Развод. Пусть все знают правду

Глава 1 Инна

Я очень тороплюсь на концерт, чтобы составить компанию своему мужу. Настолько, что вызвала такси ещё десять минут назад. На часах без пяти шесть, и если я немного задержусь, опоздаю наверняка.

— Я ушла, меня нет! — предупреждаю ребят в своём отделе, на ходу собирая со стола документы.

— Инна Борисовна, так что всё-таки делаем с “Семёрочкой”? — доносится из-за монитора голос Марка.

— Подготовь новое маркетинговое предложение. Обсудим завтра.

— А…

— Прости, но у меня нет времени…

Тянусь за телефоном и случайно задеваю кружку, подаренную мужем. Не успеваю поймать, и она разбивается на крупные осколки. Не к добру это. Надеюсь, это просто глупые суеверия, и ничего плохого сегодня не случится.

Собираю кусочки и выбрасываю в мусорку.

Бегу по лестнице вниз, каблуки громко стучат по бетонным ступеням. Выхожу на улицу, жмурюсь от вечернего солнца, оно светит прямо в глаза, цепляется бликами за стёкла машин. У обочины стоит синяя “Киа”, водитель уже высунулся в окно, заметив меня.

— Это вы вызывали?

— Да-да, — киваю и сажусь на заднее сиденье, захлопывая дверь. — Прошу вас, как можно скорее. Я очень опаздываю.

— Пробки везде, все с работ едут, — бурчит он, лениво включая поворотник.

— Я заплачу двойной тариф.

Он что-то недовольно бормочет про то, что “в гроб он не спешит”, но всё же прибавляет газу. Машина дёргается вперёд, вливается в плотный поток. Всё как всегда: деньги стимулируют любого делать то, что нужно тому, у кого они есть.

Я откидываюсь на спинку сиденья, нетерпеливо постукиваю пальцами по сумке. За окном ползут серые кварталы, люди у автобусных остановок, вывески супермаркетов. Всё это мелькает, как фон, а моё внутреннее беспокойство только нарастает.

Я мечтаю только об одном, как сделаю сюрприз мужу. Три месяца назад, в его сороковой день рождения, я подарила ему билеты на концерт его любимой группы, “Oasis”. Тогда он долго удивлялся, не веря, что я успела купить, ведь обычно билеты на них раскупают за пятнадцать минут. Я же знала: если хочется — можно всё. Мне несложно было сделать это ради него. Он мой любимый, самый главный мужчина в моей жизни. Порадовать его мне приятнее, чем купить что-то для себя.

У нас с ним довольно большая разница в возрасте, пятнадцать лет. Но я её не ощущаю. Иногда наоборот, кажется, что он моложе меня по духу. С ним я спокойна, уверена, что рядом человек, который всегда знает, что делать. Мы с ним — родственные души, я в этом не сомневаюсь. Такое встречается нечасто.

Ещё вчера вечером, когда внезапно перенесли важное совещание на день раньше, я сообщила Косте, что не смогу пойти с ним на концерт. Даже расплакалась от досады, глупо, наверное, но обидно было ужасно. Разумов, как обычно, отнёсся с пониманием. Улыбался, говорил, что ничего страшного, работа — это важно. В итоге мы договорились, что если я смогу вырваться раньше, то позвоню ему и предупрежу.

Весь день я была как на иголках. Поэтому когда всё вдруг сложилось, совещание прошло быстро, план продаж я презентовала за час вместо двух, внутри будто щёлкнуло. Я решила просто поехать. Без звонка, без сообщений. Сделать сюрприз, как раньше, когда только начинали встречаться. Меня подгоняло жутко неприятное ощущение под ложечкой.

Я даже придумала, как всё будет: подкрадусь сзади, закрою ему глаза ладонями и спрошу: угадай, кто это. Конечно, он поймёт сразу. Но всё равно мне хочется именно так. Хочется видеть его удивление, улыбку, услышать, как он смеётся.

Не знаю, почему, но внутри будто тянет туда. Какое-то предчувствие, едва ощутимое, но настойчивое. Не спрашивайте, зачем. Я привыкла доверять чутью.

