Развод. Карма для бывшего

Глава 1. Извини. Я влюбился в другую

«Извини. Я влюбился в другую. Мне надо уехать и всё обдумать. Я буду на связи с Лизой».

Сердце начинает колотиться, как ненормальное. Виски пульсируют. Перечитываю снова — в надежде, что у страха глаза велики, и я неправильно поняла написанное.

Снова прохожу глазами по записке, но уже медленно, чтобы чётко прочесть каждое слово.

Нет. Мне не привиделось.

Влюбился?

Вся ирония в том, что я не искала ничего в спортивной сумке Кирилла намеренно. Просто хотела закинуть грязную футболку в стирку — как прилежная жена. Обычный жест. Автоматический.

Обычно я не верю в судьбу, но в этот раз такое совпадение не может быть случайностью. Я будто чувствовала. Женская интуиция ещё никого не подводила в таких делах.

Если бы не комод, стоявший в прихожей за моей спиной, я бы, наверное, потеряла равновесие — ноги подкосились от такого удара. Я чувствую, что моё тело онемело. В голове вспышки воспоминаний — все его последние встречи с клиентами, задержки на работе и командировки.

— Ань! — кричит он из гардеробной. — Ты не видела мою любимую чёрную рубашку, ту, что ты мне дарила на Рождество?

Ага, дарила, — думаю про себя, — потому что не знала, что покупаю её для предателя.

— Нет, не знаю, где она, — отрезаю.

— Я тебя не слышу, что ты сказала? — доносится снова из гардеробной.

Повышаю голос и снова повторяю:

— Нет, не знаю, где она!

— Ань, можешь прийти помочь поискать? Она мне нужна для важной встречи.

Как и все женщины, когда мой муж не может что-то найти, я всегда спешу на помощь. Но сегодня не тот день.

— Я занята, Кирилл. Не могу сейчас.

На этом — тишина. Я всё так же стою, прислонившись к комоду в прихожей. Понимаю, что это конец. Что сегодня был последний день нашей семьи. Я даже в страшном сне такого представить не могла.

Мысли лезут в голову одна за другой.

Последние полгода у меня было ощущение, что Кирилла почти не было дома. Но он всё скидывал на работу, на сложных клиентов и долгие переговоры. А я, как дура, верила.

Я же могу доверять своему мужу. У него большой бизнес, он — занятой человек.

Дура! Какая же я дура! Банальность-то какая — жена бизнесмена, которой изменяют.

Мой любимый муж — самый обычный предатель.

Тот самый скользкий тип, которых я так осуждала.

Я прожила с этим человеком восемь лет в браке. Хочется снять с себя кожу при одной мысли о том, что он спал с ней — и, приходя домой, спал со мной.

Меня воротит.

Я одновременно хочу просто собрать его вещи и выгнать прямо сейчас из дома.

Но в то же время — хочу посмотреть ему в глаза. Я хочу увидеть его выражение, когда он поймёт, что я всё знаю. Что я нашла его жалкую записку, и пути обратно нет.

Но сейчас мне нужно думать о Лизе и её роли во всей этой грязи.

Я хочу её уберечь, спасти от всего этого.

Жаль, что Кирилл в приоритет поставил не свою дочь, а новые эмоции и желание залезть под юбку другой, а не наскучившей жены.

— О! Нашёл! — с радостью крикнул он из другой комнаты.

В проёме двери в гостиную он мелькает — как раз застёгивает на себе ту самую рубашку.

Кирилл — очень красивый мужчина с прекрасным чувством стиля.

А также он с детства занимался спортом — он не просто спортивный, а ещё и очень сильный.

Но его походы в спортзал участились в последнее время, и это было заметно.

Я думала — лучше некуда. Но оказалось, есть куда.

Когда я делала ему комплименты, он отвечал, что это он для меня старается, чтобы соответствовать моей красоте.

Меня это так умиляло, так грело.

А оказывается, дело было совсем не во мне, а в его любовнице.

Какой же он лжец. Как вообще можно спать спокойно, когда живёшь на два фронта?

Это, конечно, нужно уметь — ослепить жену наигранной любовью, чтобы она ничего не заметила, и развлекаться с какой-то беспринципной девкой.

По-другому её и не назовёшь — спать с женатым мужчиной, это как с чужой тарелки остатки подъедать.

Интересно, какая она?

Во мне борются отвращение и ревность.

Ведь ещё полчаса назад он был моим любимым мужем.

— Ань, давай я заберу Лизу завтра от родителей сам, соскучился очень. Отвезу её в парк и поесть её любимых блинчиков. А ты можешь отдохнуть от нас немного. Что думаешь?

Слова Кирилла после найденной мной записки звучат неискренне.

Раньше такие жесты заставляли меня ощущать себя любимой и нужной женой. О которой заботятся.

Я чувствую не только ревность, но и жгучий интерес — узнать, на кого он променял свою семью.

Кто оказался для него дороже, чем мы с Лизой?

— Ань, ты меня слышишь вообще? К тебе обращаюсь. Что ты там делаешь? — произносит Кирилл с недоумением в голосе.

Слышу, как он приближается к двери в прихожей.

Я сжимаю записку в кулак. Кирилл — мой, как оказалось, предатель-муж — входит в прихожую, как ни в чём не бывало, целует меня в щёку.

Запах его парфюма бьёт в нос. Раньше он казался родным.

Сейчас — отвратительным.

Я отшатнулась от него, как от чего-то пугающе чуждого.

— Ань, ты чего? Привидение увидела? — с недоумением исподлобья смотрит на меня, ожидая объяснений.

— Лучше бы привидение. Чем твою трусливую исписанную бумажку.

Я молча подаю ему его жалкое признание.

