Развод. Идеальный сценарий

Глава 1: Идеальный фасад

Пролог

Я стояла внизу, в холодном мраморном холле нашего слишком большого дома, и мои пальцы судорожно сжимали его телефон. Экран пылал в ладони, как раскаленный уголь. Это было новое фото – Катя, его ассистентка, с ее смешливыми глазами и идеально уложенными волосами, которые теперь растрепаны… на его подушке. И лицо, она смотрела прямо в объектив с таким торжествующим, интимным взглядом, что у меня перехватило дыхание. Не тайная любовница из какого-то далекого, отвлеченного мира. Нет. Она жила там же, где и он. Дышала тем же офисным воздухом, касалась тех же бумаг, улыбалась ему через стол на совещаниях, где я, Надя, была лишь «его женой», упоминанием в разговоре.

Это был не просто удар. Это было осознание целого пласта лжи, в котором я тонула, даже не подозревая. Воздух вокруг стал густым и липким, как сироп. Мне нужно было… мне нужно было двигаться. Ноги, словно сделанные из чугуна, понесли меня по лестнице на второй этаж. Каждая ступенька отдавалась глухим стуком в висках. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди, и с каждым шагом в груди нарастала давящая, леденящая боль.

Я уже почти подбежала к его кабинету, когда услышала голоса, приглушенные, но отчетливые. Шелковый, ядовитый контральто — Тамара Петровна, его мама, архитектор всего в его жизни и в моей, как выяснилось.

Я замерла у двери, став невидимкой, сгустком боли и ужаса.

«…после заключения доктора Зайцева о её нестабильности и свидетельских показаниях о её изменах, она ничего не получит. Особенно, если «свидетель» будет неподкупен».

Слова вонзились в мозг, как ледяные иглы. Доктор Зайцев? Мой терапевт, которому я доверяла свои слезы и страхи? Свидетельства об изменах? От кого? Сергей? Мой давний друг, почти как брат? О Боже… Нет. Это невозможно. Это же…

И тогда ответил голос Даниила, моего мужа, тот самый, что час назад целовал меня в лоб, говоря «не скучай» теперь он звучал спокойно, деловито, холодно.

«Сергей сделает всё, что я скажу. У меня есть на него рычаги».

В этих словах не было ни капли сожаления. Ни тени сомнения. Только чистый, отточенный расчет. Они не просто предавали меня, они стирали мою жизнь, меня , собирались превратить в сумасшедшую, распутную истеричку в глазах суда и всего нашего мира. Они выстраивали стены из лжи, чтобы запереть меня в аду, из которого не было выхода, и при этом еще и обобрать до нитки.

Весь мир вдруг рухнул, обнажив страшную, уродливую изнанку. Тот дом, который я считала своим, оказался клеткой. Человек, которого я любила, — тюремщиком. А будущее, которое мерещилось мне впереди, — холодной, смертельной пропастью.

Ледяной ужас.

Он не просто сковал меня — он выжег все внутри. Оставил только пустоту, звон в ушах и леденящее, абсолютное понимание: я здесь одна. И эта битва, о которой я даже не подозревала, уже идет. И они планируют меня уничтожить.

Глава 1

Звук хрустальных бокалов, слившийся в унисонный звон, на секунду заглушил даже музыку в моей голове. Я стояла в тени тяжёлой портьеры и смотрела, как двести человек в едином порыве поднимаются со своих мест. Свет хрустальной люстры дробился на тысячу радужных зайчиков и падал прямо на них — на новую идеальную пару. Невеста плакала, жемчуга на её платье мерцали в такт рыданиям. Жених, сжимая её руки, произносил слова о вечности.

Меня чуть не вырвало.

Не от шампанского — я не притрагивалась к алкоголю весь вечер. Даже не от запаха двухсот букетов, смешавшихся в один удушающий сладкий фон. А от этой липкой, медовой интонации в его голосе. От этого сытого блеска в глазах гостей. От всей этой фальшивой, безупречно поставленной мной же сказки.

