Развод. Подари нам Жизнь

*

Глава 1

Евгения

– Евгения Ивановна, добрый день, вас беспокоит Скворцова, старший воспитатель детского сада…

Стоит услышать сухой голос в трубке, как у меня сердце сжимается. Ощущение надвигающейся беды вымораживает, и я сразу же подрываюсь с вопросом:

– Что с Леной?! Что с моей доченькой?!

– Вашей дочке стало плохо, мы вызвали скорую. Вам нужно срочно приехать. Без вас ребенка не госпитализируют.

Ровный голос женщины лишен хоть какого-то оттенка чувств, а у меня от ее слов все перед глазами темнеет.

– Что?! Я… я сейчас… я уже еду!

Выговариваю, теряя себя, вскакиваю, цепляю сумку, хватаю пальто и мчу вперед.

– Женя… ты куда?! Что случилось?! – кричит мне вслед коллега.

– Лика! Объясни все начальнице! Моей доченьке… Лене плохо стало… я… мне нужно срочно бежать в сад…

– Боже… не беспокойся! Все решу с Гавриловной!

– Спасибо!

Бегу к лифту, жму на кнопку вызова.

Сколько раз я ее нажимаю?!

Не знаю.

Только кажется, что чертов лифт застрял! Время тянется как резина, и я просто тыкаю еще несколько раз пальцем, но… в итоге просто срываюсь с места и бегу к лестнице.

Я спускаюсь неуклюже, просто слетаю, перепрыгиваю, чуть не падаю на ступеньках. Перед глазами пелена, стук сердца в висках.

Вашей дочке стало плохо…

Сердце сжимается. Оно будто биться забывает. Запыхавшись, я вылетаю из здания, где расположен офис нашей маленькой компании, мокрый снег сразу же ударяет в лицо – наотмашь, болезненно.

Слякоть и непогода ранней весны сразу же проскальзывают под незастегнутое пальто, вода из лужи обрызгивает колготки.

Не помня себя, я лечу к остановке, где обычно жду автобус, вспоминая, что там почти всегда дежурят таксисты.

Просто цепляю первую попавшуюся машину и залетаю внутрь.

– Детский сад «Ласточка», – выпаливаю адрес, – умоляю вас, только быстро… прошу…

– Превышать не буду. Штраф в пять тысяч платить неохота, – спокойно отвечает водитель, а затем бросает взгляд в зеркало заднего вида.

– Что случилось девушка? – спрашивает усатый мужчина. – На вас лица нет…

– У меня ребенку плохо стало в садике…

– Ай-яй-яй… – выдает нараспев с акцентом и выруливает, затем прибавляет газу, а я выхватываю трясущимися пальцами телефон и звоню Василию

Муж не отвечает, а я все названиваю ему… пока не сбрасывает!

Сбрасывает!

Прикрываю веки. Жмурюсь. Пытаюсь затолкать панику глубоко внутрь себя, но…

Так страшно становится. Так непреодолимо страшно. Закусываю губу. Смотрю вперед, все хочется попросить, чтобы упитанный таксист поднажал, но я понимаю, что это уже будет слишком.

В конце концов, мне нужно добраться до моего ребенка живой… а при такой плохой видимости можно и в аварию попасть.

Дождь усиливается, в какой-то момент превращаясь в непроглядный ливень, а я вновь названиваю мужу. И вновь его телефон не отвечает.

– Вася, ну возьми же трубку… возьми…

Выговариваю в никуда, но, разумеется, звонок остается без ответа, а затем и вовсе голос робота оповещает о том, что телефон абонента либо выключен, либо вне зоны связи…

– Доехали, девушка!

Наконец таксист выруливает и останавливается у садика моей девочки. Вижу карету скорой помощи, и сердце мое кровью обливается.

Боль нестерпимая. Страх. Паника.

– Боже… пусть все будет хорошо… пусть все будет хорошо… пожалуйста…

Шепчу как мантру, а у самой сердце буквально разрывается в груди.

– Девушка… я вам могу чем-то помочь?.. – раздается голос с явным южным акцентом, но я даже ответить ничего не могу, лишь бросаю взгляд на мужчину, цепляю из кошелька купюру и не глядя пихаю водителю такси.

– Девушка, тут многовато будет…

Кричит он мне вслед, но я уже не слышу, вылетаю из машины и бегу к воротам, никак не могу найти карту-пропуск, затем наконец выхватываю ее, чуть не выронив все содержимое сумки.

Не помня себя, я прорываюсь в сад и взлетаю на второй этаж, где расположена группа Леночки.

– Я тут… я здесь…

Выговариваю задыхаясь, влетаю в группу и каменею, когда малышку свою вижу в окружении людей в медицинской форме. Рвусь к ней, но меня останавливает женщина в голубом костюме, ловит меня и не дает пройти вперед.

– Вы мама? – оборачивается ко мне врач с уставшим лицом.

– Да… я… мама…

– Распишитесь, – сует мне какую-то бумагу, и я на автомате ставлю росчерк.

– Поехали.

Мою дочку укладывают на носилки, а я… я наконец до нее дорываюсь, ловлю ее крохотную ручку.

– Леночка… Лена… мама тут… Я тут, звездочка моя… Лисичка…

Зову свою девочку, глажу ее рыженькие волосики, замечаю повязку, опоясывающую лоб.

– Мамочка… – отвечает малышка и ловит мою руку холодными пальчиками.

Пытаюсь дозваться, до людей, которые окружают нас.

– Что с ней?! Что с дочкой?!

Обращаюсь ко всем, и мне кажется, что я кричу, но на самом деле из горла вылетает лишь сдавленный всхлип.

– Успокойтесь, Евгения Ивановна, – слышу голос все той же сухопарой Скворцовой, которая возникает передо мной, – Лена упала и ударилась…

– Упала?! – переспрашиваю.

