Развод. Единственная женщина

1.

Екатерина

- Я ухожу, Ярослав, - говорю я, направляясь к двери.

Муж зло хватает за руки.

- Ты можешь объяснить мне, что, черт возьми, происходит? - зло рявкает он.

В его взгляде было нечто темное и опасное.

- Ничего особенного, - отвечаю и делая шаг назад. - Просто, я ухожу. Дети наши выросли. Свой материнский долг перед государством и богом я исполнила.

Сегодня мы выдали замуж нашу младшую и последнюю дочь.

- Ты что, пьяна? - опасливо понижает голос мой муж.

- Нет. За всю свадьбу я выпила лишь пару бокалов вина, - спокойно отвечаю я.

- Ничего не понимаю, - муж переходит на рычание. - Чемодан зачем?

- А ты разве не услышал? Я ухожу от тебя, - повторяю ровным голосом и понимаю, что мое спокойствие заводит его еще больше.

- С какой это стати? - муж берет за ручку мой чемодан и отбрасывает его в сторону. - У тебя что, кто-то есть? - вскидывает на меня тяжелый взгляд. - Если да, то пусть он молиться! - цедит сквозь стиснутые зубы.

- Нет. У тебя есть.

- Откуда ты знаешь? – его голос вибрирует от гнева. Муж не сводит с меня взгляда.

- Знаю. Я регулярно вытираю помаду с зеркала над пассажирским сидением. Или ты хочешь сказать, что это твой водитель красит губы ярко-алой помадой? - горько улыбаюсь. - Ну вот, твое молчание отвечает за тебя.

- Может это Алексей от жены налево ходит и баб возит в нерабочее время.

Устало провожу руками по лицу и крепко зажмуриваю глаза.

- Яр, пожалуйста, не заставляй меня выслушивать от тебя очередную ложь, - устало выдыхаю я. - Ты сильно изменился, после того как вернулся с Питера. Ты с тех пор ко мне ни разу не притронулся.

- Да, ладно тебе придумывать, у нас же было…

- Не было, - отрицательно мотаю головой. - Полгода ничего не было.

Чувствую, как в груди жжет.

- Полгода? - удивленно вскидывает брови.

- Ни разу, - поджимаю губы.

Ярослав далеко непростой человек. Да, собственно, никогда таким и не был. Когда мы познакомились он уже крепко стоял на ногах. За эти годы он только увеличил свои капиталы и построил настоящую нефтяную империю. С какой завистью на нас смотрели наши друзья и знакомые… А еще мы вместе воспитали троих дочерей. Они у нас погодки. Самая старшая Вероника - она с мужем живет в эмиратах. Он айтишник, а Никуша работает фитнес тренером. Ни для денег, конечно, а так, для души. Дарья – средняя. Она очень похожа на своего отца, поэтому, как и он во всю развивает свой бизнес. Ну а Настя – младшенькая. Именно ее мы сегодня выдали замуж.

- Полгода! Ты молчала полгода! - гаркает на меня Ярослав.

Я не просто молчала. Все эти шесть месяцев, каждую ночь я внутренне умирала. Ну, по крайней мере, мне так казалось. А сутра воскресала и натягивала маску заботливой, счастливой домохозяйки - хранительницы домашнего очага. Затем снова наступала ночь…

- А что мне надо было делать? В очередь становиться? Или может, испортить дочери свадьбу нашим разводом?

Ярослав закрывает глаза и зажимает пальцами переносицу:

- Я могу все объяснить.

- Ничего не хочу слышать, - обессилено шепчу я. - Просто отпусти меня…

- Нет! - жестко отвечает он. - Никуда ты не уйдешь! Ни сегодня, ни завтра, никогда! Это понятно? - его голос сотрясает стены.

У меня немеют руки от самих плеч и до кончиков пальцев.

Муж достает из внутреннего кармана пиджака телефон и пробегает взглядом по экрану.

- Я сегодня дома ночевать не буду. Ты - останешься здесь. Охрана тебя дальше участка не выпустит. Сбегать через забор не советую. Там высоко и есть вероятность сломать себе ноги, - говорит совершенно будничным голосом, от чего мне становится не по себе.

Еще минуту назад его голос было слышно на соседней улице, а сейчас он спокоен как удав.

К слову, раньше мы с ним вообще редко общались на повышенных тонах. И Боже упаси, было крикнуть при детях! Особенно при Насте. У той сразу истерика начиналась, потому что папа с мамой ссорятся.

- Ярослав, если ты ждешь, что я начну за тебя воевать с какой-то прошмандой, то ты очень глубоко заблуждаешься, - сиплю я.

Во-первых, я проиграю. Куда уж туту тягаться сорокалетней пяти летней женщине с наверняка (зная вкусы своего мужа) молодой девушкой. Ну, не боец я по жизни, что ж теперь поделать… Родственники Ярослава всегда удивлялись и не понимали, что он во мне, по их словам, серой мыши, такого нашел?

А во-вторых, у меня на это не осталось никаких моральных сил. Мне даже эта свадьбы далась адским трудом. Надо было держаться и быть хорошей девочкой. Я старалась, как могла играть эту роль, улыбаться и целоваться с мужем, когда выпившие гости реши покричать «горько» родителям жениха и невесты.

Пока муж целовал меня, я представляла на своем месте другую и чуть не расплакалась в конце.

Господи, лишь бы сейчас не разреветься, как белуге.

- Ты остаешься дома, - хрипло и низко произносит Ярослав и немного прищуривается. - И будем жить как жили.

- Но… - осмеливаюсь перебить его величество.

- Я все сказал, Екатерина, - его голос становится жестким, просто ледяным. - И давай договоримся, без фокусов. Завтра утром, ты встанешь, как ни в чем не бывало соберешься и поедем к сватам завтракать.

- Не поеду!

- Поедешь. Иначе, по миру пойдешь без копейки за душой, - отрезает он и выходит за дверь, оставляя меня одну стоять посреди нашей спальни.

2.

Екатерина

За завтраком в доме сватов царит праздничная атмосфера. Все обсуждают вчерашнюю свадьбу, поздравляют молодожёнов, смеются, вспоминают трогательные моменты церемонии. Лишь я чувствую себя на этом празднике жизни, пятым колесом телеги.

Татьяна, мать нашего зятя, снова пододвигает тарелку с сырниками поближе к Ярославу.

- Ярослав, попробуйте сырнички, - её голос звучит мягко и чуть заискивающе. - Это мои фирменные. Рецепт ещё от бабушки достался.

Ярослав улыбается ей той своей профессиональной улыбкой, которая всегда вводит людей в заблуждение. Кажется, что ему действительно приятно это внимание. - Благодарю, Татьяна, - произносит он, аккуратно разрезая сырник ножом. - У вас, как всегда, всё на высоте.

Я молча наблюдаю за этой сценой, ощущая, как всё сильнее сжимаются пальцы на моей кофейной чашке. Эти его фальшивые улыбки, дружелюбие - я знала, что всё это неискренне. Ночью он оставил меня в одиночестве с моими мыслями, с моими страхами. Сегодня же ведет себя так, словно ничего не произошло.

- Катя, а вы не пробовали готовить такие сырники? - обращается ко мне Татьяна. Её глаза лучатся доброжелательностью, но мне кажется, что в этом взгляде есть капля превосходства.

- Нет, Тань, - отвечаю я, стараясь держаться спокойно. - У меня свои фирменные блюда, но сырники, признаюсь, не мой конёк.

- О, ну ничего, у каждой хозяйки свои секреты, - улыбается она. - Но вы попробуйте мои, может, вдохновитесь.

Я едва заметно киваю, хотя на самом деле мне кусок в горло не лезет/

- Настя просто светилась вчера! - продолжает ворковать Татьяна, обращаясь к Ярославу. - Она такая красавица. Вся в вас, Ярослав.

Ярослав, довольный комплиментом, склоняет голову в знак согласия. - Да, Настя всегда была моим сокровищем, - произнёс он, не глядя на меня.

Я потупив взгляд, смотрю в свою тарелку, чтобы сейчас не нахамить этому зазнавшемуся кобелю. Мои дети — мои сокровища. Но, похоже, в глазах Ярослава я давно перестала быть хоть сколько-нибудь значимой частью его жизни.

- Катенька, вам кофе подлить? - интересуется Матвей, муж Татьяны.

- Благодарю. Мне достаточно, - натягиваю милую улыбку.

- Правильно, Катюш. В твоем возрасте не стоит злоупотреблять кофеином. А то не дай бог, давление подскочит…

- Вообще-то, я тебя всего лишь на год старше, - скалюсь в ответ.

- Павда? – удивляется она. - Никогда бы не подумала!

Ярослав смотрит на меня прищурившись, всем своим видом давая понять, что мне не стоит ставить свою новоиспечённую родственницу на место.

- Ох, Катюша, это комплимент! У тебя такая серьёзная энергетика, - проговаривает она, делая ударение на каждом слове, будто специально подчёркивает это.

Её слова звучат, как завуалированный укол. Я не собираюсь остро реагировать, но атмосфера накаляется.

- Кстати, к слову, о возрасте, - спокойно отвечаю я. - У меня есть один отличный пластический хирург. Подтяжечку вам сделает на раз. Лет пять сходу уйдет. А то, я смотрю, вы с мимическими морщинками совсем никак не боретесь.

- А вы, Ярослав, - она обращается к нему, словно специально отвлекая внимание, - не планируете вернуться в поликлинику? В нашей семье ведь столько врачей, и всё-таки престижная работа, стабильность...

Матвей, кажется, вообще не замечает этой скрытой игры, между нами, сосредоточив внимание на чашке кофе.

Когда завтрак подходит к концу, я чувствую облегчение. Мне удалось сохранить лицо, но эта битва вежливых шпилек отняла слишком много сил.

Я выхожу на улицу под предлогом подышать свежим воздухом. Стоя на крыльце, я смотрю на безупречно ухоженный сад, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Но я быстро их смахиваю, когда услышу, как кто-то подходит.

- Екатерина, - раздается за спиной голос Ярослава.

Я оборачиваюсь, встречая его строгий взгляд.

- Ты что устроила? - его голос тихий, но полным напряжения. - Почему сидишь как гостья на этом завтраке?

- Потому что я здесь и есть гостья, - отвечаю я, не сдерживая горечи.

Его лицо темнеет

- Ты можешь прекратить эту драму? Ты поставила меня в неудобное положение.

- Это ты поставил меня в неудобное положение шесть месяцев назад, - холодно парирую я.

Мы стоим в тишине, пока из дома доносится смех.

- Мы не будем это обсуждать сейчас, - говорит он, беря себя в руки. - Сегодня ты вернёшься домой, как ни в чём не бывало. И сделаешь вид, что у нас всё в порядке.

- А если я не сделаю вид? - спрашиваю я, испытывая его терпение.

- Ты это сделаешь, Катя. У тебя нет другого выбора, - его голос звучал с ледяной уверенностью. — Подумай о наших дочерях, о том, как это всё скажется на них.

Он знает, где моя слабость. Знает. что я всегда ставлю детей выше собственных интересов.

Но в этот момент я впервые подумала: а кто подумает обо мне?Конец формы

- А как же я? Кто подумает обо мне? – с вызовом спрашиваю я.

Его лицо на мгновение искажается, но он быстро берёт себя в руки.

- Прекрати. Ты ведь знаешь, что я прав. Наша семья должна выглядеть благополучной.

- Для кого, Ярослав? - Я смотрю на него, пытаясь найти хотя бы каплю искренности. — Для твоей репутации? Для твоих друзей? Или для тебя самого, чтобы чувствовать себя великим спасителем, который держит всё под контролем?

- Ты преувеличиваешь, - резко отвечает он. - И давай прекратим этот разговор. У тебя было достаточно времени, чтобы привыкнуть к нашей ситуации.

- Привыкнуть? - переспрашиваю я с горькой усмехаясь. - Ты требуешь от меня смириться с предательством, жить во лжи, как будто ничего не произошло?

Он молчит, стиснув зубы. Его лицо напряжено, но глаза выдают раздражение.

- Ты сама выбрала эту роль, - произносит он наконец. - Никто тебя не заставлял терпеть полгода.

Эти слова обрушиваются на меня как удар. Это был не выбор!

- Знаешь, Ярослав, я действительно выбрала, - говорю я медленно, каждое слово отдаётся эхом в моём сердце. - Но я впервые за долгое время поняла, что могу выбрать и другое.

3.

Екатерина

Я нервно перелистываю салфетку пальцами, сидя напротив Леры, моей подруги, в нашем любимом кафе. Тут всегда тихо, уютно, и пахнет ванилью. Лера смотрит на меня пристально, будто пытается достать правду из самой глубины моего молчания.

- Катя, говори уже, не томи, - нетерпеливо кивает она, подперев рукой подбородок. - Что опять случилось?

Я вздыхаю так тяжело, что кажется, сейчас рухну на стол.

- Лер, я не могу уйти от Ярослава, - вырывается из меня, и слёзы подступают, но я быстро моргаю, чтобы они не полились. - Теперь точно не могу.

- Почему? - Она хмурится, отпивает кофе.

- Настя… - слова застревают в горле. - Она беременна.

Лера чуть не роняет чашку, глаза её расширяются.

- Что? Так быстро?

Я киваю, сжимая салфетку в кулаке.

- Она сказала вчера утром.

Лера откидывается на спинку стула, потрясённая.

- Ну, честно, этого я не ожидала. Но почему это значит, что ты не можешь уйти?

- Потому что она ждёт ребёнка, Лер! - почти кричу, но сразу понижаю голос, смущённо оглядываясь. — Для нее настоящим кошмаром были наши простые ссоры. А тут развод… Ей сейчас нервничать нельзя, понимаешь?

Лера молчит, разглядывает меня с прищуром, будто сомневается в моих словах.

- А Ярослав? Он-то что сказал?

- Он… обрадовался. Наверное… Лицо его, правда, не выдало, но я знаю его. Развод в его планы никак не входил, - я ищу нужное слово, но оно не приходит.

Лера фыркает.

- Господи, Катя, это как-то бесчеловечно! Полгода ждать Настиной свадьбы. Теперь еще девять месяцев беременности. Потом еще год, чтобы молоко не пропало! Так модно и всю жизнь прождать и ничего не дождаться!

Я опускаю взгляд, пальцы продолжают терзать салфетку.

- Я… Я не знаю. Мне так тяжело…

- Слушай, Катюнь, а ты никогда не думала завести себе любовника? - она подаётся вперёд, её голос становится мягче.

- Ты что? - перебиваю я. - Ярослав если узнает, то убьет меня! Ты как будто его не знаешь…

Лера садится ближе, кладёт руку на мою.

- А если не узнает? – хитро прищуривает свои лисьи глазки подруга.

- Лера, ты это серьёзно? - шепчу я, осматриваясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не услышал её предложения.

Она усмехается, поправляет свои идеально уложенные волосы и наклоняется ближе.

- Катя, я не говорю, что ты должна прямо завтра сбежать с кем-то. Но подумай об этом. Тебе нужна отдушина, нужна жизнь! - Её голос чуть понижен, но наполнен убеждением.

- Это не выход, - упрямо качаю я головой. - И могут быть последствия… Надо для начала развестись. Так будет правильно со всех сторон.

Она смотрит на меня с лёгкой насмешкой, смешанной с жалостью.

- Для кого правильно? Катя, давай честно. Тебя держит только чувство вины перед Настей. Но что с тобой будет, если ты продолжишь жить в этом… - она делает паузу, пытаясь подобрать слово, - болоте?

- Это мой брак, - тихо говорю я, чувствуя, как закипают слёзы.

- Это твоё рабство, - парирует она. - И твой муж прав - ты сама его выбрала.

Я смотрю на неё, и мне хочется возразить, язык не поворачивается. В глубине души я знаю, что она права. Я в ловушке, которую построила собственными руками.

- Послушай, - Лера кладёт руку мне на плечо. - Я понимаю, что сейчас всё кажется запутанным. Но ты должна подумать о себе. Не только о Насте и остальных девочках. Ты ведь тоже человек, Катя.

Её слова проникают глубоко, заставляя меня задуматься. Я отвожу взгляд, разглядывая кофейную кружку перед собой.

- Я просто хочу, чтобы всё было хорошо, - шепчу я.

- А это зависит только от тебя, - с лёгкой улыбкой говорит она и поднимает чашку. - За тебя, Катюнь. И за то, чтобы ты наконец вспомнила, кто ты есть.

Я не отвечаю, но где-то глубоко в груди зарождается крохотная искра. Может быть, Лера права. Может быть, пора хотя бы попытаться.

4.

Екатерина

Мы с Лерой бродим по магазину, и я чувствую себя не в своей тарелке. Всё вокруг будто кричит о женственности и смелости, но я никак не могу подобрать что-то для себя. Чёрные манекены в витринах утопают в кружевах, их позы вызывающе сексуальны, и я ловлю себя на мысли, что давно забыла, как это - чувствовать себя желанной.

- Вот, смотри, - подруга вытаскивает из аккуратной стопки комплект чёрного белья, кружево тонкое, почти прозрачное, но не вульгарное. - Это просто бомба.

- Ты шутишь? - я смотрю на неё, будто она предложила мне выйти на подиум в этом наряде.

- Абсолютно серьёзно, - она прикладывает комплект к себе, потом демонстративно разглядывает. - Здесь идеальный крой. Чашки приподнимают грудь, пояс подчеркивает талию. Ты в таком будешь выглядеть шикарно.

- Лер, ну я... - начинаю было я, но она не даёт договорить.

- Никаких "но". Смотри, это же не просто бельё. Поверх надеваешь брючный костюм - никаких блузок! - она поднимает указательный палец, как будто читает лекцию. - Сейчас это тренд. Кружево должно быть видно.

- Костюм? - я морщу нос.

- Да, брючный, чёрный или молочный. Главное, чтобы выглядело дорого. А этот комплект... - Лера задумчиво осматривает бельё, потом оборачивается ко мне. - Он как раз создаёт нужный акцент.

Я качаю головой, ощущая лёгкое головокружение от её напора.

- Лера, мне правда, кажется, что это не для меня.

- Это не для тебя в прошлой жизни, - она поворачивается ко мне и кладёт комплект мне в руки. - А для той, кем ты собираешься стать, это как раз то, что нужно.

Я смотрю на кружево, его тонкая ткань мягко переливается в свете ламп.

- Ну же, - Лера улыбается. - Давай хотя бы примерим.

Подруга исчезает за шторкой примерочной, а я, оставшись в одиночестве перед зеркалом, обдумываю её слова.

Мне нужен мужчина! - звучит в голове как заевшая пластинка.

Через минуту я слышу её голос:

- Катюнь, ну как тебе? - Лера явно довольна, голос звенит от веселья.

- Что "как"? - я машинально переспрашиваю, разглядывая на себе тёмно-зелёный бюстье.

- Красиво, - отвечаю, глядя на свое отражение. Лерунь, скажи, а где их искать-то? – спрашиваю, чувствуя себя глупо. - Ты серьёзно хочешь, чтобы я сейчас вышла и начала ловить кого-то на улице?

За шторкой слышится шум, будто Лера что-то уронила, а потом её звонкий смех.

