Первая глава
- Я развожусь с тобой, Нила. Прояви мудрость и сдержанность. Не устраивай публичных истерик, сцен и трагедий, пожалуйста! Не при всех! После объяснимся! – Негромко произнёс муж, наклонившись к моему уху.
И глянул на меня остро. Предупреждающе. Зло.
Мы находились на праздновании тридцатилетия предприятия. Накрытые столы чуть в отдалении ждали своего часа, сверкая хрусталём и фарфором. Гости и родственники стояли вокруг нас и негромко переговаривались, создавая фоновый шум, но не заглушая приглашённый струнный квартет.
И среди всех этих звуков, перед тем как выйти на небольшое возвышение, импровизированную сцену в центре зала, Иван, чуть брезгливо, видя, как я пытаюсь вытолкнуть из лёгких воздух, чтобы спросить, чтобы понять, что происходит, проговорил, глядя мне в глаза:
- Ты услышала, что я тебе сказал, Неонила?
Его голос пробивался ко мне, словно сквозь вату, и он повторил, зло и явно раздражаясь:
- Ты поняла меня?
Посмотрел еще мгновения, словно пронизывая меня своими черными глазами навылет, и резко отодвинулся в сторону, как от чумной. Будто с облегчением оглядываясь вокруг.
Затем, поискав глазами, улыбнулся, сделал шаг к незнакомой девице и утащил её за собой на сцену. Оставив меня в абсолютной растерянности и непонимании ситуации посреди полного зала людей.
Он улыбался и скалил зубы не сцене, шевелил губами, но я не слышала ничего. Только заполошный стук своего раненого сердца. Брошенная и жалкая, я стояла прямо перед ним и его, так понимаю, любовницей среди полного зала гостей и не могла пошевелиться.
- И, друзья мои, ещё одно маленькое, но очень важное объявление! – обратился со сцены мой муж Иван, сияя дурацкой неуместной улыбкой, завершая искрящуюся шутками и поздравлениями речь перед сотрудниками фирмы и нашими родственниками.
И кстати, пока Иван произносил короткую, отредактированную и написанную мной речь, сверкая улыбками и глазами, он ни на секунду не отпускал руки девицы. Я видела ясно и чётко, словно при увеличении, как нежно он поглаживает большим пальцем её ладонь. Успокаивая. Знакомым мне до боли жестом.
Перед всем миром. Напоказ. Наотмашь.
- Пользуясь, случаем, хочу представить вам, мою будущую жену. Прошу любить и жаловать – Анастасия Михайловна, — веско сказал он.
Иван, нежно приобняв за талию, вытащил вперёд на всеобщее обозрение свою девку, гордо вывалившую немаленький беременный живот. И поцеловал её при всех в стыдливо алеющую щёчку. А затем приобнял бережно. При этом, не забывая зорко вглядываться в зал. Высматривая в звенящей тишине, кто посмеет что-либо сказать о его выходке.
А я стояла, словно примороженная к полу. И не могла вдохнуть воздух в разрывающиеся от боли лёгкие. И только тонкий звон всё громче звучал в моих ушах.
Что это? Что он придумал? Это шутка такая, да?
Кровь стучала в висках всё сильнее, и зал, полный родственников, сотрудников и просто друзей стал отдаляться от меня. Я словно издалека и немного сверху заворожённо смотрела, как спешит ко мне мой старший сын, брезгливо усмехается его брат, как в отчаянии закрыла ладонями свекровь свои губы, как некрасиво хмыкнул, кривя рот, недавно вернувшийся из-за рубежа брат Ивана. Поймала нечитаемый взгляд свёкра.
Голоса людей стали глуше, сливаясь в неясный шум, земля ушла из-под ног, и звенящая струна в голове, наконец-то, лопнула, заливая меня болью, жаром.
Только звонкий крик младшей дочери пробился к угасающему сознанию:
- Скорую!
А я, пошатнувшись, осела на руки старшего сына.
Вторая глава
- Совсем ополоумел, сын? Что тебе в мозг ударило? Для чего ты устроил это представление? Неужели обязательно было очередную шалаву выставлять на всеобщее обозрение?
Шипение свёкра пробивалось сквозь шум в ушах, словно через толщу воды. Причём ответ мужа я не разобрала. Попыталась пошевелиться, и голову словно пронзило спицей. Насквозь, от виска до виска.
- Тише вы, ироды! – проговорила надо мной свекровь и добавила, — успеете ещё сказать друг другу все свои лучшие слова.
- Нилочка, ты меня слышишь? – обратилась она ко мне совсем рядом, сочувствующим тоном — потерпи немного. Сейчас подъедут врачи.
- М-а-ам! – всхлипнула неподалёку моя дочь.
Испугала я ребёнка, похоже.
Сжала зубы и открыла глаза, стараясь отвлечься и не обращать внимания на стреляющие болью виски.
Рядом со мной на диванчике в незнакомом помещении сидела Алла Андреевна и легонько, успокаивающе поглаживала мою ладонь. Мой муж Иван, набычившись, пыхтел в отдалении и зверем смотрел на старшего сына, разминающего костяшки кулака. А между ними стоял монументальной скалой Илья Иванович. Свёкор как бы создавал барьер между моими мужчинами. Моими…
Игольчатый ком, что ледяным осколком копошился в груди, забился суматошной птичкой, раня в кровь моё сердечко, и я застонала сквозь зубы.
- Я тебя просил по-человечески, не устраивай сцен! – услышав меня, рявкнул муж и повернулся ко мне лицом.
Под левым глазом у него наливался кровью синячище.
Я прикрыла веки, принимая реальность.
Наш сын ударил отца, а дед встал между ними.
Прекрасно… Только такого ужаса мне не хватало!
- Неужели сложно было дождаться конца этого вечера? Я же сказал тебе, что всё объясню после! – продолжал орать муж, распаляясь с каждым словом всё сильнее и шагая ближе ко мне, — ещё десять минут, и мы бы все обсудили с тобой спокойно! Так, нет же, тебе обязательно было всё усложнить и выставить меня монстром. Святая Неонила!
- Сын! Прекрати немедленно кричать! – воскликнула свекровь и крепче сжала мою ладонь.
А затем встала, преграждая Ивану дорогу. Загораживая меня от него. От его ярости и от его упрёков.
Муж замолчал, дыша тяжело и шумно. Будто бежал в гору, будто ему не хватало воздуха. И смотрел на меня, злобно сверкая глазами из-за плеча своей матери. Желваки ходили на скулах, покрытых некрасивыми красными пятнами. Он сжимал и разжимал кулаки, и страх шевельнулся в моей груди.
- Мужчины после пятидесяти предпочитают юных девочек с упругим и молодым телом, которые смотрят им в рот и ловят каждое слово. И я не исключение! Я тоже хочу прожить остаток своих лет с удовольствием! – заговорил Иван, не отводя взгляда от моего лица.
Иван был таким чужим сейчас. Холодным. Мне показалось, что он меня ударит, если представится такая возможность. И несвойственный мне страх холодными щупальцами заполнял меня изнутри. Вымораживая.
Лежать перед мужем сейчас беспомощной и жалкой было унизительно, ужасно. Я, стиснув зубы и опираясь на спинку диванчика, осторожно приподнялась, кривовато усаживаясь с помощью свекрови. Голова кружилась до тошноты. Но больше боли физической меня ранили сейчас его несправедливые и злые слова.
- Мы женаты с тобой двадцать шесть лет! Это целая жизнь, Нила! И я знаю в тебе каждую чёрточку, морщинку. Я прекрасно представляю каждую твою реакцию. Как ты отреагируешь на мой смех, как ответишь на мою шутку, – тем временем говорил муж, продолжая заводить себя каждым словом, — Мне тошно с тобой, Нил! Муторно от стабильной определённости наших отношений. Я еще не старик! Мы же с тобой давно как друзья живём рядом, как брат с сестрой!
Он вновь повысил голос на последних словах.
Обида выжгла огнём все мои страхи, и боль ушла на второй план.
- То есть, ты меня как сестру свою этой ночью обнимал? – не выдержав, вытолкнула из себя слова сквозь почему-то осипшее горло и продолжила:
- Как друга ты меня этой ночью любил, и… — я осеклась, увидев побелевшее лицо моей дочери.
Катерина стояла, прислонившись к стене, и смотрела на нас широко распахнутыми глазами раненого животного.
- Я хотел сделать всё по-честному! Мне надоело скрываться и врать. Постоянно врать! – хрипло проговорил Иван, сдерживая себя.
Вены вздулись на его лбу, а капля пота, выпутавшись из волос, стекала на пульсирующий висок.
А у меня все острые слова, что я приготовила для изменника и предателя застряли на языке. Перед глазами остались только ужас на лице дочери и ладонь свёкра на груди моего старшего сына, сжимающего кулаки. Я хотела крикнуть, чтобы Иван замолчал немедленно, но свёкор опередил меня:
- Прекрати сейчас же! Что ты творишь? Замолчи!
- Да уж, пап. Не тебе меня затыкать! Я не хочу, как ты, всю жизнь тянуть во вранье…
- Детей своих не пугай, правдолюб! – рявкнул Илья Иванович, перебивая истерику моего мужа.
- Не указывай мне, отец! Мои дети уже взрослые, они наверняка слышали и не такое… — начал Иван, но свёкор не дал ему сказать, наседая и выговаривая:
- Что же ты здесь с нами распинаешься? Иди и утешь свою будущую жену. Тебе предстоит вновь отцовство, папаша. Не стесняйся, здесь все свои. На прошлую, старую и использованную жену можно махнуть рукой и вбросить в утиль, как ненужный хлам. А после и родителей сплавить куда подальше. Они же тоже тебе мешают, не так ли?
Может быть, я и дальше услышала много интересного, но дверь распахнулась, и в комнату шагнул мой средний сын.
- Скандалите? Я вам докторов привёл, – с ухмылкой произнёс Кирилл.
- Что здесь происходит? – в комнату быстрым шагом вошла бригада скорой помощи и попросила всех освободить помещение.
Визуал
Знакомимся с героями поближе)
Третья глава
Пока врачи крутились вокруг меня, измеряя давление и снимая кардиограмму, я старательно отгоняла от себя все мысли и дышала, пытаясь унять непонятно откуда поднявшийся животный ужас. Руки похолодели, словно ледышки, и дышать было больно.
Постепенно меня попустило, а после уколов, так вообще почувствовала себя немножко человеком и сделала попытку подняться.
- Лежите, женщина. Вам не стоит двигаться, – пресекла мои потуги усталая женщина-врач скорой помощи и добавила, — не нужно волноваться. Сейчас прокатимся к больнице, и там всё окончательно выяснится. А пока давайте не будем усугублять!
Больницу? Я не могу! Не время мне болеть…
У меня муж, оказывается, изменник. И судя по оговоркам свёкра не в первый раз. Мой мир ухнул в пропасть. Разбился на мелкие осколки. Какая больница? О чём вы?
Пока я собиралась отказываться от госпитализации, в комнату принесли носилки, трансформирующиеся в каталку, и врач строгим голосом приказала:
- Осторожно, без резких движений перекладываем! Женщина, не паникуем, всё под контролем! – обратилась она уже ко мне, и вдвоём с фельдшером они ловко переместили меня на каталку.
Я не успела и мяукнуть, как загрохотали колёсики по кафелю пола и замелькали надо мной светильники коридора. Прикрыла веки, чтобы не так кружилась голова, и сжала губы плотнее. Меня подташнивало.
У машины скорой материализовался Иван и попытался забраться внутрь. Но я поймала ладонь врача и попросила, стараясь говорить твёрдо:
- Только не он. Это из-за него со мной случилось. Пожалуйста!
Женщина посмотрела на меня долгим сочувствующим взглядом и, повернувшись, загородила вход.
- Мужчина? Вы куда собрались? – строгим голосом спросила врач, продолжая, — освободите машину. Не нужно нервировать мне пациента! Ещё не хватало по дороге поймать обширный инфаркт!
- Я муж, — начал Иван, но его перебили:
- Тогда, тем более, должны осознавать всю серьёзность положения! Я, так понимаю, вы уже сделали все, что могли. Дайте мне закрыть двери!
Муж что-то говорил, грозился, но дверь, наконец-то, захлопнулась, и мы поехали по забитым пробками московским улицам.
В больнице всё закрутилось очень быстро и плотно. Улыбчивые медсёстры, серьёзные врачи, обследования. Меня вертели так и эдак, что-то просили, о чем-то спрашивали,… но рефреном ко всему происходящему звучали в моей голове слова мужа: «Мне тошно с тобой, муторно...»
О каких обследованиях или предвестниках боли можно при этом говорить и вспоминать?
Только злость и отчаянность во взгляде любимого мужа. Только нашу прошедшую ночь и его нежность сегодня с утра. Я потерялась в своих эмоциях. Не понимала, как можно настолько хорошо притворяться?
На дне моей души тихо умирала надежда, что это какое-то недоразумение и ошибка…
Вероятно, если бы не уколы, не лекарства, мое сердце просто разорвалось бы на ошмётки. В буквальном смысле. Но врачи знали свое дело и, кроме того, я так устала от всего, что уснула, как только оказалась в палате, не дождавшись окончания капельницы.
Разбудили меня перед приходом врача. Я всего лишь и успела, как осмотреться, мельком, отмечая отдельную палату, и распаковывала салфетку, чтобы протереть лицо, когда дверь распахнулась и около меня образовалась толпа в белых халатах.
Обожаю, когда о тебе говорят в третьем лице, не обращая внимания на твоё присутствие. Причём в терминах, недоступных моему пониманию! Начала злиться, и тут же над головой запищал какой-то датчик.
Врачи замолчали, и ко мне обратился один из них. Моложавый, судя по улыбающимся глазам:
- На что жалуемся? – спросил он.
- Я хочу поговорить со своим лечащим врачом, — твёрдо сказала и зачем-то приподняла подбородок.
Пусть я неумытая и лохматая, но…
- Не волнуйтесь. После обхода я подойду к вам, и мы все обсудим и обговорим. Десять минут, ок? – подмигнул мне доктор и похлопал ободряюще по руке.
Ну, вообще!
Когда все ушли, я, наконец-то, встала привести себя в порядок. Отражение зеркала меня напугало, и я впервые всерьёз задумалась о своём здоровье.
Нужно постараться и сдохнуть, на радость Ивану. Ванечке… да уж. Для него, наверное, это был бы самый удобный вариант…
Врач пришёл после уколов, когда я просматривала телефон свободной от капельницы рукой, изо всех сил стараясь отвлечься от навязчивых мыслей, что с безысходностью осла на привязи так и крутили проклятое колесо вчерашних событий перед моим внутренним взором.
- Вам очень сильно повезло, Неонила Валерьевна. Ещё несколько минут и, возможно, последствия были бы весьма серьёзными. Но микроинфаркт — это тоже совсем не шутки. Вам просто жизненно необходимо научиться контролировать свои эмоции. Научиться беречь своё здоровье. Это не сложно, если представлять, какая жизнь в ином варианте вас ждёт.
Он помолчал немного, глядя на меня серьёзно, и продолжил:
- Что бы вас ни расстроило, это чуть не сделало вас инвалидом. Беспомощным человеком, за которым нужен уход. Вы это осознаёте?
- Впрочем, — добавил он строго, вставая, — я надеюсь на ваше благоразумие.
Давненько так прямо со мной никто не разговаривал.
- Как долго я останусь в больнице? – спросила, пока врач не ушёл, и добавила, — и я могу ограничить посетителей? Мне не стоит видеть сейчас мужа. Мы разводимся, и спокойствия его посещения мне не принесут.
- Я вас услышал и сделаю всё от меня зависящее, — улыбнулся врач и добавил, — минимум пять дней, Неонила Валерьевна. Отдыхайте!
У него на бейджике было имя, но буквы расплывались, и я не могла никак их прочитать. Марат, Макар, Матвей… и длинное нерусское отчество. Впрочем, это неважно. Ещё успею узнать.
Отдыхайте… легко сказать.
Свернулась на кровати в комочек, обняв колени, и прикрыла глаза.
В памяти тут же всплыл день нашего знакомства с Иваном. Иваном Ильичем. С моим Ванечкой. Красивый, как греческий бог, он ворвался в мой мир с первой фразы. С первого взгляда. Покорил моё сердце навсегда… до вчерашнего дня. Я дышала своим мужем, боготворила его. Он заменил мне весь мир. Мне не нужно было рядом с ним ни друзей, ни подруг. Даже дети, мои замечательные повзрослевшие мальчики и умница-дочка пятнадцати лет значили для меня, как это ни ужасно, меньше, чем любимый муж.
Четвертая глава
- Ма-а-ам? – голос Катюши дрожал от волнения и слез.
Моя вредная и временами несносная дочь рывком бросилась ко мне и прижалась, со всхлипами дыша в шею.
Катерине пятнадцать лет исполнилось недавно. И уже почти полгода, как она испытывает родительские границы и нервы, лелея свой переходный возраст и капризы.
То мы шокировали школьных учителей бирюзовым цветом волос, то она требовала от нас разрешения на татуировку и пирсинг. А когда я ей сказала, что только с совершеннолетием, то был скандал до небес. В результате сторговались на трижды проколотых ушах. С условием самостоятельной обработки проколов. А через неделю, когда естественно ранки без должного ухода загноились, была новая истерика и обвинения меня лично в желании ее угробить. В общем, девочка бунтовала вовсю.
Но сейчас, напуганная и заплаканная Катерина забыла все свои упреки и крепко вжималась в меня, шепча несвязно слова о том, что испугалась моих синих губ, скорой помощи и что боится потерять меня. Просила прощение за все сразу.
А когда успокоилась, то проговорила:
- Мам, я хочу чтобы мне врачи исправили нос! Смотри – какое уродство!
Она повертела головой, демонстрируя чуть вздернутый и еще детский профиль с пухлыми щечками.
Ох, ненадолго же ее хватило!
- Кать, давай не будем об этом говорить сейчас. Хорошо? – тихо попросила я дочь и тут же пожалела.
Катерина взвилась моментально, заводясь, как мотоцикл с пол-оборота.
- Почему? Тебе жалко, что ли? Ты…
- Я сейчас в больнице с сердечным приступом, Кать, – перебила я ее, продолжая, - придержи, пожалуйста, на время свои капризы и слова.
Дочь посмотрела на меня исподлобья и буркнула:
- Тебе уже лучше и ничего не угрожает. Так сказал врач!
К счастью, в этот момент в палату вошли мои сыновья и Катерина затихла.
- Мам, ну ты отожгла! – с восторгом хмыкнул младший под осуждающим взглядом старшего сына.
- Ты не представляешь, какой скандал разразился после того как тебя увезла скорая! Дед так разошелся! Грозился лишить нашего отца наследства и не признавать его ребенка от Настены, прикинь! Так вопил, что его успокаивал дядя Алекс, – продолжал Кирилл, не замечая ничего вокруг.
Я перевела взгляд на посмурневшего старшего сына и прикусила губу.
Получается, сыновья знали о том, что у отца есть женщина. Беременная от него любовница. И давно? Как долго это происходит? И почему я ничего не замечала…
Я так ушла в себя что когда Кирилл обратился ко мне, не могла понять, что он спросил и попросила:
- Повтори, пожалуйста.
- Я немножко помял свою машину, - поджал губы сын и, вскинув подбородок, попросил, - ты не могла бы дать мне денег на ремонт? Батя отказал мне, прикинь! Совсем уже!
Он был так похож сейчас на своего отца и при этом таким же эгоистом, что я растерялась и не успела никак отреагировать, потому что мой старший сын посмотрел мне прямо в глаза и перебивая брата промолвил:
- Мне нужно обсудить с мамой личные дела. Ребят, погуляйте полчасика по территории.
Потом добавил, придавливая, абсолютно Ивановским тоном:
- Пожалуйста!
Катерина фыркнула, а Кирилл криво усмехнулся на это и хмыкнул:
- Илюх, не мешай мне, а?
- Кир, тебе двадцать три года, а ты просишь денег у родителей, словно малолетка, - не выдержал Илья и добавил, - иди работать! Дед тебя пристроит к делу, сможешь приносить пользу.
- Ну, конечно! Как умненький-разумненький старший братец, - противным тоном протянул Кирилл, и добавил, - я пока молодой хочу развлекаться и жить, а не корпеть на производстве. Еще наработаюсь…
В палате повисла на минуту вязкая, липкая тишина.
- Ма-а-ам? – Кир, чувствуя, что переборщил, сделал просительное выражение на лице и полез ко мне обниматься.
