Развод. "Работа" на дом

Глава 1

Лида.
Девушка администратор спортивного клуба встретила меня приветливо, поздравила с юбилеем и сообщила, что муж занят, проводит занятие в зале.

Она предложила мне подождать его и даже любезно согласилась открыть личную тренерскую комнату мужа, где я смогу его подождать. Открыв мне дверь запасным ключом, администратор удалилась.

А я переступив через порог… я встала как вкопанная... Они были полуголые… заметив меня Олег натягивал на себя спортивные штаны с боксерами одновременно на свой голый зад.

А она даже не стала прикрывать свое полуголое тело, лишь закрыла лицо его футболкой и прошмыгнула в душевую…

Мне захотела выйти, но Олег, уже натянувший штаны на свой голый зад, сделал резкое движение и затащил меня обратно в комнату.
--- Как ты мог? – Только и смогла я прошептать.
--- Лида, успокойся… --- он крепко прижал меня к себе, --- разговаривать будем дома.
От его запаха перемешанного с потом и запахом чужой женщины меня замутило. Но он крепко прижимал меня к себе не давая вырваться и уйти. Он развернул меня так, чтобы я не могла увидеть, как женщина вышла.

Дверь за ней захлопнулась, и я услышала щелчок замка. Это уже Олег второй свободной рукой запер нас изнутри. В голове гудело, в висках стучало, а сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди, испачканной его прикосновением.

— Дома? — мой голос прозвучал хрипло и чуждо. Я сделала над собой усилие. — Ты думаешь, после этого я поеду с тобой домой? Чтобы сесть за один стол, улыбаться гостям и поднимать бокал за своего «верного» мужа?

Я резко вырвалась, наконец, оттолкнув его. Он попытался схватить меня за руку, но я отшатнулась, как от огня.
— Не трогай меня. Никогда.
Мои глаза затуманились от слез, но я сжала кулаки, не позволяя им пролиться. Я не дам ему увидеть мою боль. Не дам ему этой победы. Я обернулась и потянула ручку двери. Заперто.

— Лид, давай всё обсудим, — его голос стал гладким, деловым, тем самым, каким он говорил с клиентами. Это прозвучало оскорбительнее любой ругани. — Это ничего не значит. Ошибка. У нас же сегодня праздник.

Я молча подошла к его столу, где лежал его телефон. И взяла его. Он сделал шаг ко мне, но замер, увидев мое выражение лица.
— Лида, отдай телефон.
— Открой дверь, — сказала я ледяным тоном, который не узнала сама. — Или я позвоню родителям, детям и все расскажу. Или, может, я сразу выбью эту дверь и устрою сцену на весь твой престижный клуб. Выбор за тобой.
--- Лида, не устраивай истерику… поговорим дома. – Снова тихо повторил Олег.
— Дома? — я закричала, наконец найдя в себе силы. — Ты сейчас занимался любовью с другой в своей качалке, а вечером мы должны праздновать наш юбилей! Какой дом?! Какой разговор?! Всё, что было, между нами, только что закончилось в этой вонючей комнате!
Он снова попытался схватить меня за руку, его лицо исказилось злостью.
— Прекрати истерику! Ты ничего не понимаешь!
— Я понимаю, что вижу! И я понимаю теперь, почему ты так много «работал» по вечерам! Почему телефон был всегда выключен! Я понимаю, чьи эти дурацкие новые духи в твоей машине! Я сегодня же все расскажу детям!
— Ты не посмеешь! — прошипел он.
— Посмею, — я выпрямилась. — А теперь отойди от двери. Я ухожу. И если ты попытаешься меня остановить, я буду орать так, что соберется весь твой клуб. Твои клиенты увидят, кем на самом деле является их идеальный тренер.
Он не дал мне уйти, прижав меня к стене и обхватив своей рукой мою шею прошептал прямо в ухо:
— Ты думаешь, всё так просто? Выйдешь отсюда, и мир перевернется? — Его дыхание, горячее и теперь чужое, обжигало кожу. — Ты ничего не сделаешь. Никто не поверит истеричной бабе, которая устраивает сцены из-за ревности. А все эти документы на ипотеку? Ты же со заемщица. HlDw1HNZЕсли я сейчас позвоню в банк и скажу, что мы отказываемся, наша дочь останется без квартиры. Ее шанс на свое жилье рухнет из-за твоей глупой гордости. Ты этого хочешь?
Я начала задыхаться в глазах замелькали мошки и потемнело…
Когда я пришла в себя… воспоминания начали возвращаться…
Сегодня у нас с Олегом юбилей. Серебряная свадьба. Двадцать пять лет. Целая жизнь, которая промелькнула как один длинный, насыщенный, порой суматошный, но в целом счастливый день.

Уже взрослые дети. Сыну Игорю двадцать четыре, он уже работает в IT компании, серьезный и самостоятельный. Аленке исполнилось девятнадцать. Она студентка, вся в романтике и предэкзаменационной панике. Они оба сегодня должны быть с нами, и это главный подарок.

Подготовка к юбилею шла две недели, и я уже вымоталась вдребезги. Беготня, согласования с рестораном, составление меню, выбор музыки, приглашения.

Ведь хочется, чтобы всё было идеально, как у людей. Как в той сказке, которую мы с Олегом строили все эти годы.

Вспоминаю, что сегодня суббота, и торжество начнется ровно в шесть. Еще рано утром в восьмом часу муж уехал по делам и на работу. За последние несколько лет он стал очень востребован и его доходы возросли многократно.

Мы смогли провести качественный ремонт в нашем загородном доме и даже сделали к нему пристройку. Теперь у нас четыре гостевых комнаты. Дети выросли.

Сын еще не женился, но уже живет с девушкой. Кстати, наши доходы позволили и ему купить квартиру в новостройке, современная планировка. Мы смогли закрыть ипотеку за три года.

А вот теперь решили взять ипотеку для дочки. Процесс оформления что-то затянулся, срок некоторых документов уже истекал и поэтому, когда утром позвонили из банка, что все готово и нужно приехать на оформление, я все же обрадовалась. Все бросила, посчитав, что везде успею.

Хоть у нас сегодня будет насыщенный день, но и квартира для дочери – это неотложное дело и куда более важное, чем юбилей. Я попыталась несколько раз позвонить мужу, но он мне не ответил. Видно, был занят.

Он когда проводит занятия телефон оставляет в тренерской. Я решила ему отставить сообщение. В перерыве увидит… а сама поехала в банк, ведь я с ним со заемщица.

Глава 2

Олег.
Каждое слово его было как удар тупым ножом. Он играл на самом главном — на моей любви к детям. Он знал мои слабые места и бил точно в цель.

Сквозь оцепенение и тошноту пробился леденящий ужас. Олег ослабил свою хватку, и я смогла глубоко вздохнуть.

Он был не просто изменщик. Он был расчетливым манипулятором, который годами строил клетку из нашего благополучия, чтобы теперь захлопнуть ее.

— Ты... ты монстр, — выдохнула я, чувствуя, как предательская слабость подкашивает ноги. Мне хотелось побыстрее выйти из этой комнаты.

Я испугалась, ведь он мог задушить меня. Но в висках билась мысль, он не посмеет, ведь знает, что администратор впустила меня сюда.

— Нет, я прагматик, — он не отпускал меня, его пальцы впивались в мои плечи. — Мы сейчас поедем в банк, а вечером проведем идеальный праздник. Ты будешь улыбаться и сиять, как самая счастливая жена. А завтра мы спокойно всё обсудим. Как взрослые люди. Понятно?

В его тоне не было просьбы. Это был приказ. Угроза, обернутая в бархатную перчатку. Я поняла, что он не выпустит меня из этой комнаты, пока не получит моего согласия. Пока не сломает.

Я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от его запаха, от его голоса, от всей этой кошмарной реальности. Перед глазами стояло лицо дочери, полное надежды.

И тогда во мне что-то щелкнуло. Не сдаться — нет. А найти в себе ту самую силу, что помогла нам годами выплачивать кредиты и строить наш семейный дом. Дом, который он теперь осквернил.

Я перестала сопротивляться, позволив телу обмякнуть. Сделала вид, что сломлена.
— Хорошо, — прошептала я, опустив голову, чтобы он не увидел застывшей в глазах ненависти. — Я поняла. Выпусти меня. Мне нужно в туалет. Меня сейчас действительно вырвет.

Он на мгновение заколебался, оценивая, не обман ли это. Но видимая бледность моего лица и дрожь в коленях сработали. Его хватка ослабла.
— Не делай глупостей, Лида. Я жду тут.
Я кивнула, не глядя на него, и, пошатываясь, прошла в небольшую личную душевую. Я заперла замок изнутри, прислонилась лбом к холодной плитке и сделала несколько глубоких, прерывистых вдохов.

