
— Можете высадить меня здесь, — говорю я таксисту, который быстренько припарковывается. — Спасибо.
Забрав вещи из багажника, я вдыхаю морозный воздух. Поднимаю голову вверх и смотрю на девятый этаж. Там горит свет на кухне и в большой комнате нашей квартиры с Костей, вот только он не знает, что меня выписали из больницы раньше, чем я предполагала. Он даже не знает, что теперь у нас будет ребенок. Долгожданный ребенок, о котором мы так долго мечтали.
Я не решилась сказать ему об этом по телефону вчера вечером. Не решилась сказать, что теперь мы станем папой и мамой. Хотела эту новость донести вживую, увидеть его сияющий и такой любящий взгляд, почувствовать эту радость — одну на двоих. Ощутить облегчение бремени бесплодности, и осознать, что теперь мы станем полноценной семьей.
Быстро набрав код на домофоне, я вошла в теплый подъезд, стряхнула с себя снег и направилась к лифту. Внутри все обжигало пламенем, огнем от предвкушения, и я даже несколько раз в голове произнесла фразы, которые бы я хотела сказать Косте.
Он явно обрадуется тому, что теперь у нас будет ребенок. Уже не терпится ему об этом рассказать!
Выйдя на лестничной клетке, я достала ключи из сумочки и вставив их в замочную скважину обнаружила, что дверь закрыта изнутри. Странно, как-то. Костя всегда закрывает дверь на нижний замок, а щеколдой мы и вовсе не пользуемся…
Что-то внутри ёкнуло, под ребрами. Да так сильно, что меня обдало холодным потом. Я нажала на звонок и дважды позвонила в него.
— Кто там? — послышался голос Кости из-за двери.
— Костя, это я! — волнительно воскликнула. — Открывай.
Раздалось ругательство, и я почувствовала, как по телу пробежала дрожь, словно волна.
В воздухе витало ощущение беспокойства.
Спустя мгновение дверь открылась, и на пороге возник Косте, его взгляд был полон растерянности.
— Привет! — я улыбнулась ему, но внутри меня все еще нарастала тревога.
— Привет! Тебя что, уже выписали?
— Да, — выдохнула я. — Выписали. Решила сделать сюрприз.
Костя как-то странно посмотрел на меня. Его зелёные глаза были полны разочарования, как будто эта новость оказалась ужасной и совсем не той, которую он ожидал услышать.
В нашей семье уже три года не всё гладко: случаются бытовые ссоры, недопонимания. Но ведь у каждой пары бывают такие периоды? Это лишь временное явление, которое вот-вот закончится.
— Ну… ты не рад? — улыбка постепенно исчезает с моего лица.
— Нет, не рад, — выпаливает Костя и смотрит на меня с таким холодным взглядом, что я начинаю дрожать. Он отходит от двери, чтобы что-то взять, и я решительно переступаю порог.
В коридоре витал аромат женских духов.
Чужих духов, не моих.
— Я думал, тебя выпишут позже, — пробормотал Костя, копаясь за дверью. Я же не решалась пройти дальше придверного коврика.
— Что ты там делаешь?
Костя вытащил две сумки и протянул их мне. Они оказались тяжёлыми и не до конца застегнутыми, и я сразу узнала в них свои вещи.
Сердце замерло на мгновение.
— Костя?
На мгновение мы замираем. Осознание того, что произошло что-то плохое, приходит не сразу. Сначала дрожь охватывает все мышцы, они становятся словно каменные, а затем становится тяжело дышать. В душе медленно разворачивается чёрная дыра, которая пронизывает всё вокруг и вызывает скулящую боль.
— Вот твои вещи, и вали на все четыре стороны!
Муж вытолкнул меня за дверь вместе с вещами, да так сильно, что я чуть ли не падаю с этими сумками, но успеваю зацепиться за дверной косяк.
— Костя, что ты несешь? — в недоумении воскликнула я, пытаясь вновь войти в квартиру. Из-за его спины выглянула грудастая брюнетка, ехидно улыбаясь. А, понятно. Вот в чем дело…
Это объясняет тот факт, что в коридоре пахнет чужими женскими духами.
— Я отправлю тебе документы на развод по почте, — сказал муж и, не прощаясь, захлопнул дверь прямо перед носом.
— Костя? — сошло его имя с моих губ так тихо, что я сама себя не слышала. Я со злостью ставлю сумки на пол и начинаю звонить в дверь.
Долго.
Настырно.
Насколько возможно, вдавливаю небольшую кнопочку звонка в стену. Он должен объяснить, что произошло, и я уверена, что мы придем к общему согласию.
Через несколько минут Костя резко открывает дверь и смотрит на меня так злобно, что кажется, он вот-вот причинит мне вред.
— Ты глухая, а? Я сказал тебе…
— Объясни мне, Костя, почему ты выгоняешь меня из нашей квартиры?
— Из моей квартиры, дура, — брызжет слюной муж. — Это моя квартира, а ты здесь никто.
— Тонь, ну не реви.
Я закрыла глаза ладонями, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. Внутри все стягивалось в болезненный узел. Моя подруга, сидевшая напротив, нежно укачивала своего второго сына на руках, который, казалось, не замечал ничего вокруг, издавая радостные звуки.
