Пылающая щека напоминала о том, что все это не сон.
Что кошмар снова набирает обороты.
- И что дальше? Убьешь меня? Закроешь в своем доме? - кажется, я была близка к истерике.
Чем ещё объяснить ледяной тон, ровный голос и отсутствие видимого страха. Такое поведение было мне не свойственно.
Даже сейчас, когда я стояла у стены едва живая от нанесенного оскорбления, внутри все саднило, а сердце грозились пробить грудную клетку.
- Как вариант, - в его голосе послышалось торжество, не свойственное мужчине, который страдает от измены и мучается от боли. - Только это было бы очень мягким наказанием для тебя.
Я, наверное, сошла с ума так же, как и мой муж. Так не бывает. Здесь изначально что-то не то.
Не показалось, значит, когда меня затаскивали в машину, едва живую и опустевшую от переживаний. Был в его глазах триумф.
Так выглядят игроки казино, сорвавшие джекпот. Так выглядят бизнесмены, заключившие крупный контракт ценой жертвы партнёра. Так выглядят...
Я не успела додумать мысль.
Это, скорее всего, убьет меня морально. Со стопроцентной вероятностью.
- И что ты намерен сделать? Насиловать у стены каждый раз? Лишить денег, заставить выживать? Может, отнять у меня…
Рыдание прорвалось. Я с трудом это произнесла.
- Отнять у меня нашу… мою дочь?
Я зря это сказала. Мой голос дрогнул, указав на болевую точку.
Дочурка. Моя Аня. То, что удерживало на тонкой нити, когда я теряла волю к жизни.
Когда я потеряла своих родителей, в один момент.
Когда поймала Назара сначала с секретаршей, потом – с бьюти-блогершей, с рестораторшей. Но сил не было даже на скандал.
Когда я выпила горсть снотворного, и меня вытаскивала Людка, убеждая жить ради дочери и нового чувства.
Да, она почему-то не сомневалась, что новое чувство у меня будет.
Наверное, то, что произошло, было неизбежно. Если муж относится к жене как к сожителю по общаге, ее сердце начинает искать утешения...
- Анюту ты не увидишь. До тех пор, пока я не решу иначе. И ты ничего не сможешь с этим сделать. Твой отец мертв. Твой крестный - глубоко религиозный человек. Никто не станет на твою сторону, так что...
Я услышала, как он одевается. Обернулась.
Как ни в чем ни бывало, мой муж поправлял прическу, смахивал с измятой рубашки несуществующую пылинки, и...
И я не поверила своим глазам. Наносит на запястье и за уши парфюм.
Он собирается просто уйти? Мне бы выдохнуть с облегчением, ведь наказание закончилось, а я на могу.
Нет, это ещё не всё. Что-то должно произойти. Что-то ещё, то что сокрушит мой мир.
Почему я этого не предвидела?
Да потому что в его поведении логики никакой не было. Зачем было возвращать неверную жену то есть меня, такими титаническими усилиями, если...
Логичнее было бы меня не возвращать. Даже на треть, чтобы я осталась с ним. С моим Мишкой...
Назар Кириенко бросил на меня взгляд. Смесь презрения, брезгливости, триумфа и злорадства.
- Оденься, шлюха. У нас гости.
Я расслышала шум машины. Махнули по стенам гостиной ксеноновые фары, словно прощупывая, есть ли кто живой.
На миг у меня внутри похолодело. Гости? Кто мог приехать в такое время, практически ночью?
Кого бы Назар осмелился позвать? И зачем? Унизить меня при свидетелях?
Может, его наказание будет куда серьезнее - он просто отдаст меня на потеху своему партнеру?
Я слышала о таком. В девяностые творили беспредел. И передавали жену, которая надоела, кому-то из братков.
Стук каблуков в холле. Женщина? Кто бы это мог быть?
Назар пригласил кого-то из моих коллег полюбоваться моим падением? Но какая в этом логика, если это смоежт так же обернуться против него?
Редко какая женщина будет спокойно за этим следить.
Она вошла, словно звезда каннского фестиваля.
Высокие каблуки. Золотое платье, открывающее грудь и колени. Длинные волосы собраны в гульку, шея открыта со всех сторон.
Ничего лишнего, кроме откровенно развратного наряда. Это коронация соперницы - вот что это. Как принц Чарльз, в золотом...
Амелия. Девочка-огонь, девочка-мечта, та редкая порода девушек, которые год от года будут становиться лишь красивее.
Я привыкла к её незримому присутствию в нашей жизни. Для меня это раньше не имело особого значения, потому что Назар женился на мне. К ней относился, как к племяннице, хотя родство и было спорным.
Шесть лет. Шесть долгих лет.
