Развод. Кому ты нужна в 45?

1

– Дорогая Ира… – Андрей поднимается из-за стола, поправляя манжет – привычное движение, перед началом речи. Его бокал с шампанским вспыхивает в свете тёплых ламп под потолком.

Я автоматически выпрямляюсь, ведь теперь все смотрят на меня.

За столиками сидят друзья, коллеги, родственники. Шёпот, улыбки, звон бокалов. Официанты в тёмно-зелёных фартуках скользят мимо, тихо, как тени. Ресторан "Сен-Реми" – именно здесь сделал мне предложение Андрей двадцать лет назад.

– Двадцать лет – это… – начинает он, смотрит на меня уверенно, тепло. – Это не просто цифра. Это путь. Мы прошли его рядом. И, Ира, я хочу сказать… ты – лучшая часть моей жизни. Ты – моя душа, мое сердце бьётся ради тебя.

Аплодисменты, одобрительный гул. Я улыбаюсь. Мне хочется расплакаться от счастья. Я не хочу думать о своих подозрениях. О поздних сообщениях. О духах не моих на его рубашке. Не хочу даже спрашивать об этом Андрея, он всегда вспыхивает, когда я говорю о своих подозрениях.

Андрей делает паузу. И я вижу – он волнуется. По-настоящему волнуется. Его пальцы снова касаются манжета.

– Я подарил тебе много драгоценностей за эти годы… – продолжает он. – Но ты заслуживаешь большего. Если бы я мог, то подарил бы тебе весь мир

Он достает маленькую коробочку. Синяя. Бархатная. Как-то странно кольнуло внутри.

Совсем недавно, пару дней назад, я нашла бордовую коробочку в его рабочем столе, когда вынимала документы. Случайно. Сразу поняла, что это подарок на нашу годовщину. Хотела сделать вид, что не нашла. Даже аккуратно положила обратно. Но не удержалась и открыла ее, там были серьги в форме лебедя, с большими бриллиантами в центре, видно что сделаны на заказ. Такие нежные, изысканные, прямо как я люблю.

Меня тогда передернуло от коробочки, бордовая слишком пошло выглядит для такого изысканного и нежного изделия и думаю, что Андрей тоже это понял. Поэтому, в его руках сейчас синяя коробочка.

Мурашки бегут по спине, губа сама тянется под зубы – я кусаю её, нужно ведь еще как-то удивиться подарку. А я уже просто жду когда это волшебство попадет мне в руки и я смогу наконец примерить их. Даже платье надела специально под них, шёлковое, нежно розовое, темные волосы собрала, чтобы весь вечер все видели подарок моего мужа.

– Ира, – Андрей открывает коробочку, и… Я кажется слышу как мое сердце падает и разбивается об мраморный пол. У меня на секунду замирает дыхание. Вообще перед глазами даже темнеет, я словно умерла на долю секунды.

Внутри – не серьги. Подвеска. Совсем другая. Небольшой кулон с рубином.

Я моргаю. Улыбаюсь. Кажется. Вроде пытаюсь.

Все хлопают. Я немного наклоняюсь, позволяю ему надеть украшение мне на шею. Рубин холодный, кожа покрывается мурашками. Андрей целует меня в щеку и как раз в этот момент я вижу как входит Лена, жена одноклассника Андрея, он не так давно устроился в фирму к Андрею.

Она элегантно одета, подходит чуть ближе, я вижу подозрительный блеск в ее ушах. Такой блеск я всегда узнаю, все же раньше я работала вместе с мужем в ювелирной фирме. Еще ближе, сердце замирает, словно что-то предчувствует.

Мои серьгах. Нет, это не такие же! Это мои серьги! Да и ее муж зарабатывает раза в три меньше Андрея, на такие щедрые подарки у него просто нет денег! У них ипотека, ребенок… Они бы сами не смогли позволить себе такое… И это не подделка!

Я не чувствую ног. Вкус крови во рту – слишком сильно кусаю губу.

Лена улыбается, кивает в знак приветствия. И поправляет волосы, чтобы лучше блеснули серьги.

Я вежливо киваю в ответ. Все словно исчезает, все звуки сливаются в один сплошной шум, перед глазами карусель из лиц. Мне нужно на воздух. Нужно подышать. Этому должно быть логическое объяснение! Я догадывалась, что у мажа кто-то есть на стороне, но не думала что на столько близко, что даже на нашу годовщину пришла. И кто? Лена? Да она всего на семь лет младше меня! Ни чем не выделяется! Обычная, посредственная!

Серьги… Этого так мало для обвинения в измене и в тоже время словно последний кубик в башне. Последнее время я все чаще думала об этом, замечала всякое, подозрения… подозрения ни куда не уходят, не оставляют ни на секунду, они пустили корни в мое сердце и уже не хотят отпускать.

Я даже не чувствую, как распахиваю двери – просто вываливаюсь на улицу, будто меня выкинули. Декабрь. Питер. Мокрый снег, то ли дождь, то ли крошка льда. Проезжает машина – вода из-под колёс брызгает на мои белые туфли и подол платья. Не важно. Ничего не важно.

Дыши.

Я хватаю воздух ртом, как после бега. Горло сводит, как будто я плакала, хотя ни одной слезы нет. Или есть? Не чувствую. В животе – тошнота. Сладкая, липкая, как от просроченного шампанского. Она поднимается выше, в грудь. В горло.

Серьги.

Эти чёртовы серьги стоят перед глазами, как будто кто-то швырнул их мне в лицо. Я вижу, как они блестели у неё на ушах. Как она заправляла волосы за ухо – специально, чтобы все заметили. А как она смотрела на меня. Что означал ее взгляд? Хотела похвастаться? Хотела показать мне что-то?

Меня бросает в жар, как будто я стою не на промёрзшей улице, а у печки. Мне нечем дышать. Хочется содрать с себя всё – и одежду, и кожу, и память. Всё, к чему он хоть раз прикасался он. Мой муж.

Почему-то в голове всплывает картинка – настолько ясная, что меня реально начинает мутить.

Андрей – наклоняется к Лене. Обнимает её за талию. Целует. Одной рукой касается её волос. Той рукой, которой он поправляет манжет перед каждой речью, а затем надевает мои серьги.

– Перестань, – шепчу я себе. – Прекрати. Это ерунда. Это ни чего не доказывает…

Но уже поздно, меня не остановить.

Месяцы, годы. Эти запахи. Эти поздние сообщения. Эти стертые звонки. Эти его "дела, задержусь".

Я видела. Но делала вид, что не вижу. Потому что семья. Потому что дети. Потому что люблю. Люблю? Сейчас это слово звучит как насмешка.

Я выпрямляюсь, вытираю лицо – когда успели появиться слёзы? – и делаю пару шагов в сторону. Меня шатает.

1.1

Я замираю. Не оборачиваюсь.

Растаявший грязный снег впитывается в подол платья, ноги онемели, но я стою.

– Ирина, – он рядом. Я чувствую его тепло за спиной, его запах – тот самый, давно ставший привычным. Только сейчас от него тошнит.

– Что происходит? – голос мягче, но в нём сталь. – Ты вылетела как ненормальная.

– Ненормальная? – Я медленно поворачиваюсь. Он обеспокоен, хотя наверно делает вид. Я устала ковыряться в себе, в нем. Хочу просто знать правду!

– Всё в порядке? – тянет руку, будто хочет коснуться моего плеча.

Я отступаю. Андрей растерянно задерживает руку в воздухе, потом нервно медленно опускает.

– Ира, ты себя со стороны видишь? Ты как будто… – он подбирает слово. – …как будто увидела привидение.

Я смотрю на него.

Привидение? Нет. Хотя лучше бы приведение!

– Андрей, – мой голос тихий, но ровный. – Скажи.

– Что? – он устало закатывает глаза.

– Откуда у Лены мои серьги?

Он часто моргает, на его лице удивление и кажется даже не поддельное.

– Какие ещё «твои»? – он хмурится. – Ира, ты… ты что-то путаешь. Ты опять что-то придумала? Давай сегодня обойдемся без твоих домыслов.

– Не начинай, – прошу я, чувствуя, как перехватывает дыхание. – Просто скажи. Я просто хочу знать правду. Ты с ней спишь?

Он вздыхает. Поднимает глаза к небу, будто просит терпения у вселенской канцелярии.

– Господи… – он закрывает глаза. – Ты опять? Опять за своё? Я подарил тебе кулон, – он говорит медленно, будто объясняет ребёнку. – Красивый. Дорогой. Я выбрал его специально для тебя. Искал несколько недель то, что зацепит душу. Я хотел, чтобы этот вечер был… памятным. А ты… – он разводит руками и недовольно качает головой. – Ты снова начинаешь придумывать ерунду!

– Ерунду? – я слышу смех. Только потом понимаю, что смеюсь я сама. Резко. Сухо. – Ты серьёзно? Лена сама такое не купит! Да и муж ей такое не подарит. Эта заказное украшение, дорогое! Там бриллианты!

– Ира, – он уже злится, но пытается сдержаться. – Ты видишь женщину в дорогих серьгах – и всё, это значит что их я подарил? Может кредит взяли? Или подделка? Может любовник? Я тут вообще при чем? Ты несешь ерунду! Ты понимаешь? Ты совсем поехала на своих беспочвенных подозрениях!

– Беспочвенных? – взрываюсь я. – Это мои серьги! Мои! Я их видела! Два дня назад! У тебя в столе!

Он замирает. Успеваю заметить растерянность в его глазах. Вот оно. Попал.

– Ты… Ты лазила в моем столе? Ты точно сошла с ума? Может по карманам лазишь? Одежду нюхаешь? – он вновь раздраженно выдыхает и трясет головой.

– Мне нужны были документы… – но я замолкаю. Почему вообще я оправдываюсь? Это он… Он здесь должен отвечать! – Да какая разница? Залезла и залезла! Это и мой дом тоже! Так что ты скажешь? Эти серьги были у тебя в столе!

– Я… – его голос сбивается, но он быстро берёт себя в руки. – Хорошо. Ладно. – Он выдыхает, будто только что сел в самолёт, который тряхнуло. – Ты ведь все равно не отвяжешься. Я купил ей. Да. Подарил. На день рождения. Чтобы… – он делает паузу, подбирая оправдание. Да, ведь у Лены день рожденье был не вчера, а полгода назад. – …из благодарности. За помощь.

Ветер проносится между нами, брызги мокрого снега летят в лицо, Андрей морщится, а я не чувствую ничего.

– Из благодарности? – моя челюсть немеет. – За Что? – Он молчит. – За что? – повторяю я, чувствуя, как руки начинают дрожать.

Он смотрит мне прямо в глаза.

– Ира, – говорит он наконец. – Успокойся. Пойдём внутрь. Ты простынешь, завтра сляжешь с пневмонией. Не будь… истеричкой.

Что-то внутри меня щёлкает.

– Истеричкой? – повторяю тихо, но голос уже дрожит. – Хочешь истерику? Будет тебе истерика!

Я не контролирую себя. В груди будто рвётся мешок с порванными проводами – всё искрит, шипит.

– Меня достало! – кричу прямо в его лицо. – Достало твои враньё! Эти сказки! Эти «благодарности»! Эти командировки и «поздно задержался на работе»! – Он пытается вставить слово, но я не даю. – Я устала делать вид, Андрей! Устала притворяться дурой! Улыбаться за столом, когда ты приходишь, пахнущий чужими духами! Устала верить, что ты «любишь только меня»!

– Ира, заткнись, – шипит он, хватая меня за руку. – Люди смотрят!

– Пусть смотрят! – вырываюсь. – Пусть знают, какой ты лжец! Пусть знают, что ты…

Я не успеваю договорить.

Он хватает меня обеими руками – резко, так, что воздух вышибает из лёгких. Боль обжигает плечи.

– Да, я сплю с ней! – рычит он прямо мне в лицо. – Это ты хотела услышать? Я стою, как прибитая к земле. Каждое слово – как пощёчина. Мир останавливается. Я даже не дышу. – С Леной, да! – продолжает он, словно давно хотел это сказать, но повода не было. – И знаешь что? Мне хорошо! Потому что она не ноет, не пилит, не устраивает сцен на каждом шагу! Не сидит с кислой миной! Она ценит все что я для нее делаю! В отличии от тебя! Она женщина! А ты…

Он не договаривает. Но я слышу. Я слышу всё, что он не сказал.

Медленно отворачиваюсь, во мне столько злости. Я догадывалась, что он изменяет, но не с той кто входит к нам в дом!

Визуалы

2

Что-то горячее поднимается к глазам, но я моргаю, пытаясь удержать. Ещё миг – и не удерживаю.

Слёзы катятся сами.

Я ненавижу их. Ненавижу, что плачу перед ним. Что он видит.

Догадываться – одно. Слышать – совсем другое.

Предположения были ядовитыми, но они были только мыслями. Их можно было отогнать, назвать бредом, переубедить себя.

Андрей резко дергает меня и разворачивает к себе лицом, вновь хватает за плечи и встряхивает.

– Ты ведь это хотела узнать? Стало легче?

– Ты… Ты… – я хочу что-то сказать, хочу чтобы он почувствовал как делает мне больно, но слезы душат все слова.

– Не реви, – бросает он раздражённо. – Господи, опять это…

Я сжимаю зубы до боли. От напряжения все тело начинает трясти.

– Я подам на развод. – Слова вылетают сами. Резко. Холодно.

Его брови взлетают, потом он… усмехается.

– Какой развод? – он откровенно смеётся мне в лицо. – Ты что, башкой поехала?

Я молчу, но смотрю прямо в глаза.

– Тебе сорок пять, Ира, – продолжает он, будто читает приговор. – СОРОК. ПЯТЬ. Кому ты нужна? – Я вздрагиваю. Он чувствует – и давит сильнее. – Ты думаешь, что разведешься и заживёшь? На что? На мамины пенсии? Или на что ты там живёшь, напомни?

– Хватит…

– Ты всю жизнь только тратишь! Салончики, косметика, платья твои вечные. Ты НИЧЕГО не заработала сама! Ноль! Ты НИКТО без меня! Всё что у тебя есть, это всё МОЁ! – Я стою, дрожу – от холода, от слёз, от ярости. – Так что не строй из себя королеву. Ты никому не нужна. У тебя нет работы, жилья, нет ни чего! Ты пятнадцать лет сидишь у меня на шее и хоть бы «Спасибо» сказала!

– Я… Ты сам так хотел…

– Конечно, – усмехается он. – Теперь, ты обвиняешь меня! Да тебя держали только за смазливую мордашку, всем угождала, а по факту ты никто!

– Я… Я все равно…

– Никакого развода не будет. Я тебя содержу, я тебя одеваю, обуваю – и ты будешь сидеть и молчать. Поняла? А вздумаешь рыпнутся, ни копейки не получишь! Детей я заберу, ты ведь не сможешь им обеспечить привычные условия. Будешь платить алименты со своей жалкой зарплаты уборщицы и считать дни своего жалкого существования!

Мир гудит, как после взрыва. Слёзы текут сами, но внутри уже не боль. Внутри – что-то собирается. Тихо. Сжато. Опасно.

Я не могу возразить, в голове ковардак, все еще перед глазами стоят серьги в ушах Лены и крик мужа «Да, я с ней сплю!».

Его пальцы резко разжимаются, отпуская мои плечи. Кожа горит. Я едва удерживаюсь, чтобы не покачнуться. Андрей выпрямляется. Медленно. Как победитель после схватки. Даже улыбается. Спокойно, почти ласково.

– Вот и умница, – говорит. Будто я выполнила его ожидание. – А теперь… приведи себя в порядок. – Он протягивает руку – и ладонью поглаживает мой лоб, как заботливый муж, как будто только что не швырял в меня словами, как ножами. – И возвращайся в зал. – Голос мягкий, бархатный. – Люди ждут. – Я не двигаюсь. Он наклоняется ближе, шепчет почти вкрадчиво: – Думай о будущем, дорогая жена.

Он разворачивается и, держа победное спокойствие уходит внутрь, к теплому свету и к людям, которые аплодировали несколько минут назад.

Просто уходит, не оглядываясь.

Я остаюсь стоять. Снег начинает валить большими хлопьями, липнет к ресницам, платье давно промокло, ног не чувствую от холода.

Я стою… и смотрю в одну точку.

Кажется, если пошевелюсь – развалюсь на части. Его измена это не сюрприз, но все равно больно. Больно осознавать как я была права, но не хотела верить. И ведь не первый год я закрываю глаза, не пойман не вор. А тут… Даже в какой-то мере я сожалею что сорвалась, лучше бы и дальше жила в подозрениях.

Как развестись?

Мысли медленные, словно через вату.

Как?

У меня нет работы. Я ушла из-за него.

Он просил. Уговаривал. В фирме где мы работали вместе когда-то непринято, чтобы муж и жена работали вместе, да еще и конкурировали на одно место. Я же женщина, должна была заниматься семьей, а он мужчина – добытчик.

Я оставила всё.

Все свои годы. Свои планы. Себя. Потеряла почти всех подруг. Я не жалею об этом, у меня трое прекрасных детей, с которыми я проводила каждую минуту, без нянек и помощников, успела увидеть все и первые шаги, первые улыбки и первые слова.

Я ведь заботилась об Андрее, любила. Да, подозревала в изменах, устраивала расспросы, но как оказалось не беспочвенно.

Снег замерзает на моих щеках, но я даже не вытираю.

Мир рухнул. И я – вместе с ним.

2.1

– Ира?!

Голос доносится словно сквозь воду. Я не сразу понимаю, откуда он.

– Ира! – уже совсем близко. – Да твою мать… – Раздвигается вихрь мокрого снега – и Марина буквально подлетает ко мне, запыхавшаяся, с моей шубой в руках. Единственная моя подруга со времен инивера, только она осталась, все остальные недолюбливали Андрея, а я защищала и как-то… потеряли связь. – Ты чего здесь стоишь?! – она резким движением накидывает мех мне на плечи. – Дура, простынешь же!

Я не сопротивляюсь. Марина застёгивает пуговицы, трясущимися руками, натягивает воротник, будто закутывает ребёнка.

А я… Я как тряпичная кукла. Безвольная. Пустая. Я давно уже такая, просто раньше не видела этого. Для мужа я была всего лишь куклой, удобной, все меня в офисе знают, директор в восторге, всегда Андрею говорит, что какая ему жена заботливая и умная досталась. Вот он и играет, как куклу меня приводит на все корпоротивы. Для статуса ему нужна жена, а не для семьи.

Пальцы Марины холодные, но от них всё равно теплее, чем от прикосновений Андрея.

Марина заглядывает мне в лицо, держась за воротник шубы.

– Ира… – настороженно произносит она, словно боится что я отключусь прямо здесь. – Что случилось…?

Я смотрю на неё. Слова есть. Но я не могу их выговорить. Губы дрожат, рот приоткрывается и закрывается. Может если я не произнесу это в слух, это все окажется сном или неправдой.

– Так… Так, – Марина крутит головой по сторона. – Надо согреться… И… Давай-ка поедем от сюда. Все же это твой праздник. Мне тут знаешь рыба не особо зашла, да и алкоголь весь так себе. Андрей да, выбирал коньяк?

– Он ему нравится, – с грустью выдыхаю я.

– Ну вот сразу видно мужики, о дамах не думают. Пьют какое-то пойло… Так, так, так… О! Такси! – она тащит меня к дороге. – Мне эта скрипка уже всю душу высосала, эта классика, даже потанцевать нормально не получается. Словно не на юбилее свадьбы, а на похоронах.

