Развод. Он не отпустит

ГЛАВА 1.

Лейла

Мой мобильный жужжит, уведомляя о новом сообщении.

Я не обращаю на него внимания, продолжаю порхать пальцами по клавиатуре. Мне нужно закончить с ответом для клиента.

За окном начинает смеркаться, и я понимаю, что уже скоро вернется Дамир.

Столько дел, столько забот. Но я привыкла к этому непрерывному потоку сообщений и звонков, не вздрагиваю от каждого звука. Режим работы – автомат.

Отправив электронное письмо, я тяну руку к телефону, чтобы проверить сообщение.

Надеюсь, что оно не от мужа. Не хочу, чтобы он сегодня задерживался, ведь я приготовила для него особенный подарок. Этот вечер будет только для нас двоих.

Сердце замирает от трепета, когда представляю, как он будет смотреть на мой подарок. Я хочу увидеть его глаза, этот момент удивления и радости. Я так жду этого.

Первая строчка уведомления привлекает внимание сразу:

«Сними свои розовые очки, Лейла».

Все внутренности сжимаются в болезненный комок, предчувствуя что-то нехорошее.

Я моргаю, убеждая себя, что это спам или очередная глупая рассылка. Но что-то в этих словах, в их холодной электронной насмешке, заставляет мои пальцы дрожать.

И я все же нажимаю на экран, чтобы открыть сообщение.

Видео.

Одно единственное видео с коротким комментарием:

«Это твоя жизнь. Правда, больно?»

Я замираю, глядя на значок воспроизведения. Знаю, за ним скрывается что-то ужасное.

Сердце бешено стучит, но я решаюсь и жму на экран.

Видео начинается. Сначала – звук. Глухие стоны, шепот грязных слов, сливающийся с ритмичными толчками, от которых по моему телу разливается ледяной ужас. Мои волосы встают дыбом, но я не могу оторваться от экрана.

— Я ведь трахаюсь лучше твоей жены, Дамир? – щебечет женский голосок в перерывах громких стонов.

На экране спальня.

Наша спальня!

Белое изголовье кровати, которое мы выбирали вместе. Простыни цвета шампанского, которые я гладила своими руками. Муж, которого я знаю до каждой родинки на теле. И женщина – незнакомка с длинными черными волосами. Он не мой. В этот момент он не мой, а ее.

— Закрой свой рот и встань раком. Хочу трахнуть тебя сзади, — разъяренный рык мужа оглушает меня.

Время останавливается. Все вокруг теряет смысл. Я не могу понять, что происходит. Сердце колотится, и я не могу дышать. Я смотрю на экран, как будто мой взгляд приклеили к нему.

Это – мой мир. Но этого больше нет. Все рушится. Боль сжимает грудную клетку, и от нее никуда не скрыться.

Все внутри меня кричит, но я не могу издать ни звука. Я даже забываю, как моргать.

Мои руки дрожат, и телефон падает на стол, продолжая проигрывать видео.

Стены кабинета становятся свидетелями удушающего предательства. Тепло уюта, которое я всегда ощущала здесь, исчезает.

Внутри все моментально леденеет, будто меня бросили в прорубь.

Слова из видео режут по живому: его голос, полный страсти, который я давно не слышала в нашей постели.

Его стоны, которые когда-то принадлежали мне.

Я слышу, как он шепчет что-то чужой женщине, называя ее словами, которые раньше шептал мне на ухо.

Это не просто секс. Это предательство с каждой чертой интимности, которую я считала только своей.

Вдруг что-то внутри меня не выдерживает. Слезы ручьем текут сами собой, обжигая щеки. Я прижимаю ладони к лицу, пытаясь заглушить рыдания, но звуки разлетаются по комнате, становясь все громче.

Я больше не могу…

Кружка с чаем опрокидывается на пол, мои дрожащие руки смахивают стопку журналов.

Я поднимаюсь со стула, но ноги меня не слушаются. Перед глазами все плывет, я тут же хватаюсь за край стола, чтобы не упасть.

Почему? За что? Когда это началось? Почему я ничего не замечала?

Ответов нет. Ответов никогда не будет. Только боль. Страшная, невыносимая боль, которая раздирает меня изнутри. Я хочу кричать, хочу выплеснуть эту боль, но она не уходит. Я хочу разодрать свою грудь ногтями и выпустить весь этот мрак, иначе я просто сойду с ума.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться, но перед глазами все еще стоят эти проклятые образы.

Они выжигают сознание, разрушая все, что я знаю о своем браке, о себе, о своем будущем. Страх, злость, обида и бессилие накатывают волнами, как буря, сметающая все на своем пути.

Мой идеальный мир рухнул за каких-то несколько минут.

Я обращаю внимание на свое отражение в зеркале, висящем на стене кабинета.

Мое лицо, искривленное горем, превращается в лицо незнакомки.

Как он мог?

— И что теперь делать? — шепчу я в пустоту.

Ответа нет. Только глухая тишина и разбитое сердце, которое отказывается верить в то, что я только что увидела.

Внезапно мой взгляд цепляется за движение за окном. Слабый свет фар прорезает зимний сумрак, скользя по стенам кабинета. Машина Дамира останавливается у дома.

И я замираю, не в силах решить, что делать дальше. Как жить с этим? Как выдержать его взгляд? Как встретиться с ним лицом к лицу, когда все, что я знала, оказалось ложью?

И самое главное: как теперь сохранить маленькую жизнь, которая совсем недавно зародилась во мне?

ГЛАВА 2.

Лейла

Я слышу его шаги, и сердце невольно замирает.

Дамир в доме.

Я остаюсь стоять в тени кабинета, не в силах двинуться с места. Еще несколько секунд назад я была готова разорвать его, но теперь в груди пусто.

Как он вообще осмеливается возвращаться в наш дом после всего этого? Как он может просто так смотреть мне в глаза?

Дамир входит, его фигура появляется в дверях кабинета, и сразу же его присутствие заполняет пространство.

Он не волнуется, он точно знает, что делать. Все в нем сразу заставляет меня почувствовать, насколько я беспомощна. Взгляд властный и уверенный. Он не позволяет себе сомнений.

— Лейла? — его голос звучит без малейшего намека на извинения. — Ты здесь?

Это не вопрос. Это утверждение. Он требует моего внимания, как всегда.

Четкие шаги разрезают тишину. Я замечаю широкую спину Дамира. Он снимает пальто, бросая его на кресло, и медленно подходит к столу. Даже не обращает внимания на бумаги, разбросанные на полу. Уверенно наступает на них своими идеально начищенными туфлями.

Он знает, что я стою у окна. Он слегка поворачивает голову в сторону, свет из коридора озаряет его выступающие желваки.

— Что случилось? — спрашивает он.

Его голос кажется мягким, но я знаю, что за этой мягкостью скрывается ложь.

Дамир разворачивается.

Я молчу. Грудь сдавливает так, что дышать становится больно. Его лицо: такое родное и одновременно чужое. Мужчина, которого я люблю, которого считаю своей опорой, сейчас вызывает у меня лишь отвращение и горечь.

— Не подходи, — говорю я, мой голос ломается, выдавая мои эмоции.

Его лицо меняется. Он хмурится, но его взгляд все еще остается таким же уверенным, как всегда. Я ищу в его глазах хоть каплю раскаяния, хоть тень вины, но нахожу лишь безмятежное непонимание.

Как он может так спокойно смотреть на меня после того, что сделал? Как он может делать вид, будто ничего не произошло?

— Ты странно себя ведешь, — медленно произносит он, делая шаг вперед.

— Я все видела, — шепчу я и пячусь назад. — Каждую секунду. Каждое слово. Каждое движение.

Его лицо слегка напрягается. Он явно не понимает, о чем я. Или делает вид, что не понимает. Эта его маска – спокойная, даже заботливая – вонзается мне в сердце, как нож.

Я мгновенно вспоминаю, как он шептал те грязные слова другой женщине, как его руки касались ее тела. И теперь эти руки тянутся ко мне.

— Ты видела видео?

Он наблюдает за мной, как за игрушкой, потерявшей свою привлекательность.

Я не могу выговорить ни слова, но его взгляд заставляет меня шевелиться, как марионетку, лишенную воли. Он приближается, и я чувствую, как сердце ускоряет ритм, и от злости, и от страха.

— Я требую развод, — говорю тихо, с трудом выдыхая.

Мои слова звучат слабо, но я чувствую, как они разбивают этот зловещий барьер, который он строил между нами.

Дамир замолкает.

На мгновение его взгляд тускнеет, он не ожидал таких слов. Но я понимаю: его реакция не будет мягкой. Нет, он не привык к сопротивлению. Он привык к безусловному подчинению.

Дамир смеется. Сначала тихо, затем все громче, будто я сказала нечто нелепое, не имеющее значения. Его смех обижает, и я чувствую, как меня в очередной раз разрывает от бессилия. Он не воспринимает меня всерьез. Он не понимает, что я готова разрушить все, даже если не знаю, как жить без него. Он только видит в этом игру.

— Развод? Ты… — он делает шаг ко мне, его лицо приближается, и я вижу в его глазах холодную ярость. — Ты думаешь, что я позволю тебе так просто взять и уйти?

Его рука хватает меня за запястье, сжимая пальцы, так сильно, что я чувствую боль. Его запах наполняет пространство. Он точно такой же, как и всегда – сильный, уверенный, пугающий.

Но, вместо того чтобы отступить, я остаюсь стоять на месте.

— Да, я требую развод. Ты предал меня, ты лишил меня всего. И я не собираюсь быть твоей игрушкой, твоей собственностью. Я ухожу.

Он сжимает мою руку еще сильнее, как если бы хотел сломать мою решимость, но я не отрываю взгляда. В груди разрастается пламя. Пламя гнева, которое я не могу больше скрывать.

— Ты не уйдешь, Лейла. Я тебе не позволю, — его голос становится угрозой. — Ты моя. Все, что ты делаешь и все, что ты говоришь – это ничто по сравнению с тем, что тебе даю я. Ты не сможешь жить без меня. Я это знаю. ТЫ это знаешь.

Я чувствую, как его слова проникают в меня, как яд. Они вонзаются в мое бедное сердце. Он никогда не даст мне уйти. Он не потеряет меня. Он все еще считает меня своей собственностью.

— Ты не просто предал меня, ты растоптал все, что между нами было! Ты думаешь, я смогу просто жить с этим? Смотреть на тебя каждый день и притворяться, что ничего не случилось? Ложиться с тобой в постель?

Меня даже подташнивает от своих же слов.

Его глаза сверкают, как два холодных алмаза. Они давят на меня, как тяжелый груз. Я ощущаю, как внутри меня что-то ломается, но я не могу двигаться. Я хочу его уничтожить.

— У тебя нет выбора.

Дамир усмехается, видя, как я растеряна, как весь мой мир окончательно рушится.

— И куда ты пойдешь, Лейла? — его голос низкий, с металлическими нотками, от которых по коже пробегает холод. — Твой отец сидит в тюрьме. У тебя больше никого нет. Есть только я. И ты моя жена. Запомни это навсегда.

Мои губы дрожат, но я поднимаю подбородок, стараясь не показать, как его слова ударяют по больному.

— Ты не имеешь права так со мной говорить. Это не любовь. Это… это тюрьма.

Вдруг он наклоняется, его лицо находится всего в нескольких сантиметрах от моего, и он шепчет:

— Если ты решишь сбежать из этой тюрьмы, я найду тебя. Ты не сможешь скрыться. Ты моя, Лейла. Всегда была. Всегда будешь.

ГЛАВА 3.

Лейла

Я не помню, как оказалась в спальне. Кажется, ноги сами принесли меня сюда, туда, где все началось и где теперь все должно закончиться. Я стою у кровати, стискивая пальцы, и смотрю на простыни цвета шампанского. Они такие же, как в том видео.

Грудь сдавливает боль. Отвращение. Страх.

Но вдруг меня захлестывает волна гнева. Я срываю простыни, яростно сминая их в руках, и швыряю на пол.

— Ненавижу! — шепчу, и мой голос дрожит от подступающих слез.

За спиной раздаются шаги, и я быстро вытираю щеки.

Дамир входит в спальню. Его уверенные и отточенные движения наполняют комнату, он здесь хозяин.

— Лейла, — его голос звучит низко и ровно. Как будто ничего не произошло. Как будто он все еще думает, что я прощу его, что стоит ему сказать нужные слова – и все вернется на свои места. — Ты перегибаешь. Давай поговорим. Спокойно.

Я зажмуриваюсь.

Боже, насколько он уверен в себе!

В том, что я его. Что я не уйду.

— Поговорим? — мой голос срывается, но я быстро беру себя в руки.

Медленно разворачиваюсь, встречая его взгляд. В глазах нет ни тени раскаяния. Он смотрит на меня так, будто я капризный ребенок, устраивающий истерику.

Сердце сжимается. Еще недавно я бы умерла за этот взгляд. За этот спокойный и властный тон. Еще недавно я хотела быть для него лучшей. Любимой.

Теперь же…

Я больше не хочу быть его женой.

— Ты ведь знал, что она снимала? — спрашиваю тихо. — Знал?!

Дамир хмурится, но на его лице нет удивления.

— Или ты был инициатором? Тебя это возбуждает? Хоум-видео? То, что мы с тобой никогда не делали, а она с легкостью на это согласилась?!

Он медленно моргает, а затем кривится в полуулыбке.

— Это не имеет значения.

— Для тебя возможно и не имеет. А для меня? Для меня, Дамир, это грязь и мерзость. После нее ты ложился со мной в постель, после нее мы…мы…

Я не в силах произнести это вслух. Мы занимались сексом на той же самой простыни.

Меня бросает в жар, и подступает тошнота.

Я сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в ладони.

— Ты даже не жалеешь об этом, да?

Дамир приподнимает бровь, словно не понимает, о чем я.

— О чем именно?

Я стискиваю зубы.

Он издевается надо мной? Или правда считает, что это не имеет значения?

— О той женщине, Дамир. О твоем предательстве.

Он выдыхает, словно устал, словно ему не терпится закрыть эту тему.

— Это было ошибкой.

— Ошибкой? — усмехаюсь я, и к горлу подкатывает ком. — Это было ложью. Это было предательством.

Дамир делает шаг вперед.

— Лейла, — его голос становится мягче, почти умоляющим, — давай не будем принимать поспешных решений.

Я отступаю. Он думает, что еще может меня убедить. Что может затмить мой разум своей лаской, как прежде.

Но он ошибается.

Я смотрю на него. Высокий, сильный, самоуверенный. Он не знает, что внутри меня – новая жизнь. Что во мне растет наш ребенок.

Я могла бы сказать. Я могла бы сыграть на этом, увидеть, как он изменится, как его лицо исказится от осознания. Ведь он так хочет ребенка. С самого первого дня нашей свадьбы он твердит об этом. И вот, спустя пять лет нашего брака, наконец-то получилось…

Если он узнает, он не посмеет оставить меня одну. Он не посмеет отвернуться от ребенка.

Но я не скажу.

Он не достоин.

Он не достоин знать, что его предательство не просто разбило мое сердце, оно изменило все. Я не позволю ему снова получить власть надо мной.

— Уходи, Дамир, — произношу твердо. — Я не хочу тебя видеть.

Он смотрит на меня, его глаза темнеют. Он не привык к отказам. Не привык, что его слово не закон.

— Ты принадлежишь мне, Лейла. Ты знаешь это.

Я чувствую, как мое тело дрожит. Не от страха. От гнева.

— Я принадлежу только себе, — отвечаю я, и в первый раз за долгое время чувствую себя свободной.

Мы стоим в тишине. Он смотрит на меня, изучает, словно пытается разгадать что-то, что не укладывается в его привычную картину мира.

Я вижу, как по его лицу пробегает нервный тик.

Он сделает все, чтобы не потерять меня.

Но он уже проиграл.

— Это еще не конец нашего разговора, — говорит он, голос его глух, наполнен угрозой. — Ты пожалеешь, Лейла, если выкинешь какую-нибудь хрень.

Я не дрогну. Я не покажу ему ни страха, ни слабости.

— Нет, Дамир, — шепчу я, глядя прямо ему в глаза. — Это ты пожалеешь.

И тут внутри что-то сжимается. Вспышка боли. Или страха?

Неосознанно я прижимаю ладонь к животу. И на долю секунды забываю, кто передо мной.

Но Дамир замечает мой жест.

Его взгляд падает на мою руку, и что-то в нем меняется. Он напрягается, морщит лоб, будто что-то складывает в его голове.

Я резко отдергиваю руку, но слишком поздно.

Его глаза вспыхивают.

— Лейла…, — медленно произносит он.

Я замираю и забываю, как дышать.

ГЛАВА 4.

Лейла

Ощущаю, как внутри поднимается паника. Он ничего не должен знать.

— О чем ты сейчас подумал? — я с силой сжимаю кулаки, чтобы он не увидел дрожи в пальцах. — Что я беременна?

Дамир не отвечает.

Я почти вижу, как в его голове складываются части головоломки.

Мерзкое, противное чувство страха скользит по коже ледяным лезвием.

И я делаю единственное, что могу.

Я улыбаюсь.

Неправильной и колкой улыбкой.

— Я не беременна, — произношу я четко, но холодно. — У меня просто скручивает живот. Меня тошнит от тебя. От твоего предательства.

Слова получаются обжигающими. Я вижу, как они попадают в цель.

Глаза Дамира темнеют, словно шторм надвигается на его лицо.

— Ты врешь, — его голос становится низким, предельно опасным. — Ты никогда не умела мне врать, Лейла.

С трудом сглатываю.

— Ты мне больше не муж, Дамир. Я тебе больше ничего не должна.

Вижу, как по его лицу пробегает тень. Едва заметная, но я улавливаю ее. Он всегда ненавидел, когда я пыталась ставить границы.

— Не твой муж? — повторяет он медленно, как будто пробует вкус этих слов. — Это кто тебе такое сказал?

Я делаю шаг назад.

— Это факт.

Дамир двигается вперед. Я чувствую, как он приближается, даже не глядя на него. Воздух между нами сжимается, становится густым, как перед грозой.

— Факт? — его голос почти насмешливый.

Его пальцы скользят по деревянной спинке кровати, по той самой, на которой я спала рядом с ним. Где я чувствовала себя в безопасности.

Глупая.

— Ты ведь знаешь, Лейла… Я не из тех, кого можно просто вычеркнуть.

Меня бросает в дрожь.

— Посмотри на себя, — продолжает он. — Ты в нашем доме. Ты носишь мое имя. Ты под моей защитой.

Я делаю глубокий вдох.

— Ты не понимаешь, Дамир, — устало произношу я и провожу руками по лицу. — Все уже кончено. Осталась только формальность – подать документы на развод.

— Нет, — его голос становится тише. — Ты хочешь, чтобы все было кончено. Но ты еще не приняла решение. Ты не осмелишься сделать это.

Он изучает меня взглядом, впиваясь глазами в каждый сантиметр моего лица.

— Потому что ты знаешь. Стоит тебе сейчас уйти – дороги назад не будет.

Я выпрямляюсь. Если бы это было так просто: уйти от такого, как Дамир Агеев. От бизнесмена, который привык держать этот мир в своих руках. От мужчины, который не прощает отказов.

Я чувствую, как напряжение в комнате становится почти осязаемым.

— Я уйду!

Он усмехается. Легко и лениво.

— Правда? — Дамир делает шаг вперед, и я едва удерживаюсь, чтобы не отступить. — Ты ведь пыталась раньше, Лейла. И чем это закончилось?

Я вспоминаю. Черт возьми, я слишком хорошо все помню.

Как он находил меня. Как его люди стояли возле моего дома, возле моей работы, возле чертового магазина, куда я ходила за хлебом.

