Развод. И скатертью дорога!

Глава 1

Маруся

– Простите, девушка, но вы нам не подходите, – говорит Шеф.

Прям при всех говорит! У меня аж уши пылают. Смотрит на меня, как на салат вчерашний.

Даже ни одного вопроса не задал. Ни одного задания не дал. Только в резюме глянул и вот – от ворот поворот!

Неприятно, конечно. Но я не теряюсь. Мы люди северные, закаленные, так просто не сдаемся.

– Ну почему же не подхожу? – возражаю, не давая ему уйти. – Я ж все-все умею! Готовлю с детства. Все на вкус чую, все соуса разбираю на инхридиенты! С тестом работаю. Пельмени с закрытыми глазами леплю – вылетают, как из пулемета. А борщ, знаете, какой? Люди с тарелками съедают! И диплом, вот, у меня имеется, – протягиваю ему.

Шеф, Реми, или как там… без ста грамм не выговоришь… еще больше кривится. Узкий весь, скользкий, как угорь. Даже лицо без щетины, нежное, словно попка младенца.

Глядит в протянутую бумажку, с выражением, будто я ему помои по кухне разлила.

– У вас техникум! – восклицает презрительно. – Это уровень общепита. А у нас – рест-ран высокой кухни. У меня даже на посуде – выпускники кулинарной академии.

Слово “рест-ран” – он как-то странно в нос произносит и дебильно картавит.

Под француза косит. Ну видно же – морда-то русская! Один в один — наш дядь Толя из Лопарей. Меня не проведешь!

Не сдаюсь.

– Может, я хоть и из деревни, и диплом не академический у меня, – говорю чуть обиженно. – Но зато быстро учусь! Мне бы только один раз вам показать! С ножом дружу, со сковородой, тем более. И курицу, и рыбу, и крем “заварной”... Вы мне задание-то хоть дайте! Готова неделю вам тут бесплатно отработать! Дайте шанс! Не пожалеете!

– Извините, ничего личного, – говорит он и возвращает мое резюме двумя пальцами, будто говном обмазано. – Помогите девочке. Выход найти, – машет кому-то, разворачивается и уходит.

– Ну и ладно, бог с вами, – бубню сердито, пряча резюме с дипломом в сумку. – Не хотите — не надо.

А у самой в носу зудит, в глазах жжется. О-о-й, разреветься-то как хочется! Сегодня все утро в сборах! Косу убрала, чтоб ни волосинки не выбивалось, ногти под ноль срезала – готова была хоть сейчас приступать. Хоть кастрюли драить, хоть картоху чистить!

Выхожу из ресторана, а ветерок майский – по щеке гладит, успокаивает.

Ничего, ничего. Все у меня получится. Пусть не тут – так в другом месте. Москва большая! А потом сама однажды как открою свой “рест-ран”. Ну или кафешку хотя бы. Всех этих “французиков” уделаю, будут знать!

В метро – не протолкнуться. Никак не привыкну к большому городу. Порой из дома выходить не хочется. Люди, кони – все смешалось. Как котел бурлит, переплавляет всех в одну солянку.

Ох, сейчас бы соляночки. А вот приду домой – и наварю! Максимчик тоже голодный с работы вернется! Все в делах, в делах, мой хороший.

Хоть в любви мне повезло. Не успела в Москву приехать – такого прЫнца себе отхватила. Всем на зависть! Бизнесмен он у меня. А как красиво ухаживал! О-о-ой! Как в сериалах про любовь!

Только от одной мысли о муже душа поет. Аж повизгиваю. Хорошее настроение, испоганенное “рест-раном”, возвращается.

Забегаю на рынок. Покупаю мясца на косточке, чтоб бульон был понаварисее. Иду дальше к копченостям:

– Сосисочки копченые две штучки, колбаски полукопченой грамм триста. Чтоб с дымком только. И кусочек грудинки, с жирком, но не совсем сало, – тычу пальцем в витрину, – вот эту, ага-сь.

Меня тут уважают. Часто захожу. На рынке что главное – чтоб продавцы свои были, прикормленные. Ну и сдачу считать, конечно!

На развале с соленьями беру огурчиков бочковых, ядренненькие. Хрустят – аж эхо разлетается!

Сверяюсь со списком. Так. Маслины без косточек. Томатная паста – есть. Лимон, лук. Петрушки пучок... Сметану забыла!

Блин, а денежки-то кончились! Последние, что с выходного пособия у меня оставались. Просить у Максимчика я не решилась. Как-то неудобно, и так на всем готовеньком живу. Он-то за все платит – и за квартиру, и за продукты.

Это он мне с работы велел уволиться. Сказал: “Не солидно, что жена бизнесмена в официантках бегает”. Вот теперь ищу, что поприличнее. Чтоб не стыдно было перед мужем московским. Но пока не берут никуда.

Ну и ладно. Черт с ней, со сметаной! Дома, вроде, еще оставалась.

Иду с пакетами. Душа поет. Такой суп наварю! Чтоб ни у одного Рами-Херами язык не повернулся сказать, что я не подхожу!

Захожу в подъезд. Лифт опять сломался. Ну не-е-ет. Сумки тяжеленные! Тащусь на четвертый этаж, ручки пакета больно режут пальцы.

– Ох! – ставлю сумки перед дверью.

Тяжела наша бабья доля. Вот тебе и современный фитнес!

Сую ключ в дверной замок, толкаю плечом – тугой, зараза! Скорее бы уже сумки сбросить. Да на ручки к мужу. Чаю и тепла.

Наконец, замок поддается. Вваливаюсь в прихожую, вытирая со лба испарину. И застываю.

На моих тапках туфли стоят. На шпильке. Естественно, не мои. Я на таких даже стоять не умею.

Беру одну, кручу. Размер сороковой. А, так это ж Элкины, наверное. Соседки. Всегда удивлялась, что у нее такая лапища! Опять чаи гонять пришла?

Бедная она. Муж у ней военный, дома не бывает. Да и характер, говорит, у него – лютый. Она его “арбузером”… ой, абьюзером зовет все время. Девку бедную совсем зашпынял! Вот, ходит, плачется.

Ну ничего. Сейчас и ее соляночкой вкуснецкой накормлю.

А чего тихо-то так? Если б не туфли, так можно было подумать, что дома никого нет.

– Ау-у-у! – кричу из коридора. – Есть кто живой?

Надеваю тапки, заглядываю на кухню – тоже никого. И чайник холодный.

Ставлю пакет с продуктами. Сейчас Максимчика чмокну, а Элку с собой позову – пусть помогает. Хотя с ее когтищами помощница никудышная! Пусть хоть разговорами развлечет.

Глава 2

Маруся

Замираю как вкопанная. Волосы даже в туго заплетенной косе шевелятся. Одергиваю руку от двери, как от включенной конфорки.

Чего это такое здесь делается?...

Стою и на дверь все пялюсь. Слушаю жуткие звуки за ней. Как кровать скрипит, и Элка стонет.

Зажмуриваюсь, закрываю уши руками. Да как же так… Максимчик…

Снова хватаюсь за ручку, дергаю. Не поддается. Закрылись, гады!

И тут вдруг не знаю, что на меня находит. Пелена перед глазами. Реву медведицей, и в дверь со всей силы плечом лечу!

Замок крякает и вылетает. С куском косяка.

Сама в шоке.

А я всегда говорила — не надо смотреть, что ростом не вышла и комплекцией худощава. Я в деревне росла, на воздухе свежем. Кровь с молоком!

Максимчик мой стоит без штанов. Вернее, они на его щиколотках повисли. Элка на кровати, на четвереньках, когтями вонзилась в покрывальце мое любимое, с розами. Вся красная, как рак вареный, и стонет, как кобылица на случке.

И ведь не заметили, гады. Как пришла, как дверью хлопнула. Как «Ау» кричала. Так увлеклись.

Ну ничего. Теперь заметят!

Сжимаю кулаки. Смотрю бешено. Только глаз дергается, и в ушах звенит. Чую — будто из тела вышла и со стороны на все смотрю.

Как муж мой любимый штаны с пола подбирает, причиндалом, прости господи, трясет. А Элка… тьфу! Зад свой срамной прикрыть пытается.

Ну-у-у гады, я за себя не отвечаю! Сейчас будет из этой селедки форшмак! Мало не покажется!

«Что здесь творится?!» — крикнуть пытаюсь, а из груди только хрип какой-то.

От волнения голос пропал. И из груди будто кулаком стучат. Не дышу даже. В глазах потемнело.

— Ты зачем дверь сломала? — орет на меня Максим.

Ох ты ж! Дверь ему жалко?! А меня… Меня ему не жалко? Ну подлец!

Будто кто-то стоп-кран срывает.

— Ах ты мерзавец эдакий! — кидаюсь на него с кулаками. — Предатель!

Но Максим здоровый у меня. Хватает меня за руки и на два счета скручивает в жгут. Пытаюсь вырваться, брыкаюсь как бешеная. Но он держит крепко, ничего сделать не могу.

Элка сидит всклокоченная на кровати, руки к голым сиськам прижав. Моим покрывальцем с розами прикрывается.

Отталкиваюсь от мужа и ногой ее, ногой, пытаюсь все лягнуть. Прям в морду ее напомаженную. В глазища выпученные, с ресницами наклеенными. Пяткой на тебе, в нос!

Эх, не дотягиваюсь. Да и чучундра ловко уворачивается. С кровати спрыгивает.

— Успокой уже свою деревенщину! — визжит испуганно, на пол октавы выше, чем обычно.

От ее слов у меня аж второе дыхание открывается! Эти столичные чуть что — сразу деревенщина! А сами! Ни кожи, ни рожи, ни души!

— Я тебе такую деревенщину покажу! Потаскуха ты этакая, а! — дергаюсь как ненормальная.

Бабуля за слова такие бранные по губам бы давно мне надавала. Даже стыдно немного. Но ситуация тоже… не рядовая!

Вырываюсь из мужьего захвата. Бросаюсь к Элке. Убью гадину! Убью!

Она снова взвизгивает, как свинья на скотобойне. И садится на корточки, закрыв голову руками:

— А-а-а, — орет. — Помогите! Убивают!

Сейчас я тебе помогу! Так помогу! Ух!

Ходить сюда повадилась. То сахар у нее закончился. То о муже поныть. А сама на моего Максима глаз положила! Тва-а-арь!

Вцепляюсь сверху в ее шевелюру обеими руками. Эх, жалко ногти состригла утром! Сейчас будет тебе Чингачгук!

Дергаю ее волосы с силой.

Элка вскрикивает. Что-то трескается и отрывается.

Выпученными глазами смотрю на клок волос, запутавшихся вокруг моих пальцев. А на конце невидимки болтаются.

Вот ведь, кукла сделанная. Даже лохмы ненастоящие!

Секунда моего шока стоит мне свободы. Максим снова хватает сзади. Оттаскивает от рыдающей Эллы.

— Да уймись ты! — рычит над ухом. — А то веревкой свяжу!

Тащит подальше, к выходу. Разворачивает к себе. Встряхивает, как наволочку.

Смотрю в лицо мужа, а взгляд холодный, чужой.

— Может, и хорошо, что все так получилось, — говорит на выдохе. — Я на днях сказать тебе собирался.

Моргаю опешив. Что значит «хорошо»? Чего ж тут хорошего, когда с бабой другою… аж подумать противно!

– Что сказать? – сиплю севшим голосом, глядя на еще недавно такого родного, любимого Максима.

– Скажи ей, масик, скажи! – поддакивает змеюка из своего угла.

А я не свожу глаз с мужа.

Он стискивает челюсти, взгляд, как лезвие, острый. Холодом до костей пробирает.

– Не пара мы с тобой, Маруся, – говорит он, держа меня за плечи. – Не подходим друг другу. Сама все понимать должна. Пожалел тебя, думал, пропадешь в Москве одна. Жалко стало. Ты девка хорошая. Но не ровня мне. Я…

Он кидает взгляд на Эллу. Снова на меня.

– …Эллу полюбил. С ней хочу счастье строить. А ты поезжай к себе. В деревню. Тебе там лучше будет.

Визуалы героев. Маруся

Дорогие, девчата!

Рада встречать вас в своей новой книге! Восемнадцатая уже, представляете?! Я -- нет!

Ну, стало быть, восемнадцать мне уже! 😁 Можно все, даже то, что нельзя! Оторвемся)

По традиции, знакомлю вас с новыми героями!

МАРУСЯ ГУСЕВА, 21 год

Девчушка наша родом из деревни Лопари, Архангельской области. Закончила техникум общественного питания по специальности “Повар” и приехала покорять столицу.

Покоряет, покоряет – а она все не покоряется! Ну хоть сердце московского бизнесмена поддалось ее северной красоте! И вот уже думала наша девочка, что поймала свое счастье, да не тут-то было!

Листаем дальше >>>

Визуалы героев. Максим

МАКСИМ ГУСЕВ, 30 лет

Тот самый прЫнц! Живет в районе Щукино, в той самой квартире, что когда-то досталась от бабушки. Раньше занимался мелким бизнесом, теперь у него – сеть небольших рыбных лавок. Квартира в Москве, свой бизнес, модная машина, и сам хорош собой, мерзавец!

Жить бы им с Марусей и добра наживать. Но что-то пошло не так…

Листаем дальше >>>

Визуалы героев. Элла

ЭЛЛА БОРОДИНА, 27 лет

Та самая роковая соседка! Этакая столичная штучка и… замужняя! Так вот и давай сахар взаймы! Части волос Элла уже лишилась, правда, наращенных. Что же дальше будет? Как отреагирует ее муж? И неужели изменщики решили счастье свое на несчастье других пострить?