- Ох, Лика, что случилось? - сахарным голоском промолвила моя навязанная подруга, по-хозяйски положив руку на плечо Назара. - Ты выглядишь, будто... Будто не здорова. Идём, я уложу тебя в постель?
В ее глазах был такой же триумф, как и у Назара, когда он закончил меня насиловать.
Я поняла все без слов.
Это было ожидаемо... В какой-то мере. Что они вместе. Но не это, черт возьми, не это!
- Сама уляжется. Не обращай на нее внимания. Ах да, жена моя любимая, - издевательски подчеркнул Назар, - в супружескую спальню дорогу забудь. Это раз. Освободишь свои хоромы - это два. Переедешь в комнату для прислуги.
Амила с этого вечера остаётся жить а нашем доме. Да, как моя любовница. И посмей хоть что-то сказать иди скривить губы, после того, как сделала рогатым меня...
Шесть лет назад
Светлая гостиная. За окном бушует весна. Мне еще вчера казалось, что весь мир лежит у моих ног.
Он и лежал. Только рухнул с высоты горящими обломками именно в этот момент.
- Папа, я не согласна и никогда не соглашусь на подобное. Я вообще не понимаю, как это пришло тебе в голову! В каком веке мы живем? Мама!
Мама лениво гладила сфинкса Тиффани по голой серой коже и вмешиваться в разговор не спешила. Да и смысла в этом не было ни малейшего: я знала, что она не пойдет против отца, даже если очень сильно захочет. Значит, все решено. И папа сделал вид, что с ней советуется, приняв решение.
- Умерь свой пыл.
Нет, папа никогда не кричал на меня.
Он умел говорить спокойно, но таким тоном, что мне хотелось раствориться в лаковом паркете породы ценного дуба.
- Мне еще учиться два года…
Я выбросила последний аргумент, который мог на него повлиять и избавить меня от подобной участи.
Напрасно.
- Твоя учеба всегда была твоей блажью. Золоченой ширмой.
- Мои работы участвовали в…
- Потому что мне приходилось заплатить всем этим галереям, чтобы согласились выставить твою мазню. И ни одного настоящего покупателя у тебя не было. Так что будь добра, молчи и слушай.
Я так и не смогла сесть. Ощущала, что задыхаюсь, но почему-то смотрела на маму в поисках спасения. Увы, смысла в этом не было.
- Ты всегда знала, что твоим мужем будет тот, кого выберу я сам. Не надо делать вид, будто слышишь об этом впервые.
- Папа!
Я не выдержала. Слезы подступили к глазам, сковали намертво гортань.
Как же много мне хотелось ему сказать! Рассказать про Мишку – мое сердцебиение, мое солнце, мой глоток кислорода. Выразить в словах все то, что я к нему чувствую. Мне казалось, этот ураган эмоций смягчит даже такого человека, как мой отец.
Мы встретились всего месяц назад… встретились – и мир стал иным. Наполненным красками и ярким светом. Именно так, наверное, его видят все влюблённые девушки.
Посмотрела отцу в глаза сквозь пелену слез – и все поняла.
Он знал. Знал, с кем я закрутила роман. Знал все о моем избраннике.
Именно это, скорее всего, стало причиной того, что моя семья быстро заключила договор о браке за моей спиной.
- Я думаю, ты уже девочка взрослая. Пояснять, что ты должна немедленно порвать с Михаилом Войтенко и больше никогда с ним не встречаться, смысла нет. Верно?
Слезы душили меня. Папа устало закатил глаза и невозмутимо отпил кофе.
- Только избавь меня от слез и униженных просьб. Члены нашей семьи никогда так себя не ведут. У тебя такой вид, будто я отправляю тебя в тюрьму или на каторгу!
- Кто? – непонятно как взяв себя в руки, спросила я.
- Назар Киреенко. Это уже решено…
Спустя не знаю сколько часов я вытерла слезы отчаяния и безысходности. Посмотрела на экран телефона. Семь пропущенных от Мишки.
Я не имела права ответить. Не имела права разбить ему сердце. Конечно, в традициях романов надо было рыдать в трубку и умолять увезти меня на край света.
Умолять студента, который выбивался из сил на шабашках, чтобы делать мне подарки и водить по ресторанам. И даже это у него не выходило. Только любила я этого парня с золотыми волосами и голубыми, словно васильки, глазами без какой-либо корысти.
И вот теперь мою первую любовь у меня жестко вырывали, отбирая. Только потому, что отец решил устроить слияние капиталов.
Я отложила телефон. Нет, Мишка, хороший мой, любимый мой, самый лучший на свете, прости. Прости, я просто не могу сейчас с тобой говорить. Не могу толкнуть тебя в пропасть либо разорвать сердце своими слезами. Не могу толкнуть на отчаянное преступление – ты же понесешься меня спасать. Только кто ты и кто мой отец.