– Да. Отойдем?

Вроде и вопрос задает, а сама разворачивается и вперед идет, я же за главной воспитательницей шагаю и чувствую, как тревога только лишь усиливается, не отпускает, пульсирует напряжением в каждом позвонке.

– Она бегала? Ее случайно толкнули?

Перебираю варианты, глядя в серые глаза Скворцовой, которая лишь качает головой.

– Как вам известно, у нас в группах недавно были установлены камеры.

Киваю неопределенно. Ничего понять не могу. Почему стою тут и разговариваю с этой женщиной, когда мне с дочкой в больницу ехать нужно?

– Я не понимаю, зачем мне эта информация, – наконец озвучиваю свои мысли, а сама на Леночку смотрю, рыженькие волосы моей лисички разметались по носилкам, а ее тонкое личико совсем бледное.

– Суть в том, Евгения Ивановна, – вновь холодно выговаривает Скворцова, – что вашу дочь никто не толкал.

Глава 2

Меня будто холодом обдает, хочется высказать чопорной женщине все, что чувствую сейчас, но тоненький голосок моей девочки останавливает. Она тихонечко произносит:

– Мама…

– Иду, Лисенок, – отвечаю ей и улыбаюсь, ловлю взгляд дочки, затем разворачиваюсь и смотрю в холодные ледяные глаза главной воспитательницы и просто киваю.

Одними глазами даю понять, что я так просто это дело не оставлю.

Возвращаюсь к врачам и иду рядом с дочкой, пока ее на носилках переносят.

– Мамочка…

– Все хорошо, Лисенок мой… – говорю доченьке своей и за руку ее беру, поддерживаю. Как в тумане все. Не понимаю, как оказываюсь в больнице.

Дочке все анализы какие-то делают, кровь берут и ничего толком не говорят, а я чувствую, как меня потряхивать начинает, вновь и вновь набираю Васю, но его телефон молчит, тогда выдыхаю тяжко и свекрови звоню.

Долгие гудки. Ожидание. Облокачиваюсь о подоконник и на улицу смотрю, пытаюсь не расклеиться. Наконец свекровь отвечает.

– Тамара Алексеевна, я не могу до Васи дозвониться. Он трубку не берет, – сразу же выпаливаю, сжимая пальцами телефон сильнее.

– Не берет, значит, неудобно ему сейчас разговаривать!

Голос свекрови напряжен. Мы с ней вообще не очень ладим. Есть причины, но я всегда старалась быть с этой женщиной доброжелательной и не замечать многого, принимала, что в семейной жизни всякое может быть и нужно всегда решать конфликтные ситуации беседой, но в последнее время свекровь стала невыносимой, особенно когда Вася, напившись, ей случайно сболтнул нашу тайну…

После этого Тамара Алексеевна и дня не упускает, стараясь уколоть побольнее и высказать свое недовольство. Начинается все с мелочей, но эти «мелочи», подобно воде в прогнившем неисправном кране, капают и капают, стачивая последние нервы.

Прикрываю веки и выдыхаю. В принципе, с того момента, как свекровь узнала некоторые вещи, ничего особо не изменилось.

Эта женщина изначально восприняла меня как соперницу. Не знаю. Я пыталась расположить ее к себе, всячески поддерживала, старалась стать если не дочерью, то хотя бы хорошей женой ее сыну, но… что бы я ни делала, всегда было место для придирок.

Борщ неправильно варю, солянка недосолена, а компот несладкий. Я пыталась перенимать ее опыт, старалась радовать гостеприимством, но спустя некоторое время поняла: что бы я ни делала – я всегда буду недостойна ее Васечки просто потому, что не родилась в столице и не была из интеллигентной семьи в седьмом поколении, хотя и древо Тамары Алексеевны очень далеко от идеала.

Когда наконец, спустя много неудач и отчаяния, родилась Леночка, ситуация лишь обострилась. Я думала, что внучка смягчит сердце моей свекрови и она будет относиться к ребенку иначе, но после рождения дочки недолюбливать свекровь нас стала еще больше, а в последнее время ее негатив зашкаливать начал.

После того как Василий проговорился, рассказал…

Выдыхаю. Прикрываю глаза и собираюсь с духом.

Все понимаю, но, несмотря на все вышеперечисленное, больше нет у меня человека, которому позвонить могу, чтобы хоть как-то с мужем связаться.

– Тамара Алексеевна, мы с Леной в больнице! Она упала в садике!

– Все дети падают, – опять совершенно равнодушный ответ, – у тебя дочка вообще слишком активная, диагноз даже для этого имеется – гиперактивность, вот.

Прикрываю веки. Перед мысленным взором лицо свекрови проскальзывает, которая сейчас явно лоб свой нахмурила, слово «умное» вспоминая, дабы применить совсем не к месту, так как у Леночки никогда ничего подобного не было.

– Если вдруг удастся связаться с Васей, вы передайте ему, что мы в городской первой, Лену на анализы забрали…

– Хорошо, – отвечает скупо свекровь и отключается.

Я же с горечью глаза прикрываю. Никакого сочувствия в голосе, ни-че-го…

Одна я в самый трудный час… одна…

Минуты превращаются в часы, и кажется, что время застыло, уже за окном темнеет, а я все стою в коридоре и смотрю на фонарь, который темноту развеивает, и понимаю, что в моей жизни только Леночка есть. Лисичка моя. Единственный рыженький лучик света.

Как она появилась, так и поняла я, что это счастье, когда глазки открывает маленький комочек и смотрит на мир сквозь хрустальную чистоту голубых озер.

Моя девочка – все для меня.

