Развод. Прощай, лжец!

1.

Аня

— Я стирала твои брюки и нашла чек, — спрашиваю у мужа, вытягивая губы в линию. — На двести тридцать тысяч. Проверила QR-код, это женские часы. Колись, ты мне на день рождения их купил?

Выражение лица Егора мне не нравится. Вина, смешанная со страхом. Как у нашкодившего ребенка, который отпирается, хотя его приперли к стенке.

В желудке остро колет плохое предчувствие. Если он сейчас начнет мазаться, это же значит… любовнице купил? Но откуда у него такие деньги? Он в месяц дай Бог шестьдесят тысяч к общему бюджету прибавляет.

— Не знаю, откуда у меня такой чек, — с честным видом отвечает Егор. — Я заходил в ювелирный посмотреть тебе цепочку. Может, прихватил случайно с прилавка?

Случайно. С прилавка. Мы же все так делаем. Идем в магазин, где не планируем ничего покупать, и с прилавка забираем чей-то оставленный чек на огромную сумму. Ну да.

Отстраняюсь, перевожу взгляд в окно. В душе поселяется подавленность. Егор мне определенно лжет. Похоже, это происходит впервые в жизни. Это больно. И страшно. Я не готова разводиться, но не смогу стерпеть измену. Дело даже не столько в сексе с другой женщиной. Тоже ужасно, но не так, как подорванное доверие. Без него не будет отношений. А я уже чувствую, что не могу доверять Егору. К тому же, раз он уже начал изворачиваться, допрашивать дальше бесполезно.

Не хочу верить, что у него появилась другая. Особенно больно знать, что мне он готов с барского плеча отсыпать двадцать тысяч на джоспер, а ей часы в десять раз дороже покупает.

— Ты в душ собирался? — спрашиваю по-будничному и принимаюсь протирать стол. — Машу скоро купать. Иди перед ней помойся.

Егор кивает и скрывается в ванной. Я выглядываю в коридор и вижу нашу пятилетнюю дочку в детской. Самозабвенно играет с куклой, которую ей подарил Егор на прошлой неделе. Он любит её. А она по нему скучает. Егор не слишком частый папа. Весь в работе.

На глазах выступают слезы. Может, и не работа вовсе? И не совещания? И не дедлайны? А просто другая баба? Я не хочу, чтобы Маша росла без отца. Но лучше никакого, чем блядун. Это точно.

Телефон Егора булькает входящим сообщением. В шторке высвечивается контакт «Анатолий. Северная Венеция». Егор много рассказывал об этом проекте. Какое-то супер-приложение, которое сделает его миллиардером. Оно должно затмить своим величием инстраграм, при этом быть ориентированным на российскую аудиторию.

Вздыхаю и беру телефон мужа. Я знаю код разблокировки. 2203 — его дата рождения. Ввожу и кликаю на входящее сообщение в телеграм.

Анатолий оказывается породистой блондинкой с третьим размером груди, силиконовыми губами и шикарной густющей гривой. Последнее сообщение: «Скажи своей дуре, что у тебя совещание и приезжай ко мне, моя киска ждет тебя! Я вся теку! Не поторопишься, я начну одна!» Выше него фото Анатолия в эротическом белье и жеманной позе. Листаю выше, и натыкаюсь на переписку в начале недели, от которой в жилах застывает кровь.

От фразы Егора:
«Настя, это не смешно, эти деньги с накопительного счета жены! На образование ребенку...» — начинают дрожать руки.

2.

Аня

Беру себя в руки и читаю переписку более внимательно.

Вы 16:41
Насть, это не смешно. Я деньги у жены с накопительного счета взял. Это деньги на обучение ребенку. Что я теперь скажу?

Анатолий 16:42
Мась, не переживай так, мы все отыграем!

Отыграем? Это что? Казино? Их же позакрывали! Судорожно залезаю в Сбербанк-онлайн на своем телефоне. Накопительный счет. Что?! Сорок семь рублей?! Поднимается тошнота и ноги становятся ватными. Там было полтора миллиона! Моих, которые я сама туда положила!

Обновляю страницу. Ничего не меняется. Баланс сорок семь рублей.

Что же ей тогда ответил этот подлец? Читаю переписку дальше.

Анатолий 16:45
Лучше приезжай вечером и поцелуй меня. Я соскучилась.

Вы 16:48
Сдурела совсем? Я дочку со вчерашнего утра не видел. Да и жена скоро беситься начнет, что я отсутствую так много.
Отмазки с совещаниями и проживанием на работе долго прокатывать не будут.

Анатолий 16:51
Так разводись с ней, раз не дает тебе жить, как ты хочешь, мась!
Я не буду устраивать тебе скандалы. Только секс. Много секса!

И отвратительно пошлая фотография почти голого зада прямо в объектив. Трусики-ниточки ничего не скрывают.

Дальше читать не могу.

Отбрасываю телефон на тумбочку, точно это противный слизняк. Хочется помыть руки. Внутри шквал и ураган. Из глаз по щекам скатываются слезы. Хочется забиться в угол и прореветься как следует, но рядом Маша. Не стоит её пугать.

Руки дрожат. Ощущать себя настолько глубоко преданной — жестоко. Невыносимо тяжело.

Иду в нашу с Егором спальню, вынимаю из шкафа чемодан. Мой, и плевать. У Егора тут мало его личных вещей. Квартира моя, мебель моя, все почти мое, кроме одежды и пары единиц бытовой техники, которую он купил на собственные деньжищи!

Молча, стараясь не реветь, из шкафа скидываю в чемодан его одежду, с туалетного столика парфюмы, честно подаренные мной. Выкатываю чемодан в коридор. Вынимаю из шкафа пуховик и плащ. Зонт. В мусорные пакеты прячу ботинки, кидаю к одежде. Все, катись колбаской, Егор!

В этот момент он выходит из ванной в одном полотенце, повязанном на бедра и с удивлением смотрит на мое заплаканное лицо и чемодан, который я как раз застегиваю.

— Что это значит, Ань? — у него на роже такое удивление искреннее, что мне хочется в неё вцепиться.

— Это, Егор, значит, что я собрала твои вещи, — выдыхаю и сдуваю упавшую на лицо прядь. — Проваливай. К Анатолию.

Он, похоже, теряет дар речи и даже чуть приседает.

— Мама, — ко мне подбегает Маша и обнимает за бедро. — А куда папа уезжает?

Вот что ответить ребенку? Замираю, не зная, что ей сказать, а Егор оживляется, цепляясь за эту возможность.

— Папа пока думает, солнышко, — треплет её по голове, потом обращается ко мне. — Ань, давай я оденусь хотя бы, мы дитё помоем, положим и поговорим, ладно? Пойдешь мыться, принцесса?

Маша, прыгает от радости, и бежит собирать игрушки. Мыться она любит.

Не хочу с ним говорить. Но и при дочери ругаться — плохой план. Поднимаю запястье с часами — и правда что начало девятого. В девять вечера мы уложим её спать. И мне придется выяснять отношения с этим говнюком. Он явно не хочет оказаться на улице. А я этого слизня держать на своей территории больше не намерена.

Соглашаюсь, и Егор уходит в спальню.

— Бля, Ань! — выкрикивает оттуда. Обнаружил пустой шкаф. — Ты чего, все мои вещи собрала?!

Его голова выглядывает из-за двери и впивается в меня злым взглядом.

— Прикуси язык, папа! — рычу на него. — Мы договаривались, что ты не будешь материться при Маше.

Он порывистым шагом идет обратно в ванную, вынимает из стиральной машины свою одежду и, прикрыв дверь, одевается в грязное. Его Величайшество предпочитает каждый день менять футболки. Бедняга. Придется походить в той же.

С криками «Мыться! Мыться!» мимо меня в ванную проносится убравшая игрушки Маша, как взрослая включает воду в ванной, принимается раздеваться. А я вдруг ощущаю, что не хочу, чтобы Егор смотрел на неё голенькую. Логически понимаю, что он её отец, и в этом нет ничего такого, но возникает ощущение неправильности. В моем сознании он как-то разом стал посторонним человеком.

Я наливаю под струю пены, Маша забирается в ванную, вытаскивает из сетки на бортике свои игрушки, каких-то силиконовых представителей водного мира, и принимается с ними играть. Она очень смышленая девочка.

Егор приваливается плечом к дверному косяку, смотрит то на неё, то на меня. А мне настолько противно рядом с ним, что даже дышать сложно. Как же я хочу, чтобы он ушел!

Мы вдвоем укладываем Машу, будто ничего не произошло. У меня даже слезы подсохли, дочка, к счастью, не заметила изменений в моем лице. Она нежно целует нас по очереди, мы поем ей песенку про гусей, желаем спокойной ночи и выходим из комнаты.

— Я никуда не уйду, Ань, — с тяжелым выражением выкатывает Егор.

3.

Аня

У меня внутри взрывается бомба. Как же я хочу треснуть эту тварь чем-то тяжелым! Но это не мой метод. Как и собственные тарелки бить — тоже такой себе план. Делаю знак уйти в кухню, чтобы не мешать Маше засыпать. Там ставлю чайник. Рукам надо отвлекаться на что-то знакомое.

— Уйдешь, Егор, — произношу твердо, стоя к нему спиной.

Он вдруг подходит и сзади заключает меня в объятия, придавливая мои руки к телу.

— Нет, ты не разлучишь меня с дочерью, — горячо шепчет мне на ухо.

Хватаю нож, лежащий на столе. Забыла помыть. Сжимаю в кулаке лезвием вниз.

— Отойди, иначе всажу в бедро! — цежу угрожающе, чтобы он понял: я не шучу.

Меня прямо тошнит от его прикосновения. Он грязный. Замаранный Анатолией. Опороченный. Изгаживающий наш брак, нашу любовь уже одним своим существованием.

Егор расцепляет лапы и отпрянывает к кухонным шкафам. Поворачиваюсь.

— Там и стой, — не выпускаю нож. — Я не хочу тебя видеть в этом доме. Мы разводимся.

Егор разворачивает руки ладонями ко мне.

— Так, я понял. Я косякнул, — произносит доверительно. — Я с ней один раз-то переспал. Подумаешь? Я нужен нашей дочери.

От каждого его слова несет дерьмом, гнилью.

— Я посмотрела переписку с Анатолией, Егор, не отпирайся, — втягиваю воздух носом, чтобы не заплакать снова. Ублюдок, как же больно он меня ранил! — Просто уйди по-хорошему. Маше не нужен отец-блядун и врун. Она заслуживает в отцы нормального мужчину.

Егор звереет от слова «нормальный». Наверное, он мог бы ударить меня за такое оскорбление, но у меня в руках нож. Если даже я его не убью, могу поранить. А никто не хочет испытывать боль.

— Ты не можешь со мной так поступить, Ань, — все же Егор решает зайти с другой стороны. — У меня квартира в Саратове. Мне тут негде жить!

— Не мои проблемы. Просто бери чемодан, дарю, и уходи. Хоть в Саратов свой сваливай! Иначе я вызову полицию, — чеканю слова.

Завтра мне будет очень горько. Даже раньше — ночью я буду реветь в подушку, оплакивая разбитую семью, но я определенно уверена, что мне не нужен этот изменник. Кто угодно будет лучше, чем Егор.

— Я не могу! Не хочу! Аня! — он хмурит брови, сжимает и разжимает кулаки. — Я хочу видеться с Машей. Она и моя дочь тоже!

— А что тебе мешало не Анатолию объезжать, а с дочкой дома время проводить? — переспрашиваю язвительно. — Ты папа даже не выходного дня! Два раза в неделю появляешься вечерами, пока она не спит!

Егор опускает голову, качает ею из стороны в сторону с видом, мол, ну как же ты не понимаешь.

— Я же деньги зарабатываю! Я работаю! — он поднимает на меня злобный взгляд. — У меня релизы, обновления! Мне нужно быть там!

— Релизы? Обновления? Разве что поз вашей с Анатолией камасутры! И денег мой бар приносит больше! — срываюсь на крик. — Пошел вон, козел! Убирайся! Не уйдешь прямо сейчас, я вызову полицию!

— И что ты им скажешь? — усмехается Егор и делает шаг ко мне. — Это мне в пору вызывать полицию или даже психиатрическую бригаду. На меня жена с ножом нападает.

Засранец. Он прав. Это я на понт его брала. Полиция не вправе вмешиваться в семейные конфликты. А у Егора временная регистрация в моей квартире, так что выселить его законными методами будет сложно. Но у меня в запасе есть незаконные.

Откладываю нож на стол, и Егор стремительно забирает его, кидает в раковину. Приближается и пытается обнять меня.

— Ты совсем дурак? Я не желаю прикасаться к тебе. Ты мне противен! Омерзителен, точно ты не человек, а мерзотный ростовой червяк! — отталкиваю его. — Даже не смей ко мне приближаться!

— Ещё одно оскорбление, и я тебе втащу! — цедит Егор.

— Знаешь, я больше не желаю препираться, — делаю шаг к двери, но он меня останавливает. — Оставь меня, Егор! Тебя Анатолия заждалась! Езжай к ней! Чего тебе там-то не живется?

— Тебя люблю, — выпаливает он.

— Настолько, что слил все Машины деньги в казино? — из меня выплескивается яд. — Мне надо проветриться, Егор. Иначе я наговорю тебе ещё гадостей, а ты мне втащишь. Вот и все наши высокие отношения.

Он наконец отходит в сторону. А я в три порывистых шага оказываюсь в прихожей, накидываю кофту поверх футболки, влезаю в балетки и выхожу на улицу. Если законные способы не работают, я найду не самый красивый, но эффективный, чтобы убрать этого подонка из своей квартиры.

Визуал. Аня

Анна Васильевна Чернова

28 лет. Образование высшее. Ресторанное и гостиничное дело.
Специальность Ресторатор.

Занимается развитием кафе, которое досталось ей от покойного отца.
Сейчас это бар а-ля паб под названием «Виски и свобода».

Живет с мужем в историческом центре Петербурга в собственной квартире,
которая тоже досталась от отца. В браке 6 лет.

Визуал. Егор

Егор Петрович Чернов

35 лет. Образование неоконченное высшее. IT.
Бизнесмен, инвестор, стартапер.

Его команда из четырех программистов разрабатывает
«убийцу Инстаграм».

Егор часто вкладывает деньги в стартапы и
пытается на них зарабатывать.

Азартен, любит играть на деньги.

Визуал. Маша

Маша Чернова

5 лет. Дочь Ани и Егора.
Ходит в частный садик для нормотипичных детей.
Умненькая, активная, веселая, неконфликтная. Чудный ребенок.

4.

Аня

Пробегаю по двору. Зябко, но это быстро. Сердце тревожно ёкает, что Егор может украсть Машу. Моя операция не займет много времени, и все же стоит поторопиться.

Выхожу из подворотни и сразу сворачиваю направо, спускаюсь в собственный бар. Он достался мне от папы, царствие ему небесное. Папа был против Егора, но я влюбилась и не слушала. Идиотка. Надо было слушать лучшего мужчину в моей жизни.

Внутри пахнет алкоголем, народу много для буднего вечера. Худосочный бармен Вася что-то уверенно трет с залетными клиентами у стойки. Киваю ему и иду вглубь. В третьем дальнем зале нахожу компанию завсегдатаев. Классные парни на несколько лет меня старше, они ходили сюда ещё при папе, смотрели футбол, отмечали дни рождения. Мы считай выросли вместе. Меня они знают и любят, у них пожизненная скидка на весь ассортимент.

Володя первым замечает меня. Рослый шатен, живущий на соседней улице. Поднимается, нахмурив брови.

— Анёк, что стряслось? — спрашивает глубоким, но сейчас обеспокоенным голосом.

— Ты плакала? — к нему присоединяется Михаил. — Ну-ка колись, кому детей не жалко сиротами оставить?

— Не надо сиротами, — криво улыбаюсь, засовывая руки в карманы джинсов. — Егор.

— Что ещё он выкинул? — подает голос Виталик, самый, наверное, щуплый из них, но тоже крупнее меня раза в полтора.

— Ребят, поможете ему покинуть мою квартиру? — мне стыдно об этом просить, признавать, что сама не можешь договориться с мужем, выносить сор из избы… но иначе никак. — Я его выгнала, а он отказывается уходить. Угрожает.

Снова в глазах жгутся слезы. Какая некрасивая ситуация!

Парни молча поднимаются, Михаил, голубоглазый блондинистый дьявол, гроза всех девчонок района, кладет тяжелую руку мне на плечи.

— Не переживай, Анёк, — успокаивает баюкающим тоном. — Выгоним мы из твоей избушки серого волка. Только пятки засверкают!

Эти ребята мне как братья. Никто из них никогда не клеился ко мне, потому что они дружат с детства. Да даже если бы кто и начал оказывать мне знаки внимания, я бы не ответила. Это бы означало потерять сразу трех друзей.

Мы вчетвером минуем ворота в подворотню, направляемся к дальнему правому моему подъезду, заходим, а Егор уже выволакивает чемодан на лестничную клетку. Заметил в просвет подворотни, что я возвращаюсь не одна.

— Кавалерию привела? — шипит на меня злобно. — Я ухожу, Аня, но ты мне позволишь видеть Машу.

— Давай, на выход, — сурово подгоняет его Володя.