- Ну ты даёшь, Катя! - Лера хихикает, затем молниеносно отодвигает шторку и заглядывает внутрь.

Я замираю. Она стоит передо мной в персиковом кружевном комплекте, который словно создан для неё. Выглядит она, как всегда, ослепительно, и её уверенность буквально сшибает с ног.

- А сайты знакомств тебе зачем? - смеётся она, уперев руку в бедро.

Я хватаюсь за грудь, изображая шок.

- Лера! Ты хоть предупреждай, прежде чем врываться!

- Да ладно тебе, чего я там не видела, - она отмахивается, оценивающе сканируя мой комплект. - Кстати, вот этот неплохо сидит. Берём.

Я тяжело вздыхаю, поправляя бретельки.

- Ты уверена, что это хорошая идея?

- Катя, - она делает шаг вперёд и кладёт руки мне на плечи, глядя прямо в глаза. - Ты потрясающая женщина. И если ты сама этого не понимаешь, то я буду напоминать тебе об этом каждую минуту.

- И это твой способ? - киваю в сторону её откровенного образа.

- А почему бы и нет? - она подмигивает. - Иногда нужно просто взять и сделать первый шаг. Сайты, кафе, спортзал - главное, чтобы ты захотела.

Я смотрю на неё, чувствуя, как по губам расползается улыбка.

- Ладно, может, ты и права, - неуверенно произношу я.

- Конечно, права! - она встает, чтобы подтолкнуть меня к зеркалу. - А теперь смотри: ты - богиня.

Я смотрю на своё отражение. Может быть, не богиня, но что-то в этом комплекте заставляет меня почувствовать себя чуть увереннее.

Ярослав

Совещание подходит к концу. В кабинете остается только тишина, прерываемая шумом улицы за огромными окнами. Коллеги медленно поднимаются со своих мест, забирают ноутбуки и папки, кивают мне, не решаясь заговорить лишний раз. Я коротко бросаю:

- Всё. Работайте. Жду отчеты к пятнице.

Они уходят, двери закрываются, а я остаюсь один, наконец-то наслаждаясь несколькими минутами покоя. Провожу рукой по лицу, мысленно прокручивая услышанное: цифры, стратегии, планы. Всё идет по графику, но удовлетворения почему-то нет.

- Ярослав Андреевич… - раздается тонкий голос, и я поворачиваю голову.

К двери прижимается Диана — наша креативный директор. Молодая, амбициозная, слишком яркая для офиса, но её идеи приносят прибыль, но это для меня не единственный критерий.

Она улыбаясь, делает несколько шагов вперёд.

- Что-то ещё? - спрашиваю я ровно.

Она опускает взгляд, а потом снова поднимает его на меня, кокетливо играя рукой с кулоном на шее.

- Совещание закончилось и нас никто не слышит.

Я молчу.

- Хотела поблагодарить тебя за одобрение моего проекта, - продолжает она, подходя ближе.

- Не стоит, - отрезаю я.

Но вместо того, чтобы уйти, она поднимает на меня взгляд, полный чего-то, что другие бы назвали смелостью, но я вижу лишь юношескую самонадеянность.

- Котик, что-то случилось? - произносит она тихо и делает ещё шаг. Теперь, между нами, всего ничего.

Я внимательно наблюдая за ней.

- Ты меня уже целую неделю игнорируешь, - дует свои пухлые губки.

Диана делает паузу, затем кладёт руку на край моего стола, совсем близко ко мне. Её голос становится тише, почти шёпотом: - Я соскучилась.

Я не двигаюсь.

- Дина, - произношу я, опираясь на спинку кресла. - У меня сейчас нет настроения что-то тебе объяснять.

Её глаза слегка расширяются, но она быстро берёт себя в руки.

- У тебя проблемы? - хлопает ресницами глядя мне в глаза.

- Тебя это не касается, - холодно отзываюсь я.

Она замирает, но её улыбка не исчезает, скорее становится чуть более натянутой.

5.

Екатерина

Я сижу на диване с ноутбуком на коленях, чувствуя себя так, будто впервые пытаюсь освоить какой-то сложный прибор. Лера рядом, вооружённая бокалом красного вина, смотрит на меня, как строгий учитель на ленивую ученицу.

— Ну, давай уже, Кать, не томи, — нетерпеливо поторапливает она, подталкивая меня локтем. — Что тут думать? У тебя даже фото нормальное есть.

— Лер, а это точно хорошая идея? Что-то мне боязно, — я сомневаюсь, разглядывая главный экран сайта знакомств, где улыбающиеся мужчины всех возрастов смотрят на меня с фотографий.

— Конечно! — Лера делает большой глоток вина. — Сейчас все нормальные люди так знакомятся. Тебе просто надо быть чуть посмелее.

Я хмурюсь, разглядывая поле для заполнения анкеты. Имя, возраст, интересы, любимые фильмы… Всё это кажется таким безликим, как будто я составляю резюме для работы.

— А если меня кто-то узнает? — шёпотом спрашиваю я, скривившись.

Лера хлопает ладонью по своему бедру.
— Узнает, и что? Пусть думают, что хотят. Это твоя жизнь.

Её уверенность вдохновляет, и я, поджав губы, начинаю печатать. Имя, фото, пара слов о себе — всё, как она сказала. Когда дело доходит до описания партнёра, Лера отбирает у меня клавиатуру.

— Не смей писать, что ты ищешь «надежного и верного друга». Мужики это не читают! — заявляет она. — Прямо про секс писать тоже не надо. Напиши лучше: «Жду, чтобы встретить настоящего мужчину, который знает, чего хочет».

— Лера! — я краснею, но она не обращает внимания.

Через полчаса моя анкета готова. Я боюсь посмотреть на неё, но Лера сияет, как будто только что выиграла в лотерею.

— Ну вот, теперь самое интересное, — она пододвигается ближе и берет ноутбук. — Давай посмотрим, кто тут у нас.

Она листает страницы, то хмыкая, то фыркая, оценивая фотографии. Я наблюдаю за ней, чувствуя себя абсолютно нелепо.

— Вот этот неплох, — она замирает, показывая мне фото мужчины лет сорока с аккуратной бородкой и уверенной улыбкой. — Что думаешь?

— Лера, ну… он какой-то слишком… — я пытаюсь подобрать слово.

— Слишком что? Нормальный мужик, — перебивает она. — Напиши ему.

— Что? Сама? — я в ужасе.

Лера закатывает глаза.
— Ладно, трусиха. Я сама.

Она стучит по клавиатуре, а я нервно грызу губу. Когда она заканчивает, я бросаю взгляд на отправленное сообщение и чуть не падаю в обморок.

— «Привет, у тебя шикарная улыбка. Что скажешь о бокале вина?» Лера, ты что?

— Катя, расслабься. Это работает. Мужики любят уверенных женщин, — с уверенностью заявляет она и продолжает листать дальше.

Я зарываюсь лицом в ладони. Что же я делаю?

***

Ресторан встречает меня роскошью: мягкий свет люстр, шелест дорогих тканей, тихий звон бокалов. Каждый элемент интерьера кричит о статусе, и я ощущаю себя его частью. Я — сдержанная, но безупречная. Лёгкий аромат дорогих духов, туфли на высоком каблуке, чуть заметное кружево под идеально сидящим пиджаком — всё это я.

Я выгляжу не просто дорого, а роскошно. Лера сказала, что я должна сиять, и я сияю. В этот момент я чувствую, как на мне задерживаются взгляды. Мужчины оценивающе смотрят, женщины украдкой изучают. Это приятно.

— Екатерина? — низкий голос звучит за моей спиной, и я оборачиваюсь.

Евгений. Высокий, уверенный, в идеальном костюме. Его густые волосы, лёгкая небритость и спокойный взгляд кричат: «Я привык получать всё, что захочу».

— Здравствуйте, — я улыбаюсь мягко, протягивая руку.

— Вы прекрасно выглядите, — он чуть наклоняется ко мне, его тон такой же мягкий, как мой.

— Спасибо, — отвечаю ровно, но внутри всё дрожит, как натянутая струна.

Мы садимся у барной стойки. Он заказывает бокал вина для меня и что-то крепкое для себя. Разговор идёт легко: Евгений рассказывает о своей работе, о том, как выбрал этот ресторан. Я поддерживаю беседу, но чувствую, как что-то меня гложет.

Вибрация телефона в сумке прерывает наше общение. Номер мужа. Я вздрагиваю. Потому как Ярослав звонит редко.

— Простите, — говорю Евгению, доставая телефон.

— Да? — отвечаю коротко, прикладывая трубку к уху.

— Привет, дорогая! Как у тебя дела? — Ярослав произносит с той самой, липкой елейной интонацией, от которой у меня сжимается всё внутри.

— Всё хорошо, — отвечаю, прикрывая трубку рукой.

— Чем занимаешься? — его тон остаётся спокойным, но я чувствую, что все это наиграно.

— Да, особо ничем. Так…

— А ты сейчас где? — сладким голосом интересуется муж.

Господи, что же мне ему ответить?

— В салоне красоты, — выдыхаю я, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо.

— В салоне, говоришь? — он повторяет с ноткой интереса, от которой меня пробирает холод. — А в каком?

— Увидела, что была запись, — я мямлю, избегая прямого ответа, и прикусываю губу.

— Ясно, — он тянет это слово, как будто наслаждается моей ложью. — Ну, не буду отвлекать.

Я торопливо отключаюсь, чувствуя, как сердце бешено колотится. Возвращаю телефон в сумку, пытаясь взять себя в руки.

— Всё в порядке? — спрашивает Евгений, чуть пододвигаясь ближе.

— Да, — натянуто усмехаюсь я, отводя взгляд.

Но в следующий момент что-то меняется. Я чувствую движение рядом, запах знакомого парфюма. Оборачиваюсь — и вижу его.

Ярослав

Он сидит рядом, смотрит прямо на меня. Властный, уверенный, сдержанно злой.

— Ну, привет дорогая! — произносит он низким, холодным голосом, от которого кровь в жилах стынет. — Салон красоты, говоришь?

Моё дыхание сбивается, я чувствую, как страх парализует меня. Евгений изумлённо смотрит то на него, то на меня, но Ярославу всё равно. Его взгляд прикован ко мне.

Ярослав

Заказчик - китаец, задерживается. Его сообщение приходит ровно в тот момент, когда я успеваю сделать шаг к ресторану "Буду через час". Отлично.

— Ярослав Андреевич, я не опоздала? — звучит знакомый голос.

6.

Екатерина

— Что застыла, не рада видеть мужа? — голос Ярослава режет воздух как лезвие. Его фигура нависает надо мной, словно скала, и от этой жесткой интонации у меня сердце начинает колотиться где-то в глотке.

Я смотрю на него, не моргая. Не могу. Не получается.

Внутри всё переворачивается, будто я стою на краю пропасти и вот-вот упаду. Мне хочется, чтобы всё это оказалось дурной галлюцинацией. Закрыть глаза — и чтобы всё исчезло. Но нет. Ярослав здесь. Настоящий. И разъярённый.

— Катерина, ты меня слышишь? — его низкий голос звучит так, будто в следующую секунду он швырнёт что-то через весь зал. — Я спросил, что ты здесь делаешь.

Я сглатываю, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, но слов нет.

— С... Со знакомым встретилась. — Выдавливаю наконец, чувствуя, как голос предательски дрожит.

Его глаза сужаются.

— Со знакомым, значит? — сарказм в его голосе сбивает меня с толку.

Дура! Боже, какая я дура.

Сглатываю и чувствую, как мои ладони становятся мокрыми. Судорожно пытаюсь сообразить, как сейчас спасти Евгения, к слову, очень даже приятного мужчину, от бешенства моего мужа. Я не то чтобы успела прикипеть к нему, но я не хочу чтобы из-за меня к нему применяли насилие.

Поджимаю губы, понимая, что попалась как школьница. Боже, как же мне хочется провалиться сквозь землю!

— И как зовут этого… знакомого? — продолжает он с ледяным спокойствием, которое, кажется, страшнее, чем любой крик.

В этот момент я чувствую себя полностью разоблачённой. Как будто меня поймали на месте преступления.

— Ярослав, — наконец произношу, стараясь держать себя в руках, но мой голос ломается. — Это не то, что ты думаешь.

— Нет? — Его глаза холодно блестят. — Так объясни, что это.

Его фигура кажется огромной, а весь мир вокруг сужается до этой сцены. Я не знаю, как выкрутиться, не знаю, что сказать. Всё, что я могу, — это сидеть, прижавшись к барной стойке, и молча молиться, чтобы он просто ушёл.

Но он не уйдёт. Это Ярослав. И он всегда добивается своего.

Ярослав отодвигает меня одной рукой, прямо вместе со стулом и смотрит на моего неудавшегося кавалера.

— Я, пожалуй, пойду, — он встает со стула, но Ярослав тут же преграждает ему путь.

— Стоять! — агрессивно рявкает муж. — Кто такой?

Евгений косится на меня, словно надеется, что я сейчас раскрою рот и начну всё объяснять. Но я молчу. Молчу, потому что во рту пересохло, а голова не соображает. Ярослав рядом — это всегда как стихийное бедствие. Не знаешь, куда бежать и что спасать в первую очередь.

— Кто. Такой? — Ярослав повторяет вопрос, расставляя слова, как точки в приговоре.

— З-знакомый, — едва слышно, словно мышь, пищу я, будто это хоть как-то спасёт ситуацию.

— А фамилия у этого «знакомого» есть? — Ярослав смотрит на Евгения, будто тот уже приговорён, и сейчас он решает, каким будет наказание.

Евгений пытается держать лицо. Честно. Но против Ярослава ему не выстоять. Это не уровень.

— Кожухов Евгений Петрович, — проговаривает он, протягивая руку, но мой муж даже не думает её пожимать. Вместо этого он продолжает сверлить его взглядом, как будто хочет выжечь в нём дыру.

— Евгений Петрович, — повторяет Ярослав медленно, словно пробует имя на вкус. — И где же ты познакомился с моей женой, знакомый?

— Простите, но это недоразумение, — Евгений делает шаг назад, но Ярослав мгновенно сокращает дистанцию.

— Недоразумение? — Ярослав ухмыляется, но в этой улыбке нет ничего, кроме холода. — Недоразумение — это когда вместо черного кофе приносят с молоком…

— Я не знал, что она… — пытается выкрутиться Евгений.

— Что она замужем? — перебивает Ярослав, а голос его становится всё тише, но от этого только страшнее.

— Да, — Евгений явно хочет закончить этот разговор как можно скорее.

Я пытаюсь вставить хоть слово, но Ярослав даже не смотрит в мою сторону. Он весь сосредоточен на своей «жертве».

— Сядь, — приказывает он Евгению, указав на стул.

— Думаю, мне лучше уйти… — начинает Евгений, но Ярослав хватает его за плечо и с силой усаживает обратно.

— Я сказал: сядь, — гремит его голос.

Весь зал притихает. Все смотрят на нас, будто мы разыгрываем сцену из какого-то криминального триллера.

— Ярослав, хватит, пожалуйста, — наконец осмеливаюсь я, но он даже не удостаивает меня взглядом.

— Заткнись, Катя, — бросает он, и мне становится стыдно. До слёз.

Евгений сглатывает, явно понимая, что ситуация выходит из-под контроля.

— Послушайте, я не хотел…

— Ты вообще хоть понимаешь, с кем связался? — Ярослав наклоняется к нему, его голос тихий, но каждая фраза звучит, как удар хлыста. — Это моя жена. Моё. Понял?

— Я вас понял, — выдавливает Евгений.

— Отлично, — Ярослав отходит, но не спешит заканчивать. — И чтобы я тебя больше нигде рядом не видел.

Евгений хватает свои вещи и буквально убегает, а Ярослав, наконец, переводит взгляд на меня.

— А теперь мы поговорим с тобой, дорогая. Тебе понравилось выставлять меня идиотом? — спрашивает он спокойно, но я знаю, что это затишье перед бурей.

Мне хочется провалиться под землю. Но, как обычно, это невозможно.

Я лишь коротко, судорожно выдыхаю и бросаю взгляд за его плечо, туда где стоит стройная молодая девица.

Она стоит неподалёку, сложив руки на груди. Длинные ноги, красивое платье, яркая помада. С такой мне не конкурировать, да я и не собираюсь.

Ярослав перехватывает мой взгляд, оборачивается, а потом ухмыляется,

— Это моя сотрудница и мы здесь по работе, — его голос становится мягче, но от этого ещё страшнее.

— В отеле работать будете, — вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать. Слова летят прямо в его лицо, как рваные куски стекла. Я уже понимаю, что влипла ещё больше, но отступать поздно.

— Катерина, — он протягивает моё имя медленно, словно растягивает удовольствие, — А ни ты ли сейчас находишься в этом самом отеле?

7.

Екатерина

— Господин Йонь приглашает вас посетить выставку автомобилей, которые производит одна из его компаний.

— Мы благодарны за приглашение и обязательно ее посетим, — кивает мой муж. Мужчины коротко прощаются и китаец садиться в поданный автомобиль.

— Нет, — провожая взглядом отдаляющуюся машину, с улыбкой отвечаю я.

— Что значит, нет? — округляются его глаза.

Мой муж не привык в своей жизни к отрицательным ответам.

— Что слышал. Я никуда с тобой не пойду!

— Пойдешь! — говорит приказным тоном.

— Нет! — отвечаю и чувствую, как же все-таки приятно выговаривать это слово. — Ты вон ей приказывай — киваю в сторону молчащей Дианы. — А с меня довольно.

— Что это за фокусы? — рычит он.

— А это не фокусы, — спокойно отвечаю я. — Просто, за двадцать с хвостом лет, я устала тебе служить. И к слову, ты мне еще спасибо сказать должен.

— За что это?

— За то что я за обедом отыграла роль примерной жены, чтобы не позорить ни тебя, ни себя перед, — я разворачиваюсь на каблуках, хочу сделать шаг к своей машине, но не успеваю. Потому что Ярослав мягко хватает меня под локоть и резко разворачивает на себя. Да с такой силой, что одна единственная пуговица моего пиджака не выдерживает и расстёгивается, демонстрируя его взору красивое ажурное бюстье. Муж скользит взглядом и тяжело сглатывает. Я вижу, как зло дергается его кадык.

Я выдерживаю его взгляд, а затем ровно произношу:

— Я хочу нашу квартиру на Баррикадной.

— Чегоо? — хмурит брови притягивая меня ближе.

— Я перееду туда сегодня же, а ты в ближайшие дни оформишь ее на меня.

Ярослав сжимает мою руку, и я ощущаю, как по коже пробегает лёгкая дрожь. В его глазах — целый вулкан эмоций, который он тщетно пытается скрыть за маской холодной уверенности. Он наклоняется ближе, почти касаясь моего лица своим.

— Не слипнется? — голос низкий как рычание.

Я поднимаю брови, глядя на него с вызовом.

— Нет, — отвечаю, стараясь звучать спокойно, хотя внутри всё дрожит. — Это будет хотя бы частичная компенсация за мои потраченные на тебя годы.