Видно, очень нужны деньги…
- Задушишь, лосик! – я попыталась высвободиться и отодвинуться, - понятия не имею, что у меня теперь будет с финансами, сын. Возможно, я останусь ни с чем. Ты же понимаешь, при разводе мне не стоит рассчитывать почти ни на что…
- Да, ладно, мам! Не говори ерунду! Ничего в твоей жизни не поменяется! Отец так сказал, значит так и будет! – хмыкнул сын, отстраняясь.
Я зажмурилась и с такой силой прикусила губу, что почувствовала вкус крови на языке.
Иван бездушно и цинично обсуждал с детьми, как меня лучше бросить? С чем оставить?
- Кир, - рявкнул Илья совсем рядом, - ты совсем уже? Не видишь, как маме больно слышать твои откровения? Хочешь добить ее? Выйди! И Катьку с собой прихвати!
- А че такого я сказал? И что это ты тут раскомандовался? Не много ли на себя берешь, братец? – набычился Кирилл, глядя зло на брата.
И я не знаю, чем бы все закончилось, но дверь в палату распахнулась, и быстрым шагом вошла медсестра, возмущаясь с порога:
- Что здесь происходит? Почему у пациентки пульс зашкаливает? Освободите все немедленно помещение!
- Все хорошо. Не беспокойтесь, - заговорила я и, с мольбой глядя на старшего сына, попросила:
- Не уходи, пожалуйста!
- Я вернусь через несколько минут, - пообещал он.
Дверь хлопнула. В палате повисла тишина. Бесшумно двигалась медсестра, раздвигая жалюзи и приоткрывая окно.
- Вам нужен свежий воздух, - улыбнувшись, проговорила она и добавила с чуть уловимым упреком, – Я сейчас вернусь с уколом. Марат Мухаметдинович велел поставить, если вы опять начнете нервничать!
Илья пришел через час. Вошел в палату, и устало устроился рядом со мной на стуле. Я попыталась встать, но он тронул меня за плечо и сказал:
- Сиди, мам. Береги себя!
Помолчал и добавил:
- Ты для меня навсегда будешь мамой, заботливой и нежной, любящей именно меня. Женщиной, что подарила мне счастье детства и ощущение семьи и любви.
Мой взрослый, двадцатичетырехлетний сын, скользнул на пол, опускаясь передо мной, и уткнувшись головой мне в колени, глухо проговорил:
- Я не предам тебя! И всегда буду на твоей стороне, мама! Ты для меня родная, та, которая меня вырастила и научила любить.
Пятая глава
- Когда? – спросила я ставшим сухим горлом, с трудом выдавив из себя глухой звук.
И хотя я понимала, что всё уже произошло и Илья давно всё знает, но всё равно, словно морозным воздухом протянуло по спине. Я не успела испугаться, как Илюша ответил:
- Как только мне исполнилось восемнадцать, мам.
Он поднял лицо, улыбнулся и продолжил, глядя на меня снизу вверх:
- Помнишь, я на первом курсе устроил у нас в доме вечеринку? Мы тогда ещё перебили почти все твои бокалы и устроили знатный разгром, помнишь? Отец заставил меня лично чистить бассейн, а дед вызвал к себе. Провёл воспитательную беседу, расставив всё по местам.
- Мы с Иваном тогда посовещались и купили тебе отдельную квартиру. Раз уж ты такой взрослый и самостоятельный, – проговорила я и провела ладонью по короткому ёжику каштановых волос сына.
Постаралась улыбнуться. Но, похоже, получилось неубедительно и жалко.
Илья взял мои ладони в свои руки и, поцеловав мне пальцы, проговорил:
- Я тогда решил, что ты выгнала меня из своей жизни. И от обиды отказался от содержания. Напросился к деду на подработку. Вкалывал после занятий. И, ты знаешь, через несколько месяцев стал что-то понимать. Оценивать более здраво поступки других людей.
Вспоминать нашу жизнь. Как ты возилась со мной и как защищала меня. Помнишь, как на меня при всех начала орать завуч, когда я набил морду Махе?
Сын усмехнулся и глядя в мои глаза проговорил:
- Я навсегда запомнил, как ты рявкнула тогда: «Не смейте орать и третировать моего сына! Он никогда не обидит невиновного»
И когда я ушел, ты ведь по-прежнему продолжала заботиться обо мне. Старалась, не нарушая моего личного пространства, помочь с бытом. Всегда ровно и доброжелательно поддерживала. А помнишь, как ты ругалась с дедом, что он не выплатил мне премию под Новый год?
Ворвалась к нему в кабинет, разъярённой валькирией, и требовала объяснений. И, что удивительно, дед стушевался перед тобой.
Я тогда случайно подсмотрел эту сцену и запомнил.
Сын вздохнул, потёрся чуть пробившейся щетиной о мои ладони и улыбнулся мне.
- А сейчас, когда Алекс вернулся, ты говорил с ним? – тихо спросила я и замерла в ожидании ответа.
Затаила дыхание. Как родной отец отреагировал на моего мальчика? Обидел? Я его придушу тогда…
-Нет, мам. Зачем? – пожав плечами ответил сын удивляя меня.
Илюша замолчал, выдохнул и, вставая с колен, заговорил уже абсолютно иным тоном:
- Отец сильно не прав, и придёт время, когда он пожалеет. Очнётся от морока и будет сожалеть о своём выборе. Какие уж там у него бесы в рёбрах завелись, я не знаю, но таких людей, как ты, нельзя обижать. Вселенская справедливость не простит этого.
Я вновь прикусила губу, ловя слёзы. Не время для них сейчас! А сын, глядя в окно, сказал:
- Я узнал о существовании Анастасии полгода назад. Застал их на работе. Они целовались в отцовском кабинете. Бесстыже и откровенно при распахнутых дверях. Отец просил меня не вмешиваться и не говорить тебе. Взял с меня слово и обещал сам всё уладить.
Прости, мам. Я не представлял, что он решил, честно. Был уверен, что отец одумается!
Илья повернулся ко мне всем корпусом и сощурил глаза. Я успела прочитать в них решимость и злость.
- Илюш, не надо! Не ругайся с Иваном! Пожалуйста! – попросила я сына.
- Я не собираюсь с ним вообще больше разговаривать и потребовал от деда перевести меня в филиал. Не хочу работать в одном здании с отцом. – Фыркнул Илья, вскидывая подбородок жестом Ивана.
Вздохнула, принимая позицию сына. Пожалуй, это разумно после всего случившегося. Во всяком случае, Илье будет спокойней и комфортней вдали от Ивана.
- Катерина тоже знала о любовнице отца? – спросила, вспоминая перевёрнутое лицо дочери в той коморке, где Иван кидался в меня упрёками.
- Нет. Только мы с Киром, – отрицательно покачал головой сын, и я выдохнула с облегчением.
Катюшка хоть и топорщит свои пёрышки, стараясь всем вокруг продемонстрировать, какая она взрослая, но, по сути, она ещё совсем ребёнок. Избалованный, капризный, но ребёнок…
- И, мам. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Я с тобой! – твёрдо проговорил сын, подойдя ко мне ближе и прямо глядя в глаза.
- Спасибо, сынок, — ответила, и от смущения и остроты момента постаралась перевести тему на другое, — Как там твоя Алина? Я давно не видела её.
- Она сейчас у родителей, – улыбнулся светло Илья, — мам, я собираюсь делать ей предложение. Как думаешь, она согласится? Вот прямо сейчас и поеду просить руки дочери у Сергея Васильевича и Ангелины Вячеславовны.
- Ты у меня самый лучший и самый красивый мальчик в мире! Конечно, она согласится! Я буду держать за тебя кулачки, Илюш, — ответила, обнимая склонившегося ко мне сына.
Илья ушёл, а я никак не могла отключиться от нашего разговора, от его признания. Вспоминала, как сын говорил, каким тоном, какими словами. Щурил глаза абсолютно так же, как и Иван. И так же, как он, вскидывал подбородок.
Я всё никак не могла поймать за хвост, что же меня тревожит? Где-то проскочила нестыковка, а я не улавливала, в чём и где.
Устроилась на кровати, закопавшись в одеяло и, прикрыв глаза, вспоминала.
Крошечного младенца трёх месяцев от роду я впервые увидела в доме свёкра. Брат моего мужа, Алекс в этот день уехал учиться на программиста в Австралию и оставил своего сына в доме родителей. Мама младенца, как мне сказали, сбежала неделю назад, бросив документы и ребёнка.
Сейчас это воспринимается дико и странно, а тогда я как-то не акцентировалась на этом.
На тот момент мы с Иваном были женаты уже больше года. Но с детьми пока не получалось, хотя я очень хотела. Возможно, поэтому, увидев хныкающего Илью, моё сердце дрогнуло и забилось сильнее.
Мальчишка кряхтел и куксился. Но стоило мне взять его на руки, так сразу успокоился и доверчиво уснул на моём плече.
После был разговор с дедом, сложный и тяжёлый. Заплаканные глаза свекрови и суровые желваки на скулах мужа. Но я всё равно настояла на своём.
Шестая глава
Пять дней в больнице пролетели как один день. Больше ко мне родственники не приходили. Детей я сама попросила не беспокоить, а муж… Похоже, доктор как-то сумел оградить меня от его внимания.
Или ему некогда бегать к брошенной жене. Не померла? А жаль… было бы так удобно.
В больнице, пользуясь возможностью побыть одной, я постаралась взглянуть на ситуацию без эмоций. Трезво.
Мне мало что удалось в этом направлении. Вместо ужаса и непонимания, вместо обиды и ступора, накатила ярость. Злость на себя и свою слепую веру в мужа. В его любовь и незыблемость наших отношений. В его порядочность и благородство.
Всякий раз, когда я вспоминала обидные слова Ивана, когда перед моими глазами всплывало его перекошенное от презрения и злости лицо, я сжимала зубы и, пропуская сквозь себя волну ярости, усиленно готовилась.
Очевидно же, что муженёк не теряет времени понапрасну, и выйду я из больницы к подготовленному им соглашению о разделе имущества и разводе.
Сложность в том, что по факту ничего моего в нашем совместном быте и не было.
Дом, в котором мы живём со времён свадьбы, принадлежит свёкру. Как и предприятие, на котором мы все работаем. Иван – генеральным директором, а я так… на подхвате.
Последние пять лет я только числюсь кем-то вроде помощника на удалёнке. На копеечной зарплате, которой хватает лишь на незначительные подарки детям и родственникам.
Квартира рядом с офисом, в которой периодически ночует Иван или ещё кто из родни, тоже принадлежит деду.
Да, мы не бедствуем. Сыновья обеспечены отдельным жильём, дочь учится в платной гимназии… но лично я даже не знаю, на что смогу претендовать при разводе. На часть накоплений Ивана? Так, я уверена, что он подготовился к разводу и этих накоплений и не сыскать теперь.
И что остаётся? Делить совместно купленную мебель, технику и автомобили?
Как я могла быть такой доверчивой дурой? Ведь Иван, по отношению к другим, к своим коллегам, к брату, к родителям никогда не был бескорыстен. Так, отчего я решила, что со мной он особенный. Не такой? Что за юношеская глупость свила гнездо и теплилась в моей душе? Почему я думала, что Иван такой же, как я, и ему важно мое благополучие? Вчера – мое, а сегодня уже Настеньки…
На второй день, чувствуя непреодолимое желание сделать хоть что-нибудь, я позвонила в известное адвокатское агентство по разводам, попросила консультацию.
Адвокат приехал ко мне в отделение, и мы проговорили с ним два часа. По итогам разговора я подписала договор с оплатой по факту процентами от суммы, что сумеем отстоять у мужа.
И в этот же день я узнала, что муж на развод уже подал. Развод, выделение содержания и определение места жительства Катерины в одном иске. Мы выставили встречное заявление с просьбой разделить эти процессы.
Посмотрим, что мне предложит Иван.
Через пять дней, собранная и с выпиской на руках, я позвонила среднему сыну с просьбой помочь мне добраться домой.
Илья сегодня, так получилось, был занят. Они с Алиной и её родителями поехали во Владимир к бабушке. Приглашать на свадьбу. Это важно для Илюши.
Конечно, стоило мне заикнуться, что в этот день меня выписывают, и сын отложил бы поездку. Но я не стала его беспокоить.
В конце концов, он же не единственный сын у меня!
Но Кирилл мне отказал.
Он объяснил, что его машина требует ремонта, на который я не захотела выделить денег. И поэтому встречать меня ему не на чём. И вообще, он занят. У него учёба, а после — работа. А я вполне смогу и самостоятельно добраться до дома на такси.
Вот так.
Сбросила вызов и задумалась.
Кир родился раньше срока и был до переходного возраста очень болезненным мальчиком. Постоянные простуды и воспаления, регулярные вирусы и всевозможные болячки преследовали нас. И в результате Кирюша рос очень избалованным мальчиком. Особенно после рождения Катюшки. Кир ревновал сначала.
Немалую роль сыграло и то, что у нас в семье появились деньги.
Вернее, у Ивана появились деньги, которые он с лёгкостью выдавал детям на всё, что они не попросят. Любой каприз, любой конфликт Иван решал с помощью денег, и с ним в этом плане было очень сложно бороться. Ведь всё, что он зарабатывает – это для детей. Так зачем отказывать? Он ведь хочет счастья своим детям…
Вот и вырос свинёнок.
Я очень надеюсь, что время расставит всё по местам.
Сейчас Кириллу двадцать три года. Последний курс университета, компания таких же бездельников, как и он, и нежелание задумываться ни над чем. Хотя, сын что-то пробормотал про работу. Не знаю.
Впрочем, пожалуй, что ничего я уже с этим поделать не могу. Он, в конце концов, взрослый и совершеннолетний парень, мужчина. Пусть живёт свою жизнь. Совершает свои ошибки. Мои советы и моё вмешательство ему не нужны и раздражают.
Я всё это понимаю. Умом.
Но обидно. До слёз. До самого донышка.
Отказ сына, несмотря на вполне благовидный предлог, всё же так похож на предательство.
Перед тем как уйти из больницы, со мной ещё раз поговорил врач, напоминая о необходимости пересмотреть своё отношение к жизни и прекратить нервничать. Нагруженная рекомендациями и с пакетом откуда-то образовавшихся вещей, я на такси подъехала к дому. И минут пять сидела в машине, не решаясь выйти.
Дом, мой милый дом, в который вложено столько любви и заботы, смотрел на меня слепыми, неживыми провалами тёмных окон.
Седьмая глава
Дом гулкой пустотой эха отражал мои шаги.
Встречал меня чуждыми тенями из неосвещенных углов, запахом незнакомой отдушки клининговой компании, что старательно обезличила пространство. Я смотрела словно иными глазами на всё вокруг, примечая, запоминая. Прощаясь.
Двадцать шесть лет прожила я в этих стенах. Столько событий! И радости, и горя было много рядом со мной. И детский плач, и болезни, и боль от потери отца, счастье рождения и первый наш ремонт с Ваней. Много видел этот старый дом.
Даже хорошо, что никого нет, и я могу позволить себе капельку ностальгии, немного слёз и печали.
Но времени не так много. Вечером наверняка явится Иван с разборками. Не может не появиться.
Я прошла в нашу гардеробную и, отмечая, что часть костюмов мужа пропали, критически осмотрела свою одежду. Нет смысла забирать всё. Зачем мне, к примеру, вот это сливовое вечернее платье? Разве я собираюсь в ближайшее время на светские мероприятия?
Перебирала плечики с чехлами, вспоминая, какой наряд и, к какому случаю я готовила. А затем, усмехнувшись, направилась в кабинет мужа.
Сейф, к моему изумлению, я не смогла открыть. Иван поменял пароль. Конечно, у него теперь от меня секреты. Я ведь теперь враг и оппонент в суде!
Этот жест, показавшийся мне мелочным и гадким, окончательно встряхнул меня.
Иван приехал ровно в семь вечера один.
- Где Катя? – спросила с порога, не здороваясь.
Я, как и ожидала, встретила мужа у двери, ведущей из коридора в гараж. Стояла, облокотившись к стене плечом, и думала, что я готова к нашей встрече.
Как бы не так!
- Катя пока поживёт с нами, – ухмыльнувшись, ответил Иван и, зная, что делает мне больно, продолжил, как мне показалось глумливым тоном, — Ты после больницы, тебе не стоит волноваться, вот и поживи одна в спокойствии и тишине.
- Ты поселил мою дочь с твоей девкой? – от изумления у меня перехватило дыхание, и возглас вышел шипящим и жалким.
Иван ухмыльнулся правой половиной рта и, резко шагнув ко мне, зло сказал:
- Во-первых, не смей говорить о Насте гадости, а, во-вторых, Нила, Катя и моя дочь!
- Она же ещё совсем девочка! Какой пример, какой образец семьи ты прививаешь ей как нормальный? Зачем унижаешь меня перед ней? Ты отдаёшь себе отчёт, что ломаешь дочери психику, папаша?
Иван закатил глаза и со смешком ответил:
- Ну, что ты опять начинаешь свои морали? Оставь это. Тоже мне, доморощенный психолог.
И прошёл в дом. Не разуваясь. Как будто это уже не семейное гнездо, а чужой офис. Или гостиница.
Я вынужденно поплелась следом за ним, стараясь не концентрироваться на эмоциях.
Я тщательно вспомню всё потом, после. Когда это будет не так остро и больно.
Мой пока ещё муж привычно сел в английское каминное кресло у окна и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза.
Я пристроилась напротив. Молча. Это ему нужен разговор. Подожду.
Иван выглядел уставшим и каким-то несвежим. Даже с учётом, что он весь день работал. Сорочка мятая и явно вчерашняя, да и брюки уже пузырятся на коленях. Непросто жить без отлаженного постылой женой быта, милый? Юная любовница не ухаживает за одёжкой, а самому непривычно? Свежие сорочки же сами собой, автоматически появлялись в гардеробной…
- Нила, мы должны с тобой серьёзно поговорить, – начал Иван, открыв глаза.
Я молчала. Говори, если тебе надо.
- Развод — уже решённый вопрос. Думаю, через три недели всё образуется, и ты должна подумать, как будешь жить дальше. Я подготовил для тебя предложение, – он достал прихваченную с собой папку и, небрежно бросив её на столик, продолжил, — не тяни с ответом, Нил.
Посмотрела на папку и не стала даже прикасаться к ней сейчас. У меня есть время!
- Открой, пожалуйста, наш сейф, Иван. Я хочу забрать свои украшения, – спокойно попросила, не интересуясь, на фига было вообще менять шифр.
И так всё понятно.
- Какие украшения?
- Ты и свои подарки тоже собираешься отобрать у меня? И подарки Ильи Ивановича? Думаю, ему будет это интересно узнать, — усмехнулась в потемневшее лицо.
- Я перенёс всё в банковскую ячейку, — ответил мне Иван, отводя взгляд и вставая, добавил, — на днях я завезу всё тебе. Не переживай.
- Неужели ты дошёл до того, что подарил своей девке мои побрякушки? – ахнула, не сдержавшись.
- Закрой рот! – гаркнул Иван, — Я просил, не называй её так!
А мне стало смешно. И отпустила давящая боль в горле.
Я проводила мужа до двери и спросила в спину:
- Я всё понимаю. Надоела и всё такое. Но ответь мне. За что? Почему так цинично и при всех. Словно на лобном месте, на плахе? Зачем ты так омерзительно сообщил мне о разводе?
- Чтобы наверняка, Нила. Да и я думал, ты знаешь. – Ответил Иван, дрогнув плечами.
- Откуда? Я и предположить не могла, что ты так не ценишь своё слово и свой выбор. Я боготворила тебя! – практически закричала я в сутулую спину мужа.
- Все так живут, Нил. – Проговорил устало Иван и развернулся.
- Все живут по уши в кредитах и тянут лямку нелюбимой семьи и работы. Значит, тебе ещё есть к чему стремиться, – я взмахнула руками и замолчала.
О чём это я? К чему?
- Ты всегда изменял мне? Ответь! – спросила то, что не давало мне спокойно спать.
- Какая разница. Нас ждёт развод. – Иван пожал плечами и продолжил уже иным тоном, нападая. - Зачем ты подала встречный иск?
- А ты думал, я просто сдохну там, на юбилее? Вот удобно было бы, верно? – я отчаянно скалила зубы, чтобы не заплакать перед ним.
Но муж действительно знал меня прекрасно. И ясно видел, как он меня задел. Сильно и больно.
-Не говори ерунды, – ухмыльнулся он, продолжая с покровительственной интонацией победителя, — Ты прекрасная женщина и замечательная мать. Из тебя выйдет чудесная бабушка. Что всё ноешь, да стонешь? Прими свою судьбу и смирись.
