Развод. Оставим в прошлом любовь…

Глава 1

— Нахлебница! Ты на работу когда выйдешь? — всплыл в голове голос свекрови, и я болезненно поморщилась.

В отражении на зеркальной панели духового шкафа женщина прикусила губу. И быстро быстро заморгала. Это я так повела себя, чтобы отогнать воспоминания о сегодняшнем разговоре с матерью мужа.

Луиза Захаровна никогда не поймёт, что трое детей и муж, это больше, чем просто ходить на работу, и если старших я рожала очень рано, сразу после замужества, то малютку Софи мы родили всего три года назад, и сейчас дочь была привязана ко мне по рукам и ногам. Муж усмехался как-то по особенному добро, когда видел, как дочка просится ко мне на руки, и называл её «маленьким клещиком».

Я перевела растерянный взгляд на столешницу, где уже стояла утка с яблоками, и напомни себе, что по времени сейчас семья соберётся ужинать, дёрнулась в сторону, открыла шкаф с посудой и вытащила тарелки. Медленно расставила посуду по столу, выключила духовой шкаф, наоборот включила чайник, насыпала заварку в заварник.

Со стороны зала послышался топот маленьких ножек.

Софи бежала ко мне.

— Мамочка, мамочка, — нахмурив бровки, позвала меня дочка, и я, присев на корточки, потянула к ней руки.

София, взвизгнув, дёрнулась ко мне навстречу и прыгнула в объятия.

— А правда, что если долго, долго, долго, долго, долго бабушку злить, то она станет серым волком?

— Кто тебе такую глупость сказал? —Тихо спросила я, поправляя тёмные кудрявые волосы. Она была похожа на мужа, копия отца, эти глаза тёмные и волосы тоже тёмные.

— Ди, — выдохнула Софья и прижалась ко мне всем тельцем.

— Ну просто, наверное, Диана сегодня встала не с той ноги, — заметила я и отпустила дочку. Та задумчиво качнулась с пятки на носок и покачала головой.

Диана была своеобразной. Средняя дочь. Очень своенравная. Очень жёсткая в своих желаниях, и это у неё тоже было от папы. У Дмитрия был не самый простой характер, но за двадцать пять лет брака я привыкла, и я не представляла, что мужчина может как-то себя иначе вести. Дима, когда злился, хмурил брови и взгляд бросал такой острый из-под них, но зато, когда он был счастлив, он смеялся очень громко.

София побежала в сторону стола, подтянула свой высокий стул и, посмотрев на меня, мысленно спрашивая, можно ли залезать, топнула ножкой.

Я покачала головой, не любила когда дочка сама лезла, мне все время казалось, что она опрокинет этот стул на себя, сама покалечится, всех напугает.

Да, с третьим ребёнком я была не такой, как с первыми двумя. Если с Германом со старшим сыном я была подвижной, смешной, очень активной, с Дианой умиротворённой, то с Софией я стала наседкой, и именно поэтому меня каждый божий раз пилила свекровь. Даже сегодня она ведь не собиралась говорить ни о чем другом, кроме того, что мне надо выйти на работу, но я весь свой брак работала, все свои декретные

У нас с Димой возможностей масса сейчас была, и я не хотела лишать себя прелести материнства.

Я хотела прочувствовать на себе, как это когда ты с ребёнком засыпаешь, с ребёнком просыпаешься, а не выкраиваешь время в момент, пока малыш спит.

Но свекровь меня даже не слышала.

— Нахлебница, нахлебница, наглая, лицемерная нахлебница,— выговаривала она мне сегодня, а я, поскольку очень ценила отношения с родителями мужа никогда не могла позволить себе нахамить или высказать недовольство. Мне просто было люто, больно от того, что свекровь так обо мне думала. — Дождёшься, сидишь в своём декрете, непонятно чем занимаешься. Ещё неизвестно, какие у тебя там дела, пока Дима на работе вполне может оказаться…

— Мама, прекратите, пожалуйста, — попросила я её перед тем, как она психанула и кинула трубку, и сейчас этот разговор он как горечь, стоял где-то на уровне горла.

Свекровь одним звонком умудрилась испортить настроение на ближайшую неделю, а сегодня, в кои то веки, мы решили все вместе поужинать.

Когда я накрыла на стол, усадила Софи в её стул, то выглянула в зал и заметила:

— Ребят, у меня все готово. Идёмте.

Герман пришёл первым, окинул взглядом стол, развернулся, прошёл к холодильнику и вытащил банку с соленьями. Была у него странная любовь к таким закускам.

Диана же, появившись на пороге кухни, скорчила такую гримасу, что все молоко в доме скисло.

— Ну что, опять? — Спросила я тихо, когда дочь присела за стол.

— Ничего. — Фыркнула средняя.

Я покачала головой, тяжёлый возраст, трудный возраст. Семнадцать лет, когда она чувствовала себя максимально взрослой, максимально самостоятельной, но при этом у неё не было ни опыта, ни каких-то правильных ориентиров для того, чтобы не влипнуть в неприятности.

С Германом было в этом плане намного проще. Он мальчик, и поэтому в свои 23 он вообще не парился особо ни о чем, учился, собирался поступать, через пару лет в магистратуру. Для него это все как-то было более лайтово, но Диана это девочка в переходном возрасте.

Дима зашёл на кухню последним и, окинув взглядом семью, хмыкнул.

Я постаралась поймать его взгляд, чтобы понять, о чем он думает, но мне, к сожалению, ничего не удалось.

Я только заметила.

— Ты сегодня поздно…

Дима перевёл на меня тяжёлый взгляд и двинул челюстью, потом все-таки снизошёл и ответил.

— Небольшие проблемы с поставками.

— Надеюсь, все разрешится…

Муж хмыкнул снова, показывая, что у него-то точно все разрешится, и мои сопливые переживания ему однозначно не нужны.

Я вздохнула. Принялась разделывать бедную утку, раскладывать её по тарелкам.

Софья тут же вытащила с блюда с овощами огурец и захрустела им.

Я качнула головой и улыбнулась.

Герман с Ди опять что-то не поделили и о чем-то перешёптывались, при этом Диана не чуралась ещё и в бок ткнуть острым пальцем, поэтому Герман периодически фырчал, а Дмитрий на все на это смотрел и качал головой, а после заметил:

— Ты мужик или кто?

Глава 2

Я это спросила и резко зажала ладонью рот.

Господи, что же, что же это творится. Это что оказывается, что почти двадцать пять лет брака, на следующий год серебряная свадьба, все это разбивается о фразу: « у меня есть женщина».

Я обхватила себя руками, сдавила плечи так, что завтра синяки появятся.

Дима медленно провёл пальцем по нижней губе, потёр её, как будто бы даже не думал отвечать мне на этот вопрос, как будто бы я должна была сама догадаться, как будто он риторический, и подразумевает ответ «да».

Мне казалось, у меня сознание сейчас разбилось надвое. Я одной частью до сих пор не могла поверить в то, что услышала от мужа…

От дочери…

Господи, дочь, дочь… Она была в курсе.

«А ты трус», — всплыли слова в воспоминаниях.

Герман был в курсе. Получается, все знали, что у него есть любовница. И…

— Дим, Дим, ответь мне, пожалуйста…

У меня голос наполнился шепчущими нотами.

Я медленно подняла правую руку к шее, потёрла кожу там, где ключица. Я когда нервничала, всегда растирала себе кожу и иногда не могла это контролировать и растирала прям до красна. Что аж капилляры лопались и потом красные пятна были.

Я постаралась отдёрнуть руку, но не смогла, запустила её в светлые свои волосы.

— Дети знали? Дим, зачем ты? — Спросила я тихо.

Так ведь понятно было, что знали.

И Диана молчала, потому что был какой-то разговор, ей что-то обещалось за её молчание, ведь сначала Дима сказал о том, что отберёт это третье, пятое, десятое, хотя он никогда ничего не отбирал у детей: ни телефоны, ни игрушки, он только говорил о том, что накажет, но никогда не наказывал. Он был тем злым полицейским, который больше хмурит брови, но всегда оказывает снисхождение, и получается, если он пообещал отобрать, то у Дианы сдали нервы, и она решила выложить всю правду.

И выходит, это все давно.

Я получается одна не видела ничего, не замечала.

— Слезы прекратить, — хрипло произнёс Дмитрий, а я с ужасом ощутила, что да, действительно, из глаз текли слезы, рисовали неровные дорожки рек на щеках.

Рука все-таки соскользнула с шеи, я нервно и быстро вытерла лицо.

Господи, в смысле, нам под полтинник. Мы поженились, когда мне было восемнадцать.

Сейчас мне сорок три, в смысле под полтинник? Я для него уже старая, ненужная, непривлекательная жена, и он захотел поменять меня на кого-то более свежего, звонкого, тонкого, не обременённого никакими обязательствами?

Проклятые слезы все катились и катились по щекам, я не знала, как контролировать их, чтобы успокоиться.

Я словно приросла к стулу, я не могла пошевелиться.

— Мне повторить? Я сказал слезы прекратить, Аврора.

Сейчас в голосе Дмитрия появились нотки недовольства.

А мне вдруг захотелось схватить тарелку, ударить её об кафельный пол и крикнуть: «я не могу это контролировать, я не могу по щелчку твоих пальцев прекратить чувствовать боль».

Но я прикрыла глаза и выдохнула через рот.

— Ты себе новую претендентку в жены нашёл? Да? — Тихо спросила я не для того, чтобы упасть в ноги и кричать: не бросай меня, не бросай.

Нет, для того, чтобы просто знать.

Ощущать реальность всего существующего.

— Аврора, пока ты не придёшь в себя, разговора никакого не получится.

— Я в себе, — всхлипнула я не в силах держать слезы внутри. Я была настолько в себе, что вспоминала, каждый вздох, который мы делали с ним вместе, я была настолько в себе, что видела перед глазами картинку того, как он забирал нас со всей семьёй из роддома, когда родилась София, и как он сам её купал, и как он вставал над колыбелькой и большим пальцем гладил маленькое пузико дочери.

Я была настолько в себе то, что вспоминала, как Дима, посадив на колени Диану, когда той было ещё около пяти, мазал ей коленку зелёнкой и дул, дул, дул, потому что Ди кричала, как резаная, а он, большой, взрослый, сильный мужик, сидел и дул на коленочку.

Я вспоминала как Дима повёл Германа в садик, с каким видом он вёл своего сына, своего первенца в садик и как он давал ему напутствие, сидя на корточках перед ребёнком.

Еще до безумия болючие воспоминания были перед глазами, когда он подхватил меня на руки и вынес из дверей загса, а в нас тогда летел этот чёртов рис, бумажные какие-то лепестки роз, потому что на настоящие не было денег, и как он снимал с меня туфельки белые с острым носиком, потому что за весь свадебный день у меня ноги отекли, так, что я даже пальцами пошевелить не могла.

— Я тебя умоляю, просто скажи мне.

Я выдохнула, приоткрыв рот. Я ощутила, что предательство, как патока, вокруг меня сгущалось, сгущалось, сгущалось…

Господи, дети знали, они же точно знали. Да?

— Аврора, это не тот разговор, который стоит проводить в таком состоянии.

— Ты можешь мне сказать или нет? Можешь просто мне сказать…

Последнее я произнесла на несколько тонов ниже и дёрнулась, чтобы встать. Но ноги были ватными. Неудачно схватившись за край стола рукой, я все-таки загремела приборами, и моя вилка полетела на пол. Задребезжала, упала.

Дима откинулся на спинку стула, запрокинул голову, провёл пальцами по щетине, потом спустился ими на шею. Оттянул ворот домашней футболки.

И с какой-то неправильной, нетипичной злобой произнёс, развернувшись ко мне и глядя пристально в глаза:

— Ты, видимо, хочешь, чтобы я извинился, да?

***

Милые мои, рада видеть вас на страницах новой истории. Надеюсь история Авроры тронет ваши сердца, а изменник получит сполна за свое предательство. Я безумно благодарна за вашу поддержку и вашу доброту в комментариях, за ваши слова, диалоги и дискуссии. Это очень окрыляет и помогает писать для вас без перерывов, а если вам история понравилась, то жмите на значок «звездочки» или просто машите мне ручками в комм, чтобы я понимала сколько нас здесь собралось неравнодушных.

Люблю, Аня)

Глава 3

Я сидела и сжимала кулаки.

Извинения?

Да на кой черт мне его извинения, они что, как пластырь, сейчас соединят куски моего разбитого сердца, что ли?

Я медленно встала из-за стола, а ноги были настолько ватными, что идти приходилось, подволакивая их.

— Аврора, — прозвучал за спиной голос мужа, и мне захотелось зажать ладонями уши.

Какая, к чёртовой матери, Аврора, что сейчас ему от меня надо было, и так все сказал. Я не глупая, я прекрасно все понимаю с первого раза. Жена клуша дома, а он там, где-то на другой стороне жизни, среди блестящих витрин фирменных магазинов, на важных переговорах, среди таких же дядек, как и он…

Что, аврора?

Я дошла до раковины, упёрлась ладонями в столешницу. И наклонила голову, чтобы слезы не текли по щекам, а сразу капали.

— Ты всю ситуацию воспринимаешь излишне эмоционально, — голос у Димы был наполнен не раздражением, не злостью, а какой-то ленностью, как будто бы он третий, пятый, десятый раз повторял мне одно и то же. И уже не знал, как иначе объяснить такую обычную и простую вещь, как любовница у женатого мужчины, как любовница у мужчины, у которого жена рядом двадцать пять лет, трое детей, а младшей дочери только три.

Я прикусила губы и помотала головой.

— Ты же понимаешь, что поведение Дианы, оно выбивается за все рамки, если бы не её вспыльчивость…

А сейчас мне пришлось запрокинуть голову назад и зажать ладонью рот, потому что смех по поводу этой вспыльчивости дочери рвался наружу. Конечно, вспыльчивая дочь, у которой последний класс, у которой сейчас подготовка к выпускному. И которая постоянно закатывает глаза, когда ей что-то говоришь, как будто бы никто в этом мире не проживал свои семнадцать лет и она одна умная, а все остальные глупые.

— Она молчала до тех пор, пока ты выполнял ее просьбы, да? — хрипло спросил я, подозревая шантаж в этой ситуации. Но Дмитрий ничего не ответил. Я только услышала, как отодвинулся стул и как муж медленно вышел из-за стола.

— Умойся, приведи себя в порядок, потом поговорим. Ты сейчас не способна ни к какому диалогу.

А меня, его вот этот покровительственный тон так выбесил.

У меня же ничего по факту, кроме семьи и не было. В декрет я уходила с тем, что если я и вернусь на работу, то только не на полный день. Родители… Его родители вон как ко мне относятся, все из-за того, что я на протяжении всего брака берегла наши отношения, чтобы не создавать скользких ситуаций между мужем и его родственниками. Мои родители…

Что мои родители? Пенсионный возраст, маленький домик в хвойном бору, квартира и куча болячек, которые надо контролировать и следить.

Дети…

Так вот они дети, и сын, и дочь в курсе о наличии любовницы. Одна Софи оказалась не у дел, и то, наверное, потому, что не понимала, что происходит.

— А ты считаешь, что нам есть о чем вообще говорить? — Спросила я, задыхаясь рыданиями. Перед глазами мерцали вспышками воспоминания о том, как мы только начали встречаться, и как Дима привозил охапки цветов. Смотрел на меня таким взглядом, что да, тогда я без слов понимала, что я его. А сейчас я резко дёрнулась, развернулась и посмотрела мужу в глаза. Сейчас я уже не его была, сейчас я уже была какой-то обузой, непомерным грузом, чемоданом без ручки, который и выбросить жалко, и тащить сил больше нет.

Я не видела в его глазах того, что замечала все эти годы: нежность, уважение, любовь.