Читаем дальше >>>

Глава 3

Маруся

Стою, смотрю на Максима, а внутри все дрожит, как холодец.

– Как это… полюбил? – шепчу одними губами.

Эту?... Куклу намалеванную?

А я?

Я ж ему и сердце свое, и честь свою… отдала...

Комкаю подол платья в кулаках, стараюсь не расплакаться.

Говорит, все понять должна?... А я что-то совсем ничего не понимаю. И врезать хочется. Теперь уже себе. Чтоб очнуться ото сна этого дурного!

– Ну вот так, Марусь, – Максим пожимает плечами, будто не жизнь мне ломает, а чай недосахарил. – Идем, на кухне поговорим.

И толкает к выходу из комнаты.

– Нет! – дергаю плечом. – Мы тут поговорим!

Он вздыхает, будто устал.

– Давай без этого детского сада, – говорит. – Не маленькая уже. Сказал же – не получится у нас. Ни одного мы с тобой поля ягоды. Не срослось.

Стою, и будто все осыпается. Мир, потолок, люстра – все на голову мою глупую летит. Я под обломками. Только голос мужа любимого в голове, как пластинка заезженная: “Не срослось. Не срослось. Не срослось.”

– Да как же так, Максим? – шепчу. – Я ведь замуж не напрашивалась! Сам позвал! Сам проходу не давал. Говорил, такой, как я, в Москве не встречал.

Это чистая правда! Он как в ресторане меня том увидал, где официанткой работала, как заведенный за мной ходил! Несколько месяцев! Цветы, конфеты дарил! На свидания звал!

А я сразу сказала – я девушка честная. До свадьбы – ни-ни!

Когда замуж позвал, обалдела, конечно. Быстро все у нас завертелось. Но я ведь думала, он серьезно! Просто так ведь замуж не зовут!

Эх, говорила мне бабуля! Москвичи эти все – поверхностные. В глаза одно говорят, а за пазухой нож носят! Но не думала, что Максим мой такой!

– Хорошенькая ты, Марусь. На лицо – вообще картинка. Думал, получится у нас. Но разные мы. Понимаешь? Сама что, не видишь? – говорит он нежно, гладя меня по плечику.

Будто что-то хорошее сказал, а как говном измазал. Сердце разбивает мне в дребезги.

Не вижу! Ничего я не вижу! Думала, заживем, все как у людей будет! Детишек нарожаем, дачу купим. Я б там тепличку, огородик. Да, не городская. Из простых, деревенских. Но сердце-то у меня горячее, чем русская печка! Я ж его сердцем этим, полюбила… По-настоящему!

– И чем же эта Элка лучше, чем я? – вою. Слезы ручьем по щекам.

Не хочется выглядеть жалкой. И выть по-бабьи перед ним и этой… чухондрой! Которая все трусы свои никак найти не может. Горбатится с жопой голой!

Но рыдания рвутся из меня сами, с каким-то надрывом, из самой печенки!

– Да всем! – встревает Элка. В голосе у нее ехидцы – хоть отбавляй. – Знаешь поговорку: можно вывести девушку из деревни, но не деревню из девушки! Ха-ха!

Ха. Ха. Ха.

Хватаю первое, что под руку попалось – рубашку Максима, что на спинке кровати висела. Швыряю в падлюку. Жаль, что не кирпич!

Не долетает. Падает на кровать на полпути.

Максим встает между нами.

– Так, ну все, хватит! – рявкает. – Сейчас все успокоятся, все обсудим. А потом билет тебе купим. Домой.

Домой? Домой?!

Это он что, думает, от меня вот так просто избавиться можно? Будто я вещь какая-то, которую в магазин можно сдать по гарантии? Как кастрюлю, которая не подошла к его индукционной плите!

Не к нему я в Москву ехала! А сама!

– Ничего мне от тебя не надо! – кричу. – Ни билета, ни слов твоих тухлых! Я прямо сейчас уйду! Я… я…

Слова заканчиваются. Только пульс в висках и ком в горле. Задыхаюсь от боли. Она расползается в груди, как крысиный яд.

– Головка от часов “Заря”! – передразнивает Элка, наконец, сумев прикрыть свои непотребные места одеждой. – И скатертью дорога!

Вот сейчас точно убью! Не шучу!

– Да как ты могла? – визжу. – Я ж думала, мы подруги! Я тебя жалела! Чаями поила, слушала про мужа твоего тирана. А ты… Свой стал не мил, так на чужого позарилась? Думаешь, на чужом несчастье свое счастье построишь!

– Ну и дура, – Элла поджимает губки. – Понаедут тут. С борщами своими. И думают – все им должны. А сама-то ты кто? Ни манер, ни ума! В люди с тобой выйти стремно. Поговорить – не о чем. И в постели как бревно. Вот и не удержала мужика. В Москве такими, как ты… только полы мыть! Уезжай, тебе говорят! По-хорошему!

– Элла! – гремит Максим. – Хватит!

Это уж точно! Хватит с меня! Задыхаюсь уже от слов этих поганых. От квартиры этой. От любви своей несчастной.

Распахиваю шкаф. Хватаю все подряд. Платья, джинсы, носки, белье – все без разбора. Кидаю в чемодан. Плевать, что помнется. Слезы глаза застилают. Но ноги моей тут больше не будет!

Максим что-то там говорит, типа “не горячись”, “подумай” – да пошел он куда подальше!

Закрываю чемодан, достаю из тумбочки паспорт. И к двери.

– Марусь, ну куда ты? Уже поздно, – говорит Максим, но краем глаза вижу, как Элка его хватает за руку. Мол, пускай.

– Теперь не твое это дело! – хлюпаю носом. – Живи со своей Эллочкой-людоедочкой! Чтоб вам провалиться! Тьфу!

Громко хлопаю входной дверью.

Стою как дура на лестничной площадке с чемоданом. И тишина. Никто за мной больше не бежит. Не зовет. Не говорит “останься”.

Падаю на ступеньку, как подкошенная. Сижу, рыдаю.

Дура я, дура. Сердце свое отдала москвичу этому. И честь отдала–а-а-а.

А он предал – и глазом не моргнул. Променял на курицу с ногтями, как у Фредди Крюгера. Ы-ы-ы-ы-ы-ы....

Никого у меня теперь нет. Ни мужа. Ни подруги. Ни ночлега. Только чемодан и последняя тыща на карте.

И гордость. Ее у меня, к счастью, отобрать у них не получится.

Наревевшись, вытираю слезы.

Поздно плакать. Москва ведь слезам не верит.

Достаю телефон из кармана. Открываю расписание поездов – глянуть, когда ближайший. Домой. До Архангельска.

Ну вот. Есть. Один. Завтра вечером. Боковушки остались. А цена – тысяча триста! А у меня… всего тысяча! Последняя! Мне ж потом еще на электричку надо, а там на автобусе еще до Лопарей!

Глава 4

Маруся

С надеждой оборачиваюсь.

Не знаю, на что я рассчитывала… Но оттуда выходит Элла. Цок-цок-цок – как лошадь на своих каблучищах.

Бросает на меня взгляд свысока и гарцует в квартиру напротив. Живем-то с ней на одной лестничной клетке.

Ух, гадина! Глаза б мои ее не видели! На душе погано так становится. Снова выть хочется волком. Точнее, теперь одинокой волчицей. Но беру себя в руки.

Если хочу убраться отсюда поскорее, нужно понять куда. И где денег-то взять на обратный билет. У Максима из гордости просить не буду – ни-за-что!

Вздыхаю. Возвращаюсь к своей скудной записной книжке. Судорожно пытаюсь вспомнить хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь.

Надо было знакомыми обрастать в новом городе. Но я работала дни напролет, берегла каждую копеечку, чтоб бабуле в деревню отправить да отложить на свою мечту – открытие кафешки.

Ух, какое бы славное кафе у меня было! Я б там такие щи подавала! Настоящие, густые, наваристые. На свиных ребрышках да из квашенки. Таких в Москве не сыщешь! Ко мне бы очереди выстраивались, мои щи попробовать!

В животе жалобно урчит. Кушать хочется. Из-за этих гадов еще и голодная осталась!

Звоню Машке, девчонке, с которой тоже вместе в ресторане работали. Недолго. Но это моя последняя надежда.

Слушаю протяжные гудки в трубке. И с каждым новым — отчаяние накрывает все больше.

Не берет.

– Ар-р-р-р, – рычу как раненая медведица и снова роняю голову на коленки.

Что же делать?

Через несколько минут дверь за спиной снова открывается. Элка топает обратно. Катит за собой чемодан и прямиком к нашей квартире. То есть квартире Максима.

Уже переселяется? Манатки свои собрала? Вот ведь… ни стыда ни совести.

Молча буравлю ее гневным взглядом.

Элка открывает дверь, затаскивает чемодан и смотрит на меня, как на пьяного бомжа, случайно забредшего в их подъезд:

– Чего расселась тут? – цедит, глядя сверху вниз. – На жалость Масику давить собралась? На меня твои штучки не действуют! Знаю я вас, лимитчиц! Как облупленных знаю! Проваливай давай, пока полицию не вызвала!

– Слышь ты… курица! – вскидываюсь.

Сейчас наваляю ей по полной! Патлы искусственные повыдираю! По волоску!

Но не успеваю добежать. Элка быстро скрывается за дверью, хлопнув ею прямо у меня перед носом.

Яростно пинаю! Еще и еще! Как же можно быть такой сволочью!

Я вообще добрая по натуре. Стараюсь не обидеть никого. Но тут – такая злость берет!

Шарю в сумочке, нахожу заколку, подхожу к двери и металлическим краем начинаю корябать на ней.

Чувствую себя настоящей преступницей. Но гадость сделать очень хочется!

А что, пусть все соседи знают, что за животное тут обитает!

“Ко-о-о-о-з-е-е-е-е-л”, – старательно выцарапываю буквы.

Но не успеваю дописать, слышу чьи-то тяжелые шаги на лестнице.

Быстро сжимаю заколку в руке и прячу за спину. Пытаюсь заслонить спиной свое незаконченное произведение.

Вот ведь! Как не вовремя!

Меньше чем через минуту на лестнице появляется мужчина.

Здоровый такой, размером со шкаф. В черной форме с нашивкой и сумкой в руке, тоже черной. И смотрит на меня жутко, исподлобья. Глаза ледяные, как у маньяка. И шрам этот, на щеке его – в переулке встретишь, описаешься от страха.

Впрочем, необязательно в переулке. Я вот уже готова. А мужик все надвигается как тень. Шаг за шагом своими здоровыми башмаками. Топ. Топ. Топ. По ступенькам. Ой. Жуть какая.

Да это ж мужик Элкин! Тот, что тиран и “арбузер”. Видела его как-то. Не в форме, правда.

Сердце бухает от страха. Нервно сглатываю.

– З-здрасте, – говорю неуверенно.

Останавливается, смотрит на меня сверху вниз. А я будто уменьшаюсь. И даже весь подъезд, кажется, схлопнулся, стал кукольным каким-то, по сравнению с этим гигантом.

– Здрасте, – басит он. – Зачем дверь портите?

Блин. Заметил.

Меня вжимает в стенку от страха.

– Э-м-м… так это моя дверь, – лепечу. – Точнее, мужа моего. Я ж ваша соседка. Что, не узнали? — глупо хихикаю.

Пытаюсь мило улыбнуться, но мышцы на лице от страха сковало, не слушаются.

Уж не знаю, как выходит. Видимо, не очень. Черные брови на его лице съезжаются к переносице.

Смотрит на меня как на идиотку. Смотрит и молчит. От этого еще страшнее.

Тут я Элку даже немного понимаю. Как за такого выйти вообще можно было? Во сне увидишь – подушкой не отмашешься.

Громила, смерив ситуацию оценивающим взглядом и будто бы проведя в голове какие-то вычисления, походу, решает не вмешиваться. Проходит мимо и останавливается у двери напротив.

Только когда он поворачивается ко мне своей необъятной, как тундра, спиной, я выдыхаю с облегчением. Ну, Кошмар на улице Вязов!

А Громила тем временем давит своим большущим пальцем на черную кнопку звонка. “Дзы-ы-ы-ынь! Дзы-ы-ы-ынь!”. За дверью, ясно дело, тишина. Элка-то в квартиру моего мужа перекочевала, падлюка.

Снова “дзы-ы-ы-ы-ынь!”, “дзы-ы-ы-ынь!”.

Может, сказать ему уже, что зря старается?

Ой, что будет, когда он узнает! Точно прибьет их, любовничков этих.

Максима все-таки жалко. Любила его как-никак. А вот Элку – ни капельки!

Кручу эту мыслишку в голове, раздумываю. Говорить — не говорить.

Он же все равно скоро узнает. Элка-то уж и вещички свои собрала.

Эх, была не была.

– А… вам никто не откроет, – сообщаю робко.

Мужчина медленно оборачивается на меня. От его взгляда снова вжимаюсь в стенку. Глаза не синие, не голубые, а вот именно – ледяные. Ну точно душегуб!

– Почему это? – басит мужчина.

Ну и дура ты, Маруся! Нет, чтоб язык за зубами держать! Сейчас он, вместо Эллочки-людоедочки, тебя по стенке, хлоп, да и размажет! Мы ж не знаем, насколько он уравновешенный. Как психанет!

– А-эхм-м-м… Ваша жена ушла… – лепечу севшим голосом.

Глава 5

Маруся

Мужчина не моргая смотрит на меня. А я изо всех сил стараюсь не пялится на его здоровенный шрам на щеке.

