Развод с прокурором. Верну тебя, любимая

Глава 1

Аля

— У тебя снова бессонная ночь? — спрашивает муж.

Я отрываюсь от чашки и киваю.

Алан готовит сумку и собирается принять душ перед дальней дорогой в командировку.

— Ты же знаешь, перед твоими командировками я переживаю и не сплю.

— Аля, командировки — это часть моей жизни. К тому же, у меня намечается крупное дело. Я не могу отказаться, сама понимаешь. Громкое имя, связки с финансовым отделом, губернатор лично просил.

— Конечно, — говорю я, допивая кофе. — Ты ведь лучший прокурор в городе.

Он кивает и сухо произносит:

— Рад, что ты всегда все понимаешь.

Понимаю.

И именно поэтому решаю, что сегодня именно тот день, когда я должна узнать правду, которую он от меня скрывает.

А в том, что он что-то скрывает — я уверена.

Я это чувствую. Женщины ведь всегда это чувствуют, правда?

Мы женаты пятнадцать лет, но именно в последний год у моего мужа участились командировки, из которых он приезжает совершенно чужим. Не моим мужем, которого я знала.

У нас взрослая дочь, уехавшая на лето к бабушке и дедушке. Я рада, что мне удалось отправить ее отдохнуть, и теперь у меня есть время разобраться, что происходит между мной и моим мужем — Аланом Валиевым. Не уверена, что выдержала бы ее взгляд, если бы она узнала, что мама не доверяет папе и поэтому решает проверить, куда именно он едет…

Но я чувствую, что так нужно.

Сидеть сложа руки — не мой конек.

Пока Алан моется в душе перед дорогой, я молча подхожу к его сумке. Он всегда складывает свои вещи и документы сам. Щелкаю молнию и нахожу внутри маленький отдел с документами.

Билеты.

Ночной поезд.

В тот город, который он называл.

Действительно туда, где идет громкое дело.

Но в его сумке нет никаких документов о бронировании отеля или апартаментов, в которых он будет жить. Сложив два плюс два, я понимаю, что в том городе его ждут…

Я кладу все обратно. Ровно. По швам. В этот момент Алан выходит из ванной, вытирая волосы и ни о чем не подозревая.

— Ты точно не успеешь приехать к выходным? — спрашиваю. — У нас годовщина свадьбы. Пятнадцать лет.

— Я помню, Аля, — вздыхает муж. — Мне жаль, что в этом году все складывается иначе. Обещаю, что в следующем году мы все наверстаем. В этот день тебя будет ждать подарок.

Я киваю, а Алан надевает свой костюм прокурора, подбирает сумку и крепко целует меня. Я слышу, как хлопает дверь.

Через пятнадцать минут я уже вызываю такси.

Пальцы дрожат, когда я набираю адрес вокзала.

Не понимаю, зачем я это делаю, но знаю, что не остановлюсь.

Если он врет — я должна знать.

И если правда убьет меня — пусть это случится сейчас, пока я еще способна встать с колен.

…Я приезжаю на вокзал за тридцать минут до отправления. На перроне пыль, духота, сигналы. Жаркий август, вечер, гудки вокзала рвут тишину, как внутреннюю плотину — во мне.

Особенно — когда я понимаю, что Алан отправляется на другой путь, следующий в совершенно другой город. Не в тот, что был указан в его билетах.

Я стою и наблюдаю, как он идет к поезду, который следует совсем в противоположную сторону, и мое сердце летит в пропасть.

Он солгал.

И документы в его сумке были ненастоящие, словно он подозревал, что я могу проверить. Конечно, он ведь прокурор.

Я стою в очереди к кассе, а у самой внутри дрожат пальцы. Еще час назад я просто сидела в кухне и не собиралась делать ничего из ряда вон выходящее, а теперь — планирую купить билет на тот же поезд, что и у него.

Зачем он солгал мне? За что?

— Один билет, пожалуйста, — говорю, когда подходит моя очередь, и называю город прибытия. — Еще есть места?

— Сегодня будний день и скоро начало школьного сезона, поэтому мест осталось много! Есть свободное купе, не желаете выкупить целиком? Сейчас с большой скидкой!

— Это то, что мне нужно.

Пальцы дрожат, когда я забираю билеты.

Одиннадцатый вагон.

По пути, едва поспевая, я вижу, как он — мой муж, отец моей дочери, прокурор с выправкой и броней в голосе — уже заходит в соседний, десятый.

