слезы веселья. – Дорогая, милая Алиса. Ты думаешь, ему есть до тебя дело? После всего того, что ты узнала сегодня? После того, что услышала?
Он делает шаг ближе, и голос становится тише, опаснее, каждое слово произносится с расчетливой жестокостью.
– А я не сомневаюсь, что ты слышала, – продолжает, и в его глазах плещется абсолютная уверенность. – Ты же не думаешь, что я поверил в историю с тюльпанами? С заблокированной дверью? С браслетом от покойной бабушки?
Кровь отливает от лица, оставляя кожу ледяной. Колени подкашиваются, приходится опереться всем весом на дверь за спиной, чтобы не упасть.
– Я знаю, что ты что-то подслушала или подсмотрела, – констатирует Денис с видом детектива, раскрывшего преступление. – Твое поведение выдает тебя с головой. Бледное лицо, дрожащие руки, красные от слез глаза. Паника в каждом движении.
Молчу, понимая, что любые слова только ухудшат положение. Он и так знает слишком много, догадывается о слишком многом.
– Вопрос лишь в том, что именно ты узнала, – продолжает он, обходя вокруг меня медленным кругом, как хищник, изучающий добычу. – Увидела Максима с Аней? Услышала их разговор? Или, может быть, стала свидетельницей чего-то еще более... интимного?
Последнее слово произносит с особым смаком, и желудок снова сжимается от тошноты. Воспоминания обрушиваются лавиной. Максим и Аня в кабинете, их поцелуи, руки, скользящие по чужим телам. Разговор о том, как избавиться от ненужной жены. Планы на будущее, в котором нет места мне.
– Судя по твоему лицу, ты видела достаточно, – удовлетворенно кивает Денис. – И слышала тоже. Поэтому бросилась прятать тест на беременность. Поняла, что второй ребенок только отсрочит неизбежное.
Каждое его слово попадает точно в цель, обнажая мысли, которые я сама боялась сформулировать. Он читает меня как открытую книгу, видит каждую эмоцию, каждый страх.
– Но я сохранил твой маленький секрет, – продолжает он, доставая из кармана злополучный тест и поворачивая его в пальцах так, чтобы две полоски были хорошо видны. – Не рассказал Максиму, что нашел это. Не упомянул о твоем странном поведении. Защитил тебя.
Защитил. Вот как он это называет. Не шантажом, не манипуляцией, а защитой.
– А взамен получил пощечину, – голос становится жестче, холоднее. – Ну что ж, Алиса. Теперь правила игры меняются. У тебя не так много времени для размышлений.
Он смотрит на часы, и жест кажется театральным, отрепетированным.
Стою у ворот особняка, сжимая телефон в руке так крепко, что пластик начинает трещать под пальцами. Экран показывает, что такси прибудет через восемь минут. Восемь бесконечных минут ожидания в холодном весеннем вечере, когда за спиной остается дом, полный лжи и предательства, а впереди только пустота и неизвестность.
Поднимаю взгляд на освещенные окна второго этажа, где когда-то чувствовала себя желанной гостьей. Семейные обеды за длинным столом из красного дерева, смех детей во время праздников, теплые объятия свекрови на пороге. Все фальшь. Тщательно выстроенная декорация, за которой скрывалась правда о браке-сделке, о расчете вместо любви, о планах избавиться от ненужной функции, выполнившей задачу.
Рука инстинктивно ложится на живот, где под слоями одежды скрывается едва заметная выпуклость. Малыш растет, не подозревая, в какой кошмар попала его мать. Доверчиво развивается, клетка за клеткой, не зная, что родители разыгрывают партию, где дети всего лишь пешки в большой игре амбиций и эгоизма.
Слезы жгут глаза, но сдерживаю их усилием воли. Хватит плакать. Хватит быть слабой, податливой, покорной. Именно покорность привела к нынешней ситуации. Пять лет играла роль идеальной жены, не задавая лишних вопросов, не требуя объяснений поздним возвращениям домой, не замечая холодности в прикосновениях.
