Развод. Искусство слать всех на...

Пролог

Вместо банки огурцов в кладовке, я нашла огурчик своего мужа. И вареник его секретарши. Такая вот кулинарная порнография. А началось все с салата Оливье.

- Это не салат Оливье, - я недовольно смотрю на бурое месиво на тарелке. Вместо колбасы мясо, нет морковки, и, стыдно сказать, соленых огурцов.

- А по-моему вкусный салатик, - старается снять напряжение моя невестка. Но это она зря.

- Вкусный, - согласно киваю. - Вот только это не Оливье. Скорее Московский, но я его не заказывала.

- Господи, Маргарита Сергеевна, чего вы в самом деле? Сделали Московский, съедим и спасибо скажем, правда, Маркус? – Это уже к внуку, который все это время сидит у нее на коленках. – Нужно просто смириться, не может все быть идеальным, как вы того хотите.

С удивлением смотрю на Олю. Судя по пирсингу в носу и безразмерной фуфайке, моя невестка даже не пыталась приблизиться к идеалу. Господи, ну был же дресс код. Просьба одеться в цветах фирмы, раз уж мы с таким размахом отмечаем ее юбилей. Ничего сложного. Бежевый, белый, черный, голубой. Что-то да обязательно найдется в шкафу! Но нет, ей надо было прийти в розовом!

Юре Шмелеву, компаньону мужа, приблажило отрастить усы и надеть гавайскую рубаху. Съездил человек в отпуск, называется!

Секретарша Эмма, как в самых шаблонных анекдотах, явилась в красном.

И это я еще молчу про мелькавший в толпе леопард.

Единственное, за счет чего держались мои нервные клетки – стол. Лично составленное меню, главным блюдом которого будет классический оливье! Вот только его здесь нет.

Официантка принялась убеждать, что шеф повар в ресторане француз и точно знает, как готовить этот салат. Киваю. Ну, не доказывать же девочке, что Франция к оливье имеет такое же отношение, как сельдь к шубам. С такими лучше не спорить. Просто прошу показать мне, где продукты, чтобы я смогла нарезать любимый салат мужа хотя бы на наш стол.

Глупо? Не для женщины, которая тридцать лет рука об руку идет со своим супругом и знает все его привычки и желания.

Меня провожают на первый этаж и показывают дверь «Только для персонала». Лицо у официантки кислое, она явно считает меня сумасшедшей. Пусть так. Зато безобидная. В отличие от психов, которые выдают Московский салат за Оливье.

- Огурцы и горошек там, все остальные продукты на кухне.

- Спасибо, - улыбаюсь девочке. Она тут вообще не виновата, не хотелось бы испортить ей настроение.

Улыбка все еще на моем лице, когда я захожу в кладовую. И когда включаю свет. И даже когда вижу своего мужа со спущенным штанами и чем-то красным на члене. Ааа, это помада секретарши Эммы, идеально подобранная под цвет платья.

- Извините, - улыбаюсь по инерции, все еще не понимая, что происходит.- Я за огурцами…

Глава 1

Между оливье и минетом мой муж выбрал второе. Иронично, но и то и другое относят к изобретениям Франции. Вот уж куда не поеду в отпуск.

Глупо думать о таком, но что мне остается? Созерцать красные пухлые губы, которые Эмма старательно вытирает платком Стаса? Мой муж такой галантный, всегда носит при себе платок, видимо для таких случаев как этот.

- Черт, Рита, надо же стучаться! – сердито хрипит Стас.

- Извини.

Я говорю, дышу и действую скорее по привычке. Если бы можно, то я бы предпочла умереть прямо здесь, на этом месте. Но видимо у Бога на меня другие планы, поэтому он шлет мне испытание.

Извиняюсь я искренне. И правда, что стоило постучать в дверь? Тогда бы я ничего не увидела, и, наверное, этим спасла свой брак.

А теперь стою и пялюсь на шарообразные груди Эммы. Они тугие, как два мячика, я уже и забыла, что грудь может быть такой. Поймав мой взгляд, муж рычит:

- Эмма, выйди, мне надо поговорить с женой.

Секретарша молча смотрит на меня, и я читаю в ее лице жалость. Дожили, теперь меня жалеет любовница мужа! И платье это красное! Как глупо, как нелепо я чувствую себя в своем свитере. Костюм, который я подготовила специально к юбилею, испортили в химчистке. Купить что-то новое я не успела, у меня не было времени за подготовкой к празднику, и поэтому оделась я просто, и, как мне казалось элегантно. Бежевый свитер, брюки на пару тонов темнее. Все в цветах нашей фирмы, будь она неладна!

Теперь рядом с Эммой я выгляжу блекло, почти бесцветно. Серая мышь на фоне ярко красной клубнички.

Я закрываю глаза, лишь бы не смотреть, как она проплывает мимо. Ничего такого, просто идет к двери, а я вижу в ней стать победительницы. А приз получается, что… мой муж? Ниже падать уже некуда, так я думаю, пока Стас не произносит:

- Рита, я понимаю, как это выглядело, но поверь, я все могу тебе объяснить.

Как? А главное чем? Неужели кто-то изобрел слова, которыми можно объяснить такое?! Стас хватает меня за руку, но я убираю пальцы обратно – мне противно. Неизвестно, кого он трогал до меня.

Да понятно кого, меня и шлюху эту губастую! Сегодня, вчера, неделю назад – какая разница? Он был с ней, а потом возвращался ко мне, и мы вроде как даже занимались любовью. Не так часто и, наверное, не с такой отдачей, но было же. Со мной и с ней.

Господи, как мерзко.

- Я думала, ты меня любишь…

На лице Стаса странное выражение. Смесь ужаса и сочувствия, такого, какое обычно испытываешь к немощным и умственно отсталым. Ну да, он и раньше говорил, что любовь это удел юных и бедных. Стас не относился ни к одной категории.

- Рита...

- Давно вы…это?

Я слабачка, раз даже не могу произнести вслух, чем они тут занимались. Но Волков и так все понимает:

- Нет, совсем недавно и недолго, я планировал бросить Эмму уже к концу месяца.

Киваю. Очень прагматично, узнаю в этом своего мужа.

- А что так? Не дорабатывает?

Он кривится, как от горькой пилюли. Стас ненавидит выглядеть глупо, он такой с детства, всегда психует, если вдруг над ним смеются, даже по-дружески, даже слегка. И сейчас он очень зол от этого, на себя, и на меня тоже.

- План на сегодня такой. Мы идем обратно в зал и отмечаем гребанный юбилей. Я столько людей поднял, что просто не могу все отменить.

- Понимаю.

И я, правда, все понимаю. Старая жена. Успешная фирма. Деньги. Все есть, всего добился, и хочется покорять новые вершины. Кто-то вон, как Юра, ударяется в путешествия, кто-то покупает спортивные тачки и гоняет по городу, а кто-то заводит любовниц.

Нет, я не дура, я, правда, понимаю, но от этого мне не становится менее больно.

- Рита, потерпи, пожалуйста, пару часов, потом я скажу, что у тебя болит голова, и мы поедем домой, а там поговорим.

- О чем? – Я его не слышу. Вижу, как шевелятся губы, но слов не разобрать.

Волков недовольно скалится. Помимо шуток над собой, он еще не переносит тупых. А я туплю страшно.

- Пожалуйста, вернись за стол. И надеюсь, у тебя хватит гордости не закатывать сцен. Рита, я очень тебя люблю, и этот случай быстро сотрется из твоей памяти, если ты сама не сделаешь хуже. Поняла?

И он первым выходит из кладовой.

Как по-разному реагируют наши организмы на стресс. Сейчас я похожа на петуха с отрезанной головой, который продолжает бегать по курятнику. Мои действия не имеют смысла, но я все равно беру с полки огурцы и горошек. Иду на кухню, где меня ждут остальные ингредиенты.

Повар, наверное, хотел прочитать лекцию об авторском видении оливье, но, посмотрев на меня, заткнулся. Да, выгляжу я сейчас страшно. Чувствую себя и того хуже. Люди вокруг суетятся, слышна речь и звон посуды, мимо со скоростью света проносится жизнь, пока я нарезаю салат.

Это расслабляет. Даже пальцы под конец перестают дрожать.

Все что случилось так банально, и даже странно, что я не предусмотрела такое заранее. Красивый зрелый мужчина, мужики всегда стареют не так как мы, он обеспечен, многого добился и конечно рядом с ним женщины. Разные и можно взять себе любую, почти все они будут согласны на секс без обязательств. А Стас еще и щедрый. И умный, с ним интересно проводить время, он обожает историю и всегда может что-то рассказать. И взамен не нужно ничего делать, рубашка поглажена, ужин приготовлен, даже корпоратив и тот, организовали за тебя.

Кто?

Все те же. Глупая, слепая жена.

Почему-то с изменой как со смертью – никогда не думаешь, что это случится с тобой.

А когда случилось, не знаешь, что делать.

Хорошо, что Коля уже вырос. Не нужно пытаться сохранить брак ради детей. Сыну тридцать, у него давно своя семья, так что вряд ли он станет переживать о нашем разводе.

Странно, но именно в этот момент звонит мой телефон. На экране загорается «СЫНОК».

- Мать, ну ты долго там? Тут вообще все тебя ждут, не начинают, - звучит недовольный голос.

Ну да, этим Коля в отца, ненавидит быть смешным. И теперь вот злится на меня, из-за которой возникла эта странная ситуация. Гости собрались, а сесть за стол не могут.

Визуал 1

Николай Волков. Почти 29 лет. Работает на фирме отца, является во всех смыслах преемником. Похож на Стаса и внешне и по характеру. Привязан к семье, считает себя прогрессивным молодым человеком, но на самом деле чудовищный ретроград.

Оля Шпаченко. 25 лет. Не взяла фамилию мужа, чем очень сильно расстроила Риту. С этого момента отношения невестки и свекрови не задались. Оля во всем провоцирует и пытается сделать наперекор, как будто ей нравится бесить взрослых. Наконец определилась с цветом волос, до этого ходила то зеленая, то красная. Воспитывает сына Маркуса, не работает, ищет себя.

Маркус

Чудесный малый двух лет. Не проблемный, любознательный пацан!

Дядя Юра. Он же дядя морж (по слова Маркуса). Он же Юрий Шмелев. Сооснователь фирмы “Теплокомплекс”. После последнего развода (а их было три) решил путешествовать и пробовать все новое. Зачем-то отрастил усы.

Визуал 2

Рита Волкова. 49 лет. Спортсменка, комсомолка, красавица. Преподаватель русского языка и литературы, год как на пенсии. Довела свой класс до выпускного и, после сложной операции, решила уволиться. Побоялась не вытянуть новое классное руководство и маленьких детей, которым нужно и время, и забота. На пенсии развлекается с внуком Маркусом, налаживает быт, организует идеальную жизнь всей семьи.

Стас Волков. Самец. 53 года, сооснователь фирмы Теплокомплекс. Начинал с простого инженера газопроводов, закончил директорским креслом. Вытянул всю свою семью из бедности, включая родителей, братьев, сестер и внучатых племянников. По максимум устроил родню к себе на фирму, чтобы дело стало “семейным”. В этом году они с Ритой должны были отмечать 30 лет брака.

Эмма. 30 лет. В разводе, одна воспитывает дочь. Работает в компании не больше двух лет. После декрета не смогла выйти на другую работу и очень заморачивается из-за работы не по профессии. Считает, что секретарь это не ее уровень. Видимо нашла самый быстрый способ, как взлететь по карьерной лестнице.

Глава, которая совсем не глава

Дорогие девочки, мои старые прожженые боевые товарищи и новые, еще пока юные, только-только пришедшие читательницы!

Спасибо, что дошли до этой главы. Вы невероятные и мне радостно работать, думать и жить в вашей компании!

Теперь немного о книге, но скорее о нас с вами.

Когда я работала над Настей Савранской, то с удивлением поняла, что основная волна моих читательниц - девчонки за 50. Многие хорошо за 50! Ваши аватарки и комментарии никак не выдавали ваш возраст, но когда мы познакомились поближе, я поняла для кого я пишу. Для зрелиых, самодостаточных богинь.

И мне это понравилось. Потому что мне интересно думать о взрослых героях, я понимаю их проблемы. Ипотеки, детские болячки, поругаться с мужем из-за ерунды, а наутро забыть, о чем вообще была ссора. Каждый раз, когда я писала молодых девушек, получалась фигня. Я не живу и не чувствую так, как это делает современная молодежь. Увы.

Мой возраст неумолимо приближается к 40, но бабке внутри меня уже давно за 80. В этом году я себе даже дачу купила и кайфую, когда работаю с землей, по уши в грязи, зато довольная.

Мне нравится мои почти 40, они честные. Не нужно притворяться и что-то из себя строить. Но в последнее время я стала чувствовать себя... иначе. Пришло резкое понимание, что я больше не героиня романа. Читаю книгу и понимаю, что здесь я не главная героиня. Смотрю фильм или сериал и тем более не вижу себя там. Я больше не в центре событий, со мной не случается волшебство. Я коллега главной героини, веселая тетка или даже мерзкая соседка, но все это не то.

Эта мысль принесла мне много неприятного. Как будто все вехи уже пройдены и дальше что? Куда идти? Ломать и строить заново не хочется, а как расти я не знаю.

Так и родилась идея этой книги. Про женщину которая жила достойно, но считала, что все, большая часть пройдена, все саженцы посадены и даже взошел урожай, остается смотреть как красиво опадают листья с этих деревьев. И тут бах! Измена мужа! Это обнуляет все, что было раньше и во многом 50 летняя женщина более неопытна чем 18 летние девочки. Этим она и интересна.

Ей приходится не только начинать сначала, не только искать себя в этом мире, но и противостоять собственному ребенку, мужу и гневу родни. Потому что когда что-то выбивается из привычного, все вдруг замечают, как хорошо было раньше.