Пальцы дрожат, но я не опускаю взгляд.

Глава 2. Перестань мне врать, Верников

Он берёт записку, сдвигает брови.

— Ты роешься в моих вещах? — выпаливает он резким голосом. — Ань, это уже за гранью, — произносит с претензией в голосе.

А потом подходит к мусорному ведру и выбрасывает её. Просто так. Как будто это ничего не значит.

Вау. Вот это у него наглость, конечно. Небось у своей вертихвостки этому научился.

— Это всё, что ты можешь сказать? — бросаю в него слова. Лицо горит от ярости. От унижения. От обиды.

— А что ты хочешь услышать? Никто не просил тебя копаться в моей сумке, как какая-то параноичка. Мало ли кто мог эту бумажку туда положить в переодевалке. Может, по ошибке. А ты уже тут драму устроила, — он делает вид, что спокоен.

Ровный голос, холодная интонация. Но глаза выдают его с потрохами: взгляд цепкий, жёсткий, слишком неподвижный. Я его слишком хорошо знаю. Это — неуверенность, прикидывающаяся безразличием.

Я словно кипяток. Всё бурлит. Не могу поверить, что он смеет называть меня параноичкой, когда сам бесстыдно изменяет.

Он будто надо мной усмехается. Думает, что я совсем наивная дура без принципов и без логического мышления.

Я два плюс два сложить могу без труда — особенно когда все факты указывают только на одно: на жалкую измену. У него больше нет шансов запудрить мне мозги.

— Вау. Ты, конечно, мастер отговорок, Верников. Не зря в детстве мечтал стать адвокатом. Только ты забыл, что в записке упомянуто имя нашей дочери! – когда думаю про дочь, внутри все сжимается от боли. – А ещё ты сразу же узнал записку, и догадался, где я её нашла. Это тоже — по ошибке?! Я не позволю тебе вешать мне лапшу на уши. Не в этот раз!

— Ты серьёзно? – он вскидывает бровь. — На этом свете, между прочим, хватает Лиз. Совпадение, Ань. Успокойся, ради Бога, — он разводит руками, как будто всё это — нелепое совпадение, и слегка откидывается назад, стараясь выглядеть расслабленным.

— Перестань мне врать, Верников! Ты сам всегда говорил, что я не только красивая, но и умная. Хотя нет, твоим словам доверять нельзя. Ты, видимо, и сам им не веришь. Ты — предатель. Рассказывай свои сказки своей любовнице… — тут мой голос ломается. — Не мне, ясно?!

— Я думал, что мы доверяем друг другу после стольких лет брака, Ань. Но, видимо, это не так, — он вздыхает с показным спокойствием и медленно покачивает головой, глядя на меня с обидой, в которой есть что-то наигранное.

Я стою и просто не могу поверить своим ушам. Я знаю его столько лет, и таких разборок у нас никогда не было.

Я даже предположить не могла, что он будет настолько скользким в ситуации, где его поймали с поличным.

— Тебе самому не стыдно? У нас дочь, которая тебя очень любит и смотрит на тебя как на идеал. Ты вообще представляешь, насколько это будет ударом для неё?.. Ты эгоист, Кирилл. Изменщик! Ты даже не осмелился мне в глаза сказать — написал жалкую записку.

Он стоит, будто вкопанный, с прямой спиной, но плечи чуть опущены — как у человека, который ждёт удара. В глазах у него я вижу дрожащий блеск тревоги, который он пытается подавить.

— Ты на своей кухне вообще перегрелась? А? Тебе на каком языке повторить, а, Ань? Просто совпадение, — он говорит ровно и сдержанно, будто контролирует всё до последнего слова. Взгляд — холодный, уверенный, без тени сомнений.

— Я тебе не верю, Кирилл! Не верю, — скрещиваю руки на груди, давая понять, что отступать не собираюсь.

— Что ещё ты хочешь услышать? Я что, дебил какой-то, чтобы записки такие в сумке оставлять? Не позорься. И вообще, говорю же — я умираю от голода. Что на ужин? — резко меняет тему он.

Я опешила. Такая грубость. Делает вид, будто ничего не случилось, переводит разговор на ужин. Как ни в чём не бывало. Словно не собирался уйти из семьи.

— А, вот так, значит. Поняла тебя, — говорю я, ощущая, как всплеск адреналина бьёт в голову.

Иду на кухню. Совпадение, значит? Отлично. Я ему сейчас устрою совпадение. В груди всё ещё пульсирует — эмоции хлещут через край.

Ужин уже был готов. Но сегодня Кирилл заслуживает кое-что особенное. Меню для предателя.

Ему всегда казалось, что я слишком мягкая. Слишком спокойная.

Зря.

— Сразу бы так, — Кирилл заходит следом. — Ты же знаешь, как я презираю истерики. Я на тебе женился в том числе из-за того, что ты всегда была примером спокойствия и разумности, — самодовольно говорит он, усаживаясь за стол.

Сколько лести. Слова Кирилла ничего не значат для меня в этот момент.

Мозги я ему не делала, потому что не за что было. Я верила. Глупо, по-детски. В любящего мужа. В совместное будущее.

— Ну ты там скоро? Говорю же, голодный как волк, — доносится из-за стола.

Я не отвечаю. Делаю вид, что не слышу. Дом у нас большой — от кухни до стола приличное расстояние. И это мне на руку.

У Кирилла аллергия на орехи. Не смертельная — максимум расстройство желудка и бордовое, распухшее лицо.

Он всё время забывает об этом, когда речь идёт о том, что ему вкусно.

А еще Кирилл — фанат супов. Любых. И всегда начинает ужин именно с них. Это — идеально.

Я осторожно насыпаю немного молотых орехов в его пюре-суп. Перемешиваю тщательно. Молча подношу тарелку к столу.

