– Отпразднуем консумацию нашего брака, – муж салютует мне бокалом с шампанским.
– И едем домой, воплощать ее в жизнь. Уверен, тебе понравится!
Его глаза хищно сверкают, пока он криво усмехается.
– Но мы не договаривались на секс, – произношу я тихо, отчаянно всматриваясь в лицо Малиновского, в надежде увидеть следы того, что он разыгрывает меня. Но он смотрит совершенно бесстрастно, в то время как я заливаюсь краской от одной только мысли о том, что он собирается затащить меня в постель.
Робею под взглядом его темных глаз, пока он еще раз, медленно, практически по слогам, как для дурочки, повторяет:
– Ты моя жена, как ты могла забыть? – издевательски ухмыляется, глядя мне прямо в глаза. – И сейчас мы поужинаем и вместе едем домой. В кровать. – Припечатывает словами.
– Извините, я ничего не понимаю. – собравшись с духом заявляю я, пытаясь восстановить цепь событий, – но вчера позвонил ваш помощник, сказал, что вы прилетели в наш город на несколько дней, чтобы оформить развод со мной после пяти лет нашего фиктивного брака.
– Все так и было, – он мажет по мне взглядом и отворачивается, подзывая официанта.
Недолго изучает меню и делает заказ для себя и для меня.
За столом повисает пауза, я, как оробевшая ученица, не смею мешать ему, и только когда официант уходит, начинаю говорить:
– Ваш помощник сказал, что сегодня за мной пришлют машину и мы с вами ужинаем в ресторане, где подпишем бумаги…
– Именно! Машину прислали, ты приехала, мы ужинаем в ресторане. Что не так?
Похоже, ситуация его реально забавляет. Он ухмыляется, откровенно разглядывая меня.
– Но мы с вами должны были подписать документы о разводе. Ваш помощник сказал, что…
Он нетерпеливо перебивает меня:
– Мой помощник ошибся. – Делает паузу, поднимает на меня тяжелый взгляд, пригвождающий меня к месту и лишающий голоса, и медленно продолжает:
– Я решил, что после пяти лет он может стать вполне реальным. Мне нужна жена, а ты вполне подходишь на эту роль. Так что сегодня после ужина мы едем домой. Ты очень соблазнительно выглядишь, так что пора исполнить супружеский долг. Ты задолжала мне за пять лет.
Говорит он так уверенно, будто в магазине выбрал товар и просит его завернуть, прежде чем расплатиться.
– Но… – начинаю я, медленно оглядывая зал ресторана.
Не покидает ощущение, что сейчас откуда–то выскочит человек с камерой и заорет: «Это был розыгрыш, вас снимала скрытая камера!»
Но никто ниоткуда не выскакивает, и мы продолжаем наш странный диалог.
– Мне завтра на работу!
– Это ничего не меняет, водитель отвезет тебя в офис из дома.
– Но я же не могу пойти в этом! – опускаю взгляд вниз, на вечернее струящееся серебристое платье.
И чувствую, что он следует взглядом за мной, пристальней задерживаясь на моем декольте. Улыбается. Похоже, остался доволен увиденным.
После чего небрежно достает телефон и отрывисто командует в него:
– Мне к завтрашнему дню нужен гардероб на худенькую женщину невысокого роста на все случаи жизни.
Чуть отстраняет от себя телефон и обращается ко мне:
– Какой у тебя размер?
Я настолько возмущена его беспардонностью, что не могу вымолвить ни слова. Он ждет ответа еще пару секунд, и, не дождавшись, бросает в трубку:
– В общем, размер жена не знает. Ты хорошо платье подобрал, такой же давай. – добавляет веско и убирает телефон.
Ну и ну! Ни здрасьте, ни до свидания, короткий приказ и конец разговора. Кажется, мой муж – настоящий тиран. Собираюсь духом и выпаливаю:
– Но я не хочу!
– Раньше надо было думать, – хмыкает он, – мы женаты. Так что сейчас уже никто не спрашивает твоего желания. Мы жили в разных городах пять лет, нам пора срочно наверстать упущенное, дорогая.
Снова замолкает, молча наблюдая, как подошедший официант расставляет на столе тарелки.
– Ешь! – роняет Малиновский, – я не знал, что ты любишь, поэтому заказал как себе.
Поражает самоуверенность этого мужчины! Я, может, другое совсем хотела? Но язык не поворачивается дерзить, тем более что блюда выглядят очень аппетитно.
Жаль, что мне кусок в горло не лезет. Сказать, что я в шоке – считай, вообще ничего не сказать.
В голове паника, не понимаю зачем вдруг Александру Александровичу понадобилась я. Почему он передумал оформлять развод? Наш брак был просто фикцией, и меня это вполне устраивало. Что изменилось?
Но я не могу спросить его напрямую, он слишком давит на меня взглядом своих темных глаз, так что я заливаясь краской, решаю, что, видимо, он решил развлечься, просто поиздевается надо мной и моей растерянностью, в конце ужина его помощник принесет бумаги о разводе, которые мы подпишем, и поедем по домам: он в свой фешенебельный особняк, а я в маленькую, но уютную квартиру.
Правда, от мысли о предстоящем разводе мне становится не по себе. Меня устраивал этот брак, пусть он и был только на бумаге.
Знать бы зачем Малиновский задумал разводиться именно сейчас, спустя пять лет? Наверное, нашел себе новую пассию, под стать себе: роскошную, самоуверенную и самовлюбленную женщину, знающую себе цену. Эта мысль колко отдается в сердце острой иглой.
Официант разливает дорогое шампанское по узким бокалам на высокой тонкой ножке и исчезает также молниеносно, как и появился.
- Поторапливайся, нам пора спать!
Я снова вспыхиваю на этих словах. И молчу несколько секунд, стараясь унять бешено колотящееся сердце, прежде чем задать мучающий меня вопрос:
– Зачем вам это?
– Мне нужна ты и дети! – произносит он тоном человека, вынужденного объяснять прописные истины.
Меня бросает в холодный пот на этих словах. Он не должен был знать о моих детях!
Наш брак с Малиновским был целиком идеей моего отца, который решил породниться с влиятельным человеком. Даже то, что я раньше никогда не видела жениха, а жених жил в другом городе, папу не остановило. Он как заговоренный только об этом и твердил, что это сделает его счастливым, что я должна выйти замуж по его воле «ради семьи». Отец был уверен, что я ему еще спасибо скажу за этот брак.
Однако все сложилось не так, как папа мечтал.
Хоть мы и сыграли свадьбу с Александром Александровичем, на следующий день он уехал, а через две недели не стало папы.
Когда это случилось, муж через своего помощника связался со мной. Вероятно, он пожалел меня, убитую горем, и решил не форсировать развод. Напротив, предложил брачный контракт, который я машинально подписала, особо не вчитываясь.
По контракту я не имела права заводить романы, фотографироваться с мужчинами, выкладывать в соцсети фото.
Я вообще не должна была вести никаких соцсетей. За меня их вел один из многочисленных работников Малиновского.
Я как–то зашла в свой аккаунт посмотреть какую красивую и правильную жизнь я веду: посещаю театры и выставки, курирую приют для животных. Посты были очень редкие, но создавали видимость правильной жены для серьезного человека, каким, несомненно, был мой муж.
Примерно раз в полгода мне устраивали фотоссесию, где собирали десятки фоток для этих самых соцсетей.
Иногда мы фотографировались с самим Малиновским, которого я неизменно звала на Вы и по имени отчеству – Александр Александрович.
Робела перед ним неимоверно, он же не особо обращал на меня внимание, вечно занятый, выныривал из своего телефона буквально на считанные минуты, чтобы изобразить на фото моего супруга.
Я как–то попросила фотографа скинуть мне наши совместные фотки. На этих фото я не совсем узнавала себя: к съемке меня всегда готовили стилисты. Юная стройная девушка с немного испуганным взглядом стоит рядом с уверенным мужчиной, так и излучающим власть. Фотограф точно ухватил самую суть наших «отношений»: Малиновский занимает почти все фото, выступая на первый план. Он дьявольски красив и уверен в себе. А я стою чуть позади его, будто прячусь за его спину.
Помню, когда фотограф попросил взять его под руку, мое сердце бросилось к горлу и пустилось в бешенную скачку. Все мысли вылетели из моей головы. От мужчины шарашило такой силой и подавляющей властностью, что это просто сбивало с ног и дезориентировало меня. А еще я боялась, что он от кого-нибудь узнает про моих детей. Или спросит напрямую, а я не смогу соврать, слишком уж пронзительным был его взгляд, как сканер, перед которым не может быть никаких секретов.
В этом и заключалось все наше общение с мужем.
Мы за эти пять лет виделись всего несколько раз. Первый раз при знакомстве, второй – на нашей свадьбе, и потом еще раза три по несколько минут на фотосессиях. Зато я получала деньги за роль супруги уважаемого бизнесмена.
О чем Малиновский, словно читая мои мысли, тут же напоминает:
– Ты, кажется, забыла, что я оплачиваю аренду твоей квартиры и ежемесячно перечисляю тебе деньги.
Вырывает он меня из размышлений о нашем прошлом.
Пытаюсь воззвать к его совести:
– Но я честно выполняла свою часть договора, никому не рассказывала про наш брак, не вела соцсети, всегда отвечала на звонки вашего помощника и делала то, что он говорит. Он сказал прийти сюда. Прислал, что я должна одеть. Я надела и пришла.
– Ну так и продолжай выполнять, – лениво произносит он, мельком глянув на меня, продолжает жевать.
– Я вас не люблю, – произношу я и чувствую, как воздух сгущается вокруг нас.
Мужчина поднимает на меня тяжелый взгляд. Чувствую свою беспомощность и глупость. Как будто речь когда–то шла о любви. Ему и неведомо это чувство, как я могла об этом забыть?
– Простите, – тут же лепечу я извинения под его пристальным взглядом.
После чего он снова начинает жевать, а я пробую зайти с другой стороны:
– Александр Александрович, я считаю, что это неправильное решение, лучше все оставить как было!
– То есть женой ты быть согласна? И наш брак тебя полностью устраивает? – С интересом разглядывает как на моем лице меняются эмоции от решимости к неуверенности и обратно.
– Да! – твердо отвечаю я.
– Ну вот и прекрасно. Этим мы и займемся! – заявляет самоуверенно, чуть усмехаясь.
– Чем займемся? Я не хочу ничем заниматься. – почти шепчу я.
Сложно сохранять самообладание, когда он сидит напротив меня, сверлит меня взглядом и молчит. А я чувствую, как воздух сгущается вокруг нас, мешая мне нормально вздохнуть.
– Продолжай! – Произносит он таким тоном, от которого хочется немедленно заткнуться.
Но я собираю волю в кулак.
– Я считаю, что нам лучше остаться друзьями! – Выпаливаю я.
Лицо Малиновского застывает каменной маской, жесткой и пугающей. Да и он сам, угрожающе наклоняется над столом, надвигается на меня, как туча, видимо, намереваясь стать вдовцом. Шумно сглатываю, широко открыв глаза и замерев на секунду.
– Ты считаешь? – в его голосе звучит металл: – Пересчитай!
Понимаю, что спорить бессмысленно. Эту гору мне никакими аргументами мне не сдвинуть. Тут нужны другие методы. Но какие? Я ведь его совершенно не знаю, я даже представить не могу, что может заставить Малиновского передумать. Совершенно не понимаю, почему вдруг он заявляет, что у нас настоящий брак, и мы едем к нему домой.
Решение бежать приходит неожиданно. Доев десерт, я как стараюсь как можно спокойней произнести властному мужчине напротив меня:
– Я отойду на минутку.
Пытаюсь улыбнуться, чтоб выглядеть естественно и непринужденно, пока мое сердце отбивает чечетку о ребра.
Малиновский смотрит на меня очень внимательно, как в душу заглядывает. Не выношу взгляда и опускаю глаза, когда слышу в ответ:
– Давай, дуй в туалет. Недолго только, домой уже сейчас поедем. Пора в кровать.
Пока жду такси, в туалете ресторана долго смотрюсь в зеркало.
Не узнаю себя. Кто эта незнакомка, отражающаяся в огромном, во всю стену, зеркале? Длинные волосы, уложенные локонами с тщательно выверенной небрежностью, обрамляют бледное лицо с лихорадочно блестящими огромными глазами и нежным румянцем на скулах. Короткое серебристое платье выгодно подчеркивает изгибы фигуры. Оно кажется таким простым, но я в нем выгляжу совершенно потрясающе. Надо же как может преобразить платье и макияж с прической! Удивительно, что я только сейчас начинаю любоваться собой.
Вспоминаю, что я сегодня так торопилась, что схватила присланное помощником Малиновского платье, даже не взглянув на него. Надо было раскрывать чехол, любоваться им, а мне некогда было, я торопилась, опаздывала к стилисту.
Да и в салоне, пока мне делали макияж и прическу, большей частью я смотрела в телефон, чтоб доделать работу, так и не подняв взгляд, чтобы оценить старания мастеров.
Я была взбудоражена, что Малиновский расторгает брак со мной. Брак, который мне был так удобен и нужен. И в очередной раз почувствовала себя использованной.