– А мы и так на похоронах, – я все еще как в тумане, меня даже покачивает. Марина бросает на меня встревоженный взгляд. – На похоронах моего брака.

Марина поджимает губы, пытается вернуть улыбку на прежнее место, но уголки лишь немного подрагивают. Она прокашливается, возвращает себе привычный весело-боевой настрой.

Ловит такси буквально взмахом руки – как будто не вьюга, не декабрь, а июнь и попутки сами выстраиваются в очередь. Дверца открывается, и я оказываюсь внутри, даже не поняв, как. Мягкое сиденье подо мной, тёплый воздух из печки – но мне всё равно кажется, что я сижу в ледяной воде.

Марина садится рядом, накидывает ремень и хлопает по переднему сиденью:

– Поехали. Любая кофейня с алкоголем. Или просто куда глаза глядят.

Таксист что-то отвечает, но я не слышу. Мои руки дрожат. Я смотрю на них – как будто не мои. Пальцы красные, подушечки побелели, ногти синие и это чертово кольцо на безымянном пальце впивается в кожу. В голове все еще слышу голос Андрей и вижу его злые глаза. Он раньше никогда так не смотрел, у него были срывы, но что бы так… с каким-то пренебрежением, словно я ни кто…

Марина замечает мое покинутое состояние.

– Эй… – она осторожно накрывает мои руки своими. – Все хорошо. Я рядом.

И от ее тихого, теплого голоса меня прорывает. Сначала тихо. Голос срывается где-то между горлом и лёгкими.

– Он… – говорю я, но не могу продолжить. Марина чуть наклоняет голову. Не перебивает. – Он… сказал… – слова рвутся рывками. – Что… спит… с Леной… – Такси вспыхивает светом встречных фар, и в этом свете я вижу, как на щеке Марины дернулась мышца. Но она молчит. Просто слушает. И я уже не могу остановиться. – Он кричал мне это в лицо! – голос становится громче. – С какой-то… гордостью! Словно я – дура! Словно я достояна этого! – Слёзы текут снова. Я ненавижу их. Я ненавижу себя. – Сказал, что… что никто меня не возьмёт! Что я – Никто! Что развода не будет, потому что я завишу от него! Что я только трачу и… и…

Я захлёбываюсь. Марина не тянется обнимать – просто продолжает держать мои руки. Не плачет. Не ахает. Не ругается на него. Просто… слушает.

И именно это – добивает и я понимаю, что мое откровение, не удивляет Марину.

– Ты… – я всхлипываю. Марина медленно поднимает глаза. – Ты знала? – шепчу я.

Пауза от которой звенит в ушах и мир переворачивается.

– Все знали. – Отвечает Марина не отводы взгляда.

Тишина. Даже двигатель такси будто стих.

– Все… – повторяю я. – Все… знали?

Марина медленно кивает.

– Мне кажется ты не хотела этого знать, – она глубоко выдыхает. – Ты словно в сказке в какой-то жила. Да и что бы я сказала?

Я закрываю глаза. Слёзы текут снова, но уже другие.

– Да что угодна! Ты… Ты могла сказать мне правду, открыт глаза!

Марина шумно выдыхает.

– Зачем? Что бы Андрей тебя настроил против меня? Да и ты бы все равно не поверила. Ты ведь на этого… козла смотришь как на божество! А он… – он замолкает, словно не хочет продолжать эту тему, боится что взорвется. – Ну теперь ты сама все услышала, от него лично,– она пожимает плечами. – Так даже лучше! По-другому бы ты и не поверила.

– Ты бы могла мне сказать правду, – мне обидно, чувствую себя как полная дура. – Я бы поверила тебе!

– Ой, – Марина качает головой. – Да ты бы меня послала, а Андрей потом заставил бы со мной не общаться и выставил меня крайней! Все равно, ты рано или поздно узнала бы. Андрей не сильно шифруется, по ресторанам такает эту сучку! Вообще мне кажется ее муженек тоже в курсе, что он женушку с кем-то делит, а возможно даже участвует…

– Фу! Марина! – меня даже передергивает от этой мысли, но как-то мысли фокусируются на другом.

– Ну а что, знаешь у каждого свои интересы, как в жизни, так и в постели!

– Давай вот это как-то не со мной! – из-за этого отвращения, я даже забываю о своем горе.

Я сижу. Тихо. Воздух горячий, но мне всё ещё холодно. Слёзы уже не текут – будто закончились. Или замёрзли прямо внутри.

3

– Пока не знаю… Но все как раньше точно не будет.

– Ладно, – Марина понимающе кивает. – Мужчина! – Марина резко подаётся вперёд, похлопывая по спинке переднего сиденья. – Разворачивай к клубу Ruby Hall. Это возле Петровской набережной. Да, давай быстрее, девушка сейчас в обморок грохнется если не выпьет!

Я усмехаюсь, решительный настрой Марины сбивает с толку.

Таксист молча кивает, включает поворотник и уходит в разворот

– Марину, ну не сегодня… – я кручу головой.

– Ну не каждый день ты оказываешься свободной женщиной! Я должна воспользоваться этими часами на максимуме! Так что, мы вспомним молодость и поедем в клуб! Плевать, завтра будет завтра! А сегодня ты свободна!

– Марин, ну может не сейчас? Ну какой клуб? Ты с ума сошла?

– А когда? Ты как замуж выскочила, так из своего дома не выбираешься! То Андрей, то дети! А раньше что было? Да ты жила! Работала, ходила в ночные клубы, скалолазанием занималась! Когда еще, если не сейчас?

Я недовольно качаю головой, но Марину не переубедить. Мне бы забраться под одеяло и подумать что делать дальше, а не ехать непонятно куда.

Такси тормозит у яркой входной группы клуба. Музыка бьёт басами прямо в живот, из дверей вываливаются смеющиеся люди, пахнет дымом, алкоголем и свободой.

Марина распахивает дверь с моей стороны.

– Пошли. Хотя бы сегодня я хочу увидеть свою прежнюю подругу.

Я глубоко вдыхаю холодный воздух.

Марину пропускают без очереди. Даже охранник у входа, здоровяк в чёрном, лишь кивком приветствует, и она, не снижая темпа, тянет меня за руку, как будто я чемодан, который нельзя потерять.

– Привет, зай! – кричит она кому-то в толпе, перехватывая взгляд.

– Мариш! – визжит в ответ какая-то девушка.

– Целую! Потом подойду! – Марина машет ей рукой, продолжая тащить меня сквозь людской поток.

Грохочет бас, бьют огни, пол вибрирует под каблуками. Люди смеются, скандируют, кто-то уже полусидит на плечах друга – будто весь мир решил сегодня праздновать. Я удивленно осматриваюсь, уже и не помню, когда я была в подобных местах.

Марина даже не оборачивается – ей не нужно проверять, иду ли я. Она врывается в туалет, эффектно распахнув дверь, словно мы не в туалет заходит, а выходим на подиум.

– Марин… может… не надо… – вяло пытаюсь возразить я.

– Заткнись, – профессионально заявляет она, уже доставая из клатча тушь, пудру и хайлайтер, бросая рядом с раковинной. – Сейчас ты будешь сиять.

Она быстро подтирает мне размазанную тушь, пудрит нос, подкрашивает губы. Я смотрю на себя в зеркало. Марина обнимает меня, прижимает своим лицом к моему, рядом с ней я выгляжу совсем ничтожно. Марина яркая блондинка, красная помада, ее глаза блестят, а мои потухли и кажется это произошло не сегодня. Я всегда следила за своей внешностью, но вот этот блеск… который есть в глазах Марины, его ни чем не вколоть. Когда я его потеряла? У меня ведь были цели, желания, амбиции, а теперь… Я не знаю как прожить без мужика, который унижает меня глядя в глаза.

– Всё. – Марина защёлкивает помаду. – Пошли. Надо выпить!

Мы возвращаемся в зал. Народу будто стало ещё больше. Все громко что-то обсуждают, кто-то танцует прямо у стойки, двигаясь так, будто никто никогда не стареет и не плачет. Все так непривычно, но когда-то и я была в таком же клубе и так же танцевала, словно есть только сегодня.

– Садись. – Марина усаживает меня на высокий барный стул. – Не сбегать. Я серьёзно. Я тебя все равно догоню и тогда волью в два раза больше!

Я уже открываю рот, чтобы взмолиться: Марин, ну пожалуйста, давай просто домой… Мне плохо… – но не успеваю. Передо мной ставятся две стопки текилы. Рядом – четвертинки лайма и соль. Марина смотрит так, как будто собирается меня удочерить или убить – зависит от моего ответа.

– Выпиваем. Сразу. Потом все остальное.

– Я не могу… – шепчу я.

– Тебе сегодня можно всё. Особенно – выпить.

Я вдыхаю. Беру первую стопку. Выпиваю. Горло горит. Жар поднимается к голове. Вторая – легче. Может, потому что внутри уже огонь.

Я ставлю пустую рюмку. И вдруг разрываюсь:

– Он… мне сказал… что я никому не нужна! Что я старая! Что я без него – никто! Что рубля не получу! Что я должна… радоваться крошкам со стола!

Марина поднимает руку бармену:

– Ещё две.

Я продолжаю, голос срывается. Я ведь раньше никогда не жаловалась на Андрея, сор должен оставаться в семье. Даже о своих подозрениях молчала. Может стыдно было а теперь чего мне стыдиться?

– Я ему двадцать лет… троих детей… ночами с температурой… дни без сна… все праздники – его идеи… его карьера… его костюмы… Все я! Всё! А он…

Слёзы снова текут. Я не вытираю.

Марина берёт очередную порцию, ставит передо мной.

– Давай ещё. Чтобы говорить громче.

Я выпиваю вновь. Уже не считая. Но чем больше я говорю, тем легче становится, словно вместе со словами уходит боль.

– ЧТОБЫ ОН СДОХ! – срывается у меня.

– ЧТОБЫ У НЕГО УПАЛ И БОЛЬШЕ НЕ ВСТАЛ! – добавляет Марина со злорадной энергией.

И мы смеёмся. Сквозь слёзы. Сквозь боль.

А музыка всё гремит. И впервые за весь вечер мне становится не так страшно. Потому что я не одна.

Мы пьём. Опять и опять. Я давно перестала считать – где-то после четвёртой… или восьмой? Музыка гремит, лица вокруг расплываются, как будто кто-то размазал. Я держу голову рукой, иначе она уедет куда-то в сторону.

– Марин… – лепечу я. – А может… он прав…

– Кто? – не понимает она.

– Ну… Андрей… – глотаю воздух. – Мне… сорок пять. Ну куда я? Кому я нафиг нужна… старая…

Марина резко замирает. Потом медленно поворачивается ко мне, как хищник.

– Что ты сейчас сказала?

– Ну… – я моргаю. – Ну правда же…

– Старая? – гнев в глазах Марины пугает меня.

– Марииин… ну ты поняла…

– Заткнись-ка ты, пожалуйста. – её голос режет воздух. – Я вообще-то на полгода старше тебя. То есть ты сейчас только что назвала меня старухой?

4

Я просыпаюсь от того, что кто-то сверлит мне мозг дрелью. Или это не кто-то. Это шум прямо внутри головы – гулкий, вязкий, как будто в черепе поселилось целое стадо барабанщиков.

Я не сразу понимаю, где я.

Потолок – высокий, белый, с мягкой подсветкой по периметру. Стены – в серо-бежевых панелях. Огромное окно в пол, наполовину закрыто плотными шторами. На тумбочке – не моя лампа. На стуле – не мой пиджак.

Я резко сажусь. Все похмелье как рукой снимает.

Гостиничный номер.

Дорогой. Современный. Слишком… чужой.

Тело подо мной касается чего-то мягкого – белоснежное постельное бельё, тяжёлое одеяло. Я ощущаю, как кожа соприкасается… кожа? С ужасом смотрю вниз. На мне только нижнее бельё.

– Господи… – шепчу. Сердце поднимается к горлу.

Из-за приоткрытой двери ванной слышится шум воды. Ровный, размеренный. Кто-то там. Кто-то…?

Паника. Я хватаюсь за голову.

Ну надо же было! В самый худший день своей жизни –Пойти в клуб. Напиться. ДОИГРАЛАСЬ!

Я лихорадочно пытаюсь вспомнить. Маринка… парни… один ушёл с ней… второй… как его… Всё плывёт, как будто кто-то перемешал память ложкой.

Ты что сделала, Ира?! В сорок пять лет – устроила себе вторую молодость? Или самое позорное утро в мире?

Нет. Я не буду ждать, пока он выйдет оттуда. Не буду смотреть ему в глаза. Не буду слышать, как он самодовольно говорит «Привет».

Я срываюсь с кровати. Пол холодный. Я на ощупь хватаю с пола своё скомканное платье, пахнущее алкоголем и чужим парфюмом. Торопливо заталкиваю ноги, чуть не падаю, пытаясь попасть в него. Только бы успеть…

Параллельно тянусь к сумке, когда дверь ванной медленно приоткрывается. Я замираю. На пороге стоит мужчина.

Высоки, широкие плечи. Капли воды скатываются по его ключицам, по груди, по животу – идеальные кубики пресса. Полотенце держится на бёдрах лишь по воле случая. Кожа влажная, блестит словно отполированная. Я, не моргая, слежу, как одна капля медленно ползёт от его шеи вниз… исчезая в пушистом крае полотенца.

Господи.

Я только через пару секунд замечаю, что стою перед ним сама – в одном лифчике и трусиках, лишь на половину натянув на себя платье.

Я вскрикиваю от ужаса, дёргаюсь – и судорожно хватаю одеяло с кровати, обматываясь им так резко, что чуть не запутываюсь в ногах.

А он все это время смотрит на меня. Спокойно. Даже не моргает. Прижимаю одеяло к груди, будто щитом, и пытаюсь дышать.

Он слегка наклоняет голову, наблюдая за моей паникой. Его взгляд не похотливый. Не наглый. Скорее – внимательный. И почему-то от этого ещё хуже.

– Доброе утро, – произносит он низким, чуть хриплым голосом.

Я открываю рот. Но выходит только сип.

– Э-э…

Он делает шаг вперёд. Я – назад, едва не падая.

– Доброе утро, – повторяет он уже чуть тише и проходит мимо меня.

Он не ждёт моего ответа. Просто идёт к столу у окна, берёт стакан воды и залпом допивает. Все его движения – неторопливые, уверенные. Словно он всегда просыпается с полуодетыми женщинами в гостинице и они всегда паникуют.

Я стою, закутанная в одеяло как в кокон, и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь.

Ничего.

Он ставит стакан, бросает на меня взгляд через плечо:

– Ты хоть помнишь, как меня зовут?

Я сглатываю.

– Э… Андрей?..

Одна его бровь поднимается.

– Серьёзно? – в его голосе даже не злость – скорее искреннее разочарование. – Егор.

Щёки вспыхивают. Я ещё сильнее натягиваю одеяло до самого подбородка.

– Я… эм… просто… У меня голова…

– В курсе, – спокойно отвечает он. – Ты пыталась запить текилу шампанским. Я предупреждал.

Текилу? Шампанским? Я? Я никогда так не пью. Да я вообще крепче вина ни чего не пью! Не пила… Лет двадцать…

– Слушай… – выдавливаю я, ощущая, как дрожат губы. – Нам… эээ… между нами… ну…

Он медленно поворачивается ко мне лицом.

И смотрит.

Долго.

Слишком долго.

Я уже готова упасть в обморок от стыда.

И только потом он произносит:

– А ты как думаешь?

У меня перехватывает дыхание.

– Я... не помню.

Он делает шаг ко мне. Я снова пятюсь, прижимая одеяло, как арестант – единственную собственность. Егор останавливается, чуть прищуривает карие глаза.

– Расслабься, – повторяет он, протягивая бутылку воды мне. – Я не сплю с полуживыми.

Я моргаю.

– С… кем?

Он отворачивается и направляется к окну.

– С такими, как ты вчера. Когда человек вроде как жив, но координация движений отсутствует, а глаза смотрят в разные стороны.

Я проваливаюсь в пол, ну или очень хочу этого. Вообще не плохо было бы если сейчас бы прилетел метеорит, прямо в меня.

Марина. Бар. Текила.
Пара мужчин у стойки – один в рубашке, второй… вот он. Егор. Высокий, самодовольный. Я ещё подумала: “слишком уверенный в себе.”
А потом… всё как в тумане. Музыка. Смех. Марина куда-то пропала с блондином, а я – в такси. С ним. С Егором.

– Почему… я в белье? – шепчу я, чувствуя, как голос дрожит.

Егор даже не моргает:

– Потому что ты пыталась исполнить стриптиз. – Он произносит это так буднично, будто сообщает прогноз погоды. – Начала с того, что заявила: «Смотри, как я умею.»

– Я такого не говорила! – вспыхиваю я.

– Хочешь – могу процитировать с интонацией, – добивает он абсолютно серьёзно. – Особенно момент, где ты попыталась стянуть платье через голову, но запуталась и заорала: «Я застряла! Спасай, витязь!»

Я сгораю от стыда.

– Господи…

– Он тут ни при чём, – сухо замечает он. – Если кого и винить – то текилу. Хотя ты держалась достойно. Пока не рухнула, словно тебя кто-то огрел по голове.

Я закрываю лицо рукой и мысленно молюсь про себя.

– Значит… – я сглатываю. – Между нами ничего… не было?

4.1

Он хмыкает, чуть усмехаясь:

– Поверь, если бы было – ты бы проснулась без белья. Ну и наверное, не забыла бы, хотя… Текила, шампанское… – Я подавлюсь воздухом. – Расслабься. Я не герой-спасатель и не некрофил. Просто уложили тебя спать.

Меня. Просто уложили? Как ребёнка?

Я осознаю весь позор ситуации – и почему-то, несмотря на стыд, впервые за сутки хочу… живить, смеяться или плакать, но не умирать. Расправляю плечи и делаю вид, что мне всё равно, хотя внутри – каша.

– Спасибо, Ты поступил как джентльмен. Я оденусь и уеду, – говорю коротко.

– Быстро расту. Еще ночью я был витязем, а теперь джентльмен, – усмехается он и встает.

Я не сразу понимаю, что происходит, пока мой взгляд не упирается прямо в его обнаженные ягодицы!

– Ты что творишь?! – я взвизгиваю, отворачиваясь в сторону стены и вцепляясь в одеяло, словно в бронежилет. – Немедленно оденься!

– Успокойся, – голос Егора становится неожиданно серьёзным, лишённым привычной усмешки. – Подожди пару минут. Я отвезу тебя домой.

– Я… – прокашливаюсь. – Я сама уеду! – огрызаюсь, стараясь говорить твёрдо, но голос всё равно дрожит.

– Конечно, – спокойно отвечает он за моей спиной. Слышу шелест одежды. – Вчера ты тоже сама шла, пока бордюр не стал у тебя на пути.

– Это неправда! – я сжимаюсь ещё сильнее.

– Ага, – протягивает он, явно не веря ни на грамм. – Всё, не ори. Я через минуту. Ты же не поедешь в порванном платье.

Порванное? Я стою, не двигаясь. Щёки горят так, что, кажется, можно прикуривать. Я чувствую себя не женщиной – кусочком угля.

Вот как так? Вчера я была замужняя женщина… сегодня – полубезумная дура под одеялом, у которой муж изменяет, а какой-то наглец разгуливает голым и раздаёт указания.