Михаил так и обнимает меня за плечи. А меня потряхивает. Я опасалась, что Егор и при ребятах откажется уходить, и они ему наваляют. А эти богатыри навалять могут мама не горюй. Спотсмены-спелеологи, работающие в МЧС.

Егор стаскивает мой чемодан по лестнице — квартира на первом этаже — и, пикнув домофоном, уходит.

— Анёк, тебе замки теперь поменять надо, — озабоченно произносит Виталик.

Вздыхаю. Надо, конечно, но это ж столько мороки.

— Мой папа завтра придет, все замерит и сделает, — заверяет Володя. — Не парься. Денег за сам замок отдашь только.

Киваю.

— Ох, ребят! Что бы я без вас делала! Чаю хотите? — открываю дверь в квартиру и слышу из детской:

— Мама? Мне страшно! — кажется, Маше плохой сон приснился.

— У нас пиво греется там, — отвечает Виталик.

— Иди, Анёк, будь хорошей мамой, — Володя придерживает мне дверь.

Захожу в квартиру, попрощавшись с ребятами, быстро сбрасываю балетки и бегу к Маше.

Свет ночника вытягивает из темноты плотных штор испуганное личико Маши. Мокрые щечки. Совсем испугалась.

— Что случилось, солнышко? — присаживаюсь у кровати на корточки, глажу дочку по волосам. — Что тебя напугало?

— Папа уехал, да? — спрашивает она.

У меня сердце обливается кровью. Маша не должна страдать из-за наших раздоров, но у меня ни единой мысли, как ужиться под одной крышей с подонком-Егором. Ладно мне изменил, изменял, долго, плевать, даже это можно пережить. Но он украл деньги у собственного ребенка! Деньги, которые я откладывала последний год, когда выручки в баре стали побольше.

— Папа да, уехал, — отвечаю и не знаю, как ещё это прокомментировать.

— А он вернется? — пищащий голос Маши высекает слезы.

— Посмотрим, как будет себя вести, солнышко, — нос заложило, голос гнусавый. — Он какое-то время подумает над своим поведением.

— Он сказал, что вернется и заберет меня с собой, мама, — всхлипывает Маша. — А я не хочу так. Я буду скучать по тебе. Почему он захотел уехать?

— У взрослых так бывает, Машуль, — вытираю слезы. — Хочешь мороженого?

— А можно? — настроение Маши стремительно улучшается от одного лишь упоминания её любимого лакомства.

— Сегодня можно, только потом почистишь зубы, — прибавляю шутливой строгости голосу.

Она шлепает босыми ножками на кухню, а я смотрю ей вслед и пока вообще не представляю, как быть дальше.

_____________

Виталий Печоркин, Михаил Викторов, Владимир Меркушев

Трое друзей Ани

35 лет. Дружат с детства, выросли с Аней в одном микрорайоне.
Работают спасателями в МЧС. С Аней познакомились
в военно-патриотическом клубе, вместе ходили в секцию спелеологии.

5.

Аня

Всю ночь я, как и предполагала, проревела в подушку. Уснула под утро, проснулась в семь по будильнику разбитая и невероятно отекшая.

Завтрак для Маши — овсяная каша на молоке. Сама обойдусь. Пью кофе. Сегодня, говорят, плюс пять на улице, прям распогодилось! Солнце выглянуло. Последняя неделя октября в Питере редко радует такой погодой.

Выбегаю с Машей в сад, асфальт сухой. Везу её на самокате. У меня механический, я против электронных. Маша любит кататься на нем пассажиром. Стоит у руля на специальной подставке, а я сзади, отталкиваюсь ногой и рулю по тротуарам, объезжая прохожих. Люди улыбаются нам. Наш тандем выглядит трогательно и по-домашнему.

Мы за десять минут покрываем расстояние, которое пешком занимает двадцать с лишним. Заворачиваю в очередной питерский двор-колодец, там звоню в звонок красивой бордовой под металлик двери, сдаю ребенка воспитательнице. Это частный сад. Маше там очень нравится, группы маленькие, к каждому чаду практически индивидуальный подход. Это не дешевое удовольствие — я плачу за него тридцать тысяч в месяц — но оно того стоит. Маша счастлива. Её там любят, детки отличные и кормят, как дома.

Прыгаю обратно на самокат и возвращаюсь домой. Бар открывается в одиннадцать, у меня есть время на домашние дела. Хочется надраить квартиру, чтобы ни волосы Егора там не осталось. Отмыть все, к чему он прикасался своими запятнанными руками.

Перенося самокат через порожек в калитке ворот, у подъезда вижу мужскую фигуру. На мгновение пугаюсь, что Егор пришел выяснять отношения, но приглядываюсь и вижу, что это дядя Сережа, Володин папа. Выдыхаю и подкатываю к нему на самокате.

— Привет, Аня, — здоровается он и кивает мне на подъезд. — Открывай, а то я кода не знаю.

Отвечаю на приветствие и набираю на цифровой клавиатуре домофона 2009 и В. Я маленькая была, когда нам поставили этот домофон и установили этот код.

Открываю дяде Сереже квартиру, захожу и, окинув взглядом прихожую, понимаю, что не знаю, за что хвататься. Надо бы в ЗАГС съездить, заявление о разводе написать. Но пока замки старые, не хочу оставлять квартиру без присмотра. Так что придется отложить на после обеда или даже на завтра. Потом только на следующей неделе удастся.

На стене несколько фото в рамках. Наша семья. На одной Маше годик, на другой — три. Я специально заказывала семейные фотосессии, чтобы не упустить прекрасные моменты взросления дочери и собственные изменения по этому поводу.

А я, кстати, почти никак и не изменилась. Ни лицом, ни фигурой. Даже прическа та же. Постоянство — мой конек.

Снимаю рамки со стены и иду на кухню за мусорным пакетом. Хочется вытравить из жизни все напоминания о Егоре. В сердце все ещё саднит ощущение утраты, хотя, конечно, это избавление. Хорошо, что я узнала о том, какой у меня муж, не спустя тридцать лет брака.

В субботу будет Хеллоуин. Старший бармен, Ксения, уже заказала все необходимое и договорилась с кавер-группой о выступлении. Но до субботы осталось всего два дня, так что я буду помогать готовиться к празднику и присутствовать там тоже буду. Помогу ребятам, заодно проконтролирую, чтобы гости не разнесли бар. Я хозяйка, на мне самая большая ответственность.

— Мам, привет, — произношу в трубку, когда она отвечает на звонок. — У нас все в силе в субботу?

— Конечно, Анют, — отвечает она разочарованно. — Я приеду, побуду с Машей. Может, ты уже поставишь вопрос ребром, чтобы папа ваш выделял больше времени для семьи?

Мама у меня мировая женщина, но её уже достало замещать Маше папу. И я её не виню.

— Мы разводимся, мам, — отвечаю печально. Она закономерно спрашивает, что произошло, и я ей рассказываю обо всем. И об измене, и об Анатолии, и о деньгах, которые он украл.

— Говорил тебе отец, — во вздохом выдает она, голос становится скрипучим и недобрым. — Этот плюгавый уродец Васе никогда не нравился.

— Мам, мне сейчас поддержка нужна, а не упреки, — отвечаю кротко. Сил нет ещё и с мамой препираться. — Сама уже вспомнила, как не послушала папу. Думаешь, мне не стыдно? Я глупая была, влюбилась.

В тон просачиваются слезы, шмыгаю носом.

— Ну все, Анют, не реви, — выговаривает мама командным голосом. — Небо не упало. Прорвемся! Я тебе помогу. Ты же знаешь, не брошу дочку в беде! А на Егора твоего надо в полицию заявить.

Киваю.

— Может, и надо. Но кажется, что ничего ему не будет, — горько вздыхаю. — Он по ночам переводил с карты деньги небольшими порциями, не превышая лимит. А у меня смс-оповещения не было. Выглядит это, будто это мои действия, и ничего не удастся доказать.

Мама отчитывает меня за излишнее доверие. Какого черта он знал пин-код от этой карты? Какого черта. Верила ублюдку.

Мы договариваемся с мамой, что она приедет ко мне в субботу днем и пробудет до утра, пока я буду в баре, и заканчиваем разговор. Дядя Сережа заявляет, что вернется через час, сходит только до хозяйственного на Кирочной за замком, и поменяет наконец. А я принимаюсь таки за уборку. Безжалостно выкидываю из ванной все мужское, выгребаю из тумбочки мелочевку — брелоки, пины, которые любил покупать Егор. Вынимаю фото из рамок.

Спустя час на видных местах не остается вещей, которые напоминают об изменнике. На лестнице раздаются шаги, затем кто-то звонит в дверь. Открываю, ожидая дядю Сережу, но нет. Это даже не Егор, хотя куда уж хуже. К сожалению, явился персонаж ещё неприятнее, чем мой бывший муж.

______________

Сергей Петрович Меркушев (Дядя Серёжа)

6.

Аня

— Анька, привет! — развязным тоном здоровается сосед с третьего этажа.

Он бухарик и игроман, работает вахтенным методом, и вот, похоже, вернулся. Хотя, возможно, уже месяц как, мы просто не сталкивались.

— И тебе, Мить, — отвечаю с опаской. — Я могу тебе помочь?

— Можешь, Аньк, — он упирает ладонь в косяк на уровне моего лица. — Мне Егорка денег должен. Пятьдесят косарей. Уже три недели морозится. Ты бы повлияла на него.

Внутри вскипает едкая желчь на Егора. Обокрал, назанимал, а мне отвечай за него! Ну почему всегда так? Все одно к одному! Ещё и Митёк нарисовался для полного комплекта.

— Мы разбежались, Мить, — говорю самым обычным голосом. — Он съехал, и я не особо вдавалась, куда.

— Значит, так, — Митёк прячет большие пальцы в карманы засаленных джинсов. — Ваша семейка мне должна пятьдесят косарей. Сама ищи Егора, вызванивай, чё хочешь делай, но деньги мне нужны до конца месяца.

Боже, только этого не хватало. Мне неоткуда взять пятьдесят тысяч. Ближайшие поступления будут только в ноябре. И то не в первых числах.

— Я не смогу вернуть его долг так скоро, Мить, — отвечаю безжизненным голосом. — И вообще тебе следует трясти Егора. Я-то при чем? Я твои деньги не брала и даже не видела!

— Аньк, это я сейчас такой добрый, — стальным тоном цедит Митёк. — А ведь могу прийти к тебе в квартиру и напугать твою дочурку до усрачки. Хочешь?

Чувствую, как бледнею. Щеки холодеют. Он нашел легкую жертву, а угроза ребенку действует на любую мать безотказно.

В этот момент дверь в подъезд открывается, и я выдыхаю, увидев крепко сбитую фигуру дяди Сережи.

— Дима, какие-то проблемы? — строго спрашивает он у Митька. Тот сразу приосанивается, качает головой. — На нет и суда нет. Ступай.

Митёк поспешно ретируется, а я постепенно прихожу в себя.

Вроде Питер — большой город, но наш микрорайон сросся с судьбами проживающих в нем людей. Дядя Сережа до недавнего времени работал участковым и ходил в неблагополучную семью Митька ещё каких-то десять лет назад, успокаивал бухающего отца. Митек вырос на третьем этаже и продолжает жить тут с матерью. Отец у него умер лет пять назад. Все, выходит, друг друга знают.

Дядя Сережа заканчивает с замком. Время подбирается к полудню, а я уже физически и эмоционально вымотана. Угощаю помощника кофе с печеньями и бутербродами, поскольку деньги он брать отказался. Хороший человек, дядя Сережа. Как и его сын Володя. Вообще ребята из нашего микрорайона в основном хорошие, не считая маргиналов, вроде Митька, но таких немного.

Остаток дня проходит за домашними хлопотами вперемешку с рабочими вопросами. По четвергам я делаю заказ на ингредиенты для горячего цеха. Прежде чем отправиться за Машей, забегаю за выручкой, заношу домой, прячу в сейф. Завтра в уже пора в банк.

Маша выбегает ко мне счастливая, кончики её волос развеваются и подпрыгивают во время бега. Её радость настолько же чистая и непосредственная, насколько горечь у меня внутри.

— Поедем в детский парк? — спрашиваю её, обнимая. — Который на Владимирской?

Она активно кивает. Мне будет полезно порадоваться вместе с ней и не киснуть дома.

— А папа там будет? — спрашивает Маша, когда мы останавливаемся на светофоре, пересекая Невский.

— У папы много работы, солнышко, — отвечаю виновато.

Зараза. Вот зачем я его покрываю перед ребенком? Но как Маше сказать, что у папы появилась другая тетя, и больше он не будет жить с мамой? Это разобьет ей сердце. И если Егор полностью заслужил, чтобы Маша обиделась на него, то она не заслужила эмоций, которые повлекут эту обиду.

В комнате отдыха с мягкими лабиринтами, карусельками и бассейном с шариками мы проводим около двух часов, и Маша заявляет, что хочет есть. Ну вот и пришло время ехать домой. Верный самокат довозит нас до нашей подворотни без четверти восемь. У меня сердце не на месте. Страшно домой вообще возвращаться. Не ровен час можно встретить Егора или или того же Митька. А со мной ребенок, и уж точно не хотелось бы пугать ее.

В подворотню захожу первая и бросаю взгляд на наш подъезд вдалеке, туда добирается отраженный свет уличных фонарей — Егора нет. Но на улице зябко, надо быть идиотом, чтобы ждать снаружи.

Может, предупредить Машу, чтобы не пугалась, если увидит папу? Но ей-то что пугаться? Он её нарочно не пугал. Это меня он нервирует до дрожи.

Набираю код в подъезд, захожу первая, придерживаю дверь Маше, затем внутреннюю и вижу-таки человека, которого не хотела видеть изо всех сил.

______________

Дмитрий Вадимович Сокольцев (Митёк)

35 лет. Сосед Ани с третьего этажа.

7.

Аня

— Ну привет, — Егор поднимается с лестничной ступеньки и отряхивает джинсы на заднице. — Замки сменила?

Непроизвольно пытаюсь спрятать Машу за собой, но она с криками «папа пришел!» вырывается и бежит к нему. Обхватывает его за бедра, прижимается щекой. Ей его не хватает. Но ей вообще его не хватает, патологически. Любая встреча с папой — праздник.

— А ты как хотел? — подразумеваю, что он тут больше не живет.

— Я хотел вечер с семьей провести, вот, — наклоняется и поднимает со ступенек букет невнятного цвета лилий. Протягивает мне, демонстративно не принимаю. — И помириться пришел.

— Папа может поужинать с нами, мама? — оживляется Маша.

— Да, мам, — заинтересованным тоном произносит Егор. — Папа голодный, как зверь. С утра не ел.

Даже спрашивать не хочу, как он провел этот день.

— Нет, Машуль, прости, пожалуйста, — выговариваю назидательно. — У папы важная встреча скоро, он сейчас уедет. — Многозначительно смотрю на Егора. — Его Анатолий заждался.

Егор мгновенно звереет. Швыряет букет на лестницу и делает решительный шаг ко мне. Одергивает кожаную куртку, надетую поверх свитера. Такой порывистый, что даже Маша отпрянывает от него ко мне.

— Вот ты как? — повышает голос. — Война, значит?

Не отвечаю. Если я не пущу его в квартиру, не придется вместе с парнями снова его выставлять. Просто уходи, Егор.

— Ты сама напросилась! — добавляет он и таки направляется к выходу.

Киваю ему вслед. Да что он мне сделает? Будет не давать развод? Примется ставить палки в колеса? У него ни денег, ни связей, чтобы основательно мне подгадить. Пошел он к чертям!

Маша ещё спрашивает меня по поводу папы за ужином, я аккуратно обхожу тему того, что мы разойдемся. Потом придумаю, как это преподнести. А пока пусть она знает, что папа её любит, но очень занят. И я совершенно честна перед дочкой. Он ведь очень занят со своей Анатолией.

***

В пятницу, пока Маша в садике, я трачу утро на перестановку, а днем иду помогать в бар. Сегодня приезжают монтеры, они построят сцену, которую мы потом разберем. И будет у нас сборно-разборная сцена в кладовке. До этого я не подготавливалась так серьезно, а папа задумывал кафе вообще другого формата, и сцена казалась неуместной. Нет, теперь у нас часто будет живая музыка. Гостям это нравится.

Вечером мы с Машей валяемся на переставленном диване и смотрим полнометражные мультики. Я устроила нам девочковый вечер. Это помогает ей не вспоминать о папе. А он этим вечером, похоже, в чертогах у Анатолии, раз не приперся.

День субботы я провожу с дочерью и с мамой. Чтобы как следует укатать Машу и она не свела с ума бабушку, мы гуляем по центру, заходим в развлекательное местечко со стеклянным лабиринтом, в соседнем доме рисуем картину при помощи центрифуги.

На обратном пути я забегаю в бар, проверяю, все ли сделано для атмосферы настоящего Хэллоуина. Бутафорская паутина по углам, зеленые и фиолетовые софиты, тыквы, стилизованное меню, даже салфетки в виде летучих мышей. Балдеж!