И как я не твердила себе, что мне грех жаловаться, ведь я пять лет получала деньги ни за что, просто за сам факт брака. За возможность ходить в салон и наряжаться перед постановочными фотосессиями. За известную фамилию Малиновская. За ощущение защиты, которую давал мне штамп в паспорте с этим мужчиной.
В глубине души я ни секунды не сомневалась, что любой мой вопрос, о котором я только заикнусь, будет тут же решен мужем.
Хоть наш брак и был фиктивным, но я была замужем по–настоящему. У меня была квартира, которую он оплачивал, он присылал ежемесячно денег, размером с хорошую зарплату в нашем городе. Для него это была незаметная капля в море.
И самое главное, что в глубине души я всегда знала, что любая моя проблема – это его проблема. И она будет запросто решена.
Неудивительно, что от слов его помощника о разводе, я расстроилась. Я привыкла к такой жизни. И вечером она должна была круто измениться.
Сидя в салоне, пока стилист делал мне прическу и макияж, я думала только о том, что может быть Малиновский еще передумает. Искала слова, как я могу продлить наш фиктивный брак еще на год, а лучше два.
Так что я не любовалась в зеркало на себя. Мой мозг был занят совсем другими мыслями, и мне было все равно, как я выгляжу.
Теперь же, рассмотрев себя в зеркало, я осознаю две вещи.
Первая заключается в том, как же я была наивна еще пару часов назад.
Вторая – в том, что мое желание исполнено. Мой муж совершенно не собирается расторгать брак, напротив, он хочет, чтоб он был настоящим.
От этой мысли становится жарко, кровь снова бросается к щекам, что мне приходится плеснуть несколько раз на своей лицо ледяной воды из–под крана. Это не помогает.
Александр – очень красивый и видный мужчина. Уверена, любая с радостью легла бы с ним в постель. Любая, но не я!
Только почему–то становится горько на душе от мысли, что он с легкостью найдет мне замену, скорей всего, даже не сходя с места.
Одергиваю себя: не о том я думаю! Сейчас мне главное – сбежать!
На лице расползается улыбка, в противовес испуганным глазам, на которые наворачиваются слезы.
Я уеду, спрячусь, он не найдет меня. Документы о разводе не подписаны. И, если хочет, пусть разводится со мной через суд! Зло улыбаюсь, потому что эта мысль кажется мне хоть и абсурдной, но очень привлекательной. Может, он не захочет заморачиваться, и все останется, как было до сегодняшнего дня?
Приложение на телефоне показывает, что такси прибыло и ждет меня у центрального входа.
Все остальное я подумаю потом. Сейчас мне нужно пройти несколько метров до ожидающей меня машины.
«Всего двадцать шагов!» – Уговариваю я себя, пока выхожу из туалета на трясущихся ногах и с бешено колотящимся сердцем.
Шумно сглатываю. Вдруг тяжелой плитой обрушивается на меня осознание, что, если я сбегу, Малиновский будет в ярости.
«Почему я только сейчас об этом подумала?» – корю себя, но не останавливаюсь.
Выбор сделан.
Вышколенный сотрудник отворяет передо мной тяжелую дверь ресторана, лишь на мгновенье удивленно вскинув брови – мол, куда ты, дурочка?
В ответ только решительно сжимаю губы. Мои пальцы, держащие клатч, ощутимо дрожат.
«Я решила! Мне нельзя отступать!» – подбадриваю себя и выхожу на крыльцо в одном платье.
Порыв ветра резко подхватывает мои волосы и бросает мне в лицо. Погода не располагает к прогулкам в раздетом виде. Только это я даже толком не успеваю осознать, потому что меня слепят вспышки фотокамер.
Растерянно пытаюсь осмотреться, что происходит? Как тут же на крыльцо вскакивает бойкий журналист и сует мне микрофон прямо в лицо:
– Госпожа Малиновская, где ваш муж? Как вы прокомментируете решение вашего мужа…?
Он не успевает договорить, как его перебивает другой, и они продолжают говорить одновременно:
– Прокомментируйте, пожалуйста, покупку вашим мужем контрольного пакета акций сразу двух предприятий нефтедобывающей отрасли? Правда ли это? С какой целью он приехал в наш город?
Привет, девочки! Принесла вам глянуть визуальные образы героев)))
Знакомьтесь:

Наша девочка Юля
Стройная худенькая блондинка двадцати пяти лет. Добрая и ответственная (иногда даже слишком)
Вышла замуж за Александра пять лет назад, когда была еще студенткой. Сейчас работает удаленно дизайнером в рекламной компании. Одна растит двух малышей.
А теперь и главный герой:

Тридцать четыре года. Властный босс, не привыкший к отказам. Уверенный, что солнечная система вращается вокруг него. Мажоритарный акционер нефтедобывающих предприятий.
Пару недель назад принял решение баллотироваться в депутаты как самовыдвиженец, чтобы добавить к своим миллионам еще и административный ресурс. Теперь ему нужна жена и дети "для портфолио"!
Каков, а?!
Беспомощно оглядываюсь по сторонам. Я совсем к такому не готова. Очень хочется провалиться сквозь землю.
Папарацци наседают на меня, выкрикивают вопросы, перебивая друг друга. Не понимаю, что же мне делать?
И с благодарностью вижу, как водитель мужа, ловко пробирается ко мне, загораживая широкой спиной меня от вспышек камер и нацеленных микрофонов.
– Вам лучше зайти внутрь! – с нажимом говорит мне он, распахивая дверь в ресторан.
Я юркаю туда как мышь, и не успеваю даже прийти в себя, как рядом со мной оказывается мой муж. На его лице ходят желваки. Он в такой ярости, что кажется, готов убивать.
– Что за фокусы? – шипит он мне в ухо, при этом по-джентельменски подавая мне пальто. – Ты не поняла, что не надо со мной играть?
– Я.. я не играю, – только и могу пролепетать я.
Боюсь даже глаза на него поднять.
– Это все не шутки! – он берет меня под локоть и практически тащит к двери.
Даже если б я захотела, все равно бы у меня не получилось сопротивляться. Я для него словно пушинка. Остается только покорно следовать за ним, быстро стуча каблуками.
– Мы едем домой! Жена устала! – заявляет Малиновский кучке журналистов, усиленно щелкающих фотокамерами, когда мы выходим из ресторана.
Он крепко держит за меня руку, вынуждая двигаться за ним, игнорируя все вопросы и окрики папарацци.
От него веет такой властностью, что журналисты молча расступаются, освобождая нам дорогу к его машине, дверцу которой передо мной услужливо распахивает водитель.
Быстро юркаю внутрь, платье задирается, оголяя бедра, и мне в спину летит смешок Малиновского.
И только оказавшись в салоне машины, я начинаю мыслить трезво, понимая, что на самом деле для меня опасным является этот мужчина, усаживающийся рядом на заднем сиденье, а не кучка жалких журналистов.
Надо было просто пройти сквозь их толпу, не реагируя на вопросы и вспышки камер. И я бы уже ехала домой в такси.
Только уже поздно об этом думать. Дверь машины захлопывается, отрезая нас от остального мира.
В салоне воцаряется тишина, давящая на меня со всех сторон. В полумраке кошусь на профиль сидящего рядом со мной мужчины. В окнах машины мелькают огни фонарей, озаряя на мгновенье его лицо, после чего оно снова погружается во мрак.
Поневоле любуюсь им, хоть и боюсь. Он очень притягательный, и сейчас, сидя рядом с ним, меня как магнитом тянет к нему.
Хочется провести пальцами по его гладко выбритой щеке, очертив скулы. Хочется прилечь на его плечо и почувствовать, как он небрежно обнимает меня за плечо, притягивая к себе поближе. Мои фантазии настолько захватывают мой разум, что я будто вижу это все наяву. Я явно схожу с ума! Мечтать о нежности от этого зверя!
Встряхиваю головой, чтоб прогнать морок.
Это привлекает его внимание. Малиновский поворачивает голову на звук, вперившись в меня своими темными глазами. Там такая тьма, как в черной дыре. Она засасывает меня, порабощает.
Я не могу отвести взгляд, гляжу на него как кролик на удава. Шестым чувством ощущаю, что он злится, причем злится так сильно, что еле сдерживается. Поэтому и молчит. И его молчание говорит мне больше слов.
Я неожиданно чувствую себя такой виноватой и провинившейся перед ним, что хочется плакать и просить прощения. И я б наверно так и сделала, но понимаю, что мои слова и оправдания для него ничего не значат. Так что я тоже молчу. Только смотрю в его глаза. Напряжение между нами достигает каких–то немыслимых пределов, воздух электризуется, трещит искрами. На глаза все–таки выступают слезы, и они предательски блестят в темноте.
Мужчина наклоняет голову, рассматривая меня, в его глазах мелькает опасный огонь.
Все мысли улетучиваются из моей головы. Во всем мире существуем сейчас только мы вдвоем в полумраке машины, несущей нас неизвестно куда с огромной скоростью.
Звенящая тишина пугает меня до дрожи в коленках. Пульс долбит в ушах, в кончиках пальцев, в горле, мешает дышать.
К счастью, мужчина нарушает давящую тишину, но это не приносит мне облегчения. Он жестко выговаривает хриплым голосом, одновременно пугающим и завораживающим меня:
– Ты, кажется, не поняла, кто я такой, и что я не намерен играть с тобой в игры. Запомни, я не играю в кошки–мышки. И не прощаю, если кто–то пытается меня вынудить сделать это. Ты поняла?
Не могу вымолвить не слова, поэтому он повторяет:
– Я спрашиваю: ты поняла? Чего молчишь?
– Поняла, да.
– Своими выкрутасами ты подводишь меня и мешаешь моим планам, ясно? Я не для этого женился, чтобы ты мне устраивала такую хрень! – в его голосе звенит металл.
Он обводит мое лицо взглядом, ища подтверждение того, что я поняла и не думаю возражать.
– Да, я поняла. Простите пожалуйста.
– Так-то лучше! – по голосу понимаю, что он удовлетворен ответом.
– Александр Александрович, можно я просто поеду домой? – робко интересуюсь я спустя долгих десять минут молчания, – Вы же не потащите меня в дом силой?
Он мрачно выслушивает меня, и небрежно роняет:
– Думаешь, у меня нет способов заставить тебя делать то, что нужно мне, не прибегая к физической силе?
Водитель распахивает перед ним дверь, и он молча выходит, ничего мне не говорит. Я медлю, прикидывая какие у меня есть варианты. Я и так его боялась, но после его слов вообще теряюсь, что мне делать. Понимаю, что он не шутит и не перед чем не остановится.
И двигаюсь по сиденью к распахнутой с его стороны двери. Выбираюсь на улицу, стараюсь быстро оглядеться.
Мы около огромного особняка в три этажа, с широкой лестницей и большими окнами. Сам особняк расположен за высоким забором, ворота уже автоматически закрылись за нами. Мне остается только подняться вслед за Малиновским по высокой лестнице.
Сердце тревожно колотиться в груди, разгоняясь все быстрей и быстрей.
Захожу в дом через мгновенье после моего так называемого мужа.
Он идет впереди меня, не оглядываясь, уверенный, что я следую за ним. Бросает только через плечо водителю, вдруг вспомнив про него:
– Игорь, свободен на сегодня, завтра как обычно.
И продолжает свой путь, пока не оказывается в кресле перед камином в просторной гостиной.
– Присаживайся, – коротко бросает мне он. – Хочешь что–нибудь?
Разглядывает меня с нечитаемым выражением лица, пока я топчусь на пороге.
Мне не хочется ни присаживаться, ни чего–то еще. Мне хочется домой. Но понимаю, что скорей всего сегодня от меня не отпустит. Вздыхаю.
Надо предупредить маму, что со мной все в порядке, а то начнет названивать и волноваться.
Телефон у меня забрал Малиновский, а вдруг мама уже звонила? Мало ли что может произойти. Поэтому я набираюсь смелости, и, глядя прямо ему в лицо, произношу:
– Будьте так добры, отдайте пожалуйста телефон, мне нужно позвонить.
– Завтра позвонишь, к чему такая срочность? Опять такси вызывать?
Его брови сходятся на переносице, и я понимаю, что за Малиновский не собирается легко забывать о моей попытке побега, для него это моя ошибка, за которую мне видимо придется расплачиваться отсутствием его доверия.
От его тяжелого взгляда становится не по себе. Сглатываю, прежде чем сказать:
– Я должна была вечером заехать к маме своей, она будет волноваться, если я вдруг исчезну. Мне нужно позвонить и предупредить, что я не приеду или приеду попозже. – Искренне добавляю я. Но всю правду ему знать необязательно.
Видимо, аргумент срабатывает, потому что Малиновский достает из кармана мой телефон и протягивает мне со словами:
– При мне звони! Хватит уже фокусов. Говори, что сегодня не приедешь, с мужем ночуешь. – хмыкает он, обшаривая меня раздевающим взглядом, от которого хочется поежиться.
Мурашки бегут по всему телу, пока я делаю несколько шагов к мужу, и аккуратно, стараясь не коснуться его, беру телефон из его руки.
Отхожу на несколько метров от него, и быстро набираю маму, начинаю тараторить, чтоб она не успела меня перебить:
– Мам, я не могу говорить долго. У меня тут возник вопрос один, надо срочно решить. Я не приеду сегодня, ладно? Спать ложитесь, не ждите. Завтра приеду.