Как его голос звучал в трубке телефона, когда я думала, что наконец-то свободна.

«Ты принадлежишь мне, Лейла».

Меня передергивает, но я не позволяю себе отвести взгляд.

— Теперь все по-другому, — говорю я.

— Да? — Дамир наклоняет голову, изучая меня с новым интересом.

Я молчу. Мои пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Мне нужно выбраться отсюда. Немедленно.

Резко разворачиваюсь и направляюсь к шкафу. Открываю дверцы, и они с глухим стуком ударяются о стену. В нос бьет знакомый аромат – запах его дорогого парфюма, впитавшегося в одежду, в пространство, в сам воздух.

Меня передергивает.

Я хватаю с верхней полки черную кожаную сумку и бросаю ее на кровать. Замки с треском расстегиваются, и я начинаю наспех запихивать в нее свои вещи – без разбора, без порядка. Футболки, платья, джинсы. Нижнее белье.

Все это больше не имеет значения. Главное – уйти.

Дамир наблюдает за мной, не двигаясь с места.

Достаю с вешалки пальто, затем резко оглядываюсь, и наши взгляды встречаются.

— Ты можешь смотреть, сколько угодно, Дамир, — говорю я холодно. — Но я все равно уйду.

Он медленно наклоняет голову.

— Интересно. А куда ты пойдешь?

Мои пальцы сжимаются на молнии сумки. Я рывком закрываю ее и крепко берусь за ручку.

— Туда, где тебя нет.

Я обхожу кровать, но он преграждает мне путь.

— Отойди, — говорю я тихо, и в моем голосе слышится предупреждение.

Дамир не двигается.

— Ты делаешь ошибку, Лейла.

Я сжимаю сумку крепче.

— Нет. Самую большую ошибку я уже сделала. Я поверила тебе.

Он вскидывает голову, будто мои слова задели его.

Но мне уже все равно. Я сделала свой выбор.

Обхожу его, но в следующий миг он делает то, чего я не ожидала.

Он ловит меня за запястье.

Не грубо. Не жестко. Но достаточно, чтобы остановить.

Я замираю. Воздух становится вязким, тяжелым.

— Лейла, — его голос звучит низко и почти нежно, он проводит костяшками пальцев по моей щеке, но я дергаю головой, чтобы сбросить его прикосновение, — неужели ты правда думаешь, что я позволю тебе уйти? Ты ведь моя девочка.

Внутри все сжимается.

Я поднимаю на него глаза.

— Сейчас ты об этом вспомнил?

В следующую секунду раздается звонок в дверь.

Громкий и резкий.

Я вздрагиваю.

Дамир медленно поворачивает голову в сторону выхода из спальни.

А я делаю то, что должна была сделать давным-давно.

Я вырываюсь.

ГЛАВА 5.

Лейла

Я быстро перебираю ногами по лестнице.

Звонок раздается снова. Резкий и настойчивый.

Я не знаю, кто там, но в груди вспыхивает надежда.

Это шанс.

Я уже сжимаю пальцы на ручке сумки, готовясь рвануть к двери, когда в холле раздается звук открывающегося замка.

— Агеев, ты дома?

Я вздрагиваю. Этот голос я узнаю сразу.

Камиль Валиев.

Друг семьи, партнер Дамира по бизнесу. Человек, который видел меня еще подростком, который был у нас на свадьбе.

Я слышу, как Дамир выдыхает, скрывая раздражение, и направляется к двери.

— Камиль, какими судьбами? Не помню, чтобы мы договаривались о встрече.

Они обмениваются рукопожатием, и тут взгляд Валиева падает на меня. Точнее на мою дорожную сумку.

— Вы уезжаете? — его густые брови приподнимаются.

Я открываю рот, но Дамир опережает меня.

— Нет, — его голос звучит ровно и без напряжения. — Лейла просто собрала ненужные вещи. Отдаст в приют.

Я чувствую, как во мне закипает злость. Гладкая ложь слетает с его губ так естественно, будто он сам верит в нее.

— А ты что, по делу? — продолжает Дамир, кладет руку на плечо друга и направляет его вглубь дома. — Проходи в кабинет. Кофе или чего покрепче?

— Кофе, — бросает Камиль, но прежде чем скрыться в кабинете, снова смотрит на меня.

Его обеспокоенный взгляд цепляется за мое лицо, проникает вглубь моих глаз.

Я вижу это. Вижу, как в нем пробегает сомнение и тревожность.

Он не дурак. Он знает Дамира.

Я отвожу взгляд, чтобы не выдать себя.

— Иди в спальню, — звучит голос мужа за моей спиной, низкий и безапелляционный.

Я медленно оборачиваюсь. Впиваюсь в него своим гневным взглядом. Вот бы дырку в нем прожечь.

— Нет, — произношу я твердо. — Ноги моей там больше не будет. Я буду спать в комнате для гостей.

Я вижу, как мышцы на его челюсти напрягаются. Но он не спорит.

Разворачиваюсь и иду в другую часть дома, туда, где находится гостевая.

Чувствую его взгляд на спине, тяжелый и давящий.

Закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Сердце бешено колотится.

Вот он. Шанс.

Камиль приехал на машине. Единственный способ выбраться отсюда, потому что наш дом охраняется.

Но как? Как успеть?

Как сделать так, чтобы Дамир не понял, пока не станет слишком поздно?

Я делаю глубокий вдох, ловя ртом воздух.

Если я хочу уйти, я должна действовать. Сейчас.

Я ставлю сумку на пол, приоткрываю дверь и прислушиваюсь.

Из кабинета доносятся приглушенные голоса.

Звучит звон стекла: Дамир все-таки предложил Камилю что-то покрепче.

Ох, если Камиль выпьет, он не сядет за руль! Это его негласное правило. Даже после одной капли спиртного – ни-ни.

Но надежда умирает последней. Поэтому я собираюсь с силами и не впадаю в панику.

Может быть, мне хватит нескольких минут. Может быть, я успею.

А пока мне надо усыпить бдительность Дамира.

Уверенно подхожу к кровати, срываю с нее покрывало. Прячу сумку в шкаф и ложусь прямо в одежде под одеяло.

И жду.

Дамир точно захочет проверить сплю ли я.

Воспоминания накатывают удушающей болью.

Всегда, когда он засиживался допоздна с Камилем или другими мужчинами в кабинете, он находил время, чтобы на несколько минут подняться в нашу спальню и проверить: сплю ли я.

Сквозь дремоту я чувствовала, как он нежно меня целовал и укрывал сильнее, как шептал слова о том, как горячо любит меня и желал приятных снов.

Блин, слезы наворачиваются на глазах. Я сворачиваюсь калачиком и кладу руку на живот.

Ничего, мой маленький, твоя мама сильная. Мы справимся без этого предателя!

Лежу так долго, но Дамира все нет. Мне важно, чтобы он удостоверился, что я сплю. Тогда мне будет легче и свободнее передвигаться по дому.

А с чего ты вообще решила, глупенькая Лейла, что он придет?

Он когда приходил? Давно!

Сейчас Дамир уже не такой. Он изменил тебе. И теперь ему плевать спишь ты или нет, и не собирается он желать тебе приятных снов.

Нахмурившись, натягиваю одеяло под подбородок, кладу ладонь под щеку.

Надо придумать другой план.

Как вдруг слышу четкие шаги. Дверь приоткрывается с легким скрипом, и я моментально закрываю глаза.

Чувствую, как он приближается к кровати. Слышно, как замирает его дыхание. По звукам представляю картинки в своей голове.

Дамир присаживается передо мной на корточки, убирает прядь волос с моего лба.

С трудом заставляю себя не отскочить от него, как ошпаренная.

Спокойно, Лейла. Вдох, и медленный выдох. Вдох и выдох…

— Приятных снов, моя Лейла, — шепчет Дамир, и у меня сердце сжимается в болезненный комок.

Я хочу оказаться в детстве. Хочу залезть к маме на ручки и расплакаться. Пожаловаться на наглого мальчишку с соседнего двора, рассказать, что он дергает меня за косички и обзывает малявкой.

Вот только жизнь у меня уже другая. И этот выросший мальчишка дергает теперь меня за нервы!

Вдыхаю аромат Дамира, и чувствую на себе его пристальный взгляд.

О чем он думает?

Рассуждает о том, какая я жалкая?

Или думает о своей длинноволосой шлюхе?

Злость пробирает до самых костей. Сама же себя провоцирую.

Дамир встает и его тихие шаги удаляются. Я не осмеливаюсь открыть глаза. Вдруг он проверяет меня.

Дом погружается в тишину, и я еще лежу неподвижно какое-то время. Потом я не спеша открываю глаза, затем приподнимаю голову.

Дверь закрыта.

Пора!

ГЛАВА 6.

Лейла

В доме царит умиротворенная тишина, но это обман.

Я приоткрываю дверь гостевой комнаты, вжимаясь в стену. Холодная поверхность осыпает кожу мурашками. Сердце бьется слишком громко, будто хочет выдать меня.

Сжимая сумку в руках, я на носочках крадусь к лестнице. Из кабинета доносится мужской голос.

— Ты сам не свой, Дамир, — с настороженностью произносит Камиль. — У тебя все в порядке?

Я скольжу босыми ногами по полу, двигаясь вдоль стены.

— Ты спрашиваешь меня это уже второй раз, — раздраженно отвечает Дамир. — Все под контролем.

Ложь.

Я чувствую, как он скрипит зубами, хоть и не вижу его.

— Если все под контролем, — Камиль делает паузу, — почему у твоей жены дорожная сумка в руках?

— Я же сказал, она просто собрала ненужные вещи.

Секунда молчания.

— И ты ей позволил?

— Ты слишком все усложняешь, Камиль.

Стекло звонко чокается о стекло. Они пьют.

Черт!

Я делаю осторожный шаг по теплому деревянному полу, стараясь дышать неглубоко.

— У меня есть на то причины, — отвечает Камиль.

В его голосе что-то есть. Неуверенность? Недоверие?

Я не знаю. Но он умный. Он чувствует.

И мне нужно, чтобы он почувствовал больше.

Я двигаюсь дальше. Тени комнат тянутся ко мне, подминают под себя и скрывают.

Из кабинета вновь раздаются голоса.

— А ты слишком ее контролируешь. Она выглядит… странно, — Камиль словно подбирает слова. — Напряжена и…напугана.

— Ты драматизируешь.

— А может, ты просто не хочешь признаться, что у тебя проблемы?

Мой шаг зависает в воздухе.

Боже. Камиль, копай глубже!

Я неосознанно покусываю губы от нервов.

Раздается звук переливаемого виски, затем легкий смешок Дамира.

— Смешно слышать это от тебя, Камиль. Ты, который всегда держится особняком, вдруг решил влезть в мои семейные дела?

Я почти чувствую, как Камиль щурится.

— Просто я знаю тебя слишком давно, чтобы не замечать, когда ты врешь.

Воздух в доме меняется.

Тишина становится вязкой, как мед.

Я слышу, как Дамир ставит бокал на стол.

О, нет.

Если он начнет злиться, мне конец.

Я ускоряю шаг. Лестница близко. Осталось немного. Бесшумно спускаюсь, осторожно выглядываю из-за угла. И в гостиной я замечаю его.

Охранник.

Он сидит, склонившись над телефоном, пальцем лениво листает ленту. Слабая голубоватая подсветка падает на его лицо.

Я резко прижимаюсь к стене.

Нет.

Я же видела, как он уходил.

Теперь главное не выдать себя.

— Я всего лишь беспокоюсь, — голос Камиля снова тянет меня обратно. — Лейла выглядела так, будто…

— Хватит, — резко перебивает его Дамир.

Его тон холодный и жесткий.

— Ты видишь то, чего нет.

Я поднимаю голову.

Темное окно напротив отражает мой силуэт: худой, напряженный, словно хрупкая ветка перед бурей.

Дыхание дрожит, но мне не надо поддаваться панике.

Осталось еще немного.

Я молниеносно пролетаю мимо арки, двигаясь в сторону входной двери.

Тень и темная одежда скрывают меня от глаз охранника. Но ему, кажется, все равно. Он тупо увлечен своим телефоном.

Ох, получит же он от Дамира по первое число.

Чувствую, как холодный мрамор пола прилипает к ступням.

Я знаю, что Камиль припарковал машину у входа. Ключи должны быть у него.

Мне нужен отвлекающий маневр.

Я скольжу вдоль стены, ощущая каждой клеточкой, как воздух сгущается вокруг.

Ручка двери близко.

Я тянусь к ней, когда за спиной раздается звук. Вжимаю голову в плечи.

Голос.

— Доливай, — говорит Дамир.

Нет, Камиль, пожалуйста… Хватит!

Но он делает то, чего я боялась больше всего. Он соглашается.

Стекло вновь звонко чокается. Виски льется в бокалы.

Камиль уже никуда не поедет, а я рассчитывала на него.

Я зажмуриваюсь, в панике перебирая варианты.

Что теперь делать? Как уйти?

И вдруг мой взгляд падает на ключи. Они лежат на столике у входа. Всего в метре.

Я делаю рывок, хватаю ключи и разворачиваюсь.

Выдох, и я у двери.

Ручка холодная, гладкая. Но дверь открывается слишком медленно. Предательский щелчок замка кажется выстрелом.

Я скольжу в ночь.

Воздух снаружи влажный и холодный. Мои волосы развиваются от легкого ветерка. Кожа покрывается мурашками, сердце колотится.

Оглядываясь по сторонам, я несусь к машине Камиля.

Дергаю за ручку двери.

— Лейла?

Этот голос вонзается мне в спину, и я замираю.

Камиль стоит на крыльце, пристально смотрит на меня.

Темные глаза ловят отражение света, в них – понимание.

Он все понял. Он все видит.

Но поможет ли?

Я затаиваю дыхание.

И жду.

*********************

Дорогие читатели, спасибо за ваши комментарии!

Все вижу, все читаю с большим удовольствием.

ГЛАВА 7.

Лейла

— В машину, Лейла.

Голос Камиля – тихий, твердый, без эмоций.

Я рывком открываю заднюю дверь, бросаю сумку, а затем сама ныряю внутрь, вжимаясь в холодное кожаное сиденье. Запах кофе, табака и мужского парфюма щекочет ноздри. Руки дрожат, но я заставляю себя замереть.

Дверь тихо захлопывается.

Темнота. Тонированные стекла скрывают меня.

Я лежу, свернувшись калачиком, сердце бьется так громко, что кажется – его слышат даже снаружи.

И тут...

— Ты чего тут делаешь, Камиль?

Я замираю.

Дамир.

Голос ровный, но в нем уже есть что-то напряженное.

— Да вышел воздухом подышать, — отвечает Камиль так небрежно, что если бы я не знала, что он лжет, то поверила бы.

Я прям представляю, как взгляд Дамира прожигает друга.

— А в моем кабинете воздух тебе не подходит? — он смеется, но в этом смехе нет тепла.

— Не настроен ты сегодня на диалог, — с протяжным выдохом произносит Камиль.

Повисает пауза, слишком долгая и мучительная.

Не видя мужчин, мой внутренний страх овладевает моим телом.

— Я поеду, — спокойно говорит Камиль.

— Куда?

Я слышу, как Дамир делает шаг ближе.

— Домой. Поздно уже. А завтра у нас еще встреча с инвесторами.

— Ты же выпил.

— Да из-за пары глотков ничего не будет.

— Ну, смотри, — медленно произносит Дамир. — Только не попадись ментам.

Он смеется, и мне хочется зажмуриться.

Пожалуйста, уйди.

— Смотри лучше за собой, Дамир, — Камиль хлопает его по плечу, и мне кажется, что этот жест напряженный, как и его голос.

Я слышу, как он разворачивается и идет к дому.

Шаги.

Дверь открывается. Закрывается.

Еще секунда. И затем...

— Дыши, Лейла, — тихо говорит Камиль.

Я приподнимаюсь, ловя воздух ртом, и встречаюсь с его взглядом в зеркале заднего вида.

В нем слишком много всего.

— Поехали, — шепчу я, — пожалуйста.

И машина трогается с места.

Камиль плавно выезжает с подъездной дорожки, и я чувствую, как машину мягко подбрасывает на стыке плит. Каждое движение кажется громким, слишком явным. Я не дышу.

Дом остается позади, его светлые окна за моей спиной теперь будто немые свидетели моего побега.

Я сбежала.

Но внутри все еще сжимается от страха, как будто Дамир вот-вот сорвется за нами вслед.

— Ложись, — коротко говорит Камиль, не отрывая глаз от дороги.

Я быстро плюхаюсь на кожаное прохладное сиденье.

Темнота внутри автомобиля обволакивает меня, но я все равно чувствую себя неспокойно. Все жду, что нас остановят. Сердце стучит в ушах, пульсируя в висках.

Колеса катятся по гравию, будто по моим нервам.

Охранник у ворот даже не выходит из будки, просто нажимает кнопку, и массивные створки медленно разъезжаются в стороны.

— Спокойно, Лейла, спокойно, — почти неслышно бормочу я себе под нос.

— Тихо, — резко бросает Камиль.

Я замолкаю, сжимая губы.

Осталось чуть-чуть.

Ворота полностью раскрываются, и машина уверенно выкатывается на ночную улицу.

Свобода.

Я с трудом проглатываю воздух, словно только что выбралась из-под воды.

Но торопиться нельзя.

— Подожди, — Камиль внезапно тормозит у обочины и переводит на меня взгляд в зеркале заднего вида.

В этом взгляде нет паники, но в нем есть что-то, от чего меня пробирает дрожь.

— Садись вперед.

Я сглатываю и подчиняюсь. Дверь открывается с легким щелчком, воздух ночи проникает в салон.

Бросаю взгляд на дом, в котором была счастлива. В котором я чувствовала себя защищенной. Но трещина пошла изнутри.

Я быстро перехожу вперед, заползаю на переднее сиденье и захлопываю дверь, приглушенно ударяя ее плечом.

Камиль уже выжимает газ.

— Далеко ты собралась? — спрашивает он спокойно, но взгляд его по-прежнему напряженный.

Я стискиваю руки на коленях, чувствуя, как холод кожаных сидений пробирается сквозь ткань одежды.

— Куда угодно, — выдыхаю я.

Камиль медленно качает головой, выводя машину на пустую трассу.

— Это не ответ, Лейла.

Я молчу.

Я еще не придумала, куда. Главное, что оттуда я уже уехала.

Камиль сжимает руль так, что костяшки его пальцев белеют.

— Дамир скоро поймет, что тебя нет.

Я вздрагиваю, но он продолжает:

— Если у тебя нет плана, то этот побег – бессмысленный риск.

Горло сжимает спазм.

— Ты собираешься мне помогать или читать мораль? — огрызаюсь я.

Он поворачивает голову, бросает на меня взгляд.

— Я пытаюсь понять, во что я вляпался, — его голос звучит ровно.

Машина набирает скорость. Городские огни медленно растут впереди, но мне почему-то кажется, что они не сулят мне спасения.

— Лейла, — Камиль чуть сбавляет скорость и говорит тише, — ты ведь знаешь, что назад дороги уже не будет?

Я смотрю в лобовое стекло, ловлю отражение своих собственных глаз.

— И не нужно.

Камиль ведет машину уверенно, взгляд его направлен вперед, но я знаю – он замечает каждую мою эмоцию, каждую неосторожную дрожь в голосе. Он всегда такой. Внимательный.

Я знаю его почти всю свою жизнь.

Камилю сорок два, он на пятнадцать лет старше меня. И он всегда был рядом, настоящий и стабильный. Человек, который никогда не давал пустых обещаний.

Я помню, как в детстве он катал меня на велосипеде по улице. Я цеплялась за его рубашку, визжала от восторга, а он только смеялся:

— Держись крепче, малявка.

