– Сегодня весь день лил дождь, так что езжайте аккуратно, – просит по рации Лиля, наш диспетчер, пока мы с Леной и Олегом загружаем в машину СМП оборудование, расходники и контейнеры с едой.
Смена сегодня сдвоенная, целые сутки, с восьми вечера сегодняшнего до восьми вечера завтрашнего дня, так что без нормальной еды не обойтись.
Когда смены двенадцатичасовые, чаще всего перебиваемся перекусами, покупаем что-нибудь в ближайшем к адресу вызова супермаркете: заварные каши и супы – благо, в машине есть розетка и электрический чайник, – хлеб, колбасу, сыр, печенье, по утрам – йогурты или творог.
Но если предстоит пробыть на смене целые сутки, и не факт, что удастся вернуться хоть раз на станцию, лучше запастись чем-нибудь посерьезней.
Лена, моя напарница-фельдшер, обычно приносит макароны с котлетами или гречку с сосисками, плюс немного свежих овощей.
Лене двадцать четыре, она на последнем курсе меда. Закончит – станет сама врачом, будет главной в своей команде, а мне нового фельдшера дадут.
Олег, наш водитель и санитар, вечно таскает с собой стеклянную банку из-под кабачковой икры, с давно облупившейся этикеткой: в нее жена наливает ему суп, обычно рисовый с курицей, иногда грибной.
Мои контейнеры с едой всегда вызывают у коллег зависть: мне готовит муж, а он у меня – шеф-повар дорогого краснополянского ресторана «Caledonia».
Сегодня у меня, например, тыква, запеченная с козьим сыром, хурмой и кедровым орехом, и мисо-суп с креветками.
Вообще-то, с таким мужем и его заработками я могла бы уже лет пятнадцать как не работать, сидеть дома, вышивать крестиком и любоваться морем из окна, но... я люблю свою работу.
Люблю спасать человеческие жизни.
Люблю быть полезной.
И сколько бы он не уговаривал меня оставить этот сложный и неблагодарный труд врача скорой медицинской помощи, я соглашусь, только когда меня со станции нашей на носилках вынесут ногами вперед.
– Ну, поехали! – говорит Олег и поворачивает ключ зажигания.
Я сажусь рядом с ним, Лена – сзади, в салоне.
Первый вызов на сегодня – к мужчине пятидесяти двух лет.
Симптомы – резкая сильная головная боль, тошнота, затем рвота, судороги, нарушение сознания, – похожи на признаки инсульта.
Жена, в панике позвонившая в скорую, сказала, что у него «перекосило лицо» и он «не может нормально говорить».
Девяносто процентов, что это будет именно инсульт.
Неприятный, тяжелый вызов для начала смены, но выбора нет – мы едем.
Добираемся до новенького ЖК в центре города, поднимаемся в позолоченном лифте на нужный этаж.
Дверь нам открывает молоденькая девушка не старше двадцати пяти лет.
Дочь, наверное... не жена же, если ему пятьдесят два!
– Здравствуйте! Проходите! Сюда, пожалуйста! – суетится она, явно напуганная, с глазами-блюдцами и растрепанными волосами.
Иду, куда показывают, успеваю заметить, что она босиком и в полупрозрачном пеньюаре... спала, что ли?!
В комнате, где лежит пациент, мягкий полумрак и откровенно душно, да и запах какой-то... странный. Я принюхиваюсь, но никак не могу понять, в чем дело.
– Иваш, – ласково обращается к мужчине девушка. – К тебе пришли доктора... тебе сейчас помогут...
Я подхожу ближе – и вдруг понимаю, что пациент, седой, осунувшийся, полуобнаженный, прикрытый одеялом, мне знаком.
Невольно отступаю, словно передо мной вспыхнуло пламя.
– Светлана Юрьевна, вы чего? – удивляется Лена.
А я и слова вымолвить не могу.
Потому что мужчина, к которому я приехала на вызов, – это мой муж.
И пахнет в комнате ничем иным, как близостью разгоряченных, обнаженных, вспотевших тел.
Не зря же девица встретила нас в пеньюаре...
– Ну и чего вы встали?! – возмущается девица в пеньюаре, сложив руки на груди. Только теперь я замечаю, что по лицу у нее размазаны помада и тушь. Все окончательно становится на свои места. – Вы поможете ему как-нибудь, или мне других врачей вызывать?!
– Светлана Юрьевна, работаем?! – спрашивает у меня Лена. Прикосновение ее пальцев помогает мне прийти в себя.
За годы работы на скорой я, конечно, научилась оказывать необходимую помощь несмотря ни на что.
Бывали вокруг и пожары, и скандалы, и драки, и бешеные собаки, которые чуть не отгрызли мне лицо, и еще более бешеные мужья и жены пациентов, которые пытались оттащить в сторону...
Но я всегда выключала эмоции, забывала про страхи и опасности и делала свою работу.
Спасала людей, вытаскивала их порой с того света и тащила потом на своем горбу – физически и морально.
Сегодня сложнее.
Сегодня – личное.
Сегодня страшно, но не от чьих-то оскорблений, кулаков, клыков или языков пламени, а от дыры, которая прямо сейчас расползается внутри огромным чернильным пятном, заливая сердце и душу тьмой.
Но я все равно нахожу в себе силы собраться, сосредоточиться.
Расспрашиваю девицу – ее зовут Кира, – параллельно осматриваю Ивана: измеряю давление, пульс, уровень глюкозы в крови, выслушиваю фонендоскопом, проверяю реакцию зрачков на свет, снимаю ЭКГ.
Состояние моего мужа – умеренное оглушение. Медицинский термин, подразумевающий частичную дезориентацию, сонливость, задержку ответов на вопросы.
Вот только признаков инсульта у него явно нет: лицо двигается симметрично, движения рук синхронные, речь хоть и заторможенная, но не критично.
А вот уровень сахара в крови запредельный.
– Он принимает таблетки от диабета?! – спрашиваю я у девицы в пеньюаре.
Та удивленно хлопает ресницами:
– А у него что, диабет?!
– Да, – говорю я мрачно. Видимо, мой муженек решил не грузить молоденькую любовницу своими хворями... за что и получил. – Сейчас сделаем укол, чтобы нормализовать уровень сахара, а завтра – к эндокринологу, ясно?!
– Да, конечно, спасибо, доктор...
– Через полчаса он будет в порядке. Пусть побольше пьет и поменьше двигается, – хмыкаю я, намекающе глядя на ложбинку между ее грудей, выглядывающую из полупрозрачной ткани пеньюара.
– Спасибо, – отвечает девица, невольно краснея. Надо же! А я-то думала, у таких и намека на стыд нет!
Лена делает моему неверному супругу укол, я быстро заполняю документы, а потом, пока Иван окончательно не пришел в себя, прощаюсь.
Когда мы выходим из квартиры, напарница спрашивает:
– Все нормально, Светлана Юрьевна? Вы зависли, как будто... не знаю. Не помню, чтобы с вами такое раньше случалось.
– Ничего, все в порядке, – улыбаюсь я, но получается как-то криво, словно у меня самой вот-вот случится инсульт... губы дрожат.
Но не говорить же Лене, что я только что узнала об измене своего мужа!
Не ее это дело, это касается только меня и его.
И я буду разбираться с ним, когда он вернется домой.
Я ведь и понятия не имела, что у нас есть какие-то проблемы.
Двадцать шесть лет брака, дом – полная чаша, двое прекрасных взрослых детей...
Да, были ссоры, недопонимания, но я думала, это нормально, когда вы столько лет вместе.
А оказалось, что у него другая женщина! Девушка! Девчонка даже!
Молодая, красивая!
Интересно, давно ли?!
И почему, зачем?!
Чего не хватало?!
Разлюбил – мог бы сказать, развестись спокойно, а потом идти к другой... но нет, решил за моей спиной шашни крутить...
Ну, вот вселенная и наказала.
Только мне-то за что такое наказание?!
Рабочая смена продолжается.
С девяти вечера и до восьми утра мы с Леной и Олегом выезжаем на восемь вызовов, среди которых – один острый инфаркт миокарда, двое пациентов с множественными травмами после автомобильных аварий, одна пневмония, один аппендицит и трое пациентов, которых мы передаем неотложке: ОРВИ, температура, насморк, кашель, обострение гастрита.
Один раз мы даже успеваем вернуться на станцию.
Там Лена достает свои котлеты, Олег – свой суп, а я – припрятанную на «всякий пожарный» лапшу быстрого приготовления.
– Тебе твой ничего сегодня не приготовил, что ли? – удивленно спрашивает Олег, с аппетитом поедая суп.
– Нет, – я качаю головой, а сама думаю: вечером домой вернусь после смены, выброшу то, что он приготовил, вместе с контейнерами. Не хочу больше есть его стряпню. Никогда.
К счастью, в остальном времени и сил на рефлексию и размышления пока нет: поступает новый вызов – и мы, не успев доесть и побросав ложки-вилки, снова мчимся по утреннему городу с мигалками и сиреной.
Следующая возможность перевести дух появляется в десять часов утра.
Мы решаем не тратить время, возвращаясь на станцию, паркуемся во дворе, где был последний вызов, закрываем окна специальными шторками, которые у нас всегда с собой, и решаем немного подремать.
Солнечный свет, хочешь, не хочешь, все равно пробирается внутрь, снаружи слышны голоса, детские вопли, шум машин, да и включенная рация время от времени потрескивает, но мы слишком устали, чтобы замечать это.
Поспать удается минут сорок – небывалая роскошь!
Потом в динамике рации раздается голос Лили:
– Прием, прием! Женщина, тридцать шесть лет, повторнородящая, стремительные роды... не уверена, что вы успеете довезти ее до родильного дома, наверное, придется принимать дома...
Вот черт!
Только этого не хватало!
Мы все сонные, растрепанные, уставшие, но работа не ждет: Олег быстро заводит двигатель и включает мигалки и сирену, Лена начинает проверять, есть ли у нас все необходимые материалы, препараты и оборудование, а я вытаскиваю из бардачка наш мануал «Алгоритмы оказания скорой медицинской помощи». Последний раз я принимала роды лет семь назад – надо бы восстановить последовательность действий в своей голове.
«В момент рождения плечиков окситоцин внутримышечно или внутривенно...» – читаю я, и именно в этот момент на телефон вдруг приходит сообщение:
«Доброе утро, любимая!»
Любимая?!
Ну ничего себе!
Неужели и вправду был в таком ужасном состоянии, что не запомнил, что мы с ним виделись прошлой ночью?!