Ах! Смирись! Вот… Как же он меня бесит!
- А из тебя вышел плохой муж, и дедом ты будешь отвратительным! – Не осталась я в долгу и ответила, вскидывая подбородок.
Восьмая глава
- Ты… — голос мой сел, и из горла вырывалось лишь шипение, — ты будешь спать с ней в нашей кровати, нацепив на неё мои украшения? Будешь завтракать на моей кухне среди подобранной мной мебели, и сидеть в креслах, которые я раскопала на барахолке и реставрировала? Жить будешь со своей девкой здесь? Не побрезгуешь целовать другую женщину в окружении с любовью собранных мной вещей? Кувыркаться в выпестованном мной доме, с другой? И это тебе нормально?
Воздух закончился в лёгких и я, сделав судорожный вздох, продолжила:
- А, впрочем, тебе, похоже, всё равно с кем и где. Главное — потешить своё эго и немедленно удовлетворить своё желание. О чём это я, правда? Это для людей немыслимо притащить девку в койку к жене, а для кобелей – самый смак. Утверждение своего статуса. Лишнее подтверждение, что ты главный вожак стаи.
Лицо Ивана пошло некрасивыми пятнами. Он крепко сжал губы, превращая свой рот в провал, в щель, а глаза потемнели от злости. Но я не могла остановиться.
- Только ты – никто! – выплюнула ему в лицо, подаваясь вперёд, прошипела, — слабая тень своего отца! Даже этот дом принадлежит ему, а не тебе!
Я мгновенно поняла, что задела его за живое. Попала! И это понимание только подстегнуло меня, открывая шлюзы моей обиды и невысказанной боли.
- Думаешь, что сможет заменить только жену, а всё остальное останется прежним, и твоя жизнь не изменится? Глупец! Никто и никогда не заменит тебе меня! И придёт время, когда ты пожалеешь о содеянном скотстве!
Я замолчала. Выдохлась. Выплюнула, кажется, всё и даже немного больше, чем могла.
- Дура ты, Нилка. Как есть, дура! – заговорил Иван после тяжёлого, вязкого молчания, — Была бы по-женски понимающей и податливой, то жила бы как в раю. Но нет. Даже сейчас, осознавая своё шаткое положение и зависимость от моей доброты, ты не в состоянии усмирить свой характер. Могла бы попросить меня как следует, или хотя бы промолчать. Так нет, тебе нужно попытаться укусить.
Он говорил, разглядывая меня, словно неведомую зверушку. Прищуром холодных злых глаз навсегда выжигая во мне нежность к нему. Вытравливая кислотой своей нелюбви.
- Вернёшься туда, откуда я тебя вытащил. В свой зажопинск. – Хмыкнул некрасиво и зло мой так, преданно любимый муж, ради которого я ещё неделю назад была готова на всё и немного больше.
Он нависал надо мной всей своей мощью. И, если раньше мне нравилось, как Иван заматерел с возрастом, то сейчас, когда вся эта махина угрожающе и резко придвинулась, я вздрогнула, испугавшись.
Чужие, злые глаза смотрели на меня с пренебрежением. Словно препарируя и решая, как и куда припрятать мой труп.
За грудиной кольнула боль, и я вспомнила совет врача – не нервничать. Ага.
А психовать и орать можно?
Иван усмехнулся, считывая мой страх и, качнувшись от меня в сторону, подчёркнуто спокойно вышел из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь.
А меня затрясло. От бессилия и обиды. И я завыла, захлёбываясь слезами и горечью, сползла на пол, закрывая лицо ладонями.
За что?
Я не понимаю! Это бесчеловечно и больно. Несправедливо…
Не знаю, сколько я выла на коврике перед дверью, как раненая собака, но всему приходит конец. И я, с трудом вставая на трясущиеся затёкшие ноги, доковыляла в ванную.
Подставила под ледяную воду ладони, подождала, пока холод проник под кожу и начало ломить суставы, и опустила лицо в воду. Подержала несколько минут и, распрямляясь, посмотрела на себя в зеркало.
Опухшее лицо, морщинки вокруг глаз, резче обозначившиеся носогубные складки выдавали возраст. Как там сказал Иван? Не помню точно, но по смыслу старуха только и пригодная читать внукам сказки.
Только зачем было так нежно и настойчиво целовать меня перед тем злополучным вечером? Зачем демонстрировать полночи близость, зажигая меня своей страстью и убаюкивая затем в заботе и неге? Что за жестокость?
Словно чумная, с тяжёлой после рыданий головой, я прошла по дому, трогая вещи. Прикасаясь к своей счастливой прошлой жизни, в которой так важно было создать уют для моего Ванечки. Чтобы ему было комфортно и тепло. Чтобы хотелось возвращаться домой. Ко мне.
Добрела в спальню и застыла, глядя на неправильно заправленную кровать.
Значит, так? Не смог дождаться, когда я свалю?
Хмыкнула и дёрнула на себя несчастный текстиль.
И откуда только силы взялись?
Я с упоением сдирала постельное бельё, шторы, вытряхивала содержимое комодов! Огромная гора вещей росла посредине гостиной, а я и не собиралась останавливаться. После нашей комнаты настала очередь гардеробной, а затем и гостевых спален. Дурной хмель бродил в моей крови, и азарт разрушения кружил голову. Я хотела уничтожить всё, к чему прикасалась моя рука.
Иван ведь попросил освободить квартиру!
Вылетела на улицу, во двор, оглядываясь. Где-то здесь стояла большая железная бочка под сжигаемый мусор. Ага! Вот она-то мне и нужна!
Я сидела в беседке рядом с зоной барбекю и регулярно подкармливала жадно сжирающее пламя в бочке собранным и ободранным текстилем. При этом чувствовала удивительное освобождение с каждой сгоревшей тряпкой. С каждым уничтоженным артефактом моей прошлой жизни мне становилось легче!
Бочка догорела, выплёскивая последнее тепло, и я поняла, что подмёрзла и пора возвращаться в дом.
Дома, упав в то самое кресло без сил, я вяло подумала, что его тоже нужно обязательно сжечь! Но это – завтра. Сладкое оставлю на потом.
И вздрогнула от громкого дребезжания входящего звонка телефона.
Девятая глава
- Мам! Что такого ты сделала с папой, отчего его бомбит весь вечер? Он так орал на Настю! А теперь хлопнул дверью и ушёл непонятно куда. Я ни разу в жизни не слышала, чтобы он так кричал. Мам, мне страшно, можно я приеду к тебе сейчас? Мне не хочется оставаться с ним, – зачастила Катюшка.
Я посмотрела на часы, время неумолимо приближалось к полуночи. Ничего себе, я засиделась!
- Конечно, котёнок! Я сейчас приеду за тобой. Скажи мне адрес, – ответила дочери, поднимаясь на деревянные ноги.
Всё тело стонало и ныло от непривычных нагрузок. Мышцы на ногах подрагивали, и голова кружилась. Нет. За руль я не сяду в таком разобранном виде!
Записала надиктованный дочерью адрес и вызвала машину. Торопливо оделась, как придётся, осмотрелась, отмечая несвойственный бардак в доме. Затем скрутила небрежно волосы, закрепляя их первой попавшейся под руку заколкой, усмехнулась, мельком глянув на себя в зеркало, и вышла на улицу, встречать такси.
Ехать было недалеко. Всё-таки мой муж предсказуем до тошноты, и больше всего в жизни ценит комфорт. Свой комфорт. Поэтому квартиру он снял около офиса. Кто бы мог подумать? Оказывается, любовницу удобно держать под боком. Тем более, если у тебя слепоглухонемая жена-дурочка. Саркастически хмыкнула своим мыслям и набрала Катюшке:
- Я почти подъехала, Кать. Выходи за территорию комплекса. Буду ждать тебя напротив ворот. – Проговорила спокойно, выползая из машины.
- Минутку, мам! Подожди меня немного, ок? – весело протараторила дочь и бросила трубку.
Не очень-то она похожа на испуганного ребёнка.
Сердце внезапно остро резанула ревность. Это с любовницей мужа моей дочери сейчас так весело? С ней она смеётся и шутит? С ней она не оговаривается и не спорит, не злится на неё. Делится своими милыми девчачьими секретиками и слушает советы от девицы, без зазрения совести завалившейся под чужого женатого мужика?
Я остановилась и схватилась рукой о решётку, огораживающую жилой комплекс, с благодарностью чувствуя её ледяной холод. Пропитываясь им и впитывая всем существом лёд безразличия и отстранённости. Мне это нужно сейчас. Лёд спасёт сейчас моё сердце от боли. Если было бы возможно, я бы прижалась к этой решётке так близко, как только могу. Чтобы выстудить хотя бы одну ревность из себя. Может быть, после и с обидой было не так горько сосуществовать.
Дочери всё не было, и я от нечего делать рассматривала комплекс домов, прикидывая, а не купил ли здесь Иван квартиру для своей зазнобы? Если и купил, то это хорошо. Будет что делить при разводе, даже если и приобрёл хатёнку на её имя.
Холод пробирался под одёжку, выстуживая спину.
Странно, но прозрачными ночами второй половины июля даже среди каменных джунглей столицы уже чувствуется острый запах осени и увядания. Запах сухих листьев, ненужных уже деревьям, влажной земли, грибницы и дыма. Или это я пропахла насквозь дымом своего сжигаемого прошлого?
Катерина вышла через полчаса. Она улыбалась во весь рот и шла подпрыгивающей, неровной походкой.
За время ожидания ко мне два раза подходил таксист, интересуясь, долго ли мы ещё будем ждать. И с недовольным видом усаживался обратно. Его нервозность передалась и мне. Поэтому, когда дочь шагнула мне навстречу, я резче, чем обычно, произнесла:
- Я замёрзла тебя ждать, Кать!
- Ой, мам! Ну, что такого? Мы с Настей только один прикольный ролик досмотрели до конца и поэкспериментировали со стрелками, как там советовали. Посмотри, как тебе? – прощебетала дочь и, прикрыв глаза, придвинулась ко мне ближе, спрашивая, — ну, как?
Я оторопело уставилась на раскрашенные глаза моей пятнадцатилетней дочери и, честно сказать, не знала, как реагировать. Отругать за неуместный и откровенно вульгарный вид? Так обидится же, дурочка малолетняя…
Сильно подведённые и визуально вытянутые, почти к вискам глаза казались кукольными, анимешными. Блёстки на веках добавляли искусственности образу. Всё это было похоже на то, как полностью гримируют лицо китаянки в интернетиках. Со скотчем под волосами и толстым слоем краски на всё лицо.
- Кать, макияж интересный, но под какой случай? Мероприятие? К какой одежде? Слишком он не подходит тебе по возрасту, — начала я, но дочь перебила меня:
- В клуб же! Ты не понимаешь! Там нужно такой макияж, чтобы меня было видно.
Она говорила, заводясь и явно нервничая, считывая мою заторможенную реакцию, уже готовая огрызаться и отстаивать свою точку зрения.
- А с кем ты собралась в клуб, Кать? И тебе не рано по таким заведениям бегать? – спросила, и у меня всё похолодело в груди.
Что творится вообще?
Катерина закатила глазищи, что при всём этом макияже смотрелось жутко, и скривила манерно свои губешки, тоже подрисованные, между прочим!
- Ой, мам! Не занудствуй! С Настей, конечно! – хихикнула Катя и хлопнула накрашенными ресницами.
- А папа в курсе, куда вы с Настей собрались? – спросила, вглядываясь внимательно в лицо дочери.
Что вообще происходит вокруг меня? Может, Катерина выпившая? Чем она её напоила? Что с моим ребёнком? Что эта сучка Ивановская творит? Куда смотрит этот баран вообще?
- Что здесь происходит! – рефреном моим мыслям загремел внезапно над нами голос Ивана, и мы с Катей дружно вздрогнули.
Десятая глава
Дочь качнулась ко мне, и я инстинктивно обняла её, прижимая к груди и оплетая руками.
- Ты пугаешь своим поведением и криками ребёнка, — проговорила, поворачивая голову в сторону мужа, вздохнула устало и продолжила, — Катя попросила меня приехать и забрать её домой потому, что она испугалась твоего неадекватного поведения.
Иван ощутимо скрипнул зубами.
- Катерина! Домой! Быстро! – стараясь сдерживаться, проговорил Иван, но дочь только сильнее прижалась ко мне.
Я покачала осуждающе головой, похлопывая Катюшку по спине, успокаивающим жестом, и проговорила, глядя в налитые кровью глаза мужа:
- Зачем ты пугаешь её ещё сильнее? Разве Катя виновата, что ты решил поломать нашу семью?
Мне самой было удивительно, как просто и легко я могу говорить ему в лицо все сдерживаемые ранее слова. И как могу при этом контролировать свои эмоции.
- Не начинай при ребёнке выяснять отношения! – прорычал мне муж таким тоном, что Катерина совсем постаралась сжаться в комочек.
Я, не отводя взгляда от мужа, пожала плечами и, немного освободилась от Катюшкиной хватки. А затем, развернувшись, сделала шаг в сторону такси. Ещё один шаг. И ещё.
Мы почти дошли до машины, когда Иван негромко проговорил нам вслед, уже вполне совладав с собой:
- Кто-то хотел новый телефон. За хорошее поведение. Я ведь могу решить, что ты плохо ведёшь себя, дочь!
Вот же скотина, вот никого ему не жаль!
Катерина вздрогнула под моей рукой, и жалобно проблеяла:
- Ма-а-ам, прости!
Повернулась и, опустив голову, потопала к папаше.
А Иван смотрел поверх её головы на меня с нескрываемым превосходством. Смотрел прямо мне в лицо, чуть сощурив глаза, и усмехался. А я не отводила своего взгляда, стараясь сдержать поднявшуюся волну раздражения и злости.
Так и стояли друг напротив друга в звенящей тишине под жёлтым неверным светом уличных фонарей.
Я дождалась, когда дочь скроется за воротами и отойдёт от нас достаточно далеко. Я не хотела, чтобы она слышала мои слова. Это не для её ушей. И стоило Кате отойти достаточно далеко, я, сделав длинный шаг к мужу, зашипела ему в лицо:
- Ты совсем рехнулся на старости лет? Ты хоть понимаешь своим разложившимся мозгом, что ты сейчас сотворил? Посмотри на свою дочь! – взмахнула рукой в сторону ковыляющей на каблуках Катюши, продолжая с яростью выплёскивать накопившуюся злость и боль. - Всего за несколько дней с твоей простипомой наша девочка уже изменилась. Ты видел, как она вульгарно раскрашена? Это твоя фря разрисовала ей лицо под проститутку! И на днях они собираются вместе в какой-то клуб, пока ты надуваешь щёки и пытаешься меня унизить! Я вообще подозреваю, по не совсем адекватному поведению Катерины, что твоя профурсетка дала ей выпить какой-то гадости или покурить. Ты осознаешь, чему научит она нашу девочку? Ловко ложиться под женатых мужиков, которые её в два или в три раза старше?
Замолчала, уловив растерянность во взгляде мужа, и продолжила:
- Неужели непонятно, что неэтично было селить дочь вместе с молодой и беспринципной любовницей? Чем ты вообще думал в тот момент?
Похоже, ради того чтобы сделать мне больно, ты готов на всё и даже немного больше.
- Ты слишком много на себя берёшь, Нила. Я не мог Катю оставить одну в доме! – Процедил сквозь зубы Иван, вроде как оправдываясь.
- А свою половозрелую шалаву ты тоже не можешь оставить одну на неделю? Боишься, что сбежит в клуб или в притон?
- Хватит оскорблять мою женщину! – гаркнул на меня мой муж, и я сделала непроизвольно шаг назад от него.
Столько злости!
- Я разберусь с девчонками! Это моя проблема! Не лезь не в своё дело, Нила! – продолжал он с надрывом.
- Ты рехнулся… — отступила я от него ещё на шаг и, повернувшись, в два шага добралась до такси и захлопнула за собой дверь.
- Едем! – скомандовала водителю и прикрыла глаза.
Меня раздирало от бессильной ярости. Разум метался в клетке эмоций, и я никак не могла найти выход из складывающегося кошмара. Если всё пойдёт так и дальше, дочь на суде выберет жить с отцом. Это очевидно. И я ничего не смогу этому противопоставить.
Дома я упала спать в комнате дочери прямо как была. Во мне словно перегорели все предохранители, и я просто отключилась. Как перегревшийся электроприбор.
Утром после горячего душа, переодевшись соответствующе, я пошла по дому из комнаты в комнату, завершая вчерашний разгром. Камня на камне не оставлю! И только спальни детей останутся нетронутыми.
Всё остальное – моё! И я вольна распоряжаться этим, как считаю нужным!
Кресло было не подъёмно тяжёлым, и его на сжигание я тащила, перекатывая с бока набок. Но справилась! И оно, облитое жидкостью для разжигания дров, сгорело весело и быстро.
И, глядя на огонь, жадно пожирающий старинное дерево и обивку, пляшущий на подголовниках, я почти успокоилась. И ком в горле чуть рассосался, давая дышать.
Я обдирала со стремянки обои в гостиной, когда услышала характерный звук подъехавшего к дому автомобиля. Спрыгнула вниз и, прихватив ветошь, чтобы обтереть руки, быстрым шагом направилась к дверям.
Машина деликатно бипкнула сигналом, оставаясь за воротами. Хлопнула дверца с характерным звуком, и я выскочила во двор встречать незваных гостей.
Одиннадцатая глава
- Не стоит, не открывая ворота, — здороваясь, попросила Алла Андреевна, проходя во двор и продолжая с улыбкой, — движения у вас здесь почти нет, и я не буду загонять машину. Мне, помнишь, ведь не очень хорошо даются все эти манёвры.
За что люблю свою свекровь – эта женщина принимает себя целиком и полностью, признавая и достоинства, и недостатки и не воюет с ними. Она умеет быть счастливой. И этому стоит поучиться.
- Хозяйствуешь? – спросила свекровь, критически оглядывая меня с головы до ног.
В старой одежде, с пылью и штукатуркой на руках и лице. Ага.
- Скорее, наоборот, — хмыкнула я и, открыв двери, жестом пригласила проходить в дом.
Алла Андреевна сделала несколько шагов и застыла на входе в разорённую гостиную. Осмотрелась спокойно и вдумчиво, вокруг себя произнесла:
- Затеваешь ремонт?
Я горько хмыкнула и ответила:
- Скорее наоборот. Оставляю после себя всё как было до моего появления.
Свекровь подняла в недоумении брови и, развернувшись, посмотрела на меня в ожидании объяснений.
- Давайте пройдём на кухню. Я до неё ещё не добралась и там поговорим, — предложила, понимая, что разговор всё равно неизбежен.
Вошла первая и, на автомате включая чайник, поняла, что у меня ничего нет к чаю. Впервые за последнюю четверть века. Расту!
Алла Андреевна разместилась за столом, и, отмахнувшись от моих извинений за пустой чай, спросила:
- Что происходит, Нилочка?
- Выполняю просьбу вашего сына, — резко ответила я и добавила, — Сейчас. Минуточку. Я принесу, и всё станет понятно без лишних слов.
Метнулась в комнату, прихватила папку, что принёс муж, стряхнула с неё пыль и вернулась.
- Вот. Ознакомьтесь. Это он предложил мне изначально. – Хмыкнула зло и сухо.
Подождала, пока свекровь прочтёт и продолжила:
- А на словах просил освободить дом в течение трёх недель для проживания его новой жены. При этом предупредил, чтобы в доме не осталось ничего, что напомнит ей обо мне. Ей ведь так вредно нервничать!
Я оглянулась в поисках заварочного чайника. Но, не найдя его, резко встала и, схватив чайник, плеснула кипятка нам в чашки. Нервным движением сорвала упаковку с коробочки пакетированного чая и предложила жестом свекрови пакетик.
Она безразлично махнула рукой, и я опустила пакетик в чашку. Вода стала окрашиваться в неестественно-яркий для чая цвет слишком быстро, и я смотрела, не поднимая глаз, как заворожённая, на этот процесс, вылавливая ноздрями слишком резкий для чая запах. Что они упаковывают в пакетики?
- Давно он тебе это дал? – спросила свекровь сдавленно.
Я подняла взгляд на её лицо и поразилась изменению. Всегда мягкие и расслабленные черты её заострились, и что-то хищное проглянуло за маской благовоспитанной дамы.
- Как только я вернулась из больницы, – ответила, задумчиво.
- Да… щедрое предложение. Ничего не скажешь. Не ожидала от своего сына такого, — закрывая папку, проговорила Алла Андреевна.