Надо же. Кто это его так? Элка говорила, он военный. Может, в бойне какой? С врагом дрался? Жуть. Бр-р-р-р-р...

Медленно переводит взгляд на надпись на двери за моей спиной, на мой чемодан. Шестеренки в его голове крутятся, а я готовлюсь к взрыву.

Ядерному.

Так, если бросится дверь выламывать, главное — вовремя отскочить в сторону. А то ж и меня прибьет ненароком. Ой, что сейчас будет!…

Но Громила, походу, громить все вокруг не торопится. Лезет в карман куртки, в руках брякают ключи. Снова поворачивается к двери своей хаты, сует ключ в замок.

Моргаю непонимающе. Что происходит? И это все?! Или он за топором пошел?

— А вы что тут сидите? «Козел» выгнал? — спрашивает низко, не оборачиваясь.

— Ну вот еще! Я сама ушла!

Гордо вскидываю голову.

– А сижу… – мысли сразу заметались в голове как ошпаренные, – ... так поезд домой только завтра… вот я и... — добавляю тише.

Стесняюсь признаться, что идти-то мне некуда.

Мужчина кидает на меня взгляд искоса и издает странный звук. Что-то вроде:

— Ухмгу-у-у.

Не поняла, он кашлянул? Будьте здоровы?

Мужчина отворяет дверь, шагает внутрь, с глухим стуком бросает сумку на пол. Проходит дальше в коридор. Дверь оставляет открытой.

Зажигает свет в прихожей. Снимает куртку. Под ней — футболка темно-серая. Плотно обтягивает огромные ручищи. Пока вешает куртку на крючок, футболка аж трещит на мышцах.

Такими ручищами позвоночник, как у курицы, хрясь, — и переломит. Невольно думаю, что Максим все-таки смелый мужчина.

Муж Элки, тем временем, садится на табуретку. Та жалобно под ним поскрипывает. Медленно расшнуровывает берцы. Один, второй. Встает, снимает. Надевает тапочки.

Неловко даже как-то становится. Чувство, будто подглядываю. Чего он дверь-то оставил нараспашку?

И не похоже, что вообще разозлился. Ему что, все равно? Что жена его с другим развлекается? Просто позабудет? Ну дела!

А может, наоборот? Он настоящий хладнокровный убийца! Сейчас пойдет за ножичком на кухню. Или топор в подсобке искать. А тапки надел… ну так наследить не хочет. А что, я вот тоже не люблю, когда по дому в обуви ходят.

Мужчина проходит дальше в квартиру, но, прежде чем свернуть за угол, на кухню, оглядывается.

Поспешно отвожу взгляд в сторону, поправляю косу. Заколку в кулаке сжимаю от страха, что она уже в ладонь мне впилась.

Еще затаит обиду, что я на него вытаращилась. Ой, надо ноги уносить от греха подальше. Еще не хватало стать свидетельницей преступления.

А Максима все-таки жалко. Козел, конечно, но любимый же!

— Ну, чего встала? – гремит так, что я аж вздрагиваю. – Специальное приглашение нужно?

Стою как пень. Моргаю ошарашенно. Это он мне?!

— Я? — переспрашиваю как дурочка. Ничего не понимаю. Еще и пальцем сама на себя тычу. Будто тут еще кто-то есть!

— Если хотите, конечно, можете ночевать в подъезде, — пожимает плечами и скрывается.

Я все правильно поняла? Он предложил… переночевать… у него?! У абьюзера этого? Тирана? Мужа Эллы?!

В голове мечутся мысли-обрывки, а сердце колотится как у кролика.

С чего это?! Просто так, что ли? На добренького он не похож, ой, не похо-о-ож. Где лукавство?

Смотрю в раскрытую дверь, как в пасть льва. А ноги будто к земле приросли от страха.

И вдруг меня осеняет ужасная догадка. Руки мгновенно становятся ледяными.

А, может, он от единственного свидетеля избавиться хочет! Ой, мама-а-а…

Вот не надо было рот открывать! Сидела бы молча. А лучше сразу мчала отсюда куда подальше, как и собиралась!

Может, просто деру дать?

Ага, деру. С чемоданом-то и без лифта.

Да и неудобно как-то. Вдруг он убивать меня не планирует. Чисто по-соседски пожалел. А я вот так возьму и сбегу.

И бежать-то мне некуда. Кроме как на вокзал с пьяницами. Я один раз так ночевала. Когда только в Москву приехала. Отеля, где я себе койко-место забронировала, на месте не оказалось – надурили. Пришлось возвращаться на вокзал. Так я от страха всю ночь глаз не сомкнула.

А этот… ну да, страшный, конечно. Но Эльку все-таки не убил. Пока, во всяком случае.

Вот что лучше? С пьяницами на вокзале? Или в квартире с абьюзером?

Хватаюсь за голову.

– Господи, ну за что мне это!.. – бормочу сама себе.

Что же делать-то?

--

Девчата, в комментариях писали, что хочется визуал нашего "тирана". Он личность закрытая и суровая. Сказал, как только будет 400 звезд, готов явить себя миру 😈 👉 https://litnet.com/shrt/lBcl

Глава 6

Маруся

И тут… Шаги. Элкин муж опять идет. Прямо ко мне!

Мощно так топает. Целенаправленно!

Сердце в пятки. Сжимаюсь в комочек.

Сейчас как схватит – и на плечо меня! А потом в новостях: “Женщину нашли в чемодане”. От страха зажмуриваюсь даже.

Но он подходит не ко мне, а к моему чемодану. Приоткрыв один глаз, зыркаю, как наклоняется и подхватывает его как пушинку, смотрит на меня. Думает, наверное, совсем дура. И шагает обратно в хату.

– На одну ночь только! – рычит низко, не оборачиваясь.

Ой, так говорит, будто я сама напросилась.

Нервно сглатываю. Смотрю в спину Громиле, несущего мой чемодан.

– Хоспади, спаси и сохрани… – шепчу себе под нос. Крещусь на всякий случай. Трижды.

Эх, была не была!

Семеню за ним тихонько, как по минному полю. Робко ступаю через порог квартиры.

Прихожая просторная такая, даже больше, чем у нас. Элка меня никогда в гости к себе не звала, а напрашиваться как-то неловко было.

Да и не особо-то хотелось. Знакомиться с ее мужем-тираном. Я его только пару раз видела, и то, издалека.

– Спать будете на диване. В гостинной, – говорит мужчина, ставя мой чемодан на пол.

Безропотно киваю. Стараюсь не смотреть на него. Чтоб не злить лишний раз.

– Туалет, ванная – туда. Кухня – там, – указывает по очереди в разные стороны. – Что-то еще нужно?

– М-м-м-м, – мычу как глухонемая. Язык к небу прилип.

Ну, разве что перцовый баллончик. Сколько раз собиралась купить! Да денег все жалела. Сейчас бы пригодился, конечно.

– Н-нет, все понятно, с-спасибо вам, – наконец, выдавливаю.

Он кивает, разворачивается и скрывается в спальне, прикрыв за собой дверь.

– Ф-у-у-ух! – выдыхаю.

Почти не дышала все это время. Медленно плетусь в гостинную, катя за собой чемодан.

Сориентироваться тут, в принципе, несложно. Планировка почти такая же, как у нас в хате. То есть… в квартире Максима.

Закатываю чемодан в комнату. Затворяю за собой дверь.

Оглядываюсь, в поисках, чем бы ее подпереть. Но не нахожу ничего. Так что просто ставлю чемодан. Ну хоть так.

В комнате темно. Включаю торшер. Медленно опускаюсь на диван.

До сих пор в полнейшем шоке! От всего, что случилось. Это ж надо такому случиться-то! Муженек любимый бросил. Ушел к соседке. Я из дома ушла без рубля в кармане. А теперь сижу в логове ее мужа-тирана. Ну, анекдот же!

Только что-то не потешно мне.

Скольжу взглядом по комнате.

А ничего так тут у них. Только бардак страшный. Немудрено. Элка со своими когтями уж и забыла, наверное, как тряпку в руках держать.

За окном стемнело. Время уж позднее. Из комнаты выходить не хочется. Не дай бог столкнусь с этим.

– Нам бы день простоять да ночь продержаться, – шепчу себе под нос, снова крещусь и целую крестик.

Взгляд падает на бежевый плед на подлокотнике дивана. Ложусь и накрываюсь им с головой.

Хочется спрятаться ото всех. Как в детстве пряталась от чудовищ под кроватью. Лежу, затаившись как мышь. Даже дышать громко боюсь.

Н-да. Пожила, Маруся, счастливой жизнью столичной. И будет с тебя!

Жалко так себя становится. Невольно шмыгаю.

До сих пор не понимаю – как же так? Почему Максим меня бросил? Я ж ему все-все по дому делала, любила, холила и лелеяла. Ну да, деньгу пока в дом не приносила. Но я ж искала работу!

В голове всплывают слова Эллочки. О том, что со мной в люди выйти стремно. И поговорить не о чем. И самое ужасное – что в постели я бревно.

Кусаю губу, скулю тихонечко. Приворожила моего Максима, ведьма! Что она там с ним в этой постели вытворяла, что он голову потерял?

Еще и плечо начинает болеть. То, которым дверь в спальню вышибла.

Ничего. Заживет. И не такое переживали. Но все равно… как же обидно!

Обидно, что Максим оказался предателем. Что Элка – змея. Что я – опять одна. И что завтра утром – снова в никуда.

Плохо так. Но плакать себе запрещаю. Держусь. Не время нюни распускать, когда ты в логове тирана!

Зарываюсь носом в подушку. Закрываю глаза и сама не замечаю, как выключаюсь.

Просыпаюсь от того, что дико, невыносимо, ПРОСТО УЖАСНО хочу писать! Открываю глаза и выныриваю из-под покрывала. Тусклый свет от торшера режет глаза. Щурюсь. Сажусь. Сколько ж я проспала?

Ой-ой-ой, срочно нужно в туалет. Мочевой пузырь аж болит, сейчас взорвется!

Вскакиваю с дивана. Бегу к двери. Отодвигаю чемодан в сторонку и тихонько приоткрываю дверь.

В коридоре темно. Прислушиваюсь к звукам. Вроде, все тихо. Спит, кажись, тиран-то.

Мышкой крадусь по коридору. Так, туалет, наверное, налево. Ой, все, сейчас прям тут лужу наделаю!

Побегаю двери, дергаю ручку, распахиваю и…

– А-А-А! – взвизгиваю ультразвуком, только чудом не потеряв контроль над мочевым пузырем.

Передо мной Гормила. Голый.

Глава 7

Маруся

В шоке таращусь на Элкиного мужа. Картина, конечно, очень живоПИСная.

Он тоже замирает с зубной щеткой за щекой. Смотрит удивленно, будто не понимает, что я тут вообще делаю.

Волосы у него еще мокрые, от мощного торса валит пар, будто только вылез из горячего душа.

По правде сказать, не совсем он голый. Но разве это полотенчико, что держится на его бедрах на… честном слове, считается?!

Уши у меня вспыхивают, щеки горят – будто это я перед ним полуголая стою. А глаза так сами и норовят скатиться куда не надо. Поэтому зажмуриваюсь от греха подальше.

– Запираться надо! – верещу и с грохотом захлопываю дверь.

Семейка извращенцев, честное слово! Одна с чужими мужьями зажигает, второй голым расхаживает. Как же я так не заметила, что свет в ванной горел! Кошмар!

Бегу стремглав обратно. В выделенную мне комнату.

Но мочевой пузырь настойчиво напоминает о себе, заставляет повернуть обратно. Иначе быть беде!

– Ой-ой-ой, – стону, кидаюсь к туалету.

В этот раз дверь выбираю правильно. Залетаю пулей, запираюсь и стремительно прыгаю на унитаз.

О-о-о-о, слава небесам!... Еле донесла!

Сделав свои дела, выходить не тороплюсь. Боюсь столкнуться с этим… нудистом, который, судя по звукам, все еще в ванной – слышу, течет вода из крана за стенкой.

Закрываю ладонями пылающее, как головешка, лицо. Вот же стыдобища! Мало того, что ворвалась к нему, так еще и наорала! Подумает: приютил на свою голову!

Просто худший день в моей жизни!

Вдруг, слышу, выходит из ванной. По звуку шагов отслеживаю его траекторию до спальни. Заходит, закрывает за собой дверь. Все снова стихает.

Кажется… путь свободен.

Тихонечко щелкаю замком, приоткрываю дверь. Еще раз убедившись, что в коридоре никого, на цыпочках бегу в комнату.

Подпираю дверь чемоданом, прыгаю на диван и снова накрываюсь пледом с головой.

Лежу в темноте, прижавшись щекой к подушке. Сердце все еще грохочет, как после марафона. А перед глазами сосед с… полотенчиком, прости господи.

Капец! Просто форменный! Ну и приключение на мою голову!

Отдышавшись и отойдя от случившегося, решаю все-таки глянуть, сколько времени. Телефон валяется где-то в сумочке, разрядился, зараза. Подключаю к зарядке, благо, розетка рядом с диваном. Экран вспыхивает, и чуть не роняю смартфон.

На часах далеко за полночь, а на экране – куча пропущенных. От Максима.

Сердце радостно подпрыгивает, на душе мед растекается. Значит, еще не до конца эта Элка ему мозги запудрила. Переживает, волнуется, что со мной, добралась ли. Даже улыбаюсь краешком губ.

Но перезванивать не собираюсь. Не-а. Пусть еще поволнуется.