Назар Киреенко. Я задрожала и захлебнулась слезами.
Думаете, он был монстром отталкивающей внешности либо стариком лет под семьдесят? Нет. Скорее, даже наоборот.
Мы встречались на светстких мероприятиях. Однажды я поддалась давлению отца и согласилась поужинать с ним вместе. Стало ли это отправной точкой? Я понравилась Киреенкоу? Или ему было на меня плевать, его так же, как и папу, интересовал боак корпораций?
Я не знала ответа на этот вопрос. Знала одно: меня продали. И избежать брака у меня нет никаких шансов.
Бежать? Я расплакалась еще сильнее.
Дело даже не в том, что отец заблокирует мою кредитку. Мне из города выехать не позволят. Вернут обратно, у него весь город под колпаком. А в гневе отец может сделать все, что угодно. Не могло быть и речи.
Может, стоит поговорить с Киреенко? Если он откажется на мне жениться, отец ничего не сможет сделать. У Назара нет никакой любви ко мне. Он всегда держался подчеркнуто вежливо и отстраненно, у него было много романов с красивыми женщинами. Я, конечно, милая, но отнюдь не мисс Вселенная. Страсти с его стороны по отношению к себе не заметила. Может, все получится?
Точно. Он оставлял мне свой телефон. Вот она – визитка, на металлизированной матовой поверхности лаконичные данные. Весь характер владельца отражен в визитной карточке.
Я потянулась было ща телефоном. И тут ощутила, что меня будто холодом прошило.
Ну вот здесь надо сделать отступление, отнюдь не лирическое.
Впервые случай свел меня и Назара Киреенко на отдыхе в Испании.
Мне было пятнадцать лет. Молоденькая, ветер в голове, Мишки еще на горизонте не наблюдалось. Еще не выветрилась из головы школьная программа, в чатах вместо жарких переписок смальчиками – обсуждения с девчонками, какое платье надеть, какую фотосессию утроить и кто из старшеклассникв с кем расстался либо сошелся.
На мальчишек я засматривалась, скрывать не стану. Но не более. Если учишься в элитной гимназии плюс у тебя строгий папа – только засматриваться и остается. Ну, может, еще фантазировать перед сном о поцелуях, не дальше.
Понятное дело, что Назар Киреенко вообще остался тенью. Так, друг отца. Ну, младше папы, лет тридцать, кажется, было на тот момент? Для меня – еще условная граница. Нам двадцатилетки взрослыми казались.
Это было здание из стекла и бетона. Огромный небоскреб в центре столицы, недалеко от администрации президента. Я никогда не задумывалась, сколько может стоить даже не аренда, а покупка целого этажа, отведенного под корпорацию «Киреенко груп».
Я смотрела ввысь. Солнце слепило мои глаза, вызывая слезы. Я была уверена, что Назар Киреенко проникнется моим отчаянием и нежеланием вступать в брак с нелюбимым настолько, что убедила себя: пять минут – и все решится.
Шатл лифта вознес меня вверх. Я ощутила себя неуютно среди сотрудников центра. Выглядели они безупречно в своих строгих костюмах и дорогой обуви. Мне были доступны подобные блага, но я никогда не была рабыней брендов и одевалась так, как было удобно мне.
Это, видимо, и сбило с толку ее. Богиню или Снежную королеву за стойкой рецепции – уж непонятно, каким ветром занесло эту красавицу на бал офисной рутины. А уж взгляд, которым она меня окинула… мне стало холодно.
Не потому, что он был ненавистным. Скорее, снисходительным.
- У меня назначена встреча… с господином Кириенко.
Видимо, она решила, что я пришла просить его о милости. Референт даже не догадывалась, что мое скромное платье в горошек и белые кеды стоят дороже, чем ее отутюженный с иголочки костюм.
Да и все мое поведение выдавало нервозность. Я замешкалась перед тем, как перешагнуть порог кабинета моего будущего мужа.
Нет, зачем я мысленно его так называю? Вселенная слышит наши посылы. И исполняет их не так, как нам хотелось бы. Надо осторожнее…
Кабинет был таким огромным, что я даже не сразу заметила Назара, восседающего в кресле на том конце мраморного стола.
Почему-то пересохло в горле. Ноги приросли к паркету из темного дерева.
Назар поправил галстук, поднял руку, будто приказывая мне остановиться. На самом же деле он говорил по телефону, и его жест означал «подожди».
Я смотрела на него издалека. Конечно же, я помнила, что он хорош собой. Даже красив. Но все равно это была чужая для меня красота, серьезность и холодность превращала ее в ничего не значащий атрибут. Этот человек был для меня чужим.