Я усмехнулась, принимая документы, и хмыкнула, не сдержавшись:
- Это ещё не всё. Представьте, он даже мои украшения уволок.
- Твои колечки-серёжки? – брови свекрови взметнулись вверх, и в глазах появился странный блеск.
- Угу…
- Моя подруга Ниночка сказала бы на это, что он взял твои украшения в заложники. Чтобы ты прочувствовала, как ему плохо и не хочется отпускать тебя… — задумчиво проговорила Алла Андреевна и, встрепенувшись, спросила:
- У тебя найдётся одежда для меня?
- Одежда? – я хлопнула ресницами от неожиданности. Как-то не принято у нас было меняться одёжкой. Да и стиль наш сильно отличается…
- Да, переодеться во что-нибудь подходящее. Хочу помочь тебе с оформлением дома. – Улыбнулась свекровь, считывая мою растерянность.
В четыре руки дом лишился обоев везде, кроме комнат детей. Содранные полосы мы подпалили во дворе, утрамбовав в железную бочку. Удивительно, но с Аллой Андреевной рядом мне вроде бы стало легче. Или это зрелище того, как жадное пламя пляшет на обойном рисунке, расслабляло жгуты нервов в моей душе?
Я помню, как заказывала эти обои. Рисунок на них проявлялся в зависимости от освещения. От угла падения на них солнечных лучей. И мне было важно, чтобы комната преображалась вместе с природой вокруг.
Мне было важно, чтобы в мой дом было приятно и хорошо возвращаться. Чтобы мой муж, приходя с работы, чувствовал, что его ждут и ему рады. Для него, для его комфортной жизни, я выворачивалась наизнанку, обдумывая мельчайшие детали. В том числе и интерьера.
Впрочем, теперь это никому не нужно.
Вечерело. Солнце уже цеплялось за верхушки сосен, и в воздухе чувствовалась прохлада. От пылающего костра с одной стороны распростронялся жар, а спине уже холодно. Предложила Алле Андреевне шаль на плечи, а сама, закутавшись в плед, расположилась рядом с ней в беседке.
- Почему вы не сказали мне, что посвятили Илью в тайны его рождения? Если бы я знала, я бы…
- Ты бы вела себя неестественно. Старалась бы доказать, что любишь, и тем самым сделала всё только хуже. А так он перерос свои обиды сам. Понял всё сам. И это – правильно. – Ответила задумчиво Алла Андреевна, глядя в огонь.
- Но ему было плохо! Это жестоко! – не выдержала я.
- Это жизнь. – Свекровь пожала плечами.
- А Алексу после того, как он вернулся, вы рассказали про Илью?
- Нилочка. Послушай меня. – Алла Андреевна развернулась ко мне и попыталась взять в свои ладони. Но я отдёрнула руку, и свекровь продолжила, — Мой сын Александр тяжело переболел в детстве свинкой. Он бесплоден, Нил.
- Как? Но кто?
Двенадцая глава
- Илья знает? – первое, что я спросила.
И сама себе ответила: конечно, знает. Только горько усмехнулась, когда свекровь утвердительно кивнула головой.
- Почему вы мне не рассказали раньше? – я повернула голову, чтобы видеть глаза свекрови, когда она будет мне отвечать на вопрос.
Алла Андреевна устало вздохнула и, прикрыв веки, заговорила:
- Когда Ваня принёс Илюшу, мы, честно сказать, растерялись. И не знали, что делать. Но Ваня сказал, что возьмёт решение проблемы на себя. Я не сразу поняла, как он это собирается провернуть.
Так совпало по времени, что Саша улетал в тот день. Было суетно. Я решила, поскольку Ваня никуда не уезжает, то у меня будет возможность с ним переговорить детально и понять, что он задумал.
В тот день вы появились неожиданно вместе. И ты сразу решила, что Илюша - сын Саши. Вспомни, мы ведь никто тебе такого не сообщал.
Я хмыкнула, не сдержавшись. Конечно! Со мной вообще особенно никто не разговаривал. Так, по мелочи. Присматривались. Всё, что нужно было от меня родителям Ивана, муж сообщал мне сам. Причём тоном, не терпящим возражений. Любая просьба свёкров была для меня непреложным законом. Так кто бы мне объяснял что-то о внезапно появившемся младенце?
Алла Андреевна мягко улыбнулась мне и, подождав пару минут, продолжила извиняющимся тоном:
- Я сначала хотела поговорить с тобой, но после, присмотревшись, не стала тебя тревожить. Мне казалось, что так будет лучше для всех.
Конечно, лучше! Особенно девятнадцатилетней дурочке Неониле. Подумаешь, муж прижил сына на стороне с неизвестной девицей в первый год после свадьбы? Дело-то житейское! Немного манипуляции, заговор всеобщего молчания и Нилочка примет ребёнка как родного. Причём сама будет требовать, чтобы её вписали в матери, а мужа – отцом. Ещё ведь удивлялась административным возможностям свёкра и благодарила его. Искренне.
Впрочем, особой злости на свекровь сейчас я не держала. И где-то даже понимала её. Злил меня муж. И на него у меня поднималась мутная и тяжёлая волна обиды. Неумолимая и мощная, словно цунами после землетрясения, она накрывала меня с головой. Периодически лишая здравого смысла.
- Вы были в курсе измен Ивана? – спросила я Аллу Андреевну и, уже озвучив вопрос, поняла, как по-идиотски он звучит.
Даже если и была, разве она посмела бы нарушать мой покой своими намёками? Наоборот, меня закутывали всей семейкой в более и более непроницаемый кокон из заботы и лжи. Взращивая мою слепоту и веру в мужа.
- Нилочка, родная, разве о таком говорят с женой сына? – подтвердила мои мысли свекровь.
- Их было много… Теперь я понимаю. – Проговорила я сама себе вслух и прикрыла веки, не желая видеть понимание и жалость в глазах Аллы Андреевны.
Как же я была слепа, право слово!
Помню, лет пять назад у нас в офисе появилась в секретариате отчисленная из университета студентка из Башкирии. Старательная девочка, которой я помогала, и найти квартиру подешевле, и вещами. Обучала её делопроизводству и подкармливала. А после она отдалилась от меня. Говорила, что нашла себе мужчину. Только теперь мне стали понятны и её странные взгляды, когда вроде бы я не вижу её. И, главное, кто был этим найденным мужчиной!
Испанский стыд!
Детская манера судить о мотивах поведения других людей, опираясь на собственные реакции, делала меня слепой дурой в глазах окружающих. Блаженной. Так вот откуда отчаянный и злой окрик Ивана «святая Неонила».
- Вы знали о Насте? Знали, я так понимаю. – Утвердительно проговорила, глядя в глаза свекрови.
- Она беременна, Нил. И это тоже мой внук. – ответила, словно извиняясь, Алла Андреевна.
- И что? Не нужно было запрыгивать на женатого мужика, – не выдержала я, перебивая, — Пусть бы родила и воспитывала сама. Так пострадал бы только её ребёнок, а не мои дети! Только этот малыш бы рос без постоянного присутствия отца. Иван зачем так торопился? Не знаете?
Я закрыла лицо руками, растирая. Соскребая с себя весь этот разговор, простонала:
- Мог бы дотерпеть до Катиного совершеннолетия, что ли… всего три года…
Повисла тишина в беседке. Наши содранные обои давно прогорели. Поднятые небольшим ветерком в воздухе кружились клочки пепла, оседая повсюду. Пахло гарью и увяданием. Моим отчаянием.
- Вы знаете, — заговорила я снова, — эта Настя вчера раскрасила Катьку, словно пугало и собирается тащить её в клуб. Катерина при этом вела себя странно. В первом часу ночи, возбуждённая и взъерошенная. Я подозреваю, что ей что-то подсунули якобы безобидное в доме Ивана.
Если дело так пойдёт дальше, то на суде Катя захочет остаться с отцом. Ведь там так весело и интересно. Папа обещает ей новые гаджеты и даёт денег без счёта. Его девка готова открыть для неё дивный мир соблазнения мужчин. Разве Катя устоит против таких соблазнов?
Я замолчала, переводя дыхание. Что толку плакать мне сейчас перед свекровью? Она не станет действовать против сына. Мне не нужна её жалость. Я надеюсь на её помощь!
- Про Кирилла я молчу. Но подозреваю, понимание того, что позволяет себе отец, навсегда раздвинуло в нём моральные границы и сместило приоритеты, – закончила я вводную часть своей речи.
Набрала побольше воздуха и приступила к главному:
- У меня почти нет рычагов влияния на ситуацию. Ваш сын отберёт у меня Катерину. И не даст мне возможности для общения. Я практически уверена в этом.
Зажмурилась, сжала ладони в кулаки и проговорила севшим от эмоций голосом:
- Я прошу вас, Алла Андреевна! Заклинаю! Заберите мою дочь к себе! Против Ильи Ивановича ваш сын не рискнёт поднимать хвост. Пока не рискнёт. Этого времени должно хватить, чтобы Катерина повзрослела.
Ведь поломают жизнь девчонке и не заметят как!
Тринадцатая глава
- Нилочка, не рви себе сердце, – после молчания раздался спокойный голос свекрови совсем рядом, — Мы с отцом придумаем что-нибудь для Катерины. Нельзя оставлять её. Ты права.
Вот за что всегда уважала Аллу Андреевну, так это за умение всегда реагировать ровно на любые новости. Свекровь никогда не торопилась, очень редко перебивала в разговоре и всегда сохраняла холодную голову. Её манера говорить – немного своеобразная, размеренная, успокаивала даже в самые сложные моменты. Причём всех.
Я постаралась дышать, как учили в больнице. На четыре счёта с задержкой. И минут через пять, почувствовав вечернюю прохладу, поняла, что всё. Я более или менее успокоилась. И пригласила Аллу Андреевну в дом.
- Как ты смотришь на обучение в какой-нибудь закрытой школе. В Швейцарии, например? – проговорила свекровь, трогая пальчиком обнажившуюся из-под обоев трещину в стене.
Она задумчиво сковырнула старую штукатурку и с удовлетворением проследила, как та осыпается ей под ноги. Повернулась ко мне и продолжила свою мысль:
- Катерина у нас отличница и умница. Она посещала, насколько я понимаю, прекрасный лицей, и база у девочки крепкая. А то, что она бунтует – ей только в плюс. Оттачивает характер. Мы наймём на конец лета репетиторов, и новый учебный год девочка откроет вдали от семейных драм. Судя по тому, как Кирюша воспринял своё положение, Катюше не помешает прививка самостоятельности.
Пока Алла Андреевна говорила, у меня окончательно отлегло от сердца, и я задумчиво ответила:
- Вы знаете, а, чем я больше думаю, тем мне всё сильнее нравится ваша идея! Вопрос, так понимаю, в деньгах и в возможности…
- Не стоит об этом со мной, – мягко возразила свекровь, и я согласилась с ней.
Этот разговор у меня будет с Ильёй Ивановичем. Но позднее, когда придёт время окончательного решения. Тогда и именно с ним я буду договариваться, и выяснять, какую цену мне придётся за это платить.
- Как бы не сложилось, я свою внучку не оставлю с этой Настей. – Тем временем произнесла Алла Андреевна, и я напряглась.
Как гончая стала в стойку, услышав интересные ноты в голосе свекрови.
- Кто она такая? Откуда её выкопал Иван? – спросила, вычленив самый волнующий меня вопрос из десятка, крутившегося на языке.
Алла Андреевна, попросив у меня возможности переодеться, ушла в другую комнату, а я потопала на кухню организовывать бутерброды и чай.
- Илья Иванович выяснил. Дожал Ваню и вытряс всю подноготную. – Внезапно услышала я за своей спиной голос свекрови, когда почти покромсала чуть заветренный сыр и раскладывала его на тарелку.
Я так задумалась над идеей отправить дочь в закрытую далёкую школу, так глубоко ушла в себя с этой мыслью, приветствуя такое решение и одновременно прокленая мужа за него, что не заметила, как Алла Андреевна подошла ко мне и стала рядом.
- Настенька приехала в Москву из Хабаровска. Учиться в университете. И родители тут же обеспечили доченьку квартирой в элитной новостройке. – Свекровь невозмутимо подхватила ломтик подвяленного сыра с тарелки и села за стол, наливая себе кипяток в чашку и опуская в неё пакетик заварки.
Несколько раз поболтала этот пакетик и хладнокровно, с видом английской королевы, вытащив его из чашки, продолжила:
- Отец её не сказать, что прямо большой человек. Но со связями и с непростым прошлым. И лучше бы Ване не связываться с ними совсем, но здесь уж… не повезло. Накануне праздника наш новоиспечённый родственник посетил столицу и имел с Иваном серьёзный разговор. Этот человек и привёз Настеньку в ресторан, где мы отмечали юбилей. И, по-видимому, выставил условия. Этой части мне не рассказывали, но несложно додумать.
А мой сын вместо того чтобы обсудить всё с нами и посоветоваться, решил вот таким образом озвучить свои обещания. Разрубив, как он думал, все узлы одним неловким движением.
Алла Андреевна замолчала, сделала крошечный глоточек и, отставив чашку в сторону, посмотрела на меня.
- Так что я ответила на твой вопрос «Почему так скоропостижно Иван кинулся разводиться?» — спросила она, не отрывая взгляда от моего лица.
Я кивнула, соглашаясь. Да, мне стало всё предельно понятно. Единственно, что напрягало и свербело в душе – почему со мной нельзя было обсудить? Зачем было держать меня за «болванчика»?
Алла Андреевна, прежде всего — мать своих детей. И потом только бабушка. И интересы она всегда будет отстаивать свои. А меня – использовать так, как удобнее на текущий момент. Я для неё не совсем чужая, всё-таки мать её внуков. Но и не своя, неродная. И за меня эта расчётливая женщина не и пальцем не пошевелит.
Я провожала свекровь за воротами дома, кутаясь в тёплую кофту, и перебирала в уме наш разговор по крупинкам. Тем неожиданнее прозвучало для меня её предложение:
- И ещё, Нила. Я так понимаю, ты решила окончательно привести этот дом в изначальное состояние? А где ты собираешься жить? Здесь же скоро невозможно станет ночевать!
Нет-нет! Я вовсе не против! – взмахнула рукой свекровь, улыбаясь, — И если ты не возражаешь, то я с удовольствием поучаствую! Знаешь, это круче психотерапии – разрушить всё созданное за долгий брак своими руками. Но, всё же, куда ты пойдёшь, Нил?
У меня есть квартира. Она стоит пустая и закрытая под охраной. Я не бываю там. Возьми, пожалуйста, ключи. Я предупрежу охрану и впишу тебя в пропуск. Не отказывайся! Будь благоразумна.
Четырнадцатая глава
Алла Андреевна уехала, оставив мне ключи от своей квартиры, а я всё сидела на кухне, переваривая наш разговор.
Все мои близкие люди, что общались со мной каждый день эти долгие годы, все они мне лгали, так или иначе. Вся моя семейная жизнь – череда обмана и лжи. Кто просто недоговаривал, кто вводил меня в заблуждение сознательно, а некоторые просто наблюдали со стороны. Как за мартышкой в зоопарке.
И никому, по сути, не было дело до меня и моих чувств. Муж, который виделся мне стеной, ограждающей от невзгод внешнего мира, оказался предателем. Он не защищал меня. Он был повёрнут ко мне спиной.
Я не хочу больше оставаться среди чужих и недобрых по отношению ко мне людей.
Неудивительно, что в этой атмосфере притворства и обмана не родилось обычное человеческое доверие среди моих детей. И простое уважение ко мне. Как они меня могут уважать, если видят с молодых ногтей всеобщее двуличие вокруг?
Я, пожалуй, приму предложение свекрови. И перееду в её квартиру. Хватит с меня разрушений и копания до сути вещей. Наелась досыта.
Новые знания не изменят прошлого. Они не повлияют на моё решение уехать из города подальше.
Утром, приведя себя в порядок, я поехала в офис нашего предприятия. Увольняться.
Ехала знакомой дорогой, автоматически и привычно перестраиваясь где нужно, заученно и уверенно следуя в потоке. И думала над тем, что и в офисе, вероятно, многие в курсе похождений моего мужа.
С главным бухгалтером, женщиной прямой и резкой, иногда до грубости, у нас сложились вполне рабочие, спокойные отношения. Я всегда знала, что на неё можно положиться и можно услышать прямой ответ на заданный вопрос. Вот к ней я и собралась.
Поднялась на знакомый этаж, спиной ощущая любопытные липкие взгляды сотрудников.
Противно. Ведь все эти люди уверены в том, что я знала о похождениях супруга и намеренно закрывала глаза на его скотство ради сохранения видимости семьи.
Какое уж в этом случае ко мне может быть уважение?
Так мерзко от всего этого!
Шла я к кабинету Вероники Витольдовны, как королева Мария на эшафот. Словно сквозь строй недобрых и колючих взглядов и досужий шёпот сотрудников.
Но всё рано или поздно заканчивается, и бесконечный коридор в том числе.
- Пришла? – сурово спросила бухгалтерша.
Женщина она была монументальная. Высокая, статная, она всегда ходила с прямой спиной и высоко поднятой головой. Коротко стриженная, сложно окрашенная голова её возвышалась над всеми, и яркие льдисто-голубые глаза смотрели на мир остро. Будто препарируя всех встречных и поперечных.
- Да, – ухмыльнулась, приветствуя, и подтвердила, — Я напишу заявление на увольнение. Подпишите его сами у директора, хорошо?
- Подпишу. – Ответила Вероника Витольдовна, царственно махнув головой, соглашаясь.
Она подвинула мне лист бумаги, перо и молча смотрела, как я, чуть дрожа рукой, писала известный текст. Затем удовлетворённо кивнула и, уложив моё заявление в слюдяную папку-уголок, покрутила в руках, как бы раздумывая, что дальше с ним сделать.
- Не переживай. Я понимаю и сама пройдусь по всем с твоим заявлением. С удовольствием полюбуюсь гримасой твоего муженька-балбеса, уж извини старуху за прямоту.
- Спасибо, — ответила я, стараясь не расплёскивать эмоции.
Сдерживаться, как предупреждал доктор. Нет никого и ничего в мире, что было бы важнее, чем я сама.
Вероника Витольдовна не была сплетницей. Но и подругой мне она тоже не была. Поэтому и откровенничать с ней я не собиралась.
- От нас уходят люди. Сотрудники и некоторые заказчики.– После молчаливой паузы заговорила он тоном главного бухгалтера, и я подняла на неё глаза, стараясь понять, отчего этот резкий переход?
- Я тоже подумываю, – тем временем продолжала Вероника Витольдовна, прожигая меня бухгалтерским взглядом, — подыскиваю местечко. Я живу неподалёку, и здесь мне было удобно работать. Но если генеральный так может некрасиво и грубо подставить собственную жену, то что можно ожидать от него, по отношению к рядовым сотрудникам?
Я пожала плечами, не понимая, зачем она мне всё это говорит. Мне-то какая разница, что будет с предприятием? Пусть у Ивана болит голова об этом. Или у свёкра. И тут у меня щёлкнуло! Блин!
Ну, конечно же! Мне прямым текстом в лицо говорят, что работать в этом предприятии ей удобно. Но генеральный директор не устраивает. Потому что в последнее время он не совсем адекватен. И нет на него надежды. И меня просят донести, можно сказать, чаяния сотрудников до владельца прямым текстом!
Ох!
- Я вас поняла, – проговорила я с облегчением Веронике Витольдовне в лицо и, попытавшись улыбнуться, добавила, – я обязательно передам, что творится в конторе Илье Ивановичу.
Моя собеседница величественно качнула головой и, отложив уголок с моим заявлением в сторону, сказала веско, как и все, что она делает:
- Я желаю тебе удачи. Жизнь, как говорили в кино моей юности, только начинается в сорок лет. И помни: ещё ни одна женщина не пропала без мужчины!
Я не успела выйти от главного бухгалтера, как меня настиг взъерошенный Иван. И прямо при Веронике Витольдовне, в её кабинете, под её осуждающим взглядом, набросился с обвинениями:
- Зачем ты пришла? Неужели нельзя было перед визитом позвонить? Что за срочность?
Пятнадцатая глава
- Ты, Ванечка, не кричи и не беспокойся, — запела я сладким голосом, вызывая в муже зубовный скрежет, — я уже ухожу. Всего тебе наилучшего. Милый!
И шагнула в сторону выхода.
Поскольку в проходе двери стоял муж и сдвигаться не собирался, я подошла к нему вплотную. И, ткнув пальцем в грудь, пропела:
- Отодвинься с дороги. Ты мне мешаешь.
Помолчала мгновение и выдохнула, мурлыкнув:
- Пожалуйста!
