Развод по расчету

1

Вернулась в город, который когда-то казался мне центром вселенной, а теперь представляется лишь холодным, безликим фоном для моей разбитой жизни.

Этот рейс из Мюнхена стал кульминацией шести месяцев, проведенных в Германии рядом с уже… бывшим мужем. И год… пронизанный болью, страхом, надеждой и горьким осознанием собственной ошибки.

Помню каждый день в той немецкой клинике, каждый взгляд, каждое прикосновение к его руке, когда он лежал, израненный не только физически, но и душой.

Так и не смог меня простить… Как смириться? Что делать? Просто жить дальше? Не хочу…

Наверное, дело даже не в прощении… Я просто не хочу без него. Слишком поздно поняла это. Хотя знала уже изначально, что притягивает меня к нему невиданной силой.

Такси подъезжает к дому. Сердце сжимается от боли, от воспоминаний, от невыносимой близости к тому, что уже никогда не будет моим.

Вижу окна его квартиры, темные и пустые. Возле его двери вспыхивает безумное желание зайти. Почувствовать запах его духов, хотя бы на миг прикоснуться к тому, что осталось от нашей жизни. Но разум одерживает верх.

Ключ поворачивается в замке. Тишина моей собственной квартиры давит на меня, тяжелая и гнетущая. Бросаю чемодан на пол, сбрасываю ботинки и падаю на диван.

Мягкая обивка, знакомый запах домашнего уюта — все кажется таким чужим… и пустым.

Мой дом рядом с Владом, возле его кровати. Там, на жутко неудобном кресле, но хотя бы в ногах у любимого…

Телефон вибрирует в сумке. Родители… Наверное, Петр уже рассказал моему отцу о том, что произошло. Игнорирую, зарываясь поглубже в подушки.

Не хочу говорить ни с кем. Не хочу слышать их упреки, сочувствие, советы, попытки утешить. Особенно родителей. Если они уже знают об аборте, скорее всего, будет скандал, а я не хочу этого.

Мне просто нужно побыть одной в этой пустоте, в этом одиночестве, которое кажется мне единственным убежищем от боли.

Не знать, как он…

Не знать, что с ним происходит…

Самое ужасное, что может быть. Это усиливает мое и без того невыносимое состояние.

Закрываю глаза, пытаюсь уснуть, но сон не приходит. Только тяжелое, глубокое чувство потери и отчаяния окутывает меня с головой.

Хотя… Ирина осталась там. Наверное, это должно внушать мне спокойствие. С ним остался самый родной человек. Так, он не будет страдать от моего присутствия. Так, возможно, он будет более счастлив и быстрее поправится.

Рука тянется под диван, нащупывает знакомую тяжелую бутылку. Виски.

Мой старый друг, верный соратник в борьбе с бессонницей и тоской. Не спрашивайте, откуда у меня эта нычка. Я и сама уже не помню…

Откупориваю бутылку.

Жжение в горле, резкий вкус, как нож в рану. Слёзы начинают течь непрерывным потоком. Я плачу, не сдерживая себя. От боли, которая, кажется, вот-вот разорвет мою душу.

От запаха именно этого напитка в голову врываются воспоминания, яркие и болезненные.

Влад, его самоуверенная улыбка, его ярко-зеленые глаза… Его руки… Я вспоминаю наши споры, ссоры, манипуляции. Наши последние дни до аборта и до той страшной аварии. Когда я усердно пыталась его отвлечь от подозрений моей беременности своим вниманием.

Тогда… Тогда он, на самом деле, перестал быть холоден. И, возможно, если бы не моя глупость, все бы вышло иначе. Не было бы той аварии. Он был бы здесь. Рядом. Возможно, мы бы сейчас вдвоем распивали его любимый бурбон.

Вспоминаю его лицо, искаженное болью в больнице. Сначала здесь, в Москве. Потом в Мюнхене. Вспоминаю тот страшный день, когда он был мертв почти две минуты. Тогда я и правда умерла вместе с ним. И ожила, когда его откачали.

Помню, как он игнорировал меня в больнице, но я все равно наслаждалась его голосом, когда он смог снова говорить.

И последнее, что я помню… Как он сегодня пытался есть сам левой рукой, лишь бы я не трогала его.

Снова плачу, горькие слезы смешиваются с виски, обжигая лицо.

В полумраке квартиры время течёт медленно, растягиваясь в бесконечность.

Сижу на диване, обнимая почти пустую бутылку, погруженная в свои мысли, в свою боль.

Не хочу никого видеть, ни с кем говорить. Мне тошно. Хочется кричать, биться в истерике, но сил нет ни на что. Нет ни сил, ни желания.

Он просто вышвырнул меня за дверь, и я даже не могу этому помешать. Как и всегда. Я ничего не решаю в этой жизни. И кажется, что я уже привыкла, что мое мнение, мои чувства никогда не учитываются.

Снова делаю глоток. Все плывет. Чувство опьянения не расслабляет, но хотя бы не так больно.

2

Голова раскалывается на части. Солнечный свет, пробивающийся сквозь жалюзи, режет глаза. В горле першит, язык прилип к нёбу.

Остатки виски в бутылке говорят сами за себя. Быстро допиваю, надеясь, что это хоть немного облегчит состояние. Чувствую себя выжатым лимоном.

Да уж...

Выпить больше нечего.

Или есть?

Роюсь по шкафчикам в поисках крепкого. Ни еды, ни выпивки... Конечно, тут никто не жил столько времени, откуда здесь что-то появится?

Включаю телефон. Ох, сколько смс, звонков.

В основном от родителей. Папаша рвет и мечет, наверное.

Сколько я уже здесь?

Дней пять?

«Мирослава, явись в офис немедленно!»

Отправлено позавчера...

Ладно.

Может, пора устроить шоу?

Натягиваю на себя темно-синий спортивный костюм, который хоть немного скрывает мое уже почти прозрачное тело. В магазине беру бутылку Мартини и сажусь за руль.

«Инвестиционные Высоты», я возвращаюсь.

Но ненадолго.

На подземной парковке осушаю с горла живительный напиток и выхожу из машины, прихватывая бутылку с собой.

Сотрудники... в ах*е.

Попроще слова не подобрать.

Делаю поклон знакомым рожам и плыву к лифту.

Слышу разговоры из кабинета отца. Не раздумывая, вхожу, игнорируя все правила приличия и корпоративного этикета.

Удачно.

Отец и Волков-старший здесь.

— Мирослава? — отец вскакивает с кресла, бросая на меня взгляд, полный недоумения и ярости. — Какого черта?

— Что? — поговариваю, стараясь держать равновесие, что удаётся с трудом. — Ты сам меня звал.

Пётр внимательно осматривает меня презрительным взглядом и отворачивается к окну. Кажется, сегодня он более спокоен.

— Какого черта, ты в таком виде? — продолжает истерить отец.

Закатываю глаза, неуклюже падаю на стул.

— Папуль, давай ближе к делу. — протягиваю безразлично. — Я так понимаю, что господин Волков не намерен продолжать сотрудничество?

Волков оборачивается.

— А есть другие предложения?

— Вот видите, как я вовремя... — пожимаю плечами, улыбаясь при этом, и делаю глоток. — Я хочу вернуть свои акции тебе, отец. Не хочу иметь отношение к этому злополучному месту.

— Мирослава, ты понимаешь, что ты несёшь?

— А какая альтернатива? — бросаю нервно. — Тебе явно выгоднее потерять дочь, чем крупного акционера.

Многозначительно смотрю на Петра. Его, кажется, заинтересовало мое заявление.

— Мирослава, — чеканит отец. — Ты ведешь себя неразумно!

Усмехаюсь.

Неразумно...

Как же часто я слышала это слово в свой адрес.

— Вы насильно выдали меня замуж, — бросаю, отпивая глоток. — Насильно развели. И то и то я одинаково не желала. Идите на хер. Мне не нужна ваша сраная компания. Ваш союз всегда был вам важнее, чем собственные дети.

С грохотом ставлю бутылку на стол.

— Вы даже не удосужились ни разу подумать о том, каково нам с Владом, — горько усмехаюсь. — Это всё ваша вина. Вы виноваты в том, что сейчас он прикован к постели!

Хватаю бутылку. Ярость окутывает меня с ног до головы.

А ведь действительно!

Я полгода мучила себя виной за аборт.

Но главная проблема была в отцах. Мы с Владом изначально не должны были быть вместе. А нас свели, как собак на случку, угрожая потерей всего.

— Из-за вас всё это началось, Пётр! — срываюсь на крик. — Вы пришли и заявили о выгодном слиянии. О нашей женитьбе! А ты, отец? Ты, как всегда, заботился только о бизнесе, даже не подумав о том, как мне будет тяжело в браке.

Встаю с кресла, пошатываясь. Опираюсь на край стола руками.

— Я ненавижу вас всех, — цежу сквозь зубы.

Отец подлетает ко мне. Его лицо, полное ярости и презрения, расплывчато мелькает вблизи. Вижу, как он резко замахивается, чтобы ударить меня.

Его рука, тяжелая и быстрая, летит ко мне. Успеваю лишь зажмуриться, ожидая удара. Но его нет.

Открываю глаза.

Передо мной стоит Пётр, его лицо лишено всякого выражения, кроме холодной решительности. Он сжимает отцовскую руку в тисках, словно сломанную ветку.

— Игорь, — произносит спокойно бывший свекр. — ты перегибаешь палку. Это все-таки твоя дочь.

Он держит руку отца крепко, его взгляд полон предостережения. В кабинете повисает тишина, нарушаемая лишь моим сбивчивым дыханием. Смотрю на них обоих, не понимая, что происходит.

— Мирослава, — Пётр поворачивается ко мне, его голос звучит неожиданно мягко. — Тебе лучше уйти.

Отец вырывает свою руку из его хватки и злобно смотрит на меня.

— Да, убирайся! Не хочу тебя видеть!

Отец Влада смотрит на меня внимательно, потом переводит взгляд на отца.

— Но я принимаю ее решение, — строго говорит он. — Если она вернёт тебе долю, то я согласен продолжить сотрудничество.

Неуклюже кланяюсь, едва не свалившись на пол.

— Готовьте документы, — выдавливаю, — Подпишу, и разойдемся, как в море корабли.

Бутылка Мартини, словно единственный верный спутник в этом безумии, повисает на моей руке. Выхожу из кабинета, даже не оглянувшись.

В глазах сотрудников — смесь шока и не скрываемого любопытства. Фыркаю, проходя мимо рядов застывших в немом изумлении коллег.

— Чего пялитесь? — рявкаю я, голос срывается на хрип. — Работы мало, или все здесь гаданиями по гуще занимаются? Возвращайтесь к своим делам, а то на хер всех уволю. Пока могу.

3

Музыка грохочет, тела трутся друг о друга. Воздух густой и липкий от пота и духов. Илона что-то рассказывает, но я почти не слышу, вглядываясь в толпу.

Стоп.

Неужели это…

Дима Соколов, бывший однокурсник, с которым когда-то, в студенчестве, у меня был короткий, бессмысленный роман. Стоит у барной стойки, болтая с каким-то парнем.

Да уж… Нормально он потолстел за это время…

Честно говоря, я не любительница «пивного» пуза. Его раньше не было. Он, типа, следил за собой в те времена.

Я перехватываю взгляд Илоны, и мы обмениваемся молчаливым согласием. Хихикаем, указывая друг другу на Диму, потом притворяемся, что занимаемся чем-то совершенно другим.

Это как раз тот самый мой бывший, который жутко бесил Илону. И когда мы с ним расстались, эта дура подарила мне фаллоимитатор.

Кстати, второй раз хвастаюсь, а про судьбу вибрирующей штуки умалчиваю. Так вот… Я принесла его обратно в квартиру Илоны и, пока она не видела, закинула его на шкаф в ее спальне.

Прикол в том, что прошло уже… года три, наверное, а эта обезьяна до сих пор его не обнаружила.

Дима замечает нас. Его глаза останавливаются на мне. Улыбка становится шире. Он прокладывает себе дорогу сквозь толпу, направляется к нашему столику.

— Мира! Лона! — Он присаживается, заказывая что-то у официанта. — Как дела? Не ожидал вас здесь увидеть.

— Миралона, — усмехается подруга, присасываясь к трубочке.

— Привет, — отвечаю я, стараясь придать своему голосу беззаботный тон. — Всё в порядке. Вот решили отдохнуть.

— Давно не виделись, — говорит он, взглянув на меня с пристальным интересом. — Слышал, ты вышла замуж за кого-то бизнесмена. И о… трагедии.

Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Вот оно. То, что мне придется ещё долго избегать.

— Уже развелись, — отвечаю холодно.

— Извини, — сразу говорит он. — Не знал.

Илона протягивает мне коктейль. Делаю глоток, и кажется, что всё вокруг становится немного размытым.

— Ну да, — говорю, стараясь выдержать его взгляд. — В прессу ещё не просочилась эта грандиозная новость.

Дима улыбается, но в его глазах я вижу что-то более сложное, чем просто интерес. Быть может, немного жалости?

Пошел ты!

— Помню, как мы вместе готовились к экзаменам по макроэкономике, — говорит он внезапно. — Ты тогда так упорно гнала на «отлично». Как у тебя дела в компании отца?

— Всё в порядке, — отвечаю равнодушно. — Я сегодня официально стала безработной, как и наша Илонка-тунеядка.

Илона весело толкает меня в бок.

— Помнишь, как мы… — он начинает что-то рассказывать про нашу студенческую жизнь, но я резко перебиваю его.

— Дима. Не будем вспоминать.

Блин, ну реально стыдно вспомнить… Учитывая, что я с ним встречалась. Только Илона помнит, что в те годы он был симпатичнее, чем сейчас.

А если кто-нибудь из посторонних услышит?

Позор будет.

Этот пухлый кабанчик совсем не в моем вкусе.

Он смотрит на меня с удивлением, затем молчит, в его глазах мелькает растерянность. Мы молчим еще несколько минут, попивая коктейли.

Илона разгоняет напряжение, предлагает потанцевать, и я, отбросив напускное безразличие, иду с ней на танцпол. Дима тоже следует за нами.

Всё нормально. Просто оторвемся, как в студенчестве. Много водки, много танцев и дебильные поступки.

Музыка пульсирует в груди, басы вибрируют в костях. Тело само собой движется, подчиняясь ритму, забывая о боли, о пустоте, о жизни.

Илона, смеясь, кружится рядом, её волосы развеваются как пламя. Пью, не замечая вкуса, лишь чувствуя, как обжигающая жидкость скользит по горлу, оставляя за собой приятное тепло.

Один коктейль, второй, третий… Мир вокруг расплывается, краски становятся ярче, звуки громче.

А Димас, оказывается, неплохой танцор.

Он подхватывает меня, кружит, наши тела соприкасаются, и я не чувствую отторжения, только лёгкое головокружение от алкоголя и ритма.

Ну всё, пошла душа в рай…

Смех смешивается с музыкой, образуя какофонию, в которой я нахожу странное умиротворение. Разговоры теряют смысл, слова превращаются в поток звуков, который я воспринимаю как фон к танцу.

Отдаюсь движению, позволяю телу вести себя, забывая о прошлом, о будущем, о том, что меня ждёт завтра. Только сейчас, в этом водовороте музыки и света, я чувствую себя свободной, легкой, как будто все мои проблемы растворились в воздухе, как дым от сигареты, выкуренной ещё несколько часов назад.

Здесь, на танцполе, в этом калейдоскопе огней и звуков, я просто живу. Просто танцую. Просто пью. Просто глушу боль…

4

Свет режет глаза, как осколки стекла. Я пытаюсь открыть их, но каждый миг — это пытка.

Где я?

Последнее, что я помню — танцы, музыка, алкоголь... Затем — темнота. Постепенно сквозь туман в голове проступают смутные образы: Дима... Илона… Какие-то друзья Димы… Или просто посторонние ребята?

Я приподнимаюсь, и мое тело пронзает резкая боль.

А ещё я голая. В полном смысле слова. Паника подступает к горлу, сжимая его в холодном объятии.

Комната незнакомая, но довольно приятная: стильная, с большими окнами, сквозь которые пробивается солнечный свет. Это спальня.

Чья?

Встаю, шатаясь, и обхожу спальню в поисках своих вещей. Нахожу только толстовку и натягиваю ее, чтобы хоть немного прикрыться. Иду к двери.

В зале на полу, свернувшись калачиком, спит Илона. Она в своем платье, волосы распущены по полу, рука лежит на диване. Вид у нее потрясающий. Я не могу удержаться от смеха. Картинка прямо из дешевого фильма: две пьяные девушки в незнакомой квартире.

— Илона, — пинаю её легко ногой. — Ло, подъём!

Она мычит что-то несвязное, прижимаясь к полу. Я повторяю свою просьбу погромче. Наконец, она приоткрывает глаза, смотрит на меня с тупым удивлением, а потом вскрикивает.

— Мирослава! Твою мать! Где мы?

— В незнакомой квартире, — отвечаю я, стараясь сдержать смех. — Рассказывай, где мы оказались и почему я голая?

— А... — Илона потирает глаза, пытается вспомнить что-то. — Мы... Мы вчера... К Диме поехали.

— К Диме? – переспрашиваю я, и внутри что-то сжимается. Не удовольствие, а скорее некое замешательство.

— Да, — Илона кивает. — После клуба. Все втроём. Ты, я и... Дима.

Она показывает на кухню. На столе стоит несколько пустых бутылок абсента. Голова болит ещё сильнее. Беру недопитую бутылку и осушаю остатки. Протягиваю Илоне, она морщится, отказываясь.

— А где сам Дима? — спрашиваю я, снова делая глоток и падая на диван.

Илона с усилием садится рядом.

— Да откуда я знаю? — бросает она, недовольно оттирая грязное платье.

Весело откидываюсь на спинку дивана.

— Класс, как в лучшие студенческие годы! Мне больше интересно, где моя остальная одежда... Трусы, хотя бы...

Неожиданно за спиной слышится знакомый голос:

— Ты свои трусы вчера бармену отдала.

Оборачиваюсь и вижу своего бывшего. Он вышел из душа и выглядит бодрым, как будто и не пил с нами вчера. Так… ну если, я пьяная не увидела в нем сексуального красавчика, то трезвая тем более не вижу.

Илона заливается хриплым смехом.

— Точно, я помню, — говорит она. — Ты их в туалете сняла и притащила ему, в знак благодарности, вместо чаевых.

Бью рукой по лбу. Бедный парень, наверное, психическую травму после этого заработал.

Дима протягивает мне мои штаны. Быстро натягиваю их, стараясь не засветить голый зад.

— Димас, че за фигня? Надеюсь, мы не трахались? — спрашиваю усмехаясь.

— Не-а, — ржёт он. — Но ты очень хотела.

Морщусь.

— Врешь.

— Вру, — кивает.

Улыбаясь, откидывается на спинку стула.

— Нет, Мирослава, мы не… — он запинается, подбирая слова, — Мы просто пили, танцевали… Ты была… немного не в себе.

— Это я заметила, — бурчу я, рассматривая свои помятые штаны.

— А я? — спрашивает Илона.

— Ты тоже была не в лучшем состоянии, — говорит Дима, — Но ты хотя бы одета.

— Здорово, конечно, — язвительно отмечаю, — Чудесное проявление мужской солидарности.

— Я честно не знаю, почему ты разделась, — пожимает плечами парень, — Ты ушла в спальню раньше нас.

Я вздыхаю. Должно быть стыдно... А мне не стыдно... Мне весело. Первый раз за огромное количество времени, мне просто весело и абсолютно все равно.

— Есть ещё что-нибудь выпить? — спрашиваю у хозяина квартиры.

— Мира, может, хватит? — останавливает меня Илона, — Ты уже шестой день пьешь. Ты хоть, что-нибудь ела за это время?

Странно, но моя подруга начинает меня раздражать.

— Илона, с каких пор ты такая правильная стала? — нервно бросаю я. — Мы с тобой каждые выходные зависали в клубах, а сейчас ты ведёшь себя как зануда.

Илона явно хочет что-то ответить, но поджимает губы. Вот и нечего! Я сама прекрасно разберусь.

Дима встревает в разговор:

— Девчонки, не ссорьтесь. У меня есть пиво, будешь?

Положительно киваю. Затем, меня как током прошибает.

— А где моя машина!? — выкрикиваю в ужасе.

— Да на ней мы приехали, пьянчуга, — недовольно произносит Илона, потирая виски. — Тут во дворе стоит.

Дима кивает. Я немного успокаиваюсь и жду обещанный пивасик.

Он разливает в два стакана. Беру свой, делаю большой глоток, холодящий горло. Ох… холодненькое, газированное…

Илона всё ещё смотрит на меня с осуждением, но молчит. Тишина повисает в воздухе, прерываемая лишь шипением в стаканах.

— Спасибо, Димасик, — говорю я, ставя стакан на стол. — Ну, рассказывай. Чем занимаешься после института? Сколько мы с тобой не виделись? Года два?

Дима смеётся. А Илона сдерживает улыбку.

— Мира, он нам всё это вчера рассказывал, — говорит подруга.

— Я ничего не помню. Чего вы от меня хотите? — бурчу. — Расскажи ещё раз, пока я снова не напилась.

Дима, кажется, рад возможности снова рассказать о себе. Он начинает с энтузиазмом, описывая свой небольшой, но успешный бизнес по разработке мобильных приложений. Рассказывает о новых проектах, о трудностях и радостях предпринимательства, жестикулируя и смеясь.

Я слушаю, делая вид, что внимательно слежу за его рассказом, но мысли мои витают где-то далеко, цепляясь за обрывки прошлого.

5

Неделя. Две. Три. Время растекается бесформенной лужей, растворяясь в тумане алкогольного забытья. Моя квартира превратилась в мрачное убежище. Пустые бутылки — единственные свидетели моего существования.

Телефон завален пропущенными звонками от Илоны, матери и отца. Я игнорирую все попытки связаться со мной. Никому не открываю двери, только кричу, что мне нужно время.

Еда — это полуфабрикаты из ближайшего супермаркета, которые доставляет курьер.

Почти не выхожу из квартиры, задергиваю шторы, чтобы скрыть себя от мира. Мир — это нечто лишнее, нечто, что мне сейчас не нужно.

Дни сливаются в однородную массу — алкоголь, туманные обрывки снов, в которых Влад то улыбается, то истекает кровью.

Моя память начинает подводить: я путаю дни, события, людей. Кажется, что я живу в каком-то сюрреалистическом кошмаре, из которого нет выхода.

Телефон начинает вибрировать в моих руках. Я вздрагиваю, но не сразу отвечаю. Смотрю на экран, сердце бешено колотится. Это он? Нет, это не он. Это просто незнакомый номер. Долго смотрю на экран, прежде чем ответить.

— Да? — мой голос звучит хрипло и тихо.

— Привет, — слышу знакомый голос, который заставляет меня замереть. — Как ты?

Я молчу, не зная, что сказать.

— Все еще пьешь? — продолжает он, слышу в голосе усмешку.

— А что еще остается? — отвечаю, пытаясь скрыть свою боль.

— Может, стоит прекратить? — предлагает. — Ты же понимаешь, что это к хорошему не приведет.

Я закрываю глаза, представляя, как он мог бы сейчас сидеть рядом со мной, обнимать меня, говорить эти слова с теплотой и заботой. Но это всего лишь голос в трубке.

— Попробуй, — снова говорит он. — Я знаю, что ты сильная. Ты справишься.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю, наконец.

— Потому что я всегда это знал, — отвечает он. — И потому что я верю в тебя. Я всегда буду рядом, если тебе понадобится.

НЕТ!

Открываю глаза с душераздирающим криком.

Нет! Нет! Нет!

Не будешь! Не будешь рядом.

Ты… вычеркнул меня!

Утопил!

Уничтожил!

Я больше не понимаю, где сон, а где явь.

Волков повсюду.

Сидит в кресле, смотрит на меня своими пристальными глазами.

Стоит в дверном проеме, окровавленный и злой.

Он шепчет мне на ухо слова, полные ненависти и презрения.

Я пытаюсь убежать от него, спрятаться, но он всегда находит меня.

Он — мое проклятие, мой персональный демон, пришедший, чтобы свести меня с ума.

Сегодня утром или это было вчера?

Время окончательно потеряло свой смысл.

Просыпаюсь на полу, рядом с пустой бутылкой водки. Голова раскалывается, во рту пересохло, в теле — слабость и тошнота. Встаю, шатаясь, и иду на кухню.

Включаю чайник, достаю из холодильника лимон. Завариваю чай. Пью маленькими глотками, пытаясь хоть немного прийти в себя. В голове роятся мысли, одна страшнее другой.

Что мне делать?

Как избавиться от этих кошмаров?

Или хотя бы как перестать пить?

Реальность окончательно теряет свои очертания. Я больше не знаю, где заканчивается кошмар и начинается день.

Или это все еще ночь?

Он протягивает руку и нежно касается моего лица. Я чувствую его прикосновение, теплое и успокаивающее. Морской бриз треплет мои волосы. А Волков щурится с ухмылкой от закатного солнца. Позволяю утонуть в его объятиях.

Но затем снова открываю глаза. Одна, в пустой квартире, окруженная призраками прошлого. Сердце колотится, дыхание сбивается. Смотрю на пустые бутылки на полу и чувствую отвращение к себе.

Знаю, что разрушаю себя. Но не знаю, как остановиться. Не знаю, что дальше делать, если ничего не хочется.

Разве возможно такое? Разве можно было так сильно полюбить кого-то, чтобы самовольно сходить с ума? Все же было совсем иначе. Я ненавидела его. Как так получилось, что теперь я зависима? Как избавиться от этого?

Я всеми силами избегала привязанностей, потому что знала, что это больно, но всё-таки попала в эту ловушку. Отдала свою волю человеку, которого знала буквально несколько месяцев.

Причем не сама, а просто так получилось. Просто накрыло в один момент. Ещё до свадьбы. Но продолжала сопротивляться. Хоть и тянуло к нему, как магнитом. Понимаю, что это что-то ненормальное, но душа продолжает болеть.

6

На четвертую неделю меня вырывает из этого алкогольного ада резкий звонок в дверь.

Медленно, с усилием, поднимаюсь с кровати, оставляя на ней след мятого постельного белья и пустой бутылки из-под чего-то…

Зачем этикетку оторвала?

Через глазок вижу Илону. Ее лицо, обычно сияющее оптимизмом, сейчас выглядит обеспокоенным. Я игнорировала ее очень долго. Даже пару раз послала куда подальше.

На мгновение колеблюсь, но затем, с глухим стоном, отпираю дверь.

Илона врывается в квартиру, как вихрь.

— Ну сколько можно!? — она бросается ко мне, ее глаза полны слез. — Ты выглядишь ужасно!

Отворачиваюсь, пряча лицо в волосах. Запах её духов — легкий, цветочный — резко контрастирует с затхлым ароматом застоявшегося алкоголя и табачного дыма, пропитавшим мою квартиру.

— Уйди, Илона, — шепчу я, голос хриплый и слабый. — Я же сказала, оставь меня в покое.

— Не уйду! — Илона твердо ставит сумку на пол. — Ты уже месяц не выходишь из дома! Твой отец в ярости... Мать тоже плачет. Звонит мне постоянно, беспокоится. Говорит, что попасть к тебе не может. Сколько это будет продолжаться, Мира?

Она подходит ближе, осторожно касаясь моей руки. Ее прикосновение — нежное и тёплое — вызывает во мне странную смесь раздражения и… чего-то еще. Тоски, что ли?

— Да плевать мне на всех, — шиплю я, отдергивая руку. — Пусть хоть сдохнут. Мне всё равно.

Сажусь на диван, хватая с журнального столика стакан с каким-то разноцветным месивом. Это я, видимо, играла в бармена.

Твою мать! Выплевываю противную кисло-сладкую жижу обратно в стакан.

— Не говори так, — Илона садится рядом, обнимая меня за плечи. Ее руки слабенькие, худые, но уверенные. Они словно пытаются прорваться сквозь стену моего отчаяния. — Ты не должна быть одна. Я ни за что не брошу тебя. Можешь снова посылать меня. Хоть убей — не уйду.