Там была сейчас пресыщенность. Холодная циничность.

— Да, — отозвался Дима и засунул ладони в карманы брюк. — Я считаю, нам хотя бы стоит обговорить тот факт, что наша жизнь никак не поменяется.

— У тебя любовница, дети в курсе, кто ещё, мать твоя, наверное, в курсе, раз тыкает, и тыкает, и тыкает в меня каждый раз, словно надеется до конца проткнуть? — Спросила я, позволяя себе невозможную резкость в отношении супруга.

Дмитрий не любил такой формат диалога, он напрягался от такого, а я как человек, который вырос в семье, где мужчина постоянно испытывал какой-то дискомфорт от вечного нытья матери, старалась избегать моментов, мне главное было, чтобы мужу было хорошо, потому что я не хотела с годами оказаться, как мама в браке, где папа только на все кивает головой, лишь бы не слышать, не участвовать ни в чем.

— И ты считаешь, что после этого ничего не поменяется? Что ты мне предлагаешь сделать? — Задрожал мой голос, словно перезвон льдинок на морозе в нашу первую совместную зиму, когда мы в новогоднюю ночь вышли с Димой, чтобы сходить на гуляние на ёлку. Там ещё бубенцы были на лошадях, которые возили по площади людей в санках.

Я тяжело вздохнула, дёрнула ладонь ко рту, стараясь вытереть набежавшие слезы с лица.

— Я считаю, что во всей этой ситуации не надо никак утрировать ничего и усугублять. Успокаивайся, а я пока пойду отдохну в своём кабинете, — медленно произнёс Дмитрий и сделал шаг назад. Он был настолько уверен, что ничего в нашей жизни не изменится, что даже не собирался никак объяснять свои поступки, никак аргументировать ничего, и когда за ним закрылась дверь, я вдруг с ужасом поняла, что да, я осталась одна.

Не сейчас, а в принципе.

Дочь.. Да господи, её фраза о том, что открой глаза, у него девка уже говорит о том, что никакого уважения и сострадания она к матери не испытывает, а Герман просто же молча встал и ушёл, занимая сторону нейтралитета. У меня оставалась одна София, и то её отберут, если я начну показывать характер и собираться уйти от мужа.

Я шмыгнула носом, сделала несколько шагов в направлении выхода, тихо приоткрыла дверь, Герман сидел с Софией в зале, и они вместе раскрашивали платья принцессам диснея.

— Ты знал? — спросила я, опираясь боком о спинку дивана.

Герман поднял на меня пустые глаза.

Я тяжело вздохнула.

— Что ты от меня хочешь услышать? — Спросил сын, и в его голосе зазвучало раздражение. — Что я ничего не знал? И Диана мне только сегодня что-то сказала? Или как? Зачем тебе вообще нужна эта информация, мам?

Глава 4

Бросив это Дима медленно развернулся в сторону двери, а меня аж затрясло, я сдавила ладони в кулаки и бросила взгляд на Софу, которой как будто бы ничего не касалось, она только прислушивалась и наблюдала из-за дивана за всеми нами.

И мне стало понятно, что какой бы хорошей матерью я не была, какой бы хорошей женой я не старалась стать, какой бы чудесной снохой я себя не видела... Этим людям плевать.

Они, как стая коршунов, готовы меня сейчас разорвать, разодрать и убивать все дальше и дальше, и дальше.

В глазах защипало, а сердце стукнулось так о ребра, как будто бы толкнуло меня изнутри, и я качнулась в сторону, дёрнулась к Диме и когда долетела до него, то не стала тормозить, а вместе с ним вылетела за дверь.

— А кого я воспитала? — Задрожал мой голос, потому что мне было люто, страшно. Я никогда не позволяла себе ни хамства в отношении мужа, ни раздражения в отношении любимого человека. — А ты кого воспитал? Шантажистку? И эмоционального импотента?

Дима медленно обернулся, вскинул бровь.

— Я что-то не понял у нас теперь истерики решаются в коридоре?

— Не надо со мной так разговаривать, мне не пятнадцать лет, это раз. И как твоя жена, которая двадцать пять лет стояла у тебя за плечом во время всякого дерьма, во время того, как на десятом году брака у тебя обвалился бизнес, я стояла за твоим плечом, всегда была рядом, поддерживала. Я ни дня не сидела дома, и не надо со мной сейчас разговаривать, как с одной из своих девок, по крайней мере, хоть каплю уважения прояви к женщине, которая родила тебе троих детей, которая всю жизнь тебе в рот заглядывала.

Дима отшатнулся от меня, сложил руки на груди, сдул со лба прядь волос и усмехнулся.

— Надо же, а что это мы так место своё забыли? — и голос такой обманчиво ласковый, слащавый, приторный, как будто бы ещё чуть-чуть и Дима выкинет какую-нибудь блажь, но я только сцепила зубы аж до хруста. Я чувствовала, как десна трещали под этим давлением, но стояла на своём.

— Если ты мне изменяешь, а ты мне изменяешь, найди в себе смелости признаться и сказать мне это в глаза. Аврора, ты меня не устраиваешь, ты женщина не моего романа, и мы разведёмся. Но если же…

— Мы не разведёмся, — тихо сказал Дмитрий и качнулся в сторону лифта. — А тебе советую зайти в дом и ещё раз подумать над своим поведением. Оно ни в какие рамки не лезет.

Я дёрнулась к мужу, схватила его за рукав пальто.

— Ты не уйдёшь пока мы все не обсудим…

— Нам нечего с тобой обсуждать, я тебе сказал, развода не будет.

И вот эта вот покровительственная нота, вот этот надменный взгляд, он меня тоже сейчас полосовал не хуже, чем когти стервятников.

У меня не было сейчас по факту ничего за спиной: я ушла в декрет, на руках была трехлетняя Софа, но почему-то осознавая, что вокруг меня одни предатели, мне ничего и не нужно было.

— Развод состоится, — сквозь зубы произнесла я, потому что сама боялась своих мыслей, своих поступков. — Не тебе решать, у нас не крепостное право.

— Аврора, девочка моя, — усмехнулся Дмитрий, качнувшись ко мне, он перехватил меня за шею и мягко погладил пальцами по выступившим венкам, — давай ты вернёшься к своему рождественскому кексу и прекрасной утке в яблоках. Ты мать, ты хранительница домашнего очага, вот и занимайся своим делом, а то, что будет касаться относительно развода или нет, всегда будет оставаться моим решением.

Я дёрнулась назад, ударилась спиной в дверь и хрипло произнесла:

— Ты заигрался, хватит, прекрати. Я не кукла. Я человек, который тебе жизнь подарил. Не смей разговаривать со мной в таком тоне. Я никому больше не разрешу разговаривать со мной в таком тоне, ни тебе, ни твоей матери, которой вечно все не так, которой не успела я родить, а она мне стала названивать и спрашивать, когда же я выйду на работу, ни твоей сестре, которая, приходя, рассматривает, как расставлены подушки, ровно ли они лежат на диване или все-таки нет, а потом рассказывает тебе, что жена у тебя неряха и лентяйка. Я никому теперь не позволю ни оценивать мою жизнь, ни осуждать её. Тебе в первую очередь.

— В тебе сейчас говорит истерика, в тебе сейчас говорят эмоции, Аврора, девочка моя… — Дмитрий сделал ещё один шаг, взмахнул рукой и запустил пальцы мне в волосы, оттягивая их назад и заправляя за ухо. Он коснулся костяшками моей скулы так, словно бы ужалил током. Я от этого зажмурила глаза и поняла, что меня всю внутри трясёт. Каждая клеточка визжала, кричала, брыкалась. Но именно сейчас я понимала, что если не отстою свою позицию, Дима меня дальше растопчет, а уж так вышло, что дети, в которых я вложила всю себя, помогут ему.

Я медленно выдохнула через рот, распахнула глаза и произнесла.

— Я не твоя девочка. У тебя есть дофига вариантов, где тебя будут слушаться, тебе будут в рот заглядывать, но со мной такое, увы, уже не прокатит.

— Аврора, ты злишь зверя, — хрипло выдохнул Дима и упёрся ладонью в дверь позади меня.

— А ты уже разозлил зверя, так что я своё слово сказала. Мы будем разводиться, дети: Герман и Диана, наверное, будут жить с тобой, вот ты уж и поработай над их воспитанием. Раз я облажалась у тебя они точно вырастут достойными людьми, которые никогда в своей жизни не предадут близкого.

Глава 5

Дима открыл рот, а я в этот момент почему-то качнулась и положила пальцы ему на губы.

— Вот не надо ничего сейчас говорить. — Выдохнула я так нервно и тяжело, что у мужа расширились зрачки.

— Ты что это? — его ладонь перехватила моё запястье, и пальцы оплели кольцом мою руку. Но я, качнувшись назад к двери, положила вторую ладонь на ручку и дёрнула на себя, выскользнула из схватки мужа и оказалась за дверью, провернула замок и произнесла в косяк:

— Ну ты же пошёл прогуляться, гуляй.

— Аврора! — зарычало из-за двери, и Софа выронила из рук бутылочку непроливайку.

— Папа, — нахмурилась она. — Папа злится, да?

— Нет, родная, ты что, — сдерживая слезы, произнесла я и присела на корточки. — Папа просто гулять пошёл, скоро вернётся.

Нет, никуда он не вернётся, я не собиралась потворствовать его выходкам. В конце концов, столько лет жить, надеяться на него, тенью ходить за ним, а потом получить вот это…

Нет, я не могла больше себе такого позволить.

У меня и так по факту получалось, что сын в нейтралитете непонятно ради чего. Дочь? Да. Дочери я не нужна, дочь меня, скорее всего, презирает. Так вот, ради младшего ребёнка я должна была выстоять, я должна была отстоять своё право на автономию в этом мире, вне зависимости от того, какое у Димы будет настроение.

— Не переживай, не переживай, Софа, — произнесла я, и дочка подошла ко мне, схватила меня за шею и прижалась всем тельцем.

— Я не переживаю, — сказала она и запустила пальчики мне в волосы.

— Ну, тогда хорошо, тогда пойдём заниматься делами.

— А какими?

Ну, для начала мы пойдём в гардеробную, — заметила я тихо и, подняв дочку на руки, быстрым шагом направилась в с мужем гардеробную, которая прилегала к спальне. Я с самой верхней полки вытащила дорожный чемоданчик, покидала на низ свои и документы Софи, потом взяла несколько комплектов одежды и все это закрыла на замок. Ничего страшного, пусть тревожный чемодан будет собран.

А сейчас...

А сейчас я вытащила самый большой чемодан. Его рубашки прямо на вешалках полетели во внутрь, следом я побросала носки, нижнее белье, воду туалетную, галстуки. И пока я собирала все его вещи для того, чтобы просто выставить их в коридор, когда Дима решит приехать домой, до меня дошла одна интересная мысль…

Деньги то у меня были, только вот выходило так, что это деньги мужа. Потому что карточки были его, а моя, которая рабочая и куда приходили декретные, была опустошена, и транзакцию сейчас я не могла провести с его карты, перекинув деньги на свою. Тупо, потому что не могла бы зайти в его банк, а даже если бы зашла, то он бы отследил по сообщениям, что был перевод, а мне хотя бы до развода нужен был какой-то минимум для того, чтобы нам с Софи не пришлось как-то выкручиваться.

— Ты продолжай, продолжай, — тихо заметил я и медленно пошла в сторону рабочего кабинета мужа. Наверняка же он сохраняет пароли.

Заглянув внутрь, я окинула взглядом кабинет и короткими шажками пробежала к рабочему ноутбуку. Мне не нужен был банк физических лиц, мне нужен был банк юридического лица.

Я пробудила компьютер ото сна, открыла приложение, которое тут же мигнуло мне ввести пароль. В нижней строке была кнопка ключи. Я на неё тыкнула, и мне развернулась большая страница с перечнем ключей от разных приложений. Я нахмурилась и постаралась выбрать максимально объективный вариант, тот же самый что был на Госуслугах. Но это оказалось неверно.

Я понимала, что если я ещё раз нажму неправильный пароль, то портал будет просто заблокирован, поэтому я отшатнулась и дёрнула на себя один из ящиков. У Димы должен был быть токен с электронной подписью. С токеном я смогу зайти в юридический интернет банк. Токен выглядел как обычная флешка, и от этого, когда я уже держала в руках третью, четвертую одинаковую приспособу, меня начало трясти.

Какая из них была электронной подписью, какая?

Выдохнув, я воткнула сначала первую флешку, вторую, третью. А на четвертной у меня по всему экрану вылезло сообщение активировать управление токеном.

Боже, храни мой декрет, в котором я разбиралась во всех этих электронных ключах. И сама созванивалась с банками, когда мне необходимо было открыть небольшое ип на своё имя. В итоге я им даже не занималась. Это нужно было Дмитрию, и сейчас, глядя на то, что у нас с ним происходило, мне стало резко интересно, что же там за предприятие оформлено на меня.

Когда всплыло окно активации, я подтвердила доступ к электронной подписи, а следом тут же развернула банковское приложение и, чтобы не заморачиваться, сделала перевод контрагенту, в котором вписала себя. Так Дима долго не поймёт, что был перевод, а у меня будет хотя бы какая-то финансовая подушка безопасности, и не для себя, а для Софии, потому что случись что, прогнуть он меня сможет только младшей дочерью.

А я не хотела.

Я, причём люто боялась, я не знала, как себя вести правильно в разводе. Что нужно для начала сделать, обратиться к юристу, либо подать заявление, что, как правильно? Почему нас учат на обществознании, как одевать противогаз, но никто не учит, как подать заявление о разводе. Хоть бы квартплату научили платить в школе, так нет, нам нужны противогазы.

Телефон завибрировал так сильно, что я аж подпрыгнула на кресле и, резко вытащив его из кармана, увидела на весь экран аватарку Катюхи. Катя это настоящая великая императив. Катя была женой одного из клиентов Димы, и мы подружились очень давно, ещё когда я ходила беременной Дианой, а она тогда вынашивала сына.

— Рора, — хрипло выдохнула подруга мне в трубку.

— Да что случилось.

— Это ты мне скажи, что случилось. Проезжаю я мимо ресторана, а твой шагает навстречу какой-то швабре.

У меня дёрнулся глаз.

— Это что это за перфоманс? Чем это он занимается? — дотошливо уточнила Катя.

Я, прикусив до боли губы, пожала плечами и тихо заметила:

— Изменяет.

Глава 6

Да твою ж!

Я дёрнулась, постаралась нажать на сообщение и отменить отправку, но в этот момент вторая галочка оказалась синей.

Я поняла, что Дима все услышал.

Я выдохнула, прижала к себе Софу, откинулась на спинку кресла.

Да и вообще, какая нахрен разница?

Я смахнула с экрана мессенджер, зашла в звонки и набрала Катюху.

— Кать…

— Я еду, еду, — отозвалась нервно подруга. Я покачала головой.

— Кать, не дёргайся. Не дёргайся, сейчас, скорее всего, приедет Дима, поэтому давай мы с тобой лучше как-нибудь на днях пересечёмся и всю эту тему…

— О, да, мы всю эту тему проклянём. Между прочим, я посмотрела по натальной карте твоего Димасика. И знаешь, что я тебе скажу…

— По какой карте? — Усмехнулась я, давя в себе какой-то истеричный смех, потому что чувство было как будто бы мне подсунули где-то оголённый провод и сейчас ток разносился по всему телу. Из-за этого меня то бросало в жар, то в холод, то вот в истеричные смешки.

— Ну, ты не понимаешь, это же из ряда астрологии…

— Катюш,— тихо сказала я, прикрывая глаза,— это, конечно, интересно.