Его челюсть напрягается, глаза сверкают. Что не ожидал такого от меня. Но его взгляд вдруг становится другим — опасным, жадным. Он вновь скользит взглядом вниз, туда, где расстегнулась пуговица моего пиджака, обнажая тонкую кружевную ткань.

— Ты что, специально? — его голос становится ниже, губы чуть приподнимаются в кривой усмешке.

— Ещё чего, — бросаю я, удерживая его взгляд.

Его пальцы чуть сильнее сжимают мой локоть. Он снова наклоняется ближе, его дыхание горячей волной обдаёт моё ухо.

— Ты, кажется, забыла, с кем разговариваешь, Катя, — шепчет он, а я чувствую, как по телу пробегает электрический разряд. — Думаешь, ты сейчас главная? Ошибаешься.

Я вырываю руку, подняв подбородок.

— А ты думаешь, я шучу? Квартира на Баррикадной. Сегодня. И оформляешь её на меня, — говорю я так твёрдо, как только могу.

Он хмурится, его глаза обжигают меня.

— Хорошо, — резко выдыхает он. — Будет тебе квартира. Но не радуйся раньше времени, Катя. Это не конец.

— Для меня — конец, — бросаю я, разворачиваясь, чтобы уйти, но вспоминаю, что не сказала самого важного, — ах, да! Совсем забыла! Еще развод и ежемесячные выплаты на мое содержание, если не хочешь раздела всей компании, — произношу я и натягиваю милую улыбку.

Я знаю, что при разводе я получу лишь малую часть его компании, потому как она давным-давно в равных долях разделена между нашими девочками. У Ярослава контрольный пакет акции, а точнее сорок процентов и из этих сорока мне положена половина. А так как я хочу, чтобы наши дети имели финансовую подушку безопасности, меня устроят ежемесячные дивиденды. Мужья мужьями, а у девчонок должен быть свой угол и некий капитал, чтобы как я всю жизнь не пресмыкаться ни перед кем. И да, это была главная причина сегодняшнего обеда. Чем больше заработает Ярослав, тем больше получат девочки.

Хочу отойти, но он не даёт мне сделать и шаг. Его рука обхватывает мою талию, резко притягивая к себе, и я сталкиваюсь с его грудью.

— Тебе нравится играть, Катя? — произносит он хрипло, его глаза сверкают в сантиметре от моих. — Ну что ж, давай поиграем.

Я смотрю ему в глаза, ощущая, как всё вокруг замирает. Но это больше не его игра. Теперь я тоже знаю правила.

— Удачи, Ярослав, — шепчу я, вырываясь из его хватки, и наконец иду к своей машине, не оглядываясь.

Ярослав остается стоять на месте, провожая меня взглядом. Я почти чувствую, как он сверлит спину глазами, а в воздухе, словно молнии, вспыхивают его несказанные слова. Но я не оборачиваюсь. Этот момент принадлежит мне.

Я уверенно шагаю к машине, сажусь за руль, закрывая дверь с таким решительным хлопком, что звук, кажется, отражается от стен здания. Руки дрожат на руле, но я крепко сжимаю пальцы, подавляя эту слабость. Сегодня я не позволю себе сломаться.

Ярослав не двигается с места. В боковом зеркале я замечаю, как он достает телефон, вероятно, чтобы дать кому-то свои распоряжения. Его лицо остается невозмутимым, но я то знаю, как он на самом деле беснуется внутри себя.

Когда я отъезжаю от здания, меня охватывает странное чувство свободы. Словно я только что шагнула на тонкий лёд. В голове крутятся фразы, которые я бросила ему. Всё было сказано резко, твёрдо, как должно было быть. Да и, по правде говоря, деваться мне было некуда. В его понимании я была застукана с любовником, поэтому пришлось идти в ва-банк.

Позже вечером, я стою у окна, наблюдая, как грузчики вносят последние коробки в мою новую квартиру. Баррикадная. Теперь это мой дом. Место, где я наконец-то смогу выдохнуть. Хотя выдохнуть, похоже, удаётся только в теории, потому что внутри меня всё ещё гудит от разговора с Ярославом.

Как же приятно было смотреть на его лицо, когда я произносила это «нет». Каждое слово, каждый мой жест — словно маленький вызов его власти. Да, я знаю, он сейчас бесится. Я чувствую это на уровне интуиции, будто пульсирующая энергия передаётся мне через невидимую связь. Но это больше не имеет значения. Я больше не его.

8.

Екатерина

Звонок в дверь разрывает тишину. Я откладываю серьги на туалетный столик. Никого не жду, но кто это может быть, надеюсь не муж?

Я медленно иду к двери, на ходу поправляю халат. Глядя в глазок, вижу знакомую фигуру. Дарья ­— средняя дочь, любимая папина девочка, стоит на пороге с таким видом, будто сейчас устроит мне разнос за плохую отметку.

Открываю дверь.

— Мамуль, привет, — она проходит мимо меня, даже не дождавшись приглашения. В её взгляде читается то ли раздражение, то ли обида. — Мам, это правда? — её голос резкий, почти возмущённый.

— Привет, Дашенька, — вздыхаю. — Что именно?

Она входит, захлопывает за собой дверь и ставит руки на бёдра, как будто это она ехидна мать и будет сейчас воспитывать своего несмышленыша.

—Что ты от папы ушла! — выпаливает она.

Вот так, прямо в лоб.

— Тебе отец сказал?

— Ну а кто же?! — отвечает она, закатывая глаза. — Ты же у нас партизанка!

Я начинаю поправлять волосы, чтобы хоть как-то скрыть неловкость.

— И из-за чего?

— Даша, — начинаю осторожно, — мы с папой взрослые люди. Бывает, что даже после двадцати лет брака отношения не выдерживают испытаний.

Она фыркает, будто я сказала какую-то глупость.

— Испытаний? Мам, он что, изменил?

Я молчу. Не хочу его гадить перед детьми, но, видимо, дочернее чутьё у неё работает идеально.

— Охренеть, — шепчет она, качая головой. — Я думала, папа святой.

— Дарья! — укоризненно бросаю я, но она лишь машет рукой.

— Ну и правильно сделала, что ушла. Зачем тебе этот... — она останавливается, видимо, подбирая слова. — Этот мужчина.

Я поворачиваюсь к ней, пытаюсь улыбнуться.

— Вот и я так решила.

Она бросает взгляд на кровать, где разложено моё любимое платье. Я покупала его на нашу годовщину свадьбы и надевала только раз.

— Ты на выставку собираешься?

— Ты и об этом знаешь?

— Мамуль, работа у меня такая — все знать!

— Это что? — дочь скептически смотрит на выбранный мною наряд. — Ты в этом собираешься идти?

— А что не так? — удивляюсь я.

Дарья закатывает глаза, подходит ближе, берёт платье за подол и оценивающе оглядывает.

— Мам, это скучно. Ты что, хочешь выглядеть как библиотекарша?

— Дарья, это классика! — возмущаюсь, но она уже достаёт телефон.

— Знаешь что? Ты заслуживаешь выглядеть лучше. Сейчас всё устроим.

— Что устроим? — спрашиваю я, но она уже говорит в трубку:

— Привет, Алинка! Ты же в городе? Отлично. Короче, мне нужна твоя помощь. Мама тут на мероприятие собралась, а я не могу её отпустить в том, что она выбрала. Приезжай. И ещё прихвати пару стилистов, ну ты поняла.

Я смотрю на неё, поражаясь её решительности.

— Дарья, это ни к чему! — начинаю я, но она поднимает руку, останавливая меня.

— Мам, хватит. Ты теперь не просто жена Ярослава Черникова. Ты — Катерина. Независимая, сильная, красивая. И сегодня ты должна это всем показать.

Я улыбаюсь. Впервые за долгое время чувствую, что кто-то действительно на моей стороне.

Ярослав

Я стою у входа в салон, где проходит выставка, и смотрю на часы. Четвертый раз за последние пять минут. Катерины всё нет. Чёрт.

Чёрный лакированный лимузин рядом блестит в лучах заходящего солнца, но мне не до этого. Яркие вспышки от камер, пафосные улыбки и китайцы, кланяющиеся каждому гостю, начинают раздражать. Но больше всего меня бесит, что её нет.

Сжав зубы, пытаюсь держать себя в руках. Люди вокруг мельтешат, здороваются, улыбаются, но я едва замечаю их. Всё внимание на пустую дорогу перед входом.

Сколько можно? Она вообще придёт?

И злит даже не её опоздание, хотя я терпеть этого не могу. Злит она. И я. За то, что вообще допустил такой бардак в собственной жизни.

Развод? Чушь. С чего вдруг? Мы с ней двадцать лет вместе. Всё у неё было: дом, статус, уважение. И что, теперь она решила уйти? Из-за чего? Из-за моей маленькой шалости? Да все мужики гуляют! Тем более в нашем возрасте. Как минимум из моего окружения так точно все. При чем масштаб их загулов и моих даже не сопоставим. У меня то хоть одна Диана была, а у них целые батальоны эскортниц. Да и жена тоже хороша! Надо было в наседку не превращаться! Полгода она носилась с этой свадьбой как дурак со ступой.

Да, я виноват. Чёрт с ним, признаю. Но это ничего не значит. Она — моя. Она всегда была моей. И будет.

Резкий звук тормозов заставляет меня поднять голову. Серебристое такси притормаживает у входа. Наконец.

Дверь машины открывается, и я застываю.

Катя выходит медленно, словно даёт мне время насладиться зрелищем. Её шифоновое платье василькового цвета струится по фигуре, подчёркивая тонкую талию, мягкие изгибы. Волосы уложены в идеальную причёску, а лицо... На ней лёгкий макияж, но даже этого достаточно, чтобы она выглядела как с обложки глянца.

Она красива. Слишком красива. И это раздражает.

Катя подходит ближе, её взгляд скользит по мне, оценивающе, словно я какой-то незнакомец, с которым она не делила два десятка лет жизни.

— Ты опоздала, — выпаливаю резко, стараясь унять злость, которая вот-вот вырвется наружу.

Она улыбается уголками губ. Эта улыбка сводит меня с ума. И бесит.

— Планета от этого не остановилась, Ярослав, — отвечает она мягко, как будто говорит с кем-то равным, а не со мной. — Подождал. Ничего с тобой не случилось.

Она делает шаг вперёд, и я чувствую, как весь мой мир трещит по швам.

Я сжимаю кулаки, с трудом удерживая себя, чтобы не схватить её за руку и не увести куда-нибудь подальше от всех этих взглядов.

— Ты теперь всегда так будешь себя вести? — рычу, глядя прямо в её глаза.

Её улыбка становится шире, но в глазах холод.

— Это как мне захочется, Ярослав, — шепчет она, проходит мимо, и я не сразу осознаю, что просто стою, как дурак, провожая её взглядом.

9.

Екатерина

Свет софитов скользил по идеально вымытым корпусам автомобилей, отражаясь от лака так ослепительно, что кажется, будто сама выставка кричит: "Здесь создают легенды!" Всё роскошно, помпезно и точно рассчитано, как часовой механизм. Каждая табличка рядом с машиной — это не просто описание характеристик, а полноценная ода престижа.

Я стою рядом с каким-то дорогущим авто и делаю вид, что внимательно изучаю детали. На самом деле мне всё равно, сколько там лошадиных сил. Моё внимание привлекло кое-что поинтереснее. В отражении машины появляется мужчина — высокий, уверенный, с той самой наглой улыбкой, от которой хочется одновременно возмутиться и присмотреться внимательнее.

Он подходит ближе, чуть склоняя голову.
— Один мой знакомый сравнивает автомобили с женщинами, — голос у него был глубокий, с бархатной хрипотцой.

Я поднимаю взгляд, оценивая наглеца. Лет тридцать. Широкоплечий. Дорого пахнет. Взгляд пронзительный, будто рентгеном меня насквозь видит.
— Делит их на новых и подержанных? Или на элитных и отечественный автопром? — отвечаю я, складывая руки на груди и добавляя к своему тону каплю холодной иронии.

— Он говорит, что машину, как и женщину надо выбирать по своему кошельку. Есть те, которые ты можешь содержать и обслуживать. Есть чертовски дорогие, которые не по карману, — он чуть усмехается. — Александр.

Он протягивает руку, и я, сама не зная почему, машинально пожимаю её. Его пальцы оказываются теплыми и сильными. Но вот что меня зацепило: он смотрит мне прямо в глаза. Не на платье. Не на декольте. А прямо в глаза.
— Екатерина, — произношу и быстро убираю руку.

— Екатерина... Красивое имя, — его взгляд скользит по моему лицу. — Вы часто бываете на таких мероприятиях?

Я замечаю, как Ярослав будучи на другом конце зала поворачивает голову в нашу сторону. Он разговаривает с китайцами, но теперь то и дело поглядывает на нас.

— Иногда, — отвечаю я, едва улыбнувшись.

Александр делает шаг ближе.
— А почему я вас раньше не видел? — его голос становится тише, и я почувствую лёгкое покалывание от этого вопроса.

— Наверное, потому что раньше я находилась исключительно в компании супруга и его знакомых, — отвечаю максимально холодно.

— Значит, сегодня вы здесь... одна?

Я чувствую, как его слова плавно подбираются ко мне, как кошка, поджидающая момент для прыжка.

— Я разве сказала, что одна? — с легкой улыбкой парирую я, но чувствую, что его уверенность начинает пробиваться сквозь мою холодность. — Возможно, мой супруг просто где-то рядом.

— Возможно, — соглашается он, внимательно разглядывая меня, — но вряд ли. У мужчины, чья женщина так... выделяется, не должно быть ни одной причины оставлять её без внимания.

Моя улыбка становится шире, но я делаю всё, чтобы она оставалась немного насмешливой.

— А вы всегда так легко судите людей, едва их встретив?

— Нет, только если человек меня действительно интересует, — его ответ звучит так спокойно и уверенно, словно он знает, что попадает прямо в цель.

От этого мужчины веет дикой харизмой. Он ведет диалог так, словно в этом зале, полном чужих разговоров и шумов, остались только мы двое.

— И как часто вам встречаются те, кто вызывает такой интерес? — спрашиваю, поднимая бровь.

— Не так часто, как хотелось бы, — отвечает он.

Секунда паузы, и Александр переводит тему:

— Что скажете об этой машине? Или вы тоже из тех, кто больше интересуется... атмосферой подобных мероприятий?

Я тихо смеюсь.

— А вы что, считаете, что я пришла сюда любоваться фарами и кожаными сиденьями?

— Ну, возможно, — он делает паузу, — либо вы ждёте, пока кто-то достаточно интересный сделает этот вечер незабываемым.

Его уверенность одновременно раздражает и... цепляет.

— Возможно, вы слишком самоуверенны, Александр, — отвечаю я, глядя ему прямо в глаза.

— Это возможно, Екатерина. Но если я прав?

Делаю вид, что обдумываю его слова, но перед тем, как ответить, в поле моего зрения снова попадает Ярослав. Вижу, как на лице у мужа начинает нервно играть желваки.

Вновь перевожу взгляд на своего знакомого и улыбаюсь еще теплее.

— Тогда мне остаётся только пожелать вам успеха, — говорю я. — Ведь время покажет, кто прав.

— Так, где же ваш муж?

И только я открываю рот чтобы, тут же появился Ярослав. Он подходит с таким выражением лица, что, кажется сейчас взорвется.

— Развлекаешься, дорогая? —его рука ложится мне на талию и притягивает меня ближе.

— Ну не все же мне скучать, — я поворачиваюсь к нему, добавляя вызова в свою улыбку.

— Не представишь нас? — стиснув зубы спрашивает муж.

— По-моему, перед тобой достаточно взрослый мужчина, который может представиться сам, — говорю я, а сама наслаждаюсь, как его глаза сужаются от злости.

Александр со спокойствием удава протягивает руку Ярославу, сохраняя свою непринужденную уверенность.

— Александр Меньшов, — спокойно представляется он, его голос остаётся глубоким и бархатистым. — А вы, судя по всему, вы тот самый счастливчик, чей вкус в автомобилях не менее изыскан, чем в женщинах.

Ярослав смотрит на его руку с такой ледяной холодностью, что я на мгновение напрягаюсь, ожидая взрыва. Но он все-таки пожимает её, хотя и с явным усилием, с трудом сдерживаясь.

— Ярослав, — отвечает он коротко, сжимая меня чуть крепче за талию.

Территорию метит. Года идут, а методы все те же.

— Екатерина — моя жена, — резко бросает Ярослав, в его голосе звучит предупреждение.

Я закатываю глаза, делая вид, что мне вся эта сцена уже наскучила.

— Не будем злоупотреблять вашим временем, Саша, — улыбаюсь своему случайному знакомому.

— Надеюсь, вам удастся насладиться этим вечером, — он делает шаг назад, кивает в знак прощания и уходит, оставляя за собой шлейф уверенности и легкого аромата дорогого парфюма.

10.

Екатерина

— Катюш, — оглядываюсь, услышав за спиной знакомый голос. Ко мне подходит наша общая с Ярославом знакомая — Карелия Суботина, энергичная и всегда прекрасно выглядящая акула пера, считающая себя представительницей богемы местного разлива. Она мило улыбается, как будто рада этой встрече.

— Привет, дорогая! — щебечет она, обнимая меня за плечи. — Только что Ярослава твоего видела, так он, как всегда, просто потрясающий! Такой статный, ухоженный, а как он рассказывает про вашу семью — сразу видно, обожает! Мне кажется, тебе с ним очень повезло.

Ух, как она рассыпается в комплиментах относительно Ярослава. Ни для кого не секрет, что она одинока и давно ведет охоту за успешными мужчина. Но пока, кроме статуса любовницы, ей ничего так и не перепало. Возраст, когда она могла бы успешно выти замуж за кого-нибудь молодого, холостого бизнесмена давно прошел. И все что ей светит – это только разводные алименщики и вдовцы.

Растягиваюсь в такой же дежурной улыбке, как и она.

— Как вы тут? — продолжает Карелия, не давая шанса вставить ни слова. — Всё ли в порядке? Слышала, что у вас свадьба дочери была! Поздравляю! Наверное, столько эмоций и хлопот сразу!

Катя пытаюсь сохранить улыбку, кивая.

— Спасибо, всё прошло хорошо, — отзываюсь. — Да, хлопот было много, но всё обошлось. А ты как, чем сейчас занимаешься?

Суботина делает непринужденный жест рукой, томно вздыхает, затем отвечает:

— А я, как обычно, живу в вечном круговороте событий, — томно вздыхает Карелия, явно наслаждаясь возможностью рассказать о себе. — Недавно брала интервью у одного известного арт-критика, собираю материал для своей новой статьи о современных художниках. А ещё, знаешь, столько предложений поступает, просто не успеваю выбирать!

Её голос звучит с таким напором и самоуверенностью, что я невольно поджимаю губы, стараясь удержать вежливое выражение лица. Карелия всегда умела преподносить свою жизнь как череду бесконечных успехов, пусть даже они часто были слегка приукрашены.

— Руки и сердца? — не сдерживаясь от колкости.

— Что? — недоуменно хлопает глазами.

— Замуж зовут, а ты не успеваешь выбирать?

Внезапно её взгляд снова становится задумчивым и... оценивающим.

Карелия улыбается, принимая подачу.

