Развод. Мы (не) простим

Глава 1

На звонки с незнакомых номеров обычно не отвечала: то спам, то мошенники. Но в последнее время привычку пришлось поменять. Беременность у меня сложная, постоянно приходится быть на связи с врачами. Я даже спать не ложусь, не убедившись, что телефон заряжен на сто процентов. Муж считает это блажью и злится, а я хочу быть уверенной в том, что этот ребёнок родится.

— Инга? — слышится в трубке.

Голос дерзкий и наглый. Странно. Обычно те, кто звонит по делу, обращается по фамилии и вежливо.

— Да, это я.

— Отлично! — Всё ещё хамовато, но уже радостно. — Я звоню, чтоб сказать…. Я сплю с твоим мужем. Теперь я его женщина, а не ты…

— Что? — хмурюсь.

Глупость какая-то. Наверняка мошенница. Сейчас чего только не придумают, чтобы выманить у людей деньги.

— Вы ошиблись, — говорю холодно.

В Ване я уверена как в себе. Мы любим друг друга, и я беременна долгожданным ребёнком. У нас идеальная семья.

Почти успеваю прервать звонок, как слышу:

— Ваня говорил, что ты недалёкая. Теперь я понимаю, что он имел в виду. — До меня доносится смех и пренебрежительное цоканье.

При звуке родного имени сжимается сердце. Неужели... Неужели то, о чём сказала эта наглая особа, может быть правдой? Нет! Нет! Я не желаю в это верить!

Моя тревога мгновенно передаётся дочери. Малышка больно пинается изнутри, заставив охнуть и согнуться над столом. Сжимаю телефон с такой силой, что, кажется, ещё немного и тот лопнет прямо в моих побелевших от напряжения пальцах. Не хочу продолжать разговор, но и прекратить не в силах. Я должна услышать всё.

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что у меня есть доказательства! Я сейчас скину.

Несколько секунд растягиваются в мучительные мгновения. В голове звенящая пустота. Я до последнего надеюсь, что всё это — чей-то жестокий розыгрыш. Диана снова пинается, и, положив ладонь на живот, поглаживаю, пытаясь успокоить то ли малышку, то ли себя. Наконец, на фитнес-часы приходит уведомление, и я открываю отправленные мне фотографии.

У меня из лёгких будто весь воздух выбивают. Открываю рот, пытаясь сделать вдох и не могу. Правда. Всё сказанное этой девицей — правда. Фотографии не оставляют сомнений: слишком хорошо на них видно Ваню, голым спящего в чужой постели. Я могу разглядеть каждую родинку, каждую татуировку. Расслабленное лицо, на губах полуулыбка — видимо ему снится что-то очень приятное. На одном из снимков вижу девушку — она отражается в зеркале: высокая, стройная, молодая. Такая, какой я была до беременности.

Скидываю звонок. И удаляю фото — не хочу больше видеть эту мерзость. Это выше моих сил. Смартфон почти сразу начинает вибрировать снова. Тот же номер. Не стану отвечать. Врачи же говорят: никаких стрессов. Иначе можно потерять всё. Малышку. Или даже саму жизнь.

Глядя на телефон, ощущаю острую обиду, будто это он, а не муж, стал предателем. Виновником моих слёз.

Новый мощный пинок Дианы под ребра заставляет опуститься на диван. Стараюсь глубоко дышать, одновременно шепча:

— Тихо, солнышко. С мамой всё хорошо. — Прижимаю ладонь к выпирающей под кожей пяточке. — Папа… Папа всё нам объяснит. Скажет, что это чушь. Он ведь нас любит.

Свернувшись калачиком на диване, утыкаюсь лицом в подушку. И как ни стараюсь сдерживаться, по щекам всё равно текут горячие слезы. Стараюсь не всхлипывать, чтобы не тревожить Диану, пока не проваливаюсь в сон — постоянный спутник моей беременности. И ещё одна причина Ваниного раздражения.

Моя тревожность. Мои врачи. Мой вечный сон. Моя усталость.

Ваню всё это злит. У меня же, в отличие от него, на злость не осталось сил.

— Инга, я дома! — Дверь громко хлопает.

Ботинки, скинутые с размаху, глухо стукают о стену. Наверняка оставили на обоях тёмный след.

— Вань… — мой голос срывается в слабое, жалобное блеяние.

— Ты где? — зовёт. — Ты в порядке? — спрашивает, увидев меня на диване.

— Всё нормально. — Пытаюсь подняться, злясь на собственную слабость и неуклюжесть.

Ваня хватает меня за плечо, сжимая до боли. Инстинктивно дёргаюсь, понимая, что останутся синяки.

— Опять тебя трогать нельзя? — выплёвывает раздражённо. — Как же это всё задолбало!

— Нет, — пытаюсь сгладить, хотя обидно до глубины души. — Просто… Диана толкается. Потрогай, ты почувствуешь, как она пинается.

Тянусь за его ладонью, но муж резко отдёргивает руку и отступает на шаг.

— Не хочу. — Так он отвечает мне с момента, как я ощутила первые шевеления дочки.

С самого начала беременности, как только у меня начался жесточайший токсикоз и я попала на сохранение, из любящего и заботливого мужа Ваня превратился в вечно раздражённого соседа. Я пыталась себя успокаивать тем, что у нас просто сложный период, и всё изменится, когда он возьмёт дочку на руки, но... Я себя обманывала, теперь я это отчётливо понимаю.

— Вань, я всё знаю. Про… ту женщину.

Он не отвечает. Его взгляд скользит по стене, украшенной нашими фотографиями. Смеющиеся лица, кадры из путешествий, счастливые моменты... Теперь всё это кажется таким далёким.

Молчание затягивается становясь невыносимым.

— Ты меня слышал?

— Слышал, Инга. Слышал, — в его голосе сквозит не злость, а тяжёлая, беспросветная усталость. — Какого ответа ты ждёшь? Ты же и так всё знаешь. Слова уже ничего не изменят.

— Как ты мог?

— А чего ты хотела, а?! — Он повышает голос. — Это ты решила во что бы то ни стало родить ребёнка, который похоронил наш брак! По-твоему я должен этим наслаждаться? Твоим токсикозом? Нервами? Радоваться этой жизни с постоянными анализами и больницами? Хватит! Я мужик, мне нужна была жена, нормальная женщина, а не ходячая проблема. Лучше бы ты сделала…

— Нет! — Резко вскакиваю с места.

И сразу жалею об этом, потому что перед глазами всё начинает плыть и я хватаюсь за спинку стула. Но всё равно продолжаю говорить:

— Не смей! — Не хочу слышать это ужасное слово — «аборт». — И не надо винить меня! Это было наше общее решение, не только моё. Просто ты сдался при первых же трудностях!

Глава 2

— Инга! Ты как?

Испугавшись, Ваня становится тем мужчиной, каким я его помню. Заботливым и переживающим.

— Вызывай скорую, — прошу.

Плевать на его измену. На мою душевную и физическую боль. Всё, что сейчас меня волнует — ребёнок.

— Да её не дождёшься. Сами поедем!

Обхватывает меня за талию, помогая дойти до прихожей. Прижимает к себе, чтобы я не упала. Знакомый парфюм, который я же ему и подарила, успокаивает, но одновременно заставляет задаться вопросом: как мы докатились до всего этого? Мы же любили друг друга. И моё чувство никуда не исчезло. Пусть и отошло на второй план. Почему же он так легко отказался и от меня, и от ребёнка?

В прихожей я присаживаюсь на пуфик. Ваня надевает на меня утеплённые угги. Единственная обувь, которая налазит на мои отекающие ступни.

— Сумка… — оглядываюсь по сторонам.

В ней у меня собрано всё, что может понадобиться в роддоме.

— Взял.

Ваня ведёт меня к машине. На нём нет ботинок. Он вышел в тапках, которые сразу же становятся мокрыми из-за талого снега.

С трудом устраиваюсь на переднем сиденье. Муж помогает пристегнуться. Слышу, как он тихо матерится, когда понимает, что вместо нормальной обуви на нём тапки. Наплевав на это, спешит за руль. Я же, прикрыв глаза, молюсь лишь о том, чтобы с Дианой всё было хорошо.

Так и провожу всю дорогу до роддома. К этому моменту Ваня успевает позвонить моему врачу. И мне чуть спокойнее от того, что нас с дочкой ждут. Нам помогут, обязательно.

— Здравствуйте! У моей жены начались боли, у неё… — Ваня оборачивается на меня, не зная, что ещё сказать.

— Дальше я сама. — Забираю у него сумку. — Можешь ехать домой, я справлюсь.

Я благодарна ему за помощь, но это ничего не меняет. Я помню его жестокие слова и не хочу, чтобы он был рядом.

Ни сейчас, ни потом.

— Я буду здесь, — отвечает упрямо.

Я лишь пожимаю плечами, переключая своё внимание на спешащего ко мне Дмитрия Алексеевича. И если я держалась всё то время, что мы с Ваней ехали до больницы, то при виде доктора на глаза наворачиваются слёзы. Потому что я уверена — он поймёт мой страх и не осудит.

— Милая моя, не плачем, собираемся, всё будет хорошо, — успокаивает меня Дмитрий Алексеевич.