Смысл жизни – сама жизнь…

Телефон звонит, и я подрываюсь с места. Кажется, что это Вася. Что миллион пропущенных моих увидел, но… на экране только имя коллеги высвечивается.

– Ну как Лисенок твой, Женька? – обеспокоенный голос Лики заставляет меня всхлипнуть.

– Ее на анализы увезли. Я… не знаю… мне ничего пока не говорят…

– Хочешь, я приеду? – спрашивает сердобольная Лика.

– Нет, Лика, но спасибо…

– На связи! – отвечает подруга.

И опять время течет, а я уже себя до предела накручиваю. Как в кабинет врача попадаю… не помню. Просто нахожу себя в кресле перед широким столом.

– Скажите, у вас есть какие-то наследственные или хронические заболевания? – спрашивает меня седовласый врач в белоснежном халате.

– Есть небольшие проблемы с печенью, – отвечаю тихо, а сама мысленно со своей Лисичкой нахожусь, которую в палате оставила.

– Понятно. Значит, противопоказания имеются, а у отца малышки?

– Что?

– У отца Лены есть какие-то наследственные или хронические заболевания?

Этот вопрос бьет наотмашь, я теряюсь. Не знаю, что именно сказать.

– Евгения Ивановна, я спрашиваю, со стороны отца девочки есть какие-то заболевания?

Врач явно теряет терпение, так как ему приходится повторять один и тот же вопрос уже в который раз, я же прикусываю губу и смотрю в упитанное, идеально выбритое лицо человека, взявшегося лечить Леночку.

– Нет… не знаю… – наконец выдаю сухими губами.

– Поясните, – хмурится врач, – я вопросы не просто так задаю. Вы в разводе? Где ваш муж?

А мне нечего ответить. Я не знаю, почему Василий отключил телефон и не отвечает, но… доктор спрашивает меня о биологическом отце Леночки.

Глава 3

Слова врача оглушают. Я дышать не могу. Смотрю на Семена Витальевича и понимаю, что воздух заканчивается.

Явно считывая то, что со мной прямо сейчас происходит, доктор встает, отходит к кулеру и возвращается ко мне.

– Пейте, Евгения Ивановна.

Вкладывает в мои дрожащие пальцы одноразовый стаканчик, и я пью воду, постепенно понимая, что чернота перед глазами рассеивается.

– Вам нужно успокоиться. Принять ситуацию.

– Это какая-то ошибка! Лена у меня активный и здоровый ребенок. С ней у меня почти никаких проблем! Мы даже гриппуем редко, она у меня ничем таким никогда не болела. А какие детские болячки и бывали, то все в самой легкой форме…

Слезы текут по щекам. Губы дрожат.

– Это ошибка… понимаете? Лена здорова…

Последнюю фразу уже почти шепотом произношу, напарываясь на снисходительный взгляд врача.

– Я говорю, опираясь на результаты анализов, Евгения Ивановна, все более чем серьезно…

Меня захлестывает каким-то отчаянием, которое штормовой волной накрывает, сносит, уносит и разбивает о скалы реальности.

– Но… как… почему?! Что с моей Леночкой?! – наконец задаю вопрос дрожащими губами. Меня начинает трясти так, что зуб на зуб не попадает.

– Печально, но дети болеют. Это самое сложное в жизни. Когда малыш, которому жить и жить, страдает от недуга, который…

Замолкает, не выговаривает страшных слов, которые я просто считываю в молчании доктора. Прикрываю веки и рыдать начинаю, меня накрывает истерикой.

– Евгения Ивановна, соберитесь. Слезами делу не поможешь.

Ровный голос врача вытягивает меня из агонии, в которую я погружаюсь.

- Сейчас вы должны понимать, что ситуация хоть и ужасна, но… в случае с детьми часто есть возможность стопроцентного исцеления. Так бывает. Детский организм очень быстро способен справиться, если вовремя принять необходимые меры.

– Какие меры? Что вообще с моим ребенком? Может, это все ошибка какая-то? Лена просто упала и ударилась! Дети часто падают!

Пытаюсь хоть как-то найти оправдание той ситуации, в которой оказываюсь, но сама же и ощущаю, насколько все зыбко. Моя жизнь разлетается, как сыпучие пески, утягивая все самое ценное за собой.

– Если мы найдем подходящего донора биоматериала для Лены, если все идеально подойдет, есть неплохие шансы на выздоровление.

– Я готова! Возьмите у меня все, что нужно! – выпаливаю и сминаю в руке пустой стаканчик.

Доктор же выдыхает и качает головой.

– Я не зря спросил у вас про хронические заболевания, Евгения Ивановна, донор должен подходить на все сто процентов, а вы не подходите. Мы поставим Лену в лист ожидания.

Семен Витальевич выговаривает это как-то так, словно сам не верит, что очередь до нас вообще дойдет.

А я глаза на доктора поднимаю, который смотрит на меня с долей сочувствия. Но я не заблуждаюсь на этот счет.

– А когда до нас очередь дойдет? У нас есть время ждать?

Тянет губы в подобии улыбки, скептической.

– Я не берусь предсказывать, но иногда нужного донорского материала люди ждут годами и не дожидаются…

– А у нас есть эти годы? – вновь задаю вопрос, ощущая, как лед сковывает каждую клеточку моего организма.

– Вы умная женщина, Евгения Ивановна, поэтому я вам, как и всем остальным своим пациентам, советую вставать в очередь, но и самим предпринимать все усилия, чтобы найти необходимый и на сто процентов подходящий донорский материал.