Вас ждет драма и юмор, я лично обожаю этот коктейль. Героиня будет искать себя и найдет в самой неожиданной сфере, откроет грани своей сексуальности и даже сможет обрести любовь. Потому что в 50, что? Правильно, случается самое волшебство! С кем та самая любовь случится, я не скажу. Но надеюсь, книга вам понравится!

Пожалуйста, если хотите продолжить, поставьте истории звездочку и добавьте в бибилиотеку. Кидать мне денежную награду не нужно, лучше потратьте эти деньги на себя. А то сейчас все так дорожает, вы цены на рассаду вообще видели?)))

Помимо этого, сегодня хорошая скидка на книги из цикла Подруги по несчастью. Если вдруг, вы думали приобрести, но сомневались, то вот, не сомневайтесь.

Ну и конечо, я буду очень рада видеть вас в своей книге "Измена. Вторая семья моего мужа". Там сейчас начнется самая жара. Все истории у меня разные, неизменно в них одно - я пишу их с большой любовью к женщинам. Вы невероятные.

Нет, не так.

Мы с вами невероятные!

Спасибо!

Ваш автор.

Глава 2

Если бы не Юрка, все бы и дальше сидели как на поминках. Он первым сориентировался, выбежал на сцену и принялся рассказывать, как начиналась работа Теплокомплекса. Два голозадых, как выразился Шмелев, инженера выбились в большие начальники и, наконец, купили себе трусы. Гости в зале засмеялись, напряжение спало.

На экране возле сцены мелькают фото фирмы с офисом на кухне нашей коммуналки. Со снимка на меня смотрят два чудесных парня. У Юры уже тогда зачем-то были усы, отрастил он эту прелесть после первого развода. У него с Наташей все горело и дымилось: яркий, студенческий брак, веселая компания, ссоры, примирения и вот ты просыпаешься в комнате общежития, среди грязной посуды, без денег и жены.

Наташка ушла к состоятельному мужчине. Продавцу овощей с рынка.

На этом фоне наши со Стасом отношения выглядели совсем иначе. Взрослыми. Мы сразу сняли комнату в коммуналке, устроились на подработки и планировали пожениться, когда встанем на ноги. Коленька ускорил процесс, и в ЗАГС я шла уже с приличным животом и в платье, которое мне одолжила соседка. Белое, из плотного атласа, оно обтягивало сочную на фоне беременности грудь и приятно фалдило до пола, скрывая мое положение. Я помню, как на меня смотрел Стас в тот день, помню, как горели любовью его глаза, и тогда казалось, что это навсегда.

В зале вдруг стало душно. Я оттягиваю ворот свитера, чтобы шерсть не так сильно колола кожу. Печет. Все тело печет.

Не дождавшись конца речи, встаю и ищу Колю, чтобы он отвез меня домой. Сын не доволен, но отказать матери не может, не вызывать же мне в таком состоянии такси. А водить я так и не научилась, даже не смотря на подаренные Стасом права.

- С гостями прощаться будешь? - Бросает он из-за плеча. И имеет ввиду вовсе не гостей, а отца. Тот так и не появился после сцены с оливье. Ушел вслед за Эммой.

- Нет, сынок. Очень болит голова.

Кажется, байка Волкова воплощается в жизнь. Я чувствую, как сжимаются виски и накатывает первый спазм. В таком состоянии мне нужна тишина, темнота, сон. И ничего из этого я не получу в ближайшее время.

Мы садимся в машину, как вдруг задняя дверь открывается, и салон наполняет сладкий запах экзотических фруктов. Я успеваю испугаться, что это Эмма вернулась за своей порцией драмы, но неожиданно слышу голос Юры.

- Душно там, решил с вами прокатиться.

Едем молча. Даже музыка не играет, и шумный обычно Юрка, просто уткнулся в телефон. Я кошусь влево, пытаюсь рассмотреть сына, понять, о чем он думает, но в салоне слишком темно, и я сдаюсь. Спрашиваю прямо.

- Коля, ты знал?

- О чем, мам? – Голос напряжен и на меня не смотрит. Но мне это и не нужно, я и так все понимаю. Головой. А сердце заставляет говорить:

- Что отец с Эммой.

- Это все слухи, а я сплетнями не занимаюсь и тебе не советую.

- Я видела их вместе.

На секунду Коля каменеет. Вид у него растерянный, будто он не понимает, что делать дальше, но очень быстро приходит в себя.

- Тебе показалось.

Вот и все. В этих двух словах отражается позиция сына.

Я не спорю с ним, не понимаю, что тут доказывать и о чем говорить. Коля всегда был папин сын. Он родился таким, что глядя на серьезное круглое лицо, хотелось вскликнуть: вот это Волков, их порода! Моего там не было ничего.

Я надеялась, что хотя бы чтением книг, разговорами привила сыну милосердие и такт. Но нет, Волковская порода и тут победила. Потому что в следующую секунду Коля говорит:

- Мам, надеюсь, ты не нафантазировала себе всякого?

- Чего, например?

- Ну, что можешь развестись с отцом.

- А я не могу?

Юра, наконец, подает признаки жизни, кашляет, что-то бормочет под нос, но нам не до него. Мы не замечаем Юру, говорим прямо, и потом, когда развод случится, Шмелев первым узнает об этом. Как лучший друг и партнер Стаса.

- Молодежь, может музыку включим? - Раздается с заднего сидения и Коля дергает руку в сторону приемника. Что-то жмет, что-то крутит, отчего динамик загорается лентой фиолетовых огней и начинает петь.

- Маркус обожает эту гирлянду, смотрит на нее как завороженный, - поясняет сын. Впервые за вечер в его голосе слышится нежность.

- С гирляндой очень красиво, ты хорошо придумал, сынок. - Благодаря музыке никто не замечает, что я плачу.

Отворачиваюсь к окну и упираюсь лбом в стекло. Голова болит все сильнее, и я не понимаю, как снять боль. В таком состоянии нужно сразу идти спать, но я не могу. Стоит мне закрыть глаза, пусть даже на секунду, как вижу Стаса и влажные, красные губы этой Эммы. Ну что я могла увидеть за те пару секунд?

Наверное, все…

И то, как Стас держал ее за волосы, направляя голову рукой, и то, как искривился от удовольствия его рот, и то, как он смотрел вниз, покровительственно и властно, как человек, который знает, что все повторится снова, стоит ему только захотеть.

Не попросить. А просто захотеть.

И все повторится, они начали не сегодня, эта связь длится уже давно.

Всхлипываю, и до боли кусаю пальцы. Не хочу плакать при посторонних. А сейчас даже Коля кажется мне чужим.

- Приехали, мам. – Тихо шепчет он. – Тебе помочь?

Помочь сделать что? Выбраться из машины? Сложить в чемодан вещи Стаса? Завязать узел покрепче на петле? Да нет, сама справлюсь.

Но язвить в ответ не хочется, вместо этого киваю и прошу:

- Да, пожалуйста. Передай папе, чтобы ночевать ехал на Мирный, вещи я передам завтра.

Коля хмурится:

- Мам, не начинай. Надеюсь, ты это не всерьез?

- Нет, я совершенно серьезна.

- Мама, все эти сцены в вашем возрасте просто смешны. Ну, было, и было, если брезгуешь, попроси его в душе мочалкой подольше тереться. А лучше прими душ вместе с ним, не просто же так мужики налево смотрят.

У меня вспыхивают щеки. Господи, какая гадость! Какая пошлая, отвратительная гадость!

- Надеюсь, с Олей ты более тактичен, иначе мне жаль твою жену.

Я вываливаюсь из машины на воздух. Он холодным обручем сжимает легкие, не дает вздохнуть, отчего я просто открываю рот. Как выброшенная на берег рыба.

Глава 3

Я как пугало, замираю посреди кухни, даже руки так же нелепо висят внизу и не шевелятся. Он что, сейчас серьезно? Он не понимает, что делает только хуже?

Видимо нет. И чтобы добить меня окончательно, Стас ползет в мою сторону и обхватывает меня за бедра, дышит прямо в живот, обдавая кожу жаром и говорит, говорит, говорит…

Пальцы непроизвольно опускаются на косматую макушку, волосы все такие же жесткие, все так же пахнут сандалом и кофе. Если не вглядываться, то все как обычно, и от этого становится страшно. Потому я знаю точно: как раньше уже не будет.

Даже если я найду в себе силы простить измену - не будет и все.

Стас поднимает на меня серые, как грозовое небо глаза, в них злость и отчаяние, от которых сжимается сердце:

- Рита, просто прости.

Просто… С чего он взял, что это «просто»?

Закусываю губу, мотаю головой, так что волосы налипают на мокрый лоб. От нервов я всегда потею, и сейчас чувствую, как все тело покрывается испариной. Мне жарко, и в тоже время я дрожу, как при ознобе.

- Не надо, Стас. Пожалуйста.

Мне слишком много всего сразу. Боли, предательства, разочарования, обиды. Я могу продолжать долго, от чувств, которые нахлынули на меня, кружится голова, а еще и эта мигрень. Я готова умолять мужа, чтобы он просто ушел, дал мне передышку, но он не услышит.

Стас никогда не слышит тех, кто с ним не заодно. Всю жизнь мы были с мужем командой, и только сейчас мне не посчастливилось оказаться на другом от него берегу этой страшной реки.

- Риточка, маленькая моя, я очень тебя люблю, - произносит он и даже голос его не дрожит.

Сука, ничего, вообще ничего не выдает в моем муже то, что парой часов ранее он трахался со своей любовницей! И от этого диссонанса, от разницы между тем, что я видела тогда, и вижу сейчас, меня ведет.

В глазах темнеет, тело наливается свинцовой тяжестью, и я почти падаю на пол, как меня подхватывает Стас. Прижимает к себе как ребенка, гладит по голове, целует жадно, собственнически, по-мужски.

- Все закончилось, Рит, все будет хорошо.

Неужели он не понимает, что не будет? Я пытаюсь отпихнуть от себя мужа, но он только крепче сжимает меня в объятиях, и держит, пока я вдруг не начинаю плакать.

Натурально вою, кусаю его за плечо, чтобы как-то заглушить истерику, чтобы сделать и ему тоже больно.

Стас Волков, как же я тебя ненавижу! Изо всех сил, до боли в мышцах, до онемевших ног, до переставшего биться сердца! Я ненавижу тебя почти так же сильно, как и люблю!

- Поплачь, маленькая, просто поплачь, - шепчет мне на ухо предатель. Он так близко, так вкусно пахнет, такой горячий и родной, что я не могу. Слезы переходят в тихий, неконтролируемый скулеж, и черт знает, сколько проходит времени, пока мы сидим так на кухне. Кажется, что целая вечность.

Отстраняюсь я только когда силы заканчиваются, и плакать становится невозможно. Такое чувство, будто из меня вместе со слезами вышло что-то важное, наверное, душа.

Я слезаю с колен Волкова и молча иду в ванную, нужно смыть с себя всю эту гадость. Сама не замечаю, как рядом оказывается Стас. Он достает из шкафа свежее полотенце и перевешивает поближе к дверце халат.

От этой его заботы становится тошно, потому что я знаю, что за ней стоит. Чувство вины. Иначе мой муж не стал бы изображать из себя Золушку и искать на полках мою любимую соль для ванны. Как будто в таком состоянии я могу эту самую ванну принять?

Меня хватает только на душ. Я долго тру себя мочалкой, пока красную от раздражения кожу не начинает щипать. И даже тогда я не чувствую себя чистой. Укутываюсь в мягкий, махровый халат и, сложив руки, читаю вслух «Отче наш».

Наверное, это глупо, я редко обращаюсь к Богу, и не считаю себя религиозным человеком. Но сейчас, перед самым сложным в жизни разговором мне нужна помощь.

«Если ты есть, если ты меня слышишь, пожалуйста…» - договорить не могу. Чувствую, как слезы снова давят на горло, и заставляю себя замолчать.

Я правда не такая, и мне очень стыдно за собственную слабость, но вид Стаса на коленях и это его пронзительное «люблю». Лучше бы он орал и хлопал дверьми, обвинял меня в том, что я себя запустила, в том, что не уделяю ему внимание, в том что плохая хозяйка и жена. Не знаю, что еще придумать, но тогда я хотя бы могла понять его измену. Это было бы просто, скучно, предсказуемо.

Но так… неужели у него такая любовь? Мазохисткая? Через боль и желание продавить?

Сглатываю еще раз и выхожу. Дома тихо, будто тут никто не живет. Я жду увидеть Стаса в коридоре, но тут пусто. Иду в кухню, там тоже темно, а из следов нашего присутствия две вымытые кружки. Какая прелесть, никогда раньше Стас не мыл посуду.

Я уже думаю, что ему надоела моя истерика, и он уехал к своей Эмме, как замечаю свет ночника, бьющего из спальни. Толкаю дверь и сама не верю в то, что вижу.

Стас. На нашей кровати. Спит, как ни в чем не бывало.

Нет, он не отключился в одежде и обуви, пока тревожно ждал, когда я вернусь. Все гораздо хуже, мой муж расстелил постель, убрал в сторону покрывало, как раньше делала я, переоделся и лег спать. Даже не приняв после своей шлюхи душ.

И от этого всего мне срывает крышу!

Не знаю, чего хотел добиться Стас, но, кажется, он разбудил во мне Халка. А потому я сажусь в кресло напротив нашей кровати и нажимаю кнопку пульта, чтобы загорелся свет. Очередная игрушка Волкова – наш дом укомплектован техникой по самую крышу. Здесь можно включать свет пультом, хлопком рук, через приложение на телефоне. Чего нельзя, так это нажать пластиковую кнопку на стене. По обычным человеческим выключателям я скучала больше всего.

Зато сейчас мне удобно сидеть напротив Стаса и видеть, как эта скотина хмурит глаза, когда над кроватью загорается люстра.

- Мы не договорили.

- А мне казалось, тебе нужна передышка, - бодрый, будто он и не спал, голос Стаса оглушает.

Ну, конечно, Волков все знал. Когда живешь с кем-то так долго как мы, учишься чувствовать партнера, считываешь его мысли, предугадываешь желания еще до того, как он их озвучил.