Руки тряслись, но я достала телефон. Я не знала кому позвонить. Родителям – испугаются. Сыну? Что я ему скажу? Я вызвала такси, указав адрес соседнего торгового центра, рядом с банком. А затем набрала общее сообщение во все наши чаты с семьей и друзьями:
«Дорогие гости! Наш юбилей сегодня не состоится. Приношу свои глубочайшие извинения. Со мной случилась непредвиденная и очень серьезная семейная проблема. Обязательно сообщу, когда смогу всех принять. Спасибо за понимание».

Палец завис над кнопкой «оправить», я знала, что он убьет меня за это. Но он убил нашу семью первым. Теперь правила диктовала я. Но что-то меня остановило, и я не отправила это сообщение.

Смыв следы слез холодной водой, я вышла из душевой с абсолютно пустым лицом. Но перед этим нашла в сумке свой старый телефон и включила его на запись. Я не была уверена, что запись будет качественной, но хотя бы так.
— Всё? — он смотрел на меня с настороженным подозрением.
— Всё, — ответила я тихо. — Поехали.
Олег протянул руку:
--- Дай сюда свой телефон! – Он протянул рука, а я дала ему телефон. Он, быстро его разблокировав, удалил запись. Затем посмотрев на меня сказал:

--- Быстро собралась! Мы едем в банк. Юбилей не отменяется, молодец, что не отправила сообщение. Сейчас мы едем в банк, а вечером встречаемся в ресторане. Все что видела - ты забыла! Нашей дочери нужна квартира! Мы привыкли жить в достатке, но за все нужно платить! А если богатой тетеньке захотелось внутреннего массажа, то тоже не за бесплатно. Ты уже взрослая девочка и должна понимать, что это не любовь. Это - работа. Привела себя в порядок. Хочу, чтобы ты знала, что я не собираюсь с тобой разводиться! И тебе развод не дам. Ты, Аленка и Игорь, вы - моя семья.

Его слова повисли в воздухе, густые и ядовитые, как смог. Это был уже не просто обман. Это был ультиматум. Тюремный приговор, замаскированный под заботу о семье. В его глазах я увидела не раскаяние, а холодный, расчетливый цинизм дельца, который привык покупать и продавать всё, даже свою верность.

«Работа», — эхом отозвалось в моей голове. Его пот, его запах, ее тело... Всё это было товаром. А наша семья, наш дом, наш юбилей — всего лишь фасад, красивая витрина для его грязного «бизнеса».

И самое страшное — он был уверен, что купил и меня. Что я, как «взрослая девочка», проглочу это, потому что не смогу отказаться от достатка. От квартиры для дочери.

Внутри всё застыло. Слезы, истерика, боль — всё испарилось. Осталась только ледяная, кристальная ясность. Он только что совершил роковую ошибку. Он показал мне все свои карты, думая, что я слабее.

Я медленно выпрямилась, глядя ему прямо в глаза. Мой взгляд должен был быть пустым, как вымерший город.
— Хорошо, — сказала я тихо, почти беззвучно. Голос не дрогнул.
Олег на мгновение расслабился, приняв мою покорность за капитуляцию. Уголок его рта двинулся в слабой ухмылке победителя.
— Вот и умница. Я знал, что ты всё поймешь.
— Я поняла, — повторила я, механически беря свою сумочку из его ослабевшей руки. — Я поняла. Поехали в банк.
Я позволила ему вывести меня из комнаты, пройти по коридору мимо улыбающейся администраторши, выйти на улицу к его дорогой машине. Я села на пассажирское место, глядя прямо перед собой. 24HwxtTrОн завел двигатель, включил музыку — тот самый джаз, который он всегда ставил, когда был доволен собой.

Он говорил что-то о документах, о ресторане, о том, какую роль мне нужно играть. Я кивала, не вслушиваясь.
Моя рука лежала на сумочке. Внутри, в самом дальнем кармашке, где лежали запасные ключи и старая помада, тихо светился экран моего второго телефона. Старого, разбитого, который я использовала для игр и который всегда был в беззвучном режиме. Он был у меня на протяжении всего разговора. И кнопка записи была нажата уже… в тот момент, когда он начал свое оправдание про «внутренний массаж» и «работу».

Глава 3

Аленка.
— Что ты делаешь? — его уверенность дрогнула. Он вышел из машины.
— Я делаю то, что должна была сделать давно. Я еду не в банк. Я еду к адвокату. А это, — я достала из сумочки старый телефон и подняла его, — я отправлю нашим детям. Чтобы они знали, какой ценой папа собирался покупать им квартиры. И чтобы они поняли, почему мать не могла этого допустить.
Его лицо побелело. Он сделал шаг ко мне, но дверь такси уже захлопнулась.
— Лида! — он закричал, и в его крике впервые слышалась не злость, а животный страх. — Ты уничтожишь всё!
Я приложила телефон к уху, глядя на него в окно.
— Да, Олег. Это приговор. И его вынесла не я. Ты сделал это сам.
Такси тронулось, оставляя его одного на палящем солнце перед сияющими дверьми банка, где его ждали бумаги о кредите на счастливую жизнь, которой больше не существовало.
Я назвала таксисту свой домашний адрес, мне нужно было прийти в себя, прежде чем искать адвоката по разводам. Мои мысли прервал звонок…

Позвонила Аленка:
--- Мамочка, я так рада! Папа сказал, что я сегодня стану хозяйкой своей квартиры. Мамочка, спасибо! Да еще и день такой знаменитый у вас с папой юбилей.

Она щебетала, а у меня по коже прошли мурашки, а в голове мелькало: Я лишаю свою дочь такой долгожданной квартиры. Она когда ее увидела в первый раз, аж заплакала. Современная планировка, новый жилой микрорайон. Она никогда такую не купит сама. А Аленка продолжала:
--- Мы с папой и Игорем уже ждем тебя возле банка!

Голос дочери, полный чистой, безграничной любви и благодарности, стал тем кинжалом, который добил мою последнюю защиту. Он разрубил все мои преграды о чести и достоинстве. Что значат мои принципы перед слезами счастья моей девочки? Перед ключами от ее будущего?
Я сломалась.
— Остановите, пожалуйста, — голос мой звучал как чужой. — Разворачивайтесь. Едем обратно.

Таксист удивленно хмыкнул, но послушно начал разворот. Я смотрела в окно, не видя улиц. Внутри было пусто и холодно. Я только что добровольно заперла себя в той самой клетке, из которой пыталась вырваться. Я согласилась играть по его правилам. Ради Аленки. Только ради нее.

Олег ждал у входа в банк. Он увидел подъезжающее такси, и на его лице расцвела торжествующая, жесткая улыбка. Он понял. Он знал, что я вернусь. Он всегда знал, на какую кнопку нажать.
Я вышла из машины. Ноги были ватными.
— Ну вот и договорились, — тихо, чтобы не слышали стоящие рядом Аленка и сын Игорь, сказал он. Его взгляд говорил: «Я тебя победил. Ты моя собственность».

Аленка бросилась меня обнимать.
— Мам! Я не могу поверить! Это же самый лучший день в моей жизни! — ее глаза сияли. Она была так красива в своем счастье. Я обняла ее, сдерживая внутри себя рыдание, и сделала самое трудное в своей жизни — улыбнулась ей в ответ.
— Да, дочка. Самый лучший день.
Мы вошли в банк. Я шла как на плаху. Каждый шаг отдавался болью в висках. Я подписывала документы, кивала, отвечала юристу — и все это сквозь какую-то толстую, звуконепроницаемую пелену.

Я видела, как Олег играет роль щедрого отца и примерного семьянина, и ловила на себе его взгляд предупреждающий и властный.

Он купил не только квартиру для дочери. Он купил мое молчание. Мое достоинство. Мою жизнь.
Когда все бумаги были подписаны, и сотрудник банка поздравил нас, Аленка снова бросилась меня обнимать.
— Спасибо, мамочка! Я так тебя люблю!
Я прижала ее к себе, закрыв глаза. И поклялась себе, что это ее счастье — последнее, что он у меня купит.
Пусть он думает, что победил. Пусть думает, что я смирилась.
Но я только что подписала не только ипотечные документы. Я подписала наш развод. Мы поедем на этот юбилей! Я буду улыбаться! Я буду сиять!

А завтра, когда стихнут аплодисменты и опустеет ресторан, начнется настоящая война. Тихая, беспощадная и без правил. Я соберу доказательства. Его признание о «работе» у меня уже есть. Я найду остальное.

Он ошибочно принял мою материнскую любовь за слабость. Но именно она сделала меня по-настоящему сильной. Такой сильной, чтобы стерпеть сегодняшний ужин. И достаточно сильной, чтобы завтра уничтожить его.