— Ммм… мой любимый, — мурлычет он, жадно хлебая ложку за ложкой.

А я смотрю на него и думаю: на вкус — возможно, обычный суп. А на деле — моя первая, маленькая месть.

И это только начало.

— После всех этих лет... Ты даже не нашёл в себе сил просто сесть и поговорить? Вместо этого — одна строчка на клочке бумаги? — бросаю ему в лицо эти слова. Дальше молчать просто невозможно.

— Чёрт побери, Ань, даже поесть спокойно нельзя в этом доме. Тебе так трудно поверить мне? Я тебя хоть раз обманывал? — давит мне на совесть он и продолжает хлебать суп, как ни в чём не бывало.

— Кто она, Кирилл? — спрашиваю его прямо. А у самой — пол уходит из-под ног.

Мой вопрос разом отбивает у него аппетит. Он резко встаёт из-за стола, видно, что раздражён.

Глава 3. Ты спал с ней?

Вдруг дверь в ванную захлопывается прямо перед моим носом.

— Ты что себе позволяешь?! — голос мой звучит ровно, но твёрдо. — Открой дверь, Кирилл. Сейчас же! Нам нужно поговорить!

— Тебе нужно остыть, Ань. А мне — душ принять, — нарочито спокойно отвечает он, как будто только что не сбегал от меня как только тема зашла про его любовницу.

Следом раздается шум воды, и разговор словно обрывается.

Но не на этом он закончится!

Через несколько минут дверь ванной распахивается, и муж, сюрприз-сюрприз, выскакивает оттуда с перекошенным лицом: нос алый, глаза слезятся, уши пылают.

— Чёрт! Опять эта аллергия! — злится он. — Ну как назло… Сегодня… встреча!

Я стою сложив руки на груди и спокойно наблюдаю за происходящим. Внутри у меня нет и намека на спокойствие, но показывать своих чувств я не буду. Ни за что.

На лице моем ни усмешки, ни жалости. Ничего. Я себя выдавать не собираюсь.

— Может, это суп? — замечаю невинно.

Он на секунду замирает, смотрит подозрительно. Но быстро машет рукой:

— Да обычный твой суп. Нормальный, – отмахивается он.

— Конечно, обычный, — соглашаюсь и под нос себе говорю: — Просто с… нюансами.

Кирилл шарит по дому, чешет шею, глотает таблетки, недовольно бормочет про то, что сегодня все против него.

А я наблюдаю. Не с наслаждением, нет. С дистанцией. С холодом, который является результатом причиненной мне мужем боли.

— Мне ехать надо через сорок минут… — сокрушается он. — А у меня лицо, как у баклажана, блин!

— Встреча срочная? — интересуюсь, щуря веки.

— Партнёр из Питера приехал, — бурчит.

У меня внутри все переворачивается. Инстинкт словно кричит, что “партнер” там совсем другой.

— Странно… – облизываю пересохшие от нервов губы. – Ты же говорил, что подписали с ним все бумаги две недели назад.

Он на долю секунды запинается. Но не дает себе растерятся и отвечает, правда делает это слишком быстро.

— Это другой партнёр. Тоже из Питера.

— А может, та самая "партнёрша", к которой ты собрался уйти? — спрашиваю не повышая голоса, набрасываю на плечо кухонное полотенце, что все это время, сама не заметила как сжимала в оцепеневших пальцах.

Сохраняю внешнее спокойствие, хотя внутри всё пылает.

Кирилл какое-то время молчит, а потом тяжело выдыхает:

— Ань… ну хватит. Не сейчас. Мне плохо, не видишь что-ли? – он показывает на свои красные щеки, на которые даже смотреть больно. – Мне не до твоих сцен сейчас!

Договорив он достаёт из кармана телефон и начинает что-то быстро строчить. Чувствую всем телом — пишет он ей.Той самой “партнерше”.

— Кому пишешь? — спрашиваю не скрывая иронии, хотя внутри мне хочется кричать.

Он вздрагивает, как будто его ударило током. Но сразу же подбирается.

— Да так… по работе, – отмахивается.

Я спокойно подхожу ближе.

— Покажи, – протягиваю руку. – Просто открой телефон. Ведь если это правда по работе, то тебе нечего от меня скрывать?

Он моргает. Пауза затягивается.

Его лицо, всё в пятнах и уже слегка вздутое, от моего требования надувается еще сильнее, и кажется вот-вот лопнет, как воздушный шарик.

— Ань, ты опять за своё? Телефон теперь проверять будешь? Ты уже в сумке рылась, давай теперь по всем фронтам?

Я смотрю спокойно. Ни крика, ни скандала.

— Просто открой, Кирилл. Или мне подождать, пока ты уснёшь, и разблокировать твой телефон по пальцу, как в кино?

— Я устал, — нажимает он, проходя мимо меня, но я встаю на пути.

— Ты спал с ней? — требую прямо, в лоб.

Он хмурится, но отвечать не спешит. Словно пытается продумать лучший вариант, как отмазаться и не попасться.

— Мы оба взрослые люди…

— Не уходи от ответа. Спал? Сколько раз? – меня начинает колотить крупной дрожью, потому что я понимаю, что попала в яблочко.

Кирилл сжимает челюсти и заметно напрягается, словно я только что шагнула на запретную территорию его личной жизни.

— Аня, я не обязан…

— Обязан! Передо мной обязан! Перед нашей дочерью – обязан! Перед каждым годом, который я прожила рядом с тобой, веря, что ты — мой человек – обязан! Отвечай сейчас же, Верников!

Он замолкает. В глазах — ярость, и едва заметный стыд. Как тонкое пламя свечи угасающее на ветру.