– Ладно, – по голосу слышу, что мама устала.
– Мам, прости, ну сегодня никак. – Признаю я очевидное, тайком оглядываясь на Малиновского и встречая его пристальный взгляд.
– Ох, Юля, смотри не вляпайся в очередные неприятности! – мама, как всегда. – Я с внуками сидеть не буду!
– Мам! Ну вот что к чему? – разговор пошел не в то русло, я закатываю глаза и спешно прощаюсь: – Я завтра приеду и поговорим. Люблю тебя, мамуль, спасибо тебе!
Быстро нажимаю на отбой, пока мама не начала меня воспитывать. Мне двадцать пять лет вообще-то, я уже взрослая женщина.
Не успеваю даже додумать до конца эту мысль, как меня прерывает Малиновский. Этот мерзавец подкрался ко мне незаметно сзади и наклонился, чтоб прямо мне над ухом прошептать:
– Хорошая девочка Юля отпросилась у мамы, чтобы провести ночь с мужем?
В его глазах плещется веселье, в словах я слышу неприкрытую издевку. Только от его голоса у меня сердце замирает в груди, я вдыхаю его запах.
Почему он так пахнет, что у меня слабеют колени и потеют ладошки? Наверно, это просто от неожиданности – убеждаю я себя. И дышу, дышу, дышу. С какой–то наркоманской страстью заполняю свои легкие его запахом.
Пауза затягивается. Сердце делает кульбит и пускается вскачь. Смотрю в глаза Малиновского и вижу в них отражение себя. Как радужку топит чернота расширившихся зрачков. Он так похож на хищника, готового броситься на свою жертву.
И мне это нравится. Не нравится только, что нацелился он на меня. Я ведь не такая, только голова как в тумане от близости этого мужчины.
Он наклоняется и произносит, пожирая меня глазами:
– Юля, – голос звучит хрипло, – с чего начнем?
– Давайте начнем с начала, - выпаливаю я не иначе как на чистом адреналине, - вы вчера хотели развод, а сегодня передумали. Потом зачем-то привезли меня домой, и теперь что-то хотите начать.
– Конечно хочу! Я нормальный здоровый мужчина, и у меня есть потребности. Ты вполне подходишь для их удовлетворения. Не ломайся, тебе тоже понравится, – прет как таран Малиновский.
Стою, опешив от такой наглости, и не могу подобрать достойный ответ. Больше всего хочется бежать или спрятаться.
Темные глаза, как у хищника, неотрывно следят за мной, будто держат на прицеле.
Робею от одного его взгляда, когда он смотрит так, словно в душу хочет заглянуть, вытащить из меня все мои секреты.
– Ю–ю–юляяяя! – вырывает он меня из омута мыслей, тянет мое имя с издевкой.
– Я не буду ничего этого делать! – говорю я и сама удивляюсь тому, что смогла это произнести, хоть и дрожащим голосом.
Мысли путаются. Понимаю, что невпопад отвечаю, больше на свои мысли, которые не могу выбросить из головы, когда он стоит так близко.
Когда он так неотрывно смотрит, я просто теряю волю. Завороженно стою, как как кролик перед удавом.
Мужчина пристально вглядывается в мои глаза, удовлетворенно хмыкает. Взглядом обводит мое лицо, чуть застревая на моих губах, отчего я их непроизвольно облизываю. Хищник примеряется к добыче, оглядывает хозяйским взглядом меня всю.
У меня коленки дрожат. Оглядываюсь, ищу место, куда я могу присесть или хотя бы прислониться, но поблизости нет ничего подходящего, и я так и остаюсь стоять.
Ох, сколько раз в первое время нашего брака мне снился сон, как он подходит, не может оторвать от меня своих глаз, целует меня, подхватывает на руки и несет на кровать. Фиктивный муж, который наверно даже не помнил все эти годы, как меня зовут.
И вдруг все изменилось. Неожиданно, за один вечер спустя пять лет мой давний сон стал явью.
Только уже слишком много времени прошло с тех пор, как я мечтала о его внимании и любви.
Из наивной девчонки я выросла в молодую женщину. Я больше не верю в его любовь.
Для него это игра, он сейчас планирует затащить меня в койку, а завтра отправит домой на такси с подписанными документами о разводе. Ну уж нет! Я не попадусь на эту удочку.
Только пусть он отойдет от меня чуть подальше, чтоб у меня так не кружилась голова от его близости.
– Юля! – окликает он.
Закипаю внутри себя: вот заладил: «Юля! Юля!» За сегодняшний вечер, похоже, он отлично выучил мое имя, что не скажешь о предыдущих пяти годах нашего «брака».
Мне горько и обидно, что для него это, скорей всего, приключение на одну ночь. А я не перенесу, если мое сердце снова будет разбито.
Делаю шаг назад, чтобы быть чуть дальше от него. Не чувствовать его запах. Не видеть, как перекатываются его желваки от того, что он стискивает зубы. Разорвать зрительный контакт.
– Ну что такое, Юль? Иди ко мне. Хорош уже в прятки играть. Тебе будет хорошо, я обещаю. – льются медом в мои уши его слова.
– Не надо, пожалуйста, – жалко лепечу я еле слышно.
– Почему не надо? Мы – взрослые люди, к тому же, заметь, – он хмыкает, – женаты. В чем проблема?
– Мы не взаправду женаты, – стараюсь говорить как можно тверже.
– Ладно тебе! Были не взаправду, стали взаправду. Ты не слушаешь меня что ли? Развода не будет! Как ты себе представляешь, что мы живем в одном доме, но я трахаю кого–то на стороне? – в его голосе слышится скрытая угроза.
Мне и самой не нравится такой расклад. Похоже, я совершенно запуталась. Я не хочу развода, но и не хочу жить с ним. Черт, как я это могу ему сказать, чтобы он понял меня?
– Я просто хочу, чтобы было все как раньше. – Делаю я попытку.
– Все и будет как раньше, – он делает вид, что не понимает, – только теперь взаправду, как ты говоришь.
Его ничем не переубедить, он вообще не слышит меня.
– Давай может вина? – Неожиданно предлагает он, направляясь к бару.
Двигается расслабленной походкой уверенного в себе самца. Я же трясусь как осиновый лист на ветру.
– Нет, нет, – поспешно отказываюсь, пить мне точно не стоит. Я и так пьяна от адреналина, бешенными порциями несущегося по венам.
Мурашки бегут по моей коже.
Я совершенно не понимаю, почему он вдруг переменил решение – почему он передумал оформлять развод, почему он хочет меня затащить в постель? У него же от желающих отбоя не будет, стоит ему только пальцем поманить. Почему он хочет именно меня?
В то время как я хочу оставаться от него как можно дальше: желательно вообще в разных городах и даже разных планетах, а если можно, то и в разных вселенных, как это и было до сегодняшнего вечера. Мы жили параллельными жизнями, почти не соприкасаясь.
Но сейчас он так смотрит на меня, будто я единственная женщина на земле, я ему сегодня нужна, причем прямо сейчас, немедленно!
Отчетливо читаю в его глазах желание.
– Я не буду с вами спать! – произношу уже не так уверенно, сломавшись от одного его тяжелого молчания и пристального взгляда.
Он смотрит на меня как будто хищник, нагнавший жертву. Я точно не ускользну. Снова шумно сглатываю и смотрю на него испуганно.
– Спать ты точно не будешь, – смеется он, раздевая меня глазами, – это я тебе запросто могу пообещать!
Приглушает свет и медленно приближается ко мне.
Он близко! Он слишком близко! – орут мне все внутренние рецепторы, – Опасность!
Мне кажется, что я перестаю дышать, моргать, и просто замираю как кролик перед удавом, не могу пошевелиться.
Смотрю расширившимися глазами как он медленно приближается ко мне, уверенный, что я никуда не денусь. Держит меня взглядом на мушке. У меня нервы уже звенят от напряжения.
– Пожалуйста, не надо, – выдыхаю практически ему в шею, выставляя свои ладошки и упираясь ими в его грудь, в нелепой попытке остановить этого опасного зверя. – Пожалуйста! Я не хочу. – добавляю через мгновенье еще тише.
Чувствую, как под пальцами напрягаются его мышцы. Неужели остановился?
Со страхом поднимаю глаза чуть выше его шеи, вижу, как дергается кадык и напряглись челюсти от стиснутых зубов.
И когда я уже чуть не плачу от напряжения и страха, улавливаю, как он еле слышно матерится и громче произносит:
– Как скажешь. Я не буду с тобой спать, пока сама не попросишь! – в его голосе я слышу непоколебимую уверенность вперемешку со злостью и насмешкой. Убойный коктейль!
Он даже не сомневается, что я сейчас же начну его умолять. А если не сейчас, то в ближайшее время: вероятно, завтра; максимум – послезавтра.
Злость закипает во мне и придает мне силы, чтоб еще сильней оттолкнуть его. Что за человек! Уверенный в своей неотразимости, что все хотят его настолько, что готовы по первому щелчку пальцев прыгнуть к нему в койку.
– Кстати, – говорит он спокойным тоном как ни в чем ни бывало, будто мы погоду обсуждаем, – мне для предвыборной кампании нужна не только жена, но и ребенок. Ребенка я нашел. Так что готовься завтра стать мамой нашему малышу.
– Чтооо? – у меня глаза на лоб лезут. – Какая предвыборная кампания? Какой малыш? Я не хочу быть мамой какого–то левого малыша!
Откуда только смелость взялась, прям в лицо это все ему выпалить на одном дыхании!
– О, как интересно! Мягкая киса на поверку оказывается рычащей тигрицей? – ехидным тоном произносит он. – Мне нравится твоя страстность.
Подмигивает мне. Да он веселится вовсю! И с улыбкой продолжает, не сводя с меня глаз:
– Забыл значит рассказать. Ты мне шанса не дала: то пытаешься сбежать, то соблазняешь меня. Совсем выпустил из вида. Сообщаю сейчас: у меня через две недели стартует предвыборная кампания, мне по статусу положена жена. Некрасиво будет звучать, что я разведен, детей нет. Если я семью не могу построить, как я построю регион? Как я буду рождаемость в стране поддерживать, если сам потомством не обзавелся. Потом никто уже и не вспомнит какие там были дети или не было их. Но в предвыборной гонке мне нужна жена и дети, хотя б один.
Таращу на него глаза, пытаясь вникнуть в услышанное. Тяжелое осознание оседает привкусом металла во рту. Вырастает в ком, царапающий краями мое горло.
Так вот в чем причина его резкой перемены ко мне. Он не воспылал любовью вдруг, когда сказал, что развод отменяется. Просто решил, что жена ему нужна сейчас больше, чем статус «разведен». И походу решил развлечься, затащив меня в постель.
Ставлю себе большущий плюс за то, что я не поддалась его напору. Он как всегда думал и думает только о своей выгоде. Хоть я и не ожидала другого, но почему–то становится обидно.
Весь наш брак как был фикцией, так и остается.
– Понятно, – коротко отвечаю я. Теперь мне действительно все понятно.
– Будет лучше, если ты научишься изображать заботливую любящую жену, – в голосе мужа звучат такие привычные командирские нотки.
Он уверен, что он все должны выполнять его желания, и его слово – закон.
– А я уверен, что лучший рецепт для этого – это секс между супругами. Так что привыкай к этой мысли.
Тем не менее, к моему счастью, он провожает меня в гостевую спальню и оставляет одну. Я долго вслушиваюсь в его удаляющиеся тяжелые шаги, пытаясь определить как далеко его спальня. Не знаю зачем я это делаю, но мне почему–то важно это знать.
Засыпая, долго ворочаюсь в кровати, пытаясь придумать какой–то выход и не могу. Малиновский не позволит мне бежать, да я и не смогу. Решаю, что подумаю обо всем с утра, и тут же проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.
Утром меня будит сообщение от его помощника, что одежда для меня доставлена и стоит у входа в коридоре дома. В доме стоит такая тишина, что я решаю, что Малиновский еще спит, и я могу тихонько проскользнуть на кухню выпить стакан воды и взять в прихожей одежду.
Вечером же я была настолько обессилена и взбудоражена, что решила не раздеваться, так что к утру мое платье выглядело совершенно жутко. Так что я тихонько выскальзываю из своей комнаты, замотавшись в огромное полотенце, обнаруженное в ванной. И застываю на пороге кухни, увидев Малиновского.
Я уже готова бежать прочь, когда он буднично, словно мы действительно сто лет женаты, не глядя на меня, сообщает:
– Сейчас помощник позвонил. Машина будет через десять минут. Поедешь познакомишься с нашим малышом. Я тебя очень прошу, хоть это и конфиденциальная встреча, но ты должна быть очень милой и внимательной ко мне и к ребенку, поняла?
– Я вообще люблю детей, – непроизвольно вырывается у меня под воздействием его предположений, что я как будто могу быть не милой с каким–то неведомым мне малышом.
– Что за вид? – Он наконец бросает на меня взгляд, который из мимолетного в одно мгновенье превращается в пристальный, – ты решила меня соблазнить с утра? Резво разгоняешься! – Ухмыляется и чуть не облизывается, как кот на сметану.