Немного человеческого участия, и силы ко мне возвращаются. Доктор передаёт меня в руки медсестре, и уже через несколько минут я лежу в палате, обвешанная датчиками. Дочка начинает шевелиться, и я смеюсь от счастья. Пусть пинается сколько угодно, лишь бы всё с ней было хорошо!

Вскоре рядом снова появляется Дмитрий Алексеевич. Сам делает мне УЗИ, после чего наконец выносит вердикт:

— Родовая деятельность отсутствует. Показатели, касающиеся плода, в норме. Но околоплодные воды подтекают, поэтому необходимо остаться в стационаре под наблюдением. Согласны?

— Конечно!

Я точно не собираюсь геройствовать и сбегать домой. Тем более, что и своего дома у меня больше нет. Я не вернусь туда, где мне придётся находиться рядом с Ваней.

— Тогда оформляйтесь. Я подойду еще чуть позже. И, — добавляет, вздохнув, — постарайтесь не нервничать. Я понимаю, в вашей ситуации, это сложно, но уже не раз говорил и повторюсь: ваше спокойствие — необходимость. Нужно оттянуть срок родов, насколько это возможно.

— Я постараюсь, — улыбаюсь слабо, — не нервничать.

— Верю в вас. Палата у вас отдельная, муж может остаться с вами. Уверен, его поддержка — лучшее лекарство.

Молчу, едва сдержав истерический смешок. С Дмитрием Алексеевичем у нас почти дружеские отношения — за полгода, что я у него наблюдаюсь, мы прошли и огонь, и воду, но даже с ним я не могу поделиться своей личной болью.

Я возвращаюсь к сестринскому посту, чтобы уладить формальности. В коридоре замечаю Ваню. Он сидит на кожаном диванчике, в его руках какая-то брошюра, на обложке которой изображена сияющая пара с новорожденным на руках. Наверное, и нас он видел именно такими — счастливыми и беззаботными, пусть и с ребёнком. Но ни я, ни будущая дочь не оправдали его надеж.

Выглядит он уставшим и растерянным. Рядом стоят промокшие тапки, а у него на ногах чьи-то кроксы: то ли выпросил у персонала, то ли купил. Ваня всегда умел быстро решать любые проблемы. Вот и со мной решил: жена сломалась, он завёл любовницу.

Всё просто.

— Как ты? — Встаёт мне навстречу.

— Нормально, — отвечаю сухо. — Остаюсь здесь.

— Тебе что-то привезти? Я смотаюсь домой, потом останусь с тобой.

— Нет. Я не хочу тебя видеть. Позвоню маме, если мне что-то понадобится.

— Инга, — говорит тихо, подойдя вплотную. — Мы много друг другу наговорили... лишнего.

— Мы? — усмехаюсь зло.

— Я. Я наговорил много лишнего. О чём сожалею. Сейчас мы должны думать о ребёнке.

Ваня пытается взять меня за руку, но я не позволяю. Одно его присутствие поднимает внутри волну негодования и злости. Это точно не то, что мне нужно.

— Уходи, — прошу я. — Мне нельзя нервничать, и если ты хоть немного переживаешь обо мне и дочери, то просто уходи. Навсегда, Вань. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

Ваня хочет что-то сказать, но я молча качаю головой. Не хочу и не могу слушать ни его оправдания, ни обвинения. Даже если он реально испугался за нас с Дианой и пожалел о своих словах — это ничего не меняет. Потому что в тот момент, когда он назвал дочку «это» и едва не сказал про аборт, он бы искренен. И любовница у него настоящая — из плоти и крови, а не плод моего больного воображения. Что тут ещё обсуждать?

— Напиши завтра, какие новости, — бросает вместо прощания.

Конечно я ему не пишу.

Я выхожу из роддома через две недели с дочерью на руках. И встречают меня только родители и подруги.

Глава 3

Семь месяцев спустя.

Детский плач разрывает тишину огромного пустого дома. Кажется, от этих звуков дрожат стены. У Дианы невероятно сильные лёгкие. Или просто я настолько устала, что воспринимаю всё слишком остро.

Лежу на кровати, уставившись в потолок, и физически не могу заставить себя подняться, чтобы взять дочку на руки. Невыносимая тяжесть во всём теле. Бездумно скольжу взглядом по комнате, пытаясь собраться с силами, пока не натыкаюсь на коробку с вещами мужа, закинутую на шкаф. Стоит там, как насмешка, как гвоздь, вбитый в мою реальность. Каждый день мозолит глаза. Каждое утро обещаю себе вынести её на мусорку и каждый вечер забываю это сделать.

С того кошмарного дня в больнице мы с Ваней не виделись. На сохранении я тогда пролежала чуть больше суток — Диана всё-таки решила появиться на этом свете раньше срока. Потом дочка сначала была в реанимации, затем в интенсивной терапии. К счастью, она родилась довольно здоровой, но маловесной.

На выписке меня встречали только мои родные и друзья. Их взгляды были полны плохо скрываемой жалости, которую я ненавидела сильнее, чем его молчание. Ни Вани, ни его родителей. Ни одного звонка, ни сообщения. Ни документов на развод. Ни денег. Последние мне бы сейчас не помешали, чтобы просто выжить с дочерью.

Стоило бы подать на алименты, но вместо этого я стала брать деньги с нашего общего счёта. Мы откладывали на пенсию, на «подушку безопасности», строя общее будущее. Теперь я таскала с него по пёрышку, ощущая себя мародёром, который ищет чем поживиться на руинах своей семьи. Родители предлагали помощь, но брать у них было ещё унизительнее. Каждая их купюра словно бы беззвучно кричала: «Смотри, до чего ты дошла. Ни мужа, ни работы, ни нормальной жизни!»

«Позвони ему первая. Извинись, может, помиритесь», — каждый раз твердит мама, когда приезжает, чтобы понянчить Дианочку. Я лишь молча киваю, сжимая зубы до боли. Извиниться? После всего? После его слов? После того вечера, что до сих пор снится в кошмарах, от которых я просыпаюсь в холодном поту, замирая от ужаса, что стресс заберёт молоко — последнее, что я могу дать дочери.

Никогда!

— Иди сюда, солнышко, мама здесь. — Прижимаю Диану к себе, и она почти мгновенно затихает, уткнувшись тёплым носиком мне в шею.

Её доверие, её безграничная любовь — единственное, что держит на плаву. А взгляд снова предательски скользит к той коробке. Сердце сжимается от знакомой едкой тоски. В минуты слабости я позволяла себе пару раз залезть в его соцсети. Зачем? Сама не знаю. Наверное, хотела увидеть ту, на кого он променял меня и дочку. Но там была лишь мёртвая тишина: ни постов, ни фото.

Неожиданный резкий звонок в дверь заставляет нас обеих вздрогнуть. Диана всхлипывает. Кто это? Не родители — сегодня не их день. Вроде бы... Я давно потеряла счёт времени.

— Я вас не ждала, — говорю, открывая дверь.

И замираю.

На пороге стоит он. Ваня. С огромным букетом и подарочным пакетом в руках.

Рефлекторно, не думая, я захлопываю дверь прямо перед его носом. Сердце колотится где-то в горле. Ну всё. Дожила. От усталости и недосыпа начались галлюцинации!

— Инга, открой. Пожалуйста. — Его голос по ту сторону такой реальный, такой живой, что по спине бегут мурашки. — Я буду ждать здесь.

— Что тебе… нужно? — Мой собственный звучит хрипло и чуждо.

Я не открываю, прижимаясь лбом к прохладному дереву.

Моя крепость. Моё убежище от него.

— Поговорить. Но не через дверь. Это ведь и мой дом тоже.

От этих слов внутри всё обрывается. Да. Обидно, горько, но это правда. Этот дом, эта жизнь, даже Диана — всё это было нашим. Общим. И в её свидетельстве о рождении чёрным по белому значится и его имя тоже.

Стиснув зубы, снова открываю дверь.

— Сейчас вернусь, — бросаю и иду на второй этаж.

Укачиваю Диану на руках, и как только она засыпает, кладу её в кроватку. Беру в руку видеоняню, как внезапно осознаю, что выгляжу ужасно. Растянутые треники, старая футболка, разукрашенная пятнами от молока. Жалкое подобие той женщины, которой я была когда-то.

Плевать! Я не стану наряжаться ради него. Я вообще не желала его видеть. Нехотя спускаюсь вниз — навстречу к так внезапно нагрянувшему прошлому.

Глава 4

Ваня сидит на высоком стуле за кухонным островом. Цветы лежат рядом. Он выбрал белые каллы, и я впервые вижу их так много в одном букете. Таких шикарных он мне не дарил даже на заре наших отношений. Всего-то и надо было стать брошенной беременной женой, чтобы оказаться достойной подобного презента.

Горько усмехнувшись, подхожу ближе, не зная чего ждать от всё ещё мужа. Готова ко всему: и к тому, что он упадёт передо мной на колени, и к новой порции обвинений. Я не знаю, что его привело, а Ваня не спешит начинать разговор.