Кирилл не привык к тому, что бы его загоняли в угол, как сейчас делаю я. И поэтому злится.

И тут его телефон начинает вибрировать. Надо же, как вовремя…

— Партнёр из Питера звонит, давай потом, — Кирилл быстро направляется на второй этаж.

Я незамедлительно иду за ним — правда по измененной траектории. Тихо и неприметно, через уличный вход.

У нас за домом есть лестница, ведущая на второй этаж, потому что там терраса для гостей.

Поднимаюсь, прислушиваюсь, чтобы понять, где он. Комнат много — ошибаться нельзя. Не могу себя выдать.

Медленно двигаюсь по коридору и слышу скрип пола. В одной из гостевых — деревянный пол, который мы давно собираемся заменить. Он всегда громко скрипит.

Попался! В этот момент я мысленно благодарю мужа, что ремонт затянулся.

Прислоняюсь к двери. Слышу его голос — трудно разобрать, что именно он говорит. У Кирилла голос низкий, но звонкий. Он не умеет говорить тихо.

Быстро на носочках забегаю за барную стойку на террасе, хватаю пустой бокал. Всё делаю на автомате. Как мышка возвращаюсь к двери, прикладываю бокал и стараюсь разобрать хоть что-то.

— Да аллергия, мать её. Я что, с опухшей рожей должен к тебе ехать?

Он, видимо, уходит вглубь комнаты — звук на пару секунд пропадает.

— Сделаю, что нужно. Но теперь без лишнего шума. Ясно тебе?

Снова тишина.

Вдруг — шаги. Ручка двери опускается. Я быстро прячусь за диван в коридоре. Сердце стучит так громко, что, кажется, даже Кирилл сейчас его услышит.

Муж выходит из комнаты и, перед тем как положить трубку, говорит:

— Всё, хватит. Сказал, что всё ей расскажу — значит, расскажу.

Глава 4. С тобой в одну кровать не лягу

Во мне кипит дикое желание выскочить из-за дивана и выяснить всё прямо здесь и сейчас. Но Кирилл точно соврёт и придумает очередную отговорку.

Мне нужно оставаться разумной, не поддаваться эмоциям, которые меня просто переполняют.

Но сейчас мной управляет одно желание — узнать, кто его любовница. И добыть доказательства измены, чтобы он больше не смог слепить оправдания.

Ну и, разумеется, чтобы всё прошло быстро, а именно процесс нашего с ним развода.

Как только он начал спускаться, я очень быстро направилась обратно на кухню.

И вот он тут как тут — мистер недовольный баклажан. Лицо Кирилла уже фиолетовое — то ли от аллергии, то ли от злости, которая пышет из него на пару метров.

— Перенёс встречу на завтра. Точно задержусь до ночи, как обычно. — Он говорит это, отворачиваясь от меня, и направляется к лестнице, ведущей в спальню.

— Прямо до ночи? — останавливаю его, пытаясь пресечь очередной побег от правды. — Хм... Что же вы там такое собрались решать? — усмехаюсь, давая понять, что не верю ни на грамм.

Он поворачивается ко мне лицом — выглядит настолько злым, что мне становится не по себе.

— Ты когда-нибудь управляла бизнесом? — тычет в меня пальцем. — Договаривалась с миллионерами о сделках? Думаю, что нет. Так что твои язвительные комментарии здесь ни к чему, Ань.

В этот момент он снова отворачивается и начинает подниматься по лестнице. Всё не может дождаться, когда наконец сбежит — от меня, от моих вопросов. Но, как ни странно — он всё так же выглядит уверенным в каждом слове, которое произносит.

— Ага. А самое главное в этих сделках — максимально сблизиться с клиентом, да? Прямо до ночи. А почему не до утра, Кирилл? — кладу руку ему на плечо, пытаясь остановить.

Он резко отмахивается, сбрасывая мою руку с плеча. Плечи у Кирилла раза в три шире и больше моих, но даже при этом я не ожидала такой силы — меня качнуло.

— Раньше тебя это не волновало. А теперь увидела какую-то записку — и сразу подозреваешь меня во всех грехах, — бросает он, всё ещё стоя ко мне спиной и продолжая подниматься наверх.

Меня начинает безумно злить и его тон, и его поведение. Хочется ударить — от ярости, от обиды, от того, как он обращается со своей ещё, между прочим, женой.

Женой, которую он предал. Женой, которую собирался оставить с дочерью — через жалкую записку, словно мы с ней ненужные и незначительные.

— То есть ты всё ещё будешь отрицать, что записка твоя? — смотрю на него, не в силах поверить, что он до сих пор косит под невинного кролика.

Он останавливается, поворачивает голову, делает глубокий вдох. Пытается держать себя в руках — но я вижу, его терпение на грани.

— Как же я устал от этого бессмысленного разговора. У меня аллергия на всю рожу, а ты всё про свои выдуманные измены. Бред какой-то. Я — спать. И тебе советую. Видимо, ты переутомилась и несёшь чушь.

— Я с тобой в одну кровать не лягу. Спи в одной из гостевых. Или можешь поехать к своей прошмандовке и показать ей себя во всей красе. Выбирай.

— Я буду спать в нашей кровати. Как всегда, — бросает он, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Слышу, как открывается дверь в спальню.

— Нет. Этого не будет. Даже не мечтай! — кричу ему в ответ, чтобы он точно услышал.

Наглец. Изменяет — и собирается лечь в постель с наскучившей женой. Нетушки. Такое может быть только в его бурных снах. И то — без меня.

Выхожу из душа, надеясь, что к этому времени он всё понял и ушёл спать в одну из гостевых комнат. Но нет. Захожу в спальню — и вижу его бордовую физиономию, самодовольно растянувшуюся на нашей кровати, будто ничего и не произошло.