Папа...
Воспоминание пронзает острой болью под ребрами, отдается спазмом в груди, заставляет на мгновение забыть о дыхании. Отец скончался всего через полгода после свадьбы. Инфаркт на деловой встрече, внезапный, быстрый, не оставивший времени даже попрощаться. Помню последний разговор по телефону, когда он интересовался, счастлива ли с Максимом, хорошо ли муж относится.
Солгала тогда, сказала, что все прекрасно, что супруг любит и заботится, хотя мы очень сильно поругались, уже и не вспомнить из-за чего. А отец поверил, ведь почему бы не поверить любимой дочери? Умер в убеждении, что устроил судьбу единственного ребенка, выдав замуж за перспективного молодого человека из хорошей семьи. Умер спокойным, не подозревая, что свадьба была сделкой, где дочь оказалась разменной картой в игре амбиций.
Как бы все изменилось, будь папа жив сейчас! Отец никогда не позволил бы Максиму относиться подобным образом. Никогда не допустил бы, чтобы дочь терпела унижения и предательство. У него были связи, влияние, деньги. Мог противостоять семье мужа, мог защитить права на внуков, мог обеспечить достойную жизнь.
Но папы нет. Осталась только память о сильных руках, подбрасывающих в детстве под потолок, о строгом, но справедливом взгляде, когда учил жизненным урокам, о гордой улыбке, когда вел к алтарю в день свадьбы. Память, которая греет душу холодными вечерами, но не может защитить в реальном мире.
Единственное, что могу сделать теперь, это почтить отцовскую память. Не стать жертвой обстоятельств. Не позволить растоптать себя людям, считающим, что деньги и положение дают право распоряжаться чужими судьбами. Отец вырастил сильной, независимой, научил отстаивать собственное достоинство. Пора вспомнить эти уроки.
Холодный ветер пробирается под воротник пальто, и дрожь пробегает по спине. Достаю зеркальце из сумочки, оцениваю отражение при тусклом свете уличного освещения. Ужасное зрелище. Размазанная тушь оставила темные круги под глазами, помада стерлась, кожа бледная как у привидения, губы дрожат мелкой дрожью.
Вытираю следы туши влажной салфеткой, пытаюсь привести лицо в относительный порядок. Руки механически продолжают работу, давая мозгу передышку от тяжелых мыслей. Нужно держаться. Нужно собраться. Нужно действовать.
Экран телефона загорается уведомлением. Такси прибыло и ожидает у ворот. Быстро иду к машине, стараясь не оглядываться на проклятый особняк. Водитель, тот же добродушный мужчина средних лет, открывает дверь.
Называю адрес и забираюсь на заднее сиденье.
Машина трогается с места, и особняк постепенно исчезает в темноте за окном. Откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. План созревает в голове с каждой секундой. Простой, отчаянный, возможно безумный, но единственный доступный.
Приеду домой. Соберу самое необходимое: документы, деньги, одежду для себя и Саши. И исчезнем. Куда, решу по дороге. Главное, уехать как можно дальше, пока Максим не узнал о планах.
Денис выполнит угрозу, это очевидно. Расскажет брату о мнимой измене, представит все так, будто сама бросилась на шею деверю. Максим поверит родному брату безоговорочно, особенно учитывая странное поведение жены за последние сутки. Подаст на развод немедленно, не дожидаясь рождения второго ребенка.
Но если к тому моменту уже исчезну с Сашей, получу фору. Время, чтобы придумать защиту, найти адвоката, собрать доказательства... чего именно? Измен Максима? Его планов бросить семью? Шантажа со стороны Дениса?
Дорогие читатели!
приглашаю вас в новинку 16+ от Элли Лартер
РАЗВОД.Я БОЛЬШЕ ТЕБЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖУ
https://litnet.com/shrt/o6v9

Мы с дочерьми возвращаемся из больницы, где неделю лежали с кишечной инфекцией. Дети сразу мчатся в свои комнаты, а я вдруг слышу за дверью нашей с мужем супружеской спальни странный протяжный стон...
