Развод. Право на себя

Глава 1

Алена

Сегодня в конференц-зале пахнет холодным кофе и амбициями. Последние слайды презентации горят на экране. Цифры, графики, бездушные доказательства успеха. Моего успеха. Я закрываю папку, и за столом пробегает одобрительный шепот. Дело, за которое мы боролись три месяца, теперь наше.

— Алёна Валерьевна, поздравляю! — мой директор пожимает мне руку. — Жестко, бескомпромиссно и красиво. Как всегда.

Я отвечаю профессиональной улыбкой. “Жёстко и красиво”. Похоже, это мой девиз не только в зале суда. В воздухе висит всеобщее облегчение. Коллеги обнимаются, кто-то уже шутит про вечерний корпоратив.

В коридоре достаю телефон. На экране семейное фото. Миша, я, Стёпа и Илья у фонтана в парке. Идеальный кадр. Идеальная жизнь. Нажимаю на быстрый набор.

Муж поднимает трубку почти сразу.

— Привет, — голос у него глуховатый, как будто он в помещении с плохой акустикой.

— Ты где? Уже подъехал? Готов ехать за подарком сыну? — напоминаю о планах.

Сегодня мы должны выбрать подарок для Стёпы и его невесты. Дорогой набор посуды или что-то для будущего домашнего очага. Символично, но чтобы от всей души. Я даже уже нашла пару довольно дорогих вариантов в ТЦ неподалеку.

— Да, я внизу. На парковке, — его голос звучит странно. Напряженно. Не то чтобы устало… Скорее отстраненно. Как будто его мысли за миллион километров от этой парковки, от меня, от нашего общего дела.

— Всё в порядке? — спрашиваю, уже направляясь к лифту.

— Д-да, — запинается он. — Выходи.

Лифт плавно спускается. Я ловлю свое отражение в полированных стенах. Строгий костюм, собранные волосы, прямой взгляд. Алёна, у которой всё под контролем.

Захожу в отдел кадров, чтобы сдать подписанный контракт.

— Алёна! Поздравляем! Ещё одна победа на твоем счету! Говорят, ты там просто разорвала всех! — с торжествующей улыбкой выдает начальница отдела кадров.

— Спасибо, девочки, — киваю, оставляя папку на стойке.

Рядом стоит молоденькая девушка из бухгалтерии, и смотрит на меня с нескрываемым восхищением.

— Алёна Валерьевна, вы просто супервумен. Вот серьёзно. И карьера, и семья… Говорят, ваш старший сын вот-вот женится?

Я улыбаюсь, автоматически поправляя свое обручальное кольцо на пальце. Скоро и мой сын станет женатым человеком.

— Свадьба в следующем месяце. Подготовка идет полным ходом.

— Ну вот, — вздыхает девушка. — И сына пристроили, можно сказать. Младший, наверное, тоже золотой мальчик. И муж успешный. Идеальная семья. Прямо завидно.

Её слова такие легкие, такие беззаботные. “Идеальная семья”. Они падают в тишину моего внутреннего мира, но вместо привычного теплого чувства удовлетворения я ловлю себя на мысли: “А что, если это не комплимент, а проклятие? Что, если идеальность это просто хрупкая оболочка?”

Внезапно папка с контрактом соскальзывает со стойки. Бумаги с тихим шуршанием рассыпаются по полу.

— Ой! — Марина тут же приседает, чтобы помочь их собрать.

— Всё в порядке, — говорю я, и мой голос звучит чуть выше обычного. — Руки что-то не слушаются. Наверное, после совещания перенервничала… положила их на край и не посмотрела.

— Понимаем, понимаем, — подхватывает Марина, собирая листы. — Ты молодец. Ты этого заслуживаешь.

— Спасибо, — шепчу, подбирая последний лист. Руки и вправду дрожат. Странно. Очень странно.

Выхожу на улицу. Вечерний воздух прохладен и свеж после душного офисного склепа. Нахожу на парковке нашу машину. Тёмный, дорогой внедорожник, о котором так мечтал мой муж. Наш общий “корабль”, как шутил Миша. Сажусь на переднее пассажирское сиденье.

И меня сразу накрывает волна сладкого, приторного запаха. Как от детского шампуня или жвачки. Не нашего запаха. У нас пахнет кофе, кожей и моим парфюмом с нотками сандала.

Миша сидит за рулём и смотрит прямо перед собой. Его профиль кажется вырезанным из камня.