А может, решил, что ему это приснилось?!
Ничего так у него доброе утро – почти что в полдень!
При том, что я на смене уже больше пятнадцати часов!
А ведь он и раньше посылал мне такие сообщение, но они не раздражали.
Я просто писала ответное: «Доброе утро, любимый!» – и мчалась на очередной вызов, сытая его домашними пельменями, или ризотто, или том-ямом... Но сегодня внутри только пресная лапша быстрого приготовления и разочарование во всем, что было между нами...
Три часа спустя, сняв с себя окровавленную форму и приняв душ, я заматываю волосы полотенцем и набираю номер мужа, который за время моего отсутствия – роды оказались непростыми, – успел накатать еще пять взволнованных сообщений.
Первый же гудок прерывается его голосом:
– Ну наконец-то! Где ты была?! Все хорошо?!
– Все хорошо, – говорю я ледяным тоном. – Я была на вызове. Принимала роды. Мальчик, три пятьсот пятьдесят, пятьдесят один сантиметр, семь из десяти по Апгар. А ты где был всю ночь?!
– Я... ну, в смысле, где был... спал... – запинаясь, бормочет Иван.
– Ложь, – перебиваю я его. – Я все знаю... Иваш, – называю я его так же, как та девица в пеньюаре.
Что теперь?!
Будет отнекиваться, юлить, врать, что я все «не так поняла»?!
Или признает, что у него любовница?!
– Что ты знаешь?! – переспрашивает мой неверный супруг таким наивно-невинным голосом, что я ему даже верю.
Наверное, зря я в его карте написала про умеренное оглушение... надо было – глубокое.
Ответить не успеваю: в комнату врывается Лена. В отличии от меня, она даже душ принять не успела, только умылась и форму поменяла.
– Светлана Юрьевна, вызов! Срочно! ДТП! – кричит она.
– Ладно, потом поговорим, – бросаю я Ивану, сую телефон в карман и бегу за нашим фельдшером.
Что поделать: до конца смены еще шесть часов, расслабляться нельзя.
Буквально по дороге быстро сбрасываю с головы полотенце, потом натягиваю чистую форму, набрасываю капюшон, чтобы не заболеть: все-таки в феврале бегать по улице с мокрой башкой даже в Сочи не очень хорошо...
Уже в машине осознаю, что форма надета задом наперед.
Пока едем, переодеваюсь.
Авария на Курортном проспекте, недалеко от Дендрария.
Водитель легковушки потерял управление, протаранил две припаркованные машины, а вместе с ними и пешехода. Потом врезался в столб и потерял сознание.
У пешехода – множественные травмы нижних конечностей, серьезная кровопотеря, травматический шок, паническая атака.
У водителя, похоже, отек Квинке. Мы с Леной, Олегом и неравнодушными гражданами, оказавшимися поблизости, с трудом вытаскиваем его из покореженной машины... хорошо хоть, двери оказались незаблокированными, а то пришлось бы ждать спасателей.
Разрываться между двумя пациентами, каждый из которых при несвоевременном оказании помощи может скончаться на месте – один из-за кровопотери и шока, другой от удушья, – самое сложное в моей работе.
В идеале, на место должно было прибыть две бригады, но послали только нас: кадров недостаточно.
А ты уж что хочешь делай, но людей спаси...
Час спустя, сдав пациентов в травматологию и аллергологию-иммунологию и выдохнув, мы наконец возвращаемся на станцию.
До конца смены – еще четыре часа.
Но пока вроде спокойно.
Я достаю из своего шкафчика фен, чтобы досушить волосы.
– Не замерзла? – подходя, спрашивает у меня Олег.
– Нет, все нормально – киваю рассеянно, на автомате.
– На вот... принес тебе, – он протягивает пачку вяленого мяса.
– Ты ведь в курсе, что это канцерогены первого уровня? – улыбаюсь я, намекая, что употреблять такое мясо нежелательно: оно вызывает рак.
– Ага, – кивает он и забрасывает в рот кусочек мяса из своей упаковки.
– Ну спасибо, – фыркаю я и открываю свою пачку.
Сейчас, честно говоря, плевать, что в этой пачке, хоть концентрированный мышьяк: в желудке ноет и пульсирует от голода, так что я рада чему угодно, лишь бы заглушить эту боль.
Жаль только, заглушить боль душевную вредным вяленым мясом не выйдет.
В итоге, до конца смены мы выезжаем еще на два вызова: кровотечение у беременной и очередное ОРВИ.
Потом я наконец еду домой.
Там меня уже встречает Иван: взволнованный, тревожный... Наверное, успел все-таки поговорить со своей пеньюарной красоткой.
– Я теперь тоже все знаю, – говорит он.
– Правда?! – иронично выгибаю бровь.
– Да. Ты приезжала на вызов, когда у меня случился приступ гипергликемии, и Кира Кирилловна вызвала скорую.
– Кира Кирилловна?! – переспрашиваю я. – Как официально! Вот только она тебя что-то не по имени-отчеству называла, а Иваш!
– Ну да... это в шутку... переживала очень... Она, вообще-то, моя ученица. И девушка Гордея.
– Чего, блин?! – офигеваю я, потому что Гордей – наш с Иваном сын.
И как эта пеньюарная красотка может быть его девушкой?!
– Вань, ты ври, да не завирайся, – говорю я, уперев ладони в поясницу.
Спину, если честно, ломит, потому что за смену пришлось трижды таскать на своем горбу пациентов...
Сейчас бы в горячую ванну с морской солью, стакан теплого молока, а потом – в постель, спать, спать, спать... считай, больше суток на ногах!
Но вместо этого я разбираюсь со своим неверным мужем, который утверждает, что он очень даже верный.
– Кира – фуд-блогер, – терпеливо, с видом случайной жертвы объясняет он. – Снимает ролики про еду, готовку, рестораны... А еще она ученица моя. Закончила тот же кулинарный колледж, что и Гордей, только он на поварском учился, а она – на кондитерском. Специализируется на тортиках. Вот и попросила меня приехать к ней домой, у нее там свет хороший, оборудование всякое: штативы, закатные и круговые лампы...
– Вот оно что, – хмыкаю я, складывая руки на груди и не веря ни единому его слову.
Ладно бы, что-то подобное случилось в конце двадцатичетырехчасовой смены!
Я бы еще могла предположить, что ошиблась, устала, замоталась!
Но это случилось в начале! Первым же вызовом! Пока я была еще выспавшейся, сытой и в трезвом уме и памяти!
К ученицам на ночь глядя домой не ездят и ролики голышом не снимают!
Ученицы своих преподов уменьшительно-ласкательно не называют и босиком в прозрачных пеньюарчиках не разгуливают!
Да и в комнате стоял отчетливый аромат секса: пот, слюна и черт знает что еще... даже думать тошно...
Он меня что, совсем за дуру держит?!
Ну, видимо, держит, потому что невозмутимо продолжает:
– Ты у Гордея спроси, если не веришь.
– Она его девушка, говоришь?!
– Да! – уверяет меня муж, а я думаю: то ли отец у сына дочь увел, то ли они по очереди с ней «ролики снимают», то ли Иван мне просто врет в надежде, что я поверю... Все варианты омерзительны.
А еще более омерзительно, что в этом может быть замешан мой сын, мой Гордей, моя гордость!
Был ли он в курсе отцовских шашней?!
Одобрял ли, что отец изменяет матери?!
Действительно ли делил с ним одну девицу?!
Потому что если это правда, то это... не знаю... слов нет... такой стыд и позор, такой кошмар...
Но прямо сейчас, если честно, у меня нет сил с этим разбираться.
Я слишком сильно хочу есть и спать.
Поэтому просто заказываю доставку из ближайшего кафе, а сама иду мыться.
Когда курьер приносит салат, суп и пюре с котлетами, и я, покрепче намотав на голове тюрбан, начинаю перекладывать все это из контейнеров в тарелки, Иван возмущается:
– Ты чего это?! Дома полно еды!
– Да что-то пока не хочется твою стряпню, – морщусь я. – Ты уж прости... Но я теперь не знаю, где бывали твои пальцы...
– Светлана! – строго говорит муж. – Брось эти бредни! Если тебе что-то привиделось, это не значит, что это правда! Я тебе никогда и ни с кем двадцать пять лет не изменял! Как не стыдно вообще! Ты обижаешь меня!
Ох, а ты-то меня как обижаешь... тем, что считаешь дурочкой неумной. Но я же молчу. Вот и ты помолчи, ловелас хренов.
Вслух я этого не говорю – хотя может и стоило бы, – а лишь ухожу в свободную комнату, когда-то дочкину, а теперь гостевую.
Иван ломится ко мне, пытается достать, но я запираюсь, включаю погромче телевизор, ем, сев в постели по-турецки, а потом так и засыпаю: под мелькание кадров, чьи-то вопли с экрана, с замотанным на голове полотенцем, прислонившись полусидя к подушке...
Просыпаюсь утром следующего дня.
Смотрю на часы: десять.
Значит, часов двенадцать проспала.
Ивана в квартире нет: уехал на работу, и на том спасибо.
Зато на столе записка: «Люблю тебя!» – и тарелка с нежнейшими, кружевными блинчиками, которые он приготовил мне на завтрак.
Я вдыхаю их изумительный аромат, а потом беру тарелку, открываю шкафчик под кухонной раковиной и выбрасываю блины в мусорку.
Туда же летят и вчерашние контейнеры с тыквенной запеканкой и супом.
Потом я беру телефон и набираю номер сына.
Сердце ноет от ужаса, но еще внутри теплится надежда, что он ничего не знал и что муж просто соврал мне...
Гордею двадцать два, два года назад он закончил поварское отделение кулинарного колледжа, в ближайшее время собирается поступать в университет, но сначала решил два-три года поработать и попрактиковаться.
Полноценным поваром в ресторан «Caledonia», где шефствует Иван, его не взяли, конечно: слишком известное заведение, среди гостей – депутаты, бизнесмены, звезды, блогеры Сочи и Москвы, любой недосол или неправильной прожарки стейк могут дорого стоить...
Так что пока сын работает в небольшой прибрежной кафешке недалеко от морпорта, а после смен, когда есть свободное время у него и у отца, приезжает к нему, чтобы перенимать его опыт, знания и фирменные рецепты.
Иногда, если недостаточно постоянного персонала, его берут в отцовский ресторан как повара второго разряда для обслуживания банкетов и фуршетов. В поварской иерархии это самый низший разряд. Гордей чистит овощи и фрукты, нарезает хлеб, разделывает рыбу и мясо...