Откидываюсь обратно на подушку. Только прикрываю глаза – снова полуголый сосед в голове возникает. Мускулистый, горячий, как свежеиспеченный батон.

Я таких накаченных мужчин вживую и не видела. Только в журналах да в рекламе трусов. Столько мышц!

Максим мой тоже хорош собой, стройный поджарый, но этот… будто из фантазий домохозяек. Я столько кубиков даже в Тетрисе не видела!

Как зовут-то его? Хоть убей, не помню. Вроде что-то на “А”. Анатолий? Александр?... Вот же ж, память девичья! Как сито!

И все-таки нехорошо получилось. Надо будет его как-то задобрить утром, извиниться…

Приготовлю-ка я ему завтрак! Сытый лев – добрый лев! Может, даже до вокзала подбросит, лишних-то денег на дорогу нет. Да и с чемоданом в метро тяжко будет тащиться-то.

Эх… придется завтра думать, где денег на билет взять, выкручиваться как-то. Но сейчас… сейчас голова гудит, глаза слипаются. Лучше посплю. Утро вечера мудренее.

Будильник звонит еще до рассвета. Я же не знала, во сколько громила встанет, решила перестраховаться. Еле разлепляю глаза. Расчесываю волосы, снова заплетаю их в косу. Крадусь в ванную, умываюсь, чищу зубы. Все делаю тихо-тихо, чтобы не разбудить хозяина квартиры.

Потом — сразу на кухню.

Светлая, просторная, современная – аж дух захватывает. Как на картинке! Но такая… девственно чистая. Будто не кухня, а экспонат в магазине. Не удивлюсь, если Элка сюда даже не заходила ни разу.

Открываю шкафчики, заглядываю в холодильник, чтобы найти из чего завтрак-то сварганить.

Н-да. Не разгуляешься: пол пачки сливочного масла, кетчуп, мазик и горчица, скукоженный лимон да кусок обветренного сыра. Слава богу, есть яица! Аж четыре штуки!

В морозилке остатки замороженной зелени. Под раковиной две старые картофелины и головка чеснока. О! Еще банка зеленого горошка и лаваш. Полежавший, правда.

Выкладываю все на столешницу, смотрю, чешу головушку. Во дела! А мне такого громилу надо накормить. Задачка со звездочкой.

Но где наша не пропадала! Плохому танцору, что? Правильно, яйца мешают! А опытному повару яйца – половина успеха!

Ну, приступаю!

Чищу картошечку и тру на крупной терке. Отжимаю, сок сливаю. Добавляю яйцо, муки, перца, чесночка да щепотку зелени. В конце — немного тертого сыра. Хочу, чтоб внутри тянулось, а снаружи хрустело!

Жарю до золотистой корочки, размерчик делаю по-больше. М-м-м… а запахи какие пошли-и-и-и!

Параллельно — глазунья. И на другой сковородке — мини-чебуреки из лаваша с сыром, горошком и зеленью. В яйце обмакиваю, вилкой прижимаю, чтоб не развалились.

Чайник кипит. Чаек завариваю свежий, с лимончиком.

Выкладываю все на тарелку. Эх, сметанки нет. Драники без сметанки – преступление, конечно. Но мужик явно непривередливый, раз с Элкой так долго протянул.

Только кладу вилку, и дверь на кухню открывается.

Элкин муж, в спортивках и футболке. Во взгляде читается недоброе.

Нервно сглатываю. Надеюсь, голодный просто. Эллочка его явно харчами не баловала, вот и одичал.

Подскакиваю от волнения на месте, руки по швам:

– А-э-эм… доброе утро! – тараторю, теребя косу. – А я тут завтрак состряпала.

Стягиваю с плеча кухонное полотенце и зачем-то протираю для него стул:

Глава 8

Маруся

Я чуть чай на себя не проливаю.

Закопать трупы? В лесу? Он же шутит? Да?

Ха-ха. Нервно хихикаю. Но не очень уверенно.

Смотрю, как сосед продолжает уплетать завтрак, аж за ушами трещит. Ест быстро, как в армии. Чуть склонившись над тарелкой.

– У тебя-то какие планы? – вдруг спрашивает.

– У меня то? — выпрямляюсь.

Ой, да какие у меня планы. Вернее, планы были грандиозные, пока Эллочка-людоедоедочка дорогу не перешла. А сейчас, ни работы, ни жилья.

— До дому поеду, – отвечаю грустно.

Только вот денег на билет надо где-то достать. И занять не у кого.

У Максима просить не пойду! Гордость не позволит. Может, халтурку какую найду у вокзала? Всего-то нужно хотя бы тысяч пять… Приеду в деревню, а там как-нибудь разберусь, что дальше.

Грустно домой возвращаться, как побитая собака. Бабуля на меня такие надежды возлагала, о-о-ой. Я ж ехала покорять столицу златоглавую с настроем не меньше, чем у Наполеона.

Вот как Наполеон домой и поковыляю. Поджав хвост…

И тут меня осеняет!

– Слушайте. У вас тут грязища такая, бардак. А в холодильнике мышь повесилась…

Мужчина сдвигает брови.

– Ой, извините меня, ради Бога, я ж не в упрек. Я это… деньги мне нужны. На билет не хватает. Поезд вечером. Давайте я вам тут уберу, да еды наготовлю? А вы мне пять тыщ заплатите?

Смотрю на громилу с надеждой.

Тот как раз приканчивает завтрак. Вытирает рот салфеткой. Смотрит на меня прищурившись.

Что в этом взгляде не понятно. Обиделся, что ли?

– Б-борщ! – выпаливаю на нервяке, достаю свой главный козырь. – На кости. Да пирожков нажарю. С мясом! Хотите?

Брови у него медленно поднимаются вверх. Но понять не могу: я двигаюсь в правильном направлении или еще больше себя закапываю?

– Еще пюрешку могу! И котлетки рубленные. Заморожу про запас, чтоб на дольше хватило! – тараторю на выдохе, кусаю губу.

Ну что ж ты так уставился. Сейчас дырку проглядишь! Аж вспрела вся, как нервничаю.

А он все смотрит и молчит.

– В-вы борщ любите? – спрашиваю уже еле слышно, пожалев, что вообще начала.

Сосед медленно встает. Разворачивается и выходит с кухни.

Блин! Ну мог бы хоть что-то ответить! Да, что с абьюзера взять? Ни “спасибо” за завтрак, ни капли благодарности.

Но тут он возвращается. В руках портмоне. Достает оттуда пять тыщ!

Смотрю на них и сияю! Вот добрый человек! Просто так решил дать? Вот верно говорят, по обложке книгу не судят. Зря я про него всякие гадости думала.

– Это на мясо. На кости. Для борща и… всего прочего, – говорит сосед. – В шесть вернусь. Все, что сказала, сделаешь – на вокзал отвезу и билет куплю.

Ну… и на этом спасибо. Как-никак вариант.

Я согласно киваю:

– По рукам!

Пока Элкин муж собирается на работу, мою посуду. Думаю, как теперь все успеть.

Когда слышу, что он ботинки свои надевает в прихожей, выглядываю с кухни.

– Ты это… если вещи Эллы соберешь – я тебе еще десятку накину, – говорит хмуро, надевая куртку.

Десятку! Ого!

А вот это я с радостью!

Разозлился, значит, все-таки, на зазнобу свою. Ну я ей монатки соберу-у-у, ой как соберу!

– Ну пока, – говорит, отворяя дверь. – А да, за завтрак – спасибо.

И уходит.

Остаюсь в пустой квартире. Прохожусь по комнатам. Бардак везде ужасный! Мама дорогая, тут генералить и генералить! А еще готовка! Как все успеть?

Ну ладно. Делу время, а потехе час. Засучиваю рукава и за дело!

Хорошо, хоть кухня чистая. Только пыль везде вытираю. А вот в остальной части квартиры – просто трындец.

Сначала принимаюсь за ванную с туалетом. Пидорю кафель, раковину, унитаз. Чувство — будто тут сто лет никто не прибирался! Вот верно говорят:унитаз — лицо хозяйки. Наяривую его ершиком, представляя Элку.

Перехожу к комнатам.

В спальню захожу — как в зону боевых действий. В углу – гора одежды. Чашки по всей комнате, какие-то бумажки. Бардак!

Все по местам раскладываю. Одежду какую-то в стирку, что-то на вешалки.

Элкины шмотки все на кровать выгребаю. А шмоток у нее – как в магазине! Одних туфель только пар десять! А платьев сколько – не сосчитать так сразу. Красивые. Дорогие. Муж явно не скупился на ее гардероб.

Сама-то Элка не работает, я знаю. Говорила, что домохозяйка. Ну, не знаю, чего она хозяйка, но явно не дома.

Случайно открываю прикроватную тумбочку, а там… сначала не понимаю, что это такое. И только когда беру в руку пластиковый, прости господи, пенис, аж взвизгиваю. Отбрасываю его в сторону.

Тот глухо стукается об пол, начинает жужжать как жук- навозоник и ползать по полу.

Фу! Какая гадость! Зачем это ей? То есть двух мужиков ей было недостаточно?

Кое-как ловлю игрушку, выключаю и закидываю обратно в тумбу. Пожалуй, никуда больше заглядывать не буду. А то мало ли что еще найду.

На комоде стоит рамка со свадебной фотографией. Элка как Элка, ничуть не изменилась. Как была твариной, так и осталась. Вот почему я раньше не замечала!

А вот муж у нее тут без шрама. Но такой же суровый.

Тут же рядом медалька висит на ленточке с триколором. У-у, тяжеленькая. Ну-ка: “Первое место. Рукопашный бой. Андрей Бородин”.

О! Точно! Ну, я ж говорила на “А”! Память ,как у рыбки.

Андрей, значит.

Все по местам разложила, пыль протерла. Думаю, куда Элкины вещи девать.

Нахожу под раковиной мусорные пакеты. Вот, самое то! Начинаю сгребать их туда, с особым удовольствием! Самое им там место!

Перехожу к комоду. Там, в верхнем ящике, нахожу ее нижнее белье. Поднимаю брезгливо пальчиками кружевные труселя.

Мать моя женщина. Да разве это трусы? Ниточки какие-то.

Пока перекладываю все в пакет, так гадко на душе становится. На кого меня Максим мой променял? Вот на эту? Кикимору с характером крокодильим?

Визуалы героев. "Тиран"

АНДРЕЙ БОРОДИН, 34 года

Андрей военный. Привык к дисциплине, строгости и молчаливой выдержке. Интроверт, который не любит лишних разговоров и предпочитает решать проблемы молча. Мужчина, у которого "все под контролем", включая эмоции. Не любит шум, суету и пустую болтовню. Не пьет, не курит, не шутит попусту. Работает в Генштабе Вооруженных сил РФ в аналитическом отделе. Занимается операциями, переговорами и контрразведкой.

Что думаете, девчат? Делитесь в комментариях ❤️

Глава 9

Маруся

Это я-то шлюха?!

Краснею вся. Ни то от стыда, что про меня такое подумали! Ни то от злости.

Элка, что это, решила, я тут... с ее мужем... как она с моим… того? Вот дура! По себе людей не судят!

Хватаю сковородку, что на столешнице, на полотенчике сушилась. Замахиваюсь:

— А ну отошла! — рявкаю.

Сейчас покажу ей и "деревню" и "шлюху". Звезды из глаз посыпятся!

Элка отскакивает, смотрит волком:

— Убирайся из моей квартиры! Немедленно! — рычит.

— Славно ты устроилась. И тут твоя квартира, и там! Уходя — уходи! Че приперлась? А ну, — снова замахиваюсь, чтоб припугнуть ее.

— Зря стараешься, дура! Андрюша на такую, как ты, никогда не посмотрит! Мужики ухоженных любят, с лоском! А ты кто? Никто! И вообще, Андрей меня любит! И Максим, тоже меня любит! А ты проваливай в свою Тмутаракань, там отыщешь себе мужика по статусу — пьянчугу подзаборного! — брызжет ядом Элка, не унимается.

Так обидно становится! И не только за себя — за всех простых девчонок! Элка думает, раз у нее в Москве прописка, так она чем-то лучше?! Другие счастья в жизни не заслуживают?!

Ну, проучу ее сейчас! Увидит у меня небо в алмазах!

— Сейчас ты у меня будешь такая ухоженная, — верещу. — Сковородкой по роже твоей наглой! А-а-а-а! — с боевым кличем индейцев бегу на нее.

Глаза у Элки округляются, как блюдца, кидается от меня наутек. Выскакивает на лестничную площадку. Я за ней. Замахиваюсь сковородой, как теннисной ракеткой, и прикладываю ей по мягкому месту.

— А-ай! Ты что, больная совсем?! — толкает меня со всей силы.

Отшатываюсь назад и снова бросаюсь в атаку. Но секунда промедления оборачивается проигрышем. Элка успевает юркнуть в квартиру.

— А ну открывай, гадина! — верещу, стуча в дверь сковородкой.

— Я сейчас милицию вызову! — орет в ответ из-за двери.

— Вызывай! Посмотрим, как объяснишь участковому, что законную супругу в дом не пускаешь!

Элка затихает. А я тяжело дышу, глядя на свое незаконченное произведение, нацарапанное на двери: «Козе…»

Руки трясутся. Пальцы сжимают ручку сковородки, а в глазах слезы стоят. От обиды.

Ноги об меня тут вытирают, и никто не заступится! Был бы папка живой. Он бы этой креветке голову с плеч оторвал!

Ладно, времени у меня нет тут стоять да себя жалеть. Еще дел невпроворот.

Поворачиваю обратно и замираю… Бросаюсь к запертой двери, толкаю… да как же так!