Сейчас я ему покажу!

— Что ты тут делаешь? Предателям не место в супружеской постели! — показываю рукой на дверь.

— Не испытывай моё терпение. В гневе я — совсем не тот, с кем стоит играть. Ты реально нарываешься. Надо будет — сам тебя в кровать уложу,— говорит он, поднимаясь и тяжело опираясь спиной о спинку кровати.

— Ты мне угрожаешь? У тебя нет никаких прав приказывать мне или угрожать. Насильно в кровать ты меня не затащишь. Уходи, Кирилл. Сейчас же! — снова указываю на дверь, теперь уже взглядом.

— Ещё как затащу. Неужели сомневаешься? — бросает он, начиная скидывать с себя одеяло.

— Даже не вздумай!

Он встаёт с кровати и приближается ко мне. Я начинаю убегать от него через гардеробную.

— Что ты творишь? Ты больной? Совсем кукухой поехал?

Он начинает бежать за мной. Я выбегаю из гардеробной, из спальни, в коридор — и прячусь за всё тот же диван. Надеюсь, он меня снова спасёт.

Слышу, как он приближается. Прикрываю рот руками, чтобы не издать ни звука.

Он проходит мимо.

— Ты доигралась. А ну-ка вернись сюда! Я тебя всё равно найду, и будет ещё хуже. Поверь мне.

Что с ним случилось? Он изменяет — а страдаю от его гнева я? Офигевший совсем!

Он проходится по всем комнатам, и я слышу, как начал спускаться по лестнице. Вот он — мой шанс.

Я быстро возвращаюсь в спальню и запираю все двери на замок. Вся дрожу. Неужели он может причинить мне вред? Не думаю… Но кто его знает в таком состоянии?

Никогда не думала, что буду бояться собственного мужа.

Кирилл никогда меня даже пальцем не тронул и не угрожал. Но я ему никогда и не перечила. Была удобной, прилежной женой.

Слышу его шаги. Он дёргает ручку двери в спальню.

— Ты там заперлась? — грубо спрашивает.

— Именно так, Верников. Тебе здесь не место!

— Я твой муж! Ты меня из своей кровати не выгонишь!

Он начинает ломать дверь. Я в шоке. Мне страшно, но я начинаю думать, что делать дальше, куда бежать.

Беру телефон, набираю номер полиции и кричу:

— Я звоню в полицию! Я не шучу! Ты меня пугаешь!

— Звони. Мне пофиг. Я их быстро усмирю — так же, как и тебя!

Дверь срывается с петель. Я замираю. Он выглядит полностью обезумевшим — бордовое лицо, звериные глаза, накачанный, в одних трусах. Как дикий абориген.

Глава 5. Мам, а где папа?

Сижу на краю кровати, пытаюсь отдышаться. Он стоит напротив, потный, сжатые кулаки дрожат. Грудь тяжело вздымается, глаза бегают по комнате, как у загнанного зверя.

Я встаю. Без слов. Даже не смотрю на него. Он делает шаг, будто собирается что-то сказать, но я уже у двери. Дёргаю за ручку — замок не работает, петли сорваны, дверь еле держится.

Прохожу мимо. Он ловит мой взгляд — растерянный, сбитый. Не ожидал, что я просто уйду.

— Ань… — голос у него низкий и глухой. — Я не хотел тебя пугать. Ты меня вывела из себя. Слышишь?

Молчу. Останавливаюсь на секунду, смотрю ему в глаза. Ни злости. Ни жалости. Только разочарование.

— Слушай… — снова начинает он. — Я был не в себе. Ты же видела. Это ты меня спровоцировала. Заигралась в роль ревнивой жены.

Он потирает кулак, которым только что ударил по спинке кровати. Боль — плата за его вспышку агрессии. И всё же он даже не пытается извиниться.

Я ухожу. Иду по коридору. Открываю дверь в гостевую. Захлопываю за собой, поворачиваю ключ. Спиной прижимаюсь к двери и сажусь прямо на пол. Руки дрожат. Сердце стучит с дикой скоростью.

Как только мне удалось хоть немного успокоиться, я решила лечь спать. Завтра с самого утра я начну действовать — организую наш с Лизой отъезд. Подальше от агрессивного предателя.

Ложусь в постель, но сна нет. Смотрю в потолок, а перед глазами всё та же картина. Как он проводит время с другой. Лицо Лизы, когда она узнает, что её родители больше не вместе.

Вспоминаю наш первый поцелуй. Его взгляд. Его уверенность, с которой он говорил, что всегда будет рядом. Что никогда не предаст. Где всё это теперь?

Утром встаю рано. Тишина. Он, конечно, уже уехал. После всего, что было, он просто уехал на работу. Как будто ничего не случилось.

Наверное, думает, что я всё проглочу. Посижу, поплачу, остыну — и всё забуду. Но я не могу. Не хочу. Не буду.

Начинаю собирать вещи. Чемодан за чемоданом. Складываю то, что нужно мне и Лизе на первое время. Остальное — неважно.

Подхожу к шкафу. Беру фото. Мы втроём, на море. Я улыбаюсь, он держит нас за плечи, Лиза в панамке, только научилась ходить. Смотрю на фото, ставлю его обратно. Губы дрожат. Держусь.

Каждое движение даётся с усилием. Не из-за усталости. Из-за боли. Это конец. Конец семьи. Конец любви. Конец нас.

Ставлю чемоданы у двери. Окидываю взглядом квартиру. Каждая мелочь — знакомая. Теперь это всё просто вещи.