— Вот и я тебе говорю, что это интересно. И поэтому я смело могу заявить, что вот у твоего Димасика, конечно, натальная карта, она прям в идеальном состоянии, он успешный, он прям молодец, идёт до конца. Но что я тебе должна заметить… — Катю было не остановить. Она была человеком увлекающимся и постоянно ввязывалась в те или иные провокации. Ну вот, например, теперь это астрология. А раньше это было диетическое питание на основе белковых коктейлей. И если вся наша группа друзей, белковые коктейли ещё как-то могла пережить, то от натальных карт скрывались все, кто может.

Я вот не смогла.

— И вот что там ещё было в сочетании с твоей натальной картой…

— Кать, у нас не будет никакого сочетания, никаких натальных карт, ты же понимаешь…

— Вот я и говорю, что в сочетании с твоей натальной картой все будет очень плохо. Вот пока ты рядом, все хорошо. А как только твоя натальная карта отдаляется от него, когда у нас Венера поворачивается, получается, к его Юпитеру другой стороной…

— Ты уверена, что это астрология? — Спросила я тихо, и в этот момент Софа дёрнулась, поползла по мне, постаралась отвести у меня от лица телефон и что-то произнести Катерине, но я покачала головой, и дочка рассерженно сложила ручки на груди и плюхнулась обратно мне на колени.

— Конечно, конечно, я прям уверена. И вот я тебе уверенно заявляю Рора, как только твоя натальная карта отдалится от его все пойдёт у него через одно место. Помяни мои слова.

— Мне очень приятно, что ты умудряешься меня так поддерживать.

— Конечно, на то они есть и друзья!

— Спасибо. Давай на днях увидимся и раскинешь уж свои все натальные карты в полном масштабе…

— Обязательно, — Катя захохотала, а я положила трубку.

За время нашего разговора мне трижды позвонил Дима.

Я не видела смысла ему отвечать, для чего, для того, чтобы услышать рычание, фырчание и продолжающееся нагнетение ситуации? Нет.

Я спустила Софу с рук, захлопнула ноут, выдернула токен, бросила его в ящик стола и вышла вслед за дочкой из кабинета мужа, хлопнула дверью.

— Софа, давай пойдём с тобой на кухню…

Да, мне, как хорошей жене, следовало собрать со стола, запустить посудомойку, но сегодня впервые в жизни я поняла, что хорошая жена, хорошая мать, хорошая домохозяйка, хорошая любовница, это не то, что в современном мире нужно. На самом деле всем абсолютно плевать на мою хорошесть. Хороших можно обижать, хороших можно бить, с хорошими нечестными можно быть.

Я зашла в кухню, включила чайник, вытащила свою чашку.

В этот момент Софа, забравшись на стул, на котором сидела Диана, потянула на себя тарелку, не удержалась и вывернула бедную утку на пол. Я покачала головой, понимая, что даже от того, что я сейчас остановлю дочь, ничего не изменится. А ещё я понимала, что если я себя не буду сдерживать, то так и останусь той женщиной, об которую вытирают ноги, а сейчас я старалась настроиться только на здоровый пофигизм.

Мне пофиг, что ребёнок уронил еду на пол. Мне пофиг, что ребёнок залез руками в смородиновый конфитюр для бутербродов. Я останавливала себя, стопорила, чтобы не дёрнуться, не вытереть дочери руки, не начать убираться, потому что теперь я не видела в этом никакого смысла, а Дима приедет и будет в бешенстве. Залив заварку водой, я вспомнила про его чемодан и, бросив Софи о том, что я сейчас быстренько вернусь, удалилась по коридору в сторону нашей спальни, зашла в гардеробную, закрыла его чемодан на замок, выдвинула его из комнаты и дотащив до коридора, поставила ждать.

Я, конечно, очень сильно сомневалась, что Дима может подумать, будто бы у меня тут какой-то мужик, скорее всего, он просто заинтересуется, а продолжающиеся телефонные звонки заставляли меня в этом убеждаться.

Я бы могла ответить, но мне не хотелось, я испытывала какое-то чванливое, злое чувство удовлетворения, и это было неправильно, потому что хорошие девочки так себя не ведут. Хорошие девочки с первого раза отвечают на телефонные звонки, хорошие девочки не заставляют людей нервничать. Хорошие девочки, просто очень удобные, удобные для того, чтобы их обманывать, удобные для того, чтобы им изменять…

А у меня затряслись губы.

При мысли о том, что человек, который не уделял времени ни семье, ни жене, но нашёл это время на какую-то непонятную девку, меня стало потряхивать. Оголённый провод проходился кнутом по коже, заставляя каждую клеточку беситься от проходящего тока.

А мне казалось, что мы просто повзрослели, мне казалось, что такое случается после стольких лет брака, что люди перестают хотеть друг друга. А оказывается, дело было в том, что Дима просто перестал хотеть меня.

Я тяжело вздохнула и посмотрела в своё отражение в оконном стекле.

Нервная женщина со сведёнными пальцами сжимала чашку с чаем, хмурила брови, нервно убирала за ухо прядь белоснежных волос.

Глава 7

На лице Дмитрия заиграли алые пятна, я поняла, что муж из последних сил сдерживался, и медленно шагнула вперёд, протянула руки и забрала у него Софу.

— Дочери пора ложиться спать, — тихо произнесла я, рассматривая отпечатки ладоней на его белой рубашке, потом опустила глаза вниз, понимая, что Софа успела вытереть свои ладошки ещё и о брюки.

Дмитрий зарычал, дёрнулся в мою сторону, но я покачала головой и тихо заметила:

— Растопи камин в кабинете, он мне очень сегодня нужен.

Я никогда не позволяла себе в таком тоне разговаривать с супругом. Это всегда была просьба, а никак не наставление, либо требование. Я вообще не любила никогда ничего у Дмитрия требовать, потому что он всегда повторял одну и ту же фразу о том, что ласковая кошка получит ото всех и все, и он не врал. Я хотела третьего ребёнка очень сильно, мы родили третьего ребёнка. Да, это было поздно, это было, скорее всего, импульсивно и необдуманно. Но когда я стала понимать, что дети повзрослели и я никогда не почувствую рядом с собой маленькое тельце, которое будет вжиматься в меня, маленькие ладошки, носик шмыгающий и сварливо дышащий, мне было тяжело. Кто-то бы сказал, что это кризис среднего возраста, но для меня это было только ещё одним показателем моей любви к супругу.

Нет, мы не ломились сломя голову за третьим ребёнком, у нас случайно получилось. А сейчас…

Сейчас, Софа посмотрела на меня. Тяжело вздохнула и призналась.

— Но я думала ещё немного поиграть.

— Давай мы сначала искупаемся, а потом подумаем.

Мы медленно двигались в сторону ванной, а Дмитрий только бросил мне вслед:

— Я надеюсь, на сегодня хватит перфомансов?

— Не надейся, — произнесла я, даже не обернувшись.

Софу удалось вымотать в ванной буквально за полчаса, а потом она, тёплая, сонливая, тянула ко мне ручки, лёжа в своей маленькой кровати, и признавалась о том, что не очень хочет завтра на занятия.

У меня была возможность заниматься ребёнком не так, как первые два раза, когда я выпрыгивала из декрета и сломя голову неслась куда-то. С Софой у меня была возможность ходить на кружки, заниматься рукоделием, отвозить в развивашки. Я только с третьей беременностью поняла, что такое декрет.

— Мы посмотрим, не стала ничего обещать я и Софа, развернувшись, стала укладываться, прижала к себе медведя тедди что-то забурчала, а я только поглаживала её по спинке и похлопывала по попе, потому что она от этих движений все время тут же засыпала. А спустя десять минут, когда дыхание у Софьи стало ровным, я медленно встала и вышла из детской.

Набрала Германа, я не понимала, куда он поехал, и материнское сердце предательски сжималось, но сын не отвечал. Я успокаивала себя тем, что он не маленький, захочет — остановится в гостинице или к кому-нибудь из бабок с дедками поедет.

Пройдя в спальню, я не нашла нигде Дмитрия, но вместе с тем, заглянув в гардеробную с верхней полки, я вытащила картонную коробку. Она была небольшого размера, как тетрадь. Медленным шагом двинулась к рабочему кабинету мужа. Да, он растопил камин, только Дмитрия и здесь не оказалось, а я посчитала, что затягивать петлю можно бесконечно и лучше разом рубануть.

Сев на колени возле решётки камина, я вытряхнула коробку на маленький круглый ковёр.

Пожелтевшая с годами бумага, местами где-то обгрызанные уголки. Я собрала все, что нам принадлежало с Дмитрием, и превращала это в золу. Открывала очередную записку.

«Знаешь, мне казалось, что, когда мы были на море, оно было слишком необъятным, но оказалось, что что-то необъятное в моей жизни это любовь к тебе…»

Записки, письма, какие-то мысли, фотографии свадебные сделаны не фотографом в загсе, а друзьями там, где Дима держал меня на руках в дурацком свадебном платье, которое сейчас вызывало у меня только смех, а тогда я так радовалась. Светлые волосы мне заплетали и уложили в букли, а их в высокую причёску.

Фотографии летели в огонь, и я ощущала, как вместе с ними сгорает все, что было хорошего у нас в жизни.

— Что ты делаешь? — Прозвучал позади голос мужа, я покачала головой.

— Разве ты не видишь, здесь все наше прошлое. Но оно ведь теперь нам не нужно, у тебя ведь есть новое будущее, — заметила я без издёвки, но с какой-то тихой грустью, с которой говорят про любимого, но потерянного человека.

— Прекрати, — в приказном тоне отозвался Дмитрий, и я медленно посмотрела на него из-за плеча. На нём были брюки от спортивного костюма и просторная домашняя футболка. Видимо, единственное, что смог найти, что было не залито отбеливателем. — То, как ты поступаешь, просто бессмысленно…

— То, как я поступаю, это закономерно, Дим.

Я медленно встала с пола и сделала пару шагов к мужу.

— Ты знаешь, мне казалось, что я разлюбить тебя не могу по определению, какую бы лютую дичь ты не сотворил. Забыл ты про день рождения моей матери, не приехал на выступление Дианы, после которого она взяла первое место в гимнастике, мне казалось это все настолько незначительным. А сегодня я вдруг поняла, что смогла.

Дима отшатнулся от меня и в следующий момент перехватил моё запястье, поднял руку, развернул ко мне тыльной стороной.

— Видишь это? — указывая на безымянный палец, сказал он холодно, — пока оно здесь, у тебя нет права любить или ненавидеть, у тебя только одна функция, быть моей женой, желательно обожать.

А меня вдруг затрясло от его слов.

— Я даже не спрашиваю, кто она, но просто понимаю, что её ценность в твоих глазах намного выше, чем ценность семьи.

— А знаешь что, — оскалился Дима, бросая мою руку и перехватывая меня за плечи. Он сделал это так больно, что у меня чуть не захрустели кости, я постаралась вырваться, но ничего не выходило, и когда я шагнула назад, чтобы отпрянуть, Дима взбесился и перехватил меня одной рукой за талию, а вторую положил мне чуть ниже яремной впадины опасно близко к шее. — А знаешь что, не надо здесь каких-то очень великих речей, разговоров о том, что вот ценность семьи, ценность любовницы… Тебе даже в голову не приходит, что, возможно, у кого-то бывают иные восприятия.

Глава 8

— Успокойся, — хрипло выдохнул мне в губы Дмитрий и прижал к себе сильнее.

— Успокоиться? Ты мне выкатываешь претензии о том, что тебе надоело просыпаться со мной в одной постели, а я должна успокоиться? Я даже представить не могу, что творится в твоей голове, но это явно не что-то хорошее! — затрясло меня от переживаний и от гаммы чувств, которая проходилась по мне, словно ток.

— Ты обвиняешь во всем меня, — зло прошипел Дмитрий мне на ухо, заставляя кожу покрыться мурашками, потому что сейчас его близость отзывалась в теле неконтролируемой агрессией, такой, что хотелось пальцы сдавить, ногтями ещё глубже воткнуться в его кожу, разодрать к чертям.

Я не хотела больше быть его Авророй, которая на все смотрела с мягкостью и пониманием и не хотела понимать теперь его тяжёлый характер, я не хотела понимать его не простую логику.

— Пусти меня, — выдохнула я. —Пусти меня, если ты ещё хоть раз скажешь о том, что я виновата в том, что ты изменяешь…

— Да, это ты виновата, — выдохнул Дмитрий и резко разжал руки, что я, не удержавшись, отшатнулась назад и оступилась. Взмахнула руками, стараясь зацепиться хоть за что-то, но не смогла и, сделав ещё один шаг, перевернула коробку с письмами, фотографиями. Посмотрела на эту мозаику из снимков, бумаги и видела только разбитый калейдоскоп. Вот кусочки нашей жизни, как стекло в калейдоскопе, также валялись под ногами.

— Я не виновата в твоих изменах, не надо перекладывать вину на человека, который к твоим похождениям не имеет никакого отношения.

— Это ты виновата. Не надо меня сейчас здесь делать крайним. Вместо того чтобы чувствовать своего мужчину, ты решила просто закрыть глаза.

— Я не закрывала глаза, — прохрипела я, сдавливая руки в кулаки так сильно, что ногти впились полумесяцами мне в ладони, а в груди ощущала нестерпимый жар, который разбегался по крови, заставляя её течь быстрее. — Я ни на что не закрывала глаза.

— Не ври, — рявкнул Дмитрий, делая шаг ко мне, выставил палец вперёд, и я заметила, как у него дрожит рука. — Не ври. Любая баба знает, когда с её мужчиной происходит что-то не то!

— Что с тобой не то происходило, что помимо того,, что тебя бес дёрнул, у нас была хорошая семья. У нас был шикарный брак. У нас трое чудесных детей. Что тебя могло дёрнуть? Что с тобой такого «не такого» происходило, что ты решил пойти и изменить мне?

Дима гулко сглотнул и тяжело задышал.

Я качнула головой, догадываясь, что он не сможет дать мне ответ на этот вопрос.

— Любая женщина всегда чувствует, когда что-то меняется, когда мужчина меняется. Не надо мне рассказывать о том, что ты ничего не замечала. Тебе удобно было не замечать. Ты даже вдуматься не можешь в причины моего поступка!

— Какие ещё могут быть у тебя причины, — всхлипнула я, зажимая ладонью рот. — Какие? Что? Что не так у тебя? Стоять перестало, ты решил попробовать немного разнообразия, поэтому пошёл и изменил? Или что, тебя здесь не долюбили, не дооблизывали, не дообожали? Дима, услышь себя. Я жизни не видела из-за любви к тебе, она прошла вся где-то в стороне от меня. Я, как заколдованная тебе в рот заглядывала. Чего тебе не хватало, причины какие ты мне сейчас будешь высказывать?

У меня на глазах выступили слезы, хотя я обещала себе быть обязательно сильной.

— Ты разрушил все.Ты отобрал у детей счастливое детство, счастливую семью, счастливые воспоминания. Это не я пошла и нашла какого-то мужика, а потом выяснилось, что я с ним сплю! — я сглотнула, постаралась отвернуться от Дмитрия, но в этот момент он дёрнулся ко мне, перехватил за плечо, второй рукой схватил меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Что ты хочешь от меня услышать? Ты на раскаяние меня хочешь вывести? Так? Я не тот мужик, который будет сопли кружевами развешивать. Я не тот мужик, который будет страдать. Я сделал и сделал. Так случилось. У тебя есть вариант принять.

— Я не собираюсь ничего принимать, — постаралась мотнуть я головой, но Дмитрий так сильно сжимал пальцами мне подбородок, что я даже пошевелиться не могла. От этого, от затылка к позвоночнику пролетела огненная стрела, заставляя все рецепторы закричать и всколыхнуться. — Пусти меня, пусти. Ты вообще потерял какое-либо право приближаться ко мне, притрагиваться. Ты, можно сказать, изгваздал все, что было у нас вместе, извавалял в дерьме. А сейчас ещё будешь мне рассказывать о том, что ты не будешь ни извиняться, ни как-то объяснять этот поступок. Мне даже не интересно, кто эта твоя девка. Просто сам факт. Не я оступилась, поэтому не надо обвинять меня в том, что ты слаб на передок оказался.

