Алена.
— Мне кажется… — слова застревают, я сглатываю. — Мне кажется, Игорь мне изменяет.
В трубке повисает тишина. Та самая, в которой слышно даже дыхание. Потом — глубокий, едва дрожащий вздох.
— Алёнушка… — голос мамы мягкий, с теми интонациями, что всегда действовали на меня, как тёплый плед в люто холодный вечер. — Доченька моя… Ну что ты такое говоришь?
— Я серьёзно, мам. — Я машинально начинаю теребить край халата, глядя в окно на серое море. — Он часто исчезает, командировки, звонки на улице, когда думает, что я не слышу… И всё это не так, как раньше.
— Может, он просто устал, милая? Ты же знаешь, мужчины бывают такими… закрытыми. Но если ты чувствуешь, что что-то не так, значит, надо поговорить. — Она замолкает, и я слышу, как она что-то наливает в чашку, будто хочет казаться спокойной. — Я за тебя переживаю. Не позволяй ему обижать тебя, слышишь? Ты у меня сильная.
Эти слова согревают и одновременно ранят. Сильная — да. Но усталая до дрожи в коленях.
— Вот он вернётся из командировки, и я с ним поговорю, — произношу тихо, но твёрдо, хотя внутри всё крошится.
И отчаяние накатывает новой волной.
— Правильно. Не держи в себе, Алёна. И помни – я всегда рядом.
Мы прощаемся, и я уже тянусь положить телефон на стол, как он снова оживает. Номер городской, незнакомый.
— Алёна Сергеевна? — женский голос уверенный, но вежливый. — Это отель «Прибой». Подтверждаете бронь люкса “тридцать два” на сутки?
— Простите… какой брони?
— Двухместный люкс. Сегодня, со среды на четверг. На имя Игоря Александровича Ковалёва. Он просто не берет трубку, но вы заявлены вторым номером как контакт.
Сердце бьётся так, будто пытается вырваться наружу.
— Да… — отвечаю автоматически, не зная, зачем. — Подтверждаю.
— Отлично, ждем вас для приятного отдыха.
Кладу трубку и застываю в тишине.
Двухместный. Люкс. Сегодня.
Сегодня среда. Но Игорь-то в командировке…
Я опускаюсь в кресло и закрываю лицо ладонями. Мозг судорожно ищет оправдания: деловая встреча с партнёрами? Раньше приехал и решил устроить сюрприз для меня? Но тогда почему молчал? Почему ничего не сказал?
Или всё проще. И больнее, и прозаичнее…
Верить в плохое я не хочу!
Да, последнее время наши отношения стали немного прохладнее. У меня завал на работе, у него бизнес в гору пошел и он расширяет сеть своих автомастерских.
Мы мало виделись. Но я уже придумала как нам компенсировать этот пробел. Как раз хотела через недельку в “Прибое” снять наш любимый номер где мы так прекрасно проводили время. А тут номер уже забронирован…
Ветер за окном хлопает ставнями, и мне кажется, что это моё сердце так же глухо стучит в рёбра.
Что же делать? Как поступить?
Брожу в одиночестве по пустому дому. Сын напросился в гости к сестре Игоря, она в нем души не чает. И я отпустила.
Но… не пойму, что за штром в душе поднимается. Что творится-то?
Через час я уже за рулём. Дорога к «Прибою» тянется вдоль обрывистого берега, море под ним клокочет, брызги иногда долетают до трассы. Листья липнут к капоту, и дворники срывают их, как я срываю с себя остатки сомнений.
Мне нужно увидеть. Своими глазами.
Алена.
Я сжимаю руль так, что пальцы белеют, и ловлю себя на том, что уже не слышу музыку в магнитоле.
Я натянута как будто струна.
На стоянке у отеля почти пусто. Только чёрный внедорожник и пара стареньких седанов. Я представляю свою сумку в машине, руки должны быть свободны, лицо легкое и беззаботное, как будто я тут просто мимо прохода.
Холл встречает теплом, запахом свежей полировки и тихим плеском воды из декоративного фонтана. За стойкий администратор: молодая девушка в безупречно выглаженной форме, с прической, не тронутым влажным воздухом с улицы.
— Добрый вечер, — её улыбка дежурная, но вежливая.
Я наклоняюсь к стойке, понижаю голос до доверительного:
— Девушка, у меня такая ситуация… Мы с супругами остановились у вас, он сейчас в бассейне, а я… — я вздыхаю, слегка смущенно улыбаюсь, признаюсь в глупости, — захлопнула дверь номера, оставив карту внутри.
Господи, пусть прокатит…
— О, бывает, — она чуть наклоняет голову. — На чьё имя бронь?
— Игорь Александрович Ковалёв. – растягиваю губы в улыбке.
Ее пальцы быстро бегают по клавиатуре.
— Двухместный люкс номер тридцать два, верно?
— Верно, — я киваю, пряча дрожь в голосе.
Еще немного и мои зубы тоже начали чечетку от нервов отплясывать.
Девушка протягивает мне свежую карту.
— Вот. Постарайтесь больше, не теряйте карту.
Я благодарю и иду по знакомому коридору, зажимая пластиковую карту, и все время думаю об одном: Игорь должен быть в команде. Он вообще-то должен вернуться только завтра.
Шаги отдаются гулким эхом, ковровая дорожка приглушает их, но сердце бьется так громко, что кажется, что его голос звучит в дверях номеров.
Что он тут, черт возьми, делает?
Голова лихорадка точно перебирает варианты — и ни один не звучит нормально.
Номер в самом конце коридора. Я останавливаюсь, глубоко вдыхаю. Карта дрожит в пальцах. Короткий писк замка, щелчок.
Я толкаю дверь.
Первые секунды отказывается воспринимать картинку. Только потом доходит: он – на кровати, обнажённый, с запрокинутой головой, и его руки держат за бёдра женщину, что движется по нему.
А потом я вижу ее лицо.
Это… мама. Моя мама!
Волосы растрёпаны, глаза прищурены в полусладкой гримасе, и только когда дверь хлопает о стену, она резко оборачивается. Наши взгляды встречаются. В ее глазах паника, в моих… пустота.
Игорь застывает, руки всё ещё на её теле, но взгляд уже на меня. Он бледнеет. Мама дёргается хватает, простыню, прикрываясь, но поздно – всё уже было сказано этой картиной.
Я чувствую, как подкашиваются колени. Мир вокруг словно съ возникает вбок, воздух становится тяжёлым, как вязкая болотная жижа, и в ней невозможно дыхание.
Это не просто измена. Это нож, воткнутый самой близкой рукой. Руками самых близких людей на этой планете.
Алена.
Я стою в дверях, но уже не чувствую не только ног, все тело меня не слушается. Горло сжимает так, будто кто-то обмотал его проволокой и все сильнее затягивает петлю.
— Ты… — голос срывается, и я даже не понимаю, кому он адресован, ему или ей. — Вы…
Игорь застывает, но не с чувством вины, ее я не вижу, а с раздражением, будто я просто вломилась без стука.
— Ты что тут делаешь? — бросает он, натягивая джинсы. Голос холодный, отстранённый.
Мама лениво подтягивает простыню к груди, как будто я застала её не на своем муже, а за утренним кофе.
— Алёна, ну хватит делать такие глаза. Мы же взрослые люди.
— Взрослые люди? — у меня дрожит голос. — Ты - моя мать!
— И что? — она пожимает плечами. — Так вышло. Мы оба были не счастливы.
— Не счастливы?! — я смотрю то на одного, то на другую. — И поэтому вы решили переспать за моей спиной?
— Не драматизируй, — вставляет Игорь, застёгивая ремень. — Было и было. Это не повод истерить и рушить семью.
— Семью?! — я едва не смеюсь, но это смех, в котором слышится хрип ярости. — Да вы её уже похоронили.
Мама встаёт, поправляет волосы, она всегда такая: следит за собой и беспокоится о том как она выглядит. Но сейчас… это какое-то кощунство и верх циничности.
— Не устраивай сцен, доченька. Это… некрасиво.
Господи, неужели я ЭТО все слышу и наблюдаю?!
— Некрасиво? — я чувствую, как меня начинает трясти. — Некрасиво — трахаться с мужем своей дочери! Со своим зятем!
— Не всё так просто, как тебе кажется, — Игорь говорит это тоном взрослого, объясняющего ребёнку, почему небо голубое. — Ты просто не понимаешь.
— Я всё понимаю, — шиплю я. — Понимаю, что вы оба — мрази.
Меняя такая злость одолевает. Что происходит с моей жизнью?
Я разворачиваюсь и вылетаю из номера. Коридор сжимается вокруг меня, в ушах стучит кровь. На улице холодно, но меня жжёт изнутри.
На парковке — его наглый, блестящий, как будто только что отполированный, чёрный внедорожник. Игорь всегда так щепетилен в отношении своих машин. Луна отражается в капоте, словно насмехаясь.
Я поднимаю с земли кирпич, лежащий возле клумбы, и со всей силы бью в лобовое. Стекло трескается, вмиг покрываясь паутиной. Второй удар — боковое стекло. Осколки звенят, сыплются на асфальт, отскакивают к моим ногам.
Начинает орать сигнализация. Да и похрен!
Сбоку, у клумбы, застывает садовник. Пожилой, сгорбленный, с ведром в руках и глазами, как блюдца. Он смотрит на меня так, будто я явилась прямо из ночного кошмара.
— Дайте, — я киваю на вилы, что он держит.
— Э-э… — он сглатывает, не двигаясь.
— ДАЙ. — каркаю как больная ворона.
Он медленно протягивает вилы, и я чувствую, как он отступает на шаг, словно боится, что следующий удар придётся уже по нему.
Я подхожу к машине. Холодный металл капота блестит, отражая моё перекошенное безумием лицо. Я, наверное, похожа на городскую сумасшедшую. Делаю вдох. Размахиваюсь — и с силой втыкаю зубья в капот.
ХРУСТ. СКРЕЖЕТ. Металл рвётся, как плотная ткань, с противным визгом, вилы входят почти по середину. Я наваливаюсь всем телом, слышу, как из-под капота вырывается глухой стон механики, как трещат крепления.
Ещё толчок — глубже, до упора. Руки дрожат, но я отпускаю вилы, оставляя их торчать под углом, будто это штандарт на могиле. На могиле моей собственной жизни.
Отхожу на шаг. Дышу тяжело, будто пробежала километр. Смахиваю с лица прядь волос. Садовник стоит всё там же, с открытым ртом и огромными глазами, крестится.
А я иду прочь, не оглядываясь.
Дорогие читатели!
Мы рады приветствовать вас в этой истории, полной страстей, тайн и глубоких эмоций! Вас ждёт путешествие по непростой жизни обычной девушки. Наша героиня, Алёна, столкнётся с предательством и трудным выбором, но мы обещаем: её ждёт счастливый финал, который согреет ваше сердце. Эта история — о чувствах, и о силе, что помогает встать после шторма.
Мы вложили душу в каждую строку, и нам будет невероятно приятно, если вы поставите книге звёздочки и поделитесь своими мыслями в комментариях. Ваши отзывы — это искры, которые вдохновляют нас, авторов, писать ещё и ещё, создавая новые сюжеты для вас. Погрузитесь в эту историю, и пусть она тронет ваши сердца!
С любовью,
Ваши авторы
Алена.
И все же я срываюсь на быстрый шаг.
Я бегу к своей машине, ноги подкашиваются на каждом шагу, а в голове эхом отдаётся эта кошмарная картинка — они вдвоём, как будто ничего святого не осталось.
Сигнализация Игоря орёт на всю парковку, визжит, как раненый зверь, и я знаю, что он вот-вот выскочит, злой, как чёрт.
Мои руки трясутся, когда сажусь за руль, и я выезжаю с парковки слишком резко, задевая зеркало чужой машины – чёрного седана, стоящего у края. Как я его не заметила?
Хруст стекла, скрежет металла, и я чувствую, как истерика накатывает волной, слёзы жгут глаза, ну что за напасть? Быстро торможу, выхожу, вырываю из сумки визитку свою, с логотипом автосалонов и моим прямым контактом, — и засовываю её под дворник разбитой машины. Пусть знают, кто это сделал.
А мне нужно быстрее уносить отсюда ноги.
Не могу! Они осквернили все в моей жизни! И разбитая новая машина моего мужа это так.. мелочи по сравнению с моими душой и сердцем
Пусть Игорь увидит, если прибежит. Его красавица, которую он ждал почти три месяца — в хлам, и это только начало.
Я снова сажусь, давлю на газ, и машина рвётся вперёд, как моя ярость. Дорога размывается в слезах, я вытираю их рукавом, но они льются снова, солёные, как море за окном.
Руки на руле белеют от хватки, сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди.
Как они могли? Моя мать, мой муж... Предательство жжёт внутри, как кислота, и я давлю на педаль сильнее, чтобы уйти от этого кошмара.
Домой. Мне нужно домой, но сначала — забрать Мишу. Он у Алины, сестры Игоря, она всегда души в нём не чает, и сегодня я отпустила его к ней. Но теперь... Боже, что я скажу сыну?
Я тянусь к телефону на пассажирском сиденье, набираю номер Алины.
Она младше Игоря на десять лет, ей почти тридцать пять, она не замужем, и характер у нее сложный, но мы всегда были подругами — болтали часами, делились секретами.
Гудки идут, один, два, три... Никто не берёт. Я сбрасываю, звоню снова, но только гудки.
Что они делают? Может, купаются в ванне, или играют в саду, и она не слышит? Или... Неужели Алина знала? Знала об этом ужасе и ничего не сказала?
Я представляю её милую улыбку, её "Мой брат не подарок, Алён, но только тебе подвластно его обуздать. Он тебя очень любит", и в груди вскипает новая волна — обида, смешанная с подозрением. Если она знала, то... Нет, не может быть. Но сейчас я выспрошу у неё всё, каждую деталь.
Дорога петляет вдоль берега, ветер свистит в приоткрытом окне, но я не замечаю ничего, кроме своего дыхания — прерывистого, как в истерике. Приезжаю к дому Алины — уютный коттедж на окраине городка, с видом на море, где мы столько раз собирались семьёй.
Паркуюсь кое-как, выбегаю, стучу в дверь — раз, два, громче. Никто не открывает. Я жму на звонок, он трезвонит, но тишина.
Паника накатывает, как цунами: где Миша?
Спасите, помогите, что если что-то случилось?
Руки дрожат, я набираю номер Алины снова — гудки, бесконечные гудки.
Мы были подругами, она не могла... Или могла? Слёзы текут по щекам, я бью кулаком в дверь, но только эхо.
И тут мой телефон звонит — Игорь.
Его имя на экране мигает, как насмешка. Я смотрю на него, сердце сжимается, и я не беру трубку.
Пусть звонит, я не хочу его слышать и видеть!
Звонок обрывается, и через секунду приходит голосовое сообщение.
Я стою у двери, прислоняюсь к стене, закусываю губу, она соленая от слез. И пальцы сами нажимают "воспроизвести".
Алена
Голосовое сообщение включается.
И первым, что я слышу, — это тишина. Такая тишина, будто он специально сделал паузу, чтобы я успела испугаться ещё до того, как он заговорит.
— Алёна… — его голос низкий, ровный, до жути спокойный. — Хватит истерик. Ты уже достаточно наглупила.
Я чувствую, как по спине пробегает мороз. Он не кричит. Не оправдывается. Даже не злится. Его тон – холодный, как лёд, чужой, словно он никогда не был моим мужем.
— Немедленно садись в машину и езжай домой, — каждое слово он произносит медленно, почти выдавливая. — Услышала меня? Домой.
Я вдыхаю резко, как утопающий.
И вот последняя фраза – та, что ломает во мне всё.
— Иначе ты больше никогда не увидишь Мишу.
Экран тухнет, но я всё ещё слышу его голос внутри головы. Руки дрожат так, что телефон едва не выскальзывает. Я прижимаюсь к двери, холодный металл впивается в лопатки.
Слёзы застывают на щеках, потому что внутри вдруг становится ещё холоднее, чем снаружи.
Он не угрожал – он констатировал. Будто этот вариант для него уже решён.
И только теперь я понимаю: это уже не просто измена. Это война. И на кону мой ребёнок.
Я почти бегу к машине. Дорога до дома проходит, как в тумане: за окном тянется мрак, огни редких фонарей, и только собственное дыхание в ушах: рваное, хриплое. Кажется, я моргнула, и уже стою у дверей в наш дом. Ключ выскальзывает из пальцев, я едва попадаю в замок.
И вот я внутри.
Дом встречает меня тишиной. Мёртвой, чужой. Я бегаю из комнаты в комнату, заглядываю в ванну, на кухню в надежде, но… пусто.
Телефон дрожит в руках, и вместе с ним мои пальцы отплясывают нервную чечетку. Я набираю 102, но слова застревают в горле. Что я скажу? Что муж увёз ребёнка? Что он угрожает мне? Голос оператора в трубке звучит сухо, дежурно. Но я сбивчиво объясняю случившееся, умолчав о муже. Оставила ребенка с родной тётей, а они пропали.
Дальше звоню Игорю.
Гудки. Один. Второй. Пятый. Нет ответа.
Пальцы соскальзывают по экрану, ногти впиваются в ладонь. Я звоню снова. И снова. В груди нарастает звериная паника, я почти рву на себе волосы — и в этот момент слышу, как хлопает входная дверь.
Он входит. Спокойный. И … Чужой.
Будто не он несколько часов назад измазал мою жизнь дерьмом.
Я замираю посреди гостиной, словно прибитая к полу. Он проходит мимо, снимает пиджак и аккуратно вешает её на стул. Неторопливо. Чинно. Так делают мужчины, возвращающиеся с работы. Но он пришёл не из офиса. Он пришёл из постели моей матери.
— Успокоилась? — его голос ровный, даже ленивый, с оттенком насмешки. — Ну вот и хорошо.
Горло сжимается, язык будто прирос к нёбу. Я не могу ответить.
Он подходит ближе, и на стол ложится тяжёлая папка с бумагами.
— Напоминаю тебе о брачном договоре, — произносит холодно, чётко, без единой эмоции. — Всё имущество моё. Квартира. Дом. Счета. Машины. Ты получаешь копейки.
У меня перехватывает дыхание. Сердце колотится так, что гул отдаётся в висках, но я не могу вымолвить ни слова.
Брачный договор… Господи, я ведь сама его подписала.
Молодая. Глупая. Влюблённая.
Я смотрела на него и верила, что это на всю жизнь. Мне ничего не нужно было, кроме него. Старше на двадцать лет, он казался мне надёжным, сильным, опытным. Тем мужчиной, за которым можно укрыться от всех бурь. Я смеялась тогда, махала рукой: «Да зачем мне деньги, Игорь, я же твоя жена, а значит, всё и так наше общее».
И теперь эта наивная вера давит на меня, как петля на шее.
— А это, — он толкает ко мне вторую папку, — доверительное управление. Фирма твоего отца. Единственное, что ты получила по наследству и что я не могу забрать по брачному. Но подпишешь и это.
Я хватаюсь за спинку стула, иначе упаду. В глазах темнеет, и только одно мыслью жужжит в голове: он забирает у меня всё. Даже память об отце.
Он смотрит на меня сверху вниз, как судья на подсудимого, и в этом взгляде нет ни сожаления, ни любви. Только холодный расчёт.
— Зачем?.. — мой голос ломкий, будто чужой, еле слышный.
Игорь усмехается.
— Затем, что так проще. Живём, как раньше. Будешь вести себя хорошо – получишь возможность общаться с ребёнком. Подписываешь – видишь Мишу. И часто.
Он замолкает, смотрит прямо в глаза, будто вбивает гвоздь в мою душу:
— Отказываешься… брачник вступает в силу. Ты остаёшься без всего. И без сына.
Я хватаю воздух ртом, будто меня ударили по животу. Всё внутри скручивает в комок.
— Ты… чудовище… — шепчу я, но слова почти не выходят – слабее, чем моё сердцебиение, отдающееся в ушах.
— Нет. — Он наклоняет голову, словно удивляется, что я ещё не поняла очевидного. — Я твой муж. И твой хозяин, по сути.
“Хозяин.” Когда-то это слово могло бы прозвучать с оттенком страсти, власти, игры. Сейчас – это приговор.
Я поднимаю глаза, и во мне всё рвётся на части.
— Скажи… — дыхание рвётся, и я почти захлёбываюсь им, — как давно ты трахаешься с моей мамой?
Муж усмехается, легко, цинично, даже не моргнув.
— Пять лет. Такой ответ устроит?
Слова врезаются в мозг, как гвозди: пять лет… пять лет…
— В смысле… пять лет?.. — мой голос ломкий, чужой, будто это не я говорю, а кто-то со стороны. — Мы женаты пять лет…
Он наклоняется ближе, так близко, что я чувствую его дыхание на щеке. Оно горячее, удушающее, но холоднее этого момента ничего в моей жизни не было.
— Вот именно. Подписывай эти чёртовы бумаги.
Внутри у меня остается только пустота, и она страшнее любого крика. Всё, во что я верила, вся моя жизнь, любовь, семья, подруга, мать– оказалось сплошной ложью.
Девочки, наша книга участвует в литмобе, а в нем сегодня вышла еще одна замечательная новинка!!! Мы спешим Вас с ней познакомить!
https://litnet.com/shrt/2p5T
Алена
— Засунь себе их в жопу, — я шиплю, толкая бумаги обратно. Голос дрожит, но в нём яд. — Подписывать я ничего не буду.
Уголок губ мужа дергается. Это лишь тень усмешки. Холодная, кривоватая, от которой мороз пробегает по коже. В ней самое настоящее обещание расплаты.
И тут — резкий звонок в дверь.
Я вздрагиваю так, что почти роняю телефон. Сердце подскакивает и застревает где-то в горле. Полиция. Господи, приехали.
Срываюсь с места и открываю им дверь. В проёме двое дежурных. Молодые, с уставшими, равнодушными глазами людей. Но для меня они — последняя надежда.
— Что случилось? — спрашивает один, озираясь по сторонам.
— Ребёнок пропал! — почти кричу я, шагнув вперёд. Голос срывается, сердце колотится так, что каждое слово отдаётся в висках. — Его увёз этот человек. Пока еще мой муж. Он угрожал мне, что я больше не увижу сына! Вы должны помочь!
Бросаю взгляд на Игоря.
Он не дёргается. Не меняется в лице. Спокойно, даже лениво поправляет рукав рубашки, будто к нему зашли знакомые. Никакой паники. Только лёгкая тень раздражения, как у хозяина дома, которому помешали ужинать.
Неторопливо подходит к нам и спокойно говорит:
— Давайте без паники. Ребёнок у бабушки, в полной безопасности. Хотите — вот номер телефона, звоните, проверяйте.
Я резко подаюсь вперёд, в груди пылает огонь.
— Это ложь! Ложь, слышите?! — голос ломается от эмоций. — Он угрожает мне. Шантажирует! Я понятия не имею, где мой ребенок!
Полицейские смотрят на меня. Один прищуривается, другой мнётся, но их взгляды… такие, будто перед ними не мать, у которой только что вырвали ребёнка, а истеричка, которая сама не понимает, что несёт.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног.
— Давайте выйдем и все обсудим, — говорит Игорь полицейским. Тоном такого спокойного мужчины, что любой поверит. И тут же добавляет, скользнув по мне взглядом: — Без неё.
— Что?! Нет! — я срываюсь, хватаю его за руку, но он резко отталкивает меня к стене. Влетаю в нее больно ударившись плечом.
Он выходит первым, полицейские следом. Я рвусь за ними, но дверь захлопывается прямо перед моим носом, замок щёлкает.
— Открой! — кулаки колотят по двери. — Пустите меня! Я имею право присутствовать при вашем разговоре! Разве это не нарушение закона? Вы же видите, как он со мной обращается!
Гулкие удары гремят по дереву, но за дверью голоса звучат глуше, как сквозь вату. Я прижимаюсь ухом, замираю.
— Поймите, у неё нервный срыв, — звучит низкий, ровный голос мужа. — Её отец умер год назад, весь бизнес на ней, усталость. И… алкоголь, к сожалению. Сегодня, как обычно, перебрала.
— Чепуха! — я кричу, колочу дверь так, что ладони горят. — Не верьте ему! Я трезва! У меня ребёнка украли!
Но с той стороны — только его бархатный тон:
— Она не опасна, просто истерика. Всё под контролем. Я разберусь.
Я скольжу по двери вниз, сижу на холодном полу и понимаю: меня перекрасили в безумную алкоголичку, и они ему верят.
Минуты тянутся, как вечность. Шаги. Голоса. Щелчок замка.
И вот полицейский снова появляется в дверях, смотрит на меня теперь с жалостью, как на больную:
— Всё в порядке, гражданка. Ребёнок действительно у родственницы. Мы все проверили. Угроза отсутствует.
И они уходят.
Так просто.
А я остаюсь с разодранными костяшками и сердцем, которое разрывается от бессилия.
Игорь провожает полицейских до машины. Я стою у окна и вижу, как они жмут ему руки, кивают и садятся в патрульный автомобиль. Он что-то говорит им на прощание, и я ловлю себя на мысли: всё, конец. Мне никто не поможет.
Колени подгибаются. Судорожно хватаю телефон, жму знакомый номер.
Виктория отвечает почти сразу:
— Привет, Алёнка? Что случилось?
Я захлёбываюсь словами, глотаю слёзы, но слова рвутся наружу:
— Вик… он забрал Мишу! Полиция приезжала, но он всё… всё перевернул! Сказал, что я истеричка, что у меня нервный срыв, что я пьяная! Они уехали, как будто я сумасшедшая! Я… я не знаю, что делать!
Крестная явно в растерянности.
— Я ничего сейчас не поняла… Игорь забрал Мишу? Но зачем?
Я задыхаюсь, слова застревают в горле, но я выпаливаю:
— Вик… он… он спит с моей мамой.
На той стороне — тишина. Долгая, гулкая, и я почти слышу, как её дыхание перехватывает.
— Что?.. — её голос ломается, превращается в шипение. — Что ты сказала?
— Они… — я почти кричу. — Они трахались все эти годы за моей спиной и за спиной папы! Пять лет! Пять, Вик!
— Господи… — она тяжело выдыхает. — И эта сука моя родная сестра…
— И моя мать! — я визжу, срываюсь. — Она украла у меня всё! Мужа, семью, детство моего сына! А теперь и бизнес отца хочет отобрать!
— Тише, детка, — Виктория говорит, но голос её дрожит от ярости. — Я приеду. Клянусь, приеду и разнесу этот гадюшник к чертям. Она не посмеет. Он не посмеет. Ты не одна, слышишь? Не одна! Я вылетаю ближайшим рейсом. Буду через пять часов. Держись. Не смей падать духом!
Я киваю, хотя она не видит, но меня трясёт так, что зубы стучат. Слёзы катятся, пальцы вцепились в телефон так, что костяшки побелели.
— Вик… — я шепчу. — Я не выдержу.
— Выдержишь, — жёстко перебивает она. — Ты должна. Ради сына. Ради себя. Я скоро буду.
Я отключаюсь и бегу наверх. В нашу спальню. Бросаю телефон на кровать. Открываю шкаф и начинаю лихорадочно вырывать одежду с вешалок, швыряю всё в сумку.
И тут хлопает дверь. Медленные, тяжёлые шаги Игоря звучат за спиной.
— Куда это ты? — лениво спрашивает он, но в тоне его сквозит опасность.
— Ухожу от тебя, — бросаю я, не оборачиваясь.
В следующее мгновение Игорь рывком хватает меня за плечи и разворачивает. Спина моя буквально ударяется о стену, в которую он меня вжимает. Его ладонь бьёт рядом с моей головой, а горячее дыхание обжигает щёку.
— Ты от меня не уйдёшь, слышишь? — шипит он, наклоняясь ближе. — Никогда.