— Привет, — говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щёку. Он не отстраняется, но его кожа под моими губами холодная. — А я урвала то дело, о котором тебе говорила. Это было что-то невообразимое. Я так перенервничала. А потом… знаешь, нас там только что опять хвалили. Говорят, у нас идеальная семья. Наверное завидуют. Как бы не сглазили, — искренне улыбаюсь я, пристегивая ремень, и его щелчок кажется оглушительно громким в тишине салона. — Почему радио не включаешь? Голова опять болит?

Он не отвечает. Заводит двигатель. Рычание мотора заглушает тишину.

— Миш? — кладу руку ему на плечо.

Он вздрагивает. Небольшое, почти незаметное движение, но я его чувствую каждой клеткой кожи. Потом он медленно, очень аккуратно, как будто моя рука — это что-то грязное или горячее, снимает её.

— Алёна, — говорит он. И в этом звуке моего имени не любовь, не раздражение, а что-то новое. Предостережение. Усталое отчаяние. — Давай не сейчас.

Я отвожу руку, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Ты чего? — мой голос звучит глупо, по-детски обиженно.

Он не смотрит на меня. Сжимает губы так сильно, что они белеют. Его пальцы впиваются в руль.

— Прекрати, — говорит он уже более грозно. Но эта угроза не направлена на меня. Она бушует внутри него.

Я ничего не понимаю. Это не похоже на обычную усталость или ссору.

— Что случилось? — спрашиваю я уже тише, почти шепотом. — Не хочешь ехать за подарком?

Он делает тяжелый, шумный вдох, будто готовится нырнуть на глубину. Потом, не поворачивая головы, говорит медленно, отчеканивая каждое слово:

— Обернись назад. И познакомься.

Время замедляется. Звук улицы за окном превращается в сплошной гул. Сладкий запах в машине становится удушающим. Механически, я поворачиваю голову.

На заднем сиденье, за моей спиной, сидит мальчик. Лет пяти. Он в наушниках, а его глаза уткнулись в яркий планшет. Его светлые волосы падают на лоб. Он кажется погруженным в свой мультфильм, не обращающим на нас ни малейшего внимания.

Глава 2

Алена

В ушах белый шум. В ноздрях сладкий, тошнотворный запах. И этот мальчик. Он шевелит губами, повторяя что-то за персонажем на экране.

— Алёна, — голос Миши пробивается сквозь гул. Он звучит сухо, по-деловому. — Давай сейчас без скандалов. Не при ребёнке. Он не виноват.

“Не при ребёнке”.

“Он не виноват”.

Каждое слово — приговор. Скандал? У меня нет воздуха для скандала. Во мне просто выжгли всё дотла, оставив пепелище, с которого сейчас поднимается ледяной, чёрный дым.

Мои пальцы находят ручку двери. Двигаются сами, автономно. Щёлк. Ремень крепко фиксирует меня на месте. Отстегиваю. Выхожу на улицу. Ноги слегка подрагивают. Холодный вечерний воздух врывается в салон, смывая сладость, но неся с собой эту суровую реальность.

— Выйди, — говорю я и не узнаю свой голос. Он бльше похож на плоский, металлический звук.

Он замирает на секунду. Смотрит на меня, потом краем глаза на мальчика на заднем сиденье. Я вижу, как в его глазах щелкают расчеты. Где меньше потерь, как избежать сцены здесь и сейчас. Он нехотя отстегивает ремень. Его движения медленные, неохотные. Он обходит машину, и его тень под уличным фонарем кажется огромной, чужой.

Он останавливается передо мной на тротуаре. Между нами меньше метра, и это расстояние кажется пропастью. Я поднимаю взгляд на его лицо. Ищу панику, вину, растерянность, дикое сожаление. Всё, что могло бы хоть как-то оправдать этот ад.

Но его лицо выражает лишь напряженное недовольство. Губы сжаты, брови слегка сдвинуты. Он выглядит так, будто я заставила его выйти посреди ливня без зонта, а не он только что обрушил мне на голову целое небо. В его глазах нет раскаяния. Там есть раздражение. Усталость от “проблемы”. От меня.

И этот взгляд, наконец, пробивает онемение. Из пепелища вырывается первое живое пламя. Ярость. Такая чистая и острая, что я чувствую её на языке, как привкус меди.