— Ой, нет, — отмахивается. — Боже упаси! Мне больше нравится наблюдать за такими крепкими парами, как вы с Ярославом. Это сейчас такая редкость. Я вообще считаю, что мужчина вроде Ярослава — настоящая находка в жизни. Всегда галантный, стильный, умный... ну просто мечта!

Она смеётся, явно пытаясь скрыть зависть за внешним восхищением. Но мне достаточно одного взгляда, чтобы понять её настроение.

— Да, мне действительно с ним повезло, — отвечаю я, надеясь сменить тему. — Так что там у нас новенького в городе происходит? О чем нынче последние сплетни?Конец формы

Карелия искоса смотрит на меня, чуть прищурив глаза. Заранее оценивает мою реакцию. Затем её губы расплываются в широкой, немного лукавой улыбке.

— Ну, раз уж ты спросила, Катюш, — начинает она с таким видом, будто вот-вот откроет мне шокирующую тайну. — В городе сейчас обсуждают одну довольно пикантную историю. Твоего Ярослава, кстати, это тоже касается.

Внутри неприятно дергает.

— И что же за история? — спрашиваю, придавая голосу ровный тон, хотя внутри уже понимаю, к чему она клонит.

Карелия делает вид, будто ей неловко продолжать, но от неё ни на секунду не ускользает удовольствие от происходящего.

— Ой, даже не знаю, как сказать… — притворно вздыхает она, наклоняясь чуть ближе. — Но раз мы с тобой столько лет знаем друг друга, то, наверное, могу доверить. Говорят, у Ярослава появилась молодая любовница. Очень красивая, кстати, его сотрудница.

Я сохраняю каменное лицо.

— Ты о Диане? — переспрашиваю, поднимая бровь. — Так я ему сама разрешила завести женщину на стороне. У меня уже здоровье не то и мигрень часто мучает… Не в моем возрасте сексом по четыре раза за день заниматься. А Ярослав мужчина темпераментный, — устало вздыхаю и вижу, как ее челюсть потихоньку отвисает. Пускай себе развлекается на здоровье!

Карелия на мгновение морщится, но быстро восстанавливает свой сияющий вид.

— Ну, знаешь, я разное готова была услышать, но, чтобы так в открытую мужика отдавали…

— А кто ж его отдает? Мужчина просто справляет свою нужду. В общественные туалеты тоже многие заходят, но жить там никто не остается.

Суботина краснеет, а затем покрывается белыми пятнами по лицу.

***

— Катя, постой! — Ярослав громко шагает следом.

Ощущение, что я только что пересекла минное поле, где вместо взрывов были его резкие взгляды и едкие реплики.

Я выскакиваю на улицу и достаю телефон, чтобы вызвать такси. Прохладная ночь обнимала меня, в отличие от Ярослава, который только и выжидал момент, чтобы разразиться очередной тирадой.

— Давай я тебя подвезу, — наконец произносит он, бросая на меня свой фирменный взгляд, полный настойчивости и лёгкой угрозы.

— Нет, спасибо. Я сама справлюсь, — отвечаю ровным тоном, но внутри чувствую, как пульс отзывается в висках.

— Екатерина, не начинай. Я прекрасно вижу, что ты провоцируешь. Что это было на выставке? Твой новый стиль общения? — Его голос звучит тихо, но от этого только более угрожающе.

Он всегда так: сначала делает вид, что интересуется, а потом пытается диктовать.

— Это было общение, Ярослав. Привыкай. Или мы уже обсуждаем то, как я должна себя вести?

— Не строй из себя независимую, — он подходит ближе, так, что между нами остаётся несколько сантиметров. — Да и свобода не пошла тебе на пользу, как я погляжу.

— Это ты так себя утешаешь? Не бойся, я без тебя пропаду? — я улыбаюсь, но в моей улыбке больше ледяного ветра, чем тепла. — Уверяю тебя, я прекрасно справлюсь, — открываю приложение, но муж выхватывает телефон у меня из рук.

— Катя, хватит. Садись в машину, — его голос звучит жёстко, и я понимаю, что он готов перейти границу. Но я тоже.

11.

Екатерина

Мы подъезжаем к моему дому. Гул мотора стихает, и ночь, кажется, становится слишком тихой. Я смотрю на знакомые окна своей квартиры.

— Мы приехали. Выпусти меня, — говорю холодно, не поворачивая головы.

— Как джина из бутылки? — Ярослав улыбается уголком рта, но в этой улыбке нет ни грамма радости.

— Из лампы.

— Что?

— Джина выпустили из лампы.

— Тебя проводить? — муж снимает блокировку двери.

Я не отвечаю, вытягиваю ремень безопасности и тянусь к ручке двери. Но прежде чем я успеваю выйти, он опережает меня, обходит машину и открывает дверь сам.

— Спасибо, я справлюсь, — говорю, делая шаг на тротуар.

— Катя. — Его голос звучит тихо, но этот тон я знаю слишком хорошо. Я ненавижу, как он произносит моё имя, словно это кнут, а не слово.

— Чего ты ещё хочешь, Ярослав? — оборачиваюсь, встречая его взгляд.

— Поговорить. — Его руки скрещены на груди, но я вижу, как его пальцы едва заметно сжимаются. Он напряжён.

— Мы уже всё сказали друг другу, — я начинаю подниматься по ступенькам, но его голос вновь останавливает меня.

— Не всё. — Он делает шаг ко мне.

— Неужели? Ты хочешь обсудить свою новую жизнь с Дианой? Или рассказать, как ты представлял нашу семейную жизнь до того, как я все узнала?

— Перестань. — Он звучит резко, но я вижу, как в его глазах мелькает нечто похожее на вину.

— Нет, Ярослав. Это ты перестань. Перестань вторгаться в мою жизнь, когда я пытаюсь выстроить её заново. Что ты хочешь услышать? Что я простила тебя? Что мне больше не больно? — Я оборачиваюсь, чувствуя, как в голосе дрожит накопившаяся ярость.

— Я хочу, чтобы ты была честной, — говорит он, подходя ближе. — Тебе же сейчас не всё равно. Ты хочешь, чтобы я ушёл? Скажи это мне прямо, Катя.

— Я тебе уже это сказала, — бросаю, глядя ему в глаза.

— Нет. Ты сказала это в порыве гнева. А сейчас? — Его голос становится тише, а глаза пристальнее. — Ты действительно хочешь, чтобы я ушёл из твоей жизни?

Эти слова, будто удары, эхом раздаются в моих ушах. Я молчу, но моё сердце предательски громко стучит в груди. Он ждёт, сверля меня взглядом, как будто пытается вытащить из меня ответ, который ему нужен.

— Ты не имеешь права задавать мне этот вопрос, — наконец говорю я, отводя взгляд. — Не после того, что сделал.

— Ты снова уходишь от ответа, — произносит он, и в его голосе звучит упрямство, от которого хочется кричать.

Я делаю шаг назад, ощущая, как холодный воздух обжигает лицо.

— Всё кончено, Ярослав. Семьи у нас больше нет. И я хочу, чтобы ты знал – я завтра иду к адвокату.

Он молчит, но его тяжелый взгляд так и остаётся прикован ко мне. Я не знаю, что ещё сказать. Не знаю, есть ли вообще слова, которые могли бы разорвать эту невидимую нить между нами.

— Спокойной ночи, — тихо бросаю я и отворачиваюсь, чувствуя, как его взгляд прожигает мне спину.

Ключ дрожит в руках, когда я прижимаю его к электронному замку. Входя в подъезд, я тут же запираю дверь за собой. Слышу, как он ещё какое-то время остаётся стоять снаружи, а потом его шаги наконец удаляются.

Я прислоняюсь к двери, позволяя себе сделать глубокий вдох. Моя жизнь идёт дальше. Без него. И пусть это решение кажется мне самым трудным в мире, но я знаю: оно правильное.

12.

Екатерина

Светлая, просторная приёмная адвокатской конторы пахла свежесваренным кофе и кожей. Я машинально поправляю манжеты шелковой блузки, стараясь не выдать внутреннее напряжение. Но пальцы всё равно предательски подрагивают, когда я перекладываю папку с документами из одной руки в другую. В такие моменты хочется казаться уверенной, собранной, но как, если внутри одни руины.

— Екатерина Алексеевна? — раздаётся приятный, уверенный голос.

Я поднимаю взгляд и вижу его: высокий, подтянутый мужчина в идеально сидящем тёмно-синем костюме. Его короткие волосы немного тронуты сединой, но это лишь добавляет ему солидности. Светло-карие глаза смотрят внимательно, с тем самым профессиональным спокойствием, которое внушает доверие. Кажется, таким людям, как батюшка в церкви, можно рассказать всё — и они не осудят, а помогут.

— Да, это я, — отвечаю с лёгкой дрожью в голосе.

— Проходите, пожалуйста, — он делает жест в сторону двери своего кабинета.

Я захожу внутрь, чувствуя, как за плечами будто остаётся весь груз приёмной. Обстановка кабинета строгая, минималистичная, но уютная. Ничего лишнего: дорогая мебель, аккуратные полки с папками и книгами, настольная лампа. На стене висит пейзаж — горы, покрытые снегом. Вроде мелочь, но от этого здесь становится чуть легче дышать. Я сажусь на стул напротив его стола, кладя перед собой папку с документами.

— Итак, Екатерина Алексеевна, — он открывает блокнот, берёт ручку и внимательно смотрит на меня. — Давайте начнём с главного. Вы хотите расторгнуть брак. Верно?

— Да, — киваю я, с трудом находя силы не опускать глаза.

— Хорошо. — Он откидывается на спинку кресла, его взгляд остаётся спокойным, но пристальным. — Расскажите, пожалуйста, что привело вас к этому решению.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как пересохло в горле. Раньше я считала, что рассказывать о личных проблемах кому-то — это слабость. Но сейчас, сидя напротив этого человека, я ощущаю, что, возможно, это не слабость, а способ найти выход.

— Это не спонтанное решение, — начинаю я, тщательно подбирая слова. — Наши отношения давно перестали быть… равноправными. Я чувствую, что больше не могу находиться в этом браке.

Он молчит, давая мне возможность продолжить. Я ловлю себя на мысли, что его спокойствие как-то помогает мне собраться.

— А еще, мой Ярослав изменил мне, — наконец произношу я, чувствуя, как ком подступает к горлу. Слова даются тяжело, будто с каждым из них я вновь переживаю эту боль. — Но дело не только в этом. Его поведение… Оно стало токсичным. Он перестал уважать мои границы, начал контролировать и… меня это унижает морально.

Адвокат делает пометку в своём блокноте, слегка кивая. Это движение какое-то почти незаметное, но в нём есть понимание.

— Вы говорите о моральном давлении. А были ли случаи физического насилия? — уточняет он, глядя на меня серьёзно, но без тени осуждения.

— Нет, — качаю головой, чувствуя, как щеки начинают гореть, вспоминая как он против моей воли занес и усадил меня в свою машину. Это же не считается физическим насилием? Ведь так?

Его взгляд становится мягче, и я неожиданно чувствую странное облегчение. Может быть, потому что он не перебивает. Может, потому что мне никто не говорит, что я преувеличиваю.

— Я понимаю, — наконец говорит он, откладывая ручку и слегка наклоняясь вперёд. — Это довольно частая ситуация в подобных делах. Вы упомянули измену. У вас есть доказательства?

— Прямых – нет. Но муж особо и не скрывает этого, — отвечаю твёрдо.

Его взгляд становится чуть жёстче, но голос остаётся нейтральным. Профессионализм у таких людей в крови.

— Понял.

Я опускаю глаза на свои руки, которые лежат на столе.

— Я хочу, чтобы все случилось как можно быстрее.

— Мы постараемся минимизировать сроки, — он делает ещё несколько записей, затем поднимает на меня взгляд. — У вас есть совместное имущество?

— Да, — киваю я.

Он снова слегка кивает, делая пометки.

— Это вопрос, который мы тоже сможем урегулировать. Екатерина Алексеевна, — он складывает руки на столе, глядя прямо на меня. — Я постараюсь сделать всё, чтобы вы чувствовали себя защищённой. Если что-то покажется вам сложным или непонятным, не стесняйтесь задавать вопросы. Мы решим это вместе.

В его голосе звучит такая уверенность, что я невольно чувствую, как моё напряжение немного ослабевает. Словно он берёт часть моего груза на себя.

— Спасибо, — тихо говорю я.

— Пока еще не за что, — он встаёт, подавая мне руку.

Я поднимаюсь, собираю папку и пожимаю его руку.

Едва успеваю сделать шаг на улицу, как мой телефон начинает вибрировать в кармане. Посмотрю на экран и вижу имя зятя — Артем. Звонок застает меня врасплох: неужели что-то с Настей?

—Артем? — прижимаю телефон к уху, остановившись на ступеньках офиса адвоката. Прохладный ветер цеплялся за подол

— Екатерина Алексеевна, — голос зятя звучит напряжённо, с лёгкой хрипотцой, будто он только что курил или долго говорил. — Настя в больнице.

— Что?! — сердце пропускает удар, а затем разгоняется в бешеном ритме. — Что случилось?

— Её увезли на скорой. Говорят, угроза выкидыша… Я сейчас в дороге, еду к ней.

— Что произошло? — я не могу понять, что чувствую: панику, страх или злость. Кажется, что мир вокруг потерял краски, всё стало чёрно-белым.

— Я точно не знаю. Она была дома, сказала, что ей плохо, а потом просто пошла в туалет и закричала, потому что увидела кровь... Я вызвал скорую, — Артем замолчал, и я услышала, как он шумно выдыхает. — Вы сможете приехать?

— Конечно, еду, — разворачиваюсь, шагая в сторону обочины, чтобы поймать такси.

— А в какой в какую больницу ее забрали?

— В центральную, — коротко бросает Артем и отключается.

Быстро открываю приложение для вызова такси, но мои пальцы дрожат так сильно, что никак не удается нажать на нужную кнопку.

13.

Екатерина

Мы сидим в больничном коридоре, в ожидании новостей от врача. Напряжение висит в воздухе, как раскалённая проволока. Ярослав ходит взад-вперёд, как лев в клетке, временами бросая на Артёма злые взгляды. Артём сидит, ссутулившись, и машинально сжимает в руках телефон. Я же пытаюсь оставаться нейтральной.

Когда тишина становится невыносимой, я решаю нарушить её.

— Я сегодня была у адвоката, — произношу, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, но твёрдо.

Ярослав резко останавливается и оборачивается ко мне. Артём поднимает голову.

— У кого ты была? — Ярослав почти шипит, делая шаг в мою сторону.

— У адвоката, — с ледяным спокойствием повторяю я.

Вижу во взгляде Настиного мужа немой вопрос.

— Да, Артем, — киваю. — Наши, с Ярославом Андреевичем отношения далеки от образцово показательных. — Я нашла отличного юриста. Он будет представлять мои интересы в суде, — отвечаю прямо, без попытки сгладить углы.

— Ты издеваешься? — басит бывший муж, а в его глазах вспыхивает гнев. — Добить меня решила?

— Теть Кать… Насте, только, пока не говорите, — просит меня Артем.

— Не волнуйся, — успокаиваю его. — Никто ей сейчас ничего говорить не будет.

— А что ты так с разводом торопишься? Что, нашла уже себе кого-нибудь?

Ярослав делает ещё шаг вперёд, почти вплотную, и я чувствую, как моё сердце начинает биться быстрее.

— Ну я же не ты, — говорю я, глядя ему прямо в глаза.

— Ты думаешь, что суд – это так просто? — шепчет он с угрожающей мягкостью. — Что я вот так просто подпишу бумаги и уйду из твоей жизни?

— Мы все-равно разведемся. Это неизбежно, — отвечаю я, стараясь держать голос ровным. — И ты это прекрасно знаешь.

— Никакого развода! — его голос становится громче, и я вижу, как Артём встаёт со своего места, готовый вмешаться, если потребуется. — Тебе хватит и того, что ты на квартиру съехала!

— Я больше не буду твоей женой, — говорю холодно. — Ты можешь не ходить на заседания. Все равно развод состоится. Рано или поздно.

Ярослав сжимает кулаки, но вместо того, чтобы продолжить спор, отворачивается и проходит в конец коридора. Его широкая спина кажется мне стеной, которую я наконец смогла пробить.

— Вы точно уверены? — тихо спрашивает Артём, когда Ярослав отходит достаточно далеко.

Я киваю, чувствуя, как внутри поднимается горькое облегчение.

— Да, — отвечаю я. — Ты, только, своим родителям пока не говори. Не будем их радовать раньше времени, — вздыхаю.

— Не буду, — отрицательно мотает головой.

***

Настя спит, а я сижу рядом с её кроватью, сжимая в руках стакан с остывшим чаем. Тихий шёпот капельницы заполняет палату, а я не могу отвести взгляд от её бледного лица. Она кажется такой маленькой, такой уязвимой, словно ребёнок, которого я когда-то держала на руках. Моя девочка. Мой цветочек. Она самая нежна и самая добрая среди наших дочерей.

Но больше всего убивает то, что я ничего не могу сделать, чтобы облегчить боль от ее утраты. И это бессилие превращается в горькие слезы.

Я начинаю тихонько плакать, пытаюсь сдерживаться, чтобы не разбудить Настю, но слёзы не слушаются. Всё накопленное за эти дни вырывается наружу.

— Мам, — звучит хриплый голос Насти, и я вздрагиваю. Её глаза открыты, взгляд усталый, но тёплый. — Ты чего?

— Прости меня, доченька, — шепчу, прижав руки к лицу. — Прости, что я ничего не сделала. Что не уберегла тебя, — мягко провожу рукой по волосам убирая их за ушко.

Настя медленно садится в кровати, опираясь на подушку. Её движения осторожны, но решительны.

— Мам, не плач, — просит Настюша. — Иначе я тоже снова начну плакать.

Я поднимаю голову, и вижу, как она протягивает ко мне руку. Её глаза наполняются слезами, но она улыбается, едва заметно.

— Это все моя вина, — Настя закрывает лицо руками.

— Это не правда, девочка моя. Ты не виновата. Никто не виноват.

— Мам! — перебивает она, и её голос неожиданно звучит громко в тишине палаты. — Я очень хотела этого ребенка, но глубоко в душе боялась, — ее голос дрожит, но она продолжает. — Боялось, что не время сейчас. Боялась, что мы с Артемом не справимся. Вот он все почувствовал и ушел.

Слушая её, я чувствую, как мои слёзы текут ещё сильнее. Но теперь в них меньше боли и больше тепла.

— Настя, — шепчу, наклоняясь ближе. — Иногда жизнь несправедлива, но должны пережить все что нам дано свыше… Если нам посылаются испытания, значит мы сможем их вынести. Ты у меня очень сильная девочка!

— Потому что ты меня такой воспитала, — она слабо улыбается, а потом добавляет: — Но, если ты не перестанешь плакать, я начну переживать, что мне теперь придётся успокаивать тебя вместо того, чтобы поправляться.

Мы обе смеёмся сквозь слёзы, и в этот момент я чувствую, как что-то тёплое заполняет мою душу.

— Я люблю тебя, ребенок, — говорю я, поглаживая её по руке.