– А вдруг мой муж… Василий подойдет? – спрашиваю с надеждой. – Правда, у него астма…

– Не подходит. Более того, так как ваш супруг не является отцом малышки, в вашем случае нужно искать биологического родителя, донора, так сказать…

Скупые и суховатые пояснения врача заставляют меня в шоке застыть. Я просто не знаю, что можно сделать. Единственное, что понимаю, – надо спасать Леночку, спасать мою доченьку, подарить ей шанс на жизнь…

– Моя доченька… она такая маленькая… за что нам все это? – не выдерживаю напряжения и начинаю рыдать. – Почему не я? Я готова взять всю ее боль, всю болезнь себе…

Слезы текут ручьем, я реву так, как никогда не плакала, постепенно осознавая всю ужасающую реальность, где моя малышка, которой жить и жить… болеет…

– Успокойтесь, Евгения Ивановна, слезами горю не поможешь. Соберитесь.

Четкий голос врача заставляет меня утереть слезы и посмотреть в лицо, которое остается все таким же хладнокровным.

– Я часто рекомендую своим пациентам принятие. Отрицание – это первая стадия. Вы сейчас находитесь в ней. Вам кажется, что это все ложь, что такой беды конкретно с вами и вашим ребенком быть не может. Но у нас нет времени на эту стадию. Анализы сделаны. Ответы пришли. Надо принимать ситуацию. И надо постараться решить ее. Найти биологического отца.

– Я не знаю, кто этот человек, – голос дрожит, – вы врач и сами понимаете, что это врачебная тайна, которую не открывают…

Молчание служит ответом. Семен Витальевич явно все и сам знает.

– И к тому же! Если вдруг случится чудо и мне удастся отыскать этого человека. То… где гарантии, что и он подойдет? А вдруг он будет несовместим? Вдруг и у него есть какой-то недуг, который сделает его непригодным?!

Сыплю вопросами, понимая, что вместо холода меня начинает обдавать теплом. Даже жаром, который поднимается от ступней и рук, буквально начавших гореть. Кажется, еще чуть-чуть – и меня обдаст языками пламени.

– Что мне делать, доктор, в случае, если биоматериал этого мужчины не подойдет?! – спрашиваю с отчаянием и смотрю в светлые уставшие глаза человека, привыкшего видеть перед собой драму человеческой жизни каждый день.

– Евгения Ивановна, вы должны понимать, что все мы люди и все может быть. Мы вас поставим в очередь, и может случиться чудо – найдется донор, подходящий именно вам. Маловероятно, конечно, исходя из моего опыта, но бывает. Один случай на миллион. Никто не пророк и не бог, чтобы ответить со стопроцентной результативностью.

Глава 4

Прикрываю веки. Делаю глубокий вдох. Облокачиваюсь спиной о стену и просто стою.

Будь у меня сейчас силы, я бы, наверное, закатила скандал, устроила бы Васе разнос, потому что больно на сердце становится…

Мы столько лет вместе, семья… я всегда поддерживала его, была опорой, надежным тылом. Даже его проблемы не стали преградой.

Мы вместе обговорили ситуацию, и Вася согласился, что мы можем сделать что-то наподобие ЭКО, когда будет использован материал донора…

Словом, еще вчера мне казалось, что у меня есть семья, но в самый сложный час муж оказался недоступен…

Пока я выслушивала страшный диагноз дочери, Василий был занят… другой…

Дверь неожиданно открывается, и я встречаюсь взглядом с человеком, с которым мы клятвы давали хранить верность…

– А ты чего не на работе? – спрашивает удивленно и бросает на меня беглый взгляд.

Я же мужу в лицо смотрю. Когда-то он мне казался самым красивым. Был старше меня на пару курсов, и я буквально влюбилась в высокого блондина с первого взгляда…

Василий стал для меня первым… единственным… мы столько лет вместе, а сейчас в лицо его смотрю – и будто человек чужой совсем…

Без слов протягиваю ему майку с отпечатком губной помады.

Протягивает руку, забирает и бросает быстрый взгляд на следы, даже не пытается оправдаться, просто проходит мимо меня на кухню. В одном полотенце. Когда-то его фигура была довольно-таки поджарой и накачанной, а сейчас все поросло слоем жира.

– Где ты вчера был, Вася?

Прохожу за ним на кухню и просто задаю вопрос. Так странно, что я не плачу, не впадаю в истерику, не кричу.

Я просто задаю вопрос и вновь облокачиваюсь о стену, такое ощущение, что я на нее опираюсь, чтобы не упасть, но по сравнению с тем, что я уже перенесла и еще буду переносить из-за доченьки, измена Василия уже как-то не так сильно воспринимается, не так остро.

– Так, Жень, давай без истерик, – отвечает равнодушно и поворачивается ко мне, открывает дверцу холодильника и достает бутылку воды, пьет жадно, – башка и так трещит.

– Я всего лишь задала вопрос, – отвечаю все так же ровно и смотрю на человека, которого, казалось бы, всю жизнь люблю.

Несмотря на все неприятности, которые обрушивались на нашу семью. Сколько месяцев Вася не работал, и я одна тащила нашу семью. Ни разу слова не сказала. Просто принимала все как есть, отказывала себе во многом, пока недавно муж наконец-то не нашел приличную работу.

Ему помог один старый друг, у которого сестра на посту секретаря в одной перспективной фирме и замолвила за него словечко…

К слову сказать, у моего мужа и его мамы неплохие связи сохранились, учитывая, что покойный отец был прокурором. Поэтому и когда Василий обратил на меня свой взгляд, меня свекровь сразу же невзлюбила, так как я не подхожу ни под какие критерии для ее сына, «понаехавшая», так сказать.

– В общем, – наконец отвечает Вася спустя короткую паузу и идет в комнату, – где моя рубашка?

Задает вопрос, и я подхожу и достаю выглаженную сорочку, отдаю мужу.

Наблюдаю за тем, как Василий начинает одеваться, а у самой сердце кровью обливается.

– И давно ты мне изменяешь? – задаю вопрос и оседаю на диван.