Но прямо сейчас он должен быть на основной работе – в кафе «Волны». И с позавчерашнего вечера не должен был видеться с отцом. Ну, если только тот не позвонил ему и не предупредил, что я узнала правду...
Откуда мне знать, какие между ними договоренности?!
Гордей долго не берет трубку. Я успеваю умыться и позавтракать. Потом он перезванивает, и я дрожащим пальцем нажимаю кнопку вызова:
– Здравствуй, сынок.
– Привет, мам! – кричит он мне в трубку. Голос надорванный, хриплый. – Я на смене! У нас тут аврал! Что-то случилось?! Что-то срочное?!
– Не срочное, – отзываюсь я. – Когда ты закончишь?!
– В восемь вечера. Потом еще к отцу собирался.
– Не сегодня, ладно? Надо поговорить. Я приеду к тебе к окончанию смены, хорошо?
– Ладно, как скажешь! – снова кричит он, потому что где-то рядом, кажется, начинает работать блендер. – До вечера!
– Пока, – едва успеваю сказать я, и сын сбрасывает вызов.
Ну вот: надеялась узнать что-нибудь полезное сейчас, а придется ждать до вечера.
Хорошо хоть, мужа дома нет, он сам работает до восьми, и если я в половину восьмого уже выйду из дома, мы с ним не столкнемся.
Но вообще, надо бы подумать, что делать дальше.
Квартира, конечно, общая, купленная в браке, мы здесь и Софью, и Гордея вырастили, столько счастливых моментов было, но теперь...
Иван не согласится переезжать на время развода.
А жить с ним на одной территории, зная, что у него любовница... не знаю, не знаю... не уверена, что справлюсь.
Можно, наверное, податься к родителям, но я пока не хочу их волновать.
Можно – к старшему брату, но у Славы своя семья, своя жизнь...
Ладно хоть, у меня деньги есть, сбережения... все-таки хорошо, что я в свое время не уволилась.
Чтобы скоротать время, решаю немного убраться в квартире: это, как и работа, отвлекает, помогает разогнать тревожные мысли.
Но после вчерашней тяжелой смены меня хватает ненадолго: прохожусь с пылесосом, вытираю пыль, загружаю стиралку и... и все. Устала.
Тогда решаю залечь в ванну: моей натруженной пояснице это точно пойдет на пользу.
Наливаю воды погорячее, насыпаю немного морской соли... как хорошо!
Обед делаю себе сама: нарезаю салат из свежих овощей, добавляю сметану и соль, варю яйца, достаю два ломтика хлеба.
Поужинаю уже в кафе с сыном.
Время тянется медленно, особенно если учесть, в каком бешеном ритме я привыкла жить на работе, но вот наконец – семь часов вечера.
Начинаю собираться.
Потом вызываю такси и еду в кафе «Волны».
Гордей встречает меня буквально на пороге:
– Мам, садись, где удобно... я тебе сейчас принесу с кухни что-нибудь.
– И себе возьми, – заботливо напоминаю я, а у самой сердце сжимается: что же он мне сейчас расскажет?!
Через несколько минут мы уже сидим за наполненными тарелками.
– Что случилось-то? – спрашивает он.
– Гордей... – я не знаю, как начать, но потом решаюсь: – Сын, скажи, пожалуйста, ты знаешь, кто такая Кира Кирилловна?!
Гордей удивленно изгибает бровь и явно как-то с нежеланием отвечает:
– Ну... знаю... а ты-то откуда о ней узнала?!
– Неважно, – я пока не хочу отвечать на этот вопрос, хочу, чтобы сначала он рассказал то, что знает. – И кто же эта девушка?!
– Ну... мы с ней встречаемся.
– Вот оно что.
Вообще-то, если бы не ситуация, приключившаяся со мной во время смены, когда я буквально застукала Ивана с этой самой Кирой, я бы не удивилась, что сын так неохотно рассказывает о своих отношениях.
Когда он закончил колледж, у него было несколько вариантов, что делать дальше.
Он мог сразу поступить в университет – тогда мы с Иваном продолжили бы обеспечивать его, пока он учится.
Он мог отказаться от высшего образования и пойти работать в какой-нибудь неплохой ресторан и там расти по карьерной лестнице.
Но он выбрал иное: временно отложить университет и работать в небольшой кафешке без особых претензий, чтобы были силы и время на наработку навыков у отца.
В итоге, сейчас он получает совсем небольшую зарплату, которой едва хватает на съемную квартиру, и мы помогаем ему деньгами.
Но Гордей пообещал нам с отцом, что будет очень усердным, не будет тратиться на всякую ерунду, пьянки, гулянки, девушек, даже отношения заводить не станет, и через два-три года пойдет в университет.
И вот теперь... у него девушка.
Только знает ли он, что эта девушка – не только его девушка?!
– Мам, я все объясню, – говорит Гордей нервно. – Во-первых, я почти не трачусь на Киру: она сама зарабатывает в три раза больше меня... я бы даже сказал, что это она мне помогает! А во-вторых, Кира – набирающий популярность фуд-блогер, она снимает крутые ролики про еду, рестораны...
Забавно. Иван сказал мне вчера то же самое.
Значит ли это, что они с сыном заодно?!
Между тем, Гордей продолжает:
– Я тоже иногда снимаюсь в ее роликах – и потом люди, которые увидели меня, которым я понравился, приходят сначала в мои соцсети, а потом и в «Волну»! Понимаешь, мам?! Первые клиенты, которые приходят, чтобы поесть то, что приготовил именно я! Разве это не круто?!
– Круто, конечно, но... Твой отец с Кирой знаком?!
Гордей опускает глаза:
– Да, вообще-то... недавно, но знаком. Кира сама захотела с ним познакомиться, когда узнала, что он шеф ресторана «Caledonia»... профессиональный интерес, так сказать. Я и с тобой ее планировал познакомить, но отец сказал, что пока не нужно.
– Вот как... и почему же не надо?! Как он это объяснил?!
– Сказал, ты будешь волноваться... и был прав. Ты волнуешься.
– Значит, – говорю я, не обращая внимания на замечание сына. – Твой отец Киру одобрил?!
– Ага, – Гордей кивает.
– И какие между ними отношения?!
– Ну... нормальные. Она берет у него уроки поварские. А он даже в нескольких ее роликах снялся.
– Что, серьезно?! – удивляюсь я.
– Да, щас покажу... – он торопливо хватает телефон, который лежал до этого на краю столешницы, и начинает рыться в нем. – О! Во, она вчера новый ролик выложила... как раз с ним!
Он протягивает мне телефон, я беру его, смотрю на экран и вижу... ту самую квартиру, куда приезжала на вызов!
Только в ролике не спальня, а кухня. Мой муж и Кира стоят за столом и взбивают блендером какой-то фруктовый мусс...
На Кире – тот самый пеньюар.
Одно только различие: мой муж одет, и сознание у него – ясное.
– Что это за квартира? – спрашиваю я, потому что есть у меня подозрение, что ее снимает для любовницы мой муж.
– Это квартира Киры, – уверенным тоном говорит Гордей. – Ей родители на восемнадцатилетие подарили.
– Что же у нее за родители такие, если подарили ей двухкомнатную квартиру в центре Сочи?! – удивляюсь искренне, а мой сын в тот же момент изгибает бровь:
– А ты откуда знаешь, где эта квартира и сколько там комнат?!
Вот блин!
Попалась, значит, раньше, чем планировала.
Но делать нечего – отвечаю:
– Я была там позавчера на вызове.
Гордей округляет глаза:
– С Кирой что-то случилось?!
– Не с ней. С отцом твоим. Приступ гипергликемии, потому что таблетки забыл выпить... Он был там... с ней.
– Вот оно что, – хмыкает Гордей. – Я не знал. Но ты же сама видишь: они ролик снимали. Готовили смузи.
– И тебя не смущает, что она в пеньюаре?!
– А почему это должно было меня смутить?! – он принимается листать ролики в ее профиле и показывать мне: – Смотри, здесь она тоже в пеньюаре... и здесь... и вот здесь... Она всегда одевается в пеньюары или пижамки, когда речь в роликах про завтраки. Обеды – в более деловом стиле. Ужины – в домашне-уютном. Это для удобства подписчиков, чтобы можно было листать ролики и открывать только завтраки, например, понимаешь?!
– Ага, – киваю, чувствуя, как мне сковывает непонимание.
– Ну и потом, она же блогер, она должна пользоваться всеми возможными способами продвижения. В ее случае это молодость и красота. Мужчины заходят в ее профиль, видят красотку с формами и остаются, подписываются, даже если не готовят ничего... просто чтобы любоваться.
Да уж, не понять мне современные нравы!
Ладно, допустим, ее одежда – не признак измены.
И то, что мой муж был в ее квартире, не признак измены.
Но под одеялом он был полуобнаженным!
А еще в спальне был отчетливый аромат секса... не могло же мне показаться?!
Сын в этот самый момент наконец догадывается, зачем я затеяла разговор:
– Ты подумала, что он тебе изменяет, да?!
– Да, – говорю, как на духу.
Призналась наконец-то.
Аж легче стало немного.
– Нет, мам, глупости какие. Мы с Кирой знакомы пять лет, со второго курса колледжа. Долго вращались в одной компании, общались. Встречаться начали полгода назад. И никогда она не проявляла романтического интереса к мужчинам постарше, – он усмехается. – Ей двадцать два, как мне. Зачем ей мой отец?!
Я смотрю на него и думаю: милый мой мальчик, наивная ты душа...
С одной стороны, здорово, что ты обо всех такого хорошего мнения.
А с другой... сколько же жестокой правды тебе предстоит узнать, сынок!
Не все такие добрые и честные, как ты.
Людьми могут руководить самые разные цели.
И я, например, прекрасно понимаю, зачем молодой красивой фуд-блогерше обеспеченный шеф элитного ресторана.
С ним и аудиторию новую можно в блог привлечь – у Ивана немало поклонников, – и жить хорошо, сыто.
Даже при том, что она сама зарабатывает, даже при том, что родители у нее явно небедные, высасывать деньги из чужого мужика, из чужой семьи гораздо приятнее, чем из собственных родителей, и уж точно гораздо приятнее, чем вкалывать самой... Такое уж нынче поколение.
– В общем, мам, волноваться не о чем, – говорит Гордей, успокаивая меня, а я только молча сжимаю губы.
Через час, плотно поужинав, мы с сыном начинаем прощаться.
