Я опаздываю уже на полчаса, и каждая минута промедления лишь усиливает тревогу, скручивающуюся в груди тугим узлом.
Карета качается на булыжной дороге, а я сжимаю в руках складки тёмно-синего шёлка платья, словно это придаст уверенности.
Весь день я провела в работе, помогала молодой женщине справиться с приступами отчаяния, которые накрывали её волнами. Мой дар позволяет мне читать чужие эмоции, ощущать их боль как собственную, и порой это единственное, что может помочь людям не утонуть во тьме. Но сейчас, приближаясь к отцовскому особняку, я понимаю, что работа была лишь удобным предлогом.
Я боялась приезжать. Не только потому, что большие скопления людей для меня подобны пытке. Боялась этих взглядов, разговоров, ощущения собственной неполноценности, которое неизменно накрывает меня под крышей родительского дома.
Высокие окна особняка залиты золотистым светом, из них доносятся звуки музыки и приглушённый гул голосов. Светское мероприятие в самом разгаре, а я стою перед входом, собираясь с духом. Мои ладони влажные, сердце стучит так громко, что, кажется, его слышно даже сквозь корсет.
Переступив порог, я сразу «глохну». Десятки людей, каждый со своим букетом чувств: скука, притворное веселье, раздражение, тщеславие. Всё это обрушивается на меня, заставляя на мгновение зажмуриться и сделать глубокий вдох.
Нужно найти Вейрона. Мой муж — единственное, что может дать мне силы пережить этот вечер.
Пробираясь между гостями, я киваю знакомым лицам, изображая улыбку. Но мой поиск внезапно прерывается.
— Элисия.
Голос отца звучит за спиной, и я невольно выпрямляю плечи, словно готовлюсь к удару. Оборачиваюсь и вижу его — высокого, безупречно одетого, с тем же холодным выражением лица, которое помню с детства. Граф Орлан Рассмар, приближённый императора, человек, чья власть подавлять чужие эмоции сделала его одним из самых влиятельных людей при дворе.
— Отец, — произношу я, слегка склоняя голову в знак уважения. Моё сердце колотится, но я стараюсь держать лицо спокойным.
Его серые глаза скользят по мне оценивающе, и я чувствую, как дар (хотя отец обязательно поправил бы меня, назвав его атрибутом) тянется к нему, пытаясь уловить хоть что-то. Но, как всегда, «слышу» лишь пустоту. Атрибут отца — подавление эмоции, своих, чужих — неважно. И он пользуется им настолько искусно, что я не могу прочитать в нём ровным счётом ничего.
— Где твой муж? — спрашивает без предисловий, и в его тоне слышится лёгкое раздражение.
— Я... его ищу, — ненавижу себя за то, как звучит мой голос.
Отец делает шаг ближе, и я ощущаю исходящий от него холод. Не физический, это пустота, которая всегда пугала меня больше любых криков.
— Тебе уже тридцать пять, Элисия. Тридцать пять, а ты до сих пор бездетна, — его слова падают как ледяные капли. — Твой муж избегает семейных собраний, ты опаздываешь на важные мероприятия... Скажи мне, какой толк от дочери, которая не может даже выполнить свой основной долг?
Каждое слово ранит, пробивая дыры в моей и без того хрупкой уверенности. Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Я помогаю людям, отец. Мой дар...
— Твой атрибут? — он криво усмехается, и это выражение делает его лицо ещё более холодным. — Ты можешь лишь читать чужие эмоции, но не способна влиять на них. Это не дар, а... недоразумение. Ошибка природы.
Горло сжимается, глаза начинают щипать от непрошенных слёз, но я не позволяю им упасть. Не здесь. Не перед ним.
— Ты можешь справиться хотя бы с одной задачей, Элисия? Или собираешься до самой смерти играть в целительницу для городских неудачников?
Я не выдерживаю. Резко поворачиваюсь и почти бегу прочь, пробираясь сквозь толпу гостей. Их эмоции хлещут по мне волнами — любопытство, осуждение, жалость. Некоторые, наверняка, слышали наш разговор. Щёки горят от стыда и унижения.
Зря я приехала. Ведь знала же, что так будет.
Мне нужен Вейрон. Мне нужна хоть какая-то поддержка, хоть одно доброе слово, способное прикрыть раны, которые только что нанёс отец. Я ищу его в гостиной, в библиотеке, наконец выхожу в зимний сад.
И замираю на пороге.
Мой муж стоит у фонтана в окружении трёх молодых женщин. Они смеются над его рассказом, лица светятся восхищением.
Ни одна из них не старше двадцати. Первая кокетливо прикрывает рот веером, другая игриво касается его руки. Вейрон выглядит довольным, расслабленным. Таким, каким я не видела его дома уже много месяцев.
Что-то горячее и болезненное вспыхивает в груди. Мой дар невольно тянется к этой группе, и я ощущаю букет эмоций: игривое кокетство девушек, мужское самодовольство Вейрона, лёгкое возбуждение...
— Вейрон, — произношу я, входя в зимний сад.
Он оборачивается, но выражение его лица вообще не меняется. Девушки замолкают, одаривая меня любопытными взглядами.
— Знакомьтесь, дамы. Это моя жена Элисия, — говорит он с неестественно спокойной улыбкой. Девушки вместо того чтобы разлететься стайкой перепуганных рыбёшек, прикрывают рты ладошками и хихикают.
Я останавливаюсь, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Слёзы жгут глаза, но внутри разгорается не пламя боли, а белая ярость, готовая испепелить всё на своём пути.
— Постой.
Вейрон наклоняет голову к плечу, позволяя мне ответить, но я вижу, как тень раздражения скользит по его идеальному лицу. Его фамильный перстень с тёмным камнем, который он никогда не снимает, ловит блики множества свечей, будто в ответ на мои эмоции.
А меня оглушают собственные злость и обида. Я невольно оглядываюсь, ища взглядом отца, чей атрибут мог бы мне помочь. Приглушить. Чтобы я могла говорить без дрожи. Спокойно и твёрдо.
— Это ты не хотел детей! — голос всё же срывается в обвиняющие ноты. — Сам говорил, что мы не готовы! Что ребёнок привяжет нас к этому браку, который...
— Который был ошибкой, — Вейрон перебивает, и его голос звучит так спокойно, что хочется вцепиться ему в горло. — Да, Элисия, я так говорил. Потому что жалел тебя.
Тишина.
Как-то резко вокруг появились гости. Или я не замечала, что здесь так многолюдно? Дыхание стоящих поблизости становится тише, но от этого ещё страшнее. Моя оглушающая паника тонет в их любопытстве. Для них всё это не больше чем просто шоу. Сплетня, которую можно растащить по столице, и которую можно будет обсуждать следующие недели.
Предвкушение скандала. Меня тошнит от их эмоций: липкое, сладковатое любопытство, смешанное с жаждой крови.
— Жалел? — мой смех звучит хрипло, почти истерично. — Ты... ЖАЛЕЛ?
Вейрон делает шаг вперёд. Его тёмный камзол поглощает свет, а взгляд становится холодным. Меня пугает то, что его эмоции я почти не слышу. Он говорит мне такие страшные слова, но не чувствует их, не отзывается.
Если бы я не знала его почти двадцать лет, я бы решила, что он не живой. Но нет, мой муж всегда был мало эмоционален. Отчасти поэтому я чувствовала себя с ним так спокойно. Он не изматывал меня.
Я бы многое отдала за то, чтобы мы оказались сейчас вдали от людей, и я могла прислушаться к его чувствам. Сейчас вокруг слишком громко.
— Да. Потому что смотрел на тебя и понимал: ты не вынесешь этого. Развалишься на первой же проблеме. Задохнёшься от страха, как задыхаешься сейчас.
Его слова бьют прямо в грудь, разрывая сердце.
— Ты... лжёшь...
— Нет, — он улыбается — красиво, ядовито. — Ты сама знаешь правду. Ты слабая, Элисия. Слабая, старая и...
— Замолчи!
Мой крик разрывает зал. Гости вздрагивают, несколько дам охают, привлекая к нам ещё больше внимания. Но Вейрон не моргает.
— Почему? — он разводит руками, будто обращаясь к публике. — Все и так это видят.
Земля уходит из-под ног.
Вокруг тишина. Я не сразу осознаю её, а потом понимаю и узнаю. Густая, неестественная, как смола, пустота.
Отец. Это его сила. Подавление эмоций. Он всё же пришёл, чтобы мне помочь. Может… даже защитить?
Он идёт к нам медленно, словно крадущийся хищник его серые глаза пусты, как у мертвеца. Его атрибут расползается по залу, душит каждую эмоцию, каждую мысль.
Гости замирают. Их лица пустеют. Но Вейрон… улыбается.
— Орлан, — он произносит имя отца так, будто это шутка. — Как раз вовремя.
Я чувствую, как что-то идёт не так. Дар отца будто не работает на него. Неужели мой муж и правда ничего не чувствует сейчас?
— Я развожусь с вашей дочерью, — говорит Вейрон громко, отчётливо, чтобы слышали все.
Никогда раньше тишина не была такой страшной.
Отец не меняется в лице, но я замечаю, как вздрогнули его чувства.
— Здесь не место для этого, — он говорит мягко, но в голосе сталь.
— Напротив, — Вейрон поворачивается к толпе, — здесь самое место. Пусть все знают.
Его взгляд скользит по мне — без жалости, без сожалений.
— Я устал от этой жалкой пародии на брак. От женщины, которая не может дать мне наследника. Которая ноет над каждым нищим, но не способна заинтересовать и удержать мужа.
Я не дышу.
Мир сужается до точки.
Это неправда. Он не может всерьёз такое говорить. Я же… Мы ведь… Нет, это не правда!
— Тебе напомнить, что она — твоя истинная пара? — спокойно возражает отец. — Если бы не Элисия, ты не смог бы стать драконом и обрести своё положение.
— Допустим, — Вейрон разводит руками и едко усмехается. — Но это было много лет назад, и больше ей нечего мне дать.
Отец пытается что-то сказать, но...
— Завтра я подаю на развод, — мой муж бросает последнюю фразу, как нож в спину, — и ничто меня не остановит.
Он уходит.
Его шаги гулко стучат по мрамору.
Я не двигаюсь. Слова Вейрона впитались в воздух тихим эхом.
«...не может дать мне наследника...»
Я стою посреди праздничного зала, оглушённая собственной болью.
Вокруг меня — размытые лица гостей, а в ушах звенят слова Вейрона: «Завтра я подаю на развод». Как такое вообще возможно?
Ещё вчера мы жили вместе, делили постель, говорили о будущем. Или это я придумала?
Отец давит атрибутом сильнее, чем следует. В такие моменты легко понять, насколько он на самом деле силён. Лицо каменное, не выражает ни одной эмоции, только желваки ходят под кожей. Я начинаю опасаться, не обернётся ли его злость сейчас чем-то действительно опасным для нас и двора. Невольно оглядываюсь, ища глазами кого-нибудь из военных или драконов. А ещё лучше военных драконов.
Отец замечает это и сухо бросает.
— Иди в свою комнату, — говорит он тихо, но в его голосе столько ледяной власти, что я не могу даже подумать о возражениях. — Немедленно. Ты опозорила нас достаточно.
— Я не... — начинаю я, но он перебивает меня резким движением руки.
— Твоя комната. Сейчас же.
И пусть я уже давно не живу здесь, хотя мой дом теперь — в императорском дворце, я подчиняюсь.
Что мне ещё делать? Вернуться домой, где Вейрон только что публично отрёкся от меня? Ноги сами несут меня по знакомым коридорам, пока отец быстрым шагом идёт в противоположном направлении — туда, куда ушёл Вейрон.
Моя старая комната почти не изменилась. Те же тяжёлые бархатные шторы, тот же комод с зеркалом, та же кровать с балдахином. Только теперь это гостевая комната, и на туалетном столике, в шкафах и комодах нет моих вещей. Я сажусь на край кровати и смотрю на свои руки — они дрожат так сильно, что я вынуждена сцепить их в замок.
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
— Леди Элисия, я принесла чай, — голос Глорис, одной из старых служанок, звучит слишком громко в тишине комнаты.
— Входи, — отзываюсь я.
Глорис всегда была язвительной. Я помню, как в детстве ловила её завистливые взгляды, когда мать дарила мне новые платья или украшения. Она не упускала возможности рассказать о моих проступках и ошибках отцу, чтобы я точно не избежала наказания.
Вот и сейчас на её лице написано плохо скрываемое любопытство, смешанное с удовлетворением.
— Ваш чай, миледи, — она ставит поднос на столик у окна. — Ромашковый, как вы любите. Успокаивает нервы.
— Спасибо, Глорис.
Я надеюсь, что она просто уйдёт, но служанка начинает суетиться вокруг, расправляя несуществующие складки на покрывале, поправляя шторы.
— Ужасная ситуация, миледи, просто ужасная, — наконец выпаливает она, не выдержав. — Лорд Вейрон всегда казался таким благородным человеком. Кто бы мог подумать!
Я молчу, глотая горький ком в горле.
— И объявить о разводе вот так, на людях! — продолжает Глория, все больше распаляясь. — Что теперь будет с вами, бедняжка? В вашем-то возрасте, да ещё и... — она запинается, но я прекрасно знаю, что она хотела сказать.
— Бездетная, — заканчиваю я за неё.
— Ох, миледи, я не хотела... — лицемерно начинает она, но я поднимаю руку.
— Оставь меня, пожалуйста.
Что-то в моём голосе заставляет её замолчать. Она делает неуклюжий реверанс и выходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Я беру чашку чая, но руки так дрожат, что горячая жидкость выплёскивается на пальцы. Боль отрезвляет. Я ставлю чашку обратно и подхожу к окну.
В саду зажигают фонари. Гости расходятся по группам, и я вижу, как они шепчутся, бросая взгляды на дом. Обсуждают меня, конечно же.
«Бедную, брошенную Элисию. Старую, никому не нужную, бездетную».
Горло сжимается. Я опускаюсь на пол, прямо у окна, обхватывая колени руками. Что теперь? Куда мне идти? Что делать? Я не могу вернуться в наши покои во дворце — после сегодняшнего это уже не мой дом. Но и здесь, в отцовском особняке, мне нет места. Я чувствую это всем своим существом.
Мама бы знала, что делать. Она всегда находила слова, чтобы утешить меня, даже когда я приходила в слезах из-за очередной колкости отца. Она была единственной, кто принимал мой дар как благословение, а не как недостаток.
«Чувствовать боль других — это не слабость, — говорила она. — Но люди всегда будут бояться твоего дара».
Я закрываю глаза и почти вижу её — тонкую, хрупкую, с тёплыми руками, пахнущими лавандой. Вспоминаю, как она таяла на глазах, поражённая странной болезнью, против которой оказались бессильны лучшие целители. Мне было шестнадцать, когда она ушла, оставив с отцом, который всегда считал меня разочарованием, и сестрой, слишком юной, чтобы с ней можно было разделить горе.
Теперь я сижу здесь, брошенная мужем, ненужная отцу, без детей, без дома, без будущего. И нет никого, кто мог бы дать мне совет. Никого, кто мог бы просто обнять меня и сказать, что всё будет хорошо.
Слёзы текут по щекам, капают на шёлк платья. Я не пытаюсь их сдержать. Здесь, в полутьме комнаты, наедине с собой, я могу позволить себе быть слабой. Ведь именно такой меня всегда считали. Женщиной, способной только читать чужие эмоции, но не способной влиять на них. Недоделанной, как любил говорить отец.
Просыпаюсь от грохота и голосов, доносящихся из коридора. Не сразу понимаю, где я: мятое платье, незнакомая комната... А потом память обрушивается на меня тяжёлым грузом. Вейрон. Развод. Мой побег в отцовский дом.