Немного ошалевший от моего поведения муж хмыкнул и спросил:
- Нила, ты моё предложение посмотрела?
Я смотрела на него, чуть улыбаясь, и ничего не говорила. Только немного покачивала головой из стороны в сторону и представляла, что передо мной несмышлёныш. Маленький капризный малыш, который требует купить ему срочно игрушку.
- Почему молчишь? – сдвинув брови, спросил Иван, но я видела, что он растерян.
Я, честно сказать, сама от себя обалдела. Просто муж так стал в двери – типа весь из себя хозяйский хозяин. И навострившие сотрудники кругом затаились в предвкушении. В общем, оно само так получилось, интуитивно. И мне нравился эффект. Потому как Иван нервничал и злился.
- Посмотрела, – наконец-то, пропела я ангельским голоском и добавила, хлопнув ресничками, - Я пока не могу дать тебе ответ. Мне нужно показать эти бумаги кое-кому. И посоветоваться. Послушать, что мне умные люди по этому поводу скажут.
- Кому ты собралась показывать? – муж обрёл почву под ногами и зарычал в известной ему манере.
Ага, сейчас!
- Ванечка, дай пройти. А то ты так близко ко мне стоишь на виду всего офиса, что кто-нибудь из сотрудников обязательно передадут твоей будущей жене, как ты меня касаешься и насколько нежно воркуешь со мной. И тебе дома грозит скандальчик. С битьём тарелочек. А у тебя уже возраст, и всё такое…
Я неопределённо повертела в воздухе рукой и неожиданно положила ладонь на грудь пока ещё мужа.
Он вздрогнул, напрягаясь. Потемнел глазами и севшим голосом проговорил:
- Что ты несёшь?
А я шагнула совсем вплотную и, поднявшись на цыпочки, произнесла громким шёпотом прямо в ухо Ивана:
- Как тебе без меня спится, милый? Как живётся с молодушкой? Сладко тебе в её нежности?
Шептала я, горячим воздухом своего дыхания обжигая его шею и с удовлетворением замечая, как поползли по его коже мурашки, убегая под воротник.
Так-то, родной. Двадцать шесть лет в одной постели – не просто так забываются.
Муж отстранился от меня так резко, что чуть не снёс хлипкую офисную дверь вместе с косяком. Практически отпрыгнул. Проняло тебя, Ванечка? Вспомнил, с кем разговариваешь?
- Пойдём, я провожу тебя, Нила, – хрипло проговорил Иван, откашлявшись, свергнув на меня глазами.
- Это лишнее, Ванечка. Я сама доберусь, не беспокойся, – нежно проворковала, складывая руки на груди так, чтобы подчеркнуть эту самую грудь.
Иван сглотнул и предсказуемо уставился по адресу.
- Я как раз собираюсь в налоговую – подала голос Вероника Витольдовна из глубины кабинета, прерывая нашу пантомиму, и попросила, — Неонила Валерьевна, Вы не подвезёте меня?
- Конечно, с удовольствием! – откликнулась я с благодарностью и повернулась к бухгалтерше, успевая заметить озорную улыбку на её губах.
Мы шли вдвоём с Вероникой Витольдовной по коридору, как два линкора в проливе Босфора. Величественно и неторопливо. А в нашем фарватере, потерявшись среди габаритов главного бухгалтера, следовал Иван, недовольно сопя.
В прекрасном настроении я запрыгнула в свою машину и, дождавшись, когда устроится рядом моя попутчица, рванула с места, перегазовывая. С пробуксовкой. Подальше от нечитаемого взгляда моего мужа.
Как он от меня отпрыгнул! Это же просто песня! Скотина похотливая!
С Вероникой Витольдовной мы попрощались тепло, и я пообещала ей, что встречусь со свёкром прямо сегодня. А что откладывать?
- Алла Андреевна, Илья Иванович дома? Мне нужно с ним поговорить. Лучше сегодня. Я подъеду? – позвонила, стоило только выехать на проспект.
Я не очень любила бывать у свёкров. Пафосный дом с башенками в стиле начала века, серьёзная охрана, соседи опять же, непростые. В общем, я всегда чувствовала там себя не в своей тарелке. Бедной родственницей и самозванкой.
Сейчас, когда я приехала сюда, вероятно, в последний раз мне было даже немного смешно вспоминать свои ощущения в этом пристанище тщеславия.
Не откладывая и не растягивая визита, я практически сразу напросилась на разговор, и свёкор пригласил меня в свой кабинет.
Я была здесь только однажды. Когда Илья Иванович вручал мне документы на моего маленького Илюшку. И вот сподобилась сейчас. Напоследок, так сказать.
Дед не стал давить на меня авторитетом и по-простому усадил в кресло, пристраиваясь в соседнее. Так сказать, для более душевного и семейного разговора.
Он подробно рассказал мне о школе, которую выбрал для Катерины, уверил, что нашёл для неё достаточно весомый стимул проявить все свои способности и прилежание к учёбе.
Я выслушала его внимательно, соглашаясь. Ну… не знаю. Но и сделать что-либо я тоже не могу. Остаётся надеяться. Что я и буду делать.
И в ожидании нотариуса я пересказала Илье Ивановичу всё, что услышала от бухгалтера.
Свёкор внимательно выслушал с каменным лицом. Я так и не поняла, что он будет делать с этой информацией. Но, успокаивая себя, что это не мое дело, отмахнулась от нехорошего предчувствия.
Уже после подписания всех документов вне кабинета, обстановка которого могла придавить любого, свёкор веско проговорил:
- Я благодарен тебе. Спасибо, что рассказала о делах на фирме. Для меня ценно, что, несмотря на обиду, ты все же нашла в себе силы поделиться со мной проблемами.
Помолчал, пропуская меня вперёд, на веранду, где для нас уже накрыли все к чаю и продолжил:
- У меня к тебе просьба. Наше имя и так изрядно потрепали в последнее время. Пожалуйста, Нила, соглашайся на предложение Ивана.
Шестнадцатая глава
Я вспыхнула вся разом. Невысказанные слова клокотали в горле осколками стекла. Даже руки вспотели. Но я сумела сдержать первый порыв и не стала возмущаться, пытаться донести, что за двадцать шесть лет нажила вместе с его сыном, естественно, больше, чем двухкомнатную квартиру. Смысл спорить с дедом? Он лучше всех понимает и мою роль в благополучии их семейства, и мою заслугу.
Но раз Илья Иванович так решил, раз он считает, что большего мне не положено, то дёргаться бесполезно. Только нервы себе испорчу, и деньги лишние потрачу.
Мы молча спустились по лестнице и также молча прошли в столовую. Осколки острых слов кололись на кончике моего языка.
Я окинула накрытый к чаю стол. Белоснежный матовый лён скатерти оттенял благородный блеск серебра приборов, изящество прозрачного фарфора гармонировало с подчёркнуто-скромным букетом фиалок в хрустале. Всё это великолепие в залитой отчаянным солнцем комнате, среди нежного колыхания лёгких, практически невесомых занавесок. И пасторальный вид из окна на внутренний двор с газоном и альпийской горкой чуть вдалеке.
Словно ничего особенного и не происходит в нашей жизни. Флёр приличного семейства в ранний осенний день.
Желчь поднялась резко вверх, голова закружилась, и похолодели руки. Притворство и фальшь псевдодворянского гнёзда, напыщенность самозванной элитарности встало поперёк моего организма. И вдруг поняла: ведь я могу себе позволить теперь делать то, что хочу прямо сейчас. Без оглядки на приличия и воспитание.
- Вы напрасно скрывали от меня правду, — отчеканила я, и, повернувшись так, чтобы видеть обоих свёкров, продолжила: не могу сейчас с уверенностью сказать, что простила бы измену Ивана в первый же год нашей с ним семейной идиллии. Но я точно знаю, что жизнь во лжи и явная демонстрация неуважения ко мне отложила на моих детях навсегда печать уродства души. И в этом ваша вина тоже есть.
Отступила на шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Отгораживаясь расстоянием, проговорила с нескрываемой обидой и горечью:
- Знаете, нет стыда в том, что я доверяла и верила вам всем. Нет бесчестия в моей наивности. Но кто вы всё, что позволили своему же обману настолько оплести вашу жизнь? Стыд лежит на вас. Какой бы ни была искусной ложь, правда всегда выйдет на свет среди людей. Так устроена, к счастью, жизнь.
В тяжёлом молчании, что повисло между нами, я прямо посмотрела исключительно на свёкра, выдерживая его давящий и нечитаемый взгляд и, чеканя каждое слово, произнесла:
- Я поняла, что к моему разводу вы все готовились давно, и мне нет смысла дёргаться. У вас всё схвачено. На счетах у Ивана крохи, а недвижимости за ним нет. Да и бог вам судья!
Положила ключи, что отдала мне Алла Андреевна от её квартиры на первую подвернувшуюся поверхность, неловко звякнув. Развернулась и, печатая шаг, быстро поспешила к выходу.
- Нилочка, подожди! – послышалось сзади встревоженным вскриком от Аллы Андреевны.
Но куда там!
Мне точно больше нечего делать в этом псевдозамке – ярмарке тщеславия! Всё! Закончилась моя семейная жизнь в столице! Пора возвращаться к маме…
Давила сосредоточенно на газ, стремясь поскорее дистанцироваться, отъехать, убежать. Будто за мной будут гнаться.
Немного успокоилась на кольце, добираясь в потоке бездушных машин. А, подъехав к дому, не стала загонять машину в гараж. Пора уходить. Пора съезжать отсюда.
Но прежде я позвонила адвокату убедиться в своих догадках. И по тому, как он замялся, всё сразу стало понятно. Договорилась оплатить его услуги сегодня в полном объёме, и отказалась от дальнейшего сотрудничества. Смысл? И горько усмехнулась явному облегчению в голосе юриста. Предсказуемо, в принципе, но противно.
Забрала и утрамбовала в багажник давно собранные вещи. Вошла в дом и пошла по комнатам. Не то что прощаясь, нет. Я шла, внимательно отслеживая, не забыла ли я что-нибудь очень личное. Такое, что я бы не хотела оставлять Ивану и его новой жене.
Трогала кончиками пальцев ободранные шершавые стены дома, в котором когда-то жило моё счастье, обходя дом по кругу. Остановилась в спальне, с удивлением рассматривая разбитую рамку с нашей семейной фотографией на полу. Не помню, когда это я швырнула её с такой силищей, что лопнуло не только стекло, но и багет.
На фото Иван нежно обнимал меня за талию, прижимая к себе. Я доверчиво склонила голову к его плечу. В его взгляде было восхищение. А я смотрела на него. Дети улыбались в камеру, и казалось, что ещё мгновение и картинка рассыплется. Муж, наконец-то, повернётся ко мне, закончив движение и целуя в счастливые глаза.
Это тоже было ложью?
Я не знаю.
Развернулась и быстро вышла из дома. Мне в нём места больше нет!
Ну, вот и всё.
Немного посидела в машине, запоминая это чувство, когда тебя выбросили из жизни. И уехала, не оглядываясь.
Я сняла номер в простенькой гостинице. Затем, подписав документы, что передавал мне Иван, вызвала курьера, прикидывая, что он успеет до конца рабочего дня доставить бумаги мужу. А после выключила телефон и убирала его подальше от себя.
Я не готова сейчас объясняться с кем бы то ни было. Мне нужна тишина.
Семнадцатая глава
Утром следующего дня я, отправив вещи доставкой на мамин адрес, отправилась в Карелию. Мечтала побыть в тишине одна вдали от цивилизации и людей. От родственников, детей и вообще от всего на свете!
Я сняла крошечный домик на берегу озера на несколько суток. И закрылась в нём, отключившись от мира, даже не доставая телефона. Ничего не случится за несколько дней, а я хоть немного приду в себя и подготовлюсь к поездке.
Если я появлюсь в таком состоянии, как сейчас, к маме, то это гарантированно сердечный приступ у неё и слёзы.
Три дня среди карельских елей, что тянутся высоко к небу непривычно коротенькими иголочками, тихого плеска воды и далёкого ветра где-то на том берегу озера сотворили волшебство. Тоскливые крики улетающих птиц, тянущие душу, если не излечили слезами мою обиду, то сделали её глуше. Словно отдалённая боль предательства, она ещё тянула заживающей раной, но уже привычно и не так остро.
Недоступный сияющий шар уходящего солнца и огромное небо над головой, как это ни странно, дали мне возможность вспомнить, кто я. Что я не одна во Вселенной и моя боль конечна и ничтожна, если смотреть на неё издалека.
В комплекте к домику прилагался гамак на берегу, и ночами августовский звездопад опрокинулся надо мной, всем своим великолепием вытягивая из кокона обиды и предательства.
Все вместе: и тишина, и звёзды, близкая вода, и возможность, пригревшись под пледом на лежаке, подремать на пирсе, а главное – отключённый телефон и отсутствие связи за короткий срок привели меня почти в норму.
Карелия омыла меня своей целительской силой и дала возможность видеть, что жизнь не закончилась и у меня есть будущее. Свободно вздохнуть и двигаться дальше – к счастью, вооружившись прожитым опытом.
Я включила телефон, когда выехала на трассу. Хмыкнула, увидев количество пропущенных звонков и сообщений.
Первым до меня дозвонился старший сын.
-Мама! – взволнованно воскликнул он и выдохнул, — с тобой всё нормально?
- Всё хорошо. Что за паника? – ответила я.
- Я приехал из Владимира и первым делом рванул к нам домой. То, что я там застал, не поддаётся описанию! Мам, бабушка говорит, что это твоих рук дело. Зачем? Что вообще происходит?
- Ничего нового. Твой отец выгоняет меня из своей жизни и из своего дома, – спокойно ответила, перестраиваясь в другой ряд.
- В смысле выгоняет? Мам, я не понял! – моментально отреагировал сын заводясь.
Тоже мне новость! Он реально считал, что я останусь в доме, а Иван будет скитаться и жить у своей девки? Не для того она его прогнула на замужество!
Я вздохнула и проговорила:
- Илюш, что ты не понял? Давай встретимся и спокойно всё обговорим завтра утром.
- А сейчас ты где? Может, я подъеду? – нетерпеливо ответил сын.
- Я только что проехала Сортавалу. В Москве буду к вечеру, уставшая и неспособная к конструктивному разговору. Завтра всё, сынок, – терпеливо объяснила я.
Илья помолчал, переваривая сказанное, и уже спокойно спросил:
- Как тебя туда занесло, мам?
- Попутным ветром. – Хмыкнула, обгоняя случайный на этой трассе автомобиль.
- У тебя точно всё хорошо? – не унимался сын.
А как ты, блин, думаешь? Ох. Каждому нужно от меня утешение…
- Да. Я в порядке. Не волнуйся, пожалуйста! – ровно произнесла я и прервала разговор.
Да уж. Как хорошо было без телефона! Все эти объяснения, выяснения и просто успокоительные разговоры нужны, прежде всего, всем им. Тем, кто не хотел или не мог помочь мне. И теперь жаждал успокоить свою совесть за мой счёт.
Впрочем, стоит ли жаловаться? Сама всего добилась. Своими руками…
Не успела я нажать на отбой, как мне перезвонила свекровь:
- Нилочка, что с тобой? Всё нормально? – взволнованно спросила она.
И я, не сдержавшись, ответила довольно резко:
- А как вы думаете?
Алла Андреевна помолчала, и я, как наяву, увидела, как поднимаются в недоумении её брови. И как она поджимает губы, не понимая моего поведения. Плевать!
- Ты так исчезла внезапно. Мы уже хотели подавать в розыск. Я обзванивала больницы, Нил, – как обычно, негромко и мягко проговорила свекровь и добавила, — Мы не враги тебе.
- Я понимаю, Алла Андреевна, извините за беспокойство. Мне нужно было побыть одной, – повинилась, придерживая свой характер.
Не она причина моих бед. Вернее, она – неосновная причина. И ни к чему теперь после всего, что уже случилось, после принятых мной решений, срываться на ней.
- Ваня психует, – тем временем продолжала свекровь, — я еле уговорила его не устраивать поиски. С тобой всё хорошо?
- Сейчас да. Передайте Ивану: пусть покупает квартиру. Я хочу закончить всё как можно быстрее. – Ответила я спокойно.
Я не хочу затягивать. Больше всего я мечтаю сейчас, чтобы никто не приставал ко мне. Был момент после больницы, когда мне хотелось простого человеческого тепла и понимания, когда я надеялась, что не одна. Спасибо. Мне преподнесли прекрасный урок. Надеяться можно в жизни только на себя. На этом всё.
- Береги себя, девочка! – попрощалась со мной свекровь.
Я хотела отключить телефон, но не успела. Настойчивым, резким рингтоном трубка разразилась снова. Надпись «Муж» светилась ядовитым зелёным, вызывая изжогу.
Посмотрела, представила всё, что могу сейчас услышать, да и выключила телефон.
Восемнадцатая глава
Через два дня Иван попросил меня подъехать к нотариусу для оформления квартиры. Похоже, мои мытарства подходят к концу, и скоро можно будет, наконец-то уехать. За эти дни я устала объясняться со всеми.
Почему так получается что, когда я нуждалась в поддержке, никого не оказалось рядом. А стоило почувствовать себя чуть-чуть устойчиво – как всё тут как тут. И даже брат моего мужа Алекс пожелал говорить со мной. Необъяснимое явление…
И как же я удивилась, когда застала у выхода после нотариуса всё семейство в сборе. Илья Иванович с женой и со всеми моими детьми встречал нас.
- Ну, что, сын, поехали, посмотрим, что за квартиру ты выделил матери своих детей, – обратился он к Ивану.
Муж скривился, сжал губы и процедил недовольно:
- Пап, к чему эта демонстрация?
- Поехали, поехали. Не капризничай, сынок. – Хмыкнул дед, махнув приглашающим жестом в сторону своего автомобиля, добавил, — умел сделать гадость, так сумей за неё ответить по-мужски.
Я притормозила, пропуская Ивана вперёд, и сделала шаг в сторону своей машины. Надеялась, что незаметно, но Катерина не дала мне улизнуть:
- Мам! Можно я поеду с тобой? – радостно подпрыгнула ко мне дочка и полезла обниматься, – я так соскучилась!
Вот что с ней делать?
Катя устроилась на сидении и заговорила оживлённо, пока я выруливала вслед за лимузином свёкра:
- Меня дед устраивает в крутую школу, ты же знаешь? А знаешь, что дед пообещал мне? Если я удержусь в этой школе, то к Новому году могу загадывать одно любое, даже самое безумное желание! И он его выполнит! А если я закончу год…
- Ты сама-то, как, настроена? – перебила я её.
- Ну, мам! Это же круто! – Катерина возбуждённо жестикулировала и выглядела вполне довольной жизнью.
Возможно, я зря страдаю, что мои дети — чёрствые эгоисты? Может быть, именно таким и нужно теперь быть?
- Язык я знаю нормально. Не зря я мучилась по репетиторам и лагерям, а всё остальное – ерунда! Наверстаю, если что!– Катя тараторила, не подозревая о моих мыслях, делясь планами.
- Ты сможешь жить одна? В чужой стране, без родителей? – спросила, в глубине души надеясь, что дочь скажет о том, как скучает и хочет быть со мной…
- Да, я мечтаю! – радостно перебила мои думы Катерина.
Ну, и славно! Что это я, в самом деле?
Мы, наконец-то, приехали, свернув во двор. Вышла из машины и запрокинула голову, любуясь огромными деревьями, растущими выше домов. Редкость для многоэтажной столицы.
Я подозревала, что квартирку мне предоставит Иван затрапезную, но такого не ожидала. Третий этаж пятиэтажки с перспективой реновации на окраине города. Почти у кольцевой. С другой стороны, я не собиралась здесь жить. Но все же…
- Так, так, так… Что это у нас? – бодро заговорил свёкор, обращаясь к жене, — Вот смотри, мать, что нас ждёт, если я по твоей просьбе отдам все свои активы сейчас детям. Как Анюта, сможешь ты жить со мной на старости лет на сорока пяти метрах общей площади в доме без лифта? Приглядывайся, да и привыкай потихоньку. Вот что нам с тобой выделит сыночек в лучшем случае.
- Пап, не говори ерунды! – перебил его Иван, зло сощурившись.
- Ерунды? Ты как вообще посмел? Мы о чём договаривались? – развернулся к нему всем корпусом дед, и как-то сразу стало понятно, что он ещё очень крепкий и мощный мужчина.
При этом и без того тесная квартирка казалась совсем крошечной от обилия народа в ней. И, чтобы не толкаться, я прошла дальше рассматривая.
