Я вдыхаю тишину нашего дома, такую желанную после шумного праздника.
День рождения первого внука — радостное событие, но восемь часов детского крика, смеха гостей и бесконечных разговоров вымотали меня до предела. С наслаждением снимаю туфли и прохожу на глубь дома, опускаю пакеты с угощениями на стол в зоне кухни-гостиной.
Ступни гудят, спина ноет, но на сердце легко — наш маленький Амир, сын Азамата, теперь официально годовалый. Сегодня наш мальчик сделал первые самостоятельные шаги прямо перед тортом, и я до сих пор слышу восторженные возгласы гостей.
Джамал молча проходит в сторону гостиной, к большому панорамному окну, на ходу ослабляя галстук. Даже после целого дня суеты он выглядит безупречно — ни одной складки на дорогом костюме, ни тени усталости на точеном лице. В свои сорок восемь он всё так же привлекателен, как в день нашей первой встречи: широкие плечи, статная осанка, внимательный и цепкий взгляд, от которого до сих пор иногда перехватывает дыхание. Время обошлось с ним удивительно бережно, оставив лишь благородную седину на висках да несколько морщинок в уголках глаз.
— Чай? — спрашиваю, наполняя чайник водой. Мы всегда завершаем день чашкой чая с мятой, и сегодня это особенно необходимо, чтобы расслабиться.
— Да, — отвечает он коротко, не поворачиваясь. Что-то в его голосе настораживает меня, какая-то новая нота, которой не было раньше.
Включаю чайник и подхожу к окну над столешницей. На улице уже стемнело, и я вижу только свое отражение — женщина сорока шести лет с усталыми глазами и волосами, выбившимися из когда-то идеальной прически. Не красавица, но и не дурнушка. Обычная женщина, посвятившая двадцать пять лет жизни семье.
— Амина, — голос Джамала раздаётся совсем близко, заставляя меня вздрогнуть. Оборачиваюсь и вижу, что он стоит в дверях кухни, опираясь плечом о косяк. — Нам нужно поговорить.
Сердце пропускает удар. За двадцать пять лет брака я научилась распознавать оттенки его интонаций. Сейчас в его голосе звучит решимость, которую он обычно приберегает для важных деловых переговоров.
— Что-то случилось? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Проблемы с компанией?
— Нет, — он проходит к столу и садится, жестом предлагая мне сделать то же самое. — Это касается нас.
Что-то холодное и тяжелое оседает в желудке. Медленно опускаюсь на стул напротив, машинально разглаживая складки на платье.
— Я слушаю, — говорю, стараясь улыбнуться, но губы едва слушаются.
Джамал смотрит на меня своими темными, пронзительными глазами. Взгляд, перед которым трепещут его подчинённые и деловые партнёры. Взгляд, который я всегда находила неотразимым.
— У меня будет ребёнок, — говорит он прямо, без предисловий.
Мир останавливается. Я смотрю на него, не понимая. Что-то внутри меня отказывается воспринимать смысл его слов.
— Что? — тихо выдавливаю из себя.
— У меня будет ребёнок, — повторяет он спокойно, будто сообщает о погоде. — От другой женщины.
Кровь отливает от лица, перед глазами плывут темные пятна. В ушах звенит, словно я оказалась рядом с набатным колоколом. Каждый удар сердца отдаётся болью во всём теле.
— Ты... — слова застревают в горле. — Ты изменил мне?
Он выдерживает мой взгляд без малейшего признака раскаяния.
— Да. Её зовут Карина. Она работает в моей компании.
Карина. Имя врезается в сознание раскаленным железом. Я всё ещё не могу поверить, что это происходит. Только что мы отмечали первый день рождения нашего внука. Я видела, как Джамал гордо держал малыша на руках, как улыбался, когда все говорили, что мальчик — его точная копия. А теперь...
— Но как... как ты мог? — голос срывается, и я чувствую, как к глазам подступают слезы. Сдерживаю их из последних сил, не позволяя себе этой слабости.
— Это случилось год назад, — говорит он, и его спокойный, деловой тон только усиливает мою боль. — Мы работали над важным проектом, проводили много времени вместе...
— Год? — перебиваю его с хрипом, все еще не веря своим ушам. — Ты обманывал меня целый год?