Но я всё равно стою, натягивая лямки платья под одеялом. Осматриваю платье, несколько крупных дырок, подтеки всех цветов.

– Можешь повернуться и одеться, – командует Егор и я настороженно подчиняюсь.

Он натягивает тёмные джинсы одним резким движением, потом берёт белую рубашку, накидывает на плечи, не спеша застёгивает пуговицы, оставляя верхние две расстёгнутыми. Закатывает рукава до середины предплечья – уверенным, отточенным движением. Не для удобства. Для стиля.

На тумбочке лежат часы, защёлкивает их на запястье. Тяжёлый золотой корпус. Не позолота. Оригинал.

Я почему-то замираю, чувствую себя еще хуже, чем пару минут назад завернутая в одеяло.

– Поехали, – говорит он спокойно доставая мою шубу из шкафа и помогая мне ее надеть. Сам же берёт с вешалки длинное кашемировое пальто, тёмно-серое, оно идеально садится на его плечи.

Я стараюсь идти ровно, но каждый шаг ощущается как позор. Подол моего платья – испачкан, помятый, будто я по асфальту ползала. Волосы – спутаны так, что лучше даже не трогать. Я укутываюсь в шубу, словно могу спрятаться в ней целиком, стать мягким серым комком и исчезнуть.

А рядом… Он. Спокойный и уверенный.

Выходим на улицу, я стараюсь не смотреть по сторонам, хватит с меня позора, не хочу видеть чужие осудительные взгляды.

Начало декабря воздух уже кусается холодом, я прячу лицо в воротник шубы, а Егор словно не чувствует холода, даже не застегивает пальто. Он выглядит как человек, который сам регулирует температуру окружающей среды.

Егор нажимает на брелок и Внедорожник бизнес-класса, чёрный, блестящий, с темными стёклами, мигает нам фарами.

Я прокашливаюсь, такую машину я видела только у своего бывшего директора, конечно не редкая модель, но безумно дорогая.

Он обходит машину, открывает переднюю дверь.

– Садись, – спокойно, будто это само собой разумеется.

Я почему-то теряюсь.

– Я… сама… – лепечу.

– Не сомневаюсь, что ты умеешь открывать двери, – он отвечает без усмешки, но с оттенком иронии. – Но сегодня – я уже джентльмен.

Недовольно вздыхаю, но не спорю.

Егор помогает мне сесть, аккуратно придерживая за плечо, словно я сделана из стекла. Шуба топорщится, платье мнётся, а я всё равно чувствую себя… как будто меня посадили на трон, хотя выгляжу как человек, сбежавший из пожара.

Он закрывает дверь – мягко, без хлопка.

Я смотрю, как он обходит капот, садится за руль.

В салоне – тепло, мягко, играет какая-то лёгкая инструментальная музыка, не раздражающая, а наоборот – будто всё вокруг упаковано в вату.

Егор вводит адрес который я ему назвала, заводит мотор и не спеша выезжает на дорогу.

Он молчит. И я молчу. Тишина, дорога, дает мне время подумать как быть дальше. Что делать. Все так просто и в тоже время сложно. Мне страшно за детей, как они воспримут наш развод… У них такой сложный возраст, сыновьям девять и двенадцать, если их выдернуть из привычной среды не понятно как они будут вести себя, начнут драться, забросят учебу, я не смогу без них, но не хочется им ломать привычный устрой жизни. А если я их оставлю с Андреем, то они решат что я их бросила, да и кто знает что придумает Андрей… Встряхиваю головой, чем больше думаю, тем сильней запутываюсь. С дочерью конечно проще, Ксюше уже семнадцать, сама себе на уме, только и думает, как уехать от нас подальше, специально ищет универ в Москве.

Выдыхаю, часто моргаю, отгоняя от себя все мысли. От таком лучше думать на свежею голову. Да и что я решу, надо поговорить с Андреем и решить вопрос мирно. Двадцать лет все-таки. Вчера мы оба были на эмоциях, может быть сегодня мы сможем нормально поговорить.

Смотрю в окно. И вижу – мой дом. Серый, знакомый, родной до боли.

– Останови здесь, – быстро говорю. – Прямо здесь.

Егор бросает взгляд на навигатор.

– Мы ещё не приехали.

– Я сказала – останови. Здесь.

– Я тебя к подъезду довезу.

– НЕ НАДО! – голос срывается. – ОСТАНОВИ!

– Ирина. – Его тон становится сухим. – Я довезу тебя до места.

Я резко разворачиваюсь к нему. И, не зная чем ещё прикрыться, выпаливаю:

– Я вообще-то замужем!

5

Выдыхаю. Может никто и не заметил, что я помятая приехала на чужой машине. Да и вообще кому какое дело! А если Андрей увидит? Ему уж точно все равно… Хотя внутри появляется какой-то злорадство, может я бы и хотела чтобы он увидел.

Поднимаюсь по ступеням почти как мышь – тихо, стараюсь не стучать каблуками, чтобы не привлекать лишнего внимания. В лифте – пусто. Вглядываюсь в своё отражение и не узнаю женщину: румянец ушёл, глаза большие и усталые.

Двери лифта открываются почти бесшумно, и я выхожу на свой этаж. По коридору иду медленно; оглядываюсь, словно кто-то меня поджидает. Подходя к моей двери, я ощущаю, как ладони начинают липнуть от пота. Сердце стучит не ровно – будто оно пытается сбежать из груди.

Ключ в замке. Тихой поворот. Нажимаю на ручку, и дверь отворяется. В квартире светло: дневной свет заливает гостиную. Тишина. Ничего не шуршит, не звенит, не дышит. Пусто. Хотя чего я ожидала? Дети у моей мамы, мы же хотели с Андреем побыть вдвоем. А мой муж наверно, на радостях загулял. Зачем ему вообще домой приходить, ведь теперь я знаю правду.

Я бросаю ключи в миску у входа, снимаю туфли, оставляю их аккуратно у порога. Снимаю шубу и иду по коридору. Сердце всё ещё колотится, но немного тише; я начинаю думать, что, может, он действительно уехал, что это было всё – и теперь можно просто сесть и ждать, пока боль утихнет.

И в тот момент, когда я почти разрешаю себе вдохнуть с облегчением, кто-то рядом делает шаг и голос, низкий, ровный, прерывает мою надежду.

– Ты вернулась.

Я стою, как вкопанная, не решаясь повернуть голову.

У меня будто ток проходит по позвоночнику – все мышцы сжимаются разом. Я чувствую, как мелкая дрожь пробегает по телу, будто я стою под холодным душем. Я медленно, очень медленно поворачиваю голову.

Андрей стоит в проходе гостиной – высокий, собранный. На нём свежая рубашка, идеально выглаженная, рукава закатаны на манжетах. Но самое страшное – глаза. Тёмные, тяжёлые, как грозовые тучи. Не просто злые – ими можно давить. И он давит. Не говоря ни слова.

Я невольно отступаю на шаг назад. В висках начинает гудеть.

– Я… – голос предаёт, срывается. – Я только…

Я не успеваю договорить.

Он бросается вперёд с неожиданной резкостью, как будто больше не намерен терпеть ни одного моего слова. Его рука хватает меня за плечо. Больно, до костей, я не успеваю даже вскрикнуть, как он резко, грубо швыряет меня в стену.

Воздух вылетает из лёгких. Я ударяюсь лопатками и затылком, и мир на секунду расплывается. Я зажмуриваюсь – не от боли даже, а от шока. Он стоит совсем близко, дышит тяжело, как будто я – его враг.

– Ты хоть понимаешь, – рычит он, – Как ты меня выставила перед людьми вчера?!

Я моргаю, пытаясь сфокусироваться, и вижу его лицо – красное от злости. Челюсть сжата так, будто он готов её сломать. Глаза сверкают – не болью. Не раскаянием.

Злобой.

– Там был мой директор! – буквально выплёвывает он слова. – Мой директор, Ирина! После твоего цирка мне пришлось придумывать отмазки, где моя безмозглая жена! А Старков вообще поинтересовался – всё ли у меня в семье нормально! Ты хоть понимаешь, что ты сделала?! Ты дура! Идиотка! Не можешь вести себя нормально!

Меня глушит от ужаса и… недоумения. Он действительно… про это?

– Ты… ты злишься из-за… гостей? – я не узнаю свой голос, он тонкий, охрипший.

– А из-за чего мне ещё злиться?! – он вскидывает руки. – Ты устроила сцену! Выбежала, как психопатка! Догадываешься, что все подумали? Или мозгов не хватает? Я выглядел из-за тебя как придурок! Ты хоть понимаешь, как это может отразиться на мне?! А на тебе?

Я смотрю на него. Он не спрашивает, где я была. Не спрашивает, как я. Не спрашивает – что со мной. Он вообще не спрашивает ничего обо мне.

Он обвиняет.

Я сглатываю и едва дышу от нахлынувшей горечи.

– А ты… – слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать. – Ты… вообще… не хочешь спросить, где я… провела ночь?

Повисает тишина.

Андрей вдруг замирает... и медленно – очень медленно – усмехается. Не весело. Не с иронией. А так, будто ему стало всё понятно.

– Слушай, – он качает головой, как будто устал от моего существования. – Не надо тут передо мной гнуться и изображать что-то.

Я моргаю. Не сразу понимаю.

– Ч-что…?

Он смотрит на меня с жалостью. Настоящей. Только не ко мне – к себе. Типа, вот какой крест он несёт.

– Ты правда думаешь, – он медленно складывает руки на груди, – что я тебя ревновать буду? Что я буду переживать не присунул ли тебе кто-то? – Сердце останавливается. Он оглядывает меня… сверху вниз. Презрительно. Как будто я – мусор, который сам полез обратно в дом. – Ты себя видела? – Я на секунду перестаю дышать. Смотрю на него, не веря в то, что слышу. – Я – он ставит ладонь себе на грудь, – я – лучшее, что у тебя вообще может быть. Понимаешь? Лучшее. Вот весь твой максимум. Ты должна благодарить меня, что я вообще с тобой живу.

Сердце сжимается, будто в кулак.

– Ты… – слова с трудом пробиваются через комок в горле. – Ты даже…

– Что? – он фыркает. – Даже что?

Я не могу. Он продолжает, не дав мне и секунды.

– Что думала, заставишь меня переживать? Останешься у своей подружки-шлюхи Марины и я вдруг запаникую, что могу потерять тебя?. Где же ещё? – он вспоминает что-то и усмехается ещё шире. – Хотя… Ты и сама далеко от неё не ушла. Если и дальше будешь себя так вести, то и пойдешь на панель.

– А я и так на панели, – я твердо смотрю мужу в глаза. – Даже со шлюхами обращаются лучше чем ты со мной!

Он усмехается и делает шаг назад.

– Какая же ты тупая все-таки. – Он произносит это медленно. Чётко. Будто ставит печать.

Я стою, как вкопанная.

Горло болит. В глазах щиплет.

***

Дорогие читатели, хочу представить вам еще одну книгу в рамках литмоба

5.1

Внутри меня – что-то ломается. Не как раньше – когда обида накапливалась, болела… и потом я снова всё прощала.

Нет.

Сейчас – именно ломается. Как будто огромная бетонная колонна внутри меня дала трещину… и всё здание – пошло вниз.

Я смотрю на Андрея – и вдруг понимаю. Он всегда был таким. Просто раньше – улыбался, когда унижал. Все оскорбления и упреки были хорошо замаскированы. Столько мелочей, на которые я закрывала глаза. Всегда. Потому что "ну характер у него такой", "я просто не так поняла", "просто настроение у него плохое".

Но сейчас – он даже не притворяется.

Смотрит на меня как на мусор, который полез спорить. И я – взрываюсь. Ведь я прощала многое, закрывала глаза, все так живут. Вот только я никогда не смогу простить измену! Возможно это единственное с чем я никогда не смогу согласиться!

– ТЫ… – голос дрожит, но я уже не могу остановиться. – Ты вообще понимаешь, что ты несёшь?! – Он удивляется – будто я собака, которая вдруг заговорила. Я толкаю его в грудь. Силы мало – но сам факт. – ДВАДЦАТЬ ЛЕТ! – кричу я. – ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ Я ЖИВУ ТОЛЬКО ТОБОЙ! – Он морщится, но я уже не смотрю на него. Я выплёскиваю всё. – Я – варила тебе, стирала, рожала, сидела дома, бросила работу, потому что ты сказал, что так лучше для семьи! Я жила твоими интересами, твоим комфортом! Я – забыла вообще, кто я! – Я делаю ещё шаг вперёд. – И что я получила в ответ?! – Он молчит, в шоке от того что у меня прорезался голос. – Гулящего мужа?! ПРИДУРКА, который возомнил себя НЕПОЙМИ КЕМ?! – слёзы уже текут, но это не слабость – это ярость. – И тебе, дорогой мой муж, – я шиплю каждое слово, – тоже не восемнадцать лет! Но ты же возомнил себя павлином, когда на самом деле всего лишь общипанный петух! Да ни кто не понимал, почему такая как я связалась с таким как ты! Может мне и сорок пять, но найдется тот кому я нужна и в сорок шесть, и с тремя детьми!

– Правда, да? – он злобно ухмыляется, как будто его не задели мои слова. – Нашла кого-то в баре? Или тот, с кем ты шлялась сегодня утром? Ты думаешь, я в серьез поверю, что ты можешь заинтересовать кого-то кроме бомжа? Ты себя видела? Только деньги мои тратишь! А все ради чего? Чтобы я тебя приревновал и понял какое чудо я теряю?

– Как меня это все достало! Каждый раз! Каждый раз ты унижаешь меня, оскорбляешь! Я от тебя ни одного доброго слова не слышала! Только если это доброе слово не несет очередную порцию унижения во благо семьи! С меня хватит! Все! Я больше ни дня с тобой не проведу! – от злости темнеет перед глазами.– Считай, что ты избавился от старухи и клуши! Просто взыграл в лотерею!

Этого хватает, чтобы его лицо перекосило. Он вскипает. Резко хватает меня за плечи – и швыряет к стене. Я ударяюсь затылком и спиной, воздух вылетает из лёгких. Андрей нависает надо мной, словно коршун, а второй рукой хватает за шею и сдавливает так чтобы я ощущала нехватку кислорода. Глаза – чёрные от ярости.

– Заткнись. – Произносит он тихо, его губы едва шевелятся. – И даже не вздумай пискнуть. – Мне становится страшно, внутри все сжимается, я еще пытаюсь смотреть ему в глаза уверенно, но начинаю жалеть о своем порыве. – Развода не будет. – Говорит он медленно. – Ты будешь делать всё, что я скажу.

Я пытаюсь сказать что-то, но Андрей он наклоняется ближе и я замолкаю.

– Потому что иначе… – пауза. Он смотрит прямо в глаза. – Я стану вдовцом.

Я замираю. Секунду – я думаю, что ослышалась. Но нет. Он смотрит так, что я понимаю. Он не шутит. В этот момент мне кажется – если я сейчас вдохну слишком громко… он сделает это.

И тут я понимаю, что он сильнее меня, у него больше власти. Просто так громко хлопнув дверью я не смогу уйти, если он этого не захочет. Я понимаю, что сейчас я должна уступить, чтобы найти момент и нанести ответный удар.

– Ты поняла меня? – спрашивает Андрей.

Я медленно киваю. Он доволен. Думает, что сломал меня. Отходит, будто ничего не было. Берёт со стола чашку, делает глоток. Спокойно, как будто только что не угрожал мне.

– А теперь, – говорит он, не глядя на меня, – приведи себя в порядок. И подумай о будущем, дорогая жена.

«Дорогая жена». Он даже улыбается.

Я не отвечаю. Аккуратно отлепляю себя от стены, не чувствую ног. Медленно поднимаю руку к горлу, где до сих пор ощущаю его пальцы.

Андрей смотрит на меня холодно, как судья, и говорит спокойным, ровным голосом – тем, который всегда срабатывал лучше любого крика:

– Приведи себя в порядок. Помой лицо, переоденься. Позвони всем – извинись за вчерашнее, придумай нормальное оправдание. И в первую очередь – Матвею Сергеевичу. Его номер у тебя есть. Не тяни с этим.

Слова звучат как приговор и как команда одновременно. В ушах гудит от той тишины, что оставил после себя его голос. Я стою в коридоре и смотрю, как он спокойно разворачивается и уходит в сторону комната – как будто разговор окончен и его ничего не тревожит, словно ни чего не произошло и мы все продолжаем прекрасно жить дальше.

В груди всё сжимается и тянет вниз.

Я иду в ванную. В зеркале – бледное отражение женщины, которую я едва узнаю. Действую по инерции: умываюсь холодной водой, привожу волосы в порядок. Каждый жест – будто подпись под договором, который я не читала. Но так проще, мне кажется, что я сейчас вновь сорвусь упаду на керамический пол и буду рыдать, испытывать жалось к себе, как когда-то давно, когда Андрей ударил меня, это было всего один раз, и конечно я простила. Ведь тогда я была сама виновата, сама позволила себе сказать лишнего при его друзьях. «Не умею держать язык за зубами», «как меня угораздило жениться на такой безмозглой курице?». Тогда я тоже ополоснула лицо холодной водой и упала плакать, а потом пришла жалость к себе и понимание что я никому такая не нужна… Но в этот раз так не будет! Он больше не сможет влиять на меня!

***

Дорогие читатели, хочу представить вам еще одну книгу в рамках литмоба

6

Когда я выхожу из ванной, Андрей уже ждет меня на кухне. На столе лежит мой мобильник, а дорогой муж строго смотрит на меня скрестив руки.

Делаю глубокий вдох, сажусь спиной к Андрею, чтобы не видеть его лица, и набираю номер Матвея Сергеевича. Мне очень нравится директор Андрея, а когда-то и мой. Он добрый, отзывчивый и понимающий мужчина, хотя многие о нем отзываются совсем иначе, но мне всегда он казался именно таким и меня иногда удивляет, что Андрей так боится его.

Гудки тянутся слишком долго, я изредка поглядываю на Андрея.

– Ирина? – слышу я тёплый, удивлённый, чуть настороженный голос. – Это вы?

– Да, здравствуйте, Матвей Сергеевич… Простите, что беспокою…

– Вы как? – перебивает он сразу. – Где вы? Всё ли в порядке? Что вчера произошло?

Я зажмуриваюсь. Нужно держаться, но голос Матвея Сергеевича такой обеспокоенный, что мне хочется все ему рассказать.

– Всё хорошо. Простите за вчерашнее. Мне… стало плохо.

– Плохо? – в его голосе тревога, чуть не паника. – Вы сейчас с врачом? Вам помощь нужна? Скажите адрес – я сейчас же отправлю своего знакомого, он отличный терапевт…

– Нет-нет, правда, не нужно… уже всё нормально…

– Ира, – его голос становится чуть грубее, – Вы говорите "нормально", а звучите так, будто еле стоите. Если вам нужна помощь… Вы только скажите! Я… Я могу сам приехать, – Я молчу. Горло сжимается. Слова застревают, как ком. – Я очень испугался, когда вы убежали. – он говорит тише. – Андрей сказал, что вам стало нехорошо… но он выглядел… мягко говоря, не как человек, который волнуется. Я хотел сам вас догнать, но… – он тихо выдыхает. – Посчитал это неприличным и сказал Андрею… Я сделал, что-то не так? Я видел как вы ссорились вчера…

Сердце дергается. Я не готова слышать заботу.

– Простите, – шепчу я. – Не хотела… чтобы кто-то переживал. Андрей просто сильно расстроился, а я хотела вернуться, но он настоял чтобы я ехала домой. Вот и немного повздорили.