Вася бросает на меня косой взгляд.

– Жень, давай без драм, где он – подонок, а она – жертва, не усугубляй.

– Давно у тебя другая? – задаю вопрос с нажимом, а сама пытаюсь понять, когда именно моя жизнь рухнула, а я, разрываясь между домом и работой, не заметила этого.

– Пару месяцев, но… я ее давно знаю. И… она беременна…

Будто оплеуху мне дает…

Будто рикошетом в меня окончание фразы летит. Пулей проходит по самому сердцу. Навылет.

– Беременна? – переспрашиваю сухими губами.

– Да, дорогая, беременна! Запудрила ты мне своими врачами голову. Убедила в том, что у меня семя не работающее, а это ты просто… такая вот ущербная… с нормальной бабой все у меня работает, и залет моментальный…

Каждое слово – нож, который Вася вгоняет в самое сердце, в то, что от него осталось, а я лишь веки сужаю и на мужа смотрю… вернее, на человека, который прямо сейчас становится из настоящего прошлым.

– Я… ущербная? – задаю вопрос в шоке. – Я?!

– Да! Ты! Моя любимая от меня беременна! А ты… ты сколько залететь не могла, в итоге мне черт-те что напела и приблудыша принесла в подоле!

Не выдерживаю. Вскакиваю и замахиваюсь. Со всей дури бью Васю по лицу. Наотмашь.

– Не смей оскорблять нашу дочь!

– А ты руки не распускай! В ответ прилетит, не вывезешь!

– Вася… ты слышишь себя хоть?! Ты слышишь, какие гадости мне сейчас говоришь? Это же не ты! Я не за такого мужчину замуж выходила…

Слезы у меня по щекам рекой текут, а в груди словно открытая рана, куда соль килограммами засыпают, добивая.

– Ты сам хотел ребенка. Сам поддержал врача, когда он ЭКО предложил! Сам говорил, что ребенка хочешь, чтобы именно я тебе родила... Слово дал, что никто не узнает… а сам напился и все всем рассказал за столом…

– Говорил! Слово как дал, так и взял! Ну бывает, выболтал лишнего под алкоголем, так мамка мне давно говорила, что ты от левака залетела! Ничего нового! Все знали, что у меня рога от женушки!

– Какие рога, Василий?! Ты себя хоть слышишь?!

Я смотрю в лицо собственного мужа и не узнаю его, не понимаю, как мы докатились до такого.

– Ну а что… чужой ребенок? Чужой! Мне уж точно. И уж тем более дело мутное, раз сейчас моя женщина смогла от меня забеременеть, а у тебя не получалось, то проблема в тебе!

– Василий, ты себя хоть слышишь?! Мы ведь вместе к врачам ходили! Ты сам свои анализы сдавал и ответы врачей сам слышал! Как ты можешь так?!

– Ну, ты деньжат дала, они и твое бесплодие мне приписали. Мамка моя дело говорит. Лимита! Что с тебя взять! И малявка твоя – приблудыш. Нашли оленя!

– Не говори так о Лене! Не говори… так о девочке моей…

У меня слезы градом от сокрушительных ударов от человека, которого любила, близким себе считала.

Глава 5

Кажется, что прямо сейчас он меня ударил. Сильно так, что в голове звон слышится.

– Что ты сказал? – переспрашиваю и себя обхватываю руками. Холодно становится. Зябко.

– То, что слышала, Женька. Ты с Леной освобождаешь квартиру.

Качаю головой в полном ужасе.

– Я работала на эту квартиру, я покрывала кредит… чтобы ее купить, продала дом в деревне, бабушкино наследство…

По мере того как говорю, Вася лишь пожимает плечами.

– Ну, будем судиться. Это все еще доказать нужно.

– Что доказать? Кому доказывать? Вася, ты что, с ума сошел?!

– В суде. Мне жену свою будущую нужно куда-то привести, и детскую надо привести в порядок, у меня ребенок будет.

Жмурюсь. Впиваюсь ногтями в ладони. Все, чтобы не расцарапать в кровь лицо Васи.

– А Лена?! – мой голос дрожит и наполнен болью.

– А что Лена?! – Вновь это пустое выражение в глазах. – Это твоя дочь. На алименты, кстати, можешь не рассчитывать. Ты ведь не забыла, что я сын прокурора? Знаю, как в суде свои права защищать. Сделаем ДНК-тест, и я откажусь от чужого ребенка.

– Замолчи! Просто замолчи! Лена в больнице!

Повышаю голос, я даже слышать Васю не могу! Мне противно! Противно, что этого человека я до себя допускала, обидно, что он у меня единственным мужчиной был, хочется пойти и встать под душ, смыть с себя все…

– В больнице?

Вновь по лицу Васи проскальзывает легкое удивление.

– Да. В больнице. Ситуация очень серьезная. У Лены диагноз…

– Все так плохо? – неожиданно задает вопрос Василий, и мне вдруг кажется, что человек вернулся, вернее, вспомнил он, каково это – нормальным быть…

Но через мгновение толика надежды, которая зарождается в груди искрой, затухает.

– Сожалею, Женька, но… как бы мы разводимся, и ты с дочкой своей права на эту жилплощадь не имеешь.

– С чего ты это взял?!

– Все на мамку записано, мы же так решили, чтобы облегчить ситуацию… так что собирай шмотье – и на выход. Разведемся по-тихому. Мне надо еще успеть в ЗАГС заявление подать и расписаться, чтобы ребенок в полноценной семье родился, а не нагулянным был…

Так и хочется закричать: «Вася, ты идиот!»

Но… я себя контролирую. Нельзя выходить на эмоции. Нельзя!

Закрываю лицо руками. Мне кажется, что я буквально какими-то помоями облита, моргаю.