Все м ои подруги уже сходили с ума от мужчин возраста Киреенкоа. Их забавляла моя зацикленность на Мише, который, как они утверждали, не знал, что же нужно женщине. Каждая из них растеклась бы лужицей при виде Назара, а я… я чувствовала себя на ковре у директора школы. Чужой. Отстранённый. Взрослый. Пропасть больше чем в десять лет.
- Лика, милая, - как сильно эти слова диссонировали с холодным взглядом, плотно сжатыми губами и отстраненностью во всем.
Включая позу, когда мужчина поднялся с кресла. Эти руки на поясе. Даже беглый взгляд на часы. Конечно же, это сделка между ним и моим отцом. У него не могло быть никаких чувств ко мне. И слава богу.
- Здравствуйте, Назар… эээ…
- Я думаю, самое время перейти на «ты», Лика. Ведь скоро у нас будет для этого весомый повод. Присаживайся.
Я нерешительно подошла к стулу. Киреенко не шевельнулся, чтобы броситься и отодвинуть его для дамы. А вот Мишка… он бы даже пару метров расстояния до стула пронес меня на руках.
- Как отец? Ты вчера была слишком взволнована, мне не показалось?
- Я… эээ… да, мы вчера говорили с отцом, и я…
- Между вами произошла ссора? Если да, то ты правильно сделала, что пришла за советом ко мне. У тебя самой все хорошо? Кто-то обидел? Нужны деньги, но ты не хочешь беспокоить отца?
Если бы он произнес это другим тоном… Добавил бы хоть немного участия либо интереса, я бы выложила ему все, не краснея и не сбиваясь. Но в его голосе была всего лишь холодная вежливость.
- Нет, я … Я просто… я люблю другого.
Кириеев стоял за моей спиной и я не могла видеть его выражения лица. Но в тот момент мне показалось, что он усмехается.
- Мы не настолько хорошо знакомы, чтобы я был вправе полагать, будто ты в меня влюблена. Но продолжай.
- Отец… он хочет, чтобы я стала вашей… твоей женой. Я не хочу.
- Я такой страшный?
Назар обошел стол и сел напротив меня. И я вновь увидела его улыбку. Циничную, холодную. Он забавлялся моей сбивчивой речью.
- Нет, я… я просто не хочу замуж. Не сейчас. И у меня есть парень. Он мне очень дорог…
- Первая влюбленность? Как правило, она ничего не означает. Ты можешь заблуждаться.
- Я… помогите мне. Назар, только вы можете отказаться от брака и спасти меня. Ну какая из меня жена для вас…
- Мы перешли на «ты», Лика. Привыкай. Тебе что, не предложили кофе?
Я сжала кулаки. Меня начало мелко трясти.
- Нет… ваша секретарь только чудом меня не выставила прочь.
- Вот как? Татьяна!
Он не закричал. Просто повысил голос. Но я сжалась внутри.
Секретарша вошла с таким же видом королевы.
- Назар Игоревич? – надо же, эта отмороженная умеет улыбаться? Или только ему?
- Что заставило вас пренебречь своими рабочими обязанностями? Почему вы не предложили моей гостье напитки?
- Но… я… - секретарша только чудом овладела собой. – Я прошу прощения. Что вы будете пить?
- Молчи, Лика. А ты приготовишь наугад. И если моя невеста получит то, что не пьет, я тебя оштрафую. Время пошло!
Я опешила. Назар подмигнул мне. Но не дружелюбно – скорее, жестко.
- Ты девочка добрая. Но не смей врать и делать вид, что тебе нравится пить, скажем, зеленый чай с кумысом, если тебе это не нравится.
Я бы улыбнулась, но… именно в этот момент до меня дошло, что Киреенко сказал «невеста».
Это был не тот человек, что может позволить себе оговорку. И секретарь – не тот человек, кому об этом стало известно одной из первых. Только что он заклеймил меня. Расставил все точки над «и».
Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Холодная Татьяна принесла капучино. Вкусный, надо признать, но мне сейчас все деликатесы мира казались полынью.
- Я так понимаю, ты пришла меня отговаривать от брака, - когда за секретаршей закрылась дверь, Назар криво усмехнулся. – Напрасная затея. Я давно знаю твоего отца, и это решение зрело долго. Меня устраивает твоя кандидатура на роль жены. И юлить не буду – этот брак открывает для меня прекрасные финансовые перспективы. Поэтому мы поженимся, Лика. И я прошу тебя повзрослеть наконец и понять, что иногда надо идти на жертвы.
Меня накрыло на улице. Под ласковым апрельским небом. Под теплым солнечным светом, льющимся с неба. Посреди асфальта, в толпе спешащих по делам прохожих, которым не было никакого дела до чужой сломанной судьбы.
Я сдержалась в офисном центре. Да, я уже начала соблюдать правила приличия: не разрыдалась на виду у подчиненных Назара, как последняя истерика. На этом предел моей выносливости оказался исчерпан.