А еще помню, как он однажды нашел меня в саду, когда мне было семнадцать, и я плакала из-за того, что Дамир сказал что-то жестокое.

— Люди иногда ранят просто потому, что могут, — сказал он тогда, садясь рядом. — Но ты не обязана позволять им.

И тогда, в тот день, он не стал спрашивать, что случилось. Не стал заставлять меня говорить. Он просто сидел рядом, пока я не перестала плакать.

ГЛАВА 8.

Лейла

— Ты ведь понимаешь, что если он узнает…, — мой голос дрожит.

— Узнает, — спокойно отвечает Камиль. — Вопрос только когда.

Я сжимаю пальцы на коленях.

— Ты не обязан мне помогать.

— Обязан, — он твердо сжимает руль. — Ты же знаешь, что обязан.

Я отворачиваюсь к окну, сдерживая слезы.

Машина мчит нас в неизвестность. Но впервые за долгое время я чувствую: я больше не одна.

Внедорожник съезжает с трассы, скрываясь в темноте лесной дороги. Колеса мягко скользят по грунту, фары выхватывают из темноты силуэты деревьев. Вокруг – ни единого фонаря, ни звука цивилизации. Только ночь, тяжелая и влажная, дышащая прохладой.

Камиль уверенно направляет машину вперед. Он знает, куда мы направляемся, но мне страшно спросить.

Я дрожу. Возможно, от холода. Возможно, от того, что осознаю: пути назад нет.

— Далеко еще? — спрашиваю тихо.

— Почти приехали.

Его голос спокоен, но я чувствую, что он тоже напряжен. Я ощущаю это по тому, как он сжимает руль. Как слишком часто бросает короткие взгляды в зеркало заднего вида.

Наконец-то он сворачивает на узкую проселочную дорогу.

Дом. Небольшой, старый, но крепкий. Укрытый в тени деревьев, скрытый от посторонних глаз.

Я сразу же узнаю это место.

— Это же дача твоей матери, — шепчу я.

— Она здесь давно не была. Никто не будет искать тебя тут.

Машина останавливается. Камиль заглушает двигатель, но не торопится выходить.

— Лейла.

Я вздрагиваю. Он редко произносит мое имя таким голосом.

— Ты уверена, что готова к этому?

— У меня нет выбора.

Он хмурится.

— Выбор есть всегда.

— Правда? — я горько усмехаюсь. — Я могла остаться. Сделать вид, что меня все устраивает. Ждать, пока Дамир окончательно сломает меня. Или…

Я вдыхаю, собирая все силы.

— Или бежать.

Камиль не отвечает. Он просто смотрит на меня так, словно впервые видит по-настоящему.

— Пошли в дом, — наконец говорит он.

Мы выходим. Земля под ногами мягкая, пахнет влажными листьями и деревом. Камиль отмыкает дверь, и я следую за ним внутрь.

В темноте он находит выключатель, и дом наполняется приглушенным светом.

Дача пахнет старым деревом и высохшими травами. Воздух застоялся, но в нем есть что-то уютное и настоящее. Это место хранит запахи времени, истории и воспоминаний.

Я провожу пальцами по шероховатой поверхности стола. Он темный, тяжелый, с царапинами от кружек и ножей. В детстве я сидела за этим столом, болтая ногами в воздухе, пока Камиль учил меня раскладывать пасьянс.

Сейчас все по-другому. Сейчас я здесь не потому, что хочу. А потому, что некуда больше идти.

Теперь это мое убежище.

Камиль разжигает камин. Деревья шумят за окном, ветер раскачивает их ветви, но внутри становится теплее. Огонь вспыхивает, и на стенах начинают плясать тени.

— Садись, — Камиль указывает на старый диван, сам идет на кухню.

Я слышу, как он включает чайник.

Опускаюсь на край дивана, крепко сжав пальцы. Внутри все еще дрожь. Все еще страх.

Камиль быстро возвращается с двумя чашками.

— Выпей. Это чай, он поможет.

Я принимаю чашку, но не пью. Слишком много эмоций стоит комом в горле.

— Я… я правда не знаю, что теперь делать, — честно признаюсь я.

Камиль откидывается в кресле напротив.

— Для начала – выдохнуть. Ты в безопасности.

— Надолго?

Он сжимает губы.

— Дамир не дурак. Он будет тебя искать.

Я знаю. Чувствую это каждой клеточкой тела.

— Он ведь не всегда был таким, да? — тихо спрашиваю я.

Камиль молчит.

— Камиль…

Огонь потрескивает в камине, тени двигаются по его лицу, но выражение остается застывшим. Я почти жалею, что задала этот вопрос, но потом он медленно качает головой.

— Нет, не всегда.

Камиль откидывается на спинку кресла, сцепляет пальцы в замок.

— Ты думаешь, он никогда не любил меня?

Мужчина смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом. Я сжимаю пальцы на чашке.

— Он любил. И любит. Но его любовь, как клетка. Он сжимает пальцы, пока не начнет душить.

Тишина становится вязкой, как мед. Камиль вздыхает, стирает ладонью усталость с лица.

— Он меня любит. По-своему.

— Лейла, — он качает головой.

— Но эта любовь, как ты верно заметил, клетка. Тюрьма, — заканчиваю я.

Где-то в ночи за окном скрипит дерево. Ветер качает ветви.

— Ты ведь не сможешь оставаться здесь вечно, — говорит Камиль.

— Я знаю.

— Значит, нужно планировать, что дальше.

Я поднимаю на него взгляд.

— Ты поможешь мне?

Он долго не отвечает.

— Я уже помогаю, — спокойно произносит Камиль.

Я киваю, а внутри разрастается паника. Потому что я понятия не имею, как выбраться из этой ситуации.

— Я надеюсь, ты не добавил в чай один из ликеров твоей мамы? — с наигранной иронией спрашиваю я.

— Нет, только травы.

Кажется, он не раскусил меня. Медленно выдыхаю, и делаю глоток чая. Горячий настой обжигает язык, но тепло вмиг согревает меня изнутри.

— Завтра мне нужно в город, — говорю я, внимательно наблюдая за реакцией Камиля.

Он мгновенно хмурится.

— Лейла, ты серьезно?

— Да. Мне назначено свидание с отцом в тюрьме.

Он ставит чашку на стол с легким стуком.

— Нет. Ни за что.

— Камиль!

— Дамир станет искать тебя там в первую очередь, — его голос звучит жестко. — Это ловушка.

Я качаю головой.

— Я добивалась этого свидания целый месяц. И, тем более, Дамир об этом не знает.

Он впивается в меня взглядом.

— И ты уверена, что он не узнает?

— Уверена.

Камиль долго молчит. Я почти чувствую, как он борется с собой.

— Пожалуйста, Камиль, — тихо прошу я, — я хочу увидеть отца. Особенно сейчас.

Он закрывает глаза, с силой сжимая переносицу, а затем резко выдыхает.

ГЛАВА 9.

Лейла

Коридор тюрьмы тянется бесконечно.

Гулкие шаги охранника впереди, тусклый свет ламп, облупленные стены, пахнущие старостью и сыростью. Я иду за ним, чувствуя, как холод цементного пола пробирается сквозь подошвы туфель. Воздух тяжелый, вязкий, пропитанный чем-то металлическим и ржавым.

Охранник останавливается перед дверью.

— Десять минут.

Я киваю, а горло сжимает удушающий спазм. Он открывает дверь.

Я вхожу.

И мое сердце моментально падает вниз.

На стуле за столом сидит не отец.

Дамир!

Его взгляд встречает мой. Его – темный, пронизывающий, неизбежный, как сама судьба.

Я отшатываюсь.

— Как…

Щелчок замка за спиной звучит как выстрел. Я бросаюсь к двери, дергаю ручку.

Заперто.

— Лейла, — его голос мягкий и ласковый.

И от этого только страшнее. Я не дышу. Стены давят, воздух становится слишком густым, я задыхаюсь…

Мир резко искажается.

Я открываю глаза.

Темнота.

Моя грудь судорожно вздымается, сердце бешено колотится о ребра.

Это сон.

Черт.

Я зажмуриваюсь, но даже во мраке перед глазами все еще стоит его образ. Этот спокойный, холодный взгляд, запертая дверь, ощущение ловушки, в которую я попалась.

Я сажусь в постели и провожу дрожащими ладонями по лицу. Комната темная, только за окном мутный свет луны растекается по полу. Тишина. Но не та умиротворенная, что убаюкивает. Тишина напряженная, будто сам воздух ждет чего-то.

Я медленно спускаю ноги с кровати, ощущая, как пол холодит ступни.

На автопилоте топаю на кухню. В доме темно, но включать свет не хочу.

Я открываю холодильник, беру бутылку воды. Ледяная.

Глоток. Еще один.

Вода стекает вниз, холодная, освежающая, но не способная смыть с меня этот липкий страх.

Я провожу ладонью по лицу. Пальцы дрожат.

Тишина слишком густая. Я должна успокоиться. Завтра важный день.

Но в глубине души я уже знаю: этот сон был не просто ночным кошмаром. Это предчувствие.

Заснуть мне так и не удалось. Ветер качал ветви деревьев, оставляя пугающие тени на стене спальни.

Как только рассвет озаряет комнату, я сажусь на край кровати, сжимаю край простыни. В животе пустота, желудок урчит от голода.

Прикладываю ладонь к животу. Поглаживаю его.

— Все будет хорошо, — шепчу. — Я справлюсь.

Мысленно разговариваю с малышом. Он еще кроха, но я обязана сохранить его.

Бросаю взгляд на телефон, который лежит на тумбочке у кровати. Руки автоматически тянутся к нему, но я сразу же замираю.

Если включу, то начнется лавина уведомлений.

Боже, сколько же там сообщений?

Клиенты, поставщики, курьеры.

Мой онлайн-бутик всегда требует полной вовлеченности.

Сотни вопросов каждый день: «Этот комплект еще в наличии?», «Какой размер мне подойдет?», «Когда ждать новую коллекцию?».

Обычно это меня не напрягает. Я люблю свою работу, люблю моду, мир красивых тканей, фактур и силуэтов. Бренд стал моим детищем, делом всей моей жизни.

Но сейчас…

Я смотрю на черный экран мобильного, пальцем нервно провожу по краю.

В соцсетях уже, наверное, десятки вопросов: «Лейла, вы куда пропали, что случилось?».

Вдох. Выдох.

Нет. Я не готова.

Но самое страшное: если включу телефон, значит, снова стану доступной. Снова вернусь в реальность. А реальность пока слишком опасна.

Я кладу мобильный на тумбочку. Пусть еще немного полежит выключенным.

Скрип тормозов снаружи заставляет меня вздрогнуть.

С осторожностью выглядываю в окно. Во дворе стоит джип Камиля.

Спустя пару минут слышится звук открывающейся двери, потом его уверенные шаги по коридору.

Я выхожу из спальни, кутаясь в вязаную кофту. Камиль уверенно входит, ставит на стол два бумажных пакета.

— Доброе утро, я привез продукты, — его голос спокойный, будничный, как будто ничего особенного не происходит. Но я вижу, как его взгляд тут же цепляется за меня. — Ты почему еще не одета?

Я сглатываю.

— Я не поеду.

Камиль медлит. Опускает плечи, как будто заранее знал этот ответ.

— Ты все-таки боишься, что Дамир тебя там подкараулит?

Я киваю.

Он подходит ближе, опускает ладони мне на плечи. Взгляд пристальный, теплый и понимающий.

— Я боюсь, — шепчу я.

Он молчит. Мне не нужно объяснять, он и так понимает.

Я закрываю глаза.

— Но я так долго добивалась этого свидания…

Горечь накрывает с головой. Я не видела отца уже несколько месяцев.

— Лейла, — Камиль мягко сжимает мои плечи, — давай сейчас ты отсидишься тут. Спокойно приведешь мысли в порядок, подумаешь, как тебе быть дальше. А я обещаю, что позже помогу тебе добиться нового свидания. В более безопасных условиях. Хорошо?

Я закусываю губу, глаза вдруг наполняются слезами.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Его слова – якорь, который держит меня на плаву.

— Хорошо.

И впервые за долгое время я чувствую, что приняла правильное решение.

Камиль встает, проходит на кухню, разбирает пакеты. Шуршание упаковки, тихий стук посуды. Обычные звуки, но почему-то именно они заставляют меня чувствовать себя в безопасности.

— Напиши мне список, какие вещи тебе нужны. Я привезу вечером.

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

Но вдруг я слышу…

Стук.

Глухой и металлический. Калитка.

Кто-то вошел во двор.

Камиль тут же оборачивается ко мне. Наши взгляды встречаются.

Меня пробирает страх.

Мы оба знаем: никто не должен был нас найти.

Но кто-то нашел.

ГЛАВА 10.

Лейла

Стук калитки звучит, как удар молотка по нервам.

Я замираю.

Камиль стоит, напряженный, взгляд устремлен в сторону входной двери.

— Оставайся здесь, — тихо говорит он и делает шаг вперед.

— Камиль, — я хватаю его за рукав.

Он поворачивается ко мне, и в его глазах мелькает что-то, что заставляет меня сглотнуть.

— Если что-то пойдет не так, возьмешь ключи и выберешься через задний двор. Машина открыта.

Его голос твердый, но тихий. Как будто мы в охотничьем угодье, и любое лишнее движение может спугнуть зверя… или, наоборот, привлечь хищника.

Я киваю, не в силах произнести ни слова.

Камиль идет к двери, а я невольно делаю шаг назад. Спиной чувствую прохладную стену. Сердце бьется в груди так сильно, что мне кажется, его слышно на весь дом.

Раздается металлический скрежет, кто-то берется за дверную ручку.

Камиль останавливается перед дверью.

Я ловлю себя на том, что не дышу.

Дверь открывается.

Я слышу голос.

— Камиль.

Ледяной ток пробегает по моей коже.

Я знаю этот голос. Я слишком хорошо знаю этот голос!

В груди что-то болезненно сжимается. Я не вижу, кто стоит на пороге, но уже знаю.

Дамир.

Тишина давит. Воздух в комнате вдруг становится вязким, тяжелым, будто его разбавили густым дымом.

Я не могу двигаться. Не могу дышать.

Только одно слово крутится в голове: нашел.

Камиль вылетает во двор, дверь хлопает за его спиной.

Я замираю на месте, но через пару секунд меня словно подбрасывает. Бегу к окну, но не выглядываю. Дыхание сбивчивое. Сердце бьется так, будто пытается вырваться из груди.

И тут я слышу его голос.

— Я знаю, что она здесь.

Тон Дамира ровный, но в нем скользит что-то опасное.

— Остынь, — Камиль говорит спокойно, но в его голосе уже слышится сталь.

— Лейла! — громко зовет меня Дамир. — Собирайся, поедем домой.

Мое горло сжимается. Домой? Нет. Я туда больше не вернусь.

Я подбираюсь ближе к окну, замираю в полумраке и осторожно выглядываю сквозь занавеску.

Дамир стоит в нескольких шагах от крыльца, высокий, напряженный. В глазах злость, губы сжаты в тонкую линию. Камиль между ним и входной дверью – руки по бокам, спина прямая, и в каждом движении читается предупреждение.

— Ты мешаешь мне, Камиль, — Дамир смотрит на него без тени эмоций.

— Потому что я знаю, что ты с ней делаешь, — отвечает Камиль.

Дамир криво улыбается, но в его глазах нет улыбки.

— О, правда? И что же я с ней делаю? Просвяти меня.

Камиль медлит, но его голос становится жестче:

— Ломаешь.

Дамир качает головой, медленно делает шаг вперед, но Камиль мгновенно отталкивает его назад, прижимая к забору.

— Я сказал, остынь.

— Убери руки, — тихо, но ядовито бросает Дамир.

— Тогда уйди.

Они стоят слишком близко, как два хищника, готовые вгрызться друг другу глотки.

— Ты думаешь, она останется с тобой? — Дамир ухмыляется. — Она ведь любит меня, Камиль. Как бы ты ни пытался, ты всегда будешь только тем, кто стоит между нами.

Камиль сжимает челюсть.

— Я всего лишь хочу ее защитить! Лейла мне как сестра, и ты это прекрасно знаешь. Ты уже окончательно слетел с катушек, если думаешь, что я имею на нее виды.

Дамир хмурится.

— Знаешь, что я понял? — Камиль не отводит взгляда. — Ты не злишься, ты боишься. Потому что впервые не контролируешь ситуацию.

Вены на руках Дамира напряженно выступают.

— Уходи, — голос Камиля звучит твердо. — Сейчас же.

Тишина.

Я не дышу.

— Это еще не конец, — тихо бросает Дамир и, не отводя глаз, делает шаг назад.

Грудь сжимается от страха, но внутри вдруг загорается что-то новое. Жаркое. Бурлящее.

Злость.

Я больше не хочу прятаться. Не хочу трястись в темноте, не хочу замирать от одного его голоса.

Сколько еще мне придется скитаться? Такая перспектива меня не радует. У меня будет малыш, мне важно чувствовать себя в безопасности. И если я сейчас промолчу, как покорная и верная глупышка, которой была всю жизнь, то Дамир никогда не оставит меня в покое.

Я выпрямляюсь, резко поворачиваюсь и шагаю к двери. Камиль оборачивается ко мне, но я уже на пороге.

Мое сердце колотится, но ноги твердо ступают по земле.

— Лейла! — Камиль ловит меня за локоть.

Я поднимаю на него взгляд. В нем тревога, но и что-то еще: уважение? Я качаю головой и освобождаю руку.

— Хватит.

Дамир еще не ушел. Стоит у калитки, напряженный, сжав кулаки.

— Уходи, Дамир, — мой голос звенит, он громкий и уверенный.

Он медленно поворачивается ко мне.

— Лейла, — в его голосе проскальзывает предупреждение.

— Я больше не твоя, — мое сердце стучит так, что отдает в висках, но я не отвожу взгляда. — Мы разведемся, и наши дороги разойдутся.

Он качает головой, делает шаг ко мне.

— Нет.

— Да, Дамир! — я почти кричу, и мне не страшно. Совсем не страшно. — Ты изменил мне! Ты думаешь, я буду это терпеть?!

Он стискивает челюсть, губы сжаты в тонкую линию.

— Лейла…

— Сколько раз ты спал с той женщиной?! — мое дыхание сбивается, я чувствую, как руки дрожат, но не могу остановиться. Гнев поднимается внутри меня, как волна. — А сколько еще с другими?!

Он молчит.

— Говори! — я делаю шаг вперед, и теперь он кажется слабее.

Не таким всесильным, как раньше.

Он облизывает губы, смотрит на меня исподлобья.

— Это неважно, — наконец бросает он.

Я горько усмехаюсь.

— Неважно? Ты думаешь, меня это успокоит?

Он прищуривается.

— Ты же знаешь, я не позволю тебе уйти.

— А я не спрашиваю разрешения.

Дамир открывает рот, но не находит, что сказать.

А я уже развернулась. Я иду обратно к дому, спина прямая, подбородок высоко поднят.

ГЛАВА 11.

Лейла

В доме тихо. Только мерный потрескивающий звук часов на стене напоминает, что время все еще идет. Я сижу на краю кресла, поджав ноги, и вцепляюсь пальцами в рукав кофты.

Внутри все кипит от разговора с Дамиром, но вместо ярости теперь пустота. Как будто во мне выжгли все эмоции, оставив только тонкую корку поверх обугленного нутра.

Камиль сидит напротив, локти на коленях, руки сцеплены в замок. Он смотрит на меня, но я не сразу решаюсь поднять взгляд. В груди еще дрожит остаточное эхо страха, и я никак не могу заставить себя сделать глубокий вдох.

Я сглатываю, облизываю пересохшие губы и, наконец-то, спрашиваю:

— Как он нас нашел?