Когда такси останавливается у огромного стадиона, я расплачиваюсь, выскакиваю из машины и оказываюсь в потоке людей. Пробираюсь среди них так быстро, как только могу, постоянно извиняясь. Сердце колотится, в груди дрожь, будто я школьница, а не руководитель коммерческого отдела крупного предприятия.

Нахожу электронный билет в телефоне и подхожу к знакомому охраннику у входа. Мы частенько бываем на этом стадионе. Он сканирует его, взгляд хмурый, внимательный.

— Что-то не так? — спрашиваю я, чувствуя, как ладони становятся влажными.

Ощущение, что он знает о чём-то, чего не знаю я.

— Секунду, нужно кое-что проверить.

— Конечно, — киваю, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё уже сжимается от тревожного ожидания.

Переключаюсь на фронтальную камеру и проверяю укладку. Волосы чуть выбились у висков, провожу ладонью, приглаживаю. Макияжа почти нет, только ресницы тронуты тушью. Я специально не накрасила губы, знаю, что мы с Костей будем много целоваться. Хочется, чтобы всё было естественно, как раньше, когда ещё не было этого напряжения, накопившегося между нами за последние месяцы.

Теряю терпение, потому что первые аккорды песни уже заиграли, и зал взорвался криками. Меня будто специально задерживают.

Охранник переглядывается с коллегой, будто молча сверяясь, стоит ли меня пускать. Потом один из них коротко кивает:

— Проходите, пожалуйста.

Я иду по коридору, который уводит в сторону частных лож. Шаги звонко отражаются от стен. Приглушённо доносится гул концерта. Кажется, будто нахожусь где-то за кулисами чужой жизни, вот только за дверью меня ждёт мой муж, и от этого сердце бьётся чуть быстрее.

У нас забронирована отдельная приватная ложа. Это было моё условие, я хотела, чтобы нас никто не отвлекал, чтобы мы могли насладиться вечером вдвоём, поговорить, обнять друг друга под музыку, просто побыть вместе. Я иду туда, чувствуя, как ладони потеют от волнения.

Прикладываю к считывателю карточку, выданную охранником. Замок тихо щёлкает. Я толкаю дверь.

Делаю шаг вперёд, и в этот момент сердце будто проваливается куда-то вниз. Что-то не так. Я слышу сорванное дыхание, стоны, шлепки тел друг о друга.

Костя здесь не один, он с женщиной.

И они не просто смотрят концерт на соседних сиденьях. О нет, это было бы слишком просто.

Глава 2 Инна

Выбегаю мимо напрягшихся охранников наружу, почти сбивая плечом дверцу. Заворачиваю за угол, где меня выворачивает желчью прямо на нагретый за день асфальт. Сгибаюсь пополам, держусь рукой за стену. Из глаз текут слёзы. Так плохо, будто я тонну тухлой селёдки съела. Горло обжигает кислотой, в ушах звенит, в ушах гулко стучит кровь.

Знаю, что это нервное. Нужно просто успокоиться, подышать, и всё пройдёт. Только вот как? Как успокоиться, если все органы внутри перемолоты в кашу? Я не верю, что Костя может быть таким. Не верю, что это тот же человек, который утром целует меня и говорит, чтобы я не задерживалась на работе. Он был другим — диким, почти зверем. Жёстким, даже жестоким. И самое страшное, она не была против. Она будто ждала именно этого, подстраивалась под него, будто это не первый раз.

Их не смущало ничего, ни то, что туда может кто-то войти, ни то, что за стеной тысячи людей, шум, прожекторы, камеры. Да, конструкция ложи такая, что со стороны никто не видит, кто внутри, но разве можно вот так? В этом что-то непостижимо грязное, бессовестное.

Это ведь должен был быть наш вечер. Я спешила к нему, летела через весь город, чтобы быть рядом. А Костя… видимо, решил воспользоваться тем, что меня не будет. И ведь это только начало концерта. Я опоздала всего на десять минут. Десять! Значит, он пришёл с ней сразу. Не случайно. Намеренно.

Я так и не поняла, кто она. С того ракурса почти ничего не видно. Только вспышки света, очертания тел и деталь, которая въелась в память: красные туфли на огромной шпильке. Такие не забудешь.