Дима качнулся, резко придавил меня к столу.

Я тяжело задышала.

— Время было без двадцати восемь, — хрипло выдохнула я, заглядывая в глаза мужа, но почему-то видела там только пустые зеркала. — Время было без двадцати восемь, когда я поняла, что разлюбить тебя смогла, понял?

Дима взревел, перехватил меня посильнее, поудобнее.

— Прекрати свои истерики, не выводи меня на эмоции, ты знать не знаешь, что происходит, когда у мужика срывает крышу. Ты чего добиваешься? Я семью свою не бросал, я не собирался никуда уходить, не придавать это никакой огласки. Одна маленькая коза, которая не может держать язык за зубами.

— Да ты её чем-то держал, обещал ей что-то!

— Я вообще не знал, что Диана в курсе, — рявкнул муж, и в этот момент меня затрясло. Было настолько абсурдно слушать его.

— Пусти меня, пусти!

Я несколько раз ударила Дмитрия по груди ладонью.

— Успокойся. Я сказал успокойся, не доводи меня, не надо, не надо. Ты знать, не знаешь, как бывает, когда не можешь контролировать себя.

— Пусти, пусти меня, — всхлипнула я и постаралась вывернуться у него из рук. Но вместо этого Дима только сильнее меня перехватил за талию, поднял над полом и резко качнулся в сторону двери.

— Пусти, не смей, не смей трогать меня! — всхлипнула я, стараясь вырваться, изгибаясь дугой в его руках.

Глава 9

—Пусти! — всхлипнула я, глотая ледяную воду, которая стекала по лицу.

— Стой! — сначала выдохнул Дмитрий, крепко сжимая пальцы на моих плечах и держа в душевой. — Что ты из всего делаешь конец света? Изменил и изменил. Что тебе ещё сказать, чтобы ты успокоилась? Я не предавал ни детей, ни уходил никуда. А ты здесь трагедию развела, память сжигаешь…

У меня стучали зубы, вода не помогала — я от неё только сильнее мёрзла и хотела броситься Диме в лицо ногтями. И только сейчас, стоя под ледяными струями, до меня дошло: он приходил ко мне, ложился спать в одну постель, обнимал, целовал, отводил волосы от лица, проводил пальцами по позвоночнику.

А представлял он её.

Вместо того, чтобы остужаться, я только сильнее заводилась. Казалось, по венам бежала не кровь, а кислота, которая выжигала всё, ломала хрупкие сосуды и затапливала тело.

— Не надо делать из этого трагедию. Сотни людей живут и не знают о неверности своих мужей и жён и счастливо живут. Тебе чего не хватает? Денег? У меня больше, чем ты можешь потратить. Внимания? Перестань ходить наседкой над младшей дочерью. Найми няньку, и будет тебе твоё грёбаное внимание. Заботы? Подумай, как настоящий мужик может заботиться о своей жене и семье. Ты никогда не была ничем ограничена!

— Да, — всхлипнула я, стараясь рукой зацепиться за кран и перекрыть воду. — Никогда я ничем не была ограничена — ни в юности, когда пахала наравне с тобой, ни потом. Наверное, поэтому из декретов выбегала, как только грудью переставала кормить. Хотя что уж там, Германа я так и не докормила.

Последнее я выдохнула зло.

И меня понесло.

— Ты сейчас не будешь вспоминать, что через всё дерьмо я прошла с тобой и ни разу не говорила о своих чувствах? А теперь ты упрекаешь меня в том, что я не проявила понимание. Так что ж ты тогда на своём здоровом внедорожнике с кошельком толщиной с котлету попёрся к молодой девке? Почему не подошёл к ней в спортивных штанах с китайского рынка, со старым мобильником и не предложил перепихнуться?

Дима зарычал.

— Прекрати! Ты специально меня доводишь? Ты хочешь, чтобы у меня сорвало тормоза?

— Я хочу развода, если ты ещё не понял!

— Не будет никакого, твою мать, развода! — резко отпрянул Дима, расцепив пальцы и оставив меня на свободе.

Я дёрнулась, ударила по крану, выключая поток воды. Перешагнула через бортик душевой кабины. С меня стекала вода, одежда пропиталась влагой и холодила. Тело всё сильнее дрожало и покрывалось мурашками. Я облизала мокрые губы, обняла себя за плечи и дёрнулась в сторону шкафа, чтобы вытащить полотенце и скорее укутаться.

— Ты всё любишь слишком приукрашивать…

— Нет, Дим, я говорю тебе про суровую реальность. Если бы ты остался тем парнем из нашей молодости, на тебя бы не повёлась молодая девка. Нет, не каждая бы к тебе подошла и не каждая с тобой заговорила. Но сейчас ты богатый, статусный мужик, охрана у тебя рядом, хотя ты любого недоброжелателя одним кулаком уложишь в асфальт. Но нет, охрана нужна, статус не позволяет без неё ходить, и этот статус не позволяет тебе развестись.

Меня трясло и знобило. По телу волнами бежал мороз сменяясь жаром.

— И вот с этим своим чёртовым статусом ты подкатил к девке, которая тебе сейчас не откажет. Видимо, ты просто захотел восполнить то, чего недополучил в молодости. Или ты мне на протяжении всей жизни изменял?

— Не неси чепухи! Я не изменяю тебе всю жизнь! У меня и времени не было на это, с одной работы на другую мотался, старался, жилы рвал, кровь из себя выцеживал ради семьи. Смеешь мне говорить, что ты со мной прошла через всё? Так я тоже не на перинах лежал. Я вкалывал больше, потому что я мужик, потому что у меня семья.

— Значит, у тебя сейчас появилось время раз ты нашёл его на какую-то девку! — всхлипнула я, ощущая, как зуб на зуб не попадал. Дрожащими ладонями я вытирала лицо, стараясь убрать остатки ледяной воды. Протянула руку к шкафчику — глянцевая поверхность тут же намокла под моими пальцами. Я дёрнула дверцу, нащупала на верхней полке самое большое полотенце и потянула его на себя. Под ногами оставались большие лужи, потому что с одежды всё стекало.

— Я тебе ещё раз говорю: дело не во времени. Ситуация заключается в том, что ни одна любовница не появляется от хорошей и счастливой жизни в браке. Ни одна любовница не сможет залезть в отношения двух людей, которые были дороги друг другу.

— Так значит, я просто тебе не дорога? — всхлипнула я, стараясь вытереться побыстрее.

— Не смей мне такое говорить, как могла подумать, что ты мне не дорога! Ты дороже всех, мне нахрен обходишься!

Я только сглотнула, не понимая подоплёку его слов. Не знала, как реагировать.

— Еще что-то про время будешь тыкать! — рыкнул на меня муж, дёргаясь в сторону выхода. Но в этот момент я не выдержала и сделала шаг за Дмитрием. Нога неудачно скользнула по мокрому кафелю, я успела только мазнуть кончиками пальцев по спине мужа и поняла, что теряю равновесие.

Удар пришёлся нехороший, неудобный, неправильный — боком я влетела в выступ, который шёл по стене ванной комнаты.

Боль прострелила ребра.

А потом со всей силы влетела в висок.

Из глаз брызнули искры. В голове так сильно зазвенело, что я зажмурила глаза и упала в темноту.

Глава 10

Был двухтысячный, может быть, две тысячи первый год. Не так много времени, как мы поженились с Дмитрием. У нас Герман, по-моему, тогда уже маленький был, только возраст, не могла вспомнить.

Мы гостили тогда ещё в дачном домике родителей мужа, к которому был пристроен старый бревенчатый гараж, Дима убирался в нём, а я зашла и увидела под брезентом, вероятнее всего, мотоцикл.

Тогда я не знала, что там реально стоял мотоцикл.

— Ого, круто, — выдохнула я, заглядывая под ткань.— Ты мне никогда не говорил, что у тебя есть мотоцикл, и ладно, не говорил… Ты даже не намекал, что можешь покатать.

Я уже тогда привыкла к настроению Дмитрия, к его молчанию. Я привыкла к его родителям и всегда старалась как-то разрядить обстановку. Но когда я стянула брезент и оголила заднее колесо, Дима бросил на меня короткий взгляд и заметил:

— Я никогда не сяду на мотоцикл и руки убери свои.

Я была расстроена, раздосадована.

Я не понимала, чем вызвано такое поведение, а потом, немного позже, мне уже свекровь, несмотря на свои претензии, нелюбовь, рассказала одну историю.

— Да, Дима тогда встречался со своей одноклассницей, её звали Лида. Такая темноглазая девчушка с россыпью веснушек на носу. Ну вот, они встречались, встречались, думали даже пожениться, и Дима тогда работал у дядьки и вот заработал на мопед, все катался к ней. Один раз он повёз её домой и не довёз… Димка сам выкарабкался, а Лида увы нет.

Намного позже я узнала, что Дима до сих пор себя винил, и то, что именно того числа, когда все это случилось, он отправлял на кладбище большой букет лилий в корзинах, в коробках. А сам в этот день обычно пил.

Я не поняла, почему мне эта история вспомнилась именно когда я ударилась и навернулась в ванне, но почему-то, как метроном у меня звучала мысль, что он эту девочку не забыл. И да, я понимала, что нельзя ни ревновать к усопшим, ни как-то иначе относиться. Я просто приняла тот факт, что у моего мужа была сильная любовь, которую он потерял и к которой я должна относиться с уважением. Ни разу за все годы брака, я не сказала о том, что мне больно или меня это как-то ранит, потому что на самом деле меня это не ранило. Как взрослый, логичный человек я понимала, что такой вариант существует, такое случается, и кого мне винить? Время или что?

И сначала мне даже казалось, что, может быть, Дима так рано женился на мне, потому что хотел заполнить какую-то дыру у себя в груди или как-то иначе, но когда я все-таки убираясь у свекрови в дачном домике, нашла коробку со старыми фотографиями, то поняла, что Лида была Диме по плечо, у неё были густые тёмные волосы и действительно, веснушки.

И ничего у нас общего не было, но сейчас, когда я лежала на кафеле, мне вдруг показалось, что, возможно, в этом лежит ответ.

Запах нашатыря ударил в нос так сильно, что я с перепугу взмахнула рукой.

— Тише, — прохрипел рядом муж, и я замотала головой, стараясь отодвинуться, но мне в нос снова ударил нашатырь. — Аврора, да успокойся ты, в конце концов, — фыркнул Дима, и я, сумев наконец-таки вздохнуть полной грудью, открыла глаза.

Мне показалось, что я должна была обязательно разбить лоб, висок, залить всю ванну кровью, запачкать стены кровавыми отпечатками, но я оказалась сидящей в своей кровати в нашей спальне.

—Ты что… Ты.

Я была укутана в то самое большое махровое полотенце, и первое, что я сделала, это потянула руки к своему лицу, стараясь ощупать и понять рассечена ли кожа? Но ничего не было.

Дмитрий сидел, нахмурившись, напротив меня, держал в одной руке флакон с нашатырём, а в другой ватные спонжи.

— Ничего, я должен был тебя как-то привести в сознание, вот и привёл обычным старым способом.

Я замотала головой, и от этого перед глазами все немного поплыло.

Дима пощёлкал у меня перед носом пальцами и спросил:

— Как ты видишь, у тебя есть рассеянный взгляд или ты чётко видишь?

Видела я чётко, но на кончике языка почему-то был противный железноватый привкус крови.

— Спасибо, конечно, но сама бы справилась, — фыркнула я и спустила ноги с постели, понимая, что одеяло под моей задницей, подушка под моей спиной, все это напрочь промокло, а воспоминания, которые я видела, пока лежала в отключке, стали быстро-быстро утекать сквозь пальцы.

Я, встав на ноги, качнулась, схватила пальцами угол прикроватной тумбочки и выдохнула.

— Сядь, — заметил Дима тем самым голосом, которым обычно отдавал приказы, но я выставила руку, покачала кистью, намекая, что нет, никуда я не сяду, стянула с плеч пропитанное влагой полотенце и тяжело вздохнула. — Аврора, ты ведёшь себя неразумно.

—Ты засунул меня под душ, — тихо выдохнула я и зажмурила глаза.

— Потому что я не понимал каким образом остановить твою истерику, это ненормально когда жена бьётся в припадках, — Дмитрий встал с кровати и, обойдя меня, остановился напротив.

— Это ненормально, когда муж изменяет, — заметила я и прикусила губы.

В голове билась чудовищная какая-то мысль, и я, вскинув взгляд на мужа, остановилась на его глазах, в которых разливалась самая настоящая чёрная бездна.

— Дим, она просто на неё похожа, поэтому ты изменил? Да? — произнесла я то, что обещала себе никогда не говорить. Я клялась, что никогда Дмитрий от меня не услышит про свою первую любовь.

Глава 11

Бывают темы, которые сложно поднимать в браке, бывают темы, на которых лежат посмертные табу, бывают темы, которые постоянно витают в воздухе, но ни один из супругов никогда не решается о них заговорить.

Такой темой была та авария.

И сейчас, глядя на реакцию Димы, на то, что он во всем винил меня, я почему-то подсознательно провела какую-то параллель, что он обвинял меня за то, что я была с ним и ничего не видела. Но это не то обвинение, которое действительно звучало. Мне казалось, что он обвинял меня за другое.

За то, что на её месте была я.

И когда он нашёл ту самую, похожую на свою первую любовь, он возненавидел меня, потому что иначе я не могу объяснить его поведение, иначе я не могу никак трактовать его поступки, напрочь лишённые какого-то чисто человеческого сочувствия.

Глаза Димы застыли, только зрачки затопили всю радужку, и мне казалось, что ещё немного и чернота пойдёт дальше.

— Аврора, мне кажется, ты немного забываешься, — произнёс муж, и я обняла себя за плечи.

— Я не забываюсь, я задаю тебе простой и логичный вопрос, если корень проблем лежит в том, что ты винишь меня за упущенную возможность, за ненужную тебе жизнь рядом со мной, тогда не надо никаких помпезных слов. Просто бери и уходи. Мне кажется, я слишком сильно тебя люблю для того, чтобы не понять этого момента.

— Херню не неси, ты сейчас глупости вытворяешь.

Мне было так паскудно. На душе остро встала проблема того, что я в себе всегда давила намёки на то, что он сравнивает меня с той девушкой. И, вероятно, сравнение было не в мою пользу.

— Ты можешь просто ответить да или нет, чтобы я хотя бы понимала, к чему идти?

— Аврора, ты несёшь какую-то глупость несусветную. Не надо колышить прошлое, прошлое этого не любит, и не надо полоскать имена умерших!Надеюсь, ты это прекрасно понимаешь?

А он оскалился.

Ему было абсолютно наплевать на то, что я осталась одна с ребёнком, а он поехал к своей девке, ему было абсолютно наплевать на то, что я только что приложилась головой о кафель.

У него сейчас было самое важное это собственное ощущение. Ему не нравилось, что я вывожу его на эмоции, как будто бы он проклинал меня за то, что я лезла не в своё дело.

— Если это так, то я не считаю, что нам необходимо сохранять брак. Да, нам в любом случае его не нужно сохранять. Любящие люди не изменяют, а любимых людей не предают. Это же и так понятно, зачем ты стараешься затянуть эту петлю у меня на шее? Что тебе не позволяет развестись, статус? Да позволяет. Мы не в средних веках, Дим.

Я говорила, говорила, говорила то, о чем молчала всю жизнь.