Не выдерживаю и иду на кухню. Дрожащей рукой открываю кран и умываюсь холодной водой.

Мне нужно собраться. Нужно в себя прийти…

Слышу за спиной шаги, Вася заходит за мной, а я разворачиваюсь, капли по лицу и шее скользят, а я даже вытереться забываю.

– Говоришь, быстрый развод тебе нужен?

Вздергиваю бровь и на Василия смотрю. В душе моей поднимается самое настоящее цунами, хочется крушить все, а лучше взять спички и поджечь весь этот дом, потому что все, что здесь есть, я подбирала, я покупала!

Бегала, выбирала эти чертовые шторы со звездочками, чтобы под интерьер подходили, вспоминаю, с какой любовью оформляла комнату, когда узнала, что все прошло успешно и Леночка скоро в нашей жизни появится.

А теперь понимаю, что в моей жизни ребенок появился, а не в Васиной. Он не был готов. Ни тогда, ни сейчас. И еще вопрос, кто кого нагулял.

Но этого я ему не скажу. Пускай каждый получает рикошетом и по заслугам.

– Да, хорошо бы быстро разрулить ситуацию.

Вновь голос противный такой, визгливый, а я раньше как-то не замечала, что маменькин сынок Вася как-то и близко не был мужчиной, которого я перед своим мысленным взором нарисовала.

Прищуриваюсь. В душе тигрица просыпается, готовая защищать своего детеныша до последнего издыхания, поэтому я впираю взгляд в Василия и говорю с расстановкой:

– Ну так вот, Вася. Быстро развестись не получится, быстрый развод я тебе не дам!

Смотрит на меня секунду молча, а затем усмехается.

– Да. Особенно сейчас… когда Лена больна… я тебе всю ночь звонила… у нее очень серьезное заболевание… лечение нужно… а ты кувыркался с другой, а сейчас… вот так ставишь меня перед фактом своих хотелок?!

– Слушай…

– Нет, это ты послушай! Мне отсюда некуда уходить! Чтобы эту квартиру купить, я корячилась на нескольких работах, продала дом бабушки и…

– И квартира в ипотеке, к тому же все оформлено на мать мою.

Взгляд Васи становится цепким. Он будто собирается. И это его «мать» в корне отличается от привычного «мамка». Не знаю, откуда это слово в лексиконе у столичного жителя, но… вмиг Василий меняется, и я окончательно понимаю, что совсем не знаю мужчину, с которым жила…

– Так что против закона ты не пойдешь, Евгения.

– Лена больна, она твоя дочь… по документам…

Вновь усмехается, и взгляд становится совсем темным.

– Эти документы, в которые ты не особо заглядывала, имеют интересные пункты, которые говорят о том, что у вас с твоей дочерью нет никаких прав ни на что. Более того, я не являюсь отцом Лены и собираюсь урегулировать этот вопрос также в суде. Мой тебе совет: собирай вещи подобру-поздорову и просто исчезни из моей жизни. Можешь возвращаться в свой Мухосранск, или откуда ты там…

– Я продала дом бабушки… – вновь выговариваю как-то потерянно, понимая, что у сына прокурора весьма хорошие связи и его угрозы не являются голословными.

– Доказать еще надо. Процесс будет долгим, а эта жилплощадь принадлежит моей матери, которая по доброте душевной позволила нам здесь жить, так что… у тебя шансов нет, Женя.

– Есть. И отсюда я не уйду! Не сейчас, когда мне нужно решать, что делать с дочкой, за жизнь ее бороться. У тебя вообще сердце есть, Вася?! Наша дочка больна, а ты…

– Твоя дочка.

– Что?

– Я говорю: твоя дочка, не моя. У нас здоровый ребенок родится.

Опешив от слов Василия, моргаю раз-другой, а затем выпаливаю:

– Ты в своем уме?! Как у тебя язык поворачивается такое говорить?! Ты вообще человек?!

– Послушай, хватит! – поднимает руки. – И так башка болит, еще и ты со своими визгами.

Глава 6

– Рассказывай! – заявляет подруга, ставя с громким стуком чашку на кухонный стол, а я забираю горячий чай и руки пытаюсь отогреть. Такое ощущение, что я просто ледяная изнутри. Замершая.

– Так, Женька, давай. Как там, в фильме? Слезами горю не поможешь… Выкладывай, вместе думать будем.

Лика убирает локон за ухо и садится напротив. Сегодня выходной, и Лика в спортивном костюме и с гулькой на голове отличается от коллеги, которая без укладки ни разу на работе не появлялась.

– С чего начать… сама не знаю…

Выдыхаю тяжко. Делаю глоток, который язык обжигает, а Лика пиалу с вареньем в мою сторону подталкивает и печенье.

– Не могу есть. Не хочу.

Отказываюсь.

– Ты бледная вся. Что твой мудак учудил? – спрашивает зло. – Почему с одним чемоданом на улице оказалась?!

И я начинаю рассказывать… Слова сами начинают будто ручеек журчать, и я выговариваюсь… Ничего не таю. Абсолютно все выкладываю. И о состоянии Леночки, и о том, что отец нужен биологический, и о том, что у Васи любовница беременная и меня из квартиры он выставил… о его угрозах также рассказываю…

– Это незаконно! Он – урод! – выпаливает подруга, потом резко встает и по кухне круги наматывает. – И ты – дура! Доверчивая! Святая! Дура! Кто же в наше время так доверяет, а?!

– Лик… – отвечаю тихо, – мы семьей были… я думала… что наконец-то обрела близкого человека, я… ведь одна была всегда…

– Дурочка ты, – отвечает смягчаясь и обнимает меня, – добрая душа… только в наше время этому только одно определение – дурында…

Всхлипываю и улыбаюсь. Горько, правда.