Впервые за долгое время чувствую какое-то тепло. Что-то помимо холода отчаяния и липкого ощущения вины. Слёзы наворачиваются на глаза, но я сдерживаюсь, не желая показывать свою слабость.

— Мне нужно выпить, — бормочу я, глядя на свои трясущиеся руки. — Мне обязательно нужно выпить.

Илона вздыхает.

— Мира, нет. Сегодня не будем пить. Пожалуйста. Я принесла тебе суп. Твой любимый, по рецепту моей мамы…

Она достает из сумки огромный контейнер с едой. Аромат просачивается в гостиную, уничтожая тошнотворный перегар. Желудок сжимается моментально. Даже не помню, когда я ела последний раз.

Слежу за ее действиями, опустив плечи. Меня реально колбасит. Невыносимо. Злость накатывает волнами, но я пытаюсь сдержаться. Не могу сорваться на нее. Снова.

Она единственная, кто не пытается меня ни к чему принудить. Хочет только помочь. Я же и это рискую потерять. Последнего человека, который любит меня безвозмездно и искренне.

— Ешь, — приказывает подруга, протягивая мне ложку, которую пыталась отмыть пару минут на засранной кухне.

Нехотя беру прибор из ее рук. Ковыряюсь в ароматном "живительном эликсире", не решаясь попробовать. И есть охота, и тошнит одновременно.

Все же зачерпываю бульон и отправляю в рот. Жидкость обжигает пищевод, как будто организм забыл, что такое горячая еда.

Суп заходит легко, как дети в школу. Не замечаю, как съедаю полтарелки. Расслабленно откидываюсь на спинку дивана.

— Спасибо, — шепчу подруге, прикрывая глаза.

— Мира, — начинает она неуверенно, оглядываясь на дверь. — Тут такое дело...

Не люблю такие фразы. Приподнимаю бровь, ожидая подвох. Илона явно тушуется.

— Твоя мама... — начинает она тихо. — Она нашла хорошего психиатра... И едет сюда...

Молчание повисло в воздухе. Слова Илоны ударили по мне, как кувалдой. Мама… Психиатр…

Я стискиваю зубы, чувствуя, как знакомая волна ярости подкатывает к горлу. Я не готова к этому. Ни к маме, ни к психиатру. Я хочу остаться одна, в своем алкогольном тумане, где всё приглушенно, где нет боли, нет ответственности, нет… Его.

— Нет, — говорю резко, отталкивая от себя ложку. Суп, который ещё минуту назад казался невероятно вкусным, вдруг стал противен. — Не нужно никаких психиатров. Я сама разберусь.

Илона смотрит на меня с беспокойством, но не спорит. Она знает, что сейчас любая попытка возразить только ухудшит ситуацию. Тишина снова наполняет комнату, тяжелая и давящая. Чувствую, как напряжение нарастает во мне, как пружина, готовая сорваться.

— Я устала бороться, — продолжаю, не отводя взгляда от своих рук. — Устала от всего. От Волковых, от отца, от этого проклятого бизнеса, от самой себя. Хочу просто… исчезнуть.

Знаю, что это неправда. Я не исчезнуть хочу. Я хочу, чтобы Влад вернулся. Чтобы боль прошла. Хочу снова чувствовать себя живой. Но признаться в этом другим — стыдно. Хоть Илона и в курсе всего, да и остальные тоже все понимают. Я сломлена. По-настоящему. Сама не справлюсь. Знаю, что не справлюсь.

— Я не дам тебе подохнуть из-за какого-то ублюдка, — говорит Илона тихо. Ее голос твердый, полный уверенности, которая так контрастирует с моей слабостью. — Я молчала. Все время молчала. Когда узнала, как он с тобой поступал, хотела лично ему глаза выцарапать, но он сам себя наказал. Значит, так и должно быть, слышишь?

Она чуть повышает голос, и я даже немного опешиваю от ее злости.

— Не хотела тебе говорить ничего, — продолжает она. — Видела, как ты с ума сходишь от страха за его жизнь, но сейчас я могу сказать. Он — нахер тебе не нужен. Мы с тобой замечательно жили до всей этой истории и будем жить дальше. Пока ты обратно в себя не придёшь. Посмотри на себя! Кем ты стала? Размазня.