Мозг, будто спасаясь, переключается на анализ. Да, это точно Сальваторе Феррагамо. Только у них такой изгиб каблука, фирменный ремешок и эта неповторимая лаковая поверхность. Я бы узнала их из тысячи. Но знание это не даёт ровным счётом ничего. Ни намёка, ни подсказки. Просто бессмысленная деталь, за которую уцепилось сознание, чтобы не сойти с ума.

Я вызываю такси, пальцы дрожат, экран телефона плывёт перед глазами. Еду домой. Сегодня я не за рулём. Надеялась, что домой мы поедем вместе, как планировали изначально. Теперь просто хочу, чтобы это закончилось. Во рту стоит противный горький вкус. Я закрываю глаза, прислоняюсь лбом к прохладному стеклу и уговариваю себя: только бы доехать, только бы дотерпеть до дома.

Когда наконец захожу внутрь, меня снова накрывает волной. Сначала перед глазами темнеет, потом тошнота возвращается с новой силой. Я едва успеваю добежать до ванной, падаю на колени, обхватываю унитаз руками. Всё тело дрожит, мышцы сводит от спазмов. Меня выворачивает, пока не становится пусто внутри, до звона, до боли в рёбрах.

Едва отпускает, поднимаюсь и смотрю на себя в зеркало. Свет режет глаза, кожа бледная, как мел. Капилляры в глазах полопались, вокруг всё припухло, губы сухие, потрескавшиеся. Волосы сбились, на шее красные пятна, следы от нервного жара. Весь мой вид говорит о том, как мне плохо. Физически и морально.

Я не знаю, что делать дальше. Понятия не имею, как поступают женщины, которые застали мужа с другой. Наверное, закатывают скандал, бьют посуду, швыряют вещи в чемодан, выставляют его за дверь. А я не могу даже представить, как поднимаю чемодан с верхней полки гардеробной. Я будто сломана. Слишком слабая, чтобы действовать, слишком униженная, чтобы плакать.

Телефон вибрирует на столике в прихожей. На экране — папа.

— Иннусь, ты чего так рано дома? — голос привычно мягкий. — Я же помню, ты торопилась к Косте.

— Пап, ну что за привычка следить? Может, хватит? Зачем тебе проверять, где я? — отвечаю резко, потому что не готова к разговору.

— Просто ты отказалась от Ивана, а он ждал, чтобы отвезти тебя. Переживал, как ты доберёшься.

— Почувствовала себя не очень, вот и решила остаться дома.

— Ну ладно, отдохни тогда. Завтра тебя ждать на летучке?

— Конечно, что за вопрос.

Когда кладу телефон, чувствую себя как выжатый лимон. Врать папе, тому, кто всю жизнь видит меня насквозь, почти невозможно. Он мгновенно поймёт, что что-то не так, стоит только заглянуть мне в глаза. Не так уж часто я лгу, но сейчас просто не могу иначе. Не хочу поднимать скандал, пока сама не пойму, что произошло.

А чего же я хочу?

Наливаю себе стакан воды в кухне и прохожу в гостиную. Плитка под ногами холодная, шорох шагов отдаётся эхом в пустом доме. Устраиваюсь в подвесном кресле, которое чуть покачивается от моего движения, тихо поскрипывая. Вода в стакане дрожит, как будто отражает всё то, что внутри меня.

Во-первых, я хочу знать, кто она. Почему именно она? Что в ней такого, чего не хватило во мне? Он меня больше не любит? Или всё гораздо проще — просто захотелось новенького? В голове крутятся одни и те же вопросы, как заевшая пластинка, и от этого хочется кричать.

Во-вторых, измену я не прощу. Никогда. Будем разводиться. И я сделаю всё, чтобы для Разумова этот развод оказался кошмаром. Если он думал, что я тихо уйду в сторону и позволю ему продолжать жить, будто ничего не случилось, — ошибся.

Он мог бы прийти и честно сказать, что его что-то не устраивает. Я бы попыталась понять, исправить. Да в конце концов, если разлюбил, можно было бы разойтись по-человечески. Но вот так… цинично изменять, в толпе, на глазах у тысяч людей… в тот самый момент, когда я ехала к нему, спешила, чтобы провести вечер вместе. Не понимаю. Не укладывается в голове.