Камиль молчит. В его взгляде читается что-то тяжелое и недосказанное.

Я чувствую, как мои внутренности неприятно сжимаются.

— Камиль.

Он выдыхает, медленно проводит рукой по лицу и откидывается на спинку стула.

— Я не хотел тебе говорить, Лейла.

Я выпрямляюсь, глядя на него в ожидании.

— Но Дамир за эту ночь поставил на уши весь город.

Мои пальцы сильнее вцепляются в ткань рукава.

— Он не дурак, — спокойно продолжает Камиль. — Он догадался, что ты уехала со мной. Какая бы еще была весомая причина для меня сесть за руль выпившим?

— Значит, он знал.

— Догадывался, — Камиль поправляет меня, но от этого мне не становится легче.

Я зарываюсь лицом в ладони.

— Камиль, он не успокоится.

Мужчина смотрит на меня, наклоняется вперед, опуская локти на стол.

— Ты не должна бояться его, Лейла.

Я криво усмехаюсь.

— Ты сам-то веришь в это?

— Я верю в тебя.

Я резко моргаю, чувствуя, как в горле встает ком.

— Но что мне делать? — шепчу я.

Камиль смотрит на меня внимательно и серьезно.

— Ты должна решить, как жить дальше. И когда решишь – я буду рядом.

Я массирую пальцами виски, делая глубокий вдох.

Решить, как жить дальше…

Если бы все зависело только от меня. Если бы я была одна. Но внутри меня сейчас растет маленькая жизнь.

Мое сердце замирает, когда я невольно прикладываю ладонь к животу. Пока что он плоский, пока что никто не знает, но я знаю.

Мне нужно к врачу. Я не была на осмотре.

Что, если этот стресс, этот страх… что, если он навредит малышу?

Первая беременность. Я ничего не знаю. Что можно? Что нельзя? К чему прислушиваться, а на что не обращать внимания?

Мама могла бы мне помочь. Но мамы больше нет.

Рядом никого.

Только я. И этот страх, сковывающий каждую клеточку моего тела.

Я глубоко вдыхаю и выпрямляю спину.

Надо взять себя в руки. Надо сделать все правильно.

Для него.

Я зависаю, будто изучаю трещину на деревянной столешнице. На самом деле мне просто нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя. Чтобы остановить пульс, который колотится в висках, и этот бесконечный вихрь мыслей.

Признаться Камилю?

Сказать ему, что во мне сейчас бьется еще одно сердце?

Нет. Не буду.

Я закусываю губу, чувствуя легкую тошноту. Камиль и так слишком много на себя взял. Он вывез меня из дома, защищает, рискует. Ему не нужна еще одна обуза. Тем более что он уже взял на себя роль моего единственного союзника.

— Лейла, — его голос мягкий, но настойчивый.

Я резко поднимаю взгляд. В его темных глазах читается твердость. Я знаю этот взгляд.

— О чем ты думаешь?

Я хочу сказать правду. Что внутри меня растет крошечная жизнь. Что я сама не знаю, как справлюсь, но в одном я уверена точно – это мой шанс вырваться. Это моя точка невозврата.

Но я лишь пожимаю плечами.

— Просто устала.

Камиль медлит. Я чувствую, что он мне не верит, но не настаивает.

— Тогда тебе нужно отдохнуть, — говорит он после паузы. — Уверен, что спала ты плохо. Теперь не ешь. Я не оставлю тебя одну, раз ты решила сама себя угробить.

Я усмехаюсь.

— Ты как отец.

— Потому что кто-то должен тебя приструнить, если ты сама не бережешь себя.

В груди покалывает от этих слов. Если бы он знал…

— Камиль, — я поднимаю на него взгляд, — тебе пора уезжать.

Он хмурится.

— Я не оставлю тебя одну.

— Камиль, — повторяю я, чуть тверже. — Я в порядке. Честно.

— Если Дамир вернется…

— Я сразу позвоню тебе, — я киваю. — Обещаю.

Он какое-то время молчит, вглядываясь в меня, будто пытаясь прочитать, правду ли я говорю.

— Хорошо. Но я приеду вечером.

Я киваю и не спорю, иначе он не уедет. А я хочу побыть одна.

После долгой тишины я провожаю Камиля. Останавливаюсь на крыльце, обхватив себя руками. Ветер пробирается сквозь тонкую ткань кофты, но я даже не думаю о том, чтобы вернуться в дом. Я смотрю, как Камиль садится в машину.

— Ты точно справишься одна? — спрашивает он и не спешит закрывать дверь.

Я киваю.

— Мне нужно побыть одной.

Он задерживается взглядом, будто хочет что-то сказать, но в итоге только кивает.

— Если что, ты знаешь, как меня найти.

— Знаю.

Дверь хлопает, двигатель ровно урчит, а потом красные габариты скрываются за деревьями.

Я глубоко вздыхаю и вхожу в дом.

Тишина. Густая, вязкая, но не такая пугающая, как ночью.

Я беру телефон, который все это время был выключен. Жму на кнопку. Экран вспыхивает, и сразу высыпается поток уведомлений.

Сотни сообщений, десятки пропущенных звонков.

Клиенты. Магазин. Дамир.

Я не успеваю пробежаться по ним, как одно сообщение заставляет меня замереть:

«Он говорил, что любит тебя? Забавно. Знаешь, что он шептал мне этой ночью? Что с тобой все давно кончено. Молодец, что ушла, теперь он спит в моей постели».

Сердце сначала колотится быстро, а потом будто проваливается куда-то вниз, оставляя после себя глухую пустоту.

Она снова смеется мне в лицо. Думает, что я буду молчать. Терпеть.

ГЛАВА 12.

Лейла

— Алло.

Голос в трубке сладкий, чуть ленивый, как у кошки, только что потянувшейся после сна.

— Говори, — мой голос ровный, но внутри все кипит.

Она смеется, протяжно, с оттенком насмешки.

— Лейла? Какая неожиданность! Не думала, что ты решишься мне позвонить. Обычно обманутые жены делают вид, что ничего не замечают.

Обычно?! ЖенЫ? То есть она уже опытная в этом деле?

Я слышу, как она затягивается сигаретой, медленно выдыхает дым в трубку. Я представляю, как она сейчас выглядит: растрепанные волосы, шелковый халат на голое тело, ленивая улыбка.

— Ты прислала мне сообщение. Я жду объяснений, — строго говорю я.

Она снова смеется, но на этот раз в ее голосе слышится откровенное злорадство.

— О, дорогая, а что тут объяснять? Твой муж спит в моей постели, а ты прячешься, как побитая кошка. Хотела просто напомнить тебе, кто здесь победитель.

Я не побитая кошка и я не жертва.

— Ты ошибаешься, — произношу я тихо, но твердо.

— Правда? — сразу распознаю фальшивый интерес в ее голосе.

— Да. Победа – это не мужчина, который изменяет. Победа – это свобода. А я больше не твоя соперница, потому что Дамир для меня – никто.

В трубке повисает тишина. Она не ожидала этого.

Я чувствую, как мое дыхание выравнивается, как внутри распрямляется что-то сжатое, болезненное.

— Ты зря тратишь на меня свое время, — продолжаю я. — Дамир – твоя проблема. Делай с ним что хочешь. Только учти, что если он изменял мне, то однажды изменит и тебе.

— Ах ты…, — она резко выдыхает, злится. Я попала в цель. — Думаешь, ты такая особенная? Думаешь, он тебя любил? Нет, Лейла. Ты была удобством. Красивой картинкой. Но в постель он шел ко мне.

Я сжимаю пальцы на телефоне, но не позволяю эмоциям взять верх.

— Тогда наслаждайся, — я улыбаюсь, хотя она этого не видит. — Наслаждайся жизнью с человеком, который умеет только лгать. Надеюсь, тебе нравится эта роль.

— Сука, — шипит она.

— Всего доброго.

Я сбрасываю звонок, а мое сердце бешено колотится.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Я справилась.

Я больше не боюсь ее. Не боюсь его.

Уверенными движениями я делаю скрин всех сообщений. Каждое ядовитое слово, каждую попытку уколоть меня. Потом открываю чат с Дамиром, вставляю изображения и пишу коротко, без эмоций:

«Приструни свою шлюху».

Сообщение улетает. Я кладу телефон на стол и жду.

Через пару минут экран загорается.

Сначала одно сообщение:

«Лейла, не обращай на это внимания. Это откровенная ложь».

Потом еще одно:

«Я разберусь».

Я не отвечаю.

Но вдруг мобильный начинает вибрировать.

Я смотрю на экран, но не беру трубку.

После долгого звонка прилетает еще одно сообщение:

«Ты не должна волноваться из-за нее. Все уже неважно».

Телефон снова вибрирует.

«Давай просто поговорим. Без злости, без упреков».

Раньше я бы растаяла от его мягкого тона. От его желания уладить все мирно. Он знает, как говорить. Как подбирать слова.

Но сейчас я вижу его насквозь.

Этот человек предал меня. И теперь, когда он чувствует, что теряет контроль, он меняет тактику.

Но меня уже не обманешь.

Дамир: «Лейла, я приеду. Нам нужно спокойно поговорить».

Я: «Нет. Не приезжай. Я не хочу тебя видеть».

Дамир: «Ты же знаешь, что так нельзя. Мы взрослые люди. Просто поговорим».

Я: «Тебе нечего мне сказать».

Дамир: «Есть. И ты знаешь это».

Телефон снова звонит. Я начинаю злиться и нажимаю «отклонить».

Дамир: «Я хочу понять, чего ты хочешь».

Я: «Я уже сказала. Развод».

Пауза. Я вижу, что он печатает, но сообщение не приходит.

Проходит минута. Еще одна. И наконец, экран загорается.

Дамир: «Ты не готова. Ты просто злишься. Давай я приеду, и мы все обсудим. Как взрослые».

Я: «Я не злюсь. Я больше не чувствую ничего к тебе. Пойми это».

Дамир: «Если бы это было так, ты бы не отвечала».

Я закрываю глаза, сжимаю телефон в руке. Он играет. Он уверен, что знает меня. Что может меня сломать.

Дамир: «Я уже в дороге».

Я выпрямляюсь, а сердце пропускает удар.

Я: «Ты не посмеешь».

Дамир: «Почему бы и нет? Ты же моя жена».

Я: «Бывшая».

Дамир: «Еще нет».

Он снова звонит. Я смотрю на экран, как загипнотизированная. Ответить или снова сбросить? Но он все равно приедет.

Я нажимаю «ответить» и сразу говорю:

— Разворачивайся обратно.

— Лейла, — его голос низкий, ровный. Спокойный. Слишком спокойный. — Я просто хочу увидеть тебя.

— Ты видел меня сегодня. Этого достаточно.

— Ты кричала. Твои глаза были полны злости. Разве это все, что осталось между нами?

Я сжимаю телефон.

— Дамир, ты изменил мне. Ты лгал. Ты унижал меня. Чего ты еще хочешь?

— Все не так просто. Ты это знаешь.

— Просто. Ты предал меня. Я ушла. Конец.

Он молчит, но я слышу его дыхание.

— Я скучаю по тебе, Лейла.

Я зажмуриваюсь и прикладываю холодную ладонь к горящему лбу.

— Ты не по мне скучаешь. Ты скучаешь по власти надо мной.

— Нет. Я скучаю по тебе. По твоему голосу. По тому, как ты выглядишь по утрам. По тому, как ты смеешься.

Я молчу.

— Дай мне шанс, — шепчет он.

— Ты опоздал.

— Мы поговорим. Я скоро буду.

— Дамир! Не смей сюда приезжать! Иначе я сейчас соберу свои вещи и уеду.

Он долго молчит. Потом, наконец, отвечает:

ГЛАВА 13.

Дамир

В кабинете темно, только мягкий свет настольной лампы выхватывает из тени бутылку виски, телефон и мятую сигарету в пепельнице. Я сижу в кресле, откинувшись на спинку, и медленно перелистываю переписку с Лейлой.

«Приструни свою шлюху».

Жестко. Прямо. Как удар в лицо.

Я сжимаю телефон в руке. Лейла всегда была гордой, но сейчас в каждом ее слове – ледяная ярость. Она не боится меня.

Раньше, когда мы ссорились, в ее голосе я слышал боль и разочарование, а теперь... теперь она смотрит на меня, как на чужого. Как на того, кого больше не любит.

«Нет. Не приезжай. Я не хочу тебя видеть».

Будто у нее есть выбор.

«Я уже сказала. Развод».

«Бывшая».

Я перечитываю ее сообщения снова и снова, будто могу выловить в этих словах хоть крупицу прежней Лейлы. Той, что улыбалась мне по утрам, мурлыкала что-то себе под нос, пока красила губы, обнимала меня сзади, когда я сидел за этим самым столом, уткнувшись в бумаги.

Теперь она просто отрезала меня, как ненужную деталь из своей жизни.

Я прикрываю глаза, пытаясь подавить растущее раздражение.

Все не должно было быть так.

В переписке всплывает видео, которое мне прислала Лейла.

Я жму «воспроизвести», хотя уже видел его.

Смятые простыни, теплый полумрак спальни. Я лежу, пьяный, волосы растрепаны. Женские руки скользят по моей груди, губы очерчивают мой силуэт.

Меня передергивает от отвращения. Эта дура не понимает, во что лезет.

Я резко останавливаю видео и удаляю его к черту. Затем медленно встаю, подхожу к бару, наливаю виски. В голове хаос.

Я не хотел терять Лейлу.

Но, кажется, все к этому и шло.

Я делаю большой глоток, чувствуя, как горячий алкоголь прожигает горло.

Почему я это сделал? Почему привел Соню в наш дом? Почему трахал ее на нашей постели, словно намеренно выжигая остатки прошлого?

Я знаю ответ. И ненавижу себя за него.

Я привык все контролировать. С детства.

Я всегда знал, чего хочу, и всегда это получал.

Лейлу я знаю с детства, мы жили по соседству. Но как красивую девушку я заприметил ее, когда ей исполнилось пятнадцать. Лейла расцвела. Тогда она еще не смотрела на меня так, как мне хотелось. Я видел, как на нее заглядываются другие парни. Но я знал, что она будет моей. Это было только вопросом времени.

Я ждал. Ждал, пока она подрастет, пока я смогу назвать ее своей.

Когда она наконец стала моей женой, я думал, что ничего не изменится. Что теперь она навсегда под моей защитой.

Но с годами она стала другой.

Сильной. Независимой. Слишком самостоятельной.

Она больше не нуждалась в моих решениях.

Не спрашивала советов.

Не искала меня глазами, когда входила в комнату.

Я ненавидел это чувство: потеря контроля.

Но дело не только в ней. Я сам подтолкнул Лейлу к равнодушию. Я видел это. Я чувствовал. Но вместо того, чтобы остановиться, поговорить, что-то изменить – я делал вид, что так и должно быть. Как будто меня устраивало, что она больше не спрашивает, не ждет, не злится.

Мне казалось, что так проще.

Когда появилась Соня, я не планировал ничего серьезного. Это началось как игра, способ ощутить власть. Она смотрела на меня так, как когда-то Лейла. Ее восхищение подпитывало меня, тешило мое эго.

Но это была жалкая иллюзия. И я знал, что рано или поздно пожалею об этом.

Но сделал это снова.

Я вздыхаю, откидываюсь на спинку кресла, разглядывая игру света в бокале.

Соня все испортила. Она не должна была писать Лейле. Не должна была лезть в нашу жизнь.

Я сжимаю кулаки, тяжело дыша.

Блядь, я не позволю Лейле уйти.

Я беру телефон, набираю ее номер.

Гудки.

Один.

Второй.

Она сбрасывает. Снова.

Я с силой швыряю телефон на стол.

Ты не избавишься от меня, Лейла.

Я провожу ладонями по лицу, пытаясь заглушить гнев. И вдруг экран снова вспыхивает.

Новое сообщение, но не от Лейлы, а от Сони.

Я открываю чат.

«Я испекла твой любимый «Наполеон», приезжай. И еще: из сладенького есть я».

Я замираю. Мой взгляд медленно скользит по строчкам, пальцы сжимаются так, что белеют костяшки.

Самый вкусный «Наполеон» печет Лейла…

Соня чувствует себя слишком вольно, я уже раз предупредил ее не лезть к Лейле. Я был предельно ясен.

Или она не понимает с первого слова?

Я медленно выдыхаю. Гнев в груди нарастает, но он ледяной, выверенный. Мне не нужно орать. Мне не нужно доказывать что-то словами.

Я подхожу к зеркалу, расправляю рубашку, провожу рукой по волосам.

Соня зашла слишком далеко.

Я сажусь в машину, завожу двигатель и направляюсь к ней.

Чтобы раз и навсегда показать ей ее место.

ГЛАВА 14.

Лейла

Я сижу на краю смотрового кресла, крепко сжимая пальцы на животе. В кабинете пахнет стерильностью, воздух сухой и прохладный.

— Лейла Георгиевна? – голос гинеколога мягкий, но в нем чувствуется привычная отточенная четкость.

Я поднимаю голову и смотрю на врача, молодую женщину в белоснежном халате. У нее добрые глаза, но мне от этого не легче.

— Это ваш первый осмотр?

Я киваю, сглатывая ком в горле.

— У вас семь недель, — она улыбается. — Готовы услышать сердцебиение?

Готова? Я не знаю. Я не была готова ко всему, что случилось в последние дни. Не была готова к предательству, к одиночеству. И уж точно не была готова к ребенку.

Но он есть.

Я киваю, и врач садится за аппарат УЗИ. Холодный гель растекается по коже, датчик скользит по животу, и вдруг…

Тук-тук-тук-тук-тук.

Резкий, быстрый стук. Такой маленький, но такой живой.

У меня перехватывает дыхание.

— Это… он?

Врач кивает, ее взгляд становится еще мягче.

— Да. Сердцебиение хорошее, все в пределах нормы.

Я смотрю на экран. Маленькое пятнышко, крошечная жизнь. Такой хрупкий, но уже настоящий. Такой беззащитный.

Щемящая волна прокатывается в груди. Это страх? Или все-таки счастье? Смесь чувств сдавливает грудную клетку, не давая нормально дышать.

— Вы в порядке? – спрашивает врач, заметив, как я глубоко дышу.

Я не знаю, что ответить.

Я в порядке?

Я одна. Совсем одна. В этом кабинете. В этом городе. В этой жизни.

— Отец ребенка… он знает? – осторожно спрашивает врач.

Я чуть слышно смеюсь. Ей ведь не нужно знать правду?

— Знает.

Врач не настаивает, просто кивает.

— Все прекрасно, Лейла. Вам не о чем волноваться.

Я опускаю взгляд на экран.

Где-то там, под моим сердцем, бьется другое.

И ради него я должна быть сильной.

Я выхожу из клиники и глубоко вдыхаю холодный воздух. В животе еще отдается эхом напряжение от осмотра, гулкие удары сердца никак не успокаиваются.

Врач сказала, что все в порядке, но мне все равно страшно. Это моя первая беременность, и я понятия не имею, как с этим справляться.

Я иду медленно, перебирая в голове слова врача, ее советы. Нужно больше отдыхать. Больше есть. Меньше нервничать.

Меньше нервничать? Это точно не про меня.

Я не хочу возвращаться на дачу, в пустой дом, поэтому решаю заглянуть в кафе. Здесь тепло, уютно пахнет кофе и свежей выпечкой. Люди сидят за столиками, смеются, болтают, кто-то работает за ноутбуками. Жизнь продолжается, как будто в моем мире не произошло ничего разрушительного.

Я беру себе чай с жасмином и ванильный эклер. Нужно как-то радовать себя, иначе скоро сойду с ума. Сажусь у окна, вытаскиваю планшет. Завал работы растет, как снежный ком, и пока я не готова разгребать этот хаос. Но все же открываю письма, начинаю отвечать на сообщения.