Я присела на корточки, опасаясь быть растоптанной, и заплакала. А потом вспомнила, что меня ожидает водитель Киреенко. Ко мне приставили сторожевую собаку, а я так этого и не поняла.
А вот цербер не просто так получал свои деньги. Сквозь пелену отчаянных слез я увидела, как он быстро идет ко мне. Конечно, теперь каждый мой шаг под прицелом…
Я сорвалась с места и побежала, не разбирая дороги. Так быстро, что слезы слетали с ресниц, оставляя мне возможность видеть дорогу. На красный свет через дорогу под визг тормозов и гудки, в парк, по аллее, петляя и запутывая следы. Вниз, к берегу реки – туда, куда редко доходили гуляющие из-за неровного каменистого рельефа.
Плакать мне уже расхотелось. Но, видимо, зря. Боль просто сжирала изнутри.
Я достала телефон. Пальцы дрожали, пока набирала номер Мишки.
Стоило ему ответить, как слезы вновь покатились по щекам.
- Любимая, где ты? – в его голосе был восторг цветущей весны и гамма чувств, которую испытывают все влюбленные романтики.
- Там, где мы снимали закат. Миша, мне плохо… Мне жизнь поломали.
- Лика, я еду. Я сейчас отпрошусь с работы. Никуда не уходи!
- Миша, тебя же уво…
Но он уже сбросил звонок. А я обхватила себя руками, раскачиваясь, глядя, как волны накатывают на каменистый берег.
Наш роман был похож на сказку. Мои чувства к нему вырастили за моей спиной крылья. Иногда я их словно ощущала. Невесомые, прозрачные, с серебряным отливом.
И теперь по прихоти отца и этого отморозка Киреенкоа я должна была все это потерять!
Нет, они не смогут меня сломить. Я не откажусь от своей любви. Пусть думают, что хотят. Я сбегу, я порежу себе вены, я достучусь до родных… Сейчас не Средневековье! Я не выйду замуж по принуждению!
- Лика!
Вот и Мишка. Спускается по крутому склону, а в руках… мое сердце защемило. Букет из роз. Не тех, что продают на рынках либо в павильонах – букет из тех, к которым я привыкла с детства. Букет в половину зарплаты моего бойфренда. Сколько раз ругала его за то, что делает мне подарки не по карману, но все тщетно.
Мишка взял за аксиому баловать меня. Говорил, что ему неловко – я дарю дорогие подарки, и он должен не отставать в этом. Но я же знала, как тяжело ему даются деньги. После учебы он чем только не занимался – переустанавливал компьютеры, раздавал листовки, писал рефераты и курсовые, а недавно устроился грузчиком в супермаркет. Был уверен в том, что сможет меня обеспечить, когда мы поженимся.
- Это тебе. Пусть эти прекрасные цветы заставят тебя улыбнуться!
- Миша, они прекрасны, но… и я просила…
- Ты что, плакала? Лика, кто тебя обидел?
Смотрит в мои глаза своими синими озерами с искорками солнечного света. Это же солнце подсветило светлые волосы – как нимб у святого.
Так и есть. Мишка – мой свет. А Назар – моя тьма.
- Миша…
Упала в его объятия и дала волю слезам. Сбивчиво, захлебуясь слезами, шептала, что нам вместе уже не быть. Что отец заставит меня выйти за ненавистного мужчину, и никто и ничто не в силах нам помешать.
Мне уже было все равно, что я говорю, что я разбиваю Мишке сердце, что это может повлечь необратимые последствия. Мне просто было плохо. И я должна была выговориться тому единственному, кого любила.
Подруги не поймут, мама отчитает, отец вообще под замок посадит.
Посреди моих стенаний Мишка вдруг сжал мои предплечью и отстранил от себя. Прерывая такие необходимые сейчас объятия.
- И ты, как примерная дочка, пойдешь плясать под его дудку?
- Миш… - я потянулась к нему, но мой возлюбленный нахмурился.
- Сколько раз я хотел познакомиться с твоими родителями, рассказать им, как люблю тебя, убедить, что смогу дать тебе тот уровень жизни, к которому ты привыкла! Нет, ты все время находила отговорки – то они заняты, то болеют, то проблемы на работе! Зная свою семейку, ты сама довела до такого!
- Спасибо за поддержку. – первым желанием было отхлестать Мишу по щекам, а затем разрыдаться.
- Да пожалуйста! Лика, я терпеть этого не буду. Ты что, племенная кобыла? Ты вещь? Поехали. Поехали к твоим предкам. Я сейчас расскажу, что о них думаю. А потом поедем ко мне. Ты не обязана выходить замуж по принуждению, если. Конечно, сама этого не хочешь!
Я все же это сделала. Дала ему пощечину. А потом снова заплакала.