Пока Элку по подъезду гоняла, не заметила, как дверь захлопнулась. А у меня же с собой ничегошеньки — ни ключа, ни телефона! Одна сковородка в руке.

— Ы-ы-ы-ы…. — снова падаю на ступеньку, роняю сковородку рядом, закрываю глаза руками и плачу.

Уеду отсюда, из этой Москвы поганой. Люди тут неправильные. Не люди, а звери какие-то! Лучше плохенько, да у себя на родине. Там хоть люди на людей похожи.

Поревела, поревела, сижу и думаю: что делать-то? Тиран придет, ничего, что обещано, не сделано. Он, наверное, голодный. На борщ-то уже настроился. Как разозлится. И денег не даст.

Может, пустит еще ночку переночевать? Я ему завтра все-все, что обещала, переделаю.

А если не пустит? Куда пойду на ночь глядя?

Надо бы его задобрить. Он как поест, явно сговорчивее.

Кручу в руках сковородку. Ну из одной нее точно ужин состряпать не сумею. Даже я. Ну, попала!

Поднимаюсь со ступенек, спускаюсь по лестнице, выхожу из подъезда.

Дождик прошел, травой молодой пахнет и сиренью. Даже настроение улучшается. И думается на свежем воздухе лучше.

Выхожу со двора, иду по улице. Прохожие на сковородку мою косятся. Думают, наверное, что городская сумасшедшая. В тапках да со сковородой. Хорошо хоть тапочки у Элки симпатичные. Если не приглядываться, то и не поймешь, что тапки. Беру сковороду под мышку, чтоб не так в глаза бросалось.

И тут понимаю: здесь же лавка рыбная недалеко. Мужа моего. Ну, попытаю счастья!

Дохожу, делаю вдох, расправляю плечи и толкаю дверь. Звякает колокольчик. Женщина за прилавком смеряет меня безразличным взглядом.

Хожу задумчиво вдоль прилавка. Надо что-то, чтобы быстренько сготовить можно было. Чтоб тиран рот открыл меня поругать, а я ему — хоп! — бутербродик сразу в рот.

— Брать что-то будете? — грозно спрашивает меня продавщица спустя минут пять.

Ну, Марусь, с богом!

— А вы что, меня не узнали? — улыбаюсь женщине. — Не узнали, да?

Та хмурит брови, смотрит на меня, на сковородку. Чувствую пятой точкой — к провалу я так близка еще никогда не была.

— А я ж Гусева, Маруся Гусева. Жена хозяина вашего, — говорю, сияя.

— У меня нет хозяев, — отрезает продавщица. — Крепостное право отменили в 1861 году. Не в курсе?

— Ха-ха-ха, — смеюсь звонко. От нервов, разумеется. Так-то вообще не до смеха. — Ой, вы забавная. Я это… знаете, пришла рыбки прикупить мужу на ужин. А кошелек-то, кошелек! Дома забыла! Вот кулема! — хлопаю себя по лбу.

Выражение лица продавщицы остается вообще без изменений. Даже ни один мускул не дрогнул.

— Ну это ж ничего? — спрашиваю, улыбаясь как дурочка. — Все ж в семье. Вы запишите, Максим там потом… разберется.

Жду реакции. А ее все нет. Только вытяжка где-то жужжит, как муха.

В этой Москве все, что ли, непробиваемые?

— Паспорт покажи! — вдруг гремит женщина.

Аж подпрыгиваю на месте.

— А… я ж не взяла. Кто ж паспорт с собой носит?

— Ну и все тогда! Шуруй отсюда.

Хлюпаю носом. Шпыняют меня все. Хожу тут как бездомная. Замуж за бизнесмена, называется, вышла.

Уже поворачиваю к выходу, но тут в голове вспыхивает одна мыслишка.

— Ой, знаете! Есть же доказательства получше паспорта! — говорю, снова подбегая к прилавку. — Я вам фотографии покажу!

Вот, не зря выкладывала. И пусть у меня там три подписчика. А вот, пригодилось!

— Ну, хорошо, показывай! — говорит тетушка, отгоняя меня от прилавка. Выходит, начинает тряпочкой стекло полировать.

Глава 10

Маруся

— Маруся? — поднимает в изумлении брови Максим. И в два шага преодолевает последний пролет. — Маруся! Ты почему на телефон не отвечала? Я тебе со вечера звоню-звоню! Уже отряд полиции хотел вызывать!

Угу. Хотел он. Так я и поверила. Он что, думает я совсем инвалид… умственного труда?

Но губы сами собой разъезжаются в глупой улыбке. Потихоньку прячу пакет с продуктами за спину. На нем же еще, как назло, логотип его лавки.

— Маруся… — выдыхает Максим. Берет за плечи и к себе прижимает. — Жива, здорова! Ты не представляешь, как я волновался!

Вот зря сковородку в пакет убрала. В этом доме ее вообще из рук выпускать нельзя! Припечатать бы его сейчас, как Элку. Только не сзади, а спереди!

Одной рукой Максима от себя отодвигаю. И улыбку свою, что на лицо от растерянности выползла, прячу.

— Ты меня больше не трожь, — говорю холодно. — Не любимый ты мне больше.

И смотрю на него волком.

А сама думаю. Сейчас начнет спрашивать, что я тут делаю, а что отвечать-то?

— Марусь, не сердись. Ну, Марусь. Ну не чужие же люди. Сама понимаешь. Любовь не картошка… а ты… ты ж, как сестра мне.

От этих слов у меня кончик носа краснеет, и щеки горят. Смотрю в его глаза, еще недавно такие родные, а теперь они мне кажутся стеклянными. Как у кукол бывают. Ничегошеньки за ними нет.

Вот говорит мне такое и вообще не понимает, что душу мою рвет на части.

— Ты так быстро ушла. Мы ж и не поговорили по-людски. Ты пойми, Марусь, я очень перед тобой виноват. Не надо было нам сходится так быстро. Надо было побольше узнать друг друга перед свадьбой. Понимаешь? Ну, Марусь.

Ручки пакета стискиваю, что ладони режет. Как мягко стелет, ты посмотри. Да жестко спать! Говорит так, будто я сама его на себе жениться уговаривала!

А душа… душа никак не может понять, как из «ты та самая» и «давай жить долго и счастливо», мы перешли к «поторопились» и «ты мне, как сестра». Где это видано, чтоб на сестрах женились!

А еще одна мысль в голове засела, как ржавый гвоздь: он, что же… вообще никогда меня не любил, получается? Никогда-никогда?

Кусаю губу, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

— Не проси понять тебя, Максим. Ступай лучше к мымре своей, — выдыхаю, не глядя на него. — Ничего мне от тебя больше не нужно!

Максим вздыхает обреченно, качает головой:

— Так и знал, что ты ничего не поймешь. Ты ж маленькая еще. Глупая, — говорит почти ласково.

Протягивает руку, чтоб погладить, как кошку. Но я отшатываюсь.

— Не трожь меня, сказала же! — цежу, сердито нахохлившись.

А в душе все размякло и захлюпало. Сейчас разревусь.

— Ладно-ладно. Не горячись, — усмехается он мягко. — Ты, кстати, чего тут делаешь? Я думал, уже в Архангельске или до дома своего добралась. Вещи-то твои где? Обокрали тебя, что ли?

И тут замечает пакет, который я все это время за спиной держу.

— Маруся? — повторяет с нажимом, брови свои хмурит.

Мозг отчаянно пытается сочинить какую-нибудь небылицу, чтоб отвязался от меня, оставил в покое. Но как на зло ничего не придумывается. Шахерезада, блин!

Снова слышу шаги на лестнице. И сердце окончательно проваливается в пятки.

Мы с Максимом синхронно смотрим в сторону лестницы. А там…

Андрей.

Появился словно из ниоткуда. Я так разволновалась, что и не заметила, ни как дверь подъезда внизу хлопнула, ни как поднимался.

Как много он слышал?

Медленно, шаг за шагом, Тиран поднимается по ступеням. И глаз с Максима не сводит. А смотрит так, что я нервно сглатываю, а кончики пальцев ледяными становятся.

Лицо Максима тоже становится серьезным. Губы сжимаются в тонкую линию. На скулах мышцы ходуном ходят. И напряжение в воздухе такое витает, что, кажется, у меня даже волоски на руках дыбом становятся.

Элкин муж преодолевает последнюю ступеньку. Подходит медленно и внезапно отстраняет меня от Максима, становится между нами.

Удивленно смотрю на его широкую спину, выросшую прямо у меня перед носом. Что-то страшно за Максима становится.

— Я… — начинаю, пытаясь выглянуть из-за плеча Тирана.

Но даже ничего сказать не успеваю. Он задвигает меня своей ручищей обратно. Не глядя сует ключи от квартиры.

Хватаю их на автомате, а потом смотрю на них в своей руке и ничегошеньки не понимаю.

— А… — снова пытаюсь выглянуть из-за его спины.

— Иди! — рявкает он.

Да так, что я быстренько кидаюсь к двери, вся вспотев на нервах. Даже не сразу в замок ключем попадаю. Руки трясутся, да и пакет с едой мешает. Вожусь, вожусь. Оборачиваться страшно.

Дверь, наконец, подается, и я без оглядки влетаю в квартиру. Дверь за собой захлопываю.

Бросаю пакет на пол. Дышу часто-часто. Коленки дрожат.

Что же будет сейчас?

Я, конечно, Максиму всякого в голове нажелала. Но все-таки муж мой. Прибьет его сейчас Тиран, как пить дать. Глазом не моргнет.

Не то чтобы я в Максима не верю. Но как-никак у Элкиного мужа первое место по рукопашному бою. Я ж медальку видела!

Схватившись за голову, думаю, что делать-то?!

В полицию звонить надо! В полицию!

Где мобильник?!

Мечусь по квартире, запинаюсь о мусорные пакеты, где шмотки Эллы покоятся.

Да куда ж я его подевала?!

Точно. На зарядку же ставила. Лечу в комнату. Хватаю. Дрожащими пальцами по цифрам клацаю.

И тут слышу. На лестнице шум, визг! Неужели у Максима может быть такой фальцет?

Бросаюсь к двери, прилипаю к глазку. А там…

Тиран стоит к двери спиной, как махина огромная. Максим напротив — набычившись, сжав кулаки. Вот-вот на него набросится. Скула у него красная, и кровь сочится.

А между ними Элка стоит, раздвинув руки. И верещит, как свинья резаная.

— Мальчики, перестаньте! Прошу вас, не надо! — захлебывается слезами.

Ну, а я что, в стороне стоять буду?!

Глава 11

Маруся

Не по себе мне. Ой, не по себе! Прям чую, добром все это не кончится.

Максим точно все понял. Что я у Тирана ночевала. Еще и Элка ему, скорее всего, в уши про деньги-то уже напела.

Но он же ей не поверит? Не поверит, что я ради денег на такое способна?!

Тьфу! Думать даже тошно.

Опять я у разбитого корыта. Без денег, голодная да еще и с разъяренным зверем на шестидесяти квадратных метрах.

Теперь квартира мне вовсе не кажется такой большой. Почти клетка. Ма-а-а-аленькая клеточка. И я, один на один — с этим тираном бешеным.

Ну его, к чертовой бабушке. В гневе он — страшный человек. Сразу ясно. Попадусь еще под горячую руку. Пойду лучше, подобру-поздорову. У вокзала хоть полиция дежурит. И сковородку с собой возьму. Как холодное оружие.

На цыпочках крадусь мимо спальни Тирана в гостиную, где чемодан мой остался. Хватаю его за ручку, быстренько озираюсь: не забыла ли чего. Выдергиваю зарядку из розетки. И так же, на цыпочках, — обратно к двери.

Чемодан поднять приходится. Колесики громко стучат. Тащу, пыхчу. Ух, и тяжелый!

Уже до двери почти добралась. Щелчок открывающейся двери за спиной заставляет замереть.

— Куда собралась? — слышу за спиной.

Мурашки по спине. От страха роняю чемодан. Да прямо себе на ногу.

— Ай! — вскрикиваю. — С-с-с-с….

Прыгаю на одной ноге, тру ушибленный палец.

Тиран подходит, берет чемодан и несет обратно в комнату. Потом возвращается.

— Не дури. Куда на ночь глядя попрешься? — спрашивает.

По голосу слышно, остыл немного. Но перед глазами все еще его пылающий взгляд да гневом перекошенное лицо стоит.

— Не боись. Не трону. Женщин не бью.

Говорит и садится на табуретку, берцы расшнуровывает.

Это, конечно, новость отличная. Только Элка, жена его, не просто же так тираном его прозвала.

И все же, спокойнее становится. Может, зря испугалась? Я-то плохого ничего не сделала! Зачем ему меня обижать?

Ну разве что с борщом обманула. Так это Элка виновата! Не я!

— Ты еще уговор не выполнила, — Тиран снимает один ботинок, затем второй, ставит аккуратно на полочку. Обводит взглядом заставленный мусорными пакетами коридор.

— Понимаете, так получилось… — начинаю лепетать я, оправдываясь.

— Знаю. Элла звонила. Завтра все доделаешь, и как обещал — билет куплю, денег дам и на вокзал отвезу.

Встает. Куртку на крючок вещает. На меня взглядом косит:

— Или передумала? — зыркает.

— Н-нет, не передумала! — отвечаю поспешно. — Уговор есть уговор.

— Вот и славно. Замок сейчас поменяю. Так что безопасность гарантирую.

Лицо у него теперь спокойное и даже симпатичное. Так и не скажешь, что на людей бросается.

— А в пакете что? — кивает на продукты, что я у стеночки впопыхах бросила.