Я вспыхиваю, пячусь к дверям и начинаю оправдываться, сбиваясь и заикаясь:
– Я… я просто не думала, что вы встали уже… Платье вчерашнее не хотела одевать… Мне нечего одеть. Не подумайте ничего такого. Вы говорили, что будет одежда.
Он выслушивает этот бессвязный лепет, не перебивая, но я вижу, как темнеют его глаза.
Понимаю, что это было чудовищной ошибкой заявиться на кухню вот так, в одном полотенце.
Нельзя оставаться в таком виде с этим опасным зверем наедине. Надо бежать!
Кажется, я начинаю понимать, что чувствует человек, который зашел в клетку к тигру. Адреналин зашкаливает, хочется немедленно развернуться и бежать. Он сейчас подойдет и сожрет тебя. Но невозможно оторваться от его чарующей красоты и опасной грации движений.
Он не будет меня есть! – убеждаю я себя, – мы же не звери!
От чувства опасности подкашиваются коленки. Только Малиновский проходит мимо меня, окутывая меня своим запахом, и заставляя развернуться вслед ему.
Бросает мне, не оглядываясь, уверенный, что я следую за ним:
– Тут одежда, выбери себе что–нибудь на сегодня. Завтра сможешь сходить в магазин сама, сегодня у нас много дел.
Он небрежным жестом показывает на рейл с одеждой в коридоре.
Он, что, скупил пол магазина? На рейле вешалок тридцать, если не больше.
– Домашняя одежда тоже есть, – издевательски бросает он, красноречиво оглядывая меня с макушки до пяток: – Голой можешь не ходить, если только не хочешь меня соблазнить.
Снова вспыхиваю и говорю:
– Спасибо!
И тут же ругаю себя. Ну какое «спасибо»? Мне вообще–то домой надо. А не одежду выбирать тут и выслушивать его подколы. Но почему–то я не могу ему против слова сказать. Его властная аура подавляет всю мою волю и мое личное мнение.
Пока выбираю одежду и одеваюсь, попутно переписываюсь со своей мамой в телефоне, клятвенно обещая максимум через три часа приехать.
Но не понимаю, как я смогу ли я уговорить Малиновского отпустить меня.
Робко интересуюсь у него, сколько это займет времени, едва садимся с ним в машину:
– Александр Александрович, а это мероприятие надолго сейчас?
Он бросает на меня взгляд, и, хмурясь, отвечает:
– Во–первых, Юля, лучше на людях говорить мне не Александр Александрович, а, например, «милый» или «дорогой», а наедине – Саша. Поняла?
Молча киваю, стараясь представить смогу ли я так к нему обращаться. Тем временем он продолжает:
– Познакомимся с ребенком, сходим в парк с ним или в кино. Пофотографируют это все. Потом можешь поехать за вещами. – Еле заметно морщится, как будто сама мысль, что он может отпустить меня куда–то ему не нравится.
Но я предпочитаю не думать об этом.
Едем молча всю дорогу, только для меня это молчание давит на плечи, заставляет тревожно теребить пальцами край блузки, а Александр сидит совершенно расслабленно, погрузившись в свой ноут. И только в самом конце раздраженно бросает мне:
– Не дергайся! Все хорошо будет! Чего ты боишься?
И вот мы входим в офисное здание, где нас встречают его секретарь и помощник.
Помощник равнодушно улыбается мне и открывает перед нами двери со словами:
– Мы посовещались с руководителем предвыборного штаба и решили, что вам надо двоих детей. Сейчас с ними и познакомитесь. Они оба на Александра Александровича максимально похожи.
У Малиновского неожиданно звонить телефон, он отрывается на звонок и останавливается.
А я одна вхожу в комнату и… теряю дар речи. Передо мной сидит мальчик лет девяти и девочка лет пяти.
– Предполагается, что это дети от первого брака Александра Александровича, которых вы любите как своих. И да, кстати, вам тоже надо срочно забеременеть. Потому что столько лет брака – это предел по мнению народа, для того, чтоб не завести детей. Это нехорошо сказывается на образе кандидата. А трое детей – просто прекрасно! Очень вписывается в концепцию наших предвыборных лозунгов по поддержке рождаемости!
Не успеваю я и рта раскрыть, как помощник выдает мне еще одну «креативную» мысль:
– Мы сейчас решаем может вам накладной живот сделать?
Я смотрю на него так ошалело, что на мгновенье его невозмутимость слетает как маска с лица:
– Ну нет, так нет! Но настоятельно рекомендуем вам забеременеть немедленно! – продолжает он как ни в чем не бывало.
Вероятно, последние слова доносятся до ушей мужа, который со спины неслышно приблизился ко мне, приобнял за талию и мурлыкнул на ухо:
– Ну что, приступим?
Это его вкрадчивого голоса прошибает дрожь. Я не успеваю ничего сказать ему, он уже отстраняется от меня и устремляет взгляд на предполагаемых детей, потом переводит его на помощника:
– Артем, ты детей этих где взял? – спрашивает он еле слышно, но я улавливаю в его голосе угрожающие нотки.
– В модельном агентстве, – тут же отвечает тот.
– Отпускай их домой, – командует Малиновский, и когда те со своим сопровождающим скрываются за дверью, тихо и злобно продолжает:
– Ты долбанулся? Почему двое? Почему такой взрослый мальчик? Какой, к чертям, первый брак, да еще с двумя детьми? Мы с ней женаты пять лет, – он дергает головой в мою сторону, – я тебе четко сказал задачу! Это должен быть наш общий ребенок! К чему инициатива?? Я тебя спрашиваю!
Думаю, что на месте помощника, я бы уже умерла бы со страха. Малиновский утюжит взглядом так, словно дыры прожигает. Не иначе про него придуманы слова "убивать взглядом", именно этим он и занимается. Но Артем, ничего, держится, побледнел только. Вероятно, закалка у него имеется от долгой работы с Александром Александровичем. Что ж, в любом случае ему не позавидуешь.
К нам спешит мужчина лет сорока восьми, тут же начинает говорить, вместо временно примолкнувшего помощника:
– Александр Александрович! Вот лучше б вам двоих деток, понимаете? Мы вчера с ребятами в штабе сидели генерировали идеи и поняли, что двое деток самое то, а если еще и беременность – это вообще прекрасно будет! Плакат сделаем красивый, Вы, жена Ваша – красавица, – мельком смотрит на меня, и продолжает: – И дети, мальчик и девочка, ну и опционально уже – беременность третья. Вот прям прекрасно ложится все в канву разработанной нами для вас предвыборной программы. Если согласитесь, то беременность можно и изобразить! После выборов всем не до этого уже будет, была там беременноть - не было, самое главное до выборов все чтоб было красиво!
Малиновский хмурится:
– Программа программой, но в себя надо приходить! – Отчитывает теперь он их двоих, – дети из модельного агентства, то есть их может полгорода уже видело в рекламах каких–нибудь или роликах. А тут они оказывается мои дети. Мы с вами не в игрушки играем! Нужны другие дети! Понимаешь? Подходящие мне! Ищите! – командует он.
Александр угрожающе надвигается на меня. И мне не остается ничего другого, как пролепетать:
– У меня есть подходящие дети. Мальчик и девочка, двойняшки, им по четыре года.
Смотрю во все глаза на супруга. Пытаюсь прочесть хоть что–то по его хмурому лицу. Кажется, поверил. Теперь дело за малым: не проколоться самой.
Зато я смогу прямо сейчас поехать за ними к маме. И мне не придется их скрывать. В голове то ли ликование, то ли парализующий страх. Скорей всего, и то и другое одновременно.
– Чьи дети? – подозрительно спрашивает он.
– Мамины.
Пусть понимает как хочет. Дети мои. Верней, дети наши. Мои и его. Королевская двойня. Лев и Анна Малиновские. Только ему я об этом не скажу, не заслужил.
– Фотографии есть? Покажи! – Требует он.
Открываю галерею на телефоне, там все в их фотках. Милые мои мордочки. Соскучилась по ним за сутки жуть как. Наугад тыкаю в одно из фото в галерее, увеличиваю картинку и протягиваю телефон стоящему рядом супругу.
Малиновский мажет глазами по детским фото, краем взгляда вижу, что дети ему нравятся.
Мое материнское самолюбие ликует. Я–то знаю, что они у меня самые красивые. Но почему–то мне было важно, чтобы и этот властный бизнесмен, а также их папа тоже признал их красоту.
– Пусть привезут, – распоряжается он, как будто речь идет про какие–то игрушки из «Детского мира».
– Нет! Никто их не повезет, это маленькие дети, им нужен любящий взрослый рядом. Я сама за ними съезжу! – гневно возражаю я.
Малиновский заинтересованно смотрит на меня, удивляясь, что у меня оказывается есть свое твердое мнение.
– Хорошо, поехали! Куда нужно ехать?
– Я и сама могу, – пытаюсь отказываться.
– Нет! – Отрезает он, – Где они живут?
– У мамы моей сейчас, я как раз должна была ехать к ней вчера вечером забирать их. Маме нужна передышка, с двойней ей тяжело управиться. Я… помогаю.
– Ну и прекрасно. Поехали!
К счастью, он верит в мою версию, что я только помогаю маме, а не наоборот, что мама помогает с моими детьми мне. Ох, лишь бы дети не сболтнули лишнего – остается только надеяться на это.
– Балбесы! – Заявляет он громко обоим мужчинам, – девчонка вас уделала за пять минут. А вы за сутки не смогли мне найти подходящего ребенка! А она сразу двух нашла, не сходя с места!
Усмехается своим же словам.
Но как же далек он от истины.
Я их не нашла за пять минут.
Я их родила почти пять лет назад. И растила одна, потому что их папа плевать на них хотел.
Этот брак был фиктивным для него от начала и до конца, а я была молодой влюбленной дурочкой, уверенной, что он любит меня, раз женился на мне.
Как же я ошибалась!
Становится обидно до одури. Хочется догнать его и в лицо ему высказать, что это его дети! Только я понимаю, что мне лучше помалкивать. Обиды обидами, но я не знаю, как отреагирует Малиновский, узнав, что дети его. Вдруг захочет их присвоить? Так что в моих интересах, чтобы он никогда не узнал правды.
Снова садимся с машину, я диктую адрес водителю, который тут же плавно трогается с места и вливается в поток машин.
– Пробки, Александр Александрович! – Рапортует водитель, глядя в навигатор – хоть и близко, минут тридцать ехать будем.
– Предупреди маму, – бросает мне Малиновский, открывая ноут и уставившись в экран, – нам дети часа на два нужны, может больше. Потом вернем.
У меня глаза на лоб лезут. Он вообще человек, нет? Как он себе представляет детей? Это что вещь какая–то? Взял на пару часов, попользовался и обратно положил – так что ли?!
Вздыхаю, пытаюсь объяснить:
– Так не получится. Дети останутся со мной. «Вернуть» их можно только вместе со мной ко мне в квартиру. Они не игрушки, Александр Александрович, чтобы попользоваться в своих целях и потом закинуть в дальний угол до следующего раза. Да и мама уезжает послезавтра в санаторий, дети будут жить со мной.
– Ладно, как скажешь, – легко соглашается он легко, будто мимоходом.
Успокаиваюсь, с облегчением решив, что сейчас мы после фотографирования нашей «семьи» его водитель просто отвезет меня и детей домой. Меня это очень устраивает.
Я замолкаю, погружаясь в воспоминания пятилетней давности.
Пять лет назад
У нас не было шумного празднования в ресторане, не было множества гостей и пышного застолья. Правда, у меня было красивое платье, папа сделал мне такой подарок – купил то платье, что я выбрала.
Мы формально зарегистрировали свой брак в Дворце бракосочетаний, выпили по бокалу шампанского тут же в банкетном зале.
Когда важные гости разъехались, водитель отвез нас в гостиницу, в забронированный номер для новобрачных.
По дороге мой новоиспеченный муж, почти не глядя на меня, ровным голосом сообщил, что наша свадьба для него – дань уважения моему отцу, которому он не смог отказать.
– Ты можешь одна заселяться в номер для новобрачных, себе я снял отдельный, – сказал он и ушел в свой номер.
А я осталась одна в роскошном номере для новобрачных. Сейчас я понимаю, какой же дурочкой я была тогда!
Но тогда, пять лет назад, глупая девочка решила, что он боится, что я его не люблю. Думает, что наш брак – лишь фикция. Мне тогда казалось, что если б он знал, что я влюбилась в него с нашей первой встречи, он бы был нежным и ласковым, остался бы рядом со мной рядом и никогда никуда не отпускал.
Я думала, что, если я приду к нему в номер, он увидит меня и все поймет и оценит. Будет любить меня и станет мне настоящим мужем. Я верила в то, что мой безрассудный поступок откроет ему глаза на мою любовь.
Помню, что собиралась целую вечность, переодевалась, расчесывала волосы, собирала их в хвост, снова распускала, опять переодевалась...
В итоге пришла к нему, когда он уже спал.
Я так мучительно стеснялась, что выключила свет ночника, и комната погрузилась во мрак.
Я тихонько прокралась и нырнула к нему в постель, осторожно обняла его под одеялом.
И между нами все было волшебно, пока я не проснулась. Плотные шторы гостиничиного номере не пропускали свет, так что мне пришлось долго всматриваться в смятую постель, прежде чем понять, что на второй ее половине никого нет. Я вскочила в кровати, прижимая край одеяла к грудии тут же услышала звук голоса мужа, доносящийся с балкона.