Глава 4

- Будешь держать меня силой? – Улыбаюсь я. Внешне я держусь отлично, и молюсь, чтобы Волков никогда не узнал, что скрывается за этой моей равнодушной улыбкой.

Сейчас мне предстоит выслушать что-то неприятное. Я жду, что он снова упадет на колени, или обвинит во всем меня, а может перейдет к шантажу, к той части где я голая сижу на паперти и прошу милостыню у прохожих. Стас импульсивен, загорается как спичка, но так же быстро отходит, во многом благодаря мне. Так что сейчас я не надеюсь на приятный разговор двух взрослых. Но и страха тоже не чувствую.

Я знаю, как ответить на каждый его выпад, все их я успела прокрутить в голове пока ехала в машине, пока пила кофе, пока стояла в душе.

Я готовилась.

Ко всему на свете.

Кроме этого.

Стас срывается с места и идет в кабинет. Каждый шаг эхом разлетается по пустым стенам нашего дома. Он не шагает, а вколачивает мощными ногами сваи в пол. Хлопает дверью, что-то роняет, ругается, двигает… мебель? Я перестаю понимать, что происходит, и просто жду, когда это закончится.

Наконец Волков возвращается обратно.

- Все нормально? – По лицу вижу, что нет. Глаза на выкате и мелко бьется синяя венка на виске, кажется, это очень плохой признак.

- Держи, - он с рыком протягивает мне свой пистолет.

Формально… мой пистолет. Подарок мужа на Стальную свадьбу. Заядлый охотник, любитель всего огнестрельного он мечтал и меня приобщить к своему хобби. Брал на полигоны, таскал с собой в поля выслеживать бедных зайцев и фазанов, устраивал выходные в тире. Не помогло. Тогда Стас подарил мне Дерринджер, маленький женский пистолет, способный уместиться в кармане куртки. Красивая, но бестолковая игрушка, а вместе с тем страшное оружие.

- Зачем, - хриплю я.

- Чтобы закончить твои и мои мучения, - Пальцы словно деревянные, я даже не чувствую как Стас укладывает пистолет мне в руку и направляет дуло себе в лоб. – Давай, Римма. В случае чего скажешь, что это самооборона.

- Прекрати.

- Прекратить что? Любить тебя? Пытаться вымолить прощение? Если я такое говно, то просто избавься от меня, я заслужил, - он смотрит прямо мне в глаза, и я впервые замечаю, насколько темный, дурной у него взгляд. Мутный, как стоялая вода, в которой больше нет жизни. Только тина на самом дне.

- Ты меня пугаешь, - пытаюсь убрать руку от лица Волкова, но он сильнее прижимает ее к своему лбу, вдавливает холодный металл в кожу, и шипит от боли.

- Не правда, Рита, ты ведь очень смелая. Все за нас двоих решила. Такая молодец, да?

Моя рука дрожит, а рукоятка впивается в ладонь, но я не могу даже дернуться в сторону. Потому что боюсь случайно задеть этого старого идиота перед собой!

Сейчас мне так страшно, как не было никогда в жизни. Даже когда Коля в шестом классе решил нас проучить и ушел из дома, пока мы носились по городу и искали его. Даже когда в нулевых Стас напоролся на разборки местных братков, и однажды мне позвонила милиция, чтобы узнать, кем мне приходится Волков С. И. Даже когда наш самолет в Анталью попал в зону турбулентности и из отсеков выпали все маски, а пассажиры стали рыдать и громко молиться. Даже когда врачи поставили мне страшный диагноз и выдали рекомендацию «Осмотр у онколога».

Все эти разы мне казалось, что Бог не допустит беды. Конечно, я не бесчувственный сухарь и боялась, как мать, жена, женщина, но убеждала себя одной фразой:

Все будет хорошо.

А вот сейчас, в эту самую секунду, смотрю на своего обезумевшего мужа и понимаю – не будет.

- Стас, ты делаешь мне больно.

- Ты мне тоже, - он только сильнее сжимает в моих пальцах пистолет.

Я всхлипываю:

- Хватит. Я ведь могу случайно выстрелить и убить тебя.

- Ты и так это делаешь, Рита. Просто более медленно и жестоко. А я предлагаю разом, расправься со мной, чтоб не мучился. Ну же, маленькая, давай.

Он опускает мою руку и с силой встряхивает меня за плечо, отчего я дергаюсь как шарнирная кукла.

- Давай, Рит, ты в любом случае убиваешь меня, доведи начатое до конца!

Он с шумом всасывает носом воздух, ноздри его расширяются, как у быка на родео. И также как у быка наливаются кровью глаза.

Несколько секунд я смотрю на Стаса, жду, когда он наконец успокоится, даже молюсь, но передо мной все тот же страшный человек.

Не мой муж.

Кто-то другой.

Только сейчас я понимаю, что мою руку больше не держат и разжимаю пальцы. Дерринджер падает вниз, прямо в протянутую ладонь Волкова.

- Не можешь, - хрипит он.

Молча мотаю головой.

- Вот и я не могу, Рита. – Его голос до омерзения спокоен. - Не проси отпустить тебя, потому что этого не будет. Хотела бы уйти, сделала это уже сегодня, самым радикальным способом, а так… Все пройдет, маленькая, забудется и пройдет, поняла? Мы столько всего пережили, и это переживем тоже.

Он целует меня в лоб, подхватывает на руки и укладывает на кровать, на мое привычное место – слева от него.

В таком состоянии я не думаю ни о простынях, ни о том, что Стас так и не принял душ. Просто лежу и трясусь как слепой котенок. Как же я ненавижу себя за эту слабость, за то, какой жалкой стала рядом с ним. Слышу, как дыхание мужа выравнивается, а хватка на моем бедре ослабевает. Он спит, а я, наверное, больше никогда не засну. Мне страшно и противно, я вздрагиваю всякий раз, когда слышу на улице шаги, шум проезжающих машин, вижу свет фар под окнами.

Радует только то, что я больше не плачу. Это потому, что у меня больше не осталось слез. Я растираю сухие, горячие щеки, чувствуя, как с кожи на пальцы перекидывается жар. Кажется, я вся горю.

Солнце восходит в шесть, я встречаю рассвет в кровати. Только звук отъезжающих машин дает понять, что уже утро. Все остальное скрывают плотные жалюзи.

Собираться приходится в потемках. Это не страшно, сейчас мне не нужны мои вещи. Натягиваю те же брюки и свитер, в которых была вчера, просто потому что не успела отнести их в прачечную, а оставила лежать в кресле.

Глава 5

Полночь. Квартира на Пушкинской.

Ольга Шпаченко

- Как мама?

Я нанесла под глаза крем. Уже третий по счету, какой-то особенный со слизью улиток или пчелиными слезами – не запмнила. Составы я не читаю и стараюсь не загружать мозги фигней. Раньше я вообще пользовалась одним тюбиком Крема для рук на все случаи жизни, но когда вышла замуж, пришлось соответствовать.

У Коли в окружении совсем другие женщины и на их фоне я меркну. Когда впервые услышала про эту самую слизь улиток, ржала так, что у меня лимонад носом пошел. Я думала, они шутят.

Оказалась, из смешного в этой компании только я.

Выглядываю из ванной, Коля лежит на кровати с тарелкой на животе.

- Так что мама?

- Разыграла драму, - жуя котлету, промямлил он.

Бедный, так и не успел поесть за сегодня. Сначала отвозил маму, потом отца, тот выпил и не смог сесть за руль, пришлось тарабанить свекра на его же машине, а потом возвращаться на такси. Он мог бы подняться домой, у свекрови всегда есть что-то вкусное, но не стал. Сказал, энергетика там сегодня не очень.

Я ложусь рядом с Колей и тянусь к очередной баночке. На этот раз ночной сыворотке для увлажнения губ. Раньше у нас на полке стоял лубрикант с запахом клубники, но после родов его заменила сотня кремов для каждой части тела. Все их мне советовали жены Колиных друзей. Всеми ими я пользовалась, но выглядеть от этого лучше не стала.

Самое верное средство для молодости – тот самый лубрикант и ежедневный секс.

Я с тоской смотрю на очень дорогой пузырек и вздыхаю. Ненавижу все эти понты, которые другие пафосно зовут "вечерней рутиной". Итак настроение не очень, еще и сцена эта в ресторане. Бррр, мрак!

- Короче, - Коля отставляет тарелку на тумбу, - все это печально.

- Да, - соглашаюсь с ним. – Бедная Маргарита Сергеевна, такой сюрприз под сраку лет.

Брови мужа ползут вверх:

- Ты что, мать мою жалеешь?!

- А ты предлагаешь пожалеть отца?

- Ну, судя по характеру матушки, папа сейчас спит на диване в кабинете, а у него между прочим спина больная!

Я недоуменно молчу. Жду, что Коля вскочит с кровати, наденет на голову колпак, а на нос красный поролоновый шар и прокричит, что это все розыгрыш! Потому что не может человек говорить о таком всерьез!

Часы на стене тикают, секунды бегут вперед, но ни залпа конфетти, ни рева дудок я не слышу.

- Коль, больная спина не помешала твоему отцу шпилить секретаршу в подсобке.

Муж досадливо кривит рот. Его губы морщатся, так что теперь и ему не помешает ночная сыворотка для увлажнения.

- Что, нечем крыть?

- Это не соревнование, - бросает Коля, и отворачивается, а я почти успокаиваюсь, как вдруг слышу: - но если бы были они, то я бы сказал, что в измене всегда виноваты двое.

- Ага. Двое. Тот, кто изменял, и тот с кем изменяли.

Муж поворачивается обратно и смотрит на меня через опущенные ресницы. Оценивающе смотрит, будто кусок мяса на рынке выбирает:

- Лель, а ты чего так завелась? Тебя моя мать вообще никогда не любила, так что не понимаю, зачем сейчас жопу рвать и со мной ругаться.

- Наши отношения не касаются других сфер, я просто не люблю, когда обижают слабых.

Коля нервно смеется.

- Мама не слабая, мама годзилла. Помню, я в шестом классе из дома сбежал и всю ночь у Саньки Стрельникова отсиживался, так знаешь что она сделала? Туфлей промеж глаз засадила. Прям там с ноги сняли и с одного попадания меня уложила, я потом месяц с фингалом ходил.

- И правильно сделала, представь, если бы Маркус вот так нас с тобой проучить решил? Ты отчего, кстати, тогда сбежал? Перина слишком мягкая? Или сметаны в блинах многовато?

- Китайский не хотел зубрить, а мать заставляла, - улыбается муж.

- А сейчас папочка кипятком ссытся, как ты с китайцами работаешь. Маме то спасибо за это сказал?

Улыбка гаснет так же быстро, как и появилась. Лоб прорезает тонкая вертикальная морщина.

- Нет… зачем? Все ж и так понятно. Она моя мама, что тут еще говорить? Спасибо, что родила? Ну, это тупо как-то. – Он неловко трет кулаком шею. Опускает лицо вниз, на меня не смотрит. – И вообще, ты так за маму печешься, а забываешь, что отец у меня мировой. Уверен, сейчас они немного покричат, посуду в стену покидают и пойдут в спальню обниматься. Не зря психологи говорят: хороший левак укрепляет брак.

Замираю. Спрашиваю со скрипом в голосе:

- Мне стоит к чему-то готовиться?

- Что? – Искренне не понимает Коля. – А, это… нет, Лель, ну ты чего. Мы же любим друг друга, и родители тоже любят, но тридцать лет, это знаешь… это мощно. Ну, тупанул, батя, спалился на такой глупости, что его, ненавидеть после этого?

- Коль, - сухо произношу я, - боюсь тебя расстраивать, но когда-нибудь и у нас будет рубеж в 30 лет. Или не будет, в зависимости от того, как ты станешь тупить. Наследственность, как я посмотрю, у тебя не очень.

Муж зло сверкает глазами и произносит, интонируя каждое слово:

- У меня безупречная наследственность. Отца сюда не приплетай. Так бы и сказала, что просто хочешь посраться на ночь глядя.

А я хочу. Я уже очень хочу, потому что слизь улитки и слезы пчелы ударили мне в голову и заставляют творить непотребное. Но в момент, когда я набираю в легкие воздух и открываю рот, из детской доносится плач.

Маркус проснулся.

- Я иду к сыну, но потом мы договорим, - грозно шиплю на мужа.

- Угу, обязательно, - он отворачивается к стене и почти сразу засыпает.

Дорогие девочки, как вы поняли, помиммо измены, я решила покуситься на святое, отношения свекрови и невестки. Отношения изначально очень прохлажные, даже тяжелые, и на то у каждой из женщин были свои причины. И мне важно показать события не только в семье Риты и Стаса, но и Оли и Николая. Так как развод, особенно такой, затрагивает всех членов семьи. Никто не может просто отсидеться.

Глава 6

В нашей квартире на Мирном непривычно пахнет домом. Ковром, парфюмом, книгами, средством для мытья полов, смехом растущих с нами детей, нежностью, случившейся в спальне, короткими ссорами на кухне и всем таким, что включает в себя слово «жизнь».

Наш коттедж жалкая копия этой квартиры, искусственный суррогат, который я так и не смогла полюбить. Все в нем, начиная от дизайнерских карнизов, встроенных в потолок, заканчивая пультом для чайника, мне чуждо.

- Ритуськин, ты отдыхай, а ремонтом специально обученные люди займутся, они лучше нашего знают. – Сказал как-то муж. И деньги на стройку полились бесконечным потоком, а уюта как не было, так и нет.

Там Волков делал все для подтверждения собственного статуса, тут – для души.

Осторожно захожу в нашу спальню и задергиваю шторы. Сейчас, с приглушенным светом не так больно смотреть на комнату, в которой мы были счастливы. Стараюсь не мучать себя ненужными вопросами, из серии – а точно ли были?

Сон сейчас важнее чем вся эта философская требуха.