– Мне так неловко перед Матвеем Сергеевичем, я лгу да еще так неправдоподобно. Выгораживаю своего великолепного мужа, которого хочется прирезать.

– Ира, я серьёзно сейчас. Если вам понадобится что угодно – помощь, поддержка, совет… хоть среди ночи – вы знаете, что можете на меня рассчитывать. Я приеду сам, я… – он замолкает на секунду, потом снова мягко, но твёрдо: – Я всегда буду рад услышать вас голос.

Я закусываю губу. Всем телом держусь, чтобы голос не дрогнул.

– Спасибо. Вы… вы очень добры. Простите ещё раз за беспокойство. Хотела только извиниться за…

– Нечего извиняться, – твёрдо произносит он. – Вы ни в чём не виноваты.

Слёзы подступают к глазам. Чёрт. Так сложно слышать заботу. Я вспоминаю как пришла на работу, двадцать три года назад, как он учил меня, как поддерживал. Сам директор компании приходил проверить мою работу! Это было так волнительно… Тогда он еще был женатым мужниной, но все женщины вокруг были от него без ума, но слухов ни каких не ходило.

– Я… всё равно должна. Простите… и спасибо, что… что вы есть.

– Это я благодарен, что вы позвонили. – он говорит уже почти шёпотом. – Берегите себя. Если Андрей… – он замолкает, будто сдерживается. – Если что-то пойдёт не так – звоните мне первой. Договорились?

Я киваю, хотя он не видит.

– Договорились.

– Вот и умница.

Я заканчиваю звонок – и только после этого позволяю себе выдохнуть. В груди всё стягивается, будто кто-то крепко обнял… Не все мужчины – как Андрей. А ведь когда-то он казался мне лучшим мужниной на свете.

Я опускаю телефон на стол и замираю. Тишина. Только моё дыхание – сбивчивое, рваное.

Почему чужой человек – пусть даже знакомый, пусть уважаемый – говорит со мной теплее, чем тот, кто называл меня любовью жизни?

Почему мужчина, с которым я не прожила и дня, звучит искреннее, чем тот, кому я родила троих детей?

Почему Матвей Сергеевич волнуется за меня – а Андрей волнуется только за то, что о нём подумают?

Неужели я всю жизнь так и прожила – рядом с человеком, который ни разу… ни разу… не спросил, как я на самом деле?

Телефон гаснет в моей руке. Я сжимаю его, будто спасательный круг. Если бы я рассказала ему… Он бы помог мне? Или встал бы на сторону Андрея? И я бы только усугубила свое положение.

И в этот момент – тепло у затылка. Я вздрагиваю. Я не услышала ни шагов, ни дыхания. Он просто был – как тень. Как хищник, наблюдающий из-за угла.

– Вот и умничка, – произносит он довольным, расслабленным голосом, будто ничего не было. – Видишь? Можешь же жить без сцен и быть послушной.

Касается губами моей макушки. Как будто только что не швырял меня в стену. Как будто не угрожал стать вдовцом.

– Так держать, дорогая, – добавляет он целует в щеку и одобрительно сжимает мои плечи, словно напоминая что он тут главный.

Я не двигаюсь. Он думает, что сломал меня. Пусть думает. Но внутри уже не осколки – внутри лезвие. Телефон вздрагивает в руке. Я вздрагиваю вместе с ним.

Марина.

– Ну?! – орёт она сразу как только я принимаю вызов. – Ты живая там вообще?! Я тебе уже тридцать раз звонила! Как ты? Как всё прошло? Он тебя довёз нормально?

– Тише… – шиплю я, оглядываясь на коридор. – Потом…

– Какой потом? – фыркает она. – Ты понимаешь, я тут вообще спать не могла, всё думала – трахнула ты его или нет?!

– Марина! – чуть не вскрикиваю, зажимая рот ладонью. – Тихо!

– Да ладно тебе! – не унимается она. – Если твоему этому кобелю можно трахать всё, что движется, то что мешает тебе?!

Я… не успеваю сдержаться. Улыбаюсь.

– Мы… не спали, – отвечаю, едва слышно.

На том конце – пауза. Потом возмущённый стон.

– Ну воооот!

Я тихо смеюсь... и сразу глотаю этот смех обратно, как яд.

– Ладно, Марин… – выдыхаю я, всё ещё улыбаясь краешком губ. – Мне ещё маме надо позвонить. Я только пришла.

– Только пришла?! – Марина взвизгивает так, что я отдёргиваю телефон от уха. – В смысле – только?! Ты что, ВСЮ НОЧЬ с ним была?!

6.1

Я подхожу к окну.

Смотрю вниз – на детскую площадку, на припаркованные машины, на обычный дворовой день. Самый обычный. И внутри всё обрушивается ещё сильнее.

Что мне делать?

Имущество – пополам. Квартиры, счета, машина – всё можно разделить. Закон на моей стороне. Но а что если он правда что-то придумает и все достанется ему? А дети? Я что, должна схватить их и сбежать? Куда – в съёмную комнату? К маме в трешку? В гостиницу?

А если останусь здесь… он же начнёт их настраивать против меня. Из подтишка, как он умеет. «Мама истеричка», «мама виновата», «мама нас бросила».

Нет.

Я не побегу.

Я даже улыбаюсь своему отражению в стекле.
Я не собираюсь бежать, как преступница. Это он преступник, не я.

Развод ему невыгоден. Всё, что он строил – дом, репутация, «идеальная семья» – рассыплется. Он грозился меня убить… но хватит ли у него духу убить меня, если он как огня боится развода?

Мысль абсурдная – и оттого смешная.

Боишься потерять статус, но готов сесть за убийство? Ну-ну.

Значит, у меня есть время. Я найду выход. Правильный. Такой, чтобы всё было по моим правилам.

Я всё ещё смотрю в окно, когда слышу позади шаги. Даже не оборачиваюсь – знаю, кто.

Руки ложатся мне на талию. Я чувствую, как кожа под его пальцами покрывается мурашками – не от нежности, от отторжения. Хочется дёрнуться, отскочить, вырваться… но я стою.

Он прижимается ко мне лбом, целует в висок.

– Слушай… прости, что вспылил. Нервы, работа, праздник… – Голос мягкий, тягучий, обволакивающий, как яд в мёде. Вздыхает, как будто и сам устал от себя. – Но ты ведь сама виновата. Знаешь, как мне было неприятно?

Нежно. Ласково. С любовью делает меня виноватой. Как всегда. Я не отвечаю. Просто киваю. Словно согласна. Словно смирилась.

Он облегчённо выдыхает. Будто я сняла с него тяжесть.

– Мне нужно на работу, – говорит он уже обычным тоном. – Там срочно…

– Можешь больше ничего не придумывать, – отвечаю резко и хладнокровно.

Он улыбается. Самодовольно. Вижу его отражение в стекле.

– Я знал, что ты поймёшь.

Разворачивается, идёт к выходу. Я думаю, что он уже ушёл – но он останавливается в дверях, бросает через плечо:

– И сними это платье уже, приведи себя в порядок. Я не хочу смотреть на жену, которая выглядит как шлюха, – но меня не задевают его слова, даже внутри ни чего не дрогнуло.

Уходит. Щелчок двери. Я всё ещё смотрю в окно, но внутри уже не пусто. Внутри горит. Мне и самой хочется избавиться от тяжести вчерашнего дня. Захожу в ванную комнату, платье сразу летит в мусорку.

Горячая вода бьёт по коже, будто стирая все прикосновения, крики, слёзы.

Моюсь долго, до красноты. Пока не перестаю чувствовать себя грязной. Пока не становится всё равно. Потом – полотенце, халат. Волосы в пучок. Я сажусь за стол, беру ноутбук.

Работа. Мне нужна работа. Деньги. Независимость.

Открываю сайт с вакансиями. Заполняю фильтры.

Возраст: 40+. Опыт: перерыв 15 лет.

Улыбаюсь сама себе. Горько.

Кому нужна сорокалетняя женщина, которая 15 лет варила каши и стирала рубашки?

Я всё равно листаю. Откликаюсь на пару. Даже знаю, что не перезвонят.

Читаю ещё. Нахожу курсы по бухгалтерии, SMM, оформлению маркетплейсов. Может, переквалифицироваться? Сохраняю ссылки. Закрываю. Открываю снова.

Часы проходят как в тумане.

Может, открыть свой маленький бизнес? Пекарню? Курсы английского? Салоны?
Что угодно… но все это кажется не реальным.

В какой-то момент понимаю – я просто смотрю в экран уже полчаса, даже не моргая.

Глупо всё это. Я ничего не умею. Ничего не получится.

Разум затуманен, вчерашний алкоголь, бессонная ночь, да и впечатлений мне хватило на целую жизнь. Я иду в спальню и просто падаю на кровать. Отключаюсь, наверно, сразу как моя голова касается подушки.

В районе трёх ночи слышу, как щёлкает замок входной двери.

Андрей тихо заходит в спальню.

– Ты спишь? – шепчет.

Я не двигаюсь. Делаю вид, что сплю. Он какое-то время стоит. Потом вздыхает и идёт в ванную. Слышу, как льётся вода. Он возвращается и ложится рядом. Кровать чуть пружинит. От него пахнет душем, гелем и… сладкими женскими духами.

Раньше бы меня обожгло. Я бы сжалась, разрыдалась, спросила «кто она?».

А сейчас – пусто.

И даже… хорошо. Гуляй. Наслаждайся… А я пока решу как мне быть дальше. Как говорили на курсах самообороны, главное эффект-неожиданности.

Я думаю, что не смогу уснуть. Всё тело напряжено, как струна.

Но усталость тяжёлая, вязкая. Она смывает напряжение, в моей голове еще роятся мысли что я должна делать и кажется, кое-какие даже дельные, но в какой-то момент я проваливаюсь.

***

Дорогие читатели, хочу представить вам еще одну книгу в рамках литмоба

Аннотация к книге "Развод (не) по плану"

Муж флиртует с бывшей, пока я беременная ухаживаю за больным отцом и сыном. Отчаянье захлестывает меня, когда я нахожу унизительную переписку. Но это предательство вскрывает другие коварные планы мужа, от которых волосы встают дыбом.
https://litnet.com/shrt/0TZo

7

Утро. Все как обычно. Кофе. Каша. Тосты. Я двигаюсь автоматически. Режу банан детям – хотя детей нет. Я словно мысленно не здесь, все ищу выход, и чем больше думаю, тем сильней загоняю себя в тупик. Мне нужно выдохнуть, отпустить ненадолго ситуации, сбежать от этого всего, чтобы просто думать свободней.

Андрей что-то говорит. Наверное, про работу. Или про то, что ему сегодня нужно костюм забрать. Я киваю время от времени. Даже не слышу слов.

И тут – звонок в дверь.

Я замираю с чашкой кофе в руке. Звонок повторяется, настойчивее.

– Ты ждёшь кого-то? – Андрей поднимает бровь.

– Не– е–ет… – я ставлю чашку и иду к двери.

Сердце почему-то бьётся чаще.

Может, мама? Может, Марина? Сейчас я точно не хочу никому, ничего объяснять или делать вид счастливой семьи. А вдруг Матвей Сергеевич… Мысли совсем абсурдные лезут в голову.

Я открываю дверь, даже руки дрожат.

На пороге стоит курьер. Молодой парень в форме, с огромным букетом белых лилий и розовых с желтым роз. Букет такой пышный, что его почти не видно из-за цветов.

– Доброе утро. Доставка для Ирины… – парень заглядывает в накладную. – Соколовой?

Я несколько секунд просто смотрю на цветы – словно не понимаю, что это ко мне.

– Это… мне? – глупый вопрос, но по-другому не выходит.

– Ну если вы Ирина Соколова, то это вам, – курьер не растерялся, похожу у него часто такое. Я с трудом киваю, все еще в каком-то ступоре. – Вот здесь подпись, пожалуйста, – он суется мне планшетку с накладной.

Я расписываюсь. Курьер вручает букет – увесистый, свежий, пахнет свежестью.

– Хорошего дня! – улыбается и уходит.

Я стою в дверях с цветами. Руки дрожат.

Цветы. Мне. Цветы.

Я стою, прижимая букет к себе, и вдруг чувствую… тепло. Настоящее, живое. Словно кто-то видит меня.

– Это ещё что? – Андрей подходит, скользит взглядом по цветам. – Ты… сама себе, что ли?

– Что? – я оборачиваюсь.

Он криво усмехается:

– Ну а что? Вполне в твоём стиле. Решила привлечь внимание мужа? Купила цветы, построила из себя загадку. Только… – он презрительно фыркает. – Со вкусом у тебя, как всегда, беда. Похоронный вариант.

Меня будто обливают холодной водой. Я не отвечаю. Просто прохожу мимо него на кухню и ставлю букет в кувшин. Смотрю на цветы. Они… красивые. Такие, какие я всегда любила. Белые, лёгкие. И на душе становится… светлее. Что-то светлое в эти темные дни, ведь я ни одного цветочка не унесла домой подаренных на годовщину.

Я долго смотрю на цветы. Пальцы машинально перебирают лепестки, а внутри – что-то теплое расправляется. Среди бутонов замечаю карточку. Маленькую, белую.

Я достаю её и читаю.

«Надеюсь, сегодня тебе лучше. Джентльмен.»

Я неосознанно улыбаюсь. Еле заметно, одними уголками губ. Но потом меня пронзает мысль. Откуда он знает, где я живу?

И тут же телефон тихо вибрирует на столе.

СМС:
«Надеюсь, я заставил тебя улыбнуться».

Я неосознанно прикусываю губу. Улыбка сама рождается, будто кто-то погладил изнутри. Но следом – неловкость, даже стыд. Это же… неправильно. И всё же пальцы сами печатают ответ.
«Откуда ты знаешь, где я живу?»

Пауза. Сердце бьётся быстрее. Может он маньяк? И теперь будет преследовать меня? Может он уже следит за мной? Если он маньяк, то почему сразу не сделал свои грязные дела, пока я была в неадыквате? Телефон снова вспыхивает.

«Это вместо «спасибо»?»

Я улыбаюсь ещё шире, даже смеюсь тихо, будто кто-то сказал что-то очень личное, почти интимное. Щёки горят. Да что со мной… Ну какой из него маньяк?

Печатаю сообщение:

«Спасибо. Мне очень приятно. Откуда ты знаешь, где я живу?»

Секунда. Две. Экран загорается снова.

«Я могу рассказать при встрече»

Я выдыхаю и взгляд падает на кольцо. Тот самый блеск на моём безымянном пальце, словно цепи. И всё внутри мгновенно оседает. Использовать человека так некрасиво… я не хочу быть такой.

Я набираю сообщение:

«Я думаю, нам не стоит встречаться больше».

Мгновенно прилетает ответ:

«Я могу взять текилу».

Из меня вырывается смех. Настоящий. Такой лёгкий, искренний, будто на секунду весь груз с плеч исчезает. Может эта встреча как раз то, что мне нужно, чтобы голова начала думать по-другому. Чтобы я вышла из этого адского круга. И в этот момент в кухню заходит Андрей.

Кажется он стоит в дверях, смотрит на меня… Не знаю, он для меня сейчас исчез.

– Что происходит? – тихо, но так, что мурашки бегут по коже.

Улыбка гаснет. Я качаю головой:

– Ничего.

Быстро допечатываю:

«Только если без текилы. И это не свидание. А ты расскажешь, что я вчера делала».

Ответ приходит сразу, будто он ждал:
«Буду через полтора часа. Хватит времени собраться?»

Пальцы сами печатают:
«В самый раз».

Я выключаю экран, кладу телефон на стол. Андрей стоит в дверях кухни, прохожу мимо него, словно не замечаю. Иду в спальню, открываю гардеробную. Серый спортивный костюм. Мягкий, уютный, неприметный. Простой, как защита. Пусть так. Это же не свидание. Я должна показать всем видом, что я просто вышла на прогулку… Верно? Но все же быстро подкрашиваюсь.

Шаги позади. Осторожные, но уверенные. Я оборачиваюсь.

На пороге стоит в спальню Андрей. В его руке — мой телефон. Лицо каменное. Глаза холодные.

– Что это? – говорит он, голос у него тихий, ровный, как натянутая струна.

Он разворачивает экран ко мне.

На дисплее — сообщение:

«Мне не хватит одной встречи, чтобы рассказать тебе всё, что ты творила той ночью».

Кровь уходит из лица. Сердце бешено колотится где-то под самым горлом.

***

Дорогие читатели, хочу представить вам еще одну книгу в рамках литмоба

7.1

Всё тело будто сжалось в пружину – я лихорадочно думаю, что сказать, как выкрутиться. Оправдаться, соврать, успокоить… Не зли его, не зли, не провоцируй. Эта мысль привычно вспыхивает в голове, но вдруг – что-то внутри щёлкает. Как будто я устала бояться.

Я делаю глубокий вдох, выдыхаю. Подхожу ближе, протягиваю руку и спокойно забираю телефон. Погашаю экран, убираю в карман.

– Это тебя больше не касается, – говорю спокойно, ровно, даже немного лениво.

Андрей прищуривается, в его глазах закипает злость.

– Ты что, головой вчера ударилась?

Я поднимаю на него взгляд.

– Ну, вообще-то да, – произношу тихо, но уверенно. Киваю в сторону коридора. – Вон об ту стену. Несколько раз. И это сделал ты.

Он замирает, будто не верит, что я вообще осмелилась это сказать, а затем вспыхивает.

– Похоже, мало было!

Я не реагирую. Просто отворачиваюсь, делаю шаг, хочу пройти мимо. Резкий рывок – он хватает меня за запястье, сжимает так, что боль пронзает до плеча.

– Куда собралась, сука?! – орёт прямо в лицо, дыхание обжигает кожу.

Я смотрю прямо в глаза. Ни страха, ни дрожи. Только холод и странное спокойствие.

– Отпусти. Немедленно, – цежу сквозь зубы, я давлю себе страх, мне сложно, но я должна это сделать. Пусть это наигранно, но Андрей должен понять, что больше не пугает меня.

Он на секунду теряется. Я вижу – не ожидал. Он привык, что я молчу, что сгибаюсь, что прячу глаза. Внутри всё трещит, ломается, собирается заново. Я больше не буду молчать.
Этот брак нужен ему, не мне.

Его пальцы наконец разжимаются, и я ощущаю, как кожа под запястьем пульсирует от боли. Он отступает на шаг, будто сам не понимает, что делает. Я делаю вдох – короткий, острый – и медленно иду к двери. Два шага, три. Я слышу как Андрей с каждой долей секунды дышит все тяжелей.

– Где ты шлялась всю ночь, а?! – резко кричит он мне в спину. – Трахалась всю ночь с кем-то, а потом приперлась сюда ко мне, как ни в чём не бывало?!

Я оборачиваюсь. Смотрю прямо на него и не чувствую страха. Мне становится смешно. Андрей всегда казался мне строгим, собранным, ответственным, что он все знает, а в итоге… Кажется все эти качества я сама придумала и верила в них двадцать лет. Сейчас передо мной, слизкий, противный, изворотливый мужчина, который сам не понимает что ему надо. Я чуть усмехаюсь, едва заметно, уголком губ.