Вызываю такси. Еду молча. Чувствую, как глаза наполняются слезами. Я сдерживаю сильный порыв разрыдаться и начинаю размеренно дышать, пытаясь успокоиться. Водитель ни о чём не спрашивает. Видимо, понимает всё по моим влажным глазам.

Пытаюсь продумать свои действия. Что делать? Как делать? В голове — бардак.

Одновременно думаю о том, как мой любимый муж сношался со своей любовницей и, приходя домой, трогал нашу дочь, целовал её перед сном и ложился в постель со мной, как ни в чём не бывало.

Отвратно даже думать об этом.

Как только мы подъезжаем, и таксист начинает помогать мне с чемоданами, открывает дверь мама. Видит меня. Её лицо выглядит растерянным.

— Ань?.. Что случилось? Ты одна? — мама бросается ко мне, пытаясь помочь с вещами.

Киваю.

Смотрит мне в лицо. Ей больше ничего не нужно объяснять.

— Заходи. Всё, ты дома. Сейчас всё будет хорошо, — говорит она, приобнимая меня и ведя внутрь.

Захожу. Мама меня крепко обнимает. Держусь. До тех пор, пока не вижу дочку. Обнимаю её — и всё. Меня прорывает. Я быстро вытираю слезы.

— Мам, а где папа? — Лиза смотрит на меня своими большими, зелёными глазами, которые она унаследовала от Кирилла.

Пауза. Я словно онемела.

Я всегда смотрела на такие пары, где присутствуют измены со стороны мужчины, и думала: какой ужас, когда отцы подают такой пример своим детям. Оставляют их с таким грузом, который они потом несут по жизни. Не доверяя людям и этому миру.

А теперь — это моя история.

Мне так жаль Лизоньку. Она ребёнок, но не навсегда — она всё узнает, всё поймёт однажды. Этого не избежать.

Да и без этого: разбитая семья никому ещё не шла на пользу. Это будет висеть на ней клеймом.

Собираюсь с силами.

— Дорогая, папа работает. У него накопилось много дел, — говорю я, а лицо начинает гореть от стыда. Мне мучительно стыдно перед дочерью — за то, что я не смогла дать ей семью, которая была бы рядом. Всегда. Вместе.

— Папа говорил бабушке, что мы с ним пойдём кушать мои любимые блинчики, — говорит она, крутя на своём маленьком пальчике блестящие волосики.

— Зайка, возможно, вашу поездку нужно будет перенести, — говорю это и чувствую себя ужасно. Чувствую себя плохой матерью.

Тут мама приходит на помощь.

— Лизонька, смотри, какие цветы я сегодня посадила в саду. Там уже столько бабочек вокруг них летает. Хочешь, покажу?

— Даааа! Очень хочу! — Лиза быстро бежит к бабушке, и они уходят в сад.

Сижу в зале, пытаюсь прийти в себя. Сейчас всё кажется как в тумане. А в голове снова его голос: «Ты меня довела… Ты заигралась…»

Нет, Кирилл. Это ты заигрался, — отвечаю ему в своей голове.

Мне больно. Мне страшно. Но я сделаю этот шаг. Ради Лизы. Ради себя.

Вдруг мой внутренний диалог обрывается — звонит телефон. Смотрю на экран. Муж. Брать трубку я не собираюсь.

Похоже, Кирилл заехал домой, чтобы освежиться перед своей важной встречей с любовницей. Видимо заметил, что нас нет и вещей наших тоже.

Вслед за звонком приходит сообщение. Кирилл.
«У тебя есть час, чтобы вернуться домой. Иначе тебе это с рук не сойдёт.»

Глава 6. Кирилл Верников

После вчерашнего спектакля, что устроила Аня, внутри всё ещё кипит. Не ожидал от неё такого. Но ладно, быстро перебесится.

Перед встречей с клиентом у меня есть несколько свободных часов. Заезжаю домой. Открываю дверь и сразу замечаю непривычную тишину.

— Ань, ты где? — тишина в ответ.

Поднимаюсь наверх. Спальня — пусто. Захожу в детскую. Останавливаюсь. Половины вещей Лизы нет. Шкаф жены, тоже почти голый.

Стою. Смотрю. Вдыхаю глубже, чтобы не взорваться.

Вот это ты, Аня, зря. Вовлекать Лизу в это всё — ниже пояса.

Рыться в моей сумке, уже перебор. Я, между прочим, проглотил это. Но увозить ребёнка без слова, за это уже разговор будет другой.

Достаю телефон. Звоню. Гудки идут — но без толку.

Окей. В эти игры я не играю. Пишу сообщение. Коротко и ясно. Это её последний шанс одуматься по хорошему.

«У тебя есть час, чтобы вернуться домой. Иначе тебе это с рук не сойдёт.»

Аня похоже забыла, кто её обеспечивал всё это время. Привыкла жить в комфорте. Сильно сомневаюсь, что у неё хватит духу тянуть долго одной. Пройдёт немного времени, вернётся, как миленькая. Потому что поймёт, что это не стоит того. Особенно когда рядом ребёнок и на банковском счету ноль.

Лизу я не отдам. И в этой истории она страдать не будет — я об этом позабочусь, чего бы это ни стоило.

Стою в детской. Полки пустые. Все любимые мягкие игрушки исчезли. Даже Лизин любимый плед с зайцами пропал.

Чёрт. Уехала. Не просто в слезах хлопнула дверью. Собрала вещи на долгую и увезла Лизу.

Ясно.

Долго думать не надо, в гостиницу она бы не сунулась. Вариант один — к родителям.

Уже собраюсь выходить, как вспоминаю про эту чёртову записку. Из-за неё всё началось. Я её выкинул… но что-то дёрнуло проверить.