Когда я достаю портмоне, чтобы заплатить, он останавливает:
– Не надо, мам... За счет заведения.
– За счет твоей зарплаты, то есть? – улыбаюсь я, но карту убираю. – Ладно, спасибо.
– Да не за что. Хорошо, что мы поговорили, и я смог тебя успокоить.
Ох, если бы смог!
На самом деле, мне еще тревожнее стало.
Думала, сын меня обманывает, а теперь думаю – его обманывают!
– У меня к тебе просьба, – говорю. – Не рассказывай пока отцу о нашем разговоре. Я хочу сначала сама с ним об этом поговорить.
– Без проблем, – кивает Гордей.
– Спасибо, давай, заглядывай почаще.
Мы встаем, обнимаемся, целуемся в щеки, и я выхожу на улицу.
В центре как раз начался дождь, и я подставляю ему свое уставшее, измученное лицо, словно надеюсь, что он разгладит морщинки и смоет тревогу.
Не решилась я сказать сыну, что отец был полуобнаженным, что в комнате странно пахло...
Не захотела расстраивать его раньше времени.
Он так свято уверен в честности и верности своей Киры, что даже я начала сомневаться, не привиделось ли мне...
Пока еду домой, в голове появляется еще одна теория.
А что, если Гордей вовсе не встречается с этой Кирой, а покрывает их с отцом по его просьбе?!
Что, если он врал мне, глядя в глаза своими честными чистыми глазами?!
Способен ли на это мой ребенок?!
Я не знаю... и не знаю, как узнать, как быть уверенной, кому верить.
Ему?!
Или себе, своим собственным глазам, своему собственному обонянию, которое почуяло тогда в спальне отнюдь не ароматы фруктового смузи на завтрак?!
Я чувствую себя дурой.
Не знаю пока, как, но я должна узнать правду.
Приезжаю домой – Иван уже там.
Сидит как ни в чем не бывало перед ноутбуком, видимо, отвечает на рабочую почту, а заодно слушает очередной кулинарный подкаст. С кухни до моего носа долетает чудесный аромат запеченного с овощами мяса.
– Здравствуй, любимая. Ну, рассказывай, где была? – спрашивает муж.
– Где была – там уже нет, – отвечаю мрачно. – Иван, давай-ка еще раз... про эту твою Киру Кирилловну.
– Она не моя, – фыркает Иван. – Она сына нашего. Все-то тебе неймется. Ты поговорила с Гордеем?!
– Поговорила, – киваю, но подробностей разговора с сыном не озвучиваю. – Предположим, она правда твоя ученица и блогер. Предположим, вы правда снимали ролик, я его даже видела. Предположим, что сниматься в пеньюаре – это правда норма для ее блога.
– Все так и есть, – подтверждает Иван.
– Но как ты объяснишь то, что лежал полуобнаженным под одеялом?! В ролике ты был в футболке.
– Снял ее, потому что испачкался смузи. Загляни в корзину для грязного белья, если не веришь...
Не дав ему договорить, я действительно иду в ванную комнату и открываю корзину. Все так: почти на самом верху лежит его футболка с засохшим пятном с фруктовым запахом.
Я загружала вчера стиралку, но выбирала светлые вещи, а футболка – черная, и я оставила ее до следующей стирки.
И я, конечно, тогда не обратила внимания, что на ней пятно. Цветное на черном плохо видно.
Тогда я возвращаюсь в гостиную и задаю последний и самый важный вопрос:
– А почему в спальне откровенно воняло сексом?!
Мой муж морщится, и я думаю про себя: ага, попался!
Но потом он вдруг выдает как ни в чем не бывало:
– Ты тоже заметила это, да?!
От неожиданности – я-то думала, что он вот-вот расколется, а он как будто ждал этого вопроса! – я аж на несколько секунд немею.
А Иван между тем продолжает, невозмутимо разыгрывая свой спектакль как по нотам:
– Кира Кирилловна, конечно, вряд ли предполагала, что придется открывать для меня двери своей спальни... А мне еще с утра не очень хорошо было. Я таблетки два дня пить забывал – и с собой не взял! А еще этот сладкий смузи с киви и клубникой, да и душно в кухне было... В общем, в какой-то момент я буквально начал сползать на пол, она меня едва дотащила до комнаты. Может, и в гостевой бы уложила, но ее собственная спальня ближе была, а я, сама знаешь, мужчина тяжелый, восемьдесят пять кило!
– Угу, – мрачно киваю, чтобы хоть как-то поддержать диалог, а сама пытаюсь уловить ложь в тоне его голосах, движении рук и взгляде.
– Поначалу я ничего не понимал и не чуял, конечно, потому что практически в отрубе был. Помню, кстати, как ты касалась меня прохладными пальцами... но лица твоего не помню. Лена укол мне сделала, да?!
– Сделала.
– Ну вот, вы ушли, а я минут через пятнадцать, как начал в себя приходить, почувствовал, что в комнате прям разит... воняет сексом! Отвратный запах! И стыдный такой! А если еще подумать, что он остался после того, как она с нашим сыном... ну... это...
– Я поняла, – резко обрываю.
– В общем, мне как полегче стало, я торопливо собрался и сбежал. Было очень неловко, хотя Кира, мне кажется, и не поняла, в чем дело...
– Ну да, конечно, куда уж ей, – говорю скептически.
– Такие дела, – заканчивает муж свой рассказ и смотрит на меня честно-честно, прямо-прямо.
На какое-то мгновение в голове даже проскакивает мысль: дура я, как я могла его подозревать, мы ведь двадцать пять лет вместе, столько любви, тепла, понимания было за эти годы, двое детей чудесных выросло, как я вообще могу думать о нем так плохо...
Но потом в голове снова что-то щелкает, и я говорю:
– Пока ты был в отрубе, как ты выразился, она называла тебя Иваш.
Муж смеется:
– Да, это дурацкое прозвище, которое повелось от моих учеников. Они мне говорят, есть такой блогер у молодежи, Иваш, и я на него чем-то похож...
Смотрю скептически:
– Как же у тебя все ладно да складно...
– Да потому что скрывать мне нечего, Свет! – он разводит руками. – Давай, хватит уже загоняться, ты лучше мяско мое попробуй...
– Да нет, спасибо, что-то не хочется, – качаю я головой и иду из гостиной в комнату дочки.
Не знаю, что и думать.
На все у моего мужа есть ответ – но я все равно не верю ему.
И теперь мне нужен совет, что делать дальше, потому что собственный мозг уже вскипел... нужно мнение со стороны.
Я решаю, что завтра встречусь со своей подругой Настасьей, а пока, приняв душ и выпив чаю, ложусь в постель: устала.
Надо бы выспаться хорошенько.
Но минут через пятнадцать, едва успев задремать, вдруг слышу скрип половиц совсем рядом.
Вздрагиваю, открываю глаза и вижу в комнате Ивана.
– Ты чего здесь?! – спрашиваю испуганно.
– Ну как, чего... мириться с женой пришел, – говорит он и забирается ко мне в постель...
– С ума сошел, что ли?! – я буквально выпрыгиваю из-под одеяла с другой стороны кровати.
– Ты теперь меня все время подозревать и шугаться будешь?! – возмущается муж и наступает на меня, не давая пройти к двери.
– Я... мне нужно время... чтобы все понять...
– Что тебе понять нужно?!
– Узнать правду...
– Правду?! – усмехается он. – Вот тебе правда, Света: я женился на тебе, купил нам квартиру, дом, машину, воспитал с тобой вместе двоих детей, зарабатывал нам деньги, содержал и продолжаю содержать эту семью, возил тебя по заграницам, ни в чем не отказывал, любил, был верен... и что я получил после двадцати пяти лет нашей семейной жизни?! Обвинения в измене?!
– Я еще ни в чем тебя не обвиняла...
– Ну хорошо – подозрения! По-твоему, это нормально?! Я все тебе объяснил, рассказал! Сын наш тоже тебе все объяснил и рассказал! А ты что?! Воротишь от меня нос и спать в другую комнату уходишь! Да мне бы, может, и стоило изменить тебе! Ты ведь постоянно на своей проклятой работе, спасаешь каких-нибудь алкоголиков и наркоманов! А когда не работаешь – либо спишь, либо по дому возишься... Когда мы с тобой в последний раз куда-нибудь вдвоем выбирались?! Когда фильм какой-нибудь смотрели?! Когда у нас с тобой последний раз был секс?! Помнишь?! Вот и я нет...
– Иван, – говорю, краснея от стыда и его напора, потому что он все ближе, и от него буквально пышет жаром. – Ты ведь знаешь, как я устаю... Работа врача СМП – тяжкий труд...
– Я много раз предлагал тебе уволиться! Предлагал ведь?!
– Да, но...
– Но что?! Копила от меня втайне деньги?! Чтобы потом подвернулся вот такой вот удачный случай, и ты обвинила меня в измене и сбежала?!
– Вань, ну зачем ты все переворачиваешь...
– Да это ты с ног на голову все перевернула! Придумала себе что-то, вбила в голову – и все! Теперь я враг народа номер один! Ты меня что, за извращенца держишь, что ли?! Чтобы я с девушкой собственного сына спал?!
– Прости, просто...
Он не дает договорить:
– Где моя нежная, на все готовая, отчаянно доверяющая Светка, в которую я влюбился много лет назад?!
– Она выросла, – говорю грустно.
– Нет, дорогая, она не выросла, – муж качает головой. – Она постарела...
Он меня сейчас что, старой назвал?!
Эти слова почему-то очень больно ударяют меня изнутри. Я вспыхиваю, краснею, чувствую, как глаза наполняются слезами, пытаюсь уйти, Иван впивается клещом, держит больно за запястья, я кричу:
– Отпусти!
– Куда собралась?! – рычит он.
– Подальше от тебя! – вырывается из моего горла... даже не так – из моего нутра, откуда-то из самой глубины.
Я выдергиваю одну руку и залепляю ему пощечину.
– Совсем ошалела, что ли?! – рыкает муж, а я уже бегу от него в нашу спальню, чтобы там вытащить первую попавшуюся спортивную сумку и начать забрасывать в нее одежду, документы и вещи первой необходимости.
Иван смотрит на это безумными глазами:
– Ты что, бросаешь меня?!
– Я... я не знаю... но мне надо побыть одной... – я качаю головой, беру смартфон и набираю номер Настасьи: надеюсь, она еще не спит, надеюсь, она согласится принять меня... Потому что оставаться с мужем на ночь я не хочу.
