Дверь в нашу ипотечную двушку на окраине Москвы захлопнулась за мной с глухим стоном, который идеально отражал мое внутреннее состояние. Девять часов вечера. Я доползла. После рабочего дня, который состоял из горящих дедлайнов, совещания с начальством, где я полтора часа доказывала, что мой маркетинговый план гениален (а не просто «ну, норм»), и давки в метро, где мне чуть не оторвали пуговицу на пальто, сил не осталось даже на то, чтобы разозлиться. Хотелось только одного: рухнуть на диван, заказать пиццу и тупо пялиться в сериал, где герои живут красивой жизнью без кредитов и мужей-раздолбаев.
— О, Викусь, привет! А я тут… — голос Димы, моего благоверного мужа, раздался из гостиной. Бодрый такой, радостный. Слишком радостный для вечера вторника, когда до зарплаты еще неделя, а ипотечный платеж маячит на горизонте, как Дамоклов меч.
Я скинула ботинки, бросила сумку на пуфик и поплелась на голос, уже предчувствуя неладное. Димина бодрость обычно означала одно из двух: либо он придумал гениальный (на его взгляд) план, как разбогатеть, не работая, либо он что-то купил. И судя по огромной коробке, занимавшей половину нашего и без того не самого просторного дивана, сегодня был второй вариант.
— А ты тут… что? — я остановилась в дверях гостиной, скрестив руки на груди и пытаясь унять подступающее раздражение. Внутри коробки угадывались очертания чего-то футуристического, с проводами и шлемом. — Опять ограбил банк? Или это гуманитарная помощь для беспечных тридцатилетних?
Дима, сидевший на полу перед коробкой с горящими глазами, как ребенок под новогодней елкой, поднял на меня голову. Обаятельная улыбка, растрепанные волосы, футболка с дурацким принтом – ну чисто подросток, только с трехдневной щетиной и паспортом, в котором стоит штамп о браке со мной.
— Викусь, ты не поверишь! — он вскочил на ноги. — Это же VR-шлем последнего поколения! С полным погружением! Я урвал по скидке, представляешь? Чисто случайно наткнулся на акцию! Будем летать в космос, сражаться с драконами… Это же огонь!
Он подскочил ко мне, обнял, попытался поцеловать, но я увернулась. Запахло чем-то дорогим и ненужным.
— С драконами, значит? А с ипотекой сражаться кто будет, Дима? Или она сама себя оплатит от восторга перед твоим полным погружением? — я старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал от усталости и злости. — Сколько это «по скидке» стоит?
— Ну-у-у… — он замялся, улыбка стала чуть менее уверенной. — Не так уж и дорого, учитывая, какие эмоции оно дарит! Это ж инвестиция в отдых, в настроение! Ты вечно напряженная, тебе тоже полезно будет расслабиться. Вот увидишь, тебе понравится!
— Дима, цену! — я повысила голос. — У нас через неделю платеж по ипотеке. И за коммуналку за прошлый месяц еще не заплачено, потому что ты «забыл». И мне нужны новые зимние сапоги, потому что старые разваливаются. Мы это обсуждали? Обсуждали. Сколько стоит твой космос?
Он почесал затылок, отвел взгляд и пробубнил что-то нечленораздельное про «чуть больше сорока».
— Сорока?! Сорока тысяч?! — я почувствовала, как кровь приливает к лицу. — Ты потратил сорок тысяч на игрушку, когда у нас дыра в бюджете?! Ты серьезно?
— Ну Вик, ну что ты начинаешь? — он снова включил обаяние, делая шаг ко мне. — Ну да, сорок. Но это же… это надолго! Это не просто игрушка, это целая вселенная! Мы же работаем, зарабатываем. Не в каменном веке живем, чтобы на всем экономить! Нужно же себя радовать иногда! Я вот порадовал. И тебя порадую, вот увидишь!
— Радовать? — я отошла от него, чувствуя, как внутри все закипает. — Знаешь, что меня порадовало бы? Если бы ты хотя бы раз подумал не только о своих «хотелках», а о нас! О нашей семье! О том, что нам нужно платить за квартиру, в которой ты живешь! О том, что я уже полгода не могу себе позволить сходить к косметологу, потому что вечно латаю дыры после твоих «инвестиций в настроение»!
Это был наш вечный спор. Пластинка, заезженная до дыр. Я – ответственная зануда, вечно пилящая про деньги и планы. Он – легкий на подъем «кайфушник», живущий одним днем и искренне не понимающий, зачем «париться», если можно «чилить». И ладно бы это было раз в год! Но это происходило с удручающей регулярностью. То новая гитара, потому что он решил «тряхнуть стариной» и собрать группу. То супер-навороченный велосипед, на котором он прокатился три раза и забросил на балконе. То «выгодное вложение» в какие-то мутные криптовалюты, которое предсказуемо прогорело. А я потом сидела ночами с калькулятором, перекраивала бюджет, отказывала себе в мелочах, чтобы мы могли свести концы с концами.
— Опять ты за свое! — надулся Дима, обаяние испарилось, сменившись подростковой обидой. — Вечно ты всем недовольна! Вечно деньги, деньги, планы! Нельзя же жить только ради ипотеки! Я тоже устаю на работе, между прочим! Имею я право расслабиться так, как хочу? Почему ты вечно пытаешься контролировать каждый мой шаг, каждую копейку? Ты мне жена или бухгалтер?
— Я тебе жена, Дима! — выкрикнула я, уже не сдерживаясь. Слезы обиды и бессилия подступили к глазам. — Жена, которая устала быть единственным взрослым в этой семье! Устала тащить все на себе! Устала бояться, что мы завтра останемся на улице из-за твоей очередной «гениальной» покупки! Я хочу нормальной жизни! Хочу стабильности! Хочу знать, что у нас есть завтрашний день! А с тобой я этого не чувствую! С тобой я чувствую, что мы вечно балансируем на грани пропасти!
— Ой, всё! Начинается! — он махнул рукой и отвернулся к своей драгоценной коробке. — Не хочешь радоваться со мной – не надо! Пойду тогда сам погружаться в космос, раз ты такая скучная и приземленная!
Он сел на пол и начал с энтузиазмом распаковывать свой шлем, делая вид, что меня больше не существует. А я осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как внутри что-то окончательно ломается. Опять двадцать пять. Опять тот же сценарий. Он накосячил, я разозлилась, он обиделся и ушел в свой мир, оставив меня одну разбираться с последствиями и чувством вины за то, что я «испортила ему настроение».
Кухня встретила меня тишиной и полумраком. Я щелкнула выключателем, и тусклый свет лампочки залил наше скромное кухонное пространство – белые фасады из Икеи, которые мы с таким энтузиазмом выбирали пять лет назад, стол, за которым мы так редко ужинали вместе в последнее время, и окно, выходящее на унылую панельную застройку нашего спального района. Все это было нашим. Вернее, принадлежало банку еще лет пятнадцать, но мы гордо называли это «наша квартира». Наша крепость. Наш общий проект. Но сейчас эта мысль вызывала не гордость, а какую-то глухую тоску.
Я налила в стакан воды, трясущимися руками накапала валерьянки – чуть больше, чем следовало, но сейчас было уже все равно. Выпила залпом, поморщившись от горького вкуса. Села за стол, обхватив руками голову. Из гостиной доносились довольные возгласы Димы – он, видимо, уже подключил свой космолет и отправился покорять виртуальные галактики, начисто забыв и про ссору, и про ипотеку, и про мое существование.
Ипотека… Черт бы ее побрал. Именно она сейчас казалась тем единственным, что еще хоть как-то связывало нас вместе. Невидимый, но прочный канат, который мы сами на себя накинули пять лет назад, наивно полагая, что это и есть тот самый шаг во взрослую, серьезную жизнь.
Я вспомнила, как мы решились на это. Мне было двадцать пять, Диме двадцать шесть. Мы встречались уже пару лет, жили на съемных квартирах, мечтали о своем гнездышке. Идея с ипотекой казалась такой логичной, такой правильной. «Викусь, ну а что тянуть? – убеждал меня тогда Дима, обнимая на крошечной кухне очередной съемной хрущевки. – Свое жилье – это стабильность! Основа для будущей семьи! Да и платить за свое лучше, чем чужому дяде». Тогда его слова звучали так убедительно. Он был таким… вдохновленным. Говорил про ремонт, который мы сделаем сами, про то, как будем выбирать мебель, как заведем кота (которого, к слову, так и не завели).
А потом встал вопрос о браке. Банк гораздо охотнее давал ипотеку официальным супругам. Помню, как Дима пошутил: «Ну что, придется жениться ради квадратных метров?». Мы посмеялись, но в этой шутке была доля правды. Мы любили друг друга, конечно. Или мне так казалось. Но стала бы я выходить за него замуж именно тогда, если бы не маячившая на горизонте квартира? Не знаю. Свадьба была скромной, без пафоса – расписались, посидели с родителями и самыми близкими друзьями в небольшом ресторанчике. Белое платье, фата, клятвы… Все было как у людей. Но где-то глубоко внутри уже тогда сидел червячок сомнения: а не слишком ли мы торопимся? Не является ли этот брак просто удобным приложением к ипотечному договору?
Я гнала эти мысли. Мы были молоды, влюблены (вроде бы), и перспектива собственного жилья окрыляла. Дима на тот момент тоже казался более серьезным. У него была стабильная работа (не такая денежная, как мне хотелось бы, но все же), он с энтузиазмом участвовал в поисках квартиры, ездил со мной на просмотры, кивал, когда риелтор говорил умные слова про «ликвидность» и «инфраструктуру». Он даже почти не опоздал на подписание договора в банке. Почти.
Первые пару лет все было… нормально. Мы делали ремонт своими силами по выходным, клеили обои, красили стены, спорили из-за цвета плитки в ванной. Было весело и трудно одновременно. Дима много шутил, разряжал обстановку, когда я начинала паниковать из-за нехватки денег или криво положенного ламината. Он был легким, обаятельным, умел радоваться мелочам. И я прощала ему его необязательность, его вечные «завтра доделаю», его нежелание вникать в финансовые детали ипотеки. Я думала, это временно. Он повзрослеет. Мы же теперь семья, у нас общая ответственность, общая квартира. Он поймет.
Не понял. И не повзрослел.
Чем дальше, тем больше ответственность ложилась на меня. Дима быстро охладел к ремонту, предпочитая проводить выходные с друзьями или за компьютерными играми. Платежи по ипотеке и коммуналке стали моей головной болью – он просто отдавал мне часть своей зарплаты (часто не всю, оставляя «на карманные расходы», которые могли включать и покупку новой гитары), а я уже сама крутилась, планировала, экономила. Разговоры о будущем он все чаще переводил на шутку или просто избегал их. Дети? «Ой, Викусь, ну куда нам дети? Мы сами еще дети! Да и квартира маленькая». Смена работы на более высокооплачиваемую? «Зачем? Меня и тут все устраивает, коллектив хороший, не напрягают». Планы на отпуск? «Давай лучше на дачу к Максу, шашлыки пожарим, там дешево и весело».
Сначала я пыталась бороться. Убеждала, просила, требовала, скандалила. Иногда он поддавался, делал виноватое лицо, обещал исправиться. На какое-то время становился серьезнее, ответственнее. Но потом все возвращалось на круги своя. Его легкомыслие было не временным явлением, а его сутью. Его образом жизни. А моя тревожность и стремление к стабильности – моей. Мы были как масло и вода. Могли находиться в одной банке, но никогда по-настоящему не смешивались.
И ипотека… она из символа стабильности и общего будущего превратилась в якорь, который держал наш тонущий корабль на плаву. Или скорее, в кандалы. Мы не могли просто так взять и разойтись. А квартира? Как ее делить? Кто будет платить дальше? Эти вопросы казались такими сложными, такими пугающими, что проще было закрыть на все глаза и продолжать тянуть эту лямку. Проще было терпеть его выходки, его безответственность, его вечное детство. Проще было пить валерьянку и надеяться, что когда-нибудь он изменится.
Но сегодня, глядя на эту пустую кухню и слушая радостные вопли из гостиной, где мой тридцатилетний муж сражался с виртуальными драконами, я поняла – хватит. Хватит надеяться. Хватит терпеть. Ипотека – это не клей. Это просто долг перед банком. А долги можно реструктуризировать, рефинансировать, в конце концов, продать эту чертову квартиру и разделить остаток. Да, это сложно. Да, это страшно. Но продолжать жить так, как мы живем сейчас, – еще страшнее. Жить с человеком, для которого новая игрушка важнее будущего семьи. Жить в браке, который держится только на общем кредите.
Следующий день на работе тянулся как резиновый. Я механически отвечала на письма, участвовала в совещаниях, делала умное лицо, но мысли были далеко. Они возвращались к вчерашней ссоре, к Диме, увлеченно распаковывающему свой VR-шлем, к ощущению безнадежности и пустоты, которое накрыло меня на кухне. Решение поговорить с Леной не отпускало. Мне нужно было выговориться, получить взгляд со стороны, может быть, даже услышать то, что я и сама уже понимала, но боялась себе признаться.
В обеденный перерыв я выскользнула из офиса и набрала ее номер, прячась от коллег в тихом скверике неподалеку. Лена работала в другой компании, но наши офисы были не так далеко друг от друга.
— Викуля? Привет! Что-то случилось? Голос у тебя… — Лена всегда умела улавливать мое настроение по первым двум словам.
— Лен, привет. Случилось, — вздохнула я, садясь на холодную скамейку. — Все как обычно, только хуже. Ты можешь сейчас говорить? Мне срочно нужно вылить душу, иначе я взорвусь.
— Конечно, могу! У меня как раз перекур между двумя цунами. Рассказывай, что твой инфант натворил на этот раз?
И я рассказала. Про VR-шлем за сорок тысяч, про неоплаченные счета, про его вечное «рано париться», про свою усталость, про то, как я вчера сидела на кухне и понимала, что так больше не может продолжаться. Я говорила быстро, сбивчиво, чувствуя, как снова подступают слезы обиды и бессилия. Лена молчала, давая мне выговориться, лишь изредка вставляя сочувственное «угу» или «кошмар».
— …И вот я сижу и думаю, Лен, ну ради чего все это? – закончила я свой сумбурный монолог. – Мы же как соседи по ипотеке живем, а не как муж и жена. Он в своих игрушках, я в своих проблемах. Общего – только квартира, за которую плачу в основном я. И этот штамп в паспорте. Может, пора уже… ну…
Я не договорила, слово «развод» застряло в горле. Произнести его вслух перед подругой казалось окончательным и бесповоротным.
— Развестись? — закончила за меня Лена спокойно. В ее голосе не было ни удивления, ни осуждения. Она слишком хорошо знала нашу с Димой историю.
— Да, — тихо подтвердила я, чувствуя себя предательницей. Предательницей чего? Общей ипотеки? Своих иллюзий пятилетней давности?
— Вик, ну что я могу сказать… — Лена вздохнула. — Я тебя понимаю. На сто процентов. Я тебе еще год назад говорила, что Диме пора бы повзрослеть, но он, похоже, решил остаться вечным Питером Пэном. И тащить на себе этого Питера Пэна вместе с ипотекой – так себе удовольствие, мягко говоря.
Ее слова были как бальзам на душу. Я не одна так думаю! Это не я – вечно недовольная пила, а он – действительно инфантильный и безответственный.
— Но, Лен, это же так страшно, — прошептала я. — Развод, делить квартиру… Как это вообще делается? А вдруг я потом пожалею? Вдруг он… ну, не знаю… изменится?
— Викуль, изменится ли? — голос Лены стал серьезнее. — Ты сама веришь в это? Сколько раз он уже обещал? Сколько раз ты надеялась? Люди меняются, конечно, но обычно для этого нужен какой-то сильный толчок, потрясение. А пока ты рядом, все терпишь, все прощаешь, зачем ему меняться? Ему и так удобно. Он живет в свое удовольствие, а ты решаешь все проблемы. Классика.
Она была права. Чертовски права. Пока я была рядом, играя роль ответственной «мамочки», у Димы не было стимула взрослеть. Ему было комфортно в его мире игр, друзей и «отсутствия напряга».
— Так что мне делать? — спросила я, чувствуя себя потерянным ребенком.
— Я не могу решать за тебя, Вик, — мягко ответила Лена. — Это твоя жизнь, твой брак. Но я думаю, тебе нужно перестать надеяться на чудо и начать думать о себе. Чего ТЫ хочешь? Не «вы», а именно ты? Ты хочешь такой жизни еще пять, десять, двадцать лет? Хочешь вечно быть ломовой лошадью и бухгалтером в одном флаконе? Хочешь встретить старость с человеком, который до сих пор играет в танчики и не знает, как оплатить коммуналку?
Вопросы Лены били не в бровь, а в глаз. Нет, не хочу. Категорически не хочу. Я хочу нормальную семью. Хочу партнера, на которого можно положиться. Хочу детей, в конце концов! Мне скоро тридцать, биологические часы тикают все громче, а Дима до сих пор считает, что нам «рано». Рано для чего? Для жизни?
— Поговори с ним еще раз, — посоветовала Лена после паузы. — Но не так, как обычно – с криками и обвинениями. Спокойно. Серьезно. Скажи ему все, что сказала мне. Скажи, что ты устала, что ты больше так не можешь, что ты думаешь о разводе. Посмотри на его реакцию. Не на слова – он мастер обещать и заговаривать зубы – а на реакцию. Испугается ли он по-настоящему? Поймет ли, что это не очередная твоя истерика, а реальная угроза потерять тебя и привычный мир?
— А если не поймет? Если опять отмахнется? — спросила я с замиранием сердца.
— Ну… тогда, наверное, ответ очевиден, Викусь, — голос Лены стал совсем тихим. — Тогда, может, и правда пора отпустить его в его Нетландию, а самой начать строить свою жизнь? Это будет больно, страшно, сложно, я не спорю. Но это лучше, чем медленно умирать в болоте бесперспективных отношений. Подумай об этом. И звони в любое время, ладно? Ты не одна.
Мы попрощались. Я сидела на скамейке, глядя на серые осенние деревья. Разговор с Леной не принес облегчения, но он внес ясность. Она не уговаривала меня разводиться, но она четко обозначила реальность. Дима не изменится сам по себе. И я должна решить, готова ли я жить с таким человеком дальше.
Поговорить. Спокойно. Серьезно. Посмотреть на реакцию. Это казалось единственно правильным шагом сейчас. Не рубить с плеча, но и не прятать голову в песок. Дать ему шанс? Или дать шанс себе понять, что шансов больше нет?
Я вернулась в офис с тяжелым сердцем, но с твердым намерением. Сегодня вечером я поговорю с Димой. Без криков, без слез. Просто разговор. Возможно, последний серьезный разговор в нашем браке.
Вечер подкрался незаметно, скрывшись за рутиной рабочих задач и дежурными улыбками коллегам. Но внутри меня все сжималось в тугой узел предвкушения и страха перед предстоящим разговором. План, озвученный Леной и принятый мной как единственно верный, казался простым на словах: поговорить спокойно, серьезно, без криков. Но как сохранять спокойствие, когда внутри бушует ураган из обиды, разочарования и подступающего отчаяния? Как говорить серьезно с человеком, который само слово «серьезно» воспринимает как личное оскорбление?
Домой я шла медленно, мысленно репетируя фразы, подбирая слова, которые не прозвучали бы как обвинение, но донесли бы всю тяжесть моего состояния. Я знала Диму. Стоило мне повысить голос или начать перечислять его косяки, как он тут же закрывался, переходил в оборону или просто сбегал – физически или ментально, в свою игровую вселенную. Нет, сегодня нужно было иначе. Максимально спокойно. Как на деловых переговорах, где на кону – не выгодный контракт, а вся моя будущая жизнь.
К моему удивлению, Дима встретил меня не в виртуальной реальности, а на кухне. Он хлопотал у плиты, напевая что-то под нос, и по квартире разносился аппетитный запах жареной картошки с грибами – моего любимого блюда, которое он готовил крайне редко, обычно по большим праздникам или когда чувствовал за собой особую вину. На столе стояла бутылка вина. Попытка загладить вчерашнее? Или просто хорошее настроение после удачных полетов в космос?
— О, Викусь, ты вовремя! – он обернулся, улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой. Той самой, на которую я когда-то купилась и на которую до сих пор иногда велась, вопреки здравому смыслу. – А у нас тут ужин почти готов! Решил тебя порадовать после вчерашнего. Ну, признаю, погорячился я с этим шлемом… Немножко. Но картошечка же – это святое? Мир?
Он подошел и попытался меня обнять. Я не отстранилась, но и не ответила на объятие.
— Спасибо, Дим. Пахнет вкусно, – сказала я ровно, стараясь не поддаваться на его обаяние и запах жареной картошки. – Но мне нужно с тобой поговорить. Серьезно.
Улыбка на его лице слегка померкла. Слово «серьезно» подействовало как кодовое.
— Опять? Вик, ну мы же вроде помирились? Картошка стынет… Давай поужинаем сначала, а?
— Нет, Дима. Давай сейчас, – я мягко высвободилась из его рук и села за стол. – Пожалуйста. Это важно.
Он вздохнул, выключил плиту и сел напротив. Вид у него стал настороженным, как у школьника, которого вызвали к директору.
— Ладно. Я слушаю, – буркнул он, вертя в руках вилку.
Я сделала глубокий вдох, собираясь с духом.
— Дим, дело не во вчерашнем шлеме. Вернее, не только в нем. Дело в нас. В том, как мы живем, куда мы идем… или не идем.
— Куда мы не идем? – он поднял на меня глаза. – По-моему, все нормально. Живем, работаем, квартира есть… Что не так-то опять?
— Не так то, что мы живем как будто в разных реальностях, – я старалась говорить спокойно, глядя ему в глаза. – У нас совершенно разные цели и ожидания от жизни. Я хочу… я хочу стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Хочу строить семью, думать о будущем. А ты… ты как будто застрял в вечном празднике. Тебе хорошо здесь и сейчас, а что будет завтра – неважно.
— Ну почему неважно? – он нахмурился. – Важно. Просто я не вижу смысла постоянно париться и напрягаться. Жизнь одна, Вик! Нужно ловить кайф! Мы еще молодые, успеем состариться и стать скучными!
— Дима, нам скоро тридцать! – я чуть повысила голос, но тут же взяла себя в руки. – Это уже не тот возраст, чтобы жить одним днем и ловить кайф, забывая про элементарные вещи вроде оплаты счетов или планирования бюджета. Наши друзья… посмотри вокруг! Лена с Максимом второго ждут, квартиру расширяют. Колька твой стартап запустил, пашет как проклятый. Оля с Игорем дом строят. Все куда-то движутся, строят свое будущее. А мы? Мы топчемся на месте. Ты покупаешь VR-шлемы, а я думаю, как нам дотянуть до зарплаты. Это нормально, по-твоему?
— Ну вот, опять ты сравниваешь! – он начал раздражаться. – Причем тут Лена, Колька? У них своя жизнь, у нас – своя! Зачем нам быть как все? Мне нравится наша жизнь! Мне нравится моя работа, пусть она и не приносит миллионы. Мне нравится проводить время с друзьями, играть в игры, отдыхать! Почему это плохо? Почему я должен пахать как Колька, чтобы ты была довольна?
— Да не в деньгах дело, Дима! Вернее, не только в них! – я почувствовала, как снова подступает отчаяние. Он не слышал меня. Или не хотел слышать. – Дело в отношении! В ответственности! В желании строить что-то общее! Семью! Детей, в конце концов!
Я решилась и выпалила главный вопрос, который мучил меня уже не первый год.
— Дима, когда мы будем готовы к детям? Мне двадцать девять. Время идет. Я хочу ребенка. Я давно хочу. А ты все время говоришь «рано». Когда будет «не рано»? В сорок? В пятьдесят?
Он откинулся на спинку стула, на лице появилось знакомое выражение – смесь паники и раздражения.
— Опять ты про детей! Вик, ну сколько можно? Я же сказал – рано! Куда нам сейчас дети? Ипотека, денег вечно не хватает, ты сама говоришь! Ты представляешь, сколько стоит ребенок? Это же памперсы, коляски, игрушки… Конец свободной жизни! Прощай сон, прощай друзья, прощай космос! – он кивнул в сторону гостиной.
— То есть, для тебя ребенок – это конец жизни? А VR-шлем – это нормально, на него деньги есть? – горько усмехнулась я.
— Да не сравнивай ты! – он вспылил. – Шлем – это мое личное пространство, мой отдых! А ребенок – это огромная ответственность! На всю жизнь! Я не готов пока, понимаешь? Не готов! Нам всего по тридцать! Это же самый сок! Зачем сейчас себя добровольно сажать в клетку? Успеем еще! Давай лучше летом на море рванем? Или вот на выходные на дачу к Максу? Шашлыки, баня, природа… Расслабишься, перестанешь думать об этих глупостях!
Глупостях. Мое желание иметь семью, ребенка – это глупости. А его полеты в космос – это важно. В этот момент я поняла – все. Стена. Непробиваемая стена из его инфантильности, эгоизма и страха перед любой ответственностью. Он не просто «не готов». Он не хочет. Не хочет менять свою комфортную, беззаботную жизнь. Не хочет взрослеть. И ребенок для него – это действительно конец его привычного мира. А я… я в этот мир больше не вписываюсь со своими «скучными» желаниями.
Ночь прошла в тяжелой, вязкой тишине, нарушаемой лишь отдаленными звуками ночного города за окном и моим собственным сбивчивым дыханием. Дима постучал в дверь спальни пару раз, что-то неразборчиво бормоча про картошку и "Вик, ну ты чего?", но я не ответила. Лежала на нашей большой кровати, которая вдруг показалась огромной и пустой, и смотрела в потолок. Слезы высохли, оставив после себя лишь чувство опустошенности и холодной решимости. Разговор не просто провалился – он показал мне пропасть между нами. Пропасть, которую уже не перепрыгнуть и не замостить жареной картошкой.
Утром я встала раньше обычного, тихо собралась и ушла на работу, не дожидаясь, пока Дима проснется. Оставлять записку или пытаться что-то объяснить не было ни сил, ни желания. Что тут объяснять? Все и так было ясно. Мы – люди из разных галактик, и мой шаттл под названием "Семья и Ответственность" летит совсем не туда, где находится его планета "Вечный Кайф и Никаких Обязательств".
День прошел как в тумане. Я пыталась сосредоточиться на работе, но мысли постоянно возвращались к Диме, к нашему неудавшемуся разговору, к звенящей пустоте в душе. Коллеги косились на мое бледное лицо и темные круги под глазами, но тактично молчали. Даже Лена, которой я коротко написала "Поговорили. Все плохо", не стала лезть с расспросами, лишь прислала поддерживающий смайлик с котиком.
Вечером возвращаться домой было пыткой. Но куда деваться? Ипотечная квартира – она такая, общая. Я надеялась, что Дима ушел к друзьям или снова погрузился в свой виртуальный мир, но он был дома. Сидел на кухне, мрачно уставившись в ноутбук. Атмосфера была такой густой, что ее можно было резать ножом. Он поднял на меня глаза, когда я вошла. В них не было вчерашней обиды, скорее растерянность и что-то похожее на страх.
— Привет, — буркнул он.
— Привет, — так же коротко ответила я, проходя мимо в комнату. Мне нужно было переодеться и собраться с мыслями.
Я решила пока ничего не предпринимать. Не начинать новый разговор, не озвучивать страшное слово "развод". Пусть повиснет в воздухе. Пусть он сам подумает. Может быть, до него наконец дойдет серьезность ситуации? Наивно, конечно, но какая-то микроскопическая надежда еще теплилась.
Я разбирала почту, накопившуюся за несколько дней – рекламные буклеты, пара писем от мамы, и… официальное письмо из банка. Странно. Обычно все уведомления приходили на электронку. Я вскрыла конверт. Сердце неприятно екнуло. Это было уведомление о просроченной задолженности по кредиту. Не по ипотеке, слава богу, а по потребительскому кредиту, который мы брали год назад на ремонт ванной. Платеж должен был быть внесен неделю назад. Сумма была не критичная, около пятнадцати тысяч, но сам факт… За этот кредит отвечал Дима. Он клялся, что настроил автоплатеж.
— Дима! — позвала я, голос предательски дрогнул от подступающей волны гнева. Я вышла на кухню, сжимая письмо в руке так, что побелели костяшки. — Что это такое?
Он вздрогнул и поднял на меня испуганные глаза.
— Что?
— Вот это! — я бросила письмо на стол перед ним. — Нам пришло уведомление о просрочке по кредиту за ванную! Ты же говорил, что поставил автоплатеж!
Он схватил письмо, пробежал глазами. Лицо его стало бледным.
— Черт… Я… я думал, поставил… Наверное, что-то сбилось… Или денег на карте не хватило…
— Денег не хватило? — я почувствовала, как последняя капля терпения испаряется. — Ты вчера потратил сорок тысяч на VR-шлем, а на карте не хватило пятнадцати на кредит, который ты ОБЕЩАЛ оплачивать?! Ты издеваешься надо мной?
— Вик, я не специально! — он вскочил, голос его зазвучал виновато и жалко. — Я замотался, забыл проверить! Честное слово! Это же не конец света! Заплатим сейчас, ну будут пени небольшие…
— Не конец света?! — я уже кричала, забыв про свое обещание сохранять спокойствие. — Да для тебя вообще ничего не конец света, кроме разрядившегося джойстика! Ты понимаешь, что это влияет на нашу кредитную историю?! Ты понимаешь, что из-за твоей вечной беспечности мы можем в будущем не получить кредит, если он понадобится? Или получить под бешеный процент?! Ты хоть о чем-нибудь думаешь, кроме своих игрушек?!
— Ну чего ты кричишь? — он съежился под моим напором. — Ну ошибся, с кем не бывает! Я же не нарочно! Сейчас все оплачу, вот прямо сейчас! Не делай из мухи слона!
Он полез в карман за телефоном, чтобы зайти в банковское приложение, но я уже не могла остановиться. Эта ситуация с кредитом, наложившаяся на вчерашний разговор, на всю накопившуюся усталость и разочарование, стала тем самым детонатором, который взорвал плотину моего терпения.
— Из мухи слона?! — я рассмеялась злым, нервным смехом. — Да вся наша жизнь с тобой – это один гигантский слон из твоих косяков, которого я пытаюсь запихнуть обратно в муху! Я устала, Дима! Слышишь? У-ста-ла! Устала быть твоей мамочкой, твоим бухгалтером, твоей нянькой! Устала вечно все контролировать, все проверять за тобой, все разруливать! Я хочу быть женщиной! Хочу быть женой, а не надзирателем!
Я перевела дух, слезы градом катились по щекам, но мне было уже все равно.
— Вчера ты сказал, что я пытаюсь посадить тебя в клетку. А ты не думал, что это я сижу в клетке? В клетке твоей безответственности, твоей инфантильности, твоих вечных «завтра» и «забыл»? Я так больше не могу! Не хочу!
Дима смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Кажется, до него наконец-то начало доходить. Не просто злость, не просто очередная ссора – что-то гораздо более серьезное. Он опустил телефон, сделал шаг ко мне.
— Вик… Викусь… ну прости… Я… я не хотел тебя обидеть… Я исправлюсь, честно! Я все оплачу! Я буду внимательнее! Только не… не надо так…
Он протянул руку, чтобы дотронуться до меня, но я отшатнулась, как от огня.
— Не надо, Дима. Уже поздно. Я больше не верю твоим обещаниям. Ты не исправишься. Ты такой, какой есть. И я… я больше не могу быть с тобой.
Слова сорвались с губ раньше, чем я успела их обдумать. Но произнеся их, я почувствовала не страх, а странное, горькое облегчение. Как будто вырвала больной зуб, который давно мешал жить.
Следующие несколько дней прошли в гнетущем, почти невыносимом напряжении. Мы с Димой существовали в одной квартире как два призрака, стараясь не пересекаться, не разговаривать, даже не смотреть друг на друга. Он оплатил тот злосчастный кредит, молча положив квитанцию мне на стол. Я так же молча ее приняла. Атмосфера была пропитана невысказанными словами, взаимными обидами и тяжелым предчувствием неизбежного. Мои слова о том, что нам «пора заканчивать», повисли в воздухе, как грозовая туча, готовящаяся разразиться ливнем. Но ни он, ни я пока не решались сделать следующий шаг, произнести то самое слово, которое поставило бы окончательную точку.
Дима ходил по квартире тихий, потерянный, иногда я ловила на себе его растерянный, почти щенячий взгляд, но тут же отворачивалась. Жалко ли мне его было? Да, немного. Но жалость к себе и усталость от этой бесконечной борьбы были сильнее. Он пытался несколько раз заговорить со мной – о погоде, о каких-то новостях, о чем-то совершенно незначительном – но я отвечала односложно, не поддерживая разговор. Я знала, что стоит мне дать слабину, улыбнуться, ответить на его шутку, как все вернется на круги своя. Он решит, что буря миновала, что я «остыла», и снова превратится в того беззаботного Диму, который так умело перекладывал все проблемы на мои плечи. Нет, на этот раз я была настроена решительно. Хотя внутри все еще копошился червячок сомнения: а вдруг я ошибаюсь? А вдруг он действительно способен измениться, если поймет, что ситуация критическая?
Близились выходные. Мои родители должны были приехать в воскресенье – они жили в другом городе, и мы не виделись несколько месяцев. Обычно их приезд был для меня радостным событием, но сейчас я думала об этом с ужасом. Как объяснить им, что происходит между нами? Как сделать вид, что все хорошо, когда все катится к чертям? Дима, к слову, моих родителей побаивался. Мой отец, человек старой закалки, инженер, привыкший к порядку и ответственности, никогда особо не одобрял нашего брака, считая Диму «несерьезным» и «ненадежным». И он был прав, как оказалось.