Я поднимаюсь в вагон за минуту до отправления. Он — в десятом. Я — в одиннадцатом. Этого достаточно, чтобы оставаться невидимой. Чтобы наблюдать, не привлекая внимания.

Поезд трогается.

И начинается ночь.

В одиноком купе я сразу закрываюсь. Сегодня он в моем полном распоряжении — не уверена, что я готова слушать щебетания попутчиков, поэтому радуюсь выкупленному купе.

Устраиваюсь на нижней полке, даже не раздеваясь и…

Всю ночь не сплю. Лежу, глядя в окно, за которым меняются пейзажи и с большой скоростью пролетают фонари на станциях. Иногда прислушиваюсь — нет ли его голоса в коридоре. Иногда думаю, а не стоит ли мне зайти в соседний вагон и посмотреть в его глаза — прямо сейчас. И прямо сейчас задать все интересующие вопросы.

Но я не выхожу.

Половина меня хочет знать правду. Другая — боится.

Зачем ты едешь туда, Алан? К кому?

Мы вместе пятнадцать лет.

Я вспоминаю нашу дочь. Как хорошо, что она сейчас у моих родителей. Как хорошо, что ей не приходится видеть меня вот такой — сомневающейся, ранимой, слабой. Я всегда была для нее сильной. Как и для него.

Но в эту ночь я не сильная. Я — почти сломленная.

Я не сплю. Даже не дремлю. Только раз за ночь, почти под утро, мне кажется, что я слышу его голос в коридоре. Я замираю, затаив дыхание, как подросток, нарушивший правила.

Но все стихает.

На рассвете поезд тормозит. Скрип, покачивание. Я сижу у окна, не дыша. Отодвигаю уголок занавески.

Алан выходит из вагона самым первым, будто спешит, и я провожаю его взглядом.

Строгий, уверенный. С таким видом, будто едет действительно на важную встречу.

Мне хочется в это верить, пока я не замечаю девушку, что идет ему навстречу.

Красивая.

Уверенная в себе.

Глава 2

Я возвращаюсь домой на следующий день.

Возвращаюсь я на полном автопилоте, потому что на большее меня просто не хватает.

Я захожу в дом, снимаю обувь, бросаю сумку и закрываю дверь на все замки, затем отключаю телефон.

Алан не пишет и не звонит. В командировках он всегда был максимально сосредоточен на работе, и раньше меня это устраивало. Раньше, но не сейчас.

Ведь сейчас я более чем понимаю причину его занятости, и название этой причины — вторая семья.

Два дня я никуда не выхожу. Стараюсь пить воду, чтобы поддерживать водный баланс, но почти ничего не ем. Иногда включаю телефон, чтобы поговорить с дочкой, как сегодня.

— Как ты, милая?

— Все супер, мам, — слышу ее радостный голос. — Сегодня дедушка установил бассейн, и я не вылезала оттуда весь день, а потом бабушка напекла блинчиков…

Я улыбаюсь и еще раз убеждаюсь в том, что отправить дочь на лето к бабушке с дедушкой — была лучшая идея. Так я успею подготовить дочь к новости о разводе. Дине уже четырнадцать, уверена, она меня поймет, но пока я решаю ни о чем ей не говорить.

— Бабушка зовет на обед. Папе привет! Люблю тебя, мам!

— И я тебя, Ди.

Мы с Диной прощаемся, и еще некоторое время я лежу в тишине. Думаю о дочери и о себе — странно, но мне не хочется плакать. Боль выгорела. Остался только пепел.

На третий день звонит Адель — моя подруга с экономического университета. Веселая, шумная и прямолинейная.

— Аля! Ты вообще с ума сошла? У тебя телефон отключен три дня! Я уже собиралась выезжать к тебе!

— Привет, Адель.

— Ты забыла? Послезавтра встреча выпускников! Нам надо выглядеть лучше, чем все! Я уже записалась в салон на завтра, пошли со мной. Потом — шопинг. Снимем стресс.

Она не спрашивает, что со мной. Знает, что если нужно — расскажу, а если нет, то не стоит лезть, это и делает нашу дружбу крепкой.

— Хорошо, — говорю я. — Встретимся завтра после обеда.