– Первый тост через три минуты, шампанское на подносах, Марк, проверь температуру в зале, — мой собственный голос прозвучал в рации тихо и бесцветно.

Отклик пришёл мгновенно:

– Всё под контролем.

Всё, как я и планировала всю подготовку этой свадьбы. Контроль — единственное, что не давало мне развалиться на части прямо здесь, на паркете стоимостью годовой аренды моей первой квартиры.

Я отвернулась от сияющей пары. В огромном зеркале в позолоченной раме поймала своё отражение: строгая женщина в тёмно-синем костюме, безупречный пучок, лицо — профессиональная маска спокойствия. Только глаза выдали. Они смотрели пусто и устало, будто видели этот спектакль уже в тысячный раз. Что, в общем-то, было правдой.

Пять лет назад я сама стояла под таким же светом. И слушала такие же клятвы. Их произносил Даниил. И тогда его голос звучал… иначе. Или мне просто очень хотелось в это верить?

Вечер тек, как отлаженный механизм. Речи, смех, первый танец под надрывную скрипку. Я двигалась по периметру, решая проблемы, которые даже не успевали стать проблемами. У бабушки жениха головокружение — вот стул, вот вода. Пятно на фраке — вот волшебный спрей. Я была тенью, призраком, создающим для других иллюзию безупречного праздника.

Ровно в десять, как и было прописано в смете, в небе над усадьбой взорвались белые пионы из огня. Все ахнули и повалили на террасу. Я осталась в опустевшем зал. Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей, навалилась на плечи тяжёлым, бархатным покрывалом. Я подошла к столу с подарками. Среди горы коробок наша карточка — От семьи Старцевых — сбивалась с общего строя своей холодной лаконичностью. И цифрой, от которой у нормального человека перехватило бы дыхание. Семья. Звучало как название фирмы.

В кармане жакета завибрировал телефон. Даниил.
“Задерживаюсь. Сложная операция. Не жди к ужину. Привезу сюрприз. Целую.”

Я прочитала, выдохнула и заблокировала экран. «Сложная операция». В последнее время они учащались. «Сюрприз». Раньше это слово заставляло сердце биться чаще. Теперь — лишь лёгкую настороженность. Сюрприз — это всегда нечто неподконтрольное. А я за пять лет научилась ценить только контроль.

Когда разъехался последний лимузин, я скинула каблуки и босиком прошла по холодному мрамору к своей машине. Город в предрассветной дымке был пуст и безразличен. Как и я.

Глава 2: Ядовитые иголки

Встреча с Викой была назначена на семь вечера в новом паназиатском ресторане с репутацией «места, где всё ещё можно увидеть людей». Вика обожала такие места — не из-за еды, а из-за фона. Её блог о «жизни в кайф в кадре» требовал постоянной, слегка похабной эстетики успеха.

Я пришла на десять минут раньше, надеясь выпить сангрию в одиночестве и прийти в себя после вчерашнего. Не вышло. Вика уже сидела за столиком у самой витрины, щедро залитой светом софитов, и снимала сторис. На ней был ярко-розовый пиджак, из-под которого виднелось чёрное кружево, и дерзкие серьги-кисточки. Рядом на стуле покоилась сумочка, чья стоимость равнялась месячной зарплате лучшего менеджера.

— Надюш! — её голос, звонкий и чуть гнусавый, пролетел над приглушёнными разговорами зала. Она помахала рукой, демонстрируя свежий маникюр фуксиевого цвета. — Сюда! Я уже взяла тебе мохито, знаю, что ты после вчерашнего как выжатый лимон.

Я подошла, натянув на лицо улыбку. Поцеловались в щёки, пахнущие её дорогим, удушающим парфюмом с нотами жасмина и кожи.

— Ты выглядишь… профессионально, — оценивающе оглядела она мой бежевый твидовый костюм. — Как директор элитного морга. Расслабься, мы же не на переговорах.

— У меня после «морга» ещё две встречи, — парировала я, садясь.