– Мне наплевать. Пусть все забирает и подавится. Мне бы только доченьку спасти…

– Ага. Все забирает. Сейчас! Как же! Тебе, дорогая моя, адвокат нужен, нормальный, чтобы с потрохами Васеньку твоего сожрал с его долбанутой маман и не подавился! Без штанов урода этого оставить надо! Пускай голожопый идет к своей беременной любимой, и посмотрим, сколько продлится их истинная любовь, которая плоды дала столь поспешные, хотя насчет последнего я бы засомневалась… с диагнозами твоего Васька…

– Мне на это сейчас плевать! Главное – Лена! Ее отца нужно найти – это первостепенное… Я сейчас соберусь и в клинику пойду! Благо успела все документы, все, что необходимо, забрать…

Лика хмурит брови и кивает. Понимает меня.

– Ты мать, Женька. Хорошая мать, я понимаю… Но… ты ведь знаешь, что на то ты и взяла биологический материал неизвестного донора… информация эта конфиденциальная…

– Конфиденциальная, но я попытаюсь достучаться. Доктор Никуленко хорошим человеком мне показался, может… он войдет в положение… Вопрос жизни и смерти ведь… Жизни маленькой девочки, моей дочери…

Слезы вновь по щекам текут, а Лика наливает себе еще чая и кусает печенье, смотрит на меня с жалостью.

– Ты давай, иди-ка, подруга, в душ, приведи себя в порядок. Я тебя повезу в клинику твою.

– Спасибо, Лик… я… не знаю, как отблагодарить…

Отмахивается.

– Сочтемся, пока в комнате мелкой моей поспишь, она как раз укатила на месяц со своими в командировку, пустует сейчас, а там решим…

Лика старше меня, и значительно, но выглядит совсем не как мать взрослой дочери и чокнутого подростка, который, как только мы вошли, заперся в комнате, слушая музыку в своих наушниках так громко, что на расстоянии слышно.

– Кирюха! Сбавь громкость! Оглохнешь! – кричит Лика, а затем переводит взгляд на меня. – Он у меня немного сложный. Обожает хард-металл и компьютеры…

– Юный программист? – пытаюсь хоть немного поддержать беседу.

– Если бы… – отвечает, выдыхая…

Я принимаю наспех душ, меняю одежду и завязываю волосы в высокий хвост. Собираюсь минут за двадцать, и мы вместе с подругой едем в клинику, которая помогла с зачатием Леночки. Как только Лика паркуется, я вижу доктора Никуленко, который спешит на работу, выбегаю за ним.

Мчу вперед, не видя ничего.

– Гаврил Степанович, здравствуйте!

Кричу – и мужчина тормозит, оборачивается и окидывает меня внимательным взглядом. Не сразу узнает будто.

– Я Евгения Ивановна Иванова… вы…

– Помню, – отвечает спокойно, – у меня фотографическая память.

Идеальный костюм, который виден под незастегнутым пальто, и немного высокомерный взгляд.

– Можно мне с вами поговорить, доктор? – спрашиваю с надеждой, и мужчина морщится.

– Запишитесь на прием, Евгения Ивановна…

– Не могу, доктор, вопрос жизни и смерти! Поверьте… мне нужно срочно с вами поговорить…

Прищуривается на мгновение и на меня внимательно смотрит.

– В чем вопрос?

– У моей дочки заболевание… нужно найти ее биологического отца! Только так можно спасти Лену…

Стоит выговорить, как слезы по щекам идти начинают…

– Сожалею. Ничем не могу помочь. Эта информация конфиденциальна, – отвечает врач и идет вперед, а я поверить не могу в то, что слышу, бегу за ним, пытаясь не отставать от быстрого шага.

– Доктор! Я прошу вас! Моя дочка умрет… вы понимаете?!

Нагоняю врача у входа в клинику, и он бросает на меня внимательный и цепкий взгляд. На секунду кажется, что нечто человеческое проскальзывает в голубых глазах, но уже в следующий миг мужчина отрезает:

– Сожалею. Это не в моей компетенции. У нас полная конфиденциальность.

Врач проходит в клинику, оставляя меня, разбитую, за своей спиной, а я смотрю ему вслед и не могу понять, что именно сейчас произошло…

– Ну что?! – слышу позади голос Лики, вздрагиваю и оборачиваюсь.

– Сказал, что информация конфиденциальная… – отвечаю – и слезы по щекам ручьем…

Лика кивает, а сама взгляд переводит мне за спину. Срывает объявление со столба, вчитывается и поднимает на меня внимательные глаза:

– Думаю… этот запрет мы сможем обойти…

– Что?! – переспрашиваю, но Лика качает головой.

– Жди меня здесь, – отвечает бодро и смело заходит в клинику, я же замираю и смотрю сквозь стеклянные двери, как моя подруга уверенно направляется в сторону ресепшен, как начинает что-то обсуждать с сотрудницей клиники, а потом та ей передает какие-то бумаги и Лика, улыбнувшись, начинает их заполнять…

Глава 7

Мы поднимаемся в квартиру, и Лика, открыв дверь, сразу направляется в комнату сына, а я за ней. Не могу отделаться от чувства, что эта срочность связана с тем, что Лика делала в клинике.

– Так, сына, помнишь, мама говорила не общаться с китайскими хакерами? – сразу же по-деловому начинает подруга, и ее сын слегка приподнимает брови. В целом он очень напоминает саму Лику, только волосы темнее и в каком-то художественном беспорядке, как будто его не стригли, а просто кто как успел, так ту прядь и отрезал.

– Ну, помню. Я не общаюсь, мать. Ну, опять не начинай…

– Так вот, – многозначительно изрекает Лика, – надо, чтобы ты с ними пообщался!