Старт мероприятия назначен на восемь вечера, я прихожу в бар к семи. Одетая в костюм ведьмы с огромной шляпой и облегающий сверху и расклешенный снизу а-ля халат из черной слегка лоснящейся ткани. Ярко накрашенная, прямо боевой раскрас получился. Беру поднос вместе с двумя вышедшими на смену официантками Сашей и Леной. Обе тоже в костюмчиках. Саша — графиня-вампирша в платье с корсетным верхом, Лена — дьяволица с шикарным хвостом и рожками. Мы взорвем этот вечер!

Кавер-группа «Davil’s hat» (С английского: «Шляпа дьявола» — прим. автора) начинает играть в восемь. Через каждые три песни они делают небольшой перерыв, ходят курить, пьют пиво. В такие моменты в зале возникает громкая на фоне их игры тишина, хотя, конечно, гости смеются и гомонят.

Народ собирается очень быстро. Списков никаких нет, поэтому бар набивается под завязку уже к половине десятого вечера. Мы с девчонками летаем по залам как угорелые. Оба вышедших на смену бармена не переставая наливают пиво и делают коктейли. Кухня тоже пашет на полную катушку.

В очередной раз остановившись у стойки в ожидании заказа, я оглядываю первый, самый большой зал пространным взглядом и замечаю, как в бар входят двое мужчин, одетых совсем не для заведения этого уровня. На них неприлично дорогие костюмы. Один в маске Зорро, а другой никак не подстроился под праздник. Они как в замедленной съёмке заплывают в зал, оглядываются в поисках свободных столиков и, не найдя, направляются прямо ко мне. За стойку. Тут есть пара пустых стульев. Зорро метает в меня заинтересованный взгляд по дороге, но я делаю вид, что не заметила. Мне не до знакомств. Вот совсем.

Они проходят мимо меня и усаживаются. Зорро оказывается у меня прямо за спиной, и я ощущаю запах его парфюма. Пряный, свежий, морской и холодный. Не сладкий. Хочется повернуться и принюхаться, обалденный аромат. Я отродясь Егору подобных не дарила. Наверное, не находила. Или они были мне не по карману, поэтому я даже не пробовала.

Получаю от бармена несколько бокалов пива, составляю их на поднос и ухожу в третий зал. Там выгружаю все, кроме одного. Запоздало вспоминаю, что его надо было в первом зале оставить. За соседним столиком просят счет. Направляюсь отдать пиво и сделать счет, но сталкиваюсь с Зорро. Он ловит меня в узком проходе между первым и вторым залами и настойчиво оттесняет в ближайший угол. Припирает к стенке.

— Сладкая ведьмочка, — произносит, глядя прямо в глаза, — сколько ты стоишь?

Не сразу осознаю, что только что прозвучало. Оскорбление прозвучало, вот что! Я же не проститутка какая! Собираюсь сказать нет, но Зорро добавляет сально:

— Давай ты сейчас закончишь смену и уйдешь со мной! Поедем ко мне и классно покувыркаемся! Я щедро заплачу. Только цену назови.

— Я тебе не по карману, Зорро! — выплескиваю ему в лицо оставшийся бокал пива. — Направь пыл на свою Джулиану!

Возникает секундное замешательство. Он не двигается. Пиво стекает с волос на его дорогущий костюм, белоснежную сорочку, галстук-бабочку, но в его глазах светится азарт. Предвкушение. Он растягивает губы в дьявольской улыбке.

8. 

Аня

Остаток той смены прошел без эксцессов, и домой я вернулась около трех ночи. Трезвая как стеклышко. Саша с Леной остались дообслужить последних гостей, я оставила их, когда поняла, что основной наплыв спал.

Заспанная мама выползла встретить меня в коридор, поцеловала в щеку и скрылась обратно в детской. Она спит там на односпальной взрослой кровати, которую мы в свое время поставили для няни.

Утро начинается вяло и утомленно. Я ни разу не выспалась и чувствую себя разбитой телегой. Когда мама дома, она готовит нам завтрак. В квартире уже пахнет чем-то сладковатым. Мама использовала ванилин.

Из детской доносится сонное ворчание — Маша просыпается. Иду к ней, глажу, помогаю потянуться, потом веду в ванную умываться и чистить зубы.

Она с искренним усердием размыливает на маленьких симпатичных молочных зубках пасту со вкусом банана, но то и дело смотрит на меня встревоженно. Я уже догадываюсь, что могло произойти, и даже кипячусь потихоньку, но пока жду, что она мне скажет.

Мама с кухни зовет нас завтракать. По дороге туда Маша дергает меня за рукав.

— Мама, а почему бабушка сказала, что папа не вернется? — спрашивает вполголоса. — Папа что, плохой?

Зверею. Какого черта мама вмешивается? Может, это и правильно отчасти, но я мать и должна рассказывать ребенку, почему папа с нами не живет.

— Папа… сложно тебе так просто ответить, Машуль, — приседаю на корточки и заглядываю ей в глаза. — Папа совершил плохой поступок. Нам какое-то время нужно побыть в разных местах. Может, потом, мы сможем…

Замолкаю. В глазках у Маши собираются слезы. Ей грустно, что папы нет. И все, что я могу ей сказать, слишком сложно для мозга пятилетнего ребенка. Для неё уход Егора выглядит, как утрата человека, с которым ей было хорошо. Обнимаю её.

— Не расстраивайся. Мы точно что-нибудь придумаем, — шепчу на ухо.

Затем встаю и за руку привожу дочку на кухню. Она садится за обеденный стол на свое место и ждет, пока бабушка подаст кашу, но мама и тут решила выпендриться. Оладьи. На столе уже стоят блюдца для сметаны или варенья.

— Разбалуешь мне ребенка, мама, — цежу вполголоса, подходя к ней.

— Ой, отстань, Аня, — шутливо-сердито выговаривает мама. — Может бабушка постараться для внучки?

Может, конечно. Это у меня не всегда хватает сил сделать на завтрак оладьи вместо каши. Но этому есть оправдание. Овсянка очень полезна, а Маша с удовольствием её лопает. Я сержусь не по поводу оладьев.

— Ты зачем Маше про Егора рассказала? — спрашиваю все так же на пониженных тонах. — Она теперь меня донимает, плохой ли папа.

— А он хороший? — мама втыкает в меня жесткий взгляд поверх очков. — Я считаю, что Машуня должна знать, какой у неё бывший папа.

Это звучит громко, Машка слышит.

— Бывший? То есть он правда не вернется?! — выкрикивает она и вскакивает из-за стола. Уносится в свою комнату.

Закрываю лицо ладонями.

— Вот надо тебе быть такой черствой? — выговариваю в сердцах и иду в детскую.

Мне кое-как удается успокоить Машу. Она действительно любит отца. Я не буду объяснять ей, что такое «изменил» и «предал», концепция денег ей тоже пока не знакома, так что подкреплять его вину тем, что он украл накопления, бесполезно. Я просто обтекаемыми формулировками держу риторику, что маме с папой надо немного пожить отдельно.

— А ты разрешишь ему приезжать? — Маша наконец вытирает мокрые щечки и и обнимает меня.

— Конечно, — отвечаю, хотя сама не знаю, как это выдержу.

Да и станет ли ездить сам Егор. У него любовница, дети в таком случае становятся не нужны. Он, пока считался членом нашей семьи, не особо радовал Машу присутствием.

В одиннадцать я отправляю маму с Машей погулять, а сама иду помогать приводить в порядок бар. В конце смены ничего не убирают, это происходит с утра. Обе посудомойщицы, уборщица, бармен и официантки уже вышли. Работа в зале кипит. Я присоединяюсь к уборке, выношу мусор, собираю посуду со столов. Перешучиваюсь с девчонками. А потом нахожу на барной стойке сверток — записку, завернутая в черную ленту. Когда разворачиваю, понимаю, что лента — это маска Зорро.

— Это вчера оставили? — спрашиваю у бармена.

— Пижон какой-то прямо под закрытие зашел, сказал: «Для вашей ведьмочки».

Вот как знала, что с тем мужчиной будут приключения. Слишком напористый, слишком наглый и… полагаю, слишком пресыщенный собственными деньгами.

Может, выкинуть и не читать эту записку? Верчу в руках немного мятую плотную бумагу, будто навощенную и с золотой кромкой, как из дорогих ежедневников. Вздыхаю и открываю. Интересно, зараза.

9.

Аня

«Я тебя запомнил, ведьмочка. Жди в гости. Загляну ещё!» и подпись «Д.А.»

Каков нахал, все-таки. Ну что ж, приходи-приходи, ищи мою смену. Я ж не работаю тут официанткой на постоянку!

Подготовив бар к открытию, желаю ребятам отличного дня и выхожу. В кармане звонит телефон — Олька Мелкая. Подруга со спелеологической секции, в которую мы ходили вместе. Она тоже из нашего микрорайона, но переехала, когда замуж вышла.

— Привет! — отвечаю, оглядываясь по сторонам, чтобы перейти улицу. Она односторонняя, и машины тут иногда гоняют сильно. — Какими судьбами?

— Мы клубом хотим собраться, я Мышь пригласила, Серегу, Кострова, Вадимыч обещал прийти, он ещё тренирует! — азартно отвечает Олька. — Ты с нами?

Перебегаю дорогу, и у меня за спиной проезжает блестяще-черный легковой Крайслер. Останавливается в десятке метров от бара чуть дальше по улице. Из него выходят двое мужчин в костюмах и направляются к дубовой двери сигарного клуба. Их впускают по домофону. Я впервые вижу эту машину, этих мужчин и настолько залипаю, что даже забываю ответить Ольке.

— Аньк, ты тут? — повторяет она.

— Да… А, да! Конечно, — отвечаю сбивчиво. — Я не просто с вами. Предлагаю собраться в моем баре. Когда это произойдет?

— На следующей неделе, — с готовностью чеканит Олька. — Если у тебя в баре, так вообще круто! Я тебе пришлю список наших, кто придет.

Соглашаюсь и иду до ближайшего магазинчика продуктов. Знакомая продавщица-таджичка Аида приветливо здоровается и продает мне несколько шоколадок и пару банок Пепси-колы. Маша порадуется, когда вернется с прогулки.

Когда я возвращаюсь домой, Крайслера уже нет. Странное дело, конечно. Я никогда не встречалась с хозяевами сигарного клуба. Мне кто-то говорил, что двое мужчин, которые владеют помещением, живут в Эмиратах и только собирают арендную плату, а тут она огромная.

Мама возвращает мне Машу к обеду. Я уже сварила суп, в надежде, что мама останется до вечера. Но она, кажется, обиделась на утренний разговор и сразу уезжает домой.

Остаток дня Маша играет в игрушки, а я занимаюсь делами по дому и бару. Октябрь завершился, пора отправить все чеки и зед-отчеты бухгалтеру Светлане, да и отчеты месячные проверить.

Перед сном Маша снова вспоминает папу. Вот как так выходит? Он присутствовал при укладывании пару-тройку раз в неделю, и ей было нормально, что обычно это делаю я. А тут только от осознания, что он с нами не живет, у неё тоска-печаль: «Папа не будет меня укладывать». Только тяжело вздыхаю. Принять его обратно и смириться с двойным предательством? Он ведь не только мне изменил, он ещё и ребенка своего обокрал! Не могу.

Понедельник начинается обычной садиковской рутиной, но на улице дождливо, и самокат приходится оставить дома. Возвращаюсь с мокрыми ногами и сразу забираюсь в горячую ванную. Сдавать ребенка в сад бывает полезно тем, что можно уделить немного времени себе любимой.

Отогреваюсь, мою волосы, выбираюсь из ванной чистая, благоухающая, но смотрю на себя в зеркало и понимаю, что хочу что-то поменять. Волосы укоротить? Окрасить? Выпрямить? Завить? Поменять стиль в одежде? Хоть к стилисту обращайся. Я в таком равновесном положении, что ничего особо менять и не хочется, а душа требует перемен.

Я прогуглила. Разводиться придется через суд, а сегодня дождливый понедельник — идеально, чтобы отстоять очередь в казенном заведении. Одеваюсь, беру необходимые документы и на такси еду в суд. Вроде близко, но пешком долго, а общественного транспорта от нас туда не ходит. Центр, что сделаешь.

Меня охватывает неожиданный мандраж, когда я оказываюсь в холле, где есть столы для составления заявлений, бланки, окна, куда их надо подавать. Нет, я не робею, я уверена, что хочу развестись. Но появляется ощущение необратимости, будто стоишь перед пропастью и собираешься в неё прыгнуть. Решительно отгоняю от себя этот бред.

Электронная очередь облегчает существование. Беру талончик на бракоразводные дела, пока приближается мой номер, составляю заявление. Тут же через терминал оплачиваю госпошлину, и подходит моя очередь.

Женщина в окне с тяжелыми щеками и усталыми глазами проверяет комплектность документов, возвращает мне копию свидетельства о браке, а потом заявляет, что не хватает уведомления об отправке копии заявления супругу заказным письмом. Заявление о разводе я сегодня не подам, похоже. И это засада, потому что я не знаю, куда съехал Егор.

Возвращаюсь домой огорченная. По дороге захожу в копицентр и делаю копию заявления. Покупаю там же конверт. Выяснить бы, где Егор теперь живет…

Я подхожу к дому около двенадцати, когда в баре начинается бизнес-ланч, и мне звонит сегодняшний бармен.

— Анна, тут к вам пришли, — произносит виновато и вполголоса. Очевидно, пришедший нависает над душой.

— Кто? — спрашиваю и понимаю, что ему неудобно ответить. — Это налоговая? — Нет. — Роспотребнадзор? — Нет. — Тогда?

— Это Егор Петрович, — более громко отвечает бармен, видимо, ушел на кухню.

Говорю, что сейчас подойду, и вешаю трубку. Нет, этот гад так и продолжит меня изводить, похоже. Но сейчас это на руку. Не сворачиваю в подворотню, спускаюсь в бар.

В зале уже половина столиков занято, Егор сидит за одним из них, на четверых. Нарочно, что ли, занял, чтобы офисным компанией сесть было некуда?

Ловлю его недовольный взгляд и демонстративно сажусь за столик для двоих недалеко от уборной. Его всегда занимают последним.

Егор нехотя поднимается и пересаживается. Официантка Валя сразу прибирает стол за ним, убирает скрученные салфетки.

— Рада, что ты пришел, Егор, — произношу первая, потому что он молчит и только салфетки комкает. Смотрит злобно. — Скажи, куда тебе отправить копию искового заявления на развод. Или распишись, что принял прямо сейчас.

— А ты прямо разводиться собралась, да? Бодрая такая. Хрен тебе, а не развод! — Егор просто плюется ядом. Бесится, похоже, знатно.

10.

— Это шутка такая? — так опешиваю, что брови поднимаются. — Тебе? Половину моего бара? Это не совместно нажитое имущество. Папа завещал бар мне.

— То есть, ты отказываешься, — Егор прожигает меня взглядом, что даже неуютно становится.

— Конечно, отказываюсь! Я сама его развивала, сама тут работала, ты палец о палец для моего бара не ударил! — невольно повышаю голос от наглости мужа. — Я же не прошу половину твоих мегастартапов, в которые ты вкладываешься.

— Ты мои стартапы не трожь, они меня миллионером сделают, ты ещё придешь ко мне с протянутой рукой, а я тебе ни гроша не дам! — выговаривает Егор язвительно. — Так что, сделаешь меня совладельцем бара? Все просто — выручку пополам, и я тебя не трогаю.

— У тебя совсем мозг отключился? — досада просачивается в голос. — К своей Анатолии в бизнес просись.

Егор поднимается из-за стола и угрожающе нависает надо мной. Выдерживаю ненавидящий взгляд, не отвожу глаза.

— Попомни мое слово, — шипит бывший муж. — Ты ещё приползешь, за бесценок весь бар предложишь, а я ещё подумаю, купить или нет!

На этом он уходит и хлопает дверью. Урод. Если честно, мне не по себе. Я бы выпила сейчас вискарика, нервы успокоить, но мне скоро Машу из сада забирать.

Лучше связаться с юристом.

Благодарю бармена и возвращаюсь домой. У меня нет своего юриста, но есть знакомые, которые учились на юридическом. Олька Мелкая как раз из них.

Она отвечает на третий гудок. На фоне гулкие звуки, гомон голосов.

— Привет, Олька, — говорю громко, чтобы она услышала. — У меня к тебе юридический вопрос. Консультацию дашь?

— Не кричи ты так, Аньк, — отвечает она вполголоса. — Я в здании суда. Выйду наберу. Идет?

Соглашаюсь. А у самой душа ой как не на месте. Вдруг Егор не на понт брал, вдруг и правда сможет отсудить бар? Или я чего-то не учла?

Ближе к четырем звонит Олька. Я рассказываю ей все как есть, и она заверяет меня, что Егор не может претендовать на бар, если отец мне его завещал. Важно, что в завещании. А оно, кажется, у мамы.

Прощаюсь с ней, делая себе на память зарубку спросить про завещание у мамы.

За Машей я еду на самокате, потому что подсохло, дождь перестал. На земле лужи, но не критично, можно проехать. Подъезжая к воротам в свою подворотню, рядом с которой находится лестница в бар, снова замечаю знакомый Крайслер. У него под задним стеклом подушка в виде панды с грустными глазами. И номера ВАХ. Не робкого десятка человек на нем ездит, похоже. Зачастил. Может, у сигарного клуба новый владелец?