— Всегда дела, дела, — вздохнула Вика, тут же хватая телефон, чтобы снять тартар из тунца, который только что принёс официант. — Без этого, конечно, никак. Но Даня-то тебя содержит? Зачем пахать как ломовая лошадь? Хотя… — она прищурилась, делая кадр сверху, — может, он и не содержит? А ты скромничаешь?

Яд был подан изящно, с улыбкой. Классическая Вика.

— Я сама себя содержу, Вик. Это приятно. Даниил, конечно, помогает, но…

— Но квартиру он купил, — тут же вставила она, откладывая телефон. — Пентхаус с видом. Машину тебе последнюю он же подарил? Часы вчера, кстати, видела в сторис у Риты, они безумные! Так что, можно и расслабиться. Зажить наконец для себя. Или… для продолжения рода.

Она произнесла это последнее словосочетание с такой сладкой, театральной интонацией, что у меня по спине пробежали мурашки. Я взяла бокал с мохито. Лёд уже растаял, напиток был водянистым и кислым.

— Не торопи события, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал легко.

— Какое там тороплю! — Вика фыркнула, отламывая кусочек хлеба. — Тебе тридцать два. Даньке — сорок один. Биологические часы, сестрёнка, они тикают громче будильника в понедельник утром. А уж его часики… — она многозначительно подняла брови, — их стрелки уже на пике карьеры замерли. Гены такие надо передавать, пока инкубационный материал не испортился. Он же идеальный отец будет: умный, красивый, обеспеченный. Что ты ждёшь-то?

Каждый вопрос был словно тонкая, отточенная игла. Она вонзала их не со зла, ей казалось, что она «проявляет заботу» в своей уникальной, циничной манере. Но от этих уколов внутри меня собирался холодный, тяжёлый ком. Он мешал дышать.

— Не всё так просто, Вик. С работой, с его графиком…

— Брось! — она махнула рукой, и её кисточки затрепетали. — Ты же королева организации. Запланируешь зачатие в ежедневник между подписанием контракта и выбором канапе. А Даня… Ну, что ему стоит? Пластику груди какой-нибудь инфлюенсерше сделать, а тебе ребёнка заделать. Дело-то на полчаса, если без романтики.

Она засмеялась своему же чёрному юмору. Я силилась улыбаться. Тошнило.

— Он не торопится, — наконец выдохнула я, глядя на мутный лёд в бокале. — Говорит, хочет пожить для себя. Что мы ещё не готовы.

Вика замерла на секунду, её бровь поползла вверх. В её глазах вспыхнул азарт охотника, учуявшего слабину.

— О-го-го. «Не готовы». Это новое. А свадьбу на двести человек он был готов закатить? А квартиру в ипотеку на двадцать лет — готов был брать? Это, прости, пахнет отмазкой, милая. Или… — она наклонилась через стол, понизив голос до конспиративного шёпота, который, однако, был отлично слышен за соседним столиком, — или он свой «инкубационный материал» уже куда-то передал? Такое сейчас модно — вторые семьи. Особенно у таких, как он: сорокалетний, состоявшийся, с комплексом бога. Хочет продлить род, но без обязательств в виде вечно уставшей жены с животом.

— Вика, хватит, — моё терпение лопнуло. Голос прозвучал резче, чем я планировала. — Не лезь не в своё дело.

Она откинулась на спинку стула, делая обиженное лицо, но в глазах всё так же плясали искорки.

— Ладно, ладно, не буду. Просто за тебя переживаю. Вижу идеальную картинку, а за ней… — она развела руками, — пустота какая-то. Детей нет, ты вечно в работе, он вечно в операционной. Романтика где? Спонтанность? Вы как два безупречных манекена в витрине дорогого магазина. Красиво, но неживо.

Она попала в самую точку. В яблочко. Этот холодный комок в груди разросся, сдавил горло. Она видела. Видела то, что я сама отчаянно старалась не замечать.