Иду к мусорнику, резко поднимаю крышку, ведро отлетает в сторону. Осматриваюсь. Пусто, ни клочка. Значит, забрала. Отлично

Злюсь. Беру ключи, выхожу.

Сажусь в машину, завожу. Руки сжимаются на руле до побелевших костяшек.

Увезти мою дочь и думать, что я просто проглочу? Нет, не со мной.

Через пятнадцать минут торможу у дома её родителей. Звоню в дверь.

Открывает тёща. Выражения лица, как у прокурора.

— Чего приехал? Тебя тут никто не ждёт, Кирилл.

Смотрит в упор, губы сжаты, голос колючий.

Вижу, что сама на нервах, но держится. Стоит, как стена.

— Где они? — спрашиваю жёстко, в упор.

Внутри всё сжимается. Если их нет, значит, я ошибся. А если да, то я войду, чего бы это ни стоило.

— Аня не хочет тебя видеть. Уезжай.

Пауза. Секунда молчания.

Она отводит взгляд, но пальцы вцепились в дверной косяк.

Понимает: я не просто так приехал. И не уйду, пока не увижу свою жену.

— Я сюда не за разрешением поговорить со своей женой приехал, Наталья Викторовна. Ещё раз спрашиваю, где они? В доме?

Смотрит зло, но молчит. В этом доме я когда-то был как свой, теперь — как чужой.

Злость душит. Это всё Аня. Всех уже успела настроить.

— Мам, всё в порядке, — Аня подходит к двери. — Я разберусь.

Она кладёт руку на плечо матери. Та нехотя отходит в сторону, но глаз с меня не спускает.

Аня стоит прямо напротив. Лицо бледное, но собрано. В глазах напряжение. Видно, что не ожидала, что я приеду так быстро.

Она сжимает губы, будто проглатывает что-то горькое.

Я вижу: она понимает, что сейчас перед ней не просто муж, а тот, кто настроен серьёзно и не остановится, пока не получит желаемого. Она меня слишком хорошо знает.

— Где Лиза? — спрашиваю сразу и делаю шаг внутрь.

Аня тут же встаёт на проход.

— В гостиной. Что тебе нужно, Кирилл? Мы всё обсудили вчера.

Голос жёсткий, глаза не поднимает.

— Мы ничего не обсудили. Ты устроила истерику и увезла дочь. Я имею право её видеть.

Она медлит, потом отходит в сторону.

— У тебя есть пять минут. Дальше тебе тут никто не рад.

— Мне плевать, кто тут кому рад.

Прохожу в гостиную. Лиза на диване, видит меня — глаза тут же загораются. Срывается с места, бросается на руки.

— Папа! Я скучала! Мама сказала, у тебя много работы, и мы сегодня никуда не едем!

Обнимает меня, прижимается. А я внутри весь горю.

Моя девочка. Моя. И в это дерьмо её втянула Аня.

Это какой-то бред. Что за сцены? Нужно всё прекратить здесь и сейчас.

— Нам с мамой надо поговорить, дорогая, — мягко говорю ей. — Иди к бабушке, помоги с игрушками.

— Хорошо, пап, — целует меня и убегает довольная.

— На кухню, — бросает Аня и идёт вперёд.

Заходим, закрываем дверь. Внутри меня крутит, но с виду — спокоен.

— Увезти ребёнка из-за какой-то сраной бумажки — это уже за гранью, Ань, — говорю ровно.

— А изменять и подготовить своей жене сопливую записку, что ты влюбился в другую — нормально, да? — бросает Аня. Голос ядовитый, глаза жёсткие.

— Ты рылась в моей сумке, я это спустил тебе с рук. Но втягивать в свои истерики Лизу — это низко, Аня.

— Ага, истерики — это я. А ты кто? Святой? Ты даже не набрался смелости сказать правду. Только пыль в глаза и грязь за спиной.

— Это ты устроила спектакль вместо нормального разговора. А теперь прячешься, как девчонка, и тащишь за собой ребёнка.

Она делает шаг ближе. Сдавленным голосом сквозь зубы:

— Я защищаю свою дочь от отца, который её предал. Ты понял?

— Я не предавал ни её, ни тебя. Но ты решила иначе. Без права. На эмоциях. Затеяла войну не с тем. Забыла, кто твой муж?

Молчит. Я продолжаю:

— Собирай вещи. Мы едем домой все вместе. Хватит. Показала характер. Молодец. Но не в ту сторону воюешь, дорогая моя жена.

Глаза жены сверкают, но говорит чётко:

— Мы разводимся, Кирилл. Я хочу развод. Всё. Никаких «вместе» больше нет.

— Развода не будет. Не надейся. Я тебе его не дам.

— Суд даст.

— И что ты скажешь суду? Что придумала себе историю измены, потому что нашла какую-то бумажку? Без доказательств? Не смеши. Сама себя опозоришь.

Глава 7. Почерк

Кирилл несколько мгновений испепеляет записку взглядом, а потом делает резкий выпад, чтобы её выхватить.

Я еле успеваю завести руку за спину и попятиться.

— Обалдел?! — смотрю на него широко распахнутыми глазами.

— Не понимаю, о чём ты, — он пожимает широкими плечами и смотрит так, словно ничего только что не произошло.

Бесконечно пятиться я не могу, и наступает момент, когда я спиной упираюсь в стену.

Чёрт!

— Итак, — муж подходит ко мне вплотную и заключает в ловушку рук по обе стороны, гад, — на чём мы остановились? Ах да, — он пронзает меня острым взглядом, от которого хочется спрятаться, но я держусь. — Ты ушла от меня, прихватив с собой Лизу, потому что нашла какую-то жалкую бумаженку среди моих потных маек и штанов, я всё правильно понял? Годы семейной жизни коту под хвост, потому что тебе что-то там показалось?