Когда я открываю дверь, моим глазам предстает ужасное зрелище.
В нашей комнате, на нашей кровати, мой муж, мужчина, которому я отдала двадцать пять лет своей жизни, которому родила четверых детей, развлекается с другой...
Мысли путаются, разбегаются в разные стороны. Голова раскалывается от боли, виски сдавливает железным обручем. Массирую их пальцами, пытаясь облегчить спазм, но боль только усиливается.
Машина останавливается у знакомого многоэтажного дома. Расплачиваюсь с водителем дрожащими руками, выхожу на тротуар. Подъезд встречает тусклым светом экономных лампочек и запахом сырости. Поднимаюсь на лифте на седьмой этаж, достаю ключи.
В квартире все тихо. Тетя Валя дремлет в кресле перед телевизором, где идет какой-то сериал. Открываю дверь, и добродушная соседка вздрагивает от неожиданности, открывает заспанные глаза.
– А, Алисочка, вернулась, – улыбается она, вставая и потягиваясь. – Сашенька спит уже час как. Ужинал хорошо, потом мультики смотрел, а потом попросил сказку почитать. Я ему про колобка рассказала, он и уснул.
– Спасибо большое, тетя Валя, – обнимаю теплую, мягкую женщину, чувствуя, как слезы снова подступают к глазам. – Вы очень выручили.
– Да что ты, деточка, – похлопывает по спине. – Всегда рада помочь. Ты главное береги себя, бледная какая-то. Врач что сказал?
Врач. Совсем забыла о придуманной отговорке про визит к доктору.
– Ничего страшного, – машинально отвечаю. – Просто переутомление. Прописал витамины и отдых.
– Вот и отдыхай больше, – назидательно качает головой тетя Валя. – Молодая еще, а уже загоняешь себя. Максим-то где?
– На работе задержался, – привычно лгу. – Вернется поздно.
– Мужики, – вздыхает соседка. – Все работа да работа. А семья когда? Ладно, пойду я. Если что, зови, не стесняйся.
Провожаю добрую женщину до двери, запираю за ней на все замки. Прислоняюсь спиной к холодному металлу, медленно сползаю вниз, пока не оказываюсь сидящей на полу прихожей. Обхватываю колени руками, прижимаю лоб к коленкам и наконец позволяю слезам течь свободно.
Тихо, чтобы не разбудить сына, всхлипываю, выплескивая накопившийся ужас, боль, отчаяние. Плечи сотрясаются от беззвучных рыданий, горло сжато так, что больно глотать, в груди разрастается пустота, которая грозит поглотить целиком.
Сколько так сижу, не знаю. Может, минуту, может, полчаса. Время теряет значение, когда мир рушится вокруг. Но постепенно слезы иссякают, всхлипывания стихают, остается только тупая боль под ребрами и свинцовая усталость во всем теле.
Поднимаюсь на ватных ногах, иду в ванную. Умываю лицо холодной водой, стирая остатки макияжа и следы слез. Смотрю в зеркало на собственное отражение. Бледное, осунувшееся, с красными глазами и дрожащими губами. Чужое лицо смотрит в ответ.
Нет. Не чужое. Просто другое. Лицо женщины, которая прошла через ад за один день и выжила. Лицо матери, готовой на все ради защиты детей. Лицо человека, который больше не позволит собой манипулировать.
Захожу в спальню Саши. Сын спит, раскинув руки в стороны, с любимым плюшевым медведем под боком. Светлые волосы растрепаны на подушке, пухлые щечки порозовели от тепла, длинные ресницы отбрасывают тени. Такой маленький, беззащитный, доверчивый.
Присаживаюсь на край кровати, осторожно поправляю сбившееся одеяло, целую в теплый лобик. Сашенька сопит во сне, прижимает медведя крепче. Сердце сжимается от нежности и одновременно от страха за будущее.