Погружаясь в работу, я чувствую, как напряжение постепенно спадает. Кажется, будто все идет как раньше. Только вот раньше у меня не было этого ощущения пустоты.

Я кладу руку на живот. Маленькая жизнь внутри меня. Кто ты будешь? На кого будешь похож?

Я мечтала об этом иначе.

В моих представлениях все было по-другому: я держу в руках тест с двумя полосками, сердце колотится от радости и волнения. Дамир рядом, его теплая ладонь накрывает мою, в глазах удивление, потом – улыбка. Он притягивает меня к себе, целует в висок и шепчет: «Ты сделала меня самым счастливым».

Я вижу нас дома. Он кладет руку на мой округлившийся живот, прислушивается к движениям ребенка, шепчет что-то успокаивающее, пока я смеюсь, ощущая первые толчки. Мы вместе выбираем кроватку, обсуждаем имена, спорим, на кого малыш будет больше похож. Дамир читает о том, что можно и что нельзя во время беременности, беспокоится, не дает мне таскать тяжелые сумки, приносит мне чай в постель, просто потому что любит.

Вот так я это представляла.

А теперь…

Я одна. В кафе, среди чужих людей, с чашкой чая, который почему-то не греет. Вместо смеха – тишина. Вместо теплых рук – холодное одиночество. Вместо радостных хлопот – страх, который сжимает грудь.

Я держу ложечку пальцами и чувствую, как в уголках глаз начинает жечь.

Нет.

Я не буду плакать. Не буду жалеть себя.

Но мысли не отпускают.

Дамир не обнимет меня ночью, не поцелует живот, не скажет, что все будет хорошо. Он не купит игрушку на первое УЗИ, не будет с гордостью рассказывать друзьям, что станет отцом.

Потому что он выбрал другую.

И я должна учиться жить с этим.

Я прикусываю губу и отвожу взгляд в окно, стараясь не думать о Дамире.

И в этот момент я слышу голос за стойкой.

— Один американо и большой раф с апельсиновым сиропом.

Этот голос…

Я замираю, чувствуя, как ледяные иголки пробегают по спине. Он кажется таким знакомым, но я не могу понять, откуда…

Я медленно поднимаю голову.

У стойки стоит она. Та самая брюнетка. Та, что была с Дамиром. На нашей кровати.

Меня накрывает жаркая волна ужаса.

Я машинально бросаю взгляд за ее спину, в поисках высокой фигуры, темных глаз.

Неужели он тоже здесь?

Девушка берет американо. Американо!

Его всегда пьет Дамир.

Мой взгляд скользит в окно, я судорожно ищу глазами машину Дамира. Или его самого.

Затем я вжимаюсь в кресло, но в следующую секунду брюнетка поворачивается и встречается со мной взглядом.

Мы впиваемся друг в друга глазами.

Я чувствую, как мир вокруг сжимается, как дрожит в пальцах чайная ложечка.

Брюнетка из видео улыбается.

А внутри меня разрастается гнев.

ГЛАВА 15.

Лейла

Секунды тянутся мучительно долго. Мы смотрим друг на друга, как соперницы на ринге, оценивая каждое движение.

Брюнетка улыбается. Легко, с оттенком насмешки. Ее пальцы сжимаются вокруг маленькой сумочки на цепочке, и я вдруг понимаю, что она что-то задумала.

Она улыбается непринужденно, так, как будто перед ней не я, а случайная знакомая, с которой приятно пересечься. В ее взгляде нет ни смущения, ни вины. Только холодное спокойствие и интерес.

Я крепче сжимаю чайную ложку.

Она делает шаг в сторону, словно колеблется: подойти ко мне или проигнорировать. Но любопытство побеждает.

— Лейла? — щебечет она. — Не ожидала увидеть тебя здесь.

Я ничего не отвечаю. Просто смотрю.

Она делает шаг ближе, будто нарочно вторгаясь в мое пространство.

Вблизи она оказывается еще красивее, чем на том видео. Идеальные скулы, безупречный макияж, дорогие духи, которые смешиваются с кофейным ароматом. Уверенность сквозит в каждом ее движении, в каждом взгляде.

Она не просто любовница.

— Как ты? — продолжает она с наигранной заботой. — Надеюсь, не слишком переживаешь из-за… ну, ты знаешь.

Она считает себя особенной.

— Хотя, — она кривит губы, словно задумавшись, — думаю, тебе стоит поблагодарить меня. Ведь если бы не я, ты так и жила бы в иллюзиях.

Я сжимаю пальцы под столом.

— И я почему-то думала, что ты в бегах.

Напряжение внутри меня растет все сильнее.

Она хочет вывести меня на эмоции. Хочет увидеть, как я взорвусь. Должно быть, считает, что я сломлена.

Черта с два.

Я делаю медленный вдох и ставлю чашку на стол.

— Это видео для тебя как напоминание.

— Напоминание? — она щурится.

Я улыбаюсь.

— О том, кем ты никогда не станешь.

Ее лицо чуть искривляется, но она быстро берет себя в руки.

— Ты так уверена? — ее улыбка становится шире. — А Дамир, похоже, не был.

Она делает шаг назад и небрежно осматривает меня свысока.

— Кстати, кофе я взяла не для него, — она на секунду оборачивается к кассе, где уже стоят два бумажных стакана. — Но приятно, что ты так хорошо его знаешь.

Она наслаждается этой игрой, и мне уже все ясно.

Я больше не смотрю на нее. Я смотрю в окно, туда, где за стеклом суетятся люди, где идет обычная жизнь, не затронутая грязными интригами.

Я больше не хочу тратить на нее ни секунды.

— Знаешь, а я не в бегах. Но если бы была, — я улыбаюсь ей так же легко, как она улыбалась мне минуту назад, — то бежала бы не от тебя.

И в следующий момент ее рука тянется к чашке моего недопитого чая. Она резко выливает содержимое прямо на мой планшет.

Горячая жидкость растекается по столу, стекает вниз, пропитывает рукав свитера.

На секунду повисает тишина.

Я слышу, как гул голосов в кафе стихает, как кто-то за соседним столиком перестает печатать на ноутбуке, как за барной стойкой замирает бариста. Все чувствуют напряжение, что искрит между нами.

Брюнетка делает большие глаза, кокетливо прижимает пальцы к губам.

— Ой, прости, — ее голос наполнен притворным раскаянием, но в уголках губ таится довольная усмешка.

Она ждет моей реакции. Ждет взрыва. Хочет увидеть, как я потеряю самообладание.

Но я не доставлю ей такого удовольствия.

Я медленно вытаскиваю влажные салфетки, промачиваю планшет, не торопясь. Делаю все с такой ледяной отстраненностью, что вижу: ее уверенность начинает трескаться.

Она с нетерпением переступает с ноги на ногу.

— Ты знаешь, — наконец говорю я, убирая салфетки и поднимая на нее спокойный взгляд, — мне даже жаль тебя.

Она моргает.

— Ты все еще думаешь, что выиграла.

Я медленно выпрямляюсь, держа планшет в руках, на экране разводы.

— Но ты не понимаешь главного.

Делаю шаг ближе, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы она почувствовала угрозу.

— Ты – всего лишь его ошибка. А я – его жизнь.

Я вижу, как ее улыбка меркнет на доли секунды, но она тут же натягивает ее обратно.

— Посмотрим, кто из нас ошибка, когда он выберет меня, — огрызается брюнетка, но ее голос звучит уже не так уверенно.

Я смотрю на нее еще секунду, позволяя этим словам повиснуть в воздухе.

Затем беру сумку, бросаю влажную салфетку на стол.

— Он уже сделал свой выбор.

Я поворачиваюсь и иду к выходу.

Каждый мой шаг по полу отдается глухим стуком каблуков.

Чувствую на себе ее взгляд. Она ждет, что я обернусь, но я не оглядываюсь.

Прямо перед дверью я на секунду задерживаюсь, делаю глубокий вдох. А потом, как будто услышав какой-то звук позади, слегка поворачиваю голову.

Не глядя на нее, ровно настолько, чтобы она почувствовала: ее присутствие больше ничего для меня не значит.

Встряхнув головой, я выхожу, оставляя брюнетку среди разлитого чая и собственного поражения.

ГЛАВА 16.

Лейла

Дверь аптеки открывается с тихим звоном, и меня окутывает терпкий запах лекарств и дешевого антисептика. Внутри полутемно, тусклые лампы под потолком лениво разбрасывают желтоватый свет, который делает лица покупателей бледными и усталыми.

Я делаю шаг внутрь, сжимая в пальцах ремешок сумки.

Надо взять только самое необходимое.

Витамины для беременных, магний от спазмов, что-то от токсикоза. Ничего лишнего.

Я встаю в очередь, взгляд невольно скользит по полкам. Разноцветные коробки с препаратами обещают здоровье, спокойствие, счастливое будущее. Но меня не интересуют ни витамины для «молодых мам», ни милые упаковки с улыбающимися младенцами.

В голове глухо стучит одна мысль: деньги, деньги, деньги.

— Следующий!

Женщина за кассой смотрит на меня поверх очков, ее тон нейтрален, но в нем чувствуется привычная усталость.

Я кладу на прилавок три коробки.

— Витамины для беременных, магний и мятные леденцы.

Пальцы сжимаются в кулак, пока фармацевт пробивает чек. Внутри нарастает глухая тревога.

— С вас три тысячи четыреста сорок рублей.

Три тысячи.

Раньше эта сумма не казалась бы катастрофической. Раньше я не думала о деньгах. У меня была стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Но теперь каждая трата – это шаг в неизвестность, шаг в темноту.

Я медленно достаю карту, стараясь не показывать, как сильно дрожат пальцы.

Пользоваться деньгами Дамира я не хочу, хотя уверена, что они все еще лежат на счету. Прикидываю сколько там осталось моих «кровно заработанных».

Карта стукается о терминал. Мигает зеленый индикатор. Оплата прошла.

Я забираю пакет с препаратами, но внутри все еще ноет неприятное чувство, как будто кто-то вытянул из меня воздух.

Выхожу из аптеки, и резкий порыв ветра бьет в лицо, заставляя щуриться. На улице холодно. Настолько холодно, что воздух будто режет кожу.

Тротуары мокрые, по асфальту тянутся серые разводы от растаявшего снега. Люди спешат мимо, кутаясь в шарфы, сжимая в руках бумажные стаканы с кофе. У кого-то есть время на капучино, на неторопливые разговоры, на мысли о чем-то легком.

Я же просто стою на месте, вцепившись в пакет, внутри которого – три крошечные коробочки.

Смешно. Три тысячи рублей – и я все еще чувствую себя пустой.

Где-то вдали звучит музыка – уличный музыкант играет на гитаре, перебирая холодными пальцами струны. Я едва слышу слова, но мелодия цепляет, оседает внутри.

Я справлюсь. Я должна.

Перехватываю ремешок сумки, делаю шаг вперед и вливаюсь в толпу.

Только бы не дать страху заговорить громче.

Холодный воздух пронзает лицо, и я плотнее кутаюсь в шарф.

Такси?

Я тянусь к телефону, но тут же останавливаюсь. Я не могу тратить деньги впустую.

Добираться на дачу Камиля на такси – это роскошь, которую я не могу себе позволить каждый день. Да и смысла нет.

Автобус.

Я дохожу до остановки, прячу руки в карманы. Проезжающие мимо машины обдают морозным ветром.

Почему так холодно? Или это просто во мне холод?

Ждать приходится долго. Наконец автобус приезжает, я втискиваюсь внутрь, встаю у двери. В салоне тепло, пахнет мокрой одеждой и чем-то сладким.

Я закрываю глаза, пытаясь хотя бы немного отдохнуть, но автобус трясет, кидает из стороны в сторону. Гул голосов сливается в сплошной шум.

Минут через двадцать автобус резко тормозит. Я чуть не падаю вперед, но в последний момент хватаюсь за поручень.

Когда выхожу на нужной остановке, воздух уже кажется тяжелее. Тянется дорога, длинная, пустая. Лишь редкие фонари освещают снег, который уже начал таять у обочины.

Придется топать пешком.

Я подтягиваю сумку на плече и начинаю идти. Каждый шаг дается тяжело.

Долгая дорога через частный сектор, скрип снега, темные окна домов. Люди давно вернулись к своим семьям, ужинают в тепле, отдыхают.

А я…

Я просто иду вперед.

Снег липнет к ботинкам, пальцы на ногах уже не чувствуют тепла. Спина ноет, в груди все сильнее нарастает усталость.

Когда, наконец, до дачи Камиля остается всего несколько метров, я едва сдерживаю облегченный вздох.

Калитка открывается со скрипом, на крыльце мерцает слабый свет.

Наконец-то.

После ужина и горячего душа, я располагаюсь на кровати.

Свет от экрана планшета давит на глаза. Буквы расплываются, сливаются в сплошную серую массу. Я щурюсь, моргаю, тру пальцами веки, но это не помогает.

В комнате полумрак. Только прикроватная лампа отбрасывает слабый круг света на тумбочку.

Мне хочется спать.

Боже, как же хочется просто закрыть глаза и раствориться в этой темноте, забыться хотя бы на несколько часов. Но я не могу.

Работа. Снова и снова. Ответы на вопросы, срочные правки, звонки. Ощущение, что я бегу по беговой дорожке, которая только ускоряется, но мне нельзя останавливаться.

Глубокий вдох. Я смотрю на цифры в таблицах, пытаюсь сосредоточиться, но в желудке неприятно крутит.

Токсикоз, будь он неладен.

Я закусываю губу, надеясь, что он пройдет, но тошнота только накатывает сильнее. Горькая, вязкая волна подступает к горлу, заставляя судорожно сглотнуть.

Я хватаюсь за край кровати, делаю несколько коротких вдохов.

В голове пустота. Нужно просто переждать.

Но вдруг все накладывается одно на другое – усталость, нервное напряжение, запах еды с кухни, доносящийся через открытую дверь.

Я резко вскакиваю с кровати и бегу в ванную. В следующую секунду меня рвет.

Тошнота вырывается наружу судорожной, болезненной волной. Я сжимаюсь над раковиной, срывающимся дыханием глотая воздух.

Господи.

Тело дрожит. Я держусь за бортик раковины так, будто он единственное, что не дает мне упасть.

Когда приступ отступает, я слабо опускаюсь на холодный кафель.

Я больше не могу.

ГЛАВА 17.

Лейла

Я стою у плиты, перемешивая ложкой томящийся на медленном огне суп. Горячий пар поднимается вверх, обдавая лицо теплом. Вокруг пахнет тушеными овощами и свежими травами – аромат уютный, домашний, но уюта я не чувствую.

Утро меня встретило токсикозом. Мятные леденцы не очень-то и помогают.

Еле заставила себя приготовить суп, чувствую себя, как разбитое корыто. Но что интересно, его аромат пробуждает во мне только зверский аппетит. Это радует.

Я кладу ложку на край блюдца и разворачиваюсь к столу, где лежит мой планшет. Экран погас. Опять.

Я нажимаю кнопку включения – ничего. В отчаянии стучу пальцем по сенсору, но он даже не дрогнул.

– Нет, только не сейчас, – шепчу я в пустоту.

Достаю зарядку, подключаю – индикатор не загорается. Выдергиваю, пробую снова. Бесполезно.

Я сжимаю зубы, вспоминая, как чай стекал по корпусу, как эта стерва смотрела на меня с притворным сожалением. Тогда я думала, что планшет переживет это, но, похоже, зря.

Работа. Сообщения, социальные сети, новые фотографии одежды – все было в планшете. А новый гаджет сейчас – это роскошь, которую я не могу себе позволить.

Я опускаюсь на стул, сжав голову руками.

Что мне делать?

Паника – плохой советчик

Глубокий вдох и выдох. Разберем по пунктам.

Планшет нужен для работы. Без него я не смогу выполнять заказы, а значит – останусь без дохода.

Новый – минимум пятнадцать тысяч, а у меня сейчас каждая копейка на счету.

Чинить? Может, высушить? Погуглить советы?

В интернете ничего дельного.

Кладу планшет на теплое место, рядом с плитой. Молюсь, чтобы высох и ожил.

Ладно. Планшет может заработать. Или нет. Вариантов немного, что делать дальше.

Попросить у Камиля ноутбук? Он, конечно, поможет, но я не хочу напрягать его.

Пойти в город и найти компьютерный клуб? Денег на это жалко, но, возможно, придется.

Занять деньги и купить новый? Нет, лишние траты.

Отчаяние накрывает, но я не позволяю себе сломаться.

Я встаю, выключаю плиту и набираю сообщение Камилю.

«Привет, можешь одолжить мне ноутбук? Мой планшет сломался».

Ответ приходит через минуту.

«Конечно. Привезу после обеда, как раз хотел заехать к тебе».

Я выдыхаю. Одна проблема решена. А с остальными я справлюсь.

Всегда справлялась.

*****

Я открываю дверь, и Камиль тут же переступает порог, встряхивая с ботинок налипшую грязь. В руках у него черный рюкзак, из которого он вытаскивает ноутбук.

— Держи, — протягивает он мне технику.

— Спасибо, Камиль, — я принимаю ноутбук, чувствуя облегчение, но вместо благодарной улыбки выдавливаю слабую.

Он щурится, изучая мое лицо, но ничего не говорит. Только принюхивается.

— Вкусно пахнет. Ты уже поела?

— Нет, только собиралась, — отвечаю я, ставя ноутбук на стол. — Составишь мне компанию?

— С удовольствием, — улыбается мужчина.

Я молча наливаю суп в две глубокие тарелки, кладу хлеб в корзинку. Кухня наполняется ароматами тушеных овощей и специй. Камиль тянется за ложкой, пробует первое.

— Ты в своем репертуаре, Лейла. Готовишь лучше, чем шеф-повар в любом крутом ресторане.

— Скажешь тоже, — смущенно произношу я.

Дальше мы едим в тишине.

Камиль, кажется, о чем-то думает, водя ложкой по краю тарелки. И вот наконец-то говорит:

— Лейла, ты ведь хотела свидание с отцом?

Я замираю.

— Да.

Он кивает, как будто подтверждая для себя мои слова.

— Я смогу договориться. Выбери удобный для тебя день.

— Хорошо, — медленно проговариваю я. — У тебя точно получится?

Камиль кивает, наблюдая за мной.

— Просто… будь готова. Это не будет легкой встречей.

Я вздыхаю и потираю лоб.

— Я знаю.

Снова в кухне воцаряется тишина, изредка нарушаемая стуком ложек о тарелки. Но тут Камиль не выдерживает.

— Что с планшетом?

Я откусываю кусок хлеба, тяну время.

— Чай разлила, — мямлю, избегая его взгляда.

Камиль кладет ложку на стол, а затем протягивает мне свою пустую тарелку.

— Добавки можно?

— Конечно.

Я разворачиваюсь к нему спиной, наливаю суп.

— Лейла, говори правду. Я же вижу, что ты врешь.

Замираю с половником в руке. Зажмуриваюсь и мысленно чертыхаюсь.

— У меня была очень «приятная» встреча с любовницей Дамира, — сквозь зубы произношу я и ставлю перед мужчиной тарелку с супом. — Вот и последствия.

Камиль не двигается, но по тому, как напряглась линия его челюсти, я понимаю – он злится.

— Где ты с ней пересеклась?

— В кофейне на Ломоносова. Я сидела за столиком, она зашла за кофе. Пока ждала свой заказ, осмелилась ко мне подойти, Камиль! — вылетает из меня повышенным тоном. — И в конце беседы она разлила чай на мой планшет.

Он медленно проводит ладонями по лицу, как будто сдерживает что-то внутри.