– Интересно, – говорю тихо, спокойно, – а ты сам где был полночи? Ты же не дома ночевал? – Он моргает, не сразу понимает что я говорю. Мне кажется у него вообще шок, что я умею говорить и у меня есть голос. Оказывается я не собачка, которая кивает на панели. Делаю шаг ближе, смотрю ему прямо в глаза. – Так что, Андрей… – произношу медленно, смакуя каждый звук. – Может, не будем задавать вопросы, если не готовы услышать ответы? – В его взгляде вспыхивает ярость. Я чувствую, как воздух между нами сжимается, будто от накала можно зажечь спичку. Но я продолжаю, уже с легкой усмешкой. Может и не стоит, но меня уже не остановить. – Я вот подумала… у нас, наверное, теперь… как это называется? – я изображаю, будто вспоминаю. – Свободные отношения? Ты не интересуешься, где и с кем я, а я не трогаю тебя. Всех всё устраивает. Правда же?

Он замирает на мгновение, потом лицо его искажается.

– Что ты несёшь, тварь? – рычит он и резко бросается ко мне.

Хватает за руку, резко тянет, швыряет в стену. Удар гулкий, воздух вылетает из лёгких.

– Сука неблагодарная! Да кто ты без меня, а?! Кто ты вообще, ничтожество?!

Он замахивается – я вижу, как напрягаются мышцы, но не двигаюсь. Не прячусь. Не закрываюсь. Я смотрю прямо ему в глаза – и не вижу мужчину, с которым прожила полжизни. Передо мной чудовище, надутый до предела страхом и гордыней индюк.
Я даже улыбаюсь.

– Ну давай, – говорю тихо, ровно. – Бей. Как потом объяснишь начальству, что я пришла на юбилей фирмы с фингалом? – Он замирает. Делаю небольшой шаг к нему, не отводя взгляда. – Думаешь, мне кто-то поверит, что я «упала случайно»? Все ведь видели, как ты на меня орал тогда. Все. И Матвей Сергеевич тоже, у него и так много вопросов, так что давай, усложни себе жизнь сам.

Он стоит, с рукой в воздухе, не решается. И я вижу, как его злость смешивается со страхом. Почти незаметно, но вижу.

***

Аннотация к книге "Развод. Хочу твою жену"

Измена мужа – это полбеды. Его алкоголизм и мои две работы дополняют картину безнадёги нашего брака. А если вспомнить, что муж даже не догадывается, каким способом я женила его на себе, можно заплутать в интригах нашей непростой жизни.

https://litnet.com/shrt/4nnl

8

Андрей стоит с поднятой рукой – и вдруг опускает её. Медленно. Я чувствую, как из груди выходит долгий, рваный воздух. До последней секунды я не знала: ударит или нет. Сработает ли моё «бей – объяснишь фингал директору» или я просто доведу его до точки.

Телефон в моей руке пиликает, коротко, настойчиво. Я бросаю взгляд на экран: «Я подъехал. Жду тебя». Андрей тоже видит. Его лицо мгновенно темнеет, черты искажаются. Он вырывает телефон, и прежде чем я успеваю что-то сказать, швыряет его об стену. Треск, звон, пластик ударяется о стену и мобильник падает на пол.

– Ты никуда не пойдёшь! – кричит он. – Ты не станешь позорить меня!

– Ты меня не остановишь. Больше ты не станешь управлять моей жизнью, – говорю я спокойно. Голос не дрожит. – Дети останутся у моей матери еще на неделю. Ксюша хотела поехать к подружке. Это если тебе интересно.

Андрей пытается схватить меня, но я резко дёргаю рукой – его пальцы соскальзывают. На мгновение он будто теряет равновесие. Я прохожу мимо, поднимаю по пути разбитый телефон, иду к шкафу, достаю кроссовки, куртку. Одеваюсь быстро, уверенно. Каждое движение – как точка в предложении.

Он стоит в дверях, будто не верит, что я и правда ухожу.

– Я сказал… – Он делает шаг.

– Ты сказал много чего. Теперь моя очередь, – произношу я не оборачиваясь. – И если ты хочешь сохранить видимость семьи для Матвея Сергеевича, то тебе продеться играть по моим правилам. Иначе… – я замолкаю, не знаю чем ему угрожать. Разводом? Я пока сама к нему не готова, мне нужно найти работу и жилье, чтобы было куда пойти когда все начнется. Да и я не чувствую в себе силы, на что либо. Это всего угрозы, даже скорее пустые угрозы, но они и так пугают Андрея. – Иначе наш развод будет греметь на весь город.

Щёлкает замок. Я выхожу квартиры. Сердце всё ещё бьётся быстро, адреналин. Я забыла себя такой, решительной, уверенной и мне страшно, но приятно вновь хоть чуть-чуть, хоть только внешне вернуть себя.

Мне так хочется поскорей ощутить морозный воздух, вдохнуть его полной грудью и попытаться найти себя. Пальцы слегка дрожат – не от страха, от перевозбуждения. Адреналин отступает. И вместе с ним поднимается первая тяжёлая мысль:

Я сама виновата.

Не в его ударах словами, не в изменах – в том, что двадцать лет позволяла. Он не ломал меня за раз – точил, подтачивал: чуть-чуть границу, ещё миллиметр, ещё. «Ты в этом не разбираешься», «не встревай в разговор», «будь скромней», «с детьми посиди ещё годик», «ты в этом не разбираешься», «женщины вообще не созданы для работы», «Ну какие посиделки с девочками, а как же дети», «Твои подруги на тебя плохо влияют». Всегда – с заботой. С любовью. С правильной интонацией. И я отступала. Потому что «ну он же прав», «это мелочь», «зато семье лучше». Да и уступить в мелочи всегда можно, зато сколько плюсов будет. Я даже не поняла, когда мои границы просто исчезли как и я сама.

Лифт дёргается, двери распахиваются на первом этаже.

Выхожу из подъезда – в лицо сразу бьёт влажный холод. Воздух ледяной, он заставляет собраться. Я втягиваю его глубоко, до боли в лёгких. Дыхание паром вырывается наружу. Закрываю глаза, чтобы не видеть подъезд, окна, знакомую улицу. Только ветер, только я.

– Хорошо выглядишь.

Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь. Сердце срывается в пятки. Егор стоит совсем рядом. Не слышала, как подошёл – только теперь замечаю его дыхание, тёплое, спокойное. Я совсем забыла для чего я собиралась уйти из дома.

– Господи, – выдыхаю, – ты напугал.

Он улыбается уголком губ.

– Извини. Не хотел.

Я опускаю взгляд, подбираю упавший капюшон, натягиваю его на голову. Щёки горят, то ли от ветра, то ли от него.

Ветер усиливается, пробирается под куртку. Я машинально обхватываю себя руками. Егор замечает, но не комментирует. Только бросает взгляд в сторону машины, что стоит у обочины.

– Пойдём, согреешься, – говорит тихо.

– Не надо, – качаю головой. – Я ненадолго.

– Конечно. А потом весь подъезд увидит, как ты стоишь с мужчиной, – кивает он. – Неудобно ведь будет объяснять, правда?

Я напрягаюсь.

– Егор, не начинай.

– Я и не начинал. Просто забочусь о репутации приличной женщины.

– Я не нуждаюсь в твоих подколках, – раздражённо бросаю. – И, кстати, давай сразу расставим точки. Между нами ничего нет и не будет. У меня трое детей, я, возможно, старше тебя лет на десять и у меня сложный брак. И я не в том возрасте, чтобы разыгрывать романтические сцены у подъезда.

Он слушает спокойно, чуть улыбается.

– Знаю. Ты мне уже рассказывала. И про детей, и про всё остальное.

– Что именно я говорила? – вновь это камень в груди. Я ненавижу Марину, зато что она вытащила меня в бар в ту ночь, хотя…

Егор усмехается, отводит взгляд к дороге.

– Спокойно. Я джентльмен. Всё, что говорит пьяная женщина, я уношу с собой в могилу.

– Прекрати, – говорю резко. – Это всё было глупостью. Я не собираюсь… – взмахиваю рукой. – Всё это не имеет смысла. Ты можешь быть свободен. Ни свиданий, ни намёков, ничего.

Он выдыхает, чуть усмехается, но уже без издёвки.

– Ира, я не собираюсь на тебе жениться, – говорит спокойно. – Хотя, после того, что ты тогда сделала со мной ночью, я, конечно, ждал предложения.

Я испуганно поднимаю на него глаза.

– Что?!

Он смеётся тихо, качает головой.

– Шучу. Давай без паники и абсурдных предположений. Я вернулся в Питер после десяти лет в Москве. Ничего не ищу. Хочу просто пообщаться с хорошим человеком. Думаю, мы можем помочь друг другу. Пока все мои знакомые тащат меня в бары и клубы, но я как-то отошел от этого, поэтому буду очень рад просто спокойному общению и посиделкам без алкоголя. – Он подходит к машине и открывает дверь. – Ну что? Поехали?

Я колеблюсь. В голове шумит – от холода, от адреналина, от его слов. Вроде бы всё ясно, а всё равно что-то дрожит внутри.

8.1

Сажусь, Егор закрывает за мной дверь, сам садиться в машину и трогается без лишних слов. Он ничего не спрашивает. Даже не смотрит на меня. Просто ведёт машину уверенно и ровно, будто знает: мне сейчас ничего не нужно кроме дороги и тишины.

Музыка негромкая — что-то инструментальное, едва слышно. За окном сменяются дома, мокрый асфальт, редкие пешеходы. Я смотрю в окно и пытаюсь собрать мысли.

Машина плавно выезжает на Невский.

– Сколько тебе лет? – я первая нарушаю тишину, когда внутри появляется спокойствие.

– Тридцать три, – отвечает он. – Хотя иногда ощущение, что мне восемьдесят: уже ничему не удивляюсь.

– Я старше тебя на двенадцать, – произношу резко, будто это аргумент, способный остановить Землю.

– Да, – спокойно отвечает он. – Ты мне уже говорила. Три раза.

Я зажмуриваюсь.

– Господи… Пожалуйста, давай просто забудем.

– Можешь продолжать отрицать, – он усмехается, – но факт остаётся: ты старше. И что теперь, мне к тебе на «вы» обращаться?

– Не смешно.

– Мне тоже, – кивает. – Мне шестьдесят внутри, так что по ощущениям я даже старше тебя. Да и пожил я больше тебя.

Эта фраза выбивает из меня короткий смешок, хотя я пытаюсь держать лицо.

– Чем ты занимаешься? – спрашиваю, чтобы отвлечься.

Егор будто оживает слегка, бросает короткий взгляд.

– Работой, – отвечает.

– Спасибо, очень подробно, – фыркаю я. Он знает обо мне почти все, кто знает что я там пьяная ему нарассказывала, а о себе ни чего не хочет говорить.

– Ладно, ладно. – Он поднимает одну руку, будто сдаётся. – Юрист. Пять лет в Москве — банковский сектор, корпоративные споры, скукотища страшная. Теперь… – он делает паузу, обгоняя автобус, – вернулся сюда.

– Почему?

Он замедляет на светофоре. Говорит ровно, без драмы.

– Отец решил, что я достаточно повзрослел, чтобы войти в семейный бизнес. Ну, или хотя бы притвориться, что способен вести себя прилично.

– Притворяешься?

– Иногда, – усмешка мелькает в уголках губ. – Но не с тобой.

Я стараюсь не реагировать, но это сложно.

– А раньше? Не очень похоже на длительную жизнь.

– Если бы ты знала меня в те годы… Когда я еще не был сослан в Москву, – он качает головой. – Тогда я был идеальным кандидатом на целую статью в криминальной хронике: клубы, алкоголь, таблетки, ночь за ночью без памяти.

Я смотрю на него внимательнее. В этом голосе — не гордость. Скорее усталость от себя прежнего.

– Ты не похож на такого.

– А ты не похожа на женщину, которая пьет в баре тыкилу и запивает шампанским, – отвечает он ровно. – Но мы тут и куда-то едем.

Я поджимаю губы, давя в себе смех.

– А куда мы едем?

Егор чуть улыбается, не отрывая взгляда от дороги.

– Сегодня? Куда захочешь. У меня день свободный. Решил посвятить его… – он делает паузу, будто выбирает формулировку, – одному нуждающемуся человеку.

– Ты о себе? – поднимаю бровь.

– Конечно, – соглашается. – Ведь если ты сейчас выйдешь из машины, кто меня развлекать будет?

Я качаю головой, но уже улыбаюсь.

– Вот. Именно этот вид я сегодня и хотел видеть.

Мне нечего ответить.

Мы едем уже долго. Столько раз я была в этом районе, но н словно играет другими красками, я раньше как будто не видела город, не видела что он живет, он казался массовкой, серостью, просто декорацией, но теперь мне нравится смотреть на магазинчики, людей, даже дорожные знаки стали другими, светофоры ярче.

– Давай хоть кофе возьмём, – наконец говорит Егор, сворачивая к тихой гавани. – А то я начинаю чувствовать себя каким-то маньяком, похитил девушку и куда-то ее везу.

– Да, – усмехаюсь я. – И жертва даже не сопротивляется, – произношу я, немного задумавшись об Андрее.

И Егор быстро замечает, что мои мысли стали сворачивать не в ту сторону.

Он притормаживает у маленькой кофейни на набережной. Серый свет отражается в воде, ветер резкий, настоящий питерский.

Мы берём кофе на вынос. Тёплый стакан в руках — как защита от всего мира.

Мы идём по набережной. Пустой тротуар, первые сумерки. Город как будто выдыхает. Почти не разговариваем, редкие вопросы, короткие ответы, но это не напрягает, наоборот даже заставляет чувствовать себя комфортно. Мы словно не должны придерживаться каких-то правил, хотим – говорим, а если нет просто молча идем вперед.

Я уже хочу уткнуться в воротник… и вдруг замираю.

За стеклянной витриной — мастерская. Тёплый свет, мягкие тени. Женщины за кругами — медленные уверенные руки. Глина меняет форму послушно, красиво.

Я не слышу ничего — только вижу. И не могу отвести взгляд.

– Хочешь зайти? – спрашивает Егор негромко.

– Я… – сглатываю. – Всегда хотела. Ещё когда была студенткой… Но потом было… всё остальное.

Егор наклоняет голову, не давит, не насмехается, просто слышит.

– А сейчас? – он спрашивает слишком прямо.

Я делаю вдох.

– Я боюсь испачкаться… – отговорка вылетает сама собой.

Егор хмыкает и открывает дверь, тонкий звон колокольчика.

– Иногда нужно запачкаться, чтобы получить результат.

Я хватаюсь за его рукав в последний момент

– Я не готова.

Егор разворачивается ко мне. Спокойный взгляд, тёплый, но без жалости.

– Идем, – и тянет меня вперед.

***

Аннотация к книге "После развода. Новое счастье в 40"

Двадцать лет брака. Дом, полная чаша. И вот на юбилее моей сестры, муж заявляет, что уходит к молодой любовнице. И не просто любовнице – моей дорогой племяшке, которую я по доброте приютила в своем доме.

https://litnet.com/shrt/zmsv

9

Внутри тепло, запах — странный: мокрая глина, кофе, тихая музыка. Несколько людей вокруг работают за кругами — у кого-то получается стакан, у кого-то кривая ваза, но все улыбаются. Совсем небольшое помещение, но светлое, уютное.

Я замираю у порога.

– Готова запачкать руки? – Егор наклоняется ко мне.

– Я… – даже не знаю, что сказать. – Я просто смотрю.

– Угу, – он фыркает. – Так все и говорят, перед тем как начать делать.

Я толкаю его плечом. Слабо, но всё же.

К нам подходит женщина — лет сорока, волосы в пучке, на фартуке засохшие следы глины.

– Привет! Хотите попробовать? Мы только начали, – спрашивает она улыбаясь.

– Нет… мы просто…Мы проходили мимо…

– Она бы хотела попробовать, – Егор тихонько толкает меня вперед. – Всегда мечтала, а тут как знак свыше.

Я бросаю на Егора быстрый злобный взгляд, но он ни чего не замечает, продолжает улыбаться.

– Отлично, – смеётся женщина. – Я Лина, – Она сразу смотрит на мои руки, будто по ним читает историю: – У вас отличные руки, думаю у вас все получится.

Я киваю, потому что слов нет.

– Пойдём. Попробуешь? Не обещаю шедевра, все же как я понимаю первый раз, но эмоции будут.

Приходится снять свою серую толстовку и остаться в белой майке, на меня надевают коричневый фартук и усаживают за свободный гончарный круг. Женщина приветственно кивают и улыбаются, они выглядят таким спокойными, в гармонии с собой.

Лина кладёт передо мной мокрый комок глины. Он холодный. Сырой. Непослушный.

– Глина — как человек, – говорит Лина спокойно. – Она отражает всё: страх, злость, зажимы. С ней нельзя силой. Но и уступать нельзя. Иначе будет… – она ткнула пальцем в бесформенную лепёху на соседнем столе, – вот это. Руки сюда, – Лина направляет мои ладони. – Дыши. Не зажимай плечи. И не пытайся сразу контролировать всё.

Слишком поздно: внутри — комок контроля размером с небоскрёб. Глина под ладонями подрагивает, проскальзывает, пытается выскользнуть.

– Нет… я не могу… все не так…

– Ты не обязана держать всё идеально, – мягко останавливает она мои руки. – Просто дай этому быть. Позволь ошибаться. Ты должна сама ощутить где давить, а где отпустить, так чтобы глина приняла нужную тебе форму, почувствуй ее.

Я выдыхаю, медленно. Лина снова включает круг. Глина вращается — не я кручу её, а она уводит мои движения за собой.

Я чувствую, как дрожат пальцы. Как под ногтями скапливается глина.
Как под кожей ходит напряжение — и вдруг… вдруг подгибаются плечи. Опускается подбородок. Падает тяжесть.

Комок глины послушно вытягивается вверх, сначала неровно, потом форма начинает вырисовываться. Лина только подстраховывает мои локти.

– Видишь? У тебя всё получается.

– Правда? – голос хриплый.

– Очень даже не плохо для первого раза.

В голове вспыхивает мысли, что вдалбливались в меня годами:
я ничего не умею
я всё буду делать криво
я слишком стара для начала
слишком поздно

Но глина упрямо отвечает пальцам:
нет, смотри — у тебя выходит

Слеза вдруг капает на внутреннюю стенку чаши. Я даже не замечаю, как она появилась.

– Что это будет? – спрашиваю тихо.

– Это тебе решать, – отвечает Лина.

Я смотрю на своё творение. Немного криво. Неровный край. Слишком тонкое дно. И всё же – оно моё. У меня получилось! Пусть не все идеально, но получилось!

Егор подходит ближе, заглядывает через плечо:

– Отлично. Я не ожидал, думал ты делаешь что-то… ну типа какой ни будь кучи…

Я закатываю глаза, но улыбаюсь. У меня мурашки по коже от того что, что-то получилось. У меня! Я сама!

Егор смотрит на меня, уже без привычной наглости, словно что-то в нем изменилось пока он ждал меня здесь.

– Ты похоже даже не представляешь насколько уникальна.

– Чашка? – я поднимаю на него глаза.

– Чашка, – он улыбнувшись кивает.

Чашки снимают, ставят сушиться. Лина хлопает меня по плечу:

– Приходите ещё. У вас хорошо получается, немного тренировки и будете делать шедевры. Свою чашку можете забрать через пару дней, а если захотите расписать, то приходите завтра.

Я киваю, медленно вытираю руки полотенцем и поворачиваюсь к Егору. Он поднимает бровь:

– Кажется я знаю, что мы будем делать дальше, – тихо произносит Егор, его глаза светятся, словно он не сидел на диване в ожидании полтора часа, а занимался каким-то важным и интересным делом.