Пока Адель болтает, я поднимаюсь. Смотрю в зеркало. Кожа бледная, волосы собраны в небрежный пучок, но глаза — ясные. В них больше нет паники. Только усталость и злость. Злость — за предательство, за ложь, за годы, которые я верила в то, чего, возможно, никогда не было.

Я надеваю рубашку и джинсы, делаю легкий макияж. Открываю телефон — тридцать два не прочитанных сообщения, и ни одного от него.

Плевать.

Я сажусь в машину и еду в свою кофейню.

Когда-то я открыла ее на спор. Алан не верил, что я справлюсь — «это не женское дело», «там же все сложно», но уже через полгода у нас была очередь из гостей. А через год — первая солидная прибыль. Сейчас у меня три смены, молодая управляющая и постоянные клиенты, которые заказывают капучино по имени.

В кофейне прохладно, пахнет корицей и карамелью. Я здороваюсь с бариста, подхожу к управляющей — у нее вопрос по поставке десертов, в меню какой-то сбой. Я все решаю быстро, четко. Люди слушаются меня. Уважают.

Я построила свое дело с нуля, сама, без чужой фамилии и протекции.

Это знание греет и держит на плаву. Особенно — сейчас.

Вечером я задерживаюсь на работе. Сижу в кабинете, пока не темнеет. Перебираю старые записи, корректирую планировки, заказываю новые чашки. Все — чтобы не думать об Алане, но к ночи я понимаю, что мои мысли все равно перетекают к нему.

Алана все нет. Ни звонка, ни сообщения. Как будто я — пустое место. Как будто он и не обещал любви, не растил со мной дочь. Как будто нас никогда и не было.

Я возвращаюсь домой поздно. Машина мягко въезжает в двор, фары освещают фасад. Тишина. Шторы опущены. Свет не горит.

Я сажусь на ступени и осматриваю ухоженную территорию, о которой мы вместе заботились.

Почему ты солгал мне, Алан?

Я смотрю на экран телефона, и мне приходит короткое напоминание о завтрашней встрече с подругой. Пропустить нельзя, ведь послезавтра — встреча выпускников.

И хочу я того или нет, но к этому дню я должна собрать себя по кусочкам.

Глава 3

— Я тебя с трудом узнала, — говорит Адель, вытягивая губы в легкой улыбке. — Ты в порядке, моя девочка?

На мне светло-серый тренч, очки, волосы уложены и распущены, но вид у меня, и правда, не очень.

Я измучено улыбаюсь и киваю головой:

— Поболтаем позже. Сперва хочу найти платье, пока я полна энтузиазма.

— Как скажешь, дорогая.

Мы идем по бутику. Консультанты улыбаются, здесь все, как всегда — музыка, зеркала в золоте, белые стены, запах дорогого парфюма. Жаль только, что внутри у меня пустота и горечь…

— Смотри, вот это — шик! — Адель подносит к себе короткое черное платье. — И спина открыта, и плечи! И ни один одноклассник после встречи со мной не уйдет спокойным…

Я смеюсь. Она говорит это с таким азартом, будто мы снова двадцатилетние девчонки. Это помогает. Очень.

Мы выбираем платья долго. Я беру платье цвета глубокого изумруда. Лаконичное, с акцентом на талию. Адель уходит в коктейльное серебро — «пусть ослепнут», как она говорит.

После примерок — кофе. Потом — ресторан на втором этаже торгового центра. Мы заказываем пасту и воду с лимоном. Адель болтает о косметологах, о новой работе, о муже — ее третьем. Как будто чувствует, что мне нужно время, поэтому она заполняет его веселой болтовней.

Когда еда подходит к концу, я кладу вилку и смотрю в окно.

— Он мне солгал.

Адель замирает.

— Кто?

— Алан. Он сказал, что уехал на дело. Я нашла билеты, но они оказались фальшивыми. Я проследила и поехала за ним в другой город.

Губы Адель приоткрываются, а глаза распахиваются от шока по мере того, как я веду рассказ. Я рассказываю ей все — до последней капли. Даже говорю, как зовут его сына. Артем.

После моей речи наступает короткая пауза.

— Аля, черт… — шепчет подруга. — Ты уверена?

— Я видела их своими глазами. Он даже не пытался это скрыть. Все было так… естественно. Как будто он давно с ними. Это его вторая семья, Адель. Или первая — как знать…

Адель медленно тянется к моей руке. Сжимает.

— Я не знаю, что сказать. Ты держалась так спокойно, я бы ни за что не догадалась.