Обычная угловая хрущёвка с изолированными комнатами: маленькой и ещё меньше. С крохотной кухней и совмещённым санузлом. Без ремонта. С деревянными, рассохшимися рамами на окнах. Я подцепила ногой отстающую крошечную пластинку паркетной доски и услышала возмущённое от Ивана:
- А зачем Нила разгромила дом?
- Нилочка, говорят, ты занялась вандализмом? – загремел голос Ильи Ивановича.
- Никакого вандализма, – ответила я, возвращаясь к стоящим друг напротив друга мужчинам, пропела, — Я сделала всё, как Иван просил. Оставила дом для его новой жены в таком виде, чтобы даже стены не напоминали ей о моём присутствии. Что просил, то и получил!
Мне было легко и немного смешно смотреть на цирк, что устроил мой муж. Бенефис его жадности и обиды.
- И, Илья Иванович, – добавила, глядя свёкру прямо в глаза, — Не стоит беспокоиться. Меня всё устраивает.
Хотела добавить условие, чтобы я больше никогда не пересекалась в жизни с Иваном, но не стала накалять. И так всё ясно. Да и перегорело во мне желание делать больно окружающим. Сдуло с меня осенним ветром среди карельских озер лишнее и не нужное мне.
Поймала полный отчаянья и боли взгляд Ивана и отвернулась, не пряча спокойной улыбки.
- Пап, ты же обещал мне, что всё останется по-прежнему? – шагнул в комнату Кирилл.
Мой средний сын выглядел непривычно растерянным и смущённым. Как будто он реально верил в обещания отца.
- Кирилл, ты же не маленький и понимаешь, что по-прежнему не будет никогда, с тех пор как я узнала о тайной жизни Ивана, – усмехнулась, глядя на своего сына.
- Но тут же нельзя жить, мам! – Кирилл был искренне возмущён и обескуражен происходящим, и я успокоила его:
- Не беспокойся, сынок, как-нибудь проживу.
- На что, мам? – искренне не понимая, воскликнул сын.
- А на что люди живут? Работают, сын, – ответила, усмехнувшись, и добавила, не удержавшись, — а ты не хочешь мне начать мне помогать? Да не бледней так. Я пошутила. Справлюсь сама.
Кирилл не ответил, растерявшись.
- Я всегда тебе помогу! – Молчавший всё это время старший сын подал голос, не отрывая тяжёлого взгляда от своего отца.
И не знаю, как бы вся эта сцена закончилась, но в этот момент из кухоньки раздался звонкий голос Катерины:
- Мама! Что это? Куда ведут эти двери? Что это за шкаф?
Я пошла на голос, объяснять дочери нехитрое приспособление под подоконником. И услышала за своей спиной:
Девятнадцатая глава
Прошло пять лет.
- Тётя Нео! Тётя Нео! – звонкий голос Юрки, сына одного из наших постоянных гостей, разносился по округе, пугая вездесущих утренних воробьёв.
Я подошла поближе и спросила:
- Что ты хотел, Юр? Зачем кричишь?
- Просто прикольно звучит, тёть Нео!
- А хотел-то что?
- Папа спрашивает, свободен ли мангал на вечер? Он мидий будет жарить! – скороговоркой протарахтел сорванец и добавил, уже убегая, — Он вас приглашает! Ну, я побежал, тёть Нео!
Я посмотрела вслед чуть прихрамывающему пареньку и улыбнулась. Правда, ведь, тётя Нео – прикольно звучит!
Мы переехали в пригород Новороссийска пять лет назад.
Я, когда вернулась после развода к маме и пожила немного рядом с ней, то насмотрелась, как мама задыхается. Да и активно занялась продажей всего, что только возможно. Московской моей квартиры, маминой трёхкомнатной недалеко от аэропорта, дачи, дальнего огорода, дома в предместьях Нижнего Новгорода и даже отцовской лодки и лодочного гаража.
Собрала с миру по нитке, взяла кредит и купила дом с перспективой создания небольшого отеля. Вернее, гостевого дома. В общем, в сезон, и не только, мы с мамой теперь сдавали комнаты жильцам. И кормили их завтраками.
Наш дом был удобно расположен в небольшом посёлке недалеко от пляжа. А если выйти на задний двор, то через калитку можно за несколько минут добраться до высокого берега и любоваться морем.
Я протоптала уже собственную тропинку в этих местах ежедневно, каждое утро встречала день на этом обрыве. Среди ветра, моря и сосен за спиной.
Первое время, конечно, приходилось непросто. Взятый на дом кредит тянул и не давал расслабиться, заставлял работать. Отделка помещений и строительство занимало все моей время и силы. Но в этом я находила пользу для себя. Мне просто некогда было страдать о разрушенной семье. А когда я смогла свободно вздохнуть, то оказалось, что и печалиться мне больше не нужно. Время присыпало пеплом мои обиды и разочарования. Ежедневные заботы притупили остроту переживаний.
Мне помогли закрыть кредит мои сыновья. Илья первым приехал ещё в недостроенный и только купленный мной дом.
Дело в том, что на его свадьбу я не поехала. Сил не было ещё раз встречаться со всеми родственничками. Поэтому я категорически отказалась и очень удивилась, когда сын с молодой женой вместо свадебного путешествия приехал ко мне. Алина помогла мне сделать сайт и телеграмм-канал нашего гостевого дома, а Илья ругался со строителями и поставщиками.
Но больше всего меня поразил Кирилл, который в один прекрасный момент вошёл в наш двор той поздней осенью. И вместе со старшим братом работал на нашей стройке. И как-то, в один из дней, помогая мне клеить обои, сын произнёс:
- Мам, ты прости меня. Я реально был уверен, что ты всё знаешь об отце и его девке. Он ведь не скрывался особо. Поэтому я и не просёк сразу, что происходит. Тем более, отец нам обещал, что ты нисколько не пострадаешь, и для тебя ничего не изменится. В общем, мам, дурак я был, похоже.
Я ничего не стала говорить. Что слова? Пыль, что унесёт ветер. Главное, что Кирилл здесь с нами и помогает мне, чем может.
Сейчас Кирилл работает в корпорации деда и, по его словам, делает успехи.
Между мной и детьми нет близких отношений. Но и пропасти тоже нет. Они взрослые, состоявшиеся люди. А я… я — далеко и не лезу к ним лишний раз с советами и просьбами. Удивительно, но расстояние примирило нас.
Мой старший сын не захотел работать с отцом и ушёл от деда. У него свой бизнес. Опосредованно связанный, конечно, с корпорацией, но всё-таки самостоятельный.
А ещё у Ильи уже двое детей. Я богатая бабушка с комплектом внуков. Есть и девочка Анечка, и внучек Максим. Этим августом они все планировали приехать к нам погостить у моря. Август – время фруктов, бриза с моря и солнца – именно то, что так не хватает в Москве. Особенно детям.
С Катериной мы регулярно созваниваемся. Она благополучно окончила школу и, предсказуемо, поступила в Университет. В Праге. Не в Москве. Собирается замуж и хочет познакомить меня со своим избранником, как только появится такая возможность. Я не тороплю её. Моя дочь отдалилась от меня. Впрочем, как я понимаю, и от всех остальных родственников тоже.
Свёкры приезжали к нам через полтора года после тех, уже далёких событий моего развода. Илья Иванович, всё такой же крепкий, словно созданный из вековых дубов, и его Аллочка. Дед ходил среди еще полупустых комнат моего дома, хмыкал и надолго зависал у окон, любуясь открывающимся видом и думая о чем-то своем.
Алла Андреевна же, напротив, сильно сдала за это время. Она перенесла инсульт и долгую реабилитацию после. Резко поседела и состарилась. И гордо несла свою седину, высоко подняв голову, посмеиваясь над своей навалившейся немощью.
Я не забыла ничего. Но понимаю – мы уже окончательно чужие люди друг другу.
Как рачительная хозяйка, предложила им пожить у нас на природе среди шума моря и зимнего свежего ветра с гор, и они согласились. За три месяца мама и Алла Андреевна стали настоящими подругами. Они подолгу беседовали о чём-то своём, и это мне очень нравилось. Потому что моя мамочка скучала на новом месте и тоже не молодела. И, несмотря на то что мы поменяли климат, астма маму всё-таки догнала даже у берега моря.
Илья Иванович был суров и молчалив. И только оживал при виде своей Аллочки. Впрочем, как всегда. Этой осенью я надеялась, что они снова приедут в наш дом. Очень уж мама моя скучала.
Я не простила свёкров. Но и не держала на них зла, где-то понимая их позицию. Только принять ее у меня не получалось. Но это уже мое дело.
Единственный, о ком я не знала, и разговоры о ком были запрещены в моём доме – это мой бывший муж. Этого человека и его семьи будто не существовало на земле для меня. Сначала было слишком больно, и я не могла ничего слышать. А после все привыкли и не нарушали мой покой.
Двадцатая глава
Но, к сожалению, я сама не могла забыть Ивана. Память о нанесённом оскорблении, обида загноившейся занозой сидела во мне до сих пор.
Сначала я спорила с ним до хрипоты чуть ли не каждый день на обрыве у моря, выкрикивая злые слова ветру. После стало полегче, но всё равно, нет-нет, да и вспомнится, всколыхнёт кислотой на поджившие раны былым кошмаром.
Я никак не могла понять и принять ту звериную жестокость по отношению ко мне, с которой Иван отчаянно разрушал всё, что нас связывало. Зачем так-то? За что? Я ведь знаю его, как родного, как себя. И он не мог… хотя знала ли я его?
Но ведь нельзя так сильно было притворяться двадцать шесть лет! Я ведь знаю наверняка – между нами была любовь…
Я выкорчёвывала в себе чувство. Старалась вспоминать нашу жизнь в свете памяти об изменах мужа. Но как забыть его нежность? Как перестать вспоминать его заботу и то тепло, что трепетало хрупким огоньком между нами?
Иногда он снился мне ночами. То стоял в тени, оплетённый корнями огромного дерева, и смотрел на меня жадно и умоляюще. Разрывал душу. Или сидел в памятном кресле, устало прикрыв глаза, и шептал моё имя. Или я просыпалась в слезах, ещё ощущая горячие объятия и жар поцелуев. И не отпускал, держал меня все эти годы его отчаянный взгляд тогда, в убитой квартире на краю города.
После таких снов я дольше обычного проводила над обрывом, но день всё равно был испорчен.
Чтобы не сойти с ума и организовать свой разум, я начала бегать по утрам и купаться в море по погоде, и нашла себе хобби.
Случайно, проезжая по Новороссийску и наткнувшись на рекламный плакат, предлагающий желающим испытать себя в стендовой стрельбе, я попробовала. И мне очень понравилось.
Это когда стреляют из ружья по тарелочкам, по быстродвижущимся мишеням. Нужна концентрация и реакция.
Мне легло это занятие, я втянулась и регулярно, три раза в неделю стала посещать тир. А после поняла, что мне больше нравится стрельба из пистолета. Спортивная. Это когда ты одна, в наушниках, стоишь напротив мишени, и никто тебе не мешает и не отвлекает от сосредоточенного, монотонного занятия.
Мир вокруг сужается до узкого коридора между тобой и мишенью. Нет посторонних мыслей, нет воспоминаний и тревог. Ничего не отвлекает от тишины в голове и сердце. Только я, мой пистолет, выступающий продолжением руки, и мишень. Только стук спокойного сердца и удовольствие от хорошо сделанной работы.
Меня удивительно успокаивает стрельба. Приводит в норму.
Я даже купила себе собственный пистолет, потратив время на получение лицензии и оборудование сейфа.
А Иван так и не отболел в моём сердце ещё. Я просто затолкала свою смердящую и умирающую любовь подальше, в самый тёмный угол своей души. В надежде, что как-нибудь она сама там сдохнет.
За эти годы мужчины пытались за мной ухаживать. Как-то один постоялец чуть ли не на второй день знакомства предложил замуж. Серьёзный. Вдовец. Военный пенсионер. Человек решительный и прямой, без камней за пазухой и скрытых мотивов. Честно рассказал, что не хочет оставаться один, и ищет себе в спутницы приличную женщину. Обещал уверенность в завтрашнем дне и защиту. Не обещал любви, но надеялся на взаимоуважение. Спокойный и уравновешенный вариант для совместной жизни.
Но я отказала сразу и категорически! Зачем обманывать хорошего человека? Вот не готова я к отношениям совсем. Ни к каким.
И, хотя он уговаривал и готов был ждать, сколько я скажу, уверял, что мы присмотримся друг к другу в процессе. Заявлял, что у него интуиция, и он почти никогда не ошибается в людях. Но я и представить не могла и не хотела никого рядом с собой!
И сейчас не могу. Несмотря на регулярные подначки мамы.
- Нил, присмотрись к Сергею. Иди вечером, посиди с ними, поговори. Неужели ты не видишь, как он на тебя смотрит? – пыталась уговорить меня мама принять приглашение на вечер.
- Никто же не заставляет тебя сразу замуж выскакивать. Можно же просто развеяться, пококетничать, в конце концов! Нила, ты ведь ещё молодая! Зачем ты себя загнала в кокон, в монастырь, какой-то, честное слово! – распалялась мамочка, горячась.
Я только улыбалась в ответ, не вступая в полемику. Не хотелось обижать и расстраивать близкого человека.
- Ну, хорошо. Тебе не по нраву Сергей. Хотя, то, как он возится со своим больным сыном – показатель его порядочности и надёжности. Ну, допустим, что он не подходит тебе. А почему тебе не приглянулся Игорь Максимович из соседней улицы? – никак не успокаивалась мама.
- Мам, мне кажется, что он больше интересуется тобой, а не мной? Почему ты не хочешь ответить на его ухаживания? – предложила я и усмехнулась маминой реакции.
- Ты что такое говоришь, Нил? Мне сколько лет?
- А Игорь Максимович моложе тебя всего на четыре года, мама! Присмотрись! – уже смеясь, ответила, уклоняясь от шутливого маминого шлепка.
Сегодня море горнило. Низкий ветер гнал волны на берег, разбивал их с грохотом, пеной на камнях. Ещё не шторм, но возможное его преддверие.
Мне нравилось в такую погоду наблюдать за морем, вглядываться в горизонт, дышать неповторимо сочным воздухом, подставляя лицо ветру.
Звонок телефона я услышала чудом. Аппарат вибрировал в кармане ветровки, и я, запахивая разлетевшиеся от ветра полы куртки, почувствовала этот звонок рукой. Сердце встрепенулось от нехорошего предчувствия.
Двадцать первая глава
- Мама! Ты должна приехать в Москву! Сегодня утром дед умер от инфаркта. Бабушка в больнице. Просит, чтобы ты появилась. Она ждёт тебя, мам, – сухо проговорил Илья и замолчал.
- Что случилось? – Я осеклась, сознавая глупость вопроса, и, внезапно охрипнув, спросила, — как? Почему?
Илья, помолчав, наверное, где-то минуту проговорил, словно нехотя:
-Мам, никто ничего не знает. Мне позвонили из больницы по просьбе бабушки. Она не с кем, кроме тебя, не желает разговаривать. Никто ничего не понимает. Похороны завтра. Было бы неплохо, если бы ты успела приехать. Бабушка не простит нам, если мы не повезём её проститься.
И разъединился, не желая больше ничего объяснять.
Постояла ещё некоторое время, глядя невидящими глазами за горизонт.
Нас с Ильёй Ивановичем не связывали тёплые отношения. Старый манипулятор и интриган был от меня бесконечно далёк. Я всем сердцем не принимаю интриги, как способ жизни. Мне непонятно и не нравится убивать своё время на эти игры, когда вокруг столько интересного. Когда столько красоты создано на земле для моего счастья.
Но всё же… всё же мне было жалко деда. Он ведь не очень старый по нынешним меркам. Ему нет восьмидесяти. Ему никогда не исполнится восемьдесят…
Я не представляю, как будет без него Алла Андреевна. Свекровь всю свою жизнь, как за монолитным забором, была рядом с мужем. В безопасности и в комфорте.
И зачем я ей понадобилась? Неужели никого рядом не нашлось, помимо меня?
Раздражение плеснуло волной и схлынуло, разбиваясь о сочувствие и скорбь. Если она так просит, я не могу ей отказать.
К сожалению.
Развернулась и быстрым шагом заторопилась домой. Собираться в дорогу.
- Я уезжаю, мам! – Сообщила, заходя к маме в комнату.
Мы недавно вычитали, что при разработке мелкой моторики и у взрослых людей тоже формируются новые нейронные связи. Человек медленнее стареет. Его мозг больше работает. И, соответственно, качество жизни не снижается с возрастом. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но у мамы появилось новое хобби. Она вяжет.
Усаживается в удобное кресло под абажуром или у окна, надевает на нос очки и тщательно перебирает тонкими звякающими спицами петельки. Разноцветные клубочки тянут ниточки из корзинки на её коленях, а наша старушка, кошка Миллисента, следит за ними внимательно, прикрыв глаза для конспирации.
Мирная, домашняя картина. Покой и тепло.
Так не хочется разрушать этот мирок жестокими новостями…
- Илья Иванович умер, мам. – Сказала и добавила, предвосхищая мамины расспросы, - звонил мой старший сын. Говорит, что у деда случился инфаркт, а Аллу Андреевну забрали в больницу. Она там чудит и никого к себе не подпускает. Требует моего присутствия.
Мама уронила руки с работой на колени и подняла на меня непонимающий, потерянный взгляд.
- Как это случилось? – спросила она.
- Илья ничего не рассказал. Говорит, что не знает, – пожала я плечами, усаживаясь неподалёку в кресло и открывая в телефоне сайт с авиабилетами.
Слишком долго ехать на машине. Да и напряжение дороги перед тяжёлым днём в Москве мне ни к чему.
- Бедная Аллочка! Представляю, как потеряна она! Как раздавлена своим горем! – заговорила мама, прижимая пальцы к губам.
Она всхлипнула, удивляя меня такой острой реакцией. И я, оторвавшись от выбора билета, подняв на неё растерянный взгляд, спросила:
- Ма-а-ам?
- Нилочка, детка, возьми меня с собой! – вытирая невольные слёзы, заговорила мама, продолжая с жаром и разгораясь с каждым словом, — нет, постой! Не отказывайся! Подумай! Кто, кроме меня, сможет её утешить? Посидеть с ней, поговорить и вспомнить? Кто выслушает её?
Вы ещё слишком молоды, чтобы понять, как это — оказаться одной против всего навалившегося на тебя мира после долгих лет совместной жизни! Просто это не пережить тому, кто не был в такой шкуре однажды! Ей сейчас хоть рядом ложись в могилу, понимаешь?
Я не помешаю тебе, Нил! Возьми меня!
Мама замолчала, а я не знала, как ей помягче отказать. Вместо одной больной старушки мне стремительно предстояло иметь дело с двумя.
- Мам. Это сложно. Кто останется в доме? Кто приглядит за кошкой, за постояльцами? Мы не можем всё бросить вдвоём, понимаешь? – заговорила я, аккуратно, замечая краем глаза, как судорожно и отчаянно мама сжала в руках свои клубочки.
Она посмотрела на меня с мольбой, продолжая уговаривать:
- Мы попросим Серёжу. Нет, лучше я попрошу Игоря Максимовича. Он не откажет мне, и он в курсе всего нашего хозяйства. Я изведусь здесь одна, Нил!
Ну, что я, в конце концов? Разве можно отказывать, когда так просит родной человек?
- А как же твоя астма, мам? – предприняла я последнюю попытку.
- Нил, вспомни, у меня последний приступ бы прошлой зимой! Я возьму с собой все возможные ингаляторы!
- Хорошо, — сдалась я, продолжая, — только с соседом договаривайся сама. Я пока куплю билеты и соберу нам вещи.
Проговорила и улыбнулась тому счастью, что расцвело в глазах моей мамочки.
На удивление, удачно подвернулись билеты. И сосед с удовольствием согласился помочь. И даже место на платной стоянке в аэропорту нашлось для моей машины. Всё складывалось, и наша дорога стелилась перед нами.
Я отчего-то волновалась. И, сидя в кресле самолёта, провожая стремительно замелькавшие проблесковые огни на взлётной полосе, в который уже раз опять вспомнила тот самый взгляд бывшего мужа, что, словно крючок, зацепился за моё сердце.
Двадцать вторая глава
Мы прилетели в Москву ближе к вечеру, окунаясь в уже забытую суету. Огромные толпы спешащих по своим делам людей в аэропорту, крикливые таксисты, громко разговаривающие люди, шум машин.
Мы с мамой переглянулись и целенаправленно выдвинулись в сторону электричек. Быстрее и проще.