Мне казалось, что с его изменой у меня прорезался голос не той затюканной Авроры, которой я всю жизнь была, а мой настоящий голос. И поэтому мне было очень важно донести до него сейчас свои мысли, ведь нет ничего постыдного в том, что человек влюбляется. Постыдно как раз-таки то, что человек предаёт.

— Аврора, я не собираюсь с тобой разводиться, — хрипло произнёс муж, надвигаясь на меня и заставляя сделать шаг назад. Я от этого упёрлась ногами в бортик кровати и взмахнула нелепо руками, а потом осела.

Муж навис надо мной, сканировал меня взглядом неприятным, колющим, таким, что, чудилось , как будто бы под кожу пробирались сотни иголок и топорщились там.

— Я не настаиваю ни на чем, Дима, я не хочу, чтобы после стольких лет брака я тебя ненавидела. Ты тем, что сейчас давишь на меня, усугубляешь ситуацию, ты добьёшься максимум ненависти, минимум равнодушия, а люди взрослые так не расходятся.

— Мы вообще с тобой не будем расходиться, — рявкнул муж и, качнувшись ко мне, перехватил пальцами мой подбородок, заставил поднять лицо, повернул вправо влево, словно бы осматривая. — Видимо, ты все-таки слишком сильно приложилась о кафель, и сейчас несёшь какую-то ахинею непонятную, набор слов ни с чем не связанный.

— Дим, зачем ты создаёшь такую ситуацию, что мы однозначно будем в проигрыше? Выигрыш для двух долго живущих в браке людей это не растоптать всю жизнь, выигрыш в этом случае остаться людьми на выходе: остаться матерью и отцом для собственных детей.

— Нет, — холодно перебил меня муж и сделал шаг назад.— Не надо сейчас никаких помпезных речей о том, что мы будем с тобой, матерью и отцом, мы будем заботиться о наших детях. Нет, ничего этого не произойдёт. А даже если, запомни, Аврора, заруби себе на носу, даже если ты добьёшься этого чёртова развода, я один черт никуда тебя не отпущу. Да и ты сама не пойдёшь. Но вместе с тем я сделаю твою жизнь просто адской. И то, как ты жила в статусе моей жены, покажется тебе просто сказкой, потому что, будучи бывшей моей женой, ты все равно будешь спать со мной, жить со мной! Только в статусе уже любовницы, поняла?

Глава 12

— Что? — выдохнула я, не понимая, о чем вёл разговор Дмитрий. — Что ты такое несёшь, о чем вообще речь?

Но муж нахмурился, сложил руки на груди, рубашка натянулась, подчёркивая рельефные мускулы. А по запястьям побежали ручейки вен. Дима напрягался, был настолько собранным, настолько сжатым, словно была струна.

— Ты ещё не поняла... Уйти от меня ты никуда не сможешь, развод ни черта не решит, Аврора, — медленно протянул муж и покачал головой, словно бы разговаривая со мной, как с маленьким ребёнком. — Ты не уйдёшь от меня, ты по-прежнему будешь жить со мной, спать со мной в одной постели и скажу тебе больше того, прекрасного мужа у тебя уже не будет. У тебя будет любовник, а ты будешь в статусе любовницы. И теперь представь, какое вокруг сложится к тебе отношение. Что, даже разведясь, ты все равно будешь находиться с мужчиной, который тебя предал. Но при этом не иметь никаких контрибуций с этого мероприятия. Мне кажется, это ещё более унизительно.

Я не представляла, что может быть более унизительным, чем нынешний разговор.

Я хотела развода, я не представляла нашу дальнейшую жизнь вообще никакой. Я очень громко и правильно говорила о том, что нам надо остаться родителями для детей. Но себе я эту карту не рисовала. У меня не было в подсознании никакого воспроизведения видеоплёнки о том, что мы встречаемся на дне рождения Дианы. Папа дарит ей какой-нибудь офигенный подарок, а я пеку ей торт собственными руками. У меня не было никакого хронометража относительно дней рождения Софии, я не представляла, как я буду отдавать дочь мужу на каникулы, на выходные, потому что не мыслила себя иначе, чем рядом с младшей. И да, когда это произносишь, стараешься выглядеть очень рационально, а по факту…

А по факту это ложь самой себе, чтобы успокоиться.

— Ты как вообще до такого додумался? — Спросила я, покачав головой, и ощутила, как мерзостное ощущение железного привкуса на губах стало усиливаться. — Дим, очнись, то что ты говоришь, это бесчеловечно.

— Да, — заметил Дима и вскинул подбородок. — Так вот, Аврора, подумай о другой стороне медали, о моей человечности, о том, что наследником первой очереди, твою мать, являешься ты, штамп в паспорте стоит у тебя! Все моё имущество принадлежит тебе, это с тобой у меня трое детей. Так вот, посмотри на уровень моей человечности, что я хочу, чтобы все это за тобой и так сохранилось. Но вместе с тем не было никакого развода. Если ты считаешь, что найдёшь какого-то офигенного адвоката, который поможет тебе разделить все наше имущество пополам. Да, вообще без вопросов я тебе отдам эту половину. Только ты один черт не будешь знать, что с ней делать. Ты не в курсе ни бизнеса, ни нынешней экономической ситуации в стране. Тебе это просто не нужно будет, и я догадываюсь, чем ты займёшься. Пойдёшь либо устроишься какую-нибудь маленькую конторку бухгалтером, чтобы жить на доход в тридцать штук, либо…

— Либо я могу все продать, — заметила я хрипло и попыталась снова встать с кровати, но Дима, предупреждающе шагнул ко мне, чтобы я оставалась по-прежнему на своём месте.

Мне казалось, ему доставляло удовольствие, что он стоит, а я сижу, и таким образом он показывал, что он выше меня, он одной этой ситуацией заставлял меня быть униженной.

— Ты не сможешь ничего продать, — едко заметил Дима и покачал головой. — Для этого нужны связи. Это не баночки с капустой, которые можно рассовать по рынкам. Товар редкий, и сомнительно, что у тебя сразу же найдётся возможность как-то воспользоваться этим бизнесом. Но я тебе предлагаю абсолютно другое. Ты по-прежнему остаёшься моей супругой, и ничего в твоей жизни не меняется.

— Да, кроме того, что у меня будет муж, который несколько ночей в неделю станет оставаться у своей любовницы. У меня будет муж, который станет проводить отпуска вне семьи, потому что надо куда-то вывозить любовницу, у меня будет муж, который однажды настолько оборзеет, что скажет мне подвинуться, ведь та вторая женщина, которая намеренно выбрала другую сторону жизни однажды забеременеет. И ты же хороший человек, ты же благородный человек, ты же не сможешь избавиться от ребёнка.

Я произнесла это с той долей какой-то губительной правды, что аж в горле загорчило настолько сильно, как будто бы хлебнула молока кислого.

Но Дима стоял, как монументальная скала, и не реагировал ни на одно из моих слов.

— Послушай меня ещё раз. Скандалов я не приемлю. Можешь топать ногами, бить посуду, но ты ни к чему не придёшь с таким настроем, понимаешь? Ты можешь даже попытаться развестись со мной. Это будет похвально, скажем так, плюсик к моему уважению тебя. Но чем больше ты трепыхаешься, чем больше ты будешь противостоять мне, тем сильнее и больнее мне захочется все это сломать. Поэтому, твою мать, я тебе говорю сиди тихо, никто из семьи уходить не собирался. И поэтому прекрати разрушать наше общее прошлое. Ещё раз увижу, что ты сидишь и выбрасываешь в огонь наши совместные фото, тебе очень не понравится то, как я поступлю с тобой…

Нервными руками, дрожащими пальцами я содрала обручальное кольцо. Да так содрала, что показалось, как будто бы кусок кожи срезала.

Золотой ободок с вкраплениями белого металла лёг на тумбочку.

— Ты ошибаешься, Дим. Следующее, что я буду жечь, это обручальные кольца. А когда-нибудь я доберусь и до своего свадебного платья.

Зря я это сказала, потому что муж дёрнулся ко мне, взревел, но в последний момент его отвлёк мобильник.

Дима остановился буквально в нескольких сантиметрах от меня, выдохнул, вытащил трубку из штанов, поднёс к уху и хрипло спросил:

— Что? — На лице у мужа заиграли желваки, во взгляде появилось какое-то безумие. — Что ещё раз? — Переспросил Дмитрий и качнулся назад, развернулся ко мне спиной. — Да, я понял, я тебя прекрасно понял. Хорошо, я сейчас буду, я сейчас приеду. Не переживай… — медленно произнёс он.

Я поняла, кто звонил.

Прикусила губу, подняла кончиками пальцев обручальное кольцо, и, когда муж развернулся, оттолкнулась от кровати, встала и со всего маха приложила обручалку Дмитрию к груди.

Глава 13

Сердце билось где-то в горле и заставляло меня часто сглатывать, я с замиранием сердца смотрела, как Дмитрий, одевшись, вышел за дверь.

Нет, быть такого не может.

«Я разведусь с тобой, чтобы жить как с любовницей».

Бред, ересь.

Нет, столько унижения достаточно. Мне хватило того, что собственная дочь считает, что я виновата в его измене.

Медленно выйдя из детской, я прошла в зал и остановилась напротив панорамного окна.

Этаж высокий, но я спокойно смогу рассмотреть, как выехала с парковки машина мужа.

Я ждала, секунды текли. Я понимала, что оставаться рядом с Димой просто не могла. Он выпьет всю жизнь, искорёжит, сломает судьбу детей, особенно Софии. Она маленькая, она ничего не понимает, но это офигеть, как дерьмово жить рядом с матерью, которая будет просто марионеткой в руках отца.

Что дальше ждёт?

Ну окей, он заставит меня остаться с ним, а дальше какая будет жизнь, я сопьюсь или что? А через пару лет он меня отправит в наркодиспансер или как?

Я прижалась ладонями к стеклу и проследила, как машина Дмитрия, выехав с парковки, развернулась в направлении шлагбаума.

Песочные часы внутри резко перевернулись, я качнулась назад, быстро прошла в спальню, дёрнула чемодан, который был уже собран, застыла возле стеллажа с украшениями. Да, когда Дима стал статусным мужчиной, у которого всего очень много, мне тоже пришлось немного стать более возвышенной женщиной. Поэтому он дарил мне нереальные украшения, которые были не столько жестом, которые должны были заставить моё сердце биться чаще, сколько показателями статуса опять-таки.

Я выдвинула стеллаж и пальцы задрожали над изумрудными серьгами, над кольцами с бриллиантами. Сознание билось в истерике, а я понимала, что какие-то вещи я тупо не могу взять. Задвинув первую полку в стеллаже, я посмотрела на комплекты сапфиров. Это тоже нельзя. Можно было брать простое золото без камней, потому что камни добавляют веса, и они ничего не стоят по факту, если сдавать в ломбард. А я не знала, как развернётся у меня жизнь. Я не знала, как быстро я смогу подать на развод. Я не знала, как быстро у меня появится нормальный юрист и сколько это все по времени займёт, а хотя бы с Софи мне надо было на что-то жить, я понимала, что тех денег, которые я перевела, хватит, но лишняя страховка мне все же была необходима. Когда я задвинула третью полку, то у меня по коже проступили мурашки. Рубиновое ожерелье, купленное на аукционе у Лукиной, обошлось Диме больше, чем в полмиллиона. Это ожерелье было из очень качественного золота высокой пробы. Оно аж прям заставляло глаза отводить от своего блеска, от своего богатства, а рубины… На них можно было смотреть бесконечно, видя своё отражение в бликах, и сейчас эта полка была пуста. Там, где я хранила рубиновое ожерелье ничего не было.

Нет, это же глупо.

Он же...

Он же не мог подарить его своей любовнице? Да ну, просто скажите мне, что он не мог подарить его своей любовнице? Ну, это же совсем зашкварно. Это же примерно как…

Я засмеялась, прижав ладонь ко рту, и покачала головой.

Нет, нет, не было, ничего такого, правда, не было. Может быть, просто я его переложила, но, дёргая один за одним полки, я не находила рубинового ожерелья.

Облокотившись на одну из стоек, я зажала ладонью рот и поняла, что смех у меня уже на грани истерики. Со всей силы шваркнув стеллаж с украшениями обратно внутрь, в пазы, я развернулась, вытащила наш Софи тревожный чемодан, и, выйдя из гардеробной, я побежала быстрее в детскую.

Пока Софья спала, я быстро натянула на неё тёплый спортивный костюм, сама дёрнулась в сторону своей спальни, вытащила точно такой же костюм. Оделась, вернулась в спальню, взяла Софу на руки. Она стала растирать глазки в непонимании, бурчать.

— Тише, тише, девочка моя, тише, ничего страшного, у нас просто с тобой маленькое приключение.

— Мама, ну я спать,…

— Я знаю, знаю. Спи.

Я прижала дочь к себе, она уткнулась мне носом в шею, я, похлопывая её, направилась к двери. Из-за курток мы были с ней намного объёмнее и тяжелее, а мне приходилось тащить ещё чемодан, но, добравшись до двери, я окинула последний раз взглядом квартиру, выключила свет. И, покачав головой, вышла на лестничную площадку, нажала кнопку вызова лифта, дождалась его, прыгнула внутрь, а потом, выйдя на улицу, где холодный ветер бросил в лицо снежную крупу, я поёжилась и посмотрела в сторону шлагбаума, дожидаясь своего такси.

Брать машину было бессмысленно. Система антиугона стояла практически на каждой тачке нашей семьи. Плюсом ко всему я никогда не разбиралась в машинах, и Дима всегда покупал их на себя, а я ездила по доверенности.

Глупо, очень глупо.

Такси приехало, затормозило возле нас.

Я быстро обошла машину, кинула в багажник чемодан, села на заднее сиденье, назвала адрес.

Я не знала, куда ехать. Ехать к Кате было бессмысленно, потому что Дима в первую очередь меня будет искать там. Поэтому я назвала адрес гостиницы. Мне надо было пережить где-то ночь в спокойствии и понять, что делать дальше.

Когда мы приехали и я зарегистрировалась, поднялась в номер, осмотрела его беглым взглядом. Софа все также спала, прижимаясь ко мне. Я понимала, что её сон очень хрупкий, и, скорее всего, если она проснётся, то больше не уснёт, поэтому поспешила разобрать большую кровать и уложить дочь, а потом начались часы агонии, когда я сидела, переворачивала, прокручивала в памяти слова Дмитрия и не находила, за что зацепиться.

Не помнила, наверное, уже за полночь, когда я отчаялась что-либо разобрать в собственных мыслях, телефон начал бесконечно вибрировать.

Я с ужасом смотрела на входящие один за одним звонки мужа. Я понимала, что он вернулся домой, вернулся и нас не застал.

Через полчаса прозвенел последний звонок, после которого пришло сообщение и заставило меня содрогнуться от жути.

«Я тебе могу сказать одно, Аврора, я тебя даже с того света достану».

Глава 14

Я нервно дёрнула рукой и тут же заблокировала мобильник, потом подняла его дрожащими пальцами и поняла, что если Дима начал меня искать, то он найдёт, и судорожно вбив пароль, я зашла в свой аккаунт и скрыла геолокацию. Так у него хотя бы не будет столько возможностей найти нас с Софи. Симку выкинуть не могла, мне утром обзванивать аренду квартир, а ночью в отеле не работали бутики, чтобы найти новую.

Я быстро за это время должна была хоть как-то утрясти тему с разводом, найти юриста, но была ночь, София спала на кровати, раскинувшись, а мне сон не шел.

Я проворачивала один за одним кадры из нашего разговора и не понимала Дмитрия, чего он хотел, если он влюбился, если он нашёл женщину, зачем ему надо было сохранять семью, это такая глупость, обрекать на горе, на боль всех членов семьи, что у меня просто опускались руки от такого нелогичного и жестокого поведения мужа. Он мог просто дать развод, мы могли просто развестись, остаться родителями, но нет.