— Мне нужно держать лицо. Особенно — к его приезду.

— Боже, ты уверена, что ты все правильно поняла? Как иногда бывает, знаешь, от недосказанности наш мозг начинает придумывать и накручивать разные варианты. Я на твоей стороне, но у меня так с первым мужем было…

— Алан называл его своим сыном. А мальчик звал его папой. Он от другой женщины.

Адель откидывается в кресле. Глядит в потолок, будто ищет там нужные слова.

— Значит, мой муж был прав. Он видел Алана с каким-то ребенком. Я тебе говорила, помнишь?

— Помню, это было год назад, — киваю, вдруг вспоминая те события. — Алан тогда сказал, что это его дальний племянник. Они пересеклись в городе, вот и все…

Пауза.

— Господи, какая же я дура, — стону я. — Еще год назад его видели с сыном, а я поверила в его ложь про племянника…

— Надо подавать на развод! — решительно заявляет Адель. — У меня их было два! Там не страшно, Аль.

— Ага, — я криво улыбаюсь.

— Послушай… ты не одна. Я рядом. Всегда. Что бы ты ни решила — уйти, остаться, выговориться, выплакаться. Я — рядом.

— Спасибо, — шепчу я. — Мне правда это нужно.

— А Дина?

— Дочь пока ни о чем не знает.

Мы сидим еще немного в молчании, но оно уже не гнетущее. Тихое, почти теплое. Я чувствую, как внутри становится легче.

К вечеру мы с Адель едем ко мне домой — отмечаем мой грядущий развод, до утра поем песни, а потом вместе горько плачем.

На следующий день я вспоминаю о годовщине свадьбы, когда рано утром в дверь стучит курьер и вручает мне большой букет и коробочку с золотым браслетом. Алан сдержал обещание сделать памятный подарок, но не учел того, что один памятный подарок он уже сделал. Его сын стал для меня таковым.

Ну а мой подарок только готовится, а именно — заявление о разводе.

Глава 4

Шумный зал ресторана переливается огнями — свечи на столах, мягкий свет люстр под потолком, а на входе пахнет свежими цветами и духами.

— Ну что, мы готовы? — шепчет Адель, поправляя серебристое платье, в котором она сияет, как никто больше из пришедших.

Я киваю. Мое платье — глубокого изумрудного оттенка, струящееся и подчеркивающее фигуру. В нем я чувствую себя собранной и в то же время слегка раскованной. То, что нужно женщине перед разводом — почувствовать себя слегка раскованной, слегка сумасшедшей, слегка особенной.

Мы входим в зал ресторана последними.

Здесь слышны возгласы, смех, тосты. Кто-то оборачивается, машет рукой, и я замечаю знакомые лица, те, что со временем стали мягче, полнее или, наоборот, резче. Годы не пощадили многих, но все улыбаются одинаково широко — как будто вернулись в прошлое, на пятнадцать лет назад, в наш выпускной.

— Адель! Аля! — к нам спешит Лейла, бывшая староста. Она теперь пышная, с короткой стрижкой, в ярко-синем платье. — Господи, какие вы красавицы! Ничуть не изменились!

Я улыбаюсь, принимая ее объятия, пока вокруг слышатся комплименты. Кто-то шепчет: «Посмотри, как они выглядят…» Женские взгляды скользят по нам с завистью, мужские — с интересом. Адель ловит это и откровенно наслаждается. Я же держу дистанцию, позволяя улыбке быть мягкой, но не слишком открытой.

Мы идем к столу. Атмосфера почти беззаботная — напитки, легкая музыка, разговоры вперебой. Я слышу фрагменты фраз: «помнишь, как на выпускном…», «я тогда и подумать не мог, что стану директором»…

Адель шутит, смеется, сразу собирает внимание на себе. Она всегда умела это. Я же держусь спокойнее, хотя чувствую, что на нас все равно смотрят.

Я отодвигаю стул и усаживаюсь, а когда поднимаю взгляд — время словно останавливается.

Напротив меня сидит мужчина. Высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица, которые время только подчеркнуло. Виски слишком рано тронуты сединой, взгляд — прямой, цепкий. Он тоже меня видит.

Тимур.

Первая любовь. Тот, кто однажды держал меня за руку под школьными липами и клялся, что не отпустит никогда. Тот, кого я потом отпустила сама — слишком рано, слишком резко.