— И я тебя, мам, — отвечает она. — Можешь позвать Артема?

— Конечно, — киваю, вставая со стула. — Только можно, к тебе сначала папа зайдет? Он тоже ждет под дверью и очень волнуется.

— Папа здесь? — удивляется она. — Я думала он в офисе…

— Конечно здесь. Он примчался сразу же за нами. Бегал по коридору и рычал как разъярённый тигр, — позволяю себе мягкую улыбку.

— На Артема срывался?

— Нет, — мотаю головой. — Совсем, нет.

— Мам… будто я папу нашего не знаю! Мой Артем ему не нравится, поэтому он будет винить его во всех смертных грехах.

— Ну… немного срывался, — осторожно признаюсь, глядя на неё. — Но, Настя, пойми, он просто не умеет по-другому. Так выражает свои эмоции, даже если сам не понимает, что делает.

Настя качает головой, усмехаясь, но её улыбка не достигает глаз.

— Знаю, мам. Я давно привыкла. Просто не хочу, чтобы Артём сейчас из-за него чувствовал себя хуже. Он и так… — она замолкает, кусая губу.

— Он и так переживает, — заканчиваю за неё. — Да, Настя, я вижу. Но и папа тоже очень волнуется. И даже если он не всегда показывает это так, как хотелось бы, он любит тебя.

14.

Екатерина

— Ну как Настя? — вопросительно глядя на меня, Лера ставит локти на стол.

Её серые глаза внимательны, а в голосе — неподдельная забота. Я вздыхаю, опуская чайную ложку в чашку. В последнее время этот вопрос слышу чаще, чем своё имя.

— Выписали её позавчера, — говорю тихо, будто бы боюсь спугнуть хрупкое равновесие, которое вот-вот разрушится.

— Уже домой? — Лерка вскидывает бровь, но тут же мягко улыбается.

— Да, с условием, что будет лежать, как кукла, и не нервничать. —выдыхаю и смотрю в окно. — Ярослав путёвку им купил в Доминикану.

— Да ладно! — Валерия чуть ли не падает с кресла. — Ненавистному зятю?!

— Представляешь? Сказал, пусть отдохнут, восстановят нервы. Сама в шоке, — улыбаюсь. — Может, наконец-то, до него начало что-то доходить. Но, видимо, осознал, что здесь надо не кулаками махать, а как-то по-другому.

— Катюш, это прямо не он, а святая трансформация, — шутит подруга, но голос у неё добрый, без сарказма. — Слушай, а что там с разводом этим вашим?

— Пока ничего, — киваю, ощущая дикую усталость, которую невозможно скрыть. — Адвокат подал документы. Ждем.

— А сама-то ты как?

— Всё нормально, — быстро отвечаю, чуть опуская глаза.

— Нормально — это как? — подруга наклоняется ко мне. — Катя, я тебя знаю.

— Лер, правда, всё хорошо, — говорю, стараясь звучать уверенно. — Просто, устала.

Подруга хочет что-то сказать, но тут мой телефон на столе вибрирует. Экран загорается, и я вижу сообщение. От Ярослава:

«Ты где?»

Руки так и чешутся написать ответ: «В Караганде!»

— Ну вот, — говорю я, закатив глаза и поднимая телефон. — Началось.

— Это Яр? — Лерка прищуривается.

— Кто же ещё? — вздыхаю, открывая сообщение.

— Что пишет? — Лера вытягивает шею, словно жираф.

— Ты где? — зачитываю, и мой голос звучит раздражённо. — Как всегда: ни "привет", ни "как ты". В своем репертуаре.

Лерка цокает языком и откидывается на спинку стула.

— Ну ты ему ответишь?

— Пока не знаю, — я пожимаю плечами и она. — Иметь в этой жизни все, о чем только можно мечтать, и так все профукать…

— Ну, судьба видимо у нас такая, — говорю я, и чувствую, как внутри накатывает грусть.

— Катюш, ты только не обижайся, но мне кажется, тебе надо поменьше с ним общаться.

Я отвожу взгляд, делая вид, что меня заинтересовал узор на чашке. Внутри что-то болезненно сжимается.

— Я стараюсь, — пытаюсь оправдаться, но голос звучит неубедительно. — Но полностью прекратить общение у нас пока еще не получается. Да и Настя еще пока не знает, что я подала на развод.

— Все с вами понятно, — улыбается, но не без злобы.

Я молчу. Телефон снова вибрирует, и я машинально беру его в руки. На экране ещё одно сообщение:

«Мне пробить по геолокации?»

— О, боже, — выдыхает Лера, заглядывая через стол в мой телефон. — Он что, думает, что теперь всю жизнь будет тебя контролировать?

— Я не знаю о чем он думает — горько улыбаюсь. — Ярославу главное, чтобы было так, как удобно ему.

Лера обхватывает кружку руками и смотрит на меня с сочувствием.

— Если ты сама не поставишь точку, то боюсь, что это не закончится никогда.

Я сжимаю телефон в руках, пытаясь сдержать раздражение. Лера права, но признаваться в этом слишком больно.

— Не отвечай ему, — вдруг решительно говорит она. — Пусть подождёт. А лучше вообще забудет, что ты существуешь.

— Это сложно, — признаюсь, опуская голову.

— Но возможно, — настаивает Лера. — Ты сильнее, чем думаешь. И знаешь, что самое страшное? Он сам это знает, поэтому и держит тебя на коротком поводке.

Её слова попадают точно в цель. Я знаю, что она права, но часть меня упрямо цепляется за прошлое. За того Ярослава, которого я когда-то любила. Или, может, только думала, что любила.

Я кладу телефон экраном вниз и поднимаю глаза на Леру.

— Пожалуй, ты права.

— Конечно, права, — она улыбается. — А теперь давай закажем десерт. Я слышала, у них тут отличный чизкейк.Начало формы

Весь остаток нашей встречи я ловлю себя на том, что думаю о том, что написать Ярославу. Или, может, вообще ничего не писать. Но это "ты где?" звучит в голове, как назойливый будильник, который нельзя отключить.

Ярослав

Пум, пум, пум. В голове отбивается невидимый ритм, а взгляд лениво скользит чуть выше, туда, где висит черно-белая фотография какого-то города. Кажется, Нью-Йорк? Или Чикаго? Честно, неважно.

Начальник финансового отдела зачитывает очередной отчет. Говорит быстро, сухо, не сбиваясь, но от этого только скучнее. Слова сливаются в белый шум, как радио, настроенное на неправильную волну.

— Итак, на четвертый квартал мы ожидаем...

Зеваю, прикрывая рот рукой. Четвертый квартал, третий квартал, да хоть двенадцатый. Все эти цифры, таблицы, графики — однообразная каша, которая не вызывает никаких эмоций.

Телефон в кармане брюк вибрирует. Почувствовав это, я вытаскиваю его и незаметно бросаю взгляд на экран. Сообщение от Кати. Ну наконец-то.

Она, конечно, не сразу отвечает. Но это даже интересно. Привычная игра: она делает вид, что не торопится, а я — что не раздражаюсь от этого. Хотя на самом деле раздражаюсь.

Открываю чат. Вижу, что она ответила:
«Что-то случилось?»

Слегка улыбаюсь. Конечно, случилось. Я жду.

Быстро печатаю:
«Я задал четкий вопрос!»

Входящие эсэсэм:

«Я в кафе. У меня важная встреча.»

Нифаге се, сказал я себе!

«Есть серьёзный разговор. Через двадцать минут возле Нарцисс-холла.»

Отправляю и снова поднимаю глаза на фотографию. Чувствую, как кровь начинает чуть быстрее двигаться по венам. Почему-то мысль о том, что сейчас она оторвётся от своей «важной встречи», выйдет из кафе и увидит меня, кажется, особенно приятной.

Начальник отдела, похоже, что-то спрашивает, потому что все взгляды в зале устремляются на меня.

15.

Екатерина

Я вскрикиваю, когда Ярослав одним движением хватает этого пузатого мужика за грудки.

— Ярослав! Прекрати! — кричу я, пытаясь дотянуться до его руки, но он меня словно не слышит. На мгновение его взгляд — жёсткий, холодный — встречается с моим, и его губы растягиваются в хищной, почти животной улыбке.

Я знаю эту улыбку. Она появлялась, когда он решал, что пора «решить всё по-мужски». И прежде, чем я успеваю снова закричать или сделать хоть что-то, его кулак со свистом врезается в лицо этого мужика.

— Нет! — закрываю лицо руками, чтобы не видеть, как тот отшатывается и хватается за нос.

Мужик вопит, что-то невнятное, заплёвываясь кровью. Он машет руками, но Ярослав не отпускает его, прижимая к машине так, что от этого зрелища у меня перехватило дыхание.

— Ярослав, пожалуйста, остановись! — голос срывается, и я тяну его за плечо. Но это все равно что тянуть каменную глыбу.

— Что, не понравилось? — рычит Ярослав. — Может еще раз назовешь мою жену «козой»?

— Да я… я извини! — мужчина тяжело дышит. — Пожалуйста, мужик, успокойся!

Ярослав разжимает кулак и скидывает его к двери, будто сбрасывал пыль. Он наконец отступает, бросая последний ледяной взгляд на мужика, и поворачивается ко мне.

— Всё в порядке? — спрашивает он так спокойно, будто минуту назад вообще ничего не произошло.

— В порядке? — мой голос срывается от накала эмоций. — Ты только что сломал ему нос! Как это может быть в порядке?

Ярослав хмыкает, проводя рукой по волосам. В этот момент за нашими спинами раздаётся вой полицейской сирены. Я вздрагиваю, а он лишь оборачивается с раздражением, будто всё это для него — досадная мелочь.

— Вот и приехали, — выдыхаю я, чувствуя, как напряжение скручивает меня изнутри.

Машина с мигалками останавливается у обочины, и из неё выходят двое сполицейских. Один высокий, лет сорока, второй помоложе. Они быстро оценивают обстановку: мужик всё ещё держится за лицо, кровь всё так же течёт у него из носа, моя машина со смятым бампером, а Ярослав стоит чуть поодаль, спокойно засунув руки в карманы.

— Что здесь произошло? — строгим голосом спрашивает тот, что старше.

Я торопливо открываю рот, чтобы что-то сказать, но пузатый мужик оказывается быстрее:

— Этот псих! — орёт он, указывая на Ярослава, всё ещё зажимая нос. — Он накинулся на меня! Смотрите, что он сделал!

— Он въехал в мою машину, а потом начал хамить! — вскидываю руки, перебивая его. — Я пыталась разобраться, а он… он назвал меня козой, и… — замолкаю, не зная, как описать дальнейшие события.

Полицейский внимательно смотрит сначала на меня, затем на Ярослава.

— Вы? — кивает в его сторону. — Что скажете?

Ярослав хмыкает, чуть наклоняет голову, будто ему даже лень что-то объяснять.

— А что тут сказать, капитан? Если бы я твою женщину обозвал, ты бы мне в рот заглядывал? — спокойно произносит Ярослав.

Я в ужасе смотрю на него, надеясь, что он хотя бы постарается сгладить ситуацию, но, кажется, ему это даже в голову не приходит.

— Документы, — старший полицейский тянет руку.

Ярослав спокойно вытаскивает кошелёк, с ленцой разворачивает права и протягивает их полицейскому…

16.

Екатерина

Я сижу на жёстком стуле, спина прямая, руки аккуратно сложены на коленях. Стараюсь не дрожать, как пасхальный кролик. Не выдавать ни единой эмоции. В прокуренном помещении пахнет несвежим табаком, старым деревом и жирной едой. Беляш, наверное. Или сам начальник. Да и похож он, честно говоря, на сальной пирожок с вокзала. И пальцы у него как сардельки, сложенные в замок.

— Мы все на нервах. У нас с дочкой такое несчастье произошло… а тут этот… — глотаю ругательство, — меня козой обозвал.

— Ну, с товарищем этим мы тоже разберемся.

Он сидит напротив, грузный, с лицом, лоснящимся, будто натёртым маслом. Глаза щелочками, смотрит на меня так, словно пожирает глазами.

— А вам, Екатерина Алексеевна, присматривать за мужем надо, — голос его тянется, ленивый, как слипшиеся страницы старой книги. — Он у вас конечно человек уважаемый, но на людей бросается. А они, между прочим, при исполнении.

Я киваю. Покорно. Смиренно.

— Буду присматривать, — голос ровный, вежливый. Как положено.

Ладонь легко скользит по столу, конверт остаётся у края. Момент замирает, слипается, как тяжёлый воздух в этой комнате.

Палец с грязным ногтем лениво чиркает по крышке конверта. Взгляд — такой же ленивый, но в нём мелькает алчность. Оценивает. Щупает толщину сквозь бумагу.

— Ладно, — устало вздыхает он. От этой ситуации. От меня. От жизни. Но конверт прячет.

В дверь стучатся, и в кабинет заходит лейтенант. Молодой, форма сидит мешковато, финал начал набираться под глазом. Здоровается коротко, взглядом скользит по мне.

— Светиков, — бросает начальник, зевая. — Ты, как потерпевшее лицо, к задержанному претензии не имеешь?

Лейтенант шмыгает носом и вроде бы случайно касается пальцами синяка.

— Ваш муж, конечно, зверь, — бормочет лейтенант, потирая синяк. — Но претензий, — бросает вопросительный взгляд на начальника и тот одобрительно кивает, — не имею.

— Проводи гражданку. И выпускай задержанного.

Я встаю. Голову держу ровно. Улыбаюсь краем губ.

— Всего доброго, — киваю и выхожу.

Мы спускаемся по лестнице. Скрипят деревянные ступени. Ветер с улицы бьёт в лицо, остужает.

Коридор длинный, пахнет пылью и затхлым потом. Лейтенант идёт чуть вперед.

— У вас крепкий мужик, — бормочет он, не оборачиваясь.

Я не отвечаю.

Шаги гулко отдаются в тишине.

— Петров, кричит он дежурному выпускай бойца!

— Есть!

Где-то хлопает решётка, раздаётся глухой звук шагов. И вот он — высокий, злой, даже с тенью ухмылки. Виски запали, глаза горят.

Ярослав.

Он выходит из участка так, словно не сидел здесь последние несколько часов.

— Я думал, ты мне, грев носить будешь, — хрипло усмехается он.

Лейтенант кривится, но молчит.

— Весело тебе? — зло ворчу я.

— А что мне плакать? — шепчет он мне в висок и тихо, низко смеется.

От этой его близости мурашки начинают разбегаться по телу.

— Идем! — Ярослав берёт меня за локоть — не грубо, но крепко. Ведёт к машине, привычно открывает дверь, ждёт, пока я сяду.

Ярослав не отвечает сразу, садится за руль, заводит двигатель. На миг задерживает руку на ключе зажигания.

— Волновалась за меня? — наконец спрашивает он, включая зажигание.

— Нет, — я смотрю в боковое окно. — Пускай за тебя Диана волнуется. И это, кстати, она должна была обтекать там, перед полицейскими, а не я!

Он не реагирует на мою фразу, но по взгляду видно, что ему неприятно.

— Дорого?

— Приемлемо. Теперь ты мне должен.

— Понял, — кивает.

Машина трогается с места. Ярослав ведёт быстро, привычно, чуть агрессивно. Его пальцы сжимают руль с такой силой, что костяшки белеют.

— Ты поговорить со мной о чем-то собирался? — говорю спокойно.

Он скользит по мне взглядом, усмехается.

— Собирался. Но как-то уже настроения нет.

Где-то впереди мигает светофор. Красный. Машина резко тормозит, нас чуть дёргает вперёд. Ярослав кидает на меня быстрый взгляд.

— Ты злишься?

— Нет.

— Врёшь.

Я смотрю прямо перед собой. В воздухе ощущается напряжение, которое висит между нами, словно невидимая сеть.

— Ты знаешь, я сегодня разговаривала с Валерией, и она сказала, что нам пора наконец-то поставить точку. И чтобы каждый жил своей жизнь, — наконец выговариваю я, не поворачивая головы. — Иначе, это не закончится никогда.

Ярослав резко меняет маршрут, круто поворачивает на боковую дорогу, а потом резко тормозит, оставляя машину в темноте у обочины.

— Что еще интересного сказала, твоя дура-подружка? — его голос становится холодным как лёд. — Может она тебе уже кого-то нового подыскала? Это же ты с ее подачи, на встречу тогда пошла? А? Признайся!

Он открывает окно, чтобы вдохнуть свежий воздух, кажется, что он готов буквально сжечь этот момент. Его слова пробивают меня.

— А ты с чьей подачи Диану завел, у? — спрашиваю я, не глядя в его сторону.

Господи, слово то какой «завел». Прям, как собаку…

Его лицо темнеет от злости, но он не выходит из машины. Напряжение нарастает в воздухе, тишина становится почти физической, как будто каждый из нас тянет в разные стороны. Я чувствую, как его рука сжимает руль.

— Ладно, хватит, — его голос теперь звучит гораздо спокойнее, но с какой-то странной, горькой усталостью. — Я отвезу тебя домой.

— Уж будь так добр!

17.

Екатерина

Мы с Дарьей гуляем по торговому центру. Она в поисках нового наряда для какого-то мероприятия, а я просто пытаюсь насладиться временем, проведённым с дочерью. Мы редко выходим так, просто вдвоём, и я ценю эти моменты. Дашка в последнее время вся в работе, а я… я в разводе.

— Мам, ты точно решила, что официальный развод так необходим? —спрашивает Дарья не отрываясь от зеркала, где она примеряет новое платье.

Она поворачивает голову в мою сторону, её взгляд прямой и серьёзный. Я чувствую, как тяжело сглатываю.

— Да, Даш, я уверена, — отвечаю, стараясь быть спокойной, но внутри меня скручивает от её вопроса. — Я думаю, так будет лучше не только для меня, но и для отца.

От упоминания бывшего мужа меня начинает трясти.

Дарья поджимает губы. Её взгляд снова направляется к платью.

— А ты не боишься, что какая-нибудь очередная Динка его охмурит, денежки у него выдурит и пойдет наш папенька по миру гол как сокол? — продолжает Дарья. — Потом приползет к тебе, словно кот ободранный и будет плакаться, а ты возьмешь и пожалеешь!

— Даш, — тяжко вздыхаю я, потому что меня тоже посещают подобные мысли, — во-первых, это будут уже его проблемы. А во-вторых, ты думаешь, что твоего отца так легко развести? В случае других женщин, то я бы больше переживала за них.

Дарья на мгновение замолкает, её взгляд снова фокусируется на платье.

— Просто мне кажется, что… вы с папой еще могли бы быть счастливы вместе, — продолжает она.

И об этом я тоже думала не раз!

Я присаживаюсь рядом на мягкий пуф.

— А мы уже были счастливы вместе, — отвечаю я ей. — Жаль, что все хорошее рано или поздно заканчивается, — тяжело и с трудом сглатываю.

Дарья вскидывает бровь, а затем прищуривается.

— Думаешь, у вас все закончилось окончательно и бесповоротно?

— Думаю! — отвечаю и тут же жалобно всхлипываю.

Дочь наклоняется ко мне и мягко обнимает.

— Мамуль, — прижимает к себе крепче.