Кидаюсь, хватаю за ручки:

— Так это… ужин наш, — отвечаю. — Ой, сейчас я. Пойду картошечку чистить. Сейчас все будет.

И бегом на кухню. Просто, чтоб поскорее ноги унести. Хоть и подобрел Тиран. А все равно рядом с ним как-то боязно, неуютно.

Пока картошку на плиту ставлю да скумбрию сервирую, слышу, как возится в коридоре. Шуруповерт жужжит. Металл лязгает. Рукастый, однако. Надо же. Так, уить! — и поменял замок.

Когда через несколько минут заходит на кухню, у меня почти все готово. И бутербродики с икорочкой, и рыбка, и картошка с зеленушкой да с маслицем на столе дымится.

Тиран протягивает мне новый ключ:

— Это тебе.

Его взгляд падает на пять тысяч, что он оставил на столе утром. Лежат на том же месте.

А потом стол оглядывает.

— А это откуда все? Ты же сказала, что денег у тебя нет.

Деловито сажусь за стол:

— Когда дверь захлопнулась, денежка внутри осталась. Ну я и подумала — не сидеть же голодными из-за Элки, — говорю, раскладывая картошечку по тарелкам. — Сходила в лавку мужа. В долг набрала. А долг пусть Максим сам отдает. Это он мне должен!

— Н-да, а ты не пропадешь, — цокает Тиран, тоже садясь за стол.

— Эй! Вы чего это садитесь? — вскидываюсь. — А руки?

Тот смотрит на меня, слегка офигевши.

Их что, в армии не учили, что за стол с грязными нельзя?

— Я ж помыл.

— Так вы ключ трогали после этого. На нем, знаете, сколько микробов? — говорю.

Лицо Тирана темнеет. Хмурится, челюстями двигает. Аж сердце замирает.

Чего я лезу? Не все ли мне равно, грязными он руками будет эту скумбрию есть или чистыми? Я ж так, по инерции. Бабуля моя меня всю жизнь гоняла. Вот и я… по привычке.

Но Андрей молча поднимается со стула. Зыркает на меня и топает с кухни.

Удовлетворенно улыбаюсь, когда слышу, как шумит вода в ванной. То-то же, товарищ полковник. У меня не забалуешь!

То, что он полковник, по звездочкам на погонах на фотках поняла. У меня одноклассник, с которым за партой сидела в школе, военным стать мечтал. Он мне про погоны и рассказал. Какие у кого.

Кушаем молча. Тиран в мысли свои погружен. Даже, кажется, о существовании моем забыл. Да и лезть с разговорами никакого желания нет. Пусть думы свои думает. А по лицу видно — не веселые они, ой, не веселые.

Конечно, когда жена тебя по записке бросает и к соседу уходит, какое тут веселье? Любил он ее все-таки. Видно сразу.

Почему-то обидно так становится. Чего эту Элку все любят? А меня никто. Чем я хуже? Она, вон, чего творит. А они из-за нее дерутся.

Может, и правда, какая-то я не такая для москвичей? Говорила бабуля, нечего мне здесь делать. Жрет эта Москва таких, как я, пачками. Пожует и выплюнет.

Так тяжко на душе становится, что и скумбрия уже не в радость. И бутеры с икрой не лезут. Даже Тирану немножко завидую. Ему его горести лопать не мешают. Вон, как уминает.

Ужин заканчиваем молча. Тиран кидает мне сухое «спасибо» да с кухни уходит. Стою, грустно посуду намываю. Все вздыхаю и вздыхаю. О Максиме думаю.

Глава 12

Маруся

Ой, мамочки! Стыдоба какая! Как только Элка по улицам в таком платье ходила? Короче не придумаешь!

А Тиран нашел удачное время! Чего ему надо? Зачем приперся?

Мечусь по комнате. Блин, что же делать-то? За кресло спрятаться? Или под одеяло?

Не успеваю ничего придумать, и слова даже сказать, а Тиран уже легонько толкает дверь:

— Разреши войти?

На панике дыхание перехватывает, и ответить ничего не могу. Только плед с дивана хватаю да кое-как прикрываюсь, прежде чем голова Тирана заглядывает в комнату.

— Я…. — тяну, прижимая к груди плед, готовая начинать оправдываться за то, что платье чужое без спроса нацепила.

Но зря волнуюсь. Он и не глядит на меня. И платья Элкиного, кажись, не замечает.

— Тебе поезд в какую сторону нужен? — спрашивает. — Так тебе его куплю. Нечего тут тебе ошиваться.

Даже не знаю почему, а слова его задевают. Не терпится, чтоб уехала? Чтоб Эллу не злить? Вернуть, наверное, ее собирается.

Печально руки опускаю. Они как-то сами собой падают. Слезы из глаз брызгают.

Тиран поднимает удивленный взгляд на меня.

Отворачиваюсь.

Неловко. Разревелась как дура опять. Никогда же плаксой не была. А последние дни совсем слабину дала. Доконало меня все это.

— Как знаете, — говорю, вытирая поспешно слезы, чтобы он их не заметил. — Вы не переживайте, я все вам верну. Потом переводом отправлю.

Затянувшееся молчание заставляет меня обернуться. Тиран сразу взгляд отводит в сторону.

Но я то успела заметить, куда он пялится! Ах он извращенец! Сразу плед до подбородка подтягиваю.

— Я… хм… как лучше хочу. Чтоб ты не думала…

Чтобы не думала что? Не договаривает. Снова взгляд на меня бросает.

И что-то в этом взгляде мне не нравится. Смотрит, будто впервые видит. Будто до этого я без лица была или как приведение прозрачная.

— В общем, если не хочешь… борщи и все остальное — не надо. Я тебе и так помогу.

Говорит и сразу уходит. Дверью – хлоп! Даже рта раскрыть не успеваю.

Вот те раз. А чего это он такой добренький внезапно? Пожалел уже, что приютил? И смотрел еще так…

Плед в сторону швыряю и снова на себя в зеркало гляжу. Правда, что ли, тряпки эти так на мужчин работают? Платье как платье. У меня, вон, моих тоже целый чемодан. Не таких развратных, конечно…

Поскорее из него вылезаю, от греха подальше. Пижаму натягиваю.

Но платье Элкино, подумав, не обратно в пакет, а себе в чемодан кладу. Не знаю зачем. Пусть будет, как моральная компенсация. Она у меня мужа похитила. А я – платье. Такой вот обмен.

Залезаю под одеяло. Уснуть пытаюсь. Да все над словами Андрея думаю. Поезда до Архангельска и утром ходят. Так даже лучше. Прибуду утром, на следующий день. На автобус успею. А там глядишь, может, и к вечеру до дома доберусь.

Как к бабуле хочется. Обнять ее и сестричку. Соскучилась так. По пирожкам ее с капустой. По ворчанию бесконечному. Все равно не нужна я тут никому. А там нужна. Там ждут. Всегда ждут.

Поворачиваюсь на бок, хлюпаю носом. Но реветь себе запрещаю. Хватит уже. Все у меня будет хорошо. Руки, ноги и голова на месте. Ничего страшного.

А без любви люди живут и ничего. Надо просто поскорее проститься с этими глупыми мечтами. И думать, как дальше жить. В конце концов, не за любовью сюда приехала! Нам с бабулей еще сестренку на ноги ставить.

Она у меня умненькая. В школе круглая отличница! Глядишь, в институт поступит. А денежку заработаю еще, обязательно заработаю! Прорвемся.

Утром меня будит будильник. Снова ни свет ни заря. Переставить со вчера забыла. Уснуть — уже не усну. Да и слышу за стенкой Тиран уже топает, тоже проснулся.

Встаю, косу заплетаю. Из чемодана чистое платье достаю.

В отличие от Элкиного, юбка у него ниже колен. И если даже наклониться, ничего нигде не вываливается. Приличное, в общем, платье. Смотрю в зеркало на себя прежнюю. Волоски на висках за уши убираю. Вздыхаю разок да в коридор выглядываю.

В ванной вода шумит. Он уже там. Сейчас на вокзал повезет.

Оглядываюсь. Бардак такой, аж стыдно. Хотела помочь, а сделала хуже, чем было. Вещи Элкины в мусорных пакетах по всему коридору стоят. Теперь самому ему придется.

Да может, он уж передумал. Раз не терпится ему, чтоб я уехала. Чего я так волнуюсь?

Захожу на кухню. Холодильник открываю. Завтрак готовить не из чего. Только картошка вчерашняя.

Успею за яйцами сгонять? Тут лавка прямо рядом с домом. Фриттату сготовлю. Не голодными же на вокзал ехать. Да с собой хоть что-то перекусить надо взять. Сутки ехать все-таки.

Умываюсь по-быстрому на кухне. Беру денежку на столе, юркаю в коридор, туфли надеваю, ключ беру, который Тиран мне вчера вручил, да бегу в магазин.

Возвращаюсь с яйцами, овощей еще заодно прикупила. Суечусь на кухне. Заходит Андрей.

– Завтрак уже почти готов! – тараторю ему через плечо. – Я этот рецепт в интернете видела. Говорят, очень популярно в Италии. Вещи я уже собрала, не волнуйтесь. Сейчас позавтракаем и на вокзал.

– На какой вокзал? – спрашивает он, садясь за стол, кусочек огурчика из салатницы похищает.

Вот верно говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Смотри-ка на него. Уже и не удивляется стряпне.

– Ну как на какой? На Ярославский, – отвечаю, выключая конфорку. – Вы же сказали, что с утра меня отвезете.

– Я передумал, – вдруг говорит.

Я аж с лопаткой в руках замираю. Смотрю на него опешив.

– Что значит… передумали?

Глава 13

Маруся

— Вот так, — отвечает Тиран и рукой к порезанному соломкой огурцу тянется. — Передумал — значит, передумал. Говорят же, утро вечера мудренее.

Хорошенькое дельце! То «отвезу, билет куплю!» То «передумал»!

Правильно меня учила бабуля. В Москве этой ну никому на слово верить нельзя!

Тиран дотягивается до огурца и в тот же момент я ему по руке лопаткой: бац! — как муху.

Он поднимает на меня ошалелый взгляд.

У меня от страха аж сердце екает. Вспоминаю, как Максима он вчера чуть не прибил. Что-то я погорячилась.

— Извините, — отвечаю, потупив взгляд.

А он, гад, снова к огурцу тянется. Ну вообще ни стыда, ни совести у человека!

Не знаю, что на меня находит. Но в последний момент я снова ему по руке лопаткой шмякаю.

Огурчик из пальцев выскальзывает, падает обратно на тарелку к своим собратьям. А Тиран сверлит меня огненным взглядом.

Ой, дура-а-а я! Сама ведь нарываюсь! Вот характер дурацкий

— Знаете что! Вы тут в ресторан пришли, что ли? То отвезу, то не отвезу! Я вам не рабыня Изаура!— вскрикиваю.

Больше от испуга, конечно. Но выходит вполне убедительно.

Тиран медленно поднимается со стула, вырастая надо мной как скала.

— А у меня тут что, гостиница? — рявкает он.

— Так и говорю — отвезите на вокзал, как обещали! — огрызаюсь в ответ. — Хотя, знаете что….

С громким стуком кладу лопатку на стол, фартук с себя срываю.

— Не нужны мне ничьи подачки! Сама справлюсь! Приятного аппетита!

И топаю с кухни за своим чемоданом. Тем более, что он уже ждет меня, готовенький, собранный.

Только зря этому мерзавцу фритату готовила! Ну, пусть она ему поперек горла встанет!

— У тебя же денег нет! — говорит Тиран, прислонившись к косяку и безучастно наблюдая, как я, лавируя между пакетами с Элкиными шмотками, тащу чемодан к выходу.

— Ничего страшного! Что-нибудь придумаю! — пыхчу в ответ. — Возьму и косу продам! — вдруг выпаливаю.

Хм. И правда, вариант. Как мне сразу в голову не пришло. Слышала, за светлые длинные волосы неплохо можно выручить.

По крайней мере, добраться до дома должно хватить.

Останавливаюсь перед дверью, кручу замок.

— Не жалко? — спрашивает Тиран.

Оборачиваюсь на него сердито.

Совсем дурак? Конечно, жалко! Вернусь не только побитая, так еще и обкорнанная, как детдомовская.

Но Тирану, не дрогнув, отвечаю:

— Не ноги. Отрастут! — и тяну на себя дверь.

Вдруг ручка выскальзывает у меня из руки, дверь обратно захлопывается, громко стукнув.

Даже не сразу понимаю, в чем дело. Пока не вижу у себя над головой ручищу Тирана, которая ее и захлопнула.

— Так, все! Успокоилась! — командует он над моим ухом.

У меня аж мурашки бегут. Как он так быстро подлетел? Вроде же, у стены только стоял.

— Да что вы себе… — начинаю, холодея от страха. — Вы что, в плен меня решили взять?

— Женщин и детей в плен не беру, — говорит он.

А взглядом по мне пробегает сверху вниз и обратно. Будто примеряется.

Только сейчас осознаю, что стоит он так близко, что я одеколон его чую. И даже жар исходящий от его тела. Как тогда в ванной, когда он паром дымился.

Нервно сглатываю. Пытаюсь отодвинуться подальше. Только куда?

Вжимаюсь в уголок, замерев как мышка.

Тиран закрывает дверь на замок, чемодан мой подхватывает.

— На работу срочно вызвали, — кидает через плечо, неся его обратно в комнату. — Вечером вернусь и сделаю, как обещал.

На секунду исчезает в комнате, потом возвращается уже без чемодана.