— Мы просто взрослые люди, у которых есть цели, — механически произнесла я заученную мантру. — Не у всех жизнь — это сплошная спонтанность и сторис.

— Ну да, ну да, — Вика снова взялась за телефон, поняв, что на сегодня доза «правды-матка» введена. — Кстати, а что за подарок он тебе вчера приволок? Кроме часов? Ты не сфоткала.

— Больше ничего, — сказала я.

— Странно, — бросила она, не отрываясь от экрана. — Мне показалось, я видела, как он вчера днём заходил в «Эклипс». Они там бриллиантовые серьги с сапфирами классные делают. Я думала, тебе.

В ушах зазвенело. «Эклипс». Моё сердце бешено заколотилось, но лицо, надеюсь, осталось невозмутимым.

— Наверное, для клиентки. Или для мамы, — проговорила я, и мой голос прозвучал откуда-то издалека.

— Для Тамары Петровны? — Вика фыркнула. — Да он ей на восьмое марта гелиевый шарик дарит, чтобы не обязывать. Не верю.

Она отложила телефон и посмотрела на меня долгим, suddenly серьёзным взглядом.

— Надь. Ты же умная. Просто глаза открой. Иногда идеальная картинка существует, чтобы скрыть трещину в стене. А трещины имеют свойство расти.

Глава 3: Первая трещина

Утро после ужина с Викой началось с тупой, давящей боли в висках. Отоспаться не удалось — в десять у меня была встреча с новыми клиентами, желавшими обручиться в зимнем саду с живыми колибри. Я пила кофе и пыталась прогнать призраков, вызванных Викиными словами.

Даниила уже не было. На барной стойке лежала записка на фирменном бланке его клиники: «Уехал рано, сложная операция. Не забудь про ужин с мамой в пятницу. Привези ей те конфеты, что она любит. Ц.». «Ц.» — означало «целую». Даже в любви он был краток и деловит.

Мне нужно было сменить пальто — сегодняшнее было слишком строгое для встречи с будущими молодоженами требовалось что-то мягче, комфортнее. Я прошла в свою гардеробную, размером с нашу первую с Даней студию, и открыла шкаф.

Его вещи висели в идеальном порядке: костюмы, пальто, несколько курток. Я потянулась за его тёмно-серым пальто от Zegna — в нём он был в прошлую пятницу на благотворительном аукционе. Хотела перевесить его чуть дальше, чтобы достать своё бежевое.

Пальто было тяжёлым, добротным. Когда я сняла его с вешалки, из внутреннего кармана что-то выскользнуло и, легонько шурша, упало на ковёр.

Я наклонилась. Это был не просто скомканный билет или чек из кофейни. Это была длинная, узкая кассовая лента на плотной бумаге. Чек. Сверху логотип: «Eclipse».

Время замедлилось. Руки похолодели. Я медленно развернула бумажку.

«Eclipse». Чек об оплате.
Дата: 17 октября (позавчера)
Товар: Кольцо обручальное, белое золото, центральный камень сапфир 1.5 ct, окантовка бриллиантами.
**Сумма: **************

Сумма была такая, что я машинально перечитала её трижды. Не для меня. Это точно не для меня.

Мой стиль — лаконичность. Геометрия. Чёрное золото, платина, простые формы. Сапфиры? Нет. И уж тем более не «обручальное кольцо». У меня было своё, простое платиновое обручальное, которое я снимала только во время работы.

В голове зазвучал голос Вики: «Я думала, тебе». И его же, вчерашний, игривый: «Или он свой "инкубационный материал" уже куда-то передал?»

Паника, острая и тошнотворная, поднялась от самого желудка к горлу. Я схватила телефон. Пальцы дрожали, я дважды промахнулась, набирая его номер.

Он ответил не сразу. На фоне слышались приглушённые голоса, звук шагов по линолеуму.

— Надя? Что-то случилось? — его голос был ровным, профессиональным, с лёгкой ноткой нетерпения. Он был на работе. Я отвлекала.