– Серега, ну ты даешь! Спасибо за девочку! Просто шикарная! Даже не скажешь, что эскортница!
Я – эскортница?? Глаза на лоб лезут. Он даже не понял, что это я!
Не понял, что я была невинна до ночи с ним.
– Такая нежная девочка, просто сама невинность, но такая ласковая и сладкая! Женился бы, если б не был женат! – ржал он в трубку.
А у меня все обмерло. Схватила свои вещи, накинула гостиничный халат и выбежала из номера, запахивая на ходу полы халата.
Сердце отчаянно стучалось, на глаза выступили обидные слезы.
«Дура! Дура! Какая же ты дура!» – твердила я себе бесконечно, пока слезы лились из моих глаз.
И только наплакавшись вдоволь, совершенно обессиленная, я смогла заснуть.
Утром пришлось надевать темные очки, чтоб было не видно моих заплаканных глаз.
Муж мой тепло поприветствовал меня, но наткнувшись на мое отстраненное лицо, и быстро сменил тон на холодно–вежливый. Им и сообщил мне, что он уезжает через час.
– Я снял тебе квартиру, вот ключи, – протянул мне их на ладони, – адрес водитель знает, он отвезет тебя. Потом подумаю, что делать дальше. Виктору Андреевичу привет, – передал он последний привет моему папе.
И исчез из моей жизни на год.
Год, за который я похоронила своего отца, на похороны которого Малиновский не приехал, но прислал помощника с брачным контрактом и предложением выплачивать мне деньги ежемесячно.
Я хотела тогда отказаться, но вскоре узнала о своей беременности. А еще спустя некоторое время узнала, что у меня будет двойня.
Помню, как узист, водя датчиком по моему животу, восторгалась:
– Поздравляю! В матке вижу два плодных яйца, срок беременности одиннадцать - двенадцать недель, закреплены сверху по передней стенке. Просто отлично ребята расположились, как по учебнику. Радуйте, дамочка, мужа: может у вас будет королевская двойня!
Придя домой загуглила и выяснила, что значит королевская двойня. До этого момента дети – это было что–то из другой вселенной, а тут сразу двое и сразу мальчик и девочка!
Через девять месяцев после свадьбы я родила Леву и Анютку.
Так что деньги от Малиновского были мне очень кстати все эти пять лет.
Первое время я ждала его, что он как–то узнает о нас, примчится, будет умолять простить его, будет клясться в вечной любви. Верила, что однажды окажется, что он любил меня всегда, просто что-то ему помешало быть рядом, но как только это «что-то» перестанет мешать, он сразу примчится ко мне и детям.
Пока однажды до меня не дошло, что я полная дура, мы не нужны ему. Что он и думать про меня забыл, а о детях и не подозревает.
Только почему же он не развелся со мной до сих пор?
К счастью, когда мы подъезжаем к дому, у Малиновского звонит телефон, и он показывает знаками, чтобы я шла одна.
Похоже, фортуна наконец повернулась ко мне лицом. Понятия не имею, как бы отреагировала моя мама на моего мужа на пороге своей квартиры. Но точно уверена, что тихо-мирно бы все не закончилось.
Так что мчусь по лестнице перепрыгивая через ступени, лишь бы он не передумал и не решил подняться со мной. Еще за дверью слышу звонкие голоса двойняшек:
- А когда мама придет?
- Баба, а он мою куклу забрал и спрята-а-а-ал!
Нажимаю звонок, звук которого тонет в радостном визге и топоте детских ножек к двери.
Виснут на мне оба, наперебой рассказывают что-то оба одновременно.
Из моей мамы, очень строгой ко мне во всем, эти два маленьких чудовища вьют веревки. Она их очень балует. Зато сейчас, глядя на меня, поджимает губы и произносит:
– Юля! Что там у тебя за встреча такая была?
– Мам, ничего особенного, не волнуйся, деловая встреча. Давай мы сразу побежим с детьми, а ты отдохнешь, приляжешь может, поспишь. Явно же они тебя вымотали.
Мама недоверчиво смотрит на меня, но видно не хочет разговаривать при детях, поэтому недовольно соглашается:
– Ну хорошо, позвоню тебе часа через два.
Быстро собираемся с детьми и выходим в подъезд. Пока идем с пятого этажа вниз я объясняю детям:
– Лев, Анют, мы сейчас будем играть в сложную игру. Готовы?
– Ура! А что за игра?
– Это игра в шпионов. Вы будете как будто не вы, а другие дети. А я не ваша мама. Самое главное в этой игре не звать меня мамой. Хорошо? Кто справится, тот вечером получает мороженое!
– Мороженое! Чур, мне с шоколадом!
– А мне розовое с ягодкой сверху!
Дети довольные выскакивают на улицу.
– Котятки, сейчас идем знакомиться с важными дядей, с ним мы и будем играть в шпионов, – даю я последние быстрые наставления своим детям.
Сердце просто выпрыгнуть готово! Зачем, зачем я это сделала? Но, с другой стороны, как бы я выкрутилась? Все равно сегодня мне надо было их забирать у мамы.
Будем решать проблемы по мере их поступления!
Судьба по-прежнему к нам благоволит: Малиновский пересаживается на переднее сиденье машины, и даже не удостаивает мимолетным взглядом детей, которые садятся по бокам от меня. Всю дорогу мы молчим, лишь обрывочные фразы в трубку телефона, бросаемые Малиновским, нарушают тишину.
– Ма… Юля! – быстро исправляется Лева, – а мы теперь всегда будем ездить на такой машине?
– Нет, котик, это чужая машина.
– Жаль, мне нравится!
Тем временем Малиновский заканчивает свой разговор, и чуть повернувшись, не глядя на нас, говорит:
– Да, согласен, мне тоже очень нравится. Приехали, выходим! – командует нам.
– Я надеюсь, ты уговорила маму отпустить детей пожить с нами? – интересуется, когда мы выходим из машины.
– Их мама в курсе, не переживайте! – спокойно отвечаю ему.
Дети весело перемигиваются, считая, что игра началась. Толкают меня локтями в бок, суетятся от волнения.
– Ты сама с ними можешь справиться? – подозрительно интересуется Малиновский, глядя вслед убегающим вприпрыжку детям.
Меня чуть не подбрасывает от вопроса.
– Постараюсь! – отвечаю, стараясь ничем не выдать себя, – вообще они довольно покладистые.
– Хорошо! Надо, чтобы на детей посмотрели помощник и руководитель штаба. Покажи им детей, пожалуйста. Пусть скажут, подходят они или нет? А то придется искать других тебе.
Втыкает он словно иглы в мое сердце свои слова.
Сейчас как брошусь искать других детей лишь бы они понравились руководителю штаба! Злой огонь мелькает в моих глазах, что даже Малиновский это замечает и примирительно выдает:
– Да не психуй преждевременно! Может и эти еще подойдут. Где они, кстати? И как зовут?
– Сейчас я вас познакомлю, - обещаю я.
– Давай быстрей, я тороплюсь! – подстегивает меня он.
Окликаю детей и кричу им, чтоб подошли.
– Это Лева и Аня, – показываю ему на мчащихся к нам детей.
К счастью, он не спрашивает фамилию. Только сейчас до меня доходит, что фамилия у них должна быть не Малиновские, а я не предупредила об этом детей. Сердце от осознания этого ухает в пятки, на языке оседает металлический привкус, я еле справляюсь с бешенными пульсом, чтоб как можно спокойней произнести:
– Им по четыре года, они двойняшки, – и обращаясь к детям, добавляю, – котятки, это Александр Александрович, я вам говорила про него. Поздоровайтесь с дядей.
Вижу, как Малиновский передергивается от «дядя», но берет себя в руки и спрашивает у детей, многозначительно кивая на меня:
– И что же вам говорила про меня эта тётя?
*******
– Что мы будем играть с важным дядей! – выпаливает дочка как на духу.
У меня отпадает челюсть, у Малиновского расширяются глаза. Он, наверно, думал, что я наговорила детям про него гадости. Или на что он вообще рассчитывал?
В этот момент к нам подскакивает руководитель предвыборного штаба:
— Ну наконец-то! Мы вас заждались! Отличные дети! Просто вылитая мама! И на папу очень похожи! – нахваливает он двойняшек.
Только у меня от его слов кровь стынет в жилах. Я с опаской кошусь на Малиновского, но тот не придает этим словам никакого смысла. Видимо, для него дети – это не больше, чем реквизит. Удачный или неудачный.
Мы делаем в итоге всего несколько фотографий. С грустью думаю, что это наши первые семейные фото.
А возможно, что и последние.
Запрещаю себе думать и тосковать об этом. Малиновский – настоящая акула, стоит ему узнать про детей, я даже представить не могу, что он придумает. Вдруг захочет забрать их у меня, отправить в элитную британскую школу-интернат с отдельным проживанием для мальчиков и девочек, чтоб не мешали жить и не позорили отца проживанием в двухкомнатной квартире небольшого города.
Бр-р-р! Даже думать не хочу о возможных перспективах, тем более что все они рисуются мне крайне мрачными.
Помощник Малиновского смотрит во все глаза на детей, молча переводя взгляд с меня на них и обратно несколько раз.
Но только я начинаю пережить на тему, что он о чем-то догадался, он начинает кому-то названивать, отворачиваясь от нас.
Нервы просто звенят от напряжения, пока мы идем в фотостудию.
Ловлю на себе задумчивый взгляд Александра и поспешно отвожу взгляд. Мне сложно встречаться с ним глазами.
Александр поворачивается к детям и говорит:
– Дети! Мы решили поиграть, и сейчас мы играем в семью. Юля – ваша мама, я как будто ваш папа, а вы, получается, как будто бы наши дети. Для меня важно изобразить любящую и хорошую семью, то есть, мы с Юлей любим вас, вы нас, и мы друг друга. Задача понятна?
Левка глазеет по сторонам, Аня уставилась на меня. Ясно же, что ничего не поняли. Кажется, он и сам даже не понял, что сказал.
Малиновский, конечно, просто гений общения с детьми.
«Задача понятна» - передразниваю его мысленно, а вслух интересуюсь:
– Давайте я объясню им? – и обращаясь к детям, продолжаю, – котятки, нас сейчас будет фотографировать вон тот дядя. Надо, чтобы вы улыбались и вставали для фото, как вам говорят. Тогда мы быстро освободимся.
Дети оживляются:
– И пойдем гулять?
– На батуты? А потом купим мороженое?
– Все это будет, но после фотографий, – встревает Малиновский.
В фотосалоне фотограф командует нами, где кто должен встать, и как повернуться. Дети липнут ко мне по бокам, чуть поодаль стоит муж. Фотограф делает первый кадр, потом переставляет нас, требует от меня и детей:
– Давайте так: Александр присаживается в кресло, берет детей на колени, а вы, Юля, присаживайтесь на подлокотник, облокотитесь на мужа и обнимите его за плечо.
– Не бойтесь, я не кусаюсь! – заявляет вдруг Александр моим притихшим детям, и похлопывает себя по коленям, на которые они тут же забираются с некоторой опаской.
– Юля, не тормози! – подгоняет он меня.
– Мам, давай быстрей! Нам же на батуты еще!
И дети туда же! Вот же маленькие монстры! Приходится закинуть руку на плечо Малиновскому. Стараюсь делать это небрежно и для пущей убедительности проезжаю по коротко остриженным волосам на его затылке. Быстро одергиваю руку, сама не понимая, что на меня нашло. Не иначе это из-за нервного напряжения, не стала бы я так делать. Слишком вошла в роль «жены».
Александр поворачивает на меня голову, пристально смотрит, в то время как я нарочно гляжу на него, а в кадр.
Фотограф делает щелкает кнопкой, и я тут же вскакиваю с подлокотника как ошпаренная. Сама не знаю, что на меня нашло! Чувствую прожигающий взгляд Малиновского спиной. Еще немного, и он меня испепелит.
После чего фотограф заявляет, что нам хватит постановочных фото и он хочет нас снять в обычной обстановке. Несколько фотографий в развлекательном центре и несколько фото дома.
– Фотосессии дома не будет! – отрезает Александр, – это наше личное пространство, в которое не допустимо никакое вторжение.
– Хорошо, – тут же сдается фотограф, – обойдемся развлекательным центром. Куда едем?
– Мы едем прыгать на батутах! – Левка просто ошалел от радости.
– Вот это да! А потом будем есть мороженое и пить лимонад! – вторит ему сестра.
Кажется, дети куда быстрей меня сообразили, какие выгоды можно извлечь из общения с кандидатом в депутаты, кому нужны семейные фотографии.
Улыбаюсь своим мыслям, пока беру детей за руки и мы почти вприпрыжку бежим к выходу из офисного здания. Остальные еле за нами поспевают быстрым шагом. В конце коридора я оборачиваюсь и предлагаю:
– Давайте пешком пройдемся, тут недалеко. Минут десять или пятнадцать. На машине наверно столько же, если не больше.