В памяти мелькают образы прошедших месяцев. Наши совместные ужины, поездки на дачу, ночи, проведённые в одной постели. Всё это время он делил свою жизнь с другой женщиной, а я ничего не замечала. Как я могла быть такой слепой?
— Я не планировал, что всё зайдёт так далеко, — продолжает Джамал, едва заметно барабаня пальцами по столу — единственный признак волнения, который он себе позволяет. — Но она беременна. Пятый месяц.
Пятый месяц. Значит, когда мы праздновали мой день рождения в марте, когда он дарил мне золотой браслет и говорил, что я самая красивая женщина в его жизни... всё это время она уже носила его ребенка.
— Почему ты говоришь мне это сейчас? — спрашиваю, и мой голос звучит странно отстраненно, будто принадлежит не мне.
— Потому что я должен принять решение, — он выпрямляется, расправляя плечи. — И ты тоже.
— Решение? — эхом отзываюсь я. — Какое еще решение?
— У нас есть два варианта, — говорит он, словно предлагает выбор между двумя инвестиционными стратегиями. — Я могу привести её в наш дом как вторую жену. Как ты знаешь, наши традиции допускают это.
Меня буквально скручивает от этих слов. Тошнота подкатывает к горлу, приходится сделать глубокий вдох, чтобы совладать с собой. Жить под одной крышей с женщиной, которая спала с моим мужем? Делить с ней Джамала, смотреть, как растет их ребенок?
— Или? — выдавливаю, уже зная ответ.
— Или мы разведёмся, — заканчивает он, глядя мне прямо в глаза. — Я обеспечу тебя всем необходимым, Амина. Дом останется тебе, так же как и машина. Ты ни в чём не будешь нуждаться.
________
Дорогие читатели, добро пожаловать в новинку! Ставьте звездочки на странице книги, если вам понравилось начало.
Проды 3 раза в неделю)
Ни в чём не буду нуждаться. Какая ирония. Двадцать пять лет я нуждалась только в нём — в его любви, его внимании, его уважении. А теперь он стоит передо мной, этот чужой человек с холодными глазами, и говорит, что обеспечит меня.
Кухня, всегда бывшая сердцем нашего дома, кажется теперь слишком тесной. Стены из светлого дерева, которые мы выбирали вместе пятнадцать лет назад, давят на меня. Мраморная столешница стола холодит кончики пальцев, когда я вцепляюсь в нее.
В горле пересохло, будто я неделю блуждала по пустыне, а сердце колотится так сильно, что каждый удар отдается болью в висках.
— Я хочу развода, — слова вырываются прежде, чем я успеваю их обдумать. Они повисают в воздухе между нами, тяжёлые и необратимые, как вынесенный приговор.
Джамал вскидывает брови — единственное проявление удивления, которое он себе позволяет. Его идеально выглаженная рубашка цвета слоновой кости контрастирует со смуглой кожей, а золотые запонки тускло поблескивают в свете потолочных ламп. Как странно, думаю я, что даже сейчас замечаю эти детали, словно мой мозг цепляется за знакомые вещи, чтобы не утонуть в хаосе эмоций.
— Ты уверена? — спрашивает он все так же спокойно. Его поза кажется расслабленной, но я замечаю, как напряжены его плечи. — Это серьёзное решение, Амина. Подумай о последствиях. О детях, о нашем положении в обществе.
Внутри меня что-то переворачивается. Двадцать пять лет назад этот человек смотрел на меня глазами, полными любви и нежности. Ладонь к ладони, сердце к сердцу — так мы обещали быть вместе в горе и радости. Каким далеким кажется теперь тот день, когда мы стояли под цветущими ветвями миндаля, а ветер едва заметно шевелил кружево моей фаты.
— О нашем положении? — горько усмехаюсь, а в глазах застыли слезы, которые я отказываюсь пролить. Щёки горят от стыда и гнева. — Или о твоём?
Он хмурится, и я вижу, как на его скулах играют желваки — признак сдерживаемого гнева. Я знаю эту манеру до мельчайших деталей: сейчас он сделает глубокий вдох, слегка наклонит голову и попытается говорить рассудительно. Так и происходит.
— Амина... — начинает он, и в этом произнесении моего имени слышится вся история наших отношений: от нежности первых лет до покровительственного тона последнего десятилетия.
— Не надо, — перебиваю я, поднимая руку. Мои пальцы дрожат, и я сжимаю их в кулак. — Даже не пытайся меня уговаривать.