– Прости меня, солнышко, – шепчу едва слышно. – Прости, что не смогла сохранить семью. Прости, что придется все изменить. Но обещаю, сделаю все возможное, чтобы защитить тебя.
Выхожу из детской, прикрывая дверь. Иду в спальню, достаю из шкафа большой дорожный чемодан. Начинаю лихорадочно складывать вещи: одежду, белье, обувь. Сначала для Саши, потом для себя. Документы: свидетельство о рождении сына, паспорт, медицинские карты, свидетельство о браке. Деньги: наличные из заначки, банковские карты.
Руки работают механически, мозг концентрируется на задаче, не позволяя отвлекаться на эмоции. Складываю, укладываю, проверяю список в уме. Детские игрушки самые любимые, без которых Саша не сможет уснуть. Книжки со сказками. Набор для рисования.
Для себя косметичка с самым необходимым, аптечка с витаминами для беременных и обезболивающими, зарядные устройства для телефона и ноутбука. Ноутбук тоже кладу в сумку, может пригодиться для поиска работы на новом месте.
Чемодан быстро наполняется, становится тяжелым. Пытаюсь закрыть, но замок не поддается, слишком много вещей запихнула. Приходится вытащить часть одежды, оставить только самое нужное. Теперь застегивается.
Проверяю время на телефоне. Полночь. Максим до сих пор не вернулся и не звонил. Обычно к этому времени уже интересуется, дома ли, все ли в порядке.
Почему-то мне кажется, что это затишье не к добру.
Дорогие читатели!
16+
Приглашаю в эмоциональную новинку Алекс Мары
ПОСЛЕ РАЗВОДА. ЛУЧШАЯ ИЗ ЖЁН
https://litnet.com/shrt/_sQV

– Артур женился по твоему приказу, а, значит, и я должен сделать то же самое?! – возмущается брат моего мужа.
– Артур подчинился, потому что он чтит семью и традиции, – парирует свекор. – Елена лучшая из жён. Она принесла нам большие деньги и подчинилась мужу.
– Со временем ты научишься ценить жену за то, что она способна тебе дать, и найдёшь способ быть счастливым… – добавляет мой муж.
– На стороне, да? Вечно ходить к любовницам, как вы с отцом? Я не хочу так!
***
Пытаюсь схватиться за перила, но промахиваюсь и чуть не падаю вниз по лестнице.
Тяжёлым грузом оседаю на ступени.
Ах вот как?
Полночь. Телефон показывает ровные нули на экране, а Максим до сих пор не вернулся. Не позвонил. Не написал. Обычно к этому времени уже интересуется, как дела, не нужна ли помощь с Сашей, успела ли поужинать. Привычная забота, которая теперь кажется частью тщательно выстроенной декорации. Ещё одним элементом спектакля под названием идеальная семья.
Стою посреди спальни, глядя на наполовину собранный чемодан, и внезапно понимаю абсурдность ситуации. Что собираюсь делать? Взвалить на плечо тяжеленную сумку, взять на руки спящего двухлетнего ребёнка и куда? В ночь? Без конкретного плана? С беременностью на раннем сроке, когда каждое резкое движение отзывается тошнотой?
Присаживаюсь на край кровати, чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости. Голова раскалывается, виски сдавливает железным обручем, перед глазами периодически вспыхивают чёрные точки. Тело требует отдыха, сна, покоя. Но разве можно спать, когда мир рушится вокруг?
Смотрю на чемодан, переполненный вещами. Половину придётся оставить. С ребёнком на руках больше просто не унести. Начинаю перебирать содержимое, отбирая самое необходимое. Документы обязательно. Деньги все, что есть. Для Саши сменная одежда, любимый плюшевый медведь, без которого не засыпает, пара книжек.
Для себя минимум. Джинсы, свитер, нижнее бельё, гигиенические принадлежности. Зарядное устройство для телефона. Витамины для беременных. Всё остальное можно купить потом, когда... если... будут деньги и возможность.