Так что я сдираю с себя и топчу ногами свитер – вряд ли я когда-нибудь еще его надену - и, успокоившись, иду в ванную, туда, где стоит стиралка. Запихиваю в барабан все остальные вещи, включая нижнее белье, и запускаю самую лютую программу – спорт. Теперь мой шерстяной кошмар пройдет все круги ада, включая 60 градусов и отжим на 1000 оборотов.

Мажу лицо остатками какого-то крема, наверняка с истекшим сроком годности и иду обратно в спальню. Как есть, голая, ложусь на плед и накрываюсь вторым, вытащенным из шкафа, одеялом.

Без пододеяльника, разумеется, потому что у меня нет сил перестилать кровать.

Когда я засыпаю, перед самым падением в черную дыру, в голове стреляет злая мысль: именно так выглядит человек в стрессе. Не на свеженьких простынках в чистенькой пижамке, а голый, несчастный, и завернутый в не пойми что.

Сон мой недолгий и больше похож на обморок. Просыпаюсь я после десяти утра, тянусь к телефону, но вспоминаю, что я не дома, а телефон не лежит на прикроватной тумбе. И вообще, никто кроме мужа и сына мне звонить не будет, а те… пусть хоть пальцы себе сотрут, набирая мой номер!

Говнюки! Оба!

Распаленная собственными мыслями, вскакиваю с кровати, раскрываю все окна, чтобы проветрить квартиру, и кое как нахожу платье, которое оставила при переезде. Переезжали мы с Волковым быстро, не тратя время на упаковку вещей. Даже с этим нам помогли специально обученные люди. Пришли с коробками, собрали в них все, что Стас захотел взять в наш новый дом и перевезли двадцать лет жизни в двадцати коробках. Ни мебель, ни технику, ни какие-то вещи, которые можно отнести к «памятному хламу» мы не стали трогать. Так что фактически я сейчас блуждаю не по нашей с Волковым квартире, а по консерве из старых воспоминаний. Но мне от этого не горько, а тепло на душе. Наше «вчера» не виновато в том, что натворило «сегодня», а я умею быть благодарной за опыт.

Я уже улыбаюсь, когда достаю из машинки вещи. После пытки режимом, свитер можно разве что на куклу натянуть, да и брюки лучше выкинуть. И я легко расстаюсь и с этой частью себя.

Не страдаю, не рыдаю, не проверяю телефон.

Специально не смотрю количество пропущенных, а сразу захожу в приложение, чтобы заказать продукты. И когда приезжает курьер, включаю музыку, чтобы под приятный фон приготовить обед.

Старое платье, старая посуда, даже выбранный рецепт и тот старый. Когда мы с Волковым только поженились, и денег не хватало ни на что, я изгалялась, чтобы готовить вкусно, но дешево. Вот и сейчас вспоминаю молодость, пока тушу минтай на морковно-луковой подушке. Потом залью все это томатным соусом и подам с картошечкой пюре и солеными огурцами.

В какой-то момент все тревоги, вся боль отпускают меня. Я больше не Рита Волкова, взрослая, обиженная жизнью женщина. Нет, я красавица Риточка, мне двадцать восемь, у меня прекрасная семья и работа, которую я обожаю. Мы только переехали в этот новый дом и вместе с мужем, смеясь и ругаясь, положили на этой кухне плитку. В квартире одурманивающе пахнет едой и семейным теплом. Сейчас из школы примчит Колька, и сразу, не помыв рук, схватит с тарелки соленый огурец. А потом, когда я проверю уроки, и накрою стол, в дверь, как обычно, постучат три раза. Это вернется с работы Стас. Он будет уставший, но очень довольный собой, и я сразу побегу его обнимать. Поцелую, уткнусь носом в рыжую макушку, чтобы еще раз вдохнуть любимый запах.

Вот так все и будет. И, наверное, я так сильно замечталась, что пропустила реальный стук в дверь.

Первый.

Второй.

Третий.

У Стаса есть ключи от квартиры, я помню об этом, так как сама предлагала снять их с брелока. Тяжелой, «дедовской» связки, которую муж всегда носит с собой. И сейчас он может сам зайти в дом, но вместо этого ждет на пороге.

Тяжело вздохнув, выключаю кастрюльку с рыбой и иду в коридор. Толкаю дверь в подъезд:

- Ты с пистолетом, Стас? Просто сейчас я настолько не в духе, что уже не против выстрелить.

Лицо мужа сереет еще сильнее, да и сам он выглядит так, что в гроб краше кладут.

- Без пистолета, и без цветов. Приехал, чтобы забрать тебя домой и извиниться за тот цирк, который устроил ночью.

- Не нужно, цирк я люблю, особенно часть с клоунами. Домой не поеду, я и так дома, а цветы мог бы и купить, или пожадничал?

- Ты бы выкинула их в урну через секунду после того, как увидела у меня в руках букет, - с неудовольствием констатирует муж, и я мысленно с ним соглашаюсь.

Не тот масштаб проблемы, чтобы ее могли решить пионы. Да и моя любимая орхидея в горшке тут тоже бессильна. Как и поход к психологу. Как и бурная ссора. Как и такое же бурное примирение.

Сейчас кажется, что вообще нет такого средства, которое могло бы нам помочь.

Разве, что амнезия? Вот только на память я, увы, не жалуюсь.

- Дома вкусно пахнет, - Стас старается улыбнуться, но тухнет, когда видит, насколько меня не трогают его слова. Входит вслед за мной, разувается и обувь ставит ровно, как по линейке.

Глава 7. Стас Волков

Не думал, что будет так хреново стоять перед Ритой и виниться. Как ее ученик, который по дурости разбил окно мячом. Нет, как нассавший в тапки кот Васька, был у нас такой. Ссался пока не кастрировали. Рита вот, и смотрит на меня так же как на нашего кота – с жалостью.

Ну конечно, давай и меня кастрируй тоже, я ж тут самый виноватый. Никто больше, только я!

- Ты пил? – Она недовольно поджимает губы.

Что за вопрос. Нет, бл*дь, ничего кроме Буратино или как она себе это представляет?

Конечно же я пил! Иначе не повел бы Эмму трахаться в кладовку ресторана. Мачо себя возомнил, идиот старый! А все чертово шампанское перед ужином, вот знаю же, что нельзя мне это бабье пойло, а туда же. Потом, когда уже все завертелось, пришлось хлопнуть пару стопок байцзю, чтобы как-то умаслить китайцев. И уже когда Рита уехала, накатил армянского коньяка для храбрости.

Не помогло.

В смысле храбрость, конечно, пришла, но дурость ее опередила. Что же я вчера творил… За это было почти так же стыдно как за то, что меня застукала Ритка.

Небось, она и сама не рада, что вот так зашла, не постучавшись. А все ее перфекционизм сраный! Если бы не это, жили бы себе и дальше, тем более что со дня на день я планировал разойтись с Эммой. Нда…

Рита что-то спрашивает у меня, резко трясет за рукав, отчего все тело простреливает острой болью. Вашу ж матушку… Не надо было мешать алкоголь вчера – не пришлось бы страдать сегодня. Стараюсь не думать, скольких бед удалось бы избежать, если бы не шампанское. И не гребаное красное платье Эммы, глупая бабенка как знала, на что меня цеплять.

Ладно, с ней я поговорю завтра, а пока нужно решить проблему поважнее.

- Рит, голова болит, просто пиз*ец. Дай, пожалуйста, таблетку.

- Возьми сам.

Она делает шаг в сторону и скрещивает руки на груди, точно училка. Хотя, она ж училка и есть, пускай на пенсии, но 25 лет стажа пальцем не сотрешь. А я снова под ее взглядом чувствую себя нашкодившим пацаном, которого ждет ремень по мягкому месту. На меня даже в Кремле министры так не смотрели как моя жена на моей же кухне.

Лишь бы отделаться от цепкого взгляда, поворачиваюсь в сторону шкафчиков, куда указала Рита. Открываю ящик, достаю с верхней полки коробку. Огромную прозрачную торбу, в которой напихано все, включая набора юного реаниматолога. Стараюсь не скрипеть зубами, пока ищу нужное. И только спустя пару минут понимаю, что я понятия не имею, как называется лекарство от головой боли.

- Аспирин растворимый, - читает мои мысли Рита. Ну, ведьма же! Кошусь в ее сторону, всерьез опасаясь, что жена все это время летает по кухне на метле. Нет, стоит за спиной, все так же скрестив руки. Ну-ну, поза сильной и независимой. Как только у меня пройдет башка, превращу свою независимую обратно в нежную и домашнюю.

Наконец, нахожу нужные таблетки. Достаю их из блистера и кидаю в стакан две штуки. Они маленькие, так что лучше принять сразу двойную дозу. Смотрю на воду, в ожидании пузырьков, но ничего не происходит. Вообще ничего! Снова кошусь на Риту, может это какой-то розыгрыш? Пранк, как сейчас принято говорить и моя благоверная уже во всю ржет?

Но нет, она смотрит на меня удивленно и даже с жалостью, как на умственно отсталого.

- Растворимый, - медленно, по буквам тянет Рита.

- А это какой?

- Обычный.

Тон, которым она говорит и вся ситуация в целом, заставляют меня взорваться. Я отшвыриваю бесполезный блистер в стену:

- А где оно написано?! Я вообще не должен знать, где от чего, для этого врачи есть! У нас этих таблеток, как в аптеке, что я ни хрена разобраться не могу!

Хочется и коробку с лекарствами запульнуть туда же, но Рита вырывает ее у меня из рук и уже через секунду протягивает пластиковый тубус со знакомой синей надписью. Готов поклясться, секунду назад его там не было!

Я беру лекарство, бурчу себе под нос «спасибо», снова набираю в стакан воду и во второй раз кидаю таблетки. На этот раз они шипят и пенятся.

- Знаешь, Стас, мне даже страшно, что с тобой будет, когда мы разведемся.

Поднимаю удивленный взгляд на Риту. Она что, серьезно? Какой еще развод? Я скорее сдохну, чем разведусь со своей женой.

Вслух я этого конечно не говорю. Я не идиот, чтобы сейчас махать красной тряпкой перед разъяренным быком. Снова скриплю зубами при воспоминании о красном цвете. Что стоило Эмме надеть другое платье? Бежевое, или серое, как на Рите, тогда я бы не то, что в подсобку ее не потащил, я бы ее в принципе не заметил!

Видимо мое молчание затянулось, и Ритка, посчитав наш разговор оконченным, перенесла поднос с тарелкой на стол. Быстро, потому что делала это миллион раз, жена сервировала обед. На одного человека. Тарелка, вилка, хлеб – один кусочек. Стакан с водой, тоже один. Я почти произнес «спасибо», как вдруг Рита села во главе стола и принялась есть.

Без меня.

Я сглатываю, в желудке уже революция, а голова может болеть не только от алкоголя, но и от голода. Запахи минтая и свежей пюрешки сводят с ума, так что я даже думать не могу. Стою и пускаю слюну, как дебил.

- Рита, я очень голоден, - снова повторяю. Повторять что-то унизительно, но я заслужил такое отношение от жены. Подсознательно меня греет мысль: чем больше я получу от нее сейчас, тем быстрее пройдет этот воинственный запал, и мы сможем нормально поговорить.

Так что ссора и скандал пугают меня куда меньше вот такой тишины.

Рита молча указывает пальцем на кастрюли на плите, мол, решай свою проблему сам. Я проглатываю и это – поделом, Стас.

Получив ее одобрение, наваливаю себе на тарелку так много картошки, что она чуть ли не стекает с краев. На горку из пюре выкладываю две тушки минтая и обильно поливаю эту красоту томатным соусом.

Желудок урчит и вибрирует, когда я сажусь за стол, на место напротив Ритиного. Делаю это непроизвольно, я всегда сидел здесь, и даже не думаю, пересаживаться. Жена поднимает на меня глаза, все еще печальные, и от этой нечеловеческой тоски во взгляде хочется себя придушить.

Глава 8

- Тебе хочется услышать про извращения, Рита? – я медленно цежу слова, так чтобы каждое из них дошло до адресата. Но благоверная хмурится в ответ.

- Нет, Волков, хотя понимаю, что у тебя на уме только это. Но я спрашивала зачем. Зачем все это? Ты не любишь Эмму. Допустим, ты даже ее уволил, во что я не верю. Ты не отпускаешь меня и, не смотря на похмелье, несешься на другой конец Москвы, чтобы устроить романтический завтрак.

Смотрю на тарелку с минтаем, и не понимаю, это сарказм или нет. Никогда не понимал, но сейчас, когда она говорит так громко, раздражающе пищит на одной высокой ноте, я вообще теряю связь с реальностью. Из всего этого спича слышу только последнюю фразу:

- Господи, все же было хорошо! Дом отстроили, на работе поперло, наконец, Коля женился и даже внук теперь есть, живи да радуйся! И как тебя, старого дурака, угораздило!

Она почти плачет, произнося это. А я злюсь. Не жалею жену, хотя понимаю, как ей трудно, но злюсь. За то, что в ее переживаниях так много чужих и совсем не осталось нас! Меня и Риты! Да на хер мне женитьба сына? Жен у него может быть куча, вон, хоть на Юрца посмотри. И ничего, усы отрастил, радуется.

А мне вот хреново! Прямо сейчас хреново!

- Не задумывалась, что другие могут не считать меня старым дураком, - я не хочу задевать жену, понимаю, как виноват перед ней, но оно как-то само. Рита вздрагивает, поднимает на меня красные, воспаленные глаза:

- То есть имеются и другие?

Резко вскидываю голову, будто сбрасываю с себя Ритины нападки и этот ее дикий взгляд:

- Не было никого, только Эмма и та в прошлом.

- И с ней ты был один раз, без любви и под гипнозом, - зло цедит моя жена.

- Не один, и без гипноза, - в тон ей отвечаю я, - представь себе, женщина может меня хотеть просто так. И заметь, молодая женщина!

- Так дело в возрасте? – Смех Риты непривычно царапает нервы. Она закрывает рот ладонями и хохочет, как припадочная. Без звука. Как в немом кино.