— А борщ — хочешь готовь, хочешь не готовь. Сказал, отвезу — значит, отвезу.

А, на работу? Так это меняет дело. Кардинально.

Нельзя было сразу, что ли, по-человечески объяснить? А то «передумал» он.

Даже стыдно за свое поведение немножко становится.

С облегчением выдыхаю. Да и с косой жаль расставаться.

Тиран по-деловому бросает взгляд на часы:

— Ну все, уже опаздываю, — говорит.

— А завтрак? Я для кого готовила? — спрашиваю, осмелев. — Шагом марш на кухню, товарищ полковник!

Тиран замирает на мне взглядом. На лице ни одна мышца сначала не дергается. Смотрит, будто прихлопнуть хочет. Потом одна бровь медленно ползет вверх.

Ой. Ну что же это я сегодня. Язык как помело!

Чтобы сбежать от его взгляда, быстренько кидаюсь на кухню. Хотя спиной, конечно, к такому зверю поворачиваться страшно.

Слышу — молча идет за мной.

Кидаюсь к плите, открываю крышку сковороды. Запахи сразу идут сумасшедшие! Я ж чесночка добавила и трав итальянских. Чудом отыскала на полках.

Хочется крышкой помахать, чтоб до Тирана поскорее долетел аромат. Может, прибивать меня передумает.

Нет, это ж надо было такое ляпнуть!

Не глядя на соседа, выкладываю фритату на большую тарелку и, как пиццу, на кусочки режу. Ставлю красоту в центр стола:

— Знакомьтесь. Фриттата по-итальянски! — объявляю.

— А чего не по-архангельски? — спрашивает Тиран, беря в руки вилку, и глаз с блюда не сводит.

И тут понимаю. Он ведь вчера на меня вот так же смотрел. Когда в платье Элкином была. Будто съесть был готов.

Может, показалось? Темно все-таки было.

Опускаю глаза в тарелку. Вопрос его глупый пропускаю. Как фриттата может быть по-архангельски? Придумал тоже!

Тиран опять молча, в два прихлопа, проглатывает завтрак и быстро поднимается, даже не дожевав.

— Все, пора, — говорит вытирая рот салфеткой. — Спасибо. Вернусь в шесть.

— Пожалуйста, — отвечаю, глядя ему вслед.

Меньше, чем через минуту, входная дверь хлопает, и в квартире повисает тягучая тишина.

В спокойной обстановочке доедаю завтрак. Хоть поесть без нервотрепки можно.

Потом брожу по квартире. Думаю.

Тиран сказал, что я могу ничего не делать. Но нехорошо как-то. Да и если есть вариант подзаработать — лишней денежка не будет.

Глава 14

Маруся

Знатно, конечно, Тиран ему вчера приложил. Даже не ожидала, что такая красота у Максима под глазом получится.

Но зачем он пришел? Открывать, не открывать?

— Марусь! Я знаю, ты там! — говорит Максим, снова колотя по двери. — Просто поговорить хочу.

Вздыхаю. После всего, что уже было сказано, не уверена, что есть о чем. Но все-таки муж.

Неуверенно открываю замок, затем дверь. Смотрю на него неприветливо:

— Зачем приперся?

Максим сразу хочет войти, но я прикрываю дверь, давая понять, что я его не приглашала!

— Марусь, — останавливается он в нерешительности. — Ну зачем ты так? Не чужие же люди.

Чужие, не чужие, а выставил меня из дома, ради своей Эллочки!

— Что надо, спрашиваю? — повторяю сурово.

Не поведусь я больше на его сладкие речи. Уже один раз обожглась.

— Марусь, ты зачем к этому уроду пошла? Признавайся! Позлить меня? Насолить? Обмен женами решила устроить? — начинает тут же горячиться Максим.

Нахмуриваюсь. Какой еще обмен женами? Совсем дурак, что ли?

— Ну хорошо, у тебя получилось! Ты меня разозлила! Теперь давай заканчивать с этим цирком! — продолжает выговаривать мне все, нервно размахивая руками.

— Цирк — у тебя там! — киваю на дверь его квартиры. — Дуй к кобыле своей, а от меня отстань! Ты же ее выбрал, вот и катись кабанчиком!

— Вот, значит, как? — рявкает он и трясет перед моим лицом указательным пальцем. — Знаешь, Маруся, от тебя я такой подлости не ожидал! Строила из себя чистую и непорочную, а сама сразу в койку к другому прыгнула! Даже суток не прошло!

Обвинения Максима настолько же абсурдны, насколько и унизительны.

Та-а-ак, где там была моя сковородка? Сейчас ему для симметрии другой фингал нарисую!

— По себе людей не судят! — отвечаю сдержанно и твердо. — Ты, ради любовницы своей, жену из дома выставил. Без денег, без знакомых. Не на улице же мне было ночевать!

— Я?! — удивляется он. — Ты же сама ушла! Я тебя остановить пытался! А ты…

— А что я? Ты по себе других не суди! И гадости про меня и Андрея говорить не смей! На себя лучше с Элкой посмотри! Бессовестные! На чужом несчастье своего счастья не построить! Бог вам судья!

Пытаюсь захлопнуть дверь, но Максим просовывает ногу.

— Стой! — рявкает он. — Мы еще не договорили!

— Да что же тебе надо от меня? — верещу зло.

Максим переводит дух, успокоиться пытается:

— Извини, погорячился. Давай сначала.

Смотрю вот на него, такого высокого, статного, в костюмчике. От которого голову когда-то потеряла. Да так, что даже замуж пошла. И глупости это Элка говорит, что из-за жилплощади. Мне его квартира даром не нужна! Я же его на самом деле полюбила!

А он вот такое предательство мне приготовил. Без второго и компота.

— Говоришь, к нему пошла, потому что денег не было, и некуда было больше? — поднимает на меня искоса взгляд.

Дошло, наконец!

— Да! И оправдываться мне перед тобой не за что! — цежу ему сквозь зубы.

— И у вас… ничего не было? — спрашивает, гаденько глядя на меня исподлобья.

И тут до меня доходит. Приревновал? Меня?? К Тирану??

Вот те раз!

Вскидываю подбородок:

— А что такое, Максим, разве не желаешь личного счастья своей «сестре»?

Он тут же снова вскидывается:

— Не зли меня! Не забыла, что все еще моя жена?

— Пф-ф-ф! — фыркаю презрительно. — А ты не забыл? Когда кобылу свою в нашу постель притащил?

— У нас все по любви! А это… — он тыкает пальцем на номерок на двери у меня над головой. — Настоящее блядство!

У меня аж дыхание от возмущения перехватывает! Это он меня сейчас б… назвал?

Вырываюсь из квартиры и бросаюсь на Максима с кулаками:

— Ах ты гад! Да как у тебя язык повернулся! Совести совсем у тебя нет! — луплю его куда приходится.

Но Максим быстренько скручивает мне руки, глазом моргнуть не успеваю. Прижимает к себе и стискивает так, что шелохнуться не могу.

— Ну все, все! Успокоилась! — командует.

Замираю, не в силах его одолеть. Взгляд поднимаю. Зло зыркаю в такое красивое и в такое бессовестное лицо мужа.

Почти бывшего мужа.

И сердце в груди заходится, как бывает, если кофе перепить. И ноет, ноет.

Какая же дура я! Кому расскажешь, все подумают — идиотка наивная!

А на лице Максима появляется слабая улыбка.

— Не было, значит? — тихо шепчет мне в лицо. — Ничего у вас с ним не было?

Конечно, не было! Как ему в голову такое взбрести могло! Чтобы я! Да еще и с Тираном??

Но назло ему губы сжимаю, испепеляю взглядом и говорю:

— Не твое это теперь собачье дело!

Жду чего угодно. Что разозлится, опять орать и обзывать начнет.

Но вместо этого, Максим наклоняется и внезапно целует меня в губы.

От неожиданности замираю. А он целует, целует! Так горячо и знакомо, что на секунду голову теряю. Коленки подкашиваются, а дыхание застревает где-то в груди.

Максим все крепче к себе прижимает. Даже чувствую, как в штанах у него все твердо стало.

— Что ты… — только успеваю выдохнуть, как за нашими спинами распахивается дверь с фирменной пометкой «козе…».

Оттуда бешено вылетает Эллочка, которая, видать, все это время к глазку прилипла.

— МАКСИМ! — верещит она не человечьим голосом.

Глава 15

Маруся

Максим тут же разжимает свои объятия. Переводит взгляд на разъяренную Эллу. Она выскакивает на лестничную клетку в одном легком халатике.

Мгновение пялится на Максима глазами по пять копеек. А потом переводит взгляд на меня.

Прям вижу, как глаза у ней кровью наливаются.

— Ах ты шалава подзаборная! — задыхается от злости.

Пячусь назад, за Максима прячусь. Пусть сам с ней разбирается. Это же он меня поцеловал!

— Элла, успокойся! — говорит он. — Ты все не так поняла!

Ну обалдеть!

Все она правильно поняла. Целовал он меня! Да еще как! Разве не собирается ей сказать, что это она шалава, а любит он меня?

— Ты что, думаешь, я слепая?! — верещит Элла. — Не видела, как вы тут сосались?

— Да я-то тут при чем! — восклицает Максим. — Она на меня набросилась!

У меня внутри все падает. Ушам своим не верю. Да что он такое говорит?

— Максим… — лепечу опешив.

Зачем он врет? Зачем ведет себя как трус последний, если сам ко мне пришел, сам целовал!

Элка кидается на меня как фурия:

— Ах ты блядина деревенская! Ну я тебе сейчас…

Максим ее перехватывает:

— Успокойся, Элла! Я же как лучше хотел!

Пока он пытается ее усмирить, я не чувствуя пола под ногами, назад пячусь. В квартиру Андрея захожу и дверь медленно за собой закрываю.

Прижимаюсь спиной к стене, стекаю на пол.

Надо же. А яблочко-то мне попалось червивое. Сам не знает, чего хочет. То Элку целует, то меня, и все вокруг него виноваты, а он «как лучше хотел».

И слез в этот раз нет. Чего по негодяю зря слезы ронять? Даже, может быть, легче становится. Что узнала его с этой стороны, неприглядной.

Значит, чувства у него ко мне есть. А вот совесть где-то потерял.

За дверью шум постепенно стихает. Максим с Элкой в свою квартиру уходят, там отношения выяснять. А я все сижу и гляжу в одну точку. И гладко так на душе, словно в грязи извалялась.

Я ведь на секунду даже подумала, что готова простить его. Если он прямо там бы сказал в глаза своей Элке, что любит меня, а не ее! Заступился!

Я ведь… люблю его. Так люблю, что простила бы.

Но чего уж теперь. Теперь-то все понятно. Подвел меня Максим. Очень подвел.

Шмыгаю носом, терплю. Плакать не буду. Ему назло!

Встаю, к пылесосу возвращаюсь. Вожу щеткой по ковру, стараясь мысли свои этим шумом заглушить.

Но так мерзко на душе, что была бы возможность — прям сейчас на вокзал поехала. Чтоб умчать и забыть это все поскорее.

С уборкой управляюсь быстро. У нас в лопарях жилплощадь в два раза больше. Еще двор и огород. Так что тут и делать нечего. Квартирка сияет. Если б не Элкины шмотки — было бы как на картинке вообще.

Надеюсь, не поскупится Тиран, когда вернется. У него, наверное, так чисто отродясь не было.

Борщ ему, правда, еще обещала. Да котлетки. Деньги есть, до шести вечера далеко. Не сидеть же в чужом доме и нюни жевать!

Выбегаю из дома, к рынку топаю.

На входе меня встречают запахи обалденные — свежий укроп, соленые огурчики, копчености.

М-м-м! Вот за это рынки люблю. И с людьми пообщаться можно, настроение поднять. Не то что в городских супермаркетах, где суровые кассирши молча товар на кассе пропикают и «до свиданья».

Первым делом — к мяснику.

— Привет, дядь Коль! — улыбаюсь.

Всегда у него беру. Добросовестный человек. А в Москве таких, как оказалось, дефицит страшный.

— О! Ну, здравствуй красавица! Чего изволите? — подыгрывает мне.

— Мне говядинку на косточке для борща, — отвечаю, разглядывая прилавок. — Вон та, вроде, ничего, симпатичная.

— Сейчас… — берет кусок с прилавка. — Ох, из такой борщец знатный выйдет! Как в ресторане.

— Скажешь тоже, дядь Коль! Да такой борщ, как я варю, в ваших ресторанах не сыщешь! Пойдет, взвешивайте. И еще филешку куриную надо. Сегодняшнее?

— У меня все всегда сегодняшнее. Ты б на час позже пришла, уже бы ничего не осталось! — заворачивает мне покупки лавочник и в пакет кладет.

Расплачиваюсь, благодарю, дальше иду. Лук, чеснок, морковь — все выбираю сама. Чтоб не гнилое и не мокрое.

— Красавица! Зелень надо? — окликает меня женщина восточной наружности.

— А, давайте! Укропа побольше. А свекла у вас хорошая? Мне бы покраснее.

— Хорошая, хорошая! На борщ? Будет алым, как помада моя. Видишь?

Помада у нее, и правда, алая. Смеюсь, когда она мне поцелуйчик посылает.

— А вы что такая красивая? Праздник, что ли, какой? — спрашиваю.

— День рождения у меня сегодня, да, — отвечает довольно.

— День рождения и на работе? Не порядок!

— Да куда ж денешься, — вздыхает. — Ну, мы вечерком отметим. Капуста нужна? У меня хорошая. Под ножом хрустеть будет!