Я много раз проигрывала в голове нашу встречу. Поначалу очень злилась на него и представляла, как выскажу всё, что думаю. Причиню словами такую же боль, какую испытала сама. Потом переживала, что Диана будет расти без отца. Много плакала, когда силы были на исходе и я нуждалась в твёрдом плече, на которое могла бы опереться. Позже просто хотела понять, почему? Почему Ваня так поступил со мной и дочкой? Он ведь был любящим мужем, мы вместе мечтали о ребёнке. Что же его изменило?

Теперь же я смотрю на него, а внутри звенящая пустота.

— Чай или кофе? — спрашиваю, чтобы, заняв руки и голову, прийти в себя.

— Кофе.

Оборачиваюсь к плите, спиной ощущая взгляд Вани. Что ему нужно? Почему молчит? Вопросы каруселью крутятся в голове, пока руки автоматически насыпают молотый кофе в турку и наливают воду. Я делала кофе для Вани множество раз. Сотни. Каждое утро, пока мы жили вместе. Спасибо мышечной памяти — я не забыла это до сих пор.

Когда кофе готов, ищу кружку мужа, которая обнаруживается в самой дальней части шкафа. Чтобы дотянуться, встаю на цыпочки. В следующее мгновение слышу позади себя шорох, а потом ко мне прижимается муж. Замерев от неожиданности, я ощущаю тепло его тела. Он тянется за кружкой, а я не могу пошевелиться, будто парализованная. Я ненавижу себя в этот момент, потому что его близость заставляет вспомнить не о жестоких словах, которым нет прощения, а о том, что когда-то я была счастлива рядом с этим мужчиной.

Ваня отстраняется. Я оборачиваюсь и вижу протянутую мне кружку.

— Держи.

Он облокачивается поясницей на столешницу. Смотрит на меня со снисхождением, как будто прочитал меня как открытую книгу. И от этого мне становится страшно. Бывшим нельзя показывать свою слабость. Тем более Ване после того, что он сделал и во что превратил нашу жизнь.

Я протягиваю руку, чтобы взять эту чёртову кружку. Между нами щёлкает заряд статического электричества, и я рефлекторно разжимаю пальцы. Кружка с громким звоном падает на плитку — осколки разлетаются по кухне.

Ваня, не спрашивая разрешения, берёт меня за талию и усаживает на столешницу. Пока я осознаю происходящее, он уже убирает осколки с пола, сгребая их салфетками в мусорку. Всё у него выходит легко, словно и не было его отсутствия. Он чувствует себя в своей тарелке, пока я испытываю на прочность остатки своих нервов.

— Тряпка там же?

Киваю, не особенно осознавая, о чём он спрашивает.

Ваня возвращается со шваброй и протирает пол. Я смотрю на происходящее с нервной улыбкой. Такое может только присниться. Сюр. Вани здесь нет и быть не может. Но пока я занимаюсь бесполезным самовнушением, он заканчивает с уборкой, моет руки и наливает себе кофе в другую кружку.

— Зачем ты здесь? — наконец отмираю. — Точно не для того, чтобы выпить кофе.

— А ты что будешь? — спрашивает, проигнорировав мой вопрос. — Кофе, чай, сок?

— Воду, мне ничего другого нельзя.

Ваня аккуратно придвигает ко мне стакан и ждёт, что я отопью. Словно разговор по-другому у нас не начнётся. Я выжидающе смотрю на него. Нет, не сдамся. Как бы он ни пытался.

— Как ты вообще? — Он переводит взгляд на кружку с кофе.

— Светская беседа? — усмехаюсь устало. — Буду честной, если бы не ты, то я бы легла спать вместе с Дианой, потому что ещё немного и моя зарядка закончится. Поэтому сделай одолжение — скажи, что тебе нужно. Чем быстрее мы с этим закончим, тем больше времени у меня останется на отдых. Начинай.

— Прости, — произносит тихо. — Я много раз репетировал этот разговор, но всё оказалось сложнее. Веду себя как дурак. Не знаю, как начать. — Сделав глубокий вдох, поднимает на меня взгляд. — Я хочу попросить прощения за всё, что натворил.

Я не удивлена его словам: не просто так же он принёс букет и какой-то подарок. Но одновременно почти теряю дар речи от того, как всё у него просто. «Пришёл попросить прощения...» Словно это залечит мои раны.

— Я... Мне нет оправдания, я знаю. Я повёл себя как... как полный мудак. Но я сотню, нет, тысячу раз пожалел обо всём, что тогда тебе наговорил. Я так никогда не думал на самом деле. За меня говорила усталость. Впрочем, это меня не оправдывает. Всё это время я надеялся только на то, что однажды ты сможешь меня простить.

Ваня говорит, говорит... А я в какой-то момент отключаюсь от реальности, не в силах слушать его оправдания. Противно. Как бы я ни уставала с Дианой, я же не называю её «это» и не сбегаю из дома в поисках лёгкой жизни.

— Это всё? — уточняю, когда Ваня замолкает.

— Возьми, пожалуйста. — Протягивает мне пакет с брендом известного ювелирного. — Это тебе за дочь.

— Вань… — Смотрю на него, пытаясь подобрать слова. Впрочем, зачем? Чтобы не оскорбить его гордость? — Пошёл вон отсюда! И подарки свои забери, подаришь любовнице! — Схватив букет, толкаю ему в грудь, жалея, что это не розы.

Шипами было бы больнее.

— Инга, ты не поняла, — произносит удивлённо. — Я же извинился.

— И что?! Ты извинился, притащил цветы, и это позволит мне всё забыть? Да подавись ты своим букетом! Засунь его знаешь куда?

— Кольцо стоит… — сам замолкает на полуслове. — Понял, ухожу. —Цветы и подарок бросает на стол. — Делай с ними что хочешь.

Ваня, чеканя шаг, идёт к входной двери, и я выхожу следом. Лишь для того, чтобы убедиться — он уехал. И с надеждой, что вот она — точка в наших отношениях.

— Пока, Ваня, — бросаю насмешливо.

Глава 5

Я вскрикнула, инстинктивно хватаясь за сердце, которое едва не выпрыгнуло из груди.

— Прости! Вот же я дурак! Сильно напугал?

Обернувшись, встречаюсь взглядом с соседом. Смотрит на меня одновременно обеспокоенно и виновато.

— Штаны менять не придётся, — отшучиваюсь нервно.

И тут же ужасаюсь тому, в каком виде я перед ним стою. И дело не в одежде или растрёпанных волосах. Пока я запихивала цветы в мусорку, успела расплакаться. И мне стыдно, что он застукал меня в таком разобранном состоянии.

— Извини, Инга. Хотел как-то тебя отвлечь, но, видимо, надо было просто идти в дом и не высовываться, — говорит мягко.

Я же ощущаю, как жар заливает щёки. Последнее, чего мне хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем наших с Ваней разборок.

— Ничего, — бормочу. — Ты же просто хотел помочь.

С Толей у нас хорошие соседские отношения. Он переехал сюда пару месяцев назад, и мы быстро нашли общий язык. Но всё равно мы не настолько близки, чтобы показывать ему свою боль, которая вспыхнула с новой силой, стоило Ване вернуться в мою жизнь.

— Это был твой муж, получается? Отец Дианы? — Вопрос звучит тихо, но прямо.

Толя не сводит с меня взгляда ясных голубых глаз, наверняка видя каждую трещину на моём фасаде.

— Да, — горько усмехаюсь. — Мой личный скелет в шкафу

— На скелета он мало похож. — Толя качает головой. — Живой, здоровый. И, боюсь, доставит ещё немало проблем. — На последних словах я вздрагиваю, потому что он прав. Не зря же Ваня вспомнил, что «Диана и его дочь тоже». — Иди сюда, Инга. Иди.

Над забором, который ему по пояс, Толя тянет ко мне руку. И я не сопротивляюсь, позволяя приобнять себя, насколько это возможно. Утыкаюсь лбом в Толино плечо. Его ладонь, горячая и твёрдая, ложится на мой затылок, мягко поглаживая. И от этой простой человеческой заботы становится немного легче.

— Прости… — произношу, когда слёзы наконец высыхают.

Мне не по себе от того, что я оказалась в объятиях малознакомого мужчины. Стыдно за свою слабость. Потому мягко отстраняюсь.

— Спасибо… Мне пора к Диане… Скоро проснётся… А я даже не приготовила… — лепечу, пряча взгляд.

— Стой! — Толя легко перепрыгивает через забор. — Пошли в дом.

Я не сопротивляюсь. У меня просто не осталось внутреннего ресурса, чтобы казаться сильной. Сегодня именно тот день, который я не в состоянии вывезти в одиночку.

— У тебя ведь наверное были свои планы… — уже у крыльца всё-таки пытаюсь слабо возразить.

— Да всё, Инга, уже не получится выгнать меня на улицу, — улыбается он.

И снова приобнимает меня за плечи — на этот раз твёрдо и уверенно. И мне не хочется убегать. Толя не похож на Ваню, как и на парней, что ухаживали за мной до мужа. Он внимательный, понимающий и воспитанный. Красивый... Эта мысль впервые мелькает в голове. Кошусь на него, понимая, что впервые смотрю не просто как на соседа, а как на привлекательного мужчину. Он... идеальный. С ним комфортно. Сын маминой подруги, не иначе.