- Я этого так не оставлю. Я не отдам свою золотую девочку. Слышишь? Поверь, у меня будут деньги. И все это своим трудом, а не по праву мажоров. Я сам поговорю с этим, твоим… недомужем. Если он нормальный мужик, должен понимать, что принуждать девушку – это днище! Лика, я жду. Его адрес… нет, скажи как зовут этого черта, я сам его найду!
- Мишка, ты не понимаешь, о чем говоришь. Это такие люди, что сотрут тебя в порошок. Просто так, чтобы не путался под ногами. И мой отец будет первым…
- Твой отец любит тебя. Ты ни в чем не нуждалась с рождения. Он выслушает меня и поймет, поверь. Я погорячился. Просто поехали к тебе прямо сейчас. Он должен услышать, как я тебя люблю. Понять, что я сверну ради тебя горы… Давай попробуем, Лика!
- Не могу, Миша, не могу! Ты не знаешь папу! И его любовь… да, у меня было все, но он всегда требовал за это гораздо больше. Он сказал вчера, что мои картины – мазня, и их бы не приняла ни одна галерея. Он всех купил! Я люблю тебя, и никогда не подставлю под удар. Папа становится неуправляем когда вмешиваются в его дела…
- Лика, собирай вещи и переезжай ко мне. Просто так, ударь кулаком по столу…
- Не могу! Ты не понимаешь, о чем просишь…
- Что это?
Я посмотрела на мать.
Она была красавицей. Причем не в моем, дочернем восприятии, когда для ребенка его родители лучшие на свете, нет. Я разбиралась в эстетике. Так, как умеет художница.
Годы с деспотичным отцом не погасили ее яркой, но такой холодной красоты. Любой режиссер вдохновился бы таким прототипом на роль Снежной королевы. Аристократические черты лица, светлая, при том сияющая изнутри кожа, а фигура - она завораживала кошачьей грацией, и никто не замечал, что мама далека от модельных параметров. Неудивительно, что отец любил ее без памяти.
Мне хотелось верить, что брак не смог ее сломать. Или всё-таки смог?
- Тебе, мама. Я устала, хочу пойти к себе.
- Во-первых, потрудись хотя бы изобразить улыбку. Я весь день ловлю исключительно позитивные вибрации, не надо ломать систему. Во-вторых, ты сама не могла выбрать такой букет.
- Намекаешь, что он не такой дорогой?
- Знаю о твоём исключительном вкусе. Ты бы не купила такую банальщину. Лика, дочь, я знаю, как это приятно, получать цветы от поклонников. Даже сорванные в поле или в парке у памятника. Но отец ясно дал понять, ты скоро станешь женой уважаемого человека. Зачем марать свою репутацию подобным?
- Да потому что достало меня все, мама! Достало, понимаешь? Вы не вправе решать за меня, как мне жить! Не вправе продавать кому-то, как вещь. В конце концов, можно было сесть и обо всем поговорить! Если папе так жизненно необходимо слияние компаний, можно было просто попросить... Найти слова, обрисовать перспективы. Тогда, может быть...
- В деловом мире словосочетание "может быть" - фатальная ошибка. Привыкай жить по таким законам, без сантиментов. Мне тоже пришлось это сделать в свое время.
- Называй вещи своими именами, мама! Похоронить карьеру актрисы!
- Твоя наивность меня порой удивляет. Ты думала, это работа мечты? Играть красавиц с пустотой внутри? Отбиваться от притязаний режиссеров? Нет, Лика, твой отец меня избавил от этого, за что я ему благодарна. Он стал для меня каменной стеной, который у меня никогда не было до этого. Он желает того же и для своей любимой дочери! В это так сложно поверить?
Я ощутила пустоту. Тираном слыл мой отец, но только что мать, которую я считала жертвой, разбила в пух и прах все мои аргументы.
Сердце истекало кровью. Я хотела сбежать к себе в комнату, но не могла сдвинуться с места.
- Мам... Ладно, допустим, я смирилась. Через какое время я выполню свое предназначение, разведусь с Киреенкоым и... Верну себе свою жизнь?
Мама изящно встала с кресла, сделав несколько шагов к огромному букету роз. Шёлковое платье ласкало ее загорелые ноги и пышные бедра.
- Что за абсурд? Нет, сначала ответь - что ты хочешь услышать в ответ?
Я набрала полные лёгкие воздуха.
- Правду, мама! Только правду!
- Развестись с ним? По своей воле? Почему, скажем, не изменить с ротой солдат? Не пройтись голой по улице?
- Я не...
- Запомни, никаких разводов, ничего. Вы - идеальная пара. Вы как принц и Кейт Миддлтон, как Дэвид и Вика Бекхем, как...
Видимо, варианты у мамы исчерпались. Она принялась со злостью опрыскивать цветы из пульверизатора.