Четверг я провожу в баре, занимаюсь переучетом вместе с Георгием Витальевичем, он наш бессменный шеф-повар и технолог. Работал ещё при отце, они были дружны. После смерти папы не сбежал, как вторая повариха, остался и вместе со мной разрабатывал концепт барного меню.

В обеднее время Олька присылает мне список наших из военно-патриотического клуба, в который мы ходили заниматься скалолазанием. Мои детские друзья и горячо обожаемый инструктор. Мы вместе ездили на скалы и ходили в походы, сдружились, сблизились, стали как семья. Пятнадцать человек всего собирается прийти. Я буду шестнадцатой. И, наверное, Володя, Виталик и Михаил подтянутся. Они тоже учились в клубе, только раньше нас.

А следом приходит девушка, которая арендовала на завтра третий зал для свадьбы. Грустная. Я уже предчувствую, что она сейчас скажет, и немного огорчаюсь — я надеялась на этот банкет. Хоть она заказывала стол на десять человек всего, оплата зала — дополнительные деньги и чистая прибыль. И, похоже, все обломилось.

— Простите, Анна, — произносит скорбным тоном. — У меня свадьба… отменилась.

Представляю, как неловко ей такое говорить. Накануне-то свадьбы.

— Я понимаю, Виктория, — отвечаю сочувственно. — Бронь я сниму, но извините, предоплату вернуть не могу.

— Да я не за ней, я все понимаю, просто зал пришла освободить, — почти шепчет она.

Она ещё что-то говорит о том, как непредсказуема жизнь, и я теряюсь в догадках. Умер её жених или ушел к другой из-под венца. Но да и неважно. Факт — банкета не будет. Зал свободен.

Как только несостоявшаяся невеста уходит, звоню Ольке и предлагаю перенести встречу на завтра. Как раз зал освободился, и места хватит на два десятка человек. Она обещает переговорить. Если получится, будет здорово!

Я прощаюсь с ребятами и еду за Машей. Всю неделю папаша не проявлялся, и у меня в желудке зреет неприятное предчувствие. Не сможет же он меня просто так оставить нас в покое!

Воспитательница, которая из них двоих обычно выводит детей к родителям, сокрушается, что Маша сегодня была замкнутой и даже не пела их утреннюю песенку. Я догадываюсь, в чем дело, и это меня беспокоит.

— Ты, говорят, сегодня грустная была? — спрашиваю у Маши, помогая ей натянуть резиновые сапоги. — Что так? Что тебя опечалило?

Маша куксится и не отвечает. Прячет носик в ворот куртки.

— По папе скучаешь? — угадываю.

Кивает. Ну вот так я и думала. Очень напрягает меня эта ситуация. Но это, наверное, пройдет только со временем.

— Пойдем по дороге мороженого поедим? Или хочешь какао тебе купим в Кофе-ту-гоу на углу? — выводя её из сада, предлагаю приятные активности, но Маша качает головой.

Безутешно сердце ребенка. Она вдруг срывается с лестницы и бежит в сторону подворотни. Слежу взглядом, куда она рванула, и кровь отливает от лица.

_______________

Георгий Витальевич Воронин

11.

Уже сумерки, отсюда плохо видно лицо, мужчина стоит в тени арочного свода, но по силуэту куртки и сгорбленным плечам я безошибочно определяю Егора. Нутром чуяла, что припрется. И вот он, легок на помине. Зла на него не хватает. Когда мы жили вместе, он принципиально Машу в сад не водил и не забирал. Работал же много, козлина! А тут вон оно как. Помнит он адрес, знает, как зайти в подворотню! Примерный отец, блин!

Маша уже добежала до него. Егор картинно опускается на корточки и вынимает из-за спины плюшевую игрушку. Маша прыгает от восторга.

— Зачем ты пришел, Егор? — спрашиваю утомленно, подойдя к нему.

Он поднимается на ноги и дает Маше руку. Она с радостью хватается за его ладонь.

Меня одолевает бессильная злость. Это поселит в голове у Маши идею, что мама плохая, а папа хороший. С мамой она видится каждый день и подарков не получает, а папа, когда приезжает, дарит игрушки.

— Я помириться пришел, Ань, — с виноватой интонацией произносит Егор и ведет Машу к калитке в подворотне. — Мы плохо поговорили утром. Я был не прав.

— Тут ты верно заметил, — стараюсь говорить ровно, чтобы в Машиных глазах не выглядеть мегерой. — Только ты был не прав далеко не только в этом. Ты был не прав, когда лгал, не прав, когда встречался с Анатолией, не прав, когда домой не приходил… И особенно не прав, когда снял деньги с моего счета.

— А кто такая Анатолия? — подает голос Маша.

— Аня, давай не сейчас? — выговаривает Егор с досадой. — Анатолия — это папин друг. Мама неправильно сказала. Его зовут Анатолий.

Этот козел ещё и ребёнку лжёт! Прямо в глаза! У меня падает забрало.

— Нет, Егор, давай сейчас! — обхожу Машу спереди и опускаюсь так, чтобы видеть глаза. — Маша, ты спрашивала, почему папа с нами не живет. Потому что он встретил другую тетю. Мама ему больше не нужна. У взрослых так бывает.

Маша кривит личико и начинает плакать. Плюшевый медвежонок, которого подарил Егор, падает на землю, а дочка повисает у меня на шее. Рыдает на плече. Поднимаюсь на ноги, держа её на руках. Для неё это трагедия. А я чувствую себя такой мерзкой тварью, что тошно от себя. Но моя мама была права, мне пришлось бы рассказать правду. И хватит выгораживать Егора. Он вон позволяет себе врать даже Маше. Не заслуживает он дочери.

— Зачем ты Машу расстроила? — наезжает на меня Егор. Прямо негодует. — Кому от этой правды легче стало?

— Это ты расстроил Машу, Егор, — почти рычу, — когда предал нашу семью.

Маша тяжелая, но ставить на ноги не вариант, она совсем безутешна. А у меня в душе растет тревога. Мы далеко от дома, самоката нет. Звездец просто. Можно попробовать дождаться кого-нибудь знакомого из родителей и проводиться с ними до перекрестка. Или попытаться вызвать такси.

Второе. Все-таки ставлю Машу на землю, а сама лезу за телефоном.

— Да, Маш, мама права, папа встретил другую тётю, — вдруг говорит Егор и приседает, заглядывая Маше в глаза. — Но она очень хорошая. Давай я вас познакомлю? Ты убедишься, что она полюбит тебя ещё сильнее, чем мама!

— Не хочу, папа! — Маша разрывается новыми рыданиями. — Ты плохой!

Судорожно заказываю в Яндексе машину с детским креслом. Щемит сердце из-за её переживаний. Я ведь знала, что так будет, когда она узнает правду. Жопа я несдержанная, да? Не удержалась и выпалила все на чистоту? Чувство вины отравляет до тошноты. Не представляю теперь, как в зеркало смотреть. Но это будет потом. Сейчас надо скрыться от Егора.

— Ну вот что ты за дрянь! Зачем Машу против меня настраиваешь? — Егор прыжком оказывается на ногах. — Я этого так не оставлю! Слышала меня?

— Оставляй или не оставляй, ты Маше больше не отец, — отвечаю ровно, но голос подрагивает от нервной встряски.

— Ты объявила мне войну? Я принимаю вызов! — выплевывает мне Егор и уходит.

— Теперь у меня не будет папы, да? — дочка жмется к моему бедру мокрой щекой.

— Не знаю, малышка, — вздыхаю. Подъезжает наша машина, и я веду Машу к задней двери. — А ты что, хотела бы, чтобы мама встретила нового дядю?

Усаживаю её в детское кресло и, пока пристегиваю, она обхватывает мою шею руками и притягивает к себе. Целует в щеку.

— Я очень-очень люблю тебя, мамочка, — пищит все ещё сиплым от слез голосом. — Другой дядя будет хорошим? Будет играть со мной и дарить подарки?

Да, папа для Маши — концепция. В её понимании он просто должен быть, как что-то непреложное. Семья должна быть комплектной. Как ей объяснить, что нельзя пойти в магазин и выбрать ей нового папу?

Весь вечер она донимает меня вопросами о том, что нужно сделать, чтобы все было, как раньше. Нереально тяжело говорить об этом. Ничего нельзя сделать. Как раньше не будет. Да и после всего у меня в голове не укладывается, что должен сделать Егор, чтобы я отказалась от развода. Но это мысли взрослой женщины, маленькая Маша не сможет этого понять.

С трудом укладываю Машу спать. Ей очень грустно, и она долго ворочается. Я уже и песенку спела, и сказку почитала, и массажик расслабляющий сделала. Маша засыпает только к одиннадцати вечера.

А я, выйдя из детской, забираю телефон с тумбочки и обнаруживаю входящее сообщение. Не хочу, но открываю.

_______________

12.

Аня

От Егора. «Последний шанс. Скажи «да» — и я мгновенно примчусь. Помиримся наконец!»

Хочется телефон в стену швырнуть. Этот упырь непробиваемый. Хоть ссы в глаза, все божья роса. Он же не со мной помириться хочет, а надеется вернуться в квартиру, где ему давали ночевать, кормили, обстирывали. Где есть Маша, которая дает ему свою любовь просто за факт существования. А он не заслужил ни толики этого светлого чувства.

Отвечаю «Нет» и ставлю телефон на беззвучный. Иду спать.

Пятница начинается в приподнятом настроении. Новых сообщений от Егора не пришло, так что предвкушения вечера с друзьями ничего не омрачило. Пока Маша завтракает, звоню маме, чтобы та забрала её из садика и посидела с ней часов до девяти вечера.

— Ты так и не рассказала Маше? — с назидательным укором спрашивает она.

— Рассказала. Мы плакали вчера весь вечер, — вздыхаю. — Но так правильнее.

— Вот и славно, — мама даже по голосу светлеет. — Я заберу Машу, мы с ней книжки почитаем. А ты развейся, Анют, отдохни. Не торопись. Если что, я Машу и уложить могу.

Мама у меня святая женщина. Что бы я без неё делала?

Погода радует свежей сухостью. Даже чуть морозной, но иней от первых заморозков уже сошел. Завезя Машу в сад, строго указываю воспитательнице Светлане, которую вижу каждый раз, чтобы ни под каким предлогом не отпускала Машу с отцом. Для весомости говорю, что мы разводимся. Светлана понимающе кивает и обещает передать своей коллеге Татьяне.

День пролетает быстро. Готовка, уборка, немного работы с документами по бару… Вот уже четыре часа дня. Мы с Олькой уже в ночи списались, что все приедут к пяти вечера. Наряжаюсь покрасивее — джинсы-скинни с заниженной талией и облегающий лонгслив. Сверху осенняя приталенная кожаная куртка.

Прихожу в бар к половине пятого, девчонки предупреждены, столы в третьем зале уже составлены в один длинный и придвинуты к одной стене, вдоль которой стоят диванчики. Заказывать будем каждый себе, так что заранее ничего не предзаказывалось.

Я подхожу к барной стойке, чтобы у неё встречать друзей, и меня окликает Ксения. Она старший бармен, но на ровне с Ваней и Васей выходит на смены.

— Тут приходили люди из сигарного клуба, Ань, — говорит озабоченно. — Я так понимаю, они хотят купить бар.

Округляю глаза. Егоркиных рук дело может?

— Уверена, что из сигарного клуба? — спрашиваю настороженно.

— Уверена. Крайслер их приехал с утра. Я курила перед открытием. Вышли два красавца писаных. Таких, прям как из журнала. Мажоры на выпасе. И сразу в бар. Я им говорю, мол, закрыто ещё. Они спросили, когда можно руководство увидеть, типа предложение есть, и ещё хохотнули, на миллион долларов. Я ответила, что не отвечаю за твой график, и они в свой клуб упёрлись.

Ксения, может, нагоняет жути зря. Мало ли с какими предложениями могут прийти соседи? Но мне становится тревожно. Я ни за какие деньги папин бар не продам. Это как если бы урну с его прахом решила бы продать. Нонсенс.

Олька из наших приходит первой, встае со мной рядом у стойки и заказывает Ксении пива. Потом начинают подходить остальные. Мы перемещаемся в третий зал, ребята рассаживаются. Официантки приносят меню.

— Ольк, — говорю ей вполголоса. Мы сели рядом. — А ты можешь помочь мне с разводом?

— Конечно, не вопрос, — отвечает она, прикусывая хрустящий зафритюренный хлебный ломтик, посыпанный сыром. — У меня специализация другая, я по уголовным делам, но с твоим бракоразводным смогу. А что интересует?

— Да я даже заявление подать толком не могу, у меня не приняли, — сокрушаюсь и жалуюсь ей на свою бесполезную поездку в суд.

— Так ты себе на адрес отправь письмо, уведомление приложи — и примут. А там уже суд будет его искать, — советует Олька. — А он совсем в отказ?

— Напрочь. Приходит, Машку терроризирует. Тошнит уже от него, — вздыхаю.

— Так, харэ кукситься, мы столько лет клубом не встречались! — она кивает на сидящих за столом. — В понедельник приезжай ко мне в фирму, если не я, найдем тебе юриста, который все по красоте сделает.

Ладно. Надо хотя бы попытаться удовольствие от вечера получить. А то я вроде так предвкушала, а сейчас только о разводе и думаю.

В пять приходит Вадимыч с огромной охапкой астр. Проходится вокруг стола и вручает каждой девушке по три штуки. Он мировой мужик. Жесткий — мама не горюй, но так и надо. В клубе же не только из нормальных семей дети учились. Ещё и из неполных, из деструктивных, неблагополучных. Вадимыч многих ребят от наркомании и тюрьмы спасал.

Я сразу распоряжаюсь, чтобы под цветы принести вазу. У нас на такие случи парочка куплено. Естественно, все цветы сваливаются в одну емкость, зато не будут вянуть без воды. Потом разберем.

Над столом раздается смех и звон бокалов с пивом, вином, Вадимыч по традиции пьет водку. Мы по очереди травим байки, вспоминаем веселые случаи с походов. Как же я скучала по нашим! Многие разъехались кто куда, выучились на какие-то специальности, работают в офисах, как Олька. Кто-то продолжил заниматься спелеологией, кто-то, как мои друзья, пошел в МЧС. Клуб сплотил много разных людей, и встречаться вот так, обмениваться новостями и смотреть кто во что вырос — бесценно.

Часов в семь вечера официантка Оксана подходит ко мне и на ухо просит подойти в первый зал. Там меня просят. Руководство.

Сердце пускается вскачь. Я стараюсь, чтобы бар ничего не нарушал, но мало ли что бывает. У нас нет крыши, которая решит все проблемы. И каждый раз, когда говорят «требуют позвать руководство», я думаю о Роспотребнадзоре или Налоговой. Дальше на Полицию. Мы дружим с жильцами, но мало ли что, музыка громко или люди под окнами курят. Всякие жалобы поступали.

— А кто хоть? — спрашиваю у Оксаны, пока идем сквозь второй зал.

— Да почем я знаю? — она пожимает плечами. — Двое мужчин. Руководство попросили. Ксения сказала вас позвать.

13.

Даниил

Да ладно! Ведьмочка! Вот уж не думал, что она хозяйка этого сарая. Может старшая, управляющая, кто в таких заведениях считается руководством?

Провожаю её взглядом. Походка изящная, но я и тогда это приметил. И фигура зачетная. Она мне уже ведьмочкой приглянулась, а тут в джинсах, которые не скрывают её точеные бедра, и в кофточке в облипку… бомба просто. Улыбаюсь, глядя на неё, она меня тоже узнаёт. Ну да, маска Зорро такая себе маскировка. Я ведь помню, как она меня пивом облила. Сейчас, к счастью, пива по близости нет, но и я грязно флиртовать не собираюсь. Тогда настроение такое было.

Горячая она штучка, похоже, любит показать зубки. Ничего, мое обаяние и харизма сделают любую податливой кошечкой в руках.

Ведьмочка усаживается за наш столик. Глазки чуть осоловелые. Похоже, она не гнушается выпить на работе.

— А я все думала, когда же ты вернешься, Зорро, — начинает она голосом, в котором слышится язвительность. — Наобещал, а сам через сколько явился? Шесть дней прошло.

— У меня были свои Зорровские дела, — улыбаюсь. — Что за зелье ты пьешь на работе, а, ведьмочка?

— Я тут не работаю, — отрезает она.

— А тогда чего с подносом бегала? — втягиваюсь в игру.

— Помогала, — она дерзко смотрит мне в глаза. Прямо дразнит.

— Да как-то так себе ты помогала. Мне — лишь вечер эффектно закончить, — произношу с сарказмом. — Ты, конечно, красивая ведьмочка, но я сюда пришел не пофлиртовать. Ты бы руководство позвала?

— А зачем тебе руководство? — спрашивает она.

Подозрительно прищуривается. И напрягается.

— Дыру вашу хочу купить, — отвечаю без обиняков. — Моему сигарному клубу как раз не хватает этой площади.

Ведьмочка звереет прямо на глазах. Лицо заостряется, брови сходятся на переносице. Грудь, обтянутая трикотажной кофточкой, ходит ходуном. Кажется, счас в меня полетит что-то тяжелое. Она мои слова за личное оскорбление приняла что ли?

Димон подбирается. Тоже чувствует, что ведьмочка счас как вскочит, как вцепится мне в рожу. А ему придется её потом оттаскивать. Он хочет сработать на опережение.