– Что?

– Поехали.

Я киваю, что-то во мне изменилось, не сломалось, а переросло, изменилось. Я готова, ехать куда угодно, с огромным энтузиазмом. Егор помогает мне одеться и мы снова едем по городу.

Что-то изменилось не только во мне за это время, но и в Егоре. Его глаза стали… внимательнее. Он смотрит на меня с интересом, не с тем что смотрят мужчины на женщину, а с внимательным интересом, словно он пытается понять, что-то разгадать.

***

Аннотация к книге "Развод в 40. Право быть счастливой"

Из кассира в супермаркете в содержанку богатого мужчины? Легко!
Измена мужа, развод в 40, ипотека, кредит на холодильник и одна с тремя детьми – кажется, моя жизнь еще никогда не была столь увлекательной.
Но когда в твою дверь стучатся коллекторы, на ужин, кроме гречки, ничего нет, а младшему сыну срочно нужна новая обувь, выбирать не приходится.

https://litnet.com/shrt/vBaN

9.1

Я делаю вдох.

– И куда теперь?

– Есть одно место, – говорит он. – Неофициальное, конечно. Но лучшее для тех, кому срочно нужно… – он ищет слово, – выговориться без слов.

Я чувствую — он снова читает меня слишком точно. И ненавижу, и благодарна за это.

– Поехали, – отвечаю.

Через пятнадцать минут Егор паркуется у старого заводского корпуса. Граффити на стенах, железные балки.

– Здесь? – уточняю я.

– Здесь, – кивает он и усмехается. – Не бойся, я помню выходы, но не очень точно.

А я уже почему-то готова на все, что-то внутри уже зажглось. Мы идём внутрь через боковую калитку. Пустой двор. Бетонные стены. Эхо. Ветер бьёт в лицо, пахнет железом и мокрым снегом.

Мы с Егором оказываемся в самом центре этого пространства. Он останавливается, кладёт руки в карманы. Смотрит спокойно. Я чувствую, что он что-то задумал.

– Что? – спрашиваю настороженно.

– Смотри, – отвечает он.

Он набирает полную грудь воздуха. И вдруг – кричит. Громко. Резко. Так, что у меня всё внутри подпрыгивает. Эхо подхватывает крик и катит по стенам, будто волна.

Я вздрагиваю, оборачиваюсь на автомате, ищу глазами – кто услышал? Сердце стучит: нельзя шуметь, нельзя привлекать внимание, нельзя…

– Ты что делаешь? – шиплю я. – Нас сейчас… Я оглядываюсь – пусто. Ни камер, ни людей, только ветер.

Егор смотрит на меня с тёплой нагловатой улыбкой:

– А теперь ты.

– Нет! – я почти смеюсь от нервозности. – Ты с ума сошёл!

– Да, – спокойно. – Твоя очередь.

Я обхватываю себя руками. Колени чуть дрожат. Внутри — комок, огромный, давящий.

– Я не могу, – шепчу я и трясу головой.

– Можешь, – кивает он. – Никто не услышит. Никто не накажет.

У меня пересыхает в горле. Страх подступает — не за себя, а за привычку быть тихой.
Хорошей. Удобной.

– Просто… выдохни громко, – говорит он мягко.

Я прижимаю руки к груди. Делаю вдох. Но голос застревает — как будто что-то держит его за корень. Я закрываю глаза. «Нельзя». «Тише». «Не привлекай внимания». «Веди себя нормально». И вдруг — вырывается звук. Сначала короткий. Скомканный. Почти жалкий.

Это не мой крик! Я открываю глаза. Егор одобрительно кивает — продолжай.

Я делаю ещё вдох. Глубже, так что легкие упираются в ребра. И — кричу. Так громко, что у меня звенит в ушах. Громко, как никогда в жизни. Не слова, не смысл — просто крик. Голос, который был заперт годами. Эхо подхватывает его и бросает назад — будто сама пустота отвечает мне.

Я хватаюсь за Егора, кажется, что я сейчас упаду, словно вместе с криком из меня что-то ушло, смеюсь — нервно, дико. Оглядываюсь, будто жду, что сейчас кто-то выбежит и заорёт: ай-ай-ай!

Никто. Пустота. Свобода.

Я делаю ещё один вдох. И кричу снова. Длиннее. Чище. Грудь вибрирует, воздух режет горло. Егор подхватывает и кричит вместе со мной.

Он берет меня за локти, встает напротив, смотрит в глаза.

– Нормально? – спрашивает тихо и я киваю. Часто дышу, как после марафона.

– Да… кажется…впервые за двадцать лет — нормально.

Я выдыхаю. Снег бьёт по лицу. Пальцы дрожат. Смотрю на Егoра. Он оценивающе кивает, будто проверяет качество моей истерики на профпригодность.

– Мощно, – говорит он. – Думал, стена треснет.

– Дурак, – отвечаю я, но улыбаюсь.

– Я знаю, – он цокает языком. – Но полезный дурак, – подмигивает, но затем его лицо становится чуть серьезным, он касается моих пальцев. – Ты ледяная! Что-то я не подумал… Что уже не лето, он виновато улыбается.

– Все отлично, – выдыхаю я словно одурманенная. – Мне все нравится.

– Я понимаю, – усмехается он. – Но если ты завтра сляжешь с пневмонией, то ты меня не простишь.

Я улыбаюсь и качаю головой, понимаю что он прав, но внутри меня такой жар, я не чувствую холода. Все же я соглашаюсь и мы возвращаемся в машину, подставляю руки к печке, пальца болезненно покалывает.

– Кофе? – спрашивает Егор выезжая на трассу.

Я качаю головой, хоть мне и нравится этот день, но всему приходит конец, пора возвращаться в реальность.

– Уже поздно, – я смотрю в окно, не хочу в такой момент видеть Егора. – Мне пора домой.

– В полночь карета не превратится в тыкву.

Я улыбаюсь.

– Знаю, но любой сказке приходит конец.

– Может это только начало?

Я пожимаю плечами и улыбаясь качаю головой.

Мы едем молча, город за окном дрожит в отражениях фонарей и витрин. В машине тепло, и я чувствую себя живой, обновлённой.

Егор останавливается у подъезда, он выходит первым, подходит к моей двери и помогает мне выйти из машины.

– Провожу, – говорит спокойно.

– Не надо, – я качаю головой. – Дальше я сама.

Он задерживает взгляд, чуть дольше, чем нужно, и усмехается:
– Ладно. Если что — кричи.

Улыбаюсь, качаю головой и иду к подъезду. Перед тем как войти, оборачиваюсь — Егор стоит возле машины, руки в карманах, и просто смотрит мне вслед. Разворачиваюсь, открываю дверь и захожу внутрь.

Шаги гулко отдаются в пустоте. На площадке горит свет. Ключ дрожит в пальцах, когда я вставляю его в замок. Щёлчок звучит слишком громко — будто выстрел в тишину. Замираю на пороге, делаю короткий вдох и открываю дверь.

Первое, что бьёт в лицо — запах. Алкоголь. Тяжёлый, горький, вперемешку с его одеколоном. Воздух затхлый, будто весь дом пропитался ожиданием скандала.

Андрей стоит в прихожей. В руках бокал, не полный — ровно столько, чтобы не пролить при вспышке ярости. Глаза узкие, холодные, но в них — огонь, сдерживаемый усилием воли.

– Где ты была? – голос глухой, срывающийся. Он делает шаг ближе, бокал дрожит в руке. – Я тебя спрашиваю, где ты была, сука?

10

– Где ты была? – с криком повторяет он, словно я глухая.

– Гуляла, – на выдохе отвечаю я.

– Гуляла, – повторяет он, усмехаясь. – А я, значит, сижу тут, как идиот, гадаю, где моя жена-шлюха шляется.

– Не начинай, Андрей, – я морщусь, мне противно слышать мужа, но спорить сейчас не время, он слишком пьян.

– Не начинай?! – Андрей делает шаг вперёд. – Ты решила, что можешь просто исчезнуть? Не предупредить, не спросив разрешения?!

– Если ты забыл, то мой телефон разбит, – спокойно говорю. – Завтра куплю новый.

Он моргает, будто не сразу понимает, что я не оправдываюсь, не извиняюсь, а спокойно отвечаю на его претензии.

– Конечно, – бормочет он. – Завтра купишь. Может, тебе твой… ебарь поможет?

– Не говори ерунды, – выдыхаю я.

– Ерунды?! – он повышает голос. Андрея немного пошатывает. – Ты что-то больно разговорчивая стала! Что решила возомнить о себе что-то? Ты забыла кто ты? Ты никто!

– Ты пьян, Андрей. Мы поговорим утром. – разворачиваюсь и расстёгиваю куртку, стараюсь не повышать голос.

– Не смей мне указывать! – орёт он. Голос ломается, по лицу скатывается капля пота, глаза бешеные. Он швыряет стакан со всей силы в стену.

Звон стекла бьет по ушам, прикрываю голову руками, чтобы защититься от осколков. Виски растекается по обоям, по полу. Резкий запах алкоголя заполняет все пространство.

– Ты что сука, забыла где твое место! – кричит он. Я не отвечаю. Настороженно смотрю на Андрея. На его лицо, перекошенное, чужое, на руки, дрожащие от ярости. – Я убью тебя, сука! – орёт он. – Клянусь, убью!

Андрей рвётся вперёд, рука летит к шее. Вонь алкоголя, горячее дыхание – и удар, который должен был закрыть мне рот. Я откидываюсь назад – инерция, шаг в сторону, и его пальцы соскальзывают по воротнику. Сердце колотится. В голове мелькает голос тренера с курсов самообороны: «Не стой на месте».

Андрей снова бросается, хватает за запястье и тянет, рассчитывая опрокинуть. Его вес идёт вперед; он уверен, что удержит меня силой. Он больше ростом и массой, но сейчас он – колеблющийся маятник и мне всего лишь нужно его правильно направить.

Рука Андрея свистит по воздуху, бьёт меня по щеке – боль резкая, но не парализующая. Я по памяти ставлю ладонь на внутреннюю сторону его запястья, упрямо давлю в сторону сустава – простой захват, который тренировали на практике. Боль в кисти заставляет Андрея разжать пальцы. Вижу, как мышцы у него напрягаются: опьянение делает движения медленнее, координация отставляет. Ставлю колено точно в бедро чтобы сместить опору. Андрей шатается. Я выворачиваю его руку за спину, используя плечо как рычаг: его плечо поднимается, центр тяжести смещается, и Андрей вынужден согнуться.

Этого достаточно, чтобы лишить мужа силы на короткий момент. Андрей дёргается, издаёт хрип – сила есть, но контроль утрачен.

Движения Андрея стали хаотичными и бессвязными. Отступаю на шаг, держу запястье до последнего, пока он не опускает руки. Его дыхание прерывистое. Руки слабеют. В его глазах – смесь ярости и растерянности: он не ожидал, что маленькая женщина сможет так упорядоченно и без паники сломать его вспышку.

– Никогда больше, – тихо, отчетливо произношу я. Андрей напряжен, вижу как вены на его шее пульсируют.

Я не держу его жестко: отпускаю запястье, намеренно даю немного свободы, чтобы показать, что не боюсь его, что готова встретиться с ним лицом к лицу. Андрей делает шаг назад, будто проверяет, действительно ли я отпустила. Я стою ровно. Мне очень страшно, что сейчас он может накинутся на меня с новой силой, второй такой схватки я не выдержу, да я и эту-то не понимаю как смогла выиграть, все происходило как в тумане. Тело делало все быстрей, чем я думала.

– Не смей поднимать на меня руку, – говорю спокойно, голос ровный, в нем даже есть сталь. – И слушай меня внимательно: Я сейчас соберу вещи и уйду. Ты не мешаешь. Ни прыгаешь, ни кричишь. Понял?

– Ты не просмеешь…

– Уже посмела! – я уверенно смотрю ему в глаза, держу подбородок немного вздернутым. Назад пути нет, – У тебя есть выбор, либо мы сделаем все тихо, без шума. Придём на юбилей фирмы и спокойно расскажем, что решили развестись, а тем что мы пришли вместе мы покажем, что наши отношения остались дружеские. Я думаю, это очень оценить Матвей Сергеевич и возможно наш развод даже не отразится на твоей работе…

– Ты чё, сука… – Андрей подается вперед, но я не опускаю голову, не сжимаюсь, остаюсь стоять так же с гордо поднятой головой.

– А если ты не хочешь по хорошему, то Матвею Сергеевичу будет очень интересно узнать, что ты спишь с женой своего подчиненного. Я выложу все о тебе с потрохами и вот тогда, дорогой мой муж, твоя карьера точно полетит под откос!

– Ты не посмеешь, – Андрей кривит рот, хочет показать что не верит мне, вот только он больше не решается прыгнуть на меня.

– Если хочешь, можешь проверить, – с вызовом смотрю в глаза Андрея он делает шаг, будто хочет разорвать меня на части. Но одновременно видно, что в голове он уже считает: риск – репутация – дети – карьера. Его кулак сжимается, затем медленно разжал.

Он стоит несколько секунд, будто считает. Его лицо искажает ярость, он начинает проклинать меня шёпотом, но слов становится меньше и они бессвязны. Наконец он отступает на шаг, прислоняется к стене и дышит тяжело – не от усталости, а от поражения.

Медленно с чувством собственной маленькой победы направляюсь в спальню. Мне хочется рывком побежать, покидать все вещи, но я не хочу чтобы Андрей понял как мне на самом деле страшно.

Кидаю документы и несколько вещей в спортивную сумку. Пальцы дрожат, но не от страха. От адреналина.

Андрей стоит у двери спальни не решается войти. Пьян, вспыльчив – и в то же время расчётлив. Он понимает, что одно необдуманное движение сейчас может разрушить все его привилегии. Это видно по взгляду: человек, который привык к покорности другого, в первый раз в жизни не уверен, какой ставке отдать преимущество – эмоциям или выгоде.

11

Я не оборачиваюсь. Толкаю дверь, она с громким хлопком закрывается. Дверь захлопывается, и тишина такая чистая, что даже сердце бьётся тише. Мне становится легче.

Стою, прижимаю сумку к боку, достаю из кармана телефон из кармана телефон. Экран весь покрыт паутиной трещин. Такси приедет через пять минут.
Выхожу из подъезда: воздух холодный, будто чистит; в лёгких – свобода, острее любой радости, и она пахнет снегом.

Я выхожу из подъезда. Воздух колючий, пахнет морозом и свободой. Пальцы дрожат от переизбытка всего. Я не понимаю что со мной происходит, не знаю что я буду делать дальше. Я хотела постепенно отойти от Андрея, подготовить почву к отступлению, а теперь… Я стою у подъезда с сумкой, в которой вещей хватит на пару дней, но отчего-то чувствую легкость. Андрей и раньше не особо контролировал эмоции, мог позволить себе обозвать, унизить, но чтобы так…

Плевать! Есть я, есть дети, есть моя мама! Разберусь со всем постепенно! Даже хорошо что я решилась именно сейчас, кто знает сколько бы я искала работу, жилье, а потом бы уже и привыкла к изменам и новым унижениям Андрея и жила бы дальше в новой реальности. А теперь я свободна и у меня нет выхода, нужно действовать!

Такси подъезжает, сажусь на заднее сиденье, сумку кидаю рядом. Нужно предупредить маму, что я приеду. Набираю ее номер. Один гудок, второй.

– Алло… – голос сонный, тревожный. – Ирочка?

– Мам… – я запинаюсь. – Мам, я еду к тебе, – на выдохе заканчиваю я.

– Что-то случилось?

– Все нормально… Потом расскажу. Я уже в машине, скоро буду.

– Хорошо, доченька. Конечно. Приезжай.

Кладу телефон на колени. Водитель бросает короткий взгляд в зеркало, но ничего не спрашивает.

Я смотрю в окно – темно, пусто, мокрый свет. И вспоминаю, как мы с Андреем покупали маме квартиру. Тогда мама вдруг взбунтовалась – сказала, что не станет переезжать, если квартира будет записана не на неё. Я обиделась, поссорились, Андрей тогда ещё посмеивался: «твоя мать с характером». Я тогда тоже считала это маминым вздором. А теперь понимаю – это был не каприз. Расчёт. Мудрость. Она просто заранее знала, что этот день однажды наступит.

Мудрость приходит с годами. Только цена у неё – прожитые годы.

Машина останавливается у знакомого подъезда. Выдыхаю, открываю дверь, холод хлестает в лицо. Поднимаюсь по лестнице. Дверь открывается почти сразу – мама, в халате, в очках, темные волосы лежат в аккуратной прическе. Она смотрит на меня секунду – молча, внимательно, будто читает всё без слов.
Потом просто делает шаг вперёд и обнимает.

Я утыкаюсь лицом ей в плечо.

– Всё, всё, доченька, – тихо, спокойно, как будто я просто пришла с работы, а не сбежала от мужа. – Пошли, разберёмся потом. Сейчас ты дома. Все будет хорошо.

Я киваю, не выходит ни чего сказать. Слёзы текут сами. Без рыданий, без звука, просто текут. Мама проводит меня на кухню, усаживает, наливает чай. Всё привычно, чётко, будто она знала, что этот вечер наступит.

– Мальчики уже спят. Ксюха в телефоне ковыряется. Так что тихонько пей чай и успокаивайся.

Я пью. Горячий чай обжигает, и это помогает не развалиться. В груди скрипит – и вдруг вырывается короткий всхлип. Я закрываю лицо ладонями. Это не боль от того что моя брак разрушен, это боль которая копилась годами, а я ее словно не замечала, прятала в себе. Мама кладёт руку на плечо, просто держит. Без слов.

– Мам… я больше не могу, – выдыхаю сквозь слёзы. – Я ушла от Андрея.

– Правильно, – говорит она тихо. – Поздно – лучше чем никогда.

И только тогда я понимаю, что именно таких слов ждала. Не жалости. Не советов. А просто принятия моего решения. Я прижимаюсь к её плечу, так хорошо побыть просто дочкой, без тяжести взрослых решений.

Слышу шаги в коридоре, вытираю слёзы, поднимаю голову. В дверях появляется Ксюша. На ней толстовка, волосы собраны в пучок, в глазах – настороженность и холод. Она молчит секунду, просто смотрит. На меня, на маму, на чайник, на сумку у стены.

– Мам, – голос твёрдый, колючий. – Это что вообще значит?

– Что? – выдыхаю я.

– Ты здесь, посреди ночи. С сумкой.

Я чувствую, как горло сжимается.

– Всё в порядке, Ксюша. Просто… мы немного поживем у бабушки.

– Просто?! – она почти смеётся. – Ты серьёзно?

– Ксюша, не нужно так. Дай ей выдохнуть, – осторожно заступается мама.

– Нет, ба, пусть объяснит. Мы жили нормально! Без ссор, без криков, без скандалов! Все думали, у нас идеальная семья, а теперь – бац! – мама с чемоданом.

– Мы не жили, Ксюша, – говорю я. – Мы делали вид.

– Господи, – закатывает глаза дочь. – Тебе бы книжку написать, мам. “Как разрушить семью за один вечер”.

Я встаю из-за стола и делаю шаг к ней.

– Не надо, – предупреждает она. – Только не начинай со своими речами про “я устала” и “мне плохо”.

– А если это правда?...

– Правда?! – перебивает Ксюша. – Папа тянул семью двадцать лет! Работал, платил за всё, а ты просто сидела дома! У тебя были дети, дом, деньги – чего тебе ещё надо?!