Из банка Олег уехал снова на работу, обещав приехать в ресторан вовремя. Алена, радостно щебеча отправилась в салон наводить красоту, как раз подошло ее время записи.

А я.… стояла на ступеньках банка и никак не могла понять, куда мне поехать и что делать. Мне надо было как-то отвлечься и прийти в себя. До нашего юбилея оставалось четыре часа. Помочь мне могло только общение с подругами.

Мир вокруг плыл, и единственной мыслью, которая не давала мне рухнуть здесь же на асфальт, была: «Позвони им. Сейчас же».
Инка и Кира приехали сразу. Не через полчаса, не через час. Увидев мое лицо, Инка, всегда порывистая, сразу обняла меня так крепко, что хрустнули кости, а практичная Кира молча повела меня к своей машине со словами:
--- Ты всё расскажешь. Но сначала еда. Ты выглядишь как выжатый лимон.

Мы поехали в тихую кофейню, не в ту, куда ходили все наши общие знакомые. Устроились в углу, за столиком у окна. Кира заказала мне крепчайший кофе и кусок шоколадного торта, а Инка, не дожидаясь, пока я начну, спросила прямо:
— Что он натворил?

И я рассказала. Всё. С самого утра. Про звонок из банка, про поездку в фитнес-клуб, про открытую дверь, про полуголых любовников, про его циничные оправдания про «работу» и «внутренний массаж», про шантаж ипотекой, про звонок Аленки...

Слова вырывались скомкано, путано, прерываемые слезами и глотками кофе. Они молча меня слушали. Инка сжимала кулаки, ее щеки горели румянцем возмущения.

pB5OQhtyКира сидела неподвижно, ее лицо было каменным, только глаза сузились, становясь холодными и острыми, как лезвие.

Когда я закончила, наступила тишина, которую нарушал только стук моей ложки о блюдце. Я не могла остановить дрожь в руках.
— Тварь подколодная, — прошипела наконец Инка. — Я ему сейчас всю его «тренажерку» разнесу! И физиономию его красотке изуродую! Ты видела ее? Кто она?

Глава 4

«Работа» на дом.
— Да! Мы устроим ему такой юбилей, что он его до конца жизни будет вспоминать как кошмарный сон. А потом, завтра, мы с тобой поедем к самому дорогому и злому адвокату в городе. И я тебе его оплачу. – Закончила Инна.

Я посмотрела на своих подруг. На их яростные, любящие лица. Ледяная пустота внутри начала отступать, сменяясь чем-то другим. Не прощением. Не смирением. А холодной, собранной решимостью.

Я выпила последний глоток кофе и отодвинула чашку.
— Хорошо. Тогда мне нужно ехать домой... переодеваться. У меня юбилей. Мне нужно надеть свое самое лучшее платье. И самую дорогую улыбку.

Мы вышли из кофейни. Солнце еще было высоко. Вечер обещал быть незабываемым.

Буквально вчера мы с Кирой, зашли просто посмотреть витрины и наткнулись на потрясающее платье. Серебристо-аспидное, струящееся, именно в тему нашей «серебряной» даты.

Я не удержалась и купила его, хотя наряд уже висел дома в гардеробной. Но вчера мне показалось, по сравнению с новым платьем, приготовленное на юбилей раньше, стало скучным и блеклым.

Но чтобы новый образ был совершенен, мне нужно было заехать на нашу городскую квартиру и забрать ювелирный комплект с сапфирами, который я оставила в сейфе после прошлой вечеринки. Он должен был идеально оттенить холодный блеск ткани.

Я выехала из загородного дома пораньше. С весны мы живем здесь в тишине и покое, среди зелени и цветов. Рассчитывала, что успею за украшениями и приеду в ресторан первой, чтобы проверить последние детали приготовления.

Когда я уезжала Олег еще с «работы» не вернулся. «Трудоголик» даже в наш день не мог оставить своих «подопечных».

--- Я востребованный персональный тренер, и моя клиентура — состоятельные люди, чей график порой диктует свои условия. – Заявлял он мне не раз.
Но я помнила, что сегодня он обещал приехать в ресторан к самому началу, как только освободится.

Однако, когда я подъехала к нашей городской квартире, то увидела припаркованный у подъезда его темный внедорожник.

Сначала мелькнула мысль: мало ли таких машин? Но взгляд автоматически скользнул к номеру, и сердце екнуло — это был он.

Наверное, вспомнил, что я вчера собиралась заехать сюда, и решил подождать, чтобы поехать вместе», — решила я. --- Будет снова трепать мне нервы. Но зато теперь мы приедем в ресторан вместе, и пусть он сам все проверит.

Я поспешила в подъезд, щелкнула ключом домофона и быстро в лифте поднялась на наш этаж. В коридоре было тихо. Вставила ключ в замочную скважину, повернула. Дверь бесшумно открылась...
И я услышала голоса... Из гостиной смех... Мужской и женский.

Мужской я узнала сразу. Низкий, бархатный, с легкой хрипотцой. Это мой муж Олег. Мое сердце забилось чаще, но уже не от радости. Женский голос... он был удивительно знакомым...

Сочный, грудной, с характерными мягкими нотками — голос человека, который много лет был частью нашей жизни. Голос, который я слышала на всех совещаниях на работе и семейных праздниках.

Я застыла в прихожей, не в силах сделать шаг. Рука сама сжала ключ так, что металл впился в ладонь.
Этот голос не мог быть здесь. Не сейчас. Не с ним.
Но он был… И слова, которые он произносил, были тихими, интимными, не предназначенными для чужих ушей.

Нет, — пронеслось в голове панической искрой. — Только не это. Что же за день такой? Ведь я могу ошибаться...

Я сделала осторожный шаг вперед, к арочному проему в гостиную. И увидела их.

Олег стоял спиной ко мне у окна между ее ног. На нем были только спортивные брюки. Его мускулистая спина была влажной от пота.

Лицом он уткнулся ей в грудь, а его руки лежали на ее будрах. Она сидела на подоконнике закинув голову со смехом перебирала руками его волосы, это была... она.

Ее белокурые волосы были растрепаны, а на лице играл румянец. В ее глазах, обычно таких строгих и мудрых, светился озорной, молодой огонек. Огонек, который я не видела раньше.

Ее рука скользнула ему на плечо, и притянула его сильнее к себе, к своей груди.
Мир сузился до точки. Звуки пропали. В ушах зазвенела оглушительная тишина. Я узнала эти волосы и весь ее облик. Я не видела утром ее лица, но по фигуре это была она…
Венера? Венера Михайловна... Мать моей подруги Инны?
Владелица нашей сети мебельных магазинов, в одном из которых я работаю помощником исполняющего директора…

Наш серебряный юбилей… и серебряная нить нашего общего прошлого они сегодня перерезали самым грязным и острым ножом.

Я тихо отступила назад, в коридор. Олег, увлеченный, не видел меня, но Венера... наш взгляды встретились на долю секунды. В ее широко распахнутых глазах мелькнул не испуг, не ужас, а какая-то острая, животная растерянность. Она застыла, и эта заминка была красноречивее любых слов.

Я не стала ждать ни крика, ни оправданий. Я не хотела ничего слышать. Дверь была еще приоткрыта. Я, как воришка, выскользнула в подъезд, 1TNSzJD_притворив ее за собой беззвучным движением, будто и не было меня здесь.

Лифт стоял на этаже, будто ждал именно меня. Двери разъехались, я заскочила внутрь и судорожно, уже ничего не соображая, тыкала пальцем в кнопку первого этажа, пока двери не закрылись.

Я не помню, как оказалась в своей машине. Тело действовало на автомате: ключ в замке зажигания, поворот, приглушенный рык мотора. Я медленно, будто во сне, выехала со двора, боясь задеть чей-то бампер. Сердце колотилось где-то в горле, сдавливая его, мешая дышать.

Сознание пронзила единственная ясная мысль: я не смогу. Не смогу ехать по оживленной улице, светофоры, пешеходы... Я свернула в первый попавшийся тихий двор, заехала за детскую площадку, заглушила двигатель и опустила голову на руль.

Тишину салона разорвал мой собственный прерывистый вздох. И тут понеслось, застучало в висках, заполнило собой все пространство.
Что делать? Ехать? Как я войду в этот ресторан, увижу наших детей, друзей? Смогу ли я смотреть им в глаза? Или все бросить? Сбежать… Куда? Загнать машину в самый дальний угол города и просто кричать? Он говорил: она – работа… утром я сломала им всю «малину», и он взял «работу» на дом?
Но сильнее страха и растерянности поднималась волна жгучей, удушающей ярости.
Как они посмели?