А я злюсь еще сильнее, потому что окончательно перестаю понимать, над чем она ржет! Над ситуацией? Надо мной? Над собой? Господи, конечно нет, в собственных глазах Рита всегда святая.

- Да, я переспал с молодой! – Рычу в припадке. Рожа горит, и сам я, наверное, как рак красный, но не могу успокоиться, слишком сильно меня взбесила моя жена. – И что такого! Просто хотел попробовать что-то новое, вспомнить, как это, когда трогаешь молодое тело.

- И как, понравилось? – Отсмеявшись, Рита слишком быстро возвращает себе серьезный вид. Она владеет эмоциями куда лучше меня. Всегда владела, а я на ее фоне выглядел гребаной истеричкой.

- Да! Представь себе, было отлично! Никаких разговоров, никаких прелюдий, никакого мозгоклюйства, сунул – вынул – и пошел!

- Какие трогательные слова нам на годовщину свадьбы. Лучшего спасибо за тридцать лет брака и придумать нельзя. Может, выгравируем их на наших кольцах? А что, звучит красиво: сунул, вынул и пошел. А, Волков?

- У меня есть предложение получше, - ухмыляюсь я, - можешь мне отомстить. Отомсти мне, переспи с молодым, и дело с концом.

Я улыбаюсь, зная, что Рита никогда так не сделает. И еще, потому что точно вижу: проняло! Я наконец довел свою жену и сейчас она взорвется! Перестанет контролировать себя, надает мне по роже, расплачется в моих руках и можно будет, наконец, мириться.

Очень уж утомили меня эти ссоры.

Ритино лицо меняет цвет и из бледно зеленого становится алым. Такой я ее не видел никогда, даже когда мы с Юрцом всю ночь перед выпиской драили комнату в коммуналке и проспали саму встречу из Роддома. Домой Рита приехала на автобусе, с плачущим Колькой в руках. Не забуду, как жена смотрела на меня и как полыхали от злости ее глаза. Казалось, она одним взглядом испепелит двух уставших оболтусов. Но та Рита Волкова просто невинная девочка по сравнению с этой прожженной стервой.

Мысленно напрягаюсь, жду скандала, как вдруг:

- Знаешь, - говорит она прерывисто, будто пробежала стометровку, - отличная идея. Всегда хотела попробовать с кем-то помимо тебя, но не думала искать молодого. Ты мне как будто глаза раскрыл, спасибо, Стас. Правда, спасибо. Но не мог бы ты покинуть нашу квартиру, мне нужно позвонить девочкам, хочу заняться поиском любовника прямо сейчас.

Она не шутит. Кажется, что бредит, но нет, говорит серьезно и уверенно. И главное, я ей верю, потому что точно знаю, если Рита что-то сказала, так и будет.

- Ты не посмеешь.

- Воспользоваться твоим советом? Но ведь ты прав, нам просто нужно сменить обстановку. Развеяться. Можно даже не разводиться, зачем? Просто один раз, как ты там сказал... сунул, вынул и пошел?

- Я сказал херню, прости, - глажу волосы на макушке, хотя хочется содрать их вместе со скальпом. Ну, зачем вообще было открывать рот?! Знал же, что не вывезу нашу баталию, а все равно полез. – Рита, не глупи, я просто хотел тебя задеть, а вышло, что себя унизил.

- Ты меня не задел, - она машет руками, - а подал отличную идею. Как думаешь, может поискать кого-то среди Колиных друзей? Или это слишком, и лучше чтобы дети ни о чем не знали?

Она серьезно?! Судя по пустым, лишенным эмоций глазам – вполне. Боже, вот это я кретин! Вместо того, чтобы просто попросить прощения, нагородил тут…

Вскакиваю с места, Делаю шаг в сторону Риты, но та резко вжимается в стул и ждет, что я сделаю дальше. Кажется, в этот момент она не дышит, и я только сейчас понимаю, насколько ей противен. Максимально. Как слизняк на подошве. Я мог бы выбрать любой момент для разговора, повернуть беседу так, что Рита все поняла, оправдала, но вместо этого снова поддался эмоциям и вот результат.

Моя жена меня презирает, ненавидит, боится. А я ее люблю, и не могу потерять.

Делаю вид, что просто хотел достать салфетку с ее стороны стола. Вытираю сухие губы, вроде как поел, хотя даже не притронулся к тарелке. Лучше уйти, пока не сказал еще чего хуже.

- Спасибо, что пригласила на завтрак.

Глава 9

Когда приходит слесарь, я доведена до такой степени ярости, что готова наброситься уже и на него - ничего не подозревающего парня в грязном комбинезоне.

- Вы не Игорь, - шиплю я, кое-как вспомнив имя нашего мастера на все руки. И слесаря, и сантехника и мужа на час, если нужно. Но это не он, и от отчаяния хочется биться головой об стену. Я так надеялась, что не придется объяснять, зачем мне менять замки в квартире, на которую у меня нет документов.

Точнее документы есть. В доме, куда я не планирую возвращаться.

Парень с веснушками – один в один как у Коли – краснеет и принимается объяснять, что он сменщик дяди Игоря и знает свою работу ничуть не хуже старшего родственника.

Слушаю вполуха. Не нужно быть гением, чтобы поменять замки, но нужно знать меня, чтобы сделать это молча, без лишних вопросов. Частная фирма, куда я позвонила ранее, отказалась даже выезжать на вызов.

«А, ну раз и подписка не местная», - сочувственно тянет девушка оператор, когда я обрисовываю ситуацию. Стало понятно, что решить проблему тихо не получится, и придется обращаться в местную управляйку, где нас со Стасом помнит каждая собака, а значит новость, о том, что я вернулась обратно и поменяла замки, через час облетит всех соседей.

И черт с ним, я даже готова пройти свой путь позора и лживых участливых взглядов, но мне не дают и этого.

- Вот если бы прописка, - тянет молодой конопатый парень в третий раз.

Если бы прописка, милый друг, я бы к тебе даже не обратилась. Я прошу позвонить дяде Игорю и включить видеосвязь, чтобы тот убедил племянника в знакомстве со мной. Но старый слесарь не берет трубку. Тогда уговариваю спуститься к вахтеру, которая знает меня в лицо и точно подтвердит, что я хозяйка квартиры.

Я говорю настолько убедительно, что парень соглашается так, без вахтера, открывает ящик с инструментами, и, усевшись на пол, поднимает на меня большие, как у теленка, глаза:

- Проблем точно не будет?

Черт. Я понятия не имею, будут у него проблемы или нет. Моего мужа повело настолько, что я уже не понимаю, чего от него ждать. Поначалу, когда я увидела, что ключей нет на полке, подумала, что сама их куда-то дела. Облазила на карачках всю квартиру, заглянула под все диваны, разобрала стиральную машинку и только потом получила смс от Стаса.

«Рит, ключи у меня, если хочешь забрать их, то приезжай сама. И пожалуйста, без глупостей. Помни, что я очень тебя люблю.».

Могла ли я это предвидеть? Да никогда! И сейчас тем более не знаю, как Волков отреагирует на смену замков. Может он настолько «волшебный», что решит мстить невинному работнику управляющей компании.

Руки опускаются вниз. Тихо, на одном только выдохе шепчу:

- Не надо, менять, замки. Я передумала. Простите, пожалуйста.

И чтобы как-то сгладить ситуацию, достаю из кошелька тысячу рублей, и сую их бедному парню. Тот краснеет, мнется, и не берет деньги. Купюр меньше у меня нет. Если честно, у меня вообще нет наличных, потому что привыкла хранить все на карте.

Сейчас, когда я вижу пустое отделение кошелька в голове стреляет глупая мысль – снять в банкомате наличку, если Волкова припрет настолько, что он заблокирует мой счет.

Да нет! Ну, бред, же! Или уже не бред?

Оставшись дома одна, я собираюсь на улицу. Расчет у мужа был правильным, я ненавижу сидеть в душных квартирах и даже в прошлом году, после операции, когда мне был показан постельный режим, потихоньку выходила гулять.

Да, закрыв дверь, я не открою ее обратно. Но меня это не смущает. Я не хочу прятаться от Волкова, я хочу тишины и уединения, а какая может быть тишина, если муж в любой момент заявится домой? И плевать, какие при этом у меня будут замки, хоть амбарный засов, как это убережет меня от нового витка драмы? Боюсь, в следующий раз, для убедительности, он возьмет с собой Эмму и эта дура будет поддакивать, что у них ничего не было, и вообще, она сама изнасиловала моего мужа.

Ох. О какой глупости я теперь думаю!

Сентябрь в этом году бодрит. Я кутаюсь в пальто и бегу в ближайший магазин, чтобы снять в банкомате деньги. Еле сдерживаю себя от того, чтобы не вычистить карту до нулей. Это уже не предусмотрительность, а паранойя.

Сейчас у меня есть чуть больше ста тысяч рублей, этого хватит, чтобы снять номер в гостинице или даже квартиру на первое время, но я не понимаю, зачем мне это делать? Неужели у меня все настолько плохо, что нужно прятаться от семьи в отеле с клопами? Нет же! Есть и недвижимость, и какие-то склады, записанные на меня, и квартира Коли, даже у моей мамы в Туле есть добротный, качественный дом, куда я могу приехать.

Вот только везде меня ждут счастливой, легкой на подъем женой Станислава Волкова. И никто, совсем никто не готов разделить со мной мои проблемы и боль. Ну что я сделаю? Поеду к старенькой маме, чтобы выплакаться у нее на плече и тем самым сократить ее жизнь еще на пару лет? Смерть отца и так подкосила мамочку, а тут мой развод.

Или слушать от Коли очередные откровения из страниц «Домостроя»?

Это глупо, но имея сотню знакомых и приятелей, я понимаю, насколько одинока. Как в сказке про Кошкин Дом. Когда нужно тепло, веселье, вкусная еда, то все шли нам. Когда у старой кошки случилась беда, никто не открыл ей двери своего дома. И я осталась одна, на промозглом осеннем ветру.

Уверена, вчера на празднике, все догадались, что случилось, и никто, ни одна зараза не написала, чтобы узнать, как мои дела.

Как страшно чувствовать себя одинокой, когда телефон лопается от контактов, а позвонить некому. Все эти встречи с «девочками», разговоры на кухне, пугающая откровенность о самом важном остались там, на рубеже нулевых. С каждым годом темы для разговоров становились все менее «зубастыми», пока однажды я не поняла, что только что целый час обсуждала с кем-то погоду.

Даже слово «подруга» ушло из обихода. Остались одни приятельницы, пара коллег и старая соседка, с который мы до сих пор созваниваемся.

Глава 10

Я пытаюсь встать, но Владлен снова впечатывают меня попой в стул. Мягко, но крайне убедительно.

Вот гад! Зря его Карина на квашеной капусте откормила, он же до нее доходягой был, а теперь поперек себя шире! И беззастенчиво пользуется весовым преимуществом.

Смотрю на ребят, и понимаю, что сейчас никто не придет мне на помощь. Они играют за другую команду в поддержку моего мужа. Благородные войны света против нас, меркантильных бабенок, которые только и думают, как затащить их бедных под венец. И каждый из них несет свой крест в виде обручального кольца, Юрка вон, аж три креста, скоро пальцев свободных не останется.

Как же мне от всех них тошно! А ведь это самые близкие нашей семье люди, и они сейчас вон так. Что говорить о посторонних? О тех, кто не будет вникать во всю историю, а сразу сделает выводы?

Типа такого: у всей беды одно начало, сидела женщина скучала.

Так же они любят говорить?

Я злюсь так, что у меня светлеют глаза. Радужка из обычной, коричневой превращается в янтарную, с тонкими желтыми прожилками вокруг зрачка. Старый фокус, благодаря которому и Стас, и Коля понимали, что маму сейчас лучше не трогать.

А вот мужики видят меня такой впервые. И шалеют.

- Ведьма, - почему-то улыбается Юра, и смотрит на меня, не отрываясь.

Поворачиваюсь в его сторону, прожигаю взглядом, отчего приятель тотчас замолкает, а вот улыбка на его скуластом лице становится еще шире.

Смешно? Смешно ему? А если я сейчас на его голову вон тот таз с капустой надену? Чтоб прям по дурацким усам потекло!

Шмелев, которому посчастливилось знать меня дольше других, предусмотрительно отъезжает на стуле назад и поднимает руки в примирительном жесте. Мол, сдаюсь, только не бей.

Да и Владлен прекращает свой бубнеж и молча опускает лицо в тарелку, обратно к любимой капусте. Этот вообще с Кариной живет, и привык к матриархату в доме.

А вот Геворг не проникается. Не понимает, что сейчас лучше всего замолчать, чтобы не оказаться крайним. Видимо до того как я пришла, мужики мне кости не только перемыли, но и обсмоктали, так что Саргсян выдает что-то бессвязное, будто продолжает старый, начатый давно разговор.

- А вообще Ритка, злиться на Стасона в такой ситуации последнее дело, - шепелявит он.

Удивленно поднимаю брови. Перестаю уничтожать взглядом Юру, потому что нашла себе более подходящую цель. Не злиться на Стаса? А что тогда? В ноги поклониться и расстелить нашу кровать на троих: меня, его и Эммочки? Мне даже не приходится задавать свой вопрос, потому что у Геворга наболело.

Он звонко опускает рюмку на стол, вытирает свободной рукой блестящую бороду и выдает:

- Он у тебя вообще герой!

Даже так? Герой? Где служил? Старший лейтенант в шлюшьих войсках? Чуть не пал в великой стринговой битве, задушенный силиконовыми грудями?

- Ты же у него одна единственная, жееена. Он же тебя вот так любит, вот таааак, - Саргсян неловко стукает вилкой о нож, изображая поцелуй. – Он же с тобой и нищету прошел, и ребенка растил, и бизнес с нуля поднимал. Все вместе, да? Ну, неужели не думала, что мужику за тридцать лет не захочется чего-то другого?