— Хватит говорить, что мне показалось! — огрызаюсь ему прямо в лицо. — И дело не в самой бумажке, а в том, что на ней написано… Ай! — шепотом вскрикиваю, чтобы нас никто не услышал.

Пока я говорила, Кирилл убрал руки со стены и запустил их мне за спину, чтобы достать из моих сжатых пальцев записку.

— Отодвинься по-хорошему! — сквозь зубы выталкиваю я и коленкой мечусь ему в ногу, чтобы ударить.

— Можешь сразу переходить к сценарию, где у нас всё по-плохому, — говорит он мне прямо в губы и как-то долго задерживает на них свой потемневший взгляд.

Я понимаю, нутром чую: он сейчас набросится на меня с поцелуем.

И поэтому перехожу в нападение.

— Отвернись. От тебя разит другой бабой.

В его глазах вспыхивает непонимание, а потом появляется всё та же холодная, беспощадная злость.

— Ревнуешь, я смотрю, — выходит из положения он. — Это хорошо, Аня. Очень, — подчёркивает он, — хорошо. Я даже рад. Ведь если есть ревность, то есть и любовь…

Тут я не выдерживаю и бью его, как говорится, куда попало и чем попало.

Он скручивает меня быстро. И шепчет на ухо:

— Дура!

— Ну раз дура, — я сбрасываю с себя его руки, и он отступает, потому что, видимо, наконец-то понял, что я в настроении бороться до последнего, — то соблюдай дистанцию. Потому что я тебе глаза выцарапаю, если ещё раз подойдёшь ко мне. Понял?

Он окидывает меня наглым взглядом, мол, пофиг ему на мои слова.

Поправляет лацканы пиджака, смахивает с рукавов несуществующие пылинки.

— И что? Правда поскачешь в суд, размахивая смятым кусочком бумаги? — он высмеивает меня и мои намерения.

— Ещё как, — вкладываю в голос всю уверенность, на которую только способна.

— Знаешь, что покажет твоя экспертиза? — голос у Кирилла становится низким и колючим. — Что это не мой почерк, потому что я не писал эту чёртову записку. Ты с ней пролетишь, Ань. В суде только посмеются и покрутят пальцем у виска.

Он стоит напротив, холодный, спокойный. И уверенный в себе.

Раньше этот пронзительный взгляд любимых глаз вызывал дрожь по телу, а теперь — ничего. Я просто хочу, чтобы он уехал.

Делаю шаг назад, медленно, но внутри всё горит.

— Уходи, — говорю хрипло, но чётко.

Он моргает, будто не сразу понимает, что я это всерьёз.

— Это что сейчас было?

— Мне больше нечего с тобой обсуждать, Кирилл. И слушать тебя тоже не хочу, особенно после всего, что ты сделал.

— Аня, да ты сейчас просто на взводе…

— Нет, — перебиваю резко, — я спокойна как никогда. Именно поэтому и говорю: уходи. Прямо сейчас.

Он сжимает губы, глаза темнеют, смотрит на меня исподлобья, как будто пытается прожечь, заставить дрогнуть. Но я не отвожу взгляд.

Потом он резко разворачивается и уходит в гостиную. Слышу, как зовёт Лизу. Голос меняется, становится мягким, почти нежным:

— Принцесса, папе надо поехать по делам, но я обязательно вернусь. Хорошо?

— А ты точно приедешь? — спрашивает она тихо, с сомнением.

— Конечно приеду. Я тебя люблю, слышишь? Сильно.

— Я тебя тоже…

Ком в горле подступает, но я остаюсь на месте, не вмешиваюсь и не подаю вида.

Через минуту он возвращается, стоит в дверях кухни, смотрит долго, уверенно и с вызовом.

— Ты совершаешь огромную ошибку, дорогая моя, — говорит хрипло, почти с усмешкой.

Я молчу, просто смотрю.

Он ждёт. Но ответа не получает.

Дверь хлопает. Через пару секунд — звук мотора.

Он уехал.

Я смотрю на записку в своей ладони. Кончики пальцев подрагивают от непроходящего шока.

«Извини. Я влюбился в другую».

Стиснув зубы, стараюсь включить логику и анализирую.

Ровный, аккуратный почерк Кирилла. Кирилла?.. Очень похож. Правильнее сказать — почти как у Кирилла. Но только почти. Как будто кто-то пытался сымитировать его.

Кирилл может быть каким угодно — брутальным, расчётливым, эгоистичным. Но он не дурак. Он не стал бы оставлять такое признание в спортивной сумке. В прихожей. Мало того что на видном месте, так ещё и в доступе для меня. Или, что хуже — Лизы…

Как подумаю, что записку могла найти она, в горле появляется огромный ком.

Всё это закручено слишком подло и одновременно слишком просто.

Он не настолько глуп. А может, наоборот, настолько уверен в себе, что даже не постарался всё тщательно скрыть?

Или его логику ослепила новая любовь? Ведь именно она толкает на такие необдуманные поступки.

На ватных ногах опускаюсь на край кровати, машинально проводя пальцем по складкам бумаги. Внутри всё горит от непроходящей агонии предательства мужа, но я стараюсь мыслить разумно.

Он был слишком спокоен. Как будто знал, что у меня ничего нет — ни доказательств, ни твёрдой почвы под ногами. Его фраза: «Ты сама себя опозоришь» — гвоздь в мозг. Он на это и рассчитывает. Хочет лишить меня уверенности в себе.

После долгих, изматывающих размышлений, с пульсирующей болью в висках и тяжестью в груди, я хватаю телефон.

Гудки. Один. Второй.

— Алло?.. — голос Саши хриплый, сонный, с лёгким раздражением. — Аня?.. Всё в порядке?