– Чтобы об меня не вытирали ноги, – вырывается у меня.

Ксюша замирает на секунду, потом усмехается.

– А, ясно. Поняла. Поздно вспомнила, что ты «личность», да?

Делаю шаг ближе, строго смотрю на дочь.

– Ксюша, хватит. Я не позволю тебе разговаривать со мной в таком тоне.

– А я не позволю тебе разрушать всё, что у нас было! – голос срывается. – Ты реально больная, мам! Ночью уйти! Ты вообще о нас подумала? Ты только о себе подумала! Только о СЕБЕ! Я не собираюсь потакать твоим прихотям! Тебе в голову взбрело, ты и живи тут!

Ксюша срывается бежит в прихожую, мы с мамой следом за ней.

– Ксюша, – мама пытается как-то угомонить разбушевавшуюся внучку. – Ночь, на дворе. Ну куда ты пойдешь? Подожди до утра.

– Нет! – она отшатывается. – Я не собираюсь тут оставаться. Я поеду домой. К папе.

– Не смей! – вырывается у меня. – Там сейчас ночь, он пьян!

12

Стою посреди коридора, не двигаюсь. Рука всё ещё помнит, как держала Ксюшино запястье. Пальцы дрожат.

– Всё, всё, – мама подходит тихо, кладёт ладонь мне на спину. – Успокойся.

Я выдыхаю, но воздуха будто не хватает.

– Она ушла, мам. Ночь. На улице. Господи… – я хватаюсь за голову. – Что, если что-то случится?

– Не случится, – мама говорит спокойно, как будто своим голосом может остановить бурю. – Она взрослая, справится. Дай ей время.

– Она… – я сглатываю, – она ненавидит меня.

– Нет, Ира. – Мама качает головой. – Она просто защищается. Ты – разбила картинку, в которой она жила. Она напугана, что все может изменится. Она хочет хоть как-то удержать привычный мир.

– Она ведь… как он, – выдыхаю я. – Эти слова, интонации, даже как смотрит…

– Да, – мама вздыхает. – Ну а чего ты хотела. Это ты не видела как ведет себя Андрей, а дети то видели и впитывали. Но это ещё не приговор, все можно исправить.

Я хватаю телефон – экран весь в трещинах, плохо реагирует на прикосновения. Набираю Ксюшу. Один гудок. Второй.

– Возьми… пожалуйста, возьми…

Но ответа нет. Звоню Ксюше снова. И снова гудки. Три звонка. Пять. Десять. Ноль ответа.

– Мам, – шепчу, – она не берёт.

Я хватаю куртку, ключи – всё валится из рук. Сердце колотится в висках.

– Господи, – шепчу в пустоту, – Ксюша…

Прошло уже минут двадцать, если она вызвала такси, то должна быть уже дома. Звоню Андрею. Он отвечает с хрипотцой, раздражённо:

– Что тебе нужно? – с хрипом в голосе отвечает он.

– Ксюша у тебя? – слова вылетают рывком.

– А ты не знаешь, где твоя дочь? Ну конечно, куда тебе… мать года.

– Вообще-то Ксюша и твоя дочь тоже! Просто скажи, она у тебя?

– Может, у меня. Может, нет.

– Андрей!

– Ты вещи собрала и свалила. Теперь ты от меня чего хочешь? Ищешь повод вернутся? Не надолго тебя хватило!

Андрей сбрасывает звонок. Я стою, как в тумане. Резко разворачиваюсь и выбегаю из квартиры, на ходу накидываю куртку. Воздуха не хватает, пальцы онемели.

Снег летит в лицо, город тёмный, пустой. Я звоню снова. Пальцы замерзают, дыхание рвётся. Я набираю подруг – никто не знает, никто не видел.

Телефон вибрирует – одно сообщение. Потом второе. Третье. Имя – Егор.
Я смахиваю их с экрана, не читая, просто чтобы не мешалось. Сейчас не до этого.
Снова звоню Ксюше.

Слёзы злости и страха подступают. Иду по улице, даже не понимаю, куда.

Телефон звонит, даже не разбираю что написано на экране принимаю вызов, машинально подношу к уху.

– Ира, – голос спокойный, низкий, немного встревоженный. – С тобой всё хорошо?

Останавливаюсь. Воздух застревает в горле.

– Нет… – выдыхаю. – Нет, не хорошо. Ксюша ушла. Телефон не отвечает. Я не знаю, где она.

Пауза. Только дыхание в трубке.

– Где ты сейчас? – тихо, без паники.

– У мамы… была. Теперь… на улице Юбилейная, – смотрю по сторонам и замечаю табличку с номером дома. – Восемь.

– Я сейчас буду.

Егор скидывает. Тишина. Медленно продолжаю движения вперед, прислушиваюсь к звукам. Хоть бы ни чего не случилось.

Машина резко тормозит у обочины, визг шин по асфальту. Егор вылетает из-за руля, даже дверь не захлопывает.

– Садись, – бросает он берет меня под локоть, я будто в тумане. Егор усаживает меня внутрь и обходит машину. – Куда? – спрашивает, когда выезжаем на улицу.

– Не знаю… может к Андрею. Или к подруге, – голос дрожит.

– В чём она была? – чётко.
– Джинсы. Куртка синяя. Телефон не отвечает.
– Хорошо. Я смотрю по сторонам, едем в сторону твоего дома. Ты пока позвони подругам.

Егор медленно едет по улицам, пока я набираю подругам Ксюши. Уже ночь, многие из них спят, и даже не сразу понимают о ком я. Ни у кого из подруг Ксюши ее нет. Единственный вариант – это Андрей. Я не смогу сидеть спокойно, пока не буду знать что с Ксюшей все нормально и она в безопасности.

Я хватаю телефон – опять набираю. Звоню снова. И снова.

– Ничего, – шепчу. – Она не берёт.

Егор бросает на меня короткий взгляд.

– С ней все будет нормально. Девочка уже взрослая. Не переживай.

Я сглатываю.

– Если с ней что-то случится…

– Не случится, – жёстко. – Не надо думать о плохом раньше времени. Я тоже сбегал от отца, ни чего живой. – Он включает аварийку, резко сворачивает к остановке – смотрит по сторонам, высматривает фигуру в синей куртке. – Это она?

– Нет… – я прижимаю ладонь к стеклу, сердце колотится. – Не она.

– Ладно. Дальше.

Он снова выжимает газ, я держусь за ремень. Каждый поворот кажется вечностью. И единственная мысль – только бы она была жива.

Мы подъезжаем к моему дому и тут я вижу Ксюшу, почти у самого подъезда.

– Стой! – выкрикиваю и на ходу уже пытаюсь открыть дверь.
Егор резко бьёт по тормозам, машина замирает рывком. Я выскакиваю, едва не хлопнув дверью себе по ноге. – Ксюша! – кричу, бегу к ней.

Дочь оборачивается – глаза горят, губы дрожат. Она вся продрогла!

– Что тебе надо? – выплёвывает она морща лицо.

– Я… Я звонила тебе… искала тебя, – подхожу ближе, руки дрожат. – Поехали домой.

– Домой? – она усмехается, дерзко, по-взрослому. – А где теперь наш дом? У бабушки? Я вроде как раз и иду к себе домой!

Сердце обрывается.

– Ксюш, – тихо говорю я не знаю как до нее достучатся сейчас. Она вся продрогла, ей бы в тепло. – Давай потом это все обсудим. А сейчас поехали… к бабушке.

Ксюша смотрит на машину на которой я приехала, в этот момент как раз выходит Егор, не подходит к нам просто замирает возле двери скрестив руки.

– А, ты уже с новым хахалем, – хмыкает Ксюша. – Быстро ты!

– Ксюша, это все не так…

– А как? Ты хоть понимаешь как это выглядит? Ты приезжаешь сюда на крутой тачке с каким-то мужиком… Ты хоть чуть головой своей подумай!

– Ксюш, пожалуйста давай не будем…

13

Я возвращаюсь к маме. Ночь глотает слова. Мама приносит тёплый плед, ставит передо мной кружку. Я делаю глоток и понимаю: нужно действовать. Не кричать, не истерить – действовать.

План рождается в голове быстро, как приговор. Развод. Документы. Юрист. Хочу все сделать правильно – чтобы не дать Андрею ни одного козыря.

Наутро звоню Егору. Я не знаю к кому еще обратиться с таким делом.

– Ты можешь помочь мне с разводом? – спрашиваю и слушаю, как он принимает решение.

– Если ты действительно этого хочешь, то конечно, я помогу, – отвечает он коротко. – Давай встретимся через час.

Мы встречаемся в кафе возле дома моей мамы. Егор берёт папку, объясняет, где подпись, где копия, что нужно нотариально, а что можно позже. Он делает это спокойно, методично. Я выписываю список, потому что боюсь что-то упустить.

– Это не совсем мой профиль, – говорит он, листая бумаги. – Я тебе сейчас сказал, что точно нужно. Пока собирай все, а я поищу хорошего юриста по семейным делам.

Я чувствую странную легкость, даже непривычную. Будто я много лет шла в броне, а теперь впервые сняла с себя всё – и тело само не понимает, что делать без груза. Раньше не замечала, как жила в постоянном напряжении. Как измеряла каждый шаг «чтобы не разозлить», «чтобы не вызвать раздражение». А теперь я просто делаю что хочу и как хочу, не думая о пустяках, не отдергивая себя.

С работой тоже все не просто. На собеседованиях на меня смотрят как на пришельца.
«Вы давно не работали?», «А трое детей? Кто с ними будет сидеть?», «Может, пока посидите дома, а потом, когда подрастут...», «Ну вам уже сорок пять, трое детей, ну…». Такое ощущение, что женщина после рождения детей должна или жить теперь только ради них или уходить умирать куда-то в лес. Я словно стала ненужная для этого мира. Я ухожу из офисов с сухим «мы вам перезвоним» и всё равно откликаюсь на новые вакансии.

Мальчики... Максим стал взрослым. Сам собирает портфель, помогает Никите. Иногда я ловлю его взгляд – внимательный, настороженный.
Никита спрашивает каждый вечер:

– Мам, а мы надолго у бабушки?

– Пока чуть-чуть, – отвечаю. – У бабушки вкуснее борщ.

Он улыбается. Ему шесть – он верит в простые объяснения.

С Ксюшей – холод. Она не звонит. Иногда пишет «всё нормально». Иногда «занята».
Я читаю эти два слова по десять раз. Как будто между ними есть что-то ещё. Пустота. Ненависть. Разочарование. Не знаю.

Вечером в четверг звонит Андрей. Я вижу номер – сердце дёргается, я опасаюсь его, мне все еще кажется, что он имеет власть надо мной. Но все же я отвечаю.

Телефон вибрирует – Андрей.
Несколько секунд просто смотрю на экран.
Беру трубку.

– Да?

– Привет, – голос ровный, чуть усталый, почти домашний. Как будто ничего не произошло. – Напоминаю: в субботу юбилей фирмы.

– Помню, – говорю спокойно. – Я как раз хотела обсудить, как лучше сделать. Хотела, чтобы мы сказали Матвею Сергеевичу о разводе. Вместе. Без скандалов, спокойно.

Пауза.

– Потом обсудим, – отвечает он быстро. – Не сейчас. Не время.

– Когда, Андрей?

– После праздника. Давай не будем портить людям настроение своими семейными делами. Подумаем спокойно, отдохнём – потом поговорим. – Он делает паузу и добавляет с фальшивым теплом: – Всё должно выглядеть достойно. Не хочу, чтобы кто-то думал, будто мы сцепились из-за ерунды.

– Я не хочу тянуть!

– Ира, – голос становится раздражённо-усталым, – я сказал, после праздника.

Молчание. Я уже не спорю. Не хочу чтобы он вновь задел мои эмоции и сыграл на этом.

– Хорошо, – тихо соглашаюсь я. – Только платье у меня осталось у тебя, в гардеробной. Заберу завтра.

– Не нужно, – мягко перебивает он. – Мы всё равно поедем вместе. Что скажут люди, если приедем порознь? Зачем давать повод для сплетен?

– Мне будет… неудобно. Я не хочу…

– Перестань, – лазского перебивает меня Андрей. – Всё будет нормально. Приезжай домой во сколько захочешь. Маскарад, всё-таки. Я понимаю, что тебе потребуется время чтобы собраться.

Я выдыхаю.

– Ладно, – говорю спокойно. – Я приеду в субботу к четырем.

– Вот и отлично, – Андрей явно доволен. А я удивлена, что он так ласково со мной общается, в последнюю нашу встречу Андрей был готов убить меня. Неужели понял что я не шучу?

Звонок обрывается. Сижу, смотрю на телефон. Мама выходит из комнаты, вытирает руки о полотенце.

– Ну что? – спрашивает негромко.

– Как обычно. «После праздника поговорим». – усмехаюсь я. – У него все важное – после.

Мама качает головой.

– Он просто тянет, Ира. Пока ты ждёшь «после», он снова начнёт тобой управлять.

– Нет, мама, не в этот раз!

В субботу, такси останавливается у дома ровно в четыре. Волосы уложены, макияж безупречный, маникюр. Всё записано, запланировано ещё месяц назад – тогда я верила, что жизнь под контролем. Теперь всё то же, только я – другая.

Поднимаюсь и подхожу к двери. Тот же дом, те же стены. Только теперь они чужие.
Поворачиваю ключ, распахиваю дверь и вхожу.

Андрей встречает в прихожей. Костюм сидит идеально, галстук в тон, волосы аккуратно приглажены, словно помнит что я говорила про наши образы на юбилей. В руках – букет роз. Моих роз. Тех, что он всегда дарил «по особым поводам». Лицо спокойное, мягкое. Даже слишком. Я ошарашенно смотрю на него, лишившись дара речи.

– Вот и ты, – говорит он. Без злости. Без сарказма. Только тепло — то самое, старое, от которого когда-то всё внутри таяло.– Я уж думал, передумала.

13.1

Я замираю. Не понимаю, что происходит. Андрей делает шаг, протягивает букет.

– Для тебя. – Голос мягкий, даже чуть неуверенный. – Просто… хотел, чтобы у нас всё сегодня было спокойно… как раньше.

Я машинально беру цветы, пальцы дрожат.

– Спасибо, – я сглатываю ком в горле.

– Ты очень красивая. Очень. У меня нет слов. Я так давно тебя не видел, что даже забыл как ты прекрасна. – Он улыбается, взгляд мягкий, нежный. – Андрей приближается. Медленно, спокойно. Кладёт ладонь мне на плечо – лёгкое, осторожное касание, будто боится спугнуть. – Я скучал, – говорит тихо. – По тебе. По дому. По нормальной жизни. По нашей жизни.

И прежде, чем я успеваю отстраниться, он тянется и целует. В щёку. Тепло, осторожно, как будто между нами ничего не было – ни крика, ни страха, ни ночи, ни угроз.

Я замираю от непонимания. Его руки мягко касаются моей спины. Он чуть отстраняется, смотрит в глаза.

– Давай забудем обо всём сегодня, ладно? – почти шепчет. – Просто праздник. Давай его проведем как раньше.

Я не узнаю его. Он – нежный, заботливый, спокойный. Как будто тот Андрей – исчез.
А этот – из старых фотографий, где мы смеёмся, обнимаемся, где всё ещё казалось возможным.

Я смотрю на него и не верю. Всё внутри все кричит: ложь. Но он улыбается так по-настоящему, что на секунду становится страшно – а вдруг и правда всё можно вернуть?

– Я приготовил твое платье, – говорит он. – В гардеробной. Повесил заранее. Проверил, чтобы ничего не помялось. – Он улыбается чуть смущённо, будто это жест внимания, а не демонстрация власти.

Я киваю, потому что слов нет, я в таком шоке, что забыла как говорить.

– Спасибо. – Голос дрожит, не естественно писклявый.

– Конечно, – отвечает он и тихо добавляет: – Мы же всё-таки семья.

Жестами показываю, что я пойду готовится и Андрей мягко кивает. Снимаю куртку обувь и направляюсь в спальню. Каждый шаг отдаётся в груди, чувствую пристальный взгляд Андрея на себе.

Захожу в спальню и закрываю дверь, только теперь могу выдохнуть нормально. Он всегда так делал! Всегда! И вновь это работает… Нет! Не сегодня! Больше никогда! Я не та, что была еще неделю назад! Я больше не попадусь на все это!

Сжимаю кулаки и успокаиваю себя. Только сегодня! Ни чего не случится! Все под контролем! Я смогу! Я справлюсь! Я не куплюсь на фальш!

Начинаю собираться, Андрей как и сказал уже достал платье из чехла. Черное, шелковое платье в пол, тонкие бретельки, открытые плечи прикроет боа из соболя. Когда стало известно о стиле юбилея фирмы мне захотелось выглядеть как в старых фильмах про Чикаго. Подобрала образ и для себя и для Андрея. Волосы собраны сзади, а у лица ровная блестящая волна. Образ дополнит кружевная маска.

Надеваю платье, но молния не поддается, как буд-то что-то застряло. Раздражение растёт – будто ткань сама сопротивляется.

И вдруг за спиной – тихий звук двери. Андрей входит, неспешно, уверенно. В руках бутылка шампанского и два бокала.

– Стучаться надо! – выкрикиваю я, прижимая платье к груди.

– Перестань, – он проходит мягко улыбаюсь мне, ставит бокалы и шампанское на прикроватную тумбочку.

– Я вообще-то собираюсь!

– Давай помогу, – он подходит ближе. – Ты всегда говорила, что на шелковых платьях очень сложные замки.

Я застываю, это действительно другой Андрей. Не тот с кем я жила двадцать лет. Вернее… Почти тот… Я запуталась!

Он слишком близко. Чувствую его парфюм, горячее дыхание. Молния тянется вверх медленно, нарочно. Я чувствую, как пальцы касаются кожи. Секунда, две, три. Время превращается в вечность. Я почти не дышу.

– Готово, – шепчет он у самого уха, его дыхание касается шеи.

Я отступаю, резко, слишком быстро.

– Спасибо. – Нервно произношу я, поправляя бретельки.

Андрей улыбается, осматривает меня с ног до головы, с теплотой и нежностью в глазах.

– Всегда рад помочь жене.

Он подходит к тумбочке, берет шампанское и начинает его открывать. Хлопок – резкий, как выстрел.

– Нам пора, – говорю я, стараясь не смотреть на него.

– Не спеши. – Он наливает два бокала, подаёт один мне. – Ты так прекрасно выглядишь.

– Хватит, Андрей, прошу, – Голос ровный, но внутри всё дрожит. – Сегодня – просто спектакль. После – развод.

Он усмехается и качает головой.

– Всегда ты о плохом. Сегодня праздник, Ира. Я хочу, чтобы всё было красиво. – Андрей подходит ближе, ставит бокал прямо в мою руку. – Давай не будем портить сегодняшний день разговорами о пустяках.

– Не хочу, – тихо произношу я и ставлю бокал обратно на тумбочку.

– Ну и зря, – он делает глоток из своего бокала. – Это твое любимое шампанское.

Я поднимаю глаза – он стоит почти вплотную. Смотрит с нежностью легкая улыбка на губах. Пытается коснуться щеки, но я отступаю.

– Поехали, – говорю, беру боа.

– Конечно, – с ледяной доброжелательность произносит Андрей делает глоток и ставит бокал.

