Развод с чемпионом. ( Не) семья

Глава 1

АЛИНА

В кухню он входит молча.

Как всегда — резко, тяжелым, плотным шагом. Как будто не просто идет, а проверяет пол на прочность. Спина широкая, шея — как канат. На футболке — надпись знаменитого клуба, символ его побед. От Дамира исходит густое напряжение: сила, концентрация, адреналин.

Он садится за стол, бросая короткое, почти механическое:

— Доброе.

Я отвечаю так же сухо. В моих руках — Ника, наш маленький котенок.

Дочка почти не разговаривает. Лишь жестами показывает, чего хочет, смотрит цепко. Иногда шепчет робкое «мама».

Ей два. Совсем недавно исполнилось, а Дамир пропустил и этот день рождения. Второй год подряд его нет рядом, и я с горечью предчувствую, что и следующий праздник будет таким же.

Подвигаю к мужу тарелку с его привычным завтраком. Старалась, выверяла каждый грамм белка, как ему нужно, но…

— Ну, Алин, — недовольно хмурится Дамир, ковыряясь вилкой в еде. — Белка мало. Ты же знаешь мою норму.

Слова режут, как удары хлыста. Коротко, жестко, будто это не завтрак в кругу семьи, а контроль на взвешивании перед боем. Муж не смотрит мне в глаза. Не благодарит. Не дарит даже тени улыбки. Просто ест. Жует мощно, словно отрабатывает удар.

А я сижу напротив, заключив Нику в кольцо своих рук. Доченька долго не могла уснуть вчера, прижималась, обнимала меня сквозь дрему. Я гладила ее по шелковистым волосам и слушала, как она бормочет во сне тихое, утешительное «ммм…».

Дамир изучает содержимое тарелки, а я — его. Своего мужа. Чемпиона. Машину для побед. Легенду.

Рядом с ним я ощущаю себя прозрачной. Между нами — аквариум, и я там внутри, с ребенком на руках, а он — снаружи, и воздух у нас разный.

— Вчера, — начинаю я, особенно ни на что не надеясь, — Никуля попыталась сама застегнуть пуговицу. Сидела, боролась с ней, маленькая героиня. Целых десять минут.

Он одобрительно кивает:

— Молодец.

Сухо. Без взгляда. Как будто я читаю погоду на завтра, а не говорю о том, как растет его дочь.

— А еще она шепчет «ба» на картинку с медвежонком. Думаю, это про сказку, которую ты читал ей когда-то. Помнишь?

Супруг моргает и секунду молчит, отвечая с заминкой:

— Нет, извини. Алин, у меня график забит. Три спарринга. Потом сгонка. Вес нужно убрать. Так что не жди меня к вечеру. Вернусь — сразу в кровать.

Вот и все. Он встает, откладывая вилку. Не оборачивается.

Дочка чуть шевелится у меня на руках, чувствуя, что папа вновь уходит.

— Ты не спросил, как мы, — швыряю ему в спину.

Для чего говорю — непонятно. Ему же все равно. Дамир уже у двери, но вдруг оборачивается. Вспомнил о чем-то важном? Или меня услышал?

Он сбрасывает с плеч раздражение, будто тяжелый рюкзак, разворачивается:

— И как вы?

Мои губы сами открываются, но слова застревают где-то в горле. Не потому что злюсь или обижаюсь. А потому что в груди — пустота, как в его глазах. Он уже не смотрит на меня. Его взгляд прилип к экрану телевизора: тот шуршит фоном — почти беззвучный, как наш брак.

На экране — Дамир. В клетке. Это его недавний бой.

Пальцы супруга жадно хватают пульт, звук взрывается:

— …И снова без шансов! Халилов кромсает соперника мощнейшим хай-киком!!

Камера выхватывает, как он бьет с разворота, и соперник падает. Толпа ревет: «Да-мир!»

— Вот это да! Вот это зверь! — захлебывается комментатор. — Это машина, друзья!!!

Мелькают кадры: его лицо, кулаки, тяжелые капли пота, темные пятна на перчатке соперника.

Потом — фрагмент интервью. Дамир стоит под софитами, плечи блестят, как лакированные, улыбка — выученный жест. Журналистка с улыбкой тычет микрофоном:

— Какие ощущения? Планы?

А он не теряется, отвечает. Говорит о бое, о сопернике, о технике. О себе. Про команду — одно слово. Про семью — ни звука. Как обычно. Как будто он один. Как будто он родился на ринге и живет там.

Я смотрю на него — того, с экрана. Он там другой. Или, может быть, наоборот — именно там он настоящий. Свободный. Без нас…

Да, он очень любит ринг. А мы так… в перерывах между боями. Если останется время. Если останутся силы.

Я лишь горько ухмыляюсь: «…Вот это машина, друзья!»

Дочка сопит у меня на руках. Ее крохотная ладошка тянется к экрану, пальчики замирают на пиксельном лице отца. Застывают, как я — между надеждой и привычным разочарованием.

Он всегда в телевизоре. В клетке, под софитами, в чужих восторгах. Никогда — здесь, с нами.

Дамир хмурится, морщит лоб, будто решает сложную задачу, и глушит звук. Пульт шлепается на стол. Супруг, застывая, пролистывает в памяти обязательный список: спарринги, вес... Где-то в конце, после всего — мы.

— Так… Ладно. Я поехал. До вечера.

И тогда случается самое жестокое. Он наклоняется и дарит два поцелуя на чистой механике: сначала чмокает в макушку дочь, потом — меня в висок. Холоднее, чем пол в спортзале, честное слово.

Я сознательно не закрываю глаза. Пусть не будет даже этого — мнимой нежности в памяти.

Дверь захлопывается, замок снова щелкает, а я остаюсь на кухне с нашей малышкой на руках. Ника бессмысленно тычет пальцем в черный экран. Я глажу ее волосы, такие же темные, как его. Удивительная ирония: он умеет ломать ребра, но не умеет обнимать сердцем. Может держать удар, но не спросит — «Как прошёл день?». Дамира хватает на весь мир, но только не на нас.

Дома тихо, я различаю только ровное дыхание дочки.

Телевизор мертв. И что-то во мне — тоже.

Глава 2

ДАМИР

— Бей, если не хочешь, чтобы тебя размазали по рингу! — говорю сам себе мысленно.

Мой взгляд — как прицел. Соперник дергается, ловит дыхание. Я вижу, как капли пота стекают по его вискам. Он уже проиграл — еще до удара.

Хлоп! Грудью вперед, левый хук в корпус — он кряхтит. Раз! Правый апперкот — челюсть хрустит под бинтами. Он отлетает в сторону, глаза уже мутные.

— Хватит, — бросаю в сторону, срывая капу.

Не добиваю его. Незачем.

В зале пахнет потом, железом и резким антисептиком: кто-то опять переборщил с обработкой матов. На ладонях горит кожа — я содрал перчатками в последнем раунде. Хорошо. Боль — как щелчок по нервам. Держит в тонусе.

— Халилов, к тебе, — бросает Санек.

За спиной раздаются щелчки камер. Это инвесторы. Приехали снимать «настоящего зверя».

Я разворачиваюсь, сразу ловя этот взгляд: журналистка. Длинные ноги, юбка, которая едва прикрывает все, что нужно. Смотрит на меня так, будто я кусок мяса. Я лишь ухмыляюсь: привычное дело.

— Дамир, пару кадров у груши? — торопливо уточняет она, держа наготове микрофон.

— Давайте быстро, — срываю бинты зубами.

Включаю «тот самый» взгляд — холодный, без эмоций. Бью по груше — раз-два, резко, технично. Камера ловит движение каждого мускула.

— Легендарная дисциплина, — ухмыляется один из спонсоров, толстый, в часах дороже моей зарплаты. — Как вам удается так концентрироваться?

— Не отвлекаюсь, — бью еще серию. Груша вздрагивает на цепи.

Камеры щелкают. Спонсоры перешептываются: им определенно нравится.

— Наш бренд — для настоящих мужчин, — с ухмылкой заявляет один, разглядывая меня, как новую тачку. — Вы — идеал.

Киваю. Идеал, машина, зверь. Какая разница.

— Дамир, тебе второй раз звонят! — кричат из зала.

Переключаю внимание: телефон лежит в стороне, но его навязчивая вибрация и правда режет слух.

Торопливо пересекаю разделяющее расстояние. Ух! Мелькает имя: «Алинка».

Черт, не сейчас. Но где-то глубоко, под ребрами, все же сжимается что-то неприятное.

— Халилов, не задерживай! — орет тренер.

Я вытираю лицо полотенцем и откладываю телефон в сторону, отключая звук. Разберусь позже.

Сейчас важен только ринг, а все остальное... подождет.

***

Тень от лампы ползет по полу, вытягиваясь в длинные полосы. День выдался долгим. Как всегда.

— Ты победишь, — заявляет тренер после того, как я наспех принял душ и переоделся. Игорь Васильевич бросает мне бутылку с водой. — Покоришь Пекин. Потом два неофициальных боя. Если хочешь, — ведет бровью.

Ловлю бутылку на автомате, даже не глядя. Вода теплая, как будто тоже выдохлась.

— Подумаю — роняю устало, вытирая пот с лица.

— Полмиллиона за каждый, — Игорь Васильевич протягивает конверт с билетами. — Трансляции, бонусы — свой процент знаешь. Тебя там очень хотят.

Кладу конверт в сумку, даже не проверяя. Доверяю.

— Готовься, Дамир, — добавляет он. — В Пекине влажность под 80%, готовь легкие.

Киваю. Знаю. Знаю все.

— Халилов! — резкий окрик за спиной.

Я, напрягшись, резко оборачиваюсь: это рефлекс.

Сашка — мой спарринг-партнер — уже рядом, пытается схватить за шею. Автоматом я ухожу в сторону, проворачиваюсь. Как на тренировках.

— Расслабься, чемпион, — хрипит он, потирая запястье. — Скоро турне, а ты как зомби.

— Выжимаю из себя все, сам видишь, — парирую я, швыряя ему мокрое полотенце.

Сашка ловит, смеясь:

— Ладно, старик. Давай хоть забуримся куда-нибудь, расслабимся! У тебя даже лицо как камень!

Тренер аж в лице меняется.

— Ты обалдел?! У меня режим, — откусываюсь негрубо.

Мы расходимся.

Тяжелая спортивная сумка глухо ударяет по бедру, когда я выхожу на парковку. Ночь висит над столицей плотным маревом, размывая контуры фонарей в духоте. Воздух пахнет раскаленным асфальтом и далеким грозовым фронтом.

Я дергаюсь. Вот же ЧЕРТ!!! Я Алине обещал перезвонить!

Рука тянется к карману. Вытаскиваю телефон, но экран уже черный, безжизненный. Бью по нему ребром ладони, реакции ноль.

Губы сами складываются в матерное слово, но звук так и не вырывается наружу.

Брелок согревает пальцы, когда подхожу к своему финику. Машина отзывается хриплым урчанием, как живое существо. Сажусь за руль, кожаное сиденье поскрипывает под моим весом.

В бардачке валяется зарядка. Подключаю телефон, давлю педаль в пол и жду, пока на экране появится красная полоска. Ну хоть пять процентов…

Хватит на пару слов. Но когда долгожданная полоска загорается, я обращаю внимание на время. Мдааа, поздновато. Пальцы замирают над экраном. Сейчас Алина наверняка уже спит. Мой звонок разбудит их обеих.

Не вовремя. Я как всегда не вовремя. Выпускаю телефон из рук, а тот падает на пассажирское сиденье с глухим стуком.

Перед подъездом гашу фары. Двигатель еще минуту тихо потряхивает. Наконец-то, отдых. Ключ поворачиваю с громким щелчком, который эхом разносится по подъезду.

И… тишина.

Только где-то за стеной раздается ровное тиканье кухонных часов: то ли время идет, то ли отсчет до следующего боя, то ли эхо ринга, которое не заглушить даже ночью.

А Алине я так и не перезвонил.

Глава 3

АЛИНА

Утро начинается с тишины. Свет за окном еще бледный, размытый, не решается нарушить покой. Я открываю глаза первая — так всегда. Дамир спит, его дыхание ровное, тяжелое, лицо прижато к подушке, рука раскинута через мою талию.

Я не слышала, когда он вернулся.

Аккуратно приподнимаю его ладонь, теплую, чуть шершавую от мозолей, и скольжу с кровати босиком. Пол холодный, но приятный.

Никуля...

Заглядываю в детскую — мое маленькое солнышко спит, свернувшись калачиком, ресницы трепещут во сне. Щека прижата к плюшевому зайцу, подаренному Яной.

На кухне включаю мягкий свет. Кофе зашипел в турке, овсянка закипает на медленном огне, молоко пенится в кастрюльке. Привычный ритуал. Но мысли…

Мысли только о нем. Вчера я снова не дозвонилась, а он, как и всегда… Ой!

Неожиданное касание заставляет меня вздрогнуть.

Крепкие руки обвивают мою талию, твердые губы прижимаются к шее. Дыхание горячее и хриплое, с оттенком вчерашней усталости.

— Ты проснулся… — удивляюсь я, и голос дрожит — не от испуга, а от странной нежности.

Муж что-то бормочет, нечленораздельное, спросонья, но руки уже отодвигают кастрюлю, прижимают меня к столешнице.

— Дамир… — пытаюсь я протестовать, но это бесполезно. Улыбаюсь.

Не могу не отозваться, когда он касается меня. Когда его пальцы скользят под футболку.

Внутри поднимается настоящий шторм — море надежды, желания и трепетных чувств к нему.

— Никуля спит? — его вопрос тонет в моем вздохе, а губы находят мои прежде, чем я успеваю ответить. Терпкие. Пахнут терпкостью и крепким кофе, который муж, должно быть, выпил украдкой, пока я возилась у плиты.

Он целует жадно, а я отвечаю так же страстно, зубы слегка задевают его нижнюю губу, и он рычит — низко, глубоко, так, что дрожь пробегает по спине.

Дикое, неукротимое пламя полыхает между нами. Даже после тишины, одиночества и невысказанных обид.

Я тону в нем. В этом вкусе, в этом жаре, в этом безумии, которое только ему под силу во мне разжечь.

Потому что он — это он. Мой Дамир. Хотя бы в этот миг.

Его губы скользят по шее, кусают ключицу. Я вздрагиваю и тянусь к нему, цепляясь, как за спасательный круг в бушующем море. И пламя полыхает ярче, жарче, нестерпимее. Противостоять? Невозможно.

Я не хочу.

***

На кухне снова тихо. Не больнично‑пусто, а мягко, почти как раньше. Полоса утреннего света ползет по стене и касается кружек, блеска столовых приборов, деревянной разделочной доски. На спинке стула висит майка Дамира: пахнет им.

Он входит из душа босиком, тише обычного. Улыбается уголком губ, коротко.

Внутри меня звенит от переполняющей радости. Ника еще спит, и эта нежданная пауза кажется подарком.

— Ника никак не проснется.

— Нет, — качаю головой. — Дай ей десять минут, она выберет момент, чтобы объявить о себе. Садись.

Я кладу руку на стол так, чтобы кончики пальцев почти касались его кисти — почти, но не дотрагиваясь. От этого «почти» сердце вздрагивает.

— Ты так устал, что даже вещи не разобрал вчера, — говорю осторожно, чтобы не расплескать уют.

— Спарринг был злой, — вздыхает он. — И инвесторы приезжали. Куча всего. После я просто упал.

— Понятно, — встаю, подхожу к его спортивной сумке, оставленной у двери. — Давай я кину форму в стирку.

Расстегиваю молнию. Темный хлопок, бинты, бутылка воды. Пальцы скользят в боковой карман и цепляются за плотную бумагу. Билеты. Но почему так много?

Сразу несколько городов. Странно. Сердце бьется глухо‑глухо. Часто‑часто. Как будто в груди барабанщик проверяет звук.

Я возвращаюсь к столу, держа билеты двумя пальцами, чтобы он увидел.

— Так вроде же один только бой? — уточняю твердо.

Дамир поднимает глаза, моргает медленно, фокусируясь.

— Да. Нет… Еще два, промежуточных. Только решилось, буквально вчера, Алин. Я собирался рассказать…

— Но не успел.

Он откидывается на спинку, мои пальцы сжимаются в замок.

— Алин, это работа. Сроки горели. А я в игре. Ты же знаешь.

— Знаю, — криво улыбаюсь. Ложка звякает о край миски. — А если ты после одного из таких боев просто не встанешь на ноги?