— Что тебя улыбнуло? — закрыв за нами дверь, Толя замечает мою улыбку.

— Ты. Я подумала, что ты похож на того самого идеального сына маминой подруги.

— Я не идеальный, Инга, — усмехается он. — Совершенно. — Его тон становится серьезным.

— Всё познается в сравнении, — парирую. Мы проходим на кухню, и я спрашиваю: — Чай? Кофе?

— Обойдусь, — мягко отвечает Толя. — Лучше прими ванну, Инга. Расслабься, хоть немного побудь одна. Мне кажется, это то, что тебе нужно. Я послушаю Диану, — кивает на видеоняню.

Колеблюсь, не сразу принимая это предложение, но соблазн слишком велик. Последний раз я смогла позволить себе поваляться в ванной месяца три назад, когда у Дианы прекратились колики и почти неделю она хорошо спала по ночам. Увы, моё мамское счастье было недолгим.

— Спасибо. Ты не представляешь…

— Похвалишь меня после. Я ещё могу сбежать

Он заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос — его пальцы на мгновение касаются моей щеки, и от этого прикосновения по телу бегут мурашки.

— Я быстро.

Сбегаю из кухни, до конца не понимая своей реакции. Это приезд Вани так на меня повлиял, заставив вновь ощутить себя брошенной женой? И теперь я неосознанно ищу симпатии другого мужчины. Или Толя и правда мне нравится не только как сосед?

Время в ванной пролетает незаметно. Всего лишь час тишины и покоя, и ко мне возвращается ощущение себя — не загнанной самки, а женщины. Чистая кожа, вымытые волосы, мягкие пятки и прохладная маска на лице — оказалось, этого достаточно, чтобы снова почувствовать себя человеком, а не истощённой тенью.

Спускаясь по лестнице, замираю на последней ступеньке, потому что замечаю Толю, который держит Диану на руках, что-то тихо ей напевая. В груди болезненно сжимается сердце. Не он должен быть сейчас с дочкой, а её отец. Тогда всё было бы правильным. Таким, как заложено природой, когда оба родителя рядом. Вот только в моём мире всё шиворот-навыворот, увы. И при мысли, что однажды Диана окажется на руках Вани, становится страшно. Я не хочу думать о подобном, но и не могу избавиться от мысли, что муж, не получив желаемого прощения, попробует отобрать у меня дочь.

Глава 6

— Ты уже всё? — замечает меня Толя. — Так быстро.

— Быстро? — переспрашиваю удивлённо. Мне кажется я была в ванной непозволительно долго. — Спасибо, — благодарю и протягиваю руки, чтобы забрать дочку. — У меня сегодня настоящий праздник.

— Твои родители разве не помогают? — спрашивает Толя. — Я видел, что они к тебе приезжают.

— Помогают немного. Но больше советами, — усмехаюсь.

Особенно мама. У неё на всё своё мнение, особенно насчёт моего расставания с Ваней, и при каждой встрече она старательно им делится.

— Понятно, — кивает Толя. — Значит, всё ещё сложнее, чем я думал. Ты всегда так хорошо выглядела. Уставшей, но сильной.

Мне приятны слова Толи, хотя сама себя я не считаю сильной. Я обычная мамочка, которая часто плачет, когда никто не видит, и порой едва передвигает ноги от усталости. Я бы не отказалась от помощи, если бы мне её предложили.

— Я там немного похозяйничал на твоей кухне, — немного неловко говорит он. — Приготовил курицу и картошку. В духовке. Жареное тебе вряд ли можно. Поешь? Или Диану надо кормить?

Обычно после дневного сна дочка сразу готова обедать. Но при мысли о еде мой желудок даёт о себе знать тихим урчанием. Диана же пока не проявляет беспокойства, и я решаю, что сегодня могу немного отступить от привычных ритуалов.

— Поем сначала сама.

— Давай, повожусь с ней. — Толя собирается забрать у меня дочку.

— Ты и так уже много сделал. — Мне неловко опять его напрягать. — Идём на кухню, я посажу Диану в стульчик для кормления.

— Не переживай, — говорит Толя, следуя за мной. — Мне не сложно тебе помочь. Наоборот, в радость.

— У тебя есть ребёнок? — озаряет меня.

За то время, что Толя живёт в соседнем доме, я ни разу не видела, чтобы к нему кто-то приходил. С расспросами про личную жизнь не лезла. Но теперь понимаю, что мужчина, который не имел дел с маленькими детьми, вряд ли смог бы так хорошо понять моё положение.

— Да, дочка. Ей пять лет. Но я ещё помню её в таком возрасте. Они такие крошечные, зависят только от тебя. Прекрасно, правда? — Наклоняется к Диане, осторожно касаясь её носика, чем вызывает у неё улыбку.

— Ты в разводе? — уточняю, а сама открываю духовку, из которой так вкусно пахнет, что рот наполняется слюной.

И я даже не знаю, что мне нравится больше: сам факт наличия горячей еды или то, что её приготовли специально для меня.

— Да, — между тем продолжает рассказывать Толя. — Пару лет назад жена решила, что ей лучше без меня. Дочка осталась с ней.

— Ты с ней видишься?

— Да, но не здесь.

— Почему? — Встречаюсь с Толей взглядами — его отстранённый и потерянный. — Извини, это не моё дело. Не говори, если не хочешь.

— Я… Дочери нужен специальный уход и наблюдение у специалистов. Поэтому они с женой живут поближе к врачам.

— Понятно, — отвечаю нейтрально, не зная, что её сказать в такой ситуации. — Пахнет очень вкусно, — перевожу тему. — Пообедаешь со мной?

— Спасибо, я не голодный. Давай, лучше поиграю с Дианой, пока ты ешь.

Киваю, позволяя ему снова взять дочку на руки.

— В гостиной есть игровой коврик, она любит на нём сидеть.

— Идём, красотка, — подхватывает дочь на руки. — Можешь не торопиться, —это уже мне.

Провожаю их взглядом, понимая, как мне повезло. Нам с Дианой повезло. Пусть она и родилась немного раньше срока, оказалась вполне здоровой. К третьему месяцу уже соответствовала всем нормам. Конечно, я много с ней занималась и занимаюсь, но никаких страшных диагнозов у неё нет.

Интересно, почему жена Толи с ним развелась? Полюбила другого? Иной причины я не вижу — Толя точно не из тех, кто не уделял внимания собственной семье.

Из гостиной до меня доносится его голос — он рассказывает Диане сказку. К сожалению, я понимаю, что с ней он закрывает потребность в заботе о своём ребёнке, и поощрять подобное не стоит. Только если я не планирую… Толя красив собой, воспитан, но…

Еда встаёт комом в горле, и я запиваю её чаем с молоком.

Толя просто меня пожалел и проявил немного человеческого участия, а я уже готова фантазировать о совместном будущем. И смешно, и стыдно.

Убрав грязную посуду, иду в гостиную.

— Спасибо тебе огромное за помощь! Ты прекрасно готовишь.

— По вечерам у меня много свободного времени, а ещё я люблю блоги про кулинарию. Так что могу приготовить практически что угодно из того, что есть в холодильнике. — Он поднимается с пола. — Что ж, мне пора домой, а маленькой принцессе поесть.

Я беру дочку на руки, ощущая прилив молока. Диана начинает вести себя беспокойно, давая понять, что проголодалась. Тянется к груди.

— Сначала пюре, — целую её в макушку. — Мы ведь уже большие. Только проводим дядю Толю.

Обувшись, он машет Диане рукой:

— Пока, девчонки!

Потом быстро наклоняется ко мне, губами касаясь моего лба. Я не знаю, как реагировать на этот жест. И почему он вообще позволил себе подобное? Из жалости? Или потому, что как никто понимает меня? Если он тоже пережил предательство самого близкого человека, то знает, какая боль живёт внутри.

— Пока, — прощаюсь я, неловко улыбнувшись.

Остаток дня проходит по привычному расписанию. Кормлю Диану, потом гуляю с ней во дворе, делаю массаж, играю, купаю, снова кормлю. День сурка, в котором так легко потерять себя.

Вечером, уложив дочку на ночной сон, беру телефон, раздумывая над тем, стоит ли написать Толе? Вроде я сказала ему спасибо, но почему бы не поблагодарить ещё раз?

Спасибо за помощь. Ты меня сегодня буквально спас.

Нажимаю «Отправить», пока не передумала.

Толя прочитывает сообщение, но ничего не отвечает. Это молчание запускает хоровод тревожных мыслей, что я могла показаться слишком навязчивой. Я даже уснуть не могу, хотя очень устала за день. Наконец телефон вибрирует, и я беру его, уверенная, что написал Толя. Но сообщение приходит не от него, а от Вани.

Глава 7

Не спишь?

Внутри всё сжимается.

Стоит промолчать. Проигнорировать. Выкинуть телефон в самый дальний угол комнаты. Или всё-таки узнать, что ему нужно?

Не сплю.

Набираю ответ, не уверенная, что поступаю правильно.

Покажи мне фото Дианы. Пожалуйста.

«Пожалуйста».