Но ничего такого не происходит. Она берет себя в руки и выдает коротко:

— Бар не продается.

На этом встает из-за стола и не оглядываясь направляется к барной стойке.

Нет, эта засранка так от меня не отделается. Встаю и подхожу к ней. Ведьмочка поворачивается, будто почувствовала, и так обезоруживающе на меня смотрит, что я на мгновение теряюсь. В глазах прямо читается: «ну что же ты, ирод, делаешь?».

— Ты хозяина заведения позови, а? — ставлю одну руку на стойку рядом с ней. — Ты кто такая, чтобы решения принимать?

Она молчит, Но прямо видно, что сдерживается, чтобы не сказать лишнего. В этот момент рядом с нами останавливается несколько крепко сбитых крупных мужчин.

— Анёк, проблемы? — спрашивает один.

— Только скажи, — произносит второй и недобро на меня смотрит.

Димон подходит и встает между мной и этими ребятами. Обстановка накаляется.

— Этот мужчина хочет мой бар купить, — выговаривает ведьмочка внезапным защитникам, а потом переводит на меня уничтожающий взгляд. — Покиньте мой бар, пожалуйста. Я вам его не продам. Теперь уже точно ни при каких условиях.

Бляха. Так, выходит, она все-таки хозяйка этого места? Неудачно я зашел. А пятеро крепышей-защитников недвумысленно намекают, что выгонят нас в любом случае.

Нет, я, конечно, не трус, и сам могу отлично навалять. Но опускаться до драки с маргиналами — фу. Это не мой метод. Киваю Димону.

— По рукам, ведьмочка, — отступаю от нее. — Когда надумаешь продать бар, знаешь, где меня искать. Я Даниил Александров.

Мы направляемся к выходу, и я спиной чувствую прожигающие взгляды. Подумать только! Со мной такое впервые! Меня заставили уйти!

На улице Димон вынивает из пачки Парламент пару сигарет, протягивает одну мне. Закуриваем.

— Понравилась тебе? — спрашивает глядя перед собой и выпускает струйку дыма.

— Чё, так заметно? — спрашиваю и затягиваюсь. — Сколько даешь?

— Три месяца, — ухмыляется Димон. — Ни днем раньше.

— Я управлюсь за месяц! — меня уже охватил азарт охоты. — И бар продаст, и ножки раскинет. Как миленькая.

Мы направляемся в клуб, администратор открывает с первого же звонка в домофон. Я купил это заведение совсем недавно, команда ещё старая, и я пока присматриваюсь, кого оставить, а кого заменить. Они тут хорошие бабки получают, так что трясутся, что я их всех поразгоню, и работают отлично.

Спускаемся на минус первый этаж, и я подхожу к стене, за которой находится бар ведьмочки Ани. Хлопаю по ней ладонью.

— Прикинь, сколько можно будет сюда впихнуть! Хоть казино подпольное открывай! Три зала, свой бар, своя кухня. В отдалении от остальных помещений. Своя вытяжка, кури сколько влезет! Это рай, а не место, — поворачиваюсь к Димону. — надо дожать эту девицу в любом случае. Хоть за месяц, хоть за год. Я приберу к рукам её бар.

— А я, как всегда, встану на твою защиту, когда к тебе придут её бравые молодцы, — посмеивается Димон. Он мой помощник, шеф безопасности и телохранитель по совместительству. — Только вот не понимаю, как ты собрался добиться цели.

— А ты мне её пробей. Эту Аню, — отвечаю заговорщическим тоном. — Посмотрим, где у неё слабое место, там и ударим.

Димон пожимает плечами и рапортует согласие. С его связями в нужных структурах он мне всю историю ведьмочки Ани достанет с момента рождения. Я узнаю, все ли зубки у неё выросли ровно и на какую группу товаров она тратит больше всего денег.

Телефон звонит, и я вынимаю его из кармана. Лола. Как дать бабе понять, что у вас все кончено? Эта тварь изменила мне и, когда я её выставил, поцарапала машину. Я женщин не бью, но эту очень приложить хочется.

— Дим, скажи, что меня нет, — вручаю ему телефон.

Он отвечает Лоле, что я сейчас не могу подойти к телефону, а потом меняется в лице и заявляет, что попробует со мной связаться. Вешает трубку.

Визуал. Даниил

Даниил Михайлович Александров

38 лет. Бизнесмен, инвестор. Образование высшее, экономическое.
Недавно купил сигарный клуб, расположенный рядом с баром Ани.
Характер волевой. Даниил привык добиваться своего и живет по принципу:
«недостижимых целей не бывает, бывает недостаточно усердия в их достижении».

14.

Меня взрывает, что она продолжает мне звонить, хотя я четко дал понять, что больше между нами ничего нет. По пьяни или нет, она раздвинула ноги перед другим мужчиной, на этом мы как пара закончились. Безвозвратно.

Но сейчас она в беде. Как и собирался, набираю.

— Даня, привет! Даня, выслушай меня, — всхлипывая начинает Лола, сняв трубку. — Я очень влипла. Помоги?

Берусь за лоб. Баба-проблема. Я даже не удивлен, что она влипла.

— И во что на этот раз? — спрашиваю сквозь зубы.

— Проиграла в казино, — выпаливает она. — И сбежала не заплатив. Ко мне пришли!

По спине стекают мурашки. Казино сейчас вне закона, значит, это какое-то подпольное игорное заведение. Если Лола умудрилась удрать, не отдав долг, плохи её дела. Этими местами бандиты заправляют.

— Они сейчас там? С тобой? — голос скрипит гневом и досадой. Не хочу я решать её проблемы, но теперь уже совесть не позволит просто послать.

— Да! — почти выкрикивает Лола. Я даже вижу, как она в этот момент яростно кивает головой, расплескивая вокруг себя ворох вьющихся блондинистых волос.

— Дай трубку кому-нибудь, — велю и жду, вскоре мужской голос произносит скупое «алло», и я продолжаю уже обращаясь к нему: — Давай сразу к делу. Сколько будет стоить заставить вас покинуть квартиру девушки и забыть туда дорогу?

— Два ляма, — бросает мужчина.

У Лолы Ниссан Джук, максимум на миллион потянет.

— Такие деньги могу только перевести на счет, — отвечаю по-деловому. — Нужны реквизиты. И гарантии, что после перевода вы оставите девушку в покое.

— Гарантирую, — строго произносит мужчина. — И в качестве подтверждения — твою курицу в наше казино больше не пустят.

Курицу верно, но уже не мою.

— Тогда реквизиты счета, я создам перевод, — отвечаю твердо, хотя уже понимаю, что перевод, скорее всего, будет идти по максимуму, три дня. — Платежку пришлю.

— Отзовешь перевод — мы долг этой девки натурой возьмем, в борделе отработает, — добавляет мужчина и вешает трубку.

А следом на телефон сваливается смс с номером кипрского счета и всеми остальными данными. Перевожу деньги и отправляю электронную платежку на Лолин телефон.

Вскоре поступает звонок с её номера.

— На этот раз квиты, — басит мужчина. — Бабу свою уму-разуму научи, чтобы не играла в казино с серьезными ставками и людьми. Бывай. — Дальше он, похоже, передает трубку Лоле и оттуда доносится её захлебывающийся слезами голос: — Спасибо тебе, Данечка! Спасибо! Я в неоплатном долгу! Хочешь, приеду и верну? Ласково…

Томное придыхание в голосе этой шлюхи вызывает волну отвращения.

— Нет! Не шляйся по казино, этого достаточно! — рявкаю и отключаю звонок.

— Ты все правильно сделал, Даниил, — подает голос Димон. — Если интересно, я нашел соцсети нашей ведьмочки. Инстаграм и ВК. Смотреть будешь?

Досада из-за Лолы сразу отходит на задний план. Черт с ней. Лишь бы больше не влипала. Принимаю планшет из рук Димона, листаю.

Инстаграм у неё обычный, полторы тысячи подписчиков — ничего примечательного. Однако сразу видно, что профиль честный, Аня сама посты пишет и заливает. Похвальное умение, и пишет она без ошибок. Зачитываюсь постами, сам не замечая. Одергиваю себя, когда дохожу до конца. Интересно читать, блин!

Оказывается, бар принадлежал отцу ведьмочки. Да уж, засада. Сложно будет ей с ним расстаться, раз она так радеет за продолжение дела отца.

В ВК статус замужем? Как интересно. За неким Егором Черновым. В его профиле пусто. Ничего кроме фотки. Средней внешности шатен, который гордо называет себя инвестором и стартапером. Сейчас куда ни плюнь, везде стартаперы и акционеры, которые обычно занимаются акциями в продуктовых.

А потом обращаю внимание на дату рождения ведьмочки. Это же через неделю! Какая милота. Судьба сама подбрасывает возможность реабилитироваться после неудачного разговора, когда я ошибочно принял её за работницу бара.

— Пробей ещё и муженька, — отдаю Димону планшет. — А то у меня чего-то не складывается картинка.

Димон исполнительный малый. Ему я совершенно доверяю.

В голове снова всплывается ведьмочка Аня. Красивая девчонка. Сексуальная, манящая одним своим взглядом. Пленила меня ещё во время Хэллоуина. Другой бы не простил пива на костюме. Поставил бы раком весь их сарай. Нет, теперь я точно намерен начать сначала нашу любовную историю. И купить наконец сначала её, а потом и её бар.

15.

Аня

Когда Зорро, точнее, Даниил какой-то там красный уходит, меня потряхивает. Вадимыч и парни, которые направлялись, видимо, курить, остаются рядом со мной, расспрашивают, что за фрукт. Безумно ценна такая поддержка. Я и правда ощущаю себя в семье с большим количеством братьев и сестер.

— Спасибо, что помогли, ребят, — киваю парням и Вадимычу, — будут проблемы, обязательно скажу.

Да вот только что они могут решить грубой силой? Это сейчас, когда Зорро пришел просто объявить о намерениях, можно было его прогнать, как в детских мультиках. У него деньги, связи, крутые юристы, на его стороне сила, которая в разы мощнее, чем кулаки и плечи.

Я заказываю себе пару шотов коньяка, возвращаюсь за стол и пытаюсь продолжать вечер, как раньше, но настроение испорчено. Стоило уйти Егора, над нашей с Машей жизнью сгущаются тучи. Как будто Егор был центральным винтиком, без которого все посыпалось. Но это не так. Он был балластом, паразитом, а все остальное просто наложилось. Но как не сойти с ума от постоянной нервотрепки, я пока не представляю.

Коньяк, легший на пиво, закономерно пьянит. Прощаюсь с ребятами, ссылаясь на Машу — мыть, укладывать и так далее. Кладу в центр стола сумму, немного превышающую то, что я тут напила, и ухожу.

Маша встречает меня радостными визгами и бежит показывать мне рисунок, который она сделала вместе с бабушкой. На нем мама, Маша и бабушка в центре держатся за руки, а папа, если можно считать это пятно папой, в углу и темным цветом. Можно ли считать, что она уже не так сильно страдает об отце?

Мы с мамой укладываем Машу и идем выпить чаю. Она видит, что я в слегка подвыпившем состоянии, но понимает меня.

— Ты хоть немного расслабилась? — спрашивает тоскливо. — Ты только затворницей не сиди. Устраивай свою жизнь. Девочки не меньше мальчиков нуждаются в отце.

Отмахиваюсь. Какая мне личная жизнь? Особенно теперь, когда все, что мне дорого, пытаются отобрать. Мне нужно работать ещё больше, ещё лучше, чтобы сохранить бар.

— У тебя в следующую пятницу день Рождения, ты помнишь? — спрашивает мама, отпивая черный чай из пакетика. — Уже придумала, что хочешь в подарок?

— Ничего не надо, мам. У меня все есть, — снова отмахиваюсь.

Я не помогала ей деньгами, откладывая все излишки для Маши, и теперь не хочу, чтобы она покупала мне подарок. Я его не заслужила.

Мама живет на пенсию и какой-то заработок в интернет. Что-то, связанное с просмотром рекламы и кликами. Десяти тысяч, которые она получает к пенсии, ей хватает.

— Но праздник-то хоть устроишь? — мама уже возмущается. — Что я тебе говорила про затворницу? Не смей ставить на себе крест! Красивая, молодая, руки-ноги на месте, голова светлая. Я к тебе в бар приду. И только посмей не закатить мне банкет! Поняла меня?

Мама очень мило наезжает. При её внешности звучит как журение.

— Хорошо, мам, в следующую пятницу устрою праздник у себя в баре. И Машу с собой возьмем, пусть потанцует и поест десерты, — встаю и обнимаю её. Она у меня прекрасная. — Теперь ты спокойна?

— Успокоюсь, когда ты снова выйдешь замуж, — мама укоризненно смотрит на меня. — Ты не затягивай. Новый муж захочет и себе ребеночка, а ты потом родить не сможешь. Поторопись.

Нехотя соглашаюсь. Не так я видела наш развод с Егором. Точнее, вообще не видела. Но я точно знаю, что он наверняка произойдет. Через месяц или год — неважно. Я сброшу Егора с плота и вновь обрету счастье. Только вот думаю, счастливее я буду одна. Без мужчин вообще.

После чая мы расходимся. Мама заявляет, что останется на ночь, чтобы завтрак приготовить. Нет сил спорить, хотя я считаю, что я и этой помощи не заслуживаю. Просто иду спать и мгновенно вырубаюсь.

***

Выходные проходят под знаком «Уходим в отрыв». Я занимаю Машу приятными активностями, чтобы она не вспоминала о папе. В конце концов, с мамой ведь тоже хорошо! Парк аттракционов на Диво-острове, детский центр, прогулка по Летнему саду с кормлением лебедей. урок открытых дверей в школе танцев, которая открылась неподалеку. Параллельно сладкая вата, мороженое, какао и Машин любимый стишок про «сумку, коробку, котомку и маленькую собачонку».

К вечеру воскресенья я вымотана в нули, зато Маша засыпает счастливая, обнимая плюшевого слона, которого я выиграла ей на Диво-острове, метко побросав дротики по шарам.

Начинается понедельник. Утром, только выйдя из подворотни, замечаю стекло на тротуаре перед окнами бара. Они маленькие, в цокольном этаже, на них решетки. Но кто-то умудрился, похоже, камнем попасть.

Ох, как все нескладно. Отвожу Машу и возвращаюсь в бар. Спускаюсь, открываю дверь, снимаю помещение с сигнализации. Окно и правда разбито. Диванчики в осколках. Влетевший камень, похоже, сшиб горшок с каким-то висячим комнатным цветком, который принесла Лена. По полу разбросана земля.

Ума не приложу, зачем было разбивать это окно. В него же не влезть — решетки стоят, да и само окно плоское и неудобное.

Оглядываюсь в поисках того, чем это было сделано и таки нахожу… орудие преступления.

16.

Аня

На полу у стойки лежит новенький зеленый мяч для большого тенниса. Случайность? Напротив через улицу теннисный корт — да, но там сетка. Оттуда он под таким углом бы не долетел. Кому пришло в голову швырять мяч на тротуаре?

Досада берет! Все одно к одному! Мелочь — поменять стеклопакет, но это дополнительные затраты, время, да и холодно уже на улице, чтобы пускать сюда людей с разбитым окном. Простой — это серьезные убытки. Заготовки испортятся, не говоря уже о недополученной прибыли. Только что коммуналка будет меньше в день, но все равно.

Нахожу в кухне домовую книгу, в которую занесены телефоны всех, кто что-либо делал для бара, а заодно номера цветов закупаемой краски, марки кафельной плитки и так далее. Папа бережно хранил всю информацию.

К счастью, за пять лет у оконной компании ничего не поменялось, даже менеджер тот же все ещё работает. Уточняет адрес и сразу находит прошлые заказы. Ура! Одной проблемой меньше. Только вот раньше, чем в среду у них нет свободных монтажников. Соглашаюсь. Хоть так.

Как только я вешаю трубку, открывается дверь, и в бар входит Георгий Витальевич.

— Это что такое, Ань? — спрашивает сурово, кивая на пробоину в окне. Они с отцом похожи строгим нравом, да и я не чувствую себя его начальницей в полной мере.

— Кто-то окно разбил, — вздыхаю. — Установщики стеклопакетов обещали заменить, но только в четверг.

— Ты понимаешь, что в таком виде бар открывать нельзя? — он упирает в бока крепкие кулаки.

Киваю. Конечно, понимаю. Грустно до слез. Вся эта ситуация меня подавляет. И самое главное, что нет возможности ускорить решение проблемы. Только закрывать бар и ждать ремонта.

— Отставить слезы, — громогласно заявляет Георгий Витальевич. — Выше нос, Ань! Я сейчас переоденусь и починю. У нас в кухне остался кусок фанеры. Временно заделаем окно так, но стеклопакет все равно надо будет поменять.

Становится немного легче. Все-таки откроемся. Хотя нервотрепка, конечно, жесткая. В голову прокрадывается мысль, что это мог сделать Егор, но это надо быть на голову отбитым засранцем, чтобы припереться сюда ночью…

Да нет, не стал бы Егор. Или стал бы? У сигарного клуба есть камеры, они могли заснять, кто разбил нам окно. Да, но не хочется обращаться к Даниилу Александрову за помощью. Тем более, что это могли сделать по его заказу. Он ведь сказал, что я сама к нему приду продавать бар. Невольно напрашиваются подозрения, что он решил устроить мне веселую жизнь.

