Солнечный луч, холодный и острый, как лезвие скальпеля, упал на идеально отполированную поверхность стола из красного дерева. Он выхватил из полумрака кабинета контуры бронзовой статуэтки — абстрактной фигуры, олицетворяющей, по замыслу дизайнера, «стремление вверх». Глеб Мысин давно перестал замечать и статую, и вид из панорамного окна за спиной, где просыпался миллионный город. Вид был частью имиджа. Как и кабинет. Как и он сам.
Его палец, легким движением, провел по дисплею планшета, отправив очередной отчет в цифровое небытие. В воздухе парила тишина, нарушаемая лишь тихим гулом системы вентиляции — ровным, стерильным звуком, который он предпочитал живому гомону улицы.
— Мария, зайдите, — его голос, ровный и не требующий возражений, разрезал тишину.
Дверь открылась беззвучно, пропуская в кабинет его помощницу. Мария, женщина с безупречно убранными волосами и в таком же безупречном костюме, вошла, держа в руках айпад, готовый к работе.
— Доброе утро, Глеб Викторович.
— План, — коротко бросил он, не глядя на нее.
Она откашлялась, переведя устройство в режим презентации.
— Ваша поездка запланирована на послезавтра. Вылет в девять-ноль-ноль, бизнес-класс. Встреча с инвесторами в одиннадцать тридцать. Обед…
— Отмените, — Глеб перебил ее, наконец подняв глаза. Его взгляд был ясным и тяжелым. — Перенесите все встречи на четверг. Со вторника по среду я буду недоступен.
На идеально отшлифованном лице Марии на мгновение мелькнуло удивление, но было мгновенно стерто годами тренировок. Два дня полного недоступности — это было из ряда вон. Глеб Мысин был доступен всегда. Даже в час ночи он мог ответить на рабочий имейл коротким «исправьте».
— Я… понимаю. С каким статусом отметить в вашем календаре?
— «Личные дела», — он отчеканил, и это прозвучало как-то неестественно, будто он произнес слово на незнакомом языке.
Он отодвинул от себя планшет и взял со стола простой, лишенный изысков, конверт. Из него он извлек единственный лист бумаги — явный анахронизм в его цифровом мире. Это был старый чертеж. Эскиз деревянного дома с широкой верандой и камином. В углу — подпись, уже выцветшая от времени: «Наш проект. Г. и Ю.».
— Мне потребуется автомобиль. Не водитель, — он подчеркнуто посмотрел на Марию. — Только автомобиль. И чтобы он был подготовлен. Полный бак, проверка шин.
— Какой маршрут, Глеб Викторович? Я внесу в навигатор.
— Маршрут… — он медленно повертел в пальцах чертеж, потом отложил его в сторону. — Я составлю его сам. Ваша задача — обеспечить логистику до пункта А. Всё.
Мария кивнула, ее пальцы затанцевали по экрану, занося пометки.
— Будет исполнено. Забронировать отель? На две ночи?
Глеб задумался на секунду. Его взгляд снова уперся в чертеж.
— Одна ночь. «Гранд Отель» в Карповске. Люкс.
— «Гранд Отель» снесли два года назад, Глеб Викторович. На его месте теперь бизнес-центр.
Впервые за много лет Глеб почувствовал легкий укол раздражения. Не из-за помощницы, а из-за этого факта. Мир менялся без его ведома. И ему это не нравилось.
— Найдите лучший из доступных вариантов в том районе. Пришлите мне на согласование.
— Есть. Что еще?
Он помолчал, его взгляд упал на тонкую серебряную рамку, стоявшую на столе боком к нему. Он не видел фотографии, но знал ее наизусть. Там они с Юлей, загорелые, счастливые, обнявшись, стояли на фоне того самого эскиза, вбитого в землю колышками. Они только купили эту землю. Еще верили, что могут построить всё.
— Ничего, — наконец произнес он, и его голос дрогнул, всего на пол-тона, но Мария, знавшая все его интонации, заметила. — Будьте на связи.
Она кивнула и так же бесшумно вышла, оставив его одного в огромном, наполненном тишиной кабинете.
Глеб медленно повернул к себе ту самую серебряную рамку. Молодое, смеющееся лицо Юли. Ее растрепанные ветром волосы. Ее рука, доверчиво лежащая на его плече. Он смотрел на фотографию несколько долгих секунд, его лицо оставалось непроницаемым. Затем, одним резким, почти грубым движением, он швырнул рамку в ящик стола. Дерево с глухим стуком приняло в себя память о счастье.
Он снова взял в руки планшет. Его пальцы привычно вывели на экран цифры, стрелки, условные обозначения. Он строил маршрут. Точно, безэмоционально, как чертеж моста. Рассчитал время пути с запасом на непредвиденные обстоятельства в пятнадцать минут. Отметил оптимальные заправки. Заложил время на сон, прием пищи, два коротких звонка.
Пункт А: его пентхаус.
Пункт Б: тот самый дом в горах, который они когда-то строили вместе.
Цель: подписать бумаги о продаже. Разрубить последнюю связь. Поставить жирную, окончательную точку.
Он откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы. Всё было просчитано. Всё было под контролем. Эта поездка была простой формальностью. Последним аккордом в симфонии их распавшегося брака.
Он не допускал мысли, что у судьбы на этот счет могут быть другие планы. Что точка, которую он так уверенно ставил, может с легкостью превратиться в многоточие. А стройные ряды цифр и графиков — рассыпаться в прах при первом же порыве горного ветра.
В её квартире пахло кофе и свежей выпечкой. Не идеальным капучино из дорогой кофейни, а крепким, сваренным в старой турке, и тёплым, только что из духовки, миндальным круассаном. Солнечные лучи, в отличие от холодного лезвия в кабинете Глеба, здесь были мягкими, рассеянными, они играли в пылинках, танцующих в воздухе, и ласково ложились на потертый паркет.
Юля, стоя на коленях перед открытым чемоданом, напевала что-то под нос. Не песню, а просто набор весёлых нот. Её русые волосы были собраны в небрежный пучок, из которого уже выбилось несколько непослушных прядей. На ней были старые, выцветшие джинсы и просторная футболка с изображением какой-то давно забытой рок-группы.
Комната была её точной противоположностью — тёплый, жилой хаос. Книги лежали стопками на полу и на подоконнике. На стене — коллаж из фотографий, билетов в музеи и засушенных цветов. Никакой системы, только память. Никакого «стремления вверх», только «здесь и сейчас».
— Ну, так… Свитер тёплый, — бормотала она себе под нос, засовывая грубый шерстяной свитер в уже переполненный чемодан. — Книга на дорогу… «Горные тропы»… иронично, да? — она усмехнулась и бросила потрёпанный том поверх свитера.
Её взгляд упал на смятую бумажку, лежавшую на столе рядом с чашкой кофе. Юля развернула её. Юридический бланк. Уведомление о необходимости явиться для подписания соглашения о разделе имущества. Адрес. Дата. Время. И подпись — чёткая, безэмоциональная, узнаваемая с полувзгляда: «Г. Мысин».
Она скомкала бумажку с легкой гримасой и метким броском отправила её в корзину для мусора. Не попала. Бумажка упала на пол, рядом с корзиной. Юля пожала плечами. «Потом», — подумала она.
В этот момент зазвонил телефон. На экране — улыбающееся лицо её лучшей подруги, Кати.
— Ну что, воин света, готова к битве? — раздался бодрый голос.
Юля включила громкую связь и, поднявшись с пола, пошла на кухню доливать себе кофе.
— Называй это как хочешь. Я просто еду подписать бумажки и закрыть этот гештальт. Один раз, без лишних эмоций.
— Без эмоций? С Глебом? — Катя фыркнула. — Юль, это же ходячий контроль-фрейк! Ты уверена, что хочешь провести с ним два дня в одной машине? Он же будет всю дорогу читать тебе лекции о тайм-менеджменте и правильной парковке!
Юля облокотилась о столешницу и улыбнулась. Её улыбка была совсем не такой, как на старой фотографии в ящике Глеба. Она стала шире, в уголках глаз затаились лучики морщинок — следы не только возраста, но и множества смеха.
— Он попробует. Но его указы на меня больше не действуют. Мы разводимся, помнишь? Я теперь гражданка свободного государства под названием «Моя Жизнь». У него там нет власти.
— Легко сказать. Ты же знаешь, как он умеет давить. Все эти взгляды, интонации… Он за пять минут может заставить меня почувствовать себя идиоткой, который неправильно заваривает чай.
— Потому что ты ему веришь. А я нет. Больше нет, — Юля сделала глоток кофе. — Я его прекрасно изучила за годы брака. Это как вирус, к которому у меня выработался иммунитет. Я выдержу. Это последний раз, когда он будет мной командовать.
— А дом? — голос Кати стал серьёзнее. — Ты же так его любила. Вы его сами строили.
Юля замолчала. Её взгляд вдруг потерялся, она смотрела в окно, где на ветке старого клёна прыгала воробьиная семейка.
— Дом… — она повторила тихо. — Да. Любила. Но это был дом для нас двоих. А «нас» больше нет. Так что это просто бревна и стекло. Я готова с этим попрощаться.
Она говорила это с такой лёгкостью, будто и правда была готова. Но пальцы её чуть сильнее сжали кружку.
— Ладно, я тебе верю, — вздохнула Катя. — Звони, если что. Если он начнёт тебя доставать, просто включи какой-нибудь свой инди-фолк на полную громкость. Это должно свести его с ума.
— Отличный план! — Юля рассмеялась. — Обязательно воспользуюсь.
Они попрощались, и Юля вернулась к своему чемодану. Она осмотрела его содержимое: несколько книг, тёплые вещи, блокнот с ручками (на случай, если в дорогу придет вдохновение), походный термос. Никаких деловых костюмов, никаких планов, расписанных по минутам.
Она подошла к коллажу на стене и нашла там маленькую, потрёпанную фотографию. Тот самый дом. Снято ещё на плёночный фотоаппарат. Дом стоит без окон и дверей, только сруб и стропильная система крыши. Рядом с ним они с Глебом. Он обнимает её за плечи, а она, зажмурившись от солнца, смеётся, подняв лицо к небу. Они были полны надежд тогда. Они верили, что могут построить не только дом, но и всю свою жизнь — такую же прочную и тёплую.
Юля кончиком пальца провела по смеющемуся лицу на фотографии. По лицу Глеба, которого уже не было.
— Ничего, — прошептала она самой себе. — Всё пройдёт. И это тоже.
Она аккуратно отклеила фотографию от стены и, подойдя к мусорному ведру, наконец-то подняла с пола тот самый смятый листок с уведомлением. Вместе с фотографией она снова скомкала его, на этот раз тщательнее, и отправила в корзину. Точный бросок. Попадание.
Она закрыла крышку чемодана и защелкнула замки. Звук прозвучал громко и окончательно в тишине квартиры. Символично.
Завтра — дорога. Последнее совместное путешествие. Она была уверена, что это конец. Она и представить не могла, что для чего-то это может оказаться началом.