Это слово режет больнее всего. Ваня не заслуживает ничего. Ни капли жалости, ни одного пикселя с изображением нашей дочери. Выключаю экран, отшвырнув телефон на одеяло. Но поздно. Ваня уже здесь. Его призрак. Я ощущаю его фантомное присутствие — дыхание у своего уха, то мимолётное, случайное прикосновение к руке на кухне. Оно жжёт кожу, как клеймо, не давая забыть, сводя с ума.

Экран мигает, оповещая о новом сообщении. Беру телефон, сжимая так, что ещё немного и корпус треснет.

Инга, дай мне её увидеть хотя бы так.

Где-то очень глубоко, в самой затаённой и слабой части души, что-то вот-вот дрогнет. Ведь он её отец...

Так сильно прикусываю губу, что во рту появляется металлический привкус крови. Жалеть его — последнее дело. Но в голове крутится мысль, что возможно стоит дать ему шанс как отцу? Ради дочери. И, возможно, я совершаю главную ошибку в своей жизни, когда отбираю в галерее три фотографии.

Диана у меня на руках перед зеркалом — крошечная и спящая.

Диана, лёжа на животе, с любопытством смотрящая вперед.

Диана, сладко сопящая в коляске.

Моя сдобная булочка.

Я смотрю на эти фото, а внутри нарастает чёрная злоба. Потому что для Вани она никогда не была сладкой булочкой. Я вспоминаю, как он называл её, пока дочка была у меня внутри. Как бросил нас на долгие месяцы.

Нет!

Он не отец. Он не достоин дочери. Не заслужил.

Включаю на телефоне режим «Не беспокоить» и кладу на тумбочку. Хватит с меня. Нужно спать, иначе у меня не будет сил на новый день.

Развернувшись к окну, смотрю в темноту ночи. И никак не могу отделаться от мыслей о Ване. Зачем он только вернулся? Я ведь привыкла к одиночеству, а теперь мне кажется, будто он и не уходил. Могу легко представить его за своей спиной, на его привычном месте на краю кровати. Стоит отпустить контроль, и вот он — здесь, в десяти сантиметрах. Его дыхание обжигает затылок. Вот-вот его руки обнимут меня, одна заберётся под футболку: ладонь ляжет на живот, чтобы нежно и успокаивающе погладить.

Незаметно засыпаю, но Диана будит через пару часов. Кормлю её и снова проваливаюсь в небытиё.

Утро не приносит облегчения. Ощущаю себя разбитой вдребезги. Дико хочется кофе и пяти минут тишины. Но Диана уже ворочается в кроватке, а значит, начинается новый день. Если бы я не уснула так поздно, то встала бы пораньше, подарив себе полчаса свободы.

Пока дочка досыпает последние минуты, развожу для неё кашу. Съест она её пару ложек, быстро затребовав грудь, но я не теряю надежды, что ещё месяц-два и её меню станет разнообразнее. Кофе в тишине выпить не успеваю, потому что дочка просыпается, и я погружаюсь в привычные хлопоты. Только через час, оставив её в стульчике и дав игрушки, могу позавтракать.

Вспоминаю про телефон. Включив экран, вижу пропущенные звонки от мамы, и сообщение от... брата. Открываю его первым, так как Андрей сам пишет или звонит мне очень редко.

Будь добра перезвони матери, а то уже с собаками тебя ищет. Мы с Дашей вообще-то поспать в выходной хотели. Спасибо.

Каждое слово пропитано раздражением. Андрей никогда не питал ко мне братской любви. А с рождением Дианы его неприязнь и вовсе вышла на новый уровень. Наверное, психолог сказал бы, что это ревность старшего к младшему ребёнку. Я же всегда просто знала — он меня не любит. И никогда не любил. Мы всегда были по разные стороны баррикад. Точнее, он всегда воевал против меня. Всё усугибилось тем, что Даша уже три года безуспешно лечится от бесплодия. И ненавидит меня ещё сильнее, чем Андрей. Словно я родила дочку им назло, а не потому, что просто хотела ребёнка.

— Мама, привет! — Мой голос хриплый от недосыпа.

— Инга, ты мать решила в могилу свести? — Её звенит от тревоги и раздражения.

— Извини, я забыла телефон с беззвучного снять. Не слышала, как ты звонила. У нас всё хорошо.

— Точно? А то я уже отправила к тебе Ваню. Удивительно, как быстро он ответил на звонок.

В ушах звенит. Я бы очень хотела знать ещё какого-нибудь Ваню, но...

— Мам… Почему? Зачем? — Сдавливаю виски пальцами, не веря услышанному. — Скажи, что ты пошутила!

— Я не шучу! Он твой муж, дочура.

— Только по бумагам! — почти кричу я. — Господи, ты что наделала? Он нас бросил! Изменил мне! Пропустил всё самое важное! И ты просто взяла и позвонила ему? Ни с того ни с сего?

— Он должен быть рядом! — припечатывает мама. — Я уже говорила, ты сама его замучила до такой степени, что он не выдержал и что давно нужно было позвонить ему и извиниться. Хорошо, что он сам сделал первый шаг. Я знаю, что он вчера заезжал к вам.

— Мама! — Во мне всё обрывается. — Как ты могла?

— Дочь… — начинает она, но я бросаю трубку.

Разговаривать с ней нет смысла. Она просто.... Просто предала меня.

Подбегаю к окну и, отдёрнув занавеску, смотрю на улицу. Перед домом, как подтверждение всему кошмару, стоит Ванина машина.

Глава 8

Сердце едва не выпрыгивает из груди. Перекладываю дочку в манеж и, сунув видеоняню в задний карман джинсов, выскакиваю на улицу.

— Выходи, Ваня! Немедленно! — Ладонью бью по капоту его машины, и глухой стук эхом отзывается в тишине улицы.

Ваня сидит за рулём, и наши взгляды скрещиваются через стекло.

— Инга, не устраивай истерику у всех на глазах. — Ваня выходит из машины.

Голос звучит спокойно, но в нём читается усталость.

— Тебе вдруг стало не всё равно на мнение окружающих? — фыркаю, не скрывая горькой усмешки. — Думаешь, никто не заметил твоего исчезновения? Ты не похож на вахтовика, Ваня. Слишком уж чистенький и отутюженный.

— Мне звонила твоя мама, — произносит так, будто это железное оправдание.

Словно звонок тёщи — индульгенция ото всех грехов.

— Странно, что ты её не заблокировал. Не вычеркнул из своей жизни так же, как меня с дочкой, — не жалею яда.

— Когда же ты поверишь, что я хочу всё исправить? — с отчаянием спрашивает он.

А в следующий момент опускается передо мной на колени. Я дар речи теряю и впадаю в ступор. Ваня хватает меня за бёдра и лицом прижимается к моему животу.

— Дай мне шанс. Один единственный шанс.

— С ума сошёл?! — Пытаюсь оттолкнуть его. — Нарочно у всех на виду?!

В этот момент оживает видеоняня — раздаётся тонкий требовательный плач.

Диана.

— Мне нужно к дочке. Иди на кухню. Сиди там, — цежу сквозь зубы, понимая, что просто так от Вани не отделаюсь.

— Крошка моя, иди к маме, — забираю дочь из манежа. — Что случилось? Соскучилась?

Воркую с ней, поглаживая по спинке, постепенно успокаивая. Дочка хмурится и куксится, но перестаёт плакать. Продолжаю ходить с ней по комнате, пока по характерным звукам и запаху не понимаю, что Диана испачкала подгузник. Настроение у неё сразу улучшается, я же лишь тяжко вздыхаю, готовясь наслаждаться всеми прелестями материнства.

Поднимаюсь с ней в спальню. Снимаю подгузник, иду мыть дочку в ванную. Когда мы возвращаемся, в дверном проёме вижу Ваню.

— Я просила тебя ждать на кухне, — бросаю раздражённо.

Воспринимаю его как захватчика, который вторгся в мой дом и от которого я не знаю, чего ожидать.

— Извини, я просто… — запинается, взглядом блуждая по комнате, которая давно перестала напоминать уютное гнёздышко двух любящих супругов. — Не представлял, что это так выглядит.

Задерживается на грязном подгузнике, который я не успела свернуть и отправить в мусорку.

— Да уж, не райский сад с розовыми пони. Реальная жизнь отличается от картинок, которые ты рисовал в своём воображении.

— Инга, может, ты просто выслушаешь меня? Хотя бы попробуешь?

— Зачем мне это? Тебя совесть что ли замучила? — спрашиваю в лоб, не собираясь щадить его эго. — И теперь я должна помочь тебе справиться с её угрызениями?

— Нет. Да, — сдаётся, тяжело вздохнув. — Можно? — Смотрит на Диану. — Хочу её подержать.

— В верхней одежде? — Ваня моментально скидывает куртку и бросает её в коридор. — А руки ты мыл?

— Зубы тоже почистить? Переодеться? — в его голосе мелькают ноты раздражения. — Может, не будешь издеваться надо мной?

— Вообще-то, я серьёзно. Прежде чем взять ребёнка, если ты пришёл с улицы, нужно переодеться и вымыть руки. Она маленькая, если ты не заметил, и я не хочу, чтобы заболела, потому что ты притащил какую-нибудь заразу.