Этот день проходит под гнетом тяжелых мыслей. Я отправляю себе заказное письмо и прикладываю квиток к документам для подачи заявления о разводе. Затем собственно еду в суд и таки подаю заявление. Оставляю номер телефона, мне по смс сообщат о дате слушания, но произойдет это не раньше, чем через месяц. Столько рассматривается заявление.

Забрав Машу из сада, заруливаю к маме. Пока она угощает нас шарлоткой с чаем, я расспрашиваю про папино завещание.

— У меня оно! Конечно! — уверенно отвечает мама. — А что случилось?

— Да Егор… — не хочу её грузить, но она уже заинтересовалась, и я таки рассказываю ей, как он пришел и требовал половину.

— Молодец был твой папа, царствие ему небесное, — вздыхает мама. — А тебе наука внимательнее выбирать мужчин.

— Да я теперь вообще выбирать мужчин не хочу, — бурчу вполголоса, чтобы Маша не слышала. — Лучше одной. Никто не воткнет нож в спину.

Мама машет рукой.

— Ай, не зарекайся! — кивает на внучку. — Ребенку полная семья нужна.

Вздыхаю. Это я тоже понимаю, но как представлю, что мужчина, с которым я попытаюсь построить новую семью, должен идеально подойти не только мне, но и Маше, и я должна быть уверена, что с ним она в безопасности, голова начинает ныть. Это что-то нереально сложное. Слишком много звезд должны выстроиться в ряд и станцевать нам благословляющий танец.

На прощание мама напоминает мне про день рождения. Удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Мне вот сейчас точно не до празднеств. Но я ей обещала.

Вторник и среда проходят обычно. Егор не объявляется. В баре ничего экстраординарного не происходит. В среду днем приезжают оконщики и меняют стеклопакет. Завсегдатаи в баре за два дня изрисовали вставленную Георгием Витальевичем фанеру подписями и шуточными пожеланиями, она стала такая родная и домашняя, что даже грустно её убирать. Но кто-то из гостей тут же предлагает повесить её на стену, и к вечеру она уже украшает наш бар напоминанием об ещё одном пережитом приключении. На стенах вообще висит много памятных безделушек.

Я раздумываю над идеей ввести персональные именные пивные кружки для постоянных посетителей, которые будут храниться в баре и выдаваться конкретным гостям. Затраты не очень большие, но постоянных у нас много, и надо будет извернуться, чтобы найти место, где их хранить. Надо же, чтобы на виду, но так, чтобы не мешали.

К пятничному празднованию все готово, я закупила украшения в зал, разослала приглашения, даже согласовала меню с Гергием Витальевичем, и в четверг, вручив Машу маме на вечер, еду с Олькой пошопиться.

Обычную одежду не покупаю, но нахожу обалденное вечернее платье розового цвета в пол. Ткань плотная и с шелковым отливом. Симпатичное, непошлое декольте. Я в нем выгляжу изящно и утонченно. Олька хвалит мой выбор и обещает обязательно прийти на праздник.

Ну а в пятницу, пока Маша в саду, я наконец иду в салон, точнее, в обычную парикмахерскую в соседнем дворе-колодце, которую держит одна знакомая, и там девочки устраивают моим волосам персональный релакс, детокс, ботокс… кайф, в общем. Даже не запоминаю названия процедур. Но когда парикмахер сушит и укладывает мои волосы в вечернюю прическу, не узнаю себя в зеркале. Это очень круто. Я выгляжу сногсшибательно. Жалко денег, хотя мне сделали со скидкой, но такой подарок можно себе устроить. День рождения бывает лишь раз в году, а двадцать восемь исполняется и вовсе раз в жизни.

Сбор на мой день рождения назначен на шесть. В пять я забираю Машу из сада, мы с ней быстро переодеваемся к празднику — для Маши новогоднее платье принцессы, из которого она ещё не выросла, а мне то самое розовое вечернее. Затем я открываю дверь на лестницу, и слышу неприятный окрик. Узнаю голос — Митёк. Настроение стремительно портится.

17.

Аня

— Анька! Куда собралась такая красивая? — на пролете между вторым и первым этажами остановился Митёк. Пьяный, судя по речи.

Прячу Машу за собой и закрываю дверь в квартиру.

— Это неважно, Мить, — бросаю ему и веду Машу к выходу из подъезда.

Сзади раздаются тяжелые быстрые шаги. Митёк хватает меня за руку в проеме внутренней двери. Разворачивает к себе.

— Ты деньги мне в начале недели должна была принести! — рычит Митёк мне в лицо.

— Ничего я не должна была! — вырываю руку. — Егор тебе должен! С него и спрашивай! У меня нет денег!

Маша закрывает ушки руками и пятится к стене. Зараза, не должна она видеть такие вещи.

— Слушай, Аня, — шипит на меня Митёк. — Это я только пока такой добрый. Я ведь могу к тебе в бар прийти, окна побить. Надо тебе это?

— Ты дурак? — меняю тон на досадливый. С ним надо на его языке. — Я выну из оборота, заменю окна, но у меня станет ещё меньше денег. Тряси не тряси, есть на что-то надо!

Митёк задумывается. Вот чмо убогое! Мозг напрочь пропил.

— Давай так. Как только увижу Егора, я ему скажу про долг тебе. Уверена, он просто забыл, — говорю уже совсем доверительно. Как предлагают в НЛП, раздели проблему? Ну вот делю. — Я ему напомню, и он, думаю, передаст мне твои деньги, а я их тебе отдам. Ну или встретитесь…

— Да, прости, Аньк, — более совестливо говорит Митёк. — Ты меня тоже пойми. Я денег дал, а мне долг не возвращают, что я думать должен?

Вроде пронесло.

— Ты Машу напугал, Мить, не делай так больше, — урезониваю его и поднимаю Машу на руки. — Давай как взрослые говорить. И быковать на меня не надо.

Даже удивительно, как сдувается Митёк. Всё-таки на понт брал. Ему стыдно. Хорошо, что получилось достучаться до остатка светлого в его пропитом мозгу.

Митёк настолько осознал вину, что даже открывает мне дверь из подъезда, и я, сюсюкая с Машей, направляюсь в бар. У калитки из подворотни ставлю Машу на землю, и мы выходим на улицу.

У бара уже курят Михаил с Володей, приветственно мне машут. Маша бросается к Володе, и он подхватывает её на руки.

— Кто у нас самая красивая принцесса? — спрашивает, шутя.

Сигарета зажата между пальцами, на ребенка идет дым. Жестом прошу отдать Машу мне и забираю к себе на руки.

— С днюхой, Анёк, — улыбаясь, добавляет Михаил.

У меня в душе поселяется ощущение праздника. Мы с Машей спускаемся в бар. Я здороваюсь с персоналом и веду её в третий зал. Мама уже там. Беседует с Виталиком. Она дружит с его мамой. Да что говорить, мы все — одно большое дружное или не очень комьюнити. Маша сразу бежит к бабушке, а я вешаю верхнюю одежду на вешалку. Мама помогает внучке раздеться. Я присаживаюсь за стол рядом с мамой. Пока ждем остальных гостей, заказываю себе бокал шампанского.

Народ собирается ближе к шести, стол заполняется. На этот раз банкет за счет заведения. Мама довольная донельзя, смотрит на меня с гордостью.

— Умничка, что не забросила дело папы, ты борец! — говорит мне на ухо. — И что, что бар? Процветает! Это прекрасно!

Когда почти все рассаживаются за столом, я приветственной речью открываю празднование. На столе стоят салаты, вино и водка, холодные закуски, но мои гости предпочитают заказывать пиво и снеки.

Поднимаются тосты, дарятся подарки. Я открываю каждый и сердечно благодарю, хотя большинство — сертификаты для меня или Маши куда-нибудь, типа в магазин детских товаров или косметики.

Олька дарит мне навороченные фитнес-часы, напоминая уже лично, не в тосте, что я обещала заняться спортом, если разведусь. Да, было такое. Я не люблю фитнес, но слово надо держать. Кто же мог подумать, что жизнь так повернется?

Вадимыч все-таки приезжает к семи и дарит мне комплект новой снаряги. На мой удивленный взгляд поясняет, что спелеолог во мне никогда не уснет, так что мне надо просто разок съездить на скалы, потом за уши не оттащишь. Ну может и съезжу.

Часов в восемь, когда мои гости сказали все тосты и подарили все подарки, в зал входит Лена с огромным букетом алых роз. Их там, наверное, под сотню. Несет мне.

— Это ещё что? — спрашиваю недоуменно.

— Курьер принес, для Анны Черновой, я расписалась, — произносит она и вручает мне букет.

Смотрю на ярлычок. Подписан от руки, красивым квадратным почерком с сильным нажимом.

«Пусть этот букет будет компенсацией за неудачное знакомство, ведьмочка Аня. С днем рождения!» и подпись «Д.А.».

У меня мурашки стекают по спине. Вмиг становится страшно и неуютно. Этот Даниил Александров не мог знать, когда у меня день рождения. Значит, навел справки. Похоже, он серьезно нацелен на то, чтобы отнять у меня бар.

Не хочу принимать этот букет, но вернуть его уже некому. Значит, пусть Даниил смотрит на него у себя в сигарном клубе!

Прошу маму присмотреть за Машей, забираю букет — тяжелый, зараза — и направляюсь с ним к выходу из бара. Даже не накидываю плащ.

Прямо в платье выхожу на промозглую ноябрьскую улицу и порывистым шагом дохожу до двери в сигарный клуб. К ней ведет несколько ступеней. Поднимаюсь. Звоню в домофон.

Дверь пикает открытием замка, и я захожу внутрь. Я никогда не была тут. Миллион раз видела снаружи, но сквозь тонированные окна даже вечером можно было увидеть лишь светящуюся вывеску над барной стойкой и плотный белый тюль на незашторенных окнах.

Внутри бомбический интерьер. Хром, золото, темное дерево, черная керамика — все это удивительным образом замиксовано и соединено в причудливых сочетаниях, но выглядит до безобразия роскошно.

Оглядываю полутемное помещение — в зале сидят дорого одетые люди, что-то пьют, едят. Висит тяжелый запах сигар, хотя вытяжка, уверена, здесь что надо. В углу вижу фигуру. Это сам Даниил Александров. Он пронзительно смотрит на меня и, встав с черного кожаного дивана, направляется ко мне.

18.

Аня

Неторопливо так идет, как хозяин положения. Напыщенный индюк, который назвал мой бар дырой. Ну, по сравнению с этим теремом золотым, да, мой бар похож на андеграундное место. Зато, уверена, там гораздо больше честных людей, чем тут среди восседающих в кожаных креслах любителей сигар. И стиль оформления я нарочно выбирала под американский бар, чтобы по-простому выглядел.

Не дожидаюсь, пока хозяин жизни подойдет ко мне, направляюсь к стойке и протягиваю букет барменше.

— Девушка, это вам, — прежде чем вручить, срываю записку. — Пусть у вас сегодня будет праздник.

Она смотрит то на меня, то на приближающегося хозяина и замирает в нерешительности. Краснеет.

— Простите, я не могу это принять, — произносит тихо и принимается поправлять бутылки на полке у стены.

— Тогда пусть украсит ваше заведение, — кладу букет на мраморную гладь столешницы и уже ощущаю знакомый крышесносный парфюм, которым пах в баре Зорро. Он рядом. Поворачиваюсь и чеканю: — Если это были извинения, они не приняты.

Он останавливается, опираясь локтем о стойку. Смотрит на меня, как на глупую собачонку, снисходительно.

— Розы не нравятся? — спрашивает невозмутимо. — Скажи, какие цветы ты любишь. В инстаграм у тебя фотки только с розами.

Что за бред? Если этот индюк со мной флиртует, то делает это довольно топорно. Да ещё и показывает свою осведомленность. Запугать пытается?

— Не нравятся подарки от людей, которых я не знаю, — огрызаюсь.

— Давай узнаем друг друга поближе, — он изгибает бровь. — Насколько близко ты хочешь?

В голосе слышится сальное мурлыканье. Нет, он очень хорош собой. Это правда. Без маскарадной маски — просто модельная внешность. Красивый нос, четкий мощный подбородок, высокий лоб и глубокие темные глаза, которые заинтересованно смотрят на меня. Изучают. Из-под такого взгляда хочется убежать. Сканирует, точно мысли пытается прочитать.

— Не хочу вообще. Никак, — отливаю слова как из свинца. — Оставьте меня и мой бар в покое, пожалуйста.

Договариваю и направляюсь к двери, но в спину долетает:

— Ты и сама знаешь, что этому не бывать, — голос звучит твердо, теперь ни намека на флирт.

Возвращаюсь, раз пошел серьезный разговор.

— Ты по моим глазам поняла, что я из тех, кто всегда получает желаемое, — он по-хозяйски окидывает клуб взглядом, дескать, этот клуб он тоже захотел и получил. — Плевать, что именно. Женщины, бизнес, умения, навыки, знакомства, связи. Я ставлю цели, достигаю их и ещё ни разу не терпел фиаско.

— Это вы к чему? — спрашиваю уже настороженно.

Да, он прав. В его взгляде читается несгибаемая воля и умение идти по головам. Но последнее — точно не предмет для гордости. Этот мужчина меня пугает. Нервирует. Напрягает. Потому что я верю в его угрозы.

— К тому, что в прошедший Хэллоуин у меня появилось две новых цели. Твой бар и ты, — выпаливает он с торжествующей улыбкой. — Как думаешь, сколько ты продержишься, прежде чем упадешь к моим ногам?

Звучит нарочно неоднозначно. Он знает, что такое жить идеей. Меня ярость охватывает, но стакана пива под рукой нет, чтобы выплеснуть ему в лицо.

— Чтобы я упала к твоим ногам, тебе придется меня убить, — сама слышу в голосе рычащие нотки.

Порывисто направляюсь к двери, не хочу больше слышать его колкостей. А он бросает мне в спину:

— Значит, придется это сделать, — в голосе слышу улыбку, но что-то шуткой мне это не кажется. Псих ненормальный.

Не останавливаюсь, дохожу до двери и, как назло, не вижу кнопки, чтобы открыть себе путь. Досада берет! Хотела уйти красиво, а стою у порога и тупо верчу башкой, как идиотка.

Нахожу наконец продолговатую плашку с надписью «EXIT» (С английского: «Выход» — прим. автора) жму и вылетаю на улицу. Стучу каблуками по кафельным ступенькам на тротуар и останавливаюсь.

Жадно вдыхаю морозно-свежий воздух. Адреналина в крови столько, что не чувствую холода. У бара стоят парни, курят. Михаил первым замечает меня. Зажимает сигарету в зубах, срывает с себя куртку и, подойдя, набрасывает мне на плечи. Хочется её сбросить. В груди лавой жжется желание доказать, что я могу сама. Все могу сама. А тут мне даже померзнуть толком не дают.

— Все нормально, Анёк? — заметив, видимо, мое настроение, спрашивает Володя.

— Все хорошо, спасибо, — обвожу всю троицу взглядом. — Лучше дайте затянуться.

Я знаю, что нехорошо, что, скорее всего, снова закурю, но мне необходимо успокоиться. Хотя бы немного.

Михаил протягивает мне наполовину скуренную сигарету Парламент. Делаю затяжку и возвращаю ему. Кашель схватывает горло. Зараза, все нескладно.

— Ладно, пойду запью чем-нибудь, — выдавливаю, прокашлявшись и возвращаю куртку Михаилу.

Спускаюсь в бар и сколько-то времени изображаю радость за столом. Народ давно разбрелся по кучкам и обсуждают свое. Только Маша носится как угорелая, от гостя к гостю, что-то предлагает, играет в какую-то свою игру.

Я постепенно успокаиваюсь. Мне все ещё дико тревожно по поводу бара, но бурлящие эмоции притупились. Завтра я все хорошенько обдумаю. И тут официантка снова зовет меня в первый зал. Я сразу заявляю, что если это мажоры из сигарного клуба, пусть гонит их в шею, но она говорит, что это не они. Кого ещё нелегкая принесла на мою голову?

19.

Аня

День рождения кажется безвозвратно испорченным. У меня одно желание — поскорее ото всех спрятаться.

Выхожу в первый зал, готовая уже к чему угодно, и вижу у стойки Егора с пестрым пухленьким букетом. На нем осенняя куртка цвета хаки, которую он купил в прошлом году, под ней клетчатая рубашка и нестиранные джинсы, с каплями грязи на холошинах. Видок неряшливый. Неужто Анатолия его выставила? Или и не селила у себя, так что стираться ему теперь негде?

Он улыбается при виде меня и делает шаг навстречу, но не подходит, видя мое нерадостное лицо. Да, Егор, я нисколько не рада тебя видеть.

— Аня? Привет? — произносит он заискивающим тоном. — Уделишь мне немного времени?

Раз он спрашивает, стало быть, готов получить любой ответ.

— Я не хочу тебя видеть, Егор, — произношу устало и разворачиваюсь, но он догоняет и берет меня за плечо.

— Постой! — выговаривает почти отчаянно и тут же отпускает. — Ну постой же! У тебя день рождения. Позволь тебя поздравить?