Электрический чайник на столешнице закипает, выпуская облачко пара, который рассеивается в воздухе, оседая невидимыми каплями на моей коже. Это придаёт мне сил — простое, обыденное действие в мире, который только что перевернулся.
— Ты не дала мне закончить, — в его голосе слышится раздражение, тонкая трещина в безупречной маске спокойствия. — Я всегда ценил твой острый ум, Амина. Не разочаровывай меня сейчас импульсивными решениями.
— Импульсивными? — моё сердце пропускает удар, а затем начинает биться с удвоенной силой. Перед глазами мелькают крошечные тёмные пятна, но я заставляю себя сохранять ясность мысли. — После того, как ты признался в измене, назвав это «неудобной ситуацией»? После того, как сказал, что собираешься разделить свою жизнь между мной и другой женщиной? И это после двадцати пяти лет брака, Джамал.
Он моргает, словно эта эмоциональная вспышка застала его врасплох. Возможно, он ожидал холодной решимости, но не моего обвинения.
— Ты же понимаешь, что в нашем положении... — начинает он снова, но я не даю ему закончить.
— В нашем положении? В моём положении я больше не желаю быть женщиной, которой лгут. Которую предают, — каждое слово обжигает горло, словно глоток кипятка без сахара.
Джамал отталкивается руками от столешницы и разом встает. Я встаю слежом, словно ужаленная. Скорее на эмоциях и это реакция на излучаемую им агрессию. Ему не нравится, что я смею перечить.
Хотя я уже на все смотрю сквозь размытую пелену, но в этом пространстве я могу двигаться с закрытыми глазами. Делаю шаг назад и в сторону. Смахиваю с глаз слезы и смотрю на некогда любимого мужа. Теперь между нами всё кухонный остров из тёмного гранита. На его гладкой поверхности отражаются огоньки встроенных в потолок светильников, напоминая далёкие звёзды.
— Ты мудрая женщина, Амина, — говорит он тоном, которым обычно читает нотации детям. Его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на морщинках в уголках глаз, появившихся от улыбок, которыми я встречала его каждый вечер на протяжении стольких лет. — И ты должна понимать последствия. Развод повлияет на всех нас. На наш социальный статус, на детей. Азамат работает в моей компании, и это может отразиться на его карьере. Элина ещё учится, ей нужна наша поддержка.
Он умело бьёт по самому больному — по моим детям. Знает, что я всегда ставила их интересы выше собственных. Когда-то давно, в другой жизни, я восхищалась его умением находить самые чувствительные точки в деловых переговорах. Теперь он использует это умение против меня, и осознание этого факта вызывает такую острую боль в груди, что на секунду мне становится трудно дышать.
Но сейчас что-то во мне ломается, какая-то внутренняя преграда, которая всегда заставляла меня подчиняться. Может быть, это гордость, которую я так долго подавляла. Или чувство собственного достоинства, казавшееся ненужной роскошью в браке, где главное — сохранить семью любой ценой.
— Не смей использовать наших детей, — говорю я, и мой голос звучит неожиданно твёрдо. Слова царапают горло, но выходят чётко и ясно. — Они взрослые люди, – а потом я снова сдуваюсь, потому что воздуха уже не хватает. Лёгкие словно сжимаются, отказываясь работать. И я продолжаю уже заметно тише, стараясь контролировать дыхание. – И они поймут.
Джамал подходит ближе, его дорогой парфюм с нотами сандала и кедра, тот самый, что я подарила ему на прошлое Рождество, заполняет пространство между нами. Когда-то этот запах ассоциировался у меня с уютом и безопасностью. Теперь он вызывает лишь тошноту, поднимающуюся к горлу.
— Поймут что? — его голос становится мягче, почти ласковым, и от этого ещё больнее. — Что их мать предпочла гордость семейной стабильности? — он качает головой, и серебристые нити в его темных волосах ловят свет. — Азамат скоро станет отцом во второй раз. Разве ты не думаешь о нём, о его положении?
От его слов у меня перехватывает дыхание. Я сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как сердце вновь заходится в быстром беге. Мои короткие ногти, недавно покрашенные в нежно-розовый цвет — Элина настояла на маникюре для семейного торжества — впиваются в ладони.
— Что? — шепчу я, и слова застревают где-то между сердцем и губами. — Альфия снова беременна?