— Я сейчас совсем разревусь…

— Разревись. И я тоже за компанию пореву, — тихо отвечает она. — Устроим тут потом.

Я хрипло смеюсь, вытирая выступившие слёзы. Дарья гладит меня по спине, и я чувствую, как её тепло немного оттачивает мою внутреннюю скованность. Всё-таки она у меня хорошая. Сильная, заботливая. И я должна быть такой же.

Что-то я совсем запуталась в своих мыслях, чувствах и решениях. Взрослая казало бы женщина, а чувствую себя девочкой подростком, которую обидел мальчик из параллельного класса.

— Это капец какой-то, дочь! — зажмуриваюсь, краснея от стыда. Взрослая тетка, а сопли распустила, как наивная дурочка.

— Мамочка, может ты все-таки дашь ему еще один шанс? — тихо спрашивает она.

— Как его ему дать, если он его не просит?

Дарья хмурится.

— Он даже не извинился передо мной, — дрожащим голосом произношу я.

Дашка тихо выдыхает.

— Ты уверена, что он не хочет вернуться? — наконец спрашивает она.

— Даш, — я устало тру ладонями лицо, — если бы хотел, он бы что-то сделал, верно?

Дочь пожимает плечами.

— Не знаю… Может, он боится? Может, думает, что ты его уже никогда не простишь?

Я горько усмехаюсь.

— А если и так, мне что, за него решать? Нет, родная. Мы оба взрослые люди. Он сделал свой выбор, и я тоже.

— Ну, если ты так решила… — вздыхает она и произносит это без осуждения. — Ты ведь его все еще любишь, да? — вдруг спрашивает она.

Я смотрю на неё, потом опускаю глаза.

— Не знаю, — признаюсь я. — Столько лет мы с ним прожили… Вас поднимали… — я делаю глубокий вдох. — Я просто хочу перестать об этом думать.

Дарья кивает.

— Ну что, берёшь платье? — пытаюсь сменить тему.

Дочь оглядывает себя в зеркале и вдруг широко улыбается:

— Беру. И знаешь, что, мам? Давай-ка сегодня устроим себе праздник. Посидим в кафе, выпьем вкусный чай с десертом, обсудим все, кроме мужиков.

Я смеюсь, и, к моему удивлению, становится легче.

— Отличная идея, доча. Ты у меня просто золото.

Я киваю, пытаясь успокоить дыхание, и наблюдаю, как она вертится перед зеркалом, примеряя очередной наряд. Мы немного ещё спорим, какое платье ей идёт больше — я за элегантное тёмно-синее, она за дерзкое алое, — но в итоге она всё же слушает себя.

После оплаты покупок мы направляемся в уютный ресторанчик на втором этаже торгового центра, выбираем столик у окна.

***

— Лучше расскажи-ка ты мне доча, что у тебя на личном? — спрашиваю я у Дарьи, пока официант приносит меню.

Она пожимает плечами:

— У меня? Работа, работа и ещё раз работа. Хотя есть один новенький в отделе, так вот он…

Она вдруг замолкает, её взгляд цепляется за кого-то за моей спиной.

— Мам… А кто это на тебя так смотрит?

Я медленно оборачиваюсь и вижу своего недавнего знакомого.

Александр.

Он стоит у стойки, разговаривая с официантом, но глаза у него всё же на мне. Тот самый молодой, уверенный в себе мужчина, с которым мы познакомились на выставке автомобилей. Высокий, подтянутый, с лёгкой улыбкой на губах.

18.

Екатерина

Я с удовольствием смотрю, как золотистый свет люстр отражается в бокале с вином. Дарья сидит напротив, то и дело поглядывая на телефон, а рядом с ней – Саша. Все же стоит отдать должное – этот мужчина умеет располагать к себе людей. Мне немного неловко, что он смотрит не на Дарью, а на меня.

— Так вот, — продолжает Александр, откинувшись на спинку стула, — этот шеф-повар решил добавить к белому шоколаду икру! Вы представляете? Я, конечно, рисковый человек, но даже мне это показалось перебором.

Я смеюсь, а Дарья закатывает глаза:

— Это же просто фьюжн-кухня, мама. Современные тренды.

— Дарья, не в трендах дело, — улыбается Александр, — а в том, чтобы знать меру. Вот ваша мама, уверен, умеет балансировать. Выглядит так, будто всегда чувствует, что и когда уместно.

Чувствую, как мои щеки начинают краснеть. Саша ловко комплиментами выбил меня из привычного равновесия, и мне это… понравилось?

— Это просто опыт, — отвечаю, делая глоток вина.

— Опыт, который делает вас только привлекательнее, — тихо добавляет Александр, наклоняясь чуть ближе.

Дарья скрещивает руки на груди, с интересом наблюдая за этой сценой.

— А мне кажется, — с прищуром глядя на мужчину, тянет она, — что кому-то здесь определённо нравится моя мама.

Я аж опешила, но Александр лишь усмехается:

— Ваша мама невероятная женщина, Дарья. Разве это можно скрыть?

Я смущённо улыбаюсь, глядя в свой бокал. Этот вечер определённо принимает неожиданный, но, возможно, приятный оборот…

— Ой, ну хватит, — скривившись, протягивает Дарья, делая вид, что шутит. — Может, вам ещё свечи зажечь и романс спеть?

Саша смеётся.

— Дарья, — предупреждающе смотрю на дочь.

— Что? — невинно моргает она. — Просто я не доверяю посторонним мужчинам.

Я знаю свою дочь — за легкомысленными словами скрывается подозрение. Дашке хочется, чтобы я помирилась с Ярославом, поэтому сейчас она увидела во всём этом угрозу своим надеждам.

— И чем же я вызвал у вас, Дарья, такое недоверию? — с улыбкой интересуется Александр. — Ваша мама умная, красивая, харизматичная женщина. По-моему, совершенно естественно, что мужчины обращают на нее внимание.

Дарья поджимает губы.

— Ну да, такие Альфонсы как вы! — бросает она, откидываясь на спинку стула.

— Дарья! — мне становится не по себе от того, что она так открыто хамит.

— Ладно-ладно, — вздыхает она, поднимая руки. — Просто шучу.

— В каждой шутке лишь доля шутки, а все остальное правда, — отвечает Александр глядя ей в глаза.

Дарья снова смотрит в телефон, и снова хмурится.

— Что-то случилось? — мягко интересуюсь я у дочери.

— Мне надо отойти на пять минут, — говорит она, поднимаясь из-за стола. — Нужно позвонить.

Она даже не смотрит в мою сторону, быстро выходит в сторону холла ресторана, и я остаюсь один на один с Александром.

Молодой мужчина неспешно делает глоток вина и чуть улыбается:

— Кажется, я немного разозлил вашу дочь.

— Не немного, — качаю головой, тоже поднося бокал к губам. — Дарья очень привязана к своему отцу. Мало того, что они похожи как две капли воды, так у них еще и один характер на двоих.

Саша понимающе кивает, внимательно изучая меня взглядом.

— Думаю, в этом нет ничего плохого, — говорит он. — Видно, что она вас любит.

Я усмехаюсь.

— Она любит нас обоих. Просто иногда её любовь принимает форму… ревности, если можно так сказать.

Александр подаётся вперёд, опираясь локтями на стол.

— Вы серьёзно думаете, что она ревнует вас к другому мужчине?

Я делаю медленный глоток вина, собираясь с мыслями.

— Скорее, она хочет, чтобы всё вернулось на круги своя.

— В смысле — чтобы вы снова были вместе с Ярославом?

— Разве я говорила, что мы порознь?

— Мне это было понятно еще там… на выставке.

Интересно, с чего же это ему вдруг понятно все стало?

Я киваю, опуская глаза.

— Дарья считает, что, если мы не разведены официально, значит, есть шанс всё исправить.

— А он есть?

Я резко поднимаю голову. Саша смотрит на меня спокойно, но в его взгляде есть что-то… тёплое. Он не давит, не пытается меня подловить, но его вопрос звучит слишком прямо.

— Я не знаю, — признаюсь честно.

Саша улыбается.

— Интересный ответ.

— Почему?

— Обычно люди либо уверены, что хотят вернуться, либо уверены, что не хотят. А вы…

Я вздыхаю.

— А я пока просто живу.

Александр молчит, но в его глазах мелькает тень улыбки.

— Думаю, это неплохой подход.

Он делает ещё один глоток вина, а затем наклоняется чуть ближе:

— Но, боюсь, ваша дочь считает иначе.

Я улыбаюсь.

— Вы даже не представляете Саша, насколько.

Я смотрю на него, пытаясь понять, насколько серьёзен этот разговор.

— Дарья просто не привыкла к мысли, что в моей жизни могут появиться… новые знакомства, — осторожно подбираю слова.

— Новые знакомства, — повторяет он задумчиво, затем усмехается. — Звучит так, будто я навязываюсь.

Я улыбаюсь:

— А разве нет?

Александр смеётся, откидываясь на спинку стула:

— Хорошо, тогда буду честным. Вы мне интересны, Катя.

В этот момент я замечаю, что Дарья возвращается. Она идёт быстрым шагом, её лицо напряжено.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.

— Да, — коротко отвечает она, усаживаясь обратно.

— Ты долго, — замечаю я, глядя на Дарью.

Она пожимает плечами, возвращая телефон в сумку.

— Работа, — коротко отвечает она. — Я же не только на свидания маму водить умею.

Саша усмехается, а я тяжело вздыхаю.

— Дарья, давай без этого, — мягко, но настойчиво говорю я.

— Без чего? — поднимает брови она. — Мам, я просто шучу. Правда.

Но я знаю свою дочь. И знаю, что её слова — не просто шутка.

Я замечаю, что её взгляд скользит между мной и Александром, и её губы сжимаются чуть крепче.

19.

Ярослав

Я сижу за рулём и смотрю на дорогу. Дарья рядом, скрестив руки на груди. Я вижу, что она нервничает. Тонкие пальцы постукивают по подлокотнику двери, губы сжаты в узкую линию. Двадцать пять лет, а ведёт себя, как упрямая девчонка.

— Ты понимаешь, насколько это серьёзно? — говорю я, сдерживая злость.

Она поднимает на меня глаза, синие, как у её матери. Я вижу в них страх, но ещё больше — вызов.

— Пап, я не…

— Не ты продаёшь информацию конкурентам? — рявкаю я. — Я знаю! Я не об этом!

Она вздрагивает, замирает.

— Я о том, что ты, мать твою, детка устраивала художества своей помадой! У меня вопрос: НАХЕРА? — взрывает меня.

Дарья крепче сжимает ремень безопасности, её дыхание сбивается.

— Как ты понял?

— Понял! Я ж не лох! Просто скажи, зачем?

— Я… Я хотела, чтобы мама узнала о твоих похождениях, — шепчет она. — И наконец-то перестала быть наивной дурой!

Я резко сворачиваю на обочину и торможу

— Ты осознаёшь, что ты наделала? — Голос срывается. Я смотрю на неё. Она кусает губы, слёзы наворачиваются на глаза.

— Я не могла сказать ей прямо, — хрипло признаётся Дарья. — И мне не нравилось то, что ты с Дианой! Мне было не приятно, что мама словно глупая клуша печет тебе пироги, пока ты натягиваешь свою шлюху!

Я напрягаюсь, цепляясь взглядом за лобовое стекло. Дарья смотрит на меня, словно ребёнок, загнанный в угол.

В машине повисает тишина. Только звук капель дождя по крыше и её тяжёлое дыхание. Я провожу рукой по лицу.

— Все мужики изменяют, — говорю наконец, устало. — Рано или поздно это случается. По разным причинам. Я себя не оправдываю и даже сожалею что все так произошло.

Дарья смотрит на меня с отвращением.

— То есть ты даже не пытаешься оправдаться? Не собираешься сказать, что это была ошибка? — её голос дрожит, но в нём звучит ледяное презрение.

Я отворачиваюсь, глядя на мокрую дорогу. Чёрт возьми, она вся в свою мать. Такая же прямолинейная, такая же ранимая и гордая.

— А что это изменит? — тихо говорю. — Все. Маски сброшены и карты на столе. Даже если я буду валяться в ногах и доказывать Кате, что это была ошибка – она никогда в жизни мне не поверит.

— Мог бы хотя бы просто извинится.

Я закрываю глаза, сдерживая раздражение.

— Послушай, Даша… Выиметь левую бабу и наступить человеку на ногу — это не одно и то же. Слово «Извини» - здесь не поможет. Тем более, что я и так извиняюсь перед твоей матерью каждый день и…

— Это как же? — она перебивает меня.

— А так же! На данный момент твоя мать живет так, как хочет. У нее полная свобода действий. И поверь мне, дорогая моя девочка, что в другой иной ситуации я бы не позволил ей даже в соседнюю комнату переехать. Сейчас же, из-за чувства вины, я делаю все, что она хочет. Ты заметь, что я с ней даже не спорю! Она захотела съехать – пожалуйста. Финансовое содержание – не вопрос. Развод – хрен с ним, пусть так будет, если она хочет.

— Мог бы просто сказать ей «прости»!

— Ты серьёзно? Я изменял ей, я лгал! Даже если я буду биться головой о стену – это не поможет мне вернуть ее, как жену и женщину! Я не в силах отмотать время назад и послать Дину к черту!

— Тебя что, даже не задело, что она сегодня флиртовала с другим?

— Задело. Ты же именно для этого мне написала, чтобы я приехал? Ведь так? ТАК? — срываюсь на крик.

— ТАК!

— И что ты хотела? Чего ты добивалась? Чтобы я ему по роже съездил, и твоя мать возненавидела бы меня еще больше?

— Нет, — её голос дрожит, но она продолжает.

— А по-моему, именно этого.

Она отстёгивает ремень и, прежде чем я успеваю что-то сказать, распахивает дверь машины и выскакивает под дождь.

— Вернись, Дарья!

— Нет!

Я выхожу из машины, хлопаю дверью так, что звук разносится по пустой дороге. Холодный дождь сразу пропитывает пиджак и рубашку, но мне плевать.

— Дарья, хватит дурить, вернись в машину! — кричу я, но она уже идёт по обочине, обхватив себя руками.

— Иди к чёрту, папа! — её голос срывается на истерический смешок. — Я теперь тоже буду поступать так, как хочу! Это у нас семейное!

Я сжимаю челюсти.

— Чего ты добиваешься, а? — догоняю её, беру за локоть, но она вырывается.

— Ты реально не понимаешь? — она смотрит на меня, и в её синих глазах столько боли, что мне становится не по себе. — Я просто хочу, чтобы ты почувствовал хоть что-то!

— Что именно? — холодно спрашиваю я.

— Да хоть что-то, кроме своего чертового самодовольства! — почти рычит она. — Чтобы тебе тоже было больно!

Я тяжело вздыхаю, сдерживая злость.

— Думаешь, мне не больно?

— Нет! — она резко делает шаг ко мне, смотрит в упор. — Ты ведёшь себя так, будто ничего не случилось! Будто измена — это норма! А для меня — нет! Для мамы — нет!

— Да чёрт возьми, я знаю, что это не норма! — голос срывается. — Но это уже случилось, Даша! Что мне теперь, повеситься?!

Она молчит. Капли дождя текут по её щекам, но я не уверен, это дождь или слёзы.

— Ты предал нас всех, — выдыхает она. — И ты даже не понимаешь, насколько сильно.

Я отворачиваюсь, провожу рукой по мокрому лицу.

— Я всё понимаю, — тихо говорю. — Просто… просто ты ещё молода. Ты думаешь, что в жизни всё чёрное и белое.

— А ты думаешь, что она вся серая? — Дарья смотрит на меня в упор.

Я молчу.

— Уезжай, папа, — шепчет она. — Иди к своей Дине.

— Дарья…

— Просто уезжай.

Я сжимаю челюсти, едва сдерживая злость. Вокруг пустая трасса, только звук дождя, разбивающегося о мокрый асфальт. Дарья стоит передо мной, мокрая, дрожащая, но упрямая.

— Уезжай, папа, — повторяет она, и в её голосе звучит сталь.

Я делаю шаг вперёд, она пытается отступить, но я резко хватаю её за запястье.

— Пусти! — Она дёргается, но я сильнее.

— Нет, — рычу я, наклоняясь ближе. — Ты мне здесь под дождём валяться не будешь!

20.

Ярослав

Захожу в кабинет и захлопываю за собой дверь так, что по стеклу пробегает едва заметная дрожь. Диана дёргается, но быстро берет себя в руки. Бледная, но дерзкая.

— Что за срочность? — она выдавливает из себя лёгкую улыбку. — Я вообще-то собиралась уходить.

— К китайцам? Или сразу к конкурентам? — облокачиваюсь на стол.

Диана моргает часто-часто, а затем с наивным выражение лица спрашивает:

— О чём ты вообще?

— О сделке. О китайцах. О том, какая же ты продажная тварь, — скреплю зубами.

Её губы дергаются, но она быстро прячет эмоции за напускной надменностью.

— Ты меня в чём-то обвиняешь? У тебя есть доказательства?

— Конечно, — зло ухмыляюсь. — Ты, видимо, меня совсем за идиота держишь. Давай по пунктам. Во-первых, у тебя был доступ к документам. Во-вторых, именно ты дышала в трубку Воронову, когда он «внезапно» узнал все детали переговоров. В-третьих… — я резко выпрямляюсь и делаю шаг вперёд, заставляя её попятиться. — Ты настолько тупая, что даже не удосужилась удалить папку с файлами со своего компьютера.

— Чушь! Почему сразу я? — она вскидывает подбородок. — Может, это Дарья твоя мстит тебе за мамочку!

— Да, Дарья у меня не подарок, но она не слабоумная, чтобы опускаться до такого. А я тебя знаю, Диана, — беру её за подбородок, наклоняясь ближе. — Ты мстительная, ты жадная, и ты готова продаться первому, кто предложит больше. Но ты забыла, что я не Воронов. Я не прощаю предательство.

Она пытается вывернуться, но я только сильнее сжал пальцы, не давая ей уйти.

— Я… — её голос срывается, но она быстро берет себя в руки. — Ты не имеешь права так со мной разговаривать.

— Да что ты говоришь? — коротко смеюсь.

Я резко отпускаю её.

— Ярослав, послушай… — её голос становится мягче, она пытается сменить тактику. — Это была ошибка. Просто… просто я хотела доказать тебе, что я не пустое место. Я ревновала и…

Смотрю на неё с нескрываемым презрением.

— Ты идиотка?

Она бледнеет и вскидывает на меня взгляд:

— Что?

— Я спросил, ты идиотка? Ты хочешь сказать, что продала информацию конкурентам из-за ревности, потому что я перестал тебя натягивать?

Она смотрит на меня, не моргая.

— Ты увольняешь меня?

— Нет, ты увольняешься сама. Прямо сейчас. Пиши заявление.

— Ярослав, ты не можешь так со мной поступить! — голос её взвивается, в глазах появляется страх. — Мне нужна эта работа! Ты же знаешь, мою ситуацию с отцом. Ему нужны деньги на лечение!

— Могу. — наклоняюсь к ней. — И сделаю. Либо ты пишешь заявление по-собственному, либо я пишу заявление в органы, и ты летишь отсюда не только без работы, но и с клеймом крысы.