- Геворг, давай я тебе такси вызову, ты, кажется, уже хороший, - привстает со своего места Юрка, но я успокаивающе кладу руку на его кулак.

- Нет-нет, не надо, Юр. Все хорошо. Геворгушка, говори раз начал.

Если раньше хотелось сбежать, то теперь я решила высидеть, чтобы досмотреть шоу до самого финала. Лишь бы Владлен все не испортил, а то вон он какой красный сидит. Свалится чего доброго с инфарктом и испортит мне все представление.

- А что говорить, - Саргсян кое-как поддевает шампиньон вилкой и раза с пятого доносит закуску до рта. Я уже жду, что он упадет лицом в салат, так и не рассказав мне о мучениях бедных мужиков, но старый приятель не подводит: - ты сама все знаешь, Рита. Стас тебе изменил, да, говнюк. Но вот злость эта твоя, обида, ну разве оно тебе надо? Ну типа, поступил не по понятиям, осуждаем. Но и понять должны! И вообще, другой изменил бы раньше…

- Гева, - шипит Юрка на друга, отчего я еще крепче сжимаю его ладонь. Пусть не мешает, я хочу услышать все.

- Ну а че? Ты б не изменил? Он же с Риткой как с вазой этой… ночной носился. Пеленки поменяй, денег врачам занеси, с ложечки покорми. Еще половой покой этот. И слово такое мерзкое: покой. Еще б сказали «половое упокоение». – Геворг сцепил руки накрест и вывалил язык. Однако остальные не поддержали хохмы, не рассмеялись, наоборот, в комнате сейчас стояла нездоровая тишина. – И таблетки для климакса. То ж все, хана теперь, да, Рит? Типа, ты не женщина, или как оно там все устроено? – Слишком поздно Саргсян понимает, что никто не подхватывает его пламенную речь. Оглядывается по сторонам, видит насупленные, озлобленные лица друзей, и сам скалится: - Да че не так то? Ну, извините, если что не так сказал, мы университетов не кончали! Климакс – шмимакс, я в этом разбираться не должен! Просто Стасика по-человечески жалко, устал мужик, вот и сорвался!

Я замираю. Потому что… потому что каждое слово Геворга попадает точно в цель, каждое оно правда, и каждое тайна, о которой мы с Волковым договорились молчать.

Не могу сказать, что здесь вообще есть повод для разговоров, что это касается кого-то кроме меня, моего мужа и моего гинеколога. Даже Коле я тогда решила не говорить, чтобы не нагружать сына. У него Оля не сегодня-завтра родит, а тут я с глупой, почти рядовой операцией.

Незачем такое знать другим. Да и по-женски как-то неприятно объяснять все это.

Ничего особенного, просто плохие анализы. Много плохих анализов, где красных показателей оказалось почти столько же, сколько синих. Еще и генетика, моя мамочка перенесла онкологию, как и ее мама, моя бабушка. Та, к сожалению, проиграла болезни и дни ее угасания, когда ты ничем не можешь помочь любимому человеку, я не могу забыть до сих пор. Это было ужасно трудно для всех нас.

Когда я вышла от врача, мне стало так страшно, а тут Олина беременность, выпускной в школе, новый дом - жить хотелось как никогда. И внука понянчить, и класс свой выпустить, и деревья в саду посадить.

Глава 11

За мной из дома выбегает Карина.

- Да погоди! Господи, ну и баба! Постой, тебе говорят, на вот, пирожков возьми!

Она просовывает мне большой, еще теплый пакет со сдобой. Отшатываюсь в сторону:

- Не нужны мне твои пирожки.

- Когда по поводу, они никому не нужны, а ты возьми.

Снова смотрю на пакет. На подругу. И опять на пакет. Он огромный и нелепый, мне его просто некуда положить, чтобы тот не мешался, но отказать от угощения тоже не правильно. Эти пирожки поминальные, и повод собраться у Карины совсем не радостный, просто мне было настолько не до того, что я и забыла, что сегодня девять дней со смерти ее типа зятя. Жениха ее некровной дочери.

Молча хватаюсь за ручки и выдергиваю пакет из пальцев Карины, отчего тот чувствительно бьет мне по коленкам. Ким со всех своих щедрот упаковала половину булочной.

- Как Лена?

Я так и не познакомилась с Леночкиным парнем, но сама девушка так часто бывала в доме у подруги, что и я, и все остальные считали ее Кимовской дочкой. Что уж говорить о самой Карине.

- Как она может быть? Херово, конечно. Я ее думала к себе забрать после поминок, а тут Геворг приперся, собрание заседает. И не выпрешь же, у него, видите ли, с моим бизнес, гешефт – нельзя, короче. Так что провожу всех и поеду к ней сама.

Вспоминаю блестящую, лоснящуюся от пота рожу Саргсяна и передергивает. Жуткий дядька. Даже трезвым он мне не нравился, а уж когда пьяный, фу! А то, что он говорил, кажется мне еще более мерзким.

Карина сейчас не в том состоянии, чтобы вести диалог, но я все равно спрашиваю:

- Откуда они знаю про мою операцию, ну и… - неловко оглядываю себя, на все, что ниже живота, - и про остальное?

- Мне почем знать, откуда. Или ты думаешь, я сказала? – Зло шипит Ким.

Нет, не думаю. Она не такая, сплетни и тайны не ее стихия, Карина бы вывалила все в лоб, и никто бы ее не переубедил, что делать так не надо. Все что сказано кому-то на ушко, точно сказано не Кариной. Но я до последнего надеюсь, что растрепала всем она. Потому что иначе это сделал Стас – больше просто некому.

- Знала ты, Волков и мой врач.

- Ну, значит спрашивай с врача, Стас же у нас святой.

Закрываю глаза и пытаюсь наладить дыхание. Глубоко и медленно, вдох и выдох. Конечно, не святой. Я успела убедиться, на какое дно может опуститься мой муж, но мне так хотелось верить, что в нем осталась капля уважения ко мне. Не любви, хотя бы уважения.

Это глупо, но измену я пережила куда легче того, что Стас обсуждал наши проблемы с тем, с кем я даже за один стол садиться брезгую. Кто угодно, но не Саргсян.

- Мне нужно ехать, - бормочу в сторону.

- И куда? Оставайся, я тебе Ленкину спальню подготовлю.

Мотаю головой. Не хочу я никаких спален, посторонних людей, разговоров. Мне нужна тишина и одиночество.

- Давай я тогда тебе отель оплачу, - кидается подруга, но я отпихиваю ее руку.

- Разберусь сама.

И правда. Взрослая баба, почти пятьдесят, должна справиться со своими проблемами сама. И уж точно не привлекать к этому ту, которой сейчас может даже хуже моего.

- Давай я с тобой такси подожду, - просит Ким.

- Иди лучше в дом, мне правда хочется побыть одной, а у тебя в зале такой бедлам, что им нужна маленькая корейская диктаторша, которая разгонит всех.

- Они у меня Ким Чен Ына со слезами надежды вспоминать будут, - Карина жмет мне руку, хватка у нее не по-женски крепкая, а рука горячая. Да, уверена, подруга бы не стала лить слезы, попади она в мою ситуацию. Да и не попала бы она в такое дерьмо никогда.

Я все еще стою на улице, когда за Ким закрывается дверь. На самом деле, мне нет смысла вызывать такси, потому что я просто не знаю, куда мне ехать. И как не хотелось снимать отель, кажется не избежать холодного, бездушного номера и чужой кровати, на которой до меня спало полгорода.

На улице такой ветер, что я захожу за дом, прячусь в тень желтой, еще не облетевшей абрикосы и делаю это очень вовремя.

Через минуту из дома выбегает Юра, крутит головой, звонит. Мой телефон тотчас оживает, и я вижу на экране задорное, еще пока не усатое лицо. Он набирает три раза, а потом возвращается, и уезжает куда-то на своем авто. Не успеваю выдохнуть, как к дому подъезжает другая машина, на этот раз моего мужа. Стас оставляет ее посреди дороги, не паркует во дворе, а бросает так. И бежит в дом. Без пальто и шапки. Ветер сбивает его с ног, так что Волков почти падает, но мне его не жалко. При виде мужа сердце покрывается коркой льда. Пускай хоть носом лужу пропашет – заслужил.

Он пропадает в доме, а мой телефон снова загорается входящим. Сначала Стас. Потом Владлен. Снова Стас. Сообщение от Карины. И последний звонок. Тот, который я совсем не ждала.

- Что-то с Маркусом, - в ужасе шепчу я. Только заболевшего внука мне сейчас не хватает. Все внутри сжимается и холодеет от предчувствия беды.

- Что, - удивляется Оля. - При чем здесь Маркус? – И будто вспомнив что-то, добавляет: - а, вы про это. Нет, с ним все отлично, он с няней. Я звоню просто.

Господи, конечно, я про это. О чем еще можно думать, ведь Оля не звонит мне, а если и случается, то только чтобы попросить помощи с внуком. Она никогда не звонила мне просто. Нет, Оля не плохая, замкнутая немножко, и если вначале я пыталась отогреть эту ледышку, то помыкавшись с год, отстала. Пускай живут как хотят, свои ошибки всяко интересней чужого опыта. Я поначалу переживала, а потом прошло, отболело, короче. Мечты об идеальных отношениях с невесткой могут не осуществиться и это нормально.

А тут просто звонок.

- Маргарита Сергеевна, - голос у Оли странный, будто она простыла, - а вы сейчас где?

- К Карине заехала, это моя подруга, может ты помнишь...

- Помню, - прерывает меня, не дослушав. – А хотите, я вас заберу?

- Куда?

- Ну, не знаю. Хотите домой, хотите, покатаемся. Я тут рядом просто.

И снова это просто. Сложное, как теорема Ферма. Пока я говорю с Олей, мне пытается дозвониться Стас. Параллельные гудки очень раздражают, а еще больше бесит, что он как псих набирает из раза в раз, не понимая, что я просто не хочу его слышать!

Глава 12

- Да, но ведь мы семья. Мне-то он мог сказать? – Меня правда обижает, что я не знала такой важной и теперь уже очевидной вещи. Что сын о ней умолчал, хотя видел, как я бьюсь, пытаясь наладить отношения с невесткой.

Знай я, что она из детского дома, подбирала бы другие слова, вела бы себя иначе.

- Зачем? Чтобы вы меня жалели? – Голос Оли полон обреченной тоски.

Ну да, и жалела бы тоже. А она, как и я, это ненавидит.

Опускаюсь на диван. Прямо на леопардовый плед, но в таком состоянии как сейчас не замечаю этих вульгарных желтых пятен на плюшевом покрывале.

- Оленька, так это что, получается, вы нам врали?

- Да ну, вы чего, врать это низко, тем более вам, вы же меня в семью приняли, ни разу не напоминали, что я вам не ровня. Ну, по крайней мере, вслух.

Неприятно кольнуло последнее замечание. Видимо я напоминала Оле ее статус как-то иначе, не словами. Сжатыми в недовольстве губами, попытками привить девочке вкус к литературе и живописи, подарками, как то синее платье, в котором не стыдно пойти в гости. Да, Оля не из нашего круга, но мне казалось, что я человек современных взглядов. Вела себя с ней вежливо, но все мои незаметные попытки сократить дистанцию между нами были незаметны только для меня.

Что ж.

- А бабушка? – Я закашлялась. Стало до того стыдно за свое поведение, что даже ком в горле появился. – Ее получается, не было?

- Была, конечно. Маргарита Сергеевна, я же говорю, никто вам не врал! И родители у меня такие… считай, что нет их. И бабушка меня воспитывала. И умерла она, правда раньше, чем вы думали, мне тогда пятнадцать исполнилось. И хоть я и по дому могла, и готовила, и счета оплачивала, по закону все равно нельзя в пятнадцать лет одной жить. Максимум с шестнадцати. Вот меня и определили в детский дом, но мне правда повезло, и с ребятами, и с директором, да я даже школу не меняла, понимаете? А через год выяснилось, что возвращаться мне некуда, квартиру бабушки как-то хитро прибрал к себе ее второй сын, так что я на нее и претендовать не могла, поэтому осталась в домике до восемнадцати. А потом вот, мне дали муниципальное жилье, маленькое, зато свое. Вы не подумайте, в моей истории ничего такого нет, просто это не то, о чем хочется рассказывать. Если бы не случай, я бы вас сюда в жизни не привела, вы вон какая, вся из себя графиня, а тут хлев.

- Оль, да какая графиня.

- Самая натуральная, вы что, думаете, я не помню, как вы на меня посмотрели, когда Коля меня знакомиться привел?

- Да нормально я смотрела, просто не ожидала немного. Коля же нас не предупреждал, какая ты.

- И какая же? – С вызовом бросила Оля.

- Обычная. Хорошая девушка, просто в театр с розовыми волосами, с пирсингом ходить не принято. Еще и ботинки эти на тракторной подошве. Я опешила, когда тебя увидела, вот и все.

- Может, не нужно начинать знакомство с человеком в театре?

- Думаешь, на семейном ужине розовые волосы смотрелись бы более уместно?

- Ничего я не думаю, - вскинула подбородок Оля, - неважно где, это не имело значения! Я ведь понимала, что не понравлюсь вам, не могу понравиться, вот и не старалась особо.

- Оль, ну что ты, ты мне очень нравишься, - я встала и постаралась подойти к девочке, так, чтобы не напугать ее своей непрошенной нежностью. – Правда, нравишься. Я просто тебя не очень хорошо знаю, но это ведь поправимо?

Я в шаге от нее, так близко, что слышу запах Олиных духов. Она всегда пахнет чем-то зеленым: полем, скошенной травой, мятой, лимонами. Очень нежно и по-весеннему.

- Маргарита Сергеевчна, полезете обниматься, я за себя не ручаюсь, - только когда Оля повернулась, я заметила, как блестят ее глаза. – Не надо со мной вот так, как с маленькой. Вы же меня сейчас жалеете, верно? А у меня все нормально. И квартира какая никакая есть, и семью построила, и сын, и муж и бабушка была, самая лучшая, понятно? Мировая бабушка! Это вам сейчас нужна помощь, не мне, потому что у меня все хорошо!