Дмитрий хотел как будто бы выжечь все, что у нас было в жизни, чтобы все это горело в пламени.

Я тяжело задышала и поняла, что никаким образом я не смогу ни уснуть, ни даже успокоиться, поэтому всю ночь я просидела возле окна в кресле, обнимала себя за плечи и старалась хоть как-нибудь прийти в норму.

В районе восьми утра телефон снова разразился трелью.

Звонила Диана.

Я не знала, о чем говорить с дочерью, это было ещё одним испытанием, но я все же, поборов себя, подняла трубку.

— Мам, привет, — всхлипнула дочь, уже не разговаривая со мной в том настроении, в котором уходила.

— Здравствуй.

— Мам, ну ты представляешь, — задышала тяжело в трубку дочь, как будто бы её обидели, и теперь она не знала, как быть и что делать. — Нет, ты представляешь, папа со своими амбалами завалился к бабушке, меня погрузили в машину…

— Что? — хрипло уточнила я, не понимая логику мужа. Дочь уехала к бабке, что в этом такого? Или он её тоже наказывал за своевольничество, за то, что разрушила все, что он так долго строил, за то, что посмела шагнуть на его территорию.

— Мам, да подожди ты. Меня забрали, погрузили все шмотки. Папа сказал, что я себя слишком плохо вела. Понимаешь? — дочь так тяжело дышала, что я с трудом разбирала, что она говорит. Это больше было похоже на крики и панику.

— Диана, успокойся, пожалуйста, и можешь все объяснить?

— А что мне объяснять? Он пришёл, разругался с бабушкой, сказал, что она достала своим вмешательством постоянно добавлять масло в огонь. Он так кричал мам, он так кричал, что я думала, что стекла полопаются. Представляешь, мам! — Диана говорила быстро, и моё сердце от этого только сильнее билось.

— Диан, успокойся, пожалуйста, что папа сделал? — Спросила я, опуская взгляд, глаза резало до безумия, это последствия бессонной ночи аукались прямо здесь и сейчас. Я не представляла, что после пережитого ужаса мне придётся ещё и разбираться в отношениях Димы с Дианой.

— Нет, ты представляешь, он сказал, что вообще теперь я не смею ни к ней ездить, ни с ней видеться. И вообще, пока она не станет нормальной, то никто не сможет с ней видеться. А бабуля плакала, говорила, что изверг он. Представляешь, мам! — Нервно выдавала по порциям дочь, и я приходила к выводу о том, что Дмитрий, приехав к матери, все-таки разругался с ней и нет, совесть моя ни как не кричала, ничего не требовала от меня. Это просто было закономерно, что когда я перестану терпеть, тогда все полетит в тартарары. Я не понимала, чего сейчас от меня хотела дочь. В конце концов, не я её вчера выгоняла из дома, она сама взяла и ушла, а теперь просит меня о чем-то. — И ты представляешь, мам, меня взяли, привезли. Я никогда здесь не была. Это какая-то большая квартира. Папа сказал, что теперь мы будем жить здесь. Представляешь? А домой теперь никто и шагу не ступит, мам, прикинь.

— Да стой, подожди, Диан, не тараторь, — покачала головой. Я испытывала шок. Неужели Дима действительно решил так развернуть ситуацию? Неужели он действительно сделал то, чем мне угрожал, и поэтому просто перевозил семью непонятно куда.

— Что? У меня все мои вещи дома, мобильник ему тоже надо отдать, потому что я вообще теперь не буду ни с кем общаться, раз не умею этого делать нормально. А ещё он сказал, что я теперь в школу не буду ходить. Понимаешь? Он сказал, что я теперь под домашним арестом и буду сидеть на удалённом обучении. Вот, мам, позвони, скажи ему, что так нельзя. Что он поступает вообще как не знаю кто, мам. Я не могу так жить. Что чего он добивается? Чего он хочет, зачем он меня куда-то перевёз? Почему мы не могли вернуться в квартиру? Мам! — кричала, задыхаясь слезами, Диана, а у меня от ужаса все волоски на теле приподнялись. Это было просто каким-то фантасмагоричным набором, непонятно чего, это было глупо, это было жестоко со стороны Димы.

— Диана... Успокойся, пожалуйста. Куда папа вас отвёз?

— В смысле нас? Он меня одну забрал. А ещё знаешь, что самое самое зашкварное? Ты представляешь, он сказал, что пока я не научусь себя вести, то у меня не будет никакого доступа ни к социальным сетям, ни к чему. А потом ещё сказал о том, что вот у нас Герман не умеет себя вести и поэтому, пока полежит, полечится в больничке. Мам, ты представляешь, он Германа закрыл в какой-то больнице. Мам, мам!

Глава 15

Я приложила ладонь к губам и тяжело выдохнула.

— Диан, ты что-то путаешь. Ну, не могло быть такого.

— Мам, ну что я тебе врать буду? Мам, позвони ему, скажи, чтобы он все отменил. Я не собираюсь вот так вот мотаться черт пойми, по каким квартирам. Если он хочет, я домой вернусь. Мам, ну скажи ему, позвони.

Я задышала глубоко и тяжело.

Мне казалось, что каждый вздох приходилось отвоёвывать у организма с каким-то боем. Я не понимала, что делал Дмитрий, чего он добивался, но это однозначно не было чем-то хорошим. Такое поведение в отношении детей было просто бесчеловечным. Если я могла понять, что он зол на меня, зол на Диану, то, что случилось с Германом?

У меня задёргался глаз.

Противно так, подтягивая вверх века, задевая бровь.

— Диан, я постараюсь все выяснить. Я постараюсь.

— Мам, ты не старайся, ты сделай!

Но это было глупо с её стороны. Ещё вчера она меня обвиняла в том, что я ничего не видела, что я была клушей. А сегодня она надеялась, что я смогу противостоять её отцу. И да, мне бы очень хотелось этого, но я сама не понимала, как это сделать и подставляться так, что он найдёт нас. Софи, тоже было глупо, но делать что-то нужно было.

Пока дочка младшая не проснулась, я решила не принимать каких-то активных действий. Только созвонилась с риелторами и договорилась о просмотрах квартир. Еще набирала Германа, но он не брал трубки.

Паника поднималась со дна.

И свекровь ведь не звонила.

А в начале десятого, когда София сонно потянулась в постели, я только тихо спросила:

— Что ты хочешь на завтрак?

— Сырники, мам, — выглянув из-под подушки, произнесла дочка и снова скрылась под ней. По утрам София была ещё тем сонным сурком, она долго приходила в себя, долго валялась в постели, разговаривала с куклами, и сейчас для неё было немного стрессом, что ни кукол, ничего поблизости родного нет, но она держалась молодцом.

Позвонив на ресепшн, я заказала завтрак из овсяной каши и сырников. Девушка пообещала, что в течение нескольких десятков минут все приготовят и поднимут к нам в номер. Выбираться я принципиально не хотела, потому что не понимала, сможем ли мы позавтракать нормально или нам помешают, и лишняя осторожность не была просто какой-то блажью.

Я повела Софию умываться. Сама в это время нервно закусывала губы и пыталась хоть что понять из бессвязного рассказа Дианы.

Я понимала, что она сейчас негодует, она сейчас в злости, но звонить свекрови, уточнять, что да как, я не хотела, потому что на меня опять могли бы спустить целую свору собак, а сейчас ещё и с ней воевать это было лишними энергозатратами.

София с трудом, без своей зубной щётки почистила зубы, капризничала, не хотела, чтобы я заплетала и собирала ей волосы, но ходить лохматой это был не вариант, потому что волос был мягкий и сильно путался, а потом, когда мы шли купаться, я не могла распутать эти колтуны, и дочка плакала из-за этого. До такого доводить не хотелось, потому что мы не дома и у меня нет никаких подручных средств, чтобы распутать потом волосы. Под поскуливание дочери я все-таки собрала ей два высоких хвостика и заплела их в косички, которые обернула вокруг.

София вышла из ванной, и я, посмотрев в отражении на усталую замученную женщину со стрижкой каре, которая сейчас без укладки, выглядела немного жалко, покачала головой, а потом включила кран в ванной и быстро помыла волосы, не укладывая, также быстро их высушила и вышла в номер.

София сидела на кровати и разглядывала потолок. Я понимала, что ей скучно, но тащить ещё с собой игрушки было бессмысленно. Чтобы успокоится я решила снова набрать Германа, но сын опять не отвечал. Первый, второй, третий вызов, и сын не брал трубку.

Дмитрий не мог быть настолько жестоким. Мне казалось, что Диана просто его как-то неправильно поняла и вообще, с чего Дмитрию так себя вести и так поступать с собственным ребёнком? Никуда он его не закрыл. Скорее всего, просто Диана не поняла. Но давящее чувство в глубине души не давало мне расслабиться. Я понимала, что использую какой-то очень хитрый способ самообмана для того, чтобы не признавать реальность, в которой Дима действительно мог так поступить, если ему что-то не понравилось. Он мог так поступить с сыном, и от этого дрожь проходилась по телу раз за разом.

— Мама, когда мы домой? — Тихо спросила София, сползая с кровати, я покачала головой.

— Не знаю, а тебе здесь не нравится?

— Да, но мне даже не в чего поиграть. — Заметила дочь, и я, вспомнив про планшет, который лежал в боковом кармане чемодана, полезла вытащить его. Это спасло ситуацию буквально на пару минут, а потом Софа подняла на меня глаза и протянула:— Кушать хочется.

— Сейчас уже все привезут, — заметила я нервно, и в номер действительно постучали.

К сожалению, в гостиничных номерах отсутствует такая функция, как глазок в двери, поэтому, прежде чем открыть, я тихо спросила кто там женский тонкий голосок произнёс:

— Ваш завтрак? Вы заказывали сырники и кашу…

Я выдохнула и медленно провернула ручку замка.

Завтрак был посредственным. София расковыряла сырники, потому что они ей не понравились. Но мне это сейчас никак не помогало. Пообещав дочери, что через пару часов мы нормально пообедаем, я стала быстро собираться.

— А сейчас куда? — спросила Софа, когда я помогала ей одеться.

— Мы съездим немного погуляем… — соврала я снова дочери, ощущая как внутри песочные часы опять перевернулись и я бегом стала одеваться сама. Закинула на плечо сумку, подхватила Софи на руки, вцепилась в чемодан.

В коридор выходила с колотящимся сердцем. А за стойкой ресепшена торопила девушку, чтобы она оформила быстрее выезд.

Телефон вибрировал в кармане.

Свекровь.

Черт.

Позже.

Когда я забрала документы, когда я развернулась к выходу, сделала несколько шагов, сердце выбило такую чечетку, что я сбилась с шага. Под лопаткой противно закололо, и я почти вывалилась наружу под сильный снегопад, из-за которого не увидела мужчину в черной куртке.

Глава 16

— Это новый дом, — мягко произнёс Дмитрий, держа на руках Софию, дочка цеплялась ему за шею и широко распахнутыми глазами рассматривала большую квартиру.

Дом был сталинского проекта и находился в самом центре города. Всего три этажа. Верхний наш.

— Сейчас мы будем выбирать тебе твою комнату, Софья, ты как на это смотришь? — Дима провёл пальцами по волосам младшей дочери и ткнулся носом ей в щеку. Дочка рассмеялась. И прижалась к отцу.

Я шла следом на ватных ногах, с холодными ладонями и с напрочь отсутствующим в груди сердцем.

Когда нас перехватил охранник Димы, я была готова визжать, кричать, драться, но пару шагов и тяжёлый взгляд мужа резко осадил меня.

— Сядь в машину, — только и произнёс Дмитрий, парализую меня своим холодом. Я знала, что помимо младшей дочери у меня есть сын, с которым непонятно что происходило, и ещё одна дочь, которая сидела здесь где-то взаперти.

У меня выбора не было.

Маленькие детки, маленькие бедки, большие детки…

Они все равно не перестают быть детьми. Можно было бы рассуждать о том, что если Софья останется со мной, то все будет проще. Но нет, появление Дмитрия возле гостиницы сделало невозможным моё существование с Софией, он бы забрал её у меня и головой я понимала, что ненадолго, а сердце кричало: «да, ты права, ненадолго он заберёт. Потом у Софии появятся няньки, тётки, бабки, и как выглядит родная мать, она со временем забудет».

— Аврора, тебе нравится эта спальня? — Вдруг резко обратился ко мне Дмитрий, толкая полотно пятернёй, и у меня перед глазами оказалась комната в пастельных персиковых тонах.

Кровать с балдахином слишком старомодная для нынешнего времени, такое чувство, как будто бы весь ремонт делался здесь по принципу дорого-богато. И даже если он носил какую-то историческую нотку, выглядело все это на данный момент не совсем в тему.

— Это будет наша спальня. Нравится Аврора? — Холодно спросил Дмитрий, поворачиваясь ко мне. София заинтересованно вытянула шею и стала рассматривать комнату.

— Красиво, — заметила дочь, рассматривая за занавесками медленный снегопад.

А я молчала.

— Что с Германом? — все же она нашла в себе силы тут же спросить, потому что на данный момент, если Диана истерила где-то здесь, то, что происходило с Германом, я не представляла себе.

— С Германом все отлично,— не моргнув глазом, соврал мне Дмитрий.

— Где мой сын? — Тихо произнесла я, стараясь не поддаваться панике.

— Твой сын сейчас там, где ему самое место. Ничего с ним страшного не произойдёт, ты же веришь мне?

Дмитрий, можно сказать, сканировал меня взглядом, заставлял содрогаться, дёргаться, а я не верила, я вообще ничему не верила. Все, что говорил мне Дмитрий… Я не понимала, какую игру он ведёт.

— Почему мы сюда переехали, что это за квартира, как ты…

— Купил на аукционе с торгов… — благодушно отозвался Дмитрий и сделал шаг дальше по коридору, — ну, ты же знаешь, что иногда к предметам старины я испытываю лёгкую романтику, а здесь собирались какие-то поэты и всякое такое. Мне почему-то показалось, что эта квартира идеально подойдёт на то время, когда дети от нас съедут. Здесь в кабинете, тоже есть камин, Аврора.

Дмитрий толкнул ещё одну дверь, и я увидела стены, отделанные белой рифлёной штукатуркой, а вдоль них несколько рамок из лепнины, а у противоположной стены, да, камин. Другой, не такой, как был у нас в квартире.

— Почему мы не можем вернуться в нашу квартиру? — Нервно спросила я, стараясь получить хоть какие-то ответы.

— Потому что я так решил, — без эмоций ответил Дмитрий, и в этот момент дверь, напротив открылась, из неё выскочила Диана.

— Мам, ты приехала, — дёрнулась она ко мне и чуть не повисла у меня на шее. Я стояла как замороженная вобла, никак не могла реагировать. — Мам, ну ты же поговорила с папой…

— Сейчас твои уловки не пройдут, — холодно заметил Дмитрий, — и, если я не ошибаюсь, ты должна сидеть в своей комнате, поэтому развернись и не мешай мне проводить экскурсию.

— Ты не посмеешь так со мной поступать, — подалась вперёд Диана, сдавливая до бела руки.

— Я уже посмел и телефон верни, не думай, что я забыл о своих обещаниях.

— Ненавижу,— крикнула Диана, разворачиваясь и скрываясь за дверью.

— Зачем ты так?

Нет, я не была настроена на то, чтобы обелять дочь или как-то стараться вырулить из этой ситуации. Я просто не понимала, что за жестокое поведение у моего супруга.

