Развод. От любви до ненависти и обратно

Глава 1. Виктория

Воздух в переговорной густой и спертый. Я смотрю в окно на двадцатом этаже, где серые тучи цепляются за шпили небоскребов. Сегодняшняя встреча – шанс, который выпадает раз в жизни. Личный шанс. Шанс доказать Алексею, что я стою того, чтобы возглавить отдел. Шанс забыться в работе, которая стала моим единственным убежищем за эти годы.

Я проверяю планшет, пролистываю слайды. Все отточено до мелочей. Я знаю эту презентацию наизусть. Знаю каждую цифру, каждую уловку. Конкуренты – крупная IT-компания, «КиберСфера». Говорят, их гендир человек-призрак, появляется ниоткуда и растворяется в никуда. Мой начальник, Алексей, входит, потирая руки:

- Вика, готовься, встречаем босса. Говорят, жесткий тип.

Я киваю, не отрывая взгляда от экрана. Сердце почему-то колотится где-то в горле. Чувствую себя голым студентом перед защитой диплома, а не успешным менеджером. Дверь открывается.

И время останавливается.

Входит он. Не призрак. Плоть и кровь.

Марк.

Он не изменился. Нет, это ложь.

Он изменился кардинально.

Тот юношеский нахальный шарм сменился железной уверенностью. Его плечи, всегда широкие, теперь кажутся высеченными из гранита. Он в темно-синем костюме, который сидит на нем так, будто сшит вторым слоем кожи. Его волосы, когда-то всегда чуть взъерошенные моими пальцами, теперь уложены с безупречной строгостью.

И его глаза. Серые, холодные. Они скользят по Алексею, по столу, по мне...

И замирают.

На долю секунды в них вспыхивает что-то дикое, первобытное.

Шок. Неверие.

И тут же сталь. Сталь и лед.

Мое сердце падает куда-то вниз, поднимается обратно и начинает бешено колотиться, словно пытаясь вырваться из грудной клетки. Кровь стучит в висках, в ушах гул.

- Марк, наш генеральный директор. Марк, это Виктория, наш лучший менеджер проектов, она будет вашим личным помощником.

Алексей произносит это с подобострастной улыбкой. Марк протягивает мне руку. Его ладонь сухая, сильная, шрам на костяшке указательного пальца – тот самый, что он получил, пытаясь починить наш проклятый книжный шкаф. От этого прикосновения по моей коже пробегает электрический разряд, жгучий и болезненный. Я чувствую каждую линию его отпечатков, помню, как эта рука лежала на моей талии, на моей щеке...

- Очень приятно, Виктория.

Его голос. Господи, его голос. Он стал ниже, грубее. В нем нет ни капли того тепла, что когда-то растопляло меня за секунду. Только вежливая, отстраненная деловитость. Я что-то бормочу в ответ, надеясь, что это было связно. Чувствую, как горит лицо.

Я веду презентацию. Мой голос звучит откуда-то издалека, ровный и профессиональный, пока во мне бушует ураган. Я вижу, как он сидит напротив, откинувшись на спинку кресла. Он не сводит с меня глаз. Но это не взгляд заинтересованного клиента. Это взгляд хищника, оценивающего добычу. Или охотника, вспоминающего старую, упущенную цель. Он изучает каждое мое движение, каждый жест. Его взгляд скользит по моим губам, по шее, останавливается на левой руке, на безымянном пальце, где когда-то было его кольцо. Теперь там пусто.

Я ненавижу его в этот момент. Ненавижу за то, что он здесь. За то, что он разрушил мой покой, ворвавшись в мою выстроенную, безопасную жизнь. За то, что он выглядит так чертовски хорошо. И за то, что мое тело, мое предательское тело, отзывается на его присутствие знакомым, давно забытым трепетом. В животе горячий узел. Внутри все сжимается и ноет от старой, незажившей боли, которая вдруг ожила и заныла с новой силой.

Он задает вопрос. О цифрах. Его тон резкий, почти вызывающий. Я отвечаю так же резко, бросая ему вызов. Наши взгляды сталкиваются, и между ними проскакивает искра.

Не любви. Нет.

Ненависти?

Не только. Это что-то более сложное. Гнев. Обида. И невысказанное, запретное влечение.

Я вспоминаю нашу последнюю ссору. Его растерянное лицо. Мои крики. Слово «изменник», вылетевшее из моего рта, как пуля. Чемодан. Хлопок двери.