Замираю, так и не пройдя свой последний шаг.

- Конечно, Оля, у тебя все отлично.

- Мне Коля сказал, что у вас ключи от дома забрали, вот я и подумала, что вам негде жить - она вытирает рукавом почему-то мокрые глаза. Странно. Ведь люди, у которых все хорошо, не должны плакать. А вот юные, обиженные девушки вполне могут. – Хотите, можете остаться здесь, пока не надоест, или пока вы своего прохвоста не простите. Никто не станет вас здесь искать, это я гарантирую.

Вот уж точно. Стас в принципе не подумает, что я могу обратиться за помощью к Ольге.

Квартира, в которой мы находимся, мне не нравится. Она совершенно на меня не похожа и здесь не просто неуютно, нет. Здесь даже воздух другой – густой и вязкий. Я с трудом вдыхаю. Ртом, потому что только носом дышать не получается.

С одной стороны хочется уйти обратно.

С другой - понимаю, что если отвергну предложение Оли, она ни за что не пойдет на контакт снова. Вообще не знаю, каких сил ей стоило позвонить и приехать ко мне. И мысленно отдаю долг такой смелости. Я бы наверное так не смогла.

Оглядываюсь еще раз. Ладно, плед можно заменить, и если надо, новый с доставкой привезут уже через час. А в остальном… в остальном это лучше чем отель. И меня точно никто не будет здесь искать.

Оля еще пытается что-то рассказать, показывает, где у нее что лежит, но я ее почти не слушаю. Я слишком устала, чтобы разбираться, где найти тарелки на кухне и как оплачивать счета. Изо всех сил надеюсь, что последнее делать не придется, и здесь я ненадолго.

Только оставшись одна, начинаю дышать. В чужой неуютной квартире площадью не больше двадцати метров, воздуха больше, чем во всех наших особняках. Потому что там все наносное, ненастоящее, а тут Оля, живой человек, единственная, кто захотел мне помочь. И я это очень ценю.

После душа ложусь под леопардовый плед, на ощупь тот оказывается лучше, чем на вид. Мягкий плюш приятно согревает кожу. Глаза смыкаются, но рука по привычке тянется к телефону. А там… наверное уже сотня пропущенных.

Глава 13. Стас

Это был настолько всратый день, что я уже не чаял, когда тот закончится.

Похмелье шарашило так, что я только к обеду перестал щуриться на свет. И ничего не сделаешь: очки в помещении не наденешь, шторы не задернешь, лампочки не выкрутишь. У нас тут гребанный опен спейс, все по фен шую! Так что приходится страдать с коллективом от яркого, нездорового освещения.

Вот только мои охламоны не пили вчера, а я, кажется, перебрал.

Вот зря остался с Саргсяном. Надо было, как просила Карина, сразу ехать домой. Нет же, я ж самый умный, все хотел кому-то что-то доказать, спровоцировать, вызвать в своей жене хоть какие-то чувства.

А той, судя по всему, по хер.

Она даже на телефон не отвечала, моя марсианка с далекой галактики. Обиделась и сидит себе где-то у подружки, и не дописаться до нее, и не дозвониться. И мать свою лесом послала, что тоже не хорошо. На невестку тем более надежды нет, Олька сказала, чтобы разбирались с моей старушкой сами, даром, что мы с Ритой этой дуре волосы в человеческий цвет перекрасили и от наколок отмыли.

Нда… Неблагодарное растет поколение.

От резкого поворота головы, к вискам снова приливает кровь, и я морщусь. Как же больно, мать вашу! И никто кроме Ритки не знает, какие таблетки мне пить, и чем меня откармливать.

- Вот еще тут подписать надо, - слышу знакомый приятный голос, но сейчас даже его звучание мне не в радость.

Ставлю закорючку в углу акта и еле-еле поднимаю глаза на секретаршу. Хороша. Даже когда я с перепоя, а она в простых черных брюках и водолазке, все равно хороша! Да, не по мою больше честь!

- Помаду вытри, - грубо обрубаю я, глядя на красные губищи. Не хер со мной флиртовать, все равно не поможет.

- Хорошо, Станислав Денисович, - Эмма грустно улыбается и складывает все документы обратно в папку. - Еще будут распоряжения?

- Да. Кольку моего позови, поговорить надо.

От мысли, что придется сделать лишнее движение и взять сотовый, у меня в глазах лопаются капилляры. Нет, мне не просто плохо, я действительно заболел. И вдвойне обидно, что кое-кому до этого нет дела. Рита, девочка моя, ну что же ты с нами творишь?!

Я опускаю голову на стол и закрываю веки. На секунду боль проходит, но в следующее мгновение новый приступ оглушает меня.

- Пап, что с тобой?

Коля тупо мнется на пороге, не зная, что делать. Надежды на него никакой, мужик мужику в таком деле не помощник. Единственное, что мне от сына сейчас нужно, чтобы тот помирил меня с Ритой. Сам я уже с ситуацией не справляюсь.

- Заболел, - хриплю в ответ я. – Омикрон, или еще какая дрянь.

Выгляжу я конечно впечатляюще. Если черный экран айфона показывает хотя бы половину правды, то по виду я не просто заболел, я уже давно помер. Поэтому Коля мне легко верит.

- Может врача?

- Грача, - огрызаюсь я. – Коль, херни не мели, я тебя по делу вообще вызвал.

Я слишком сильно дергаю головой, отчего виски снова простреливает болью. Хватаю со стола обмотанный в полотенце кусок мяса, который нашел в нашей морозилке и прикладываю ко лбу. Лед приятно холодит кожу, так что я снова оживаю.

- Короче, это… Эмму в свой отдел переведешь.

- Какую Эмму, - не понимает моя кровинка, а поняв, морщится: - Эту?!

- А у нас их много?

- Но ты ж должен ее уволить.

- Ага. И вообще весь штат разогнать, фирму бросить и вас с Оленькой по миру пустить, да сынок? Эмма хороший сотрудник и потом, взяв ее, я сделал одолжение Саргсяну, так что увольнять бабу не дело.

- Но она же… ты же мать обидел.

- Я обидел, я и извинюсь. – Прикладываю сверток с мясом к другому виску, щурясь от короткого удовольствия. – Кстати об этом. Позвони матери, и скажи, что Маркус заболел.

- Зачем, - не понимает мой охламон.

- За шкафом! – Я больше не повышаю голос, знаю, что за этим последует новый приступ боли. Теперь я говорю тихо, почти шепотом, и это звучит даже страшнее. – Рита не вернется ко мне просто так, я уже все перепробовал. А мне нужно выманить ее к вам домой, мама приедет, чтоб с малым Ольге помочь, а там я с цветами. Ты ж знаешь ее, она упертая, но отходчивая.

Коля думает. Слишком долго для такой простой просьбы, но видит Бог, я не могу его торопить. Сам сейчас еле соображаю, так у меня хоть есть оправдание – я пил. А он что?

- Я не буду прикрываться болезнью сына, - наконец говорит мое сокровище. Наследник млять года!

- А зарплату больше всех, получается, будешь? И в отпуск, не в Анапу, а Анталию тоже будешь. И хату в Хамовниках прям совсем-совсем будешь! А отцу помочь семью спасти, не будешь, - у меня едва хватает сил на ехидство. Но ситуация бесит. Единственный, у кого могу попросить помощи, мне отказывается. И это сын! Что об остальных говорить! Не зря Саргсян сказал, все они эгоисты!

Я для них нараспашку, а мне в ответ кукиш.

Под моим взглядом Колька смурнеет, опускает лицо вниз. Знает же, где б он был, если бы не моя фирма. И если б не его китайский, потому что сейчас хер найдешь кого-то с приличным языком, а Коля многостаночник, умеет по-всякому заграничному, а не только с Китаем.

- Я скажу, - наконец отмирает он, - что мы с Олей в кино идем. А ее попрошу с Маркусом посидеть. Только, пожалуйста, когда будете мириться, не разнесите нам квартиру.

Машу рукой. По хер. Давно уже по хер. И квартира Колина по сути не его, а моя, и разносить мы с Риткой ничего не будем. С момента ее операции мы больше друг другу стихи вслух читаем, чем это самое. Да и как теперь, когда Рита без органов? Там же типа пустота, или что? Мне ее врач объяснял, схему рисовал, что там теперь и как, только я ни черта не понял. Потом и психолог что-то советовал, рассказывал как Риту лучше поддержать, когда она плакала, я и поддержал. Купил ей ее любимого Пушкина, в парк вывез, вслух читал.

Рите, слава Богу, потом полегчало. У меня сердце разрывалось, когда видел ее слезы, а помочь ничем не мог. Снова пошла на свою йогу, цветочками там занялась, внуком, опять же. Красота!

Глава 14. Николай

- Славик, да что значит, я не могу заявление оставить, - друг говорит, но я его не слышу. Или не хочу понимать, казалось бы, простых слов.

У меня мать пропала, а тут кое-кто заявление принимать не хочет!

Как мамины блины жрать, так он первым прибегал, а как помочь ее найти – полномочий не имеет.

- Коль, да ты пойми, - доносится из динамика, - она у тебя не пропала, она на вас мудаков обиделась! Ну не пропадают так люди. Сняв с карты все деньги, и тупо вырубив телефон. И судя по камере в банке, делала она все это с кайфом! Подумай, может твой батя ее где-то обидел, а может она трахаля себе завела. Ну, вот ищешь ты любимую мамочку, а найдешь развратную милфу в каком-нибудь отеле верхом на левом мужике.

От омерзения меня перекашивает. Слава тот еще извращенец, такое здоровый человек не придумает!

- Исключено, маме все это не интересно, она у меня фея зефирная, даже машину водить не может. Ей папа на праздники книги дарит, понимаешь? Книги, Слав! Пушкина! Так что ни в каком отеле она не будет, я боюсь, что ее с такими деньгами какие-нибудь мошенники уже к батарее наручниками приковали.

- Фильмов смотри меньше, придурок. Какая батарея? – Ржет мой, кажется, уже бывший друг, отчего я закипаю еще сильнее. Конечно, его мама как порядочная женщина сидит дома и жарит котлеты, а моя непонятно где! А уже ночь и я тупо не знаю, все ли с ней в порядке! Так что это не Слава, а я полдня носился по городу, чтобы найти хоть какую-то зацепку, где может прятаться драгоценная Маргарита Сергеевна. Тишина! Ничего кроме моей тахикардии и нервической сыпи на спине. Черт, там же еще холодно на улице, а она одна, в тонком пальто, без связи! Все эти мысли занимают настолько, что я почти не слышу Славу. – Коль, а Коль? А на хрена твоей маме Пушкин?

- В смысле, - не понимаю я.

- В прямом. Ну, вот я тупой следак, ты умный предприниматель, объясни мне, зачем учителю русского языка и литературы дарить Пушкина. Это какое-то особенное издание было? С подписью самого Онегина?

- Онегин это литературный герой, он не мог ничего подписать, - на автомате поправляю я.

С моей мамочкой мне светили не только хорошие оценки, но и безупречные знания. Так что она вымуштровала меня по всем предметам так, что я даже сейчас с закрытыми глазами ЕГЭ написать могу. И знаю все и про Пушкина, и про Евгения Онегина. Вот только вопроса Славика не понимаю.

- По хер, персонаж, антураж, ну, правда не суть все это. А суть вот в чем: это какая-то особенная книжка был? Ну, может с золотым тиснением и изумрудной закладкой?

- Нет, - растерянно шепчу я. – Самая обычная.

- А у твоей мамы что, Пушкина дома нет? Самого обычного?

- Полно. Она ж учитель литературы.

- Ага, а батя, значит, ей его на праздники дарит.

- А что не так?

- Да, все! Это то же самое, что шахтеру землю, проститутке гондоны, а менту новый акт для заполнения. Оно у нас всех во где сидит! Вы б свою женщину на Мальдивы отвезли, шубу норковую купили, машину, в конце концов! А не Пушкина этого!

- Мама Турцию любит, - растерянно шепчу я. – Я водить не умеет, я ж говорил.

- Ага, ага, и шуб не носит, и на бриллианты у нее аллергия, зато тащится по Пушкину. Короче, Склифосовский, хватит меня лечить! Я б от твоего бати сам ушел, прости Господи. Дай маме отдохнуть, а лучше подари ей машину и отправь на права, хватит из бедной женщины носок вязать. Будет с подружками по CПА ездить.

- У нее нет подружек, - как-то неуверенно произношу я. Потому что сейчас я уже ни в чем не уверен.

Ну да. Кажется, что нет, иначе я бы и там сегодня искал. Но кроме Карины – никого. Да и та бракованная, выставила меня из дома, и сказала, что мало меня в детстве ботинками били. Надо было кочергой.

- Так заведи ей их! А мне мозги не тра*ай! У меня полное отделение обдолбанных подснежников, которые рассказывают, как в земле цветы искали, а ты мне тут про мать впариваешь! Сами ее довели, сами и извиняйтесь!

Я с удивлением смотрю на трубку. Слава отключился после того как знатно на меня наорал. И, судя по голосу и тону, перезванивать другу не стоит.

- Знаешь, - Оля, еще мокрая после душа, мажет крем на неприлично довольное лицо, - а мне этот твой Слава всегда нравился. Хороший мужик, может, ты с ним на рыбалку съездишь? Мудрости вашей мужской послушаешь? А то отец, как сенсей, уже давно не вывозит.

Устало тру переносицу. Ко всем проблемам этого дня добавилась еще одна – мигрень. Это у меня наследственное, в отца. Хочу попросить Олю принести таблетки, но жена так сосредоточенно мажет щеки очередным кремом, что просто не решаюсь ее отвлекать.

В последнее время Оля с такой фанатичной серьезностью относится ко всем этим склянкам, что меня это даже пугает. Наверное, стоит обсудить с ней ее новое увлечение, но позже. Пока есть дела поважнее.