— Э-м-м, хорошо, — растерянно произносит Ваня. — Можно я пройду в ванную? — Я киваю. — А вещи мои у тебя остались?

— Да, — отвечаю, не глядя на него. — На шкафу, в коробке.

Молчу про то, что на ней написано. Пусть увидит сам.

Ваня снимает коробку на пол, и я слышу его тихий смешок.

— Очень мило, Инга. Даже забавно.

Минут через пять выходит из ванной в старой домашней футболке, на ходу вытирая руки полотенцем.

— Теперь я готов?

— Сядь на кровать, — приказываю.

— Думаешь, я уроню собственную дочь?

— Ты хочешь её подержать или нет? — уточняю раздражённо.

Я не в восторге от мысли, что Диана окажется у него на руках. Как и от того, что я это позволяю. Но я впустила его в дом, и выгонять сейчас кажется глупым.

— Аккуратно, — наставляю, передавая ему дочку и внимательно следя за её реакцией. — Вот так держи, как бы посади на руку.

Ваня осторожно выполняет то, что я говорю. Диана с интересом его рассматривает, вроде не собираясь плакать. Она вообще у меня контактная — вот и с Толей вчера не капризничала.

— Она такая… маленькая, — шепчет Ваня, глядя на дочку. — Глаза твои, а нос в мою породу.

Я коршуном вьюсь рядом, пока он ходит с дочкой по комнате. Но, поняв, что всё у них нормально, немного расслабляюсь. Пользуясь моментом, навожу в комнате подобие порядка, от которого к вечеру наверняка не останется и следа.

Краем глаза продолжаю следить за Ваней и дочкой. Та улыбается и что-то активно гулит, пока он пытается напевать ей песенку. Удивительно, как легко он находит с ней контакт. Я даже ощущаю лёгкую ревность, хотя раньше наоборот радовалась, если кто-то мог хотя бы ненадолго занять Диану, давая мне немного свободного времени.

— И какой дальше план? — спрашивает Ваня, пока дочка отвлекается на игрушку.

— Это ты мне скажи. Чего ты хочешь? От меня. От нас.

— То же, что и вчера.

— Вань, это не минутная прихоть, — голос дрожит. — Ты понимаешь? Ты исчез на полгода. Перед этим изменил мне. А теперь вот это… Это выглядит странно. Тебя любовница бросила? Или совесть спать не даёт? Откуда мне знать, что после сегодняшнего визита ты опять не исчезнешь? Как я могу тебе верить?

— Никак, — отвечает. Касается моей руки, но я сразу её отдёргиваю. — Ты не можешь мне верить. Ты можешь только дать мне шанс искупить вину.

— А потом разбираться с выжженной землёй, которую ты после себя оставишь? Диана маленькая, но она всё чувствует. И ей не стоит привыкать к тебе, если ты не уверен, что готов стать для неё настоящим отцом.

Глава 9

На пороге стоит Толя. Выглядит одновременно решительным и взволнованным. Не успеваю ничего сказать, как он, отодвинув меня в сторону, заходит внутрь. Быстро осматривается, а потом, развернувшись, утягивает меня в объятие — такое сильное и требовательное, что перехватывает дыхание.

— Толя, — пытаюсь осторожно высвободиться, смущённая и его появление и тем, что он делает. — Отпусти, пожалуйста.

— У тебя всё в порядке? — Он немного остраняется, но его руки всё ещё сжимают мои плечи. — Нужна помощь?

— Нет, — отвечаю удивлённо. — Всё нормально.

— Я видел, что приехал твой муж. Мы вчера говорили о том, что он может испортить тебе жизнь. Если нужна помощь, то скажи. Я не позволю ему забрать Диану или причинить тебе боль.

— Толь, — говорю, как можно спокойнее, — всё нормально. Он просто приехал поговорить и повидаться с дочкой. — Сама не верю, что защищаю Ваню, но реакция Толи кажется чрезмерной.

Хотя и приятно, что он так о нас переживает.

— Хорошо, — выдыхает он. И снова меня обнимает. — Знай, что я рядом, и ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью.

В этот момент позади раздаётся нарочито громкий кашель. Вздрогнув, мы оба оборачиваемся, замечая Ваню.

— Может, познакомишь меня с тем, кто решил, что обнимать мою жену, — раздражённым тоном он выделяет последние слова, — хорошая идея.

Для меня его слова как пощёчина. Я уже давно не его. И не хочу ею быть. Какой право он вообще имеет так говорить?

— Заходишь сюда, как к себе домой, — добавляет Ваня, обращаясь к Толе. — Ничего не попутал?

Толя за моей спиной ощущается как скала. Нет, как грозовая туча, заряженная молниями. Его ладони, ещё секунду назад такие теплые, становятся холодными, будто вся кровь от них отлила.

— Анатолий Гусев, — цедит он, не выпуская меня из своих рук.

— Иван Грязев. Муж Инги, — не торопясь, Ваня подходит к нам. — Надеюсь, ты сюда случайно забрёл. И легко найдёшь дорогу обратно.

— Стоп! Хватит! — выкрикиваю я, вырвавшись из объятий Толи. Обернувшись к нему, прошу: — Пожалуйста, уходи. Мы... Мы позже поговорим.

Нехотя, но тот кивает и отступает к выходу.

— Я потом позвоню.

Как только Толя уходит, Ваня обращается ко мне:

— Не думал, что ты...

— Где Диана? — перебиваю его, только в этот момент осознавая, что он спустился вниз без дочки.

— Я её на кровать положил. Не уходи от темы...

— На кровать?! Ваня, она уже умеет переворачиваться и начинает ползать! Её нельзя оставлять на кровати одну! Она может с неё упасть!

Бросаюсь к лестнице, пулей взлетая наверх. Диану обнаруживаю сидящей в середине кровати. Дочка куксится, ей явно не нравится, что она осталась одна, но хотя бы опасность ей не грозит. Беру её на руки.

— Инга… — Ваня заходит в комнату.

— Уходи, — оборачиваюсь к нему. — Просто уходи.

Смотрит мне в глаза, и наверное в моём взгляде видит достаточно, чтобы не спорить.

Захлопнув за ним дверь, прислоняюсь спиной к холодному металлу. В ушах звенит. То не было ни одного мужчины в моей жизни, то сразу два. И у каждого, похоже, свои цели и свои мысли насчёт меня. Нет, это всё слишком.

— Ну что, малышка, — шепчу дочке, — вот мы и остались с тобой вдвоём. И нам так лучше, правда же?

Ближе к обеду в тишине дома резко щёлкает замок, и входная дверь распахивается.

— Милая, мы с отцом приехали!

Мама.

Не сказать, что я удивлена.

Иду в холл без особого желания. Мама встречает меня сияющей улыбкой. Я и не припомню, когда она выглядела такой счастливой.

— Вы не предупреждали, что приедете, — говорю сухо.

— У нас выдалась свободная суббота, — отвечает мама, бегло осматриваясь вокруг.

Враньё.

Она приехала с одной-единственной целью — узнать, а здесь ли Ваня.

— Ищешь что-то? — уточняю, когда она заглядывает на кухню.

Отец успевает устроиться в кресле в гостиной, сохраняя привычный нейтральный статус, не желая лезть в женские дела.

— Нет, что ты, — отмахивается мама, но её взгляд упирается в лестницу.

Ждёт, что сверху спустится её любимый зять, которому она похоже готова отпустить любой грех. Даже про Диану забыла.

— А мне кажется, ты здесь из-за Вани, — говорю прямо, устав от этой дурацкой игры.

— Не буду я извиняться, Инга! — Её тон становится жёстче. — Тебе нужна помощь. Ты в гордость играешь, а мы с отцом устали. Ребёнком должны заниматься его родители, а не бабушка с дедушкой. Всё должно быть на своих местах. И у Дианы должен быть отец!

— Не все отцы хотят быть отцами, — бросаю в ответ.

Мама цокает языком, а потом идёт на кухню и достаёт из шкафчика коньяк и стопку.

— Мишенька, — кричит отцу. — Иди погуляй с внучкой, у тебя же там новый подкаст как раз вышел, верно?

Отец что-то невнятно бурчит в ответ, но поднимается с кресла и идёт к манежу с дочкой. Я дёргаюсь к ним, но мама меня останавливает.

— Сам её на улицу соберёт. А нам с тобой пора серьёзно поговорить.

Глава 10

Ждём, пока папа с Дианой выйдут во двор. Витающее в воздухе напряжение не сулит ничего хорошего. Да и то, что мама затребовала коньяк, говорит само за себя. Алкоголь у неё всегда был предвестником тяжёлого неприятного разговора.

— Говори уже, что хочешь. Закончим это пораньше, — не выдерживаю первой.

Мама опрокидывает стопку, закусывая кусочком сыра.

— Ещё только полдень, я напоминаю.

— Это чтоб кровь разогнать, — отмахивается она, пожимая плечами.

— Конечно, именно так, — не могу сдержать сарказма.

— Хватит, Инга! — Она со стуком опускает стопку на стол. — Ты у нас всегда такая святоша, вся в отца. Тихая, правильная, исполнительная. Но ты давно уже не маленькая девочка, чтобы слепо следовать правилам. Некоторые правила с годами меняются. Некоторые взгляды на жизнь требуют пересмотра. Не всем везёт жить с мужчиной, который устраивает во всём. И да, не все мужчины готовы терпеть сложную беременность и забыть о своих желаниях!