Она открывает рот, потом закрывает. Нервно проводит языком по губам.

— Ярослав… — голос её срывается. — Я не хотела…

— Меня не волнует, что ты хотела, — отворачиваюсь к окну, спиной ощущая, как она пытается собрать остатки гордости. — Ты меня предала, и теперь ты за это платишь.

Слышу, как скрипит ручка. Улыбаюсь.

— А теперь пошла на хрен отсюда, Диана! И молись, чтобы я не передумал.

Тишина. Потом шелест бумаги на столе, шаги, звук открывающейся двери.

Жду, пока она выйдет, и только тогда позволяю себе повернутся.

Гадко.

21.

Екатерина

Жара стоит невыносимая. Воздух в суде спертый, тяжелый, пропитанный чем-то липким, словно даже стены пропитались людскими судьбами и их разломами.

Я делаю шаг за порог и прикрываю глаза. Свобода? Или просто очередная отметка в длинном списке решений, от которых уже не отступить?

— Довольна? — голос Ярослава звучит ровно, даже немного лениво, но я знаю его слишком хорошо. Он ждёт. Оценивает. Наблюдает за мной краем глаза, хотя и идёт чуть впереди, демонстративно не оглядываясь.

— Да, — отвечаю, не сразу. — Это был правильный шаг.

Он коротко кивает, а потом поднимает руку, ослабляя воротник рубашки. Под солнцем он кажется ещё выше, ещё увереннее в себе. Я ненавижу его за эту уверенность. За то, что на нём развод не оставил ни царапины. Как будто он не потерял ничего. Или просто умеет делать вид, что так и есть.

Я стараюсь дышать глубже, но с каждым вдохом становится только хуже.

Слишком жарко. Слишком душно.

Шум улицы нарастает, гул голосов проникает в голову, словно кто-то сверлит виски. Машины проносятся мимо, люди проходят, кто-то смеётся, кто-то ругается. Мир движется дальше, и только я стою на месте, ощущая, как подкашиваются ноги.

Ярослав идёт вперёд, не оглядываясь. Я делаю шаг, другой, но воздух сжимает лёгкие стальной хваткой. Пальцы немеют, ноги подгибаются, и я едва успеваю подумать, что сейчас упаду, прежде чем всё вокруг становится размытым пятном.

Я проваливаюсь в темноту.

***

— Катя, — голос Ярослава резкий, тревожный. — Чёрт, Катя, давай же, открой глаза.

Мой разум, словно застывший в густом тумане, медленно пробуждается. Веки тяжёлые, как свинец, но я заставляю себя моргнуть. Возвращаясь в реальность, первым делом осознаю, как раскалённый асфальт под моей спиной обжигает даже сквозь тонкую ткань одежды. Но рядом с кожей ощущается капля прохлады. Ярослав держит в руке пластиковую бутылку, на горлышке которой дрожит последняя капля воды. Видимо, он только что плеснул на меня. Лицо у него напряжённое, челюсть сжата, мышцы на шее подрагивают от сдержанного напряжения. Глаза яростно мечутся от моего лица к дороге.

— Я скорую вызвал, — говорит он хрипло, голос срывается на слабый звук. — Держись, ладно?

Он устраивает меня удобнее, его руки быстрые, заботливые, но слегка дрожащие. Что-то подкладывает мне под голову — его сумку? Куртку? Не знаю. Я не могу сразу сосредоточиться, но ощущаю, как сердце внутри гулко стучит, разгоняя кровь по венам. Невольно ловлю его взгляд — злой, встревоженный. Он ждёт, но ждать никогда не умел.

— Я просто… стало душно… — мой голос звучит тихо, хрипло, будто не мой.

Я сглатываю, пытаясь прийти в себя. Жаркое солнце слепит глаза, обжигает кожу, но рядом со мной Ярослав — прохладный и напряжённый, как натянутая струна. От него пахнет его одеколоном — дорогим, терпким, привычным. Этот запах вызывает во мне тысячу противоречивых эмоций. Я ненавижу его и люблю одновременно. Воспоминания вспыхивают в голове, но я отгоняю их, не позволяя себе погрузиться в прошлое.

Ярослав нервно проводит ладонью по лицу, взъерошивая волосы. Потом его взгляд резко устремляется ко мне. В этом взгляде что-то странное — тревога, подозрение.

— Екатерина, — его голос звучит осторожно, но в то же время резко, — ты… Ты не беременна?

Я моргаю. Потом снова. Внутри поднимается волна раздражения, сметающая остатки слабости. В висках стучит, но я нахожу в себе силы приподняться на локтях и возмущённо выдохнуть:

— Ты что, дурак совсем?!

Голова тут же предательски кружится, и я опускаюсь обратно, тяжело дыша.

— Я просто спрашиваю! — он поднимает руки, будто сдаётся, но взгляд по-прежнему напряжённый.

— Ну ещё бы! Только этого не хватало! — бурчу я, прикрывая глаза.

Где-то вдали слышится слабый звук сирены. Ярослав замирает, напрягается. Он снова смотрит на дорогу, ловит каждую секунду, высматривая скорую. Я наблюдаю за ним украдкой. Его пальцы нервно постукивают по колену. Он никогда не умел ждать. И никогда не умел не волноваться.

Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Голова тяжёлая, дыхание сбивчивое, но сердце постепенно замедляет бег. В груди ещё глухо отдаётся тревога, но мне становится лучше. Я знаю, что могла бы сказать Ярославу, чтобы он не суетился, но знаю также, что он меня не послушает.

Я осматриваюсь. Асфальт жаркий, в воздухе витает запах пыли и нагретых машин. Где-то неподалёку слышится визг тормозов. Кто-то из прохожих, кажется, замедляет шаг, глядя на нас, но никто не вмешивается. Люди вечно спешат по своим делам. Никто не хочет задерживаться, если не касается их лично.

Ярослав делает резкий вдох, сжимает кулаки. Его напряжение передаётся мне. Он снова смотрит на меня.

— Ты бы хоть сказала мне, что плохо себя чувствуешь, — тихо, но резко говорит он.

— В здании было нормально.

Его челюсть напрягается, но он ничего не говорит. Просто смотрит, как будто пытается разгадать что-то важное.

Сирена становится громче. Я знаю, что скоро приедут медики, и этот странный момент между нами исчезнет, как растаявшая капля воды на горячем асфальте.

22.

Екатерина

Я лежу на больничной койке, ощущая прохладу под голой кожей рук. Белая простыня кажется немного жёсткой, но мне не хочется двигаться. В воздухе витает лёгкий запах антисептика, смешанный с чем-то металлическим, возможно, с запахом прибора для измерения давления, который лежит на столике рядом с врачом. Я глубоко вдыхаю, стараясь успокоиться, но не получается.

Кардиолог, мужчина средних лет с внимательными серыми глазами, смотрит на меня поверх очков и записывает что-то в блокнот. В его движениях нет суеты, он ведёт себя спокойно, размеренно. Этот его невозмутимый взгляд заставляет меня чувствовать себя маленькой девочкой, которую сейчас будут отчитывать за невнимательность к своему здоровью.

— У вас часто случаются обмороки? — спрашивает он, подняв голову.

Я сглатываю, ощущая нервозность, и машинально жму пальцами край простыни. Покосившись на Ярослава, который сидит в углу палаты с напряжённым выражением лица, пожимаю плечами.

— Не знаю. Бывали когда-то. Но я тогда в положении была.

Врач кивает, делая очередную пометку в своём блокноте. Его аккуратный почерк бегает по бумаге, и я невольно ловлю себя на мысли, что он, наверное, пишет что-то вроде: «Пациентка отрицает серьёзные проблемы, но выглядит обеспокоенной».

— Были ли раньше проблемы с сердцем? Одышка, боли в груди? — его голос ровный, чуть приглушённый, но в нём нет ни капли безразличия.

Я запинаюсь. Ведь было же. Иногда, когда я слишком быстро поднималась по лестнице или бежала, сердце вдруг начинало биться неравномерно. Но я никогда не придавала этому значения. Разве мало ли у кого так бывает? Разве можно из-за таких мелочей идти к врачу? Да и времени у меня не было, вечно куда-то спешила, решала кучу дел…

— Иногда бывает, но я не обращаю на это внимания… — признаюсь я, чувствуя, как Ярослав пристально смотрит на меня.

Кардиолог изучающе смотрит на меня поверх очков, затем делает ещё одну запись и закрывает блокнот.

— Нужно пройти дополнительные обследования. Сдать анализы, сделать УЗИ сердца. Лучше остаться у нас на пару дней под наблюдением.

Я открываю рот, чтобы возразить. Да, мне не здоровится, но оставаться здесь? На несколько дней? В голове сразу всплывают мысли о Никуше, которая должна прилететь на несколько дней, о том, сколько всего я должна сделать. Я так по ней соскучилась!

Но прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Ярослав поднимает голову. Его голос твёрдый, безапелляционный.

— Она остаётся.

Я вскидываю на него взгляд, в надежде, что он хотя бы посмотрит на меня, но он сосредоточенно изучает врача, словно ожидая, что тот сейчас начнёт спорить.

— Ярослав… — начинаю я тихо, но он даже не даёт мне договорить.

— Это не обсуждается, — он смотрит на врача, его серые глаза горят решимостью. — Оформляйте госпитализацию. Я все оплачу.

Я чувствую, как внутри меня поднимается волна протеста, но одновременно с этим приходит осознание, что спорить бесполезно. Он принял решение, и его не переубедить. В этом он весь. Чёткий, категоричный, уверенный в том, что делает. Я могла бы сказать, что сама разберусь со своим здоровьем, что он бывший муж и не имеет права указывать мне что делать, но он просто проигнорирует мои слова.

Врач кивает, снова записывает что-то в блокноте и поднимается.

— Медсестра сейчас принесёт направление. Вам нужно будет подписать согласие на госпитализацию и еще кое-какие документы.

Ярослав только кивает, а я тяжело вздыхаю и откидываюсь на подушку. Всё решено за меня. Как всегда. И я даже не знаю, хорошо это или плохо.

Медсестра появляется минут через десять. Молодая девушка с добрым лицом. Она улыбается мне, но её глаза полны сочувствия.

— Вам повезло с таким заботливым мужчиной, — говорит она, протягивая мне документы.

Я смотрю на лист, вчитываясь в сухие медицинские термины. Госпитализация. Диагностика. Мониторинг состояния. Ярослав стоит рядом, его рука легко ложится мне на плечо, и этот жест вызывает странное, двойственное ощущение. С одной стороны, это поддержка, с другой — напоминание, что мне уже не отвертеться.

Подписываю документы, чувствуя, как уходит последний шанс что-то изменить. Я остаюсь. В дорогой клинике, на пару дней, под наблюдением врачей. И, наверное, это правильно. Хотя тревога никуда не исчезает.

Ярослав проводит меня в палату, помогает устроиться, хотя мне совершенно не хочется выглядеть слабой. Я пытаюсь сделать вид, что мне комфортно, но он видит меня насквозь. Пишу ему список вещей, которые мне нужно привезти и отдаю ключи от квартиры.

Ярослав

Спустя несколько дней я сижу в просторном кабинете главного кардиолога клиники. В воздухе витает слабый запах кофе и антисептика. За большим массивным столом — врач, мужик лет пятидесяти, с усталым, но внимательным взглядом. Он листает медицинскую карту Кати, время от времени поправляя очки. Я молча жду, чувствуя, как напряжение сжимает виски.

— У вашей супруги серьёзная проблема с сердцем, — наконец говорит он, поднимая на меня взгляд. — Кардиомиопатия.

Я моргаю. Слово звучит угрожающе, но не даёт мне полного понимания.

— Что у нее?

— Проще говоря, сердечная мышца ослаблена и не работает так, как должна.

— Насколько это опасно? — мой голос звучит ровно, но внутри растёт беспокойство.

Врач складывает руки в замок.

— Сейчас состояние стабильное, но в любой момент может ухудшиться. Екатерина уже сталкивалась с симптомами: обмороки, одышка, аритмия. Если ничего не делать, ситуация усугубится. Вплоть до сердечной недостаточности.

Он делает паузу, ожидая, что я задам вопрос, но я молчу.

— Вы хотите сказать, что ее сердце может не выдержать?

— Если говорить уж совсем простым языком, то да.

— Что нам делать?

— Единственный выход — операция, — продолжает врач. — Ей необходимо провести аблацию с установкой кардиостимулятора.

23.

Ярослав

Катя сидит на больничной кровати, скрестив руки на груди. В её глазах плещется упрямство, губы сжаты в тонкую линию. Я знаю этот взгляд — когда она что-то решила, переубедить её практически невозможно.

— Я уже сказал, ты должна сделать операцию, — твёрдо заявляю я, вставая перед ней.

— Я ничего не должна! — восклицает она, вскидывая подбородок. — Это моё тело, моё здоровье, и я сама решу, что с ним делать!

— Катя, — я стараюсь держать себя в руках, хотя внутри всё кипит. — Это не просто головная боль, не усталость. У тебя проблемы с сердцем! Если не сделаешь операцию, последствия могут быть необратимыми.

— Я не хочу жить с какой-то железкой внутри! — в её голосе слышится отчаяние. — Я ещё молодая, я справлюсь сама! Мне просто нужно больше отдыхать, меньше нервничать.

Я сжимаю кулаки, пытаясь справиться с раздражением.

— Ты не можешь "просто больше отдыхать", чтобы твоя болезнь исчезла! Это серьёзно, Катя! Врач сказал, что нельзя тянуть!

— Ты мне кто? Бывший муж? Вот и нечего мне указывать, что делать!

— Поправочка – почти бывший. Мы до конца еще не разведены.

Она отворачивается, глядя в окно. Я знаю, что она просто боится.

— Да пойми ты, я не хочу, чтобы ты жила в постоянном страхе, что очередной приступ может оказаться последним, — мой голос становится тише, но твёрдость не исчезает. — Ты… — сглатываю. — Ты единственная женщина, которая постоянно со мной спорит.

Она медленно поворачивает голову, в её глазах появляются слёзы.

— Ты не понимаешь... — шепчет она. — Мне страшно.

Я опускаюсь перед ней на колени, беру её руки в свои.

— Знаю, — тихо отвечаю. — Мне тоже.

Она дрожит, я чувствую, как напряжены её пальцы. Несколько долгих секунд тишины. Потом она медленно кивает.

— Ладно... — её голос едва слышен. — Я подумаю. Но... — Катя резко выдыхает и стискивает мои пальцы. — Только не дави на меня, хорошо?

Я закрываю глаза. Конечно, я бы хотел услышать другое. «Да, Ярослав, ты прав. Конечно, я сделаю операцию». Но это же Катя. Она никогда не даёт мне лёгких побед.

— Хорошо, — говорю медленно. — Я не буду давить.

Она чуть расслабляет пальцы, но взгляд остаётся настороженным.

— И ещё… — Катя глотает комок в горле. — Если я соглашусь, ты не будешь таскаться за мной в больницу, ясно?

Я усмехаюсь.

— Ну, конечно. Я просто случайно окажусь в том же здании. Или в соседнем кабинете.

— Ярослав! — она возмущённо пихает меня в плечо.

— Ладно-ладно, обещаю, что не буду сидеть у тебя над душой, — поднимаю руки.

Катя отводит взгляд.

— Спасибо.

24.

Катя

В квартире очень чисто несмотря на то, что целую неделю я провела в больнице. Ярослав, конечно, приходил сюда и, наверное, заказывал клининг. Он никогда не скажет об этом прямо, но я знаю. Шторы расправлены ровно так, как мне нравится, на полке нет ни пылинки, все вылизано до блеска

Я провожу пальцами по гладкой деревянной поверхности стола, ощущая подушечками лёгкую прохладу. Сегодня Дарья и Вероника приедут ко мне. Всего на вечер, но я так соскучилась. За эти несколько дней дома мне необходимо подготовиться к операции, собраться с мыслями и, возможно, в последний раз почувствовать себя хозяйкой собственной жизни перед тем, как довериться врачам.

Я накрываю стол. Не слишком пышно, просто так, как Ника любит. А еще я купила в кондитерской ее любимый торт «Соты», и цветочный чай. Вспоминаю, как она в детстве требовала, чтобы кружка была обязательно синей — неважно, какой формы или размера, главное, чтобы синяя. Я улыбаюсь.

В квартире раздаётся звонок. Сердце предательски вздрагивает. Я вытираю руки о полотенце и иду к двери. На секунду замираю, прежде чем открыть.

На пороге стоит Ярослав. И не один. Рядом с ним — Дарья и Ника.

— Привет, мама! — Вероника, сияя как солнышко, бросается ко мне. Я сжимаю её в крепких объятиях, вдыхаю родной запах, и все страхи, которые жгли меня изнутри, отступают хотя бы на миг.

— Привет, мамуль, — обнимает меня Дашка.

Ярослав стоит рядом, наблюдая за нами.

— А чем это так вкусно пахнет? — ведет носом Старшая дочь.

Я поднимаю глаза на Ярослава. В его взгляде читается напряжение, но он молчит.

— Это Никины любимые говяжьи рулетики, — отвечаю я, приглашая их внутрь. — Давайте, скорее проходите и мойте руки. Сейчас будем ужинать.

Я пропускаю их в квартиру, ощущая лёгкое волнение. Девчонки снимают обувь и идут в гостиную, а я ловлю на себе взгляд Ярослава — неуверенный, будто она не знает, куда себя деть.

— Что-то не так? — спрашиваю бывшего мужа.

— Все так, — Ярослав закрывает за ней дверь и оборачивается ко мне.

— Пять минут и будем садиться за стол, — вместо ответа произношу я и иду на кухню.

Я слышу, как Ника что-то весело рассказывает из гостиной. Через минуту Ярослав заходит следом за мной.

— Катя... — он начинает, но я поднимаю руку.

— Давай сейчас просто поужинаем.

Он закрывает рот, кивает.

Я расставляю тарелки, Дарья раскладывает приборы. Запах ароматного мяса наполняет гостиную, создавая уютную, почти домашнюю атмосферу, какой не было давно.

Ника устраивается за столом, подбирая под себя ноги и обхватывая ладонями синюю кружку, которую я специально достала для неё. Её глаза светятся, когда она говорит:

— Мам, ты бы видела, какие у нас клиенты! На днях приходила одна дама, лет шестидесяти, и заявила, что хочет накачать пресс, как у двадцатилетней! — смеётся она, откидываясь на спинку стула. — Говорит: «Доченька, у меня через три месяца поездка в Монако, а мне нужно в купальнике выглядеть лучше, чем моя внучка!»

— И что ты ей сказала? — Дарья поддевает вилкой кусочек мяса.

— Что чудес не бывает, но если работать, то можно достичь очень многого, — отвечает Ника, поднимая брови. — А вообще, у нас в Дубае сейчас настоящий культ тела. Все хотят быть подтянутыми, худыми, рельефными. И тренироваться готовы с утра до ночи.

— Ну, это лучше, чем в офисе сидеть, — замечает Дарья, бросая взгляд на отца.

Ярослав молча ест, опустив глаза в тарелку. Его напряжённость меня тревожит, но я стараюсь не зацикливаться на этом.