— Опиши ее.

— Что?

— Опиши. Как она выглядит?

Я растерянно моргаю, но все же отвечаю:

— Высокая, брюнетка, длинные волосы. Идеальные скулы, курносый нос, дорогой макияж, ухоженные руки… Уверенная. Холодная.

Камиль поджимает губы, откидывается на спинку стула и смотрит в сторону окна.

— Что? — спрашиваю я, уловив эту перемену.

— Ничего, — он натянуто улыбается. — Просто любопытно.

— Камиль.

— Лейла.

Мы смотрим друг на друга. Я знаю его слишком давно, чтобы не понимать – он что-то знает. Или догадывается.

— Ты слышал о ней?

Он пожимает плечами, отводит взгляд.

— Возможно.

Меня пробирает холод.

— Камиль, говори, — требую я.

Мужчина смотрит на меня долго, а потом вдруг встает.

— Я разберусь с этим.

— Разберешься? Камиль, ты о чем?

Но он уже берет куртку, застегивает молнию и направляется к выходу.

— Камиль!

Он оборачивается у порога, на его лице вроде бы спокойствие, но в глазах что-то темное и нехорошее.

ГЛАВА 18.

Дамир

В кабинете душно. Воздух пропитан чужими голосами, запахом кофе и тяжелыми духами Марии Петровны – финансового директора. Она монотонно зачитывает отчет, а я машинально вожу пальцем по гладкой поверхности стола, уже не слушая ее.

— ...таким образом, чистая прибыль выросла на три процента, но с учетом изменений в налоговом законодательстве...

Я замечаю его в отражении стеклянной стены раньше, чем слышу шаги.

Камиль распахивает дверь так, будто это его кабинет. Входит уверенно, спокойно, но я сразу замечаю, что он зол.

Совещание замолкает.

Я лениво наклоняюсь к столу, кручу в пальцах ручку.

— Камиль, — я поднимаю взгляд, встречая его хмурые глаза, — мы работаем.

— Тебе пора сделать перерыв.

Он не улыбается. Просто стоит, разглядывая меня так, будто я какой-то неудачный экспонат в музее.

Мария Петровна поспешно закрывает папку, заместитель бросает взгляд то на меня, то на Камиля.

Я наклоняю голову.

— Если это срочно, говори.

Камиль бросает перчатки на стол.

— Всем выйти.

Некоторые замирают. Я вижу, как у Марии Петровны дрожат пальцы, когда она берет ручку.

— Оставайтесь, — говорю я спокойно.

Камиль даже не моргает.

— Дамир.

Я молчу пару секунд, затем встаю.

— Совещание окончено.

Люди, не дожидаясь повторного приглашения, хватают бумаги и выходят. Камиль не двигается, пока последний человек не скрывается за дверью. Только потом он подходит ближе, упирается ладонями в мой стол и прищуривается.

— Ты понимаешь, во что влез?

— Ты пришел читать мне лекции?

— Я пришел уберечь тебя от ошибки.

— Уже поздно.

Друг медленно качает головой.

— Ты не понимаешь, с кем связался.

— А с кем я связался, Кам?

Камиль еще чуть-чуть наклоняется вперед.

— Соня. Она ведь манипулирует тобой так, что ты даже не замечаешь.

Мой взгляд становится холодным.

— Я не мальчик, Камиль. Я вижу людей насквозь.

— Правда? Тогда почему Лейла осталась за твоей спиной, а эта…, — он делает короткую паузу, будто подбирая слово, — чувствует себя слишком самоуверенно.

— Это не твое дело.

Камиль усмехается.

— Очнись, Дамир. Или ты снова поймешь все только тогда, когда будет поздно?

Я медленно выдыхаю, скрещивая руки на груди.

— Я разберусь.

— Ты уже «разобрался», когда разрушил все, что было у тебя с Лейлой?

Я замираю.

Камиль отходит на шаг, его взгляд становится еще более колючим.

— Ты сломал ее, Дамир. А теперь путаешься в грязи.

Я смотрю в его глаза.

— Если ты что-то знаешь, говори.

— Эта Соня лезет к Лейле.

— Опять? — цежу я сквозь стиснутые зубы.

— Да, — Камиль медленно кивает. — Недавно она вылила ей чай на планшет. Случайно, конечно.

Я чувствую, как внутри все закипает.

— Что еще? Говори, Кам.

— Пока ничего, но ты же понимаешь, чем это пахнет? Лейла не станет жаловаться, но если ты будешь молчать, Соня не остановится.

Я ударяю ладонью по столу.

— Как же она меня заебала!

В кабинете повисает тишина. Тяжелая и удушающая.

— Ну? Ты собираешься что-то делать? Или так и будешь смотреть на это со стороны?

Я медленно выдыхаю, провожу ладонями по лицу.

— Разумеется, я что-то сделаю. Как Лейла?

Камиль не спешит с ответом, только смотрит на меня так, будто решает, достоин ли я знать правду.

— Справляется.

Я стискиваю челюсти.

— Это не ответ, Кам.

— А ты что хочешь услышать? Что ей плохо? Что она устала, что ей страшно, что она в одиночку тащит все на себе, пока ты херней страдаешь?

— Мне нужно знать, что ей нужно.

— Тебе нужно было думать об этом раньше.

— Камиль!

— Ей нужны деньги. Поддержка. Человеческое отношение, — друг делает паузу. — Но я скажу тебе, что ей точно НЕ нужно, Дамир.

Я молчу, ожидая.

— Ты.

Я скептически усмехаюсь.

— Ты же понимаешь, что я не могу просто вычеркнуть себя из ее жизни.

— Это твоя жизнь. Ее ты уже вычеркнул.

Меня бросает в жар.

— Если бы я ее вычеркнул, мне было бы плевать, Кам.

— Но ты сделал выбор, Дамир. Сделал его, когда полез к Соне. А теперь что? Вспомнил, кто по-настоящему важен?

— Я всегда это знал.

— Тогда ты тем более мудак.

Сжимаю кулаки до побеления костяшек.

— Я исправлю это.

— Как? Денег дашь? Цветы пришлешь? Ты думаешь, Лейле нужно твое покаяние?

Я молчу, а Камиль вздыхает:

— Ты не понимаешь. В первый раз в жизни ты не можешь все купить, не можешь все контролировать. Она не девочка, которая будет сидеть и ждать, когда ты наиграешься. Она тебе ничего не должна, понял?

Я срываюсь с места и встаю перед ним, почти носом к носу.

— Она все равно моя.

— Нет, Дамир. — Камиль говорит спокойно, но в его голосе слышится сталь. — Ты просто был частью ее жизни. Теперь ты или остаешься в прошлом, или доказываешь, что достоин большего.

— Я не прощаюсь.

Я обхожу его и решительно направляюсь к выходу.

— Тогда докажи это делом, а не словами, — доносится мне в спину.

Докажу.

ГЛАВА 19.

Дамир

Руль скользит в ладонях, пальцы сжимаются крепче, пока кожа не натягивается и не белеет на костяшках. Я давлю на газ, стрелка спидометра взлетает вверх, мотор рычит, и машина выстреливает вперед по ровной дороге.

Гнев кипит в груди, бьет по вискам, но под этим слоем ярости тлеет другое чувство – отвращение. К себе. К тому, что допустил это, что позволил Соне приблизиться.

Я вспоминаю, как Соня появилась в моей жизни – эффектно, уверенно, с этой своей хищной улыбкой. Мероприятие фирмы, дорогие костюмы, бокалы с шампанским. Лейла тогда не смогла пойти, плохо себя чувствовала. Я помню, как Соня подошла ко мне в тот вечер, заговорила легко, без намека на скованность. Она знала, кто я. Знала, как говорить, чтобы зацепить.

Тогда мне было плевать. Лейла отстранялась, уходила в себя, а я… я просто не хотел чувствовать себя... брошенным. Соня подставила свое плечо, дала мне то, что я хотел в тот момент: азарт, ощущение контроля. Иллюзию власти. Но стоило ей ступить за границы дозволенного, стоило ей коснуться того, что мое, все обернулось пеплом.

Я сжимаю руль сильнее. Больше такой иллюзии не будет.

Она зашла слишком далеко. Ее интриги, ее игры – все это кончено.

Я не позволю ей касаться того, что мое. Лейла – моя. Пусть она сейчас злится, ненавидит, хочет вычеркнуть меня из своей жизни. Плевать. Она моя, и я не позволю какой-то там Соне приближаться к ней.

Я резко торможу у многоквартирного дома, покрышки визжат по асфальту. Выбираюсь из машины и направляюсь к двери, чувствуя, как адреналин шумит в крови.

Теперь она услышит меня. И на этот раз – навсегда. Без отступлений и без раздумий.

Дверь открывается почти сразу, будто Соня ждала меня. Она стоит на пороге в коротком шелковом халате, лениво прислоняется к косяку, скользит по мне взглядом. Ее губы тут же изгибаются в знакомой усмешке.

— Дамир… Я знала, что ты придешь.

Я молча прохожу внутрь, не дожидаясь приглашения. В воздухе стоит сладковатый аромат ее духов, смешанный с тонким запахом вина. На столике два бокала, один уже почти пуст.

— Нам нужно поговорить, — произношу я холодно.

Соня улыбается и медленно закрывает дверь.

— Дорогой, зачем такие серьезные слова? Соскучился?

— Нет.

Ее улыбка меркнет.

— Дамир, — она делает шаг ко мне, пытается коснуться моего плеча, но я отклоняюсь.

— Все кончено, Соня.

Тишина. Она не отводит взгляда, будто надеется, что я передумаю.

— Это из-за Лейлы?

Я сжимаю челюсть, но не отвожу взгляда.

— Ты слишком много себе позволяешь.

— Ах, вот оно что, — ее голос становится ядовитее. — То есть стоило этой овечке пожаловаться, как ты тут же прибежал ставить меня на место?

— Я тебя не предупреждал?

Соня смеется, но в ее тоне больше нет легкости, только раздражение.

— Да ты сам не знаешь, чего хочешь! Бросил ее, пришел ко мне, теперь опять бежишь назад, как жалкий пес!

Я резко сжимаю пальцы.

— Следи за тем, что говоришь.

Она замирает. Секунду, две. Затем улыбается, но уже по-другому – осторожно и расчетливо.

— Дамир, милый, ты же знаешь, я единственная, кто тебя понимает. Зачем тебе эта серость?

— Это не твое дело.

— Но ведь с ней скучно, признай.

Я делаю шаг вперед, заставляя ее отступить.

— Соня, ты думаешь, мне нужна интриганка, которая не знает границ?

Ее глаза вспыхивают злостью.

— Ты сам такой! — огрызается она. — Мы с тобой одного поля ягоды.

Я усмехаюсь.

— Нет, Соня. У нас нет ничего общего. Ты меня не любишь, тебе просто нравится играть.

Она вздрагивает, но тут же берет себя в руки.

— А Лейла любит? — насмешливо цедит она сквозь зубы.

Я смотрю на нее долго, пристально.

— Да. И именно поэтому между нами все кончено.

Она дышит чаще, плечи вздымаются.

— Ой, да ладно тебе. Ты просто запутался в своих чувствах. Твоя жена – это привычка. А я – это…

— Ничто, — я смотрю ей в глаза, не давая договорить.

Она замолкает.

— Ты всегда была для меня «никем и ничем». Просто время, просто пустота.

Ее губы дрожат, на глазах появляются слезы.

Хочется поаплодировать такому актерскому мастерству. Только слезами меня не пронять.

— Ты так говоришь сейчас, но я знаю…

— Ты нихрена не знаешь, — я беру со стола ее телефон, снимаю блокировку у нее на глазах. — Между нами все кончено.

— Ты не можешь просто взять и…

— Могу.

Я нажимаю кнопку удаления нашего чата, затем блокирую свой номер. Кидаю телефон на диван.

— Ты больше не существуешь в моей жизни, Соня.

Она вздрагивает, пытается держаться уверенно, а в глазах плещется злость.

— И что, ты просто уходишь?

Я беру ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.

— Если ты еще раз появишься в жизни Лейлы, я тебя уничтожу. Не словами, не угрозами. Реально. Ты знаешь, что я не шучу.

Я поворачиваюсь к двери, чувствуя ее сверлящий взгляд в спину.

— Ты еще пожалеешь, Дамир.

— Не сомневаюсь, что ты постараешься об этом позаботиться.

Дверь закрывается за мной с глухим щелчком. В груди – странное чувство облегчения.

Давно пора было это сделать.

Я сажусь в машину, кладу руки на руль. Теперь только вперед. Никаких лишних людей, никаких игр.

Только я.

И моя Лейла.

***************************

Дорогие читатели, спасибо за теплые слова! Обнимаю!

ГЛАВА 20.

Лейла

Железная дверь с лязгом захлопывается за моей спиной. Звук отдается в груди тяжелым эхом, как будто внутри меня тоже запирают что-то важное.

Камера маленькая, серая, пахнет сыростью и чем-то металлическим – запахом старого железа, невыветриваемого отчаяния.

Отец сидит за столом. Руки скрещены на груди, пальцы чуть сжаты. Его лицо не изменилось – те же глубокие морщины на лбу, в уголках глаз, но теперь в них меньше гнева, больше усталости. Только глаза такие же, как в детстве: колючие, внимательные и оценивающие.

— Ты изменилась, — говорит он, и его голос звучит низко, ровно, будто он долго репетировал эти слова.

Я сажусь напротив, стараясь не касаться липкого, холодного металла стула.

— Прошло много времени, — спокойно отвечаю я.

Он молчит, не сводя с меня взгляда. Я чувствую его напряжение, оно висит в воздухе, давит на плечи.

— Ты хорошо выглядишь, — говорит он, чуть склонив голову, — для того, кто решил забыть свою семью.

Грудь сжимает острая, тонкая боль, но я не показываю этого.

— А ты… ты выглядишь так, будто не сдался.

Он усмехается, но в этой усмешке нет тепла.

— Сдаваться не в моих правилах.

На секунду в камере становится слишком тихо, будто нас накрывает невидимый купол.

Мой отец – человек строгих принципов, человек, который сам себя сделал. В молодости он был влиятельным, волевым, привык брать от жизни свое, не терпел слабости. Он занимался бизнесом, связанным с властью, и видел мир через призму силы: либо ты контролируешь, либо тебя раздавят.

Я – его единственный ребенок. И он надеялся, что я стану его продолжением. Он любил меня, но его любовь была жесткой, без проявлений нежности. Он учил меня быть сильной, но делал это через холодность, строгую дисциплину и высокие ожидания. Он не терпел ошибок и не прощал слабости.

Мама была другой – мягче, добрее, но рано сломленная жизнью рядом с таким человеком. Я видела, как мать угасала, как пыталась угодить, как теряла себя. Мне было двенадцать, когда мама умерла от рака, сгорела за несколько месяцев. Мне пришлось выживать рядом с отцом, который не знал, как любить иначе. Он хотел вылепить из меня что-то сильное, но этим лишь отталкивал меня.

Я ушла от него в тот момент, когда поняла, что хочу другой жизни. Когда поняла, что не хочу быть его копией. И я выбрала то, что он никогда не одобрял – любовь к Дамиру.

Тогда мне стукнуло пятнадцать.

Мой уход он воспринял как предательство. Он не стал меня звать обратно, не пытался вернуть. Он гордый. Я тоже.

Но теперь, когда годы прошли, когда он в тюрьме, а у меня давно своя жизнь, между нами осталась только эта зияющая пропасть молчания. Мы могли бы сказать друг другу многое, но не говорим. Потому что мы оба не умеем быть слабыми. Потому что слишком много всего за плечами.

— Зачем ты пришла, Лейла?

Я не отвечаю сразу. В горле пересыхает, язык кажется тяжелым. Я пришла, потому что он все равно остается моим отцом. Потому что, несмотря на все, часть меня хочет услышать от него хоть одно слово, которое не будет болью.

— Я хотела тебя увидеть, — тихо произношу я.

Он смотрит долго, пристально, словно проверяет, не вру ли я. Затем кивает, медленно и задумчиво.

— Я не хотел, чтобы ты приходила.

Я знаю. Он горд. Он никогда не просил ни о чем и не стал бы просить сейчас.

— Но ты рад, — говорю я, глядя ему в глаза.

Он вздыхает, обводит камеру взглядом, будто оценивает ее размер, будто что-то в ней изменилось за все эти годы.

— Радость – не совсем подходящее слово, Лейла.

Я опускаю взгляд на его руки. Сильные и грубые. Руки человека, который когда-то мог свернуть горы, а теперь вынужден жить в этом сером коробе.

— Ты все еще злишься на меня? — спрашиваю я, поднимая глаза.

Он хмурится, и мне кажется, что в этом движении спрятаны десятки воспоминаний, слишком тяжелых, чтобы произнести их вслух.

— Я не злюсь. Просто понимаю, что мы с тобой живем в разных мирах.

Внутри меня все дрожит.

— Но ты все еще мой отец.

Он снова улыбается, но в этой улыбке больше горечи, чем радости.

— Это не меняет прошлого.

Внизу живота я чувствую что-то теплое, едва ощутимое – моя тайна. Я не скажу ему. Не скажу, потому что не хочу давать ему еще одну боль, о которой он будет думать в долгих, темных ночах за этими стенами.

— Ты ненавидишь меня? — вдруг спрашивает он.

Я растерянно моргаю.

— Нет.

Он кивает, принимает этот ответ.

Я хочу сказать ему больше. Хочу сказать, что часть меня все еще та маленькая девочка, которая помнит несколько моментов, когда он носил ее на плечах и смеялся. Хочу сказать, что он все еще важен, даже если он не хочет этого признавать.

Но я не говорю.

Вместо этого я скрещиваю руки на груди.

— Я с Дамиром развожусь. Можешь радоваться.

Отец не двигается. Не меняется в лице.

Меня удивляет его реакция.

— Нет, – произносит он резко, почти рыком. – Ты его жена.

Что???

Я нервно усмехаюсь.

— Была. Пока он не переспал с другой.

Тонкие морщины прорезают его лоб, пальцы сжимаются в кулак.

— Ты не понимаешь…

— Что я не понимаю, папа? — во мне закипает злость. — Ты ведь изначально был против Дамира, ты не хотел, чтобы я вышла за него. Почему именно сейчас ты встаешь на его сторону?

Отец с силой выдыхает и неожиданно обхватывает голову руками. Он выглядит… напуганным? Это сбивает меня с толку.

— Лейла, — он поднимает на меня взгляд, в глазах отчаяние, которого я никогда в жизни у него не видела. — Вернись к Дамиру.

Я моргаю.

— Что?

— Вернись, — он наклоняется ко мне, говорит почти шепотом, но от этого его голос становится только страшнее. — Ты должна быть с ним.

Мое сердце сбивается с ритма.

— Ты шутишь? — я нервно смеюсь. — Ты в тюрьме, а он спит с другой, но я должна к нему вернуться?

ГЛАВА 21.

Лейла

Я сижу у окна уютного кафе, машинально проводя пальцем по краю чашки с зеленым чаем. В воздухе витает теплый аромат свежей выпечки, корицы и легких цветочных духов официантки, которая мелькает между столиками. За окном шумит город – ритмичные шаги прохожих сливаются с гулом машин, кто-то смеется, кто-то торопится.

Я прихожу сюда нечасто, но сегодня мне нужен был нейтральный фон, место, где можно спокойно подумать.

Меня насторожило сообщение от некой «Алины Бланz», которое я получила несколько дней назад. Начинающий дизайнер, который готов заплатить немалую сумму, чтобы попасть в мой шоурум? Слишком уж странно.

По ходу переписки мне так и не удалось разузнать ее истинные мотивы вторжения в мою жизнь, но общее впечатление об этой девушки сложилось у меня положительное. Молодая, амбициозная, даже в какой-то степени пробивная.