– Не понял, – по удивленному лицу Стаса проскакивает улыбка, – мать, ты в показаниях путаешься…

– Не путаюсь. Сейчас нам с Женей нужны твои связи. У нее дочка в больнице, и по ответам анализов Женя не может быть донором. Нужен биологический отец. А он… он в базе данных. Вот тут.

Лика кладет те самые бумаги, которые ей отдали на ресепшен.

– Если что, я туда оформилась уборщицей, если нужно что-то в здание пронести, или кого-то провести… я могу…

На этих словах сын Лики запрокидывает голову и начинает смеяться.

– Муттер, ты пересмотрела шпионских фильмов из прошлого века…

Отсмеявшись, парень даже слезы утирает.

– Сейчас какой век? Все автоматизировано. Чтобы хакнуть корпорации в других странах, флешки-шмешки, жучки-паучки не нужны, или что ты там себе напридумывала. Достаточно иметь выход в интернет и сервера, которые можно подсечь.

По мере того как парень говорит, я понимаю, что сын Лики не просто понимает в вопросе…

– Твои товарищи смогут помочь? – спрашивает наконец Лика, и Стас вновь смотрит на бумаги, которые перед ним сложила мать.

– Сколько у нас времени? – задает резонный вопрос.

– Его нет, – отвечаю тихо, – очень срочно…

Кивает.

– Мам, вы посидите, чайку попейте с Женей, не мешайте мне, я пробью с ребятами, перетру… И паспорт можно? Чтобы знать, что именно искать…

Киваю и достаю свой паспорт, оставляю парню, а сама иду за Ликой, которая деловито ставит чайник и наливает нам чай.

– Лика… спасибо…

Выговариваю тихо и руки на груди складываю. Подруга ставит передо мной чашку и печенье, к которому я не притрагиваюсь. Нервно тереблю пальцы.

– Попей, Жень. Успокоишься.

Киваю и делаю глоток. Меня буквально потряхивает от нервного напряжения. Зубы стучат, и в висках сильно ломит. Я себе места не нахожу, не знаю, сколько времени проходит, чай уже остывает, как вдруг на кухню приходит Стас.

– Ну что?! – спрашивает Лика и тоже поднимается, парень же ставит передо мной мой паспорт.

– Все.

– Что… все?!

Спрашивает Лика, а чувствую, как внутри очередная надежда ломается. Неужели я могла поверить, что паренек, сын моей коллеги, может помочь в таком деле…

– Ничего страшного, Стас, спасибо тебе огромное за помощь… – пытаюсь улыбнуться дрожащими губами, но неожиданно парень подмигивает и ставит передо мной ноутбук.

– Вот вся база. Тут все слили. И есть все относительно донора…

Смотрю на строчки – и перед глазами все прыгает.

– Боже… Стас! Спасибо!

Подрываюсь с места и обнимаю парня.

– Спасибо! Ты не представляешь, что это для меня значит…

– Только у вас проблемы, – отвечает Станислав, когда я отлипаю от парня.

– Какие проблемы? – спрашивает Лика, нахмурившись.

– С донором. Я пробил фамилию, имя, отчество и, в общем…

Тыкает на экран ноутбука – и на весь экран высвечивается фотография мужчины. Твердый взгляд. Волевое лицо. Соболиные брови вразлет над пронзительными яркими глазами. Смоляные волосы…

От этого человека веет властью. Деньгами. Мощью. Мужественностью. Даже через экран ноутбука.

– Кто это?!

Спрашиваю, до конца не веря в то, что услышу.

– Это и есть донор. Владимиров Аркадий Демидович. Владелец судов-пароходов…и далее по списку. Короче… миллиардер…

По мере того как Стас вещает, у меня ноги слабнут, и я падаю на стул. Вновь смотрю на фото мужчины, и сердце сжимается, потому что… я улавливаю сходство…

Моя Леночка… чем-то неотвратимо похожа на этого мужчину…

– Как такое может быть?

Парень пожимает плечами.

– Может, это какая-то шутка? Ошибка? Зачем олигарху становиться донором?!

– Информация стопроцентная. Не могу сказать, что там в голове у безбожно богатых, что сподвигло на такое решение. Но есть и хорошие новости.

– Какие? – в полном шоке смотрю на парня.

– Я знаю, где именно он сегодня будет. И более того, я пробил на твои паспортные данные пригласительный.

В шоке смотрю на парня, затем – на не менее опешившую Лику.

– Сегодня вечером открытие галереи. Он там обязан присутствовать, так как является соучредителем, так сказать. Это единственный шанс встретиться с этим Владимировым, потому что у него дальше открытие филиала в Китае, обязан быть…

– Х-хорошо, – отвечаю едва слышно, – я пойду… какой там адрес у галереи этой?

Перевожу полный отчаяния взгляд с Лики на ее сына.

– Не так все просто. Дресс-код там будет. Нужно, чтобы охрана тебя пропустила.

– У меня есть костюм – тот, бежевый, я его на встречи надеваю важные, – подает голос Лика, и я заторможенно киваю.

– Ну вот и ладушки. Мать, мне пора. Я с пацанами встречаюсь. На скейтах погоняем…

– Будь осторожен!

– Оки-доки, – отвечает Стас и оставляет нас, я же в полнейшем шоке валюсь на стул. Смотрю невидящим взором перед собой.

– Что мне делать?!

Задаю вопрос в космос, не ожидая, что получу ответ, но вместо провидения мне отвечает Лика:

– Воевать. За дочку, Женька. За себя. Этот мужик нужен твоему ребенку, потому что ты ей в доноры не подходишь. Нужен отец. Не мне тебе объяснять.

Поднимаю глаза, полные слез, на Лику:

– А если он откажется? Если не поверит? Что, если…

– Без если, Женька! Тебе нужен этот олигарх, и ты должна с ним встретиться.