– Ладно, давай еще раз, – с умным видом произносит Настасья час спустя, когда я приезжаю к ней посреди ночи со спортивной сумкой, вымотанная, раздавленная, и в подробностях рассказываю все, что произошло со мной за последние два дня, запивая свое горе горячим ромашковым чаем.
– Давай, – киваю.
– Почему он там был и что делал, он объяснил?!
– Да.
– Девица эта – реально фуд-блогер и снимает ролики в пеньюаре?!
– Похоже на то, – пожимаю плечами.
– Почему он был без футболки, ты выяснила?!
– Ага... и даже нашла эту самую футболку в корзине для грязного белья...
– И почему воняло сексом, тоже?!
– Он сказал, что там Кира и Гордей были... видимо, еще до его визита.
– Ну... – подруга разводит руками. – Все как будто бы шито-крыто...
– Все, по-моему, шито белыми нитками, – отвечаю я на ее фразеологизм своим. – Я ему все равно не верю.
– А ты у сына не спросила, когда он был у своей девушки в последний раз?! Могли ли они... это самое... перед самым приходом Ивана?! Потому что если это прошлым вечером было или даже утром, перед работой, давно бы аромат выветрился...
– Согласна, – киваю. – Но не представляю, как такое у сына спрашивать. Я же вообще пока ему ничего не сказала. Уж больно он уверен в безгрешности своего отца. А может – наоборот: точно знает, что он виноват, но покрывает...
– Ты правда думаешь, что они одну девицу делят?! Глупости какие! Зачем это ей – могу понять, но им зачем...
– Да я уже не знаю, чему верить и что предполагать, – тяжело вздыхаю.
Мне бы сейчас в горячую ванну, лежать там и ни о чем не думать...
У подруги, конечно, хорошо, уютно, но дома-то лучше, а я ужасно устала: не только физически, но и морально.
Мне хочется поскорей все выяснить и решить, что делать дальше: то ли прощения просить, то ли на развод подавать...
А это подвешенное состояние, в котором я оказалась, безумно бесит. Когда с одной стороны – вроде бы убедительные объяснения от мужа и сына, а с другой – моя собственная интуиция, которая буквально кричит: не верь!
– Знаешь, – говорит вдруг Настасья, когда я собираюсь уже было попроситься спать. – У меня есть идея!
– Что за идея? – спрашиваю без особого энтузиазма.
– А у тебя есть социальная сеть, где эта девица ролики выкладывает?!
– Не-а, – качаю головой. – Я такой фигней не занимаюсь.
– А вот у меня есть... фигня, не фигня, а дельного там правда много: и туры горящие, и рецепты, и новости... В общем, балуюсь помаленьку. А ты не запомнила, как ее профиль называется?!
– Хм... По-английски: «Kira_love_food». Вроде так... А зачем тебе?
– Ну, во-первых, хочу убедиться, что она реальный блогер, и Гордей не показал тебе какой-нибудь фейк... о, смотри-ка! Она?!
– Она, – киваю я, видя на экране ее телефона тот же самый профиль, что показывал мне сын.
– Значит, здесь не соврали. Она и вправду довольно популярная: пятьдесят тысяч подписчиков! Неплохо для двадцатилетней финтифлюшки! И роликов правда очень много, до конца ленту долистать нереально... Январские, декабрьские, октябрьские, августовские... И про стили в одежде тебе сын не соврал, четко прослеживаются три: утренний в шелковых пижамках и пеньюарчиках, дневной в деловой одежде, рубашках, строгих платьях, и и вечерний в уютных свитерах, свитшотах и так далее...
– И когда появился первый ролик с Ваней? – спрашиваю я.
– Ну... летом еще не было, листаю обратно... вот! Пятнадцатое октября!
Про себя думаю: значит, три с половиной месяца – это минимум, сколько Иван знаком с Кирой.
Я сразу начинаю рыться в себе: заметила ли я за это время какие-то изменения в своем муже?! Стал ли он чаще задерживаться после работы?! Стал ли меньше денег в дом приносить?! Перестал ли дарить цветы?!
Вроде бы – никаких перемен.
– А с Гордеем есть ролики? – спрашиваю у подруги.
– Да... гораздо больше, чем с Иваном! Вот, например, – она поворачивает экран ко мне, я смотрю, и в этот самый момент на видео мелькает крупный кадр: лицо, шея, плечи Киры... И я вижу на ней ожерелье. Свое ожерелье!
– У тебя глаза резко округлились, – замечает Настасья.
– Ну еще бы, – фыркаю я насмешливо, а потом достаю свой телефон, открываю галерею и нахожу фотографии со своего дня рождения, который был первого октября. Любимый муж тогда подарил мне это самое колье – роскошное, тяжелое... мне оно очень понравилось!
Но тем же вечером на шее появилась сыпь: аллергия.
Выяснилось, что сотрудники ювелирного салона ошиблись – или соврали, – сообщая ему сплав металлов, примеси к серебру.
Так-то у меня уже много лет аллергия на медь. И медь часто добавляют в серебряные украшения, которые я люблю. Поэтому муж всегда покупал мне украшения, где вместо меди никель, алюминий или цинк, например.
А в этом колье оказалась именно медь.
На следующее утро я попросила мужа сдать его обратно в магазин.
Но он, судя по всему, решил не бегать лишний раз в ювелирный салон, и просто передарил мое колье своей молоденькой любовнице.
Теперь уже, получается, они знакомы минимум четыре месяца... а то и больше. Колье-то дорогое было, с чего бы Ивану вручать его девице, едва с ней познакомившись?!
– Может, это совпадение? – спрашивает Настасья. – Просто такое же колье, и подарил его не Иван, а... не знаю, родители, или друг какой...
– Такие дорогостоящие украшения друзья друг другу в двадцать лет не дарят, – я качаю головой. – Да и слишком много совпадений, не думаешь?!
– Ну а Гордей что, этого колье на тебе в твой день рождения не видел?! И не удивился потом, увидев его на Кире?!
– Мало ли, что она ему сказала, – я пожимаю плечами. – А может, он и не заметил... Что-то подсказывает мне, что мой сын – не очень внимательный молодой человек... зато очень доверчивый.
– Что будешь теперь делать? – спрашивает подруга.
– Прямо сейчас – спать. А завтра... Думаю, поговорю про это колье с сыном. Поеду к нему прямо с утра, не предупреждая, чтобы он не успел созвониться с отцом.
– Разумно, – кивает Настасья. – Ладно, я тебе в гостевой уже постелила, полотенце твое – розовое, про все гели-шампуни ты знаешь...
– Да, спасибо, моя хорошая.
– Доброй ночи.
– Доброй.
Утром, позавтракав и еще раз поблагодарив лучшую подругу – она, если что, рада меня и сегодня принять, и завтра, и когда угодно, – я отправляюсь в кафе «Волны», где работает мой сын.
Я его не предупреждала, поэтому он, конечно, не выходит мне навстречу.
Вместо этого я сама иду к барной стойке и прошу позвать повара Гордея.
– А его нет сегодня, – отвечает мне бармен. – Взял отгул.
– Отгул?! – переспрашиваю, удивляясь. – А вы не в курсе, почему?! Заболел или еще что-то случилось?!
– А вы с какой целью спрашиваете?! – парень смотрит на меня с подозрением.
– Я его мама.
– Ну вот и позвоните сыну, спросите сами, – он пожимает плечами.
Разумно, конечно.
На его месте я бы тоже не стала незнакомому человеку рассказывать что-то о своем коллеге.
– Ладно, спасибо... Но раз уж я пришла – можно кофе и ваш фирменный завтрак, пожалуйста?
– Да, конечно, присаживайтесь, я все передам на кухню.
– Спасибо.
Я сажусь за столик у окна, размышляя, что делать дальше, и в этот самый момент вижу, как в кафе заходит... Кира собственной персоной!
Кира здесь явно не в первый раз: чувствует себя свободно и уверенно, точно знает, куда идти... и сразу направляется в сторону служебных помещений... Зачем она здесь?! К кому пришла, если Гордея нет?!
Вряд ли на какую-то практику: она ведь на кондитерке специализируется, а «Волны» – кафе рыбы и морепродуктов, здесь даже десерты не готовят, подают покупные.
Пока я слежу за ней взглядом, официант приносит мне фирменный завтрак: омлет с лососем и авокадо, подрумяненные тосты, свежие овощи, нарезанные кубиками, и американо, крепкий, черный, дымящийся.
– Спасибо, – киваю я и выглядываю из-за спины официанта: Кира в этот момент как раз скрывается за дверью служебного помещения.
Меня так и подмывает спросить официанта: кто эта девушка?! – но я понимаю, что это неуместно.
Поэтому молча принимаюсь за свой завтрак, время от времени поглядывая на дверь, куда вошла пеньюарная девица.
Видимо, именно так я ее и буду теперь называть про себя.
Сегодня она, конечно, не в пеньюаре: на ней белоснежная рубашка, обтягивающие кожаные брюки, ботинки на массивной подошве и черное твидовое пальто нараспашку.
Красивая, стильная, ничего не скажешь.
Не случись этой истории на вызове – я была бы под приятным впечатлением, если бы сын решил меня с ней познакомить.
Но он не стал.
Действительно ли он думал, что я сочту его безответственным транжирой, который не выполняет обещания и тратит родительские деньги на девушку, или все же есть еще причины?!
Завтраки в этом кафе прекрасны: омлет приготовлен идеально, авокадо и рыба свежие, тосты приятно хрустят, а кофе бодрит и придает сил.
Я собираюсь было уже попросить счет, как вдруг... дверь служебного помещения открывается, и в общий зал выходят Кира и Гордей.
Я чуть вилку не роняю!
Значит, Кира все-таки к моему сыну пришла!
Почему мне тогда сказали, что его сейчас нет, что он взял отгул?!
Не он же об этом попросил, верно?! Потому что если бы попросил, не стал бы выходить в зал, рискуя наткнуться на меня!
Ничего не понимаю...
Открыв от изумления рот, продолжаю наблюдать, как они идут по залу, и в этот момент Гордей наконец меня замечает:
– Мама!
Не похоже, чтобы он пытался от меня спрятаться.
Он решительно идет к моему столу:
– А ты как здесь?!
– Привет, сын, – говорю чуть прохладно. – Я к тебе приходила. Но мне сказали, ты взял отгул. И я решила просто позавтракать здесь.
– О, вот оно что! Ну, я правда брал отгул, но рано утром мне позвонил администратор и попросил выйти, потому что другой повар заболел... Наверное, поправки еще не успели внести в рабочий график. Ты у кого спрашивала?! У того парня?! – он показывает мне на бармена за стойкой.