— Что это значит, Миша? — шиплю я, чтобы не кричать. Голос дрожит, но не от слез. От бешенства. — Что значит, твой сын? Как у тебя вообще хватило ума… привезти его сюда? Посадить к нам в машину? Чтобы я узнала вот так? Ты вообще соображаешь, что делаешь? Это не смешно.

— Алёна, успокойся, пожалуйста, — говорит он сквозь зубы. Бросает быстрый, оценивающий взгляд на окна ближайших домов, на мой офис. Соседи. Коллеги. Все видят. Ему стыдно. Стыдно не за ложь, а за возможную публичную сцену. — Успокойся, Ален.

—Успокоиться?! — мой шёпот срывается на хриплый, низкий крик. Я не кричала так никогда. Ни на него, ни на детей. — У нас в машине. В НАШЕЙ машине сидит твой ребёнок от другой женщины! О котором я НИЧЕГО НЕ ЗНАЛА! Как я должна успокоиться?!

— Я тебе всё объясню, но не здесь! — его голос тоже повышается. В нем прорывается знакомый, командный тон. Тон, которым он руководит на совещаниях. Тон, который раньше казался мне признаком силы. Теперь он плевок в душу.

— Он нас услышит! Он всё понимает!

— Пусть слышит! — я делаю шаг вперёд, и он инстинктивно отступает. Меня это безумно радует. — Пусть знает, в какую ложь его втянули! Пусть знает, что у его идеального папы есть другая, обманутая семья! Ты думаешь только о нём? А о нас? О Стёпе? Об Илье? Они тебе что, не дети?!

Его лицо искажается. Не от боли. От злости, что я выхожу из-под контроля.

— Не смей приплетать их сюда! Это совсем другое!

— Что другое? Что может быть ДРУГОЕ, Миша?! У тебя двойная жизнь! Ты… ты…, — слова рвутся клубами пара на морозном воздухе. Я не могу подобрать слово, которое вместило бы всю мерзость его поступка. Предатель? Лжец? Мерзавец? Всё мелко. Всё не то.

Я отшатываюсь от него. От этого человека с чужим лицом.

— Знаешь что? Забирай своего сына. Вези куда хочешь. Я лучше пойду пешком.

Я резко разворачиваюсь и делаю первый шаг по тротуару. Ноги ватные, но несут меня вперед.

— Ты с ума сошла? — его голос гремит мне вслед. — Куда ты собралась пешком? На улице мороз! Садись в машину, прекрати этот цирк!

Я не оборачиваюсь. Иду быстрее. Каблуки отчаянно цокают по асфальту, нарушая вечернюю тишину. Холод сквозь тонкую ткань брюк, кажется, пробирает до костей.

— Лучше в мороз, — бросаю я через плечо, и слова застывают в воздухе ледяными сосульками, — чем в одной машине с твоим ребенком, который сидит на заднем сиденье.

Сзади хлопает дверь. Злой, резкий звук. Через мгновение слышу рёв мотора. Фары выхватывают из темноты мой силуэт. Машина медленно проезжает мимо, почти касаясь меня зеркалом. За окном его профиль. Напряженный, отвернувшийся. На заднем сиденье маленький, светлый силуэт, всё так же уткнувшийся в экран.

Они скрываются за поворотом. Я остаюсь одна. Тишина наваливается на меня оглушительной пустотой. И только тогда в ней начинают звучать голоса. Не его. Другие.

“Алёна, ты просто супервумен. Карьера, семья…”

“И сына пристроили!”

“Прямо завидно”.

“Успешный муж. Идеальная семья”.

Каждое слово, каждый восхищенный взгляд коллег, подруг, родственников… всё это сейчас превращается в тысячи острых осколков. Они вонзаются не в гордость, а в самое нутро.

Идеальная. Они считали мою жизнь идеальной. А я сама верила в этот мираж. Носила его, как дорогое, отутюженное платье. А под ним оказалась гниющая, страшная рана, которую мой муж скрывал и лелеял все эти годы.

От “идеальной семьи” теперь остался только морозный воздух, обжигающий легкие, и ноющая, тупая боль где-то в районе солнечного сплетения. Боль, от которой нет таблеток. Боль от крушения не просто брака. От крушения всей своей правды. Всех двадцати лет.

Я иду, не зная куда. Просто иду, пытаясь убежать от сладкого запаха в салоне, от его лица без раскаяния, от этих пятилетних глаз, которые навсегда стали частью моего кошмара.