Но сейчас происходит что-то ещё. За дверью слышатся быстрые шаги, приглушённые голоса, полные тревоги. Мой дар невольно тянется к ним, и я улавливаю склизкие страх, панику и смятение. Они напоминают холодный жир, стекающий по горлу.
Что-то случилось, что-то серьёзное.
Сажусь на кровати, пытаясь привести мысли в порядок. Голова тяжёлая после ночи, проведённой в слезах. Кто-то пробегает мимо моей двери, не останавливаясь.
— Эй! — кричу я, но меня не слышат или игнорируют.
Торопливо умываюсь холодной водой из таза, расчёсываю спутанные волосы. В шкафу находится артефакт, благодаря которому можно отгладить ткань. Делать это на себе не рекомендуется с точки зрения безопасности, но я рискую, потому как снять платье самостоятельно я ещё смогу, а вот надеть обратно без помощи будет сложно.
Снимаю все украшения и оставляю на столике. Теперь платье выглядит проще, почти по-домашнему. Сойдёт.
В коридоре царит хаос. Слуги снуют туда-сюда, никто не обращает на меня внимания, пока я не хватаю за руку молодую горничную. Я с ней не знакома.
— Что происходит? — спрашиваю я.
Девушка смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в которых плещется ужас.
— Я... я не знаю, миледи. Нам ничего не сказали. Только все бегают, и стражники прибыли, и...
Её дыхание учащается, она на грани истерики. Я чувствую это так ясно, словно это мои собственные эмоции.
— Дыши, — говорю я, не отпуская её руку. — Медленно. Вдох через нос, считай до четырёх. Задержи. Теперь выдох через рот, медленно.
Она следует моим инструкциям, и я вижу, как её плечи слегка расслабляются.
— Вот так, — киваю я. — Продолжай дышать. Что бы ни случилось, паника не поможет.
Рядом с ней стоит ещё одна служанка, совсем молоденькая, с заплаканными глазами. Её страх ощущается как удушающий запах.
— Ты тоже, — обращаюсь я к ней. — Дыши. Медленно.
Обе девушки слушаются, и их эмоции немного успокаиваются. Но мои собственные тревоги только нарастают. Что случилось? Почему в доме такая суматоха?
— Леди Элисия! — раздаётся позади меня мужской голос.
Оборачиваюсь и вижу Роберта, секретаря отца. Обычно невозмутимый, сейчас он выглядит бледным и потрясённым. И звучит паникой и страхом, конечно же.
Драконьи боги, да что случилось?!
— Роберт, что происходит? — спрашиваю я, отпуская руку горничной.
— Вам нужно пройти со мной, — говорит он, не отвечая на мой вопрос. — В кабинет вашего отца. Немедленно.
Холодок пробегает по спине. Отец. Мой разум рисует худшие сценарии. Может, они с Вейроном поссорились? После того, как я ушла, отец последовал за моим мужем... бывшим, по всей видимости. Что, если слово за слово, и дело дошло до оскорблений? До драки? О боги, только бы никто не вызвал никого на дуэль!
Хватит мне и позора, связанного с разводом…
— Роберт, скажи мне, что случилось! — требую я, но он только качает головой и жестом просит следовать за ним.
Идём по коридорам, и я корю себя за то, что проспала, что не проснулась раньше. Может, я могла бы предотвратить что-то.
Хотя кого я обманываю? Что бы я сделала? Мой жалкий дар позволяет мне только чувствовать чужую боль, но не исцелять её. Не как у отца, который одним усилием воли может подавить любые эмоции, успокоить толпу. Если бы он был здесь сейчас, в доме уже не было бы этой паники.
Возле дверей отцовского кабинета стоит стражник в форме императорской гвардии. Он кивает Роберту и пропускает нас внутрь.
В кабинете полумрак — шторы задёрнуты, горит всего несколько свечей. Первое, что я замечаю — незнакомый мужчина, стоящий у отцовского стола. Он высокий, с резкими чертами лица и пронзительными тёмными глазами. Его присутствие заполняет комнату, и я невольно делаю глубокий вдох. Что-то в нём притягивает взгляд — не просто внешняя привлекательность, но какая-то внутренняя сила, уверенность.
Именно то, в чём я так нуждаюсь, пройдя по дому отца, больше напоминающему трескающийся стеклянный мост.
Я ловлю себя на мысли, что он мне симпатичен, и тут же стыжусь этой мысли. Какая глупость — думать о таком в минуту кризиса!
— Леди Элисия? — спрашивает незнакомец, и его голос оказывается неожиданно мягким для человека с такой суровой внешностью.
— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — А вы...?
— Меня зовут Трагер, королевский дознаватель.
Внутри всё холодеет. Трагер. Даже я, проводящая большую часть времени вдали от двора, знаю это имя. Его боятся даже самые влиятельные придворные. Говорят, он может вытянуть правду из камня, и его глаза видят насквозь любую ложь. Его атрибут не связан с ментальными дарами, как мой или отца, поэтому он пользуется более… традиционными и менее гуманными методами.
— Кто? — шепчу я. — Кто мог...?
— Это то, что мне предстоит выяснить, — терпеливо отвечает Трагер. — И мне понадобится ваша помощь.
Я смотрю на него, не понимая. Какую помощь я могу оказать? Я, неудачница с бесполезным даром, всегда бывшая разочарованием для отца?
— Простите, я…
Он молча кивает и отходит к комоду, на котором стоит множество бутылок и графинов. Безошибочно выбирает тот, что с водой, берёт стакан из тонкого стекла, которым так гордился отец, потому что у них множество граней, дающих сходство со льдом, и наполняет водой.
После, так же не спрашивая, вкладывает его в мою руку и мягко, но настойчиво усаживает в кресло.
Моё сознание, похоже, пытается отгородиться от потрясения. Я отмечаю широкие, шершавые ладони мужчины, вдыхаю ненавязчивый, но очень приятный запах. Что это? Что-то древесное?
Боги, Элисия, о чём ты только сейчас думаешь?!
Слова Трагера звенят в ушах, но их смысл никак не доходит до сознания. Отец убит? Это невозможно. Он был таким сильным и непоколебимым. Его дар подавления эмоций делал его практически неуязвимым в любой конфликтной ситуации. Кто мог решиться на такое?
Воспоминания накатывают волной. Сначала мама — её медленное угасание от болезни, которую никто не смог излечить. Мне было шестнадцать, когда она ушла, оставив после себя пустоту, которую ничем нельзя было заполнить. А теперь и отец…
Пусть между нами никогда не было тепла, пусть считал меня слабой и бесполезной, но он был моим отцом. Последней связью с прошлым. С семьёй.
И Вейрон. Его вчерашние слова о разводе.
Внезапно осознаю, что осталась совершенно одна. Никого. Ни единой души в этом огромном, холодном мире.
Как бы сейчас пригодился отцовский дар. Подавить эту бурю эмоций и боль, затопляющую меня изнутри. Но всё, что у меня есть — способность чувствовать чужие эмоции, усиливающая мои собственные страдания. Я тону в этом водовороте чувств, не в силах мыслить ясно.
— Леди Элисия? — приятный с хрипотцой голос Трагера возвращает меня к реальности.
Поднимаю глаза и вижу, что он наблюдает за мной с выражением, которое можно принять за сочувствие. Странно видеть такое от человека с его репутацией.
— Простите, — говорю я, пытаясь собраться. — Я просто... не могу поверить.
— Понимаю, — кивает он. — Но мне необходимо задать несколько вопросов о событиях вчерашнего вечера.
Вчерашний вечер. Приём. Ссора с Вейроном. Отец, идущий за ним следом...
— Многие гости видели, как ваш муж и ваш отец поссорились, — продолжает Трагер. — Можете рассказать, что произошло?
— Вы подозреваете Вейрона? — напрямую спрашиваю я, чувствуя, как внутри всё сжимается.
Трагер не отводит взгляд. Меня настораживают его глаза. Его атрибут не связан с ментальным, но сейчас кажется, что он внимательно читает мою душу, в поисках чего-то полезного ему.
— На данный момент я собираю информацию, леди Элисия. Виновность или невиновность ещё предстоит установить.
Это не то чудовище, о котором говорят при дворе. Никакого злорадства, никакого желания немедленно найти виновного, пусть даже невиновного. Просто человек, делающий свою работу. Невольно вызывает уважение.
— Вейрон... — начинаю я и замолкаю, подбирая слова. — Вчера он публично заявил о желании развестись со мной. Отец был в ярости. Они обменялись несколькими фразами, после чего Вейрон ушёл, а отец последовал за ним. Или не за ним, он… не объяснил, куда пошёл. Это последнее, что я видела.
— А потом?
— Я пошла в свою старую комнату. Была... расстроена. Никуда больше не выходила.
Чуть не сказала «пряталась». Трусливо избегала людей, чтобы не слышать от них жалости. Пока моего отца убивали.
Драконьи боги…
Трагер кивает, словно всё совпадает с тем, что он уже знает.
— Ваш атрибут, леди Элисия. Я знаю, что вы можете чувствовать эмоции других людей. Заметили ли вы что-нибудь необычное вчера вечером? Какие-то сильные эмоции, выходящие за рамки обычной реакции на скандал?
Закрываю глаза, пытаясь вспомнить. Но всё, что я помню — собственная боль, настолько всепоглощающая, что заглушила остальное.
— Я сейчас совершенно бесполезна, — признаюсь я, открывая глаза. — Мой дар... он не работает должным образом, когда я сама в… смятении. А вчера я была слишком поглощена собственными чувствами.
— Понимаю, — говорит Трагер без тени упрёка. — А помните ли вы что-нибудь необычное, что произошло до ссоры? Может быть, кто-то проявлял особый интерес к вашему отцу? Или были какие-то странные посетители в последнее время?
Качаю головой.
— Я не живу здесь уже много лет. Я ничего не знаю о делах отца или его посетителях.
— Что ж, — Трагер выпрямляется. — Благодарю за ваши ответы, леди Элисия.
— Что будет дальше? — спрашиваю я, внезапно ощущая страх. — Вы задержите Вейрона?
Мысль о том, что Вейрона могут пытать, заставляет меня вздрогнуть. Да, он сказал ужасные вещи, разбил моё сердце, но я не хочу его страданий.
— Леди Алисия, — голос Трагера остаётся спокойным, хотя я улавливаю нотки удивления. — Ваше заявление весьма... неожиданное.
— Зато правдивое, — отрезает она, наконец бросая взгляд в мою сторону. В её глазах я вижу не раскаяние, а вызов.
Я смотрю на Алисию и не могу поверить, что это моя младшая сестра. Сколько лет прошло с нашей последней встречи? Она успела вырасти, измениться, превратиться в красивую молодую женщину с уверенным взглядом и гордой осанкой. Отцовская дочь во всём.
Отец... При мысли о нём горло снова сжимается. Он не скрывал, что Алисия — его любимица. С самого детства, когда стало ясно, что её атрибут — способность поглощать чужие эмоции — похож на его дар. «Полезный атрибут», как он говорил, в отличие от моего. Вкладывал в неё всё — время, внимание, надежды.
А теперь он мёртв. И Алисия... с моим мужем. У меня будто землю из-под ног выбили.
Я сижу, парализованная новым ударом. Вейрон и Алисия. Сколько времени это продолжается? Как я могла не заметить? Но ведь я почти не видела сестру в последние годы — она училась в каком-то закрытом заведении для девушек с редкими атрибутами. Готовилась занять место отца при императоре. Её ждало блестящее будущее, в котором она решает свою судьбу сама, а не идёт, полагаясь на решения мужа.
Пытаюсь использовать дар, чтобы почувствовать её эмоции. Обычно я улавливаю их без усилий, но сейчас — ничего.
Странно.
Я ожидала ярость, горе из-за смерти отца, но Алисия кажется просто... напряжённой. Или это моё собственное потрясение блокирует атрибут? Сложно сосредоточиться на чужих чувствах, когда свои — будто кипящий котёл с осколками стекла.
— Итак, леди Алисия, — голос Трагера становится холоднее, в нём появляются нотки цинизма, которых не было, пока он говорил со мной. — Вы утверждаете, что были достаточно... близки с мужем вашей старшей сестры и можете поручиться, что он не отлучался ночью, чтобы, скажем, убить вашего отца?
Его прямота заставляет меня вздрогнуть, но Алисия только вздёргивает подбородок ещё выше.
— Именно так, — отвечает она, не отводя взгляда. — Вейрон был со мной всю ночь. Каждую минуту.
Дознаватель отходит от кресла, в котором я сижу, и останавливается в центре кабинета, сложив руки на груди. На его фоне Алисия кажется почти ребёнком, которого выгнали с уроков за плохое поведение.
— Как трогательно, — в голосе Трагера явная насмешка. — И что же вы делали всё это время? Обсуждали погоду? Играли в шахматы?
Я вижу, как щёки Алисии вспыхивают румянцем — то ли от гнева, то ли от смущения. Она пытается казаться сильной, но дракон, стоящий перед ней, действительно пугает.
Особенно тем, каким разным он может быть.
— Это не ваше дело, — цедит сестра сквозь зубы.
— О, напротив, леди Алисия, — Трагер шагает к ней. — Это именно моё дело. Ваш отец убит, а вы предоставляете алиби главному подозреваемому, усложняя дело и, вероятно, лишая всех нас такой ценности, как ответы. Так что или вы отвечаете на мои вопросы сейчас, или продолжим разговор в более официальной обстановке.
Алисия бледнеет. Я чувствую, как внутри неё нарастает страх — наконец-то улавливаю хоть что-то. Она боится Трагера и злится на себя за реакцию.
Внезапно воздух будто становится гуще. Сердце сжимается от боли, хотя я понимаю, что это не атрибут отца, а Алисия использует свой дар.
Но Трагер только усмехается, тоже ощутив.
— Не стоит тратить силы, леди Алисия, — говорит он почти мягко. — Лучше направьте свой замечательный дар на сестру. Ей сейчас гораздо нужнее ваша помощь, чем мне.
Алисия выглядит потрясённой. Не знаю, что она собиралась сделать. Если забрать его спокойствие, то это не слишком дальновидно. Трагер вышел бы из себя и арестовал всех. А то может и что-то похуже.
Я смотрю на сестру и не узнаю её. Куда делась та застенчивая, тихая девочка, которую я помню?
— Алисия, — мой голос едва слышен, — как ты могла?
Она, наконец, поворачивается ко мне полностью, и в её взгляде я вижу смесь эмоций: вызов, гнев, но где-то глубоко — неуверенность и... вина?
— Ты никогда не делала его счастливым, Элисия, — говорит она, и её слова ранят меня сильнее любого ножа. — Ты была слишком занята своими чужаками и их проблемами. А ему нужна была настоящая жена.
Каждое слово как удар. Я сижу, не в силах ответить, чувствуя, как последние остатки моего мира рассыпаются в пыль.
— Я поговорю с Вейроном в любом случае, — продолжает Трагер, уже не обращая внимания на Алисию. — Но учту, что у него появилась такая... ярая защитница. Должен заметить, меня несколько удивляет ваше спокойствие, леди Алисия. Я, конечно, не владею ментальными атрибутами, но, по моему скромному мнению, вы должны быть в ярости из-за смерти отца. Особенно учитывая, как он вас любил и сколько для вас сделал.
Его слова как будто бьют Алисию под дых. Она открывает рот, но не находит что ответить.
— Вы ничего не знаете об отце, — наконец выдавливает она.
— О, я знаю достаточно о графе Рассмаре, — усмехается Трагер. — Всё же нам часто приходилось работать вместе, так что, — он немного наклоняется вперёд, но это движение вынуждает Алисию отступить на шаг, — считайте, что я взялся за это дело с личной заинтересованностью. И я найду виновного или виновную, даже под чужим одеялом.
— Я не знаю, что чувствую, Алисия, — честно отвечаю я. — Слишком много всего произошло. Отец мёртв. Вейрон... ты... Я просто не могу всё это осмыслить сразу.
Пальцы непроизвольно сжимают складки платья, шёлк хрустит под ногтями. Солнечный луч, падающий из окна, вдруг кажется мне насмешкой — как может светить солнце, когда мир рушится?
И именно сейчас, когда нужно сосредоточиться и найти убийцу отца или хотя бы горевать над утратой, мы обсуждаем её предательство и связь Алисии с моим мужем.
Это неправильно.
Я думала, что ничто не может быть хуже публичного объявления о разводе, от которого так просто не отвертишься, но потом случилось всё это. В воздухе повисает тяжёлое, липкое молчание. Я жду, когда боль пронзит меня, но внутри лишь пустота.
Интересно, мне положены хоть пять минут без новых потрясений?
— Ты никогда не любила его, — губы Алисии кривятся в ухмылке. — Вейрона. Ты вышла за него, потому что отец так хотел. Это был выгодный брак, к тому же император приказал Вейрону.
— Ты ничего не знаешь о моих чувствах, — отвечаю я, удивляясь собственному спокойствию. — Да, изначально это был брак по расчёту. Но я научилась любить его. По-своему.
— Но Вейрон не любил тебя, — упрямо говорит Алисия. — Никогда. Он сам мне это сказал.
Её слова ранят, но странным образом я чувствую не боль, а усталость. Словно все мои эмоции исчерпались, выгорели дотла. Если бы в итоге оказалось, что я лишилась своего атрибута, я бы не слишком расстраивалась.
— Возможно, ты права, — говорю я. — Но это не оправдывает то, что вы сделали. Оба.
Она подходит к окну, небрежно покачивая бёдрами, будто не происходит ничего особенного. Солнечный свет играет в её волосах, подсвечивая их золотом. Мои светлее из-за седины.
— Я просто живу своей жизнью, Элисия. Как и всегда.
— Ты знаешь, о чём я говорю, — делаю шаг вперёд. — Лжёшь следователям. Покрываешь убийцу. Ты...
— Хочешь правды? Она внезапно усмехается она. — Мы обе — куклы в спектакле, который поставил отец. Её дыхание пахнет дорогим вином и ядом. — Только ты всё ещё веришь в свою роль. А я... я просто нашла способ выжить.
— В постели моего мужа? — Смешок получается горьким.
Алисия рассматривает свои идеально ногти с наклеенными драгоценными камнями.
— О, если бы только этим. Вейрон рассказывал, какая ты скучная в постели. Как дрожишь от страха, когда он...
— Заткнись, — рявкаю я, борясь с желанием влепить ей пощёчину. Ты скрываешь информацию, мешаешь следствию, ты...
— Хочешь знать правду, Элисия? — она встаёт и подходит ближе. — Мы с тобой в полном дерьме из-за действий и решений отца. Ты слишком мало знаешь о реальной жизни, за тобой всегда хорошо ухаживали. А я нашла другой способ выжить. Всегда находила.
— Спать с моим мужем? Это твой способ?
Мой голос дрожит, но я не позволю слезам появиться. Не перед ней.
— А, так мы об этом, — её тон становится будто скучающим. — Да, я спала с Вейроном. И что? Хочешь услышать подробности?
— Я хочу знать, осознаёшь ли ты, что делаешь, — каждое слово даётся с трудом. — Ты знаешь, что Вейрон стал драконом благодаря мне? Это я была с ним на ритуале, я рисковала жизнью ради него. Я знаю истинное имя его дракона.
Алисия смотрит на меня с каким-то странным выражением, похожим на жалость.
— Ох, сестрёнка, — она качает головой. — Ты всё ещё живёшь этими воспоминаниями? Ритуал был много лет назад. Знаешь, в чём твоя проблема? Ты выполнила свою роль, сделала всё, что должна была — и стала ненужной. Отработанный материал, Элисия. Так бывает.
Её слова — ядовитые стрелы, каждая находит цель.
— Ты ошибаешься, — пытаюсь сохранить достоинство. — То, что у нас с Вейроном, это больше, чем...
— Чем что? — перебивает она. — Чем брак по расчёту? Чем союз, выгодный нашим семьям? Ты действительно думаешь, что он женился на тебе из любви и что истинность что-то значит?
— А ты думаешь, что он любит тебя? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. — Ты для него просто развлечение, Алисия. Способ досадить мне.
— Возможно, — она пожимает плечами с непринуждённостью, которая меня поражает. — Но, по крайней мере, я не обманываю себя. Я знаю, кто я и чего стою.
— И чего же ты стоишь? — мой вопрос звучит тихо, но в комнате повисает тяжёлая пауза.
— Больше, чем ты думаешь, — она делает ещё шаг ко мне. — Я умею выживать, Элисия. Пока ты училась быть идеальной женой, я училась видеть людей насквозь. Знать их слабости. Использовать их.
— Включая собственную сестру?
— Особенно сестру, — в её голосе слышится что-то похожее на искренность.
Внезапно. слышу среди её эмоций нечто настоящее — боль, обиду, зависть, которые она скрывала за маской самоуверенности. — Мир устроен так, Элисия. Или ты наверху, или тебя втаптывают в грязь. Я выбрала первое.
— И если для этого нужно предать сестру, ты сделаешь, не задумываясь?
Слова сестры звенят в ушах, когда я выхожу из комнаты. Мучает не только боль от предательства, но и настороженность. Сестра что-то недоговаривает, что-то важное скрывается за её дерзостью и презрением.
Это как-то связано с отцом. Возможно и с тем, почему его убили. Нужно будет подсказать дознавателю поговорить с Алисией. Ему она даже нехотя расскажет.
Трагер ещё не вернулся, и я решаю действовать сама. Что-то мне подсказывает, если захочет, он меня найдёт. А мне пока нужно поговорить с Вейроном. Лицом к лицу. Посмотреть в глаза и почувствовать его эмоции. Только так я смогу понять, что происходит на самом деле.
Поверить не могу, что он заявил подобное вчера. Может, он с выпивкой перебрал?
— Подготовьте экипаж отца, — говорю я дворецкому. — Я еду домой.
Домой. Странное слово сейчас. Где мой дом? В замке императора, куда я переехала после свадьбы? В этом мрачном особняке, где я выросла? Есть ли у меня вообще место, которое я могу назвать своим?
В экипаже я прижимаюсь лбом к холодному стеклу и смотрю на проплывающие мимо улицы. Люди спешат по своим делам, не подозревая о том, как рушится моя жизнь. Для них это обычный день.
Впрочем, может, они и подозревают. Слухи разлетаются быстро.
Нужно подумать, как вести себя с Вейроном. Пожалуй, правильнее будет сначала говорить только об отце. О его смерти, о расследовании.
Не буду спрашивать Вейрона о разводе, о причинах и о моей сестре. Пока не буду.
Если сразу затронуть эту тему, эмоции захлестнут меня, и я не смогу оставаться хладнокровной. А если он и вовсе заикнётся про ребёнка, я просто его убью. И сразу сдамся Трагеру.
Мне нужна ясность. Нужна правда.
Экипаж останавливается у знакомых ворот.
Замок возвышается над городом, словно каменный исполин, окутанный дымкой прошедших веков. Его стены, сложенные из тёмного базальта, испещрены следами времени — трещинами, поросшими плющом, и выбоинами от древних осад. Высокие башни с островерхими крышами вонзаются в небо, их шпили украшены знамёнами, которые трепещут на ветру, будто пытаясь сорваться в полёт.
Я называла это место домом. Просыпалась здесь каждое утро и засыпала каждую ночь, зная, что где-то поблизости мой муж, пусть он и возвращался порой в отведённые нам комнаты слишком поздно.
За время поездки мне удаётся успокоить мысли и, в принципе прийти к тому, чтобы нормально использовать атрибут.
Ворота, массивные и окованные железом, всегда казались неприступными, но сейчас их тяжёлые створки приоткрыты, будто замок затаился и ждёт, когда внутрь попадёт добыча. Стражники у ворот узнают меня, но что-то в их взглядах настораживает. Они переглядываются, прежде чем пропустить экипаж.
Двор вымощен грубым камнем, по краям которого пробивается жёсткая трава. В воздухе витает запах дыма, железа и чего-то ещё — тревожного, неуловимого.
Поднимаюсь по широкой лестнице, каждая ступень знакома до последнего изгиба. Она высечена из того же тёмного камня, что и стены. Ступени, отполированные тысячами шагов, холодны под ногами, даже сквозь подошвы туфель. По обеим сторонам — высокие факелы в железных кольцах, их пламя колеблется, отбрасывая неровные тени на резные арки.
А за дверями — тишина. Густая и плотная.
Сердце колотится всё сильнее с каждым шагом. Что я скажу ему? Как посмотрю в глаза?
У дверей наших покоев — ещё двое стражников. Они вытягиваются при моём появлении, но не отходят в сторону, как обычно.
— Леди Элисия, — говорит один из них, не глядя мне в глаза. — Прошу прощения, но у нас приказ не пускать вас в эти покои.
Слова ударяют как пощёчина. Меня? В мои собственные комнаты?
— Я не понимаю, — голос звучит слишком тихо. — Это мои покои. Я живу здесь.
— Уже нет, миледи, — второй стражник выглядит искренне смущённым. — Лорд Вейрон дал чёткие указания. Никто не должен входить без его разрешения, особенно вы.
Чувствую, как к горлу подступает комок.
— Там все мои вещи, — пытаюсь говорить спокойно. — Платья, книги, украшения. Личные предметы.
Стражники снова обмениваются взглядами.
— Ваши вещи, миледи... — начинает один.
— Их уже нет, — заканчивает второй. — Приказ лорда.
— Что значит «нет»? — мой голос срывается. — Куда они делись?
— Часть была выброшена, — говорит стражник, отводя взгляд. — Остальное отдали нуждающимся. По распоряжению лорда Вейрона.
Выброшены. Отданы. Книги, которые я собирала. Платья, в которых я встречала гостей рядом с ним. Украшения, подаренные им в лучшие времена. Все мои вещи, все воспоминания — просто исчезли.
И ведь многое Вейрон даже не покупал!
— Каким нуждающимся? — спрашиваю я, чувствуя, как по телу разливается холод.
— В приют Эрии, миледи, — отвечает стражник. — Тот самый, где вы... работали всё это время.
Мир вокруг на мгновение меркнет. Приют. Моё убежище, место, где я чувствовала себя нужной. Он знал. Вейрон знал, как это место важно для меня. И специально отправил туда мои вещи — не из щедрости, а чтобы я каждый раз, приходя туда, видела осколки своей прежней жизни.
Я не могу собраться с мыслями. Куда мне теперь? Возвращаться в дом отца? Похоже, других вариантов нет. Но сначала нужно заехать в приют. Увидеть своими глазами, что осталось от моей прежней жизни, что из вещей уцелело.
Однако перед этим есть ещё одно место, куда я должна попасть. Я хочу увидеть отца. В последний раз. А значит мне нужно к императорскому лекарю.
Отхожу от стражей и неуверенно двигаюсь в сторону южного крыла, откуда можно попасть в подземелья. Там исследуют причины смерти тех, чей уход вызывает вопросы. И там сейчас находится тело моего отца.
Внизу лестницы небольшая приёмная, где сидит кто-то вроде секретаря и ассистента в одном лице.
— Я хотела бы увидеть графа Рассмара, — говорю я ассистенту в приёмной. — Я его дочь, Элисия.
Задумчивый парень с рыжеватыми вьющимися волосами кивает, не поднимая на меня взгляда, и исчезает за дверью.
Через несколько минут появляется сам имперский лекарь — магистр Ролен: высокий, но крепкий мужчина, со всклокоченными светло-русыми волосами и пятнами чернил на пальцах. Его светло-серые глаза кажутся стеклянными.
— Леди Элисия! — восклицает он, как будто мы знакомы много лет, а не встречались лишь пару раз. — Очень кстати, очень! Как раз заканчиваю отчёт о смерти вашего отца. Удивительный случай, необычный и, нужно сказать, крайне интересный!
Его энтузиазм застаёт меня врасплох. Я не ждала сочувствия, но от него веет восторгом, любопытством и одержимостью, хотя мы говорим о смерти человека. Моего отца…
— Я хотела бы увидеть его, — прошу я тихо.
— Да-да, конечно! — он машет рукой, приглашая следовать за ним. — Пойдёмте, покажу вам всё!
Мы идём по длинному коридору. С каждым шагом моё сердце стучит всё сильнее. Не знаю, готова ли я к этому.
— Ваш отец погиб мгновенно, — говорит магистр Ролен, шагая впереди меня. — Удар молнии — это не шутки, знаете ли! Одно прикосновение Ожоги в форме ветвящегося дерева, как при ударе молнии. Но без грозы! Только атрибут мог такое сделать.
Мир вокруг начинает кружиться. Атрибут молнии. Каждый дракон владеет атрибутом, который был у него до обряда первого обращения, плюс стихийная магия — огонь, вода, земля или воздух. Среди знакомых мне драконов есть только один с атрибутом молнии.
— Лорд Каллистер, — говорю я, едва шевеля губами. — У него атрибут молнии.
— Ах, вы знаете! — магистр Ролен кивает, широко улыбаясь. — Да, Каллистер Вонт. Давний враг вашего отца, кстати. Что-то там с земельным спором, насколько я слышал. У него был мотив. Но доказать сложно, сложно...
Он продолжает говорить, но я уже не слушаю. Лорд Каллистер — один из самых влиятельных людей в империи. Член императорского совета. Если он убил отца, шансы на справедливость стремятся к нулю.
Мы входим в прохладное помещение, где на каменном столе лежит тело, накрытое белой тканью. Отец. Магистр Ролен без всякого почтения откидывает ткань, обнажая бледное лицо, которое я едва узнаю.
— Видите эти метки? — он указывает на тонкие красные линии, расходящиеся от шеи отца, как ветви дерева. — Классический след атрибута молнии. Красиво, не правда ли? С научной точки зрения, разумеется.
Я не могу отвести взгляд от лица отца. Он кажется спокойным, почти умиротворённым. Неужели он умер, даже не поняв, что происходит?
— А вы уверены, что это именно атрибут лорда Каллистера? — спрашиваю я, сама не зная, почему задаю этот вопрос.
— Атрибут молнии крайне редок, — магистр Ролен пожимает плечами. — В столице только лорд Каллистер обладает достаточно сильным потенциалом, чтобы такое провернуть. Если, конечно, кто-то не использовал атрибут со схожим эффектом, но это маловероятно. Я почти уверен, что это молния, — продолжает магистр Ролен, не замечая моего состояния. — Зачем лорду Вейрону убивать вашего отца? Какой мотив?
Развод. Алисия. Свобода. Мотивов предостаточно.
— Вы хорошо себя чувствуете, леди Элисия? — магистр Ролен, наконец, замечает мою бледность. — Присядьте, присядьте. Понимаю, это шок. Хотя с научной точки зрения...
— Я в порядке, — выдавливаю я, отступая от стола. — Можно мне... побыть с ним наедине? Попрощаться?
— Конечно-конечно, — магистр Ролен кивает. — Я буду в своём кабинете, если понадоблюсь. Только не трогайте тело, пожалуйста. Исследование ещё не закончено.
Он уходит, и я остаюсь наедине с отцом. Теперь, когда нет необходимости держать лицо, слёзы, наконец, прорываются. Я плачу беззвучно, глядя на человека, который, несмотря на все свои недостатки, был моей единственной семьёй. Кроме Алисии, конечно. Алисии, которая сейчас с моим мужем. С человеком, который, возможно, убил нашего отца.
— Прости, — шепчу я, хотя знаю, что он не услышит. Теперь уже точно. — Прости, что не была рядом. Что не смогла защитить.
Но что я могла сделать? Мой атрибут бесполезен в таких ситуациях. Я могу чувствовать эмоции других, но не могу остановить молнию, что вышибла из него жизнь. Не могу вернуть...
Я прикасаюсь к холодной руке отца и вздрагиваю от осознания его окончательного ухода. Никогда больше не услышу его голос. Никогда не увижу редкую улыбку.
Выхожу из холодной комнаты с телом отца, чувствуя, как каждый шаг даётся с трудом. В коридоре слышны громкие голоса, и я замедляюсь, не желая ни с кем сталкиваться.
— Я же просил тебя ничего не трогать в холодильнике! — раздражённый голос магистра Ролена эхом разносится по коридору. — Эти жабы были частью эксперимента!
— Но они протухли, — отвечает ассистент. — От них воняло на всю комнату отдыха!
— Они замораживались в определённой последовательности! — в голосе магистра слышится неподдельное отчаяние. — Три месяца работы! Три месяца, Гилмор!
Я останавливаюсь у двери кабинета, невольно подслушивая эту странную перепалку. Мороженые жабы? В комнате отдыха?
— Прошу прощения, — говорю я, легонько стуча и заглядывая внутрь.
Магистр Ролен стоит, уперев руки в бока, перед молодым ассистентом, который выглядит одновременно виноватым и раздражённым. Не знаю, как ему удаётся.
— А, леди Элисия! — восклицает магистр, мгновенно переключая внимание. — Вы уже закончили? Чем ещё могу помочь?
— Я хотела попрощаться и спросить... — начинаю я, но любопытство берёт верх. — Простите, я случайно услышала. Вы держите мороженых жаб в комнате отдыха?
Глаза магистра загораются энтузиазмом.
— Совершенно верно! Исследую влияние различных ядов на процессы разложения тканей. Жабы — идеальные образцы, знаете ли. Маленькие, удобные. Держу их в специальном контейнере в холодильнике для персонала. Точнее, держал, — он бросает испепеляющий взгляд на ассистента.
Гилмор закатывает глаза:
— Никто не хочет находить экспериментальные трупы рядом со своим обедом, магистр.
Я не знаю, как реагировать на полученную информацию. Мой отец лежит мёртвый в соседней комнате, а эти двое спорят о протухших жабах в холодильнике.
— Магистр Ролен, — говорю я, возвращаясь к цели своего визита, — если вы выясните что-то ещё о причине смерти моего отца, можете сообщите мне?
— Разумеется, разумеется! — он энергично кивает. — Хотя я почти уверен в своих выводах. Атрибут молнии, несомненно. Но если появятся новые детали, я немедленно дам вам знать.
— Благодарю вас, — я слегка киваю. — До свидания.
— До свидания, леди Элисия! — магистр машет рукой и тут же поворачивается к ассистенту: — А теперь, Гилмор, объясни, куда именно ты выбросил моих жаб?
Я выхожу, закрывая за собой дверь, и слышу, как магистр продолжает отчитывать беднягу. Странный человек этот Ролен. Наверняка не слишком нравится родственникам погибших — создаёт совершенно несерьёзное впечатление.
Но я не чувствую в нём злого умысла или желания обидеть. Просто человек, слишком увлечённый своим делом. С таким же жаром он мог бы разводить цветы или собирать бабочек.
Иду к выходу, пытаясь уложить в голове полученную информацию. Атрибут молнии. Лорд Каллистер или Вейрон, который мог скопировать его атрибут. Оба имели мотив. Оба имели возможность... Я у Каллистера нет родственников с похожим атрибутом? А то дело может сильно усложниться.
На улице уже смеркается. Экипаж ждёт меня, и я спешу к нему, думая о том, что теперь нужно заехать в приют, а потом вернуться в отцовский дом. День выдался бесконечным, а ведь ещё столько нужно сделать.
— В приют Эрии, — говорю я, забираясь в экипаж и не глядя по сторонам.
Зря.
Задумавшись о своём, я сажусь и тут же подскакиваю, когда осознаю, что опускаюсь не на скамью, а на чьи-то колени.
В полумраке экипажа сидит человек!
— Леди Элисия, — знакомый низкий с хрипотцой голос заставляет меня вздрогнуть. — Осторожнее, вы можете пораниться.
— Трагер! — выдыхаю я, пытаясь слезть с него, но места здесь совсем мало. — Что вы делаете в моём экипаже?!
В тусклом свете, проникающем через шторы на окне, я вижу его лицо — спокойное, с лёгкой усмешкой на губах.
— Вас жду, — уверенно отвечает дознаватель. — Мне сказали, что вы поехали к императорскому лекарю. Решил, что будет эффективнее встретить вас здесь, чем гоняться по всему городу.
— Вы могли бы подождать меня в доме отца, — замечаю я, всё ещё пытаясь отвоевать себе хоть какое-то личное пространство.
— Мог бы, — соглашается Трагер. — Но тогда мы не поговорили бы наедине. А нам есть о чём поговорить, не так ли?
Экипаж трогается с места, я теряю равновесие и упираюсь ладонями в стенку над его плечами, едва не стукнувшись с дознавателем лбом.
Тёмные глаза оказываются слишком близко. Я охаю, совсем потеряв опору, и едва не падаю обратно на него. Трагер невозмутимо ловит меня за талию так, будто во мне совсем нет веса.
Я чувствую странное тепло от этого прикосновения. Надеюсь, ему не видно в полумраке, как покраснело моё лицо.
Трагер помогает мне сесть напротив, даже расправляет юбку, прикоснувшись к коленям через ткань. Если у меня и были мысли возмутиться его наглости, после всего, что успело случиться в этом экипаже меньше чем за минуту, это кажется такой мелочью, что слова застревают у меня в горле.
Меня настораживает то, как он ставит вопрос. Словно я тоже подозреваемая.
Технически, Трагер и правда может обвинить меня. Я была одна всю ночь, ко мне никто не заходил, а значит некому подтвердить или опровергнуть тот факт, что я могла выйти и…
Нет, это бред. Я даже чисто теоретически не могу прикинуть мотива, сделать что-то в этом духе.
— Вам интересно, попытаюсь ли я оправдать и защитить Вейрона? — нервно сминаю шёлк юбки. — Нет, я не стану. У него и без меня хватает защитников, которые заявляют, что всё нас связывающее было слишком давно, чтобы иметь сейчас хоть какое-то значение.
Трагер внимательно смотрит мне в глаза. Становится не по себе, будто он читает каждое, даже самое тонкое и незаметное, движение моей мимики.
— Какие у вас были отношения с сестрой?
Вопрос становится для меня неожиданностью.
— Это имеет какое-то отношение к делу?
— Сейчас всё имеет отношение к делу, — пожимает плечами дознаватель. — Так вы ответите?
— Мы… не были слишком близки. Когда умерла наша мама, она была маленькой, чтобы понять, а мне было слишком больно, так что я старалась держаться от неё подальше.
— Чтобы она не слышала ваших эмоций?
— Да, — киваю я. — Ну а потом… я вышла замуж и покинула дом отца.
— Выходит, у вашей сестры есть причины злиться на вас, — замечает Трагер.
— С чего бы?! — вспыхиваю я. — Я не делала ей ничего плохого!
— Ну как же. Она тоже потеряла мать, но была с ваших же слов слишком юной и не могла самостоятельно справиться с потерей. Ваш отец, при всём моём уважении к нему, не относиться к категории людей, способных поддерживать и утешать, значит Алисия была предоставлена сама себе с этой проблемой.
Я чувствую, как жар плавит кожу на моих щеках.
— Вы хотите сказать, что я сама виновата в том, что сестра пытается разрушить мою семью?!
Мне не нравится, как звучит мой голос. Я практически рычу на Трагера, хоть и понимаю, что он ни в чём не виноват.
— Боюсь, с моей стороны было бы бестактно копаться в грязном белье вашей семьи, Элисия. Но, если вам интересна эта загадка, я с радостью помогу вам докопаться до правды. В конце концов, никто не откажется от интересных сплетен, — он нахально подмигивает мне. — Но, в отличие от главных сплетников, я унесу ваши секреты с собой в могилу. У меня банально нет времени посещать приёмы, на которых можно было бы их пересказать.
Я смотрю на него, пребывая в абсолютном шоке. Его эмоции спокойны, как зеркальная гладь воды, лишь иногда по ней пробегает рябь лёгкого веселья. Этот мерзавец провоцирует меня? Для чего?
— Чего вы добиваетесь? — не выдерживаю я.
— Того же, чего и в начале нашей увлекательной поездки. Ищу убийцу вашего отца. Мне показалось странным поведение Алисии, поэтому я решил потянуть и за эту ниточку.
— Вы думаете, она может быть причастна? — голос снова меня подводит.
— К самому убийству — вряд ли. Хотя мотив у неё вполне серьёзный.
— У Алисии? Да отец в ней души не чаял! — снова злюсь я.
— Я понимаю вашу обиду на сестру, но там, где вы видите проявление внимания, она может видеть излишние требования и контроль, — качает головой Трагер, — но, это всё ещё проблемы вашей семьи. Давайте вернёмся к Вейрону. Вы замечали странности в его поведении в последнее время?
— Всё ещё злясь на него за провокации, я пытаюсь вспомнить.
— Нет. Он вёл себя как обычно.
— То есть для него в порядке вещей объявлять вам развод перед кучей гостей?
— Вы издеваетесь?!
— Вовсе нет.
— А, по-моему, да! Я только что потеряла отца, мужа и сестру. Я не знаю как мне быть, а вы вместо того, чтобы дать мне хоть какие-то ответы, провоцируете и ищете способ задеть меня побольнее! Вам доставляет удовольствие? Прекрасно! Смейтесь!
Трагер выслушивает мою тираду, вообще не меняясь в лице. Тот же пронзительный взгляд угольно-тёмных глаз, спокойная мимика. Из эмоций только лёгкая усталость, будто это я его утомила!
И ведь в этом гаде ни капли сочувствия. Он словно и не владеет эмпатией. Вообще не реагирует
Позволив мне выговориться, он наклоняется вперёд и опирается на колени предплечьями. Удивительно, но эта поза будто меняет обстановку. Дознаватель всё ещё занимает ощутимое место в моём экипаже, но теперь делает это не так явно, больше не давит.
— Я говорю всё это для того, чтобы вы разозлились, Элисия, — говорит он тихо, будто рассказывает секрет. — Потому что в вашей ситуации очень легко поддаться слабости и начать искать оправдания. Обратите внимания на свою реакцию, когда я заговорил о вашей сестре. Вас расстроили мои слова, вы защитились рефлекторно, но в глубине души уже начали оправдывать её поступок тем, что были недостаточно ласковы с ней, недодали любви.
— Откуда… вы знаете? — едва дыша спрашиваю я.
— Я неплохо понимаю людей. В силу своей работы, — грустно улыбается он. — Поэтому я хочу, чтобы вы разозлились и не принимали происходящее как должное. Вы не мать своей сестре и не несёте за неё ответственности. Ни один из законов империи, а я их знаю прекрасно, можете поверить на слово или проверить, не даёт ей права вмешиваться в вашу семью и претендовать на вашего супруга. Иногда люди поступают плохо и даже ужасно, но вам же не приходит идея обвинить собственного отца в его убийстве, правильно? — Трагер наклоняет голову к плечу, и его глаза ловят блики солнца, которые тут же утягивает в черноту. — Разозлитесь, Элисия. И дайте мне подсказку, которую вы не видели, пока искали оправдания их поступкам.
Приют Эрии встречает меня знакомым шумом и запахом: смесь варёной капусты, мыла и детских слёз. Может и бросила бы давно, но из-за детей остаюсь.
Основной контингент наших постояльцев — люди из категории неблагополучных. Те, у кого куча проблем, с которыми они не могут справиться. Из-за этого в них копится слишком много тьмы, которая позже может обернуться кошмаром.
Но дети не виноваты в том, что у их родителей проблемы. Сколько лет я провела здесь, стараясь хоть немного облегчить их жизнь? Сколько времени отдала этим стенам, маленьким комнатам и бесконечным коридорам?
Куда больше, чем собственному мужу и дому, — признаю я с горечью. Может, в этом всё дело? Может, Вейрон отдалился, потому что я отдалилась первой? Предпочла этих детей ему?
Останавливаюсь на этой мысли. Нет. Нельзя так думать. Вспоминаю слова Трагера и киваю себе.
Никакие ошибки прошлого не оправдывают решение предать. Это всегда выбор. У него может быть мотив в прошлом, но окончательное решение принимает сам человек.
К тому же разве Вейрон не пропадал днями в императорском дворце? Разве не сам говорил, что его обязанности перед империей важнее всего? Мне было скучно в пустых комнатах, вот я и наша место, в котором могу быть действительно полезной.
— Леди Элисия! — восклицает старшая смотрительница Влада, появляясь в дверях. — Мы не ждали вас сегодня. Особенно после... — она запинается, явно не зная, как деликатно упомянуть смерть отца.
— После того, как из моего дома выкинули все мои вещи, — заканчиваю я за неё. — И прислали их сюда. Они здесь?
Влада неловко кивает.
— Да, привезли утром. Мы сложили все в подсобке. Но, миледи... — она смотрит на меня с беспокойством, — вещи в ужасном состоянии. Словно их просто побросали в сундуки. Некоторые платья порваны, книги измяты...
Я сглатываю ком в горле. Конечно. Чего ещё я ожидала? Аккуратной упаковки? Бережного отношения? Меня вычёркивали из жизни. Спешно.
— Могу я посмотреть?
Влада ведёт меня через шумный зал, где дети разных возрастов играют, читают или просто сидят, уставившись в стену. Некоторые узнают меня и машут. Я пытаюсь улыбнуться им в ответ, но губы не слушаются. Сегодня я не в состоянии помогать им, мне и самой не помешает помощь.
В маленькой подсобке горит одинокая лампа. При её свете я вижу несколько сундуков и мешков, небрежно сваленных в углу. Подхожу, открываю первый.
Платья. Смятые, некоторые с оторванными рукавами или поясами. Вот синее шелковое я надевала на последний день рождения Вейрона. Вот зелёное, в котором я танцевала на приёме у императора. Воспоминания накатывают волной, и я закрываю крышку сундука, не в силах смотреть дальше.
— Здесь всё? — спрашиваю я, оглядывая скудные пожитки.
— Всё, что привезли, — кивает Влада. — Мы ничего не трогали, клянусь.
Я вижу, что она говорит правду. Но где мои драгоценности? Где подарки отца, украшения матери, которые я привезла с собой в комнаты мужа при дворце? Их нет. То ли остались в замке, то ли были присвоены кем-то по дороге.
— Мне нужно где-то остановиться, — говорю я, отворачиваясь от сундуков. — Хотя бы на пару дней, пока не решу, что делать дальше. У вас есть свободная комната?
Влада выглядит виноватой.
— Миледи, вы же знаете, как у нас с местом. Каждая кровать занята, Комнаты битком. Единственное, что я могу предложить... — она запинается, — это ваш кабинет. Можем принести туда матрас. Это не очень удобно, но хотя бы крыша над головой.
Мой кабинет. Крошечная комнатушка, где я вела учёт пожертвований и писала письма потенциальным благотворителям. Там едва поместится матрас.
— Хорошо, — киваю я. — Лучше, чем ничего.
Мы возвращаемся в главный зал, и Влада отдаёт распоряжения. Двое старших мальчиков бегут за матрасом, девочка-подросток вызывается принести свежее бельё. Я искренне благодарю их, вспоминая, что многие из тех, кто со скуки помогает ухаживать за приютом, провели здесь большую часть жизни.
— Леди Элисия, — Влада понижает голос, — простите за вопрос, но... что случилось? Почему лорд Вейрон поступил так с вами?
Я открываю рот, собираясь ответить, но не знаю, что сказать. Как объяснить, что мой муж, с которым мы прожили столько лет, внезапно решил вышвырнуть меня из своей жизни? Что он, возможно, убил моего отца, чтобы избавиться от меня окончательно?
— Вейрон хочет развода, — говорю я просто. — Видимо, я больше не вписываюсь в его планы.
Влада качает головой.
— Какой позор. Такой уважаемый человек, и так поступить...
Она не договаривает, потому что в зал вбегает молодой человек, лицо которого искажено паникой. Его одежда в беспорядке, как будто он бежал через весь город.
— Кошмар! — кричит он, тяжело дыша. — В императорском замке видели кошмар! Говорят, он кого-то убил!
Весь зал замирает. Дети перестают играть, взрослые оборачиваются к вестнику.
Я чувствую, как холодеет всё внутри. Кошмары обычно появлялись в трущобах, местах, где проще всего встретить неприятности, но замок…
— Миледи! — окликает меня Влада. — Туда наверняка никого не пускают! Там опасно!
Но я уже не слушаю. Выбегаю на улицу. Экипаж из поместья отца уехал, а искать новый я решаю по пути, чтобы не терять времени.
Такими темпами начнёшь завидовать Трагеру, который может создать дымку и оказаться там, где захочет. Полезный атрибут.
С некоторым запозданием понимаю, что кошмары обычно появляются ночью. Когда темнота вокруг и в мыслях становится глубже, выпуская всё то, о чём не думаешь, пока отвлекаешься на свет. Но день ещё не закончился, так что в замке действительно должно твориться что-то необычное.
Мысли путаются в голове. Что я делаю? Зачем бегу туда? Что скажу, если увижу Вейрона живым? А вдруг он мёртв?
Не знаю. Просто знаю, что должна быть там. Как минимум потому, что в городе не так много магов с ментальными атрибутами. И пусть мой дар не так полезен, как у отца или сестры, но я, по крайней мере, смогу быстро определить, кто из людей находится в состоянии близком к созданию кошмара и нуждается в помощи.
Должна увидеть своими глазами, что происходит.
Замок видно над крышами преимущественно двух-трёхэтажных домов, его шпили чёрными иглами вонзаются в темнеющее небо. Мне удаётся поймать экипаж, так что оставшуюся часть пути я преодолеваю достаточно быстро, хотя извозчик столкнулся с некоторыми трудностями, когда пытался приблизиться к воротам. Вокруг него уже собрались люди, сдерживаемая цепью гвардейцев. Люди кричат, требуют информации, некоторые молятся.
Я пробираюсь сквозь толпу, используя свой статус, чтобы продвинуться ближе к гвардейцам.
— Я леди Элисия, — говорю я одному из них. — Мой муж, лорд Вейрон, находится в совете. Пропустите меня.
Гвардеец смотрит на меня без особого впечатления.
— Никто не проходит, миледи. Приказ императора.
— Но я должна попасть внутрь и оказать поддержку находящимся там людям! — я почти кричу, чувствуя, как накрывает паникой, которой я успела нахвататься вокруг. — Чтобы не допустить усугубления ситуации!
Гвардеец колеблется и смотрит на стоящего рядом сослуживца.
— Я не знаю, миледи. Мы только охраняем периметр. Но говорят, что в восточном крыле... — он запинается, явно не желая продолжать.
— Что? — я хватаю его за руку. — Что там?
— Говорят, там бойня, — отвечает он тихо. — Кошмар прошёл через тронный зал прямо во время заседания совета. Больше я ничего не знаю.
Колени подкашиваются, и я едва не падаю. Бойня. Во время заседания совета. Вейрон наверняка был там.
— Элисия! — слышу знакомый голос и вытягиваю шею.
Трагер подходит к оцеплению и кладёт ладонь на плечо гвардейца.
— Догадывался, что вы рванёте сюда, едва услышав новости — его лицо серьёзно, но в глазах блестят неуместные искорки веселья. — Здесь опасно. Точно хотите к нам, а не убраться подальше?
— Вейрон, — говорю я, едва шевеля губами. — Он был на совете? Мне сказали, что там... бойня.
Трагер опускает голову и усмехается.
— Только ради этого прибежали? Эх, а я надеялся, что вы меня услышали.
— Пропустите меня! Я могу помочь!
Дознаватель укалывает меня взглядом исподлобья и наклоняется к уху гвардейца.
— Пропусти. Я за ней присмотрю.
Тот кивает и чуть поворачивает корпус. Путь свободен, и я проскальзываю в образовавшуюся щель.
Драгер тут же покровительственно приобнимает меня за плечи. Тяжёлая ткань его плаща приятно касается спины, создавая ощущение безопасности.
— Расскажете мне, что произошло? — тихо спрашиваю я. — Император в порядке?
— О, не сомневайтесь. Если людям снятся кошмары, то кошмарам снится Его Величество.
— А… Вейрон?
— Предположу, что вы беспокоитесь, поскольку его скорая кончина могла бы ощутимо упростить вам жизнь. Ну, знаете, до официального развода вы прямая наследница его состояния, имущества и титулов, раз уж других наследников нет. И какое красивое получилось бы дело, чувствуете?
— Судя по вашему ответу, это означает, что он в порядке, — хмурюсь я.
— Сочувствую, — вопреки сказанному Трагер улыбается.
Меня сбивают с толку его эмоции. Замок перекрыли, а он «слышится» так же, как «звучат» мальчишки, которые сбежали на речку вопреки запрету. Может здесь ничего опасного и не происходит? Но почему тогда поднялась такая паника? Чья это злая шутка?
Мы проходим туннель под массивной каменной стеной, окружающей замок, и оказываемся во внутреннем дворе. Здесь словно другой город. Если снаружи строения в основном из светлого песчаника, то тут всё облицовано тёмным. Зато много зелени аккуратно оформленной и подстриженной, чтобы растения казались одинаковыми и идеально подогнанными друг к другу.
Не успеваю я спросить у Трагера, почему он так несерьёзно относится к появлению кошмара, как из окна центральной башни вырывается монстр, повисает на подоконнике, после чего принимается карабкаться вверх.
Сама не знаю, зачем я к нему так рванула. То ли хочу помочь, то ли добить, чтоб не мучился.
Пока я преодолеваю расстояние до замка, перед которым приземлился Вейрон, сам он успевает вернуть себе человеческий облик, снова осыпавшись золотыми искрами. Похоже, обращение причинило ему боль, потому как по ушам хлестнул громкий крик боли.
— Вейрон! — я оказываюсь рядом. — Покажи.
Из замка выбегают гвардейцы. Похоже, у одного из них есть атрибут тумана, который накрывает нас, пряча от любопытных глаз случайных свидетелей. Это правильно, жаль только несвоевременно, ведь появление кошмара может спровоцировать появление и других. Если люди испугаются. К счастью, тут уже практически не осталось следов монстра.
— Какого хрена ты тут делаешь? — рычит муж, зажимая рану на боку. — Убирайся. Мне нужен кто-то с исцеляющим атрибутом, а не ты.
Вариант с добиванием начинает казаться более привлекательным. Я отстраняюсь и встаю на ноги, отряхивая платье. В груди распускается цветок злости.
— Что ж, поговорить со мной тебе всё равно придётся. Или думал, что можно просто вышвырнуть мои вещи, ничего не объясняя? Это ты убил моего отца?!
— Ты совсем дура? — рычит Вейрон. — За языком следи, пока не получила! Или что, думаешь, если я не занимался твоим воспитанием, то ты имеешь право разевать на меня пасть?
И вот странное, я снова не чувствую его эмоций. Он же должен что-то чувствовать, говоря подобное!
Пока я обтекаю, не зная, как на это реагировать, за спиной появляется Трагер.
— Драконьи боги, что с вашим языком, Вейрон? Ещё немного и ваша брань породит нам ещё один кошмар.
— Не лезь не в своё дело, Тарос! — огрызается Вейрон, но видно, что его пыл ощутимо поугас. Ссориться с императорским дознавателем он явно опасается.
Гвардейцы оцепляют периметр. Мне не видно большей их части из-за тумана, но я чувствую, что они рядом и всё слышать. Вейрон отрывается. Похоже, твёрдо решил уничтожить мою репутацию в замке. Спасибо ему большое, конечно.
В этот момент к нам подходит магистр Ролен и Гилмор с таким видом, будто они не спешили, а вообще шли пообедать, но случайно заинтересовались происшествием.
— Наконец-то, — скалится мой муж. — Вылечите меня!
Гилмор смотрит на наставника и приступает к работе только с его молчаливого кивка. Я впервые вижу, как действует лекарь, и хоть не сомневаюсь в компетенции Гилмора, сейчас очень хочется, чтобы он допустил какую-нибудь ошибку. Рана Вейрона удивительным образом стягивается, будто Гилмор ускорил время для раненого участка его тела. Проходит минуты три, когда на месте рваного кровавого месива остаётся только жуткий, покрытый запёкшейся кровью шрам.
Народу вокруг становится только больше. Кто-то из подошедших позже гвардейцев поздравляет Вейрона с успешным уничтожением кошмара, благодарит за спасение множества жизней, которым обязательно досталось бы, не избавься они от столь крупного кошмара. Противно слушать.
Другие, слышавшие нашу перепалку, стоят молча, но по их эмоциям я слышу смятение. Разумеется, они сохраняют этикет, но чем обернётся для меня унижение Вейрона. Боюсь представить, что ещё он бы мне сказал, не вмешайся Трагер.
— Что ж, раз вы, наконец, освободились от всех дел и пребываете в крайне болтливом настроении, — обращает на себя внимание дознаватель, — самое время ответить на вопросы, касательно всех происшествий, потому как чутьё подсказывает мне, что обе трагедии связаны.
— Чего? — сверкает глазами Вейрон. Я не могу прочесть эмоций, но по другим признакам понимаю, что Трагер его раздражает даже больше, чем я.
— Как минимум появлением кошмара, — продолжает Вейрон. — Но ещё и тем, что в ходе второго происшествия мы по случайному или не очень стечению обстоятельств потеряли одного из фигурантов первого дела.
— Ты издеваешься? Тело наверху, занимайся им, а не лезь ко мне.
— Боюсь, там уже нечего расследовать, — разводит руками Трагер. — Убийцу лорда Окайра вы успешно устранили. Но вопросы всё равно остались. Потому как, знаете ли, мне кажется подозрительным то, что человек с тем же атрибутом, что и у предполагаемого убийцы лорда Рассмара неожиданно погибает.
Я хмурюсь, теряя нить его рассуждений. Они говорят про лорда Окайра? Но… у него же не атрибут молнии. Кажется, то ли лёд, то ли управление водой.
Тогда о чём они говорят?
— Ты хочешь в чём-то обвинить меня, Трагер? — наклоняет голову к плечу.
— Пока нет. Я предполагаю, что для настоящего преступника всё разыгрывается как по нотам, не находите? Когда удобный подозреваемый, на которого легко повесить преступление, исчезает. Отличный повод скинуть глухое дело и пополнить копилку закрытых преступлений. Вот только я не из тех, кто работает для галочки. Тем более здесь леди Элисия, которой важно узнать правду. В конце концов, она потеряла отца.
Вейрон смотрит на меня. Я не чувствую его эмоций, но угадываю нечто напоминающее досаду во взгляде.
— У меня куча работы, — цедит он сквозь сомкнутые зубы. — Так что если у тебя нет более существенных претензий, я займусь своими делами.
Прихватив нескольких гвардейцев, оставшихся равнодушными к разговору, он уходит.
— Почему из-за меня? — изгибает бровь Трагер. Я непричастен к появлению кошмара, который его убил. Но, согласитесь, наш преступник крайне изобретателен и совершенно чокнутый. Я рассчитывал, что у нас могут быть ложно обвинённые и что мы принесём извинения.
— Тем не менее человек погиб!
Трагер снисходительно улыбается.
Я знаю, что он дракон, и знаю, что стал дознаватель таким задолго до моего рождения. Вот только если меня Вейрон назвал старой, то почему этот ведёт себя… так? Будто застрял в подростковом во
— Элисия, вам сейчас и без этого трупа проблем хватает, не так ли? На самом деле я пустил вас сюда не для того, чтобы вы полюбовались подвигом своего почти-бывшего-мужа. Вы в приюте Эрии занимаетесь помощью «пограничникам»?
— Тем, кто находится в опасном состоянии сознания, да.
— Отлично. Я хочу, чтобы вы поработали с персоналом замка. Уборщицы, лакеи и все те, на кого принято не обращать внимания. Сейчас помощь будут оказывать в основном знати. Но они не единственные, кто в состоянии породить кошмар.
Я как-то сразу теряю всю воинственность и резко переключаюсь на невольное восхищение, что Трагер подумал об этом.
— Д-да, конечно.
— Славно.
На миг ловлю себя на желании пожаловаться на то, что Вейрон меня выгнал и я даже мамины украшения не могу забрать, но в итоге сдерживаюсь и просто киваю, перед тем как отойти и направиться в замок. Дознавателю нужно расследовать преступления, а не вникать в мои проблемы.
В замке я проводила не так уж много времени. Мне всегда казалось, что он большой и мрачный, отчасти поэтому я сбежала работать в приют и проводила там большую часть времени. Тем не менее сейчас я легко ориентируюсь, выбирая направление на кухню, решив, что там будет проще собрать людей, чтобы поговорить с ними и проверить их эмоции. Жаль, моим планам не суждено было исполниться.
— А Элисия. Что ты здесь делаешь? Решила поунижаться перед Вейроном?
Я медленно поворачиваю голову. Как раз проходила одну из галерей с портретами именитых советников прошлых эпох. С кресла поднимается моя сестра в строгой форме, отдалённо напоминающей одежду отца, в которой он появлялся в замке.
— Алисия? У меня к тебе тот же вопрос. И что у тебя за наряд?
— А то ты не понимаешь, — фыркает она. — Я теперь вместо отца. Кому-то придётся разгребать все его проблемы. Не ты же, в самом деле. С таким никчёмным атрибутом.
— Тебе лучше последить за языком, — я поднимаю подбородок. — Это ты от Вейрона нахваталась?
— А ты меня ещё учить, собираешься, бабуля? — едко хохочет Алисия. — Смирись уже! Он выбрал меня, а не тебя!
Кем бы ни мнила себя моя младшая сестра, я отсюда чувствую липкое звучание страха. Но кого она боится? Вряд ли меня. Я со своим атрибутом навредить точно не могу. Физически тоже сомневаюсь, что смогу как-то навредить ей.
Может её напугало появление кошмара? Если она нацепила эти тряпки, то могла присутствовать и на собрании. Видеть всё своими глазами.
Нет, маловероятно. Наш отец не был святым. Мне он с детства показывал кошмаров, если была возможность сделать это относительно безопасно. С Алисией наверняка проворачивал что-то и похлеще. Она не должна бояться монстров.
Выходит, под своей агрессией она прячет то, что и сама боится того, о чём говорит. Что ж, попытаюсь помочь. Может она и ведёт себя как дрянь, но она всё ещё моя сестра и, очевидно, тоже переживает из-за смерти отца. У них были свои проблемы, о которых мне, вероятно, ещё предстоит узнать, но точно не сейчас. Как бы там ни было, мы обе переживаем и я, как старшая сестра, должна помочь и ей тоже.
— Ты можешь расслабиться. Если Вейрон выбрал тебя, я не стану мешать.
— Хорошо, что понимаешь, — кивает Алисия. — Потому что, очевидно же. Я моложе тебя, красивее и точно смогу подарить Вейрону такого желанного ребёнка.
Да-да, спасибо, сестрёнка, что пытаешься задеть посильнее.
— Пусть так, — медленно проговариваю я. — Позволь уточнить, это ты распорядилась вывезти мои вещи?
— Ну разумеется. Зачем мне этот стариковский хлам!
Я пропускаю её выпад мимо ушей. Пока мне нужна информация.
— Допустим. Но не могла бы ты отдать мне шкатулки с мамиными драгоценностями? Они дороги мне как память.
— О, нет. С этим ты точно мимо, — качает головой сестра. — Её драгоценности останутся у меня.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не оттаскать её за ухо. Наглая девчонка! Да я тебе пелёнки меняла!
— Почему?
— Потому что не справедливо. Когда она умерла, я едва ли что-то помнила. А теперь у меня есть хотя бы часть её, — Алисия дёргает плечами.
— Хорошо. Мы могли бы поделить их. Чтобы у каждой оставалась память о ней?
— Исключено. Ты же понимаешь, что это нечестно? Я даже лица её не помню!
У меня почти буквально падает забрало.
— Прекрасно. То есть тебе не было дела до этих украшений, пока всё было хорошо, а теперь вдруг требуешь отдать их все тебе?!
Первым порывом у меня, конечно, становится хорошенько встряхнуть Алисию. Возможно, это помогло бы, будь она лет на десять младше и не понимала, что делает. Но моя сестра прекрасно понимает, что делает. Более того, мне начинает казаться, что это она убедила Вейрона повременить с разводом, чтобы успеть получить наследство, а только потом оставить меня ни с чем.
Может поэтому Вейрон так сильно злится на меня? Его раздражает, что он не может быстро от меня отделаться и посвятить всё свое время моей младшей сестре?
Внутри скалит зубы ярость и обида. Это несправедливо. И нечестно. Я не сделала ничего плохого, чтобы остаться ни с чем.
— Разозлитесь, Элисия, — напоминает в памяти голос Трагера.
Что ж. Он прав.
— Вот значит как, — медленно проговариваю я. — Ты уж извини, я не очень хорошо знаю эту категорию законов, но, насколько я помню, вопрос наследования не решится до официального завершения дела. А раз уж Вейрон прямо заявил, что я не гожусь на роль его жены, не вижу причин тянуть с разводом.
Лицо Алисии остаётся спокойным, но я слышу, как вздрогнули её эмоции. Она ожидала чего угодно, но явно не этого. Наверняка думала, что я закачу скандал или начну отстаивать своё право на Вейрона.
Но я не стану. Мне и правда очень обидно, и я до сих пор хочу знать, почему он так поступает со мной, но Алисии я этого не покажу.
— Ты не… не можешь?
— Почему же? Вейрон подозревается в убийстве нашего отца. Не знаю как ты, а я не могу этого стерпеть. Уверена, разбирательства будут быстрыми. Так что, сестрёнка, если очень хочешь, начинай подыскивать свадебное платье. Чтобы, ну… как ты там сказала? Оказаться на обеспечении?
Позже я пожалею о своей дерзости, возможно даже буду раскаиваться, но сейчас мне хорошо. Я готова проиграть битву за мужчину, чтобы позднее выиграть войну за себя.
Радоваться мне пришлось недолго. Резко звуки будто стали тише. По спине пробегает холодок, который концентрируется в области затылка, тянется по челюсти и застревает в горле покалывающе липким комом.
— Думаешь, ты тут самая умная? — тихо произносит Алисия. — Думаешь, что всех перехитрила? Как бы не так!
Я вздрагиваю, чувствуя, что дышать и мыслить становится сложнее. Вместе с теплом из тела утекают чувства. Вместо них голову будто заполняет ледяная вода, обжигающая ткани и причиняющая боль.
Она использует свой атрибут? На мне?
— Я вижу тебя насквозь, сестра, — шипит она. — Ты всё ещё надеешься его вернуть. Я чувствую твои эмоции. Твоё желание.
— Отпусти, — требую я. — Ты ошибаешься.
Но глаза Алисии уже темнеют, приобретая особый, маниакальный блеск, который появляется, когда она активирует свой атрибут. Это пугает, должно пугать, но сейчас мне всё равно.
— Ты влюблена, — Алисия подходит ближе, её глаза расширяются. — В Вейрона. Как интересно… Значит, ты врала про то, что отпускаешь? А ведь я почти поверила.
Что? Нет, это... Но мысль обрывается, потому что поглощение усиливается, и я сползаю по стене, чувствуя, как немеют конечности.
Колени подкашиваются. Я хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Алисия никогда не использовала свой атрибут так сильно. Она буквально высасывает из меня силы, питаясь моими эмоциями.
— Прекрати, — выдыхаю я. — Ты не имеешь права...
— Ты мне не помешаешь, — Алисия наклоняется, её лицо совсем близко. — Если попытаешься разрушить наше с Вейроном счастье, я иссушу тебя до последней капли. Клянусь.
Перед глазами темнеет. Я не могу сопротивляться. Не могу даже кричать. Алисия никогда не была такой. Что с ней произошло?
— Что, во имя всех кошмаров, здесь происходит?
Голос Вейрона раскатом грома разносится по коридору. Давление на мою грудь мгновенно ослабевает — Алисия отступает, поворачиваясь к нему.
— Вейрон! — её голос меняется, становясь сладким и нежным. — Мы просто разговаривали.
Я осторожно поднимаюсь, всё ещё опираясь о стену. В глазах двоится, но я вижу, как Вейрон смотрит сначала на Алисию, потом на меня. Его лицо напряжено, бровь рассечена свежим шрамом — след вчерашнего нападения.
— Ты использовала свой атрибут на ней, — это не вопрос. — Алисия, мы говорили об этом!
Вейрон говорит строго, но в его голосе нет той ледяной ярости, с которой он обращался ко мне в последний раз. Отчитывает Алисию как капризного ребёнка, а не как человека, который только что едва не убил кого-то.
— Она спровоцировала меня, — Алисия надувает губы. — Сказала ужасные вещи.
Вейрон вздыхает и подходит к ней, кладя руку на плечо.
— Я верю тебе, но ты должна контролировать себя. Особенно сейчас, когда ситуация в замке напряжённая.
Заботится о ней. Защищает её. Даже не спросив, что на самом деле произошло. Что-то горячее поднимается в моей груди — не любовь, не тоска, а чистая, незамутнённая ярость.
— Она лжёт, — говорю я, гордясь тем, что голос почти не дрожит. — Я пыталась уйти, она преградила мне путь и атаковала.
Вейрон, наконец, поворачивается ко мне, и его взгляд холоден.
Его Величество Аргразир — высокий безупречно сложенный мужчина с короткими золотисто-русыми волосами. Мне редко доводилось его видеть, хотя я жила в его замке, но прекрасно знаю, насколько вспыльчив и непредсказуем этот дракон. Как ядовитый цветок, аромат которого способен убить, если вдохнуть слишком много.
По спине проносится холодок. Я слышу шорох одежды и с некоторым опозданием тоже склоняюсь в неуклюжем реверансе. Тело плохо слушается после атаки Алисии.
— Ваше Величество, — голос Вейрона слышится спокойным, и я на короткий миг завидую тому, что он дракон. Для него император воспринимается иначе, не как равный, разумеется, но хотя бы той же породы. Для меня Аргразир — монстр в человеческом обличии. Отрезвляющее напоминание, что всех драконов стоит опасаться.
— Леди Элисия, — низкий голос императора заставляет вздрогнуть. — Правильно ли я услышал, ты хочешь обсудить развод?
Лицо горит от стыда. Боги, что я наделала? Вот так, в коридоре, перед всеми...
— Ваше Величество, — начинаю я, не зная, как выкрутиться. — Я...
— При всём уважении, Ваше Величество, — перебивает Вейрон. — Прошу прощения за неподобающую сцену. Это семейное дело, мы сами…
— Я спросил Элисию, а не тебя.
Боги, за что мне это? Как будто и без императора проблем было мало!
— Итак, леди Элисия, — его голос мягок, но от этого становится ещё страшнее. — Ты хочешь развода с Вейроном. И обвиняешь его в убийстве отца. Довольно серьёзные заявления, не находишь?
Я сглатываю, пытаясь унять дрожь в коленях.
— Ваше Величество, я не хотела выносить это на ваш суд. Это была... эмоциональная реакция.
Его тонкие губы изгибаются в улыбке, которая не затрагивает глаз.
— О, я уверен. Но раз уж слова произнесены, не могла бы ты объяснить их? Особенно часть про убийство. Это весьма тяжкое обвинение против одного из моих советников.
— Ваше Величество, — начинает Вейрон, но император поднимает руку, останавливая его.
— Твоя жена изъявляет желание быть независимой, а значит не тебе отвечать за её слова. Справится сама, — говорит он, не отрывая от меня взгляда. — Продолжай, миледи.
Я чувствую на себе внимание всех присутствующих. Вейрон стоит напряжённый, как струна. Алисия сверлит меня ненавидящим взглядом.
— Мой отец погиб при странных обстоятельствах, — начинаю я осторожно. — На следующий день лорд Вейрон объявил, что хочет развода, и выставил меня из дома. Это совпадение показалось мне подозрительным.
— Подозрительным настолько, чтобы обвинить мужа в убийстве? — император наклоняет голову, как хищная птица. — Или у вас есть доказательства?
— У неё их нет, потому что их не существует, — вмешивается Вейрон. — Это нелепое обвинение, рождённое обидой отвергнутой женщины.
Его слова ранят, но я не позволяю себе показать это.
— Тогда почему ты так торопился избавиться от меня? — спрашиваю прямо. — Почему именно сейчас, после пятнадцати лет брака?
— Потому что я больше не мог притворяться, — отвечает Вейрон холодно.
Алисия берёт его под руку, посылая мне триумфальный взгляд.
— Как... удобно, — замечает император. Его руки сложены на груди, а пальцы барабанят по мощному плечу. — Любовь, проснувшаяся точно в момент смерти тестя. Прямо как в романах, которые так любят придворные дамы.
Я замечаю, как Вейрон сжимает кулаки.
— Ваше Величество, я не имею отношения к смерти лорда Рассмара. Я вернулся в замок и был у себя. Меня видели гвардейцы и слуги.
— То есть ты никуда не ходил и не видел Орлана?
Вейрон напрягает челюсть. Я практически слышу, как скрипнули его зубы. Жаль не смогу применить атрибут из-за силы императора. Рядом с ним невозможно пользоваться даром.
— Он… был у меня в комнатах, да. Застал меня с Алисией и был... недоволен.
— Недоволен? — фыркает Алисия. — Он был в ярости. Кричал, что мы опозорили семью, Вейрон предал его доверие.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног. Они признают, что отец узнал об их связи?
— И после этой... конфронтации, — император наклоняет голову к плечу, — лорд Рассмар покинул замок живым?
— Да, — твёрдо отвечает Вейрон. — Он ушёл в гневе, но живой и здоровый. Спросите охрану у ворот — они наверняка видели, как он выходил.
— Уже, — усмехается Аргразир и запрокидывает голову, рассматривая потолок.
Он кажется расслабленным, но рядом с ним не выходит даже дышать в полную силу. Во многом из-за того, что его врождённый атрибут, помимо силы, дарованной душой дракона, — лишение атрибутов. Будто лишает одного из органов чувств. Наверно поэтому с ним так… трудно находиться рядом.
— Очаровательная семейная драма, — говорит император с нотками скуки в голосе. — Но мне интересно другое. Если лорд Вейрон невиновен в смерти тестя, кто тогда виновен? И связано ли это с появлением кошмара во дворце?
Его вопрос повисает в воздухе. Я чувствую холодок, пробегающий по спине. Связь между смертью отца и нападением кошмара не приходила мне в голову.
Я успеваю заметить мрачную улыбку сестры и хмурый взгляд Вейрона. Даже задумываюсь, что для них, вероятно, очень удобно будет скинуть всё это на меня.
А ведь за меня даже заступиться некому. Повесить дело и забыть.
— Ваше Величество, — голос Трагера разрезает тишину, — с должным уважением, но я прошу вас позволить мне вести расследование по-своему. Необоснованные обвинения только затруднят поиск истины.
Я замираю, ожидая взрыва императорского гнева. Никто не противоречит Аргразиру. Никто.
Но вместо гнева на лице Аргразира появляется... удовлетворение?
— Хорошо, дознаватель, — он отступает, поднимая руки в жесте капитуляции. — Веди расследование так, как считаешь нужным. Я не буду вмешиваться.
Трагер склоняет голову в знак благодарности, но я вижу, что он напряжён. Как и все мы.
Боги, он правда заставил императора отстать от меня? Это не сон?
— Благодарю, Ваше Величество.
Аргразир в неожиданно непринуждённом жесте подпирает плечом стену.
— Итак, вернёмся к вопросу о разводе, — говорит он, глядя на меня. — Ты действительно этого хочешь, леди Элисия?
Все взгляды снова обращаются ко мне. Я чувствую себя актрисой на сцене, у которой нет заготовленных реплик.
— Да, — отвечаю я наконец. — Я хочу развода.
— Видите ли, — император постукивает пальцами по подлокотнику, — обычно я не вмешиваюсь в брачные дела моих подданных. Но учитывая, что лорд Вейрон является советником драконов, а его супруга обвиняет его в убийстве... ситуация становится делом государственной важности.
— Ваше Величество, — начинает Вейрон, но император снова прерывает.
— Я дам своё согласие на развод, — говорит он, — когда будет раскрыто убийство лорда Рассмара и установлена личность того, кто призвал кошмара. До тех пор ваш брак остаётся в силе. С юридической точки зрения.
Я не могу сдержать разочарованного вздоха. Ещё больше времени в подвешенном состоянии. Выходит, теперь моя жизнь полностью зависит от слегка чокнутого дознавателя? Пока не понимаю, как мне к этому относится.
— Это... разумно, — соглашаюсь я, решив не искушать судьбу. Лучше уж на Трагера полагаться, чем на причуды императора.
— Превосходно! — Аргразир хлопает в ладоши. — А теперь, думаю, дознаватель хотел бы продолжить свои расспросы. Трагер, можете использовать малую гостиную для этих целей. А я займусь государственными делами.
Явное указание на окончание аудиенции, хоть она и состоялась в коридоре. Мы все склоняемся в поклоне и направляемся к выходу.
— Леди Элисия, — окликает меня император. — Ещё одно.
Я оборачиваюсь, чувствуя, как сердце колотится о рёбра.
— Да, Ваше Величество?
— В следующий раз, когда захочешь обвинить кого-то в убийстве, — его алые глаза сверкают странным весельем, — убедись, что у тебя есть доказательства. Иначе это может плохо закончиться.
Это угроза, понимаю я. Скрытая, но недвусмысленная.
— Благодарю за совет, Ваше Величество, — отвечаю я и торопливо исчезаю за углом.
Там меня уже ждут Трагер, Вейрон и Алисия. Последняя бросает презрительный взгляд и берёт моего мужа под руку.
— Идём, дорогой, — говорит она достаточно громко, чтобы я услышала. — У нас есть дела поважнее, чем тратить время на её фантазии.
— Леди Алисия, — голос Трагера останавливает их, — я ещё не закончил свои вопросы. Прошу вас обоих пройти со мной.
Вейрон выглядит раздражённым, но кивает. Общение с императором явно впечатлило не только меня. А может он решил содействовать из-за того, что хочет поскорее от меня отделаться.
— Разумеется, дознаватель. Мы в вашем распоряжении.
— Элисия, вам, кажется, тоже не придётся скучать? — подмигивает мне Трагер.
Они уходят втроём, оставляя меня одну в коридоре. Я прислоняюсь к стене, чувствуя, как всё напряжение последнего часа обрушивается на меня подобно лавине.
Что я наделала? Обвинила Вейрона в убийстве перед самим императором, без единого доказательства. Зачем? Из обиды? Из ревности? Из-за боли предательства?
И теперь Аргразир связал мою судьбу с расследованием. Я не смогу освободиться от брака, пока не будет найден убийца. А что, если это действительно Вейрон? Что, если Трагер докажет его вину?
Или хуже — что, если убийца совсем другой человек, о котором мы даже не подумали?
Впервые за всё время я позволяю себе задуматься: а вдруг это и правда был не Вейрон? Тогда я обвинила невиновного человека в страшном преступлении только потому, что он разбил мне сердце.
После разговора с императором мне нужно было уйти куда-нибудь подальше от Вейрона и Алисии. От Трагера, который, кажется, видит меня насквозь. От алых глаз Аргразира, в которых читается что-то пугающее. Поэтому я направилась в единственное место, где могу чувствовать себя полезной — к людям, которые работают во дворце.
Я знаю здесь каждый уголок. Пятнадцать лет жизни в императорском замке не прошли даром — слуги всегда любили меня за доброту и внимание. В отличие от Алисии, которая видела в них лишь инструмент для удовлетворения своих прихотей.
— Лина, послушай меня, — я беру её за руки, заставляя посмотреть мне в глаза. — Я знаю, тебе больно. Знаю, ты чувствуешь, что мир рушится. Но ты не должна поддаваться этим чувствам сейчас.
— Вы не понимаете, — качает головой Лина. — Мирта что-то знала. Она была напугана. Говорила, что видела то, чего не должна была видеть.
Это новая информация заставляет меня напрячься. Не делать поспешных выводов становится… тяжело.
— Что именно она видела?
— Не знаю! — Лина повышает голос, и тёмная дымка вокруг неё становится гуще. — Она не говорила! Только повторяла, что ей страшно, и просила меня быть осторожнее. А теперь она мертва!
Кухарка испуганно крестится.
— Леди Элисия, вы же видите, что происходит, — шепчет она. — Нужно позвать кого-нибудь из драконов.
Я вижу и слышу. Лина находится в том состоянии отчаяния и гнева. Если не остановить этот процесс, через несколько минут здесь появится тварь, которая убьёт всех нас.
— Нет времени, — отвечаю я, не отпуская руки Лины. — Посмотри на меня. Сосредоточься на моём голосе.
Я сосредотачиваюсь на своём атрибуте, позволяя себе почувствовать её эмоции. Волна боли, страха и гнева обрушивается на меня, такая сильная, что на секунду перехватывает дыхание. Но я не отступаю.
— Я чувствую твою боль, — говорю я, глядя ей в глаза. — Чувствую твой страх. Твой гнев. Всё это настоящее. Всё это имеет право существовать.
Тёмная дымка колеблется, но не исчезает. Лина смотрит на меня расширенными глазами.
— Но ты не одна, — продолжаю я. — Не одна в своей боли. Я здесь. Мы здесь, — киваю в сторону кухарки. — И ещё десятки людей в этом замке, которые любили Марту так же, как ты.
Я знаю, что это работает. Да, мне сложнее, чем отцу или Алисии, дар которых направлен на других. Мне же приходится полагаться на собственные навыки убеждения, с некоторой коррекцией. Сейчас я пытаюсь создать связь, мост между нами.
— Мирта не хотела бы, чтобы ты пострадала, — мой голос становится мягче. — Она бы хотела, чтобы ты жила. Чтобы помнила её. Чтобы нашла правду о том, что с ней случилось.
При упоминании правды что-то меняется в глазах Лины. Тёмная дымка вокруг неё становится тоньше. Хорошо. Значит, злость принесёт больше пользы, чем вреда.
— Правду, — повторяет она. — Да. Она заслуживает справедливости.
— Именно, — я осторожно убираю прядь волос с её лица. — И мы найдём её. Я обещаю. Но сначала ты должна успокоиться. Должна отпустить этот разрушительный гнев.
Я чувствую, как её эмоции начинают меняться. Боль и горе остаются, но отчаяние и слепая ярость отступают, уступая место решимости.
— Вдохни глубоко, — инструктирую я. — И выдохни. Представь, что выдыхаешь весь свой гнев.
Лина следует моим указаниям. Один вдох. Один выдох. Ещё один. С каждым циклом дымка вокруг неё становится всё прозрачнее, пока полностью не исчезает.
Только когда последние следы тьмы растворяются в воздухе, я позволяю себе выдохнуть с облегчением.
— Молодец, — говорю я, сжимая её руки. — Ты справилась.
Кухарка смотрит на меня с неприкрытым благоговением.
— Леди Элисия, вы... вы предотвратили появление кошмара!
Я качаю головой.
— Лина сама справилась. Я только помогла ей найти в себе силы.
Именно так я помогаю людям в приюте Эрии. За неимением чего-то большего, использую свой дар. Пустышка, но пока обходилось без серьёзного. На наше счастье. Но маг с хорошим ментальным атрибутом альтруизмом обычно не болеет.
— Нам нужно сообщить о Мирте дознавателю Трагеру, — говорю я, помогая Лине подняться на ноги. — Её смерть может быть связана с расследованием.
— Стражники уже знают, — говорит кухарка. — Они унесли тело. Но никто не спрашивал нас, простых слуг. Никому нет дела до наших слов.
— Мне есть дело, — твёрдо отвечаю я. — И дознавателю тоже будет. Он не такой, как другие придворные.
Лина вытирает слёзы тыльной стороной ладони.
— Леди Элисия, Мирта что-то видела в покоях леди Алисии. Что-то, что напугало её до смерти. Она не говорила, что именно, но... я уверена, это связано с её смертью.
Внутри меня всё холодеет. Неужели моя сестра действительно способна на убийство?
— Нам нужно найти Трагера, — решаю я. — Немедленно. Эта информация может быть критически важной.
Катрин кивает.
— Я позабочусь о Лине. Вы идите, леди Элисия.
Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, когда Лина хватает меня за руку.
— Леди Элисия, — её голос дрожит, — будьте осторожны. Если Мирту убили за то, что она видела... они могут попытаться убить и вас.
Я заставляю себя улыбнуться.
— Не беспокойся обо мне. Просто обещай, что не будешь больше поддаваться отчаянию. Это именно то, чего хотят кошмары.
Лина кивает, и я вижу в её глазах новую решимость.
Сердце колотится где-то в горле, пока я бегу по коридорам замка. Служанка, видевшая что-то в комнате Алисии, мертва. Совпадение? Нет. Это должно быть связано с убийством отца, с кошмарами, со всем этим кошмаром, в который превратилась моя жизнь. Наконец-то у меня есть что-то конкретное, за что можно зацепиться.
Я резко останавливаюсь перед дверью кабинета дознавателя, пытаясь отдышаться. Стучу, не дав себе времени на сомнения.
— Войдите.
Только сейчас я осознаю, что он мог быть в любой другой точке королевства сейчас. Очень хороший знак!
Трагер сидит за столом, заваленным бумагами. Его брови слегка приподнимаются, когда он видит меня в таком состоянии — запыхавшуюся, с растрепавшимися волосами, с горящими глазами.
— Леди Элисия? Чем обязан... экстренному визиту?
— Мирта мертва, — выпаливаю я, не тратя времени на приветствия. — Служанка Алисии. Та самая, которая должна была подтвердить её алиби во время появления кошмара.
Трагер откладывает перо. Его эмоции спокойны, как зеркальная гладь озера, но сейчас я не обращаю на это внимания.
— Да, мне уже сообщили об этом прискорбном инциденте.
— Но вы не знаете главного, — я подхожу ближе, чувствуя, как внутри разгорается пламя уверенности. — Она видела что-то в покоях Алисии. Что-то напугавшее её настолько, что она предупреждала других быть осторожнее. Она сказала об этом своей подруге Лине.
Я выдерживаю паузу, ожидая реакции, но Трагер лишь смотрит на меня с непроницаемым выражением лица.
— И теперь она мертва, — добавляю я. — Это не может быть совпадением. Алисия что-то скрывает, и Мирта знала. Поэтому её убили. Это же очевидно!
Трагер слушает меня с лёгкой улыбкой, которая почему-то начинает меня раздражать. Наконец, он поднимается из-за стола и обходит его, опираясь на край и скрещивая руки на груди.
— Леди Элисия, — его голос звучит мягко, почти снисходительно, — вы представляете интересную теорию. Но давайте разберём её по частям, хорошо?
Его тон заставляет меня насторожиться. Как будто он говорит с ребёнком, который придумал сказку.
— Во-первых, предупреждение быть осторожнее стоит высечь на дверях замка. Вы прожили здесь достаточно долго, чтобы быть в курсе того, какими тёмными бывают тени и нелепыми скандалы. Может, Алисия хранит простой секрет — скрывает долги или тайно встречается с кем-то помимо лорда Вейрона.
— Но...
— Во-вторых, — продолжает он, не давая мне вставить слово, — между фразой и смертью служанки нет прямой связи. Да, это подозрительное совпадение. Да, это заслуживает расследования. Но это не доказательство.
Мой пыл начинает остывать. В его словах есть логика, которую я не хочу признавать.
— Но ведь это единственная зацепка, которая у нас есть, — говорю я, чувствуя, как моя уверенность тает. — Служанка что-то видела, а потом умерла. Разве это не очевидно?
Трагер вздыхает и неожиданно мягко улыбается.
— Знаете, что вы сейчас делаете? То же самое, что и император Аргразир, когда намекнул, что вы могли убить своего отца. Выдвигаете обвинение без достаточных доказательств.
Его слова ударяют меня, как пощёчина. Я отступаю на шаг, чувствуя, как краска приливает к лицу.
— Но это... это же совсем другое, — пытаюсь возразить я.
— Правда? — он наклоняет голову. — Вы обвиняете свою сестру в убийстве на основании туманной фразы и трагедии, которая может оказаться совпадением. Император обвинил вас на такой же зыбкой почве.
Я опускаюсь в кресло напротив его стола, чувствуя, как энергия и надежда покидают меня. Он прав. Как бы мне ни хотелось это отрицать, он абсолютно прав.
— Значит, мы вернулись к началу, — говорю я тихо. — Никаких доказательств, никаких зацепок. Просто... ничего.
Трагер подходит ближе и неожиданно опускается на одно колено рядом с моим креслом. В его руке невесть откуда взявшийся платок, который дознаватель подаёт мне.
— Мне нравится ваш настрой отнять мою работу, но пока опыт вас слегка опережает, — с улыбкой объясняет он. — У нас есть информация о том, что служанка что-то видела. Это действительно зацепка. Но не такая простая и однозначная, как вам хотелось бы.
В его глазах я вижу не снисхождение, а что-то иное — понимание, может быть? Сочувствие? Его эмоции сложные, но я рада, что сейчас они именно такие. Боюсь, другие не оставили бы от моей души и стеклянной крошки.
— Я просто хочу знать, что случилось с отцом, — говорю я, чувствуя, как предательские слёзы подступают к глазам. — Знать, зачем Вейрон и Алисия лгали мне всё это время. Понять, почему моя жизнь превратилась в такой кошмар.
— И вы узнаете, — Трагер не отводит взгляда. — Но расследования не решаются за один день и одним блестящим озарением. Если бы всё было так просто, каждый бы мог быть дознавателем.
Я горько усмехаюсь, вытирая слезу, предательски скатившуюся по щеке.
— Сколько вам? Сотня лет? Две?
Уголки его губ приподнимаются в лёгкой улыбке.
— Достаточно, чтобы научиться терпению. И недостаточно, чтобы разучиться сопереживать людям, которые не живут столетиями.
— И где по-вашему я должна ночевать здесь? — нервно усмехаюсь я.
— Вы не можете вернуться к мужу после всего, что произошло, — говорит Трагер, собирая бумаги со стола. — Это было бы неразумно. Но мы находимся в императорском замке. Здесь сотни комнат, и я уверен, что найдётся хотя бы одна для дочери графа.
Я хмыкаю, скрещивая руки на груди.
— Вы предлагаете мне попросить комнату у императора? У того самого, который обвинил меня в убийстве собственного отца?
— Не обязательно у него, — Трагер откладывает бумаги и опирается руками о стол. — Существует обычная процедура для гостей замка. Достаточно обратиться к управляющему.
— А потом сидеть взаперти и ждать, пока Вейрон или Алисия вздумают навестить меня? Нет, спасибо.
— Есть ещё поместье вашего отца, — напоминает Трагер. — По решению императора оно остаётся в подвешенном состоянии до окончания расследования. Технически вы имеете полное право находиться там.
Мысль о возвращении в родное поместье заставляет сердце сжаться. Вернуться туда, где каждый угол напоминает об отце? Где мы были счастливы, пока смерть не разрушила всё?
— Я не могу, — качаю головой. — Не сейчас.
Трагер вздыхает. В его глазах я вижу что-то похожее на беспокойство.
— Леди Элисия, позвольте сказать прямо. Ваша главная проблема в том, что вы слишком остро реагируете на всё происходящее.
Я вскидываю голову, готовая возразить, но он поднимает руку, останавливая меня.
— Это не упрёк, а наблюдение. Вы потеряли отца, узнали об измене мужа с сестрой, стали свидетелем появления кошмара... Любой бы оказался на грани. Но сейчас вам нужно собраться и начать действовать рационально.
— Рационально? — я почти смеюсь. — После всего, что случилось?
— Именно после, — его голос становится мягче. — Вы не бессильная девушка, которую все предали. Дочь графа, образованная леди с редким атрибутом. Чувствуете боль других, но не свою. В этом ваша сила. И беда. Используйте преимущества вместо того, чтобы фокусироваться на потерях.
Его слова заставляют меня задуматься. Может, он прав? Может, я слишком погрузилась в страдания, позволив им ослепить меня?
— Я подумаю над вашими словами, — наконец говорю я. — Но сегодняшнюю ночь я всё же проведу в приюте. Там... безопаснее.
Трагер выглядит не особо убеждённым, но кивает.
— Как пожелаете. Но помните, что завтра нам предстоит много работы. Расследование не ждёт, и поэтому я хотел бы поработать с вами, чтобы прояснить некоторые моменты.
— Я буду готова, — обещаю я, направляясь к двери.
Возвращаясь в приют, я перебираю в голове слова Трагера. Действительно ли я слишком остро реагирую? Или это нормально — чувствовать боль и гнев после таких предательств? Где грань между естественными эмоциями и саморазрушением?
Приют встречает меня непривычной тишиной. Обычно в это время дети ещё не спят — играют, читают, болтают. Но сейчас в общей комнате пусто, лишь несколько взрослых сидят у камина, тихо переговариваясь.
Когда я вхожу, разговоры резко прекращаются. Все поворачиваются в мою сторону, и я чувствую: что-то не так. Они смотрят на меня как на чужака. Как на преступницу.
— Леди Элисия, — смотрительница Влада поднимается мне навстречу. Её обычно приветливое лицо напряжено. — Нам нужно поговорить.
— Что случилось? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри всё холодеет.
Влада бросает взгляд на других взрослых, словно ища поддержки, затем снова смотрит на меня.
— Боюсь, вам придётся найти другое место для проживания.
Я моргаю, не веря своим ушам.
— Простите?
— Мы не можем позволить вам оставаться здесь, — её голос тихий, но твёрдый. — Это слишком опасно для детей.
— Опасно? — я чувствую, как кровь приливает к лицу. — О чём вы говорите? Я помогаю здесь уже несколько недель!
— И мы были рады вашей помощи, — Влада вздыхает. — Но сегодня днём сюда приходили люди. Расспрашивали о вас. Говорили... что вы связаны с кошмарами.
Ледяная волна проходит по моему телу.
— Что? Это абсурд! Кто вам такое сказал?
— Какой-то чиновник из замка, — отвечает один из мужчин у камина. — Сказал, что вас подозревают в причастности к появлению кошмаров. Что рядом с вами умирают люди.
— Это бред! — мой голос срывается. — Я сама чуть не стала жертвой кошмара! Я помогала расследовать эти случаи!
— А что насчёт служанки, которая умерла сегодня? — спрашивает женщина с другого конца комнаты. — Говорят, она разговаривала с вами незадолго до смерти.
Во-первых, мне интересно, откуда они знают о Мирте? А во-вторых, кто распространяет эти слухи?
Такое чувство, что Трагер тоже узнал о произошедшем как-то слишком уж быстро, но обращаю внимание на это я лишь сейчас.
— Я разговаривала с её подругой после смерти Мирты, — пытаюсь объяснить я. — Случайно на неё наткнулась помочь. Предотвратила появление ещё одного кошмара!
— Я просто хочу знать, кто именно распространяет эти слухи, — говорю я, пытаясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё кипит. — Это важно.
Влада смотрит на меня с сочувствием, но в её глазах читается и страх, который сильнее нашей дружбы.
— Я уже сказала — чиновник из императорской канцелярии. Больше я ничего не знаю.
— Как он выглядел? Молодой? Старый? С какими-то особыми приметами?
Смотрительница вздыхает, собирая мои немногочисленные вещи с полки.
— Обычный человек средних лет. Ничего примечательного. Разве что говорил очень уверенно, словно... предупреждал о чём-то, что уже случилось, а не о том, что может случиться.
Это мало что даёт. Почти наверняка кто-то специально пытается выжить меня из города, удалить как можно дальше от расследования. Но кто? И зачем?
Первая мысль — Вейрон. Он ясно дал понять, что я мешаю его планам. Но это слишком грубо даже для него. Скорее, такое могла придумать Алисия...
Я останавливаю себя. После разговора с Трагером я уже не хочу выдвигать обвинения без доказательств. Может, это кто-то, о ком я даже не подумала? Тот, кто боится, что я приближаюсь к разгадке тайны смерти отца?
Ладно, устраивать скандал из-за подобного не вижу смысла. Хорошо, что вещи не успела распаковать. Как выясняется, их даже любезно принесли к выходу и мне уже ничего не нужно собирать.
Я проверяю кошелёк и понимаю, что денег осталось всего ничего. В замке от голода не умру, но если так пойдёт дальше, скоро окажусь полностью зависимой от милости императора. От мысли об этом становится не по себе.
— Позвольте мне помочь с экипажем, — предлагает Влада, и я с благодарностью киваю.
Пока она отсутствует, я обвожу взглядом пустой холл, из которого будто испуганные чьим-то атрибутом, исчезают люди. Тут только по ночам бывает настолько тихо. Неужели все и правда меня боятся? Абсурд какой-то.
Здесь я всегда чувствовала себя нужной, полезной. А теперь меня выгоняют, потому что кто-то распространяет обо мне слухи.
Влада возвращается быстрее, чем я ожидала.
— Экипаж будет через десять минут, — говорит она, не глядя мне в глаза. — Я заплатила вперёд. Считайте это... нашей благодарностью за помощь.
Этот жест неожиданно трогает меня.
— Спасибо, Влада. Правда.
У выхода из приюта я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней.
— Влада, если что-то случится — что угодно странное — пожалуйста, свяжитесь со мной. Или с дознавателем Трагером. Не полагайся на городскую стражу.
Она хмурится.
— Ты думаешь, они и правда в опасности?
— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Но я сегодня уходу, потому что всех жильцов напугали моей возможной связью с кошмаром. А ведь когда он появился в замке, я как раз была с вами. Кто-то очень хочет, чтобы я была подальше отсюда. И это беспокоит меня.
Влада колеблется, но потом кивает.
— Хорошо. Если что-то случится, я дам знать.
Экипаж прибывает точно вовремя. Я бросаю последний взгляд на приют, который стал для меня убежищем, когда мой мир рушился. Теперь и это убежище потеряно.
— Прощайте, Влада.
— Прощайте, леди Элисия. И... будьте осторожны.
Дорога до замка занимает не так много времени, но каждая минута кажется вечностью. Я смотрю в окно на проплывающие мимо улицы, на людей, спешащих по своим делам, не подозревающих о кошмарах, о заговорах, о предательствах. Как бы я хотела снова стать одной из них — беззаботной, не знающей о тёмной изнанке мира.
У ворот замка возникает заминка — стража проверяет мои документы дольше обычного. Но когда они видят печать графского дома, то пропускают без дальнейших вопросов. По крайней мере, имя отца всё ещё что-то значит.
В замке я направляюсь прямо к управляющему. Он встречает меня с вежливой улыбкой, которая не касается глаз.
— Леди Элисия, чем могу служить?
Его эмоции спокойны. Впрочем, с таким императором его вряд ли можно ещё чем-то удивить.
— Мне нужна комната, — говорю я прямо. — На неопределённый срок.
Он даже не удивляется, словно ожидал моего визита.
— Конечно. У нас есть свободные комнаты в восточном крыле. Весьма скромные, для леди с вашим статусом, но, уверяю, достаточно комфортные.
Самое удалённое от императорских покоев и от апартаментов высшей знати. Практически изоляция, но я не в том положении, чтобы выбирать. К тому же сейчас мне это на руку. Хотя выбора тоже нет.
— Подойдёт.
Управляющий вызывает слугу, который провожает меня через многочисленные коридоры в мою новую комнату. Она действительно скромная: небольшая кровать, стол, стул, шкаф для одежды. Но чистая и с окном, выходящим в сад, и личной уборной. Мне сейчас большего и не нужно.
Ирония какая. Меня выгнали из каморки, куда даже кровать не поставишь, а теперь я в замке и у меня даже своя ванная есть.
— Обед и ужин подаются в малой столовой для гостей, — информирует меня слуга. — Если вам что-то понадобится, просто позвоните.
Дорогие читатели!
Извиняюсь за задержку, я в поездках на встречах (с вами в том числе), но уже возвращаюсь в строй и график выкладки❤️
Его выпад работает как уголёк, брошенный в горючее масло.
Мало я успела выслушать от него за последние два дня, так он ещё и цепляться ко мне будет? Решать, где мне быть, что делать. Кто он такой вообще?
Решил со мной развестись — пожалуйста, но последствия у этого будут в обе стороны!
Стараюсь выглядеть спокойной, хотя внутри всё кипит.
— Я здесь не из-за тебя или Алисии, — отвечаю ровным голосом. — Я расследую смерть отца. И пытаюсь понять, откуда взялись кошмары.
Вейрон презрительно фыркает.
— Расследует она! Ты даже с собственными эмоциями справиться не можешь, а берёшься за расследование. Твой обожаемый отец мёртв. Прими это и уезжай из столицы. Вали куда-нибудь в провинцию, ты же столько лет мечтала о спокойной жизни. К земле тебя тянет, ага? Траву выращивать. Люди всегда так мерзко стареют.
А он прямо по больному пошёл. Я всего пару раз заикалась при нём, что может нам стоит завести домик где-то в пригороде, чтобы можно было выбираться и отдыхать от столичной суеты.
— Мой отец был убит, — я поднимаюсь на ноги. — И я никуда не уеду, пока не выясню, кто это сделал.
— Бедная маленькая Элисия, — его голос сочится ядом. — Всегда ищет заговоры там, где их нет. Всегда думает, что она особенная. Знаешь, что в тебе на самом деле особенного? Твоя поразительная наивность и глупость. В твоём-то возрасте.
— Мы одного возраста, Вейрон!
— Да, но я хотя бы не выгляжу прилично. Посмотри на свои волосы. Тебе ещё полусотни нет, а как старуха. Может хоть покрасишься, я не знаю. Сделай что-нибудь с собой уже. Смотреть противно.
Оскорбления жалят, но я не позволяю себе реагировать. Во многом из-за одной странности. Мой атрибут не улавливает ничего от Вейрона: ни гнева, ни раздражения, ни даже презрения, которое он так явно демонстрирует.
Словно передо мной пустая оболочка, а не человек.
— Что с тобой, Вейрон? — спрашиваю я, внимательно наблюдая за его реакцией. — Я не чувствую твоих эмоций. Совсем.
Он на мгновение замирает, его лицо становится неподвижным, как маска. Затем он усмехается, но эта усмешка не касается глаз.
— Я просто устал от тебя. Ты раздражаешь
Но я вижу — он напрягся. Что-то в моих словах задело его.
— Мой атрибут, — медленно говорю я, не отводя взгляда. — Он позволяет мне чувствовать эмоции других. Но от тебя... ничего. Полная пустота. Как такое возможно?
Вейрон отступает к двери. Гнев всё ещё читается в его глазах, но это словно поверхностная эмоция, нарисованная на холсте.
— Твой атрибут всегда был слабым, — огрызается мой бывший муж. — Не удивительно, что он не работает должным образом.
— Мой атрибут работает прекрасно, — я делаю шаг к нему. — Я чувствую эмоции всех в этом замке. Всех, кроме тебя. Почему, Вейрон?
Его пальцы нервно постукивают по бедру — привычка, появляющаяся, когда он загнан в угол.
— Ты бредишь, Элисия. Я устал от этого разговора. Собирай свои тряпки и проваливай, если не хочешь, чтобы я разозлился по-настоящему.
— Ты знаешь, что сокрытие эмоций в императорском замке — преступление? — говорю я тихо, но твёрдо. — Мой отец был так близок к трону именно потому, что его атрибут помогал распознавать истинные намерения людей. Императора очень интересуют те, кто скрывает свои чувства.
Вейрон бледнеет, но быстро берёт себя в руки.
— Что ты несёшь? У меня нет способов скрывать эмоции. Это всё твои фантазии.
— Действительно? — я подхожу ещё ближе. — Может, ты используешь какой-то артефакт? Или нашёл кого-то с соответствующим атрибутом? Знаешь, что сделает император, если узнает об этом?
— Ничего, потому что нечего узнавать! — Вейрон повышает голос, но в нём слышится едва уловимая нотка страха. — Ты стала параноиком, Элисия. Может, это ты сходишь с ума от своих эмоций? Ты же по отцу текла даже больше, чем по мне, а теперь лишилась его. Вдруг, это ты вызываешь кошмары, а не кто-то другой?
Я замираю.
— Ты знаешь, кто распространяет слухи, верно? Может, это ты сам?
— И зачем мне? Давай блесни идиотскими идеями.
— Чтобы вынудить меня уехать? Чтобы я не мешала твоим планам с Алисией? Или есть другая причина?
Вейрон внезапно смеётся, и этот смех пугает меня больше, чем его гнев.
— Бедная, глупая Элисия. Ты думаешь, что всё вращается вокруг тебя? Что ты настолько важна? Никто не распространяет о тебе слухи намеренно. Просто люди не так глупы, как ты думаешь. Они видят, что ты связана с кошмарами. Они чувствуют опасность.
— Я не связана с кошмарами, — твёрдо говорю я. — Наоборот, я пытаюсь остановить их.
— Правда? — он наклоняется ко мне, и его глаза странно блестят. — А может, ты сама не знаешь, что вызываешь их? Может, это твои неконтролируемые эмоции создают чудовищ? Подумай об этом, Элисия. Кошмары появились вскоре после смерти твоего отца, когда ты была переполнена горем и гневом.
Вейрон делает шаг ко мне, его лицо искажено гневом. Я инстинктивно отступаю, пока не упираюсь спиной в стену. Дальше некуда.
— Ты ничего не докажешь, — шипит он, наклоняясь так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже. — Никто не поверит жалкой, истеричной старухе с нестабильным атрибутом.
Его кулак поднимается, и я невольно сжимаюсь. Вейрон никогда не поднимал на меня руку, но сейчас я почти уверена, что он может это сделать и ожидаю удара. К счастью, вместо обжигающей больше от унижения боли меня спасает стук в дверь и спокойный голос:
— Леди Элисия? Вы здесь?
Мгновение спустя она открывается, и на пороге появляется Трагер. Его взгляд скользит от меня к Вейрону, и в глазах возникает то ли понимание, то ли беспокойство, но дознаватель мгновенно прячет его за маской вежливого интереса.
— Лорд Вейрон, какой сюрприз, — говорит он, словно случайно встретил знакомого на прогулке. — Не знал, что вы уже выяснили, где живёт ваша почти бывшая жена. Пришли сказать, что сожалеете о своих словах и надеетесь вернуть её расположение?
— Чушь не неси, Трагер!
Вейрон отступает от меня, его поза меняется, словно по щелчку пальцев. Теперь передо мной не разъярённый хищник, а утончённый придворный.
— Славно, а то я уже начал опасаться, что начавшаяся складываться у меня картина рассыплется и придётся начинать расследование заново.
Я почти слышу, как скрипят зубы Вейрона, но он сдерживает себя.
И снова — никаких эмоций!
— Я просто хотел убедиться, что моя... бывшая жена устроилась комфортно.
— Очень мило с вашей стороны, — Трагер улыбается, но его глаза остаются холодными. — Судя по всему, вы уже закончили свой визит вежливости? А то у меня был несколько вопросов к леди, — он усмехается и разводит руками. — Право, Элисия, популярнее вас в этом замке разве что император. Столько посетителей, а вы и вещи не успели распаковать.
Это уж точно. Я бросаю на бывшего раздражённый взгляд. Поверить не могу, что столько лет любила этого мерзавца. Сегодня он перешёл все границы.
Вейрон тоже бросает на меня последний взгляд, полный ледяной ярости. Наша война только начинается. Пусть знает, что уступать ему я не собираюсь.
— Да, мы все обсудили.
— Отлично, — Трагер кладёт руку ему на спину и ведёт к двери с такой непринуждённостью, будто они старые друзья. — Кстати, я слышал, вас назначили в комитет на место покинувшего нас Окайра? Должно быть, это большая честь для такого молодого лорда.
— Да, император оказал мне доверие, — Вейрон цедит ответы сквозь сомкнутые зубы, но позволяет увести себя.
— Вы, должно быть, очень заняты, — продолжает Трагер, уже в дверях. — Столько деталей, которые нужно учесть. Не позволяйте таким... отвлечениям мешать вашим обязанностям.
Они выходят, но перед тем, как закрыть дверь, Трагер оборачивается ко мне:
— Я провожу лорда Вейрона и загляну к вам чуть позже. Нам нужно обсудить некоторые детали расследования. Если вы, конечно, не против?
Я киваю, всё ещё не доверяя своему голосу. Дверь закрывается, и я слышу, как их шаги удаляются по коридору и стихают.
Наконец-то одна. Никого нет. Это крыло редко используется. Меня никто не услышит.
Меня начинает трясти. Сначала лёгкая дрожь, потом всё сильнее, пока я не чувствую, как волна чистой, неразбавленной ярости поднимается во мне, словно прилив.
— Ничтожество! — кричу я, хватая подушку и швыряя её через комнату. — Мерзкий, лживый предатель!
Та врезается в вазу на столе, и та падает, разбиваясь на осколки. Звук бьющегося стекла только подстёгивает мой гнев.
— Как ты смеешь угрожать мне? Как смеешь говорить мне всё это?! — я хватаю книгу и швыряю её в стену. — Ты! Тот, кто изменил мне с моей сестрой! Ты, который точно причастен к смерти отца!
Я разбрасываю вещи, кричу, даю выход всей боли и гневу, которые копились во мне с того момента, как я узнала о предательстве Вейрона.
С момента, как нашла отца мёртвым. С того момента, как мой мир развалился на части.
Где-то на краю сознания я понимаю, что эмоции могут быть опасны. Именно поэтому я даю им выход. Криком, швырянием вещей избавляюсь от гнева, а не коплю его в себе, рискуя породить кошмар.
— Ненавижу тебя! — кричу я, не уверенная, к кому обращаюсь — к Вейрону, к Алисии, к судьбе, к самой себе. — Ненавижу всех вас!
И тут я слышу это. Тихое шипение, идущее со стороны ванной комнаты. Я резко замолкаю и замираю, прислушиваясь. Звук переходит в низкое, утробное рычание.
Нет… Нет-нет-нет-нет… Только не это.
Дверь ванной медленно открывается, и из темноты появляется существо, которое не может быть реальным. Оно напоминает кошку, но размером с большую собаку, с длинными, похожими на иглы зубами и шестью глазами, непроглядно чёрными, будто глубокие колодцы. Его кожа словно состоит из тёмного дыма, который постоянно движется, слегка меняя форму.
Ещё один кошмар. В моей комнате.
Из-за меня? Но… нет, это невозможно!