Перекладываю вещи в меньшую спортивную сумку. Она всё равно тяжёлая, но хотя бы можно повесить на плечо, оставив руки свободными для ребёнка. Застёгиваю молнию, проверяя, всё ли поместилось. Паспорт в кармане куртки, на всякий случай, чтобы был под рукой. Телефон полностью заряжен.
Иду в ванную, умываю лицо холодной водой, стараясь прогнать накатывающую дремоту. Быстро заплетаю волосы в косу, чтобы не мешались. Надеваю теплую куртку, проверяю карманы. Паспорт на месте, немного наличных отдельно от основной заначки. Вешаю сумку на плечо, чувствуя, как лямка врезается в ключицу. Тяжёлая. Очень тяжёлая. Но нести придётся.
Захожу в детскую, смотрю на спящего Сашу. Сердце сжимается от боли и одновременно от нежности. Такой маленький, беззащитный, ничего не подозревающий. Сейчас придётся разбудить, одеть, вытащить в холодную ночь. Разрушить привычный мир, где есть папа, мама, дом.
Присаживаюсь на край кроватки, осторожно поглаживаю тёплую щёчку. Саша сопит, прижимая плюшевого медведя. Длинные ресницы трепещут, пухлые губки приоткрыты. Светлые волосы растрёпаны на подушке, одна рука откинута в сторону, другая обнимает игрушку.
– Сашенька, – шепчу тихо, целуя в лобик. – Солнышко моё, проснись.
Сын морщится во сне, отворачивается. Не хочет просыпаться. Понимаю его,глубокая ночь, тёплая постель, сладкий сон. Какой ребёнок захочет вылезать в такое время?
– Сашик, милый, – повторяю чуть громче, легонько тормошу за плечо. – Открой глазки.
Ресницы дрожат, медленно поднимаются. Сонные голубые глаза смотрят на меня непонимающе. Саша трёт кулачком лицо, зевает, показывая мелкие молочные зубки.
– Ма? – бормочет неразборчиво. – Темно...
– Знаю, солнышко, – глажу по головке, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Но нам нужно собраться. Мы... мы поедем к бабушке.
Ложь даётся легко, когда на кону стоит безопасность ребёнка. Хотя какая бабушка? Мама умерла три года назад от рака. Свекровь... к ней точно не поеду. Но Саше нужно простое объяснение, понятное детскому сознанию.
– К бабуле? – оживляется сын, окончательно просыпаясь. – А папа едет?
Вопрос пронзает острой болью под рёбрами. Папа. Как объяснить двухлетнему ребёнку, что папа больше не будет частью нашей жизни? Что семья, которую он знал, рассыпалась как карточный домик?
– Папа приедет позже, – уклончиво отвечаю, одевая сына в тёплую пижаму поверх ночной. – Сейчас он на работе.
Саша покорно позволяет себя одеть, всё ещё сонный и не до конца понимающий происходящее. Натягиваю на него куртку, шапку, ботиночки. Руки дрожат от напряжения, пальцы путаются в шнурках. Завязываю наспех, лишь бы держались.
– А Мише можно? – спрашивает сын, прижимая к груди любимую игрушку.
– Конечно, – киваю, чувствуя, как горло сжимается от подступающих слёз. – Мишка обязательно с нами.
Беру ребёнка на руки, чувствуя знакомую тяжесть тёплого детского тела. Саша обнимает меня за шею, устраивается поудобнее, прижимая между нами плюшевого медведя.
Сумка на плече оттягивает ключицу, врезается в плечо. Тяжело. Очень тяжело. Но нести можно. Главное не думать о расстоянии, просто ставить одну ногу перед другой.
Выхожу из детской, бросаю последний взгляд на квартиру. Уютная гостиная с мягким диваном, где проводили семейные вечера. Кухня, где готовила завтраки и ужины. Спальня, где спала рядом с человеком, который оказался чужим. Всё это остаётся здесь, в прошлой жизни.