— Алин. У меня все под контролем.

— Ты все решаешь за себя сам. Зачем тебе еще два непонятных боя?! Почему ты не можешь просто побыть с нами?

Он прищуривается, чуть поджимает губы — стирает резкую фразу, которую сносит еще в воздухе.

— Потому что сейчас вот так, — прибивает меня колкостью.

Рысь напряжения проходит по шее, кусается больно.

— Ты мне даже не перезвонил вчера.

— Я хотел. Серьезно. Думал чуть позже… а потом… — разводит руками, словно ищет, куда деть вину. — Провалился. Прости.

Тишина становится липкой и неприятной. Я медленно втягиваю воздух. Смотрю на него: темные круги под глазами, руки — сильные, но дрожат едва‑едва.

— Я не хочу быть уведомлением в конце дня, Дамир, — роняю чужим охрипшим голосом.

Его плечи опускаются, он вздыхает.

— Для меня это важно, ты понимаешь? — он всплескивает руками. — Ты хочешь, чтобы я сейчас все бросил?!

Глава 3.1

***

Ника вскрикивает в спальне, и этот звук чиркает спичкой, поджигая напряжение. Мы с Дамиром оба одновременно поднимаемся. Он делает полшага, будто хочет пройти, но останавливается, уступая. Я бегу к дочке, чувствуя, как дрожит дыхание.

И пока иду, спина горит от его взгляда. Уют кухни остается позади. Когда я вернусь, день снова треснет пополам: у него спарринг, у меня ребенок, а между — билеты, шуршащие, как тонкий лед над провалом.

Ника еще скулит в кроватке, я ее качаю, глажу, бормочу ей что-то нежно-нежно. Но внутри меня все кипит. Никуля пробуждается, обнимается и торопится выбрать платьице.

Когда я возвращаюсь в кухню, Дамир все еще стоит там, оперевшись о столешницу. Взгляд его направлен в пол. Я останавливаюсь напротив, подмечая:

— Ты всегда занят для меня. Но почему‑то не для всех остальных.

Он молчит, зажимая челюсть. Его грудь тяжело вздымается.

— Мне больно, Дамир. Понимаешь? Мы с Никой где‑то в конце твоего списка. После взвешиваний, боев, пресс‑конференций. После всего. Почему мы тебе не нужны? — заканчиваю почти шепотом.

— А ты вообще знаешь, как мне это все дается? — он почти взрывается. — Я впахиваю как проклятый, чтобы вы ни в чем не нуждались!

— Ты впахиваешь ради себя! А кому это надо, если тебя просто нет?! — почти кричу ему в ответ. — Ты пропустил оба ее дня рождения! ОБА, Дамир!

— У меня был бой! Тебе это известно!

— Да мне плевать уже, где ты был! Тебя не дождаться никогда! Даже по праздникам! И ты не перезвонил, не потому что тебе некогда. А потому что просто отмахнулся! Потому что тебе так легче! Потому что пообщаться с инвесторами у тебя всегда находится время!

Он сжимает кулаки. Скулы ходят, сейчас вот-вот взорвется.

— И знаешь что, Дамир? Когда‑нибудь ты снова не возьмешь трубку… — замолкаю. Делаю вдох и заканчиваю тихо, почти шепотом: — …но тогда уже будет поздно перезванивать.

Его взгляд дергается в сторону. Я вижу, как муж дышит — быстро, поверхностно.
Все, что я сейчас сказала, бьет по нему сильнее, чем любой удар в клетке. Он хочет возразить, но решает проглотить ответ. А потом просто разворачивается и уходит туда, где ему быть важнее.

Дорогие девочки, сегодня скидка на мою

РАЗВОД. АДВОКАТСКАЯ ТАЙНА

— Да это же просто секс! Ну, было разок, — ухмыляется муж, — ну, может, два! О каком разводе речь, Оля?! Успокойся!

Мне на глаза попалась фотография, опубликованная в соцсетях популярной моделью. С подписью: «Мой любимый такой милаха, когда спит».
Все верно. Мужчина на фото выглядит довольно внушительно. Вот только в ее любимом я узнаю своего мужа, с которым мы вместе уже шестнадцать лет.

Книга здесь: https://litnet.com/shrt/P2Py

Промо: QRbBjHxF

Глава 4

Утро начинается без слов.

Я стою в дверях спальни и наблюдаю, как Дамир собирается. Он движется четко, резко, без лишних жестов — как всегда собран и сосредоточен. Вот его мощные плечи напрягаются, когда он натягивает черную футболку. Вот ткань на мгновение застревает на широкой спине, но он одним движением стягивает ее вниз, поправляет. В этом жесте столько уверенной силы, что у меня перехватывает дыхание.

Мысленно он уже там — на ринге в Пекине. Его глаза смотрят сквозь стены, сквозь меня, в какую-то далекую точку, где его ждет бой.

Я впитываю каждую деталь: как его челюсть напрягается, когда он застегивает чемодан, как пальцы автоматически проверяют паспорт в боковом кармане, как он прикусывает губу, мысленно прокручивая комбинации ударов.

Мои пальцы сами сжимают складки шелкового халата, ткань мнется, но мне все равно. В горле застревает комок, а я не издаю ни звука. Опускаю голову, собираясь с мыслями, а потом… делаю шаг. И еще один.

Я подхожу и кладу ладонь мужу на грудь. Чувствую под пальцами тепло темной ткани, ровный, спокойный ритм сердца мужа.

— Дамир... — мой голос звучит тише, чем я планировала.

Он вздрагивает, словно я выдернула его из глубины своих размышлений. Его взгляд наконец фокусируется на мне, но в глазах — лишь легкое раздражение.

Я смотрю на него, впитывая каждую черточку лица — эти невидимые морщинки у глаз, которые появляются, только когда он действительно улыбается; тень ресниц, падающих на скулы; этот шрам над бровью, оставшийся после того боя в Осаке...

Я хочу сказать: «Возвращайся скорее». Хочу сказать: «Я буду скучать». Хочу сказать ему: «Пожалуйста, ты мне так нужен, вспомни обо мне. Ну пожалуйста…». Но не решаюсь.

— Я поехал, — хмурится он. Его пальцы уже сжимают ручку чемодана, а плечи уже развернуты к выходу.

— Я хотела сказать…

— Что? — супруг резко останавливается у двери, словно споткнулся о мой голос. Когда он оборачивается, в его глазах мелькает лишь холодное нетерпение. Я вижу, как его взгляд скользит мимо меня, как челюсти непроизвольно сжимаются — он уже мысленно повторяет комбинации ударов, уже чувствует ринг под ногами.

— Алина, — раздражается на выдохе, — самолет не ждет.

Но я уже тянусь к нему. Ладонь скользит по его щеке, еще мгновение, и я веду рукой по ежику коротких волос на затылке Дамира. Они такие же жесткие и непослушные, как и он сам.

Муж замирает, дыхание его сбивается. И тогда я, привставая на носочки, целую его. Нежно. Медленно. И в этом поцелуе звучит все, что я не могу выразить словами.

Губы его теплые, чуть потрескавшиеся, на вкус — горький кофе. Дамир сначала не отвечает, застигнутый врасплох, но потом... потом его руки касаются моей талии, притягивают так близко, что ребра начинают ныть.

Я отрываюсь первая, потому что если не сделать этого сейчас — никогда не смогу, а ждать, пока он отстранится первым — невыносимо.

Дамир вздыхает, отодвигаясь от меня, бросает торопливый взгляд на часы. Это движение — как нож под ребро.

Именно эта поездка добивает меня окончательно. Я понимаю, это его работа. Только почему тогда так больно?

— Ты обязательно победишь, чемпион, — роняю я вместо обиды.

И тут же отступаю, улыбаюсь, прячу руки за спину, чтобы он не увидел, как они дрожат.

Муж холодно кивает и разворачивается к выходу. Еще секунда — и он исчезнет за порогом, снова растворится в своем мире боли и триумфа… как вдруг раздается тихий скрип.

Дверь детской распахивается, и на пороге появляется маленькая фигурка в пижамке с зайчиками. Ника.

Она стоит, потирая кулачками сонные глазки, темные волосики растрепаны после сна. Медленно и неуверенно она переставляет босые ножки по прохладному полу.

— Па... — тихо лепечет она, протягивая ручки в его сторону.

Дамир замирает.

Я вижу, как его мощная спина напрягается, как пальцы разжимают ручку чемодана. Он медленно поворачивается, и в его глазах что-то меняется.

— Никуля... — голос становится мягче и теплее.

Он наклоняется, и его огромные руки — те самые, что ломают ребра на ринге — осторожно подхватывают нашу дочь. Ника сразу прижимается к его груди, прячет личико в шее, доверчиво обвисая всем телом.

И вот он стоит передо мной — мой муж. Высокий. Мощный. Гора мышц и несокрушимой силы. Его бицепсы напряжены, широкие плечи создают надежную защиту нашей маленькой крошке. В этот момент он кажется абсолютно неуязвимым — как будто может одним движением сокрушить любую опасность, любую угрозу.

— Па…

— Никуль, мне пора, солнышко, — произносит он с легким нажимом.

— Папа улетает, — осторожно поглаживая по спинке дочь, я вмешиваюсь в их разговор, потому как Дамир нервничает все сильнее. — Но скоро вернется.

Дочка не отвечает, только крепче цепляется за его футболку.

Дамир поднимает на меня умоляющий взгляд.

— Мы будем ждать. Пойдем, Никуль.

Дамир кивает, еще раз прижимает Нику к себе, потом осторожно передает мне дочь. Я чувствую почти физическую боль.

— Позвоню, — обещает он. Как обычно.

И уходит.

Где-то там, под его броней, под этой непробиваемой уверенностью размеренно бьется сердце.

Кому же оно все-таки принадлежит? Нам с дочкой? Или рингу…

Глава 5

Экран телевизора мерцает в полутьме гостиной, отбрасывая синеватые блики на стены. Мои пальцы впиваются в подлокотники кресла, ногти белеют от напряжения.

— …И вот он выходит на второй раунд! — комментатор чуть срывается, голос его звенит от эмоций. — Халилов! Гроза ринга и непобедимый чемпион!

Дамир собран и сосредоточен, словно нервы его из стали. Каждое движение отточено, грудь вздымается. Соперник бросается вперед, и…

Бах!

— Он чувствует момент! — перекрывая шум болельщиков, надрывается голос диктора. — Халилов пробивает защиту резким ударом в корпус! Здесь не прощают замедлений!

Я даже не дышу, сжатая в один нерв.

Он пропускает неожиданный выпад — левый хук в висок! Каждый раз вздрагиваю, когда соперники бьют мужа, каждый раз молю: «Хоть бы ничего серьезного…»

Камера выхватывает ледяной взгляд — яростный, отстраненный, нечеловечески хищный.

Резко выдыхаю, едва не вскрикнув. Грудь сводит судорогой: Дамир снова входит в ближний бой, захватывая корпус и сбивая соперника вниз. Рев трибун сносит все. Комментатор в экстазе:

— Да это же граунд-энд-паунд! Вы видели, какая техника?! Только посмотрите! Только посмотрите, с какой яростью и точностью Халилов добивает сопротивляющегося Джафарова! Что за бой, что за бой, друзья! Нервы на пределе!

Сердце колотится так, будто рвется наружу. Дамир зверски расправляется с соперником, а я вздрагиваю от каждого удара. Лицо противника — всмятку. Ненавижу этот спорт! На это невозможно смотреть без слез.

— Не-ве-ро-ятно! — восхищается комментатор. — Неужели это конец для Джафарова?!

«Кхык!» — неожиданно доносится из детской хриплый кашель, как настойчивое напоминание: моя настоящая жизнь здесь, а не в телевизоре. Я тщательно прислушиваюсь… И снова кашель, и слабый вскрик.

Я вскакиваю так резко, что ногой больно бьюсь о журнальный столик. Кружка с чаем, стоящая на краю, с оглушительным звоном летит на пол. Горячая жидкость обжигает лодыжку, но я уже несусь вперед, на ходу смахивая со щек предательскую влагу.

Дверь в детскую, тихо поскрипывая, открывается в полумрак, где воздух густой и тяжелый от лекарств, надо бы проветрить. Мягкие игрушки раскиданы на полу. Никуля сидит посреди кроватки, футболка от пижамы сбилась набок, обнажая одно плечико. Темные волосики, обычно аккуратно уложенные в хвостики, сейчас торчат во все стороны. Доченька оттопыривает нижнюю губу, а до меня доносятся ее всхлипы — хриплые и прерывистые. Когда дочь подмечает меня, ее носик тут же морщится:

— Ма-ма...

Она тянется ко мне, ее ресницы мокрые от слез.

— Я здесь, солнышко...

Подхватываю дочку и сразу чувствую жар — ее тельце пышет, как маленькая печка, лоб горячий, сердечко бьется часто-часто, как птичка в ладонях. Ника тут же вцепляется в меня, ее личико зарывается мне в шею.

— Ты моя хорошая, — бормочу ласково, поднимаясь с ней на ноги, а из гостиной доносится рев диктора:

— Кто сомневался, то зря! ДАМИР ХАЛИЛОВ СНОВА ДОКАЗАЛ, ЧТО ОН — ЖИВАЯ ЛЕГЕНДА!

Ника тихонько всхлипывает, ее пальчики цепляются за мою футболку. Мы вместе направляемся в гостиную, я выключаю телевизор.

Закусываю губу до боли, когда градусник под мышкой у Ники начинает жалобно пищать. Цифры расплываются перед глазами — 39.1.

Влажное полотенце в моих руках осторожно касается разгоряченной кожи доченьки. Приношу малышке воду:

— Вот так, моя хорошая, вот так, — бормочу, прикладывая стакан с водой к ее губам — она молодец, пьет.

С жаром я сражаюсь минут двадцать. Дыхание Ники становится глубже, размереннее, голова уже утопает в подушке. На мгновение мне показалось, что телефон ожил, и я торопливо возвращаюсь в гостиную, но мобильный молчаливо лежит на столе. Я тянусь к нему, включаю экран: ничего. От любимого ни одного сообщения за весь день. Ни звонка. Губы сами складываются в кривую улыбку — сегодня ведь его большой день. Победа. Слава. Триумф. Хотя Дамир знает, что Ника болеет.

Сама я звонить не стану: надоело. Отключая звук, откладываю телефон на место. Я с легкостью подавляю порыв разбить его, чтобы больше не проверять и не ждать ничего.

Возвращаясь в детскую, сажусь на край кровати, снова кладу руку на лоб уснувшей Ники. Выдыхаю: прохладный. И это — моя маленькая победа. Без зрителей, без аплодисментов и без поздравлений, но от этого не менее значимая.

Победа, до которой Дамиру нет дела.

Глава 6

— Ты как? — раздается сухой голос в трубке.

Я прижимаю телефон к уху плотнее, сдавливая его так, словно сломать пытаюсь. Дождь стучит по подоконнику, капли ползут по стеклу, как слезы.

— Не могу больше. Ну не могу, Ян, — мой голос звучит хрипло, будто его перетерли наждачной бумагой.

Тишина в трубке провисает, становясь гуще и непримиримее.

— Приехать? — предлагает Яна. — Хоть поспишь, пока я с Никой посижу.

Я закрываю глаза, чувствуя, как по спине бегут мурашки. В детской тихо — Ника наконец уснула, ее дыхание ровное, лишь изредка прерываемое слабым бормотанием сквозь сон.

— Не надо, — отвечаю я, проводя ладонью по лбу. — Уже легче.

— Алин, — вздыхает Яна, и я различаю, как на фоне звякает чашка. Чай. У Яны в это время всегда небольшой перерыв. — Может, настоишь на своем? Потребуешь...

— Нет.

Слово вырывается очень уж резко, неожиданно даже для меня.

Я смотрю на медиа-консоль, где стоит наше с Дамиром свадебное фото. Он там такой милый — улыбается во весь рот, глаза блестят, рука обнимает меня так крепко, будто супруг никогда не отпустит.

Теперь он обнимает только грушу и микрофоны на послематчевых интервью.

— Мне не нравится твое состояние... — настороженно продолжает Яна, но я перебиваю:

— Знаешь, что самое страшное? — пусть голос предательски дрожит, но глаза сухие. — Я не хочу, чтобы он возвращался. Пусть живет на своих тренировках.

Молчание.

Даже дождь за окном затихает.

Я впервые говорю это вслух. Впервые признаюсь сама себе: я задыхаюсь с ним. Потому что без него…

Не хочу. Не хочу ждать его шаги в коридоре, видеть его сумку у двери, слышать усталые оправдания. Не хочу притворяться, что скоро все будет иначе. Не хочу ждать, когда же наступит наше настоящее. Не хочу быть фоном в его жизни.

— Обалдеть, — тихо выдыхает Яна.

— Ладно, пойду я. Может, тоже удастся вздремнуть.

Я смотрю на свои руки. На обручальное кольцо, которое все чаще остается лежать на тумбочке.

И самое странное — это уже почти не больно.

***

Дверь закрывается с тихим щелчком замка, и я на мгновение прислоняюсь к ней лбом, ощущая прохладу дерева под кожей. Врач ушел, оставив после себя лишь легкий запах антисептика да облегчение, которое разливается в груди теплыми волнами.

— Хрипов нет, горлышко почти прекрасное, — еще звонят у меня в ушах его слова, сладкие, как летний дождь после засухи.

Из детской доносится смех Ники — звонкий, настоящий. Она уже вдохновленно играет с плюшевым зайцем, который больше недели лежал позабытый в углу. Солнечный свет льется через занавески, рисуя на полу золотистые пятна, и кажется, что вместе с болезнью из дома ушло что-то тяжелое и темное.

Телефон звонит неожиданно, у Дамира сегодня легкий спарринг для поддержания тонуса.

— Как дела? — голос мужа глуховатый, будто доносится из-под толщи воды. — Доктор уже был?

Я прижимаю трубку плечом к уху, одной рукой наливая в тарелку куриный суп — аромат лука, моркови, укропа поднимается столбом пара. Ника уже топает в кухню, привлеченная запахом.

— Лучше, — отвечаю я без тени улыбки. — Врач сказал, что хрипов нет.

— Отлично же! — он делает паузу, и я слышу, как за его спиной кто-то кричит из команды. Тренировка, видимо, вот-вот начнется. — У тебя такой голос уставший. Алин, может, наймем няню? Будет тебе помогать.

Половник в моей руке замирает на полпути к тарелке. Суп продолжает струиться, переливаясь через край. Черт!

Я резко дергаюсь, стараясь сразу убрать слезы мини-аварии. Но это лишь больше меня подстегивает:

— А может, мне мужа себе нанять? Будет помогать.

Диалог резко смещается в болезненное русло. Ника подбегает к столу, ее пальчики тут же тянутся к хлебу, оставляя лишь крошки на чистой скатерти.

— Алиш, — наконец отмирает Дамир, ощутимо смягчаясь. — У меня через два дня крайний лайтовый поединок, потом еще интервьюшный день и все. Я сам соскучился.

Отчетливый запах укропа ударяет в нос, становясь удушающе резким. Желудок сжимается в тугой узел, горло перехватывает. Я резко отодвигаю тарелку, отворачиваясь, чувствую, как волна тошноты подкатывает к самому горлу.

— Дамир. Мне нужно идти, — прерываю я его, даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе, не обращая внимания на такое чувственное «Алиш». — Ника голодная.

Вешаю трубку, не пытаясь дослушать его «хорошо, берегите себя». Рука сама тянется к животу, пальцы впиваются в ткань халата. Что-то же...

— Мама! — Никуля глядит на меня с нетерпением.

— Все хорошо, солнышко, — улыбаюсь я через силу, гладя ее по голове. Ее волосики такие мягкие, гладкие. — Садись кушать.

В глотке застревает горький комок и появляется странное щемящее чувство, будто земля под ногами перестала быть надежной.

Глава 7

Шумный зал премиум-ресторана «Гонг» наполнен смехом и праздничным гомоном. Хрустальные люстры отражаются в полированных стенах, создавая эффект бесконечного пространства, наполненного искусственным светом. Я арендовал весь второй этаж — длинный стол ломится от стейков с трюфелями, башен из морепродуктов, фруктовых композиций в виде октагона.

— Семьдесят три процента точности! — Игорь Васильевич стучит кулаком по столу, заставляя звенеть посуду. Его седая борода колышется в такт восторженной речи. — Это не просто пацанские цифры! Это математика чемпиона!

Санек уже третий тост произносит, размахивая статистикой боя.

— Когда твой хай-кик прилетел, я аж сам почувствовал! — он хватает меня за запястье, его пальцы впиваются в мышцы. — Чистая механика!

Леха, мой бренд-менеджер, не отрывается от планшета:

— Да этот хай-кик в первом раунде собрал уже три миллиона просмотров, — он поворачивает ко мне гаджет, где в замедленной съемке идеально видно, как моя нога встречается с челюстью соперника. — Тренды взлетели! Хештег с твоим именем в топе третий день!

Я откидываюсь на спинку стула, ощущая приятную усталость в мышцах. Два показательных боя после титульного — просто разминка, уверенная прогулка по рингу. Но этот чемпионский... Он вошел в историю.

— Главное — титул остался у меня, — отзываюсь я уже спокойно. Кожа на костяшках слегка воспалена, но это приятная боль — знак проделанной работы.

Сегодня я немного подустал: выбился из привычного режима.

— Эй, чемпион! — Санек щелкает пальцами перед моим лицом. — Ты где? В облаках?

— Здесь, — встряхиваю головой.

Официант с поклоном ставит передо мной блюдо — мраморная говядина с золотой фольгой. Я размеренно киваю. Нож входит в мясо, как мои удары в тело соперника — легко и без сопротивления.

Игорь Васильевич вдруг встает. Его мощная лапища хватает мое плечо:

— Ты сделал это, сынок, — его голос, обычно ревущий как гром, сейчас тихий и теплый. — Я горжусь тобой! — он замолкает, просто сжимая мое плечо так, что кости хрустят.

Я поднимаю бокал с гранатовым фрешем. Лед в стекле звенит, как колокол.

Леха внезапно прикрывает планшет ладонью, его глаза загораются азартом:

— Держись крепче, — наклоняется ко мне, понижая голос. — Мне вчера звонили угадай откуда! Хотят тебя на спецпроект — неделя съемок с действующими чемпионами. Гонорар... — он называет сумму, от которой у Санька падает челюсть.

Я медленно вращаю бокал в пальцах, наблюдая, как гранатовый сок оставляет прозрачно-алые следы на хрустале.

— Когда?

— Через месяц.

Хм… ну это прилично.

В этот момент за спиной Лехи мелькает что-то красное, мое внимание отчего-то переключается.

Алое платье, обтягивающее каждый изгиб тела незнакомки. Волосы — черный водопад с идеальными волнами, будто барышня только что с модного показа. Но главное — глаза. Зеленые. Хищные. И этот взгляд направлен прямо на меня.

Девушка замирает с телефоном в руке, ее губы чуть приоткрываются. Я чувствую, как по спине пробегает ток — не адреналин, что-то другое.

— ...Дамир? — Леха тычет меня локтем в бок, но я этого почти не ощущаю, что-то не позволяет мне отвернуться.

Малахит этих глаз — самое настоящее обещание. Не просто соблазн, а вызов. В них читается история, которую брюнетка готова рассказать только мне. Взгляд скользит по моему лицу, останавливаясь на губах, затем снова встречается с моим изучающим взором — и столько уверенности в этих зеленых озерах, что мне становится… странно.

Она первая опускает ресницы, но уголок ее рта дергается в едва заметной улыбке. Потом девушка медленно, нарочито медленно проводит языком по верхней губе, будто пробуя на вкус мою реакцию. И, отворачиваясь, она занимает свободный столик чуть в стороне от основного пиршества, перестав прожигать меня взглядом.

Странно. Как она прошла сюда? Здесь же только свои.

Кто она?

— Ты вообще слушаешь? — Леха хватает меня за запястье и прослеживает направление моего взгляда, я наконец концентрируюсь на собеседнике:

— Естественно. Я обдумаю и дам ответ. Позже.

Санек фыркает, Игорь Васильевич хмурится, но Леха с пониманием кивает:

— Понял. Ты только не забудь, у тебя завтра утром…

— Я знаю, что у меня завтра.

Звучат еще несколько привычных поздравлений, а когда я снова оглядываюсь, ее столик уже пуст. И только след помады горит на бокале ярким пламенем.

Глава 7.1

Гляжу в окно, равнодушно рассматривая огни ночного города. Стекло отражает отблески светильников и ленты неонового освещения. Кто-то смеется, кто-то поднимает бокал, кто-то рассказывает очередную байку.

Я сижу в глубине зала, вполоборота: привычка. Здесь нет ринга, но я все равно считаю углы. Вижу, кто заходит, кто выходит. Слежу краем глаза за официантами. За выражением лиц. За руками. Смешно: уже пора расслабиться, но мозг работает одинаково — и в клетке, и за столом. Это как дыхание.

— Дамир! — вернувшийся Леха хлопает ладонью по спинке моего стула. — Ну ты, конечно, дал! Я не успеваю обновлять цифры репостов!

У него глаза горят — как у ребенка на новогодней елке. В Лехе всегда жила эта страсть: продвижение брендов у него в крови. И у Лехи это чертовски хорошо получается!

Он занимает место рядом со мной.

— Короче, слушай. У нас на горизонте два варианта. Первый — экипировка. Очень крутая фирма, сами вышли на нас. Второй — игра. Да, да, не смотри так. Представь, ты — персонаж компьютерной игры. Статы, приемы, твой стиль. Это будет бомба!

Я киваю:

— Главное — чтобы не отвлекало. Лех, сейчас голова гудит. Потом обсудим, ладно? Мне за пару дней надо перезагрузиться.

— Да кто ж тебе мешает? — улыбается он. — Все аккуратно сделаем. С минимальным вовлечением, только твое лицо и согласование. Остальное — моя забота!

Я тянусь к стакану с водой, делаю глоток. На другом конце стола кто-то по-дружески орет:

— Да Дамир тогда в третьем раунде просто испарился! Я думал, он все, выдохся — а он как метнулся, и все, Мамаев даже не понял, что упал!

Я усмехаюсь. Не из гордости. Просто… да, это было красиво. И чисто. Помню тот бой. Помню каждый из своих боев.

Но… усталость уже просачивается в тело. На душе вязко. Плечи затекают. Шея гудит. Праздник как будто постепенно становится чужим, как шумная вечеринка после экзамена. Радость есть, но уже не только моя.

Я киваю Лехе снова, уже особенно не вслушиваясь, и в этот момент экран телефона вспыхивает. Смотрю машинально. Сообщение от Алины:

«Ника сегодня рановато проснулась. Я даже не рассчитывала».

Это ответ на мое дневное:

«Я не стал звонить, у вас уже много времени. Черкани, как проснешься».

Вчера вечером мы опять не пересеклись. Сегодня тоже: она — с Никой, я — занят своими делами. Когда она наконец освободилась — у меня началась встреча с организаторами. Когда я смог, она явно уже потушила свет.

Так и живем, каждый раз опаздывая друг для друга.

— Короче, еще момент! — Леха все не унимается. Я поднимаю ладонь — коротко, резко. Все. Хватит. Не сейчас. Я устал.

Леха замирает, понимая без слов, и, к его чести, отступает.

Я уже тянусь к телефону. Цепляю его и поднимаюсь из-за стола.

Выбираюсь наружу, распахивая стеклянную дверь.

Липкий воздух снаружи пахнет жарой, выхлопами и раскаленным асфальтом. Влажность действительно очень высокая, все словно покрыто невидимой пленкой. Дышать можно, но желательно через марлю.

Я отхожу на шаг от входа, провожу рукой по лицу, пытаясь стряхнуть вялость, и нажимаю вызов.

Гудки короткие, с равными паузами, будто отмеряют секунды.

Один. Второй.

Я жду.

Щелчок.

— Алло?.. — голос хрипловатый, видимо, она еще толком не проснулась. И все же — родной до мурашек.

— Эй. Это я. Не разбудил?

— Нет, — отвечает, зевая. — Мы уже на ногах. Точнее, Ника на ногах. А я еще не осилила такой ранний подъем.

В ее голосе тянется усталость. Не та, что от бессонной ночи, а накопившаяся. Длинная. Тихая.

— Как Ника? Температура больше не поднималась?

— Все нормально. Бодрая. Вчера полвечера «прибиралась» в своем шкафчике. А потом притащила мне носочки — переодевала новые каждые пять минут, — она смеется тихо. — Живчик она у нас. Ты же знаешь.

Я улыбаюсь, позволяя себе прикрыть глаза на секунду.

— Знаю.

— Кстати, я вчера взяла заказ на следующие выходные, — говорит она чуть бодрее. — Срочный. Представляешь, невесту подвел визажист в последний момент. Кто-то из друзей посоветовал ей меня. Она звонила, плакала. Пришлось все же договориться с Надеждой Васильевной, но мне повезло, она приедет.

Я молчу, только слушаю, как она рассказывает. Вообще я бы не хотел, чтобы Алина работала: я достаточно зарабатываю, но понимаю, что чуть позже жена вернется в профессию. А мне больше нравится, когда она ждет меня дома.

— Ты скучаешь по работе? — спрашиваю, хрипловато, ощущая, как тело начинает проситься обратно в кресло, в постель, куда угодно, лишь бы обессиленно развалиться.

— Редко. Я слишком люблю быть с Никулей. Ведь время, когда она маленькая, пролетит так быстро, что и оглянуться не успею.

Да, именно поэтому она и не хочет, чтобы ее подменяла няня. Но изредка Надежда Васильевна все же подстраховывает Алину, особенно, когда у нас форс-мажор.

Киваю в пустоту, стоя под светом фонарей.

— Ника спрашивает о тебе постоянно, я ей обещала, что ты вернешься уже сегодня. Она скучает.

Вот черт! Я щелкаю себя пальцем по переносице. Вспомнил.

— Алина… я тебе не сказал. У меня тут еще два дня осталось. Встречи нужные… Я… мне не до этого было, а потом вылетело.

Молчание в трубке не предвещает ничего хорошего. Алина никогда не скандалит, но я понимаю, что она в шаге от взрыва. Я реально забыл…

— А я думала, ты сегодня вечером вернешься… — голос ее становится почти безжизненным.

— Да я правда забыл, Алин. Замотался жестко.

— Но я ребенку уже пообещала. С твоих слов ведь.

— Прости, я виноват. Давай я ей сам все объясняю!

— Да ладно. Не нужно. Я как-нибудь сама.

— Алин…

— Ты там аккуратнее. Береги себя. Чемпион...

Последнее слово прозвучало так, словно мне приставили холодный клинок к горлу. Твою мать. Как я мог забыть. Она же ждала…

— Ты тоже.

Связь обрывается. Я медленно опускаю руку, прячу телефон в карман. И какое-то время просто стою, привыкая к пустоте в ладони.

Глава 8

Телефон все еще в руке. Экран давно погас, но я держу металлический корпус крепко, как хватаются за край обрыва.

Внутри меня не боль и даже не обида. Лишь ровная, спокойная решимость тяжелеет в груди, как ледяной камень, который больше не сдвинуть.

Дышу медленно, на вдохе проглатывая все, чего я так долго не хотела признавать, и больше не злюсь на Дамира. Не жду и уже не надеюсь. Просто пришло это ясное безжалостное «всё».

Я не хочу уговаривать. Не хочу напоминать. Не хочу ловить крохи внимания. Я устала быть последней в списке его приоритетов, мне ведь не особо много надо! Но разве моя малышка заслуживает отца, который почти ничего не знает о ней, и не видит, как она растет?

Тишину разрывает лишь шелест пластиковых фруктов, которые Ника усердно режет своим игрушечным ножом. Она сидит посреди ковра, поджав босые ножки, и весь ее двухлетний мир сейчас сосредоточен на этом важном деле — сложить в ведерко от песочного набора аккуратно разрезанные половинки яблока и груши.

Где-то под ребрами начинает нарастать волна. Медленная. Плотная. Она неумолимо поднимается к горлу и не проходит. Такая тянущая и едкая…

Я поднимаюсь, ощущая, как комната плывет перед глазами. Опираюсь о стенку, ожидая, когда земля перестанет уходить из-под ног. В зеркале ловлю свое отражение: бледное лицо, растрепанные волосы, тени под глазами, похожие на синяки. Неужто я так отвратительно выгляжу?! Вчера вроде все было нормально…

В кухне машинально включаю чайник, подмечая, как не слушаются пальцы. Просыпаю заварку мимо ситечка, ругаюсь себе под нос. Чайник шипит, выпуская клубы пара, а я смотрю на календарь, висящий возле холодильника. Красным кружком обведена дата — день, когда Дамир обещал вернуться. Сегодня.