И вот он здесь. Успешный. Красивый. Непробиваемый. И я понимаю, что все эти годы я не жила. Я просто существовала, нося с собой его образ, его тень. И теперь тень обрела плоть, и она смотрит на меня ледяными глазами, не оставляя камня на камне от моего хрупкого спокойствия.

Глава 2. Марк

Черт возьми.

Это первая мысль, которая проносится в голове, отточенная и ясная, как удар лезвия. Она обрушивается на меня, едва я переступаю порог переговорки. Не просто мысль, а физический удар под дых, от которого перехватывает дыхание.

Виктория.

Не призрак. Не смутный образ из кошмаров и одиноких ночей. Плоть. Кровь. Ярость.

Она стоит у окна, и свет падает на нее так, будто это постановочное фото. Все те же светлые волосы, собранные в строгий, но до черта сексуальный пучок, открывающий шею. Та самая шея, на которой я когда-то оставлял следы поцелуев. Она в темном облегающем платье, и оно сидит на ней так, что у меня сводит скулы. Она выточилась. Из девочки превратилась в женщину. В ледяную, совершенную статую.

Алексей что-то лопочет, представляя меня. Я автоматически протягиваю руку. Мои пальцы смыкаются вокруг ее ладони. Прохладной, удивительно маленькой. Шрам на моей костяшке будто горит от этого прикосновения. Вспоминается, как она перевязывала мне палец, ругаясь сквозь слезы: «Идиот, всегда ты лезешь, куда не надо!»

- Очень приятно, Виктория.

Мой голос звучит ровно, как сталь. Внутри же ад. Она что-то отвечает.

Ее голос... Господи, ее голос. Низкий, с легкой хрипотцой, который сводил меня с ума в постели. Теперь он звучит отстраненно и вежливо.

Я сажусь напротив, откидываюсь на спинку кресла, принимая позу полного контроля. Поза лжи.

Пока она ведет презентацию, я позволяю себе смотреть. Не как клиент. Как мужчина. Как бывший муж. Как раненый зверь. Я пью ее взглядом. Отмечаю новые тонкие морщинки у глаз. Отмечаю, как повзрослело ее лицо, стало резче. Отмечаю, как движется ее грудь под тканью платья, когда она дышит. Вспоминаю вес ее груди на моих ладонях, ее стоны...

Прекрати.

Но я не могу. Ненависть и желание – два кнута, хлещущих меня одновременно. Она стала только красивее. И чертовски успешной, судя по тому, что говорит Алексей. Без меня. Она прожила все эти годы без меня. И, судя по отсутствию кольца, одна.

Она ловит мой взгляд на своем безымянном пальце, и ее глаза вспыхивают на секунду. Она отводит взгляд, но щеки покрываются легким румянцем. Она все еще чувствует. Это не притворство. Это война, и я только что понял, что поле боя не нейтрально.

Я задаю вопрос. Резкий, о цифрах. Вызов. Она парирует, ее голос становится острее. Наши взгляды сталкиваются. Сталь о сталь. Искра. Не любви. Не ненависти. Это чистое, неподдельное электричество. То самое, что было между нами всегда. Страсть. В гневе, в споре, в постели. Она все еще там. Спрятана под слоями обиды, но жива.

После презентации Алексей выходит, чтобы взять документы, и мы остаемся одни. Воздух сгущается, становится тяжелым, как перед грозой.

- Ну что, Вик? – говорю я, и мой голос звучит тише, грубее, чем я планировал. – Нашла себе кого-то, кто не спит с коллегами на корпоративах?»

Она замирает. Я вижу, как гнев зажигает ее изнутри. Это лучше, чем ледяное равнодушие. Гораздо лучше.

- Нашла бы, - она шипит, подходя ближе, - если бы твой призрак не стоял за каждым плечом.

Она пахнет так же. Тот же парфюм, с нотками бергамота и сандала. От этого запаха у меня сводит живот.

- Мой призрак? – я делаю шаг, нарушая ее личное пространство, и наши тела почти соприкасаются. – А может, просто память? Память о том, как ты кричала мое имя, прежде чем назвать меня последним словом?

Ее глаза темнеют от ярости. И чего-то еще. Ее грудь вздымается. Она ненавидит меня. Но она и хочет меня. Это видно. Это чувствуется в воздухе, как озон.

- Отойди от меня, Марк.

- Боишься? – я опускаю взгляд на ее губы, вспоминая их вкус. – Боишься вспомнить, каково это?

Дверь открывается, входит Алексей. Мы одновременно отскакиваем друг от друга, как два подростка, застуканные на запретной территории. Но связь установлена. Провода под напряжением. Игра началась. И я не отступлю.