"Ничего. Я обязательно что-то придумаю. Сломаю ваши планы, раз … раз вы не стали считаться с моими!"
Но уйти к себе мне не удалось.
Сначала я услышала голос отца. Он с кем-то говорил. Говорил вежливо, даже дружелюбно - но я уже знала, что означает этот тон.
Кто бы ни был его собеседником - ему стоило развернуться и бежать со всех ног, а не вступать в диалог. Проявить бдительность и разглядеть за мнимым дружелюбием угрозу и обещание усложнить жизнь.
- Похоже, у нас гости. Анжелика, поправь макияж. Нанеси сыворотку на кончики волос. И улыбнись, кто бы это ни был.
Но осуществить эту картечь распоряжений мне не пришлось. В комнату вошёл отец.
Он улыбался, но когда я увидела его взгляд, к горлу подкатила тошнота. Я даже поднесла ладонь ко рту.
Киреенко меня сдал? Я за эту тварь должна выйти замуж? Да пусть теперь попробуют меня заставить!
- Смотрите, какого приятного молодого человека я встретил у наших ворот. Охрана гнала его прочь, но он так решительно пытался спасти свой букет от солнца и вручить… кому, вы сказали, предназначены эти цветы, романтичный незнакомец?
Мне показалось, я сейчас сойду с ума. Это было слишком для моего естества, которое сегодня будто перемололи в кофемолке всех жизненных невзгод.
- Эдуард Валериевич, Марина Павловна! - Мишка со счастливой улыбкой агнца на балу у Сатаны вошёл в зал, сжимая охапку роз и, не понимая, что пришел в логово к зверю, неловко преклонил одно колено.
Отдышался, чтобы справиться с эмоциями, и твердо произнес:
- Возьмите эти цветы. А я... Я прошу руки вашей дочери.
Повисшую тишину можно было резать ножом – такой гнетущей она мне показалась. Я ощутила, как отец смотрит на меня. Сама поднять глаза не посмела.
Щеки накрыл румянец, в горле пересохло. Хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Ошеломленная мама поджала губы и посмотрела на папу.
А он просто продолжал смотреть на меня. И от этого становилось только хуже. Я не могла понять, что именно его взгляд транслирует – обещание убить на месте либо злую иронию с тем же самым обещанием впоследствии.
Наконец папа нарушил молчание. Кашлянул в кулак, сдерживая смех.
- Романтик, а вы, простите, кто?
Теперь на меня смотрел Мишка. Смотрел, широко раскрыв глаза, как побитая собака. С немым вопросом – ты что, не рассказала родителям о нас?
Защитить мен было некому. Отец и бойфренд были как скалы, грозящие сомкнуться и раздавить мою лодку. И это я еще маму из виду упустила.
- Лика вам наверняка рассказывала, - воодушевленно начал Мишка, задыхаясь от волнения, не понимая, что смех отца – предвестник апокалипсиса, а не умиление. – Мы встречаемся… уже давно. И…
- Как давно?
- Полгода. Неделю назад у нас был юбилей, и мы…
- Что ты с ним сделал?!
Я почти кричала. Никогда ещё мне не было так больно от своего малодушия.
Конечно же, я была эгоисткой, спасая себя от гнева родителей. Но я же и бросила своего любимого человека им на растерзание!
Чем думала, когда гордо (мне так казалось) вскинула голову и заявила, что не желаю присутствовать при этом и давать объяснения? Выбежала из гостиной, не замечая ошеломлённого взгляда Мишки, грозного - мамы и иронично-строгого - папиного.
Не гордо удалилась, нет. Я струсила. Все эти события подкосили меня.
Известие о браке по расчету, отказ Киреенко в моей мольбе, и самодеятельность любимого человека. И это, как подсказывала интуиция, было ещё далеко не пределом.
Итак, я сбежала. Думала - прижмусь к двери своей спальни, буду слышать весь разговор, вмешаюсь в случае чего…
Не смогла. Смалодушничала. Обняла плюшевого тигра, подарок Мишки, закусила зубами мохнатую лапу игрушки. Казалось, так не услышу, что за кошмар в гостиной происходит.
А обстановка накалялась. Я слышала, как отец перешёл на повышенный тон, а потом - то же самое сделал Мишка…
Они что там, дерутся? Только бы мама не примчалась выносить мне мозг и повторять, что одна я во всём виновата.
Мне показалось, иди дверь хлопнула? Нет, не показалось. А потом и ворота.
Я понимала, что произошло что-то страшное. Но ещё минут пятнадцать лежала и не могла пошевелится. Благо, никто не пришел.
А когда, как казалось, собралась с силами... Мне это действительно только показалось.
Словно во сне, спустилась вниз.
Отец повернул голову. Я думала, ударит, но с его губ не сходила все та же ухмылка.