Глава 5

Венера Михайловна.
Слезы наконец хлынули, горячие и горькие. И вместе с ними поплыли обрывки воспоминаний…

Роддом. Палата на двоих. Я — уставшая, но счастливая двадцатипятилетняя женщина с крошечной Аленкой на руках. И напротив — хрупкая шестнадцатилетняя девочка Инна со своей дочкой.

Мы тогда с Инной не подружились. Слишком разные миры, слишком разные заботы. Я думала о своем семейном быте, о возвращении на работу, она — о выпускных экзаменах и о том, как ухаживать за дочкой.

Мы стали подругами гораздо позже, когда наши девочки пошли в первый класс и сразу же неразлучно сдружились. Тогда же я и узнала ее историю. И историю ее матери. Венера родила Инну тоже в шестнадцать.

Значит... я быстро соображала, отвлекаясь от своего горя цифрами... значит, когда мне было двадцать пять, а Олегу двадцать семь, Венере Михайловне было всего тридцать два? Получается, что она всего на пять лет старше Олега?

Я всегда воспринимала ее как женщину другого поколения, ведь она мать моей подруги. Правда Венера Михайловна и выглядела моложе своих лет. Бизнес-леди, унаследовавшая от своего отца сеть мебельных магазинов и превратившая ее в империю.

Она всегда была безупречно одета, с идеальной стрижкой, дорогим парфюмом и маникюром. Она выглядела на сорок с небольшим. Но зачем... зачем ей мой муж?

Он совсем не из ее мира. Не финансист, не владелец холдинга. Он — персональный тренер. Сильный, красивый, простой... мой.

И тут в голове, как ножом, резанула догадка. Клиенты. Богатые, состоятельные женщины. Она его клиентка. Она ведь всегда следила за собой, ходила на фитнес. Неужели... к нему? Все это время?

Значит, это не мимолетная слабость. Это было прямо у меня под носом. И Инна? Она знала? Дружба наша... она была настоящей или частью этого чудовищного фасада?

Именно Инна тогда попросила меня поговорить с мужем. Венера неудачно в гололед упала возле машины и получила травму. После лечения врачи посоветовали для разработки руки физические упражнения.

Я тогда пыталась переубедить Инну, что ее матери нужен не фитнес-тренер, а медицинский работник. Но Инна сама убедила Олега заниматься с ее матерью, и он согласился. Когда же это было? Лет пять, наверное, назад.

Неужели они пять лет уже… я боялась даже в уме произнести это слово «любовники»? Да, кажется, именно тогда Олег стал хорошо зарабатывать.

Он говорил, что Венера Михайловна порекомендовала его знакомым из своего круга. И муж стал часто задерживаться на работе, но и доходы его возросли многократно.

Я подняла голову и увидела в зеркале заднего вида свое заплаканное лицо, размазанную тушь, глаза, полные ужаса и непонимания.

Серебряная свадьба. Двадцать пять лет доверия, поддержки, общих воспоминаний.
И один миг, который превратил все это в прах и серебряную пыль.
Резкий, настойчивый звонок вырвал меня из оцепенения. Я вздрогнула, сердце бешено заколотилось, бросившись в горло. Телефон прыгал на пассажирском сиденье, освещая салон холодным светом экрана. «Аленка».

Мысль пронеслась мгновенно: если я не отвечу, она запаникует. Она знает, что я уже должна быть в пути. Она позвонит отцу, а он... он сейчас... я сглотнула ком в горле... он, возможно, еще даже не знает, что я их видела. Или уже знает от нее.

Паника дочери, пойдут ее тревожные звонки, вопросы... Нет. Я не могу позволить, чтобы наш юбилей, пусть и фальшивый, был разрушен. Для детей. Они ждут праздника. Они готовились, купили подарки, нарядились.

Я глубоко вдохнула, вытирая ладонью слезы. Голос должен быть нормальным. Нормальным, Лида! Приказала я себе. Хотя бы на секунду.
— Алло, солнышко, — голос прозвучал хрипло, но относительно устойчиво.
— Мам, ты где? Мы уже все тут почти собрались, ты как? Выдвигаешься?

— Да, да, родная, я уже еду. Просто... пробка небольшая. Скоро буду. Ты уже красивая?
— Конечно! Папы тоже еще нет, он сказал, что задерживается. 5-fmy_OnНо ты приезжай быстрее, все спрашивают!
— Хорошо. Сейчас.

Я бросила телефон на сиденье, словно он был раскаленным. Папы еще нет… Ложь… Он уже здесь. Где-то совсем рядом, возможно, уже одевается, пытаясь стряхнуть с себя запах другого тела и своего предательства.

Я была такая наивная, всегда доверяла ему. Эти посторонние запахи… ведь у него богатые клиенты. Объясняла сама себе. Женщины… мужчины.

Я открыла бардачок, достала влажные салфетки и маленькое зеркальце. Отражение было пугающим: размазанная тушь, красные глаза, бледное, осунувшееся лицо.
--- Нет, — сказала я твердо. — Не сегодня. Не сейчас.

Я привела себя в порядок с ожесточенной, почти хирургической точностью. Стерла следы слез, поправила макияж, насколько это было возможно в машине, распустила волосы, чтобы они мягче обрамляли лицо.

Мне нужно было просто пережить этот вечер. Улыбаться, кивать, произнести тост. Поблагодарить гостей. Для детей. Для Игоря и Аленки.

А все остальное... все объяснения, крики, разборки, развод... это будет после, может быть завтра. Завтра наступит другой день, и я позволю себе разбиться на тысячу осколков. Но не сегодня.

Я завела машину, глубоко выдохнула и выехала из двора на оживленную улицу. Руки на руле все еще дрожали, но я сжала его так, что кости побелели.

Каждый красный свет был пыткой. Каждая минута приближала меня к тому месту, где мне предстояло сыграть самую сложную роль в своей жизни.

Роль счастливой женщины, отмечающей серебряную свадьбу с мужем, который только что изменил мне с матерью моей лучшей подруги.
Театр абсурда должен был начаться. И мне, главной героине, предстояло выйти на сцену.

Я молилась всему, чему только можно: Богу, вселенной, своим предкам — просила дать мне сил. Сил, чтобы не расплакаться, не закричать, не швырнуть в лицо первому же гостю бокал с вином вместе с этой душераздирающей ложью под названием «поздравления».

Как я буду танцевать? Наш танец. Под ту самую песню, под которую мы танцевали на свадьбе. Он будет держать меня за талию той самой рукой, что час назад лежала на бедре Венеры. Его ладонь будет жечь мою руку — ту самую, что только что... Я сглотнула тошноту, подкатившую снова к горлу.

Глава 6

Юбилей.
Я приехала в ресторан все же раньше Олега. Зал был украшен безупречно. Серебряные шары, белые скатерти, сверкающие бокалы. Все кричало о празднике, о котором я теперь не могла думать без боли.
Олега еще не было.

Я машинально проверяла рассадку, говорила что-то администратору, и сама себя не слышала. В голове стоял звон.

Он появился минут через пятнадцать. Вошел уверенной, легкой походкой человека, у которого все в жизни прекрасно. Он успел переодеться в новый, идеально сидящий на нем костюм.

От него пахло свежим душем и дорогим парфюмом. Он выглядел на все сто — подтянутый, загорелый, с сияющей улыбкой победителя.

А я стояла в своем роскошном новом платье, чувствуя себя серой мышью. Потому что тех самых сапфиров, которые должны были завершить образ, не было. Они остались там, в той квартире. Без них мой наряд казался просто тряпкой, купленной на последние деньги.

Он стремительно пересек зал, обнял меня за плечи, чмокнул в щеку. Его губы были холодными.
— Прости, задержался, пробки жуткие! — бодро солгал он прямо мне в ухо. — Ты прекрасно выглядишь, любимая!

От его лжи и лицемерия в груди снова защемило. Его рука скользнула к моей талии, властный и знакомый, он повел меня в центр зала, к накрытому столу, к гостям. Он был счастлив и доволен. Игривый, легкий.
И тут до меня дошло, что она ему ничего не сказала.

Мне стало понятно, что Венера Михайловна, увидев меня, не бросилась к нему с криком:
--- Нас снова поймали!
Она сохранила это в тайне. Почему? Из страха? Из расчета? Чтобы не портить ему «праздник»?

Я понимала, что он не догадывается, что я еще больше знаю о его предательстве и измене. Не знает, что я все видела. И то, что я видела было совершенно не похоже на «работу». Их нежные объятия… поцелуи, единение. Это я как будто подглядывала за влюбленными в замочную щель.

Он играл свою роль счастливого мужа, потому что для него это была всего лишь роль, прикрытие. А я должна была играть свою, зная страшную правду. Играть для него, для детей, для всех.

Это была пытка изощреннее любой сцены с криками и битьем посуды. Я должна была улыбаться ему в ответ. Должна была позволять ему касаться себя.

И самое ужасное — где-то здесь, среди гостей, должна была быть и она. Я еще не видела ее, но чувствовала кожей ее присутствие. И скоро нам предстояло встретиться взглядами.

Вечер шел своим чередом, как и было задумано. Словно огромный, прекрасный и непотопляемый лайнер, который продолжает свое движение, даже не подозревая, что в его трюме уже зияет пробоина.

Организатор и ведущий действительно были мастерами. Их пламенные речи о любви, верности, пройденном пути резали слух, как ножом по стеклу.

Я смотрела на экран, где мелькали наши счастливые лица: мы на море с маленьким Игорьком, постройка загородного дома, смешные рожицы Аленки в детском саду.

Каждый кадр был теперь не воспоминанием, а насмешкой. Взгляд цеплялся за Олега на этих фото — он обнимал меня, смотрел с обожанием. Это был тот же человек? Или он все это время играл?

Но странное дело, среди шума голосов, музыки, звона бокалов, мне ненадолго удавалось отвлечься. Механика привычных действий брала верх: улыбнуться в ответ на комплимент, обнять подругу, поправить цветок в центре стола.

Я ловила на себе восхищенные взгляды гостей. «Какая пара!», «Как же вам удается?», «25 лет — это так здорово!». Я кивала, и внутри меня что-то замирало, превращаясь в ледышку.

А потом мой взгляд упал на него. Олег стоял с группой друзей, слышался его громкий, такой естественный смех. Он ловил мой взгляд и подмигивал.

Подмигивал! С тем самым выражением лица, которое всегда означало: «Хорошо же мы все устроили, правда?». Он был абсолютно спокоен. Играл свою роль безупречно.

И я понимала, что он не мучился, не терзался. 7z4L_I1qДля него это не было игрой. Это была его реальность. Он мог провести утро и даже день с любовницей, а вечер искренне праздновать с женой. В его голове эти миры не сталкивались. И от этого понимания было противнее всего.

Я отпила глоток вина, чувствуя, как холодная жидкость обжигает горло. Нет, отвлекаться нельзя. Каждая секунда этого спектакля была пыткой. Я ждала одного — когда же она появится. Когда я увижу ее. Я же приглашала ее!
И словно по злому наитию, дверь в банкетный зал открылась, и в проеме показалась она… Венера Михайловна.

Венера Михайловна была не одна. Да, я совсем забыла, что она замужем! Вся эта суматоха и шок вытеснила из моей памяти. Ее второй муж, Геннадий Петрович.

Тот самый пожилой банкир, за которого она вышла, едва дождавшись развода с первым мужем. Он был на добрых двадцать лет старше ее, с солидным животом, аккуратной седой бахромой вокруг лысины и властным, уставшим взглядом человека, привыкшего покупать все, что пожелает.

И вот они шли к нам через зал — эта прекрасная, ухоженная пара. Две маски благополучия. Он — в безукоризненно сидящем дорогом костюме, она — в элегантном платье, которое, я уверена, стоило очень дорого. И на ее лице — сияющая, абсолютно безупречная улыбка.

Вся моя собранность, вся вымученная стойкость мгновенно испарилась. Ноги стали ватными, а по спине пробежала мелкая, предательская дрожь. Я почувствовала, как меняется выражение моего лица, как стирается с него улыбка….

__________________

Глава 7

Игра.
Олег, стоявший рядом, заметил это. Я почувствовала его вопросительный взгляд, полный искреннего недоумения. «Что с тобой?» — будто бы спросили его глаза. Он не понимал. Для него это были просто гости, друзья семьи.

А Венера... Венера Михайловна сияла. Ее улыбка была такой широкой, такой уверенной. Она смотрела прямо на меня, и в ее глазах читалось не раскаяние, не смущение, а холодный, почти издевательский вызов. «Ну что, Лидочка, продержишься? Сыграешь свою роль?»

Геннадий Петрович что-то говорил, хриплым голосом человека, который много курит. Он говорил банальности о юбилее, о крепкой семье, о том, что мы — пример для подражания.

Но я не слышала ни слова. Звук будто ушел под воду, остался лишь гул и бешеная стукотня собственного сердца в ушах. Я видела, как двигаются его губы, как Олег кивает с благодарной улыбкой.

Я машинально протянула руку, и Олег ловко вложил в нее плотный конверт. Подарок. Деньги, скорее всего. Огромная сумма от щедрого банкира. Плата за молчание? Ирония судьбы?

Мне стало физически плохо. Конверт горел в руке, как уголек. Интересно, а он знает, что жена ему изменяет? Промелькнуло в голове.

Их проводили к столу. Олег, все еще не понимая моей странной реакции, нежно потрепал меня по плечу, что-то ободряющее шепнув на ухо. Его прикосновение, которое еще сутки назад было бы лаской, теперь жгло, как яд.

Вечер продолжился. Музыка играла громче, гости разгорячились, начались танцы. Но для меня все вокруг замерло. Я сидела с окаменевшим лицом, сжимая в одной руке бокал, а в другой — тот самый конверт, чувствуя на себе два взгляда.

Первый — недоуменный взгляд моего предателя мужа, который думал, что у его жены просто странный приступ волнения. Ведь он же утром спрятал от меня женщину и теперь считал, что я не знаю кто она.

И второй — холодный, оценивающий, насмешливый взгляд женщины, которая только что изменила мне с ним, и теперь сидела рядом со своим собственным мужем, абсолютно неуязвимая и спокойная.
Между нами шла игра. И я, даже не зная правил, уже была в самой ее гуще.

Я поставила себе условие, как самому слабому ученику на экзамене: продержаться еще один час. Целых шестьдесят минут! Триста шестьдесят секунд улыбок, кивков и тостов за нашу «любовь». А потом — сбежать.

Я уже придумала оправдание. «Мне нездоровится». Внезапная мигрень, слабость. Это правдиво — голова раскалывалась, а ноги подкашивались. Все списали бы на усталость и волнение.

План был таким: уехать, уединиться, залечь на дно. Первой мыслью была городская квартира. Но она тут же отпала, вызвав новый приступ тошноты. Нет, я не смогу там находиться.

Воздух там, кажется, до сих пор пропитан их предательством. Многое придется выкинуть. Диванную подушку, к которой она, возможно, прикасалась. Полотенца. Постельное белье... Мысль заставила меня содрогнуться.

Значит, единственное место, куда я могу поехать — это наш загородный дом. Наше общее с Олегом гнездо, которое теперь казалось чужим и напитанным той же ложью. И самое ужасное — завтра там соберутся все.

Наши родители, которые приедут продолжать празднование. Наши дети, которые будут сиять от счастья за нас. Игорь и Аленка... Как я посмотрю им в глаза завтра? Как буду разговаривать с нашими матерями, которые с гордостью будут говорить о нашем крепком браке?

А Олег... Он, конечно, приедет следом. Будет хлопотать вокруг меня, заботливый и внимательный, будет прикладывать ко лбу холодное полотенце. И каждое его прикосновение будет жечь меня огнем.

Этот вечер был лишь первым актом пьесы. Завтра предстоял второй, и он пугал меня куда больше. Сегодня я могла сбежать, сославшись на недомогание.

Завтра мне придется разыгрывать спектакль целый день, с утра до вечера, на глазах у самых близких людей.

Я отхлебнула ледяной воды, пытаясь подавить подкатывающий ком. Один час. Мне нужно было просто продержаться этот час. А там... а там будет завтра. И я еще не знала, как я его переживу.

Я поймала на себе взгляд Олега. Он улыбался мне через зал, поднимая бокал. Его взгляд был полон тепла и того самого «спокойствия вора», который не знает, что его уже раскрыли.

Я подняла в ответ свой бокал. Рука не дрогнула. Во мне что-то закалялось. Не сила, нет. Пока лишь ледяная, безжалостная решимость дожить до конца этого часа.

Как по заказу судьбы, которая, казалось, сначала издевалась надо мной, а теперь решила бросить крошку жалости, к концу того самого часа ко мне подошли мои родители.

Мама, всегда бодрая и живая, сейчас выглядела уставшей и немного бледной.
— Лидочка, мы, пожалуй, поедем, — тихо сказал папа, обнимая меня за плечи. — Маме нездоровится, давление, наверное. Не хочет портить праздник, но ей нужно прилечь.

Сердце мое сжалось от любви и жалости к родителям и от внезапно открывшейся возможности. Это был шанс. Законный, благородный, бесспорный.

— Я еду с вами, — сказала я быстро, почти не думая, хватаясь за эту соломинку. — Я присмотрю за мамой. Тебе одному будет трудно справиться, пап.

Я увидела легкое удивление в его глазах — обычно я всегда eAiX1Mm2 оставалась с Олегом до конца, — но отец лишь кивнул, благодарный.
— Хорошо, дочка.

Теперь самое сложное — избежать разговора с Олегом. Я не могла смотреть на него, не могла слышать его голос. Боялась, что одно его прикосновение разобьет мой хрупкий ледяной панцирь в щепки.

Я быстро отыскала взглядом Аленку, которая беззаботно болтала с подружками.
— Солнышко, — отозвала я ее в сторону. — Бабушке плохо, я еду с ними, присмотрю за ней. Объясни папе, ладно? Скажи, что все хорошо, но мне нужно быть с ней.

Аленка сразу нахмурилась, вся играющая взрослая беззаботность слетела с нее.
— Конечно, мам! Беги. Все объясню папе. Он, наверное, тоже скоро соберется.

— Нет! — слишком резко вырвалось у меня, и я тут же смягчила интонацию. — Пусть остаётся, развлекает гостей. Не нужно из-за этого портить всем вечер. Я справлюсь.

Глава 8

Что же за день такой?
Мы встречаемся с ним глазами. Я взяла маму под руку и поддерживая ее мы вышли в прохладный вечерний воздух.

Дверь ресторана закрылась за нами, отсекая шум музыки, смеха и ту ложь, в которой я тонула. Я сделала глубокий вдох, почти не веря, что мне удалось выбраться.

Первая битва была выиграна. Я отвоевала себе ночь на передышку. В душе бушевала буря. Завтра мне предстояло увидеть мужа снова. В нашем доме. И я не буду делать вид, что ничего не произошло.

Мы быстро добрались до дома, пробок не было. В машине была тишина и никто не хотел ее нарушать. Дома я измерила маме давление. Оно было слегка повышено, ничего критичного.

Она выпила таблетку, и через полчаса, уже в своей постели, уснула ровным, спокойным сном. Видимо, усталость взяла свое.

А мы с отцом решили выпить чаю. На кухне загородного дома было тихо и уютно. Знакомая обстановка, которая всегда дарила покой, сейчас казалась чужой. Каждый предмет напоминал об Олеге: его любимая кружка, стул, на котором он всегда сидел.

Для себя я все никак не могла решить: говорить родителям или нет. С одной стороны, их поддержка была бы сейчас бесценна. С другой — я не могла ранить их, разрушить тот идеал семьи, который они так лелеяли все эти годы.
«Может, как-нибудь потом, когда подам на развод», — убеждала я себя, зная, что это слабая отговорка.

Мы сидели с папой за столом, и мирная беседа текла сама собой. Папа рассказывал что-то о своем огороде, о новых саженцах. Я кивала, делая вид, что слушаю, а сама ловила каждое слово из-за стенки, не проснулась ли мама, не зазвонит ли телефон.

Потом папа сделал глоток чая, поставил кружку на блюдце с тихим звоном и посмотрел на меня своим спокойным, мудрым взглядом. В его глазах читалась не просто усталость, а какая-то глубокая, сосредоточенная серьезность.

— Знаешь, Лида, — начал он медленно, обводя края кружки пальцем. — Сегодня, на празднике, я за тобой наблюдал.

Он сделал паузу, давая мне понять, что это не просто слова. Воздух на кухне стал густым и тяжелым.
— Ты очень старалась. Улыбалась, поддерживала беседы... Но глаза у тебя были совсем грустные.

Я застыла, не в силах пошевелиться. Чашка в моих руках вдруг стала обжигающе горячей.
—Так что ты мне сразу скажи, дочка, — его голос стал тише, но тверже. — Олег... он тебя не обижает?

Весь мой настрой, вся жажда излить душу, поделиться своей болью — мгновенно испарились, словно их и не было. Словно кто-то выдернул пробку, и все мое горе утекло, сменившись леденящим ужасом за маму.

Я представила, как эти новости — об измене зятя, о крахе семьи — ударят по ней. Давление, больница, криз... Нет. Этого я допустить не могла. Отец сгорбился бы еще больше, его жизнь превратилась бы в сплошные хлопоты вокруг больной жены и несчастной дочери.

Я сделала глубокий вдох, заставив свои губы сложиться в слабую, усталую улыбку.
— Пап, нет, что ты. Все хорошо. Просто я очень вымоталась, — голос звучал чужим, но, казалось, ровно. — Олег тоже много работает, знаешь, как у него. А я сегодня так переживала, чтобы все прошло идеально. Наверное, перестаралась. Все хорошо, пап.

Я говорила, глядя на него, пытаясь вложить в слова всю возможную искренность. Казалось, он успокоился. Кивнул, потянулся за остывающим чаем.

И тогда он тихо сказал. Так тихо, что слова будто прозвучали не в ушах, а прямо в мозгу, выжигая все остальные мысли:
— Лида, наша мама серьезно больна.

Мир сузился до стола, до его рук, сжимающих кружку.
— Мы только начали обследование, но уже сейчас врач посоветовал как можно скорее обследоваться в главном кардиологическом центре. Я узнавал, там очередь. Без очереди только платно, цены кусаются. Мы не потянем.

Он как-то сгорбился еще сильнее, его всегда такой уверенный и спокойный голос стал хриплым, стариковским.

— Я бы ни за что у тебя не стал просить помощи, если бы...
Он не договорил. Не нужно было. Если бы не было смертельно.
А я сидела. Потрясенная. Онемевшая. В голове гудело.
Что за день такой?
Утро — подготовка к серебряной свадьбе. День — обнаружение измены мужа с матерью лучшей подруги. Вечер — спектакль на банкете. Ночь — известие о смертельной болезни матери и отчаянная просьба о деньгах, которых у меня нет.

И где-то там, в городе, был муж. Муж, который, возможно, единственный, у кого были такие деньги. Муж, который предал меня. И мать лучшей подруги, богатая бизнес-леди, которая могла бы помочь, но теперь... теперь я скорее умру, чем попрошу у нее хоть копейку.

Серебряная свадьба. Ирония судьбы была беспощадной. Она взяла все самое дорогое — любовь, верность, здоровье семьи — и покрыла это тонким, ядовитым слоем серебра лжи и отчаяния.

Я посмотрела на отца, на его седые виски, на руки, уставшие от жизни. И поняла, что моя личная катастрофа только что перестала быть просто личной. Теперь мне нужно было молчать. Держаться и найти деньги ради мамы.

А для этого... для этого мне завтра предстояло смотреть в глаза мужу-изменнику и делать вид, что ничего не произошло.

В таком состоянии оцепенения и внутренней бури нас и застал Олег. Он приехал вместе с Аленкой, оба еще в предпраздничном настроении, с веселым шумом ввалились в прихожую.

— Ну как там бабуля? — сразу же спросила Аленка, скидывая туфли.
Олег подошел ко мне, его лицо выражало искреннюю заботу. Он потянулся было обнять меня, но я сделала шаг назад, под предлогом поправить вазу на полке. Его брови слегка поползли вверх от удивления, но он списал это на мое волнение.

— Пап, — обратился он к моему отцу, — расскажите подробнее, что с мамой? Может, нужно кого-то еще подключить? У меня есть знакомые врачи.

Пришлось рассказать. Вернее, рассказал отец, а я лишь молча кивала, глядя в пол. Я видела, как лицо Олега стало серьезным, как он начал сразу же предлагать решения: «Я узнаю», «Я позвоню», «Мы решим». Он был в своей роли — сильного, надежного мужчины, опоры семьи. И эта игра была теперь невыносима.

Глава 9

Лида.
Я не могла долго уснуть, все строила планы: как мне поступить? Уснула ближе к утру, поэтому проснулась поздно.

Голова была тяжелой, мысли — путаными, но сквозь туман усталости пробивался четкий, холодный луч решимости.

Спустившись вниз, я увидела идиллическую картину: дочь с мамой хлопотали на кухне, запах свежего кофе и выпечки витал в воздухе. Мама, действительно, выглядела посвежевшей и отдохнувшей.

Лучи утреннего солнца играли на столе, сервированном к завтраку. Ведь, вчерашний кошмар приснился только мне одной.

Ближе к обеду приехал сын со своей девушкой и с ними Николай, парень моей Аленки. Дом наполнился молодыми голосами, смехом. Они сразу организовали отдых в саду, захватив с собой мангал.

Мы с мамой расположились на веранде с чаем, и я слушала ее спокойные рассказы о соседках по даче, делая вид, что меня это волнует.

Обещали подъехать подруги с мужьями, намечался вечер на природе с шашлыками. Внешне всё было идеально. Семейное гнездо. Успех. Благополучие.
А в груди сидела ледяная глыба.