Делаю глоток воды. Она ледяная, обжигает горло, будто напоминая: я живая. Ставлю стакан на пол, слушаю, как он звякает о паркет. В горле сжимается спазм, такой, что дышать трудно. Хочется выть — от несправедливости, от предательства, от этой тупой боли, которая распирает изнутри.

Кусаю указательный палец на левой руке и сжимаю челюсть до боли, пока не чувствую, как кожа под зубами лопается. Во рту появляется металлический привкус крови. Отдёргиваю руку, встряхиваю, палец теперь пульсирует болью в такт сердцу.

Откидываюсь назад в кресле. Взгляд упирается в потолок, на котором пляшут тени. Всё внутри как будто инеем покрылось, заледенело. Я помню, как была счастлива, когда мы с Костей поженились. Помню, как он тогда смотрел на меня, будто я весь его мир. И кто бы мог подумать, что всего через два года я буду сидеть вот так, в темноте, с разбитым сердцем, и пытаться осознать, что это действительно происходит со мной.

Визуализация

Инна Разумова, 25 лет

Работает руководителем коммерческого отдела на заводе отца по производству молочной продукции. Этот завод является основным поставщиком для сети супермаркетов её мужа. В целом закрытая и амбициозная женщина, но с мужем очень нежная.

Константин Разумов, 40 лет

Руководитель сети супермаркетов “Фрешмаркет”, крупнейшей в стране.

Считает жену особенной, достойной самого лучшего. Его же мысли не так чисты. Из-за этого в их семье и возникли проблемы.

***

Мои хорошие,

Рада вас видеть в своей новинке❤️

История будет непростая, местами болючая, но нашу героиню обязательно ждёт хэппи энд.

Поддержите пожалуйста новинку звездочками и библиотеками, буду очень вам благодарна!

Ваша Софа

Глава 3 Инна

— С кем ты был на концерте?

Я произношу это тихо, но каждое слово будто чеканю. Намеренно не даю ему времени, ни секунды на то, чтобы сообразить, как соврать красиво. Кто бы она ни была, я имею право знать.

Костя оборачивается, на его лице безмятежное удивление, как будто я только что спросила, зачем он взял мой плед.

— С чего ты решила, что я был там не один?

Вот ведь подонок. Какой же изворотливый, хитрый мерзавец! Спокойно, уверенно, глядя прямо в глаза, делает вид, что я всё выдумала, что у меня просто "фантазия разыгралась". Я чувствую, как сжимаются пальцы на стеклянной поверхности стакана, ещё чуть-чуть, и я раздавлю его.

— Чутьё, Кость. Так что, расскажешь?

Он делает паузу. Всего одну секунду, но я вижу, не хочет говорить. В голове мгновенно выстраиваются варианты: подкупить охрану, выудить записи с камер, обратиться к знакомым из его офиса. Я сделаю всё, чтобы узнать, кто эта женщина. Только зачем такие сложности, если я могу просто надавить на Разумова?

— Прости. Думал, что ты будешь ревновать. Забыл, что ты у меня самая понимающая девочка в мире, — он говорит это с мягкой улыбкой, тянется ко мне и нежно гладит щёку. Большой палец легко задевает нижнюю губу.

Этот жест всегда обезоруживал. Он знает, как на меня действуют его руки, его прикосновения. Когда-то от них по спине бежали мурашки, сейчас будто током ударило. Меня будто парализовало.

Перед глазами всплывает картинка, яркая, мерзкая, словно кадр из сна: разгорячённые тела, липкая кожа, короткие, сбивчивые движения, животный ритм. Без нежности, без слов. Только жажда и похоть.

Со мной Костя никогда не был таким. Всегда внимательный, будто оберегает, будто боится сломать. Если я не успевала кончить, он был недоволен собой, а не мной. Говорил, что женщина должна быть счастливой, иначе всё зря. А теперь этот контраст ломает всё, что я знала. Как будто кто-то раздавил стеклянный купол, в котором я жила.

Он видит, что я молчу, и пользуется этим. Разворачивает меня спиной, подталкивает к окну и прижимается. От неожиданности я теряю равновесие. Холод стекла чувствуется всем телом. Я чувствую его дыхание, горячее, настойчивое. Он возбуждён. Меня охватывает дрожь, не страсть, а отвращение. Не факт, что он вообще был в душе после неё. И хватает же совести... приставать ко мне после этого!