- Что ты с ним сделал?
- Ты больше его не увидишь, Лика.
- То, что сказал Мишка - правда. Мы любим друг друга. Ты ему угрожал? Или... Дал денег?
- Что бы я ни сделал, ты его не увидишь. Я должен заняться твоим воспитанием, видимо, но этот нищеброд меня позабавил. Знаешь, где он собирался с тобой жить? На съёмной квартире. И чтобы ты каталась на автобусе. А я вам, согласно какому-то плану, должен был в этом помочь. Если случится такое, что тебе нечего будет есть. Тебе самой не смешно, дочь? На какое дно ты катишься вслед за этим отбросом?
- У тебя тоже не было ничего, когда ты был в его возрасте!
- Да, но я прекрасно понимал, что мне следует предпринять, чтобы заработать. Думаешь, мне не хотелось гулять с самой крутой девчонкой универа? Ещё как хотелось. Но я зарабатывал деньги. Забыл напрочь о развлечениях, твердо зная, что могу достичь своей цели.
- Почему ты думаешь, что Мишка не такой?
- Потому что знаю эту породу людей. Они никогда не будут стремиться к лучшему. Исходить из того, что могло быть и хуже. Такие, как он, плывут по течению.
- Неправда!
- Вижу, эта глупая подростковая влюбленность совсем запорошила тебе глаза. Твой молодой человек никогда не будет ни к чему стремится! Зачем? Он нашел себе девочку - богатую наследницу, к тому же с коротким характером. Нет, Лика. Я не дам ему паразитировать на тебе и нашей семье!
- Ты можешь устроить его на работу в одну из своих компаний, поверь, он не глупый и будет стараться.
- Разговор окончен! - повысил голос отец. - Готовься к замужеству. И богом заклинаю, Лика. Если ты нанесёшь какой-либо репутационный ущерб Назару Кириенко, я тебя и твоего суслика со свету сживу...
Я сбежала.
Я просто сбежала из дома.
Даже не собирая сумок и чемоданов. Без списков необходимых вещей, без понимания, что делать дальше.
Мое сердце разрывалось от боли. Я не могла себе позволить потерять Мишку.
Меня никто не остановил. Отец с матерью выясняли отношения на повышенных тонах. Прислуга в таких случаях благоразумно пряталась.
В холле меня разбила дрожь.
Куда, в темноту, с рюкзаком, в слезах?
Но тут до меня вновь долетели обрывки разговора родителей. Они как раз выясняли, кто виноват в том, что я, их дочь, выросла такой глупой, эгоистичной и неблагодарной. Эпитеты были не столь мягкими.
Захлебнувшись в слезах, я нырнула в обманчиво приветливую весеннюю ночь.
Когда платила за такси на другой конец города, мало думала, что наличных не так много. У меня пять карточек разных банков, золото или платина.
Мишка... Он и обрадовался, увидев меня на пороге, и растерялся.
Хотел было с порога обрушить на меня упрёки и претензии по поводу отнюдь не радушного приема моими родителями, но осекся.
Я, наверное, имела тот ещё видок. Заплаканные глаза, потекшая тушь, растрёпанные волосы, и венец всему – с вещами и надеждой в глазах. Примешь? Не оставишь на пороге?
- Заходи, конечно… Лика, на тебя что, напали? Ты откуда в таком виде?
- Я ушла из дома. Совсем. Ничего не хочу, только отдохнуть. Пустишь, или будешь держать на пороге?
- Заходи, конечно… Ты прости, у меня не убрано. Мама еще с дачи не вернулась. Я сейчас вермишель с котлетами разогрею… - он был и растерян, и отчасти горд, я пошла ради него против родителей.
Я вошла в коридор. Скинула кроссовки, как и прежде, стараясь не замечать обветшалых кричащих обоев, старой мебели и низких потолков. Белые носки сразу стали серыми – тапочек Мишка мне не предложил.
А он уже хлопотал у холодильника. На стене висела моя картина в пластиковой раме – две тени на поляне, залитые солнцем.
Мишка гордился, что у него работа молодой художницы, чьи работы стоили от тысячи долларов.
Но, как оказалось – они не стоили ничего. Все продажи организовал мой папа, чтобы потешить эго единственной дочери.
На холодное картофельное пюре, которое Мишка кинул на сковороду, без слез смотреть было сложно. Я поняла, что есть такое не буду.
- Не старайся. Я сейчас пиццу закажу.
- Мама говорит, чтобы я не давился фаст-фудом. Лика, картошка и котлеты - это вкусно. Простая еда. Тебя отец искать не будет?
- Я отключила телефон. Он опять пристал ко мне со своим Назаром… Хотел, чтобы я порвала с тобой. Скажи, он предлагал тебе деньги?