— Давайте, давайте! — отвечаю. — С днем рождения вас! Здоровья вам! Денег! Любви, конечно, тоже! Пусть рядом всегда будет сильное плечо!

Говорю, а у самой чуть голос дрогнул. Так грустно вдруг становится.

Женщина покупочки мне протягивает, я ей денежку — с мелочью, чтоб без сдачи. Она бумажки берет, а на монетки рукой машет:

— Со скидкой, в честь дня рождения! — говорит с улыбкой.

— Ой, да что вы! — смущаюсь. — Это же у вас день рождения, не у меня.

— Погоди, моя хорошая. Я тебе еще огурчиков малосольных положу. В подарок.

Расплываюсь в улыбке. Ну вот как же так выходит, что чужие люди к тебе добрее, чем собственный муж?

Рассыпаюсь в благодарностях. Женщина мне игриво подмигивает:

— А, может, по рюмочке, а? — предлагает мне шепотом.

— Рю-рюмочке? — переспрашиваю.

Я вообще не пью. Меня с пол бокала вина уносит. А про что покрепче даже думать страшно.

— Иди сюда, — зовет она меня обойти гору овощей, к прилавку, и стопки уже выставляет. — За мое здоровье, да?

Я растерянно оглядываюсь. Неудобно как-то. И не откажешь же.

Глава 16

Маруся

Тоже перевожу взгляд туда, куда Тиран уставился. Елки-палки! Совсем забыла, что пуговки на платье расстегнула!

— Ой! — спохватываюсь, поворачиваюсь к Тирану спиной, пытаюсь застегнуть.

Впопыхах они из пальцев выскальзывают.

Какой позор! Все ж видно! Еще и руки в боки стояла, вся грудь на обозрение!

А Тиран, бессовестный, как вылупился! Чуть глаза свои у меня в лифчике не оставил! Мог бы как-то тактичнее, что ли.

— Жарко от духовки стало. Вот я и… — зачем-то еще оправдываюсь.

Чтоб не решил, не дай бог, что я его тут нарочно в таком виде встретить решила.

Продеваю последнюю пуговку в петлю и бросаюсь к кастрюле с борщом. По тарелкам разливать начинаю. Хочу побыстрее «проехать» этот неловкий момент.

Слышу, как Тиран за спиной тяжело на стул плюхается. Наблюдает за мной — позвоночником чую.

Наливаю борщ. Поворачиваюсь, осторожно несу до краев полную тарелку.

Уже почти ставлю на стол, но в последний момент краешек будто сам собой из рук выскальзывает. Горячий супец выплескивается — прям Тирану на брюки.

Замираю, испуганно смотрю на темное пятно на брюках, с кусочками капусты и свеклы. Аккурат в месте, где у него корешок многострадальный.

Тиран подскакивает от неожиданности с громким:

— С-с-с-с! — борщ с брюк отряхивает.

— Ой-ой-ой! — быстро ставлю тарелку с оставшимся супом на стол, кидаюсь к нему с полотенцем кухонным. Чтоб помочь отряхнуться.

Горячо, наверное. Борщ же только-только с плиты!

— Снимайте штаны скорее! — верещу, отряхивая его пах полотенцем. — А то ожог будет!

Неловко, конечно. Но, когда на кону здоровье человека, не до этого! Тут спасать надо, потомство Тиранье.

Как же я так…

Да он сам виноват! Сглазил! Таращился, как не знаю кто!

Тиран, опешив, стоит, потом внезапно руки мои ловит, как в тиски.

Замираю, согнувшись в три погибели над его ремнем. Медленно взгляд вверх поднимаю.

— Я сам, — говорит он, глядя на меня как на дуру.

Лицо у меня сразу краской заливается. Пылает, будто в печку сунули. Отступаю, нервно комкая в руках полотенце.

У Бородиных в аптечке шаром покати. Не следила Элка за этим. Один градусник, аспирин да остатки лекарств после гриппа. А перекись? А пантенол? Вот случись чего, как сейчас, даже первую помощь не окажешь.

Тиран шагает с кухни, я за ним.

— Вы в ванную идите, вам ожог под холодной водой подержать надо! Вы извините, ради бога. Понятия не имею, как так вышло! — кудахчу за его широкой спиной.

Но он в спальню идет, на ходу ремнем лязгает.

— Все нормально. Переоденусь, а ты на кухне пока прибери, — говорит, заходя в комнату.

Застываю на пороге, а он оборачивается, кидает взгляд на меня, бровь вверх ползет:

— Или снять штаны помочь хочешь? — спрашивает, кажется, на полном серьезе.

Отшатываюсь. Совсем уже, что ли? За кого он меня принимает! Я замужняя женщина!

Вскидываю подбородок, демонстративно отворачиваюсь. Слышу, как молнию на ширинке дергает, даже не дождавшись, пока я уйду!

Ну и манеры у этого солдафона! Не глядя убегаю обратно на кухню. За тряпки хватаюсь, разлитый борщ убираю.

Это все водочка Зульфии мою координацию порушила! Это ж надо было прям на Тирана вылить!

Зато теперь точно на вокзал отвезет, подумает, бедовая какая. Руки-крюки.

Убираю беспорядок, суп в чистую тарелку наливаю, чтоб красиво было. Когда Тиран возвращается в переодетых брюках, я уже сижу за столом с прямой спиной. Жду.

На столе лучок, хлеб, сметана и две дымящиеся тарелки борщ.

— Вы простите, что так вышло, — мямлю. — Сама не поняла, как так.

Тиран ничего не отвечает, молча за стол садится, ложку берет.

Зыркает на меня исподлобья, борщ зачерпывает. Ко рту подносит и смачно супец втягивает, чтоб не обжечься.

За хлебом тянется.

Смотрю за его реакцией. Нравится, нет? Обычно мой борщец сразу же все нахваливают. Алый, ароматный, наваристый! Да его в книгу рекордов Гиннеса надо!

— Вы сметанку положите, — подсказываю ему.

Но Тиран молча есть продолжает.

Странный какой.

Тоже берусь за ложку. Сметану себе кладу, ему пододвигаю. С нажимом. Как можно есть борщ без сметаны?

Сдается. Тоже себе кладет, в супе размешивает, как-то странно на меня поглядывая.

За штаны злится? Ну, правда же, случайно. Я же извинилась. А штаны постирать можно, ничего страшного.

— Ты где так готовить научилась? — спрашивает, когда я уже ждать похвалы перестаю.

Лицо мое светлеет. Ну, наконец-то!

— Так я по образованию повар. И вообще, готовить люблю, — отвечаю довольная. — Нравится?

— Нравится, — отвечает сухо, хлеб кусая, и очередную ложку борща в рот кладет.

Еще бы! Элка ему вряд ли такой когда-нибудь сготовит.

А на похвалы он, конечно, скупой. Может, поэтому Элка к Максиму перебежала? Женщины любят ушами же! А из этого, клещами не вытащишь!

— Я вообще в Москву приехала, чтоб кафе свое открыть, — делюсь, чисто для поддержания разговора. — Официанткой работала, деньги копила. А потом Максима встретила. Мы с ним ресторан свой открывать собираемся.

Осекаюсь. Не собираемся, а собираЛИСЬ!

Пока Элла не нарисовалась и все карты не спутала.

А я, дура, когда замуж вышла, все отложенные деньги как-то незаметно потратила. Баловать Максима хотелось. Да впечатление произвести. То платье куплю новое, то белье красивое. На продукты тоже не просила. Вот денежки быстренько и улетели.

— Теперь придется домой возвращаться ни с чем, — вздыхаю. — Но, может, вернусь еще сюда. Попозже.

— Не надо было замуж за козла выходить, — вдруг выдает Тиран осуждающе.

Как холодной водой окатывает.

— На нем не написано было, — огрызаюсь. — Что козел он.

— Невооруженным глазом видно, — отвечает.

От злости у меня аж ложка в суп падает.

Глава 17

Маруся

Что значит… он может забирать меня к себе? Максим разве мог такое сказать?

Сердце сжимается до боли, будто его засунули в мясорубку и собираются прокрутить из него фарш. На глаза наступают слезы.

— Это неправда! — кричу Тирану. — Неправда… — выдыхаю в отчаянии.

Максим не мог. Я же не мебель и не магнитик на холодильник, который можно передарить. Я жена его!

Слезы ручьем из глаз. Обидно. Одно дело — разлюбил, встретил другую. Другое — когда ноги об тебя вытирают, как о тряпку половую!

Чтобы окончательно не разрыдаться прямо перед Тираном, срываюсь с места и выбегаю из кухни, стыдясь своих слез. Врываюсь в гостиную и запираюсь. Вернее, заслоняю дверь чемоданом. Другого способа нет.

Сажусь на диван, поджимаю к себе ноги и реву.

Да как же так! Как у него язык повернулся! Вчера Тирану меня отдавал, сегодня целует. Как это все понимать?

— Гусь не щипанный! — всхлипываю, ругая Максима. — Да я вообще больше в твою сторону не погляжу! В ногах валяться будешь, не поможет! Никогда не прощу!

Но какими бы словами его не кляла, сердце ноет, легче не становится.

Вдруг слышу шаги Тирана за дверью. Поднимаю голову. Стучит и, как и в прошлый раз, хочет сразу войти.

Но чемодан преграждает ему путь, позволяя открыть только щелочку.

— Уходите! — кричу ему.

Позлорадствовать пришел? Сообщить мне, что я наивная дура? Я и так это знаю! Ы-ы-ы-ы…

— Ты… это… — бурчит Тиран в щелочку. — Зря я ляпнул. Прости.

От услышанного даже плакать на мгновение перестаю. В самом деле извиняется, что ли?

Да ему-то за что? От него я другого и не ждала. А вот от Максима…

Роняю голову на коленки.

— Ы-ы-ы-ы… — продолжаю рыдать.

Обида и разбитое, как тарелка об пол, сердце — разрывают душу.

Значит, так и сказал? Забирай себе? Может, еще в свидетельстве о браке пометку сделаем? «Не подошла. Отдал соседу».

Такой униженной я себя еще никогда не чувствовала.

Лежащий у двери плашмя чемодан начинает шуршать по полу. Предупреждает о вторжении.

Поднимаю голову. Вижу, как Тиран дверь открывает. На пороге стоит. На меня сурово глядит.

Господи, да что прицелился! Дай ты человеку поплакать! Не видишь, мне плохо! Стоит над душой!

— Я же сказала! Уходите! — рявкаю.

Задним умом понимаю, что веду себя не очень-то красиво. Вообще-то я в его квартире, причем на птичьих условиях.

— Не реви! — раскатисто рыкает он, аж в стеклах звук отражается. — Тоже мне горе. Козлов таких еще вагон и маленькая тележка будет.

Не, ну умеет поддержать. Слова нужные найти. Прям камень с души упал! Сразу жить захотелось.

Тиран продолжает таранить взглядом и добавляет:

— Если, конечно, не умудрилась от него залететь.

Концентрация цинизма в его словах зашкаливает! Как с ним Элка вообще выживала!

Швыряю в него мрачный взгляд:

— Да что вы знаете о любви! — говорю ему в сердцах. — По вам же видно, что ничегошеньки вы не понимаете! Жена к другому ушла, а вы — палец о палец не ударили. А между прочим, из-за вас Элка и мою семью разрушила! Если б вы ее любили нормально, она бы дома сидела!

Выдаю эту тираду, зло глядя ему прямо в глаза. Даже не знаю, откуда столько смелости взялось.

Хотя не смелость это вовсе — отчаяние.

Тиран пару секунд сверлит меня взглядом. Челюстями двигает. И когда я уже жду, что отвесит мне пару ласковых, внезапно выдает:

— Угу. Я тоже так думал.

И взгляд отводит. Молча наклоняется к чемодану, хватает за ручку и ставит его на колесики.

У меня вдруг совесть просыпается. Такой подзатыльник дает за сказанное, что я сразу замолкаю и реветь перестаю.

Зря я это, конечно, сболтнула. Зачем на нем злость срываю, когда виноваты эти предатели!

Но слов обратно не воротишь.

Сжимаю губы, виновато смотрю на Тирана исподлобья.

Тот стоит, руки на поясе, по-командирски. Смотрит в сторону куда-то. Нахмурив брови, о чем-то думает.

Наверное, намекает, что на вокзал уже ехать пора. А я тут истерику закатила.

Вытираю ладонями слезы. Приказываю себе собраться в кучу.

Будет еще время нареветься. Дорога до дома долгая.

Встаю с дивана. Подол платья поправляю.

— Котлеты в духовке. Там много. Их заморозить можно. Перед употреблением в микроволновку или на сковородочку. Конечно, свежеприготовленные вкуснее. Но такие тоже хорошие будут, — инструктирую Тирана. Сам-то, наверное, не догадается, как надо.

Я выполнила, все что обещала. Надеюсь, и он свою часть уговора исполнит по совести.

Тиран ко мне поворачивается. Смотрит пару секунд, будто я на турецком сказала.

Уже повторить собираюсь, как он вдруг выдает:

— В общем, так.

Гляжу на него удивленно. Чего это он «растакался»?

— Ты Москву покорять приехала? — спрашивает, будто упрекнуть в чем-то хочет.

Киваю. Ну, приехала. Говорила же, кафешку мечтала открыть.

Зачем опять по-больному?

Уныло вешаю голову, представляя, как расстроится бабуля, когда ворочусь в Лопыри ни с чем.

— Оставайся, — вдруг заявляет Тиран. — Из-за козлов с дороги не сворачивают. Работу найдешь. Пока ищешь — живи тут. Оплату принимаю борщами. Уговор?