Вздыхаю и разворачиваюсь.

— И после этого ты уйдешь? — упираю в него тяжелый взгляд.

— Если ты захочешь, — бодро отзывается Егор и протягивает цветы. — Это тебе!

Киваю, перекладывая букет на стойку.

— Закончил? Тогда пока, — снова разворачиваюсь, но бывший муж оббегает меня и преграждает путь.

— Не закончил. Подожди, Анют, давай присядем, — показывает мне на тот самый столик, за которым мы уже сидели. Отказываюсь. Тогда он бережно сует руку в карман куртки и вынимает золотые часы. Обворожительно красивые прямоугольной формы с инкрустацией какими-то камнями. — Я хочу подарить эти часы тебе.

Непонимающе смотрю на часы, уже начиная догадываться, откуда они, и Егор поясняет:

— Я порвал с Настей, Ань, — говорит доверительно так, как будто эти слова должны перечеркнуть измену. — И часы эти для тебя.

У меня от его наглости аж глаза округляются. Подарок, который купил ей, теперь мне тащит! Это как приносить в дар вещи, снятые с трупа.

Егор тянется, чтобы надеть их мне на запястье, я отбиваю его руку.

— Убирайся, Егор! Ты совсем долбанулся тащить мне часы, которые купил любовнице? — на мой возмущенный крик в первый зал выходит хорошо поддатый Вадимыч и останавливается у меня за плечом. А я договариваю: — Лучше продай и деньги Митьку верни, которые занял!

Наверное, Егор хотел бы сказать мне пару ласковых, но при виде Вадимыча поджимает губы и уходит, забрав часы с собой. Боже, как я уже хочу домой! Но мой праздник, который уже и не назовешь этим светлым словом, продолжается.

Возвращаюсь за стол, нацепляя улыбку, занимаю свое место, что-то жую. Общаюсь с друзьями. Вроде классно встретиться с ними, но ощущение, что что-то неправильно, все равно есть. Наверное, потому что народу слишком много. В следующий раз я приглашу на свой праздник только Машу и маму.

Когда время подбирается к десяти вечера, отправляю маму с внучкой к нам домой.

— Ну ма-ам, — обиженно тянет Маша. — Я хочу ещё тортика.

Тортиком она называет чизкейк Нью-Йоркер.

— Ты и так три куска уже слопала, — нежно касаюсь её носа пальцем. — Слипнешься ведь от такого количества сладкого.

— Ничего не слипнусь!

Маша говорит решительно, но позволяет бабушке надеть на себя пуховик, а потом уходит вместе с ней. У меня лучшая дочка на свете. Нет светлее создания.

Я досиживаю с гостями до одиннадцати вечера, и когда из нас в третьем зале остается пятеро человек, включая мою Ольку, аккуратно предлагаю разобрать салаты и разойтись.

Официантки уносят остатки еды, упаковывают в контейнеры и выносят уже в пакетах. Друзья разбирают их, и я с чистой совестью говорю им пока. С Олькой целуюсь в щеку.

Счет итого вышел под пятнадцать тысяч на одних снеках и пиве. Обещаю занести деньги в кассу утром и ухожу домой.

А дома меня ждет мама с расспросами. Иногда её опека выходит за рамки, сейчас как раз такой случай. Не хочу ей рассказывать про Даниила Александрова. Но её расспросы возвращают меня в сигарный клуб, к этому мажористому щеголю, от которого к тому же очумительно пахнет. Нет, если бы мы познакомились при других обстоятельствах и он бы не пытался лишить меня самого дорогого после Маши и мамы, он мог бы мне понравиться. Внешне он куда интереснее Егора, не говоря уже о финансовом положении. Голодранец-Егор, стартапер-неудачник, и этот мегалодон бизнеса на Крайслере с номерами ВАХ — разница очевидна.

Мама остается недовольна тем, что я увиливаю от ответов, но не усердствует, и мы таки расходимся по кроватям.

Выходные я провожу вместе с Машей. В субботу — музей этнографии, где она рука в руке с мастером на гончарном круге делает свой первый глиняный горшочек. Небольшая, с флакон духов, вазочка, сужающаяся к верху. Естественно, никакого обжига, просто глина, но Маша счастлива до чертиков.

В воскресенье везу дочку в Сертолово на конюшню. Катание на лошади производит на Машу неизгладимое впечатление. Даже круче, чем гочарный круг. И по дороге домой она канючит, чтобы мы купили домой пони.

Я мягко отказываю, ссылаясь на то, что нам негде его поселить, и Маша вроде соглашается, но все равно остается ощущение, что эта тема не раз всплывет.

Начинается новая рабочая неделя.

В понедельник, пока Маша в саду, я еду к Ольке в офис на Васильевский остров. Она знакомит меня с симпатичным мужчиной по имени Алексей, юристом по бракоразводным процессам.

Он ведет себя крайне вежливо и обходительно, убаюкивает приятным чуть хрипловатым баритоном, выясняя суть проблемы. Рассказываю все честно, и уже понимаю, что это консультация, а значит, я должна буду заплатить за неё.

— Что я могу вам посоветовать? Полное сопровождение по вашему делу будет стоить от пятидесяти тысяч рублей, в случае, если дело не будет подано никаких апелляций, — с авторитетным видом заявляет Алексей.

— А если будут? — спрашиваю по инерции, уже понимаю, что не потяну сейчас услуги юриста.

20. 

Аня

Возвращаюсь к бару, который теперь украшает огромная надпись из баллончика. Фасад изрисовали капитально, по стенам и окнам большие некрасивые буквы, но по форме не понять, что за слово написано. Просто какая-то лютая абстракция из линий фиолетовой и вырвиглазно зеленой краской.

Не заходя в бар направляюсь сразу к сигарному клубу. Крайслера нет, стало быть, Даниила Александрова тоже нет, и можно надеяться на адекватный разговор без похабных заигрываний и предложений даже в шутку меня убить. К тому же я все более убеждаюсь в мысли, что это его рук дело. Нарочно пакостит, чтобы отвадить клиентов, и у меня упали выручки.

Звоню в домофон, дверь открывается. За стойкой другая девушка-администратор, тоже в костюме, вся строгая, зализанная, нарочито ухоженная.

— Привет вам! Я хозяйка соседнего бара, — начинаю, подходя к стойке. — Ночью кто-то расписал фасад граффити. У вас над входом камеры. Могу я вас попросить показать запись?

Девушка с виноватым видом вздыхает.

— Простите, здесь нет ни оборудования, ни доступа к записям, — пожимает плечами. — Вы можете обратиться к Даниилу…

— Спасибо, — прерываю её слова. К нему я точно не обращусь. — Спасибо за уделенное время.

На этом я выхожу из сигарного клуба. Если подумать, логично. Смысл здесь держать сервер, если тут его могут сломать или перезагрузить? Скорее всего, видео и вовсе сливаются в облачное хранилище, где хранятся какое-то время, пока не перезатираются новыми.

Оглядываюсь в поисках других камер на домах. Только на углу школы, но туда идти дохлый номер. Я знаю директора, Зинаиду какую-товну. К черту проще обратиться, чем к ней.

Клининг вызывать долго и дорого. Вооружаюсь скребком для мытья окон, мыльной водичкой с Фейри в пластиковом ведре, свеженькой, ещё грубой губкой для мытья посуды и выхожу собственноручно мыть окна. Не переломлюсь, помою.

На морозце руки мгновенно замерзают, а краска никак не хочет смываться. Она явно на растворителях, пристала намертво. Отчаявшись, вынимаю телефон, чтобы найти клининговую службу, которая это отмоет, когда на тротуар, в нарушение ПДД, заезжает знакомый крайслер. Через пассажирскую дверь выходит Даниил Александров в черном костюме и черной сорочке, прямо торжественно выглядит, а с водительского кресла выбирается его молчаливый «оруженосец», одетый чуть проще.

— Что, ведьмочка Аня, злые крестьяне залили твою избушку свиной кровью? — насмешливый голос Даниила ездит по ушам. — Других ведьм не вызовешь, чтобы очистить сакральное место?

— А тебе заняться нечем, кроме как подглядывать, что у меня тут происходит? — отвечаю язвительно, убирая телефон.

— Да как не видеть? У меня под носом все и происходит! — он приближается ко мне и останавливается напротив.

Даже на улице, где полно выхлопных газов, до меня доносится аромат его парфюма. Вкусный. Даниил упирает руки в бока, распахивая полы пиджака. Под сорочкой проступает красивый рельеф спортивного торса. Мужчина оценивающим взглядом окидывает расписанные стены, потом снисходительно смотрит на меня.

— Давай оплачу клининг и ремонт фасада? — улыбается хитро.

Не нужны мне его подачки!

— Нет уж, я как-нибудь сама, — цежу сквозь зубы.

— Не упрямься, я просто хочу позаботиться о своем баре, — произносит Даниил вальяжно, точно потягивающийся кот.

Картинно приглядываюсь к его лицу, сбоку, спереди, потом отстраняюсь и произношу:

— Странно, розовых очков не носишь, а витаешь в глупых мечтах, — ловлю его недобрый пронзительный взгляд, свой не отвожу.

— Помнишь, что я сказал тебе в нашу первую встречу? — он снова делает очаровательное лицо и облизывается. — Я тебя куплю. И начну с твоего бара. Стартовое предложение двадцать миллионов рублей. Сумма будет уменьшаться, так что поторопись, чтобы продать подороже!

— Мечтай, — бросаю ему и все-таки вытаскиваю телефон. Надо уже найти чертов клининг.

Даниил, очевидно, понимает, что разговор окончен, и добавив напоследок: «Время покажет, кто живет в мечтах», — уходит.

Вот же жук! Наверняка он и нанял хулиганов, чтобы вот так прийти, как рыцарь на белом коне, и предложить помощь. Руки чешутся пойти заявление в полицию накатать. Да вот только я знаю бывшего участкового и понимаю, как там все работает. Не станут они расследовать эту, в их глазах, мелочь.

Гугл выдает страницу с клининговыми компаниями. Кому-то надо звонить, кому-то можно написать, но делать это надо точно не на улице.

Заношу в бар ведро с инструментами, прибираю за собой и какое-то время, пока в бар не приходят официанты и Георгий Викторович, ищу клининг. Дозваниваюсь до компании, которая прямо специализируется на уборке фасадов, они требуют от меня площадь в квадратных метрах. Измеряю — хулиганы испоганили мне пятнадцать квадратных метров фасада. Итого стоимость уборки составит около двух с половиной тысяч — подъемно. Заказываю бригаду. Обещают прибыть во второй половине дня.

— Позвоните мне, когда клининг приедет, — обращаюсь к официанткам, которые ходят по столам, собирая грязную посуду, оставшуюся с вечера.

— А мне даже нравится. Веселенько! — хихикает Лена.

— Веселенько или нет, это фасад в центре Питера, Лен, нам комитет по благоустройству по голове настучит, штрафами обвешает, — голос против желания твердеет. Неужели сама глупая, не понимает?

В растрепанных чувствах отправляюсь домой и занимаюсь делами по дому. Хозяйка я бара или нет, личная часть жизни никуда не девается.

Клиниг приезжает в самый разгар бизнес-ланча. Я прихожу контролировать работу и все ещё вижу крайслер Александрова на тротуаре. Зло берет! Вот все-то ему позволено!

Делаю фото машины так, чтобы было видно номера и что она стоит в неположенном месте, и отправляю через приложение «Сердитый гражданин». Это небыстрый процесс, но я уже не одну жалобу так отправила на автомобили, стоящие на тротуаре. Теперь после проверки модерацией моя заявка поступит в ГИБДД, и Александрову автоматом придет штраф, точно это сняла дорожная камера.

21.

Аня

Пожимаю руку из вежливости. Девушка кажется смутно знакомой. Неприятная до одури догадка вползает в мозг сама собой. Она моложе меня на пару лет, наверное, ей не дашь больше двадцати трех. Фигуристая, длинноногая, с идеально прямыми ухоженными волосами платинового цвета. Этакая каноничная блондинка из анекдотов

— Это визит вежливости, Анна, — теперь она не щебечет, а говорит строго. — Отпустите Егора. Не будьте собакой на сене.

У меня глаза округляются от негодования. Это я-то его держу?! Набираю в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, но Анастасия делает останавливающий жест.

— Подождите, дайте договорить, — продолжает тем же тоном. — Мы с ним любим друг друга, но пока вы маните его дочерью, он разрывается. Мечется. Ему плохо, понимаете?

Она складывает руки на груди, и рукава красной дубленки с белой меховой оторочкой задираются, обнажая часы, которые Егор пытался подарить мне. Боже, какой же он мерзотный! Мне говорил, что порвал с ней. Похоже, как расстался, так и вернулся.

— В общем, если не хотите проблем, просто позвольте ему вернуться ко мне, — заканчивает Анастасия и собирается развернуться, но теперь я её останавливаю.

— Анастасия, верно? — голос скрипит от клокочущей внутри ярости. — Вы разрушили семью, если что. И лишили ребенка отца.

В моих ушах это звучит серьезно, но она только фыркает, дескать, какая безделица!

— Но это ладно, лучше без отца, чем с таким, как Егор, — цежу на пониженных тонах. — Я отпущу Егора, как только вы с ним вернете мне полтора миллиона, которые он у меня украл.

Если она так уверена, что я его чем-то держу, пусть заставит его деньги возвратить!

— Ты сама ему их перевела, овца! — кричит на меня Анастасия. Уже совсем не миловидная барышня, а разгневанная фурия. — То, что ему не удалось их преумножить, это другой разговор.

Вот, значит, как это произошло. Мне следовало проплачивать смс-уведомления. Так бы заметила, когда они сливал деньги переводом с карты на карту. И от этого на душе ещё гаже. До чего надо быть конченым мудаком, чтобы втихаря выкачивать с моей карты деньги, которые я Машке откладывала.

— Тогда посади своего блядуна на более короткий поводок, он сам бегает тут с высунутым языком и умоляет позволить ему вернуться, — вкладываю в эту фразу весь яд, которые внутри есть на Егора. — И, раз уж он тебе настолько нужен, заставь его в суд явиться, чтобы мы как можно быстрее развелись.

Анастасия открывает и закрывает рот. Сводит брови на переносице.

— Сама с ним разбирайся! — снова выкрикивает пискляво.

— Ты определись, а? — скептически изгибаю бровь. — Мне его отпустить или разбираться?

— Делай что хочешь, — бросает Анастасия, махнув рукой. — Просто хочу, чтобы когда он станет сказочно богатым, мне досталось максимум денег. И поверь, я найду способ стереть соперницу с лица земли. Тебе это не надо. Пока есть возможность, лучше полюбовно откажись от состояния моего Егора.

— Пф-ф! — нервно вырывается у меня. — Мне он не нужен! Пусть просто разведется со мной, и забирай его со всеми потрохами.

Нездоровая беседа какая-то. Мы будто чемодан с грязными портками делим. Но эта стерва сама повела разговор в таком ключе. И если мое отношение к Егору закономерно после предательства и воровства, то её не должно, если у них там любовь.

— А вот и не подеретесь! — вдруг из-за спины доносится звонкий голос Зорро, с трудом сдерживающий смех. — Какая милая перепалка! Страсть кипит почище, чем в бразильском сериале! Сундук с золотом делите?

Анастасия бросает взгляд мне за спину, тут же выпрямляет спину, выпячивает грудь и даже проводит рукой по волосам. Вол же алчная бабища! Я почти уверена, что она сейчас начнет строить глазки новому встречному богатею. Но вместо этого она возвращает внимание мне:

— Не держи Егора, и мы больше не встретимся! — шипит мне напоследок. — Иначе пеняй на себя.

Закатываю глаза. Ещё одна, кому охота меня позапугивать.

— Иди уже! А то лопнешь со злости! — придаю голосу максимально досадливое звучание. — Мы только фасад отмыли, не хочу ещё твои кишки со стены отдирать!

Анастасия снова хватает ртом воздух, но, похоже, тушуется перед приближающимся Зорро и все-таки уходит. Поворачиваюсь к нему.

— Тебя увидела и убежала! Я уж подумала, ты её маской Зорро напугал! — произношу скептически.

— Я её не пугал, — он добродушно улыбается. — Ты зачем мою машину фотографировала?

Все-таки он может в реальном времени просматривать камеры! Жучара! Если бы я написала заявление в полицию, могла бы надеяться, что они запросят у него видео. А теперь… Бросаю взгляд на фасад, спецы клининга заканчивают, от надписи не осталось и следа. А фоток я не сделала.

— Отправила фото Сердитому гражданину. Жди штрафа за неправильную парковку, — выговариваю язвительно, а в душе разливается злорадство. Так и надо этому пижону! — Ставь машину нормально, и штрафов не будет.

— А ты мстительная ведьмочка! — он улыбается ещё шире. — Не сдаешься. Любишь зубки показать. Тем приятнее будет покорить тебя!

Его самоуверенность возмущает меня до глубины души. В желудке становится горячо. Хотя микроскопическая часть сознания предательски радуется такому напору. Какая-то животно-женская. На кончиках пальцев, мурашками в волосах. А руки чешутся швырнуть в него что-нибудь потяжелее.

— Что тебе надо, Зорро? — его присутствие меня нервирует.