— Скажем так, мне кажется, в нашей семье все вышло слишком из-под контроля, поэтому уж не обессудь, если я это все возьму в свои руки. И да, у Дианы будет гувернантка. Я не намерен дальше смотреть, как она из кожи вон лезет и плюёт на образование, на воспитание и на все нормы морали. Если бы я в своё время матери что-то подобное сказал, что она сказала за столом, это было бы просто сравнимо с мировой катастрофой, поэтому Диана взрослая девочка. Она должна понимать, что любой поступок несёт какие-то последствия. Сейчас она начинает это понимать, Аврора.

Дмитрий говорил размеренным, тихим голосом, но от этого у меня почему-то только сильнее паника нарастала. Сердце замороженное, пыталось отогреться, хотело биться, пустить кровь по венам, но вместо этого каждый раз нарывалось на клетку из обещаний Дмитрия и противно, жалостливо скулило.

— А вот и твоя спальня, Софья, — медленно протянул Дмитрий, открывая следующую дверь, он наклонился, спустил дочь с рук. И она, зайдя внутрь, закружилась.

Да, это была детская спальня. Спальня принцессы, молочно розовые тона, прозрачные вуали на окнах. Маленькая кукольная стенка. Кровать с резными ножками, а в углу малюсенькая, колыбельная, игрушечная, в которой сидели разные французские куклы. Ну, те самые, которые с такими кудряшками и фарфоровыми лицами.

— Тут так красиво, — выдохнула София, и Дмитрий кивнул.

— Все для тебя, радость моя, — произнёс он, выдавая мягкость тембром, а потом его взгляд упёрся в меня.

Глава 17

У меня затряслись губы, но в противовес этому я вперила в Дмитрия нечитаемый холодный взгляд, стараясь показать, что ничего подобного не будет.

У него никакой власти ни надо мной, ни над моими решениями нет, и уж тем более я не позволю отобрать у меня моих детей.

Всех троих!

— Софья, тебе нравится? — Тихо спросил Дмитрий, присаживаясь на корточки и ловя дочку на руки.

— Здесь так красиво, но почему? Ну, дома мои куклы…

— Я тебе сюда куплю новых. Хочешь? Расскажи каких.

София замялась, стала теребить пальчики, и Дмитрий понял, что это вопрос со звёздочкой для дочери.

— Ты привыкнешь, мы все привыкнем. Просто сейчас это место самое лучшее. Смотри, какая сказка. А представляешь, когда приедет твоя воспитательница, вы с ней раскрасите окна, чтобы была снежная картинка на них. Это будет очень красиво, — муж заправил волосы дочери за уши, потому что, пока мы ехали в машине, Софи успела стянуть с себя и резинки, и расплести косы.— Но самое главное в этом доме это наша мансарда, которая принадлежит только нам, — как будто бы по секрету наклонился к дочери и прошептал Дмитрий.

А я не понимала, что происходило, зачем мы должны были переезжать или что он теперь в нашу квартиру приведёт свою любовницу, которую сделает официальной женой, а мы так и останемся какой-то старой семьёй?

Нет, так дело не пойдёт, развод так развод.

—Покажешь? — выдохнула София и снова полезла к Диме на руки.

— Конечно,— он обнял дочь, встал, бросил на меня холодный мимолётный взгляд и заметил. — Аврора, сходим, посмотрим мансарду.

Лестница была в самом конце коридора, небольшая, винтовая, и без осмотра я не позволю детям по ней подниматься. Но мансарда оказалась последним пространством под крышей, которое, оказывается, была не покрыта черепицей, а застеклена.

Большое такое панорамное окно , где с неба падал снег, а стены отделаны тонкими обоями.

— Здесь мы можем поставить небольшой проектор. А в той части сделать игровую.

Мне казалось, Дмитрий разговаривал с Софией, но, почему-то, повернувшись ко мне, вскинул бровь.

— Почему мы не можем вернуться нашу квартиру? — Спросила я и обняла себя за плечи.

— Я уже ответил на этот вопрос. Не заставляй меня повторять.

— Наша квартира лучше, в новом доме с современным ремонтом, с новыми коммуникациями. Этот дом не пойми какого года. Если это сталинка, то это довоенное время. Какие здесь перекрытия? Я не хочу здесь жить с детьми.

— Ты здесь будешь жить не с детьми, мы здесь будем жить все вместе, — произнёс с такой уверенностью Дмитрий, что у меня дёрнулся глаз.

— Что ты задумал?

— Ничего. Просто моя семья сейчас переедет сюда, и все. — Дмитрий снова развернулся ко мне спиной и начал что-то шептать Софии, та покладисто кивала, а потом, спустившись с его рук, пошла проверять диваны, запрыгивая на них и ходя вдоль и поперёк.

Через пятнадцать минут мы снова спустились вниз. Диана, не выдержав, услышав наши голоса, вышла, сложила руки на груди и прошептала.

— Я бабуле все рассказала.

Дмитрий вскинул бровь, пожал плечами.

— И что ты считаешь, что это как-то изменит ситуацию? Ты невоспитанная свинюха, которая не знает своё место, которая каждый раз перечит взрослым. Если ты для своих лет не понимаешь, что такое поведение неприемлемо, значит, мы будем воспитывать его другими способами.

— Ты хочешь меня закрыть здесь, а у меня есть одноклассники. У меня есть друзья.

— Ты об этом не думала, когда лезла во взрослые дела,— медленно произнёс Дмитрий, а я поняла, что меня аж трясёт от злобы. Ещё меня раздражала его вот эта повелительная манера общения что со мной, что с Дианой.

Да, дочь поступила нехорошо, она вообще, можно сказать, устроила своеобразный перфоманс эгоизма за ужином. Но она не заслуживала такого.

— Диана, не испытывай моё терпение, — выдохнув, произнёс Дмитрий.— Ты сыта, ты в тепле, одета, обута, о тебе заботятся лучшим образом, а ты просто ничего этого не ценишь. Либо ты учишься жить по моим правилам. Либо никак. — Произнеся это, Дмитрий медленно двинулся по коридору, а Диана, схватив меня за локоть, прошипела:

— Ну что, что он хочет от нас?

— Я не знаю, — выдавила я через силу, но как только узнаю, мне кажется, нам будет проще понять, как действовать.

— Мам, ну это же маразм. Ну в смысле, двадцать первый век на дворе. Почему я должна сидеть взаперти? Почему я должна быть на домашнем обучении. Оно сейчас это абсолютно не к месту.

— Мы в этом разберёмся, когда придёт время. Но сейчас я до сих пор не знаю, где Герман.

Диана вспыхнула, закатила глаза, качнулась назад и скрылась за дверью, а я, медленно пройдя по коридору, застала Дмитрия на кухне. Он наводил Софии чай и разогревал какой-то завтрак. Я так и осталась стоять на пороге, наблюдая и рассматривая мужа. А когда София позавтракала, он , подняв её на руки, дошёл до комнаты Дианы и, стукнув по двери пальцами, произнёс.

— Соцсети — поблажка за то, что будешь смотреть за сестрой.

Диана фыркнула, и он спустил Софью с рук, а медленно повернувшись ко мне, вскинул бровь.

— А теперь, Аврора, ты пройдём в кабинет с камином и обсудим твоё поведение.

Глава 18

— Мне кажется, ты достаточно за ночь успела остыть для того, чтобы быть готовой к конструктивному диалогу, — медленно, лениво произнёс Дмитрий, заходя в кабинет, в котором ещё не стоял стол, а был только камин и несколько кресел.

Зайдя внутрь, я увидела, что справа от камина стоял высокий книжный шкаф с наполовину с закрытыми полками. Дмитрий медленно прошёл к нему, открыл один из ящиков, вытащил два бокала и, вскинув бровь, уточнил:

— Тебе я так понимаю просто воду.

— Какой конструктивный диалог. Ты хочешь от меня услышать все, что я хотела. Я сказала, хочу с тобой развестись. Я хочу узнать, где находится мой сын, я хочу понять, что мы делаем в этой квартире…

— Как много вопросов и как мало ответов. Согласись, — усмехнулся Дмитрий, играя со мной, как кошка с мышкой.

Бесило, вымораживало, раздражало.

Я туго сглотнула, понимаю, что нервы натянуты до предела, словно струны гитары, и по ним даже лёгкое касание выдавало противный скрежещущий звук.

— Ну, начнём с того-то, что мы сюда переехали. Тебе стоит здесь начать обживаться. Если тебе что-то не нравится, ты можешь начать делать ремонт. Касательно разговора про развод я ещё вчера тебе все сказал, никакого развода не будет, добьёшься его — флаг тебе в руки. Выверну ситуацию таким образом,, что ты ни с детьми не будешь видеться, ни уйти от меня не сможешь, что касательно Германа… С Германом все хорошо…

— Где он, — сдавила ладони в кулаки.

— Он скоро вернётся.

— Ты не отвечаешь на вопрос. Ты уходишь от ответа.

— Потому что я не хочу на этот вопрос отвечать. Разве это не логично? А вообще твой поступок… Да, он не лишён смысла. И сейчас, глядя назад, я даже рад тому, что ты уехала с Софией из квартиры.

Какая-то оговорочка по фрейду, и у меня засало под ложечкой.

— В смысле, ты рад?

— Без смысла. Просто это хороший повод для того, чтобы оформить переезд, и все, — качнул головой Дмитрий и, плеснув себе в бокал какой-то янтарной жидкости, прошёл и сел в одно из кресел. Под пристальным взглядом вынудил меня шагнуть вперёд, но садиться я не собиралась, я сдавила пальцами спинку кресла и тихо произнесла:

— То есть ты собираешься меня шантажировать тем, что я не знаю, где Герман, когда он вернётся и что с ним происходит, таким образом, ты будешь добиваться моего хорошего поведения, которое тебе необходимо. Так?

— Господи, Аврора, прекрати, — лениво отозвался Дмитрий и качнул бокалом, жидкость чуть было не плеснулась через край, а я заметила такую немного странную вещь — у него руки тряслись. Причём настолько сильно, что Дмитрий уже даже видел абсурдность и пытался это скрывать.— Присаживайся, мы с тобой поговорим. Мы все обсудим, какие вопросы у тебя есть.

— Я тебе их задала. Куда ты дел моего сына? Что ты планируешь делать с нашей дочерью? Зачем эти гестаповские методы воспитания? Ты же прекрасно понимаешь, что таким образом только настраиваешь Диану против себя.

— Да, настраиваю,— легко согласился Дмитрий. И расстегнул ворот рубашки.фф Но если девочка в ее возрасте не понимает, когда надо открывать рот, а когда нет, мне кажется, воспитание здесь лишним не будет. И да, я понимаю, что требовать от тебя его, такое себе, потому что ты, как мать, будешь жалеть собственного ребёнка. А сейчас ей нужна твёрдая рука, потому что ещё пару лет и из неё вырастет какая-нибудь молодая профурсетка, которая в барах будет накидываться наркотой и алкоголем. А потом я её буду забирать из ментовки, либо из-под какого-нибудь папика. Мне это нахрен не усралось. Мои дети в первую очередь это хорошая кровь, мои дети это статус своеобразный. Если кто-то не играет по моим правилам, значит, этот кто-то вообще не будет играть, как это сейчас происходит с Дианой. Либо она принимает все мои решения, либо её ждут наказания.

Я вскинула подбородок. И медленно произнесла:

— Очень интересная у тебя политика, я так понимаю,, что это относится и ко мне.

Дмитрий усмехнулся, запрокинул голову назад и, перекатившись затылком по спинке, выдал тихо:

— Аврора, Аврора, ты абсолютно не видишь очевидных вещей…

— Ты мне изменяешь. О какой очевидности может идти речь? Что ещё более очевидного должно случиться.

— Я тебе ещё раз говорю измена браку не помеха. — Выдал Дмитрий и скосил на меня глаза, я ощутила, как к щекам прилила кровь, как на них проступили красные пятна.

— Ты играешь со мной, и все.

— Нет, Аврора, я пытаюсь уберечь тебя от необдуманных поступков. Наш развод ничего не поменяет, никак не решит ситуацию. И если ты продолжишь сопротивляться, то, увы и ах! Да, ты права. Придёт момент, когда наступит наказание. Но мы же с тобой оба не хотим, чтобы ты поняла, насколько жестоким может быть мужчина, с которым ты слишком долго времени жила под одной крышей, делила одну постель, с рук его кормила… Ты же не хочешь один раз очнуться и увидеть насколько рядом с тобой находится чудовище.

— Я уже вижу, какое чудовище рядом со мной находится, — запальчиво произнесла я дрожащим голосом и ощутила, что у меня глаза зачесались, как будто бы вот вот слезы польются градом.

— Ах так,— выдохнул Дмитрий и, отставив бокал на моё кресло, медленно встал. — То есть ты сейчас считаешь, что рядом с тобой чудовище?

— Я это ещё вчера сказала, рядом со мной чудовище. Рядом со мной человек, который готов сломать всех в угоду собственным капризам, вместо того чтобы прийти к разумному решению по поводу развода. Ты зачем-то перевозишь семью в непонятно какой дом ты для чего-то устраиваешь какой-то непонятный концерт с местонахождением сына, рассказываешь про каких-то воспитателей и ведёшь себя так, словно бы у тебя не все дома.

— Услышал, понял, но теперь и ты пойми, когда-то моё терпение закончится.

Один медленный шаг опять в сторону шкафа и снова отодвинулся один из ящиков.

Дмитрий медленно опустил свою руку внутрь.

А я забыла, как дышать.

Кончиками пальцев он вытащил из ящика широкую деревянную линейку.

Глава 19

А я тоже пристально следила за Дмитрием. Он точно так же наблюдал за мной. Я пыталась разглядеть в его глазах хоть проблеск чего-то разумного, чего-то правдивого…

Не находила, поэтому медленно шагнула вперёд.

Я давила в себе лютый животный страх перед сильным здоровым хищником.

И ещё один шаг вперёд к нему.

Моя ладонь легла ему на грудь, я постаралась расположить руку так, чтобы она накрывала его большое сердце пальцами, чтобы чувствовать биение, а второй рукой я перехватила линейку.

Дмитрий стоял как заколдованный, смотрел на меня, ноздри подрагивали, словно бы он старался учуять запах добычи.

Только муж немного забывал, что хищник в этой комнате не один он.

Я упёрла угол линейки, в ключицу у мужа и медленно повела вниз. С оттяжкой, стараясь сделать максимально больно. Так, чтобы он прочувствовал все, что творилось у меня на душе: мой страх за сына, мою боязнь потерять дочерей. А потом я заговорила:

— Знаешь, — я моргнула, опустила сначала взгляд вниз, потом снова вверх.— Я до одури сильно любила встречаться с тобой заново по утрам на мятых простынях. Не просто просыпаться рядом, а именно встречаться каждый раз, как будто бы первый. Я безумно сильно любила твои руки, которыми ты сейчас держал линейку…

Дойдя до груди, я специально надавила углом, чтобы Дима прочувствовал, что я имела ввиду, когда проводила аналогию с его руками и с линейкой, зажатой в пальцах. Ведь дело было не в намёке, а в том, что как поступал он было чудовищным.

— И ты знаешь, во всей этой ситуации.. — мой голос дрожал, сбивался, я тяжело дышала. — Дим, во всей этой ситуации не в измене ведь дело.

— И в чем же? — хриплый низкий голос прошёлся по нервам, заставляя каждый из них задрожать. И поэтому вибрация отозвалась по всему телу.

— Дело в том Дим…

Я снова подняла глаза на мужа.

Пусть видит, пусть смотрит на меня, пусть знает, что я не струшу, я буду до конца идти.

— Дело в том, Дим, что это же я, я! Я та женщина, которую ты умолял родить тебе детей. Это я, та женщина, которая пробыла с тобой в нищете, в лишениях. Слушай, а помнишь, один раз я поставила вариться бульон и закрутилась с Германом, и бульон выкипел, и все сгорело. А знаешь, почему я плакала? Не потому, что я испугалась, а потому, что Герман с детства был жутким мясоедом, а тогда у нас не было возможности купить ещё мясо. То есть у меня каждая порция была рассчитана. Так вот, я прошла это с тобой.