Наши глаза встречаются, и весь зал растворяется. Смех, звон бокалов, музыка — все уходит на второй план. Есть только он и я. Его взгляд, будто тянущий к себе, мой — не в силах оторваться.

Я чувствую, как сердце стучит быстрее. Я не знаю, улыбается ли он мне или кому-то другому. Не знаю, что отражаю я сама. Но это столкновение взглядов — как удар.

Мы все еще смотрим друг на друга, как будто и не было тех пятнадцати лет. Как будто мы снова те самые подростки, которые впервые целовались в тени школьного двора.

Первым нарушает тишину Тимур:

— Здравствуй, Аля.

Голос низкий, чуть хриплый. Не чужой. Слишком знакомый. Я ловлю себя на том, что сердце срывается с ритма.

— Привет, Тимур… — выдыхаю. Слова слетают с губ едва слышно, и я сама удивляюсь, что смогла их произнести.

Тимур чуть улыбается. В его улыбке нет легкости, есть осторожность, почти недоверие, будто он и сам не верит, что я перед ним.

— Ты ничуть не изменилась.

С его губ это не звучит как банальный комплимент. В его глазах нет игры, он смотрит так, словно вглядывается в каждую черту моего лица, сверяя с той памятью, что он носил все эти годы.

Я тоже не отвожу взгляда.

— Спасибо. Ты почти тоже.

На секунду между нами повисает тишина, слишком густая для шумного зала, но тут кто-то за спиной хлопает меня по плечу и спрашивает:

— Аля! Ты ведь наша красавица! Чем занимаешься теперь?

— У меня своя кофейня, — отвечаю я. — Небольшая сеть. Дела идут стабильно.

Кто-то удивленно ахает, кто-то начинает засыпать вопросами: «Сама открыла?», «Сколько у тебя точек?». Я улыбаюсь, отвечаю, но чувствую на себе взгляд. Тяжелый, внимательный. Тимур сидит чуть поодаль, но его глаза будто держат меня привязанной к стулу.

И тут один из одноклассников, уже с красным лицом от напитков, шутливо кидает:

— А правда, что твой муж — главный прокурор города?

Я замираю на миг, беру бокал и делаю маленький глоток.

— Да, — тихо подтверждаю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Вот это да! — удивляются за столом. — Повезло, Аля, такой муж…

Я только киваю, глядя куда-то в сторону, делая вид, что слушаю общий разговор. Но чувствую его. Взгляд напротив. Тот самый, от которого мне пятнадцать лет назад хотелось спрятаться и в то же время в котором хотелось — раствориться.

Шум растет. Кто-то поднимает бокал за учителей, кто-то зовет танцевать. Зал оживает, и все постепенно перетекают на танцпол, смеются и вспоминают старые песни.

Я же тихо встаю и выхожу на балкон.

Вечер теплый, августовский. Воздух пахнет ночными цветами и дымом. Я кладу руки на перила, смотрю вниз, где мерцают огни улицы. В груди будто пустота — тяжелая, но необходимая.

Я делаю вдох, пытаясь успокоиться.

И вдруг слышу шаги за спиной. Медленные, уверенные.

Я оборачиваюсь и вижу его — Тимура.

Он такой же высокий, как тогда, только волосы чуть светлее, а взгляд — глубже, взрослый. Но в нем все равно угадывается тот мальчишка, который когда-то писал мне записки на переменах и ждал у ворот школы.

Теперь в нем больше тяжести, опыта и какой-то мужской усталости.

— Помнишь выпускной? — вдруг спрашивает он. — Ты тоже тогда сбежала на балкон.

Я улыбаюсь, хотя в горле ком.

— Конечно. Только там я стояла одна.

— Не совсем, — он качает головой. — Я вышел за тобой через минуту. Но ты так серьезно смотрела на звезды, что я не решился сказать, что я рядом.

Я моргаю, вспоминая тот вечер, запах ночного воздуха, свои девичьи мечты.

— Забавно, — говорю я. — Я тогда думала, что никто меня не заметил.

Он улыбается чуть шире.

— Я заметил. Я всегда тебя замечал.

Сердце замирает, но я держу себя в руках. Я замужем. У меня семья. У меня совсем другая жизнь.