— Мама! Как ты можешь оправдывать его измену?

— Могу! Представь себе. Оправдываю, потому что ты тоже неправа. И рада, что наконец могу сказать тебе это прямо. Я берегла тебя и Диану, пока та была в утробе, чтобы ты не обвинила меня в выкидыше или преждевременных родах. Потом были первые месяцы — и тут я молчала. Ты упивалась материнством и забыла о Ване. О муже, о браке, о вас двоих. О том, что вы так и не решили свои проблемы. Ваня конечно виноват, я не спорю. Вот только для тебе мир чёрно-белый. А это неправильно, Инга. Ты даже не попробовала встать на место другого человека.

— Ты пытаешься доказать, что Ваня поступил правильно?

Я пытаюсь её понять, но внутри всё переворачивается от мысли, что мама так легко находит оправдание мужчине, который бросил свою семью.

— Я пытаюсь сказать, что ты не знаешь, что он сейчас чувствует ! Что его к этому привело и что он готов сделать, чтобы вернуть вас! — Она повышает голос.

— Разве можно такое простить? — выдыхаю я.

— Людей прощают и за большее! — Мама плескает себе ещё коньяка. — Я не буду учить тебя жизни, но разве твоя боль и обида так сильны? Неужели ты не думала, что всё хорошее, что у вас было, а главное, ещё может быть между вами, не искупят одну ошибку? Скажи мне, Ваня — плохой человек? — Впивается в меня пристально-выжидающим взглядом.

— Смотря для кого, — отвечаю уклончиво.

Мамино лицо искажается недовольством. Она явно ждала простого ответа, чтобы за пять минут решить все наши проблемы.

— Смешно, Инга. Ловко выкручиваешься.

Я лишь вздыхаю, потому что не пытаюсь выкручиваться. Мне в тягость этот разговор.

— Ответь честно, — требует мама, опустошив наполненную ранее рюмку. — Это простой вопрос. Ты же так не любишь полутона.

Мне дико хочется крикнуть: «Да, плохой!», — просто, чтобы утереть ей нос. Но где-то очень глубоко, под слоями злости и обиды, шевелится горькая правда. Один его проступок не делает его плохим человеком в целом. Только для меня.

— Не так-то просто ответить, да? — мамин голос смягчается. — Вот тебе и материнский урок. Подумай об этом. Люди — не все, но многие — меняются. Или как минимум осознают свои ошибки до самой глубины души. Ваня — из таких.

— Откуда тебе знать? Вы не общались последние полгода.

— Мы созванивались, — неожиданно признаётся она. — Списывались. По его инициативе, предвосхищаю твой вопрос.

— Мама… — у меня перехватывает дыхание. — Зачем?

— А ты думаешь, откуда все эти подарки и деньги? — Её слова бьют под дых. — Мы не богаты, Инга. Нам всегда хватало, но тут ты без работы, с ребёнком на руках. Ваня взял с меня слово, что ты не узнаешь. Знал, что ты не станешь брать его деньги, лучше удавишься.

Окидываю взглядом комнату: стульчик для кормления, шезлонг-качели... В гостиной манеж и часть игрушек... Родители подарили многое — что-то от себя, что-то якобы от родственников...

— И отец знал?

— Отца не впутывай, — обрубает мама. — Это было моё и Ванино решение.

— Ты кем ему стала? Матерью? Или женой? — язвлю, не в силах сдержаться.

— Я просто не такая дура, как ты! Думать надо не только о своей гордости, но и о будущем! О своём и Дианы! Ты вообще дала ему хоть что-то объяснить?

— За это время можно придумать любую историю! Мама, ты же взрослый человек!

— Да, и на многое за свою жизнь насмотрелась. И на твоего отца в том числе!

— Что с отцом? — спрашиваю, совсем не уверенная, что готова услышать ответ.

— Я вам с Андреем никогда не рассказывала. Да и незачем было. — Она тянется к бутылке, но, подумав, убирает её обратно в шкаф. — Ты совсем маленькая была, когда он ушёл от нас. Успел пожить с другой женщиной. И если не вдаваться в подробности, то вы знаете его как любящего отца, который души в вас не чаял.

— Вы вместе тридцать лет… Вы такие счастливые… — Не могу поверить в то, что только что узнала.

— Для этого счастья мне пришлось очень постараться, — горько улыбается мама.

— Ты простила его ради нас с Андреем?

Она тихо смеётся:

— Нет, конечно. Не только ради вас. Это было бы глупо. Я нашла бы другого, и мы бы как-нибудь прожили. Я выбрала вашего отца, потому что он был мне дорог. Потому что он — хороший человек, который однажды ошибся и сделал мне очень больно. Однажды, Инга. Всего один раз.

Мама не стала бы такое выдумывать. Она конечно резкая, упрямая и любит, чтобы всё было по её, но она не привыкла врать. Да и выпила сегодня слишком много для себя — не одну стопку для храбрости, а несколько. Этот разговор дался ей нелегко.

— Пойду я прилягу, отдохну, пока отец гуляет. В сон клонит. Устала. — Тяжело поднимается из-за стола. — Подумай над всем, что я тебе сказала. И не как обиженная женщина, а как взрослая. Как мать, у которой дочка растёт без отца. И как жена, в силах которой всё исправить.

— Хорошо, — киваю.

Не обманываю, потому что хочу я или нет, но буду обдумывать всё услышанное. Хотя этот разговор вытянул из меня все силы. Я бы и сама с радостью прилегла. Вот только не могу позволить себе подобную роскошь. Начинаю готовить обед для Дианы, а в голове хороводом кружатся мысли о Ване, маме, отце. Последние месяцы моя жизнь строилась на очень хрупком фундаменте. А сейчас в нём появилась глубокая трещина.

Глава 11

После обеда родители уезжают, оставив за собой гулкую, оглушающую тишину. Слова матери будто висят в воздухе густым, удушающим туманом, в котором я барахтаюсь, как в паутине. «Однажды ошибся… Хороший человек… Мы выбрали друг друга снова». Каждая фраза врезается в сознание осколками, царапая изнутри.

Механически складываю грязные тарелки в посудомойку, вытираю стол, поправляю покрывало на кровати. Руки сами ищут работу, лишь бы не останавливаться, лишь бы не дать мыслям разъесть себя до конца. Потом укладываю Диану. Сладко посапывая в кроватке, она дарит мне глоток спокойствия. Единственное, чего хочется — рухнуть на кровать и провалиться в забытье, где нет ни Вани, ни маминых признаний, ни этой каши в голове.

Но судьба, похоже, решила испытать меня на прочность. Раздаётся стук — настойчивый, но негромкий. Спешу к входной двери, переживая, чтобы Диана не проснулась. Дневной сон — это святое. Если она нормально не поспит, меня ждёт адский вечер.

Не особо удивляюсь, когда вижу на пороге Толю. Он держит в руках поднос, видимо с каким-то угощением, прикрытым белоснежным вафельным полотенцем.

— И снова здравствуйте, — произносит шутливо. — Видел, что твои уехали, и подумал, что ты будешь не против выпить чая в приятной компании. С тебя чай, с меня пирог.

Я даже не успеваю ничего ответить, как он заходит внутрь, одной рукой осторожно прикрывая за собой дверь.

И не то чтобы я не рада ему, но с большей охотой я бы прикорнула на часок.

— Спасибо, Толь. Но Диана только заснула, и я…

Он протягивает мне поднос, и я вынужденно принимаю ароматную ношу.

— Я ненадолго! — перебивает меня. — Чашечку чая и исчезну. Не прогоняй.

Прогнать его сейчас — проявить себя последней неблагодарной стервой. Он же искренне пытается меня поддержать. Потому я киваю, и мы направляемся в кухню. Включаю чайник, ощущая себя в ловушке собственной вежливости.

Толя устраивается за кухонным островом. Я ставлю на стол чашки и режу пирог. Выглядит и пахнет тот просто восхитительно. Но аромат корицы и яблок, обычно такой уютный и тёплый, сейчас кажется удушающим. Разлив чай, присаживаюсь напротив Толи. Пробую пирог, почти не чувствуя вкуса. Мне хочется, чтобы это чаепитие поскорее закончилось, и у меня осталось время на отдых.

— Как ты? — спрашивает Толя, отпивая чай.

Его взгляд внимательный и сочувствующий. Мне становится стыдно за желание его выгнать. В декрете у меня осталось не так много друзей, готовых бросить всё и прийти, чтобы поддержать. Надо ценить заботу Толи.

— Устала, — тем не менее отвечаю предельно честно.

Потому что знаю — он поймёт.

— Инга, я вижу, как ты изматываешься. И вижу, что твой бывший решил появиться, когда самое сложное осталось позади. Это несправедливо. — Толя накрывает мою руку ладонью. Тёплой, но чужой. — Ты просто скажи, и я его выставлю. Навсегда. Чтобы и смотреть в эту сторону боялся. Я всегда рядом. Понимаешь? Всегда.