А линейка выпала из моих рук, и пальцы зажили своей жизнью, они схватили рубашку мужа. Я поняла, что если из этой комнаты кто-то живым сегодня выйдет, это будет большим чудом, потому что пальцами я вцеплялась в его рубашку, стараясь содрать кожу.

— Это я, та женщина, которая будила тебя по утрам на работу. Я, та женщина, которая растила твоих детей, кормила твоих детей. Так зачем ты так со мной? Это же я. — Произнеся это, я качнулась назад, слишком много себе позволила эмоций, боли, воспоминаний, которые, вероятно, сейчас для Димы ничего не значили.

— И что ты мне пытаешься этим сказать? —Качнулся ко мне муж, но я отгородилась от него креслом.

— Я пытаюсь тебе сказать, Дим, что не в измене дело, а в предательстве. Это не тождественные понятия. Измена это ты сходил и где-то справил нужду, а предательство это когда намеренно делают больно. Это когда намеренно делают выбор в пользу другого человека, наплевав на того, кто стал для тебя опорой, поддержкой. Вот в чем разница, Дим, если после этого ты не понимаешь, почему я хочу развода, то мне кажется, дальнейшая наша жизнь будет похожа на ад.

Дима запрокинул голову и хохотнул.

— Знаешь, старый анекдот? Приезжает мужик с вахты. Жену не предупредил, ничего. Открывает дверь квартиры и слышитииз спальни доносятся стоны, он, значит, такой замер, тихо шагнул назад, дверь закрыл, вызвал такси, поехал в аэропорт, нашёл таксофон, звонит и говорит: « я вот через 2 часа приеду, меня с вахты пораньше отпустили», приезжает, жена его встречает через два часа, ухоженная, одетая, борщ на стол ставит и уходит, он сидит, ест борщ, хороший борщ, а сам себе думает: «такой шикарный борщ и потерять из-за одного раза».

— Глупая аналогия, Дим, — произнесла я, прямо глядя мужу в глаза, — очень глупая. Из-за того, что ты считаешь, будто бы из-за одного раза я готова потерять какой-то борщ, поэтому должна смириться. Нет, скорее всего, у этого анекдота есть другой смысл: не соглашайся на меньшее, а быть женой, которой изменяют это меньшее.

Я выдохнула и развернулась к двери, адреналин кипел в крови, и мне надо было как-то его успокоить, я прошла на новую кухню, посмотрела на посуду, холодильник. Я старалась загрузить себя хоть чем-то в надежде на то, что, пока я буду занята, до мужа что-то дойдёт, но до мужа ничего не дошло. Он так и не сказал мне, куда спрятал сына. Он так и не отказался от своей идеи запереть нас с семьёй в этой проклятой здоровенной квартире. Но самое важное, что, когда наступил вечер и я, по привычке закрывшись с Софией в новой комнате пыталась уложить дочь, Дима меня ждал.

Как только из-за двери перестал доноситься мой голос, Дима открыл спальню, тихо произнёс:

— Мне кажется, ты забыла, что место хорошей жены возле мужа.

По нервам долбануло электричеством.

Оголённый ток разнёсся по всему телу, заставляя меня стиснуть зубы. Я обернулась через плечо к мужу и кивнула покладисто.

И он ушёл, а я через полтора часа на носочках зашла в спальню.

Я не собиралась здесь оставаться, я хотела расставить все точки над «i». Я дошла до той границы ненависти, что в моих руках оказалась подушка, я сидела на краю кровати, комкала углы и дышала тяжело через рот.

Он не любил меня, никогда не любил, это же имидж, это красивая картинка, шикарный фасад, но он не любил меня.

Когда я качнулась вперёд, нависла над спящим мужем, то тихий размеренный голос прозвучал громче, чем церковный колокол.

— Я тяжелее тебя на пятьдесят килограмм. Даже если ты навалишься на эту подушку, я тебя одной рукой перехвачу.

Глава 20

Я оторопела, поначалу показалось, что я даже растерялась, а потом, склонив голову к плечу, заметила:

— Грех на душу брать не хочу, дождусь твоего инфаркта.

В этот момент Дима резко открыл глаза и, качнувшись назад, лёг на спину, впериваясь в меня своим тяжёлым холодным взглядом, а я сидела, улыбалась, как альтернативно одарённая, наверное, потому, что мне ничего больше не оставалось.

Я не знала, как дальше сложится игра по его правилам, но мне нужно было добиться своего, чтоб мои дети были со мной, чтоб у меня был развод, а не вот это вот вся игра в псевдо семью.

— Смерти своему мужу желаешь?

— Ни капельки, — все так же улыбаясь, произнесла я.— Просто это закономерное течение жизни. Тот, кто разбил чужое сердце, однажды заплатит за это своим, — произнесла я равнодушно и пожав плечиками отодвинулась назад, встала с кровати.

— Куда это ты собралась?

— Ну, ты же не думаешь, что после всего я с тобой буду спать в одной постели? — спросила я, демонстративно поджимая губы в брезгливой ухмылке.

—Вообще-то, думаю, — заметил Дима таким тоном, что в любой другой момент у меня бы кровь в жилах заледенела, но сейчас, сейчас все было иначе.

— Ну вот, принеси мне справки о том, что у тебя отсутствуют венерические заболевания, и тогда поговорим. Может быть… — я медленным шагом двинулась в сторону двери, и Дима прорычал мне вслед:

— Ты мне это прекрати, мне не пятнадцать лет, чтобы ты играла со мной в такие игры!

— Тогда ты тем более должен знать, раз тебе не пятнадцать лет, как важна в семейной жизни чистоплотность, надеюсь, мы понимаем оба, что мне, зараза в одном доме с моими детьми не нужна, так что если хочешь беспрепятственно общаться с дочерьми, покажи, что ты здоров.

Я открыла дверь и медленно вышла в коридор, на губах горчило послевкусие обиды и такое чувство, как будто бы вроде бы войну то я выигрывала, а сражение раз за разом заставляли задумываться об обратном.

Я вернулась в комнату к Софи, легла к ней в постель, прижала дочь к себе.

Ничего, ничего, натальные карты у Катюхи не врут, Диме ещё аукнется эта ситуация. Я прямо чувствую это.

А утром Диана по инерции попыталась собраться в школу, но, наткнувшись на холодный взгляд отца скисла вся.

— Как в концлагере держишь меня заключённой, — произнесла дочь, а Дмитрий, оставив бокал с утренним кофе, заметил:

— Так научись себя правильно вести, и никто не будет держать тебя взаперти, а ты, вместо того, чтобы думать, своим языком только на все стороны трясёшь и трясёшь, трясёшь и трясёшь.

Я вытащила Софью из стульчика для кормления и с ней на руках вышла из кухни.

Дмитрий окликнул меня, и я в коридоре обернулась.

— Что? — спросила я вполне дружелюбно, хотя глаза оставались холодными.

— Сегодня приедет несколько гувернанток. А ещё прямо сейчас познакомься с воспитательницей Дианы. Она здесь ненадолго.

— Я не собиралась ни с кем знакомиться.

Но все-таки дородная женщина возраста моей мамы вызывала какое-то тихое уважение.

— Добрый день, Аврора, — тихо произнесла она и заметила. — Я постараюсь помочь и надеюсь, что наше сотрудничество будет плодотворным.

Я в это слабо верила, но хамить не стала, вежливо поздоровалась и произнесла:

— Не уверена, что у вас найдётся способ контактировать с Дианой в позитивном ключе. Она сейчас раздражена.

— Я разных детей видела.

А после знакомства Дмитрий уехал на работу, а ключей никаких не оставил, и да, Диана была в бешенстве, потому что сначала у неё начались онлайн занятия, потом она знакомилась с няней. А дальше ей предстояло как-то смириться с ролью домоседки, а она этого не любила.

Я ходила из стороны в сторону по квартире и пыталась дозвониться до Германа. Грешным делом, я даже собиралась позвонить свекрови, чтобы уточнить, не знает ли она, куда делся сын. Но в конце концов я смирилась с тем, что никто мне не ответит.

На крайний случай я погуглила, что нужно делать при исчезновении человека, и поняла, что только по истечении трех суток я смогу обратиться в полицию. Да, я не исключала и такой вариант. Я понимала, что мне мой ребёнок дорог, он мне нужен. Но пока я была взаперти, я должна была оперировать теми инструментами, которые мне дал в руки Дмитрий.

После обеда, когда София ушла на дневной сон, я вышла из детской и столкнулась нос к носу с Дианой.

— И долго это будет продолжаться?

— Не знаю.

— И ты так на это спокойно реагируешь? — С вызовом спросила у меня дочь, а я пожала плечами.

— Иногда холодная война может оказаться лучше, чем полноценное сражение.

— Ты ничего не понимаешь!

— Так ты мне ничего не объясняешь,— мягко заметила я и Диана, услышав, как со стороны кухни медленно в нашем направлении стали приближаться шаги, положила ладонь мне на локоть и потянула к себе в комнату. — И что? — запершись изнутри, спросила я у дочери.

— Он цветы ей покупал. А потом, когда он должен был сесть в машину, я увидела, что какая-то телка подошла, и он ей цветы подарил и обнимал её. А она возрастом не старше Германа.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — сквозь боль в горле спросила я.

— Мне показалось, тебе важно это знать.

— В том-то и дело, Диан, что тебе показалось.

Мимолетная заминка. Металлический привкус на кончике языка.

Диана качнулась ко мне всматриваясь в лицо, а потом как дьявол искуситель тихо спросила:

— Хочешь я ее соцсети найду?

глава 21

Я шагнула от дочери и покачала головой.

Как бы не было сильно моё любопытство, но я не хотела ничего не знать про эту женщину, не видеть её.

Я не хотела, чтобы к набору моих сомнений добавилась ещё и сравнительная диагностика.

— Да ты чего? — Выдала дочь и тут же выудила из кармана телефон.

— А как же отец? Он же обещал забрать…

— Но пока не забрал, — фыркнула Диана и, развернув экран соцсетей, стала что-то быстро стучать по клавиатуре.

— Мне это не нужно.

— Не знаю, я бы вот хотела знать, как выглядит девка, которая моего мужика соблазнила хотя бы затем, чтобы если проходила мимо, то в рожу ей вписать.

— Диан, ты же прекрасно знаешь, что я не опущусь до такого, — произнесла я, обхватывая себя за плечи.

— А зря, бабуля вот правду говорит о том, что ты немножко блаженненькая такая, вся в небесах. — Фыркнула Диана и убрала мобильник опять в карман брюк.

Я тяжело вздохнула и зажала переносицу пальцами.

— Слушай, ну если ты так много и часто слушаешь бабушку, то зачем тогда ты сейчас от меня ждёшь каких-то решений? Звони бабуле, пусть она что-то решает.

У Дианы на щеках проступили красные пятна, а я, сделав шаг к двери, заметила.

— У тебя все хорошие, кроме матери. Я это уже приняла, я с этим живу, но не надо мне каждый раз об этом напоминать.

Выйдя за дверь, я выдохнула и наткнулась на воспитательницу Дианы.

— Я бы хотела поговорить с девочкой.

— Конечно. —выдохнула я и, обогнув женщину, прошла в зал. Это у Дианы были запреты на всякие сми, но не у меня. Я стала набирать в поисковике ближайшие частные клиники с возможностью лечь на обследование. Я должна была выяснить, что Дима сделал с Германом, но меня прервал звонок в домофон, и на экране я увидела сухощавую взрослую женщину.

Я поняла, что это воспитательница для Софии, но я не планировала никому доверять своего младшего ребёнка. Если с Дианой ситуация была и так и сяк, то к Софи никто не прикоснётся, и плевать я хотела на то, что сказал там Дмитрий.

Я просто сбросила вызов и вернулась обратно на диван, но через десять минут мой мобильник завибрировал. Входящий от мужа.

— Няня не смогла пройти в подъезд. Не хочешь мне никак это объяснить? — Спросил он холодно, и я, откинувшись на спинку дивана, заметила.

— Я не собираюсь никому доверять своего младшего ребёнка, если ты это не понял, хорошо, все остальные няньки тоже получат такую же встречу.

— Однажды кто-то из нас сломается. Однажды тебя просто поставят перед фактом, что есть няня, и все. Не трать мои нервы, Аврора, ты прекрасно знаешь, их не так много осталось.

Дмитрий бросил трубку, а я, развернув мобильник к себе, вытянула язык, показала его аватарке недовольную гримасу, потом, вспомнив про Катю, набрала.

— Ну что там у вас, выдохнула подруга. Такое чувство, как будто она откуда-то убегала.

— Кать... Вот если бы у тебя ребёнок пропал, что бы ты делала? — Спросила я нервно.

— Да ты что, кто? — Начала вдаваться в подробности Катя.

Я быстро обрисовала ситуацию, и она, покачав головой, заметила:

— Ну, блин, ну я даже не знаю, ну что такого могло произойти…

— Я тоже не знаю…

— Но вы, значит, теперь живёте в другом месте?

— Угу. Непонятная какая-то квартира в центре, старый доходный дом.

— Ну, Дима, наверное, просто переживает, подозревает о наличии натальных карт, — фыркнула Катя, и я покачала головой.

— Но, с другой стороны, он разрешил мне делать все возможное в этой квартире. Поэтому, мне кажется, если его кабинет вдруг переоборудуют в детскую, то ничего страшного не случится.

Катя фыркнула.

— Да, и помнишь ещё того возвышенного художника, который непонятно чем занимался, какие-то шандалы рисовал…

— Аврора, это называется мандалы.

— Слушай, вот у тебя звучит это вообще как-то по ужасному похабно. Но ты вот дай мне его контакт. Мне кажется, Диме для спокойствия необходимы эти самые мандалы.

Не придя с Катей, ни к какому решению относительно Германа, я вернулась к поиску клиник.

Чем больше я думала о любовнице мужа, тем сильнее приходила к выводу, что Дмитрий просто собака на сене, он ни семью терять не хочет, ни от своих капризов отказываться. Ближе к четырем часам, когда Софи проснулась и мы с ней стали заниматься упражнениями по развитию моторики. Но няня Дианы меня позвала в зал.

— Что случилось?— Выйдя из детской, спросила я не понимая в чем дело.

— К вам пришли.

— Но я никаких визитёров не ждала, кто.

— Она не представилась. Можете пройти сами, узнать, она, возможно няня для Софии, но в таком случае она должна была сказать о том-то, что она на такую-то должность.

Я нервно выдохнула и сделала шаг в сторону зала. Диана что-то пробурчала из своей комнаты, но я, не обратив на это внимания, вышла из коридора и застыла на границе зала и холла.

Она была молодой. Подтянутой. Волосы такие немного с каштановым отливом и глаза на пол лица.

— Здравствуйте, Аврора, — прозвенел её голос чуть ли не под потолком.

— Добрый день, — холодно сказала я, испытывая волнение в груди. Мне эта ситуация не нравилась.

— Мне показалось, что нам с вами все-таки необходимо увидеться, ну а мне посмотреть в принципе, здесь все. — Девица качнулась в сторону и с брезгливой гримасой потрогала обои. — Однако безвкусно.

— Кто вы, — произнесла я, леденея от своей догадки. Такой напор, такая нахрапистость и полное ощущение безнаказанности.

Такое бывает не у всех, явно не у наёмных рабочих, явно не у няни, которая должна была появиться для того, чтобы пообщаться с Софией.

Девица развернулась целиком ко мне, сложила руки на груди, облизала тонким кончиком языка верхнюю губу, усмехнулась и произнесла:

— Ну вы же не настолько тупы, догадались, наверное.