Иду на кухню, достаю из шкафа огромную аптечку, один в один как у родителей дома и нахожу нужную упаковку. Даже в лечении вышло скопировать отца – нам обоим помогают одни и те же таблетки.

Когда я возвращаюсь обратно, Оля елозит игольчатым роллером по белой маске у себя на лбу. Видок тот еще. А на тумбе тем временем выросла новая гора банок, которые нужно непременно намазать на себя.

- Может ты так готовишься ко встречи со своим любименьким Славой?

Да, шутка неуместная, но ведь это же шутка? Подкол. Юмор.

И резко перестает быть смешно, когда Оля жмет плечами и ровно отвечает:

- Может быть.

И снова возвращается к своим процедурам. Что-то трет, что-то шлепает, что-то мажет на веки и даже за ушами. Господи, а там зачем?

- Может, ты уже успокоишься? Это просто перебор.

- А может, ты ляжешь, наконец? – Огрызается в ответ жена. - Коль, не мельтеши перед глазами. Я за весь день с Маркусом впервые присела, а тут ты. И хоть большой, ведешь себя как маленький. Ложись спать.

- Я бы и рад, да не могу, пока не узнаю, где сейчас мама. И Слава твой, между прочим, мне в ее поисках не помог. Пропала, сказал, сами ищите.

Глава 15

Я так долго привыкаю ко всему новому, что необходимость покупать продукты в новом магазине встает в один ряд со всеми другими ужасами последней недели. Да, это даже смешно. Но сейчас, заблудившись между полками с бакалеей, я часто моргаю, чтобы прогнать глупые слезы.

Конечно, меня расстраивает не Геркулес в незнакомой упаковке.

И не сахар, который здесь зачем-то складируют на пол.

Я плачу из-за того, куда повернула моя жизнь. Ладно, еще пока не плачу, делаю все, чтобы сдержаться и, кажется, одерживаю вверх над собственной слабостью, как вдруг рядом раздается знакомый голос:

- Рит, давай помогу.

Испуганно вздрагиваю, прижимаю ладони к груди, как мелкий воришка.

- Юр, напугал!

- Прости, я бы позвонил, но у тебя телефон сломался.

Какая деликатность - сломался. Хотя, это звучит более правдоподобно чем то, что я – взрослая и уравновешенная женщина – просто вычеркнула себя из жизни своей семьи. Спряталась. Засунула голову в песок.

- Как ты меня нашел?

Юра молча подхватывает набитую снедью тележку и идет на кассу.

- Так как? – Не отстаю я.

- Если я скажу, что тоже закупаюсь, в этом магазине – поверишь?

- Нет.

- Ну, значит, считай, мне просто повезло.

Он оборачивается и улыбается как нашкодивший пацан – одними глазами. И только сейчас, я замечаю, что изменилось в его лице:

- Твоя губа облысела.

- Не только деревья скидывают листья, - свободной рукой Шмелев проводит по гладкой коже под носом. – Один хороший человек посоветовал мне побриться.

Не знаю, что на это ответить. Во-первых, не такой уж я хороший человек. Во вторых, белая полоска кожи на загоревшем лице смотрится еще хуже, чем усы. О чем я и сообщаю Юрке, и тем самым подтверждаю свое «во-первых».

Юра краснеет, опускает лицо в пол:

- А я думал, тебе понравится. – И краснеет еще сильнее, только теперь от злости, когда я достаю кошелек, чтобы оплатить свои покупки: - А ну, ерундой не занимайся! Я в курсе, что у тебя есть деньги, но платить буду я.

Слава Богу, там не большая сумма. И я точно знаю, что на эти пару тысяч Юрка не обеднеет. Поэтому нехотя, но все таки соглашаюсь поухаживать за собой. Хочется мужику в джентльмена поиграть, пускай.

Пакеты с продуктами несет тоже Шмелев. Идет первым, точно к моему дому, потому что знает, в чьей квартире я живу. Наверное, найти меня было не сложно, как говорится, было бы желание. У Стаса его не оказалось. Или?

Еще хочется верить, что Волков не такой дрянной человек, что это по его поручению сюда приехал Шмелев. Понятно, что так просто говорить с мужем я не буду, а если через друга, то очень может быть.

- Как Стас?

Лицо Юры меняется и тот неохотно цедит:

- Болеет. Пойдем, дома все расскажу, а то тут дорога рядом, я сам себя от шума не слышу.

У меня не хватило смелости менять что-то в квартире Оли. Слишком уж личным оказался этот интерьер. Максимум что я сделала – отмыла все, включая стены, а узоры на потолке подкрасила краской, банку которой нашла на шкафу. Стало… ярче. Наверное, Оле понравится.

Так что Шмелев наблюдает все и сразу: леопардовый диван, радужные занавески и все прочее сказочно-волшебное, отчего у меня немного кружится голова.

- А Оля… интересная барышня, - спокойно замечает друг.

- Творческая, - соглашаюсь я, но тему не развиваю. Пусть хоть потолок с полом местами поменяет, это ее дом, а значит не наше дело. Прими я это раньше, возможно и отношения с невесткой сложились бы иначе.

Пока Юра молча раскладывает продукты в холодильник, я завариваю нам чай. Работаем мы быстро, слаженно, иногда касаясь спинами друг друга – до того здесь тесно. И всякий раз от такого незначительного прикосновения сердце щемит от нахлынувшей теплой печали.

- Помнишь, как в вашей коммуналке? – Первым прерывает молчание Юра.

- Тогда мне казалось, что у нас дворец.

- Ну, в сравнении с моей общагой там реально хоромы были. И так уютно, не знаю, как ты все успевала?

- Легко, Юрочка. Тогда все казалось проще, поезда быстрее, небо голубее, а сахар слаще. Молодость. А сейчас - вот.

Я беспомощно обвожу взглядов все, что окружает меня со Шмелевым, включая нас самих.

- Да ну, брось, Ритка. Я еще на твоей свадьбе баян порву, - Юра протягивает ладонь, чтобы погладить меня по плечу, но в последний момент отдергивает руку. Хмурюсь. Что за стесняшка усатая? За последние тридцать лет он меня всякую видал: и в купальнике, и в истерике, и в похмелье, прости Господи.

Но такую как сейчас, раздавленную, без цели и ориентиров - никогда.

Наверное, это до того неприятное зрелище, что Шмелев даже касаться меня брезгует.

Поджимаю от обиды губы и, подхватив свою чашку, иду за стол. Точнее за столик, куда с трудом помещается два человека.

- Юр, ты на фига приехал? Я вообще-то тут от вас прячусь.

- Плохо прячешься, раз я тебя нашел.

- Тебе просто повезло.

- Это и понятно, дуракам всегда везет. – Спокойно соглашается он. И смотрит на меня поверх чашки, из которой поднимается облачко пара. И хоть глаза его продолжают смеяться, голос серьезен как никогда: - Рит, я приехал за тобой.

- Стас что ли прислал, - внутренне холодею я. Сказать по правде, мне стали нравиться мои маленькие каникулы. Не только от людей, но и обязанностей, от которых я порядком устала. Здесь же, за этот бесконечно долгий день, я успела отоспаться, прибрать, почитать книгу, за которую не стыдно перед обществом – любовный роман я яркой обложке, и даже посмотрела серию какого-то детектива. Если бы не необходимость возвращаться обратно в мир, я бы сказала, что это лучший отпуск за все мои почти пятьдесят лет.

- Стас тебя ищет, - усмехается Юра, - но не там. К маме твоей одним днем летал, вернулся злющий как черт.

- Пускай, ему полезно.

- На работу сегодня не вышел, - продолжает добивать меня Юра, - сказал, что болеет.

- А это сейчас к чему? Чувство вины у меня ищешь? Так оно атрофировалось.

Глава 16. Николай

В этот очень долгий день, я возжелал сдохнуть уже к обеду.

Ни на какую работу я, разумеется, не пошел, впервые в жизни взяв больничный.

В перерывах между истериками Маркуса, пытался дозвониться до Оли, но все напрасно. Радовало только то, что она продолжала читать мои сообщения. Доставлено, прочитано, и… на этом все.

«Оля, а пюре ему ты сама делаешь или покупное даешь?».

«Оль, он смотри синий трактор больше часа, это норм?»

«Оля, прости, прости, прости, прости! Я все исправлю!»

«Оля, а теоретически, ребенок может засунуть кнопку от пульта себе в нос?»

«А нет, все в порядке, он ее просто откусил и выплюнул!».

На двадцатом сообщении я психанул, и вырубил телефон - сам справлюсь.

Но после того как сын обосрался чем-то зеленым – Гугл сказал, что на зубы может быть и такое – я забеспокоился, и вместе с Олей, стал звонить Славе и в скорую.

Первый послал меня сразу. Вторые тоже, но более изящно.

- Коля, скажи, ты идиот?

- Да, - честно признаюсь другу, - но проблема не в этом. Мне нужно пробить номер Ольки, телефон она не вырубала, так что наверняка есть какой-то маячок на картах, как в фильмах…

- Идиот, - констатирует друг и отключается.

Фельдшер из скорой покрутила градусник, покрутила стетоскоп, покрутила пальцем у виска, когда я потребовал вылечить сына от зубов и немедленно. От госпитализации я в итоге отказался, а других вариантов мне не предложили. Зато предложили Нурофен.

После обеда я позвонил отцу. Странно, что тот с самого утра не интересовался, где я.

- Папа, у меня тут проблема.

- У меня тоже, - хрипит родитель, и я с трудом узнаю его голос.

- Что с тобой?

- Простыл. В Омске оказывается уже зима, ты знал?

- Да, мне бабушка присылает фотографии с дачи, а там снег. А что ты делал в Омске? А ладно, не суть, пап, я на больничном, так что ближайшие пару дней меня не жди.

- С каких херов, Коль? У меня семья рушится, а ты болеть удумал? Ноги в руки и чтоб завтра был в офисе, у тебя переговоры с китайцами, а я с этой Уханью ни хуянь не понимаю!

Маркус, все это время залипавший в мой планшет, вспомнил, что у него таки режутся зубы и принялся орать, так, что даже на том конце провода стало слышно.

- Коля, голова трещит, убери парня от динамика, - обрубает Волков старший.

Ага, как просто решается проблема в жизни отца. Убрать. А куда убрать? На балкон? В тамбур поставить? Или лучше на первый этаж отнести? Батя так поглощен своей рушившейся семьей, что перестал замечать проблемы других. А у меня тоже тут все не слава Богу! Оли нет, Маркус плачет, так, что я сам готов разреветься вместе с ним, еще и жрать нечего и дома как после ядерного взрыва!

Беру своего парня на руки, прижимаю, и начинаю прикачивать, в надежде, что это поможет. У Оли он почему-то успокаивался сразу, а тут… плачь становится только громче, отчего отец недовольно фырчит.

- Пап, у Маркуса маляры лезут, он капризничает, оставить его на няню я не могу, так что придется переговоры перенести.

- Какие маляры? Ты правдоподобней ничего не мог придумать, - не верит мне отец.

- Маляры, это зубы, пап. – Как маленькому объясняю я. – Они лезут позже всего, но и наиболее болезненно, в общем, я пока дома посижу.

- Коль, ты охерел? – Рычит папа. – Чтоб к утру в офисе был! Зубы мне своими зубами не заговаривай! Все эти ваши температуры и болезни зубов – бабьи сказки, чтобы муж после работы пришел и пожалел.

Ооо, хотел бы я рассказать родителю кое-что о сказках, и о том, как я сейчас бы встретил своего гипотетического мужа с работы. И если бы после такого дня, мне предъявили за отсутствия ужина, а потом, ближе к ночи, попытались затребовать супружеский долг, я бы его пристрелил.

Надо проверить статистику по убийствам на бытовой почве. Кажется, она искусственно занижена. Ну, нельзя сидеть с ребенком дома и не отъехать кукушкой!

Я бы мог сказать все это, и много чего еще, но вместо претензий интересуюсь:

- Слушай, а как ты меня растил? Кажется, в детях ты не очень понимаешь.

- Вообще-то я работал, - возмущенно шипит папаня.

- Так поработай еще, пока я сижу с сыном на больничном! – Ору в динамик так, что Маркус у меня на руках вздрагивает. Ну точно как заеб*вшаяся в декрете жена. Невольно вспоминаю, что Оля, за четырнадцать месяцев сидения дома ни разу не повысила на меня голос, и становится стыдно. Мне, чтобы сорваться, хватило суток. А впереди еще ночь…

Почему-то пробирает злость на отца, замахиваюсь, чтобы запустить телефон в стену, но вовремя останавливаюсь. Работал он! Работник! А мы тут с Маркусом получается, отдыхаем?

Сын сладко дышит мне в плечо. Прижимаю его еще крепче.

- Да, компотик мой? Никто нас с тобой не понимает. Бросили и ушли. А мы не ноем, мы со всем справляемся. Сейчас закажем вкусный супчик, будем ужинать и спать.

Сын, наконец, оживает, радостно хлопает и повторяет любимые слова «суп» и «спать». Почесав не по возрасту волосатую макушку, снова беру телефон, но вместо ресторана, звоню маме.

То ли по привычке, то ли от безысходности.

И о чудо, я слышу гудки!

- Коля, привет, что-то срочное, - раздается бодрый, удивительно счастливый голос, от которого у меня все замирает внутри. Наверное, это инстинкты, потому что именно маму я слышал каждый раз, когда болел, когда мне было плохо, когда влюблялся, творил херню, страдал от первого в жизни похмелья.

И теперь непроизвольно жду, что она придет и все исправит. Я чуть ли не реву от счастья, еле сдерживая этот порыв. Я же не ребенок, хоть и жалуюсь ей на жизнь так, словно мне снова десять.

- Мам, от меня Оля ушла! Я ее очень обидел, и она ушла, понимаешь? А у Маркуса зубы, а у нас есть нечего, а я так устал, и хочу спать! И от меня воняет, потому что я со вчерашнего дня даже не мылся. А еще я не могу пойти в туалет с закрытой дверью, он обязательно должен меня видеть! Это просто...