Глава 3. Виктория

Работа с Марком стала ежедневной пыткой и тайным наслаждением. Каждое утро я вхожу в офис с одним вопросом: выдержу ли я сегодня? Выдержу ли я его взгляд, его голос, его присутствие, которое заполняет собой все пространство, как густой, дурманящий наркотик.

Наши дни состоят из споров. Мы спорим обо всем. О формулировках в пресс-релизах, о цвете графика на слайде, о времени очередного созвона. Каждое слово - выпад. Каждая реплика – укол.

- Виктория, эта концепция отдает дилетантством», - бросает он на очередном планерном совещании, когда его глаза холодно блестят.

Все замирают.

У меня по телу разливается жар. Я сжимаю пальцы под столом так, что ногти впиваются в ладони.

- Это «дилетантство», Марк, основано на анализе рынка, который вы, видимо, не удосужились изучить, - мой голос звенит, как лед.

Я вижу, как уголок его губ дергается в едва уловимой усмешке. Он любит это. Любит, когда я огрызаюсь.

Он подходит ко мне после совещания, когда я остаюсь одна в переговорке, собирая бумаги. Его тело оказывается в сантиметре от моего, я чувствую исходящее от него тепло.

- Нервы сдают, Вик? – он наклоняется, его дыхание опаляет мое ухо. – Раньше ты была выносливее.

Я резко разворачиваюсь, готовая дать ему пощечину. Моя рука уже сжата в кулак. Но я останавливаю себя в последний момент. Не потому, что боюсь, а потому, что в этот миг мой взгляд падает на его губы. Твердые, насмешливые. И я с дикой, неприкрытой ясностью вспоминаю, каково это – кусать их до крови в порыве страсти. Жаркая волна накатывает на меня, сжимая низ живота. Я ненавижу его. Я ненавижу его за то, что он может так легко вывести меня из себя. И ненавижу себя за то, что мое тело реагирует на эту ненависть как на приглашение.

- Не трать на меня свое дешевое внимание, Марк, - выдыхаю я, отступая на шаг, чувствуя, как дрожат колени. – Прибереги его для своих корпоративных подружек.

Его глаза вспыхивают, но не гневом, а чем-то более темным, более опасным. Он медленно, словно оценивая, проводит взглядом от моих дрожащих губ до выреза платья на груди.

- Ревнуешь? – его голос – низкий, бархатный шепот, который проникает прямо под кожу. – Напрасно. Никто из них не стоит и десятой доли тебя. Ни у одной нет и тени твоего огня.

Его слова обжигают сильнее, чем оскорбления. Они – признание. Вызов. И они работают. Я чувствую, как между моих ног возникает знакомое, предательское пульсирующее тепло. Я вспоминаю, как он мог одним только шепотом довести меня до исступления, пока мы стояли в лифте или застряли в пробке.

- Это не ревность, - лгу я, чувствуя, как горит лицо. – Это брезгливость.

Я пытаюсь пройти мимо него, но он ловит меня за локоть. Его пальцы обжигают кожу даже через ткань пиджака.

- Врешь, - он говорит тихо, глядя мне прямо в глаза. – Ты смотришь на меня так, будто хочешь то ли придушить, то ли сорвать с меня одежду. И я прекрасно знаю, что в тебе всегда побеждает второе.

Он выпускает меня, и я, почти бегом, выхожу из переговорки. Сердце колотится, как сумасшедшее. В ушах звон. Все тело напряжено и жаждет... Чего? Ударить его? Прижать к стене и впиться зубами в его надменную губу?

Я захожу в дамскую комнату, запираюсь в кабинке и опираюсь лбом о прохладную дверь, пытаясь отдышаться. Он прав. Черт возьми, он прав. Эта ярость – просто обратная сторона желания. Невысказанного, запретного, того, что копилось все эти годы одиночества. Мы играем в опасную игру на грани ненависти и страсти. И я боюсь, что в один прекрасный момент грань исчезнет, и я совершу что-то непоправимое. Или именно то, чего жажду больше всего на свете.

Глава 4. Марк

Работать с Викой – все равно что постоянно ходить по лезвию бритвы. Остро. Болезненно. И чертовски возбуждающе. Каждый день – это новая битва, и я с нетерпением жду начала каждой.

Сегодня у нас мозговой штурм по новой рекламной кампании. Мы одни в переговорке. Воздух плотный, наполненный ее запахом – бергамот и что-то неуловимо женственное, что сводит меня с ума.