— Кстати, — продолжает Ника, — если ты надумаешь, после операции я помогу тебе восстановиться, мам. Разработаем программу, питание подкорректируем, массаж подключим. Всё будет по высшему разряду!

Я улыбаюсь, чувствуя тепло от её слов.

— Буду только рада. Но сначала нужно дожить до реабилитации, — шучу я, отводя глаза.

Ника теребит край салфетки, будто хочет что-то сказать, но передумывает. Дарья меняет тему рассказывая про работу в фирме отца:

— У нас сейчас новый проект, папа поставил меня на переговоры с подрядчиками.

— Бедные подрядчики, — ухмыляется Ника. — Мне уже их жалко.

Ярослав молча смотрит на Дарью. Он явно гордится ей, но ничего не говорит. Мне кажется, он хочет сказать что-то мне, но не решается. Вижу, как его взгляд цепляется за мои руки, за лёгкую дрожь в пальцах, за усталость, которую я не могу скрыть.

— Давайте за тебя, мам, — вдруг говорит Вероника, поднимая бокал с вином. — Чтобы всё прошло хорошо. Чтобы ты скорее вернулась домой.

— И чтобы потом отправилась в Дубай на реабилитацию, — добавляет Даша.

Я улыбаюсь и поднимаю свой стакан с соком.

— За семью, — говорю я. — Правда, Настасьи здесь не хватает.

— Она сейчас, наверное, любуется рифовыми акулами, — мечтательно произносит старшая дочь.

— Или занимается дайвингом, — добавляет Дарья, усмехаясь.

Мы пьём, и на мгновение мне кажется, что всё, как прежде. Что мы просто ужинаем, а за дверью не стоит страх перед операцией, неизвестностью и долгой дорогой к восстановлению.

Но в глубине души я знаю — это иллюзия. Завтра всё снова станет реальностью.

А пока я просто хочу запомнить этот вечер.

— А давайте ей по видеосвязи позвоним! — предлагает Ника, доставая телефон.

Ярослав кивает, Дарья улыбается. Я смотрю на своих девочек и ощущаю тёплое покалывание в груди — столько любви и единства в этот момент, словно никаких разногласий между нами никогда не было. И измены мужа не было и судов с адвокатами тоже.

— Сейчас она нас всех точно обругает за поздний ужин, — усмехается Дарья, потягивая вино.

Экран телефона вспыхивает, соединение устанавливается. Через несколько секунд перед нами появляется Настя. Она сидит на террасе, за её спиной тёмное небо, освещённое звёздами, и едва различимые силуэты пальм. Лёгкий морской бриз развевает её светлые волосы.

25.

Екатерина

Я лежу в палате, закутанная в белоснежное больничное одеяло, а вокруг пахнет антисептиком и чем-то едва уловимо металлическим. Сердце колотится неровно, предательски выдавая страх. Я крепко сжимаю в руках тонкие конверты, и бумага под пальцами кажется чем-то хрупким, почти живым.

Ярослав сидит рядом, хмурый и напряжённый. В его глазах злость – он не любит чувствовать себя беспомощным. Но сейчас он ничего не может сделать, кроме как ждать. Как и я.

— Это для девчонок, — мой голос дрожит, когда я протягиваю ему письма. — Если… если что-то вдруг пойдет не так… — слова будто приклеиваются к небу.

Он медлит, но берет. Медленно, будто эти конверты обжигают его пальцы.

— Не говори так, — он почти рычит, его челюсти сжимаются. — Ты проснешься. И все будет так.

— Ярослав, — смотрю на бывшего мужа. — Давай на чистоту. Мы ведь оба знаем риски и понимаем, что может произойти во время операции, — сглатываю.

Он нервно подскакивает на ноги.

— Ничего такого не произойдет, — рявкает. — И не надо настраиваться на негатив!

Я улыбаюсь — или пытаюсь, но губы дрожат, и вместо улыбки выходит болезненная гримаса. По щекам катятся слёзы. Горячие, тяжелые. Я сжимаю губы, но это не помогает.

Ярослав протягивает руку и стирает слезу большим пальцем. Его ладонь тёплая, уверенная, но в глазах… в глазах у него паника, которую он пытается спрятать глубоко-глубоко, чтобы я ее не видела. Но я вижу.

— Послушай меня сейчас внимательно, — прошу я. — Возьми конверты и передай их девочкам, если меня не станет.

— Ты опять? — грозно смотрит.

Ярослав дёргается, как от удара. На секунду я думаю, что он разорвёт конверты прямо сейчас, но он сжимает их в кулаке и прячет во внутренний карман пиджака. Я вижу, как напряглись его пальцы, как заходили желваки. Он борется с чем-то внутри, с ужасом, который я сама чувствую до кончиков пальцев.

Вздыхаю и шмыгаю носом. Мне хоть и вкололи успокоительное, но что-то оно меня совсем не берет.

— И для тебя тоже есть письмо, — выдыхаю я. — Но только сейчас ты его не читай. И когда мне будут делать операцию – тоже. Понял?

— Понял. Но ты проснешься! Поняла? — его голос твёрд, как камень.

— Угу, — киваю.

Я хочу сказать что-то лёгкое, разрядить атмосферу, но язык слова совсем не идут. Вместо слов — всхлип. Я не хочу умирать. Не хочу оставлять детей. Не хочу оставлять его.

— Катя, — Ярослав зовёт меня тихо, осторожно. Он берёт мою руку в свою, сжимает. — Все будет хорошо. Ты мне веришь? — его голос срывается. Он утыкается лбом мне в ладонь, горячее дыхание обжигает кожу. И я знаю — он боится не меньше меня. Просто держится лучше. Всегда держится лучше.

— Ты это… Дашку сильно не контролируй. Ей надо и личной жизнью заниматься. Что замуж выйти и детей родить.

— Она не хочет замуж, — ворчит он.

— Я знаю. Но это она не хочет, потому что у нее молодого человека нет, — робко улыбаюсь. — И Артема не вини во всех смертных грехах. Настя его очень любит.

Ярослав бурчит что-то неразборчивое. Он никогда не умел скрывать раздражение, но сейчас в его голосе слышится не только привычное ворчание, но и грусть.

— Она его слишком идеализирует, Катя, — наконец говорит он, поднимая голову. — Потом разочаруется.

Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Пусть разочаруется, если придётся. Это её жизнь, Яр. Не твоя и не моя. И пожалуйста, не дави на неё. Я знаю, тебе трудно с ней, но… она ведь твоя дочь.

— Хорошо, — его пальцы сжимаются вокруг моей руки. — А по Нике указания будут?

— К ней вопросов нет, — улыбаюсь сквозь слезы, голос дрожит, я сглатываю, чувствуя, как в груди разрастается тёплая, щемящая боль.

Ярослав смотрит на меня пристально, внимательно, словно видит впервые.

— У меня есть парочка претензий к ней, но я пока воздержусь.

Он опускает голову, сжимает мои пальцы крепче, будто боится, что я растворюсь прямо сейчас, пока он ещё держит меня.

— Будь так добр, — горько улыбаюсь.

— Я постараюсь, — недовольно выдыхает он.

— Спасибо, — я закрываю глаза, пытаясь впитать в себя этот момент. Его голос, его тёплые ладони, его присутствие рядом.

В дверь заглядывает медсестра.

— Екатерина, пора.

Я открываю глаза. Вижу, как по лицу Ярослава пробегает тень. В последний раз сжимаю пальцы Ярослава, будто запоминая его тепло. Запираю это чувство внутри себя.

А потом меня увозят.

И мне страшно, как никогда в жизни.

26.

Ярослав

Я сижу в комнате ожидания, уставившись в одну точку. Время тянется мучительно медленно. В груди поселился какой-то странный, вязкий комок, который не дает ни вздохнуть, ни выдохнуть спокойно.

Дверь в коридор скрипит, и в комнату входит молодая женщина в светлом халате.

— Добрый день, — представляется она. — Меня зовут Ольга, я психолог. Работа с родственниками пациентов — часть нашей работы, чтобы поддерживать вас в этот сложный момент. Если вам нужно поговорить, я готова выслушать. Ожидание — одно из самых тяжёлых испытаний. Наша психика устроена так, что, когда мы не можем контролировать ситуацию, тревога усиливается. В такие моменты главное — не оставаться наедине со своими мыслями.

— И что вы предлагаете? — я скрещиваю руки на груди, чуть подаюсь вперёд. — Разговоры о природе? Или как дышать правильно?

Она не обижается на мой сарказм, лишь кивает.

— Почему бы и нет? Иногда простые вещи помогают справиться. Например, можно просто рассказать, что вас сейчас беспокоит больше всего. Или, если хотите, я могу просто посидеть рядом.

Я перевожу на неё усталый, чуть прищуренный взгляд, но ничего не отвечаю. Не уверен, что разговор с незнакомкой женщиной способен мне помочь. Однако молчание не смущает Ольгу, она продолжает мягким, ненавязчивым тоном:

— Может, хотите воды? Или чая?

Я хмыкаю, уголки губ чуть дергаются в подобии усмешки.

— Чего-нибудь покрепче можно? — спрашиваю, глядя на неё в упор.

Ольга улыбается, но в её глазах скользит тень сочувствия.

— Боюсь, с этим не помогу. Но могу предложить что-то другое, что, возможно, тоже немного облегчит состояние.

Я снова молчу, опуская взгляд на свои ладони. Мысль о том, что кто-то хочет мне помочь, кажется странной. Обычно я привык справляться сам. Хочу сказать что-то колкое, отмахнуться, но вместо этого лишь тяжело вздыхаю.

— Знаете Ольга, а ведь еще совсем недавно, мне казалось, что я разлюбил свою жену… Почти тридцать лет брака… Трое детей… Какая уж там любовь, страсть?! Все по привычке, — признаюсь после долгой паузы, склоняя голову. — А вот сейчас я смотрю в окно и думаю, что не смогу без нее…

— Это нормально, — спокойно отвечает Ольга.

— Правда? — хмыкаю.

— Да, — кивает. — На своей практике я встречала достаточно много случаев, когда мужья заводили любовница, уходили из семьи и утверждали, что больше не любят своих жен. Но стоило случиться чему-нибудь плохому, как они тут же говорили обратное.

— Значит, я не один такой, да? — криво усмехаюсь, не желая казаться слабым.

Ольга мягко улыбается, садится напротив, чуть наклоняясь вперёд.

— Чувства — сложная штука. Иногда они прячутся, иногда мы их заглушаем, иногда путаем с другими эмоциями. Но когда сталкиваемся с возможностью потери…

Она делает паузу.

— …тогда понимаем, насколько человек дорог, — глухо добавляю я.

Ольга кивает.

— Именно. И это не делает вас плохим человеком. Это делает вас живым.

В комнате повисает тишина. Ярослав тяжело выдыхаю и, наконец, встречается с ней взглядом.

— И что же мне теперь делать?

— Для начала — разрешить себе чувствовать, — отвечает она спокойно. — А дальше разберёмся.

— Мне кажется, что я этого не умею. Ни чувствовать не любить…. Может, просто очерствел с возрастом?

Ольга не торопится отвечать. Она внимательно смотрит на меня.

— Иногда нам кажется, что мы черствеем, но на самом деле мы просто устаём, — наконец говорит она. — От рутины, от обязанностей, от ожиданий. Мы перестаём замечать, что чувствовали раньше, но это не значит, что внутри пустота.

Провожу ладонью по лицу.

— Но если я так уставал от этих отношений… Почему сейчас я боюсь её потерять?

— Потому что любовь — это не только страсть и лёгкость, но и ответственность. И когда приходит реальная угроза, становится ясно, что было важным всегда, — мягко объясняет Ольга.

— А если слишком поздно?

Она улыбается — тепло, без тени осуждения.

— Пока человек жив, не бывает «слишком поздно».

— Почему это понятно только сейчас?

Ольга спокойно встречает мой тяжёлый взгляд.

— Потому что настоящая потеря — это не абстрактная идея. Это реальность. И тогда ты не можешь врать себе.

Резко выдыхает носом, сдерживая злость. Злость исключительно на себя.

— Но я ведь и прежних отношений не хочу, — говорю я, качая головой. — Я не хочу возвращаться в то болото, в эту рутину, где мы просто живём рядом, не замечая друг друга. Где любовь — это не чувство, а просто слово, которое мы говорим по привычке.

Ольга слушает внимательно, не перебивая.

— Я не хочу снова оказаться там, где я был, — продолжаю я. — Но и без неё я тоже не хочу. И как это называется?

— Это называется точка выбора, — спокойно отвечает она.

Я усмехаюсь.

— Звучит так, будто есть правильный ответ.

— Нет, — качает головой Ольга. — Есть только ваш ответ. И ваша готовность что-то изменить.

— А если я не знаю, чего хочу?

— Тогда начните с того, чего точно не хотите, — предлагает она. — Вы уже сказали, что не хотите возвращаться в рутину. Значит, остаётся вопрос: что взамен?

Я молчу. Вопрос слишком сложный. Или, может, я просто боюсь на него отвечать.

— Не знаю, — выдыхаю я, потирая лицо. — Я просто… хочу, чтобы было по-другому.

— Как именно? — мягко спрашивает Ольга.

Я прикусываю губу, думаю. Что я вообще хочу? Чтобы она снова смотрела на меня, как раньше? Чтобы я чувствовал к ней что-то новое? Чтобы… Черт.

— Хочу, чтобы мы были живыми, а не соседями, — говорю наконец, и голос звучит неожиданно хрипло.

Ольга кивает.

— Это возможно.

Я усмехаюсь, покачав головой.

— После тридцати лет брака? Серьезно?

— Люди меняются. Отношения тоже, — пожимает плечами она. — Главное, чтобы оба хотели меняться вместе.

— А если только один?

Ольга смотрит на меня с лёгкой улыбкой.

27.

Ярослав

Привет, Ярослав.

Не знаю, с чего начать. Наверное, просто скажу, что мне страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. Я держалась, пока могла. Улыбалась девочкам, говорила, что всё хорошо, но внутри… внутри я тону. Завтра операция, и я понятия не имею, что будет после неё. Я боюсь, что у меня может случится анафилактический шок на какой-нибудь из препаратов, или того хуже…Ты знаешь меня – я всегда была сильной, не любила жаловаться. Но сейчас я хочу сказать то, что, наверное, давно должна была сказать.

Я ушла от тебя, потому что устала быть одной. Устала делать вид, что у нас все прекрасно. И претворятся я тоже устала. Я не злюсь на тебя, Ярослав, правда. Больше не злюсь. Мы сделали всё, что могли. Мы пытались, мы ошибались, мы теряли друг друга снова и снова. Я думала, что время залечит раны, но, видимо, оно просто научило меня прятать их глубже.

Я много думала о нас. О тебе. О том, как ты смеялся, когда держал в руках наших девочек в первый раз. Как мы ночами не спали, когда они болели. Как ты учил их кататься на велосипеде, а потом нес на руках с разбитыми коленками, шутил, чтобы не плакали. Я помню твои тёплые руки. Помню твой запах. И мне так больно, что всё это осталось только в памяти. Больно осознавать, что прошлое – это единственное, что у нас осталось. Разве можно просто взять и забыть столько лет, столько любви, столько боли?

Я не знаю, Яр, помнишь ли ты наши первые годы вместе. Как ты смотрел на меня, когда я засыпала рядом с тобой. Как ты накрывал меня пледом, когда думал, что я уже сплю. Как мы строили планы, мечтали, верили, что всегда будем вместе. Я так долго держалась за эту веру, но жизнь оказалась сильнее. Я спрашиваю себя, когда всё сломалось. Когда мы перестали быть «мы» и стали просто двумя людьми с общей историей? Я не могу вспомнить этот момент. Или, может, просто не хочу.

Если что-то пойдёт не так… Береги девчонок, Ярослав. Ты знаешь, какие они у нас сильные, но даже самые сильные девочки нуждаются в отце. Будь рядом, когда у них будут неудачи, когда их предадут, когда им будет страшно, как сейчас мне. Говори им, как сильно ты их любишь. Чаще, чем говорил мне. Не отходи от них, не теряй их, как потерял меня. Они твоя кровь, твоя часть, твоя жизнь. Ты не представляешь, как они тебя любят, даже когда делают вид, что сердятся. Да они все уже давно взрослые, но они всё помнят, Ярослав. Помнят, как ты носил их на плечах, как читал им сказки, как обнимал перед сном. Они помнят тебя настоящего, того, кем ты был когда-то. Не разочаровывай их.

Я не знаю, зачем пишу тебе. Может быть просто потому, что ты был частью меня столько лет, и, возможно, где-то глубоко внутри я всё ещё жду, что ты ответишь. Что скажешь, что всё будет хорошо, как когда-то. Но, наверное, это просто глупая надежда.

Если операция пройдет удачно и ничего критического не произойдет, то ты никогда это не прочтёшь. Сделаю вид, что его не было. И буду жить дальше, пусть и с теми же вопросами, на которые у меня нет ответа. А если нет… Пожалуйста, пусть оно напомнит тебе, что когда-то я любила тебя так сильно, что этот мир казался мне светлее. И что я благодарна тебе. За тебя. За девочек. За всё. За каждую минуту, что мы были вместе, за каждую улыбку, за каждую слезу.

Он провёл пальцем по бумаге, как будто касаюсь её руки. Шумно выдыхаю, чувствуя, как что-то стягивает грудь. В коридоре скрипит дверь.

— Ярослав… — голос врача звучит тихо.

Он поднимаю глаза, но не могу заставить себя спросить. Хирург делает шаг вперёд.

— Все прошло хорошо. Ваша супруга большая молодец.

Я резко встаю, едва не опрокинув стул.

— Можно, но она сейчас спит. До завтра она пробудет в реанимации, а там мы переведем ее в палату. Так что, можете со спокойно душой поехать домой и тоже отдохнуть, — кивает врач.

Дом? Какой к чёрту дом? Как можно просто развернуться и уйти, когда она там, за дверью, слабая, беззащитная, но живая?

— Можно мне просто… посмотреть на неё? Минуту.

Врач с сомнением смотрит на меня, потом всё же кивает.

— Хорошо, но недолго.

Я иду в реанимационное отделение, и мое сердце колотится так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.

Катя лежит на больничной койке, хрупкая, бледная, с капельницей в руке. Её светлые волосы растрёпаны, на губах едва угадывается тень усталой улыбки. Будто даже в бессознательном состоянии она пытается показать, что всё в порядке.

Я осторожно опускаюсь рядом, боясь дотронуться, словно одно неверное движение может её разбудить.

— Ты ведь знаешь, что я не умею говорить красиво, — тихо бормочу себе под нос, склонившись к ней. — Но, чёрт возьми, Катя… я не забыл. Ничего не забыл.

Выдыхаю, проводя ладонью по лицу, пытаясь прогнать горечь, осевшую на языке.

— Я бы отдал что угодно, чтобы вернуть время. Сделать иначе. Держать тебя крепче. Видеть тебя чаще. Но ты права — жизнь оказалась сильнее нас. Только… я не могу просто взять и оставить тебя в прошлом, как бы ты ни хотела.

Катя не отвечает. Она лишь ровно, спокойно дышит.