Олег с папой засели с утра в кабинете. Через приоткрытую дверь доносились обрывки фраз: «...там новейший томограф...», «...профессор Иванов, лучший в своей области...», «...стоимость, конечно, высокая, но это же здоровье...».

Я понимала, что Олег действует искренне. Уж такой он человек — если уж взялся, то будет вкладываться с максимальной отдачей. Он мог часами изучать отзывы, сравнивать клиники, договариваться с лучшими специалистами.

Для него это была еще одна задача, которую нужно решить на «отлично». Показать себя главным добытчиком и решателем проблем. Возможно, это была даже его своеобразная форма покаяния — загладить вину деньгами и активными действиями.
Но простить его я не могла.

Каждая его забота, каждое проявление участия отдавались в моей душе горькой насмешкой. Этот человек, так искренне озабоченный здоровьем моей мамы, вчера с таким же деловым подходом объяснял мне, что его измена — это просто «работа».

Он мог быть идеальным сыном, образцовым отцом и примерным зятем — и при этом быть абсолютно аморальным в том, что касалось его личных плотских утех.

Я наблюдала за ним, когда он вышел из кабинета, чтобы налить себе кофе. Его лицо было сосредоточенным, озабоченным важным делом.

Он поймал мой взгляд и улыбнулся — короткой, дежурной улыбкой партнера по проекту «Здоровье мамы».

В его глазах не было ни тени вчерашнего страха, вымогательства или угроз. Была лишь уверенность человека, контролирующего ситуацию.

Он уже решил, что инцидент исчерпан. Что его «взрослая девочка» все поняла и приняла новые правила игры.

В понимала, что он ни в чем не раскаивался. Он даже не считал, что совершил что-то из ряда вон выходящее.

Просто случился небольшой производственный инцидент, который ему удалось урегулировать. И теперь жизнь вошла в привычную колею.

Ледяная глыба внутри меня начала обрастать стальной арматурой. Я посмотрела на смеющихся в саду детей, на маму, с надеждой говорящую о лечении, на этого человека у кофемашины, жившего в своей искаженной реальности.

Мои планы, построенные ночью, окончательно оформились. Я не просто уйду. Я должна разрушить его иллюзию контроля. Он думает, что купил мое молчание ипотекой и купит мою лояльность заботой о маме.

Он уверен, что я — часть его идеальной картинки, которую он может перекраивать по своему усмотрению.

Но картинке самой скоро придет конец. И он узнает об этом ровно тогда, когда будет максимально уверен в своей победе.

Я ответила ему той же дежурной улыбкой и подняла чашку с чаем.
— Спасибо за заботу о маме, — сказала я абсолютно нормальным, даже теплым тоном.

— Не за что, это же моя семья, — так же естественно ответил он и удалился обратно в кабинет.
Да, это его семья. Но я уже не его жена. И очень скоро он это поймет.
Приехали мои подруги с мужьями, мы чудесно провели вечер. Со стороны это выглядело как идеальная открытка: смех, запах шашлыка, уютные гирлянды на веранде, общие фотографии.

Мужчины образовали свой круг, обсуждая рыбалку и последний матч. Мы, женщины, сгрудились за столом с закусками, и разговор наш был легким, полным шуток и воспоминаний.

Инка и Кира блестяще играли свои роли — их взгляды были теплыми, смех звонким, но я ловила мгновенные, едва заметные вспышки тревоги и поддержки в их глазах, когда их пальцы ненадолго сжимали мою руку под столом.

В присутствии родителей мы, конечно, не вели разговоров об измене и здоровье. Это был немой сговор. Мы создавали для них атмосферу счастья, и у нас это получилось. Мама сияла, глядя на всю нашу большую «дружную» компанию.

В понедельник всем нужно было на работу, и гости, обменявшись объятиями и обещаниями встретиться скоро вновь, разъехались.

Мы с Олегом молча, на автомате, принялись собирать остатки праздника, мыть посуду, гасить свет. Родители ушли спать первыми, уставшие, но довольные.

И вот, когда в доме воцарилась тишина, я, не сказав ни слова, взяла свою подушку и прошла мимо двери нашей с Олегом спальни. Я услышала, как он вышел из ванной и замер.

— Лида? — его голос прозвучал сонно, но с ноткой недоумения и уже знакомой мне, властной усталости. — Ты куда?
Я не обернулась. Моя рука уже лежала на ручке двери гостевой комнаты.

— Я буду теперь спать здесь, — сказала я ровным, безразличным тоном, в котором не было ни вызова, ни обиды. Только констатация факта. — Мне нужно выспаться. У меня завтра много дел.

Я вошла в комнату и закрыла дверь, не услышав в ответ ни слова. Но я знала, что он стоит там, в полутьме коридора. И надеялась он понял, что не контролирует ситуацию.

Что его дежурная улыбка и уверенный тон не сработали. Что «взрослая девочка» перестала играть по его правилам.

Я повернула ключ в замке. Тихий щелчок прозвучал громче любого хлопка. Это был не акт агрессии, а это было выставление границы.

Глава 10

Инна.
Инна контролировала один из мебельных салонов, принадлежащих ее матери, Венере Михайловне. Я работала там же ее помощником. Поэтому на работе, за чашкой утреннего кофе, наши разговоры о предательстве Олега возобновились с новой силой.

— Ну что, ликвидируем этого козла? — Инна, как всегда, рубанула с плеча, разглядывая каталог новых коллекций. — Я уже присмотрела парочку адвокатов, которые рвутся в бой. Они сделают из него фарш.

Обычно ее воинственность меня подбадривала. Но сейчас каждая ее фраза вонзалась в меня, как раскаленный гвоздь. Я смотрела на ее яростное, преданное лицо и видела в ее чертах — ее мать. Ту самую женщину в тренажерном зале ту, что «прошмыгнула голая в душевую».

Но я не могла сказать ей об этом. Никогда. Это бы разрушило не только нашу дружбу, но и ее отношения с матерью, ее веру в мир. Так думала я… Как сказать человеку, что главный союзник в борьбе с изменой рвется бороться со своей матерью?

Я не могла рассказать ей и о том, как ночью Олег пришел с запасным ключом и вытащив меня из постели отнес в нашу спальню. Я выла в подушку, а он воспользовался тем, что я не могла поднять шум, потому что в доме были родители и наши дети…

Не могла рассказать, как хотела придушить его подушкой, когда он довольный засопел засыпая. Я все же тихонько встала и ушла снова в гостевую… я мечтала сделать здесь новый замок…

— Инн, — я с трудом заставила себя говорить спокойно, отводя взгляд к монитору. — Давай пока притормозим. Тут... у моей мамы обнаружились проблемы со здоровьем. Сердце. Нужно дорогое обследование, возможно, операция.

Инна сразу же переключилась, ее лицо смягчилось участием.
— Лид, почему молчишь? Конечно, всё что угодно! Сколько нужно? Я могу...
— Нет, нет, — я поспешно перебила ее. — Спасибо, но я сама. Мне просто нужна справка о зарплате для банка. Официальная, с хорошими цифрами. Чтобы одобрили кредит.

Я видела, как в ее глазах мелькнуло недоумение. Она знала наши с Олегом реальные доходы и знала, что я никогда не просила «левых» справок.

— Для банка? Лид, ты же в курсе, что с твоей ипотекой тебе вряд ли кто-то даст еще один крупный кредит? Даже с самой красивой справкой. У тебя же огромная долговая нагрузка.

— Я знаю, — я вздохнула, делая вид, что изучаю счет. — Но попробовать нужно. У нас много разных банков. Я даже... я даже готова рассматривать вариант о залоге нашей городской квартиры.

Это прозвучало как отчаянная, безумная мера. Но мне было нужно создать правдоподобную легенду. Объяснить свою подавленность, свою нерешительность в отношении Олега чем-то другим. Чем-то более важным и страшным.

— Ты что, совсем с ума сошла? — Инна пристально посмотрела на меня. Она знала, что наш загородный дом оформлен на родителей Олега. Хоть они и подписали завещание внукам, но… — Заложить единственное жилье? Лида, да что с тобой? Давай я поговорю с мамой, мы найдем деньги... Конечно, зависти от суммы. Часть как помощь, остальные будешь отдавать по частям с зарплаты. Но это же без грабительских процентов.

С ее мамой… От этих слов у меня похолодело внутри.
— Нет! — мой голос прозвучал резче, чем я хотела. Я тут же попыталась смягчить ситуацию. — Прости. Я просто на взводе. Мама, папа... Олег... Всё сразу. Я не могу быть должной твоей семье, Инн. Я должна справиться сама. Просто... помоги мне со справкой. Остальное — моя головная боль.

Инна смотрела на меня с растущим подозрением. Мне показалось, что она чувствовала, что я что-то скрываю, но приняла это за гордость и стресс.