Иду к выходу, чувствуя, как ноги наливаются свинцом с каждым шагом. Саша тяжёлый, сумка тяжёлая, сердце тяжёлое от груза принятого решения. Но останавливаться нельзя. Нужно двигаться вперёд, пока остаются силы.
Открываю дверь, выхожу на лестничную площадку. Тихо, только гудит лифт где-то внизу. Спускаться по лестнице с ребёнком и сумкой? Нет, слишком рискованно. Вызываю лифт, жду, слушая, как кабина медленно поднимается.
Машина поворачивает к подъезду, медленно приближается. Сердце бьётся чаще, дыхание сбивается от облегчения. Наконец-то. Сейчас сядем в такси и уедем отсюда. Прочь из этого города, этой жизни, этого кошмара.
Но машина останавливается не там, где должна.
Она блокирует проезд, перегораживая путь. Фары слепят глаза, не давая разглядеть марку. Дорогая. Это видно даже в темноте. Низкая, обтекаемая, явно не такси.
Двери открываются. Первым выходит... Максим. Узнаю его силуэт сразу. Высокий, широкоплечий, движения уверенные. Сердце проваливается куда-то вниз, в пятки. Нет. Только не сейчас. Не здесь.
Следом выходит второй человек. Денис. Конечно. Кто же ещё. Младший брат идёт следом, руки в карманах дорогой куртки, на лице читается торжествующая ухмылка даже в тусклом свете фонарей.
Максим быстро идёт ко мне, лицо искажено гневом. Глаза блестят как у хищника, челюсти сжаты так, что выступают желваки. Вся его фигура излучает едва сдерживаемую ярость, готовую вырваться наружу.
– Что здесь происходит? – рычит он, останавливаясь в паре метров. – Почему ты не дома? Что ты делаешь?
Голос жёсткий, требовательный, не терпящий возражений. Тот самый тон, которым обычно отдаёт распоряжения подчинённым. Тон хозяина, привыкшего к беспрекословному повиновению.
Инстинктивно отступаю на шаг, прижимая Сашу к груди сильнее. Сын просыпается от резкого движения, поднимает голову, трёт глаза.
– Папа? – сонно спрашивает он. – Ты приехал?
– Да, сынок, – голос Максима мгновенно смягчается, когда обращается к ребёнку. – Приехал. Иди ко мне.
Протягивает руки, и Саша тянется к отцу. Инстинктивно сжимаю объятия, не желая отпускать. Но сын уже извивается, пытается перебраться к папе. Крепко держать нельзя, напугаю ребёнка. Приходится разжать руки, чувствуя, как тёплое тельце ускользает.
Максим забирает сына, прижимает к груди, целует в макушку. Обычный отцовский жест, много раз виденный раньше. Но сейчас он кажется демонстрацией власти. Вот кто здесь главный. Вот у кого больше прав.
– Я же говорил тебе, – обращается Денис к брату, подходя ближе и становясь чуть позади. – Она ещё та змеюка. Кто ночью ребёнка соберёт и попытается удрать с твоими деньгами?
Слова хлещут как удар плети. Змеюка. Удрать с деньгами. Выставляют так, будто совершаю преступление. Будто похищаю собственного ребёнка и ворую чужое имущество.
– Это не так, – возражаю, но голос дрожит, выдавая неуверенность. – Я просто...
– Просто что? – перебивает Максим, и в голосе звучит опасная сталь. – Решила сбежать посреди ночи? С моим сыном? Без предупреждения?
Сашенька вертит головой, глядя то на отца, то на меня. Глаза широко открыты, в них читается непонимание и зарождающийся страх. Чувствует напряжение между родителями, хотя не понимает причин.
– Я имею право, – пытаюсь защититься, хотя сама не уверена в этом. – Он мой сын.
– И мой тоже, – парирует Максим. – Или ты думаешь, что можешь решать за нас обоих?