— Я… я нашла чек, — выпалила я, не в силах подобрать слова. — В твоём пальто. Из «Эклипса».

Молчание. Оно длилось всего три секунды, но показалось вечностью.

— И? — наконец произнёс он. В его тоне не было ни удивления, ни тревоги. Было… раздражение.

— Даниил, это чек на кольцо. На обручальное кольцо с сапфиром. За сумму… — мой голос срывался.

Он тяжело вздохнул. Этот вздох я знала — вздох уставшего взрослого, вынужденного объяснять очевидное капризному ребёнку.

— Наденька, — сказал он, и в голосе появились знакомые, маслянистые нотки терпения. — Это подарок. Для Анны Викторовны, матери нашего главного спонсора. У неё юбилей свадьбы, и её старое кольцо безнадёжно устарело. Меня попросили, как человека с безупречным вкусом, помочь с выбором. Я купил, отдал, дело закрыто. Чек должен был выбросить, видимо, забыл.

Он говорил так гладко, так логично. Это было возможно. Даже вероятно. Он часто делал такие вещи — использовал свои связи и вкус для подарков влиятельным людям. Но…

— Почему именно обручальное? — тихо спросила я. — И почему ты не сказал?

— Потому что это не твоё дело, прости, — его голос стал твёрже. — Это часть работы, о которой я не обязан отчитываться. А что касается «почему обручальное» — у женщины юбилей свадьбы, как ты думаешь, что ей дарят? Серьги? Это было бы дурным тоном. — Он снова помолчал, и когда заговорил снова, в его интонации появилась та самая, леденящая душу нота разочарования. — Но меня больше волнует другое, Надя. Когда ты перестанешь обыскивать мои карманы? Проверять телефон, наверное, тоже уже научилась? Ты стала… такой подозрительной. Такой недоверчивой. Это очень утомляет.

Удар был точен и беспощаден. Он переводил стрелки с его таинственного чека на моё «неадекватное» поведение. И это работало. Чувство вины, острое и жгучее, тут же затопило первоначальную панику.

— Я не обыскивала… — слабо попыталась я оправдаться. — Оно просто выпало…

— Неважно, как, — перебил он, и теперь в голосе звучала усталость. — Важно, что ты опять ищешь какую-то тайну там, где её нет. Может, Вика опять нашептала? Её цинизм тебе не на пользу, дорогая. Она видит грязь везде, потому что сама в ней барахтается. Мы с тобой не такие.

«Мы с тобой». Эти слова всегда действовали на меня магически. Они создавали союз, крепость против всего мира. Сейчас они прозвучали как упрёк.

— Прости, — прошептала я, сжимая в ладони злополучный чек. Бумага стала мокрой от влаги кожи. — Я… я просто испугалась.

— Я понимаю, — сказал он, и голос его снова смягчился, став почти отеческим. — Но пора бы уже доверять мне. Хотя бы чуть-чуть. У нас всё хорошо, Надя. Прекрасно. Не выдумывай проблем. Ладно?

— Ладно.

— Отлично. У меня пациент. Вечером увидимся. И выбрось этот чек, наконец.

Он положил трубку.

Я долго стояла посреди гардеробной, держа в руках смятый клочок бумаги. Его объяснение было идеальным. Логичным. Оно снимало все вопросы. Оно должно было успокоить.

Но почему же тогда холодный ком страха в груди не растаял, а лишь сжался, превратившись в твёрдый, болезненный лёд? Почему слова «Ты стала такой подозрительной» отозвались во мне не раскаянием, а новой, щемящей тревогой?

Я разгладила чек и медленно, очень медленно, поднесла его к свету. На обороте, едва заметные, были крошечные цифры, написанные от руки. Не цена. Что-то вроде кода или… номера? «R512».

Я закрыла глаза, с силой сжав бумагу в кулаке. Потом разжала пальцы. Не выбросила. Отнесла в спальню и засунула на самое дно своей шкатулки для бижутерии, под бархатную подкладку. Просто так. На всякий случай.