– Да, – киваю.
– Генка. Он у нас новенький, он вообще нас еще путает... Так себе источник информации, короче, – он посмеивается, а потом, как будто резко спохватившись, говорит: – Слушай, а вообще, очень здорово, что ты зашла. Я тебя как раз познакомлю с Кирой... чтобы между нами не было больше тайн.
Девушка показывается из-за его спины и очаровательно краснеет, явно играя роль невинного ангелочка.
– Мама, это Кира, моя девушка. Мы встречаемся с августа прошлого года. Кира, это моя мама, Светлана Юрьевна.
Кира протягивает мне руку:
– Здрасьте, – но я ее ладонь не пожимаю и лишь говорю:
– Мы с Кирой Кирилловной уже знакомы.
– Да, это правда, – щебечет девчонка как ни в чем не бывало. Она первой садится за стол прямо напротив меня. Рядом с ней устраивается мой сын. – Светлана Юрьевна приезжала ко мне домой, когда мы с Иваном Ивановичем снимали рецепт утреннего смузи два дня назад. В какой-то момент ему так резко стало плохо, что я думала, с ума сойду... очень испугалась! Светлана Юрьевна была, как настоящая супергероиня: четкие вопросы, четкие рекомендации, четкие движения... я в восхищении! Как только она ушла – Ивану Ивановичу сразу стало намного лучше, и он уехал домой.
Я фыркаю:
– Ну да, так все оно и было, – а сама на сына смотрю: неужели он верит ей?!
Гордей, между тем, продолжает:
– Очень жаль, конечно, что никто мне об этом сразу не сообщил, я бы приехал забрать папу...
– Ты был уставшим после смены, мне не хотелось тебя тревожить, – Кира дует губки.
Да уж, мужиками она точно умеет манипулировать... и двадцатилетними дурачками, и пятидесятилетними отцами семейств.
И я могу понять, почему она вцепилась в моего сына и моего мужа.
Один – молодой и перспективный, другой – опытный и денежный.
А вот чем думают Иван и Гордей – мне пока не понятно.
– Ты какая-то задумчивая, мам, – замечает Гордей. – Уже позавтракала?
В первое мгновение мне кажется, что Кира сейчас ослепительно и непринужденно улыбнется, скажет «простите, мне пора!» и сбежит, мелькая своими массивными подошвами, лишь бы не оставаться со мной наедине.
Но она вовсе не торопится уходить.
Вместо этого спрашивает:
– Я угощу вас?! – и, не дожидаясь моего ответа, изящным жестом подзывает официанта: – Коль, организуй нам, пожалуйста, большой чайничек травяного чая и по кусочку морковного торта... а мне – еще фирменный завтрак. Сегодня ведь омлет с рыбой и авокадо?
– Да, все верно, – улыбается молодой человек.
– Отлично, спасибо.
Судя по всему, Кира здесь действительно частая гостья: она отлично знает кухню, ей нет нужды заглядывать в меню, а еще она на ты с официантами, общается с ними непринужденно и легко...
Интересно, она зачастила сюда после того, как стала встречаться с моим сыном?! Или раньше, по какой-то другой причине?!
– Вообще-то, – говорю я. – Я не настроена с вами завтракать, Кира.
– Понимаю, Светлана Юрьевна, – кивает девушка. – Наше с вами знакомство началось с подозрений... Гордей рассказал мне. И я могу понять. На вашем месте, наверное, я бы тоже решила именно так. Наглая девица соблазнила отца и сына и теперь в плюсе: с одного получает деньги и пользу для своего блога, с другого – отличный секс, заботу и любовь...
Я смотрю на нее, практически не мигая, потому что мне кажется, что в словах она точно не проколется – давно все выучила и тщательно отрепетировала, – а вот поза, жесты, взгляд могут выдать с потрохами...
Но пока Кира сидит прямо, смотрит мне прямо в глаза, даже руки и ноги не перекрещивает, и это сбивает меня с толку.
Она как будто бы говорит правду!
Но нет, Света, не верь!
Она лжет!
Она просто хорошая актриса!
Не зря же блогерством занимается!
Они там все выдумщики, фантазеры, авторы другой реальности!
– В общем, – продолжает Кира. – Мне очень стыдно, что в тот вечер вы застали меня и Ивана Ивановича в таком... неоднозначном, можно сказать, непотребном виде. Но он снял футболку, потому что испачкался смузи, а для меня пеньюар – сценический образ. Конкуренция в интернете сейчас высокая, приходится привлекать подписчиков не только классными рецептами, но и своими формами... – она смущенно опускает глаза. – В общем, мы действительно просто снимали видео для моего блога, оно уже вышло, кстати, мы готовили смузи...
– Я видела, – перебиваю.
– Ну вот, – она улыбается. – К вашему мужу у меня всегда был исключительно профессиональный интерес: он шеф-повар элитного ресторана, и я, как и многие другие девчонки, мечтала получить у него несколько уроков... А уж то, что он согласился показаться в моем блоге, и вовсе честь для меня! Но теперь, чтобы вы больше не переживали, что между нами что-то было или все еще есть, я отказываюсь от любого сотрудничества с Иваном Ивановичем. Не хочу, чтобы пострадали ваши с ним отношения или мои отношения с Гордеем... потому что я, кажется, люблю вашего сына...
– Кажется?! – фыркаю я.
– Ну... – она снова очаровательно краснеет. – Поймите меня правильно: мы встречаемся всего полгода, и не так много времени проводим вместе, оба работаем и учимся... Возможно, стоит немного замедлиться и...
– Ладно, довольно, – перебиваю я, потому что меня утомило слушать этот бред.
Как раз в этот момент официант приносит для Киры завтрак, а для нас обеих – чай и кусочки торта, и я поднимаю на него глаза:
– Простите, я это не буду... Принесите мне счет за мой завтрак, пожалуйста. Остальное пусть оплачивает Кира Кирилловна, раз уж заказала, не спросив моего разрешения.
– Да, конечно, – официант кивает и уходит.
– Зря вы так, – качает головой Кира. – Вам ведь не двадцать лет, вы прожили долгую насыщенную жизнь и наверняка тоже совершали ошибки, оказывались в дурацких ситуациях, понимали, что не все то, чем кажется... Почему вы не верите мне?!
Я насмешливо фыркаю, потом достаю свой смартфон, нахожу на нем фото, которое буквально вчера показывала Настасье, и показываю экран Кире:
– Что это?!
– Ожерелье... очень красивое. Как у меня, – говорит она тихо, вдруг осознавая этот факт... У нее словно лампочка над головой зажигается. Взгляд сразу становится другим: потерянным, обиженным. Видимо, мой муженек не сообщил ей, что дарит ей женкины обноски.
– Это у тебя как у меня, – говорю я, неожиданно для себя самой переходя на ты. Потому что с чего бы это я должна общаться с этой малолеткой, которая раздвигает ноги перед моим мужем и моим сыном, на вы?! Много чести!
– Что вы имеете ввиду?! – хлопает Кира ресницами.
– Что это мое ожерелье! Но у меня проявилась аллергия на примесь меди, и наш Иваш, видимо, решил: чего добру пропадать?! – и передарил его тебе.
– Но... такое ожерелье подарил мне не Иван Иванович, а Гордей! – утверждает Кира.
– Неужели?!
– Ну конечно... зачем бы я стала врать вам?!
– Гордей, долго там?! – кричит Коля, наш официант. – Клиент за пятым столиком требует свою рыбу на гриле!
– Две минуты! – рапортую я и смахиваю пот со лба.
В помещении жарко и душно, вчера сломалась единственная на всю кухню вытяжка, а сегодня... сегодня я вообще не должен был работать!
Мы с Кирой планировали поехать в парк аттракционов и там хорошенько оторваться: покататься на американских горках и новой штуковине под названием «Богатырская застава», кажется, планировали заглянуть в какой-нибудь ресторан – не отцовский, конечно, и желательно не рыбный, – встретить закат у моря, а потом сходить в кино на какую-нибудь романтическую комедию...
– Либо на ужасы, – сказала вчера Кира.
– Зачем тебе на ужасы?! – удивился я.
– Чтобы почувствовать себя слабой девочкой рядом с сильным мужчиной, конечно, держать тебя за руку и прижиматься поближе, когда будет особенно страшно, – она шутливо выпятила нижнюю губу, и я рассмеялся:
– Окей, можно и на ужасы.
Но рано утром, когда мы еще спали, позвонил Вова, наш админ, и сказал, что мне придется выйти на работу, потому что заболел Толян.
И вот – я на работе.
Обливаюсь потом, весь провонял рыбой, чувствую раздражение из-за несбывшихся планов...
А тут еще и мама, которая вбила себе в голову совершенно невероятную, нереалистичную мысль: что моя Кира спит с моим отцом.
Боже, да зачем им это нужно?!
У Киры обеспеченные родители, да и сама она не обделена рекламными контрактами в своем блоге... ей ни к чему заводить роман с пятидесятилетним мужчиной ради бабла... а ради чего еще?! Не по любви же!
У отца – прекрасная жена. Они двадцать пять лет вместе, счастливый брак и двое детей... Каждый раз во время семейных застолий, перебрав, отец начинает учить меня уму-разуму и первым делом всегда говорит: никогда, сынок, не изменяй своей второй половинке, видишь, как мы с твоей мамой счастливы?! Все потому, что мы верны друг другу...
Я это с детства впитал, уяснил.
Потому и сам верен Кире.
А Кира верна мне.
Только как донести все это до мамы – не знаю.
Надеюсь, что хотя бы их с Кирой разговор немного ее успокоит.
Вечером, когда смена заканчивается, вымотанный, взмыленный, я буквально выползаю на улицу. Сил нет ни на что, мне бы сейчас просто добраться до дома, вымыться и упасть в постель...
Но когда я дохожу до своего подъезда, оказывается, что возле него меня ждет на скамеечке Кира.
По ее мрачному, нахохлившемуся виду я сразу понимаю: что-то не так.
Неужели не поладили с моей мамой?!
Честно говоря, мне так не хочется сейчас ничего выяснять...
Но делать нечего: я подхожу и сажусь рядом.
– Привет, – говорит Кира.
– Привет, – отзываюсь я, искоса поглядывая на нее. Утром она была такой веселой, бодрой, а теперь кажется очень обеспокоенной. – Что случилось, малыш?!
– Я должна тебе кое-что рассказать...
– Да, конечно, я слушаю.
– Да, сейчас... в общем... – она мотает головой и замирает, словно слова застревают у нее в горле.