- Нет, - она качает головой, и ее светлые волосы выбиваются из пучка и касаются щеки. – Эта идея пустая. Без души.

- Без души? – я встаю, подхожу к доске, стоящей рядом с ней, нарочно нарушая ее личное пространство. – Потому что в ней нет твоих фирменных розовых соплей о «тепле и заботе»? Мир стал жестче, Вика. Людям нужны четкие выгоды, а не эмоции.

Она поворачивается ко мне, глаза горят.

- Людям всегда нужны эмоции, Марк. Они покупают их, а не твой сухой функционал. Или ты разучился это понимать, пока...

Она обрывает себя, но я прекрасно слышу окончание. Пока изменял мне. Старая рана, прикрытая тонкой пленкой, вскрывается снова. Ярость, горькая и знакомая, подкатывает к горлу. Но вместе с ней что-то еще.

Желание. Желание заткнуть ее рот своим. Желание доказать ей на языке, который она, кажется, забыла. На языке тела.

- Пока что? – я делаю шаг вперед, заставляя ее отступить к столу. – Договаривай.

Она откидывает голову, бросая мне вызов. Ее шея длинная, изящная. Я помню, как целовал ее, чувствуя пульс под кожей.

- Ты знаешь что.

- Знаю, - мой голос низок, я вижу, как вздрагивает ее зрачок. – Я знаю, что ты поверила в ложь, не дав мне сказать и слова. Я знаю, что сбежала, как трусиха. А теперь пытаешься прикрыть свою трусость вот этим... – я провожу рукой по воздуху, указывая на нее, на ее гневную позу, - этим театром ярости. Но я-то тебя помню, Вика. Я помню, какая ты на самом деле. Под всем этим льдом.

Я приближаюсь еще. Наши тела почти соприкасаются. Я чувствую исходящее от нее тепло. Вижу, как быстро дышит ее грудь, как вздымается под темно-синим шелком блузки. Мой взгляд опускается на ее губы. Она облизывает их нервным движением, и у меня все сжимается внутри от желания.

- Перестань, - шепчет она, но в ее голосе нет силы.

Есть дрожь. Та самая дрожь, что была всегда, когда я подходил слишком близко, и она уже знала, чем это закончится.

- Перестань что? – я опускаю голову, и мои губы в сантиметре от ее уха. – Говорить правду? Или... это?

Я не сдерживаюсь. Моя рука поднимается, и я касаюсь тыльной стороной пальцев ее щеки. Кожа как шелк. Горячий, живой шелк. Она вздрагивает, как от удара током, но не отстраняется. Ее глаза широко открыты, в них буря – гнев, растерянность, и да, черт побери, желание. То самое, что я видел в ту ночь в лифте. То самое, что никогда не угасало.

- Я ненавижу тебя», - выдыхает она, и это звучит как заклинание, как молитва.

- Врешь, - мое дыхание смешивается с ее.

Я чувствую, как все мое тело напряжено, как кровь стучит в висках, устремляясь ниже. Я хочу ее. Прямо здесь, на этом проклятом столе, разбросав все эти бумаги с ее дурацкими графиками. Хочу снова услышать, как она кричит мое имя, но не от ярости, а от того, что я довожу ее до исступления.

- Ты меня хочешь. Так же, как и я тебя. Все эти годы... ничто не могло это убить.

Моя рука скользит с ее щеки на шею, большой палец проводит по линии челюсти. Она издает тихий, сдавленный звук, похожий на стон. Ее веки прикрываются. Она тонет. И я тону вместе с ней.

Внезапно она отталкивает меня. Резко, с силой. Ее грудь вздымается, лицо пылает.

- Не трогай меня. Никогда.

Она выбегает из переговорки, хлопнув дверью. Я остаюсь один. Дышу тяжело, как после спринта. Руки дрожат. Я сжимаю кулаки, пытаясь взять себя в руки. Проклятая женщина. Она сводит меня с ума. Эта игра в кошки-мышки, в ненависть-страсть... Она истощает и одновременно дает больше адреналина, чем любая сделка.

Я подхожу к столу, к тому месту, где она только что стояла. Кладу ладонь на столешницу. Она еще теплая от ее тела. Я закрываю глаза и позволяю волне желания накрыть себя с головой. Это не закончено. Это только начинается. И в следующий раз, Вика... в следующий раз я не дам тебе убежать.