Дети дергают меня за обе руки, вынуждая поторапливаться. Мы уже метров на двадцать опережаем группу мужчин, следующих вместе с Малиновским, когда у меня звонит телефон. Незнакомый номер. Наверно очередная рекламная чушь или соцопрос. Нажимаю «ответить» и слушаю в трубке смутно знакомый голос:
– Добрый день, Юлия Викторовна! Вас беспокоит давний друг вашего отца. Возможно, вы помните меня, я исполнитель завещания Виктора Андреевича. Нам нужно срочно встретиться.
– Добрый день! – вежливо отвечаю собеседнику, – а для чего планируется встреча? Я с детьми занята. Может, можем поговорить по телефону, и вы все расскажете?
– О, я очень рад, что у вас дети есть. Уверен, что ваш папа был бы счастлив! – голос собеседника становится слащавым, – но предпочитаю встретиться лично. Вопрос важный, вряд ли будет удобно по телефону решать.
– Хорошо, можем в понедельник встретиться днем, пока дети в саду будут.
– Меня вполне устроит, – соглашается он, – вам сейчас моя секретарша скинет адрес, где я буду вас ждать.
Нажимаю «отбой» уже под громкий плач Левки, который запнулся и упал. Ругаю себя, что отпустила его руку, пока держала этой рукой телефон.
Дую на коленку, успокаиваю сына, пытаюсь угомонить его рев хитростью:
– Если сильно больно, то наверно не будешь прыгать на батутах?
И это срабатывает, слезы у сына почти молниеносно высыхают, и мы снова бежим вприпрыжку.
В батутном центре, пока дети прыгают и веселятся, я только присаживаюсь на диван, тут же звонит моя мама, будто почувствовала этот момент.
– Юлия! Вы где это? – интересуется, услышав детские крики и смех на заднем фоне.
– В детском центре, мам, – бодро рапортую, – дети на батуте прыгают.
– Дети далеко? Могу говорить? – и не дожидаясь ответа, сразу наседает на меня, – Юля! Что ты опять выдумала? Мне добрые люди сказали, что ты собралась разводиться! Ну что люди подумают?
– Мам, ну кому какое дело?
Вздыхаю, но маму уже не оставить.
– А вот не скажи. Ты понимаешь, что станешь разведенкой с прицепом?
– Ма-а-м, ну не выдумывай! Это Света проболталась? – спрашиваю скорей для проформы, сама знаю, что она, больше некому. Моя подруга, которая оказывается совершенно не умеет хранить тайны!
Это я ей еще не рассказала, что Малиновский передумал разводиться, и что я эту ночь ночевала в его доме.
– А хоть бы и Света! Ты то мне никогда ничего не расскажешь! – упрекает она, и продолжает меня воспитывать, – я побыла в этой шкуре, мы когда с твоим отцом развелись, он сразу свободный интересный мужчина стал, а я разведенка с прицепом!
– Мамуль, ну какой прицеп? Мне уже семнадцать было, и папа же денег всегда давал.
Но спорить с мамой на эту тему бесполезно.
– Не смей его защищать! Я тебе добра желаю! И вообще я считаю, что пора бы подать на алименты! – голос мамы врывается в мои мысли, – одной двоих тянуть не дело вообще! Эти подачки его смешные. Даже не о чем говорить. Юля! Запомни! Он богатый человек! С него надо сейчас все брать! Потом поздно будет! Как и с твоего отца! Тоже вроде в достатке жил человек, а что тебе оставил после себя? Правильно! Ни-че-го! Поэтому требуй алименты с него, да побольше!
– Мам, ну какие алименты? Что ты опять придумала?
– У детей нет отца? Их мама одна воспитывает?
От голоса Александра чуть не подпрыгиваю на месте. В пылу разговора с мамой, я и не заметила, что ко мне подсел Малиновский. Видимо, он слышал часть разговора.
Я молниеносно вспыхиваю, вдруг понимая, что только что чуть не прокололась. Сердце ухает в грудной клетке, больно бьется о ребра. Нет, нет! Только не это!
Торопливо прощаюсь с мамой, обещая ей:
– Я перезвоню, не могу говорить!
И тщательно взвешивая каждое слово, смотрю на Александра и говорю:
– Есть отец. Просто мою маму не устраивает размер денежной помощи от него детям.
– Значит, она права, надо подавать на алименты. Оба родителя должны содержать детей, причем на муже больше ответственности. Мама же не может полноценно работать, значит мужчина должен зарабатывать и деньги давать. Тем более, что двое их.
С трудом сдерживаюсь, чтоб не усмехнуться ему в лицо. Все-то он знает, кто кому должен.
«И не узнает!» – обещаю я себе.
С его домостроевскими замашками точно захочет детей отобрать, просто потому что у него больше денег.
– Юля, если нужна помощь юриста, ты скажи, и маме Левы с Анечкой окажут всяческое содействие. Брак у них оформлен?
Нервно сглатываю, мне моя идея познакомить детей с Малиновским уже не кажется такой блестящей и решающей все проблемы.
Кажется, я сама себя загнала в ловушку.
– Это неважно.
– Юля! – произносит он вкрадчиво, – это не тебе решать! У детей должен быть отец. И он должен их содержать.
– Их мама сама с этим разберется, – парирую звенящим от волнения голосом.
– У тебя просто нет детей, – выдает он.
– Это ничего не меняет! – начинаю заводиться, – вы видите двойняшек первый раз, а уже командуете, что должна делать их мама!
Малиновский удивленно вскидывает брови:
– Ого! Какая страсть! Даже интересно! С вида тихоня тихоней, а такая буря эмоций. Похвально, мне нравится.
И не успеваю я ничего ответить, как он снова меняет тему и спрашивает:
– Где их отец? Кто он? Ты же понимаешь, что для меня не составит труда это выяснить?
Сердце ухает в пятки. Я даже забываю, как дышать.
Если он действительно решит узнать кто отец, то это будет несложно с его-то связями, возможностями и деньгами.
Шумно сглатываю, в то время как он сидит совершенно расслаблено и невозмутимо на меня смотрит.
– Я скажу их маме, что вы предлагаете такую щедрую помощь, – начинаю тараторить от волнения, – выяснять, кто отец не стоит, он известен. И он платит достаточно. Но если их мама захочет воспользоваться вашей помощью, то я вам сразу же скажу.
– Не надо так волноваться, Юля, – медленно произносит он, внимательно глядя на меня, – но я уже не первый раз замечаю, что ты по-прежнему говоришь мне «Вы» вместо «ты», хотя я уже просил тебя так не делать.
Он говорит очень тихо, что мне приходится чуть сдвинуться к нему и наклониться, чтоб расслышать.
Чем он, конечно же, сразу пользуется. Берет локон моих волос и аккуратно заправляет мне за ушко со словами:
– Ты очень красивая. Мне повезло с женой.
Вспыхиваю. Не понимаю, как он так может быстро переходить от угроз узнать кто отец двойняшек до комплиментов.
Пока раздумываю стоит ли мне благодарить его за теплые слова, как он уже продолжает, вполне насладившись моим смущением:
– Давай потренируемся, Юля. Будем учиться говорить мне «ты» и «Саша». Мы ведь женаты, неужели ты забыла?
– Не забыла.
– Ну вот и хорошо. Давай начинай. Я в тебя верю! – подбадривает, все так же пристально глядя на меня.
– Что начинать? – теряюсь я под взглядом темных глаз.
– Начинай говорить мне «Саша» и «ты».
Слова застревают в горле. Первый и последний раз, когда я обращалась к Малиновскому на «ты» было в день нашей свадьбы и первую брачную ночь. После этого он уехал.
– Ну? – торопит меня, – тебе помочь?
Берет меня за руку, и смотрит в глаза так пристально, как будто внушить мысль хочет, вбивает мне на подкорку слова, которые ждет от меня:
– Саша, поехали домой! Я так скучала!
Пытаюсь вырвать кисть руки из его захвата, но ему мои попытки вообще ни о чем.
– Повтори! – требует, – это просто тренировка. Ты должна научиться говорить правильно.
– Саша, – повторяю вслед за ним онемевшими губами, – я так скучала.
– Забыла «поехали домой» сказать, – поправляет меня он.
А сам следит жадными глазами. Я как десерт перед ним, еще немного и он облизываться начнет.
– Поехали домой, – послушно повторяю упавшим голосом.
Но ему нравится, вижу по его довольной улыбке.
Я как под гипнозом. Темные глаза заглядывают прямо в душу, подчиняют.
– Молодец! – хвалит он, – способная какая у меня жена!
Похоже, его откровенно забавляет ситуация, и доставляет удовольствие власть надо мной.
– Саша, – произношу осмелев, – можно мы с детьми сейчас поедем домой?
В его глазах на секунду мелькает угроза, но тут же гаснет. После чего он улыбается и отвечает:
– Конечно, сладкая моя, так и поступим, вы с детьми сейчас едете домой. А я попозже подъеду, мне еще поработать надо, встретиться кое с кем. И потом сразу домой. К тебе и детям! – ухмыльнулся он.
– Я не это имела в виду.
– Не страшно, – самодовольно улыбается, – я всегда могу тебя направить в нужное русло. Будем дальше тренироваться.
– А как же дети?
– Ты же сама сказала, что дети будут жить с нами. Это ненадолго, не переживай. Два месяца. Потом вернем их маме.
У меня челюсть готова упасть:
– В смысле два месяца?
– Предвыборная кампания, – он равнодушно пожимает плечами, – потом мне наших родишь. Ну или можем этих усыновить. Так даже лучше будет. Ты же сама говорила, что мама твоя устает с ними. А так они с нами будут жить. Согласна? Скажу тогда юристам, пусть займутся вопросом усыновления.
Смотрю на него во все глаза, понять не могу – он это серьезно сейчас предлагает или издевается надо мной?
– Не надо! Давайте пока просто так поживем!
Александр хищно улыбается:
– Я знал, что ты сама предложишь пожить всем вместе. Ну просто так, так просто так. Люблю покладистых девочек, – произносит одобрительно.
Все он в свою сторону выворачивает, чувств других людей для него будто и не существует.
– Одно НО, моя хорошая. У нас что-то обучение не заладилось. Только что учили на «ты» и «Саша», а ты опять мне «выкаешь»
– Я поняла, да, больше такого не повторится!
– Конечно не повторится. Просто я тебя отшлепаю в следующий раз и все, - делает паузу и смотрит на меня серьезно, давая понять, что не шутит, и продолжает: – Давай домой дуй с детьми. А вечером расскажешь, как жила без меня эти годы.
Хоть Малиновский сразу уходит после нашего с ним разговора, я еще два часа жду детей, никак не желающих уходить из развлекательного центра.
Фотограф тоже остается с нами, и уходит только после того, как делает несколько снимков в кафе, где дети с удовольствием поедают обещанное им мороженое.
Выходим из детского центра мы уже ближе к вечеру.
Когда садимся в машину, я так легко произношу водителю: «Домой, пожалуйста», будто пять лет считала дом Малиновского своим домом. Сама поражаюсь этому. Водитель же и бровью не ведет, плавно трогается и быстро вливается в поток машин, доставляя нас до нужного адреса за несколько минут.
Дети, едва перешагнув порог дома, тут же в нем осваиваются, оценивая огромное пространство и количество комнат. Как маленькие любопытные котята проводят разведку по всему дому. Меня тоже за собой тащат. Если б я одна стеснялась пройти, то с детьми это стало как экскурсия.
– Котики, мы вообще-то в гостях, может просто посидим в зале и подождем хозяина?
– Мы будем смотреть только те комнаты, где двери открыты, – предлагает Лева.
– Мама, ты же сама сказала, что мы играем в шпионов! А шпионы должны провести разведку, – поддерживает сестра.
– Ничего не бойся! – обнадеживает сын, – мы ничего не будем трогать, только посмотрим!
Разведка проходит успешно. Под предводительством Левки мы осматриваем весь дом. Но он остается не очень доволен увиденным:
– А как мы тут будем жить? Здесь совсем нет игрушек! И кроватей нам тоже нет. Хотя дом хороший. Я бы хотел в таком жить, только чтобы это был наш дом!
– Мне тоже нравится, – Анютка, как обычно, соглашается с братом, – тут можно в прятки играть и в принцессу.
Пока дети весело играют, я то и дело выглядываю в окно, не приехала ли машина, но двор каждый раз пуст, и я в конце концов перестаю смотреть.
Потом мы втроем смотрим мультфильм на огромном телевизионном экране. Дети так утомились, что засыпают на диване в гостиной сразу же, стоит мне приглушить свет. Я укрываю их пледом, и выхожу на кухню.
Не знаю, чем мне заняться. Идти спать до приезда Малиновского мне кажется неправильным. Подогреваю себе чай, наливаю. Но не делаю ни глотка, погружаясь в раздумья о том, как теперь быть. Мысли ни к чему не приводят.
Набираю номер подруги, кратко сообщая ей, что Малиновский передумал разводиться, и теперь мы с детьми живем у него.
– Правда? Ого! Вот так новости! А я только успела с твоей мамой поговорить о твоем разводе, – сознается она, – а вы уже передумали и все по новой решили начать.
– Ничего мы не решили! – Возмущаюсь я, – это он решил. А мне это все не нравится!
– Юль, ты шутишь? Как такой мужик может не нравится? Видный, богатый. Что тебе еще надо?