Я, было, собралась устраиваться в гостиницу, но потом, будто что-то толкнуло меня под руку. И, не отвлекаясь на устройство, мы с мамой, посовещавшись, поехали сразу в больницу к Алле Андреевне. Прямо с площади Белорусского вокзала.
В такси, по дороге, я созвонилась со старшим сыном узнать подробности. Договорились с ним встретиться около больничных ворот.
Илья, мрачный и какой-то помятый, скупо поздоровался и переложил наши с мамой чемоданы в багажник своей машины.
Я посмотрела не него внимательно, отметила синяки под глазами и суетливые, несвойственные ему движения. И не стала ни о чём пока спрашивать. Не время сейчас, второпях. Я поговорю с ним потом. В конце концов, Илья Иванович не оживёт, если я прямо сейчас вытрясу из сына подробности его смерти.
Илюша, широко шагая впереди нас с мамой, маршировал, будто специально так быстро, чтобы мы не успевали за ним. Или просто не задумывался, по привычке, об удобстве других.
А когда вошли в палату, то обнаружили в ней толпу подозрительных людей в белых халатах. И бледную, заплаканную, сжавшуюся в комочек мою бывшую свекровь на кровати в углу.
Она была явно напугана и дезориентирована.
- Что здесь происходит? – громко спросила я, прерывая на редкость противный голос мужчины, который стоял, склонившись над маленькой съёжившейся Аллой Андреевной.
Находящийся ближе к выходу худой и весь какой-то угловатый мужчина повернулся ко мне и спросил с пренебрежением:
- Вы кто такая и что вам здесь нужно?
Моя мама в это время рванула к Алле Андареевне, расталкивая всех на своём пути и, загородив свекровь от всех, обняла её, прижимая к себе худенькое тело.
- Илья, прикрой дверь и вызывай наряд полиции. Какие-то мошенники проникли к бабушке в палату и явно воздействуют на неё с криминальными целями, – обратилась я спокойно к сыну, продолжая, — где медицинский персонал? Надеюсь, палата оборудована камерами?
- Женщина! Вы мешаете нам работать! – заявил другой тип, стоявший у окна и записывающий на видео разговор со свекровью.
Он был в противовес тому, что ближе ко мне и кривил брезгливо губы, весь кругленький и сдобный. Эдакий пирожочек. С начинкой.
- Ещё раз повторяю, кто вы такие и что делаете в палате моей родственницы? – начала заводиться я, отмечая, как Илья достал телефон и закрыл двери палаты, оставаясь в коридоре.
- По заявлению и просьбе сына Аллы Андреевны мы проводим независимую психологическую консультацию, – наконец-то, ответили мне.
Ах! Вот сволочи! Ну, погодите, мне!
- Да вы что? И у вас есть соответствующие полномочия? Решение суда? Заявление самой Аллы Андреевны? – Я так кричала, что на мои вопли, наконец-то отреагировали медсёстры и вошли вдвоём в палату и остановились, не понимая, как действовать.
- Приведите дежурного врача немедленно! – вызверилась я на них, продолжая орать во всю мощь проветренных на море лёгких, — мы сейчас же забираем бабушку домой!
Краем глаза я видела, что моя мамочка, обняв Аллу Андреевну, что-то шепчет ей на ухо и успокаивающе поглаживает по спине. А свекровь, украдкой вытирая слёзы, несмело улыбается и, соглашаясь, машет головой.
- Женщина, прекратите скандалить! – тут же гаркнул мне в ответ тот мужчина, что заговорил со мной первым.
- Я отказываюсь работать! – вместе с ним заявил самый главный, судя по всему.
Он распрямился и сделал шаг назад, отступая от Аллы Андреевны в сторону.
- Что здесь происходит? – влетел в палату дежурный врач и остановился рядом со мной, продолжая, — я вызвал охрану!
- Мама, не волнуйся, — вступил Илья в наш скандал, заходя следом за врачом и продолжая, — я вызвал полицию.
В палате повисла тишина на мгновение, и затем заговорили все разом, создавая невероятный шум.
В общем, заявила я о своём визите в Москву громко и со вкусом.
Вся толпа, что собралась в палате у Аллы Андреевны, вывалилась в коридор, ничуть не успокаиваясь. Наоборот! Кто-то разговаривал по телефону, худой и угловатый, с презрительным взглядом общался с врачом, вдоль по коридору от лифтов шли двое охранников. А за ними, возвышаясь, вальяжно вышагивал Иван.
Моё сердце подпрыгнуло, да так и осталось в горле, трепыхаясь беспомощно.
Бывший муж изменился.
Стал жёстче. И, если так можно сказать, породистей. Похудел, заострился скулами, носогубные складки ярко выделялись на погрубевшем, каком-то одеревеневшем лице. Он прошёл мимо проёма окна, и солнце осветило серебро на висках так ярко, что я прищурилась.
И заметила момент, когда он увидел меня.
Его ноздри дрогнули, а глаза, ярко и жадно вперились в меня, пока он не наткнулся на мой взгляд. Ошеломлённый, так полагаю.
Иван прищурился, пряча глаза, и подходя ко мне вплотную, процедил, ухмыльнувшись криво:
- Не успела приехать и устроила шоу, по своей дурацкой привычке. Не можешь без представлений?
- А ты, как всегда, пробил дно низости и жестокосердия. Это же надо только додуматься! Начать процедуру объявления родной матери недееспособной?
Двадцать третья глава
- Ну какие глупости ты себе надумала, дурочка, — почти нежно заговорил мой бывший муж, откровенно насмехаясь надо мной, и продолжил, — У меня мама так тяжело переживает смерть отца, что не подпускает к себе родных детей, а требует привести к ней чужую женщину. Конечно, я позаботился о ней и привёл лучших консультантов.
Всё моё спокойствие смыло волной чистейшей ярости. Ничего не забыла я и ничего не простила! Как и пять лет назад Иван злит меня до красной пелены перед глазами. Только теперь я не собиралась молчать!
- Освободите помещение! – перебивая моё возмущение, прогудел неожиданным басом один из охранников.
Он наклонил голову и встал так, будто готовился выталкивать нас силой из отделения.
- Не беспокойтесь! – ответил Иван и, подхватив меня выше локтя, потащил в сторону лифтов, приговаривая, — это моя бывшая жена. Она любит устраивать публичные скандалы на пустом месте.
Есть ли предел низости этого человека? Это я люблю публичные сцены? Вот, мерзавец! Сейчас повернёт всё так, что я не смогу ничего доказать…
Дома, там, на высоком берегу у моря я часто представляла себе нашу с Иваном встречу. Видела, словно наяву, как он, раскаиваясь, просит у меня прощения. Мне представлялось, будто бывший муж страдает без меня, что ему плохо и горько. Я льстила себе в своих мечтах, рисуя картины, в которых Иван понимает, какое сокровище он потерял вместе с моей любовью. Помня его проклятый взгляд, я мечтала, что ему невыносимо плохо без моей любви.
От этих мечтаний мне становилось легче. И я обманывала себя сладостными видениями.
Реальность оказалась горькой.
Иван ни то что не страдает, он наслаждается жизнью без меня! Никто не тормозит его. Не сдерживает его порывы какими-то дурацкими и устаревшими моральными принципами.
Я зашипела, попыталась вырваться, задёргалась, но куда там! Иван держал жёстко. До синяков.
- Отец! – возмущённо вскрикнул Илья, перегораживая нам дорогу, когда я дёрнулась особенно сильно, — отпусти!
Коллектив консультантов в это время дружно подтянулся на площадку в ожидании лифта.
Иван и его сын стояли друг напротив друга и не видели, что твориться вокруг. Между ними искрило. Время будто остановилось, и, казалось, что малейшее движение, просто неудачное моё моргание может привести к взрыву.
Илья приподнял плечи, опустил подбородок, защищая шею, и готов был кинуться на отца. В то время как Иван, провоцируя сына, оскалился в ухмылке.
А я, заметив, как из дверей пришедшего на этаж лифта стали выходить полицейские с карабинами, закричала отчаянно:
- Это мошенники! Не дайте им уйти! Это я вызвала полицию! Задержите этих людей! Не позволяйте им зайти в лифт!
Поднялся ужасный гвалт. Все заговорили разом. Особо возмущался тот, угловатый, что встретил меня презрительной гримасой. Но полицейские настойчиво попросили консультантов остаться, а Иван при этом так сильно стиснул мне руку, что я взвизгнула от боли.
Пока разбирались в чём суть дела, пока я добилась, чтобы у пухлого мужика изъяли телефон с записью их консультации, пока составляли протокол, к нашей живописной группе присоединилась Алла Андреевна и моя мама. И свекровь поставила жирную точку в наших прениях:
- Я прошу доставить этих людей в отделение полиции. Мы поедем с вами. Я напишу заявление по этому делу. Это действительно мошенники, и они склоняли меня подписать документы. Вот этот человек спрятал бумаги во внутреннем кармане.
И свекровь указала рукой на того мужчину, который склонялся над ней, когда я влетела в палату.
В повисшей тишине комнатушки охраны, куда нас всех привели полицейские для выяснения всех обстоятельств, стало слышно, как случайная муха истошно бьётся в стекло оконной рамы.
- Мама, — заговорил Иван мягко, и Алла Андреевна, вздрогнув, сделала шаг ко мне.
А её сын продолжил:
- Мама, ты не понимаешь. Не нужно всё усложнять. Я позаботился о тебе, привёл к тебе специалистов, и они помогут тебе. Не волнуйся. Это Нила, как обычно, устроила публичный скандал. Мы с тобой сейчас поедем домой и там поговорим обо всём спокойно. Не стоит утруждать полицейских. Ребятам и без твоих капризов много работы.
Он говорил внешне спокойно. Тоном удава Каа перед испуганными бандерлогами. Увещевал напуганную и потерянную женщину. Заботливый сыночек!
Как же он меня бесит! Если и можно пасть ниже в моих глазах, то вот он, этот момент!
- У тебя возраст и нервы, — продолжал Иван, — ты слишком близко к сердцу приняла смерть отца, и тебе нужна психологическая помощь, я понимаю.
Это выглядело ужасно. Ещё и от того, что я видела, как слова Ивана находят понимание у полицейских.
Алла Андреевна, пока Иван вещал, подошла ко мне и взяла за руку. С другой стороны от неё пристроилась моя мамочка.
И, сжав мою ладонь, свекровь заговорила, выпрямившись и подняв подбородок. Как богиня возмездия. Суровая и прямая.
- И ещё. Я хочу заявить о своих подозрениях. Я считаю, что моего мужа убили. Он был здоровый мужчина. Он следил за своим здоровьем. Он никогда бы не принял никакой таблетки без консультации со мной или с врачом! Они, — и свекровь, махнув в сторону Ивана, продолжила, — они хотят завтра с утра кремировать моего мужа, чтобы скрыть все следы. Я хочу написать заявление на проведение вскрытия и полноценной медицинской экспертизы на предмет внешнего вмешательства. Официально, через запрос от полиции. Или прокуратуры? Куда там мне нужно обратиться?
Двадцать четвертая глава
В отделение полиции мы ехали всей толпой. И там мой сын, видя, как затягивается всё дело, начал нервничать. Явно переживая, что не успевает.
- Илюш, ты оставь свои данные как свидетеля, да и поезжай. Не жди нас, – предложила я.
И по тому, с каким облегчением сын принял моё предложение, поняла, что правильно сделала. Для моего старшего сына, как и прежде, в приоритете он сам и его дела. Илья готов мне помочь. Но в пределах не сильно обременительных услуг. Но хоть так…
- Чемоданы наши занеси сюда, что ли… — предложила растерянно.
- Мам, может быть, я завтра вам завезу их? – чуть раздражённо спросил сын.
- Нет, Илюш. Со мной две пожилые дамы. Нам неудобно будет зависеть от того, когда ты завтра к нам приедешь. Не волнуйся, я попрошу кого-нибудь из ребят нам помочь. Да и такси никто не отменял, – надавила я немного голосом и добавила, смягчая, — Алине, привет. И поцелуй моих внуков!
Сын ещё потоптался минутку, а затем приволок в комнатку, где мы все давали показания наши два чемодана и сумку Аллы Андреевны из больницы. Коротко простился и сбежал.
- Что, сбежал твой единственный защитник? – нехорошо ухмыльнулся мой бывший муж.
- Товарищ, — я споткнулась, не зная, как обращаться к усталому моложавому полицейскому, и, поймав его взгляд, сказала, — гражданин? Вы отметьте, пожалуйста, что Иван Ильич мне скрыто угрожает! Мне и двум пожилым и немощным дамам.
Полицейский нахмурился, не сводя с меня тяжёлого взгляда, а я, пожав плечами, сказала:
- Знаете, если вдруг завтра обнаружится, что мы все трое недееспособны, то будет хоть за что зацепиться.
Иван скрипнул зубами и отвернулся в сторону от меня и продолжил, глядя на полицейского:
- У меня есть заключение экспертизы. Еще из больницы. Я не вижу смысла в повторе. Но, если маме от этого будет спокойнее…
Я, если честно, не верила в виновность Ивана. Дед, что не говори, молодым не был. А инфаркту, как я выяснила на себе, не нужны предупреждения. Сердце не болит заранее, предупреждая о беде. Она просто не выдерживает в определенный момент. Могли ли какие-то события подтолкнуть события? Наверняка. Но я не верю, что бывший муж такое мог подстроить специально. Тем более, медикаментозно, но посмотрим. Не хочу делать выводы до результатов экспертизы!
Нас промурыжили ещё некоторое время, и когда уже пошли расспросы по третьему кругу, я попросила, ссылаясь на поздний час, отпустить меня со старушками домой. Мы сообщили все данные, мы не собираемся скрываться и в наших интересах, чтобы дело не закрыли без расследования. Но сил наших больше нет.
Молоденький мальчишка на проходной пригласил каких-то уж совсем юных стажёров и они помогли спустить наши пожитки вниз. А таксист любезно упаковал вещи в багажник, а старушек на заднее сиденье.
И только в машине Алла Андреевна предложила ехать не к ним в дом, а к себе на квартиру. Ту самую, в которой я отказалась перекантоваться в своё время.
- Понимаешь, Нилочка, слишком у многих есть ключи от нашего дома.
И в этот момент я поняла, насколько серьёзно встряла в разборки за наследство Ильи Ивановича.
Но и бросить Аллу Андреевну на растерзание я не смогла бы ни при каких обстоятельствах. Такой уж характер…
Квартира оказалась в охраняемом доме, в Хамовниках. Услужливый таксист помог донести чемоданы до лифтов, и мы, предупредив консьержа, что не ждём никаких гостей, наконец-то, смогли расслабиться в безопасности и комфорте.
- Спасибо, Нила, что приехала, — сказала мне бывшая свекровь, когда мама первая отправилась ополоснуться после долгого и утомительного дня.
И добавила:
- И что не дала меня в обиду. Мы некрасиво поступили с тобой тогда. Прости.
Я пожала плечами. Смысл сейчас обсуждать? Прости, не прости… Я, к сожалению, так устроена, что просто не смогла отказать в прямой просьбе. И после не смогла пройти мимо того, что делали со слабой старушкой, в которую превратилась некогда стильная и красивая женщина – моя свекровь.
- Побудь со мной до похорон, хорошо? Это затянется, но не думаю, что очень уж надолго, – попросила свекровь, прикрывая тонкие старушечьи веки.
Наутро, пока мои старушки были заняты друг другом и завтраком, я, быстро умывшись, заплела туго волосы, чтобы не мешались и, надев спортивную одежду, выскочила на улицу.
Крикнула вглубь квартиры, что буду к обеду.
Ещё вчера перед сном я присмотрела на Китай-городе тир с возможностью спортивной стрельбы и сегодня, прихватив рюкзак со своим травматом и документы, вприпрыжку поскакала туда.
Слишком взбесил меня вчера Иван. Слишком сильно я реагирую на него и поддаюсь эмоциям. Всё – слишком. Поэтому мне нужно время – сосредоточиться и успокоиться. Вернуть себе самообладание.
Ну, и взять машину в прокат. Не нравится мне зависеть от таксистов, раз уж мы застряли в Москве больше чем на сутки!
Клуб мне приглянулся. Можно взять напрокат боевой пистолет и пострелять в удовольствие. Это совсем не то, что мое травматическое оружие. Хотя с ним тоже у меня неплохо получается. Но огневое, настоящее – совершенно иное дело!
В клубе есть отдельные галереи для стрельбы профессионалов. Меня совсем уж к специалистам отнести, наверное, нельзя. Но я и не новичок. Мне в кайф пострелять самой, без инструктора, без лишних людей, которые крутятся вокруг. Я медитирую с любимым револьвером-наганом в руке.
Два часа пролетели незаметно. Уставшая и спокойная, я расплачивалась на ресепшене, когда ко мне обратился немолодой и солидный мужчина.
- Вы новичок в нашем клубе? – мягкий бархатный баритон раздался над моей головой неожиданно, и я вздрогнула.
Резко повернула голову, вглядываясь в ореховые глаза, и согласно кивнула.
Зачем он спрашивает? Что ему нужно? Какая ему разница, кто я? Вопросы теснились в голове, но я молчала. Мало ли? Если ему что-то нужно, то сам спросит.
- Не хотите попробовать стенд? – неуверенно улыбнулся мужчина.
- Нет, спасибо. Меня вполне устраивает то, чем я занимаюсь, – ответила, убирая карточку в чехол телефона.
Двадцать пятая глава
- Открой! Нам нужно поговорить!
Это сказано было таким тоном, что у меня свело зубы. Пренебрежение, самодовольство, высокомерие и капелька сарказма… ммм… разве можно устоять против такого сногсшибательного коктейля?
Вот, индюк!
И вот из-за него я страдала? Вот этот, простите, дурак, занимал мои мысли и не давал спать по ночам? Из-за него я закрыла своё сердце на десяток железных замков?
Ужас и стыд! Испанский стыд, блин!
Я усмехнулась своим мыслям и, не обращая внимания на бывшего мужа, проехала под открывшийся шлагбаум. Только острый взгляд полоснул хлёстко и недобро в зеркале заднего вида.
Удивительно, но столкнувшись с Иваном после пяти лет разлуки, я будто прозрела. Поняла, что тот Ванечка, что жил в моих воспоминаниях, ничего общего не имеет с реальным Иваном. Того Ванечки, которого я любила, возможно, и никогда не существовало в реальности. Я придумала его себе. И после натягивала этот придуманный образ на мужа. Как карнавальный костюм.
И ведь я знаю, что не стоит бояться снова встать, если упал. Упал – вставай! Чтобы снова попробовать, снова полюбить, снова жить и снова мечтать. Нельзя позволять тяжёлому уроку ожесточить своё сердце.
А вот, поди же ты! Не могла отпустить и забыть. И ради кого!
Только, для того чтобы понять это, стоило приехать в Москву!
Дома ждал обед. И мама с Аллой Андреевной, что уселись рядком напротив меня и с умилением и восхищением взирали на мой аппетит.
Нагуляла!
Мне пошло на пользу посещение тира. Всё лишнее, вся накипь, что поднялась из глубины моей души при встрече с бывшим мужем, улеглась. Смылась спокойным сосредоточением и хорошо проделанной работой.
- Нилочка, ты побудь пока с нами, хорошо? Не оставляй нас одних. Что-то мне неспокойно, – попросила меня свекровь, когда мама отлучилась на минутку.
Я согласилась, мне несложно, а старушкам моим приятно. Тем более, что есть доставка и не обязательно бегать в магазин за продуктами.
К вечеру мне позвонил Кирилл.
- Мам, говорят, ты в Москве? – спросил он, немного возбуждённо.
- Да. Бабушка попросила меня приехать. А ты от кого узнал? – ответила, выходя на балкон от моих старушек, чтобы не мешать им смотреть и обсуждать сериал.
И хотелось полюбоваться Москвой, её морем огней и никогда не умолкающим шумом улиц.
- Папа сказал, – хмыкнул Кир, продолжая, — он ругался и заявил, что ты устроила опять публичный скандал на всю округу. И что ты мстишь ему, желая окончательно разрушить его репутацию.
- Было бы, что там рушить! – засмеялась я открыто и продолжила, — Представь только, у твоего отца хватило совести привести к бабушке Алле своих консультантов, чтобы она подписала согласие на обследование. Он хочет признать её недееспособной, ещё не похоронив деда. Так плохо с делами в корпорации?