Глава 5

Алан подходит вплотную, берет мое лицо ладонью, чуть приподнимает подбородок и без слов целует. Долго, властно, с тем знакомым оттенком притязательности, от которого мне никогда не удавалось спрятаться. Поцелуй — не нежность, а отметка, клеймо перед чужими глазами. Он словно говорит всем вокруг: «Это моя женщина».

Тимур молчит. Я знаю — он все понял.

— Ты вернулся из командировки? — спрашиваю, увернувшись от его поцелуя.

— Час назад. И сразу к тебе. Помнил, что у тебя встреча выпускников.

— Ясно, — наконец произношу я, когда Алан отпускает меня. Голос предательски дрожит, хотя я стараюсь держать его ровным. — Это Тимур, мой одноклассник. Ты, возможно, его помнишь.

— Одноклассник, — повторяет Алан, кивая медленно, но взгляд его холоден и тяжел.

Они не знакомы и никогда не были. Алан был слишком ревнив, и я не говорила ему, что Тимур был в меня влюблен. Никогда не говорила.

Мужчины обмениваются рукопожатием. Слишком крепким для простого приветствия. Алан словно проверяет Тимура на прочность, а Тимур отвечает молчаливым упорством, и между ними проходит ток — острый, напряженный, как если бы я стояла посреди линии электропередач.

Я пытаюсь улыбнуться, сделать шаг назад, но Алан уже берет меня за талию. Его рука уверенная, жесткая, как замок, и мне остается лишь подыгрывать — кивнуть Тимуру и пробормотать, что нам пора.

Приехавшее такси приходится оплачивать и отменять.

Я прощаюсь с Адель, и она молча и издалека окидывает Алана осуждающим взглядом, но ничего не говорит.

Мы с мужем идем к его машине. Алан держит меня за руку так крепко, что пальцы белеют. Я не сопротивляюсь, хотя внутри все трепещет.

Молчание между нами густое, вязкое, как дым. Я почти задыхаюсь от него. От воспоминаний на перроне вокзала. От того, что у моего мужа есть вторая семья, а он приехал и вот так легко целует меня… до тошноты!

Алан открывает передо мной дверь, помогает сесть. Сам садится за руль и заводит двигатель. Фары разрывают темноту улицы, и мы трогаемся с места.

Минуты тянутся бесконечно. Я смотрю в окно, делая вид, что любуюсь ночными огнями, но внутри меня — паника. Я знаю, он спросит. Знаю, не отпустит просто так — без допроса.

— Кто это был? — наконец звучит его голос. Низкий, глухой. Он не повышает тон — ему и не нужно. Слова режут воздух, будто ножом.

— Я же сказала, одноклассник.

— Одноклассник, — он усмехается без радости. — Я видел, как он на тебя смотрел. У вас с ним что-то было?

Я медлю с ответом. Его рука на руле напрягается, суставы белеют.

— Алан… это было много лет назад, — выдыхаю я. — Мы были детьми. Школа. Первая любовь. Это в прошлом.

Он резко поворачивает ко мне голову. Его глаза темные, полные тени.

— Первая любовь, — в этих двух словах столько яда, что мне хочется сжаться.

— Я ему нравилась. А я полюбила тебя. Вот и все.

Он молчит, но я чувствую, как он борется сам с собой. Между ревностью и разумом, между его правом владеть мной и пониманием, что прошлое изменить невозможно.

Дорога пустая.

Фары скользят по асфальту.

Его рука неожиданно тянется ко мне и сжимает мое бедро. Сильнее, чем нужно. Я вздрагиваю, но не отталкиваю.

— Я не позволю никому смотреть на тебя так, — говорит он тихо, почти шепотом, но в этом шепоте больше угрозы, чем в крике. — Ты моя. И останешься моей. Всегда.

Его пальцы прожигают ткань платья. Я прикрываю глаза, потому что внутри меня снова захватывает этот странный коктейль — страх, боль, и вместе с тем оглушительная волна ненависти и желание задать все вопросы прямо в лоб.

Но именно сейчас я не решаюсь это сделать.

Мне нужно остыть, но я обязательно спрошу с него все.

Приехав домой, мы поднимаемся по ступеням к дому. Алан идет чуть впереди, его шаги уверенные, будто ничего не произошло. Он открывает дверь, пропускает меня внутрь, словно хозяин — не только дома, но и моей жизни.

В коридоре повисает тишина. Я снимаю туфли, осторожно ставлю их на полку, лишь бы не шуметь. Он тоже молчит, и это молчание гнетет больше, чем любая ссора.

— Красивое платье, — замечает он слегка хрипло.

— Спасибо. Купила на сегодняшний вечер.

На кухне я наливаю себе стакан воды, лишь бы занять руки. Алан в этот момент заходит и встает напротив, уперевшись ладонями в столешницу. Его взгляд скользит по мне, цепкий, изучающий, тяжелый.

— Как прошла командировка? — наконец решаюсь спросить я. Голос звучит слишком ровно, будто чужой.

— Отлично, — коротко отвечает он. — Как всегда, выиграл многомиллионное дело.

Я замираю.

— И все? — не удерживаюсь от вопроса.

Он смотрит прямо на меня. Темные глаза, неподвижные черты лица.

— Все, — повторяет он, не моргая.

— Больше ничего не скажешь?

— Аль, в моей жизни ничего нового не происходит.

— Ясно.

— Как Дина? Когда будем ее забирать домой?

Я понимаю: дальше разговора не будет, и сухо отвечаю:

— Пусть останется у них на подольше. Каникулы еще не закончились.

— Я не против.

Алан первым отводит взгляд и уходит в спальню. Долго шумит вода в душе, потом гаснет свет. Я остаюсь одна на кухне, с холодным стаканом в руках и горячей головной болью внутри.

Когда я захожу в спальню, Алан уже ждет и смотрит на меня с тем самым взглядом, от которого когда-то дрожали колени. Я чувствую, как он тянется ко мне, его рука скользит по простыне, а пальцы пытаются поймать мои.

— Иди сюда, — низко произносит он, чуть наклоняясь.

Я знаю этот тон — властный, требовательный, в нем всегда есть уверенность, что я подчинюсь. Но во мне все холодеет.

— Не сегодня, — шепчу я и отворачиваюсь.

Его тело напрягается.

— Что-то случилось? — голос становится жестче, с металлической ноткой.

— Я просто устала, — говорю слишком резко, почти отрезаю.

— Аль…

— Не трогай меня. Не сегодня. Пожалуйста, — добавляю тише.

Глава 6

Утро начинается с тяжести в груди.

Алан уже уехал на работу, оставив за собой запах дорогого парфюма и пустой дом. Я пью кофе на кухне, машинально пролистываю сообщения на телефоне, но ни одно не приносит облегчения.

Кажется, что работа — это единственное, что держит меня на плаву последние недели. Чем больше я тону в делах кофейни, тем меньше думаю о мальчике с перрона. О его сыне. Я стараюсь даже имени его не произносить, но оно всплывает в памяти само — Артем.

Я выезжаю в кофейню и уже в «Аромате» погружаюсь в рутину: проверка закупок, договор с новым поставщиком зерна, обсуждение с кондитером новых десертов в меню. Все идет как всегда, но я словно делаю все на автомате. Сотрудники улыбаются, что-то спрашивают, а я отвечаю — вежливо, но холодно.

На часах уже полдень, когда я закрываюсь в маленьком кабинете над залом, где стоит мой рабочий стол. Раскладываю бумаги, открываю ноутбук, и, наконец, позволяю себе ненадолго расслабиться. Но мысли снова упираются в одно: как выйти из этого брака?

Сама идея развода кажется одновременно спасением и пыткой. Спасение — потому что я больше не смогу жить рядом с человеком, у которого есть вторая жизнь. Пытка — потому что пятнадцать лет брака невозможно вычеркнуть из сердца.

Я беру ручку и лист бумаги. Записываю: адвокат, заявление, раздел имущества, дочь. Перечеркиваю слово «имущество» — мне все равно. Я готова оставить все, лишь бы уйти. Но как? Он прокурор. Влиятельный, сильный, безжалостный. У меня нет шансов, особенно — если скажу ему о разводе заранее, тогда у него будет время подготовиться, а у меня ноль шансов добиться справедливости и покоя.

Звонок телефона отрывает меня от мыслей. На экране — Адель.

— Аля, я нашла тебе адвоката, — без предисловий говорит она. — Очень серьезный. Он ровня твоему прокурору. Если ты решишься, то точно не проиграешь.

Мое сердце замирает.

— Правда?

— Абсолютно. Я не буду по телефону все объяснять, но поверь, этот человек тебе поможет. Подумай.

— Спасибо… — тихо говорю я, чувствуя, как к горлу подступает ком.

— Я скину тебе контакты дорогая, — добавляет она и сбрасывает вызов.

Я опускаю телефон на стол и долго смотрю на него, словно жду, что Адель скинет информацию прямо сейчас.

Пока я жду, снизу, в кофейне, доносится звон колокольчика на двери. Я привычно думаю, что это очередной посетитель, и даже собираюсь снова углубиться в бумаги, но через минуту до меня доходит тихий гул голосов, легкий смех, и я решаю выйти в зал — иногда полезно самой посмотреть, как все работает, тем более, что с бумагами я сегодня не продуктивна.

Я спускаюсь вниз и останавливаюсь у стойки. Бариста машет мне рукой, все идет как по маслу, до тех пор, пока не слышу, как снова звенит колокольчик.

Я машинально поднимаю голову.

И застываю.

На пороге стоит Тимур.

Высокий, спокойный, в светлой рубашке с закатанными рукавами. Взгляд его скользит по залу и очень скоро останавливается на мне.

Мы встречаемся глазами, и мир будто останавливается. Гул голосов растворяется. Звон ложек о чашки стихает. Все вокруг словно замирает в ожидании.

Я чувствую, как сердце бьется в груди слишком быстро.

Тимур улыбается, словно прошлое снова нашло дорогу ко мне. И вот, оно стоит в дверях моей кофейни.

— Доброе утро, Аль.

— Доброе, Тимур.

Я ловлю его взгляд и понимаю, что бариста уже готовится сварить ему кофе, но я поднимаю руку:

— Я сама, — бросаю через плечо.

— Но…

— Я знаю, какой он любит, — произношу я тише, чем хотелось бы.

Бариста отступает, положительно качнув головой. Я сама достаю чашку, набираю зерно, запускаю машину. Руки дрожат, но я делаю все уверенно, как всегда, и легкий аромат свежесмолотого кофе наполняет зал.

Тимур наблюдает за мной, чуть склонив голову. Его взгляд прожигает до костей, хотя я пытаюсь не выдать своего волнения, но знаю — он все видит.

Через минуту чашка стоит за нашим столиком.

— Твой любимый, — говорю, ставя перед ним кофе.

Он удивляется и улыбается:

— Ты помнишь?

Я киваю и присаживаюсь напротив.

— Как можно забыть, если ты пил его каждый день на переменах.

Тимур берет чашку, делает первый глоток и закрывает глаза.

— Даже вкус детства вернулся.

Он усмехается.

— У тебя очень уютная кофейня, Аля. Если бы я знал раньше, что это твое место, я бы заходил каждый день. Тем более, что мне по пути.

— По пути? — спрашиваю я, машинально поправляя браслет на запястье. — Где ты работаешь?

— Свой бизнес. Небольшая сеть автосервисов. Машины — моя давняя страсть, ты же помнишь.

Я помню. Помню, как он вечно копался в старых «Жигулях» своего деда и мечтал однажды открыть мастерскую. И вот он сделал это.

— Звучит серьезно, — говорю я. — Значит, мечты иногда все же сбываются.

— Иногда, — соглашается он. — Особенно если упорно идти вперед.

Мы замолкаем. В кофейне оживленно разговаривают посетители, звенят чашки, но между нами словно другой мир. Из прошлого.

Я смотрю на часы и понимаю, что прошло уже много времени.

— Мне нужно вернуться к делам, — говорю я, вставая. — Работы много.

Тимур тоже поднимается.

— Конечно. Я не хочу отнимать твое время.

Я беру со стола телефон, поправляю волосы. Все внутри меня дрожит от этого разговора, потому что я знаю: если Алан узнает, что я сидела с Тимуром — это будет катастрофа.

Я уже поднимаюсь из-за стола, как вдруг слышу звон колокольчика.

А в дверях вижу человека, увидеть которого здесь не ожидала вовсе. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Но она здесь.

Она — женщина моего мужа. Та, что родила ему сына — безумно похожего на него!..

И она направляется именно ко мне.

Я бы хотела забыть, как она выглядит, но я все помню.

Надя — женщина эффектная, слишком эффектная, чтобы оставаться незамеченной. Высокая, стройная, с гладкими темными волосами, уложенными в идеальные волны. На ней дорогой костюм, облегающий фигуру, тонкие каблуки, серьги с камнями, которые невозможно перепутать с бижутерией. В ней все — от лака на ногтях до запаха духов — кричит: дорогая любовница.