Он, конечно, замечает мою скованность, но интерпретирует её по-своему. Его губы касаются шеи, голос низкий:

— Инн, ты у меня одна единственная, самая главная женщина в жизни, самая любимая, самая желанная. Нет повода для ревности.

Я тихо смеюсь. Смех получается какой-то сдавленный, рваный, почти безумный. Если бы я не зашла в ту ложу, я бы, возможно, опять поверила. Как и всегда. Ведь моё доверие к нему было непоколебимым, я считала его фундаментом нашего брака.

— Ты смеёшься, что ли? — он разворачивает меня к себе, нахмурившись. Взгляд изучающий, настороженный.

— Это нервное, Кость, — выдыхаю и выпрямляюсь. — И всё-таки? Ты так и не ответил…

Он делает вид, будто взвешивает слова.

— Да Юля Новикова со мной была. Наша глава эйчаров. Не знаю, помнишь ты её?

Помню. Ещё как. Яркая блондинка со сделанной грудью, которая живёт отдельной жизнью. Обтягивающие блузки, «случайно» расстёгнутые пуговицы, макияж на грани приличия. И взгляд оценивающий, колючий. Каждый раз, когда я приходила к Косте, она меня буквально прожигала глазами. Теперь понимаю почему.

— Видела пару раз у тебя в офисе, — как можно непринуждённее отвечаю.

— Я просто упомянул, что иду на концерт, а ты не можешь, — продолжает он тем же ровным голосом. — Она сказала, что тоже хотела попасть и… напросилась.

— М-м-м… — только и выдыхаю.

— Билет всё равно бы пропал. Поэтому я согласился, — пожимает плечами, будто рассказывает о каком-то обеде с коллегами, а не о женщине, с которой переспал.

Молча смотрю на него. На идеально выглаженную рубашку, на чуть влажные волосы, на лицо, в котором ни следа вины.

Господи, он что, робот? Стоит передо мной, как будто ничего не случилось. От него прёт такая уверенность в себе, в своих словах, в своей правоте, что я просто теряюсь. Я, которая всё видела, от начала и до конца, теряюсь. Начинаю сомневаться уже в собственном ментальном здоровье, будто всё это мне приснилось.

Вдыхаю его запах, свежий, привычный, родной. Смешанный с его парфюмом, тем самым, что я когда-то выбрала ему сама. И от этого становится не просто больно, тоскливо до слёз. Я ведь понимаю: это конец. Сейчас я последний раз стою рядом с ним, последний раз дышу тем же воздухом. Последний раз чувствую его близко. А дальше… дальше начнётся то, что я даже представить боюсь.

Но я знаю одно, ничего просить не стану. Я заберу своё по праву. Всё, что мне причитается. А уж насколько сложным будет этот процесс, зависит исключительно от того, насколько он окажется жадным.

Смотрю на него внимательно — нет ни капли раскаяния. Ни малейшего сожаления. Словно не он только что разрушил нашу жизнь. Так с какой стати мне его жалеть?

Я у себя одна. И больше не позволю никому так со мной поступить. Никаких «вторых шансов», никаких мужчин, никаких красивых слов. Больше ни один не подойдёт ко мне ближе, чем на вытянутую руку. Так что да, я обеспечу себя по полной. Раз и навсегда.

— Да что ты всё мычишь или молчишь? — раздражённо бросает он, засовывая руки в карманы брюк. На лице усталость, снисходительность и лёгкое раздражение, будто я просто капризничаю. — Инна, где ты там витаешь?

— Нет, я тут. Просто было интересно, Костя, как далеко ты зайдёшь. Надеялась, знаешь… что у тебя остались хоть крупицы совести.

Он усмехается.

— Инн, у тебя от бессонницы что ли такая агрессия прёт? Не успел прийти, а ты вся в претензиях. — Разумов вздыхает, тяжело, театрально, будто я утомила его одной своей персоной. — Пойдём отдыхать тогда, а завтра поговорим. Может, я тебе молока погрею, будешь?

Вот тут у меня что-то обрывается внутри. Где-то в груди, где раньше билось сердце, будто щёлкает выключатель.