А могу ли я вообще позволить себе раздумывать? И перебирать?

Вчера я смотрела цены на кроватки, коляски, подгузники, бутылочки и все остальное, что нужно ребенку. И поняла: даже если работать без выходных, если урезать все личные расходы, если продать пару вещей из гардероба… этого все равно будет мало.

Деньги не лишние. Сейчас они нужны как никогда.

Я смотрю на часы – 12:58. Надеюсь, с пунктуальностью у молодой творческой личности все в порядке.

Через минуту дверь открывается, и я сразу понимаю, что это она.

Алина выглядит… свежо. Это первое слово, которое приходит мне в голову. Молодая, с блестящими карими глазами, одетая просто, но со вкусом: светло-серый жакет на голое тело, свободные брюки и кожаные мюли. Темные волосы стянуты в небрежный пучок, а на губах легкий розовый блеск. Она оглядывается, замечает меня и улыбается.

— Лейла? — ее голос мягкий, но в нем чувствуется уверенность.

Я киваю, и она садится напротив, скидывая с плеча небольшую кожаную сумку.

— А я – Алина, спасибо, что согласились встретиться.

— Мне стало интересно, — признаюсь я и не могу отвести взгляда с сияющего лица девушки.

Она заказывает латте и миндальный круассан, и пока официант уходит, переводит на меня внимательный взгляд.

— У вас потрясающий магазин.

— Спасибо. Но… почему именно мой?

Алина улыбается, будто ждала этого вопроса.

— Все знают, что в онлайн-бутике Лейлы Агеевой выставляются только качественные вещи. Вы не работаете с кем попало. И если честно…, — она чуть подается вперед, понижая голос, словно сейчас выдаст мне секрет века, — я очень хотела с вами познакомиться.

Я поджимаю губы. Лесть? Восхищение? Или что-то еще?

— Но зачем платить, чтобы попасть в шоурум? Обычно дизайнеры предлагают сотрудничество на других условиях.

Алина на секунду прикусывает губу, а потом пожимает плечами:

— Мне важно начать с правильного места. Если моя коллекция появится у вас, это изменит все. Люди доверяют вам. Мне хочется, чтобы мой бренд ассоциировался с качеством, стилем и… ну, с вашим именем.

Я молчу, обдумывая ее слова.

Все продумала.

В этот момент официант приносит заказ, и аромат миндаля смешивается с нотами свежемолотого кофе. Я делаю глоток чая, чувствуя, как легкие нотки мяты приятно ложатся на язык.

Алина наблюдает за мной, не торопясь продолжать.

Я ставлю чашку на блюдце.

— Ваша коллекция. Расскажите о ней.

Глаза Алины вспыхивают.

— Современная классика, минимализм, дорогие ткани. Я работаю с качественным кашемиром, шелком, натуральным льном. Все вещи создаются вручную, маленькими партиями. Мне важно, чтобы каждая деталь была идеальна.

Она говорит с таким энтузиазмом, что я ловлю себя на том, что начинаю верить ей.

— Я могу показать вам эскизы, — она достает планшет.

Я киваю, и на экране появляются скетчи – плавные линии, элегантные силуэты, оттенки, в которых читается продуманность. Это действительно красиво.

Алина поднимает на меня взгляд.

— Лейла, я не прошу у вас скидок. Я хочу сотрудничать на ваших условиях. Мне просто важно быть частью этого.

Я откидываюсь на спинку кресла.

Что-то в ней мне нравится. А что-то заставляет насторожиться.

— Дайте мне пару дней на раздумья, — говорю я.

Она кивает, но я замечаю, как нервно она поджимает губы.

Девушка убирает планшет обратно в сумку, мой взгляд прикован к каждому ее действию.

Глупости это все, девочка, которой на вид лет двадцать, просто волнуется. От моего решения действительно зависит дальнейшая судьба ее бренда: раскрутится ли она с пол-оборота или будет еще в долгую пробивать стены лбом.

Я скрещиваю руки на груди и внимательно смотрю на Алину.

— Расскажите о себе. Откуда вы и как вообще решили стать дизайнером?

Она моргает, будто не ожидала этого вопроса, но затем легко улыбается.

— Я из небольшого города. Вернее, поселка. Там все просто: школа, хлебный магазин, парк с облупленными скамейками. Мама шила на заказ, а папа, — она на секунду замолкает, а потом добавляет с мягкой улыбкой, — папа был не в восторге от моего желания заниматься модой.

Я чуть прищуриваюсь.

— И что же он хотел для вас?

— Чтобы я поступила в университет на бухгалтера, как старшая сестра. «Это надежно, Алинка!» — она картинно поднимает брови, копируя чей-то голос, и я непроизвольно улыбаюсь. — Но я с детства знала, что хочу шить.

Она делает глоток латте, чуть прикрывает глаза, будто наслаждается вкусом.

— Помню, как мама показывала мне, как делать ровные строчки. У нас не было денег на дорогие ткани, но я переделывала старую одежду, придумывала что-то новое. В школе учителя смотрели на меня странно – девочка, которая перешивает занавески в юбки.

Я улыбаюсь.

— А потом?

Алина опускает взгляд, постукивает ногтем по кромке чашки.

— А потом я поняла, что если останусь там, то никогда не выйду за рамки. Поступила в колледж дизайна в Москве. Работала официанткой, продавцом, бралась за любую подработку. Было тяжело, но оно того стоило.

ГЛАВА 22.

Лейла

На улице сумерки, но в кухне дачи светло и уютно. Запах свежесваренного рагу наполняет пространство, смешиваясь с ароматом подрумяненного хлеба. Я открываю телефон, прокручивая фотографии одежды, которые прислала Алина. Легкие ткани, интересные фасоны…

Что-то в этом есть. Но что-то меня все же настораживает.

Снаружи раздается звук мотора. Я поднимаю голову, откладываю телефон в сторону и иду к окну.

Камиль.

Открываю дверь, впуская его внутрь. Он слегка замерз – по его кожаной куртке пробежали капли моросящего дождя, а пальцы он потирает, согревая.

— Ты что, не мог одеться теплее? — произношу строго, проходя обратно на кухню.

— Днем было жарко, я уже надеялся, что пришла весна, — отзывается он, стряхивая капли с волос.

Я не комментирую, просто ставлю перед ним тарелку с дымящимся рагу. Камиль удивленно поднимает брови.

— Ты меня кормить решила?

— Ты выглядишь так, будто не ел весь день.

Он не спорит, берет ложку и пробует кусочек мяса.

— Неплохо.

Я усмехаюсь.

— Ты мог бы сказать «спасибо».

— Спасибо, хозяйка, — насмешливо протягивает он и кивает на открытый ноутбук. — Чем занималась?

Я поворачиваю к нему ноут, нахожу фото Алины и открываю его на весь экран.

— Ты знаешь эту девушку?

Камиль мельком бросает взгляд, потом присматривается лучше, изучает внимательнее.

— Впервые вижу. А что?

Я смотрю на его лицо, но оно остается невозмутимым.

— Она предложила мне сотрудничество. У нее своя коллекция.

— И?

— И что-то в этом мне не нравится.

Камиль с осторожностью ест рагу, отламывает кусок хлеба.

— Ты просто слишком осторожничаешь.

— Может быть, — киваю я, поворачивая ноутбук обратно к себе

Он наблюдает за мной, пока дует на дымящееся рагу.

— Ты уже привыкла тут?

— Почти, — пожимаю плечами. — Здесь тихо. Мне сейчас это нужно.

Камиль кивает, но в его взгляде читается что-то еще.

— Что?

Он качает головой.

— Просто… если что, ты знаешь, что я рядом.

Я смотрю на него, а потом улыбаюсь.

— Знаю.

Камиль доедает, я забираю его тарелку, подхожу к мойке.

— Ты так и не рассказала, как прошла встреча с отцом, — будто невзначай спрашивает Камиль.

Я замираю на мгновение, но быстро беру себя в руки.

— Ну… как обычно. Он давит, а я сопротивляюсь.

Камиль усмехается.

— Это что-то новенькое?

Я закатываю глаза и сажусь напротив него.

— Нет, но в этот раз он превзошел сам себя.

— В смысле?

Я медлю, накручивая прядь волос на палец, но потом все же говорю:

— Он запретил мне разводиться с Дамиром.

Наступает короткая тишина. Камиль откладывает свой телефон, смотрит на меня в упор.

— Почему?

Я пожимаю плечами.

— Может, ты мне скажешь?

Он напрягается, потом делает глубокий вдох и, кажется, решает говорить честно.

— Ты знаешь.

Я смотрю на него, прищурившись.

— Нет, не знаю. Просвети меня.

Камиль откидывается на спинку стула, сцепляет пальцы в замок.

— Когда твоего отца посадили, Дамир пришел ко мне.

Я замираю.

— Зачем?

— Он сказал, что раз твоего отца нет рядом, кто-то должен тебя оберегать.

Я моргаю, недоумевая.

— И что?

Камиль смотрит на меня серьезно.

— Мы дали обещание.

— Какое еще обещание?

— Что будем тебя защищать. Что бы ни случилось.

В воздухе повисает напряжение. Я не знаю, что сказать.

— То есть, — я пытаюсь разложить все по полочкам, — вы с Дамиром поклялись…

— Да.

— Но это же бред!

— Для тебя, может, и бред, — спокойно говорит Камиль. — А для него – нет.

Я чувствую, как по спине пробегает холодок.

— Но почему отец так уверен, что именно Дамир должен быть рядом?

Камиль долго на меня смотрит, потом тихо говорит:

— Потому что он доверяет ему больше, чем кому-либо.

Я качаю головой, не веря ни единому слову.

— Камиль, ты сам-то понимаешь, что говоришь? Мой отец всю жизнь был против Дамира. Ты же помнишь, какая драка у них была, когда он узнал, что Дамир сделал мне предложение!

Камиль криво усмехается, проводит рукой по затылку.

— Помню. Как он его тогда едва не придушил.

Я вскидываю руки.

— Вот! И ты мне сейчас пытаешься сказать, что он ему доверяет?

Камиль на секунду прикрывает глаза, будто собирается с мыслями.

— Это было другое, Лейла. Тогда он злился, что ты выходишь замуж не за того, кого он хотел.

— В смысле «не за того»?!

— Он считал, что Дамир не справится. Что не защитит тебя. Что он недостаточно хорош.

Я недовольно хмыкаю.

— Отлично. И что же изменилось?

Камиль вздыхает, смотрит мне прямо в глаза.

— Он проверил его.

— Что значит «проверил»?

— Это значит, что после того, как твоего отца посадили, он наблюдал. За тобой. За Дамиром. И увидел, что тот действительно готов на все ради тебя.

Я в шоке от этих слов.

— И поэтому он теперь заставляет меня с ним остаться?

Камиль пожимает плечами.

— Он считает, что Дамир – единственный, кому он может доверить твою безопасность.

Я часто моргаю, чувствуя, как внутри все бурлит.

— Камиль, я не какая-то вещь, которую можно передавать из рук в руки!

— Ты его дочь, Лейла. Он сделает все, чтобы быть уверенным, что с тобой ничего не случится.

Я резко встаю из-за стола, чувствуя, как накрывает злость.

Камиль смотрит на меня спокойно, но с какой-то усталостью.

В кухне повисает тяжелая тишина. Я прикусываю губу, отворачиваюсь к окну. Внутри все клокочет.

Все это… Это просто не укладывается в голове.

ГЛАВА 23.

Лейла

Я закрываю калитку и делаю шаг вперед, на дорогу.

Воздух свежий, прохладный, пахнет мокрой землей после утреннего дождя. Где-то вдалеке слышится лай собаки, а в кронах деревьев потрескивают воробьи. Я поправляю ремешок сумки на плече и уже собираюсь развернуться лицом к тротуару, когда слышу, как по гравийной дороге плавно подкатывает знакомый автомобиль.

Черный внедорожник останавливается прямо передо мной, блестит мокрым кузовом на солнце. Сердце сжимается, но я заставляю себя дышать ровно. Водительская дверь открывается, и выходит Дамир.

Он выглядит так же, как всегда: уверенный, спокойный, в темном пальто, с расстегнутой верхней пуговицей на кипенно-белой рубашке. Только лицо… Лицо у него сейчас другое. Напряженное и уставшее.

Я замираю на месте от неожиданности, но не показываю этого.

— Привет, — его голос звучит глухо.

— Что тебе нужно?

Он молчит, секунду разглядывает меня, словно запоминая каждую деталь. Потом делает шаг ближе.

— Лейла, — тихо говорит он, — поговори со мной.

Я прижимаю пальцы к ремню сумки.

— Дамир, мне некогда.

— Я знаю, что ты злишься.

— Думаю, злость – это не то слово, — я горько усмехаюсь.

Он опускает взгляд, на мгновение сжимает челюсть.

— Ты права. Но мне нужно, чтобы ты выслушала меня.

Я качаю головой.

— Я все уже слышала.

Дамир снова делает шаг ко мне. На этот раз ближе, чем нужно. Его рука тянется вперед, едва касается моего локтя.

Я отступаю.

В глазах у него мелькает боль. Но он не убирает руку сразу, только медленно, будто с неохотой.

— Лейла… Я облажался.

Я поднимаю на него взгляд.

— Облажался? Это все, что ты скажешь?

— Я знаю, что слов недостаточно, — голос у него хриплый, сдавленный. — Но если бы я мог что-то изменить…

Я снова горько усмехаюсь.

— Но ты не можешь.

Он молчит.

Машины проезжают мимо, ветер шевелит края моего пальто. Я сжимаю пальцы в кулак, заставляя себя стоять ровно, не поддаваться этому урагану чувств внутри.

Дамир тяжело выдыхает.

— Я был идиотом.

— Поздно.

Он проводит рукой по затылку, словно пытаясь справиться с тем, что рвется наружу.

— Я не могу тебя потерять, Лейла.

Я поджимаю губы.

— Ты уже потерял.

Он снова смотрит на меня. Пристально и глубоко. И в этом взгляде столько боли, что мне хочется отвернуться.

Но я не отворачиваюсь.

Я просто делаю шаг назад.

— Мне пора.

Дамир не двигается. Только его пальцы сжимаются в кулак, и я замечаю, как белеют костяшки.

— Давай я тебя отвезу.

Я резко вскидываю голову.

— Нет.

— Лейла…

— Я не хочу садиться в твою машину, — мой голос звучит резко и непривычно жестко.

— Почему? — хмурится он.

— Потому что я не хочу чувствовать ее запах в твоем салоне, — ядовитым тоном произношу я.

Дамир удивленно вскидывает брови.

— Лейла…

— Она сидела на моем месте? — перебиваю я. — Ее ладонь лежала на твоем колене?

Его челюсть сжимается.

— Нет.

— Я тебе не верю.

Я поворачиваюсь, не дожидаясь ответа. Сердце стучит бешено, в висках пульсирует.

— Я знаю, что ты приходила к отцу, — вдруг говорит он.

Я замираю.

— Что?

— Я знаю, что ты ездила в тюрьму, — повторяет Дамир.

— Ты следишь за мной? — недовольно спрашиваю я и испепеляю его грозным взглядом.

— Нет. Твой отец звонил мне.

Я сужаю глаза. Спелись, голубки. Один другого лучше.

Я смотрю на него в упор.

— Чего боится мой отец, Дамир? Почему он вдруг оказался на твоей стороне?

Дамир сжимает губы.

— Я все объясню.

— Давай, объясняй.

Он кивает в сторону машины.

— В машине.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я же сказала: я не хочу садиться туда, где сидела она.

Он делает шаг ближе, смотрит прямо мне в глаза.

— Лейла, я клянусь, я не катал ее в своем автомобиле.

Я смотрю на него. Долго.

Затем открываю дверцу и залезаю на заднее сидение.

Дамир обходит машину, садится за руль.

Я пристегиваю ремень, уставившись в зеркало заднего вида. Наши взгляды встречаются.

— Только в нашу постель ты ее затащил?

Дамир застывает, его пальцы стискивают руль.

Я слышу его тяжелый вдох.

— Поехали, — говорю я холодно. — Я жду объяснений.

Я не должна была садиться в машину. Не должна была поддаваться его взгляду, этой тихой настойчивости в голосе. Но я здесь.

Снаружи холодно, пронизывающий ветер цепляется за волосы, пробирается под пальто. Я чувствую, как кожа покрывается мурашками, а внутри будто комок льда. И дело не только в погоде.

Мне нужно было уйти, просто развернуться и пойти дальше, но мое тело предало меня. Сердце предало. Или, может, это страх?

Я не могу заболеть. Не могу переутомляться. Я в ответе не только за себя.

Любой лишний стресс, усталость, холод могут навредить малышу. И ради чего? Ради гордости? Ради желания наказать Дамира холодным молчанием?

Но дело не только в этом.

Я знаю Дамира. Он не станет говорить загадками, если в этом нет смысла. Если он что-то скрывает, значит, на то есть причина. Он слишком гордый, чтобы просто так умолять меня сесть к нему в машину.

И он сказал, что клянется.

А Дамир никогда не разбрасывается клятвами.

Я делаю это не ради него. Ради себя. Ради ребенка. Ради ответов, которые я должна получить.

Мой поступок ничего не меняет. Это всего лишь короткая передышка. Я по-прежнему держусь. По-прежнему холодна.

Я здесь не для того, чтобы прощать. Я здесь, чтобы узнать правду.

ГЛАВА 24.

Лейла

Дамир держит руль крепко, пальцы сжаты, костяшки слегка белеют. Он молчит, а я смотрю на его профиль, на напряженную линию челюсти, на еле заметный залом бровей. Я знаю его. Слишком хорошо. Он не пытается подбирать слова, чтобы смягчить удар. Он решает, насколько сильно я смогу выдержать правду.

— Отец сказал мне не разводиться с тобой. Ты ведь в курсе?

Он коротко кивает.

— Да.

— Почему? — я смотрю в зеркало заднего вида, пытаюсь поймать взгляд Дамира, ожидая увидеть раздражение или усталость. Но в его взгляде что-то другое – что-то, что заставляет меня сжать пальцы на коленях.

Он ненадолго замолкает, затем резко выдыхает, как будто принимает неизбежное.

— Потому что мы поклялись ему.

Камиль говорил о том же. Тут их версии сходятся. Но я буду делать вид, что не в курсе всего этого.

— Кто «мы»?

— Камиль и я. Мы дали слово, что будем оберегать тебя, пока он не вернется.

Я горько усмехаюсь.

— Оберегать… от кого? — язвительным тоном спрашиваю я.

Дамир на секунду отрывает одну руку от руля, проводит ею по лицу, словно пытаясь стереть напряжение. Машина мягко замедляется на светофоре, и он поворачивается ко мне.

— Ото всех. От жизни, от возможных проблем, от… меня самого, — он горько усмехается. — Я был тем, кого он не хотел видеть рядом с тобой. Он знал, что я причиню тебе боль. Знал, что тебе будет трудно со мной. Но когда его посадили, у него не было выбора. Ему нужен был тот, кто возьмет за тебя ответственность.

Мой желудок болезненно сжимается. Я смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Он не доверял мне, — продолжает Дамир. — Но Камиль… Камиль убедил его. Сказал, что я изменился. Что я… смогу дать тебе то, что нужно.

Я коротко смеюсь – горько, срываясь на хриплый выдох.

— Камиль врал.

Дамир сжимает руль сильнее.

— Нет, — тихо произносит он. — Он надеялся.

Я отворачиваюсь, глядя на капли дождя, скользящие по стеклу. Надеялись. Верили. Но никто не спросил меня. Никто не дал мне выбора.

— Вот почему отец теперь на твоей стороне? — спрашиваю я, ощущая, как где-то внутри накатывает глухая злость. — Потому что клятва важнее его дочери?