Мы вместе спускаемся вниз, Андрей не перестает смотреть на меня, кажется даже на секунду не отводит взгляд. Мне жарко, душно в лифте, хочется сбежать поскорей. Я боюсь себя, раньше я на все закрывала глаза, стоило Андрею показать каким он может быть, если я чуть подвинусь и вот опять… Опять все заново и мне страшно.

У входа нас уже ждет машина, Андрей открывает дверь, помогает мне сесть. Заботливый муж, даже в машине пытается взять меня за руку, но я отстраняюсь.

– Здесь мы не обязаны притворятся семьей, – холодно бросаю я.

– А я и не притворяюсь. Мы – семья.

14

Машина плавно сворачивает к ресторану.

Огромное здание с колоннами, на фасаде – гирлянды, золотая подсветка. На парковке стоят дорогие машины, люди в вечерних костюмах и масках, смех, вспышки фотокамер.

Он выходит первым, открывает мне дверь, подаёт руку.

– Осторожно, – говорит тихо.

Я выхожу, держась за край двери. В воздухе чувствуется декабрьская прохлада.

На пороге нас встречает хостес в блестящей маске, проводит внутрь.

Внутри – шум, смех, огни. Всё блестит: хрусталь, позолота, шелк платьев. Мне становится душно. Воздух пропитан духами, шампанским и разными закусками.

Мы с Андреем входим вместе. Он придерживает дверь, улыбается так мягко, словно вообще ни чего не было. Словно мы самая счастливая семья в мире.

– Не волнуйся, – шепчет, – всё будет хорошо.

Я киваю. Я не боюсь что все будет плохо. Я лишь хочу чтобы это все поскорей закончилось.

Столы накрыты, оркестр играет джаз, свет золотой, мягкий. Я чувствую себя чужой – будто случайно попала в чужой праздник. Мы всегда с Андреем привлекали много внимания, и мне даже это нравилось, но сейчас я хочу прижаться к стене и растворится в ней.

Андрей ведёт меня через зал. Легко, уверенно. Он здоровается с коллегами, смеётся. Он расслаблен, а я вся как на иголках, не могу связать и двух слов.

Мы выглядим безупречно, наши наряды гармонично сочетаются. Всё выглядит безупречно. Снаружи.

– Как красиво, правда? – говорит он, глядя по сторонам.

Я просто киваю. Мне хочется быстрее закончить этот спектакль.
Просто дождаться момента, когда мы подойдём к Матвею Сергеевичу и спокойно всё скажем. Без криков, без сцен. Как взрослые люди.

Андрей берет у проходящего мимо официанта два бокала и поворачивается ко мне.

– За нас, – тихо говорит он.

Я не отвечаю, просто держу бокал. Всё вокруг – шум, разговоры, смех. И всё не про меня.

Он касается моей руки, чуть сжимает пальцы.

– Расслабься, ты слишком напряжена,– говорит спокойно, почти нежно. – Такой прекрасный вечер.

– Я просто хочу, чтобы этот вечер поскорей закончился.

Андрей шумно выдыхает, на секунду на его лице маска доброжелательности трескается, но он быстро возвращает приветливую улыбку.

Музыка меняется – звучит вальс. Андрей наклоняется, его дыхание касается шеи.

– Пойдём, – шепчет. – Танец примирения.

– Нет, – я качаю головой. – Не сегодня.

– Перестань, – Андрей тянет меня за руку и ведет в центр зала. – Ты всегда любила танцевать.

Я едва сдерживаю дрожь. Не хочу. Но он уже ведёт меня в центр зала.

Взгляды – со всех сторон. Сделать шаг назад – значит признать поражение. Поэтому я иду. Его рука на моей талии, движения уверенные. Я стараюсь не смотреть в глаза.

– Всё ведь не так страшно, – говорит он тихо. – Мы просто устали. Отдохнём, поговорим, всё станет на свои места. У нас ведь не только плохое было. Если ты захочешь мы можем все исправить.

– Нет, Андрей, – шепчу я. – Ты спишь с другой! Ты… – мне становится сложно дышать.

– Уже нет, – твердо отвечает он. – Я же говорю, что все можно исправить. Мы все можем начать с начала.

– Все не исправить.

– Это ты так думаешь. Ты всегда думаешь только о плохом.

Я не знаю, что ему ответить, что сказать чтобы Андрей понял, что я настроена серьезно. Что нельзя исправить, то что произошло.

Музыка стихает. Он отпускает меня, выпрямляется.

– Вон Матвей Сергеевич, – говорит спокойно. – Нужно подойти.

Я поворачиваюсь вслед за его взглядом – и замираю.

Перед нами – Егор. Стоит уверенно, в классическом костюме и черной маске с небольшим золотым орнаментом по краю, будто сошёл с рекламного стенда. Глаза – прямо в мои. Он словно и не видит, что Андрей рядом.

Егор делает несколько шагов ко мне.

– Разрешите пригласить вас на танец? – голос ровный, но в нём холодная решимость.

Андрей замирает рядом. Его улыбка будто трескается изнутри. Все звуки исчезают, люди продолжают жить танцевать и разговаривать, но я уже ни чего не слышу.

Я не двигаюсь. Только чувствую, как Андрей напрягается рядом. Он делает шаг вперёд, встаёт ближе, немного загоражая меня. Улыбка на лице – дежурная, но глаза темнеют.

– Простите, молодой человек, – произносит он ровно, слишком вежливо. – Мы, кажется, не знакомы?

Егор не отводит взгляда от меня, смотрит сквозь Андрея.

– Думаю, нам еще представится возможность познакомится, – отвечает спокойно Егор. – А сейчас я хочу потанцевать.

– Это корпоратив кампании. Ирина – мая жена. – Андрей чуть сжимает мне локоть, как бы невзначай.

Я вздрагиваю. Егор замечает это.

– Пока еще ваша жена, – говорит тихо с легкой улыбкой. – Сейчас я разговариваю с не с вами, а с Ириной.

Пауза. Воздух между ними накален до предела, еще чуть-чуть и начнут летать молнии.

– Вы забываетесь. – Андрей прищуривается, в голосе ледяное спокойствие:

– Возможно, – спокойно отвечает Егор. – Но я всё ещё жду ответа.

Он смотрит на меня. Прямо. Без улыбки. Вокруг гул, музыка, разговоры – а я стою между ними, будто на минном поле.
Егор протягивает руку.

– Потанцуем?

Я чувствую, как Андрей стискивает мою руку до боли. Его улыбка всё ещё на лице – красивая, ровная, но мёртвая.

15

Я смотрю на Егора. На его протянутую ладонь. Пауза – короткая, как вдох. Андрей всё ещё держит меня за руку.

– Потанцуем, – произношу ровно, но не уверена, зачем.

Егор берёт меня за руку, и всё вокруг будто отдаляется. Мы идём на середину зала.
Я чувствую, как Андрей смотрит. Прямо в спину. Сжимаю пальцы, чтобы не дрожали.
Если бы взгляд мог убить – я бы уже лежала на полу.

Музыка тихая, плавная. Вальс. Егор кладёт ладонь мне на спину – уверенно, спокойно. Без давления. Без претензий. Только ведёт. И от этого внутри всё ломается.

– Зря я согласилась, – шепчу я. – Это глупо. Он… он вон там стоит. Смотрит.

– Пусть смотрит, – спокойно отвечает Егор. – Это его проблема, не твоя.

– Ты не понимаешь…

Я поднимаю глаза – Егор спокоен. Ни тени сомнения. Будто Андрей для него – пустое место.

– Понимаю, – обрывает он. – Я просто не мог позволить такой женщине не танцевать.

– Егор, – усмехаюсь я и качаю головой. – Ты не плохо танцуешь, для проблемного ребенка.

– Ну я был не всегда проблемным.

– Что ты тут делаешь? Это закрытое мероприятие.

– Отец так решил, но я бы не пошел если бы не знал, что ты будешь здесь.

– Хочешь сказать, ты здесь из-за меня? – с легкой издевкой спрашиваю я.

– По большей части, – Его голос тихий, но твердый.

Я не нахожу, что ответить. В груди – тяжело и легко одновременно. Мне страшно, но рядом с Егором – спокойно. Он будто своим спокойствием держит весь этот зал на расстоянии.

Мы двигаемся в такт. Я пытаюсь не смотреть по сторонам, но взгляд всё равно скользит – Андрей стоит у колонны, бокал в руке, лицо покраснело, глаза злые, губы сжаты в тонкую линию. Я знаю этот взгляд. Он держит себя только потому, что вокруг люди.

Музыка стихает. Егор делает шаг назад, кланяется чуть насмешливо – и, не дожидаясь реакции, подставляет локоть.

– Пойдём, – произносит он, с легкой улыбкой на губах.

– Мне не нужно, я сама... – я вижу, что Андрей на пределе и не хочу чтобы Егор попал под раздачу. Хотя на самом деле мне стыдно… Стыдно, за то как со мной обращается Андрей, когда Егор смотрит на меня такими глазами.

– Я обязан отвести девушку туда откуда ее забрал – Он берет мою руку и сам кладет себе под руку. – Пошли. Я ведь джентльмен.

Если мы продолжим перепалку, то привлечем много внимания и я сдаюсь, киваю и мы идем обратно к Андрею. Чувствую, как напрягается воздух вокруг с каждым нашим шагом.

Андрей уже идёт навстречу. Лицо красное, жилка на виске бьётся. Когда мы подходим, он делает шаг вперёд.

Он хватает меня за локоть, рывок – резкий, привычный. Притягивает меня к себе вплотную.

– Ну ты, Ира, совсем обнаглела, – говорит почти шёпотом, но этот шепот режет. – Притащила сюда своего любовника?

– Я попрашу вас…

– Заткнись! – шипит Андрей на Егора.

– Не трогай меня, – я выдёргиваю руку.

– Шлюха! – он выдыхает это так, будто выплёвывает яд. Его рука сжимается в кулак, но я знаю что он ни чего не сделает здесь, на глазах у всех.

Я поднимаю голову, смотрю прямо ему в глаза, спокойно, ровно. Улыбаюсь. Вот он – настоящий. Без фальши. Без прикрас. Мой Андрей. Такой, какой он есть.

Егор делает шаг вперед, но я поднимаю руку останавливая его. Это мой муж и уж с ним я должна разобраться сама.

– Ты не пос…

– Добрый вечер, – раздается за спиной Андрея голос Матвея Сергеевича.

Лицо Андрея на секунду застывает в ужасе, затем его тело расслабляется и появляется привычная улыбка. Он разворачивается вставая рядом со мной, мягко кладя руку мне на поясницу.

– Матвей Сергеевич, – доброжелательно произносит он, протягивая руку, они здороваются. – Прекрасный вечер.

Матвей Сергеевич улыбается — вежливо, но глаза внимательные. Высокий, подтянутый, сдержанный. Серебро на висках не старит — наоборот, придаёт ему уверенности и достоинства. Костюм идеально сидит, дорогие часы, лёгкий аромат парфюма — всё в нём аккуратно и продуманно. Лицо ухоженное, взгляд умный, спокойный, за мягкой улыбкой чувствуется сила и контроль. Из тех мужчин, рядом с которыми сразу выпрямляешь спину.

– Андрей, Ирина, рад вас видеть. – Он слегка кивает.

Андрей чуть выпрямляется, будто оправдывается перед ним за всё, что было секунду назад. Чувствую, как его пальцы всё ещё лежат у меня на талии, он впивается им в меня, пытается демонстрировать свою власть надо мной.

Матвей Сергеевич смотрит на меня.

– Вы прекрасно выглядите, Ирина.

Я киваю, не находя слов.

– Спасибо, – мне становится больно от пальцев Андрея.

Матвей Сергеевич чуть поворачивает голову, замечает Егора — и в его взгляде мелькает что-то вроде тепла. Он делает несколько шагов вперёд, подходит ближе, легко хлопает Егора по плечу.

– Не удивительно, что мой сын выбрал самую красивую женщину в зале и пригласил её на танец. – Произносит он с едва заметной гордой улыбкой. А затем вновь смотрит на меня. – Я бы и сам не отказался с вами потанцевать, Ирина. Обычно вас так охраняет Андрей, но раз уж моему сыну удалость вас украсть на танец, то я просто больше не могу прятаться и обязан вас пригласить!

Мир будто на секунду замирает. Я не понимаю. Сын? Я перевожу взгляд с Матвея на Егора. Его стоит спокойно, чуть опустив глаза, будто ничего не произошло.

Андрей рядом напрягается, как струна. Его пальцы сжимаются сильнее, больно, но я даже не двигаюсь. Улыбка на его лице остаётся, но глаза — ледяные, бешеные.

– Сын? – тихо переспрашиваю я, будто пытаюсь убедиться, что не ослышалась.

Матвей Сергеевич кивает, будто говорит о чём-то само собой разумеющемся.

– Конечно. Старший. Вернулся недавно. Ирин, ну я же вам рассказывал про него! Теперь будет штатным юристом в компании. Не всё же мне пахать, пора уже и об отдыхе подумать, – говорит он в своей привычной манере, уверенно и с долей иронии. – Пусть сын начинает вникать, через пару лет, глядишь, я и до кругосветки доберусь. Укачу… И гори оно все синем пламенем!

15.1

Матвей Сергеевич всё ещё смотрит на меня.

– Ну так, что там насчет танца? – Он протягивает руку. Я теряюсь, бросаю взгляд на Андрея — тот застыл, напряжённый, как струна.

– Я… не уверена, что это уместно, Матвей Сергеевич, – произношу тихо, все еще в шоке, что Егор оказался сыном Матвея Сергеевича. Мне хочется очень многое узнать у Егора, а не танцевать. Если он все знал, почему сразу не сказал? Зачем весь этот спектакль?

– Без «Сергеевич», ладно? Сегодня же выходной. Я просто мужчина, вы просто женщина. Разве не так? – он мягко улыбается, единственный мужчина сегодня кто без маски, голубые глаза блестят, морщинки возле глаз. Возраст сделал его чуть мягче, уже сложно узнать того мужчину тридцати пяти лет, что держал всех в страхе, когда входил в офис.

Я не нахожу, что ответить. Его слова звучат легко, но чувствуется спокойная уверенность и внутреннее тепло.

– Ну же Ирина, мы уже лет почти двадцать лет не танцевали. Я настаиваю, – мягко добавляет он и ждёт.

Андрей кашляет, нервно поправляет галстук.

– Ирина у нас сегодня популярна, – произносит он с фальшивой усмешкой. – Едва пришли — и уже нарасхват.

Матвей Сергеевич не поворачивает к нему голову, просто бросает короткий взгляд из-под бровей.

– У красивых женщин всегда много внимания, Андрей. Важно, чтобы рядом был мужчина, который достоин её внимания.

Слова звучат спокойно, но Андрея будто осекает. Он молчит. А Матвей Сергеевич протягивает мне руку.

– Один танец.

Я киваю. Матвей Сергеевич бережно берёт мою ладонь и ведёт в центр зала. Музыка как по какому-то невидимому мне сигналу резко меняется — мягкий вальс. Свет становится теплее.

Он держит меня уверенно, но без давления. Танец — ровный, размеренный, в нём нет притворства. Мягкая, приветливая улыбка, взгляд добрый, он смотрит только на меня, словно никого больше не существует. Его ладонь на моей спине кажется почти чужой — потому что в ней нет привычного контроля и напряжения. Только спокойствие.

– Вы великолепно танцуете, – негромко произносит Матвей.

– Спасибо, Матвей Се… – я запинаюсь, исправляюсь: – Спасибо.

Он ни чего не отвечает, лишь довольно кивает.

Я стараюсь не смотреть по сторонам, но не могу. У колонны, стоят Егор, а в паре метров от него Андрей. Оба смотрят на нас. Андрей — с ядовитым блеском в глазах, губы сжаты в тонкую линию. Егор — напротив. Спокоен, почти улыбчив. Уверенный.

– Страшно? – спрашивает Матвей тихо, будто угадывает мои мысли.

– Ну не каждый день я танцую с генеральный директором. Мне кажется все на нас смотрят.

– Не на нас, – он с каким-то восхищением смотрит на меня. – Только на вас, Ира.

Я не успеваю ответить — музыка замирает. Он делает шаг назад, чуть склоняет голову.

– Спасибо. Мне было очень приятно. – Его голос мягкий, но в нём есть оттенок… чего-то личного.

Он подаёт мне руку, ведёт обратно. Андрей ждёт у стола, бокал в руке. Мне кажется, что он уже немного перебрал с выпивкой, что странно, он ведь все всегда контролирует.

– Замечательный танец, – произносит он. – Очень трогательно.

– У вас замечательная жена, Андрей. Таких мало. – Он делает паузу, добавляет чуть тише, глядя мне прямо в глаза: – И таких терять нельзя. Среди стольких мужчин она выбрала именно вас. Это надо ценить.

Матвей Сергеевич берет два бокала шампанского у проходящего мимо официанта, один из которых протягивает мне. Я благодарю кивком и легкой улыбкой. Егор встает рядом с отцом.

– Прекрасный вечер, Матвей Сергеевич, – улыбается Андрей, подступая ближе. – Всё как всегда на уровне. Вы, как никто, умеете создавать атмосферу.

– Рад, что вам нравится, – отвечает Матвей спокойно. – Хотя если честно, я уже не тот мотор, что раньше. Нужен кто-то, кто подхватит.

Андрей сразу оживляется.

– О клиентском отделе — вы можете не беспокоится. А если вам что-то нужно дополнительно, то обращайтесь. У меня как раз есть несколько идей, как оптимизировать некоторые процессы.

Я слушаю и чувствую, как внутри всё сжимается. Его голос — приторный, как тягучий мёд. Он всегда умел быть нужным, особенно когда ему это выгодно.

Матвей кивает, вежливо, но без интереса.

– Пока думаю, – произносит он. – Один из менеджеров подал заявление, прямо под конец года. Нужен человек, который умеет держать клиентов, чувствовать их. Ну и так в следующем году нас ждут перестановки… Хотя, нет! Сегодня праздник и не будем о работе! У нас прекрасная фирма, мы столько лет держим лидирующие позиции на рынке. Сегодня мы просто празднуем это! А все проблемы в понедельник!

Матвей Сергеевич поднимает бокал, а у меня внутри все сжимается. Эта должность. Моя. Когда-то я сама выстраивала отдел, составляла стратегии, ездила на встречи. До того, как Андрей решил, что «женщина должна быть дома».

Я делаю глубокий вдох.

– Простите, – говорю тихо, неудобно, ведь Матвей Сергеевич не хочет о работе сейчас, но другого шанса может и не быть. – Я бы хотела… Если вы не против… Может получится вернуть меня на эту должность? Я понимаю, что прошло много лет и я уже не так Ирина, что была, но все же…

Матвей Сергеевич удивленно смотрит на меня, затем на Андрея.

– Вы? – он будто переспрашивает, хотя знает ответ. – Ирина, я не ожидал, что вы захотите вернуться. У вас какие-то проблемы? Я думал Андрей достаточно зарабатывает…

– Нет, нет, – в панике произношу я. – Я просто хочу работать. Устала сидеть дома.

Я вижу, как у него в глазах вспыхивает то самое тепло. Он действительно рад, но в тоже время в его глазах есть и какая-то печать или растерянность, что-то что не дает радости проявится окончательно.

– Я помню, как вы работали, – добавляет Матвей Сергеевич чуть мягче. – Вы тогда держали весь отдел. У вас просто внутренние чутье, дар… Я с первого дня понял, когда увидел как вы заключаете контракт.

Матвей чуть наклоняет голову, будто что-то взвешивает, но затем опускает взгляд в бокал.