В этот момент к подъезду подъезжает ещё одна машина. Такси, которое вызывала. Водитель выглядывает в окно, оценивая ситуацию. Напряжённая сцена посреди ночи, двое мужчин, женщина с сумкой, ребёнок. Явно не то, на что рассчитывал.
– Это вы вызывали? – неуверенно спрашивает он.
– Нет, – резко отвечает Максим, не поворачивая головы. – Ошиблись адресом. Езжайте.
– Но...
– Я сказал, езжайте! – рычит муж, и в голосе столько властной угрозы, что водитель шарахается. Машина разворачивается и торопливо уезжает, оставляя меня без последней надежды на спасение.
Смотрю вслед уходящим красным огням, чувствуя, как последние силы покидают тело. План провалился. Единственный шанс упущен. Теперь Максим здесь, Денис здесь, такси уехало. Деваться некуда.
– Теперь поговорим спокойно, – произносит Максим тоном, который совсем не предвещает спокойного разговора. – Объясни, что собиралась делать.
– Уехать, – отвечаю честно, понимая бессмысленность лжи. – Просто уехать.
– Куда? – требует он. – С какими деньгами? На какой срок?
Молчу, потому что нет ответов на эти вопросы. План был отчаянным, непродуманным, рождённым паникой и страхом. Просто уехать куда-то, подальше, разобраться потом.
– Вот именно, – кивает Максим, читая ответ в молчании. – Никакого плана. Просто истерика и бегство.
Истерика. Он называет мою попытку защитить себя и детей истерикой. Обесценивает страх, боль, отчаяние одним презрительным словом.
– Отдай мне сумку, – приказывает он, протягивая свободную руку.
Сашу держит второй рукой, прижимая к плечу. Сын прижимается к отцу, засовывая большой палец в рот. Старая детская привычка, проявляющаяся в моменты стресса.
– Зачем? – сжимаю лямку сильнее, инстинктивно защищая последнее, что осталось.
– Отдай, – повторяет он жёстче. – Или я сам заберу.
Угроза читается в каждом слове. Применит силу, если потребуется. Вырвет сумку, не церемонясь. При ребёнке, на глазах у спящего района, не испытывая ни капли стыда.
Сердце колотится так громко, что кажется, весь двор слышит его бешеный стук. Пульс отдаётся в висках, в горле, в кончиках пальцев. Максим стоит передо мной, излучая ярость каждой клеткой напряженного тела, а Денис за его спиной перебирает содержимое сумки с выражением брезгливого любопытства на лице.
– Я не понимаю, – повторяю, отступая ещё на шаг назад, пока спина не упирается в холодную стену подъезда. – О чём ты говоришь, Максим?
Муж делает резкий шаг вперёд, сокращая дистанцию. Саша на его руках вздрагивает от резкого движения, прижимается к отцовской груди сильнее, засовывая большой палец в рот. Старая привычка, от которой пытались отучить последние полгода. Стресс возвращает детей к инстинктивным способам самоуспокоения.
– Договор, – рычит Максим, и челюсти сжимаются так, что проступают желваки. – Контракт на поставку оборудования. Он лежал в кабинете отца сегодня утром. А после твоего визита исчез.
Договор? Какой договор? Пытаюсь вспомнить, видела ли что-то подобное в проклятом кабинете, пока пряталась в шкафу или выходила оттуда. Но в памяти только их голоса, поцелуи, обсуждение планов избавиться от ненужной жены. Никаких документов, никаких контрактов.
– Я не брала никакого договора, – качаю головой, чувствуя, как холод от стены пробирается сквозь ткань куртки, добираясь до позвоночника. – Даже не видела его.
– Врёшь, – Денис подходит ближе, всё ещё держа сумку. Достаёт из неё паспорт, машет перед лицом брата. – Смотри, даже паспорт с собой прихватила. Собиралась далеко уехать, явно есть что скрывать.