- Ну, он же считает себя главным наследником, и уже размечтался, как будет руководить. А здесь ты. Как всегда поперёк его планов. Правильно Илюха сделал, что ушёл в свободное плавание! Я тоже подумываю… Работать с отцом всё сложнее. Он иногда, как начнёт придираться к ерунде, не знаешь куда деваться. И главное, сегодня одно хочет, а завтра – другое. Сейчас без деда вообще всё наперекосяк пойдёт…
- Понятно. – Вздохнула я, — Всё как всегда. Иван не меняется. Гнёт Вселенную под свои хотелки.
- Ой, мам, не скажи. Я ведь помню ещё, каким он был, когда мы все вместе жили. Помню, как он смеялся и улыбался рядом с тобой. А сейчас… - Кирилл замолчал, прерывая свои воспоминания, и спросил, — Встретимся?
- Конечно! – ответила, не задумываясь, и добавила, — только после похорон уже. Бабушка сильно переживает и не хочет сейчас ни с кем видеться. А мне неудобно оставлять их вдвоём с мамой. Всё-таки не молодые уже…
Я на самом деле не хотела выходить в город. Москва, конечно, красавица стала и лучший город Европы, но мне милее мой дом, и обрыв над морем, и виноградная лоза во дворе. Очень тянуло домой.
- Что там бабушка затеяла с экспертизой? – спросил сын.
- Она имеет право сомневаться. Хочет удостовериться, – ответила, пожав плечами, — если ей от этого станет спокойнее, то почему бы и нет?
- Я так понял, что бабушка подозревает… — протянул Кирилл, не решаясь произнести вслух то, о чём все подумали.
- Кир, это её право! Понимаешь? – повторила, кутаясь от налетевшего прохладного ветерка.
Не успела я проститься с одним сыном, как позвонил старший.
С Ильёй мы говорили недолго. Как всегда – только по делу. Я посетовала, что не получится встретиться сегодня-завтра. И с удовольствием нырнула в недра тёпленькой квартирки. Привыкла я уже к южной погоде, и вечерняя прохлада московского лета мне совершенно не нравилась. Было зябко. Хотелось домой.
На следующий день поднялся ветер, и низкие тучи моросили противным мелким дождём. Совершенно не было желания выползать под эту морось.
Утром свекровь говорила по телефону с Иваном и так ругалась, что мне пришлось немного рассказать маме о сути моего развода. Так, в общих чертах. Без подробностей.
Но и этого хватило, чтобы мама весь день переживала и охала.
И во второй половине дня на электронную почту пришли результаты экспертизы.
Алла Андреевна, поджав высохшие к старости губы, прочитала заключение и, глядя на меня сухими, воспалёнными глазами, сказала:
- Поздно, Нилочка. Нужно было мне не бояться, а заявлять сразу. Теперь уже поздно. Они ничего не обнаружили. Обширный инфаркт. Да мой Илья знать не знал, с какой стороны у него сердце! Последнюю фразу она произнесла голосом, полным отчаяния. Всхлипнула и спросила:
- Как мы будем дальше жить?
После развода. Зеркало судьбы
agm2FE2H
Двадцать шестая глава
Деда хоронили на следующий день. В гробу на Троекуровском кладбище рядом с могилами его родителей.
Шёл мелкий дождь. Влажная тяжёлая земля жирно чавкала грязью под ногами, а разрытая яма могилы, поблёскивая сырыми своими стенами, вызывала какой-то просто животный ужас. Хотелось, чтобы всё это прекратилось быстрее уже.
Алла Андреевна не выпускала моей руки. Опиралась на неё и цепко держала своими старческими пальцами. Просто висела на мне гирей.
Моя мама не пошла под дождь и дожидалась нас в машине. И я невольно была вынуждена утешать бывшую свекровь.
Ещё со вчерашнего вечера во мне зрело раздражение. На всю эту само собой сложившуюся ситуацию. Причём вроде и винить, кроме себя-то и некого, а очень хотелось найти виноватого.
И вот эта беспомощность Аллы Андреевны на моих руках тоже напрягала. Я откуда знаю, как моя бывшая свекровь собирается жить дальше? Отчего такие вопросы она задаёт мне?
Как меня только угораздило? Теперь Алла Андреевна считает, что я буду ей опорой? У неё, вообще-то, дети и внуки есть!
В общем, особой скорби, которая, по идее, должна присутствовать на похоронах, у меня не было. Только глухое раздражение навязанной мне ролью и собственным выбором.
Зато я смогла в полной мере рассмотреть жену своего бывшего мужа.
В прошлый раз я как-то не разглядывала её. Было не до того – девка и девка. Молодая. Самодовольно-беременная. А теперь… Всё лучшее, что придумала современная косметология и пластическая хирургия было представлено, словно хорошая реклама. И губы уточкой, и реснички, и носик, и обязательные длинные шелковистые суперпрямые волосы волной – всё присутствовало в неприменном порядке. Тонкая талия, бесконечные ноги и высокая грудь также были в наличии. Причём я не могу сказать, что всё это было вульгарным. Всё в границах и рамках, и было видно, что поработал хороший стилист.
Красотка! Ничего не скажешь! Картинка с обложки гламурного журнала.
Только отчего она смотрит на меня волком и висит на Иване так, будто тот прямо сейчас начнёт вырываться из цепких лапок и кидаться ко мне, перепрыгивая через раскрытую могилу своего отца?
Зачем-то Настя приволокла на кладбище своего маленького сына. Ребёнок беспокоился, хныкал, сидя на руках у неизвестного мне мужика, который стоял за спиной Ивана. А Иван хмурился и не сводил с меня глаз. С нечитаемым выражением лица просто сверлил во мне дыру размером с пушечное ядро.
Я смотрела на них и ничего, кроме раздражения, не чувствовала. Ну, может еще легкую брезгливость…
Вся моя тоска осела пылью в Москве и остро, просто до чесотки было стыдно за бездарно отданные на эту дурь годы. Ничего не хотелось: ни выяснять, ни обсуждать. Чужие, незнакомые мне, по сути, люди, причём, отчего-то считающие, что я им всем что-то должна. О чём мне с ними разговаривать? И зачем?
Скорее бы домой уже, честное слово!
Когда комья земли полетели со стуком и чавканьем на крышку гроба, Алла Андреевна уткнулась в моё плечо и стала оседать. Я отступила с ней вместе подальше от края могилы, и мой Илюша, среагировав правильно, перехватил бабушку за талию.
В этот момент сын Ивана всхлипнул особенно звонко. Бывший муж, наклонившись, что-то сказал своей жене. С таким выражением лица, что даже мне стало неловко. Но Настю этими гримасами не очень-то прошибёшь, по-видимому. Потому как она, повернув голову, взмахнула рукой, и мужик с ребёнком отошёл в сторону выхода.
Хорошо, что Алина у Ильи разумный человек и осталась дома с детьми.
На выходе из кладбища, Иван, вышагивающий впереди всех, притормозил и сказал, оборачиваясь.
- Поскольку мы все собрались сегодня, предлагаю перед поминками и рестораном заехать к нотариусу и уже определиться с наследством. Что тянуть?
Алла Андреевна, поджав губы, согласно кивнула и молча направилась в сторону моей машины, придерживаемая Ильёй.
- Мама! Садись ко мне! – догнал её Иван.
- Нет, сын. У тебя жена и ребёнок, – тихо ответила свекровь, упрямо усаживаясь рядом с моей мамочкой.
Иван скрипнул зубами и зашагал размашистым шагом к своему автомобилю. Я обратила внимание на его услужливого шофера, подскочившего открыть дверь, и зацепилась за ненавидящий взгляд Насти.
А этой–то, что от меня нужно?
Я не хотела подниматься к нотариусу. Зачем? Но опять свекровь попросила, и я не смогла отказать.
Обещая себе, что последний раз иду на уступки, я зашла с Аллой Андреевной в комнату, где уже расположились все наследники последней. Помогла сесть свекрови и собиралась выйти, но Алла Андреевна, не отпуская моей руки, попросила:
- Нила, останься, пожалуйста.
- Мама, хватит уже цепляться за постороннюю нам женщину, — раздражённо заговорил Иван, но его перебила свекровь:
- Неонила должна остаться. Она тоже наследница. Я знаю. Не спорь, сын. Уймись.
Какие страсти, честное слово! Чужая ему женщина с его фамилией и его детьми… Клоун и дурак.
Я не очень внимательно слушала юриста. Он нудно перечислял сначала всякую ерунду. Единственно, я удивилась, что у свёкра так мало недвижимости. А дальше, после заявления о том, что дом полностью переходит к Алле Андреевне, началось самое интересное.
Своей жене Илья Иванович завещал десять процентов акций своей корпорации. Сыновьям – по пять. Внукам досталось по три процента, а правнукам – по одному. Ещё один процент неизвестному мне Сергею Ильичу. Но, судя по тому, как скривился Иван и все остальные – для них существование этого Сергея не новость.
А всё остальное, шестьдесят пять процентов акций огромной строительной корпорации свёкор завещал мне.
И это был шок. Для всех.
Двадцать седьмая глава
Первым и громче всех заговорил Иван:
- Это какая-то ошибка!
Я подняла на него взгляд и вздрогнула. Если бы он мог, то кинулся бы на меня прямо сейчас.
Жилы на лбу и на шее напряжены, губы превратились в ниточку, подбородок выпятился вперёд, и глаза запали. Волосы над обтянутым кожей лицом стоят дыбом. Весь какой-то… кощей бессмертный, честное слово. Зачах над златом.
Он прищурился на меня, спрятав глаза. Иван весь стал словно выцветшая чёрно-белая фотография. Но выглядел при всём этом угрожающе и страшно.
Я не могла оторвать взгляда от его лица. От того, как свело судорогой ему скулы.
- Это круто – хихикнул из своего угла Кирилл, разбивая наши гляделки.
И словно выдохнули все вокруг. И Земля вновь полетела по своей орбите вокруг Солнца.
- Мам, ты знала? – спокойно спросил Алекс Аллу Андреевну, повернувшись к нам и разглядывая меня с интересом натуралиста.
Прикидывая, как бы поудобнее начать меня жрать? Ещё один персонаж. Эдакая рыба в мутной воде.
- Никакой ошибки быть не может, — заверил всех нотариус и попросил, — соблюдайте, пожалуйста, спокойствие!
- Какое, к чёрту, спокойствие! Отец рехнулся на старости лет! – вскрикнул Иван, продолжая, — это получается, что мы все будем пахать, а Нилка только снимать сливки – дивиденды, плоды наших трудов! За какие такие заслуги? Чем она таким угодила отцу?
Он проговорил это так глумливо и с таким подтекстом, что кровь кинулась мне в лицо, и захотелось его ударить. Наотмашь! Вот ведь бесстыжий мерзавец!
Всё вскипело во мне вулканической лавой, выжигая внутренности.
Какая там былая любовь? Ноги бы унести от реальной ненависти.
- Неонила, нам здесь больше нечего делать. Проводи меня к выходу! – вставая, веско сказала Алла Андреевна и добавила, — я неважно себя чувствую и в ресторан, пожалуйста, поезжайте без меня! Помянули уже отца. От души. Спасибо!
- Мам! Я вам помогу! – нарисовался рядом Илья, подставляя локоть бабушке.
Иван при этом вскочил, с грохотом роняя стул.
- Давай, давай, маленький маменькин любимчик! Подсуетись! Авось, тебе святая Неонила отсыплет от щедрот процент-другой – прошипел бывший муж с перекошенным лицом и продолжил, не умолкая, — Как вы не понимаете! Она же всё профукает! Раздаст нищим! Она же блаженная! Ей нельзя доверять деньги! Она же не видит дальше своего носа! Отец не мог не понимать этого!
И столько уверенности было в его словах, такое искреннее возмущение, такая настоящая обида человека, у которого из-под носа умыкнули самое важное в его жизни – деньги и власть, что хоть картину пиши.
Крушение надежд.
Я окинула взглядом собравшихся наследников.
Ивана, застывшего над поверженным стулом и сжимающего кулаки в бессильной ярости. Алекса, который, чуть склонив голову, по-прежнему рассматривал меня странным, оценивающим взглядом. Мой Кирилл, явно развлекаясь, смотрел на всех вокруг, будто попал на прекрасный спектакль, и Илья, придерживающий застывшую у порога Аллу Андреевну.
Их всех объединяло какое-то одно, нечитаемое мной чувство. Предвкушение поживы?
Мы вышли из здания, где находилась нотариальная контора, и направились к припаркованной машине. Алла Андреевна шла тяжело, сильно опираясь на внука. Мне есть, что ей сказать и спросить. Но, похоже, стоит сначала вызвать врача.
Завещание деда меня шокировало. Зачем? Зачем мне эти проблемы? А большие деньги – это всегда, прежде всего, ответственность и проблемы. Я пока была не в состоянии даже осознать ту сумму, что свалилась на меня. И свою роль в той игре, что затеял Илья Иванович.
Хоть бы письмо, какое, пояснительное мне оставил бы!
Занятая своими мыслями, я совсем не обратила внимания, что прохожу мимо машины Ивана. А зря. Стоило мне поравняться с пассажирской дверью, как та резко открылась, чудом не сбивая меня с ног. Из салона пахнуло чем-то приторно-сладким, и белое странное облако выплыло на улицу.
- Зачем ты приехала? – вызверилась на меня Настя, не выходя из автомобиля.
Она с такой злостью смотрела на меня, что я невольно ухмыльнулась, подумав, что этих двоих точно объединяет – так это ненависть ко мне.
Не стала отвечать агрессивно настроенной и странной дамочке и сделала шаг, намереваясь просто пройти мимо.
- Не смей меня игнорировать! – завизжала Настя и, выкинув свои длинные ноги из низкого спортивного автомобиля Ивана, заскребла каблучищами по асфальту, пытаясь встать из кресла.
Я не стала дожидаться, пока жена моего бывшего мужа скоординирует свои движения. Просто ускорилась и, добравшись до арендованного мной автомобиля, дёрнула ручку водительского сидения.
Илья в этот момент помогал устроиться бабушке на заднее сиденье рядом с моей мамой.
- Не смей от меня сбегать!
Настя, по-видимому, смогла всё-таки вылезти из машины, и была уже совсем рядом.
Ну, штош…
Я повернулась к ней лицом и сделала шаг вперёд, перегораживая проход к машине.
- На хрена ты визжишь, истеричка? – сказала тихо, но с такой накопившейся яростью, что, мне кажется, завибрировали вокруг стены домов.
Настя затормозила, споткнувшись о мой взгляд.
- Он мой! – проговорила она уже без прежней уверенности.
Я хотела усмехнуться на это смешное заявление, но, похоже, получился полноценный оскал.
- Так подавись им! – прошипела, как выплюнула.
Развернулась и наткнулась на Илью.
Измена. Тонкая грань
fIspYswn
Двадцать восьмая глава
- Мам, плюнь на неё, не связывайся с идиоткой, — твёрдым голосом проговорил мой сын, приобняв меня и разворачивая в сторону машины.
- Сейчас начнёт жаловаться своему папочке, Ваньке наговорит с три короба то, что было и чего не было и не могло быть, – продолжал он успокаивающе, мягко подталкивая меня вперёд.
- Давай я отвезу вас с бабушками? – предложил он в конце.
Меня поразили даже не его слова, хотя так он со мной давно не говорил. Я растерялась от того заботливого и ласкового тона, которым Илья разговаривал со мной.
Обычно от Ильи слова доброго не дождёшься. Только по делу. Кратко и безэмоционально. А сейчас… Неужели ему тоже вскружило голову это чёртово дедово наследство? Или я уже нагнетаю?
- Илюш, не стоит. Это будет неудобно ни тебе, ни нам. Поезжай к семье. Или на поминки в ресторан. Там будут партнёры и приятели деда, и тебе, наверное, полезно потусоваться с ними. Не беспокойся о нас. – Отказалась от щедрого предложения.
Мне нужна пауза во всём этом кавардаке!
Вырулив на шоссе и с удовольствием втопив педаль газа, я спросила у свекрови:
- Алла Андреевна, скажите, вы знали о сути завещания?
- Я знала, что муж включил тебя. Но что он выделит тебе такой процент, я не догадывалась, – ответила мне старушка.
Божий одуванчик…
Раздражение, что копилось во мне все последние дни, грозило выплеснуться на ни в чём не повинных окружающих. И когда мама спросила, что же произошло, то я попросила свекровь пересказать события. Сама не рискнула.
Сначала нужно унять панику, захлестнувшую меня с головой.
Вот дед! Вот удружил! Вот так отомстил, так отомстил! Всем. И мне, в первую очередь…
Доставив своих старушек домой и, прихватив рюкзачок, я отправилась в тир.
Мне нужно успокоиться и подумать в одиночестве!
Три часа, словно во сне пролетели. Я закончила, только почувствовав, как начала уставать рука. И сдавала оружие уже совершенно иным человеком, без метаний и паники. Без истерики и страха. Мне нужно просто внимательно посмотреть документы и расспросить, если она ещё работает, Веронику Витольдовну.
Когда вышла из клуба, то на пороге меня явно ожидал давешний косноязычный обладатель ореховых глаз.
- Я видел, как вы стреляете, и не стал отвлекать. Очень сосредоточено. Случилось что? Неприятности? — засыпал он меня вопросами, пристраиваясь рядом и подстраиваясь под мой шаг.
- Наследство внезапно получила, – внезапно для себя угрюмо поделилась я своим горем с совершенно незнакомым мне мужиком.
- Это проблема? – серьёзно спросил он.
- Ещё какая. Вот от радости прямо не знаю, куда бежать, — я вздохнула и продолжила, — а, впрочем, это все мои проблемы. Разберусь как-нибудь. Вы меня ждали? Зачем?
- Давайте просто погуляем по городу немного? – предложил мужчина и взъерошил пятернёй свои короткие и так стоящие дыбом волосы.
Не знаю зачем, но я согласилась. Просто кивнула и улыбнулась в ответ на счастливо вспыхнувшие ореховые глаза.
- Я не мастер разговоров. А рядом с вами вообще теряюсь. Выдавливаю из себя что-то неопределённое, как двоечник-пятиклассник у доски перед учителем, – заговорил мужчина и замолчал.
Костя! Я вспомнила, его зовут Костя. Он же мне представлялся. И фамилия резкая, короткая. Обычная.
- Константин, вы просто скажите, что вы от меня хотите? Прямо. Я не люблю вот эти все заходы и намёки, – сказала, повернув голову, чтобы видеть собеседника.
Мужчина был высоким и мощным. Спортивным. Несмотря на объём и вес, двигался легко и мягко. Такой обманчиво-плюшевый мишка. Грубоватые черты лица, квадратный упрямый подбородок, перебитый нос, черты лица складывались в брутальный портрет, если бы не умные, яркие и смешливые глаза.
- Я сам не знаю, – честно ответил мне Костя и добавил, — я и ухаживать-то не умею вовсе. Но ты мне очень понравилась. Всё во мне отозвалось. Просто хочется, остро хочется заслонить такую хрупкую стальную женщину от всего на свете. Вот и потянулся за тобой. Следом. Я вдовец. Уже два года как. Живу бобылём. В Москве проездом. Из командировки вот вернулся.
Он помолчал мгновение, и, остановившись напротив меня, отчаянно и прямо заявил:
- Я узнал в клубе, кто ты. Твои данные. Я знаю, что ты в разводе уже пять лет. Только скажи, ты – свободна?
От неожиданности я растерялась и кивнула головой. А потом до меня дошло:
- Ты пробивал мои данные? Зачем?
- Говорю же. Понравилась очень.
Костя так повинно опустил свою, почти полностью седую голову, и так это всё сказал, будто раскаиваясь. С такой надеждой посмотрел на меня, что я не выдержала и засмеялась.
Экий косолапый кавалер у меня образовался!
- Ты не злишься? – расцвёл всем лицом Константин и добавил, торопясь, — давай встретимся завтра?
- Где? – наклонила я кокетливо голову, не пряча улыбки.
- Как ты смотришь на то, чтобы сходить в парк? В… — начал торопливо говорить Костя, но судя по отчаянию в его глазах, куда именно нам идти завтра, он придумывает на ходу прямо сейчас.
- Давай утром поедем пострелять по тарелочкам? – перебила я его, избавляя от мучений.
-Отлично! Я знаю недалеко, за Одинцово прекрасный клуб! – радостно проговорил Константин и добавил, уточняя, – Давай я сброшу тебе локацию! Прямо к девяти?
И столько счастья звенело в его голосе, что я невольно ехала к старушкам и вновь улыбалась, вопреки всему. Что ни говори, а внимание мужчины придаёт нам, женщинам особые крылья!
Я совершенно потеряла бдительность и забыла об Иване. А зря!
Измена.Тонкая грань
5OeDxniD
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги