Развод. (не) возвращайся в семью

Пролог

Сергей на балконе битый час говорит с кем-то по телефону. И разговор этот, кажется, напряженный.

Через стеклянную дверь вижу как он трет переносицу, внимательно слушает собеседника и ходит взад-вперёд. Словно недовольный тигр в клетке.

Но недовольным мой муж не выглядит. Он озадачен. Я хорошо его знаю.

А как только замечает за стеклянной дверью меня, его лицо искажает другая эмоция.

Гнев?

Я несу мужу его любимый кофе.

Черный и горький. В белой фарфоровой чашке на блюдце.

Он любит все утончённое и качественное.

Стучусь, с улыбкой на лице и показываю, что принесла его любимый напиток.

Обычно он рад маленьким жестам заботы с моей стороны. Но не в этот раз.

Он нехотя открывает дверь и обрывает телефонный разговор фразой:

— Перезвоню потом. Нужно поговорить с Викой.

Поворачивается ко мне и грубо берет чашку с кофе у меня из рук.

На мое белое платье проливаются несколько крупных капель. Они расплываются некрасивыми темными пятнами.

Плохой знак?

— Сереж, в чем дело? — хмурюсь и смотрю в лицо любимого мужа. — У нас какие-то проблемы?

— Можно и так сказать, — он отпивает глоток кофе и говорит: — Любка Котова залетела.

Люба — секретарша моего мужа уже где-то пять лет. Ей чуть больше тридцати. По ее собственным словам, она карьеристка, и отношения не для нее. До недавнего времени была даже вхожа в семью. Она помогала мне с нашей двухлетней дочкой Златой, могла забрать ее из садика, или присмотреть за ней, если нам с Сергеем нужно было отлучиться по делам на час-два.

У Любы отличное образование. Муж сам часто ее хвалил. Говорил, что у нее мужская хватка и чутье на прибыльные контракты. Кадр она отменный. Пусть формально она была секретарем, к ней прислушивался весь совет директоров.

Не понимаю, почему сейчас он говорит о ней с пренебрежением.

— Декрет не навсегда, — пытаюсь подбодрить. — В конце концов, она может помогать тебе с делами по дистанционке. Мы можем оплатить ей няню, чтобы…

— Вика, ты меня не поняла, — рявкает муж и разочарованно качает головой.

— Так объясни, — нервно тереблю руками ткань платья.

Мне все это не нравится. Чувство тревоги разрастается так быстро, что сердце уже бьется в горле.

С каких пор беременная секретарша – проблема начальника?

— От меня, — он зло усмехается и смотрит вперед, сощурив глаза, как делает, когда крепко думает. — Она от меня залетела, Вик.

Глава 1.

— Неправда! – выпаливаю, едва дослушав и выставляю руки вперед, призывая, чтобы он остановился.

Бред!

Качаю головой и делаю несколько шагов назад, подальше от Сергея, потому что сейчас он не похож на себя.

— Это неправда! —повторяю я. — Зачем ты так жестоко шутишь?

Летний вечер превращается в зимнюю ночь. Я примерзаю спиной к стенке балкона и не дышу.

Жду, когда он скажет, что неудачно разыграл меня.

Это не может быть правдой. Мы вместе с университета, женились по любви. Злату зачали тоже по любви. Она запланированный ребенок, потому что мы ответственная пара.

И муж мой ответственный.

Такие не делают детей на стороне секретаршам.

Но тогда, почему сейчас на моей шее сжимается когтистая лапа отчаяния?

Наш дом сейчас – это полная чаша. И я горжусь мужем, который много работает и полностью обеспечивает меня и дочь.

Но ведь когда-то мы были парой нищих студентов, выживающих на лапше быстрого приготовления. Денег не хватало даже на автобус до дома. Сергей платил за мой билет, а сам шел в свою общагу пешком.

Мы не могли прийти к такому финалу, где ему рожает любовница.

Не могли и точка.

— Почему ты молчишь?

— Думаю.

— О ней? О новом ребенке?

— Вик.

— Ты ведь с ней говорил все это время, да? Со своей любовницей?

— Да, с ней!

Рявкает так зло, что я сжимаюсь. Смотрит на меня сверху вниз. Ни капли раскаяния в голосе. Ни толики сожаления на волевом лице.

Мой муж красив. Голубоглазый брюнет, с будоражащим голосом и атлетичной фигурой. В универе мне открыто завидовали, подкидывали записки, в которых «советовали» бросить Сергея первой.

Ведь такой, как он будет гулять.

Красавчики всегда гуляют.

Я, дура, с Любой шутила на эту тему. Смеясь, просила сразу же сообщить, если у Сережи появится интрижка на работе.

Она, как ни в чем не бывало, смеялась с моей шутки. А сама…

Тело пронзает крупная дрожь. От выброса адреналина у меня так сильно стучат зубы, что трудно говорить.

Но я говорю:

— И что вы так долго обсуждали? Как твоя жена — грымза мешает вашему счастью?

— Нет, — отрезает он. — Я уговаривал ее сделать аборт.

— А она?

Во мне вспыхивает слабый огонек надежды, но я тут же кривлюсь от собственных мыслей. Не мне решать чужую судьбу.

— А она, Вика, на четвертом месяце.

Глава 2.

— Что?..

Его слова звенят в голове снова и снова.

«Она на четвертом месяце».

Получается, это не легкая интрижка на работе, а самый настоящий роман, у которого есть своя история.

Из оцепенения меня бросает в жар. Липкой паутиной на меня опускается страх и самая настоящая паника.

— Не вижу смысла врать и изворачиваться, — голос мужа звенит железом. – Нам нужно что-то решить.

— Нам? – сиплю. – Решить?!

— Да. Именно так. Тебе и мне нужно успокоиться и все решить. Понятно с первого раза или мне повторить, чтобы до тебя, наконец, дошло?

— Она на четвертом месяце, — повторяю его слова. – У вас родится ребенок. У тебя и Любы родится ребенок!

Я все еще в стадии потрясения, которая плавно перетекает в стадию разочарования.

Оказывается, мой муж жесток. А я думала, что он только в бизнесе кремень.

Вытираю с лица слезы рваным движением. Губы и подбородок дрожат, в районе сердца разливается тупая боль.

— Давай посмотрим на эту ситуацию под другим углом.

— Господи, что ты несешь…

— Да, ребенок от Любы родится на свет, — черты лица Сергея заостряются. – Но мы можем воспитать его как своего, Вик. Ты отличная мать, ей до тебя как до луны. Она с радостью будет давать мне ребенка столько, сколько я попрошу.

У меня мутнеет зрение от слез. А еще мутнеет разум, ведь то, что я слышу наверняка просто слуховые галлюцинации.

— Предлагаешь мне стать нянькой? – от его идеи у меня дергается нижнее веко правого глаза.

— Матерью, — осторожно поправляет меня муж.

Он не давит. Считывает реакцию на свое предложение.

— Злата давно просит братика или сестричку.

Да, просит.

Именно поэтому мы и не предохраняемся уже полгода. Но Сережа об этом, видимо, забыл.

Он подходит ко мне и ставит в сторону злосчастный кофе, с которым я сюда пришла.

Свободные руки он кладет мне на талию, пальцами крепко ее сжимает.

— Вика, девочка моя. Любимая.

— Сереж…

— Помнишь, как я поначалу был против венчания?

Помню, конечно. Я более религиозна, чем он. По мере возможности соблюдаю божественные праздники.

А он агностик. И никогда этого не скрывал.

— Знаешь, почему я передумал?

Мотаю головой.

Он продолжает:

— Мне тебя бог послал, Вик. Слышишь? Мы ведь у алтаря поклялись, что не оставим друг друга в горе. Давай этой клятвы придерживаться.

— Давай… — говорю, на что его руки ныряют мне за спину. Сергей обнимает меня с такой силой, что я еле набираю в легкие воздуха, чтобы сказать следующее: — Давай разведемся.

— Нет.

Сергей убирает руки и медленно отходит от меня. Злой, напряженный, словно натянутая струна.

Как мудрая женщина я понимаю, что должна промолчать, чтобы не провоцировать его.

Но…

— Я так понимаю, вы любовники давно, — обнимаю себя руками.

— Это не важно.

— У нас секс регулярный. Ты после нее ко мне? Или наоборот?

— Ты перегибаешь, — голос мужа звучит предупреждающе.

— Я хочу знать правду, а не перегибаю.

— Хочешь правды? Ладно. Но, во-первых, как большая девочка ты должна понимать, что правда часто бывает неприятной. А во-вторых, я расскажу тебе подробности только при одном условии.

Поражаюсь его цинизму и наглости. Это я за него замуж счастливая выходила?

— Удиви меня, — звучу безжизненно. — Что за условие?

— Не разрушай нашу семью.

Смотрю на него широко распахнутыми глазами.

До этого момента я старалась сдерживать порыв разреветься. Но стоит ему упомянуть семью, из глаз тут же катятся крупные слезы.

И от них на платье снова появляются пятна. Много-много.

Горло раздирает стон отчаяния, но я изо всех сил стараюсь держать себя под контролем.

Сжимаю руки в кулаки, до боли ногтями врезаясь в ладони.

— Ты совсем меня за дуру держишь? — кричу.

Хватаю с балконного столика чашку с нетронутым кофе и бросаю об стену. Следом летит блюдце. Никогда не видела, как бьется фарфор. А теперь белой крошкой усеян весь балкон.

Воцаряется пауза.

Которую нарушает тихий звук открывающейся двери.

В проеме стоит босоногая Злата и сонно трет глаза тыльной стороной крохотной ладони.

— Мама, не кричи на папу. Я его люблю!

Глава 3.

Злата была желанным ребенком. Настолько, что на все регулярные визиты врача Сергей ходил со мной. Ни одного не пропустил.

Был внимателен, заботлив и достаточно подкован в плане того, как протекает беременность. С появлением живота он взял на себя часть обязанностей по дому, чтобы я больше отдыхала. Сам мыл полы и готовил ужины.

Тогда же я и познакомилась с дружелюбной помощницей мужа. Она была его правой рукой, пока он возил меня по врачам.

Они часами могли общаться по телефону о рабочих делах, и я не видела в этом ничего крамольного.

Что, если роман у них начался еще тогда?

Из-за жуткого токсикоза я часто спала одна, в гостевой спальне с открытым окном.

Он вполне мог дождаться, пока я усну, затем незаметно уехать, и вернуться ближе к утру.

Я бы даже не заметила.

— Вика!

Звонкий голос Сергея возвращает меня в реальность.

— Злата хочет, чтобы я прочитал ей на ночь сказку. Прибери здесь.

Он проходит мимо меня. Под подошвой его обуви скрипит фарфоровая крошка.

Он ласково берет нашу двухлетнюю дочь на руки, целует ее в лоб и уносит вглубь кабинета.

— Какую сказку будем читать, моя принцесса?

Он всегда с ней так говорит.

Любит безумно и ни в чем не отказывает. Правда и воспитанию в их отношениях тоже есть место, избалованной наша дочь не растет.

Вздыхаю и двумя руками держусь за холодные перила, чтобы не упасть.

Как так вышло, что моя жизнь рухнула до основания за каких-то несколько минут?

От шока меня начинает мутить. Во рту слишком много слюны. Грудь и шею сковывает чувством тошноты.

Знакомым, но не похожим на токсикоз. Видно, такую реакцию организм выдает на почве нервов.

Ни о какой уборке не может быть и речи.

Едва различая дорогу, я держу ладонь у рта и несусь в ближайший санузел. Толкаю дверь, запираюсь на замок и склоняюсь над крышкой унитаза.

Глубоко дышу и надеюсь, что пронесет.

У меня получается упокоиться, приступ тошноты отступает. Я с облегчением сажусь на попу прямо на полу в уборной.

В тишине дома слышу отголоски красивого и поставленного голоса Сергея, который, как и обещал, читает Злате сказку перед сном.

Словно не убил меня новостью о своих изменах пару минут назад.

Прям идеальный папа. Придраться не к чему.

Только разве что к брюхатой любовнице, ребенка которой он пытается мне навязать.

Лицо внезапно обдает жаром, но не от злости.

Реагирую быстро. За время беременности Златой я отработала самый настоящий протокол объятий с белым другом.

В этот раз меня буквально наизнанку выворачивает. Аж слезы брызжут из глаз. Стою на коленях и держусь за унитаз. Медленно пытаюсь выпрямиться.

Или все же токсикоз?..

Нет, не может быть. Один приступ тошноты не значит, что я беременна. Да и я только недавно делала тест.

Я не могу быть беременной.

— Нет, нет, нет…

Не могу.

Не в такое время, когда наша семья на грани распада.

И меня снова сгибает пополам от спазма.

Снова рвет.

Я бы еще посидела перед унитазом на всякий случай, но слышу доносящиеся из коридора шаги Сергея.

— Вика!

Он ищет меня.

— Вика, ты где?

Смываю и включаю воду, чтобы помыть руки и сполоснуть рот.

Шаги останавливаются напротив двери в санузел. Я молча смотрю на ручку, которая дергается, потому что Сергей хочет войти.

Вытираю руки, похлопываю себя по щекам, чтобы скрыть бледность, и выхожу.

Проскользнуть мимо супруга не получается, он хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Что ты делала в туалете? Зачем от меня закрываешься? -- хмурится. -- Плакала?

— Что?

— У тебя тушь по лицу растеклась.

— А… д-да! – усиленно киваю. – Плакала.

Ладонями смахиваю потекшую тушь со щек. И замечаю, что на Сергее куртка.

— Злата уснула. Бардак на балконе нужно убрать от греха подальше. Обязательно сделай это, когда успокоишься.

Он как ни в чем не бывало, проверяет телефон, отвечает на чье-то сообщение, и кладет его в карман. Берет с полки ключи от машины.

— Ты меня вообще слышишь, Вика?

— Я надеюсь, ты уходишь навсегда? Что-то я не вижу чемоданов.

— Я никуда не ухожу, — отрезает он. – Мой дом здесь, рядом с вами.

— Тогда куда ты собрался?

Бородин молчит. Челюсти сжал. Готов придушить меня за неудобный вопрос.

— По глазам вижу, что к ней.

Снова пытаюсь пройти мимо него, но он останавливает меня стальной хваткой.

— Вообще-то, я пытаюсь уладить это дерьмо, — он дергает меня на себя. – Уладить! Ради тебя и Златы.

— Ради меня и Златы, — смотрю на него исподлобья, — тебе нужно было всего лишь не ублажать свою помощницу!

— За языком следи! И не ори. Дочь спит.

— Катись к любовнице, Бородин! В этом доме тебе больше не рады! Не вздумай возвращаться, я не впущу.

— Тогда я выломаю дверь, — пожимает плечами он. – А теперь иди подмети балкон. С Любой я разберусь сам.

ЛИСТАЕМ, ЧТОБЫ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ГЕРОЯМИ!

Глава 4.

Он уходит к ней, громко хлопая входной дверью. А я стою ни живая, ни мертвая.

Из нашего семейного гнездышка как по щелчку пальцев вдруг исчезло все тепло. Словно здесь побывали дементоры.

Увы, наша семья столкнулась не со сказочным злодеем. Нож в мою спину воткнул, а потом провернул защитник, опора, муж…

Будто и не было счастливой семьи Бородиных. Не было счастливых и смешных моментов. Нас только что уничтожила примитивная измена с секретаршей, с последствиями.

Кто угодно мог заделать ребенка на стороне. Кто угодно, но не мой Сережа.

И от этого больнее всего.

Это от подонка ожидаешь подставы. А у моего за все годы не проскочило ни единого красного флага. Боже, как я им восхищалась.

Ватные ноги еле держат. Прислоняюсь к комоду, держусь за него руками и раскачиваюсь из стороны в сторону, будто это поможет.

Злата еще совсем малышка.

Смышлёная не по годам, характером вся в отца. И любит его немерено.

Что, если он бросит ее ради новой семьи?

Какая же это страшная мысль, боже…

Но я больше не могу полагаться на тот образ Сергея Бородина, к которому я привыкла. Любящий мужчина не будет скрывать беременную любовницу четыре месяца.

А он скрывал. Значит, способен на многое.

Меня снова мутит.

Толкаю дверь в санузел и дрожащими руками достаю из аптечки тест на беременность. Склоняюсь над раковиной и зажмуриваю глаза.

Он не имел права так со мной поступать. Мог придумать любую отмазку. Сказать, что передумал рожать второго, и тогда бы мы вернулись к контрацепции.

Но нет. Мы усердно старались над вторым. Я лучшие дни для зачатия высчитывала, через специальный календарик на телефоне.

Урод.

А я дура.

Нельзя было так слепо доверять.

Сделать тест занимает две минуты, но если его результат окажется положительным…

Тогда я буду крепко привязана к Бородину на долгие годы. Иллюзий я не питаю – воспитывать детей с такой маленькой разницей в возрасте будет нелегко.

Меня захлестывает отчаяние. Чувствую себя парализованной.

Справлюсь ли я одна с двумя детьми, или…

Или мудрее будет сделать так, как попросил Сергей? Стать второй матерью его ребенку с Любой.

Смотрю на свое отражение в зеркале и начинаю смеяться. Истерически. Что аж слезы по щекам струятся.

Кого я обманываю?

И ведь дело даже не в Любе, и ее ребенке. Дело в Сергее, который убил мое доверие.

Убил меня.

А теперь потешается, предлагая унизительный компромисс.

В спальне разрывается телефон. Бегу туда со всех ног, чтобы Злата не проснулась.

Ей нельзя видеть меня такой.

Разбитой.

Хватаю с кровати телефон, поднимаю трубку. И только секундой позже осознаю, кто звонит.

— Как ты? — в трубке голос мужа.

— Издеваешься?

Слышу, как он шумно вздыхает. Недоволен моим ответом и демонстрирует это.

— Нет. Думал, мало ли ты остыла, и мы сможем нормально поговорить.

— Не сможем, — отрезаю я. — Ничего нового я тебе не скажу.

Слышу, как закрывается водительская дверь. Он выходит из машины. Сигнализация звучит так отчетливо, будто он на подземной парковке.

А говорил, что едет к Любе разбираться.

— Значит, ты все-таки решила вычеркнуть меня из своей жизни?

— Ты сам себя из нее вычеркнул.

Он усмехается.

— Я думал, ты умнее других баб.

— Я тоже думала, что ты не кобель.

Слышу, как звенит колокольчик открывающихся дверей лифта.

Странно.

Подземная парковка. Лифт.

Хмурюсь.

Насколько я помню, Люба жила в обычной съёмной квартире, где не то, что бы не было лифта, там последним витком технологий был электромагнитный замок с цифровым кодом.

— Вика, я буду стоять на своем. Мы семья. Я, ты и Злата.

— Были семьей.

— Я же сказал, что пытаюсь все исправить. Неужели тебе тяжело дать мне шанс?

— Не смей перекладывать на меня ответственность за свой поступок. Слышишь?

— Да, я виноват! И не спорю, что облажался по-крупному. Ты сама знаешь, как я отношусь к мужикам, которые так поступают.

— Но не сдержался, да? Не выстоял перед соблазном трахнуть секретаршу на рабочем месте, — не скрываю сарказма. — Я угадала, да?

— Сейчас я прошу тебя выключить эмоции и выслушать меня.

— Пошел ты, Бородин.

— Вик, мы же хотели второго?

— Не начинай.

— Что, если это наш шанс?

— Нет, дорогой муж. Это не наш шанс. Это твоя жалкая попытка усидеть на двух стульях!

— Значит, ты все-таки отказываешься от моего предложения?

— Нянчить ребенка твоей любовницы? Естественно!

— Ладно. Тогда я так и скажу Любе. Пока.

Прощается он грубо. Буквально выплевывает слова. И я тоже готова сказать ему пару прощальных ласковых.

Но он забывает положить трубку.

Я замираю. Да, подслушивать чужие разговоры — это подло.

Но я жадно слушаю, как он выходит из лифта, куда-то идет по коридору, а потом вставляет в замочную скважину ключи.

— Это я, — коротко оповещает о своем прибытии Сергей.

— Как я рада тебя видеть! — мурлычет Котова, голос которой просто убивает меня. – Ну что, ты бросил свою моль?

Глава 5.

Из груди вырывается немой крик отчаяния.

Зажимаю рот ладонью, чтобы не выдать себя. Из глаз валит град слез.

Женщина, которой мужчина предлагает делать аборт, никогда не будет радостно приветствовать его в дверях. Просто никогда!

Такое поведение Любы значит только одно: Сергей мне лгал.

— Накрой на стол, — снова слышу голос мужа.

— Ммм, — растягивает любовница. Теперь ее голос звучит еще ближе. Небось висит у него на шее. – Тебе как обычно? Белая текила и долька лайма? – смеется. – Соль, как в старые добрые времена, можешь слизать с меня. Ложбинка или ключица?

— Люба! — рявкает Сергей и шумит верхней одеждой. — Я просто хочу нажраться, ясно?

Звук вдруг становится кристально чистым. Кажется, он только что достал из кармана телефон.

— Люба, заткнись, — еле слышно шепчет муж, и уже в трубку говорит: — Вика, ты еще здесь?

Здесь я. Сижу на нашей постели, глотаю слезы. И молчу, чтобы себя не выдать.

Не получив от меня ответа, он заканчивает вызов тихой фразой:

— Слава богу, — и отключается.

Пялюсь в потухший и намокший от слез экран смартфона. Моргаю, как дура.

Слава богу, что я не знаю про его двойную жизнь?!

Ну не урод ли ты, Бородин?

Мечется между двумя юбками. Так еще текилу ему подавай, и соль в ложбинке!

Я примерзаю к кровати. Намертво. Я ведь даже не подозревала, что мой муж из всего разнообразия алкоголя предпочитает текилу.

Мелочь, на которую мне плевать. А он скрывал.

Для меня он уже много лет поддерживает образ принципиального трезвенника. После семейных застолий он был тем самым водителем, который без проблем развозит всех по домам.

А ведь я не раз замечала от него характерный запах, когда он возвращался с работы позже обычного.

Сергей от моих мягких расспросов отнекивался, и я верила. Потому что такой биг-босс, как он не будет лгать.

Я была уверена, что это ниже его достоинства.

Ошибалась.

Сегодня день воистину страшных откровений.

Кровь обращается в лед не только оттого, что у моего мужа есть беременная любовница.

Но и из-за того, что она знает его лучше, чем я.

Когда мы стояли на балконе, Сергей все обставил так, будто это Люба третья лишняя. А мы — семья. Это тоже было ложью.

Третья лишняя здесь - я.

Глупая, наивная жена.

Моль.

Как назвала меня любовница мужа, и подлец даже не заступился.

Встаю с кровати. Настенные часы показывают позднее время. Я бы сорвалась и со Златой на руках умчалась прочь. Подальше отсюда.

Но так проблему не решить.

Сергей любимую дочь просто так не отдаст, а если я не дай бог надумаю ее спрятать или ему так покажется, то я стану его врагом.

А я видела, как он с ними расправляется. Выбрасывает из своей жизни без капли жалости и средств для существования.

Как только один из нас потеряет контроль, разверзнутся ворота в ад.

Я не брошу дочь под локомотив, у которого отказали тормоза.

Боже, и почему об этом должна думать я?

Ведь изменил он.

Сергей у меня первый и единственный мужчина. Я замуж выходила один раз и навсегда. И никогда, до конца своих дней не предала бы его.

Бородин об этом знал.

Знал и все равно полез на яркую секретаршу с вкусным именем Люба.

Я пару раз отмечала про себя ее странную любовь к кораллово-красной помаде. Странный выбор для работы в серьезной фирме. Теперь я понимаю, что она так посылала невербальные сигналы своему начальнику.

Ложусь спать на небольшом диванчике в комнате Златы. Подгибаю колени, накрываюсь детским пледом. Под голову кладу декоративную подушку в форме морской ракушки.

Наша малышка любит подводный мир.

На этой неделе мы планировали посетить океанариум. Признаться, я была рада не меньше Златы. Все уши Сергею прожужжала как ребенок, а он сидел в своих мыслях.

Пока я думала про морских котиков, он думал про беременную Котову.

Отвратительный каламбур.

Усталость берет свое. Засыпаю я мгновенно и крепко, а просыпаюсь из-за того, что меня зовут по имени.

Только не сонный паралич! Я в свое время с ними намучилась.

— Вии-каа, — голос раздается из прихожей.

Распахиваю слипшиеся веки и вижу свет в прихожей.
Лучше бы это был сонный паралич.

— Викуу-ля!

Поднимаюсь с диванчика и быстро протираю влажные глаза. Похоже, я плакала во сне.

Выхожу из комнаты Златы и иду к Сергею.

Нет, не потому что хочу его видеть.

Просто я забочусь о нашей дочери.

— Ты пьян, — слова сами срываются с губ, когда смотрю на силуэт Сергея.

Метр девяносто пять. Девяносто килограммов. Ни складки жира. И это я молчу про волевое лицо с нереальной улыбкой.

Я даже понимаю, почему Люба на него полезла. В такого легко влюбится, и еще легче захотеть.

Он стоит на пороге. Не шатается, но невооруженным глазом видно, что текила была что надо. А может, это соль из ложбинки секретарши так действует.

— Пьян, дорогая жена, — кивает и по очереди снимает ботинки.

Аккуратно ставит на место.

— Садится за руль в таком состоянии – безответственно. Тебя могли остановить.

Сергей смотрит на меня блестящим от пьянки взглядом.

— Остановили.

Он стягивает через голову тонкий свитер, под которым ничего нет. Только нательный крестик, который я когда-то ему подарила, покоится между накачанных грудных пластин.

— Я дал взятку. И приехал домой, к своим девочкам, — кладет свитер в сторону. — Прости, жарко.

— Вот как, — сиплю я, и до рези в глазах смотрю на голый торс мужа. — У Любы был?

Спрашиваю в лоб.

— Нет.

— Странно, — подхожу к нему и понимаю, что сейчас заору от боли.

Мне мерещится или я действительно вижу это?

— Ничего странного, — отнекивается он. — Я был в баре, ясно?

— Не врешь?

Вскидываю голову и смотрю в глаза, которые должны принадлежать любимому мужчине, а принадлежат чужому человеку.

Глава 6.

— Вик, — моментально трезвеет Сергей.

Понимает, что попался. Но не спешит бросить мне словно кость собаке тупое оправдание вроде «это не то, что ты думаешь».

Он умный мужик.

И прямо сейчас методично продумывает стратегию. А стратег он гениальный.

Да, это сражение он провалил с треском, но война за нашу семью только началась.

— Не нужно, — выставляю перед собой руку. — Не нужно слов, — голос ломается и блекнет, превращается в жалкий писк. — Я сегодня у Златы сплю.

Быстро разворачиваюсь, чтобы он не видел меня. Не видел моего лица.

Потому что…

Потому что я оказалась слабее, чем думала.

Ведь гуглящего мужа нужно с порога встречать с чугунной сковородой в руках, да?

Но что, если в дверях стоит твой мужчина?

Да, пьяный. Раздетый, с засосом на шее. И да, приехал он от беременной любовницы.

Но твой.

— Да я был у нее, — он останавливает меня, схватив за запястье. – Такой вот козел и придурок у тебя муж. Можешь дать мне пощечину, если тебе станет легче. Разрешаю.

Я так и стою к нему спиной.

— Какой заботливый, — сарказм сам рвется из меня наружу, как и подобает защитному механизму.

Прикладываю все силы, чтобы вырвать руку, но Сергей не отпускает.

Сжимает еще крепче. Тянет на себя.

— Не трогай меня, — повышаю голос.

— Дура, — рычит он и прижимается к моей спине голым торсом.

Носом зарывается в собранные на макушке волосы. Шумно вдыхает. И свободной рукой обхватывает мой живот. Гладит.

— Дура моя любимая.

— Прекрати, — в горле стоит ком.

Мне еще не приходилось бороться с пьяным двухметровым бугаем, который кажется, хочет близости. Секса.

В лицо спрашивать его, почему эту потребность ему не закрыла Люба, я не буду.

Моя дочь ни за что не станет свидетельницей позорного скандала между родителями. Да и видеть отца пьяным она не должна.

Пока Сергей дышит мне в затылок перегаром, который, видимо, хотел замаскировать мятной жвачкой, я лихорадочно прикидываю варианты развитий событий.

— Виктория, — растягивает он. — Моя победа. Моя, слышишь? Женщина всей моей жизни.

Его ладонь перемещается с живота вверх. К груди.

— Сережа, что ты делаешь? – накрываю его руку своей, не даю случиться интимному прикосновению.

— Как что? — он начинает идти в сторону нашей спальни и подталкивает меня, чтобы я шла перед ним. — Помириться хочу с тобой.

— Помириться? — хватаюсь за дверную коробку, словно утопающий за кусок обшивки разрушенного корабля.

А вокруг ночь и шторм.

— Как помириться? — грудь раздирает бурлящая словно лава, паника.

— Ты знаешь как.

Он мягко толкает меня в спальню и закрывает за нами дверь. На замок. Мы так делаем, когда хотим уединиться.

— Сергей, стой. Прекрати. Ты пьян и тебе нужен сон.

Хочу обойти его по широкой дуге, чтобы пробраться к выходу. Он замечает мой бегающий взгляд.

— Мне нужна ты, — безапелляционно заявляет он и загораживает мне путь. — Твоя ласка и объятия. Хочу побыть с тобой сейчас, когда все дерьмо с Любой наконец-то вскрылось. Я задолбался мучиться от сжирающего чувства вины, Вик. Задолбался и хочу выпустить пар. Иди сюда.

Его откровения ставят меня в ступор. Я дышать перестаю. И не шевелюсь, словно меня заморозили.

— Помнишь наш уговор? Ложиться в кровать вместе, несмотря на ссоры? – продолжает он.

В освещении спальни на его теле особенно выделяется засос. Не сводя с этой «красоты» взгляда, говорю:

— А мы не ссорились, — перевожу немигающий взгляд от засоса к его наглым глазам. — Ты просто завел любовницу, и она залетела.

Он смотрит на меня исподлобья, ноздри трепещут, как у разъярённого быка. Из-за того, что он без рубашки, я вижу, как вздымается широкая накачанная железом грудь.

У него четыре силовых тренировки в неделю. Я ему еду готовлю. С высоким содержанием белка и клетчатки, высчитываю жиры до граммов. Желтки от белков отделяю.

А он эти атлетичным телом трахает секретаршу Любу.

— Что вы у нее делали?

— Пил я.

Комната вибрирует то ли от его стального голоса, то ли он напряжения между нами.

— Что пил? Водку? — прикидываюсь дурочкой

— Текилу.

— Солью закусывал? — прикусываю кончик языка и слезящимися глазами смотрю на него.

— Закусывал, — щурится, будто подозревает.

— С ложбинки или ключицы?

Он на секунду прикрывает глаза и начинает кивать, мол так и знал, что я какое-то время подслушивала.

— Я прям вижу, как ты облизываешь ее сиськи, а она ставит тебе засос.

Мои слова действуют на него словно удар хлыста.

— А дома твои девочки. Вика и Злата. Ждут тебя, наивные. Но тебе не до них, потому что ты в поте лица кряхтишь между раздвинутых ляжек Любы.

Он смотрит на меня, сузив веки. А потом срывается с места, подхватывает меня и валит на кровать.

— Правда глаза колит, да, Бородин? – ору в матрас, потому что он бросил меня лицом вниз.

— Блядь, — он переворачивает меня на спину, нависает злой как демон. – Не ори, дочь разбудишь.

— Кобель вонючий, — шиплю ему в лицо.

Глава 7.

Когда я просыпаюсь Златы нет в кровати.

Материнский инстинкт срабатывает моментально. Я подскакиваю, скидываю с себя детский плед и собираюсь кричать.

Меня останавливает долетающий из кухни смех. Дочери и мужа.

Слышу, как играет детская песенка из любимого мультика Златы.

В воздухе пахнет блинчиками. Сергей, кажется, показывает малышке, как их переворачивать.

Выдыхаю и медленно плюхаюсь обратно на диван.

Обычное утро. Это ведь самое обычное утро, но почему на душе такая тяжесть?..

Стоит мне мысленно задать себе этот вопрос, как я распахиваю веки в абсолютном ужасе.

Именно так – абсолютном.

Целых две минуты с момента моего пробуждения я жила. Со спокойствием на душе, уверенности в завтрашнем дне и главное с уверенностью в своем муже.

Этого больше нет. И никогда не будет. Та реальность похоронена под самой гранитной плитой, что медленно ломает мне кости.

— Доброе утро, —- в дверях стоит Сергей, за руку его держит счастливая и улыбчивая Злата.

— Мама, мы на кухне хозяйничали! — хлопает в ладоши Злата.

— Я вижу, — улыбаюсь через боль и указываю на ее пижаму, что слегка запачкана мукой. — Ты помогала папе?

— Угу! — снова хихикает Злата и подбегает ко мне, чтобы обнять. Целую ее в пахучую макушку и глажу, еле сдерживая слезы. — Папа сделал тебе сюрприз. Но это тайна.

Договорив, она убегает обратно к стоящему в дверях Сергею.

Делаю вывод, что встал он рано. Принял душ, побрился и уже не знаю, чем, но попытался замазать засос.

Увидев очертания, оставленные ртом другой женщины, я перевожу взгляд к окну.

Делаю это, чтобы дочь не заметила исходящего от меня омерзения в адрес ее отца.

— Я скоро буду. Умоюсь, переоденусь и приду. Хорошо?

— Хорошо! – смеется Злата и убегает на кухню.

Она так рада, потому что Сергей сделал мне сюрприз.

Встаю с дивана и смотрю на мятое и испачканное кофейными пятнами платье. Трогаю ткань.

Я надевала его в прекрасном настроении. Надеялась провести летний вечер с мужем. Хотела пить с ним кофе на балконе, подставлять себя теплому ветру и целоваться.

Именно так: целоваться. Как будто нам снова по восемнадцать.

Когда ты видишь, что твой близкий, особенно муж, сам не свой и чем-то загружен, то ищешь способы его порадовать.

Вот и я думала: он закончит деловой звонок, я окружу его своей лаской, и все станет как прежде.

Но ничего не стало как прежде. Все развалилось в руины и прах.

Переодеваюсь в домашнюю пижаму, иду на кухню, и вчерашнее платье выбрасываю в урну для мусора. Там ему самое место.

Разворачиваюсь к сидящим за столом Сергею и Злате.

— Сюрприз!

Боже, дай мне сил и выдержки. Я совсем не умею притворяться. Но ради Златы надо.

— Мама, тебе нравится?

Она показывает на тарелку с горкой блинчиков, посыпанных сахарной пудрой, и кружку дымящегося кофе.

Но смотрю на другую кружку. Сейчас, глядя мне в глаза, ее в руках держит муж.

Глупая кружка, которую я смастерила в гончарной студии специально для Сергея, но он не оценил. Сказал, что это детский сад.

У нее ручка в форме сердца. И наши имена: Сергей и Виктория. А также дата свадьбы за задней стороне.

Он ни разу из нее не пил.

— Злата, зайка, а ты зубы чистила?

— Папа сказал после завтрака.

Правильно сказал, но сейчас мне нужно пару минут с ним наедине.

— Иди сейчас почисти, будь добра.

Фыркнув, она смотрит на папу. А тот на меня.

— Делай, как говорит мама. Мы тебя подождем.

— Ладно, — она слезает со стула и голыми ногами шлепает в ванную.

Как только я слышу, что она включает воду, а значит, не сможет усллышать нас, подхожу к Сергею и выхватываю у него из рук кружку.

— Вик, ты чего?

— Урод, — шепчу себе под нос, но он слышит.

— Будешь при дочери истерить? – подрывается он и бросает мне в спину. — Не позволю.

Выливаю кофе в раковину, а кружку отправляю к платью. В мусор.

— Вика, — стучит кулаком по столу.

— Ты что устроил? — разворачиваюсь к нему, наши взгляды сталкиваются словно два большегруза, лоб в лоб. – Решил через дочь надо мной поиздеваться? Блины и кофе?

— Следи за тоном, — надвигается он грозой.

— Еще и кружку дебильную достал. Клоун.

— Кто? Я клоун? – шипит сквозь зубы.

Зная Бородина, он бы уже заорал. Но до последнего пытается сдержаться при Злате.

— А как еще назвать начальника, который обрюхатил секретаршу? – вскидываю подбородок и дышу, словно пробежала марафон.

Он тоже.

Мы как два боксера на ринге, которые вот-вот сцепятся в последнем, решающем бою. Только у нас боя не будет.

Будет драка. В которой я буду царапаться словно дикая кошка, а он скрутит меня одним из кучи приемов, которым владеет в совершенстве. Десять лет борьбы за спиной дают ему это преимущество.

— Дочь втянул в эту грязь, — выплевываю ему в лицо.

Бородин резким выпадом прижимает меня к столешнице. Руки по сторонам выставляет, чтобы не дать сбежать.

— Мы тебе завтрак сделали, неблагодарная, — начинает давить Сергей. — Злата радовалась сюрпризу для мамы. Но ты решила все испоганить.

— А что ж ты ей не сказал, что вчера устроил маме фейерверк из своих БЛЯДСКИХ СЮРПРИЗОВ? — последние слова я шепотом кричу ему в лицо.

— Пасть закрыла, — рычит он и прислушивается к шлепанью детских шагов в коридоре.

Злата возвращается на кухню.

— Папа, мама, а я волшебную палочку нашла!

— Веди себя нормально, или пожалеешь, — тихо пригрозив мне, он поворачивает голову к Злате, но меня все еще держит в клетке своих рук. — Волшебную палочку?

— Ага, смотри!

Она начинает сочинять на ходу заклинание и крутиться вокруг своей оси, а у меня земля из-под ног уходит.

Это не волшебная палочка, а тест на беременность, который я обронила в ванной и совсем про него забыла.

Глава 8.

Я держусь за столешницу до белых костяшек и смотрю на Бородина исподлобья.

Мне дико. И страшно. Виски сдавливает от напряжения. Но я молчу.

Потому что Злата здесь. Усаживает за стол одного из своих плюшевых мишек и пока не обращает на нас внимание.

Сергей оборачивается и шумно вздыхает, прокручивая в пальцах тест.

Снова вздыхает.

А потом произносит отрывистое:

— Почему мне не сказала? — и смотрит на меня взглядом, который проникает в душу.

— Потому что.

У меня внутри все опускается. Я превращаюсь в черную дыру. Безмолвную, черную, опустошенную.

Беременность от изменщика, когда на руках двухлетка – это контрольный в голову. Садиться в кресло гинеколога ради аборта, чтобы из меня вырвали мою же плоть и кровь, я не стану.

Раз во мне уже живет новая, ни в чем невинная жизнь, то моя задача, как матери не просто сохранить ее, но и подарить всю любовь, на которую я способна.

Дети не должны нести крест за грехи родителей.

Именно поэтому я загасила в себе минутную надежду, когда Сергей сказал, что уговаривал Котову на аборт. Он и его любовница омерзительны, но не ребенок.

В этой ситуации его можно только пожалеть.

Отталкиваюсь от каменной поверхности и спокойно иду к нему.

Руки дрожат, будто я конченая алкашка. Я ими беру из рук Сергей тест и смотрю на две полоски.

Отчетливые такие.

Когда я делала тест в свою беременность Златой, меня переполняло чистое счастье. Я хотела быть матерью той крохе, что росла у меня под сердцем. И гордилась, что мы с Сергеем будем ей родителями.

Я была уверена в нем и в нашей семье.

Сейчас я смотрю на этот тест, а внутри пусто. Выжженное поле.

— Ты меня обокрал, — шепчу и смотрю в глаза цвета голубого льда.

Сергей хмурится. Не понимает, о чем я.

А главное – я вижу, что он слегка растерян. Пробегает рукой по волосам который раз и молчит. Его тронуло то, что я беременна.

Дети для него – это смысл жизни. Даже несмотря на то, что он сделал я отдаю ему должное. Факт измены не делает его хреновым отцом автоматически.

— Я должна радоваться этому тесту, Сереж, — безжизненно шепчу себе под нос. — Должна…

— Вик

— Но не могу, — тычу ему в грудь указательным пальцем. – Из-за тебя не могу.

— Давай я отвезу Злату в садик, — он обнимает мои осунувшиеся плечи большими и теплыми ладонями, — а когда вернусь, мы поговорим. Хотя чего ждать. Я и сейчас тебе скажу, что безумно рад. Рад, Вика. Слышишь?

— Слышу, — на его эмоциональное признание я реагирую… никак. — Пойду полежу.

Прежде чем покинуть кухню, я присаживаюсь рядом со Златой. Глажу ее по вьющейся макушке. Слушаю рассказ о том, как они с папой жарили блинчики, и улыбаюсь.

Дети — это счастье.

И что бы ни случилось, мой второй ребенок тоже будет иметь беззаботное счастливое детство, где самой большой проблемой будет накормить плюшевого медведя блинами.

Сергей, как и обещал, отвозит Злату в садик.

Как только семейный автомобиль покидает парковку, я встаю с кровати и иду в кабинет мужа.

Я солгала ему.

И совершенно не хочу лежать.

Сажусь в его кресло и включаю рабочий ноутбук. Он никогда не говорил мне свой пароль. В этом не было нужды, да и я не спрашивала.

Но несколько недель назад я заметила, что, когда он вводил комбинацию, несколько цифр точь-в-точь совпали с датой рождения Златы.

Попытка не пытка. Вытираю влажные ладони о пижамные штаны и ввожу нужные цифры.

Когда перед глазами встает рабочий стол Сергея, на которым всего несколько папок, я замираю.

Потому что пришла не для того, чтобы найти секретные файлы и слить их конкурентам.

Мне нужны доказательства его романа с Любой. Электронные письма, переписки. Что угодно.

С чего все началось. Как протекало. И на какой стадии они сейчас.

Нездоровое поведение с моей стороны? Возможно.

Ведь копаться в чудом грязное белье - это «фу».

Открываю электронную почту и в окошко поисковика ввожу полное имя секретарши тире любовницы мужа.

И получаю целый шквал из их переписки.

Внутри меня настоящая мясорубка из чувств. Я смотрю на экран, испытывая животный страх.

Словно сапер на минном поле я просматриваю рабочие диалоги между Сергеем и Любой. И все жду, когда нарвусь на бомбу. А она будет, в этом я уверена.

Рядом со мной смартфон. Доказательства я планирую снять на камеру.

Я настолько увлеченно сканирую рабочую почту мужа, что, когда телефон начинает вибрировать в гробовой тишине дома, я подскакиваю на месте и про себя матерюсь от испуга.

Поворачиваю телефон к себе и сглатываю ком в горле.

Звонит никто иной, как Люба Котова. Она записана у меня в телефонной книжке.

Струсить и отклонить вызов?

Поднять и получить ту самую правду, которую я ищу в компьютере мужа?

— Слушаю, — звучу энергично и уверенно.

Она не узнает, что мне больно.

— Это Люба.

По одному ее тону понятно, что мне звонит хозяйка жизни. Раньше я для нее была Викторией Павловной, и только иногда Викой.

Девочка поверила в себя.

— Какая Люба? — откидываюсь на спинку кресла. Удобное, кстати.

— Котова, — спешит объясниться она. — Я у Сережи секретарша.

— Ты, наверное, имела в виду у Сергея Геннадьевича? Моего мужа?

Пусть прочувствует, что между женой и любовницей есть разница. И еще какая.

— Он уже давно разрешает мне звать его Сережей, — огрызается Люба.

— Зато я не разрешаю. Ты что-то хотела?

— Хотела.

— Ну?

— Отпусти его. Вы все равно муж и жена только на бумаге. Я знаю, что он с тобой только из жалости, и не спите вы уже год.

Глава 9.

Прикладываю пальцы к губам и молчу.

Не думала, что Сергей относится к категории банальных женатых лгунов. Как ещё не наплёл ей, что у меня рак? Позорище.

Господи.

Оказывается, я совершенно не знаю своего мужа.

Со мной он старался над второй беременностью, а Любе втирал, что аж год без секса.

— Ты его пожалела?

— Что?

— Ты его пожалела и поэтому раздвинула ноги?

Я не хабалка. И похабную речь не уважаю.

Но в ситуации, когда любовница мужа настолько обнаглела, что набирается смелости и звонит, чтобы отвоевать у меня Сергея, пусть не надеется на «спасибо — пожалуйста».

Да, это он кобель и предатель.

И да, это за него я выходила замуж.

Люба мне гарантий не давала и не должна была.

Но я не настолько благородна, чтобы принять её выбор - спать с женатым. Для меня она наглая девка, которая позарилась на чужое.

— Виктория, я настоятельно советую мне не грубить, — голосок любовницы мужа приобретает истеричную нотку.

— А то что? — лениво интересуюсь.

— Сергею это не понравится.

— Геннадьевичу, — поправляю ее.

— Да ты заколебала, придурочная! Это он тебе Сергей Геннадьевич, а мне Сережа. Ясно?

— Не кричи так, а то пупок развяжется. И не смей меня оскорблять.

— Когда я рожу Сереже сына!.. — начинает угрожать Котова.

Сына, значит. Я думала до УЗИ по определению пола ей еще месяц ходить, но, видимо, она настолько замотивирована, что обрабатывает Сергей стандартной уловкой:

«Я рожу тебе сына, милый!»

Бородина я знаю достаточно хорошо, и уверена, что пол ребенка ему по барабану. Злату он любит безмерно, и только за то, что она его ребенок.

— Мы не в средневековой Англии, Люба, — демонстрирую скуку в тоне. — Уверена, что Сергей не сильно озабочен полом будущих наследников.

— Каждый мужик хочет сына. И когда я ему рожу, ты пожалеешь, что так со мной разговаривала. Я тебе это припомню.

— Ммм, — растягиваю я. — А вдруг я тоже рожу ему сына? Что тогда?

Наступает пауза.

Люба, кажется, только что подавилась собственной слюной и начинает откашливаться.

— Он не станет с тобой спать, — ее голос робеет от неуверенности.

— Потому что уже год он удовлетворяет свои мужские потребности с тобой, да?

Люба замирает и молчит. Кажется, даже не дышит. Видимо, как и любая женщина, а тем более далеко не глупая, она быстро поняла, что что-то здесь не так.

— А вот и нет, — оповещаю ее. — У нас регулярный секс.

— Врешь!

— Зачем мне врать? — усмехаюсь и смотрю через стеклянную дверь на балкон, где все еще рассыпаны осколки фарфора.

Подумать только.

Еще вчера у меня была другая жизнь. Счастливая донельзя. В которой я видела себя сильной женщиной за каменной стеной.

И такая ни за что бы не терпела измену.

Я видела себя гордой и самодостаточной. Каждая женщина хотя бы раз в уме прокручивает сценарий «а что, если он изменит?».

В моем сценарии я отвешивала Сергею оплеуху, брала на руки Злату и гордо уходила в закат, где была счастлива вопреки предательству.

А в реальности я собачусь с любовницей мужа по телефону и умираю от нарастающей мигрени.

Оказывается, когда ты испытываешь нервное потрясение, организм реагирует на эмоциональную боль через внутренние органы.

Меняется потоотделение. Подскакивает пульс. Желудок отвергает пищу. В голове туман.

— Ты врешь, чтобы все испортить!

— Детский сад, — тру ноющие от противной боли виски.

— Раз детский сад, то отпусти его.

Люба вцепилась в Бородина, словно голодная собака. Хотя почему словно?

Она не первая, кто положил на него глаз. Заинтересованные взгляды женщин преследовали нас с Сергеем везде, сколько себя помню.

Сначала я изводила себя ревностью, а потом привыкла.

Замечая мой дискомфорт, Сергей еще крепче сжимал мою руку и при всех целовал тыльную сторону ладони. Прям как джентльмен из кино. Это было красиво.

Люба первая в другом. Она оказалась смелее, смышленее что ли, и как результат забеременела.

— Я его не держу.

— Как не держишь?

— Я его не держу, Люба, — повторяю, растягивая слова, чтобы до нее дошло.

— Тогда почему он от тебя не уходит?

Слышу, как открывается входная дверь.

Сергей уже вернулся, что логично, ведь садик Златы в пяти минутах езды от дома.

По всем канонам жанра я должна захлопнуть его ноутбук и бросить трубку. Сделать вид, что не маралась в поисках подробностей его измены, все то время, пока его не было дома.

Но я принципиально не заметаю следы.

— Вика, ты где?

Сергей зовет меня и, кажется, начинает искать. Я молчу. Не хочу портить эффект.

Его шаги звучат все ближе.

Вот в дверях показывается широкий разворот его мощных плеч.

— Что ты тут, — обращается ко мне Сергей и задерживает взгляд на открытом ноутбуке, — делаешь?

— С Любой говорю.

Любовница в трубке ахает. Сергей недобро щурится.

— В смысле? — замечаю, как напрягаются его челюсти.

— В прямом. Люба, ты еще здесь? — в ответ получаю нечленораздельный звук, похожий на блеянье. — Отлично.

Смотрю в глаза мужу.

— Вик, положи трубку.

Ладони в кулаки сжал, герой-любовник.

— Не хочу рушить твои планы на моего пока еще мужа, Люба, — выдерживаю схватку взглядов с Бородиным, который похож на разъярённого быка. — Но я тоже беременна. Так что, если ты думала, что у вас с ним большая и чистая любовь, — усмехаюсь, — то спешу тебя разочаровать.

Глава 10.

Бородин подлетает ко мне и выхватывает из рук смартфон. Я даже слова сказать не успеваю.

— Жене моей больше не звони. Поняла? — рычит на грани крика он. На том конце провода раздаются то ли крики, то ли плач. — Я спрашиваю, ты меня поняла, Люба?!

Стеклянная балконная дверь содрогается. Гладкая поверхность стола под моими руками вибрирует.

А я будто в заморозке и наблюдаю за происходящим со стороны.

Что ты наделал, Бородин?

— Сука, — коротко ругается он и, закончив вызов, швыряет мой телефон об стену.

Повезло, что мобильник не долетел до места назначения и вместо этого ударился о мягкую спинку дивана.

— Что ты делаешь в моем кабинете, Вика?

Он стоит напротив, и упирается мощными руками в стол. На шее вздулись вены. Его взгляд, синий-синий, словно океан перед штормом подчиняет и давит.

Но я не поддаюсь.

— Ищу вашу с Котовой переписку.

Отвечаю правду, на что он пару раз моргает и качает головой, будто не может поверить моим словам.

— Что? Какую, блядь, переписку?!

— Рабочую, — пожимаю плечами. — Может, вы между подписанием важных бумаг договаривались где-нибудь в каморке среди швабр, или у принтера по-быстрому заняться случкой.

— Вика! — угрожающе произносит он и кулаком захлопывает крышку ноутбука.

Судя по жалобному треску устройства — ему конец.

Но Бородин на это внимания не обращает.

— Я думал, приеду домой, и мы с тобой как взрослые люди сядем и поговорим о беременности.

— Моей или Любиной? — язвлю.

Бородин чернеет от гнева, а сделать ничего не может, потому что знает: я имею полное право на такую реакцию.

— Вопрос с Любой я решу сам, — отрезает. — Отныне в этом доме мы обсуждаем только нашу семью. Конкретно сейчас мы говорим про моего второго ребенка, о котором я узнал этим утром.

Это он меня так упрекнуть собрался?

О том, что он узнал о моей беременности вперед меня, я ему не скажу.

— Третьего ребенка, — снова язвлю. — Люба, так скажем, успела влезть без очереди.

— Зачем ты вечно ее приплетаешь? Я же сказал, что вопрос с ней решу сам! — зверем ревет Сергей.

— Как скажешь, — встаю с кресла и на пути к выходу, бросаю: — Как бы твое «решу» не вылилось в очередную беременность Любоньки. Хотя какое мне дело. Плодитесь на здоровье.

— Вика.

Сергей ловит меня. Грудью загораживает путь.

— Вика, прости меня.

— Не прощу, — сама удивляюсь тому, как быстро ответ отскакивает от зубов.

Бородин хочет поспорить со мной. Может даже наорать. Ведь как это так, я посмела отказать ему в прощении.

— Если тебе нужно время, я подожду. Сколько надо.

Мой муж не любит отступать. Раньше я считала это сильной чертой характера, а сейчас хочу, чтобы он заткнулся и отвалил.

— Люба говорит, что если бы не я, то ты бы уже давно ушел к ней.

— Бред, — он берет меня за плечи. Гладит. — Я бы никогда не бросил тебя и Злату.

— Почему же бред? — поочередно снимаю с себя его ладони. — Уходи, Сереж. Мне так будет легче. Да и тебе тоже.

— Легче?

— Да.

В горле пересыхает от нервов.

— Не хочу, чтобы наш развод сказался на Злате. А под одной крышей мы не уживемся. И так уже как кошка с собакой…

— Какой развод? — обрывает меня Сергей. — У нас второй на подходе.

— И что? Я не первая разведенная женщина в мире, у которой двое детей. Сереж, я требую развода, и это не обсуждается. Это мое законное право, в конце концов!

— Короче так, — снова заводится Бородин, — развод ты получишь только через мой труп, Вика. Я не шутил вчера и не шучу сегодня. Детей своих буду воспитывать я и точка. Никогда никакой другой хер к ним даже на пушечный выстрел не подойдет. Их будет воспитывать родной отец, а не левый мамин «друг». Я дам тебе время переварить все, что я сказал. А потом мы поедем к врачу, чтобы узнать, как протекает твоя беременность. И чтобы имя Любы я в этом доме больше никогда не слышал. Забыли про нее и живем дальше. Ты меня поняла, Вика?

Глава 11.

Не думала, что испытаю это ужасное, леденящее кровь чувство, смотря в глаза Сергея. Расширенные от гнева зрачки закрывают привычную синеву глаз, делая его взгляд хищным.

Мой муж оказался не просто чужим.

Выяснилось, что он принадлежит к той породе зажравшихся мужиков, которые, имея любящую семью, заводят себе на стороне еще одну.

Просто, потому что могут. Ведь деньги позволяют, да и внешность тоже.

Мне ещё тридцати нет, а я уже оказалась той самой, выброшенной на помойку с женой, которая была рядом в тяжёлые времена, и в одночасье наскучила.

— Молчание — знак согласия, я правильно понимаю? — бурит меня взглядом Бородин.

— Мне нужно принять душ и переодеться, — отвожу взгляд в сторону. — Через полчаса можем выезжать.

Я не хочу доводить агрессию мужа до точки невозврата.

Да и за своими нервами нужно следить. Не хочу вредить еще не рожденному ребенку.

Господи, я же беременна…

Мне так хочется наорать на Сергея и обвинить его в том, что они с Любой лишили меня счастья материнства. Но как только в голове всплывает имя любовницы мужа, я сразу же думаю о том, что ей скоро рожать.

Беременность протекает быстро, особенно чужая. Несколько месяцев пролетят незаметно и тогда…

Тогда Бородин начнет разрываться между двумя домами. В каждом у него будет по ребенку. Только Люба будет ждать его, как любимого и долгожданного мужчину.

А от меня он будет получать холод.

Это простая арифметика. Дети от нелюбимой женщины тоже становятся нелюбимыми.

Сколько случаев, где отцы родным детям не платят алименты, потому что содержат чужих, но от любимой женщины.

Я боюсь не за алименты.

Я боюсь за Злату, и за нового малыша, которые могут вырасти со стойким ощущением того, что они не нужны родному отцу. И это страшно.

Как мать я не могу этого допустить.

Боже, дай мне сил найти выход.

В машине мы молчим. Атмосферу между нами, я могу описать двумя словами: напряжение и нейтралитет.

— Сереж, останови. Меня тошнит.

Сергей быстро реагирует и останавливает машину мгновенно. Мы в лесополосе. Я открываю дверь, выскакиваю на обочину и дышу свежим воздухом, надеясь, что полегчает.

— Может тебе воды, Вик? — коршуном кружит вокруг меня он.

А я говорить не могу, — рот заполнила горькая слюна. В ответ отрицательно мотаю головой и размахиваю у пылающего лица рукой.

Увы. С токсикозом бороться нереально. Меня рвет прямо на глазах Сергея. И не раз.

Когда мне легчает, я выпрямляюсь и смотрю в лес. Умиротворенный и тихий. Это успокаивает.

— Как ты? — напоминает о себе Бородин.

Я морщусь, но он моего лица не видит.

— Дай воды. Я умоюсь и можем ехать.

Он молча протягивает мне две пол-литровых бутылки воды, но обратно в машину не уходит.

Боится, что я от него в лес сбегу?

Хм.

Оказывается, он хорошо меня знает.

Будь наша ситуация банальным любовным треугольником, то я бы хоть пешком по тайге от него сбежала, или вплавь через океан, хотя воды боюсь и плавать не умею.

Но у нас геометрия, скажем так, расширенная. Ведь прежде чем стать изменщиком, он привязал меня к себе Златой.

И теперь я никуда не денусь, хотя бы потому, что суд обяжет меня давать ему видеться с детьми.

Путь до клиники проходит гладко, пока я не замечаю знакомое здание с большой вывеской: Центр репродуктивного здоровья «Счастливая Семья».

— Почему мы здесь?

— Потому что я так решил. Твое поведение вчера и сегодня показало, что ты не умеешь мыслить рационально, — поучает меня Бородин и паркуется у здания.

— Ты ничего не перепутал?

Намеренно не отстёгиваю ремень, потому что не собираюсь выходить из машины.

Сергей привез меня сюда по одной простой причине. «Счастливая Семья» принадлежит моей свекрови. А значит, он будет знать все, потому что мамуля, как он ее называет, обожает своего сына. Ведь это он купил ей целую клинику, в которой она теперь хозяйка.

При мысли о ней на ум приходит сказка о Золотой Рыбке.

Про себя я называю свекровь владычицей морской, и никогда не принимаю ее слова близко к сердцу. На то есть причины.

— Мне будет спокойнее, если ты будешь наблюдаться здесь.

— Здесь? — у меня голос звенит от злости. — Где о врачебной тайне не может идти и речи?

— У тебя не должно быть от меня тайн, — опасно произносит Сергей. — Особенно если дело касается моего ребенка.

— Сережа! — я вот-вот заплачу от обиды и беспомощности. — Сначала ты постфактум ставишь меня в известность о беременности твоей любовницы. Потом в агрессивной форме отказываешься развестись. А теперь… теперь хочешь, чтобы мою беременность под микроскопом рассматривала твоя мать…

Он смотрит на меня отреченно. Будто мои слова не имеют для него никакого значения.

— Именно так, дорогая жена.

— Это не по-человечески.

— Я просто пытаюсь сохранить нашу семью, — он непреклонен.

— Лишая меня свободы выбирать?!

Он молчит. Под его пальцами с белыми от напряжения костяшками, тихо поскрипывает руль. На лице ноль эмоций.

— Ты получишь свою свободу обратно, когда я увижу в тебе прежнюю Вику. А неадекватная истеричка, которая смотрит на меня прямо сейчас, будет жить под моим полным контролем столько, сколько нужно. Здесь все зависит от тебя. Нам пора, мамуля ждет. Я позвонил ей, пока ты была в душе.

Глава 12.

— Виктория, — свекровь приобнимает меня холодными руками.

Именно холодными. И сама она черствая, безжизненная женщина, внешне и внутренне.

— Сыночек!

А вот на Сергея она бросается с распростертыми объятиями. Что не удивительно, ведь он ее любит, несмотря ни на что, а она умело этим пользуется.

Елена Бородина много лет была семейным врачом, и когда мы с Сергеем начали встречаться, даже при мне жестко критиковала его выбор изучать бизнес, экономику и логистику.

По ее мнению, профессия врача — это престиж. А бизнес для бандитов и двоечников.

Меня с любовью к английскому языку, и гуманитарию до мозга костей она вообще не воспринимала в серьез. Закатывала глаза и вскидывала брови, стоило мне открыть рот.

Сначала я стеснялась говорить Сергею о том, что его мать демонстрирует неуважение. А когда не выдержала, он коротко пояснил мне, что ну вот такая она и есть. Надо просто не принимать ее слова близко к сердцу.

Свою риторику Елена Алексеевна изменила, только когда Сергей преподнёс ей на блюдечке клинику и новый, еще более престижный статус — главного врача.

Если раньше она была просто надменной, то теперь на людей ниже ее по социальной лестнице она смотрит как на грязь из-под ногтей.

К слову, я этот список плебеев в ее глазах, возглавляю.

— Мам, — Сергей приобнимает ее за плечо. — У нас хорошие новости.

— О которых я, как всегда, узнаю последней, — она недовольно поджимает губы. — Ну, что за новости? Неужели Виктория наконец-то насиделась в декрете и выходит на работу?

Виктория. Она называет меня только так, используя полную форму имени. И щедро приправляет каждую букву ядом.

— Вике не нужно работать.

Это заявление Сергей произносит с чувством. Пытается меня либо подкупить, либо указать мне лишний раз на то, что это он меня содержит.

— Хорошо пристроилась, — цокает свекровь. — В мое время женщины на себе все тянули. И детей, и работу, я уже молчу про быт. И ничего, не расклеились. Жили как-то.

— Мам, все. Закрыли тему. Я работаю для того, чтобы моя жена и дочь жили в свое удовольствие. Времена изменились.

— Я работы не боюсь, Елена Алексеевна, — вмешиваюсь я.

Сергей заметно напрягается.

— Конечно, не боишься! — начинает смеяться свекровь. — Ты ж не знаешь даже, что это такое! Деловая, не могу.

— У моей дочери одно детство, и я хочу видеть каждое ее достижение. Хочу быть рядом всегда и дарить свою любовь, — не отступаю я.

— Вика права, и я с ней согласен.

Сергей за меня заступается, потому что я говорю правду. Более того, мы обговаривали мое материнство еще до беременности Златой.

Но свекровь вместо того, чтобы отступить, просто взрывается.

— То есть, Виктория, по твоему мнению, женщины, которым не повезло урвать себе гениального, а главное, доброго мужчину, хуже, чем ты? Ведь они пашут на двух, а то и трех работах вместо того, чтобы денно и нощно сидеть со своими детьми!

— Мама, хватит. Ты перегибаешь палку.

— Нет, сын. Это ты совсем распустил жену! Она только что плюнула мне в лицо у тебя на глазах, а ты ее защищаешь!

— Она ничего такого не сказала, — трет переносицу Бородин.

— Господи, — свекровь разочарованно смотрит на Сергея. — Когда ты женился, я думала, что обрету дочь. Ведь сколько было разговоров… Я талдычила тебе, как правильно выбирать жену. Спокойную, из полной семьи, стройную…

— Если вы хотите что-то сказать мне в лицо, то сейчас самое время. Задолбали меня ваши намеки на то, что я из неполной семьи и вешу шестьдесят два килограмма, а не эталонные пятьдесят!

Срываюсь на нее впервые в жизни.

Давно надо было, но ради Сергея и мира в нашей семье я проглатывала негатив и агрессию в свою сторону.

— Виктория, ты неправильно завариваешь Сергею кофе. Дай покажу!

— Виктория, пока вас не было дома, я перебрала ваш шкаф.

— Виктория, это что за суп такой? Борщ? Вы меня извините, но в автовокзальном кафе борщ и то ближе к оригиналу.

— Виктория, Злата слишком много балуется. Хотя, что я удивляюсь, ведь интеллект ребенку передается от матери.

Именно поэтому она и называет Сергея гениальным. Хвалит себя любимую.

Нет, Бородин, конечно, не ангел, особенно в свете последних событий, но на свою мать он непохож абсолютно. У него есть сердце.

Она же просто исчадие ада.

— А что ты обижаешься? — выпучивает глаза свекровь. — С твоим ростом идеальный вес пятьдесят килограммов, не больше. И да, девушки из неполной семьи имеют тенденцию, так скажем, мутить воду. У них нет понятия, что такое полная семья, и какой это труд.

— К вашему сведенью, мужья из полных семей точно так же могут «мутить воду». И раз мы затронули эту тему, Елена Алексеевна, то вам пора кое-что узнать про вашего сына…

— Вика! Мама! — поочередно рявкает Сергей. — Успокоились обе.

— Это она на тебя так влияет. Раньше ты матери рот не затыкал.

Вызвать у сына жалость она не смогла. Бородин отходит от матери и становится рядом со мной. Обнимает меня за талию, притягивает к себе и целует в висок. Я кривлюсь.

— Нет, вы только посмотрите… — шепотом возмущается свекровь.

— Она моя жена, и я ее люблю. А теперь мы объявим тебе счастливую новость. Вика беременна.

Наступает пауза, лицо свекрови вытягивается, выражая лютое неодобрение.

— Все понятно, — театрально вздыхает Елена Алексеевна. — Решила привязать его к себе еще сильнее, да?

Глава 13.

У меня от ее слов дергается глаз, потому что я устала «съедать» оскорбления этой грубиянки.

Да, моя свекровь — это самая обыкновенная грубиянка. Которая прикрывается возрастом и мышлением старой закалки, как только наступает время отвечать за свои грязные слова.

Но в этот раз все иначе.

После измены Сергея я больше не хочу «быть умнее» и заботиться о мире в нашей семье.

Потому что семьи больше нет. Она перестала существовать, когда Бородин засунул свой причиндал в Котову.

Слова свекрови вдруг перестают быть обидными. Я громко вздыхаю от облегчения и начинаю истерически смеяться. Так, что остановиться получается с усилием.

— Что это было, я не пойму? — выпучивает глаза Елена Алексеевна.

— Я смеялась над вашими словами.

— Что, прости? Сережа, ты слышишь то же, что и я?

— Вик, это некрасиво, — спешит пожурить меня муж. Ведь я всегда целовала его мамулю в попу.

— Что именно тебя так рассмешило, Виктория? — скрещивает руки на груди свекровь. — Расскажи нам, мы тоже посмеемся.

Ее отвратительная, высокомерная манера общения с подчиненными сейчас достается мне — нелюбимой невестке. И это она себя еще сдерживает при Сергее, чтобы не ударить в грязь лицом.

Моя подруга Таня полгода назад устроилась сюда в регистратуру. Молодая и умная, она чем-то так не угодила Елене Алексеевне, что та выжила ее с работы путем придирок. Доводила ее до слез и наслаждалась этим. Через месяц Таня уволилась.

Сергею я про этот случай не говорила, не хотела расстраивать. А зря.

— Когда вы говорите сыну, что я решила привязать его беременностью, то судите меня по себе.

— Это что еще такое?.. — хватается за сердце она.

— Вы женили на себе Павла Анатольевича, — уверенно озвучиваю я.

Свёкор сам мне в этом признался на одном из семейных застолий. Он тогда перепил и начал изливать мне душу, когда все вышли посмотреть на новую машину Сергея.

Сказал, что благодарен Лене за детей. Но будь его воля, он бы родил их позже.

Насколько я поняла из контекста, Елена Алексеевна подстроила свою беременность. В те времена родители свекра были самыми зажиточными людьми в городе.

И это меня она обвиняет в расчёте?

— Господи, какая ты выдумщица! — свекровь натужно смеется, а у самой взгляд острее кинжала. — Сынок, ты слышишь, какую несуразицу она несет? Вот умора.

— Предлагаю закрыть эту тему, — вмешивается муж. — Я хочу, чтобы беременность Вики наблюдалась в этой клинике. За этим мы сюда и пришли. Ты можешь это устроить?

— Конечно могу, сынок! — оживляется Елена Алексеевна. — Мы же семья, а не чужие люди, верно?

— Вот и договорились, — удовлетворенно кивает Сергей.

А я набираю в легкие воздуха, чтобы возмутиться. Это что за диктатура, где мной понукают, словно мое тело принадлежит им, а не мне?

— Я все для вас сделаю, Сереж, — бурчит себе под нос свекровь и садится за свой рабочий стол. — Только пусть Вика сначала извинится.

Наступает гробовая тишина, в которой слышно только тиканье настенных часов.

Я возмущена до предела и медленно поворачиваюсь к Сергею, чтобы посмотреть на его реакцию. Бородин смотрит строго перед собой и заявляет:

— Вика не будет перед тобой извиняться, — бас мужа заполняет пространство кабинета. — Тема закрыта.

— Нет, сынок. Так не пойдет. Как твоя мать я требую к себе уважения! — встает на ноги свекровь и стучит ладонью по столу. — Она распускает про меня гнусные сплетни, с твоего молчаливого разрешения!

— Это не сплетни, а правда!

Подхожу к ее столу и встаю напротив. Терять мне больше нечего.

— Прекратили обе, сейчас же, — гремит голос Бородина.

— Вы забеременели, чтобы женить на себе Павла Анатольевича, — настаиваю я.

— Врушка! Я забеременела в браке. А в том, что Сережа родился семимесячным, я не виновата, — вытирает несуществующие слезы она.

— Четыре килограмма, — произношу я.

— Что?

— Я видела бирку Сергея из роддома, — говорю чистую правду. — Он родился весом четыре килограмма. Как главврач репродуктивной клиники вы должны понимать, что это означает. Выходит, что врушка здесь только одна. И это не я.

Свекровь падает в свое кресло, тянется к сумочке и что-то судорожно в ней ищет, охая и ахая.

— Где мой корвалол? Сереж, подойди! Помоги матери родной. Перед глазами все плывет, не могу найти лекарство. Сердце колит, ах!

— Довольна? — гремит голос мужа над ухом. — Решила довести мою мать, чтобы отыграться на мне? У тебя получилось.

Свекровь замирает, наблюдая за тем, как Сергей меня отчитывает.

— Я не хочу здесь наблюдаться.

— Будешь. Я так сказал.

— Нет, ну вы посмотрите! — оживает свекровь. — Сын, твоя жена совсем от рук отбилась. Боюсь подумать, что будет, если вы разойдетесь. Она же не будет давать мне видеть внуков!

— Можете не переживать, — смотрю на обескураженную свекровь, а затем на разъярённого Сергея, — на этот случай ваш сын заделал ребенка на стороне!

Глава 14.

Муж берет меня в охапку и силой тянет прочь из кабинета в коридор. Я упираюсь, пытаюсь схватиться за дверную коробку, но в нем силы как у быка!

Пригвоздив меня к стене, он предусмотрительно захлопывает дверь, чтобы его мать нас не слышала.

— Какого лешего ты себе позволяешь, Вика?!

Шипит он и грозно нависает надо мной. Я спиной врастаю в холодную стену клиники.

— Мне больше не нужно терпеть поганый язык твоей матери. Поэтому я общаюсь с ней так, как она этого заслуживает.

— Поганый язык – у тебя. Я вообще тебя больше не узнаю, — с презрением выплевывает он. — Мне страшно от того, что у моей дочери мать - такая дура.

Мою воинственность, как ветром сдувает. Я открываю рот и тут же закрываю, нижняя губа предательски дрожит.

Задираю голову и смаргиваю слезы, что душат. Смотрю в глаза цвета беспокойного моря напротив, и не вижу в них сожаления о сказанных словах.

Знает же, что Злата смысл моей жизни. И специально бьет в мое уязвимое место.

Сжимаю ладони в кулаки, ногтями впиваясь в плоть.

— Бедная наша дочь, Сережа, — зло усмехаюсь, несмотря на то, что внутри зияет дыра. — Ведь у нее не только мама - дура, у нее еще и папа - кобель, который натрахал на стороне ребеночка с другой тетей.

Бородин молчит, а потом со всей силы бьет по стене кулаком. Я вскрикиваю и отпрыгиваю в сторону. На пол сыпятся ошметки шпатлевки и краски.

А внутри меня рассыпается образ моего мужа. Я его боготворила, в пример ставила. Надеялась, что в будущем у Златы будет муж, по характеру похожий на Сергея. Надежный семьянин, стена и опора.

Боже, я была слепа...

— Довольна? — сквозь зубы цедит он и разминает окровавленный кулак.

Костяшки сбиты в мясо.

— Добилась своего? — его ладонь дрожит, когда он ее расправляет.

— Я боюсь тебя, Сережа… — шепчу сквозь потоки слез, что стремятся вниз по лицу, словно прорвавшие дамбу, реки.

— Боишься? Так это хорошо. Запомни этот момент, и припоминай каждый раз, когда снова захочешь сказать или сделать гадость.

— Что ты такое говоришь?.. — мотаю головой и держу на горле руку, будто это поможет мне сдержать крик отчаяния, что рвется наружу.

— За свою семью, — он делает угрожающую паузу и смотрит на меня исподлобья, — я буду землю зубами грызть.

— Значит, мы для тебя все-таки важны, я и Злата?

— Вы смысл моей жизни, — кивает он, на скулах играют желваки.

— Тогда почему?.. — закончить вопрос не получается, я прикусываю нижнюю губу, чтобы не разрыдаться.

— Что почему?

— Почему ты изменил мне?

— Это неважно, — отрезает он.

Такой ответ ставит меня в ступор.

— Важно! — подступаю к нему. — Еще как важно. Если ты хочешь, чтобы мы могли сохранить семью, то ты обязан быть честным. Диалог архиважен. Особенно сейчас, когда мы с тобой на тропе войны. Посмотри на нас! Разве это мы, Сереж?

— Знаешь, что на самом деле важно, а не вся вот эта твоя болтовня про диалог и честность? — взгляд Сергея опасно сужается.

С его пальцев на белый кафель падают густые капли крови.

— Чтобы ты перестала истерить и включила в себе мудрую бабу. И все, блядь. На этом наши проблемы испарятся, прикинь?

Он смотрит на меня бешеными красными глазами, на лбу пульсирует венка.

— Я не могу вернуться в прошлое и предотвратить то, что случилось, — спокойно и ровно говорит он, будто мы тут не его связь на стороне обсуждаем.

Меня распирает от гнева.

— Как ты красиво умеешь говорить, Бородин. И слова какие подобрал, поэт сраный!

— Следи за базаром, Вика.

— А ты не выставляй себя жертвой! Ничего у тебя не «случилось». Напоминаю, что дети получаются при крайне простой комбинации событий, — высказываю ему это в лицо, с чувством. — Например, когда похотливый начальник сношается с секретаршей без презерватива.

— Дети, вы еще ругаетесь? — свекровь виновато выглядывает из дверного проема.

— Иди в машину. Дома поговорим, — загробным голосом говорит Сергей. — Если бы не моя мама… не знаю, что бы я с тобой сделал, Вика. Просто не знаю.

Высказав свою угрозу, Бородин оставляет меня в коридоре и заходит в кабинет вслед за своей матерью.

Я проглатываю комок слёз, поправляю платье, сумочку на плече, и иду к выходу. На ходу достаю ключи от новый машины мужа и верчу их в руках.

Он хочет, чтобы я его ждала, а потом дома он из меня душу вытрясет?..

Так не пойдет.

Чтобы спасти себя и дочь, мне нужно сделать одно действие. Выполнить одну-единственную задачу, которая навсегда изменит мою жизнь.

Сама удивляюсь своему решению, но вопреки страху вождения я сажусь на водительское сиденье. Я сдала на права пять лет назад, но практически не вожу.

Бородин неадекватен и агрессивен. Я боюсь его. Пусть никогда, даже в самом страшном сне не думала, что скажу это про своего мужа.

Вставляю ключ зажигания и проворачиваю. Машина отзывается тихим приятным рыком. Бородин не пожалел денег на транспорт для семьи.

Надо забрать Злату из садика и уехать в неизвестном для него направлении. Обеспечить себе ей безопасность, найти помощь, и тогда бороться с Бородиным.

Эта мысль продает мне бодрости, и я трогаюсь несмотря на страх.

Погода резко меняется, солнце уходит за тяжелые грозовые тучи, и начинается ливень.

Я, как назло, еду следом за трактором. Мы еле плетемся, а время терять нельзя. Бородин скоро заметит мою пропажу и поймет, что к чему.

Я не любила обгоны в автошколе, и, как оказалось, зря.

Что ж все когда-то бывает впервые.

Убедившись в том, что делать обгон безопасно, я прибавляю скорость и обгоняю трактор.

И почти успеваю закончить маневр, но тут встречный автомобиль врезается в меня.

Глава 15.

Сергей Бородин

Смотрю на настенные часы. Время полвторого ночи.

Резко втягиваю горький больничный воздух, пропитанный запахом лекарств.

— Сергей Геннадьевич, вы меня слышите?

Перевожу взгляд на врача, который сегодня спас от смерти мою жену. Его слова доходят до меня через плотный туман. Я как будто пьян, но сука, трезв как стеклышко.

Хотя, горе тоже опьяняет. Только не этиловым спиртом, а ядом. Или кислотой.

Вика не может умереть.

Не может.

Не так.

Не в момент, когда я напугал ее, кроша стены репродуктивной клиники кулаками, и сам подтолкнул к тому, чтобы сесть за руль.

Она трусиха. Боится водить даже самую маленькую машину, а тут осмелилась угнать мой «танк». Так, она шутя обзывала мой мэрс АМГ S 65.

Меня прошибает горячей волной от одной только мысли, что я могу больше никогда не услышать ее смеха.

— Слышу, — сдавленное стрессом гордо саднит.

Я несколько часов сижу под дверью палаты, где сейчас лежит моя Вика.

Сижу и не двигаюсь с места, жду пока мне дадут добро наконец-то ее увидеть.

Медперсонал ходит мимо меня взад-вперед, но это уже не так пугает, как еще час назад, когда они носились, словно их подгоняют хлыстом.

Я уже ощутил леденящее душу присутствие костлявой. Думал, врачи у нее отвоевывают мою жену.

— У Виктории сотрясения мозга. Она пришла в себя…

— Вика!

Вскакиваю на ноги, и если бы не твердая рука врача, который придерживает меня за плечо, я бы вломился в палату.

— Сергей, вам к ней пока нельзя, — туманно поясняет врач.

— По какой причине? – ярость клокочет в глотке. — По какой причине я не могу проведать свою жену?

— Причин несколько.

Врач не реагирует на то, что я, блядь в бешенстве. Это его работа – объяснять дебильным родственничкам, что к чему.

— Во-первых, Виктории нужен отдых.

— Клянусь, я не потревожу ее покой. Она даже не заметит. Мне бы просто ее увидеть, доктор.

— Я понимаю, — вздыхает он и поджимает губы. – Но…

— Что «но»? Говорите. Что с моей женой? И почему мне нельзя к ней?

Я сейчас чокнусь нахуй, пока доктор соображает как бы так помягче преподнести мне, судя по всему, дерьмовую новость.

— Во-вторых, вам к ней нельзя, потому что даже если она придет в сознание, то вы, скорее всего, ее напугаете.

— Не понял, — напрягаюсь.

— На данный момент нам понятно, что у Виктории временная потеря памяти. Другими словами, амнезия. Она затрудняется отвечать даже на простые вопросы. Мы ожидаем улучшений, но не факт, что она узнает вас сразу. Я бы посоветовал обожать несколько дней.

— Так, стоп. Она может меня не вспомнить?

— Вас она вспомнит, просто не сразу. А вот события, которые произошли за несколько дней до травмы, она может не вспомнить никогда. Езжайте домой, Сергей. Я позвоню, как только Виктории станет легче.

Я внимательно слушаю врача Вики и чувствую себя полным уродом.

Просто конченым подонком.

Почему?

Потому что в моей голове только что родилась идея. Да, сумасшедшая, низкая и подлая по отношению к моей жене.

Но только так я могу обернуть вспять события последних дней.

Пока Вика не знала про беременность Любы, мы жили счастливо.

Блядь.

Имею ли я моральное право воспользоваться ситуацией и тупо не рассказать ей правды, которая пошатнула фундамент нашей семьи?

Нет.

Но ведь мне больше нечего терять.

*

Дорогие читатели!

Пока Сергей борется с муками совести и планирует воспользоваться амнезией Вики, чтобы скрыть от нее свою измену, я приглашаю вас в свою новую историю!

https://litnet.com/shrt/hgtE

— Вдруг твоя жена узнает о нас? — кокетничает девушка.

— Забудь о ней, — отвечает мой муж. — Я правильно понимаю, что у тебя под платьем ничего нет?

— Только чулки, как ты и просил, — мурлычет ее голосок. — Не понимаю, зачем тебе она? Бесплодная и стареющая. Я могу родить тебе, в отличие от нее.

— У нас мало времени. Лучше облокотись о капот и докажи мне, что ты не такое бревно, как она.

Женский победный смех режет слух.

Возбужденный стон мужа разбивает сердце вдребезги.

Я думала, он остыл ко мне, потому что я потеряла нашего нерожденного ребенка.

Оказывается, он просто завел себе любовницу. И прямо сейчас собирается с ней уединиться.

https://litnet.com/shrt/hgtE

Глава 16.

Распахиваю глаза и не понимаю, где я. Тело болит, будто меня избили.

С трудом поднимаю руку, к которой подсоединена капельница, и не понимаю, в чем дело.

Растерянно моргаю и оглядываюсь по сторонам. Я в палате, время раннее, только начинает светать. Через жалюзи пробиваются первые красные лучи солнца.

Инстинктивно пытаюсь приподняться, но тело совсем плохо слушается. Я очень слаба.

Замечаю краем глаза движение. В неосвещенном углу довольно большой палаты кто-то есть.

Щурюсь.

И вижу мужа.

Сергей спит, сложив руки на груди.

— Сергей, — зову его, вернее, пытаюсь. Голос хриплый и больше походит на шепот, будто я сорвала связки. — Сергей!

Это не помогает — мой голос больше походит на шепот. Каждый звук царапает горло, словно песок, и я начинаю кашлять.

От сокращений мышц кора, тело пронзает такая агония, что несмотря на сорванные связки, я издаю четкий стон.

— Вика! — Сергей подскакивает с кресла и подлетает ко мне так быстро, будто не спал вовсе. — Вика… — он запинается и смотрит мне в глаза, — как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь болит? Принести тебе воды или…. Скажи, что я могу для тебя сделать?

Я знаю Сергея много лет. Он строгий, деловой мужчина, который все эмоции держит под замком.

Но сейчас он выглядит взволнованным, и это так на него непохоже.

Под глазами залегли тени, вокруг зрачков сетка красных сосудов. Он осматривает меня, нежно гладит по руке.

Не знай я Бородина, подумала бы, что он чувствует себя виноватым.

— Почему я в больнице?

— Ты попала в аварию, — медленно говорит он, на что я распахиваю в удивлении глаза.

— Погоди, — сглатываю слюну, горло по-прежнему саднит. – Но на тебе ни царапины. А я без тебя в машину не сажусь.

Муж опускает голову, коротко кивает. Пальцами трет свои веки. И снова поднимает ко мне взгляд.

— Меня сбила машина? — предполагаю я. — Почему ты молчишь? И почему я не помню аварии?

С каждым вопросом страх в груди нарастает, а Сергей все молчит.

— За рулем была ты, — глухо произносит он.

— Бред. Я за руль не сажусь, ты же знаешь. Я боюсь ездить.

— Знаю, — выталкивает из себя эти слова Сергей и почему-то не смотрит мне в глаза. – Но за рулем нашего мэрса была ты, Вика. Пусть в это трудно поверить.

— Я бы никогда не села за руль твоей машины, она огромная!

Пододвигаюсь ближе к мужу, чтобы рассмотреть в его лице намек на шутку, пусть она была бы совершенно не к месту.

Сергей серьезен как никогда. Его лицо выглядит каменным. И пугающим.

— Сережа, что произошло, черт возьми?! Почему я должна тянуть из тебя слова клещами? Ты можешь рассказать мне, какого черта я в больнице, обмотана трубками и ничего не помню?

— Ты выскочила на встречку, — слова мужа звенят металлом. – И не успела закончить обгон. Случилось лобовое столкновение.

— За мной что, была погоня? — я все еще не верю его словам. — Я бы никогда не села за руль, и тем более пошла на обгон! Ты что-то не договариваешь.

И тут его взгляд меняется как по щелчку пальцев. Я хватаюсь за эту реакцию, как за соломинку.

— Говори, Сережа. Я же вижу по тебе, что произошло нечто большее.

— Ты права, Вика, — он отталкивается руками от больничной кровати, выпрямляется, пробегает рукой по волосам и говорит: — В тот день между нами произошел скандал. Сильный. Мы до этого так еще не ругались, — он задирает голову, вижу, как напрягается его нижняя челюсть. – Это моя вина, прости.

— Я бы не села за руль из-за ссоры, — смотрю на Сергея исподлобья.

Внутри меня странное ощущение, воспоминания будто крутятся в голове, а поймать я их не могу.

— Это была не ссора, а полноценный скандал. В котором виноват я. Целиком и полностью, — загадочно произносит он. — Ты совсем ничего не помнишь?

Я, наверное, тронулась, потому что слышу в его голосе надежду.

— Я помню, все, кроме так называемой аварии, Бородин, — из меня вдруг выскакивает необоснованная злость.

Почему он меня так… бесит?

— Какое твое последнее воспоминание?

— Как мы искали билеты в океанарий. Я хотела посмотреть на морских котиков, а ты на акул, — уверенно выдаю я.

— Это было пять дней назад, — мрачно объявляет он. – У тебя амнезия, Вика. Этот диагноз поставили врачи.

— Пять дней? В моем уме это было вот-вот, пять минут назад…

— Не перебивай. И послушай меня внимательно, пожалуйста. За последние дни произошло много событий, и я хочу напомнить тебе о самом важном из них, — он берет паузу и мрачно добавляет. — Иначе меня просто сожрет совесть.

Глава 17.

Даже не знаю, что хуже. Ошеломляющая новость о том, что я в результате аварии получила амнезию? Учитывая, что я хорошо себя знаю, и никогда бы не села за руль, эта новость кажется бредом.

Или каменное лицо Сергея, будто он собирается признаться мне в чём-то ужасном…

Я врастаю в больничную койку и смотрю на мужа широко распахнутыми глазами.

Я никогда, подчеркиваю, никогда не видела его таким. Он умеет даже плохие новости преподносить подготовлено, а тут выглядит едва ли не растерянным.

Как жена я знаю его досконально. И за фасадом уверенного в себе главы семьи я могу разглядеть даже малейшую толику боли в его глазах, которую посторонние не заметят никогда.

— Со Златой ведь все в порядке?! — меня вдруг посещает ужасная мысль о том, что она тоже была в аварии.

— Да, конечно! — торопится успокоить меня Сергей, потому что я уже собиралась вскочить с кровати. — Она в полном порядке, за ней прямо сейчас смотрят бабушки.

В доказательство своих слов Сергей достает из кармана смартфон и показывает мне видео, на котором Злата играет с моей мамой и свекровью. В информации под видео вижу, что оно было сделано сегодня несколько часов назад.

Я успокаиваюсь и откидываюсь на спинку больничной кровати.

— Странно, — произношу я.

— Что такое? — заглядывает мне в лицо, Сергей.

Мой муж — человек, которого тяжело вывести из себя, он никогда не выходит из равновесия и сохраняет холодность ума до последнего. Однако сейчас он будто на грани.

Я замечаю на его лбу крохотные бусины проступающего пота, а ведь в палате совсем нежарко, работает кондиционер. Температура градусов двадцать.

Видимо, авария действительно была серьезной, раз Сергей так обеспокоен.

— Твоя мама, — делюсь наблюдением. — На видео она выглядела так, будто очень сильно переживает. Лицо белое, под глазами тени, будто она не спит уже несколько дней. Не думала, что я настолько ей близка. Даже моя мама выглядит посвежее.

— Моя мама переживает за нас, Вика, — Сергей накрывает мою руку своей и поглаживает.

— Обязательно передай ей, что я иду на поправку, — несмотря на холодные отношения со свекровью, это будет правильным шагом. – И маме моей передай то же самое. А теперь Сереж, — сжимаю его руку, — пожалуйста, расскажи мне в чем дело? На тебе лица нет, ты меня пугаешь. Я уже чувствую себя привидением, которое ты оплакиваешь. Ну правда. Все живы и здоровы, и только ты один какой-то странный.

Он согласно кивает, подносит к губам мою ладонь и целует тыльную сторону.

— Ты беременна, Вика.

— Я беременна? — в уголках глаз моментально проступают слезы. — Так разве это плохая новость? И почему тебя из-за этого должна грызть совесть? Новость же… такая радостная.

— Конечно, радостная. Я на седьмом небе от счастья, Вика. Наша семья – это самое дорогое, что у меня есть, правда. Никогда в этом не сомневайся.

Сергей говорит эти красивые признания, а в перерывах между словами целует мне руку. И взгляд у него глубокий и трепетный, полностью подтверждает его чувства.

Все замечательно.

Должно быть замечательно…

Но почему я чувствую, что между мной и Сергеем есть тень недосказанности? По его взгляду сейчас я прекрасно вижу, как он меня любит и как дорожит.

Только вот откуда в его глазах столько вины?

— В чем дело?

— Я только что сказал тебе, в чем дело, — чуть отдаляется от меня Сергей.

— Что ты скрываешь?

— Ничего, — уверенно мотает головой он и скрещивает руки на груди.

— Я тебя знаю. Ты что-то недоговариваешь. И ты до сих пор не пояснил мне, почему из-за новости о моей беременности тебя должна была сожрать совесть?

Сергей внимательно меня слушает, но отвечать не спешит, будто его мучает внутренняя дилемма. Но какая?

Я снова испытываю к нему необъяснимую раздражительность. И из-за этого мне стыдно, ведь это так на меня не похоже.

— Я уже говорил, что ты села за руль из-за нашего скандала, — выталкивает из себя Сергей. — Когда узнал, что ты попала в аварию, думал, что потерял тебя и нашего нерожденного ребенка. И это на меня повлияло, — невесело усмехается он и мрачно добавляет: — Я успел поверить в то, что навсегда потерял тебя, Вика.

— Я здесь, Сереж. И у нас все будет…

Меня на полуслове прерывают стуком в дверь.

— Доброе утро, Сергей Геннадьевич, — медсестра переводит взгляд на меня. — Виктория Павлона, рада, что вам лучше.

— В чем дело? Я просил не беспокоить мою жену.

— Да-да, я ваши указания помню, просто к вашей жене посетитель.

— Ко мне? — удивляюсь.

— Да, девушка. Говорит ваша сотрудница. Сейчас гляну имя, —медсестра смотрит в блокнот, — Котова Любовь. Пускать?

— Нет, — отрезает Сергей. — Ни в коем случае. Нам не до визитов.

— Сереж, погоди, — беру его за руку. — Люба — друг семьи. И раз она пришла, то, значит, хочет меня проведать. Я бы на ее месте поступила точно так же.

Поворачиваюсь к медсестре:

— Впускайте.

*

Дорогие читатели!

Я приглашаю вас в свою новую историю!

https://litnet.com/shrt/PmUT

— Вдруг твоя жена узнает о нас? — кокетничает девушка.

— Забудь о ней, — отвечает мой муж. — Я правильно понимаю, что у тебя под платьем ничего нет?

— Только чулки, как ты и просил, — мурлычет ее голосок. — Не понимаю, зачем тебе она? Бесплодная и стареющая. Я могу родить тебе, в отличие от нее.

— У нас мало времени. Лучше облокотись о капот и докажи мне, что ты не такое бревно, как она.

Женский победный смех режет слух.

Возбужденный стон мужа разбивает сердце вдребезги.

Я думала, он остыл ко мне, потому что я потеряла нашего нерожденного ребенка.

Оказывается, он просто завел себе любовницу. И прямо сейчас собирается с ней уединиться.

https://litnet.com/shrt/PmUT

Глава 18.

Медсестра кивает моим словам и испаряется быстрее, чем Сергей успевает остановить ее.

Вижу, как в одночасье опасно заостряются черты его лица. Усталость тоже как рукой сняло, он гипнотизирует взглядом дверь и выглядит так, будто готов к атаке.

Кажется, что как только Люба сюда войдет, он набросится на нее.

Бред.

Мотаю головой.

Сергей и Люба имеют тесные деловые отношения, она здесь наверняка только для того, чтобы оказать поддержку нашей семье. С чего ему быть против?

Может, как опекающий муж он недоволен тем, что она выбрала настолько раннее время? Уверена до начала посещений еще несколько часов.

— Девушка, можете проходить! — раздается слабым эхом голос медсестры, видимо, Люба ждет в конце коридора.

— Прекрасно! — слышу звонкий голос помощницы мужа. — Она там одна или есть другие посетители?

— С супругом.

— Ха! — восклицает Люба, что кажется мне неуместным. И добавляет: — Так даже лучше!

Слышу стук шпилек по больничному кафелю, судя по тому, как Котова семенит в сторону моей палаты, она в спешке.

— Вот же сука, — ругается Сергей сквозь зубы и обходит мою кровать, направляясь к выходу едва ли не бегом.

— Ты куда, Сереж? Люба уже идет… Сережа?!

Мои слова летят ему в спину, но он даже не оборачивается.

И даже этому я могла бы найти логичное объяснение, если бы не одно «но». Вернее, даже два «но».

Во-первых, он обозвал Любу.

Во-вторых, выходя из палаты, он захлопнул за собой дверь с такой силой, что стены задрожали.

Значит, сейчас в коридоре произойдет что-то, что он хочет от меня скрыть. От этого осознания мороз по коже. Но другого варианта просто нет.

Я отталкиваюсь от больничной койки и приподнимаюсь, превозмогая боль. Сердце бешено бьется о ребра, пока я смотрю на белую дверь.

Мне надо туда. Сама не знаю зачем, но надо.

Поднимаю одеяло, медленно спускаю ноги на пол и понимаю, что мое тело не хочет слушаться. Даю себе несколько секунд, становлюсь на дрожащие ноги. Расправляю голубую хлопковую рубашку и замечаю невероятное количество синяков на руках и ногах.

Делая медленные шаги, я иду к выходу и у меня получается. Да, тело ноет, будто меня избивали, но идти я могу пусть и медленно, словно заново учусь ходить.

У меня еще не было возможности обдумать произошедшее. Не сам факт того, что я почему-то села за руль. Не мою беременность, а ведь это самое главное!

Рука ложится на живот, и мне кажется, что я чувствую малыша. Не могу сдержать улыбки.

Кое-что вынуждает меня остановиться в шаге от двери, в момент, когда я уже кладу ладонь на холодную ручку. Ее нужно только провернуть, но я этого не делаю.

— Ты не имеешь права так со мной разговаривать! — возмущается Люба. — Я увидела новости и пришла сюда, чтобы своими глазами все увидеть. Даже не знала, что здесь был ты.

— Я повторяю: разворачивайся и уходи, — гремит голос мужа. — Тебе нечего здесь делать.

— По всем новостям говорят об аварии, в которой якобы погибла жена бизнесмена. Нетрудно было догадаться, что речь о твоей…

— Рот закрой, — чеканит Сергей, а у меня внутри все сжимается. — С Викой все в порядке.

Почему их разговор такой… странный? Меня аж в жар бросает.

— А ребенок? — требует Люба, словно она здесь кто-то важный. — Его-то она должна была потерять? Повезло еще, что сама как-то выкарабкалась после лобового столкновения… Ауч, больно! Отпусти мою руку!

— Сгинь сейчас же! И рот свой поганый в сторону моей семьи не открывай, ясно?

— Что-то ты поздно о ней вспомнил, Бородин! — надрывно произносит Котова и ядовито добавляет: — О семье-то. Надо было раньше думать. И той головой, что у тебя на плечах.

Я не выдерживаю и на слабых ногах едва не вываливаюсь в коридор, где происходит разговор, смысла, которого я не понимаю.

Или понимаю?..

Видно, я не на шутку ударилась головой, потому что я будто живу в двух реальностях одновременно.

В одной я счастливая жена, беременная вторым ребенком от любимого мужа.

А во второй реальности я злюсь на Сергея, и, кажется, только что начала подозревать его и Любу в интрижке.

— Что происходит? — держусь за дверь и чувствую, как меня покидают силы.

Сергей подлетает ко мне, заслоняя собой Любу. Я вижу только ее блондинистую макушку.

— Вика, зачем ты вышла? — он поддерживает меня своими сильными руками. — Тебе показан покой и отдых.

— О чем вы тут говорите? — дыхание сбилось, но я не сдаюсь и требовательно смотрю в глаза Сергею.

— Рабочие дела. Люба уже уходит. Давай я провожу тебя в палату.

Он явно торопится от меня избавиться. А во мне сил как у ребенка, сопротивления толком оказать не могу.

— Люба, о чем вы говорили с моим мужем?! — максимально громко произношу я дрожащим, ослабленным голосом. — Врать бесполезно. Я была у двери и все слышала!

Глава 19.

Хватка Сергея становится сильнее. Взгляд направлен вперед и опасно сощурен. Он больше не смотрит на меня, а через меня.

— Что именно тебе кажется, ты слышала?

— Вы ругались. И не как коллеги, а как… — понижаю голос до шепота, — как любовники, Сережа.

— Это не так, — обрубает меня муж и осуждающе мотает головой. — Тебе показалось.

— Хватит говорить, что мне показалось! Люба! — зову ее громко, и она слышит.

— Виктория, — музыкально растягивает она и подходит к нам грациозной походкой.

Раньше не замечала за ней такой ярко выраженной женственности.

Сергей как с цепи срывается, убирает от меня руки и разворачивается к своей помощнице.

— Уходи, — гремит его голос, обращенный к ней. — Или пожалеешь. Ты меня знаешь.

— Что происходит, мне кто-нибудь объяснит? Почему ты ей угрожаешь? — я возмущена и по стеночке медленно иду вперед, чтобы поравняться с ними.

В груди едкое неприятное предчувствие. Я не узнаю Сергея, не понимаю, почему он так себя ведет.

И Люба.

Осмелевшая, с прорезавшимся голосом. Никакой больше Виктории Павловны, пусть это и мелочь, на которую я обычно не обращаю внимания. Дело не в том, как она меня называет. А в интонации.

И сейчас я слышу в нотах ее голоса наглость и вызов. Задиристость.

Я наконец-то ровняюсь с ними, пока Сергей что-то говорит помощнице, понизив голос.

На Любе тонкий бежевый тренч, черные капроновые колготки, туфли на среднем каблуке. Белые волосы собраны в низкий хвост.

Смотрю на ее лицо, и что-то заставляет меня задержаться на нем взглядом.

Оно изменилось, стало чуть более круглым, будто она поправилась. Появились щеки, небольшие, и все же.

Опускаю взгляд ниже. Да, кажется, точно поправилась. Бедра теперь более округлые и животик появился. Правда, пальто прикрывает его практически полностью. Это я своим женским взглядом почему-то заметила эту деталь.

Поднимаю глаза и встречаюсь с Любой взглядами. Она смотрит на меня с ухмылкой, а потом на Сергея.

— Нет, — строго рявкает он и рукой указывает ей на лифт. — Никаких разговоров с Викой, я сказал. Уходи, сейчас же. Или я выпровожу тебя сам.

— Почему она так смотрит на меня? — Люба вдруг щурится и наклоняет голову набок. — Странно.

— Ничего странного! — рядом со мной появляется медсестра и мягко берет меня под руку. — Я думаю, муж Виктории прав, и вам дамочка стоит уйти!

Люба совсем немного кривится в лице. Видимо, ей не понравилась реплика медсестры. Но уходить она не спешит. Более того, она буквально пожирает меня взглядом, будто я диковинная зверушка в зоопарке.

— Дамочка! — уже громче зовет ее медсестра. — Виктория все еще восстанавливается после аварии. У нее множественные травмы и амнезия. Ей не до склок. А вы, как я поняла, пришли сюда именно за этим.

У помощницы мужа отвисает челюсть от услышанного.

— Ты ведь не помнишь… — ее лицо озаряется странной улыбкой и искренним удивлением.

— Вон отсюда, — берет ее за локоть Сергей и начинает тянуть в сторону лифта.

— Осторожно, начальник! — она переводит взгляд с меня на него и в шутовской манере говорит: — Не забыл же ты, что твоя подчиненная беременна?

Теперь челюсть отвисает у меня. Никогда бы не подумала, что Люба хочет родить.

Но в подтверждение своих слов она распахивает пальто и демонстрирует округляющийся животик, обтянутый вязаным платьем.

Беременна! Вот откуда изменения в фигуре. Возможно, это даже не лишний вес, а элементарные отеки.

— Девушка, даже если вы беременны, охрана все равно с радостью вас выведет с территории, — настаивает на своем медсестра и медленно уводит меня обратно в палату. — Какова выскочка! — уже себе под нос, возмущается женщина.

— Подождите… — я все еще смотрю назад через плечо.

— Если я вас сейчас же не уложу обратно, то вы упадете и покалечитесь. Надо себя беречь.

— Но…

— Уверена, ваш муж во всем разберется, — она помогает мне сесть на кровать, и я понимаю, что медсестра была права. Я бы вот-вот рухнула на землю от бессилия. – Странная дамочка, и ведет себя вызывающе. Такие в жизни далеко метят.

От упадка сил я чувствую, как мутнеет перед глазами, и, кажется, сознание начинает затухать.

Оказывается, постельный режим действительно не шутки.

Может, я зря напридумывала какую-то дополнительную причину для гнева Сергея на Любу? Это ведь может быть элементарный стресс.

Даже представить, боюсь, что он пережил, когда я попала в аварию. На это также накладывается моя беременность.

И, поверить в это не могу, амнезия.

Выходя, медсестра просит меня отдохнуть, но дверь до конца не закрывает, чтобы Сергей мог вернуться без шума.

В палате наступает тишина, в коридоре тоже.

Я поворачиваюсь набок и смотрю в дверной проем, где у лифта стоят две фигуры. Я бы не рассмотрела их, если бы не тренч, который так и бросается в глаза.

До меня доносятся только неразборчивые обрывки фраз.

И только когда Люба заходит в приехавшую кабинку лифта, благодаря чудесам акустики и больничной тишине, я слышу ее реплику предельно отчетливо:

— Не зверь же я, чтобы добивать твою жену. Пусть в себя придет для начала, — Люба кладет руку на живот. — И, кстати, это мальчик!

Глава 20.

Слова Любы пульсировали нарывом на сердце. Но, как назло, все последующие дни вплоть до самой выписки, у меня не было возможности поговорить с Сергеем наедине.

Он больше не приходил ко мне один. С ним всегда была либо Злата, чему я была несказанно рада. Одной своей улыбкой малышка добавляла мне жизненных сил.

В другие дни с ним приходили мамы. Моя и его.

И пусть мне трудно было в это поверить, моя свекровь стала просто другим человеком.

Сначала я думала, что в ней проснулось сострадание, которое непременно испарится, как только я пойду на поправку, но нет.

Она живо интересовалась моим самочувствием у меня самой, и не забывала проконсультироваться у моего лечащего врача. Заваливала его вопросами и предложениями, как ускорить мое выздоровление.

— Кажется, у тебя появилась вторая мать, — под нос бурчит моя мама, помогая паковать вещи в сумку. Я так рада покинуть, наконец, эти пропитанные запахом лекарств, стены. — Она так активничает, что мне аж неловко. Да что там неловко? Стыдно!

— Не обращай внимания, — пожимаю плечами и выдавливаю из себя вымученную улыбку, — она активный человек.

— Если бы дело было только в этом. Раньше она пыталась учить тебя, как быть хорошей женой и матерью, и я всегда за это прижимала ее к стенке, а теперь, — мама качает головой, — она учит меня, как правильно ухаживать за тобой!

Не могу сдержаться и смеюсь, приложив к губам кулак.

— Ничего смешного, — мама не поддается, но ее губы тоже растягиваются в улыбке. — Не знай я свою сватью, решила бы, что она мучается чувством вины.

Странным образом, слова мамы почему-то застревают у меня в голове. У меня вмиг надает настроение, и даже скорая выписка больше не радует.

— Почему ты так думаешь? — хмурюсь.

— Даже не знаю, дочка. Такое просто чувствуешь, — она отрывается от сумки с вещами и разводит руками, — у нее даже взгляд изменился. Смотрит на тебя как побитая собака, ей-богу. А ведь раньше ходила везде с задранным носом. Ты не пойми меня неправильно, и, пожалуйста, не передавай мои слова Сергею. Лена хороший человек. И даже хорошие люди могут быть сложными.

— Согласна, — киваю, а у самой сердце не на месте.

Сергей и Злата должны быть здесь с минуты на минуту. Но их опережает мой лечащий врач.

Он приветливо заходит в палату и приступает к последнему осмотру, параллельно делая записи в документах.

— Отлично, — бодро произносит он. — У меня нет ни одной причины, чтобы оставлять вас здесь ни минутой дольше, Виктория. Через пару минут медсестра принесет необходимые медикаменты. Пейте их, сколько указано в инструкции. При каких-либо жалобах можете обращаться к семейному врачу, либо же ко мне. У вашего мужа есть мой мобильный номер. Хорошо?

— Спасибо, доктор! Мы очень рады, — улыбается мама.

— Всё хорошо, что хорошо кончается. У вас сильный ангел-хранитель, Виктория.

— У меня есть один вопрос. Я ведь не навсегда потеряла память?

— Это крайне маловероятно, — доктор уверенно качает головой. — В подавляющем в большинстве случаев все воспоминания возвращаются. За исключением момента происшествия. Но, думаю, вы и сами не против навсегда о нём забыть, — одними губами улыбается он.