Паспорт. Конечно, взяла паспорт. Какой идиот сбегает из дома без документов? Но Денис преподносит это как доказательство вины, очередной кусочек мозаики, складывающейся в картину моей измены и предательства.
– Я собиралась уехать, да, – соглашаюсь, понимая бессмысленность отрицания очевидного. – Но не из-за какого-то договора. Я просто... просто хотела уехать.
– Просто уехать, – повторяет Максим с издевкой, и голос режет острее ножа. – Посреди ночи. С ребёнком. Со всеми документами и деньгами. Без объяснений. И я должен поверить, что это не связано с пропажей контракта стоимостью в несколько миллионов?
Несколько миллионов. Цифра повисает в воздухе, тяжелая и пугающая. Значит, речь не о какой-то мелкой бумажке, а о серьезном документе, способном повлиять на судьбу бизнеса. И меня обвиняют в его краже.
– Максим, я клянусь, – протягиваю руки в умоляющем жесте, но тут же опускаю, когда вижу, как он отшатывается, будто прикосновение обожжет. – Я не брала никакого договора. Не видела его. Даже не знала о существовании.
– Зато знала, что надо дважды приехать в дом моих родителей за один день, – парирует он, и в глазах плещется не только гнев, но и что-то похожее на боль. – Утром с дурацкой историей про тюльпаны. Вечером с ещё более идиотской байкой про забытый браслет. Чего ты искала там, Алиса?
Вопрос попадает точно в цель. Действительно, чего искала? Тест на беременность, который Денис уже нашёл и наверняка показал брату. Доказательство собственной глупости и наивности. Но сказать об этом сейчас означает признать, что была в кабинете, копалась в вещах, могла взять злополучный контракт.
– Я... – начинаю, но голос предательски дрожит, срываясь на шёпот. Смотрю на свекра. – Я действительно думала, что забыла украшение. - С подозрением смотрю на деверя.
– Какое украшение? – требует Максим, делая ещё шаг ближе. Теперь между нами меньше метра, и чувствую исходящую от него ярость как физическую силу, давящую на грудь, не дающую дышать. – Опиши его. Прямо сейчас. Во всех подробностях.
Мозг лихорадочно ищет подходящее описание. Браслет говорила Денису. Золотой с гравировкой от покойной бабушки. Но какие детали? Сколько звеньев? Какая именно гравировка? Чем больше деталей придумаю, тем легче поймают на лжи.
– Золотой браслет, – повторяю неуверенно, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом. – С цепочкой плетением... звенья тонкие...
– Врёшь, – обрывает Максим, и в голосе звучит абсолютная уверенность. – Ты никогда не носила браслеты. Ненавидишь, как они цепляются за одежду и мешают работать. Сама говорила сотню раз.
Ловушка захлопывается. Конечно, помнит. Пять лет брака, и он знает привычки, предпочтения, мелочи повседневной жизни. Использует это знание против меня, доказывая ложь простой логикой.
– Тогда зачем ты приезжала? – продолжает допрос Максим, и в интонации появляется что-то опасное, хищное. – Дважды за день. Что искала? Что пыталась найти или спрятать?
Спрятать. Точное слово. Пыталась спрятать тест на беременность, доказательство того, что узнала правду об их планах. Но признаться означает раскрыть карты, показать, что слышала разговор, знаю об Ане, о договорённости избавиться от ненужной жены.
– Она искала способ тебе навредить, – вмешивается Денис, подходя вплотную к брату и кладя руку на плечо в жесте солидарности. – Я же говорил, что-то в её поведении было не так. Нервничала, бледная, руки тряслись. Явно что-то замышляла.
– Я ничего не замышляла! – почти кричу, забывая о спящих жителях района, о необходимости сохранять спокойствие ради Саши. – Я просто...
Останавливаюсь, понимая, что любое продолжение фразы загонит в ещё больший тупик. Просто что? Просто подслушала, как муж целуется с любовницей? Просто узнала о планах развестись сразу после рождения второго ребёнка? Просто спряталась в шкафу как последняя идиотка?