Ника шлепает за мной в кухню, таща за собой ведерко с «нарезанными» фруктами. Садится у моих ног, продолжая свою игру, пока еще совершенно не нуждаясь в моем участии.

Опускаю веки, обещая себе, что все это пройдет: я открою окна, проветрю дом, я отмою свою жизнь добела. Каждая мысль — как шаг в сторону себя. Мне не нравится, кем я становлюсь рядом с ним. Мне не нравится, как постоянно учусь обходиться без него: без мужчины, которого люблю до дрожи в пальцах.

Тошнота горячей и неумолимой волной подкатывает снова. Я прижимаю ладонь к губам, чувствуя, как во рту становится горько. И так уже третье утро подряд.

Никуля разлеглась на полу, увлеченно собирая на липучки половинки фруктов. Темные бровки сдвинуты в той же сосредоточенной складке, что и у Дамира, когда он задумывается.

— Ам-ам, — бормочет дочка, протягивая мне воображаемый кусочек.

Наклонившись, принимаю его деревянными пальцами, делая вид, что жую. Желудок сжимается снова, и я резко выпрямляюсь, задевая мизинцем стульчик для кормления. Ауч, больно!

Несусь в ванную. Я успеваю захлопнуть за собой дверь, прежде чем наклоняюсь над раковиной, но кроме желчи и горького привкуса — ничего.

Вновь встречаюсь растерянным взглядом со своим отражением в зеркале. Бледная, жуть.

Мысль приходит неожиданно, как удар в солнечное сплетение.

А что если...

Пальцы сами собой опускаются к животу.

Я резко открываю шкафчик под раковиной и роюсь в коробках с пластырями и пузырьками, пока не нахожу то, что искала — коробочку с тестом, оставшуюся еще с прежних времен. Срок годности вот-вот выйдет.

Тошнота снова подкатывает, я стискиваю зубы. Ванная комната кажется слишком маленькой и душной. Через несколько минут проверяю результат.

Две полоски.

Я смотрю на них, снова и снова гипнотизируя взглядом, будто надеюсь, что они исчезнут. Но нет: они всё такие же четкие, розовые, неумолимые.

Беременна.

Это оглушает, как удар колокола.

Я опускаюсь на край ванны, чувствуя, слабость в коленях. Ладонь сама собой ложится на пока еще плоский живот.

Подушечки пальцев покалывает странным согревающим теплом.

Мне нужно время на осознание. Совсем немного. Я выдыхаю, отчего-то испытывая странное облегчение. Это даже хорошо, что он задержится: я не хочу его видеть. Не сейчас.

Пока Дамир там празднует с командой свою победу, я все еще разглядываю лежащий на раковине на тест, не до конца веря в происходящее.

И как быть теперь?

Девчата, если вам нравится книга, не скупитесь на звездочки. Поставьте новинке лайк - мне будет очень приятно. Помните, лайк - это самый простой и бесплатный способ сказать "Спасибо".

Глава 9

АЛИНА

Я разглаживаю ладонью складки на Никиной пижамке, отмечая про себя, как быстро доченька растет. Еще недавно рукава были впору, а теперь едва достают до запястий. Время бежит неумолимо, а мы все ждем «удобного момента», который так и не наступает.

«Еще один ребенок...»

Моя рука непроизвольно касается живота. Не страх неизвестности, а трезвый расчет наполняет мысли. Я уже прошла этот путь одна — с первыми шагами Ники, которые Дамир увидел только на видео, с ее редкими словами, которые он узнавал из моих рассказов. Готова ли я повторить это снова? Готова. Но без него. Одна так одна.

Из детской доносится оживленный лепет. Ника устроила званый ужин своим игрушкам, рассадив их в кружок, поднося к плюшевым мордочкам то ложку, то пластмассовые фрукты с хлебом. Коротенькие темные кудряшки взъерошены, бровки сдвинуты — точь-в-точь как у Дамира, когда он анализирует бой.

— Па-па? — вдруг спрашивает она, замечая мой взгляд.

Я уже не кормлю ее пустыми обещаниями:

— Папа на тренировке.

Она принимает это как данность — ведь другой реальности почти не знает. Доченька тянет ко мне ручки, и я подхватываю мою сладкую малышку. Ее пальчики доверчиво сжимают мою руку — такие маленькие, но держать уже умеют крепко.

Я вдруг с горечью осознаю: мы с Дамиром давно играем в разные игры. Он считает, что все делает правильно, забывая, что детям нужны не только крыша над головой и полный холодильник. А я устала быть мостиком между ним и нашей дочерью, вечным переводчиком с «чемпионского» на «человеческий».

Разговоры и попытки достучаться ни к чему не приводили. На все у мужа однообразный ответ: «Алина, ты же понимаешь: сейчас решающий момент в карьере».

«Алина, я сейчас на вершине, я не могу просто сойти с дистанции!»

«Алина, я не могу сейчас иначе!»

«Алина, ты же знаешь, как для меня это важно!»

«Алина… Алина…»

А я устала знать, слышать и понимать. И я устала, что моя дочь растет почти без отца. Я устала…

Он искренне не видит проблемы. И в этом вся суть.

Я достаю телефон, решительно прокручивая контакты. Мои пальцы уже не дрожат — решение обдумано и взвешено. Набираю номер Яны.

— Алло? — голос подруги бодрый, как всегда.

— Привет. Можно мы с Никой погостим у тебя несколько дней? — вопрос звучит спокойно, ровно. — Мне бы... переосмыслить некоторые вещи.

— Конечно! — Яна не задает лишних вопросов, но удивлена. — Что-то случилось?

— Нет. Просто мне нужно немного времени.

— Приезжайте хоть сегодня, — рассеянно предлагает она.

— Вечером будем. Спасибо. До встречи.

Ника тем временем увлеченно «кормит» своего медвежонка, полностью поглощенная игрой. Вот оно — то настоящее, ради которого стоит жить. Не титулы, не медали, а эти искренние моменты, которые мы либо ловим и сохраняем в памяти, либо безвозвратно теряем, отдаляясь.

Я беру сумку и начинаю собираться — продуманно, без спешки. Детские вещички, мои документы, пара Никиных любимых книжек. Все необходимое для того, чтобы еще раз «обдумать». А потом и начать новую главу.

Обручальное кольцо пока остается на привычном месте. Не как нерешительность, а как знак уважения к тем чувствам, что когда-то были настоящими. Просто теперь я выбираю себя. И своих детей.

Глава 10

ДАМИР

В спину врезается тягучий шелковый голос, и я резко разворачиваюсь, почти рывком: терпеть не могу, когда так подкрадываются. Потому что за спиной находится мертвая зона. Это рефлекс бойца: потерять контроль, значит, потерять преимущество. Как в клетке: если не видишь, откуда бьют, значит, ты уже проиграл.

Обернувшись, сталкиваюсь лицом к лицу с… ней. Я узнаю ее. Это та самая брюнетка, которую я недавно видел в ресторане, где все свои.

Жгучее красное платье с высоким разрезом по бедру. Открытые плечи, длинные ноги, идеальная осанка. Мягкие волны густых темных волос струятся как водопады. Безупречный макияж, тонкие запястья с поблескивающим браслетом. Глаза у незнакомки выразительные, почти насмешливые, но в этой насмешке нет вульгарности. Скорее — игривая уверенность. Как у женщины, которая точно знает, зачем пришла.

Нутро царапает, но это не то, что может меня зацепить.

Разочарование в голосе Алины, все еще вибрирует в ушах, а незнакомка все смотрит, слегка прищурившись, не отводит глаз.

Кислый вид, говорит?

— Просто устал, — коротко отвечаю, выравнивая дыхание.

Смотрю на нее внимательнее. Она изучает меня, как зверушку. Как экспонат в музее. Не скажу, что мне непривычно, но обычно это делают более сдержанно. Дамочка держится уверенно, даже уголок губ дернулся в сдерживаемой ухмылке.

— Усталость — признак хорошо сделанной работы, — колет она, почти неощутимо, легко. — Я видела. Бой был сильный. Особенно прием в финале. Красиво. Браво.

— Интересуетесь боевыми искусствами?

Что-то в ней... притягивает внимание. Что-то… не пойму. Как будто это лицо я где-то встречал. Но вот где — вылетело из головы. И это раздражает. Мне нужно отдохнуть, котелок не варит.

— В последнее время — да, — она чуть склоняет голову. — Один боец особенно привлек внимание.

Она говорит это так, как будто делится самой сокровенной тайной. Намек, обернутый в бархат.

Был бы под рукой стакан — я выпил бы его залпом. В горле сухо.

— Какими судьбами на моем празднике?

— Проходила мимо, — продолжает она между делом. — Решила поздравить от всего сердца: такая победа. Но… в итоге постеснялась и не смогла не подойти.

Губы ее дрогнули в смущенной улыбке.

Я все еще настороже. Все в ней кажется… немного чересчур. Взгляды слишком острые, манера речи слишком сладкая. А слова до тошноты точные. Так и хочется сказать, ну раз проходила мимо, то и проходи дальше, но я… молчу.

— А вы в жизни не такой, как на ринге, — замечает она слегка удивленно. — Вы очень сдержанный, — добавляет уже тише. — Это интригует.

— Как вас легко заинтриговать. Смотрите, как бы кто не воспользовался такой возможностью.

— Иногда я могу быть не против.

Сказала, как хлыстом взмахнула.

— Женщина должна быть добычей, а не охотницей.

Дверь ресторана неожиданно распахивается, выпуская в ночь обрывки веселья, быструю мелодию, смех и молодую пару. Незнакомка вовремя отодвигается. Так уж выходит… что вплотную ко мне. Но дверь все же слегка ее задевает, и я вовремя выставляю вперед руки, чтобы подловить девушку за талию и поддержать.

Спустя секунду дверь тихо закрывается, пара беззаботно отдаляется от нас, а девушка замирает в моих руках. Она медлит, не отодвигается. И смотрит на меня так… в глазах ее мелькают ожидание и молчаливый призыв.

Брюнетка стоит слишком близко, я ощущаю ее духи — терпкие, теплые, с нотками чего-то цветочного и медового. Обволакивающе-нежный запах.

Боковым зрением я сначала улавливаю несмелое, почти ленивое движение и только потом ощущаю, как она касается моего плеча. Не случайно. Не очень ненавязчиво, но так, как будто она имеет на это право.

Внутри меня вспыхивает ослепительная молния. Как вспышка. Как короткое замыкание.

Пухлые алые губы складываются трубочкой, с них слетает тихое и смущенное:

— Ой…

Глава 10.1

Я перехватываю ее за локоть. Не грубо, но достаточно твердо, чтобы она почувствовала границы и отшатнулась. Глубоко в груди — срабатывает тревога.

Взгляд девушки не растерянный, в нем четко читается расчет. Она изучает мою реакцию.

— Не стоит, — голос мой сдержан, но тон выверенный. — Лед слишком тонкий.

— Как строго, — она улыбается шире. И впервые ее улыбка — не кокетливая, не вызывающая. А вдумчивая. Почти уважительная. — Как вы относитесь к переменам?

Внутри поднимается тяжелое вязкое ощущение. Не раздражение, нет. Что-то глубже. Неспокойно. Как будто контроль утекает сквозь пальцы.

— Предпочитаю, когда все стабильно хорошо. А еще я чертовски не люблю играть, когда не знаю правил.

— Вы, и правда, интересный, господин Халилов.

— Счастлив, что у вас сложилось такое впечатление. Вы вроде как куда-то шли. Не смею вас больше задерживать.

— Рада была пообщаться. Неспокойного вечера.

Она разворачивается и медленно отдаляется. Пятна неона на ее платье мерцают, как следы чьих-то мыслей, не доведенных до конца.

В груди все еще гудит напряжение. Я выдыхаю и провожу ладонью по лицу. И все думаю: кто же она такая, черт возьми. Почему ее лицо кажется таким смутно знакомым?

Ночь вокруг все такая же теплая и густая, как суп с лапшой из ближайшей забегаловки. Пекинский воздух влажный, липкий, его можно запросто черпать пригоршнями. Дышать тяжело, как в затхлой сауне.

Вот бы уже домой. Туда, где пахнет теплом и утренним кофе на плите.

Поднимаюсь обратно. В зал не захожу, только киваю Лехе. Он считывает все с первого взгляда, машет в ответ. Я его ценю за это: он умеет не лезть когда не надо.

На улице меня уже ждет машина. Несколько минут, и я в номере. Сбрасываю обувь, умываюсь прохладной водой. Кровать тянет как магнит. Стоит лишь коснуться подушки, и я проваливаюсь. Без мыслей. Без снов.

Следующий день утекает сквозь пальцы. Я сплю до полудня, потом пытаюсь втянуться, но тело будто не мое. Мышцы гудят, шея тянет, голова ватная. Скоро интервью. То самое, о котором я не сказал Алине, но… я же не специально.

Беру телефон, набираю ее номер. Один гудок. Второй. Третий. Ну, все. Значит, уже занята. А я не из тех, кто названивает по три раза подряд. Телефон прячу в карман с каким-то странным ощущением внутри.

В полете мне особенно тяжело. Ни расслабиться, ни уснуть. Скорее бы закончились эти восемь часов…

Уже в такси, глядя на поток серого города, чувствую, как внутри поднимается нетерпение. На глаза попадается цветочный, и я прошу водителя остановиться. Спустя десять минут я выхожу с охапкой, нет, с целым облаком цветов.

А вот лифт ползет наверх слишком медленно. В груди нет-нет да и кольнет — вот сейчас… Сейчас откроется дверь, и Алина выйдет навстречу, лаская меня теплым взглядом. А Никуля… Никуля повиснет на мне, обняв ручками за шею.

Достаю ключи, привычно прокручиваю в замке, толкаю дверь плечом. И… хватает ступор.

Пусто.

Тихо.

Никто не торопится меня встречать.

Я замираю, держа цветы в руке.

— Девочки? — зову громко, с улыбкой. — Чемпион дома! Победу привез, давайте встречать!

Ответом мне служит только гулкое молчание. Ну странно.

А может, спят? Или гуляют. Бросаю взгляд на часы — так еще не поздно. Все нормально. Решаю подготовиться к встрече: наскоро принимаю душ, обдавая плечи горячей водой. Смываю с себя дорогу, усталость, тревогу.

Выхожу из ванной, волосы еще влажные. Я натягиваю любимую домашнюю футболку, взглядом задеваю цветы. И… тут в животе сжимается. Букет, который я принес с каким-то детским предвкушением, сиротливо валяется на полу. Пыль с дороги, кажется, уже успела осесть на лепестки.

Подхватываю его и ставлю в вазу. Наблюдаю, как вода заполняет стеклянную толщу, как бутон лилии чуть покачивается.

Что-то тянет внутри. Чуть-чуть. Невесомо.

Последний раз я приносил ей цветы… когда? Даже не вспомню. Все как-то не до этого.

Алина снова не отвечает и не перезванивает, ну неужели так сложно проверить телефон?

Время тянется лениво, как патока. Минуты капают, как капли с крана: медленно, раздражающе равномерно.

Я хожу по квартире, не находя себе места. Ожидание, сначала приятное, уже начинает раздражать.

Усаживаюсь на подоконник. Включаю телевизор для фона, как всегда делает Алина. Вновь чиркаю глазами по циферблату.

Тянусь к телефону, однако. Вновь звоню.

Гудки длинные: один, второй. Третий. Четвертый.

Гудки в никуда.

Может, телефон в сумке на беззвучном? Да, конечно, так и есть. На улице шум, Алина просто не слышит. Но вообще-то, она могла бы и подгадать время!

Я выдыхаю и заваливаюсь на диван, вжимаясь в подушки. Закрываю глаза на секунду. Просто перевести дух. Плечи все еще налиты свинцом.

Так, ладно. Брошу им сообщение, а сам немного полежу.

Я: «Я вернулся. Не могу дозвониться до вас».

Отправляю. Смотрю на экран. Жду пару секунд, вдруг она прочтет сразу. Но нет. Тишина.

Я лежу еще немного. А потом проваливаюсь в сон, как в нокаут, потеряв счет времени.

Глава 11

Чайник закипает, булькая, как сердитый кот. В соседней комнате смеется Ника — хохочет так искренне, что на мгновение захотелось заглянуть к девочкам и посмотреть, что они там с Яной делают.

В руках я держу телефон. Экран светится той самой фотографией. Уже не знаю, в который раз ее открываю, и все равно, как удар.

Шикарная брюнетка в красном платье: плечи открыты, локоны идеальны, губы — ярко-алые. Я с неприязнью подмечаю, что над ее лицом работал профессионал. Она улыбается не в камеру, а ему. Во взгляде не игривая кокетливость, нет, скорее, уверенность женщины, которая четко знает, что «этот» мужчина принадлежит ей.

Ее ладонь по-хозяйски лежит на его плече, будто там ее законное место. А его ладони...

Я сглатываю. Дамир за талию привлекает девушку к себе так близко, что это даже кажется неприличным.

Фото всплыло в сети вчера вечером. Приписка оказалась довольно скромной: «Халилов сохранил титул и ярко празднует победу!» Сегодня же фото мелькает в нескольких спортивных пабликах с гордым заглавием «Новая женщина чемпиона». И еще что-то про разлад в семье Халилова.

А внутри меня стопорится тишина. Липкая такая… зябкая.

Больно ли? Да.

Горько? Очень.

Но разве это не закономерный результат того, что мы с Дамиром живем каждый своей жизнью? Да, внешне, наверное, еще выглядим парой, но ощущение, что мы стали чужими, сидит в груди уже давно. Просто теперь это стало… визуальным, что ли. Зрелищным. Вероятно, я просто была к этому готова.

Дамир вернулся домой еще вчера. И он даже потрудился позвонить мне. Аж несколько раз. Я видела, но пропустила каждый вызов. И СМС тоже. Это молчание — единственное, чем я сейчас могу ответить.

— Ну, ты как? — уточняет Яна, на ходу натягивая пиджак. Ей скоро выезжать на работу.

— Да все в порядке.

— Дамир еще не звонил сегодня?

В голосе подруги звучит искреннее потрясение, а я вот нисколько не удивлена. Даже не сомневалась. И это при том, что по режиму Дамир должен был проснуться уже час назад.

— А, нет, — отмахиваюсь я, скорее, для себя самой. Потому как для меня это уже должно быть неважно. — У него распорядок дня насыщенный.

— Знаешь, я раньше думала, что ты немного преувеличиваешь… Но теперь…

Яна осекается. Потому как именно в этот момент оживает мой телефон. Я намеренно отключаю звук и переворачиваю телефон экраном вниз. Вновь твердо смотрю на Яну.

— Он? — предполагает она, дернув бровью.

— Да.

— Ты не будешь ему отвечать? — допытывается подруга и косится на часы.

— Нет. Я перезвоню ему чуть позже.

— Лл-аадно… — тянет она неуверенно. — Но в любом случае знай, что я на твоей стороне и поддержу тебя всегда! — Яна застегивает пиджак и целует меня щека к щеке. — Ключи на тумбочке, а мне пора! Ой, кстати, тебе ж, наверное, еще комплект для няни нужен? Как ты на репетицию поедешь?

— Нет, Ян, не переживай. Мы с няней уже обо всем договорились.

Яна знает, что я предпочитаю сама заниматься дочкой, но иногда возникают форс-мажоры. Поэтому у меня в запасе есть контакты сразу трех женщин, к которым мне уже посчастливилось обратиться и которым я могу доверить Нику. Сегодня приедет Надежда Васильевна: именно она сидела с Никулей, когда я умудрилась загреметь в больницу.

Как только Яна выходит в коридор, Ника бежит к ней обниматься, протягивая ручки: доченька очень тактильная. Подруга с широкой улыбкой подхватывает Нику на руки, крепко-крепко прижимает к себе:

— До вечера, мой маленький ангелочек! Не забудь поспать днем и посмотреть за меня самый яркий сон! Договорились?

— Да! — счастливо отвечает малышка и активно кивает.

— Все, я убежала! Если что — звоните! А ты, — громко шепчет она Нике, так, что слышу даже я, — приглядывай за мамочкой!

— Иди уже! Десять минут не можешь выйти, — смеясь, бросаю из кухни.

Как только за Яной захлопывается дверь, дочка прибегает завтракать. Я отвлекаюсь и остальные семь пропущенных от Дамира подмечаю не сразу. А еще от мужа грозно горят уведомления о полученных сообщениях:

Дамир: «Алина! Зачем тебе телефон, если ты его тупо не слышишь?!»

Дамир: «А вы куда уехали? Хоть бы меня разбудили…»

Дамир: «Перезвони, как только прочитаешь СМС! У меня полный абзац! Срочно пришли мне фотку, где мы все втроем. С Никой».

Дамир: «Мне реально срочно!»

И самое последнее:

Дамир: «А ты что, мне завтрак не оставила?»

Ника подскакивает ко мне, прислоняясь к ноге щекой. Я глажу малышку по волосам, ловлю ее ладошку — маленькую и теплую. Доченька прижимается крепко-крепко, так, как только дети умеют — всем телом, всей душой.

— Мама-мама, на, — лепечет она, протягивая мне пустую тарелку из-под каши. Помощница, что сказать.

Я улыбаюсь. Потому что жизнь не останавливается. Даже если внутри — сломано.

Глава 12

ДАМИР

Просыпаюсь с ощущением, будто в череп залили свинец. Веки слипаются, тело отказывается подчиняться, и я позволяю себе эти три минуты — лежу, уставившись в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. Рука автоматически тянется в сторону, вместо простыни нащупывая велюр диванных подушек. Я даже до спальни вчера не дошел? Алина всегда встает раньше, и сейчас рядом никого нет.

Тишина.

Странно. Не просто отсутствие звуков, а что-то глухое, давящее, будто нас накрыли колпаком. Ни детского смеха, ни привычных шлепков босых ножек по паркету.

Поднимаюсь хмурый, готов бурчать, как медведь.

— Алишка? — голос звучит хрипло и непривычно громко в этой пустоте.

Ответа нет. Вот это я вчера вырубился, даже не слышал, как они вернулись.

В гостиной царит стерильная чистота, не считая мою вчерашнюю использованную кружку. По пути в кухню заглядываю в детскую, подмечаю мелочи: Никины игрушки не разбросаны по полу, ее любимый медведь не валяется под ногами, как обычно. Да его и не видно нигде.

— Али-ин? Никуля!

Кофемашина выключена. Тянусь и включаю сам. Девчонок нигде нет. Что за черт? А куда они уехали в такую рань? Хотя… Взглядом чиркаю по циферблату. Ого, вот это я дал! Радует, что сегодня никуда не нужно, на какое-то время гонку можно поставить на стоп. Сегодня выходной, я свободен от всего. А куда мои-то делись? Может, в клинику поехали? Но я не припомню, чтобы Алина об этом упоминала.

На телефоне куча пропущенных от Лехи еще со вчерашнего вечера. Что там у него стряслось, уж не знаю. Ай, ладно, сначала до Алишки дозвонюсь.

Вот только… позитивный настрой растворяется с каждым неотвеченным вызовом. Я ничего не понимаю. Ну, оставила бы хоть записку, если уехать понадобилось.

Жду еще немного и не выдерживаю.

В сердцах пишу грозное сообщение: «Алина! Зачем тебе телефон, если ты его тупо не слышишь?!»

И вдогонку: «А вы куда уехали? Хоть бы меня разбудили…»

Вливаю в себя стакан воды, потом даю команду кофемашине — двойной эспрессо.

Заваливаясь на балкон, падаю в любимое кресло и набираю Леху.

— Дамир! — орет он в трубку так, что я в первую же секунду разговора рывком отодвигаю телефон от лица. — Я битый час не могу до тебя дозвониться!

— Ой, убавь громкость, а. Я только встал: имею право выспаться, у меня выходной.

— Дам, какой встал! У меня тут полная…

Я морщусь, потому что Леха так и не отреагировал на просьбу говорить потише.

Поднимаюсь, распахивая окно на максимум. Плюхаюсь обратно в кресло. Подношу чашку ко рту.

— Ну, давай, жалуйся.

— Что с фотками будем делать, на которых ты с той бабой засветился! Это кирдык!

Дыхание резко перехватывает, кофе идет носом, пока я закашливаюсь от горечи.

— Э, але. Ты там бредишь, что ли? — возмущаюсь я, с трудом прочистив горло. Отставляю злополучную чашку в сторону. Что б ее, а!

— Да если бы! Вот надо было тебе именно ее откупорить!

— Слышь, братан. Ты иди-ка проспись, ага? Какая баба, я тебя спрашиваю?

— Да та! В красном! С которой ты вечером свалил из ресторана в Пекине!

— Я не пойму. Ты головой ударился? Я после ресторана в отель поехал. Спать!

— Так я и говорю, с другой не мог, что ли, поспать?!

Я физически чувствую, как тяжелеет мое дыхание и раздуваются крылья носа.

— Леха! Пока у меня еще остались крупицы самообладания, я не приехал и не щелкнул тебе по носу! Спокойно уточняю: какая баба?! Я глубоко женатый человек. Мне б жену осилить с моим графиком.

— Да я тебя умоляю! Все мы глубоко женатые, — беспечно отмахивается от моих слов Алексей. Выводит меня этим из себя окончательно. — Нет-нет, но да. Ну короче, это полный абзац. Тебя с ней сфотографировали. Фотку выложили в сеть. Ты не видел еще? Я же тебе написал полтора часа назад! И там, я тебе скажу, совсем не двусмысленно все выглядит. Так что не надо отпираться! Делать надо что-то! Или ты… это… — он понижает голос до заговорщицкого шепота, — ты реально свалить решил?

Ну, допустим, я по голове частенько отхватываю, но с ума еще не сошел. Что за ересь он несет?

— Леха… — я, откидываясь на спинку кресла, только и могу изумленно выдохнуть, — ты там поднакидываешь сидишь? Совесть-то имей, день только начался.

Вообще-то, на него не похоже. Абсолютно. Он очень исполнительный и обязательный. Но сейчас смахивает на душевнобольного.

— Дамир. Вот зря ты молчал. Так же не делается! Как я теперь тебя буду из скандала вытаскивать?! Ты мне лучше сразу скажи, чтобы я понимал, как стратегию выстраивать. Спалили ж тебя уже, ну! Давай как-то вместе решать! У тебя сроки есть какие-то? Ты там ничего еще не подписывал? Я очень надеюсь, что нет, потому что в ином случае…

У меня аж зачесались костяшки.

— Лех, ты в натуре гонишь…

Глава 12.1

Ставлю на громкую связь.

— Ты повиси на линии, — неторопливо ищу нужное приложение. — Я сейчас сам гляну.

Открываю мессенджер, тыкаю в последнее сообщение от Лехи.

На экран выезжает настолько говорящая фотография, что я подвисаю.

Я у ресторана. Та самая яркая брюнетка в красном, мои руки на ее талии. Выражение лица у меня нейтральное, но снимок сделан так, будто мы замерли за секунду до поцелуя.

— И что, это все, что ли? — фыркаю я. — Из-за этого весь сыр-бор?

— Ага! — он там уже на взводе. — Да ты глянь, как это выглядит!

— Ну, поддержал я случайно, ее дверью толкнули. Я даже ее имени не знаю!

— Ты не знаешь, я не знал, — Леха тут же огрызается, голос натянут, как струна. — А все, оказывается, знают.

— Что знают? — я хмурюсь, отходя к окну.

— Это племянница Андрея Пихторадского. Совсем недавно она вошла в команду его промоушена. И надо отметить, весьма успешно она это сделала!

Тишина.

Мозг щелкает, как затвор камеры, выхватывая детали.

Пихторадский?!

Тот самый, который еще полгода назад уговаривал меня бросить все и перейти к нему!

«Дамир, давайте ко мне. Контракт намного выгоднее. Вы будете лицом лиги: только топовые бои! Что вы там свои копейки пересчитываете? Кому нужен этот скромный мировой пафос? Я раскручу вас так, все облизываться начнут!»

Я отказался. Уроню реноме один раз, отмываться буду всю оставшуюся карьеру. Хотя все знают, что у Пихторадского заработки бойцов выше, чем в моем промоушене. Да только уровень влияния разный.

Я о том разговоре уже и думать забыл, а теперь вот это. Представляю, что со мной сделают мои организаторы… Да они меня раздавят, как муху, без суда и следствия.

Голос Лехи звенит ядовитой иронией:

— Он поддержал! Да не, конечно, просто поддержал! Просто племянница конкурента случайно оказалась в закрытом ресторане, случайно прилипла к тебе, случайно ее присутствие зафиксировали камеры, и случайно это теперь множится!

— Лех, — медленно выдыхаю я. — Подстава, конечно, крутая, и похоже, она уже работает. Но я-то ничего не сделал…

Сжимаю телефон так, что экран вот-вот треснет.

— Зато теперь есть все основания полагать, что тебя уже перекупили! Что за тобой приехали на переговоры, и ты согласился! Ты же понимаешь, что наш промоушен сейчас сорвется с цепи? Они же думают, ты их сливаешь!

— Я и сам могу догадаться, о чем они думают. Но для этого у меня есть ты. Работай, Алешенька! Делай что-то!

Я закрываю глаза.

В голове мелькают кадры того вечера. Ее голос: «Как вы относитесь к переменам?» Ее рука на моем плече. Ее улыбка… слишком осознанная, слишком профессиональная.

— Трындец, — бросаю в сердцах.

— Вот именно, — вздыхает Леха. — Так что, чемпион? Как будем выкручиваться?

Гляжу на фото еще раз. Моя рука на ее талии. Женские пальцы, легонько поглаживающие мое плечо в кадре…

К этому бою я точно не был готов.

— Лех, ну это же все бредятина, — бросаю, упершись рукой в подоконник. — Я ее первый раз видел! Не поверишь, даже имени не спросил. За что на меня всех собак-то? Она ж просто рядом постояла!

— Дам, ты не понимаешь! — Леха уже почти орет, а динамик громкой связи сипит. — Это будет везде! В новостях, в пабликах, мы утонем в этом! Нам нужен контрудар. Срочно.

— Ты сейчас серьезно? — фыркаю. — Контрудар от фотки, где я держу девушку, которую дверью толкнуло?

— Да, чтоб ее, именно! — он, похоже, уже стучит пальцами по столу. — Мне нужна твоя фотка с семьей. Точно! Вот прямо сейчас! Что-то свеженькое, где вы втроем идеально счастливые, как в рекламе майонеза!

— Да это смешно!

— Нет! Это реальная возможность ответить на беспредел в первые же сутки! — он давит на эмоциях, не позволяя вставить слово. — Давай-давай, быстрее, что ты копаешься! Я сейчас запулю это с мимимишной приписочкой, и мы им перебьем все планы! Сейчас все будет!

— Но…

— Не но! Давай!

Пульс подскакивает, как на финише пятого раунда. С тяжелым вздохом я проваливаюсь в альбом. Листаю. Листаю. Листаю…

Фото расписания. Фото калоража на день. Скрины переписок с Игорем Васильевичем. Скрины с тренерами по узким дисциплинам. Заметки всякие. Расписание встреч позапрошлой недели. Целый блок с косяками в контрактах, которые мы правили с юристом. Куча селфи для публики. Рекламные материалы. А, вот же!

Вот! Никуля играет с паровозиком. Тут с медведем. Это она, вроде как, суп варит. Кстати, а вот этот пластилиновый овальный диск с кривыми палками — я. Ну, прям похоже, я себя именно сейчас так и ощущаю. А вот они с Алишкой в зоопарке. Смотрю и невольно улыбаюсь: дочка еще такая мелкая, щеки пухлые, взгляд серьезный, как у взрослой.

— Что там так долго?! — подгоняет Леха. — Фотку скинуть — три секунды!

Листаю дальше, а нужного кадра нет. Нет ни одной свежей фотографии, где я с Алиной и Никой рядом.

И это почему-то пробивает сильнее, чем все Лехины крики про Пихторадского.

Так, ладно. Попробуем иначе.

Захожу в переписку с Алиной. Пролистываю вверх. От меня только короткие сухие сообщения и… все. От нее — километры жизни. Видео, где Никуля строит рожицы в камеру. Фотки, где они вдвоем, Никуля прижалась к маме, улыбка во весь рот. Или Алина одна, с милыми подписями в духе «сегодня тебя ждет сюрприз». Кстати, помню тот день… Я тогда так и не успел к этому ее сюрпризу. Задержался на тренировке, потом к вечеру что-то срочное прилетело от спонсоров. В итоге приехал, когда обе уже спали.

— Ты про меня не забыл?! — Леха гремит в динамике, как чайник, которому пора свистеть.

Наконец нахожу. Фото, где мы втроем: я, Алина и Ника. Осенний день, мы в парке. Счастливые, как и положено. Отправляю. Сообщение тут же отмечается прочитанным.

Думаю, ну, все, вопрос закрыт, но в ответ летит разочарованный вопль:

— Дам! Сухие листья под ногами?! Ты серьезно?! У нас лето на дворе, скоро новые листья полетят! Да этой фотке триста лет в обед! Дай что-нибудь свежее! Прямо сейчас!

Глава 13

В комнате пахнет нежным жасмином и дорогой косметикой. Окно распахнуто настежь, внутрь врывается теплый июльский воздух. Летняя жара в городе густая и вязкая, но здесь, на четвертом этаже старого дома с высокими потолками, дышится легко.

— Чуть выше подбородок, — прошу я, держа в руках увесистую кисть, люблю чувствовать инструменты, — и не дышим.

Моя клиентка, стройная шатенка в атласном халатике, послушно замирает. Мне нужно положить на скулу последний штрих хайлайтера, и любое движение собьет линию.

— Для чего это? — с интересом уточняет она.

— Чтобы свет лег правильно и бликовал на фото там, где нужно, — отвечаю, чуть отстраняясь, оценивая результат. — Камера любит четкие грани.

Она улыбается, я слышу этот легкий, довольный вздох, который обычно выдают женщины, когда видят в зеркале себя в лучшей версии.

— Идеально… — произносит она, глядя на себя с разных ракурсов. — Я очень рада, что мне вас посоветовали. Вы просто первоклассный мастер.

— Спасибо, — я с улыбкой поправляю слегка выбившийся локон и закрепляю его. Нужно это иметь в виду в день торжества. — Главное, чтобы на свадьбе макияж и прическа пережили все тосты и танцы.

— Это репетиция, а я уже готова выйти замуж хоть сейчас, — смеется она.

— Именно для этого и репетируем, — подмигиваю я весело. — Чтобы в день свадьбы не думать о мелочах.

Мой телефон, лежащий на столике, вибрирует. Экран вспыхивает именем Дамир. Я бросаю лишь быстрый взгляд в сторону и возвращаюсь к работе.

Телефон вибрирует снова. И снова.

— Можете ответить, если важно, — предлагает клиентка, но я качаю головой.

— Сейчас вы — самое важное, — мягко улыбаюсь.

Еще пара движений кистью, легкий спрей для фиксации.

— Теперь немного подождем. Лицо не трогать. Я на минутку.

Тянусь к телефону и отхожу в коридор.

— Алло, — произношу ровно.

— Где ты? — голос Дамира напряженный и нетерпеливый. Если не сказать злой. — Я полдня не могу дозвониться! Почему не предупредила, что вы уедете утром? Почему не отвечаешь? Ника с тобой?

— Ника с няней, — сообщаю спокойно. — А я работаю, и мне некогда. Когда ты на работе, я же не закатываю истерику, что ты не можешь бросишь все и ответить. Ничего зазорного, правда?

— Это совсем другое, — раздраженно отрезает он. — Ты могла хотя бы предупредить.

— Ну, извини, из головы вылетело, столько событий… — кажется, именно так он мне сообщил, что задержится в Пекине? — Да и тебе ведь некогда слушать. Вот я и решила не напрягать лишний раз.

— Ты издеваешься?! — в его голос пробирается ярость и недоумение.

— Дамир, меня ждет клиентка. Я смогу поговорить через пару часов.

Преувеличиваю, конечно. И намеренно.

— Через пару часов у меня очень важная встреча с организаторами, вернусь домой я, скорее всего, только к вечеру, — рычит муж.

— Не удивил, — я смотрю на зеленую крону липы в окне, где солнце пробивается сквозь листву. — Вот вообще.

— Мне все равно нужна фотография, где мы втроем с Никой, — возвращается он к своей теме. — Пришли, пожалуйста. Желательно поскорее!

— Поищу позже. А что, у тебя нет такой?

Кажется, он уже скрипит зубами. Я прячу улыбку, хоть он и так ее не видит.

— Не нашел, — швыряет в меня короткое замечание. — Скинь тогда, как сможешь.

Оооо! Я уже знаю, что отправлю ему вместо фото…

Дамир отключается. Ни слова о женщине в красном. Ни намека, что он вообще в курсе, какие фото сегодня гуляют по соцсетям.

Я возвращаюсь в комнату.

— Продолжим?

Девушка нетерпеливо ерзает на стуле.

— Ну как? — спрашивает она, когда я ставлю финальный штрих.

— Смотрите, — подаю ей зеркало. — Все нравится?

Она разглядывает себя, затаив дыхание, и я подмечаю, как в ее глазах разгорается восторг.

— Это идеально, — шепчет она завороженно. Это мой самый любимый момент, когда девушки счастливо и пораженно разглядывают свое отражение. — Вы волшебница…

Я лишь скромно пожимаю плечами:

— Просто у меня хорошая школа и много практики. Вы потрясающе красивы, а я лишь немного подчеркнула природные данные.

Вскоре я выхожу во двор, довольная своей работой. Лето обнимает знойным ветерком, откуда-то доносится запах кофе.

Закидываю в багажник кейс с косметикой, плюхаюсь на водительское сиденье, поворачиваю ключ в зажигании — мотор тут же мягко зарычал. Кондиционер оживает, тихо шурша, наполняет салон прохладой.

Телефон в сумке издает короткий сигнал. Новое сообщение от Дамира: «Во сколько ты освободишься? Я домой подъеду часам к пяти».

Смотрю на экран пару секунд, раздумывая. А потом убираю телефон на соседнее сидение. Пусть и этот вопрос повиснет в воздухе.

ДАМИР

Я очень злюсь. На эту дурацкую ситуацию с фоткой, на промоушен, на Леху, который возмущался так, как будто я специально подставился. Но больше всего — на Алину, которая даже не предупредила, что уедет.

Хотя… стоп.

Припоминаю: она говорила что-то про срочный заказ. Какая-то невеста осталась без визажиста, в общем, паника, слезы. Алина согласилась помочь.

Но черт возьми, могла бы и короткое сообщение кинуть! «Уезжаю на полдня». Хотя бы так!

Мы с Лехой встречаемся у входа в ресторан, где назначена встреча. Он уже ждет, лицо напряженное, телефон прижат к уху: разговаривает с кем-то.

Он закатывает глаза и поднимает палец, мол, минуту. Старается отодвинуться подальше, но я все равно ловлю обрывки разговора:

— Нет, ну ты опять? — его голос резко меняется, становится жестким. — Вот опять?! Ты серьезно?!

Мне неинтересно, но быть свидетелем разговора все равно приходится.

— Нет, Кать, я против! Можешь и пропустить разок свои вечеринки! — цедит Леха сквозь зубы, сжимая телефон так, что костяшки белеют. — Что значит «не могу»?!

Пауза. Его лицо искажается.

— Ты издеваешься?! У няни выходной! Отменяй все свои хотелки и гулянки! Останешься дома — не прокиснешь! Я буду занят до позднего вечера, не могу с детьми побыть, ты не понимаешь?!

Глава 14

В переговорной тихо, только гудит кондиционер. На длинном столе две бутылки с водой.

Организаторы, представляясь, сидят напротив нас с Лехой — оба в дорогих костюмах, с самым высокомерным видом и полной уверенностью, что решают здесь все они.

— Дамир, — первый чуть склоняет голову, будто делает честь, — поздравляем с победой. Красиво отработал.

— Благодарю.

— Но перейдем к главному, — второй чуть подается вперед, в его голосе — металл. — У нас появилась информация, что вы планируете покинуть нас.

— Понимаю, о чем вы, — сжимаю пальцы в замок, стараюсь держать ровный тон. — Это намеренная провокация. Меня все устраивает, уходить я не собираюсь.

Они переглядываются, и лица их становятся еще жестче.

— А нас, — первый тянет слова, — не устраивает.

— В смысле? — прищуриваюсь.

— На ваше место есть претенденты, — поясняет второй уже без обиняков, — у вас защита титула через шестьдесят восемь дней.

Леха меняется в лице, а сам я чуть не подскакиваю с места.

— Это невозможно! — голос сам поднимается. — Я не смогу подготовиться к бою! Да я только месяц стратегию соперника буду разбирать по косточкам! Два месяца — это нереально!

— Реально, — холодно парирует первый. — Для чемпиона вашего уровня — более чем.

Они б еще через неделю поставили! Ироды!

— Вы не понимаете, — я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в стол. — Это не просто тренировки. Это анализ, это спарринги, это сгонка. Я неделю назад выступил! Мне нужно время восстановиться!

— Если вы не сможете подготовиться к бою, — отрезает второй, будто уже скучает от разговора, — сдавайте титул.

— А смысл так гнать? — в разговор вмешивается Леха. — Чем больше времени до боя, тем выше интерес, тем больше хайп, разогнать можно ого-го. Вы же сами это знаете.

— Мы знаем, что делаем, — с легкой усмешкой отвечает первый, даже не глядя на Леху. — Не вам нас учить.

— Это не логично!

— Выбор у вас есть, — перебивает второй. — Решение за вами. И будьте уверены: не пропадет ни единая копейка, которую в вас вложила организация.

Секунду мы просто смотрим друг на друга. Они — с ледяной уверенностью в глазах, я — с нарастающим желанием встать и вмазать так, чтобы через трубочку ели долго.

— Информацию мне по сопернику, — еле выговариваю.

— Все пришлем, — первый чуть откидывается, сцепив руки на груди. — Это будет долгожданный бой.

Леха уже ерзает на стуле, но я киваю ему: спокойно. Не сейчас.

— Отлично, — выдыхаю сквозь зубы. — Жду.

Мы поднимаемся. Леха еще секунду стоит, прожигая их взглядом, потом идет за мной. В коридоре он тихо бросает:

— Размазать хотят. Никогда так не ставят! Два месяца мало для подготовки!

— Знаю, — отвечаю, а внутри клокочет так, что кулаки сами сжимаются. Но выхода нет. Придется соглашаться. Вот только теперь в собственной победе не уверен даже я сам.

Киваю Лехе на прощание, прыгаю в тачку. В голове шумит: шестьдесят восемь дней. Это издевка. Я реально могу не выстоять. Даже если рвану в зал прямо сегодня и забуду про сон.

Телефон в кармане вибрирует. Сообщение от Алины. Наконец-то!!!

Открываю… и чуть не матерюсь вслух. Фото!

Она взяла мой снимок из какой-то рекламной кампании, прилепила рядом себя с Никой, а фоном поставила пляж. Не заморочилась даже, чтобы пропорции совпадали. Настолько топорно, что плеваться охота.

Злюсь еще сильнее. Звоню. Звоню, звоню. Она не отвечает.

Домой я поднимаюсь с настроем разнести все к чертям. Открываю дверь, захожу и… замираю.

Алишка сидит за столом в гостиной, сосредоточенная, спокойная. Даже ухом не ведет, что я пришел. Что-то тщательно выводит на бумаге, отмечает цветным маркером, голова чуть наклонена, волосы собраны. Атмосфера вокруг настолько ровная, как будто я вообще не существую.

— Кхе-кхе, — намеренно громко прокашливаюсь. — Привет.

Выходит грубовато, как будто я вломился в чужую жизнь.

Она оборачивается и, завидев меня, чуть улыбается: одними губами. В глазах нет привычного тепла.

— Привет! — повторяюсь я, но она продолжает молчать.

Я начинаю закипать:

— А где Ника?

— С няней, — спокойно отвечает, отрывая взгляд от бумаги. — У меня мало времени.

— В смысле «мало»? — напрягаюсь.

Алина поднимается.

— Мне уже пора к себе.

— В каком смысле… к себе?.. — слова застревают в горле.

— Ты теперь живешь один, — произносит она так буднично, будто сообщает, что забыла купить хлеб. И, видя мое выражение лица, добавляет: — Да ты не беспокойся. Я обо всем позаботилась! Вот.

Протягивает лист с номерами телефонов, таблицей.

— Это клининг. Я оставила здесь телефон и согласованный график уборки. Но тебе лучше самому с ними обговорить расписание. Кстати, я предупредила, они на днях сами с тобой свяжутся. По питанию тоже я все решила. Теперь тебе еду будут привозить куда скажешь в удобное время. И завтраки тоже.

— Алина, ты с ума сошла?! — у меня под кожей все закипает. Меня все решили добить сегодня?!

— Не переживай ты так, Дамир, — отвечает она без эмоций, почти ласково, но каждое слово бьет по ушам. — Тебя наш отъезд вообще никак не коснется. Ты даже не заметишь, что нас с Никулей нет.

— Да как я могу не заметить, что вас нет?!

— Ну, как-то два дня ты с этим справляешься, — равнодушно заявляет она и уходит в спальню.

А я стою посреди гостиной, не зная: орать или догонять.

Глава 14.1

Меня трясет от злости, ну просто кроет от эмоций. Сжимаю-разжимаю кулаки, задерживая дыхание. Это частенько помогает держать себя в руках, но… не в этот раз.

Я вихрем врываюсь в спальню, где Алина спокойно достает из шкафа какие-то тряпки, аккуратно складывая их ровной стопкой на кровати.

— Ты серьезно?! — голос мой звучит хрипло, сдавленно. — Два дня я не могу до тебя дозвониться, а теперь ты, швырнув в меня номером клининга, просто собираешься уйти?!

Алина даже не оборачивается, как будто я разговариваю со стеной, и это выводит меня окончательно. Цепляю ее за руку и рывком разворачиваю к себе:

— Ты вообще слышишь, что я говорю?!

— Я не ухожу, Дамир. Я уже ушла. Просто заехала предупредить тебя, что ты теперь живешь один.

— Из-за какой-то дурацкой фотки?! — взрываюсь я. — Да я эту бабу знать не знаю!!! Ее дверью чуть не пришибли, я поддержал! Все! Дальше уехал в отель! Один! Спать!

Тут в ее глазах мелькает такое, отчего внутри меня все леденеет: разочарование и желание поскорее уехать. От меня подальше. Она не хочет меня слушать.

— Я тебе серьезно говорю!

— Знаешь, что я тебе скажу, Дамир?

— И?!

— Что ты вцепился в меня? Я же тебе не нужна. Тебе не нужны ни жена, ни дочь. Ты же сам по себе. А мы отдельно. Тебе наплевать на все, кроме веса и отработки приемов. Для тебя больше нет ничего важного!

— Я тебе сто раз говорил, что я на пике! Да, это сейчас самое главное! Я не могу потерять все, чего достиг!

— А ты помнишь, как мы познакомились? — тихо уточняет она.

Я замираю, потому что этот удар оказывается слишком неожиданным, пробивая во мне что-то надежное и крепкое.

— К чему ты это сейчас?

— Я отдыхала на Камчатке с друзьями. А ты был там с тренером и ребятами. Ты помнишь, как пригласил меня на свидание, сбежал от команды на целый час, а потом получил нагоняй от тренера?

— Алин. Это вообще к делу не относится.

Я пытаюсь остаться хладнокровным, но ее надтреснутый голос полосует меня изнутри.

— Правда? Мы ели с тобой простые бутерброды. Обычный хлеб с колбасой! А теперь ты без подсчета калорий и крошки в рот не возьмешь! Тогда ты даже схитрил и не вернулся домой с командой, а поменял билеты, чтобы мы с тобой могли лететь одним рейсом! Ты тащил мой чемодан, а в салоне, когда стюардесса принесла еду, ты отдал мне свой десерт, потому что заметил, что я люблю шоколадные пирожные. Прошло ведь не так много лет, Дамир! Что с нами стало, скажи мне? Ты меня не слышишь, зато у тебя очередь из рекламных предложений и ты изучаешь каждое! Ты отмахиваешься от моих просьб, зато красуешься перед камерой. Ты произносишь громкие слова для ребят в спортивных секциях, зато своего ребенка в упор не замечаешь!

— Ты… ты слишком преувеличиваешь! — я отпускаю ее руку и отхожу назад. Почему-то стоять с ней рядом сейчас тяжело. — Я все делаю только для вас с Никой!

— Ты все делаешь только для себя. Уже давно. Когда я говорила тебе «да», ты был перспективным спортсменом, для которого я была любимой женщиной. Ты был просто… моим. А теперь ты всеми любимый чемпион, для которого я пустое место. Семья тебе только мешает, потому что требует участия.

Я чувствую, как сжимается горло.

— Я и сейчас твой! — выкрикиваю ей в лицо. Ну она же не права!

— Нет, — Алина качает головой. — Ты принадлежишь клетке, спонсорам, кому угодно. Но нам с Никой достаются крохи.

— Послушай! Меня прижали организаторы! Мне поставили защиту титула через шестьдесят восемь дней! Меня хотят нагнуть со всех сторон, а ты просто игноришь меня два дня и заявляешь, что тебя все достало?! Вот спасибо!

— А когда ты в последний раз проводил с нами полноценный вечер? Когда ты был мысленно с нами, не думая о том, что через час у тебя тренировка? Интересовался нами?

Я молчу. Потому что не помню. Всегда в голове планы на день, тактика боя, расписание спаррингов на неделю вперед… Это Алина обычно обо всем рассказывает, делится…

— Возможно, есть женщины, которые буду рады всему, что ты можешь предложить. Мне, увы, нужно другое.

— Алин, может, хватит? Поехали за Никой, — тянусь к ней, не ожидая, что моя жена может ударить похлеще любого соперника. — У меня выходной. Можем вместе куда…

— Дамир, мы больше не вместе, — роняет Алина будничным тоном и начинает перекладывать вещи в спортивную сумку, швыряя через плечо: — Знаешь, я считаю, что моя дочь заслуживает быть любимой папиной принцессой. А не просто галочкой в паспорте и лишним именем в биографии.

— Алин... Я понимаю, что ты вспылила из-за фотки. Я понимаю, что в последнее время у меня очень плотное расписание. Но это не значит, что я вас не люблю.

— Конечно. Просто себя и свой мир ты любишь больше. Настолько больше, что рядом с тобой нам уже нет места.

Она берет сумку и проходит мимо меня.

— Нет, ну ты прикалываешься?! — я не выдерживаю. — Куда ты собралась идти? Еще и ребенка с места содрала!

— Если захочешь увидеть Нику — милости просим. Но только если ты действительно придешь к ней. А не забить полчаса между спаррингами и интервью.

И выходит.

А я стою посреди комнаты, четко различив, как захлопнулась входная дверь.

Глава 15

АЛИНА

Возвращаемся с Никой к Яне. Дверь открывается, и подруга сразу хватает меня пристальным изучающим взглядом.

— Ну что, как репетиция? — интересуется она у меня, сгребая Нику в объятия. — Невеста не расплакалась от счастья?

— Все прошло на пять с плюсом, — отвечаю я, скидывая кроссовки. — Она в восторге. Говорит, именно так все себе и представляла.

— А ты чего тогда такая… будто на похоронах была? — не сдается Яна.

Я прохожу в кухню, наливаю себе воды. Пальцы не дрожат — это уже хорошо.

— Виделась с Дамиром. Отвезла ему контакты клининга и расписание доставки еды.

Яна замирает с Никой на руках.

— И?..

— И все. Больше нам друг от друга ничего не нужно.

Она молчит, расстроенно качая головой. Ника уже зевает, сонно прижавшись к ее плечу.

— Ян, я уложу Нику. А потом ты поможешь подобрать квартиру? — спрашиваю прямо. — Хочу двушку, чтобы у меня была отдельная комната.

— Вот настолько все плохо? Он даже не возражал?

— Ему не до этого, — бросаю ровно и ополаскиваю стакан, убирая его на место. — Свои дела и заботы. Ничего нового.

Горечь в моем голосе старательно прикрыта равнодушием. Трагедии нет. Подумаешь… Не я первая, не я последняя.

Уже через полчаса мы сидим перед ее ноутбуком. Яна, как обычно, собранная и деловая, щелкает по объявлениям. Она давно в недвижимости, у нее свои клиенты, база.

— Вот эта двушка неплохая. Спокойный район, зеленый двор, школа и сады рядом. И комната для Ники приличная. С кроваткой уже, гляди!

Я смотрю на фото. Квартира не слишком просторная, комнатки маленькие, зато ничего лишнего: светлые стены, чистенько, аккуратная кухня, балкон. Сердце делает легкий рывок — вроде бы ничего особенного, но почему-то я вижу нас именно там.

— Беру! — соглашаюсь шутя.

Яна улыбается.

— Завтра едем смотреть. И еще тогда парочку вариантов подберем. На всякий случай.

На следующее утро мы едем по адресам. Третьей квартирой оказалась та самая — светлая, в зеленом дворе. Лето разгорелось и здесь: дети гоняют мяч, мимо проходят мамочки с колясками.

Хозяйкой квартиры оказалась приветливая женщина лет пятидесяти.

Ника сразу умчалась в маленькую комнату с розовыми обоями со звездочками. А что, удобно: вместительный шкаф и кроватка, как на фото. Правда, как по мне, здесь темновато освещение, но я буду надеяться, что это просто мои придирки. Потому что это не моя любимая квартира, куда я вложила всю душу.

— Мама, это мое, мое! Я тут буду пать! — вдруг выдает целую фразу доченька и бросается на кроватку, где ее ждет огромный мохнатый спаниель с грустными глазами. Кажется, игрушка Нике понравилась.

Вау. Я даже замираю. Никуля обычно молчалива, говорит коротко. Я иногда тревожилась, но врачи только улыбались: все нормально, время придет. Я внутренне бью себя по лбу и делаю замечание, что теперь не стану делиться этим с Дамиром, хоть рука сама потянулась к телефону.

— Игрушка тоже остается, — доброжелательно замечает хозяйка.

— Да, Никусь, это твоя комната, здесь и правда очень мило, — улыбаюсь я и ощущаю — это правильное место.

Дочка визжит от восторга и плюхается на зеленый коврик, как будто это ее личный оазиз. Детская прелестная, ничего не скажешь. А вторая комната достанется мне.

Договор оформляем тут же. Я подписываю бумаги твердо, даже рука не дрогнет.
Это не бегство и не трагедия. Это решение. Жить в подвешенном состоянии и ожидании чуда — бессмысленно.

Вношу задаток. Новые ключи я убираю в сумку, обещаю дочке скоро сюда вернуться.

Да, мне тяжело окончательно сказать «мы уходим». Но куда логичнее так: у нас будет свой порядок, свои ключи, своя жизнь. У меня есть еще полдня, что перевезти сюда самое необходимое, а вечером мы с малышкой сходим в магазин за продуктами. Спасибо Дамиру — совсем без денег он меня не оставил. Кстати, я вполне еще могу успеть заехать к Дамиру и зацепить постельное белье и другую обувь.

Возвращаемся к Яне собирать вещи. Ника, серьезная и деловая, тащит своего плюшевого зверя в сумку. А еще… довольная. Про папу даже не спрашивает.

— Ты точно уверена? — осторожно уточняет Яна. Она помогает мне складывать детские вещи. — Ты прямо с места в карьер. Я все же беспокоюсь за тебя.

— Уверена, — подтверждаю я, глядя, как Ника пытается застегнуть молнию на своем рюкзачке. — Пора прекращать быть фоном в чужой жизни.

Яна обнимает меня молча. Крепко.

А я думаю о том, что уже завтра проснусь в новой квартире, и это будет первый день, который начнется только с нас.

Глава 16

Телефон трещит, издавая противную вибрацию. Леха названивает, я не беру. От тренера — тоже. Я гашу все звонки: никого не хочу слышать. Потом еще кто-то из спонсоров скидывает СМС. Я игнорирую всех.

Алина хлопнула дверью, а во мне что-то вывернули наизнанку. И это не просто злость — жена меня вывела из равновесия так, что внутри гудит до сих пор.

Хожу по квартире кругами. Стены давят, воздух тяжелый, словно бетон в легких. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Стягиваю футболку, швыряю на кресло. Размашистыми шагами направляюсь в душ, регулирую температуру воды так, чтобы ледяные капли помогли поскорее охладиться, но толку никакого. Наспех растираюсь полотенцем.

В квартире по-прежнему тесно. Не потому что мало места, а потому что я здесь один.

Нет. Не могу больше: натягиваю чистую одежду, цепляю ключи с тумбочки.

Запрыгиваю в тачку. Завожу двигатель и жму на газ. Трасса. Асфальт мелькает под колесами, скорость только растет. Мне нужно вырваться. Нужно, чтоб подгонял ветер, сметая все это чертово напряжение.

Организаторы прижали так, что мама не горюй: через два месяца новый бой. И с кем?! С Морганом! Нереальные сроки, я в западне. Они придавливают сверху, Алина рвет снизу. И если в клетке я умею держать удар, то здесь не понимаю, куда деться.

До сегодняшнего дня я был уверен в одном: где бы я ни был, как бы ни повернулась судьба, я приеду домой — и там они. Жена и дочь. Там мой воздух. Мой тыл. Мой единственный остров спокойствия. Я точно знал, что на Алину можно положиться как на себя, так всегда и работалось спокойнее.

Домой приезжаю поздно, вновь нещадно позволив себе нарушить режим.

Поворачиваю ключ в замке и распахиваю дверь все с той же уверенностью: сейчас перешагну порог, а мои уже дома. Но там… пусто.

Гробовая тишина гулко звенит в ушах. Дома ни души. Я на всякий случай еще проверяю комнаты, но когда прохожу в спальню, возникает ощущение, что меня ограбили.

Рывком вытаскиваю телефон. Набираю Алину… Абонент выключен.

Меня трясет. Я сажусь прямо на пол, уставившись в одну точку. Локти упираются в колени, затылок впитывает прохладу стены. В голове роятся мысли, но ни одна не складывается в решение.

Почему-то все это время мне казалось, что это ее блажь. Что она наговорила сгоряча, сбросит пар, остынет. И вернется, в конце концов. Ладно, пусть не сегодня. Пусть ей нужно время. Я готов подождать. А пока она будет обижаться, я все же высплюсь: нервотрепки мне уже с лихвой хватило.

Просыпаюсь я будто после драки. Тело вросло в кровать, никакой легкости нет и в помине. Вечером завалился спать, надеясь, что отключусь и хоть немного разгружу голову, но сейчас ощущение, будто вообще не отдыхал. Облегчения нет.

На экране телефона уже висят два пропущенных от тренера и СМС.

Василич: «Сегодня крайний день отдыха. Встречаемся завтра. И смотри, чтобы это действительно был отдых».

Отвечаю скупое «Да». Швыряю телефон обратно на тумбу. Не хочу ни с кем говорить.

Звонок в дверь раздается так неожиданно, что я морщусь. Звук дерзкий и требовательный. Я начинаю злиться: кого только черти в такую рань?.. Стоп. Сердце на миг ухает: а вдруг это она?

Подскакиваю на постели. На ходу натягивая шорты, несусь к выходу. Дергаю дверь и вижу парня в фирменной футболке, на вид лет двадцати, худой, с рыжеватой челкой, сбившейся на глаза. В руках его — стопка пластиковых контейнеров.

— Доброе утро. Доставка блюд. Подпишите, пожалуйста.

Я смотрю на него и чувствую, как внутри все сжимается. Курьер улыбается дежурно, а мне в горло словно гвоздь вбили. Подписываю эти чертовы листы, хотя пальцы сжимают ручку так, что я готов ее сломать, забираю контейнеры и плетусь на кухню.

Разворачиваю пленку, запах еды бьет в нос, но есть не могу. Вновь хватаю телефон, набираю Алину.

Тишина. Пара секунд без гудков, и звонок сбрасывается. Меня током бьет. Что за черт?! В черный список? Она? Она — меня? Вот это что-то новенькое.

Целый день брожу по квартире, словно тигр в клетке. Пытаюсь смотреть телевизор — бесит. Залез в телефон — раздражает. Лег — не лежится. Какое-то подвешенное состояние вместо привычных уюта и умиротворения. Ни сна, ни покоя. Внутри все гудит, словно клетку трясут.

И вдруг… Я ошарашенно поднимаю голову. До меня наконец доходит!

Ну конечно! Где же еще ей быть? У Яны!

Я даже не стал звонить — не хочу, чтобы мне в трубке соврали или сбросили. Хватаю ключи, выхожу.

Алина с Янкой дружила еще до того, как меня встретила. У этих двоих свои секреты, свои разговоры. Если Алина взбрыкнула и решила меня помурыжить, то Яна точно об этом знает. И стопудово помогает!

Трасса уносит машину сама. В груди клокочет, сердце бьется мини-разрядами тока.

Подъезжаю, выскакиваю из тачки.

Жму Янкин звонок, чуть не протыкая кнопку пальцем. Нетерпение раздирает: я готов сорвать эту дверь к чертям.

Яна медленно открывает. Халат на девушке короткий, волосы собраны кое-как, лицо без макияжа, но глаза колкие, настороженные. Ее лицо вытягивается.

— Они у тебя? — мой голос хриплый, но вопрос резкий. Без сантиментов.

— Нет.

Она смотрит на меня придирчиво, сканируя с головы до ног. Удивление сквозит в темных глазах.

Меня накрывает волной ярости. Вообще такое чувство, будто сковородой по голове шандарахнули.

— В смысле — нет?! — тон обрушивается до грубости. — А где тогда?! Ты давно с Алиной разговаривала?

— Сегодня днем, — отвечает Яна сухо.

— Пройти можно? — бросаю я в пустоту. И не дожидаясь разрешения, устремляюсь вперед, плечом отодвигаю ее и протискиваюсь в квартиру.

— Ну, проходи, — язвительно отзывается Яна, аккуратно прикрывая дверь. — Чемпион.

Глава 16.1

Я стою в ее квартире и ощущаю плохо скрываемую, направленную на меня враждебность. Чертов абсурд: здесь уютно, все по-женски выверено — свеча на столике, аккуратно сложенные пледы, даже шторы с узором подобраны. Но воздуха нет. Для меня нет.

— Ты уверена, что их здесь нет? — дергаю бровью, стараясь, чтобы голос звучал ровно, почти холодно. — Может, я пройдусь поищу?

Яна поджимает губы и отвечает не сразу. Прищуривается, оценивая меня, и чуть пожимает плечами:

— А ты думаешь, я тебя за нос вожу?

Я тщательно изучаю ее лицо, считывая малейшие эмоции. Губы недовольно поджаты, в глазах — лед. Подбородок поднят выше, чем нужно: это прямой вызов.

— Я должен знать, где моя дочь. И моя жена, — проговариваю медленно, каждое слово отсекаю ножом.

— О-оу. Дочь и жена, — Яна слегка наклоняет голову, силится выжать из себя улыбку. — То есть… ты все-таки помнишь об их существовании?

Ее выпад спокойный, почти вежливый, но с раскаленной иглой внутри. Зажимаю пальцами переносицу, чтобы не дать гневу выйти наружу.

— Безмерно ценю твой сарказм, — скриплю зубами, — но давай без дешевых провокаций.

Яна снисходительно усмехается, как будто услышала слова подростка, а не взрослого мужика.

— Дешевые провокации? Разве? — она скрещивает руки на груди, опирается о дверной косяк. — Просто удивительно слышать такие слова. Знаешь, Дамир, Алина редко жаловалась. Но каждый раз, когда она говорила о тебе, у меня складывалось впечатление, что вместо дома у вас гостиница для именитых спортсменов. И она там просто поддерживает порядок, а не живет счастливо ЗА-МУЖЕМ.

Я чувствую, как внутри все сжимается. В груди давит так, что хочется шагнуть к ней, встряхнуть как следует и выкрикнуть в лицо: «Да что ты там понимаешь?!»

Но я молчу.

— Ты судишь по обрывкам, — отзываюсь наконец. — И видишь только изнанку.

— Сказать тебе, что именно я вижу? — Яна воинственно сдувает упавшую на лицо прядь и тут же торопливо убирает прядь волос за ухо. — Чемпион занят, чемпион в разъездах, чемпион тренируется, чемпион на съемках. Алина с Никой всегда отдельно. Ты позволил себе шагнуть вперед, а их оставил позади, — ее взгляд цепкий, колкий. — Ты вспомнил о них, только когда они пропали. Она твоя женщина, Дамир. Женщина, которая устала быть бесконечным фоном твоей карьеры. Иногда я даже не знаю, что лучше: что ты все же одумаешься и «вернешься» к ней. Или же просто отпустишь, позволив идти своей дорогой.

Каждое ее слово не голос Алины, а ее собственное мнение. Мне ведь должно быть до лампочки! Но задевает нереально.
И она так презрительно произнесла слово «фон»... Знала, куда бьет.

— Где они? — повторяю я. На этот раз еще громче.