В четверг вечером я напомнила Диме о приезде родителей.
— Дим, ты помнишь, что в воскресенье приезжают мои? Я просила тебя помочь мне с уборкой в субботу и съездить в магазин за продуктами. И еще нужно было полку в ванной прибить, она уже месяц отваливается.
Он сидел за компьютером, увлеченный какой-то игрой. Не отрываясь от экрана, он махнул рукой:
— Да-да, помню, Викусь. Все сделаем. Не парься.
«Не парься» – его любимое слово. Как будто это заклинание, способное решить все проблемы. Я скептически хмыкнула, но решила не развивать тему. Посмотрим.
Субботнее утро началось с того, что Дима проспал до полудня. Я уже успела вымыть окна, пропылесосить и начать разбирать завалы на балконе. Он вылез из спальни сонный, растрепанный, зевнул и побрел на кухню за кофе.
— Доброе утро, страна, — пробормотал он, натыкаясь на ведро с водой. — О, ты уже вовсю хозяйничаешь? Молодец.
— Утро добрым не бывает, когда дел по горло, а помощник дрыхнет до обеда, — не удержалась я от сарказма. — Ты помнишь про полку и магазин?
— Помню, помню, — он отхлебнул кофе. — Сейчас кофейку допью, соберусь с мыслями и все сделаю. Не кипишуй.
Я вздохнула, но решила дать ему шанс. Может, хоть страх перед тестем заставит его пошевелиться? Я продолжила уборку, периодически заглядывая на кухню. Дима допил кофе, потом завис в телефоне, потом снова включил компьютер – «проверить почту». Время шло. Полка в ванной оставалась неприбитой, список продуктов – ненаписанным.
Около трех часов дня ему позвонил Макс, его лучший друг. Я слышала обрывки разговора из комнаты: «…да ты что! …серьезно? …конечно, буду! …через час? …отлично, договорились!». Дима влетел на кухню с горящими глазами.
— Викусь, тут такое дело! — затараторил он. — Макс только что позвонил, у него там форс-мажор, ему срочно нужно помочь с переездом на дачу, там какие-то вещи тяжелые перевезти, а у него спина прихватила. Я ненадолго, буквально на пару часов смотаюсь, помогу и вернусь. Ладно?
Я посмотрела на него. Его глаза блестели тем самым азартом, который появлялся у него, когда речь шла о чем-то интересном и не связанном с домашними обязанностями. Переезд на дачу к Максу – это же приключение! А полка в ванной – это скучно.
— Дима, а как же родители? Уборка? Продукты? — спросила я устало. Я уже знала ответ.
— Да успеем все! — он махнул рукой. — Я быстро! Ты же знаешь Макса, ему отказать неудобно. Он мне столько раз помогал! Это ж друг! А полка… ну что полка? Повисит еще денек, не отвалится же совсем. А продукты… ну, закажем доставку вечером, если что. Не проблема!
Он чмокнул меня в щеку, схватил куртку и выскочил из квартиры, не дожидаясь моего ответа. Я осталась стоять посреди кухни, чувствуя, как последняя капля надежды, которая еще теплилась во мне, окончательно испаряется. Другу помочь – это святое. А жена, родители, обещания – это так, мелочи, «не проблема».
Я молча продолжила уборку. Драила полы, вытирала пыль, мыла сантехнику. Злость придавала сил. К вечеру квартира сияла чистотой. Полка в ванной так и висела на одном гвозде. Дима вернулся около десяти вечера. Веселый, пахнущий дымом от костра и немного пивом.
— Фух, Викусь, еле ноги приволок! — он плюхнулся на диван. — Но Максу помог, он доволен! А там такой шашлык был, ммм! Я тебе привез кусочек, в холодильнике.
Я молча смотрела на него. Он, видимо, почувствовал неладное.
— Ты чего? Обиделась, что ли? Ну я же быстро… почти… Ну да, задержался немного, но там такая компания собралась, не мог же я уехать сразу!
— Дима, — сказала я тихо, но так, что он сразу посерьезнел. — Ты не просто задержался. Ты в очередной раз показал мне, что для тебя важно, а что нет. Друзья, веселье, «неудобно отказать» – это важно. А твоя семья, твои обещания, мои просьбы – это так, мелочи, которые можно отложить на потом. Или вообще забить.
— Ну Вик, ну не драматизируй! — он вскочил. — Ну что такого случилось? Полку я завтра прибью, честное слово! И за продуктами съездим! Ну подумаешь, одним днем позже! Мир же не рухнул!
— Мой мир, Дима, уже давно рушится, — сказала я, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Кусочек за кусочком. Из-за твоего «подумаешь», «завтра» и «не проблема». Я устала жить в этом рушащемся мире. Я устала быть той, на кого можно забить.