Глава 5. Виктория

Совещание в главном зале было адом. Душный, спертый воздух, густой от напряжения. Я сидела напротив Марка, разделенная полированной столешницей, но чувствовала его так близко, будто он касался меня. Каждый его взгляд прожигал меня насквозь. Мы обсуждали бюджет – сухие цифры, сметы, прогнозы. Но под этими деловыми терминами бушевала настоящая буря.

- Я не вижу ни одной логичной причины увеличивать бюджет на двадцать процентов, - его голос был холодным и острым, как лезвие.

Он смотрел на мой отчет, но я знала – это удар по мне лично.

- Это выглядит как безответственная трата средств. Или у тебя есть особое пристрастие к расточительству?

Последняя фраза повисла в воздухе откровенным оскорблением. Я чувствовала, как горит лицо. Я жила этой кампанией, этими расчетами, я знала каждый ее шаг. И он смел называть это расточительством?

- Это не расточительство, - мой голос задрожал, я встала, с силой упершись ладонями в стол. – Это стратегическая инвестиция! Или вы, как всегда, не способны видеть дальше сиюминутной выгоды и чужих сплетен?

В зале воцарилась мертвая тишина. Даже Алексей, вечно улыбающийся, замер с открытым ртом. Все застыли, боясь пошевелиться.

Марк медленно поднял на меня глаза. Исчезла вся деловая маска. В его взгляде была только голая, первобытная ярость. И под ней – то самое темное, знакомое пламя, от которого у меня перехватывало дыхание.

- Все. Вон, - он произнес это почти шепотом, но каждое слово прозвучало как выстрел. – Все, кроме Виктории.

Никто не двинулся с места, парализованный страхом и непониманием.

- Я СКАЗАЛ, ВЫЙДИТЕ! – его рев, низкий и яростный, заставил содрогнуться стеклянные стены.

Послышался грохот отодвигаемых стульев. Все заспешили к выходу, не поднимая глаз. Дверь захлопнулась с оглушительным стуком. Мы остались одни в огромной, внезапно оглушительно тихой комнате. Воздух был густым и тяжелым, словно заряженным перед грозой.

Он сидел, впившись пальцами в подлокотники кресла так, что кожа на них побелела. Его плечи были напряжены, грудь тяжело вздымалась. Он был великолепен в своей необузданной ярости. Дикий, неконтролируемый, опасный. И в этот миг я поняла – я больше не могу. Не могу терпеть эти бесконечные словесные дуэли. Это притворство, эту войну, которая лишь маскирует другое, более древнее и сильное чувство, пожирающее меня изнутри.

Вся моя ярость, все отчаяние и давно забытая, дикая смелость поднялись во мне единой волной. Я не буду ждать его хода. Не буду подчиняться его правилам.

Медленно, не отрывая от него взгляда, полного вызова, я обошла стол. Каждый шаг отдавался гулким эхом в тишине. Я остановилась вплотную к нему, так, что мои колени почти касались его ног.

- Ну что? Успокоился? – мой голос прозвучал хрипло, почти шепотом.

Он смотрел на меня, дыша через нос, как загнанный зверь. Глаза пылали.

- Нет. И не собираюсь.

- Я знаю, как тебя успокоить, - прошептала я.

Я не стала ждать его ответа, его насмешки, его гнева. Мои пальцы, дрожащие от адреналина и решимости, потянулись к пуговицам на моей шелковой блузке. Первая пуговица расстегнулась с тихим щелчком. Вторая. Я не сводила с него глаз, бросая немой вызов. Его взгляд прилип к моим рукам, к полоске обнажающейся кожи между половинками блузки. Я видела, как сжались его челюсти. Третья пуговица. Четвертая. Шелк мягко соскользнул с моих плеч, и я сбросила блузку на пол. Она легла бесформенным шелковым облаком у его ног.

Я стояла перед ним в одном кружевном бюстгальтере, чувствуя, как холодный воздух касается обнаженной кожи, как бешено стучит сердце, готовое вырваться из груди. Стыд? Его не было. Был только вызов. И освобождение.

Он замер. Его ярость сменилась шоком, а затем таким жгучим, таким не скрываемым более желанием, что воздух, казалось, заискрился от его интенсивности.

- Что ты делаешь, Вика? – его голос был глухим, сдавшимся, полным той самой борьбы, что бушевала и во мне.

Я сделала последний шаг, встала между его расставленных ног, так, что наша близость стала невыносимой. Запрокинула голову, глядя на него сверху вниз, на его перекошенное от страсти и гнева лицо.

- Пока ты меня не трахнешь, мы не успокоимся.