Его слова полны грубой уверенности. Он видит всё в черно-белом свете: враг — значит, надо уничтожить. В его мире нет места полутонам, сложным чувствам, маминым историям об ошибках и прощении. От этой простоты становится тошно.

— Спасибо, Толя. — Аккуратно высвобождаю руку. — Но… не надо. Я сама разберусь.

Смотрит на меня с недоумением и обидой, но через минуту, к моему несказанному облегчению, поднимается со стула.

— Ладно. Я на тебя не давлю. Пирог доешь, силы береги. Если что — я за забором.

Дверь за ним закрывается, и я наконец могу выдохнуть, прислонившись лбом к прохладной поверхности. Одиночество никогда ещё не было таким желанным.

Проходит ещё два дня, затянутых серой марлевой пеленой раздумий. Я ловлю себя на том, что смотрю на Диану и ищу в ней черты Вани. Не те, что злили, а те, что когда-то заставляли улыбаться: его упрямый подбородок, форму ушей, разрез глаз.

Телефон оживает вечером второго дня сообщением от Вани.

Как она? Не капризничает?

Просто. Без надрыва.

Инга, я знаю, что не заслужил права спрашивать. Но я скучаю по ней. По вам обеим. Прости. Можно я хоть на минутку зайду? Или скинь с ней видео, если не хочешь меня видеть.

Подумав, отправляю видео.

Толя за эти дни заходит ещё пару раз. Приносит то суп, которого получилось слишком много для него одного, то просто заглядывает узнать, как дела. Его забота, ещё недавно такая спасительная, теперь начинает давить.

А я всё думаю о словах матери: лёжа ночью без сна, кормя Диану, убирая разбросанные игрушки. О её дрожащем голосе и старых ранах. О том, что за идеальной картинкой родительского брака скрывались своя боль, предательство и прощение. Мама, такая гордая и принципиальная, нашла в себе силы не сломаться, а понять. И построить всё заново. Может, и я смогу?

Смотрю на спящую дочь, понимая, что мой чёрно-белый мир, такой удобный и простой, трещит по швам. В него вламываются сложные неуютные краски. И я до ужаса боюсь взглянуть на них поближе. Но разве у меня есть выбор?

Я не знаю, готова ли я хотя бы попробовать простить Ваню, но нам точно нужно поговорить.

Открыто и откровенно.

Глава 12

Диану я могу оставить только с родителями. Но говорить с мамой не хочу. Если совру, что у меня какие-то дела, завалит вопросами. Признаюсь, что хочу встретиться с Ваней — придётся выслушать кучу советов. Потому набираю папе.

— Привет. — Голос слегка дрожит, потому что не могу не вспоминать рассказанную мамой историю их временного расставания. Но я не буду говорить о прошлом. Копаться в грязном белье родителей — не моя история. Это их жизнь, их выбор. — Вы не могли бы сегодня приехать и остаться с Дианой? Мне нужно… отлучиться. И я наверное поздно вернусь.

Папа не станет расспрашивать, куда я собралась и зачем. Не будет осуждать. Пусть я его не вижу, но уверена, что, отвечая мне «Да», он кивает, как и всегда, когда я порой о чём-то его прошу.

Заручившись поддержкой отца, наконец звоню Ване. Отвечает он молниеносно, как будто только и делал, что ждал моего звонка.

— Инга? — Голос звучит удивлённо и настороженно. — Что-то с Дианой?

— С дочкой всё хорошо, — спешу его успокоить. — Я хочу встретиться. Нам надо поговорить.

— Мне приехать? — спрашивает он, и меня бросает в холодный пот. — Нет! — отвечаю слишком резко, почти с паникой. Я не готова разговаривать с ним на своей территории. Здесь слишком много того, что нас связывало — и плохого, и хорошего. — Нет. Давай вечером встретимся где-нибудь в центре. Можем посидеть в кафе, главное, чтобы место было тихое.

— Хорошо, я понял. Я скину тебе название и адрес места, куда подъехать. Недавно открылось, тебе понравится.

— Мне всё равно, — отвечаю сухо, чтобы Ваня не подумал, будто я напрашиваюсь на свидание. — Я уже сказала, главное, чтоб мы там могли спокойно поговорить.

До вечера вожусь с Дианой. У неё похоже начинает резаться зубик — она не выпускает изо рта игрушку и куксится. Я даже начинаю думать, а не отменить ли встречу, но боюсь, что если сделаю это, то мы ещё долго не поговорим — я или передумаю, или нам опять что-нибудь помешает.

Встречаю родителей во дворе, уже собранная, чтобы уйти. Передаю папе Диану. Мама сразу набрасывается с вопросами:

— Ты куда это собралась на ночь глядя? Что ещё удумала? С подружками что ли гулять? — Смотрит на меня возмущённо.

Мама из тех женщин, кто считает, что если родила ребёнка, то не отходи от него ни на шаг. Исключение — муж. Про него конечно забывать ни в коем случае нельзя.

— Еду поговорить с Ваней, — отвечаю, отступая к машине

— К Ване? — неверяще переспрашивает мама. — Дело, конечно, хорошее. Наконец-то ты одумалась! Обязательно...

— Мам, я уже опаздываю, — перебиваю её, зная, что иначе застряну с ней на полчаса, не меньше.

Ваня ждёт меня у входа, как оказывается, роскошного ресторана. Смотрю на него вопросительно, без слов напоминая о моей просьбе о тихом спокойном месте.

— Я задолжал тебе десяток приличных ужинов, — он улыбается, но в глазах читается напряжение. — Тебе здесь понравится, и поговорить мы сможем.

— Если хотел удивить, ты преуспел, — говорю, когда мы оказываемся внутри. Ресторан — пафосный и дорогой. Ощущаю себя не в своей тарелке, одетая в джинсы и однотонную шёлковую рубашку. — Не думала, что попаду едва ли не на светский раут.

— Ты всегда прекрасно выглядишь. — Пытается предложить руку, но я делаю шаг назад.

— Иван Станиславович, добрый вечер! — приветствует нас хостесс. — Рады видеть вас в компании прекрасной спутницы.

— Добрый вечер. Это моя жена, Инга.

Слово «жена» произносит так естественно и с такой теплотой, что на мгновение перехватывает дыхание. Он с гордостью представляет меня миру, которого для меня больше не существует.

Нас проводят в уединённую нишу. Тишина давит.

— Что посоветуешь? — начинаю я с безопасной бытовой темы, лишь бы отдалить неизбежное.

— Рыба или мясо?

— Мясо, лучше говядину. Но ничего острого, никаких экзотических соусов.

Ваня кивает, подзывает официанта и начинает с ним непринуждённый диалог. Я не слышу слов. Я вижу его — того самого Ваню, энергичного, харизматичного, уверенного в себе. Того, кто когда-то заряжал меня своим оптимизмом, в кого я была влюблена до безумия.

Официант, приняв заказ, уходит. Ваня говорит что-то о шеф-поваре, но его слова пролетают мимо ушей, разбиваясь о гулкую пустоту внутри меня. В горле ком, а пальцы сами собой мнут край крахмальной салфетки.

— Ваня. — Одно слово, но произнесенное с таким надрывом, что он мгновенно замолкает. — Ваня, я не могу просто так сидеть здесь и делать вид, что ничего не было. — Смотрю ему в глаза, прежде чем задать следующий вопрос: — Почему? Просто скажи мне почему ты тогда ушёл? Неужели я правда так тебя замучила, что ты не мог оставаться рядом? И почему ты… — голос срывается в шёпот, — не интересовался дочкой? Все эти месяцы? Роды, выписка, первые колики, первая улыбка… Ты просто стёр её из своей жизни.

Ваня опускает взгляд. Пальцем медленно обводит край бокала, видимо, собираясь с мыслями.

— Отвечать на первый вопрос — всё равно что пытаться оправдаться. И нет таких оправданий, которые ты захочешь услышать, — начинает тихо, без прежней уверенности. — Это была чудовищная ошибка. Слабость. Помутнение рассудка, за которое я буду расплачиваться всю оставшуюся жизнь. Я был напуган. Твоей беременностью, ответственностью, тем, что наша жизнь безвозвратно меняется. И вместо того, чтобы стать тебе опорой, я… побежал искать иллюзию свободы. Это самое большое свинство в моей жизни. И мне бесконечно стыдно.

Делает глоток воды, будто пытаясь смыть с языка горечь этих слов.

— А что касается Дианы… — смотрит на меня, и в его глазах читается настоящая мука, — это неправда, что я не интересовался. Я не мог прийти — знал, что ты не захочешь меня видеть. Потому стал общаться с твоей мамой. Конечно, она многое мне наговорила, и имела на это право, но быстро пошла на контакт. Рассказывала мне про дочку и... про тебя. Я видел, что ты снимаешь деньги с нашего общего счета, и там достаточная сумма, чтобы вы ещё пару лет могли спокойно на неё жить. Вещи, которые стоили дорого, передавал через твоих родителей. Все эти подарки для Дианы… Это всё было от меня. Я думал, что так даю тебе время. А ещё… я боялся. Твоего взгляда. Твоей ненависти. Видеть, как ты смотришь на меня с отвращением, пока держишь нашу дочь на руках… Я не был к этому готов.