— Ладно, — Инна сдалась, качнув головой. — Справку сделаем. Сегодня же. Но, Лид... если что, я рядом. Мы все решим. И с мамой, и с этим козлом Олегом. Обещаю.

Она обняла меня, и мне стало невыносимо стыдно. Она предлагала мне помощь своей матери — женщины, которая разрушила мою семью. Она клялась уничтожить человека, который был любовником ее же матери.

Я сидела в своем кресле, слушая, как она сообщила в бухгалтерию про справку, и чувствовала, что почва уходит у меня из-под ног. Любой мой шаг теперь был минным полем. Одно неверное слово — и взорвется всё: моя дружба, ее семья, мой хрупкий план выживания.

Мне нужно было действовать. Быстро, тихо и абсолютно самостоятельно. Без Инны. Без Киры. Потому что правда могла уничтожить всех, кто меня окружал.

И этот кредит, эта отчаянная забота о больной матери, возможно, был моим единственным шансом выиграть время и найти выход из этого кошмара, не превращая его в катастрофу для всех, кого я люблю.

Когда я со справкой обратилась в банк, мне тут же указали на жестокую реальность, о которой я старалась не думать.

Кредитный менеджер, улыбаясь стеклянной улыбкой, вежливо объяснила, что на недвижимость, находящуюся в совместной собственности супругов, требуется нотариальное согласие второго супруга на ее залог. Даже если я считаю, что имею право на половину.

— Но это же моя половина! — пыталась я возражать, чувствуя, как паника подступает к горлу. — Я могу распоряжаться ею!

— Закон есть закон, — парировала менеджер, и ее взгляд стал чуть более отстраненным, будто она уже отнесла меня к категории «проблемных клиентов». И продолжила:

— Без документально оформленного согласия мужа мы не можем принять вашу квартиру в качестве залога. Это слишком большой риск для банка.

Мои доводы разбивались о стену финансовых законов. Выйдя из банка, я чувствовала себя в ловушке. Просить у Олега это согласие? После всего?

Это значило бы признать его власть, его контроль над ситуацией. И быть всю оставшуюся жизнь у него в долгу, терпеть его измены. Он будет приходить от другой женщины и тащить меня в свою постель, а я должна буду все это терпеть?

Он и так понимал мои слабые места. Мои отчаянные планы ему бы не понравились, они лишили бы его контроля надо мной.

Мысль об этом разговоре вызывала тошноту. Я готова была отказаться от этой затеи, искать другие варианты, но... времени у меня не было.

Глава 11

Справка.
Но мне нужно было не это. Мне нужно было найти какую-то улику… что-то, что давало бы мне возможность понять характер их отношений с Венерой.

Что-то, связанное с его «работой» для «богатой тетеньки». Квитанции, контракты, вторую сим-карту, распечатки переписок — что угодно. Я хотела уничтожить их вместе!

Я обыскала стол. Проверила ящики, заглянула в старые папки с надписями «Налоги». Руки дрожали, каждый шорох на улице заставлял вздрагивать. Я была взломщиком в собственном доме.

И вдруг мой взгляд упал на коробку с дорогими чернильными ручками. Одну из них, матово-черную и тяжелую, он всегда использовал для подписи особо важных документов. Идея родилась мгновенно, отчаянная и рискованная.

Я не нашла готового согласия и не стала ничего подделывать прямо сейчас. Это было слишком опасно. Я сфотографировала образцы подписей на разных документах. Этого было достаточно.

Выйдя из кабинета, я чувствовала не облегчение, а леденящий холод. Я хотела перейти новую черту. Теперь это была не просто холодная война. Это был шпионаж. Это готовилась совершить преступление.

Но у меня не было выбора. Закон был на его стороне. Мне приходилось играть по его правилам — правилам силы, хитрости и беспринципности.

Я отправила сообщение Инне: «Справка не поможет. Нужно согласие Олега, а он ни за что не подпишет. Ищу другие варианты.»

Это была правда. Просто не вся. Я искала варианты. И один из них, самый темный и опасный, теперь лежал в памяти моего телефона — фотографии всего, что могло помочь мне подписать его согласие без него.

Я опасалась, ведь подделка документов карается по закону. И полезла в интернет поискать эти статьи, надо было знать, что мне грозит, если эта афера с документами не прокатит.

Глаза слипались от сухих, казенных формулировок Уголовного кодекса: «подлог», «мошенничество», «лишение свободы на срок...».

Пока искала нужные статьи и читала их, наткнулась на какую-то броскую рекламу. Яркая картинка, и мужик в кадре вещал с умным видом:
— Если вы думаете, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то вы глубоко заблуждаетесь!

Чтобы немного развеяться от мрачных мыслей, решила послушать эту очередную ересь. А он продолжал, тыча пальцем в камеру:

— Вкусно покушать можно не только дома, но и в любом другом месте. Например, у мамы, в ресторане, приготовить самому. Любимая женщина у мужчины не ассоциируется с едой! Путь к сердцу мужчины лежит через его член! Да, да, не удивляйтесь. Когда мужчина перестает получать от женщины желанные удовольствия и чувства притупляются, он начнет искать их на стороне. И никакие изысканные кулинарные изделия вас не спасут!

У меня похолодели кончики пальцев. Я хотела закрыть вкладку, но рука не слушалась.
— Если мужчина изменил, — его голос звучал как приговор, — значит, там, с другой женщиной, он получил то, чего ему не хватало с вами. И он идет к ней снова и снова. И вот у него уже новая любовь…

Мужик замолчал, улыбаясь своему отражению в воображаемом зеркале довольного клиента, а я забыла даже, что ищу в интернете. Слова, как ядовитые иглы, впивались в самое больное.
«...то, чего ему не хватало...»

В голове молнией пронеслись образы. Венера Михайловна. Ухоженная, подтянутая, с дорогим макияжем и уверенным взглядом женщины, которая знает себе цену.

А я? Я — замученная работой, детьми, родителями, ипотекой. Я — та, у которой «болит голова».

Глупая, примитивная теория какого-то шарлатана вдруг наложилась на мою истерзанную самооценку. Что, если в этой ереси есть доля правды? Не в его циничном «внутреннем массаже», а в том, что я.… перестала быть желанной? Перестала стараться? Позволила себе распуститься?

На секунду мир перевернулся. Из жертвы я вдруг превратилась в виноватую… Это я что-то упустила… Это я не додала… Это я заставила его искать «удовольствия» на стороне.

Слезы жгли глаза. Я схватилась за стол, чтобы не упасть. Вся моя ярость, вся моя правота вдруг пошатнулись, ослабленные ядом этого идиотского ролика.

Но потом до меня донесся другой голос. Трезвый, холодный, едва слышный сквозь гул в ушах. Голос здравого смысла.

«Он изменял тебе с матерью твоей подруги. С женщиной, чей возраст ближе к пятидесяти, чем к сорока. Это не о «нехватке удовольствий». Это о власти. О деньгах. О его больном эго, которое нужно постоянно подпитывать новыми победами.

Ты думаешь, Венера Михайловна готовит ему борщи? Ты думаешь, их связь — это про «путь к сердцу»? Нет. Это сделка. Его молодость и физическая форма — в обмен на ее деньги и статус. И он сам тебе это сказал!»

Я сделала глубокий, прерывистый вдох и резко выключила звук на ноутбуке. Ролик замолчал, оставив на экране самодовольную рожу «гуру».

Да. Это была ересь. Дешевая попытка внушить женщинам чувство вины и продать им очередной курс «как вернуть страсть». Олег не пошел к той, кто «лучше в постели». Он пошел к той, кто старше, но богаче и влиятельнее. Он продался. И пытался продать и меня, шантажируя квартирой для дочери.
Я закрыла ноутбук с такой силой, что затрещала крышка.

Мне было не до статей УК. Мне было не до страха. Теперь мной двигала новая эмоция — яростное, обжигающее чувство собственного достоинства.

Он не заслуживал ни моего тела, ни моей кухни, ни моих слез. И уж тем более — моего чувства вины.

Я снова открыла ноутбук. Но теперь я искала уже не уголовные статьи. Я искала частных детективов. И самых жестких адвокатов по разводам. Если он играет по правилам власти и денег, что ж, я научусь играть в его игру. И обыграю его.

На другой день Инны на работе с утра не было. Моя вторая напарница Светлана, женщина шестидесяти лет, решила со мной посекретничать.

Под видом проверки инвентаря она заманила меня в дальний угол склада, пахнущий древесной стружкой и лаком.
— Лидочка, ты никому ни слова, — начала она почти шепотом, ее глаза блестели от возбуждения, — вчера я тут была, бумаги искала, и слышала сплетню... про нашу Венеру Михайловну.