Отхожу от мужа, подхожу к столу, пальцы судорожно тянутся к чашке с недопитым чаем. Жидкость давно остыла, но я всё равно делаю глоток, чтобы смочить пересохшее горло. Вкус горький, терпкий — совсем не такой, каким должен быть любимый зелёный чай с жасмином.
— Да, — кивает Джамал, и на секунду его лицо смягчается. В глубине тёмных глаз мелькает то, что я так любила в нем — гордость за сына, за продолжение рода. — Они хотели объявить об этом сегодня, но решили не отвлекать внимание от дня рождения Амира. Планировали сказать на следующих выходных, устроить отдельное торжество с объявлением пола ребенка.
Он опускается на один из высоких барных стульев, которые мы купили прошлым летом, обновляя интерьер. Тогда мы спорили о цвете обивки — я хотела светло-голубую, он настаивал на бежевой. В итоге, как всегда, победил его выбор, потому что Джамал привел доводы, которые были более весомые и выигрышнее. Сейчас этот факт кажется символичным, отражением всей нашей совместной жизни.
Новая боль пронзает сердце, острая и безжалостная. Ещё один внук, которого я, возможно, не смогу видеть так часто, как хотелось бы. Если Азамат встанет на сторону отца. Я представляю маленькие пальчики, сжимающие мою руку, первые улыбки, первые шаги — все те моменты, которых я могу лишиться.
Но это только мои страхи, напоминаю себе, сын так со мной не поступит. Азамат всегда был чутким, всегда понимал меня с полуслова. Даже в подростковом возрасте, когда его отношения с отцом были натянутыми, мы сохраняли особую связь.
— Джамал, — произношу я тихо, обхватывая себя руками, словно защищаясь от невидимого холода, — неужели ты думаешь, что шантаж внуками заставит меня смириться с предательством?
Он поворачивается ко мне столь резко, словно я ударила его.
— Это не шантаж, Амина. Я просто прошу тебя посмотреть на ситуацию со всех сторон. Мы потратили четверть века на создание этой семьи, этого дома, — он обводит рукой кухню, где каждый предмет хранит наши общие воспоминания: фарфоровый сервиз, привезенный из поездки в Стамбул на пятнадцатую годовщину свадьбы; детские рисунки, заключенные в рамки; фотографии счастливых моментов, развешанные по стенам. — Неужели ты готова всё это перечеркнуть из-за одной ошибки?
— Одной ошибки? — в моем голосе звенит сталь, которой я сама от себя не ожидала. — Как давно это продолжается, Джамал? Год? Два? Пять? И сколько раз за это время ты смотрел мне в глаза и лгал? Сколько раз ты возвращался домой с её запахом на своей коже и думал, что я ничего не замечаю?
Я сама не знаю, откуда берутся эти слова. Может быть, где-то глубоко внутри я всегда подозревала, всегда чувствовала, что что-то не так. Мелкие несостыковки, неожиданные задержки на работе, отстраненность, которую я списывала на усталость или проблемы в бизнесе.
— Амина, — произносит он, пытаясь взять меня за руку, но я отдергиваю ее, словно боясь обжечься. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. Ты по-прежнему важна для меня, для всей нашей семьи. Это просто... другое.
— Другое? — мой смех похож на всхлип, он царапает горло и отдаётся болью в груди. — Ты говоришь об измене как о покупке новой машины, Джамал. Словно тебе стало мало одной, и ты решил добавить в коллекцию ещё одну модель. Более новую, более яркую.
Его челюсть напрягается, а пальцы крепче сжимают край столешницы.
— Ты несправедлива, — говорит он тихо. — Я всегда уважал тебя, всегда заботился о тебе и наших детях. Разве я когда-нибудь давал тебе повод сомневаться в этом?
— Кроме того, что ты спал с другой женщиной? — внутри меня поднимается волна ярости, которую я не могу сдержать. Все годы молчаливого согласия, компромиссов, жертв собственными желаниями ради семейного благополучия внезапно превращаются в горький комок в горле. — Кто она, Джамал? Кто из твоего офиса? Молодая секретарша, готовая на всё ради продвижения по карьерной лестнице? Или клиентка, польщённая вниманием успешного бизнесмена?
Я знаю, что мои слова несправедливы, что они продиктованы болью, а не разумом. Но сейчас мне всё равно. Пусть он тоже почувствует укол обиды, пусть хоть на миг ощутит то, что чувствую я.