– Ну?! – тороплю я.
– Да нет, ты знаешь, это ерунда, – резко передумывает она. – Я вижу, что ты очень устал, и...
– В смысле, блин, ерунда?! Ты ведь специально ждала меня, чтобы поговорить, разве нет?!
– Да, но...
– Говори, – настаиваю я.
– Ладно. Твоя мать показала мне фотографию, где она в таком же ожерелье, что и подаренное тобой...
– Вот черт! – вырывается у меня.
Кира молчит.
Я мотаю головой:
– Прости, пожалуйста... Да, это ожерелье покупал мой отец моей матери на ее день рождения. Только вот у нее обнаружилась аллергия, и она попросила сдать его обратно в магазин. Тогда отец спросил у меня, не хочу ли я подарить это ожерелье тебе... мол, чего ему зря пропадать?! Он тогда только узнал, что я встречаюсь с девушкой, и решил, что это укрепит наши отношения...
– Ясно, – хмыкает Кира. Она явно обижена.
– Прости, мне следовало сказать. Но ты ведь не думала, что у меня есть деньги, чтобы купить такое роскошное украшение?!
– Я об этом не задумывалась, – Кира пожимает плечами.
Ну конечно, чего ей задумываться?!
У нее отец – крупный успешный брокер, а мать – продюсер бизнес-курсов.
Кира никогда не нуждалась в деньгах!
Я тоже никогда не нуждался, и тоже – благодаря родителям!
Вот только Кира выбрала легкий путь – стала блогером, – а я сложный, и пробиваюсь сейчас к кулинарному Олимпу с самых низов...
У меня нет денег, чтобы покупать ей украшения за пятьсот тысяч рублей! Тем более что мы всего полгода встречаемся!
Кира больше не пытается задержать меня – видимо, очень уж сильно расстроилась, что Иваш подарил ей подержанное колье, – и я покидаю кафе.
Суд недалеко, и я решаю прогуляться до него пешком, тем более что тучи наконец-то снесло в сторону гор, и в центре теперь светит солнце...
Я покупаю себе стакан кофе и отправляюсь в сторону суда.
Там беру из автомата талончик и, дождавшись своей очереди, подаю заявление о разводе.
Недолго думая, ставлю подпись, – а внутри в этот момент все как будто узлом завязывается.
Тугим, болезненным.
Не так-то это просто – ставить точку в отношениях длиной больше двадцати пяти лет.
Но что поделать: я была слепа.
Считала, что между мной и Иваном все хорошо.
Да, в последние годы я стала сильно уставать на работе – мне все-таки сорок девять уже, не молодею, здоровье понемногу сдает, то там заболит, то там, – стала меньше проводить времени наедине с мужем, но... он никогда не жаловался! Всегда говорил, что понимает, принимает, не сердится...
Что же вдруг изменилось?!
Почему он решил предать меня, почему нашел девчонку на стороне?!
Неужели причина только в том, что я стала... старой?!
Проходя мимо стеклянной витрины торгового центра, невольно заглядываю в отражение: разве это правда, разве я старая?!
Да, женщина в возрасте, но еще получше многих!
Не седая, не морщинистая, не обрюзгшая!
Да даже если бы и такая – разве только во внешности дело?!
Разве за внешность любят?!
Впрочем, с пеньюарной красоткой Кирой мне не тягаться, конечно: она мне в дочери годится, молодая, свежая и нежная, как весенняя роза...
Здесь уж, как ни ухаживай за собой, на какие дорогостоящие косметические процедуры ни ходи, как в тренажерном зале ни упахивайся, в сорок девять на двадцать два выглядеть не получится...
Неужели мой муж просто повелся на молодое тело?!
Не умом и талантами же его Кира сразила...
Я работаю сутки через трое, и сегодня у меня последний свободный день перед очередной суточной сменой. Как всегда, сегодня лягу спать как можно позднее, скорее всего – уже под утро, после рассвета, чтобы день и вечер проспать и к восьми часам вечера быть выспавшейся и готовой к работе...
Рабочий график, конечно, не очень комфортный, было бы гораздо приятней начинать в восемь утра, но такие смены я уступаю коллегам, которые не имеют обеспеченного мужа и работают не сутки через трое, как я, а сутки через двое... это гораздо сложнее.
Вот только теперь, после развода, возможно, и мне придется увеличить количество рабочих часов в месяц... деньги-то будут не лишними!
Ну а пока с наслаждаюсь последним свободным днем и последним свободным вечером, гуляя по центру, наслаждаясь хорошей погодой, солнцем и морем, таким непривычно ласковым и тихим для февраля...
Стараюсь хоть ненадолго отвлечься от тревожных мыслей о муже, сыне и их общей – или нет, – любовнице.
Когда возвращаюсь домой, Иван уже там.
Как обычно – совершенно невозмутимый, ни в чем не виноватый.
Ну а с кухни, тоже как обычно, тянутся чудесные ароматы ужина.
– Я приготовил поке и роллы, – сообщает муж.
– Спасибо, – киваю я, но не планирую даже притрагиваться к его божественной шеф-поварской стряпне. Вместо этого отправляю в микроволновку три сосиски, нарезаю дольками помидоры, огурцы, сладкий перец, достаю с верхней полки кухонного шкафчика ржаные хлебцы, которые давно ждали своего часа, и со всем этим добром отправляюсь в комнату.
– Сегодня снова сбежишь к подружке ночевать?! – фыркает вдогонку Иван.
– Если переступишь порог моей комнаты – да, – отрезаю я и закрываю поплотнее дверь.
Надеюсь, вчерашнего эксперимента ему хватило, чтобы больше не пытаться со мной помириться.
Час спустя я возвращаю тарелку на кухню и сообщаю:
– Кстати, я подала заявление на развод.
Иван реагирует сухо:
– Ну, как подала – так и обратно заберешь.
– С чего бы мне его забирать?! – возмущаюсь, не понимая, как можно быть таким спокойным и невозмутимым.
– С того, что я не изменял тебе. Все уже тебе это сказали: и я, и наш сын, и даже сама Кира... Да, мне Гордей передал, что вы с ней говорили. Правда, я не в курсе, насколько продуктивным получился разговор. Ты ведь, наверное, не поверила ей, как не поверила ни сыну, ни мне...
– Ты прав: не поверила, – киваю я, а потом достаю смартфон и показываю ему фотографии – свою и Киры, – с колье на шее. – Например, потому, что ты руками нашего сына подарил этой девице колье, которое предназначалось мне.
– А, колье! – фыркает Иван, словно припоминает какую-то мелочь, а не дороженное украшение.
– Кира! – умоляю я, глядя на свою рыдающую девушку. – Ну скажи ты уже, что случилось?! Что тебя так расстроило?! Или кто?! Я?! Мой отец?!
Кира резко перестает плакать и, шмыгая носом, переспрашивает:
– Твой отец?! При чем здесь вообще он?!
– Ну... я не знаю! – пожимаю плечами, понимая, что еще не готов говорить с ней на тему их отношений.
Но Кира не дура.
Она сама все сразу понимает:
– Что, ты теперь, как и твоя мать, думаешь, что я сплю с твоим отцом?!
Она буквально отпрыгивает от меня, делая все, чтобы я ее не касался.
И я не знаю, что сказать.
Не понимаю, во что верить.
Спроси меня про отношения отца и Киры пару дней назад – я удивился бы: мол, к чему вообще такие вопросы?! Все ведь очевидно: мой отец поддерживает теплые отношения с девушкой своего сына, плюс дает ей уроки, плюс снимается в ее видео, потому что это обоим выгодно...
Но теперь, после маминых подозрений, я и сам начал подозревать.
Действительно, почему отец так расщедрился, что позволил мне подарить Кире колье, которое изначально предназначалось матери?!
И почему я не знал о последнем визите отца домой к Кире?! Раньше они сообщали мне об этом.
И от чего отцу так резко стало плохо?! Чем они занимались?!
В конце концов – почему сейчас Кира рыдает, стоя под дверью моего дома, явно что-то скрывая, но не решаясь сказать об этом?!
Мне страшно.
Стремно даже.
Потому что если мой отец и моя девушка спят друг с другом – это что же я за придурок такой, что не понял этого раньше?!
И каких же размеров это предательство?!
– Ну так что?! – выпытывает у меня Кира. – За мамину юбку цепляешься теперь, да?! Перенимаешь ее страхи и подозрения?! О-о-о, как же я зла на тебя! Я ведь думала, что ты не такой, как все... что ты особенный, самый лучший! А ты... вы все – просто семейка ненормальных!
– Я... я не понимаю...
– Ну конечно, ты не понимаешь! – усмехается она. – Ладно, все, нам не о чем больше говорить... я ухожу!
И она действительно уходит... хотел бы я сказать – гордо, – но нет: поспешно, при первой же возможности сворачивая за угол...
Я не бегу за ней.
Мне кажется, что между нами все кончено, и что моя мама была права.
А еще я точно знаю, что мне нужно поговорить с отцом.
Я защищал его перед матерью – а стоило ли?!
Я всегда был на его стороне – а стоило ли?!
Я считал его лучшим отцом в мире – а стоило ли?!
Я решаю, что лучше всего поговорить с ним тогда, когда рядом не будет мамы.
На следующий день у нее рабочая смена – как раз с восьми часов вечера.
Поэтому, когда я заканчиваю свою, а отец – свою, я приезжаю в родительский дом.
– О чем ты хотел поговорить, сын? – спрашивает отец спокойно и невозмутимо... по его лицу и жестам никогда не прочитать его мысли, чувства и эмоции, уж больно хорошо он умеет прятаться за масками. – Выпьешь что-нибудь? – он подходит к нашему домашнему бару, собранному исключительно из элитных напитков.
– Нет, – качаю головой. – Спасибо, пап. Разговор серьезный, он должен проходить на трезвую голову.
– Только не говори, что твоя зазноба беременна, – говорит отец то ли шутливо, то ли раздраженно, то ли с опасением.
– Нет... по крайней мере, мне таких новостей не сообщали, – говорю я, а сам думаю: а может, в этом все дело?! Может, Кира беременна, может, хотела рассказать об этом, но боялась, а тут еще и я со своими подозрениями?! На ее месте я бы тоже обиделся, устроил истерику и сбежал...
Вот блин.
Надо будет позвонить... нет, лучше приехать к ней – и поговорить об этом. Попросить прощения.
Но сначала – разговор с отцом.
– Ну, – хмыкает отец и все же наливает себе что-то в тяжелый стеклянный бокал. – Я слушаю тебя, сын.