— Он меня бросил, понимаешь? — произнесла я с такой горечью, что слезы вновь хлынули из глаз, а к горлу подступил ком тошноты. — Выбросил на улицу… как и двадцать лет нашей жизни! А я хотела сделать ему сюрприз… Не звонила специально, что выписали меня раньше. Что теперь я ношу его ребенка под сердцем… — взвыла я. — Зашла в квартиру как ни в чем не бывало, а он с ходу выталкивает меня. Говорит какие-то глупости, и в нашей квартире витает аромат чужих женских духов. А потом она… тварь эта, черноволосая. Глазками хлоп-хлоп на меня…
— Боже мой, какая проблема, — с досадой в голосе произнес муж подруги, который зашел на кухню, шаркая тапочками, чтобы выпить воды.
— Ты давай, Федь, не комментируй, — рявкнула подруга на мужа. — Ей и без твоих нравоучений тяжело.
— Молчу-молчу, — проронил он и взяв стакан с водой, поспешно вышел из кухни.
Ну а что, Машка права. Мне было чертовски тяжело сейчас.
— А... — заикаясь, мямлила я сквозь слезы, — а эта тварь... С вот такой грудью... — показала я на себе, а после вновь залилась истерикой. — Пялилась ехидно, как змеюка!
— Ну, Тонь, не плачь, — повторяла подруга, словно заевшая пластинка. — Жизнь продолжается, а твоя истерика может навредить малышу.
— У меня нет больше дома… — пропищала я. — Нет никого родного… — взывала я, как белуга.
Подруга нежно положила тёплую руку мне на плечо и слегка сжала его.
— Ну как же нет, Тонь. У тебя теперь под сердцем ребенок… Да и тетка у тебя в Мурманске осталась. Все-таки хоть какая-то родная кровушка…
— Ребенок от него, — добавила я, не в силах сдержать слёзы. Истерика не утихала, а лишь усиливалась. — Я ненавижу этого предателя! Ненавижу!
Маша — так звали мою подругу, с которой мы были знакомы и дружили всё время, пока я была замужем за Костей. Мы познакомились в университете, на филологическом факультете. Она была моей единственной подругой, которая всегда поддерживала меня, несмотря ни на что.
— Что мне делать? — спросила я, шмыгая носом. Машка нежно вытерла слезы с моих щек.
— Ну, во-первых, не реви, — сказала она, чуть сильнее качая ребенка на руках, который, кажется, хотел присоединиться ко мне в истерике. — Во-вторых, ты сможешь снять квартиру, сначала подешевле, потом уже нормальную. Да и с чего ты взяла, что я тебе не помогу?
Её кареглазый малыш, нахмурив брови, смотрел на меня, словно просил перестать плакать.
— У тебя самой вон сколько дел, — утирая слезы бумажным полотенцем, кивнула в сторону неподмытой посуды в раковине. — Да и скоро новый год на носу… Куда тебе там до меня…
— В такое непростое время гора немытой посуды может подождать, — произнесла Машка, сверкнув своими зелеными глазами. — Давай-ка лучше поешь, — предложила она, пододвигая тарелку с двумя бутербродами. — Тебе нужно беречь себя.
— Знаю — знаю, — выдохнула из себя, но все равно внутри было паршиво. Даже кусок хлеба в горло не лезло. Но все-таки, пришлось заставить себя съесть один бутерброд.
Телефон завибрировал в кармане джинс и я нехотя его подняла. На экране высветился незнакомый номер.
— Он звонит?
Я мотнула головой.
— Нет, не он. Какой-то незнакомый номер.
Я машинально сбросила звонок, вновь уткнувшись в тарелку.
— Может быть еще чаю? — предложила подруга, и я одобрительно кивнула головой. Но не успела сделать еще один надкус от бутерброда, как этот же самый номер вновь позвонила. Я снова сбросила. Потом все повторилось еще раз.
— Может быть ответишь? — спросила подруга, посадив ребенка за детский стульчик. Я проглотила кусок бутерброда и подняла трубку.
— Алло?
— Антонина Вострякова?
— Да, — ответила я. — А кто спрашивает?
— Вам звонят из городской больницы города Мурманска. Ваш номер был указан на экстренный случай.
Я окаменела, когда это услышала. Легкие будто бы перестали наполняться воздухом, а тело сковало неприятное ощущение ноющей боли.
— Что случилось? — спросила я, зная, что в Мурманске у меня осталась родная тетка, но мы с ней давно не общались.
— Мне очень жаль, но Нина Вострякова скончалась. Примите мои соболезнования.
Белый шум заполняет барабанные перепонки. По спине пробегает холодок от услышанного, и я чуть ли не роняю телефон из рук.
— Антонина Петровна, — обращается ко мне мужской голос из трубки. — Вам нужно приехать в Мурманск, чтобы похоронить вашего родственника. Семь дней тело будет находиться в городском морге при больнице, а дальше…
— Да-да, — выдыхаю из себя. Подруга заметила, что меня охватил шок от услышанного. — Я... Я выеду, как только смогу.
— Еще раз примите мои соболезнования, — говорит мужчина, и звонок разъединяется.