— Не знаю, — отвечает Яна, и впервые ее глаза становятся чуть мягче. Но тут же возвращается ледяная ирония: — А даже если бы знала, все равно не сказала бы. Алина не хочет тебя сейчас видеть.

Я вдыхаю глубоко, задерживаю воздух. Мне нужно уйти, пока я держу себя в руках.
Поворачиваюсь к двери, через плечо роняя.

— Спасибо за честность, — произношу ровно. — Ты права в одном: я чемпион. И я не проигрываю.

— Не в этот раз, Дамир. Не в этот раз…

АЛИНА

Телефон вибрирует в кармане, пока я пытаюсь вкрутить лампочку в новой комнате Ники. Номер незнакомый. Я слезаю с табуретки и откладываю торшер.

— Алло?

— Алина, здравствуйте! Меня зовут Артем, мы с вами пока еще не знакомы. Я арт-директор в агентстве «Вайт». Мой коллега, с которым вы работали, Сергей Обломов, дал ваш номер: сказал, что вы мастер с золотыми руками и выходите из декрета. Мои ребята как раз срочно ищут стилиста для съемки летней кампании одного бренда. Очень надеялись, что вы сможете помочь.

Обломов... добрый отзывчивый Обломов, с которым мы когда-то делали тот безумный свадебный марафон, после которого я приходила в себя почти неделю. Надо же… Он не просто вспомнил — он рекомендовал меня. По собственной инициативе! Его похвала дорогого стоит!

Словно прочитав мои мысли, Артем продолжает:

— Сергей вас так расхвалил, что мы уже почти никого другого не рассматриваем. Готовы обсудить ваши условия. Нам очень важна ваша эстетика.

Я смотрю на свои руки, на ссадину от неудачно подогнанной отвертки. На Нику, которая рисует фломастерами на картонной коробке-домике... И думаю: это не подарок судьбы. Это — последствие. Последствие той старой добросовестной работы, которую я когда-то выполняла. Людей, с которыми старалась выстраивать честные и профессиональные отношения. Это с неба не упало. Это вернулось мне.

— Артем, спасибо за предложение, — отвечаю я, и голос звучит тверже, чем я ожидала. — Я очень ценю рекомендацию Сергея. Готова обсудить детали. Плавающий график для меня в приоритете.

— Без проблем! — тут же отзывается собеседник. — Для нас главное — результат и ваше видение. Время сможем согласовывать. Где-то вы подстроитесь, где-то мы.

Мы договариваемся о встрече и прощаемся. Я вешаю трубку и прислоняюсь лбом к прохладной стене. Это не случайность, а моя заслуга. Пусть и давняя. Но это мое.

Это мои маленькие победы, за которыми не следят с гулких трибун, но тоже очень важные.

Ника подходит и смотрит на меня своими большими карими глазищами.

— Мама, ты пачешь?

— Нет, солнышко. Это просто пыль с лампочки, — провожу рукой по лицу. — Просто мама наконец-то все делает правильно.

Обнимаю мою малютку и напоминаю о фломастерах, но дочка уже не хочет рисовать, она решает нашкодить: со смехом и невинным лицом вытягивает салфетки из коробки. Так… Минутка прийти в себя и выровнять дыхание. А еще мне бы…

Сначала я хочу отложить звонок. Перемыть посуду, разобрать еще одну коробку, сделать вид, что у меня есть дела поважнее. Но потом беру телефон. Сергей отвечает почти сразу, с присущей ему бодрой ухмылкой в голосе.

— Ну что, звезда, уже завалили предложениями? — смеется он, и я представляю, как он сидит в своей студии и крутится в коричневом кожаном кресле.

Глава 17

ДАМИР

Телефон звонит так долго, что я уже почти отчаиваюсь. Рука непроизвольно сжимается, и я готовлюсь услышать привычные гудки, а затем холодную...

— Алло.

Алишка!

Тихий ровный голос. Он звучит так близко, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Облегчение, острое и стремительное, разливается по телу. Я не в черном списке.

— Алин... — начинаю я, и голос садится, приходится прочищать горло. — Привет. Спасибо, что взяла трубку.

— Я не говорила, что не стану отвечать. Я отвечаю, когда могу. Сейчас — да. Ты хотел что-то сказать? — ее тон нейтрален, вежлив и до неприличия спокоен. Как будто она разговаривает со старым знакомым.

— Да. Хотел... узнать, как вы. Где вы.

Улавливаю ее тихий, едва уловимый вздох в динамиках.

— Дамир, это действительно необходимо?

— Да, — настаиваю я мягко, но решительно. — Необходимо. Ты же сама сказала: «Как только захочешь увидеться с Никой — милости просим». Я хочу. Значит, где мне просить эти милости?

На том конце провода наступает пауза. Я почти чувствую, как Алишка взвешивает мои слова, оценивает риски.

— Хорошо, — наконец соглашается она, и в ее голосе появляется легкая, уставшая уступчивость. — Я пришлю тебе адрес. Завтра утром.

Не могу понять эту принципиальность, но… ладно.

— Спасибо, — выдыхаю я, и это «спасибо» звучит искреннее любого другого слова за последние недели. — Я... мне важно ее увидеть. И тебя.

— Увидишь, — ее голос снова становится отстраненным, практичным. — Что-то еще?

— Как вы там?

— У нас все прекрасно. Я пойду.

И кладет трубку. Я еще несколько секунд держу телефон у уха, слушая тишину. Этот простой шаг почему-то оказался очень сложным. Завтра… мы увидимся завтра.

АЛИНА

Отключаюсь. Ладонь инстинктивно ложится на еще плоский живот. Мой маленький секрет, моя тихая надежда и моя огромная тревога. «Все правильно», — мысленно общаюсь я с малышом. «Я не лишаю ни тебя, ни Нику отца. Я даю всем нам еще один шанс».

Я же правильно делаю? Если да, то почему же на душе так тревожно и пусто?

Ночь проходит беспокойно. Я ворочаюсь, прислушиваюсь к дыханию Ники, к тишине новой квартиры, которая еще не стала по-настоящему своей. Каждый раз, просыпаясь, я кладу руку на живот, проверяя, все ли в порядке с малышом, ища утешение в этом жесте.

Утром все идет наперекосяк: токсикоз накрывает с удвоенной силой, Ника капризничает и не хочет одеваться, няня на пять минут задерживается, а я понимаю, что еще чуть-чуть, и я опоздаю на первую рабочую встречу с Артемом. В этой суматохе я, конечно же, совершенно забываю о своем обещании Дамиру.

Вспоминаю только тогда, когда уже паркуюсь у офиса. Сердце екает. Достаю телефон и быстро набираю адрес. Даже без слов приветствия. Сухо, ровно. Отправляю. Чувствую себя немного виноватой, но тут же гоню эту мысль прочь. А сколько раз я его ждала?

Ого, уже через минуту приходит ответ:

Дамир: «Спасибо».

Коротко. Без лишних слов. По-дамировски. Я уже убираю телефон в сумку, как он вибрирует снова.

Дамир: «Сегодня можно приехать?»

Считаю в уме. Встреча с Артемом, после нужно зайти в магазин, потом нужно отпустить няню и приготовить ужин. Кажется, к вечеру усталость и тошнота окончательно свалят меня с ног.

Прохожу в лифт.

«В шесть вечера», — отправляю я и почти сразу получаю ответ.

Дамир: «Спасибо».

Все. Точка невозврата пройдена. Теперь остается только ждать шести вечера и надеяться, что я не совершила огромную ошибку, распахнув для него дверь в нашу жизнь.

Если уж отцом не смог стать, может хоть гостем получится?

Двери лифта открываются. Впереди — стеклянные перегородки офиса, и где-то там ждет Артем и мое новое, ну, я очень на это надеюсь, профессиональное будущее. Глубокий вдох… я расправляю плечи, сжимаю ладони в кулаки для храбрости и делаю решительный шаг вперед. Навстречу себе новой.

ДАМИР

Тяжелый запах пота, резины и антисептика для обработки матов въедается в кожу. Зал гудит, как единый организм. Справа раздаются глухие удары по груше, хриплые выдохи Санька, шуршание татами под ногами. Мы с Игорем Васильевичем в центре, где обычно идут спарринги.

Передо мной медленно движется тренер, его глаза сужены до щелочек, все внимание сконцентрировано на моих движениях.

— Легче, Халилов! Не вбивай, как молот! — его хриплый голос пробивается сквозь ритмичные шлепки. — Морган не дуб. Он выждет твой взрыв и уйдет. А потом зайдет сбоку, вот так!

Он резко имитирует низкий проход в ноги, заставляя меня инстинктивно отскочить к краю татами.

— Видишь? Он любит контратаки. Теряет первую половину раунда, изучая противника, а потом — бац! — Василич бьет по моей незащищенной печени, и я крякаю, хотя сила удара контролируемая. — И ты на полу.

Я отступаю, делаю глоток воды. Она теплая, противная.

— Он не выдержит моего темпа, — вытираю рот тыльной стороной бинтов. — В третьем раунде он выдохнется.

— Самоуверенность до добра не доводит! — рычит Василич, вновь занимая позицию в центре татами. — Он специально делает вид, что устает. Это его ловушка. Он заманивает в клинч, а там у него коронные захваты. Тебе нельзя идти в его игру. Держи дистанцию. Бей и уходи. Бей и уходи. Заставь его бегать за тобой, злиться, ошибаться. Работай на опережение!

Мы снова сходимся. Теперь я не просто бью. Я просчитываю тщательней. Каждый мой удар — это вопрос. Каждый его шаг — ответ. Я представляю себе Моргана: его низкую стойку, цепкий взгляд, готовность терпеть, чтобы потом нанести один, но решающий удар.

— Левый джеб! Правый в корпус! И отскок! — командует тренер, отшатываясь от моей серии. — Не залипай! Он контратакует по углам!

— Да я и так это знаю!

Адреналин начинает петь в крови. Это уже не просто работа на удары. Это шахматы, где фигуры — это кулаки, а доска — это квадрат татами. Я ловлю ритм. Чувствую, как тело само чередует нужные движения.

Глава 18

ДАМИР

— Раз-два! Левый хук в печень!

Я работаю на лапах с Анатолием Петровичем. Он методично, с каменным лицом, выдает комбинации, а я вгрызаюсь в них, вкладывая в каждый удар всю злость и напряжение последних дней.

— Выкладывайся, Халилов, не мажь! — его хриплый бас разрезает воздух.

Джеб, кросс, хук. Лапы хлопают отрывисто и громко. По спине струйками стекает пот, пропитывая пояс спортивных шорт. Откуда-то из-за дверей дует сквозняк, и он ледяным пятном касается мокрой кожи, заставляя вздрогнуть и на секунду потерять контроль. В зале стоит приглушенный гул — Санька бьет по груше, и наши удары отдаются эхом от стен просторного зала. Мгновение… и мой мир сужается до голоса тренера и до жжения в мышцах.

— Снова! Быстрее! Не задерживайся! Еще! ЕЩЕ!

Я замахиваюсь для очередной серии, как вдруг слышу с края татами:

— Дамир! Тебе звонят третий раз!

Голос Саньки застает врасплох. Я замираю с поднятой рукой. Раньше я бы зарычал «Не мешай!» и продолжил бы долбить, пока не кончатся силы. Но сейчас в голове молнией проносится: а вдруг Алина? Если она сейчас скинет, то потом я до нее уже не факт, что дозвонюсь.

— Стоп, — резко поднимаю руки и срываю с головы защитный шлем. — Перерыв.

Анатолий Петрович хмурится, но молча соглашается. Я, не сбавляя шага, иду к подоконнику. Телефон жужжит вибрацией, как разъяренная оса. На экране надпись: «Алишка».

Подношу трубку к уху, дыхание еще неровное, во рту пересохло.

— Алло? — голос хриплый, мне приходится прочистить горло. — Я на тренировке, тут... плохо слышно.

— Я понимаю, — тон ее абсолютно ровный, спокойный, без единой нотки укора или раздражения. И от этого становится еще неуютнее. — Ты звонил недавно. Что-то случилось?

Я прислоняюсь лбом к прохладной стене, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями.

— Да нет... Ничего не случилось… — спотыкаюсь я, чувствуя, что слова звучат неуклюже и фальшиво. Делаю паузу, собираясь с духом. — Я попросить хотел. Привези сегодня вечером Нику ко мне? Встретимся. У меня важная тренировка, если я сам к вам поеду — будет уже совсем поздно.

Сглатываю волнение и, почти сбиваясь, торопливо добавляю:

— Если надо, я вызову вам такси. Все оплачу.

Тишина в трубке кажется мне оглушительной. Я сжимаю телефон так, что пальцы белеют, и ловлю себя на том, что затаил дыхание. Сердце колотится где-то в горле, сбивая ритм после недавнего спарринга. Каждая секунда ее молчания кажется вечностью. Согласись. Ну пожалуйста, согласись. Внутри все напряжено до предела, я ловлю каждый шорох в трубке, пытаясь угадать реакцию жены.

— Такси не нужно, — наконец раздается ее безэмоциональный ответ, и я почти физически чувствую, как напряжение внутри меня становится еще сильнее. Алина продолжает, и надежда вновь уползает. — Я, конечно, и сама могу приехать с дочкой. Но я освобожусь только к семи, потом нужно будет за Никой съездить, потом до тебя... Плюс посидеть, обратно домой... Уже будет очень поздно. Давай перенесем на завтра?

«Завтра». Это слово бьет под дых. Я чувствую, как скулы сводит и челюсти сжимаются. Как часто я оставлял все на «завтра».

— Завтра я не смогу, Алин, — объясняю чуть резче, чем я хотел. Сразу же стараюсь смягчить интонацию. — У меня важное интервью, я никак не вырвусь, ну никак, хоть и очень хочу. А на неделе вообще адский график. Вырваться не получится. Поэтому... Поэтому давай сегодня? Пожалуйста.

Я почти умоляю. И ненавижу себя за это. За эту слабость, за эту зависимость от нее. Но я не могу иначе. Мне нужно их увидеть. Нам нужно с ней поговорить, а телефонные разговоры по ее инициативе обрываются быстро и ни на чем.

Тишина в трубке снова становится тягучей и невыносимой. Я чувствую, как капли пота, не успевшие высохнуть после ударов, холодными змейками сползают по спине.

— Понимаешь... — ее голос звучит уклончиво, и у меня просто опускаются руки. Сейчас она скажет «нет». Окончательно и бесповоротно. — Вечером Нику укладывать... Тащить ее через весь город... Так она потом в машине вырубится, Дамир...

Она замолкает. Я замираю, не дыша, сжимая телефон в потной ладони.

— Вы можете остаться дома, я же не гоню. И мы с тобой…

Я проглатываю последнее слово.

— Что?

— Поговорим.

— Тогда, может... — она предлагает осторожно, выверяя каждое слово. — Может, просто созвонимся по видео? Ты же ее и так увидишь. И поговорим. Ни тебе, ни ей не придется срывать режим.

Меня обдают ледяной водой. Видеозвонок. Какой, к черту, видеозвонок?! Я хочу их увидеть! Обнять! Напомнить, что я есть! А она мне — «по видео». Это не то. Совсем не то. Мне нужно видеть их не через стекло экрана, а чувствовать тепло, слышать голос, не искаженный динамиком...

Но в ее предложении нет отказа. Есть осторожный, рациональный выход. И от этого еще больнее.

— Может, все же увидимся? — настаиваю. А то, сам я доберусь до них черт знает когда. А в итоге она мне скажет, что они уже спят. Это было очень жесткое разочарование, но я смог отступить без упреков.

— Я не могу обещать. Сориентирую позже, когда освобожусь.

— Хорошо, — коротко бросаю я, и слова даются мне с трудом. — Хорошо, давай... созвонимся. Жду.

И вешаю трубку.

Опускаюсь на лавку. Эйфории нет. Есть только тягостная неизвестность. Она напишет. Когда освободится. И наше «когда» повисло в воздухе.

Я снова в подвешенном состоянии. И это хуже любого нокаута.

Девочки! А давайте возьмем все в свои руки! Устроим ребятам встречу или нет? Приедет ли Алина? :) Или Дамир? Или выберем видеозвонок? Давайте решим в комментариях! *подмигиваю*

PS: можно в ТГ. У кого нет - набираете в поисковике "Марика Крамор. Телеграм". Присоединяетесь.

+

Сегодня скидка на

ИЛЛЮЗИЯ СВОБОДЫ
Книга здесь: https://litnet.com/shrt/E0Pu