– Хотелось бы, чтоб любил меня, понимаешь? И детей тоже. А так пока я только вижу, что я и дети ему нужны для своих целей.
– Ну сначала для своих целей, потом привыкнет к вам! Но ты тоже бревном не стой, ты его там пособлазняй что ли, бельишко прикупи! Что ты как первый раз что ли?
Вспыхиваю.
– А ну да, – продолжает подруга, – ты ж у нас точно первый раз.
Цокает языком.
– Не буду я никого соблазнять! – заявляю ей твердо, – Мне это не нужно. Ну соблазнится он, а дальше что?
– Как что? – подруга всплескивает руками и закатывает глаза.
Я, конечно, этого не вижу, но уверена в ее реакции на тысячу процентов.
– Переспите с ним, глядишь, и останется с тобой. Ты красивая молодая женщина, пару штучек в постели провернешь, и он твой. Я научу, не переживай! – Хохочет она.
Но я-то знаю, что в ее шутке огромная доля правды, стоит мне только заикнуться, и Света в магазин нижнего белья рванет и в интернете статьей найдет на тему «как удержать мужчину»
– Свет, я не уверена, что ему это все нужно.
– Ой, нужно, не нужно? Кого это вообще колышит? Ты мне лучше скажи: тебе самой это нужно? Вот по-честному?
– Не знаю, – отвечаю после секундного раздумья.
– Не знает она, – ворчит подруга, – а кто знает? Значит, подумай хорошенько. Себя только не обманывай, мол, мне и одной хорошо! Если хорошо, то и ладно. Лишь бы это по-настоящему было, а не бравада твоя.
– Я знаю, что не хочу соблазнять и притворяться. Неужели я не достойна любви просто так? Мне кажется, я не так много хочу.
– Конечно, достойна, – как-то подозрительно быстро соглашается подруга, – но ты сама его любишь? Готова с ним всю жизнь прожить? Детей нарожать?
– Да есть же уже дети!
– Ну хорошо, пусть есть. А жить ты с ним готова?
– Не знаю. Я же совсем его не знаю. Тогда пять лет назад, казалось, что да. Но теперь столько всего изменилось. Я поняла, что я ему не нужна была, а сейчас нужна стала для предвыборной кампании. И дети пригодились.
– Ого ты разошлась! Ладно, горячку там не пори! Как раз поживешь пока, присмотришься. Может и поймешь нужен тебе развод с ним или нет.
– Я не хочу развод, в том-то и дело. Не сейчас. Может чуть попозже?
Оборачиваюсь и вижу в дверях Малиновского. У меня расширяются глаза. Как давно он тут стоит и слушает наш разговор?
У меня коленки трясутся от страха, так темны и опасны его глаза.
Он стоит и молчит. И надеяться глупо, что он расскажет, что он слышал и какие выводы сделал из услышанного.
Я тоже молчу. Просто не знаю, как начать разговор.
Так и стоим друг напротив друга и сверлим друг друга взглядами. Я не выдерживаю первой:
– Хорошо, что ты пришел! Дети уже уснули. Я не знала, где их можно положить, так что они спят в гостиной на диване.
Наблюдаю, как сжимает челюсти. Вижу – злится. Понять бы еще на что. Чувствую себя как нашкодивший котенок, очень хочется спрятаться от его темного взгляда и отсидеться в укромном местечке, пока он не сменит гнев на милость.
– Юля! – вкрадчивым голосом, от которого обмирает сердце, начинает Малиновский, – у тебя телефон для чего? Чтобы с подругами разговаривать? Можно было позвонить и спросить, я бы организовал все.
– Не хотела отвлекать.
– Я для тебя всегда свободен, поняла? Пошли выберем комнату для детей. Они вместе привыкли спать или им каждому нужна отдельная?
– У них у каждого своя кровать. Если можно в одной комнате.
– Могу в гостевую спальню поселить. Завтра куплю две детские кровати. Ну и помощнику втык дам, почему не продумал этот момент заранее.
Брови мужчины сходятся на переносице. Он шагает в гостиную и замирает на пороге, привыкая к полумраку, царящему в комнате. Он так резко остановился, что я врезалась в его спину, не ожидала, что он встанет. На долю секунды почувствовала, как напряглась его спина и услышала, как глубоко и рвано он вздохнул. Отпрянула от него и сделала шаг назад.
Стараясь не шуметь, он подходит к дивану, на котором спят дети. Подхватывает Левку на ручки и легко поднимает. Я тянусь за Анютой, но Малиновский останавливает меня, качает головой и одними губами произносит:
– Не надо! Я сам за ней сейчас спущусь.
Ловко поднимается по лестнице с сыном на руках. Я на секунду замираю, поражаясь как отец ребенка несет его на ручках спать. Встряхиваю головой, прогоняя эту картинку, убеждая себя, что не хочу, чтобы Малиновский знал, что это его дети.
Догоняю его уже почти у дверей спальни, бесшумно иду следом. Сдергиваю покрывало с кровати, взбиваю подушку.
Поворачиваюсь к мужчине, застывшему у кровати с ребенком на руках. Он так задумчиво на меня смотрит, прожигает во мне дыры своими темными глазами. Потом, словно очнувшись от морока, кладет Левку на постель, и быстро выходит из комнаты.
И пока я раздеваю сына, и укрываю его одеялом, он уже возвращается с Анютой на руках. Кладет ее с другого края кровати, отходит и замирает в дверях.
Оборачиваюсь, спиной почувствовав его взгляд.
– Ты была бы очень хорошей мамой.
Пожимаю плечами и отворачиваюсь обратно к детям. Они устали сегодня, спят безмятежно и крепко, вряд ли проснутся до утра.
Поднимаюсь с кровати и иду к дверям. Малиновский сторонится и пропускает меня. Замираю. Он что, не планирует выходить?
Смотрю в его задумчивое лицо. Знать бы, о чем он думает.
– Пойдем вниз? – зову его, волнуясь от того, что он рассматривает детей. Вдруг что-то заподозрил?
– Да, пойдем, – тут же откликается.
Спускаемся бок о бок по лестнице, молча идем на кухню.
Я так волнуюсь, что он сейчас мне устроит допрос с пристратием, что пропускаю первый вопрос, и ему приходится повторять:
– Я спрашиваю, с кем ты разговаривала? Юля-я-я! – тянет он мое имя.
– А? С подругой. Света зовут.
– О чем говорили?
Сглатываю, пытаюсь в голове быстро прокрутить наш разговор, и придумать его правдоподобную версию. Беда в том, что я не знаю, сколько он слышал. Осторожно говорю:
– Я ей сказала, что пока не развожусь, и что мы живем под одной крышей.
Мужчина одобрительно кивает, предлагая жестом присаживаться к столу.
– Ты ужинала? – заглядывает в холодильник и морщится, выныривая из него, – Может поужинаешь со мной? Надо Артему сказать, чтоб продуктов купил. Какие нужны детям? Напиши ему список.
– Хорошо, – радостно соглашаюсь.
– Хорошо – это хорошо, поужинаю или хорошо, напишу?
– Напишу.
– Есть не хочешь?
Вспоминаю, что я с утра ничего не ела, кусок в горло не лез от волнения. Урчание в животе выдает меня с головой. Малиновский смеется:
– Можешь не отвечать!
Снова заглядывает в холодильник, вытаскивает оттуда какие-то контейнеры.
– Помощник заказал доставку, не знаю, что внутри, сейчас чего-нибудь найду, – обещает он, но как-то неуверенно.
Не выдерживаю, подхожу помочь ему с едой, видя его растерянный взгляд человека, видимо привыкшего питаться в ресторанах. Под крышками контейнеров обнаруживаю лазанью, пять разных салатов, какие-то разноцветные пирожные.
Да уж, у помощника Малиновского свои представления о том, чем питаются женщины и дети.
Оказывается, я очень голодная, так что быстро все съедаю и только тогда отрываю взгляд от тарелки. Натыкаюсь на совершенно нечитаемый взгляд мужа, который смотрит на меня так, словно впервые видит.
– Ты очень красивая, – произносит хрипло, и после паузы добавляет: – Новое ощущение, когда дома кто-то ждет. Мне понравилось.
Улыбаюсь искренности его голоса.
– Чтоб наверняка не понравилось, можем все вместе в магазин сходить за продуктами, – нелепо шучу я.
– Я готов, – неожиданно соглашается он усмехаясь.
Встает из-за стола, убирает посуду в посудомойку и снова пристально смотрит на меня.
Теряюсь от его взгляда и жду чего угодно: допроса с пристрастием про свой телефонный разговор или требования рассказать, как я жила без него, но он вдруг тихо произносит:
– Тебе пора спать!
Хлопаю глазами, не веря своим ушам. Неужели допроса не будет?
– Доброй ночи, – отвечаю почти шепотом.
Разворачиваюсь, чтобы подняться по лестнице. Но замираю на долю секунды, не решаясь уйти прямо сейчас.
Почему-то не покидает чувство, что он хотел что-то сказать. Но не рассказал. Отметаю эту странную догадку, просто не может быть такого, что Малиновский что-то не может.
Утром с трудом открываю глаза. Вчера ночью я никак не могла уснуть. Ворочилась на постели, смотрела в темноту, провалилась в короткий сон уже под утро. И конечно же не выспалась.
Встаю и подхожу к двери. Меня больше не обманывает тишина дома, накидываю халат и выхожу.
Спустившись на первый этаж, понимаю, что предчувствия меня не обманули, Малиновский действительно уже проснулся и стоит на кухне в простой домашней футболке и низко сидящих домашних брюках. Волосы взъерошены, видимо, еще не причесывался.
Он оглядывается, улыбается мне:
– Доброе утро! Как спалось?
Секундная пауза нужна мне набрать воздуха в легкие, чтоб потом невозмутимо ответить:
– Доброе утро! Спасибо, хорошо.
Александр недоверчиво смотрит в мое лицо, качает головой и заявляет:
– Ну ты врушка! Я же вижу, что не выспалась. Давай водителя отправим отвезти детей в сад?
– Нет, не надо, – отказываюсь, не раздумывая, – я лучше сама.
И не сдержавшись, зеваю, прикрывая рот ладошкой.
Мужчина усмехается.
– Сама так сама, но за руль не сядешь! Водитель отвезет вас на моей машине.
Вскидываю на него глаза. Почему нельзя быть просто милым и обязательно показывать власть? Но надо признать, мне нравится его забота.
Я так много лет была одна, и сама решала все проблемы, что могу один раз согласиться на помощь от Малиновского.
Сама себя убеждаю, что это только на время предвыборной кампании. Пройдет два месяца, а может даже раньше, и все закончится.
Я снова буду сама возить детей в садик, искать там парковку, сама покупать продукты, готовить, убирать, играть и гулять с детьми, сама отведу их через пару лет в школу.
Так что один раз можно.
И соглашаюсь:
– Ладно, пойду разбужу их.
Котята спускаются, трут глазки, не могут проснуться сразу, сидят, смешно нахохлившись, смотрят на улыбающегося Малиновского.
Я и сама на него смотрю – чего вдруг разулыбался так.
Он в ответ пожимает плечами:
– Какое-то чувство странное. Вроде как дежавю, но не дежавю. Вроде как было это или видел может в кино? Кухня была, – начинает вспоминать вслух, – двое детей не могли до конца проснуться, сидели взъерошенные, требовали какао и бутербродов.
– Мам, дай какао! – тут же отзывается Левка, будто ждал команды.
– Я бутерброд хочу! А то в садике вечно каша манная! Я ее ненавижу! Бутерброд! – требует Анютка.
– И какао нам обоим по большой кружке! – подает голос маленький вымогатель.
– О! я ж говорю! Именно так все и было! – Чему-то радуется Малиновский.
– У вас… то есть у тебя есть какао?
– Откуда у меня какао? – изумляется мужчина, – хотя кто знает, давай искать, может помощник и купил.
С этими словами он открывает створки кухонных шкафов, ищет и продолжает говорить:
– Я бы и сам какао выпил. Сто лет уже не пил какао. С детства!
Резко выпрямляется и разворачивается ко мне, в глазах плещется удивление и радость одновременно:
– Я вспомнил! Точно дежавю! Мы с сестрой вечно по утрам требовали какао и бутерброды у мамы с папой. Потому что в садике вечно нелюбимая каша была. А после какао от мамы и бутеров от папы жизнь налаживалась, можно было идти в сад. Надо же, столько лет прошло, ничего не меняется.
Стараюсь незаметно сглотнуть застрявший в горле ком.
Задаю дрожащим голосом вопрос:
– У тебя сестра есть? Я не знала.
– Есть! – заявляет он гордо, будто это личная его заслуга, – двойняшка. Мы с ней королевская двойня. Прям вот как эти чудесные ребята.
Машет головой в сторону детей.
Понятно почему у меня двойня. В нашей родне ни у кого двоен никогда не было. А про Малиновского я ничего и не знала.
Хорошее его настроение выливается в заботу о детях. Командует мне:
– Ищи какао! Оно должно быть! Или помощник лишится премии. Как это в доме дети, а он не подумал о какао? А я бутеры пока сделаю! Я лучший в мире специалист по бутербродам! – восклицает он и уже намного тише добавляет: – Ну надо же, я даже словами отца своего заговорил, такое дежавю интересное!
Позавтракав, дети гораздо быстрей собираются. Выходим на улицу, подходим к машине, водитель любезно распахивает двери.
Ну надо же! Внутри, на заднем сиденье красуется два детских кресла. С удивлением смотрю на водителя, который пожимая плечами, сообщает:
– Так Александр Александрович вчера поздно вечером распорядился, чтоб к утру кресла были. Пришлось полгорода на уши ставить. Все магазины уже закрыты были. Решили в общем вопрос, но попыхтеть пришлось.
Пристегиваю детей, с благодарностью думая, что муж поставил детские автокресла, позаботился. Иногда что-то в нем такое проклевывается, доброе. Не только о своей выгоде заботится, как я думала. Выходит, я ошиблась в отношении него?
Только у меня тревожно на душе, что он может обо всем догадаться, но я отгоняю эти мысли прочь, убеждая себя, что он много работает, и видится мы будем не часто.
Его водитель отвозит нас и легко находит место для парковки, которое как нарочно ожидает его. И только отведя детей в садик и возвращаясь к машине, я вспоминаю, что у меня встреча со знакомым отца.
Малиновский ждет меня дома. Почему-то не хочу ему говорить о предстоящей встрече
Вхдыхаю. Врать тоже не хочется.
Решаю, что лучше всего эту встречу перенести. Малодушно не звоню, а пишу в мессенджер, что сегодня у меня никак не получается приехать. Сообщение сразу же светится синими галочками прочтения. И мой телефон начинает звонить. Не беру трубку, хотя телефон просто разрывается, и просто выключаю телефон после третьего звонка.
Водитель заинтересованно бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида и тут же отводит глаза, уточняет:
– Домой вас везти?
Не успеваю ничего ответить, потому что в следующее мгновенье вижу, как на нас сбоку несется машина.
Я даже не успеваю закричать, так быстро все происходит.
Одновременно за долю секунды визг тормозов, грохот и лязг искореженного металла врываются в мозг, а сработавшие подушки безопасности выбивают из легких весь воздух. Мир гаснет перед глазами.
Александр
Юля поехала отвозить детей в сад.
А у меня в руках пачка свеженьких фотографий. Руководитель предвыборного штаба принес с таким видом, будто это его личная заслуга, какие хорошие фото получились.
– Александр Александрович, надо буквально пару-тройку фото выбрать с семьей. Мы банеры по городу развесим и на рекламный буклет пойдет в раздел предвыборной программы по поддержке рождаемости в области.
– Срочно?
– До завтра терпит. Завтра уже в рекламное агентство надо.
– Хорошо, оставляй, посмотрю вечером.
Но как только помощник исчезает за дверью, не могу удержаться и начинаю смотреть. Юля с детьми, уплетающими мороженое. Юля утешает Левку, который ревет от того, что упал и коленку ободрал, пока бежал наперегонки с Анютой. Юля идет и держит детей за руку. Хорошие кадры. Видно, что детей она любит, и что они отвечают ей взаимностью. А вот и общие фото. Застреваю на них на несколько секунд. Фотограф – настоящий профи, выглядим реальной счастливой семьей.
«Напрокат» – напоминаю я себе. – «Это все мне нужно для кампании, и больше ни для чего»
Противореча сам себе лезу в комп, нахожу папку с фотографиями пятилетней давности с нашей свадьбы. Я их вообще никогда не смотрел, фотограф закинул тогда мне на комп папку со свадебными фотографиями, она и болталась, я и забыл про нее.
Сейчас вспомнил.
Юля в белом длинном платье, тоненькая как тростинка, она и сейчас худышка, но тогда – это просто соломинка какая-то была. Казалось, обнимешь ее – и сломаешь ненароком.
Я познакомился с ней за месяц до свадьбы. Верней, видел ее периодически, но внимания не обращал, а тут ее отец нас нарочно познакомил.
И я в город-то этот приехал по приглашению отца Юли, Крапивина Виктора Андреевича. Выглядел он не очень, как-то постарел, осунулся. Но хватки своей не утратил и почти сразу перешел к делу:
– Саша, такое дело… Выслушай, и обдумай потом хорошенько, не отказывайся сразу. У меня рак нашли, мне осталось максимум месяца два, ну может три, если повезет. Дочка у меня, помнишь же? – посмотрел на меня вопросительно.
То, что дочка у него, я помнил, Крапивин ее обожал до беспамятства, всегда про Юлю свою рассказывал, какая она красавица, какая талантливая и замечательная. Все разговоры эти я пропускал мимо ушей, считая блажью и сентиментальностью.
– Да, помню конечно. Юля.
– Она одна остается у меня.
Я напрягся, уже нарисовав себе мысленно картину, что я должен буду удочерить и воспитать маленькую девочку. Но к счастью, услышал:
– Ей двадцать почти. Но она еще юная. С ее матерью мы в разводе. Она – хорошая женщина, но доверчива сверх всякой меры. И транжира. Ты прости, что я так без обиняков тебе вываливаю семейные свои тайны. Но у меня просто времени нет издалека заходить. Врачи не дали мне времени. Я бы подготовился получше.
Устало прикрыл глаза, сам разговор утомлял его.
– Ну погодите. Может они еще ошибаются? Есть же израильские еще врачи? Может в Корейскую клинику обратиться? Погодите ставить крест на себе, – пытался я предложить хоть какие-то выходы.
– Слишком поздно, Сань, слишком поздно. Но я тебе это не для того рассказываю, чтоб сочувствия выпросить или поддержки. Я знаю, что ты деловой человек. И я доверяю тебе. Доверяю настолько, что верю, что твое слово будет действовать и после моей смерти. Это важно. Ты подумай. Дело конечно серьезное.
– Слушаю, – ответил я с готовностью. Жалеть – не мой профиль. Но чем-то помочь человеку, которому многим обязан – это проще и это мне по плечу.
– Женись на Юле.
– Вы шутите? – ошалело спросил.
– Вовсе нет. Я понимаю, ты ошарашен. Но я хочу, чтоб моя девочка ни в чем не нуждалась, но при этом по глупости бы не разбазарила то, что я ей оставляю.
– Но при чем тут я? Она совершеннолетняя. И даже если выйдет замуж, все равно сможет сама распоряжаться наследством. Я не понимаю.
– Все очень просто. Я все свои активы последние месяцы, как только стало известно о диагнозе и неоперабельности рака, переводил в ценные бумаги. Сформировал хороший пакет, я считаю. Теперь я готов его передать твоей фирме в доверительное управление при условии, что ты будешь лично выстраивать инвестиционную стратегию по пакету. Тут я в тебя верю, не зря же всему учил.
Он коротко хохотнул. А мне было не до смеха, но я согласился:
– Это большая честь для меня, я не подведу, обещаю!
– Обещает он! Погоди обещать. Ты хочешь только сладкое. А сейчас сложная часть. Весь пакет я завещаю Юле. Только она знать об этом не будет. Ну, допустим, лет до двадцати трех своих, а лучше – до двадцати пяти, – он рассуждал вслух и начинал расхаживать по кабинету. – Ты женишься на ней. И обеспечишь тем самым то, что она не попадет в руки к пройдохе, который легко обведет ее вокруг пальца, лишив всего. Возможно, сможешь ее полюбить и будете жить душа в душу. Она – хорошая девочка у меня, чистая душа.
Вмиг изменившееся выражение его лица, озаренное теплой улыбкой, поведало мне о том, что он обожает свою дочь и хочет ей добра, просто методы у него… непопулярные.
– Виктор, а вы дочь-то спросили? – поинтересовался я осторожно, – вдруг у нее кто-то есть?
– Нет у нее никого, - отмахнулся он от меня, – ей этот брак на пользу будет, я считаю. У тебя есть хватка. Видишь? Я доверяю тебе все самое ценное. Свое имущество и свою дочь. Подумай. Ты в прибыли. У тебя и жена, и в управлении хороший пакет, который много тебе даст, и власти, и денег. Еще спасибо мне скажешь! – горько усмехнулся он.
Знал бы он, во что выльется его предложение.
Александр
Я думал неделю. Не хотелось отказывать человеку, которого я уважал, но предложение его было из разряда за гранью моего понимания. Тем не менее, через неделю пришел к нему подготовленный и заявил:
– Я обдумал все. Согласен. Вот договор на доверительное управление, – протягиваю ему бамаги, – и плюс к этому мои юристы подготовят брачный контракт, по которому все имущество, приобретенное до брака, а также все, что получено от использования этого имущества впоследствии в период брака, не подлежит разделу.
Отец Юли зааплодировал мне и усмехнулся:
– Я рад, что ты согласился, и что ты подходишь к свадьбе с трезвой головой. И с юристами!
– И я бы хотел ознакомиться с вашим завещанием.
– Ну что ж: браво! Я не прогадал. Сантиментов в тебе ни на йоту! И это хорошо. Будем знакомиться с невестой.
Мы сыграли свадьбу через месяц. Ключевое слово – «сыграли». Мне казалось, что это такой фарс, я отстраненно наблюдал за всем будто со стороны. Как вдруг фотограф попросил поцеловать невесту. Я повернулся к ней, и с удивлением увидел, как она тянется ко мне за поцелуем. Столько доверчивости и открытости было в ее жесте, что я не выдержал и притянул ее к себе, впился в нежные губы.
Листаю файлы. Вот и фото поцелуя. Рядом довольные родители. Мы сделали все, как надо.
Через две недели отца Юли не стало, он ушел со спокойной душой наверняка.
Брачный контракт был готов только на следующий день после его похорон.
Отчего то мне очень не хотелось видеться со своей так называемой женой. Может тот факт, что первую брачную ночь я провел с какой-то неизвестной девицей. Решил тогда, что друг подослал ко мне эскортницу, поблагодарил его, а он послал меня, что я разбудил его с утра со своими фантазиями, и сказал, что никого не посылал. Думал выяснить у девочки кто такая, вернулся в номер, а ее след простыл. Зато молодая «жена» превратилась за ночь из мягкой доверчивой девочки, что тянулась ко мне за поцелуем, в холодную льдышку.
Так что с контрактом я отправил к ней помощника. Тот вернулся в некотором шоке, заявив, что она все подписала, не читая.
Меня это устраивало. Проверенный нотариус заверила наши подписи.
И я практически забыл про наш брак. Пока мне не позвонил исполнитель завещания Крапивина:
– Добрый день! Александр Александрович! Хоть завещание Крапивина Виктора Андреевича полностью исполнено, но я его старый друг, и он меня просил сообщить его дочери о том, что она наследница в ее двадцатипятилетие. Я знаю, что вы женаты на Юлии Викторовне, а также именно вы доверительный управляющий его пакетом ценных бумаг. Я ознакомился с вашим отчетом об управлении. Впечатляющие результаты!
– Спасибо, хорошо. Один вопрос. Юлия Сергеевна не знала об этой части наследства?
– Ну если вы не говорили ей, то вероятно нет. Потому что всего было два человека, осведомленных в ситуации. Вы и я.
– Ясно.
– День рождения дочери Крапивина был в прошлом месяце, ей исполнилось двадцать пять. Я планирую сообщить ей о воле отца на следующей неделе. Так что будьте готовы потерять доверительное управление, – посмеивается мой собеседник, попадая пальцем в небо, – но я уверен, что этого не произойдет, раз вы женаты. Наверно и детишки есть?
– Какое это имеет значение?
Не нравится мне этот тип. Даже не знаю почему, просто не нравится и все тут.
– Вы правы. Никакого. Прощайте, – кладет трубку.
А я окликаю помощника:
– Артем! С супругой моей свяжись и сообщи, что я прилетаю в пятницу, и мы подпишем документы на развод. Юристам дай задание быстро их приготовить. И билеты мне купи.
А теперь спустя неделю я сижу тут и рассматриваю свои свадебные фото, которые ни разу за пять лет не открывал. И не собираюсь разводиться.
Как только увидел ее три дня назад в ресторане, куда мы пришли подписать соглашение о разводе, остолбенел.
«Моё!» – родилось в голове в одно мгновенье, – «никому ее не отдам!»
Ко мне шла красивая соблазнительная женщина. Ее хотелось схватить и бегом в пещеру свою тащить и не выпускать всю ночь, а лучше неделю. Ну или всю жизнь. МОЯ. Не могу я ее отпустить. Не помню, чтоб меня от кого-то так крыло. Сам не свой.
Представить не могу, что кто-то будет ее трогать, раздевать, кому-то она будет улыбаться, кого-то целовать. Руки сами в кулаки сжимаются. Решение пришло молниеносно, пока она только подходила, присаживалась за стол. Не отдам никому!
– Привет! – говорю я и добавляю: – Развода не будет!
Я все правильно сделал. За эти три дня только убедился, что штырит меня от нее, просто крыша едет, когда она рядом. Пару раз ловил себя на мысли, что размышляю, а что, если вот это все было бы правдой: мы – нормальная семья, это наши дети.
Улыбаюсь. Мне нравится картинка. Я для себя решил, что все так и будет. Деваться ей некуда, будет моей!
Случайно бросаю взгляд на работающий почти беззвучно телевизор на стене, и забываю, как дышать. На экране моя машина, смятая, со сработавшими подушками безопасности. Глазами цепляю бегущую строку: «на улице Гоголя произошло ДТП. Подробности уточняются»