Дамир криво усмехается, качает головой.

— Нет, Лейла. Потому что он понял, что я действительно люблю тебя.

Я резко поворачиваюсь к нему, но он уже смотрит вперед, на дорогу. В его голосе нет сомнений, нет привычной колкости. Только правда.

Глоток воздуха дается с трудом.

За окном проносится город, а внутри меня все рушится и собирается заново.

Но это не меняет главного.

Я помню, что он сделал.

Помню, как больно было видеть его с другой.

— В ту ночь, когда отца задержали, ты вскользь сказал, что он завязан в махинациях и в коррупции, но ты никогда не рассказывал подробностей. Сейчас я хочу знать все, – мой голос звучит ровно, но пальцы стискивают ткань пальто на коленях.

Дамир сжимает руль.

— Пока твой отец был нужен, его прикрывали. Ему позволяли играть по своим правилам, закрывали глаза на схемы и махинации. Но власть переменчива, Лейла. Когда он потерял влияние, его просто вычеркнули. Понимаешь? Как ненужную фигуру в шахматах.

Я чувствую, как по спине пробегает холод.

— Это… это логично, — выдыхаю я. — Но где здесь я?

Дамир переводит на меня взгляд. В свете салона его глаза кажутся еще глубже и темнее.

— Он не хотел сдаваться, Лейла. Он бы не сдался. До последнего надеялся выкрутиться. Но… когда они дали понять, что ты станешь следующим ударом, он сдался без боя.

Воздух будто вырывают из моих легких. Я моргаю, пытаясь переварить услышанное.

— Они угрожали ему мной? — мой голос едва слышен.

— Да.

Тихо. Только гул двигателя и редкие звуки с улицы.

Я не знаю, как реагировать. Отец никогда не говорил мне ничего подобного. Я знала, за что его посадили. Финансовые махинации, откаты, незаконные сделки – но я всегда думала, что он играл только в эти игры. Что максимум, что ему грозит – это потеря денег, власти, свободы. Но не моя жизнь.

Меня тошнит. Я отворачиваюсь к окну, пытаясь собрать мысли. Мой отец, всегда казавшийся непоколебимым, гордым, сдался ради меня. А я… я думала, что он просто устал бороться.

— Я никому не позволю тебя тронуть. Поняла? — строгим тоном спрашивает Дамир, бросая на меня быстрые взгляды.

Я провожу пальцами по виску. В голове хаос. Может, мне стоит уехать? Свой бизнес я смогу вести из любой точки мира. Мне нужен только хороший интернет и все. Я смогу растить ребенка подальше от всего этого…

— Я подам на развод.

Дамир резко поворачивает голову ко мне.

— Лейла…

— Если ты действительно хочешь меня защитить, подпиши документы и не сопротивляйся.

Он жмет на тормоз. Машина резко останавливается, и меня бросает вперед, но ремень удерживает меня.

Я смотрю на Дамира, чувствуя, как что-то сжимается внутри.

ГЛАВА 25.

Лейла

Дамир молча отпустил меня. Ни сцены, ни истерики, ни даже попытки удержать. Только сжал руль так, что костяшки побелели, и молча кивнул. Будто я объявила ему не о разводе, а о том, что на улице пошел дождь.

Я ждала чего угодно. Упреков, ярости, холодного презрения. Но он просто посмотрел на меня – долго, пристально – и ничего не сказал.

Почему?

Разве он так легко готов отказаться? Или... он уверен, что я передумаю?

Кофейня наполнена теплым ароматом свежемолотых зерен и легким шорохом разговоров. За стеклянной витриной дует прохладный ветерок, внутри тепло, пахнет карамелью и ванилью.

Алина уже ждет меня. Быстро подхожу к ее столику, стягиваю шарф, следом – пальто.

— Добрый день, — тут же подскакивает девушка и следит за моими движениями.

— Добрый, извините за опоздание, — я сажусь на мягкий диван, поправляю волосы.

— Ничего страшного, я сама только пришла.

Алина опускается на стул в ожидании, переплетает пальцы в замке. Молодая, полная энтузиазма, с блестящими глазами, в которых мелькает детская восторженность. На ее носу чуть криво сидят очки в тонкой оправе, а на светло-серых брюках я замечаю крохотное пятнышко от чернил. Видно, торопилась на встречу.

— Так что вы думаете? — она с нетерпением наклоняется вперед, ее пальцы сжимаются на стакане с латте.

Я снова пробегаю взглядом по фотографиям коллекции на экране телефона. Все выдержано в стиле минимализм: четкие линии, натуральные ткани, благородные оттенки. Это то, что я люблю. То, что будет отлично смотреться в моем шоуруме.

— Коллекция отличная, — я отрываю взгляд от экрана и встречаюсь с ней глазами. — Я возьму ее.

Алина моргает, будто не сразу понимая смысл сказанного.

— Правда? — ее голос взлетает вверх, а на лице появляется робкая улыбка.

— Правда. Но…

Я делаю паузу, размышляя, как бы мягче подать свою мысль.

— Твой псевдоним, — я осторожно проговариваю, наклоняя голову набок.

Она сразу хмурится.

— А что с ним не так?

Я пожимаю плечами.

— Честно? Он ужасный.

Алина приоткрывает рот, будто я только что сказала что-то невероятно кощунственное.

— «Алина Бланz»? По-вашему это ужасно?

— По-моему, это что-то из двухтысячных, — я улыбаюсь, делая заказ ароматного чая и круассана с малиной. — Не обижайся, но если ты хочешь, чтобы твое имя ассоциировалось с высоким стилем, его нужно заменить.

Девушка задумчиво теребит салфетку.

— Я думала, что звучит загадочно…

— Звучит, — соглашаюсь я. — Только не так, как ты хочешь.

Алина делает глубокий вдох, затем выдыхает.

— Ладно. Какой вариант предложите?

Я откидываюсь на спинку дивана, скользя пальцем по краю стола.

— Просто твое имя. Алина… Как твоя фамилия?

— Белова.

— Вот и отлично. «A.Belova» — стильно, лаконично и запоминается.

Алина пробует имя на вкус, повторяя его вслух. Затем медленно кивает, будто смиряется с этим.

— Знаете, — говорит она после короткой паузы, — мне нравится.

Я улыбаюсь.

— Отлично. Тогда начнем работать.

Алина снова загорается, как маленькая лампочка, и я понимаю: в этой девчонке есть потенциал. Возможно, даже больше, чем она сама думает.

— Я так рада, — не скрывая счастья, произносит Алина. — Отойду на минутку, позвоню маме.

Я киваю и принимаюсь за свой воздушный круассан. Параллельно прокручиваю в голове встречу с Дамиром, достаю свой мобильный и набираю в поисковике: «Как подать на развод онлайн».

Читаю инструкции. Все просто: заполнить заявление, оплатить госпошлину, подать через портал. Клик – и все кончено.

Мои пальцы зависают над экраном.

Кончено.

Я повторяю это слово в голове, словно пробую его на вкус. Оно должно приносить облегчение. Должно звучать как освобождение.

Но внутри – только холод.

Развод. Официально. Навсегда.

Я действительно этого хочу?

Я вспоминаю тот день, когда Дамир впервые назвал меня женой. Это было просто – между делом, в разговоре. Еще вспоминаю, как мы шли по магазину, я выбирала чай, а он разговаривал с Камилем по телефону, сказал что-то вроде: «Лейла у меня всегда пьет зеленый, без сахара».

У меня.

Тогда я не придала значения, но сейчас эти слова звучат по-другому.

Он молча меня отпустил. Но ведь раньше он всегда боролся за меня.

Почему теперь – нет?

Я резко вздыхаю, отбрасываю телефон на стол и хватаюсь за чашку. Мои пальцы ледяные.

Ну же, Лейла, ты же уже все решила.

Вдруг перед глазами всплывает видео.

Она. Растрепанные волосы. Ее ноги на наших простынях.

И он.

Я резко закрываю глаза, будто это может стереть картинку из памяти. Но она врезалась намертво.

Отвращение подступает к горлу, горячая волна поднимается изнутри. Грудь сдавливает. В висках пульсирует.

Он предал меня.

Так почему я, черт возьми, колеблюсь?!

Я в гневе сжимаю телефон. Развод. Да. Без сомнений.

Резко открываю портал, начинаю заполнять заявление.

Раз и навсегда.

До конца остается всего несколько шагов.

И вдруг резкая боль пронзает низ живота. Я вздрагиваю, резко хватаюсь за край стола.

Еще секунда, и боль накатывает новой волной, заставляя меня стиснуть зубы, чтобы не застонать.

Нет. Только не сейчас. Только не это.

Дыхание сбивается. В груди холодеет.

Я невольно наклоняюсь вперед, ладони судорожно сжимают живот.

В ушах шумит, звук кофейни становится далеким и неразборчивым. Люди вокруг смеются, кто-то заказывает капучино, официант что-то спрашивает у посетителей за соседним столиком, а мой мир рушится.

Боль становится сильнее.

Я хватаю телефон, пальцы дрожат, взгляд расплывается. Кому звонить? Куда ехать?

Вижу, как дверь кофейни открывается, Алина возвращается, но в тот момент я чувствую тепло между ног.

ГЛАВА 26.

Лейла

Я просыпаюсь и моя первая мысль: где я?

Яркий свет раздражает глаза. Белый потолок. Тихий гул приборов. Запах лекарств щекочет ноздри.

Больница.

Я моргаю, пытаясь собрать мысли воедино. Голова гудит. Руки слабые, будто я тоскала тяжеленную штангу. Но это неважно. Главное сейчас – это мой ребенок.

Я резко приподнимаюсь, но меня тут же окатывает волна дурноты. В висках стучит, под ложечкой неприятно тянет.

— Лейла!

Этот голос мне знаком.

Поворачиваю голову в сторону и вижу Алину. Она сидит в кресле у кровати, ее лицо бледное, под глазами темные круги. Как будто она не спала долгое время.

— Вы очнулись! Сейчас, подождите, я позову врача! — девушка вскакивает и выбегает из палаты, даже не дав сказать мне ни слова.

Я сглатываю, пытаюсь дышать ровно.

Ребенок. Мой малыш.

Опускаю ладони на живот, замираю. Боюсь пошевелиться, боюсь, что что-то изменится, что случилось непоправимое.

Перед глазами всплывает неприятные момент: мокрое пятно крови на моем платье.

Кровь.

Меня резко передергивает.

Я не выношу вида крови. Никогда не могла.

В детстве порезала палец, мама приложила бинт, но мне вдруг стало нехорошо. В ушах зашумело, в глазах потемнело, я осела на пол.

Стоит только почуять запах крови, мне сразу же становится плохо.

Фу, даже сейчас накатывает невыносимая духота.

Тяжело сглатываю, вцепляюсь в простыню. Господи, только бы он был жив…

Дверь открывается, и в палату входит врач в белом халате. Мужчина лет сорока, с аккуратной бородкой и внимательными глазами. Алина за ним.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает он, берет в руки карту.

— Что с ребенком? — перебиваю я, не в силах больше выдержать напряжения.

Врач чуть кивает, присаживается на стул рядом с кроватью.

— Была угроза прерывания беременности. Судя по анализам, причиной послужила психоэмоциональная перегрузка на фоне общей неврологической лабильности. На простом языке – сильный стресс спровоцировал гипертонус матки, что, в свою очередь, вызвало сосудистый спазм и нарушение плацентарного кровотока.

Я сжимаю в кулаках простынь. Во все глаза смотрю на мужчину.

— Ре-бе-нок…

— Состояние стабилизировано. Нам удалось купировать гипертонус, кровотечение остановлено. Сейчас риск остается, поэтому вам необходимо строго соблюдать постельный режим.

— То есть… мне нельзя вставать? — уточняю.

— Категорически. Любая нагрузка может повторно спровоцировать гипоксию плода. Вам нужно несколько дней оставаться под наблюдением.

Мне нужно лежать. Не вставать. Не нервничать.

Простые слова. Но от них по спине пробегает холод.

Я закрываю глаза и наконец-то облегченно выдыхаю.

Мой малыш жив. Держится за непутевую мать.

Я глажу живот кончиками пальцев.

Прости, малыш. Я не уберегла тебя, подвергла риску.

Проверив все показатели, врач уходит, а Алина неловко переступает с ноги на ногу у подножья кровати.

— Лейла, кому нужно позвонить? Вашему мужу?

Я резко поднимаю на нее взгляд.

— Нет, — четко произношу я.

Она моргает, не понимая моей реакции, но не спорит.

— Алина, я тебя прошу, никому не говори о том, что произошло, — добавляю я тише, опуская голову на подушку. — Я сама разберусь.

Я слышу, как она тяжело выдыхает, но продолжает стоять рядом.

— Вам что-то нужно? Я могу привезти вещи или еду.

— Спасибо, — я натягиваю на лицо слабую улыбку. — Не беспокойся.

Она колеблется, оглядывает меня так, будто не уверена, стоит ли оставлять меня одну.

— Беги по своим делам, — произношу я мягко. — Мне есть кому за меня беспокоиться.

Я сама не знаю, кого имею в виду. Может, врачей. Может…

Неважно.

Главное – ребенок.

Алина обещает заехать вечером и уходит, оставляя меня одну.

Я закрываю глаза и расслабляюсь, погружаюсь в тишину, нарушаемую только монотонным гудением приборов.

Но мысль о звонке не дает покоя.

Стреляю взглядом на тумбочку, мой мобильный лежит там. Лишь одно имя крутится в голове. И если я не позвоню, он будет волноваться, поднимет на уши весь город. Я этого не хочу.

Я набираю номер, и он отвечает сразу, будто ждал звонка.

— Камиль…

— Лейла? — его голос напряжен, он моментально улавливает мое настроение.

— Камиль, я в больнице.

— Я уже еду.

Он не спрашивает, что случилось. Не требует объяснений. Просто бросает трубку и приезжает.

Минут через двадцать дверь палаты открывается. Камиль стоит на пороге – быстрый, собранный, в темной водолазке и пальто. Его взгляд цепляется за меня, и я вижу, как темнеют его глаза.

— Как ты?

— В порядке, — выдавливаю я и пытаюсь забраться повыше на подушку.

В ответ он делает то, что всегда делал, когда видел меня слабой: берет контроль в свои руки.

— У вас есть ВИП-палаты? — спрашивает он у медсестры, которая приносит капельницу. — Я все оплачу.

— Камиль, это лишнее…

Он не слушает. Уже звонит кому-то, договаривается. Минут через десять в палату заходит женщина средних лет с теплыми, но строгими глазами.

— Это Ольга Николаевна, — говорит Камиль. — Твоя сиделка. Она будет за тобой присматривать.

Мои глаза ошарашено округляются!

Сиделка?!

— Камиль, остановись, — возмущаюсь я.

— Ты не в том состоянии, чтобы спорить.

Я сжимаю пальцы на простыне.

Ольга Николаевна похоже здесь не чужой человек, здоровается с медсестрой и когда та устанавливает мне капельницу, под руку выходит с ней в коридор, тихо расспрашивая про мое состояние.

Мы остаемся наедине. Камиль садится на стул рядом с кроватью, смотрит на меня.

— Расскажи.

— О чем?

— О том, что ты пытаешься скрыть.

Мой взгляд падает на его руку, лежащую на колене.

Я молчу.

— Лейла.

ГЛАВА 27.

Лейла

Я привыкаю к белому потолку. К тишине палаты, нарушаемой лишь звуками аппарата, к расписанию уколов и таблеток. Привыкаю к мысли, что моя жизнь теперь – это ожидание.

И, конечно же, привыкаю к мысли, что теперь я не одна.

Прикладываю ладонь к животу. Где-то там, под кожей и тканью мягкой пижамы, бьется крохотное сердце. Совсем маленькое и уязвимое. Мой ребенок.

Я пока не знаю кто будет: он или она. Но этот ребенок должен вырасти в лучшем мире, чем тот, что знаю я. Без лжи, без предательства, без боли и без страха.

Уже хочется думать над именами.

Девочка… Может, Лина? Или София? Я представляю черные как смоль волосы, большие глаза, любопытные и доверчивые. Глупая фантазия: вот она тянет ко мне ручки, лепечет первые слова…

А если мальчик? Марат? Или, может, Тимур? Сильный, смелый, надежный. Он должен быть именно таким. Я сделаю все, чтобы он вырос достойным человеком.

Ох, я буду любить этого малыша больше жизни!

Телефон снова вибрирует на тумбочке, и я сжимаю пальцы на одеяле.

Уже который день Дамир атакует мой мобильный. Я уверена, он не знает о моей беременности. И что я в больнице – тоже. Я взяла с Камиля клятву, что он не расскажет ему. Нехотя, но все же Камиль поклялся молчать. Правда, перед этим отчитал меня, как девчонку, потому что я поступаю неправильно. И Дамир должен знать о ребенке.

Сначала звонки. Теперь сообщения. Я вижу всплывающие уведомления, но даже не прикасаюсь к экрану.

Ольга Николаевна поправляет подушку за моей спиной.

— Как самочувствие?

— Нормально.

— Вам кто-то настойчиво пишет, — сиделка бросает робкие взгляды на загорающийся экран телефона.

Я криво усмехаюсь.

— Это не важно.

— Муж?

Я резко поднимаю на нее взгляд.

— Скоро станет бывшим.

Сиделка смотрит на меня внимательно, с мудростью прожитых лет.

— Знаете, Лейла, — тихо говорит она, словно не хочет меня обидеть, — как бы там ни было, но ребенку нужен отец.

Я закрываю глаза.

— Не всегда.

— Но ведь он беспокоится. Посмотрите хотя бы, сколько звонков.

Это правда. Я чувствую его тревогу. Он хочет поговорить. Узнать. Может, объясниться.

Но поздно.

— Вы еще молоды, — продолжает Ольга Николаевна. — Сейчас все видится в одном свете, но пройдет время…

— Мне не нужно время, чтобы понять, — перебиваю я. — Я знаю, что сделаю все для ребенка. Одна.

Она ничего не отвечает. Только молча перестилает простынь.

Я отворачиваюсь к окну.

Может, я и правда поступаю слишком резко? Может, мне стоит поговорить с ним?

Нет!

Еще свежа рана от его измены. Давит в груди и лишает воздуха.

Не могу!

Я убираю телефон под подушку, чтобы не видеть его имени. И в следующую секунду в палату входит врач.

— Ваши анализы в порядке, — говорит доктор с теплой улыбкой, от нее мне становится намного спокойнее. — Еще неделя, и мы вас выпишем.

Неделя.

Я киваю.

— Если нужно, я и всю беременность здесь пролежу.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Но пока вам нельзя вставать. Абсолютный покой.

Я принимаю этот вердикт без сопротивления. Если цена за моего ребенка – неподвижность, значит, я буду лежать. Превращусь в камень, но никоим образом не наврежу малышу.

Врач уходит. Ольга Николаевна встает у подножья кровати, поправляет плед.

Слышу, как дверь снова открывается. Наверное, доктор забыл что-то сказать.

Но вдруг все резко меняется, я улавливаю легкий, но до боли знакомый запах.

— Выйдите, — раздается холодный приказ.

Ольга Николаевна даже не спорит. Бросает на меня тревожный взгляд, но подчиняется.

— Прошу… ей нельзя волноваться, — шепчет она, проходя мимо высокой мужской фигуры.

Дамир стоит в двух метрах от моей кровати.

Глаза темные и тяжелые.

Я не могу пошевелиться. Не могу дышать.

Он молчит.

Смотрит долго и пристально, словно сканирует меня.

Затем медленно качает головой и, прищурившись, спокойно произносит:

— И когда ты собиралась мне сказать?

Пауза.

— И вообще собиралась?