— Спасибо, это обнадеживает.

Уходя, доктор в дверях сталкивается с Сергеем. Между ними пробегает довольная Злата и прыгает ко мне на руки.

— Мама! Мама! Я так скучала! Папа мне такие сказки купил. Много-много! Хочу, чтобы ты мне их прочитала. Пожалуйста! — в поток мыслей дочери мне не удаётся вставить и слова.

Господи, как я скучала по ней. И по дому тоже. Уверена, народная мудрость не лжет, и стены будут помогать моему полному восстановлению.

— Как ты? — Сергей наклоняется и целует меня в щеку.

— Нормально.

В очередной раз, оказываясь с ним рядом, я хочу отдалиться. Ничего не могу с собой поделать. И его секретики с Любой не способствуют переменам в моем отношении к нему.

— Машина внизу. Все готово, — отчитывается он перед моей мамой и берет с кровати сумку с моими вещами.

— Злата с мамой пусть идут в машину. Дай им ключи, Сереж. А мы с тобой подождем медсестру, которая должна принести мне таблетки.

На шее Бородина дергается кадык. Это единственная «странная реакция», за которую я могу зацепиться.

В остальном он собран и холоден. Докопаться не до чего, даже при огромном желании.

— Держите, — он отдаёт моей маме ключи и объясняет, как пользоваться брелком и на какие кнопки нажимать. — Злата, слушайся бабушку. И веди себя тихо, потому что это больница и здесь лечат больных. Договорились?

Дочь кивает, и в припрыжку бежит к бабушке, сразу же хватая ее за руку.

Когда они уходят, я сразу же открываю рот, чтобы задать Сергею вопрос про Любу. Но тут в дверях появляется медсестра с целым пакетом таблеток.

Муж перенимает их у нее, кладет в сумку с вещами и помогает мне встать с кровати.

Я нехотя вкладываю свою руку в его ладонь.

— Все хорошо? — спрашивает он, выводя меня из палаты.

Я молчу как партизан, пока мы идем по коридору. И даже когда мы заходим в лифт, ничего не произношу.

Жду его реакции.

— Вика, в чем дело? — нарочито спокойно спрашивает он и нажимает на кнопку первого этажа.

Двери лифта закрываются, и я тут же вскидываю лицо.

— Это я хочу тебя спросить! — вырываю руку и отхожу к противоположной стенке лифта. — Какого хрена, Сережа?

Глава 21.

Веки мужа опасно сужается. Взгляд темнеет и становится пронзительным.

Он резко выдыхает через нос и откидывает голову, затылком прислоняясь к стенке движущегося лифта.

Руки скрещены на груди.

Знаю я эту позу. В лексиконе жестов Бородина она означает «разговора не будет».

Но он, блин, будет!

— Я понятия не имею, о чем ты, — бросает он с надменной ноткой.

— Да ладно? – вскидываю бровь. — Мне подсказать?

— Прежде чем произнести глупость, которая пришла тебе в голову, подумай, кому от этого бессмысленного разговора будет польза. Хорошо? Это полезное упражнение.

У меня из лёгких воздух вышибает от его наглости.

Решил заранее окрестить меня дурой и лишить уверенности в себе.

Чтобы я не поднимала неудобную для него тему.

— Зачем на самом деле она приходила в больницу? — перехожу к волнующей меня сути.

Ладони молниеносно потеют, и я вытираю их об одежду.

Смотрю на Бородина, а он едва ли не зевает.

— Кто она? Будь конкретнее. К тебе приходили толпы людей.

— Люба. Твоя секретарша, или кем она там у тебя работает. Ты воспользовался тем, что я была еле живая и не пустил ее ко мне.

— И? — сухо интересуется Сергей. — Не пустил, потому что ей нечего было делать в твоей палате.

— Непробиваемый… – разочарованно мотаю головой. — Я не тупая! Понял?

— А что я должен был сделать? Ты тогда только очнулась, сама признаешь, что была еле живой. Я что должен был сделать? Устроить проходной двор? Врач даже меня пускать не хотел. А я, на секундочку, твой муж.

— Прекрати! — повышаю голос, и он заполняет кабинку лифта. — Не позорься, Сергей… — меня натурально трясет от осознания того, что моя женская чуйка сработала даже несмотря на серьезные травмы после аварии.

— Я-то не позорюсь, — он отталкивается от стены и становится напротив дверей лифта. Мы приехали на первый этаж. – А вот ты, — упрекает меня он, — придумала себе какую-то чушь и в нее же поверила. Насрать на Любу, понятно? Я ее уволил, вернее выгнал. Вот она и пришла побрызгать ядом чисто ради мести.

Двери лифта распахиваются, и мы выходим в шумное фойе. Здесь снуют медсестры, пациенты, посетители.

— Надеюсь, вопрос исчерпан, — бросает мне через плечо Бородин, берет меня за руку и устремляется к выходу.

— Нет!

— В смысле нет? — резко останавливается он и смотрит на меня испепеляющим взглядом. — Что именно, из того, что я сказал тебе до сих пор непонятно?

— Она беременна. Пузо скоро на нос полезет.

— Я все еще не понимаю, к чему ты клонишь, Вика. И, честно говоря, это начинает утомлять. Сегодня твоя выписка, все в хорошем настроении. Но ты, от скуки, видимо, решила поскандалить. Я не позволю тебе испортить такой день. Сама потом меня благодарить будешь. Пойдем, родная.

— Хватит! — рявкаю я так громко, что на нас начинают оборачиваться. – Хватит врать и изворачиваться!

— Вика, — Сергей тянут ко мне руки, а я пячусь, — ты просто не в себе. После травмы головы у тебя могут происходить вспышки агрессии. Доктор ведь предупреждал тебя об этом? Это одна из них. Просто дыши, и тебе станет легче.

— Какой ты подонок, Сережа…

— Вик, иди сюда, — тон Сергея меняется, во взгляде мелькает волнение. – Прости, я перегнул. Это из-за усталости. Я почти не спал, пока ты была в больнице. Двадцать четыре на семь был у телефона, мало ли что. Готов был сорваться в любой момент, чтобы быть рядом с тобой. У меня видно, у самого крыша едет от недосыпа.

У него получается поймать меня в свои объятия. На нас все еще смотрят люди.

— Давай вернемся домой, любимая. И там обо всем поговорим, — он гладит мое лицо, целует в щеку и мягко касается губ. — Я клянусь, тебе не нужно ни о чем волноваться.

Сергей переплетает наши пальцы и смотрит мне в глаза.

— Тебе полегчало? Вижу, ты успокоилась.

— Она ведь от тебя беременна, да? – кусаю губу и смаргиваю подступающие слезы. – Поэтому, следуя классике жанра, приехала рассказать об этом жене? Я не тупая, Сереж. Начальники через одного спят с секретаршами. Будь мужиком и ответь, это так?

Лицо Сергея застывает и становиться больше похожим на маску.

Все, на что его хватает, это жалкое:

— Ты сильно ударилась головой, Вика. Больше мне нечего сказать. Вернемся к этому разговору, когда у тебя снова заработает критическое мышление. Но к тому моменту ты и сама поймешь, что была неправа.

Стою на негнущихся ногах и чувствую, как обтекаю. Сергей окунул меня в дерьмо и стоит с серьезной мордой.

Тошно и горько.

— Набери ее.

— Кого ее?

— Шутка, произнесенная дважды – плохая шутка. Котовой позвони, а я задам ей пару…

— Дети! – раздается крик из конца фойе.

Оборачиваюсь и вижу, как к нам семенит Елена Алексеевна. Улыбка до ушей, в руках букет и коробка конфет.

— Дети мои дорогие! — запыхивается она. – Как хорошо, что я вас застала! Сережа, почему ты мне не сказал, что выписка сегодня? Благо я сватье позвонила, и та мне доложила! Викуля, как ты, детка?

Свекровь в очередной раз удивляет меня искренней заботой. Она бережно меня приобнимает, затем вручает цветы и конфеты.

— Здравствуйте. Мне намного лучше, спасибо, — сиплю я и посматриваю на Сергея.

— Мам, давай завтра… — он хочет отвадить свою мать, но ее голыми руками не возьмешь.

— Никаких завтра! – мотает головой она и берет меня под ручку. — Едем домой! Будем пить чай с тортом. А еще у меня для вас сюрприз! – она по-девичьи взвизгивает.— Вам очень понравится, дорогие. Я как про выписку узнала, сразу же подсуетилась!

— Елена Алексеевна, я не уверена, что у меня хватит сил по достоинству оценить ваш сюрприз.

— Вика права. Отдых первичен, а развлечения подождут.

— Я уже заплатила десять тысяч, которые мне никто не вернет, если я все отменю, — жалобно уговаривает нас свекровь. – И дело даже не в деньгах, а в ценности того, что я вам приготовила. Вы меня еще благодарить будете. Вот увидите!

Глава 22.

Всю дорогу домой я сижу на заднем сидении и массирую виски. Голова болит дико.

Но мигрень не идет ни в какое сравнение с той болью, которую мне причиняет родной муж. Его как подменили! Лжет, изворачивается, намекает, что я не в себе. Головой, видите ли, ударилась.

В машине помимо меня и него, наши мамы и Злата. Малышка обнимает меня, ее светлая энергия дает мне силы жить.

Но потом я снова вспоминаю, откуда на душе такой отравляющий собой всё, вес.

Мы не можем продолжить наш разговор, пока не останемся наедине. А это будет, дай бог, ночью.

Как дождаться и не сойти с ума? Я же вижу по нему, вот просто вижу, что виноват.

Боже, это кажется безумием, но я никак не могу перестать думать об их связи.

Да и ее слова сидят комом в горле, как вспоминаю.

«Не зверь же я, чтобы добивать твою жену. Пусть в себя придет для начала. И, кстати, это мальчик!»

Смотрю в затылок Бородина, что расслабленно сидит за рулем, при этом ведя разговор со всеми в машине, кроме меня.

Как он может быть настолько спокойным, когда ему известно, что я подозреваю его в романе с другой?!

Как?..

Шумной компанией, в которой весело всем, кроме меня мы возвращаемся домой. Злата висит на двух бабушках поочередно. Свекра вызвали в срочную командировку, и он приедет только послезавтра.

Сергей останавливает меня в коридоре, стоит мне снять балетки.

— Может, хоть улыбнешься? — снова упрекает он, понизив голос. — У нас гости. Все вокруг тебя вытанцовывают. Вика-то, Вика-это. А ты как будто с похорон приехала. Так нельзя.

— А я с порохон, — снимаю с плеча сумочку и убираю ее в сторону.

— Вика, — Сергей нависает, заглядывает мне в лицо. Видимо, ищет признаки безумия.

— Пока ты не расскажешь мне правду, считай наш брак похороненным, — поднимаю на него взгляд исподлобья. — Понял?

— Той правды, из-за которой ты портишь всем настроение, не существует. Чувствую себя долбанным попугаем. Сколько мне нужно повторять тебе одно и то же? — шипит он, чтобы нас не слышали.

— Давай позвоним Любе прямо сейчас, — требую. — Это займет тридцать секунд. Я спрошу, спит она с тобой или нет? Твоего сына под сердцем носит, или нет? Проще простого…

— Ты только опозоришься, — перебивает меня он.

— Ну и что? Зато спать буду спокойно.

— Бред, — на его лице появляется усмешка. Так и хочется вмазать, чтобы стереть ее к чертовой матери. — Никому звонить мы не будем. Не хочу, чтобы потом о моей жене по городу пошли сплетни. Люба и так из-за увольнения точит на меня зуб. Пошли к гостям, некрасиво заставлять их ждать.

Сергей разворачивается и уходит. Смотрю ему в спину, и чувствую, как по щекам катятся горячие бусины слез.

Как только его фигура пропадает из вида, я ныряю в ванную и умываюсь. Не хочу, чтобы Злата видела меня зареванной. Заодно решаю припудриться, чтобы освежить лицо.

Пока я торчу в ванной, в дверь звонят. Настойчиво так.

Хмурюсь.

Кто это может быть?

— Это ко мне! — слышу крик свекрови. — Так, Сережа, вы с Викой идите в кабинет, настало время сюрприза.

Неловко высовываюсь из ванной и вижу горящие глаза Елены Алексеевны.

— Сватья присмотрит за Златой, пока мы будем заняты, — поторапливает меня свекровь. — Иди-иди!

В кабинете Сергея прохладно и чисто. Сам он сидит за рабочим столом и делает вид, что не замечает, как я вхожу. Пальцами трет переносицу.

Я опускаюсь на диванчик и откидываю голову на спинку.

— Если тебе интересно, то я понятия не имею, что она приготовила, — отзывается Сергей. — Я подозревал, что она захочет отпраздновать твою выписку, и поэтому ничего ей не говорил. Хотел избежать цирка, но, как видишь, не вышло.

Я не отвечаю.

Пошел в жопу.

Решил переключить мое внимание с нашей ссоры на неуместный сюрприз Елены Алексеевны. По его логике мы сейчас должны начать дружить против нее.

Хрен ты угадал.

— Проходите, проходите! — дверь распахивается, и в кабинет свекровь приводит женщину лет пятидесяти, с розовыми волосами. — Вот мои дорогие Вика и Сергей! — она представляет нас, а затем гостью: — Это Валентина Марсова, знаменитый астролог и астропсихолог. Сегодня она будет смотреть ваши гороскопы! — радостно поясняет свекровь.

Я думала, что Елена Алексеевна - серьезная женщина.

Доктор с многолетним стажем, главврач. Управляет целой клиникой и делает это успешно.

Про таких, как она говорят: у нее все в руках горит.

Она даже в интернете толком не сидит, считает это тратой времени и рассадником лодырей-мошенников.

Моя свекровь — человек науки. Фактов. Старой закалки…

Поверить не могу, в то, какой сюрприз она нам приготовила! Большей нелепости и придумать было нельзя. Еще и деньги за это заплатила.

— Синастрию, — поправляет свекровь госпожа Марсова. — Мы посмотрим вашу совместимость как пары, используя данные о времени и месте рождении.

— Нет! — Сергей поднимается и упирается в стол руками, нависая. — Никакого мракобесия в моем доме не будет.

— Астрология — это наука! — в один голос твердят женщины.

— Я по-хорошему прошу вас уйти, госпожа астролог.

— В чем дело, Лена? — Валентина в недоумении обращается к свекрови. — Я для тебя высвободила время, через полгорода ехала. А надо мной тут насмехаются. Я такого неуважения терпеть не буду.

— Вот и отлично. До свидания! — Сергей небрежно опускается в кресло.

Ох и разозлила же его астролог.

А что если…

— Останьтесь, — поворачиваюсь к ней. — Простите моему мужу грубость, он сегодня сам не свой. Присаживайтесь, — хлопаю по дивану рядом с собой, приглашая гостью присесть, и перевожу взгляд на Сергея. — С радостью послушаю, что про наш брак скажут звезды!

— Вика, — гремит Бородин. — Не вздумай.

— Разве ты не уступишь любимой жене, что только что вернулась из больницы? — приторно улыбаюсь ему, что аж скулы сводит. — Я считаю, что твоя мама сделала нам блестящий подарок и очень ей благодарна.