— Пришел напомнить, что отсчет пошел! — гад как ждал этого вопроса. — Твой бар стоит уже девятнадцать миллионов и девятьсот тысяч рублей!

На этом он разворачивается и направляется в сигарный клуб, но останавливается на ступеньках и кричит вдогонку.

— Такими темпами тебе доплатить придется, чтобы я его забрал! — в голосе задорная радость.

Для него это игра, похоже. А для меня — дело всей жизни. Сволочь! Вот как от него защищаться?

Захожу в бар, из кассы рассчитываюсь с клинингом и забираю чек для бухгалтера. Впереди выходные, так что надо взять себя в руки и устроить Маше отличный уикэнд.

22.

Даниил

— Так ты мужа ведьмочки пробил? — спрашиваю у Димона в кабинете и заставляю себя разбудить компьютер.

Он сидит на диване у стены, а я открываю бюджет основного бизнеса на следующий год. Мне не нравятся эти цифры и ещё меньше нравится их менять. Но это надо сделать.

— У тебя на почте, — произносит Димон. — Он типичный альфонс. Расходы превышают доходы. Плюс, похоже, они вместе с Лолой в одном месте деньги просаживали. Я кипрский счет пробил.

Во как. Интересно! Пока его жена борется со мной за бар, этот увалень по казино разгуливает.

— А ещё я узнал, что он полгода назад снял офис рядом, на Шпалерной. Минутах в пятнадцати пешком, — добавляет Димон.

— Ещё интереснее, — улыбаюсь. Только пока не знаю, как это использовать. — Чем занимается?

— IT, — с досадой произносит Димон. Он не любит IT-стартапы. — В фирме, которая на него зарегистрирована, работает четверо программистов, и код по ОКВЭД соответствует IT-деятельности. Им он, похоже, платит с других заработков.

— Мутный он, — выношу вердикт, изучая хозяйственную деятельность его компании. Ни одного продукта, никаких продаж, только расходы на персонал, расходники и производственные активы. — Давай наведаемся к нему?

— Зачем? — неподдельно удивляется Димон.

— Может, удастся через него вынудить ведьмочку продать бар, — бурчу себе под нос, читая скучные цифры.

Димон только пожимает плечами. Это значит, что он не видит смысла в затее, но не будет оспаривать моего решения.

Спустя пару часов мы заходим в бизнес-центр, где ведьмочкин муж снимает офис. Предпоследний этаж, дверь в самом конце длинного коридора. Димон входит первым, я следом. В единственной комнате сидит четверо молодых людей за ноутбуками и Егор собственной персоной.

Плюгавый, худощавый, с неухоженной бородой и грязными волосами. Чувство, что он тут живет. Стол завален обертками от снеков. Он вынимает чипсину из открытого пакета, закидывает в рот и поднимает на нас удивленно-заинтересованный взгляд.

— Добрый день, чем можем помочь? — спрашивает, поднимаясь из-за стола, вытирает жирные пальцы о джинсы и тянет руку для рукопожатия.

Противно её пожимать. Пусть это невежливо, прячу обе ладони в карманы брюк.

— Вы Егор Чернов? — спрашивает Димон привычным деловым тоном.

Этот выпячивает грудь и признается, что это он.

— Хотите вложиться в наш стартап? — в голосе мелькает заискивание.

— Можно на пару слов? — теперь спрашиваю уже я.

Егор кивает и выходит вслед за нами в коридор. Похоже, более пригодного места не найти.

— Я пришел по поводу вашей жены, — произношу, добавляя голосу озабоченности.

— Ах это! — Егор меняется в лице, становясь похожим на коршуна. — А что с ней? Предложила трахнуть её за деньги?

Последнее выговаривает с язвительным пренебрежением. Сколько же у него яда на нее! Оскорбил ведьмочку просто ни с хера, да так убедительно, что, не столкнись я с ней в нескольких словесных пикировках, решил бы, что она шлюха гулящая.

— Ты настолько плохого мнения о своей жене? — голос твердеет против воли.

— Эта сука меня выгнала! С чего мне её уважать? — Егор сует руки в карманы засаленных джинсов.

— Ну, например, за проведенные вместе годы… — тяну задумчиво, хотя понимаю, что это бесполезно. — Неважно. Я хочу купить её бар. Если ты знаешь, в чем у неё слабое место, я адресно нанесу удар именно туда.

Самому противно слышать свои слова, но я убеждаю себя, что поступаю верно. Если это поможет мне заполучить бар, все окупится. В идеале, чтобы, лишившись своего дела, ведьмочка потеряла мотивацию сопротивляться и упала в мои объятия.

— Эта сука никогда не продаст бар. Костьми ляжет, — выплевывает Егор. — Я просил у неё половину, потому что мне тоже не мешает доход, но она послала меня! Упертая до мозга костей. Этот бар ей свекор оставил. Для неё это больная тема, память там и все такое.

Общаться с этим ушлепком становится все противнее. Просил отдать ему половину бара? С какого перепуга? Я ей денег предложил — она отказалась, а этот попросил. Побирашка.

— Пока я слышу только нытье обиженного мальчика, — произношу снисходительно. — В чем Анино слабое место? Ты вообще свою жену знаешь?

— Так я тебе и сказал! — вскидывается Егор. — За инсайдерскую информацию надо платить!

— Сколько ты хочешь? — закатываю глаза.

— Сто косарей! — выпаливает этот упырь.

Не показываю вида, насколько меня удивила эта сумма. А парень-то вообще отбитый на голову.

— Десять косарей, или оставь при себе свою мегаважную инсайдерскую информацию!

Егор втыкает в меня полный досады взгляд, который так и говорит: «Что ж ты, сука, делаешь?» А что я делаю? Я бизнесмен и умею считать деньги.

— По рукам, переведи по номеру телефона, — бросает Илья и лезет в задний карман за смартфоном.

Киваю Димону. Егор диктует одиннадцать цифр, и деньги улетают к нему на карту.

— О, дошли! — на глазах светлеет. — Бар и есть её слабое место. Она всю жизнь на него положила. Даже выучилась на ресторатора, чтобы продолжить дело отца. Если туда перестанут ходить люди, это убьет её вместе с этой дырой. Две дырки сдохнут одновременно.

Это последняя капля. До чего же мразотная тварь этот Егор! Как бы ни злился, я никогда не позволю себе назвать Лолу дыркой, хотя она та ещё «черная дыра» для денег. Но тут складывается впечатление, что черной дырой в их паре являлся Егор, и он позволяет себе распускать язык.

— Мы закончили, — подвожу итог этой беседе. — И кстати, наверное, тебе будет интересно. Твоя блондинка приходила к Ане сегодня днем.

Мы с Димоном разворачиваемся, чтобы уйти, а Егор окликает в спину:

— Зачем? Ты слышал их разговор?

23.

Даниил

— Десять косарей! За информацию надо платить! — злобно улыбаюсь.

Я не обеднел, переведя ему эти деньги, но сказать это чертовски приятно. Этот ушлепок ни за что не заплатит мне, какой бы ни была информация. Жадный, как куркуль.

Егор вдруг делает выпад, пытаясь схватить меня за плечо, но Димон перехватывает его на полдвижения и заламывает руку за спину. Отличная реакция! За это я ему и плачу. Егор со стоном скрючивается и прожигает меня ненавидящим взглядом.

— Бросишь мне вызов, когда станешь мужчиной, — цежу сквозь зубы. Димон отпускает ушлепка, и тот принимается потирать плечо. — Баб не бью.

На этом мы таки уходим. Внутри разливается чувство удовлетворения. Было приятно опустить этого упыря ниже плинтуса. Хорошо, что ведьмочка его бросила!

На выходные я планировал уехать к другу на базу отдыха под Питером, так что вечером мы с Димоном пакуем вещи. Он везде меня сопровождает. Друг, помощник, телохранитель. С детства не разлей вода. Ему я доверяю как себе.

Димон обычно немногословный парень, редко говорит, но тут его, видимо, что-то беспокоит.

— Ведьмочка дочку воспитывает, — произносит совестливо, когда мы ужинаем стряпней моей кухарки. — Вряд ли этот упырь будет алименты платить.

— На что ты намекаешь? — мне что-то не нравится этот разговор.

— Дался тебе этот бар, — добавляет Димон. — Ты же понимаешь, что тебе придется её в кашу раскатать, чтобы она согласилась тебе бар продать. Ничего не ёкает?

Аппетит резко портится. Понимаю. И умею подавить противника так, что он сделает все, что я хочу. Это гадливое ощущение копошилось где-то на задворках сознания, и сейчас Димон вытащил его на свет.

— Я постараюсь, чтобы до этого не дошло. Она сдастся раньше, — отрезаю и возвращаюсь к шикарному стейку. — В конце концов, должен же здравый смысл взять верх! Я предлагаю ей огромные деньги, гораздо больше, чем стоит этот сарай. И даже если сумма упадет до нуля, когда она согласится, я заплачу ей все двадцать лямов. В накладе не останется. И дочку будет на что растить.

Димон пожимает плечами. Не согласен.

— Ну вот что ты плечами пожимаешь? — злюсь. Бесит иногда его пантомима. — Она же должна логично рассудить, что двадцать лямов — это несколько лет безбедной жизни, отличное образование ребенку, новый бар в любом другом месте!

— Ты отца не хоронил, Даниил, — глухо парирует Димон.

Меня обдает волной жара. Не надо трогать этого ублюдка! Вот просто не надо!

— Когда своего похороню, на могиле станцую! — выговариваю едко. — Этот гад не имеет права жить. И коптит небо только потому что мама попросила его не убивать.

— Ну вот поэтому тебе и не понять ведьмочку, — произносит Димон и отставляет пустую тарелку. — Для неё здравый смысл, может, отсутствует, потому что память отца дороже денег.

Димон уходит в гостиную смотреть телек. В этот вечер мы больше не общаемся. Он поднял тему, которая неизменно выбивает меня из колеи. Сука, ненавижу отца. И мне правда не понять, как может ведьмочка что-то делать в память о своем.

Суббота проходит отлично в калейдоскопе из чередующихся саун, бани, бассейна. Приглашенные звезды древней профессии дефилируют в минимальных бикини, а мне на них даже смотреть не хочется. Лола с нашего последнего разговора не звонила, так что это не из-за неё. Нехотя констатирую, что ведьмочка Аня заняла собой все мои мысли. Надо просто переспать с ней, тогда мозги очистятся.

Вечером ищу Димона, чтобы ехать домой. Не хочу тут находиться. Ломает, хочу на ведьмочку посмотреть. Помощник развлекается с симпатичной фигуристой рыженькой девкой. Она поворачивает ко мне раздосадованное личико, когда я открываю дверь. Видимо, боится, что теперь Димон ей не заплатит.

— Бери её с собой и поехали, — велю ему. — Готовность полчаса.

Девица выдыхает с радостным облегчением, а я закрываю дверь комнаты отдыха.

Спустя полчаса я расплачиваюсь за услуги с персоналом базы отдыха, и мы втроем загружаемся в мой крайслер.

Димон за рулем, мы с жрицей любви на заднем сиденье.

— Ты красивый, — произносит она, кокетливо приксывая наманикюренный ноготок большого пальца. — Нравишься мне. С небольшой доплатой я разделю ночь с вами двумя.

А меня такое отвращение охватывает, что гадко с ней рядом сидеть становится.

— Димон, останови машину, — велю ему,

Девица пугается до бумажной белизны. Конечно, страшно оказаться на трасе в коротком полушубке и на высоченных шпильках. Такая недолго простоит на обочине. Димон беспрекословно подчиняется.

Я выхожу и пересаживаюсь вперед. Вот так можно ехать дальше. Не рядом с этой распутницей.

Утром воскресенья Димон вручает гонорар девице и сажает её на такси.

— Какие планы? — спрашивает меня за завтраком.

— Поедем в клуб, — отвечаю и ловлю на себе удивленный взгляд.

— Он же по воскресеньям в ограниченном режиме работает. Что там делать? — логично возражает Димон.

— Дождаться ведьмочку, — коварно улыбаюсь. — Сам я не понимаю, как это, продолжать и чтить дело отца. Пусть она поможет мне разобраться.

24.

Аня

— Мама, посмотри, как я могу! — задорно кричит Маша, скатываясь с горки «для взрослых» на детской площадке напротив нашего дома.

Выныривает из витого желоба и ловко вспрыгивает на ноги. Отряхивает попу от налипшего при скатывании снега. Снегопад начался вчера вечером. Мокрый снег падал огромными хлопьями. Сегодня подморозило, и снег мелкий, легкий, спускается с неба невесомыми кристалликами и поблескивает на солнце.

— Ещё пойдешь? — показываю Маше на подобие лестницы. Дочка радостно кивает. Да, она спортивная, горка специально сделана так, чтобы малыши не могли забраться, Маша не без труда вскарабкивается, но её это не останавливает. Она может на этой горке вечно кататься, наверное.

Любуюсь на дочку. Она счастлива, а я вместе с ней. Маша снова скатывается с горки и снова лезет на неё. Хорошая площадка тут. Её пару лет назад шикарно отремонтировали перед губернаторскими выборами, построили кучу развлечений для детей. Мы с Машей по выходным гуляем тут, когда не запланирована развлекательная программа.

Вокруг бегает детвора, малыши визжат от восторга, когда их гурьбой качают на круглой корзиноподобной качели в малышневой части площадки. Более взрослые ребята, подростки, трутся в дальней части скверика у одной из скамеек.

Воскресный день, снежный и солнечный, пахнет радостью. Маша меняет снаряд и бежит на дорожку с подвешенными на цепях деревяшками, имитацию канатного моста, а я следую за ней взглядом и замечаю подъехавший к сигарному клубу Крайслер.

Вездесущий Александров. Выходит из машины вместе со своим молчаливым «оруженосцем» и, вместо лестницы, сворачивают к проезжей части. Здесь нет заграждений, они перебегают в неположенном месте и направляются к воротам в ограде площадки.

Не могу, не хочу верить глазам. Он нарочно, что ли, ко мне идет? Очередной виток разговоров о баре? Ещё снизил стоимость?

— Иди на горку, Маш, — ласково отправляю её подальше от эпицентра грядущего разговора. — Смотри, там ребята паровозиком ездят, иди поучаствуй!

Маша вприпрыжку бежит к горке, а Александров входит на площадку. Точно ко мне идет! На нем черные джинсы и шикарная рыжая дубленка с меховыми отворотами. Глаза скрывают солнцезащитные очки с зеркальными стеклами. Ну да, самое время очки носить! Похож, блин, на наркобарона.

— Ведьмочка Аня, — произносит он рокотливо, раскидывая руки на подобие объятий. — Заприметил тебя, когда проезжал, зашел поздороваться!

— А привет так и не сказал, — парирую с скептичной улыбкой.

— Ну привет, — он серьезнеет. Неужели рассчитывал, что я растаю от его разглагольствований?

— О, поздоровался! И тебе привет, Зорро, — мой голос звучит язвительно. — А теперь, если это все, я уделю внимание ребенку.

— Не просто ребенку! А продолжательнице ведьминского рода! — подхватывает Александров. — Уже учишь её зелья варить… приворотные?

Что-то я не понимаю. Создается впечатление, что он просто потрещать пришел.

— У тебя дел своих нет? — спрашиваю с досадой. — Насколько я знаю, у тебя нет наследника пути мщения богатым в пользу бедных. Тогда что ты забыл на детской площадке?

— С тобой пообщаться пришел, — этот индюк расплывается в довольной улыбке. — Посмотреть, как ты живешь, чем дышишь. У тебя в баре котел стоит, что ли, что ты за него так держишься?

Чувствую, что зверею. Бросаю обеспокоенный взгляд на горку — Маша еще наслаждается катанием паровозиком с другими детьми. Они хохочут, гурьбой вываливаясь из желоба и наперегонки мчатся обратно на горку.

— Это не твое дело, Зорро, — поворачиваюсь к Александрову. — Ты потерпишь фиаско, обхаживая меня. Бар тебе я не продам.

— Я с твоим мужем поговорил, — он снова серьезнеет, говорит тяжелым тоном. — Он мне рассказал кое-что интересное…

— И что? Я испугаться должна?! — перебиваю его возмущенно. — Пусть это трепло что угодно рассказывает.

— Слушай, твой бар стоит уже девятнадцать с половиной миллионов, — Александров включает досадливый тон. — Может, ты продолжишь дело отца в другом помещении? Просто отдай мне свое, а я тебе куплю помещение раза в три больше, в другом месте, но тоже в центре! Там дело твоего отца расцветет и будет приносить недушный доход. Для ресторатора не будет проблемой развить ресторан в проходном месте с должной рекламой!

Пока я слушаю его тираду, у меня в душе растет такая ярость, что хочется напрыгнуть на него и вцепиться зубами в шею. Егор сказал ему, что бар был отцовский. А этот ещё и узнал мое образование. Слишком хорошая осведомленность, которая наталкивает на мысль, что он будет брать меня измором.

— Знаешь, что, Даниил Александров… — голос шипит гневом, набираю в грудь воздуха для уничтожающей речи, но слышу голос Маши и ощущаю её руки, обхватывающие мое бедро:

— Мама, ты выбираешь мне нового папу, да? — непосредственность как она есть. Примерно так она представляет себе магазин пап, похоже. — Этот красивый! Он мне нравится!