– Речь пойдет про Киру... и тебя, – говорю нерешительно и чувствую, что краснею от стыда за этот ужасный разговор.
– Так я и думал, – фыркает отец и садится в кресло, вальяжно разваливаясь в нем. Он чувствует себя хозяином положения, и его это устраивает. При этом он прекрасно осознает, что я в этот момент ощущаю себя глупым неловким мальчишкой, и это его тоже устраивает...
А меня это бесит настолько, что многолетний отцовский авторитет, моя любовь и безграничное доверие к нему наконец-то дают трещину, и я говорю:
– Мне кажется, или ты относишься ко мне и нашему разговору несерьезно, отец?! Я же попросил – он должен состояться на трезвую голову!
Явно удивленный моим сменившимся тоном, он все-таки отодвигает бокал:
Я выше своего отца, но сейчас мне почему-то кажется, что это именно он смотрит на меня сверху вниз... да еще и с таким презрением!
Я теперь тоже презираю его – но его многолетний авторитет все еще давит на меня тяжелым грузом.
Приходится поднапрячься, чтобы спросить без дрожи в голосе:
– Значит, это признание?!
– Не совсем, – фыркает отец. – Давай начистоту, сын: ты не тот мужчина, которым могла бы заинтересоваться такая девушка, как Кира.
– Что, прости?! – спрашиваю я, не понимая, что за откровенный бред он несет. – Какая – такая?!
– Такая популярная, амбициозная и – хм, как бы правильнее выразиться?! – меркантильная... в хорошем смысле этого слова.
Говорит он – а стыдно мне.
Не ожидал я от собственного отца таких слов.
Они не просто ранят меня, они, блин, словно кромсают на мелкие кусочки всю мою гордость, всю мою уверенность в себе!
А он словно не замечает этого: отца буквально прорывает, и он перестает стесняться в выражениях.
– Вы с Кирой – не пара, – констатирует он уверенным тоном, а потом берет со стола наполненный бокал и, игнорируя мою просьбу провести этот разговор на трезвую голову, делает два или три глотка. Потом продолжает: – Она закончила тот же колледж, что и ты. Вы ровесники. Но посмотри, как по-разному строится ваша жизнь и ваши карьеры. Ты, мой умный, талантливый, честный мальчик, решил начать с низов, работать, одновременно учиться, набираться опыта у меня... Два года прошло – а воз и ныне там. Ты все в том же замызганном кафе у причала, вечно воняешь жареной рыбой и специями...
– Ты начинал так же, – напоминаю я, чувствуя, как напрягаются скулы, словно за щеку мне положили большой кислый лимон.
– Да, только я начинал тридцать лет назад – и у меня не было ничего: ни родителей, ни денег, ни связей... Нравилось мне это или нет, я был ноль без палочки. И ты, сын, тоже ноль без палочки – но уже по своей собственной воле.
Я не знаю, зачем он так унижает меня.
Не знаю, чем я вдруг ему насолил.
Причем насолил настолько, что он решил увести у меня девушку... Кира тоже виновата, конечно, но он... он же мой родной отец!
И все это настолько шокирует, настолько парализует меня, что я даже не могу ему достойно ответить.
Лишь пытаюсь сменить тему:
– Вернемся к Кире.
– Да, вернемся, – соглашается отец. – Кира – совсем другая. Яркая, смелая, амбициозная. Вместо того, чтобы устраиваться в какую-нибудь занюханную кондитерскую или пекарню, вместо того, чтобы делать торты на заказ, она еще в колледже начала вести блог. Делилась рецептами, готовила на камеру, делала обзоры на рестораны... Когда блог немного подрос – начала делать коллабы с другими известными блогерами, приглашать шефов, рестораторов, ресторанных критиков, нутрициологов, гастроэнтерологов... Короче, развивалась и расширяла аудиторию как могла!
– Ты бы хотел, чтобы твой сын тоже стал блогером? – спрашиваю я сухо.
– Я бы хотел, чтобы мой сын стал хоть кем-то...
Мне так и хочется сказать: мне всего двадцать два, черт возьми, я в начале своего пути, возможно, этот путь не самый простой, но он честный и он мой, я учусь, я постепенно расту, и я тоже стану шефом – может быть, в гораздо более раннем возрасте, чем ты когда-то!
Но я не говорю этого.
Потому что мне ясно: ему плевать.
Он считает меня неудачником – и точка.
Может, поэтому он решил соблазнить мою девушку?!
– Расскажи мне правду про колье, – прошу я. – И на этом наш разговор закончится... вероятно, раз и навсегда.
Унижаться и терпеть его оскорбления дальше я не намерен.
Отец усмехается:
– Давай только без драмы, окей?! Не уподобляйся своей матери.
– А кому мне уподобляться, своему отцу?! – фыркаю, не сдерживая сарказма. – Быть таким же злобным, жестоким предателем и изменником, который ненавидит собственного сына?!
– Не смей так говорить, – велит он. – Я делал все, что требовалось от меня. Я даже взялся учить тебя!
– Да, и теперь я не понимаю, зачем...
– Надеялся, что будет толк... Зря надеялся.
– Так что с колье?! – напоминаю я.
– Я специально купил колье, в котором будет медь. Знал, что у твоей матери будет аллергия, она велит вернуть его, и я смогу подарить его Кире... твоими руками, конечно.
– Значит, Кира в курсе, что на самом деле это подарок от тебя?!
– Ну конечно, – фыркает он. – Твоей матери я купил потом другое колье, подешевле. В итоге все остались в выигрыше.
– Неужели?!
– Да... но ненадолго, – он усмехается, явно чем-то разочарованный. – Потому что подарок-то Кира приняла, а вот в постель со мной так и не легла.
– Что?! – переспрашиваю, не веря ему. – Ты что, хочешь сказать, между вами ничего не было?!
– Что значит – ты устал?! – спрашиваю я, нахмурившись.
Да, я планировал закончить этот унизительный разговор, но любопытство все же берет верх – и я решаю задать еще один вопрос.
– То и значит, – говорит отец голосом, в котором словно сквозит вся усталость этого мира. – Невероятно утомили ваши с матерью подозрения и попытки выяснить правду... Вот она – правда! Да, Кира мне с первой встречи понравилась, да, у меня забурлила кровь, вспомнились старые добрые времена, когда я был молод и полон сил... Мать твоя – давай будем честны, – давно уже не так свежа и прекрасна, как в былые годы, да и интим стал редкостью...
Я чувствую, как щеки покрываются пунцовым румянцем: зачем мне такие детали, блин?!
Но отца эти откровения явно не смущают, и он продолжает:
– Неудивительно, что меня к ней потянуло. Неудивительно, что я решил с ней переспать. Вот только девчонка оказалась не так проста. Была дружелюбна, решила брать у меня кулинарные уроки, приняла чертово колье, даже пригласила сниматься в своих сраных видео, но... так и не подпустила меня к своему юному телу, – он фыркает, явно сожалея об этом.
– И все это время ты знал, что она моя девушка, – говорю я строго, думая, что сожалеть стоило бы о другом...
– Знал, – усмехается отец. – Но это беспокоило меня только первую неделю. Потом я понял, что вы, как и было сказано ранее, не пара. Ты – слабак и сопляк, не заслуживающий такую красотку...
В этот момент я не выдерживаю: терпение кончается, глаза наливаются кровью, кулаки сами собой сжимаются до боли, и я, сам шокированный своей скоростью и силой, со всей дури бью отца по лицу.
Дальше все, как в замедленной съемке.
Его голова дергается в сторону, сам он едва не теряет равновесие, а потом отступает и поднимает на меня глаза, полные ненависти.
Он кричит, но его голос словно звучит из-под толщи воды, далекий и глухой:
– Ты что, совсем ополоумел?!
– Нет, это ты ополоумел! – отвечаю я таким же криком, сохраняя боевую стойку, потому что понимаю: он может наброситься в ответ.
Но отец не делает этого, лишь показывает пальцем на дверь и рычит:
– Вон! Вон пошел, говорю! И больше ты не получишь от меня ни копейки, ясно?! Живи, как хочешь! Проси деньги у своей матери!
Щека, по которой я ему врезал, пылает.
Мои щеки пылают тоже – но уже от гнева, стыда и боли.
Мне не нужны его деньги.
Не нужны его уроки, его знания, его опыт.
Мне вообще больше ничего от него не нужно.
Поэтому я делаю, как он велит: иду вон.
Быстро выхожу в прихожую, быстро одеваюсь и быстро переступаю порог квартиры, где только что мне причинили столько боли...
И я ведь даже не знаю, правду ли он рассказал мне.
Может, это были лишь очередные уловки, чтобы я наконец отвалил?!
Может, он все-таки спал с Кирой?!
Может, она вообще беременна?!
От него или от меня...
Надо спросить об этом у нее самой.
Кира, конечно, не берет трубку.
Неудивительно: мы ведь поругались.
Но я знаю, где она живет, и знаю, что сейчас она, скорей всего, дома.
Поэтому, не теряя времени, отправляюсь туда.
Мне везет, звонить в домофон не приходится: я захожу внутрь с кем-то из жильцов.
Поднимаюсь на нужный этаж и звоню в дверь.
Слышу, как с другой стороны двери приоткрывают глазок... смотрю в него и говорю:
– Кира, это я. Впусти меня, пожалуйста. Возможно, мы с тобой неправильно друг друга поняли. Мне не следовало ни в чем тебя подозревать, не выслушав твою точку зрения. Прости, пожалуйста...
Кира молчит несколько мгновений – эти мгновения кажутся мне вечностью, – а потом открывает дверь.
Она зареванная, растрепанная, в старой хлопковой пижаме с длинными рукавами... на щеке, кажется, сахарная пудра. Стресс заедает?!
– Привет, – говорю я тихо. – Можно войти?
– Можно, – она кивает, и я переступаю порог.
Чувствую себя неловко, очень по-дурацки.
До сих пор не знаю, кому верить, кому нет.
А Кире как будто все равно. Она молча закрывает дверь квартиры и, обойдя меня, плетется на кухню. Я иду за ней.
Так и есть: у нее недоеденный торт, который щедро посыпан сахарной пудрой. Кира садится и начинает есть его ложкой, прямо так, из целого куска, не отрезая себе по чуть-чуть. Выглядит грустно.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.
– Паршиво, – признается она глухо и как будто даже равнодушно.
– Ты... ты не беременна? – задаю еще один вопрос.
Она вскидывает на меня взгляд: