1.

«Привет, любимая! Я знаю, ты прочитаешь это, только когда проснешься. Я помню, какой сегодня день. Не строй вечерних планов! Илья», — читаю записку от мужа, которую он оставил на столе, уйдя на работу. Это не редкость. Он часто оставляет мне послания, потому что работает ди-джеем. Работает по несколько ночей в неделю — чаще на пятницу, на субботу и на воскресенье. Но на этой неделе взял ночь на четверг. Похоже, решил отказаться от сегодняшней смены. Я уже предвкушаю вечернюю программу!

На часах половина восьмого. Запускаю кофемашину на приготовление кофе, и, пока она шуршит перемолкой зерен, ставлю сковородку на варочную панель. Надо позавтракать, но что-то аппетита совсем нет. Может, потому что волнуюсь? У нас третья годовщина свадьбы сегодня.

Все же выключаю конфорку. Выпью кофе и съем пару ломтиков сыра. На душе почему-то неспокойно, хотя между нами с Ильей все ровно. Я уже и не помню, когда мы ссорились последний раз. Надо сказать, я живу совершенно счастливой жизнью, в которой не хочется ничего менять. Отличный дом в Парголово, которое уже в черту города включили, метро почти в пешей доступности. Работа, на которой меня ценят как профессионала. И, конечно, прекрасный муж — любящий, верный, добрый и очаровательный. Что мне еще надо от жизни? Да ничего, все безоблачно!

Кроме сегодняшнего самочувствия. Допиваю кофе, и поднимается тошнота. Что-то совсем нездоровое. Это точно не беременность — я на таблетках. И что тогда? Может, переутомление? На работе последнее время завал.

Ставлю чашку в мойку, совсем что-то мутит. Выпиваю стакан фильтрованной воды, открываю окно в кухне и вдыхаю прохладный воздух апрельского утра. Вроде становится полегче. Может, остаться дома?

Правда задумываюсь не ехать на работу, но вспоминаю, что у меня сегодня аудиенция у Михаила Ивановича, руководителя юридического отдела. Я буду просить, чтобы мне наняли помощницу. Я занимаюсь только переводами, но договоров с иностранными компаниями последний месяц просто какая-то прорва. Меня одной уже не хватает на такой объем работы.

Отдышавшись, все же надеваю черный брючный костюм с белой рубашкой, как подобает ходить офисному планктону в больших компаниях, накидываю плащ, влезаю в легкие ботильоны на каблуке и вызываю такси. На метро не тянет ехать. Да я и не доеду в таком состоянии.

Поднимаюсь в бизнес-центр «Сенатор» на Чернышевской незадолго до начала рабочего дня, прохожу вдоль стойки ресепшена, и Марина, наш отважный офис-менеджер, окликает меня.

— Лер, привет! — поднимается из-за стойки и вглядывается мне в лицо. А у меня одна мысль — добраться до рабочего места, чтобы сесть. — Ты неважно выглядишь. Не заболела?

Марина страдает зачатками ипохондрии, поэтому такая подозрительная.

— Да, не очень хорошо себя чувствую, но не волнуйся, это не заразно. Думаю, просто утомилась, — отвечаю, а сама чувствую, что тошнота не проходит и начинает болеть живот. Симптомы ротавируса, зараза!

— Ты бы лучше домой поехала, а? — Марина постукивает красным наманикюренным ноготком по стеклянной глади ресепшена, которую она всегда наполировывает до идеального блеска, чтобы ни одного отпечатка пальцев не осталось. — Я Михаилу Ивановичу скажу, что ты заболела.

— Нет уж, я его дождусь, — выговариваю твердо и направляюсь по коридору в свой кабинет.

— Ну смотри, — долетает в спину, и раздается звук, с которым Марина садится обратно в свой крутящийся стул.

Мне нужно прожить всего час до десяти утра, поговорить с начальником, а потом можно и домой отпроситься. Чувствую я себя и правда не для работы. Кажется, начинает знобить. У Марины всегда с собой градусник, но если я к ней за ним обращусь, она ж меня с ногтями съест.

С невероятным трудом сижу минут пятнадцать, пытаясь хоть немного поработать, и все же сдаюсь. Поеду домой. Надо отлежаться.

Проходя мимо Марины, прошу ее передать Михаилу Ивановичу, что я беру выходной из-за плохого самочувствия, и вызываю такси обратно домой.

Когда мы подъезжаем, я замечаю бордовый с белой крышей Мини Купер Ильи во дворе у гаража. Вернулся, но решил не заводить машину. Предвкушаю, как он сейчас встретит меня, обнимет, пожалеет и уложит в постель. Если станет хуже, вызовет врача. Илья всегда заботится обо мне.

Открываю дверь ключом и вижу на полу женские черные глянцевые сапоги. Не мои. Лоб покрывается испариной, но это, наверное, от температуры. И пальто ярко-желтого канареечного цвета на вешалке тоже не мое. Броско одевается эта леди.

Мотаю головой. Ну мало ли, у Ильи гостья, в такой одежде может ходить менеджер звукозаписывающей компании или продюсер. Тихо разуваюсь и иду в столовую — там никого. Затем прохожу в гостиную, где принято вести деловые переговоры. Тоже пусто.

В душу вползает ужасная догадка, но я не хочу в нее верить. Надо убедиться. Головная боль давит на виски, а тело бьет крупная дрожь. В животе, точно нож, ворочается острая резь. Мне бы лечь сейчас…

Поднимаюсь на второй этаж и в распахнутую дверь нашей спальни вижу разложенную кровать. Я заправляла ее, когда вставала. Во рту становится сухо, и язык царапает десны. Да ну нет! Не может такого быть. Илья же любит меня, зачем ему так поступать?

Шаги сами становятся порывистыми. Меня колбасит прямо, и даже не знаю, от чего сильнее — от недомогания или от жгущегося в груди ощущения предательства. Наплевав на температуру, влетаю в спальню и вижу в нашей кровати красивую блондинистую девушку с силиконовыми губами и слегка потекшим макияжем. Взгляд спускается ниже, и я замечаю мужские ноги, выглядывающие из-под одеяла.

— Че приперлась? Не видишь, люди делом занимаются?! — кричит на меня девица, сведя брови у переносицы. — Проваливай отсюда!

Хватаю ртом воздух, ощущая, как тело становится совсем ватным. Из-под одеяла в этот момент выныривает мой муж. Останавливает растерянный взгляд на мне, а затем, напустив на лицо холодности, спокойно произносит фразу, которая меня добивает окончательно.

1-1. 

Валерия Николаевна Васильева

AD_4nXfivSQbEIMWBvQNUo-iEMvGhOHNVBcqlElUWy4AAezfW6dviNHuwR19Wcn8G4khldfBk4rOa8IxTE5UyMTNLvJx_ggFnHK4bLCJZSOgwn8MUksFTT91fWQE3WJFRNbQTbxkPIXxHzG51P6vV4aVesqMfFWJ?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

Покладистая, немного наивная и добрая девушка.

24 года. Образование высшее, ИнЯз. Английский свободный, Французский технический (юридический). Языками занималась с детства, училась в англо-французской гимназии в Новосибирске. Высшее образование получила в Санкт-Петербурге, поступила сама на бюджет.

Работает переводчиком в юридической компании «Твой юридический партнер», которая в том числе сопровождает сделки с иностранными компаниями.

Родители живут в Новосибирске. Отношения с дочерью хорошие, но из-за дороговизны билетов Лера нечасто к ним летает.

2.

— Лер, выйди, пожалуйста, и подожди в гостиной, — говорит мой муж.

В глазах щиплются слезы. Это физически больно — видеть такое безразличие со стороны любимого мужчины и наглость какой-то девицы. Сердце вот-вот пробьет грудную клетку, у меня начинает кружиться голова, и я опираюсь рукой о стену.

Илья снова собирается залезть под одеяло между ног любовницы, но она толкает его и тычет в меня пальцем.

— Совсем обалдел, Илья? Выстави ее!

Мой муж… точнее, уже бывший муж встает и прямо голым идет в мою сторону, указывает на дверь позади меня, мол, выходи. Во рту пересыхает. Я бы хотела не уйти, а убежать, но боюсь отпустить спасительную стену.

Смотрю на него мутнеющим взглядом и не понимаю, как могла в нем так ошибаться. Он мне изменяет и просит выйти, идет на поводу у любовницы! Совсем ни во что меня не ставит?

В памяти вспыхивают моменты нежности, он вел себя обходительно и уважительно. Неужели так шикарно притворялся?

Перевожу взгляд на бабищу. Сидит в кровати со злобным лицом, завернувшись в одеяло. Как будто она тут хозяйка, и это я пришла у нее мужа воровать! Ну не может же мне это приглючиться на фоне температуры?

— Лера, выйди за дверь, — приказывает Илья.

Нет, определенно не глюки. Блондинка так же реальна, как моя дикая головная боль. Все здесь слишком настоящее и слишком жестокое. Как бы я хотела вгрызться Илье в глотку и вырвать кусок плоти! Расцарапать эту холеную физиономию, чтобы даже пластика не вернула ему красоты. Но никаких сил нет. Слезы проторяют дорожки на щеках. Дышать очень тяжело, шум крови в ушах усиливается. Я даже сказать ничего не могу.

Илья подходит вплотную и уже собирается взять меня за плечо, как вдруг замечаю в его глазах тревогу. Сердце стучит как бешенное где-то в горле… Комната начинает заваливаться набок, а потом полностью меркнет.

Я прихожу в себя на супружеской кровати. Знобит и сухо во рту. Картинка медленно выравнивается и обретает резкость. Головная боль по-прежнему терзает виски, но сердце бьется нормально. Илья в светлом лонгсливе и серых домашних брюках появляется в поле зрения с озабоченным лицом.

— Ты меня дико напугала, любимая, — говорит ласково, с нежным придыханием. — У тебя был обморок. Ты ела сегодня? Я уж думал, если ты в себя за десять минут не придешь, я скорую вызову.

У меня в голове лютая каша. Не понимаю. Он ведет себя так, будто только что не отлизывал здесь какой-то бабенке.

— Что это была за блондинка в нашей постели? — спрашиваю тоном, не терпящим отказа. — И не притворяйся теперь, что любишь меня, Илья!

Он искренне изумляется.

— Лер, какая блондинка? Ты о чем? — спрашивает с настоящим удивлением в голосе. — Ты пришла с работы и упала в обморок. Хорошо, что я рядом оказался!

Меня начинает клинить. Да ну бред. Он врет! Не понимаю только, зачем. Перебираю пальцами по пододеяльнику, пытаясь понять, не сплю ли я часом.

Тошнота снова напоминает о себе, и я пытаюсь встать. В теле ватная слабость.

— Куда ты, Лер? — Илья мягко надавливает на плечи, не давая подняться.

— Мне надо в туалет, — сиплю и прикрываю рот рукой.

Илья кивает. Он сейчас само участие. Обнимает за лопатки и помогает мне дойти до ванной комнаты, смежной с нашей спальней. Я запираюсь и иду к раковине. Из зеркала на меня смотрит девушка со свалявшимися волосами, утомленными запавшими глазами и бледной кожей. Головная боль усиливается. На лицо все симптомы интоксикации. Может, просто отравилась? Могла ведь.

Но мозг начинает параноидально искать во всем подвох, и приходит к мысли, что Илья мог меня нарочно отравить, потому что завел любовницу. Только смысл травить в двадцать первом веке, когда есть такое понятие, как развод? Тем более, что я не какая-нибудь завидная партия, а простая девчонка, вышедшая замуж за диджея средней руки, который за год взлетел до небес и стал знаменитостью.

Вряд ли он меня отравил. Просто несвежая курица попалась. Или… возможно, я подцепила сальмонеллез?

Что бы там ни было, Илья определенно врет мне, что тут не было никакой женщины. Я точно видела его в кровати и помню, что он сказал. Велел посидеть в гостиной, пока он закончит! И ее лицо я помню в точности, в толпе узнаю. Это не могло показаться.

Несколько раз плещу в лицо холодной водой, становится немного легче. Промокаю лицо полотенцем. На нем остаются разводы от несмытой туши, зараза, теперь стирать… О чем я думаю, черт?! Собираюсь с духом и возвращаюсь в нашу спальню. Илья как раз заходит с чашкой чая, отсюда чувствуется запах ромашки.

— Не ври мне, Илья, — голос дрожит, а я смотрю на него против света, превозмогая боль. — Я видела тут женщину. И я помню, что ты мне сказал. Не отпирайся, ты попался на горячем!

Илья ставит кружку с чаем на тумбочку с моей стороны кровати, пару раз ее двигает, точно ищет правильное положение, а затем выпрямляется и складывает руки на груди. Смотрит на меня, как на вошь, презрительно. Вот сейчас и откроем карты!

2-1.

Илья Алексеевич Васильев

AD_4nXdYVXc4l1UFAfrpHvPdwTEbrsj3ZqlL-1UrWCOfsydClxc6MiVNI885FIME4_hFzQihGtorwTiyFV202Hsp2CEG-hkvancwbUp8gK_i6RvBt8MhbDgPw7k903rYiv57_rFA1_bhmQPM1KWMtuRs_f-mAPQX?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

муж-изменник Леры.

Вспыльчивый, но отходчивый, харизматичный мужчина.
28 лет. Родился и вырос в Санкт-Петербурге. Образование среднее.
Параллельно с общеобразовательной закончил музыкальную школу по классу фортепиано,
ходил на занятия синтезатором в качестве факультатива. Талантливый музыкант.
После одиннадцатого класса начал подрабатывать созданием электронной музыки,
когда это еще не было мейнстримом.
К двадцати пяти годам обрел узнаваемое имя в диджейской среде и заключил контракт со звукозаписывающей компанией. Первый же его альбом залетел во все чарты и стал платиновым, а имя DJ Lux облетело всю Россию и даже просочилось за рубеж.
Родители Ильи живут в Европе и с сыном не общаются. Он не сильно по ним тоскует.

3.

— Ладно. Не врать? — цедит Илья. Вот и голос язвительный прорезался. — Да, я был с женщиной. И мне бы понравилось, если бы ты не завалилась сюда средь бела дня и не закатила скандал!

К концу фразы переходит на крик. Забываю вдохнуть. Это какой-то дикий сюр. Это же и мой дом. А Илья — мой муж! Был. Даже не знаю, что на такое ответить. У меня нет слов.

— И, к твоему сведению, я вожу сюда женщин раз-два в неделю последние полтора года! — он смеется надо мной! Нарочно, наверное, издевается. — Думал, ты раньше догадаешься. Только ты ничего дальше своих переводов не видишь! Я уже даже начал сомневаться в твоих умственных способностях!

Нет. Не издевается. Просто уничтожает.

— Зачем ты это делаешь? — изо всех сил пытаюсь не расплакаться. Такой удар в сердце сложно пережить. Особенно на фоне совершенно безоблачного брака.

— Баб трахаю? — переспрашивает Илья.

— Баб?! — теперь переспрашиваю я. — Сколько их… тут побывало?

— Я не считал, Лер, — он усмехается. — На выступлениях их столько липнет, что только выбирай.

Разговор пошел совершенно откровенный и невыносимо болезненный.

— А зачем… — начинаю, но осекаюсь. Я правда не понимаю, зачем Илья делает мне настолько больно, но, наверное, не хочу слышать ответ.

— Зачем что? Ты тупая? Даже фразу договорить не можешь? — Илья впервые за три года такой злой. — Трахаю, потому что подворачиваются. Говорю, потому что ты попросила не врать. Легче стало? Получила свою правду?

— И рас-пи-са-лась… — безжизненно срывается с губ.

Он приводил сюда девушек, когда я была на работе. Гребанный кобель. Подонок! Как же я в нем ошибалась!

— Теперь ты знаешь, Лера. Так даже проще, — деловито продолжает Илья. — У тебя два варианта. Или мы разводимся и ты уходишь ни с чем, или ты остаешься и не суешься домой, когда я собираюсь привести сюда очередную фанатку. Я рад, что ты узнала, потому что теперь мне не придется скрываться. Будешь уходить погулять, когда у меня гостьи.

— Да пошел ты, Илья! Пошел к черту! — срываюсь на крик. От его безапелляционной наглости внутри все клокочет. В теле дрожь и уже не от температуры. — Я не на помойке себя нашла, чтобы пресмыкаться перед таким упырем, как ты!

Во мне бушует дикая ярость. И откуда-то появляются силы. Хватаю с комода пустую стеклянную вазу под цветы и швыряю в сторону Ильи. Она не долетает, разлетается веером осколков в паре метров от него. Он звереет и в несколько порывистых шагов настигает меня.

На лице негодование. В глазах бушует гнев.

Илья замахивается — сжимаюсь, поднимая руки к голове, но деваться некуда, сзади стена.

В следующее мгновение его кулак впечатывается в штукатурку рядом с моим лицом. По белой глади стены разбегаются микротрещинки.

— Пошла вон! И чтобы ноги твоей тут не было! — рычит Илья. — Иначе я за себя не отвечаю.

Становится до дрожи страшно. Внутри жуткий клубок ненависти, обиды, гнева и даже ревность где-то мелькает. Но страха больше всего. Этот кулак мог прилететь мне в лицо. В последний момент муж-мудак все-таки передумал.

Ужас ревет сиреной в мозгу. Бежать! Мне надо срочно бежать отсюда и желательно никогда не возвращаться. На горизонте сознания маячит мысль, что мне надо собрать вещи, но делать это я буду точно не сейчас. Илья оказался кобелем и мудаком, а еще лгуном, каких поискать. Но сейчас он такой злой, что лучше и правда исчезнуть от греха подальше.

Видимо, впрыск лошадиной дозы адреналина заставляет тело мобилизоваться, и я, спотыкаясь в брюках, лечу к лестнице, а там к входной двери. Хватаю сумочку с банкетки, запрыгиваю в ботильоны и, схватив плащ, уже собираюсь дернуть ручку двери, как Илья хватает меня за плечо. Из глаз вот-вот брызнут слезы. Замираю и сжимаюсь в ожидании, что он сейчас меня точно ударит.

Илья разворачивает меня к себе. Да что ж тебе еще надо, подонок?

4.

— Лерусь, ну прости, — ласково произносит Илья и заглядывает мне в глаза. — Я был неправ. Не сдержался. Давай поговорим?

Уже нормальный. Раньше таких всплесков не было, я бы запомнила. Неужели он настолько хорошо контролировал себя? Или просто в критической ситуации вылезло то, что он тщательно скрывал?

Нет, мне нельзя оставаться. Аккуратно без резких движений высвобождаю свое плечо из его пальцев и по стенке скольжу к двери. Оштукатуренная поверхность трется о лопатки, как наждак. Голова сейчас взорвется от боли и прилившей к вискам крови. Даже вена пульсирует.

— Ты уже все сказал, Илья, — произношу на выдохе и таки берусь за ручку двери. — Позволь мне уйти.

— А если я не хочу, чтобы ты уходила? — снова в его голос просачивается металл. Вздрагиваю и замираю.

— Прости, но мне надо побыть одной, — произношу виновато, мне надо любым способом уйти. Плевать на самочувствие, на вещи, вообще на все. Страшно, как бы он меня тут не пришиб в следующем припадке ярости.

— Куда ты такая пойдешь? — Илья включает заботливую интонацию, забирает плащ у меня с руки и ненавязчиво обнимает за плечи. — Ты сейчас ляжешь в кровать, отдохнешь, я дам тебе лекарства, а завтра утром мы поговорим.

Не хочу соглашаться, но в одном он прав — я еле стою на ногах. К тому же ночью, надеюсь, он все-таки уйдет на работу, а я спокойно соберу вещи и по-тихому уйду. Завтра же подам на развод.

Киваю, подыгрывая. Сейчас мне и правда следует лечь. Заодно усыплю его бдительность.

Илья бережно провожает меня на второй этаж. В спальне лужей кристаллических брызг так и валяется битое стекло от вазы. Муж аккуратно обводит меня по ее краю, затем помогает снять костюм и рубашку. У меня нет сил сопротивляться, да и не хочется вызвать новую вспышку гнева. Послушно принимаю пижаму и натягиваю поверх белья. Сейчас я на пару с Ильей играю в эту идиотскую игру притворства, будто ничего и не было. Наверное, он так и хочет жить со мной. Чтобы я делала вид, что он мне не изменяет.

Я ложусь в постель, а Илья уходит вниз за градусником. Заботливый, как раньше. Каким я его помнила до сегодняшнего дня. Такое чувство, что он скрывал от меня часть себя, а когда все пошло не по плану, отпустил контроль и показался в настоящем обличии. Это что-то ненормальное — так себя вести. Наверное, для такого есть какое-то медицинское название, но мне не нужно его узнавать, чтобы понять — от Ильи надо бежать как от огня.

Он возвращается в спальню и протягивает мне электронный градусник. В голове проносится его «будешь уходить погулять, когда у меня гостьи», и на глаза наворачиваются слезы.

— Скажи, зачем тебе я, если ты постоянно приводишь в нашу кровать других женщин? — наконец задаю этот жестокий вопрос, запихивая градусник под мышку.

— Ты все-таки хочешь поговорить, — Илья улыбается. — С тобой удобно. Ты мне нравишься. Не противна во всяком случае. К тому же я к тебе привык, и ты меня не сильно бесишь. Мне нужна постоянная женщина рядом, и я хочу, чтобы ею была ты.

Я не верю ушам. Вот так просто. Я его не бешу. Со мной удобно. Так можно относиться к мебели, к креслу, к которому привык, и оно тебя не бесит. Вот так прожила с Ильей три года, а потом в один момент узнала, что он не тот, кем я его считала. И все слова, которые он мне говорил, все признания в любви, даже те записки со словом «любимая» — вранье. Он говорил то, что я должна слышать, чтобы и дальше быть удобной.

Градусник пикает, и я смотрю на цифру. 38.7.

— Лерусь, с такими успехами тебе надо больничный на работе брать! — обеспокоенно сокрушается Илья. Как он может так переключаться?

— Выпью эффералгана, и полегчает, — произношу серо. Хочется, чтобы он поскорее ушел. — Ты сделаешь?

Как бы ни было противно к нему обращаться за помощью, это политически правильно. Илья снова уходит, а возвращается уже со стаканом мутноватой жидкости, заботливо протягивает его мне. Эффералган, по вкусу. Выпиваю почти залпом и прикрываю глаза. Сейчас бы заснуть… Чтобы, когда я проснусь вечером, Илья уже усвистал в клуб.

***

Просыпаюсь я действительно вечером. За окнами темное небо, перечеркнутое черными силуэтами деревьев. Чувствую себя сносно. Градусник так и лежит на тумбочке рядом с чашкой остывшего ромашкового чая. Вспоминаю, как она тут оказалась, и сердце стискивается болью. Теперь ромашковый запах будет ассоциироваться у меня с чудовищным предательством длиной в три года.

Ставлю градусник, дожидаюсь бипа — 37.1. Температура спала. Я, кажется, иду на поправку? Доползаю до уборной и убеждаюсь, что подхватила сальмонеллу. Курицу, видимо, недожарила. Илья тогда ел только крылья, которые хорошо пропеклись, а я себе взяла голень.

Досадно, конечно. Аппетита никакого, в теле слабость, как и должно быть при интоксикации, но я уже могу ходить! Я исцелюсь за несколько дней, но мне сейчас некогда валяться.

Выйдя из ванной, сталкиваюсь с Ильей. Все такой же домашний, уютный, улыбчивый. Держит в руках столик для еды в постели. Принес мне еды. Что-то заказное — на подносе стоит ланчбокс.

— Я услышал, что ты проснулась, любимая, — произносит бархатисто. А меня передергивает от обращения. — И принес поесть. Алкоголь не предлагаю. Как ты себя чувствуешь?

— Я не хочу есть, — выдавливаю через силу, чтобы не сказануть чего-то, что его взбесит.

Илья впечатывает столик в простыни так, что ланчбокс сверху подпрыгивает.

— Лера! Надо поесть, чтобы были силы! — и все же он взбесился.

Раньше бы он спрятал недовольство, притворился бы расстроенным, разочарованным, а теперь можно не скрывать свою истинную суть, да, подонок?

— Да отравилась я! Аппетита нет из-за болезни! — тоже повышаю голос. Только не говорить ничего про наши отношения. Пусть думает, что я забыла случившееся утром. — Лучше сделай мне чай. Только не ромашковый.

Илья сейчас разыгрывает заботу, должен выполнить просьбу. Действительно! Верно я предположила. Он кивает и уходит из комнаты. Часы показывают семь вечера. Неплохо же я спать. Зато отоспалась, наверное, за весь последний месяц. Теперь важно, чтобы Илья ушел на работу этим вечером. А для этого… я снова возвращаюсь в постель и степенно дожидаюсь свой чай. Зеленый. С лимоном. Мне так не нравится, но Илья уверен, что мне показан витамин С. Мне показано развестись с этим психом, вот что мне на самом деле нужно!

5.

Звонить не решаюсь, чтобы Илья не подслушал. Пишу сообщение в телелгам подруге Тасе: «Привет! Пустишь переночевать? Или, может, пожить пару дней?» Вечер четверга, она должна быть на работе в больнице. Она работает процедурной медсестрой. По идее, сегодня ее смена. Последний месяц из-за нехватки персонала Тася пашет сутки через сутки.

Она отвечает не сразу.

Тася [20:41]

Я на работе. Что у тебя случилось? Годовщина пошла не по плану?

Вы [20:41]

Я сегодня узнала, что Илья последние полтора года изменяет мне с разными женщинами. Я не могу оставаться жить дома.

Тася [20:45]

Поняла. Вот мудак! Заезжай в больницу, я дам тебе ключи от дома. Только там бардак.

Вы [20:45]

Не больше, чем в моей жизни сейчас :)

Тася понимающая девушка. Она на два года старше меня. Мы познакомились в очереди на сдачу донорской крови для Красного креста. Стояли рядом и разговорились. Она та еще болтушка, но такая легкая в общении, что с ней невольно кажется, будто ты ее тысячу лет знаешь.

Договорившись с Тасей, напряженно жду, чтобы Илья уехал на работу, и с содроганием вспоминаю, что он строил какие-то планы на вечер. В записке же сказал, что помнит про нашу годовщину. Мудак! Помнить-то помнит, но и бабу привести не забыл. Всхлипываю. У меня в голове не укладывается, что он и правда полтора года приводил сюда женщин.

Переворачиваюсь к той стороне кровати, где лежала блондинка и замечаю на подушке ее светлый волос. Я никогда не замечала чужих волос в нашей кровати. Получается, Илья так тщательно приводил спальню в порядок? Или все же солгал мне назло? Нет, он на полном серьезе говорил, что мне придется гулять, пока он тут трахается. Меня вдруг осеняет внезапная догадка, и все встает на места. Последние полтора года по пятницам Илья сам перестилал нашу постель. Я еще радовалась этому, потому что ненавижу менять пододеяльник. А он это делал из соображений безопасности.

Человеку с адекватными ценностями, вроде меня, не уложить в голове, как это — полтора года лгать и при этом нисколько не испытывать угрызений совести. Это же… как же говорят… социопатия! Неспособность к эмпатии и раскаянию. Пишу своему психотерапевту сообщение с просьбой о встрече. Мне в любом случае понадобится выговориться, но теперь у меня есть вопрос для консультации.

В коридоре раздаются шаги Ильи, и я прячу телефон под подушку. Притворяюсь спящей. Дверь открывается с тихим щелчком, я прямо чувствую, что Илья крадется. Подходит к кровати, наклоняется надо мной. Сверху ощущаю его тепло. Будто дыхание слушает! Изо всех сил притворяюсь спящей, дышу ровно и медленно.

Илья наконец выпрямляется. Настолько резко, что лицо обдает потоком прохладного воздуха. После этого его шаги уже слышатся более отчетливо. Он идет к шкафу и роется там. Шуршит одеждой. Его рабочая одежда блестящая, глянцевая или бряцает металлическими декоративными элементами. Такой образ. На душе становится немного легче — он таки собирается на работу.

Терпеливо дожидаюсь, когда он покинет комнату. Выходит и гасит свет. Я остаюсь в темноте и вслушиваюсь в звуки внизу. Наконец хлопает входная дверь, и раздаются повороты ключа. Снаружи тихим рычанием отзывается заведенный двигатель. Можно начинать собираться.

Выбираюсь из постели и выглядываю в окно. Машины нет. Уехал. Направляюсь к шкафу. Тут не слишком много моей одежды. Я никогда не страдала страстью к накупанию тряпья. Взгляд останавливается на плечиках с платьями. Плотное розовое насыщенного цвета фуксии с бантом на талии Илья подарил мне на прошлую годовщину и вывел на сцену во время своего выступления. В микрофон говорил, что я его избранница, лучшая девушка на земле. И уже тогда он трахал все, что движется.

Досада затапливает сердце, и я спускаюсь на кухню за ножницами. Вернувшись, принимаюсь резать платье прямо в шкафу на вешалке. Останавливаюсь, только когда внизу оказывается ворох ярких розовых лоскутов. Мне хочется порезать одежду и Илье. Просто в отместку. Кобель долбанный! Но что-то подсказывает, что не стоит портить его вещи. Отдача замучает. Сегодня он меня до чертиков напугал. И даже не тем ударом в стену, от которого остался след, а сменой настроения, как по тумблеру. Он ведь запросто мог пойти за градусником, а принести нож и порезать меня, как я это платье.

Одергиваю себя. Не время рефлексировать! Выкатываю отдельной секции под сумки чемодан для путешествий и собираю в него самое необходимое. Главное забрать побольше рабочей одежды и белье на первое время. Остальное постепенно докупится.

К счастью, чемодан у меня вместительный, а одежды и правда немного. На носу лето, так что не беру толстовки и свитера и умудряюсь впихнуть в чемодан больше половины одежды.

С полочки на туалетном столике забираю свои парфюмы, немного золота и всю косметику. Надеваю простые джинсы-скинни и мягкий свитер с широким вырезом. Люблю его за то, что в нем видны ключицы и ямочка на шее.

Спускаюсь в гостиную на первом этаже уже с чемоданом и вытаскиваю свои документы из папки на полке стеллажа для книг. Что мне еще нужно? Ноутбук, зарядки, лекарства? Чашку!

Прохожу к входной двери и замечаю мягкую игрушку — слоника сероватого цвета с розовыми деталями — прибитую к стене за ярлычок на голове. Срываю и кладу в сумочку. Этот слоник дорог мне как память. Я подарила его Илье в самом начале наших отношений. Не хочу оставлять ему светлый символ моих чувств!

Проверяю, все ли забрала. Паспорт, свидетельства, дипломы и грамоты, телефон, ноут, деньги в бумажнике, банковские карточки. Забираю с полочки в гардеробе свои солнцезащитные очки от Том Форд — подарок Ильи на мой день рождения в прошлом году. Мне нравятся эти очки, и дело не в стоимости. Они просто классные и стекла в них настоящие с поляризацией, отлично блокируют ультрафиолет.

Докидываю в чемодан летнюю обувь. Весну дохожу в имеющихся ботильонах, а на осень буду уже думать о покупке. Вроде все собрала. С телефона вызываю такси до больницы, в которой работает Тася и пишу ей предупреждающее сообщение, что я к ней еду. Она отвечает, что ждет, велит заходить через приемный покой.

6.

Звонок от Ильи. Какого черта? Проверяет? Я сплю. Точка. Не буду отвечать. Ставлю на беззвучный, но не могу выпустить телефон из рук. Звонок прекращается и начинается снова. Илья не унимается. Снова ставлю на беззвучный.

После третьего звонка Илья присылает сообщение в телеграм. Открываю из шторки и холодею.

Любимый [23:15]

Ты куда намылилась, Лера? И ответь уже на звонок!

Откуда он знает, что я уехала? Следит за номером? Как?! Приложение что ли скачал? Я видела рекламу а-ля «узнай, где твои дети». Типа того? Или есть другие способы узнать местоположение телефона?

Придется ответить, иначе он так и будет терзать меня.

Вы [23:17]

Я не хочу с тобой говорить. Я ушла от тебя. Завтра подам на развод. Разговор окончен. Будешь звонить — занесу в ЧС.

Контакт «Любимый» отвечает почти мгновенно.

Любимый [23:17]

Решила мне в отместку трахнуть кого-то? Ты пожалеешь!

Вы [23:17]

Я уже жалею, Илья, что однажды познакомилась с тобой!

Вверху под названием контакта пишется, что он еще что-то набирает. Ее заслоняет плашка о том, что осталось меньше десяти процентов заряда. Зараза! Как же я не посмотрела, что телефон садится? Открываю контакт и жму на ползунок «Заблокировать пользователя». То же проделываю и в адресной книге с его номером. Не хочу больше нервничать из-за него. Но выяснить, как он следит за мной, все же стоит.

Здание Тасиной больницы, точно пропеллер на три лопасти, встречает меня полутемной громадой. Окон горит мало. Серые облицовочные плиты во мраке апрельской ночи кажутся черными и мрачными. Хотя эта больница и при свете дня не выглядит дружелюбно. Отпускаю такси и немного ежусь, поглядывая на пандус к дверям приемного покоя, но все же берусь за ручку чемодана. Поднимаюсь ко входу. Внутри здороваюсь пишу Тасе сообщение, что пришла. Жду, пока она спустится.

Пациентов немного, люди с пакетами ожидают в очереди на прием, в дальнем конце коридора буянит какой-то бездомный. На стенах плакаты, как оказывать первую помощь в разных ситуациях. Читаю тот, который про отравления, говорят, надо регидрировать организм. Но у меня нет обезвоживания. Только интоксикация.

Тася подходит ко мне незаметно, настолько я зачиталась. Улыбается, бодрая и как всегда очаровательная. Блондинистые волосы собраны в хвост, на лоб падает несколько прядей. Под белым халатом видна зеленоватая больничная кофта с треугольным вырезом. От Таси пахнет какими-то реагентами.

— Знаниями насыщаешься? — шутливо спрашивает она, толкая меня локтем в бок.

— Да я отравилась чем-то, смотрю, что делать в таких случаях.

— Та-ак, а с этого места подробнее, — она настроена решительно, и я выкладываю ей всю свою клиническую картину. На что Тася вынимает из кармана халата блокнот и пишет мне на листочке названия того, что надо купить в аптеке. — А теперь рассказывай, что у тебя с Ильей.

— Это небыстрый разговор, Тась, — пытаюсь отвертеться. Не хочется сейчас об этом говорить. — Давай завтра вечером, когда ты выспишься?

Тася нехотя соглашается. Она заинтригована, я ее понимаю. Она вручает мне ключи от квартиры и рассказывает, как открыть дверь. Предупреждает по поводу кошки, которая может написать в коридоре.

— Мне, наверное, пара ночей понадобится, — добавляю виновато, пряча ключи в сумочке. — В выходные начну искать жилье. Завтра не смогу, надо на работу. Сегодня и так отгул взяла по болезни.

— Ток ты меня дождись, ладно? — Тася вглядывается мне в лицо. — Я домой прихожу около десяти утра. Пока смену сдам, пока туда-сюда… Я иначе не попаду в квартиру. Ключи у нас одни на двоих.

И это я тоже понимаю. Как нескладно выходит! Что ж, может, тогда еще и завтра не выходить на работу?

— Дождусь, Тась, не переживай, — понимающе киваю. — Отпусти меня уже? Кажется, еще температура держится, чего-то подколбашивает.

— Зайди в аптеку по пути. «Первая Помощь» круглосуточная, прямо по дороге, — напутствует Тася и машет мне на прощание. Я могу быть заразна, так что мы не целуемся. — И не забудь запереть дверь, когда придешь!

До Тасиного дома тут пешком около двадцати минут, если верить гугл-картам. Формирую маршрут и «начинаю движение». Стермновато в этом районе ночью, хотя еще не слишком поздно и встречаются одинокие пешеходы. Машины ездят по проспектам. Выборгский район — здесь более шумно, чем в привычном мне Парголово, но, если снимать, я бы выбрала этот район с радостью. Здесь есть парки, озера рядом, обилие торговых центров и сразу несколько станций метро.

Аптеку нахожу легко и оставляю там всю свою наличку. Карты они, оказывается, временно не принимают. Засада! Зато теперь есть чем лечиться. В том числе, какие-то антибиотики даже!

Добредаю до Тасиного дома уже порядком вымотавшись. Еще и попетляла, потому что у меня топографический кретинизм. Не умею нормально читать карты и право-лево путаю. Нахожу нужный подъезд, где числятся квартиры с 90 по 166, прикладываю магнитную пипетку к углублению. Дверь пикает, но… не открывается. Да ну не может так не везти! Что ж за подстава!

Судорожно вынимаю телефон, вспомнив, что там осталось мало заряда. Три процента. Зараза же! Набираю Тасе сообщение: «Тася, мне не войти в подъезд! Ключом не открыть. Может, есть какой-то код для двери?» Только бы она поскорее прочитала. Иначе же я на улице останусь!

____________

Анастасия Михайловна Вересова (Тася)

AD_4nXeMnLgDL_lCIP_3EexcQSq8-QJLPjdeiNe3-TJ35uydRhvkoVx58wkVdIkSMwlBCy36VqtihRcuL84pKmB5OdEgDbSPnwOqmPvNMxrZXECyIQswDVkqPzIKHl7lGA5b6MtODQhofJNBdxAN8xvD5F1MmvJa?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

7.

Ответ от Таси приходит минут через пять. Говорит, что все работало, и никаких экстренных кодов нет. Я уже готова расплакаться. Силы стремительно иссякают, а я стою на улице под подъездом, на часах почти час ночи, и никакого просвета не предвидится!

Пытаюсь логически себя успокоить. Наверное, я что-то сделала не так. Подношу связку ключей к магнитному замку и вдруг замечаю на ней ключ от рабочего кабинета. Это не та связка! С души сваливается огромный груз, даже плечи расправляются. Нашариваю правильную связку ключей в сумочке и открываю себе проход в дом. Ура. Справилась!

Тася живет в квартире 58. Современный, хотя и не новый лифт поднимает меня на десятый этаж. Окрашенная масляной краской деревянная дверь с окном, которое на клетки разлиновано тонкими проволочками против разбивания, наверняка застала лихие девяностые, а лифт, похоже, заменили на новый лет десять назад.

Замок на этой двери поддается не с первого раза. Заедает, но все же через несколько минут упорных попыток я вхожу в предбанник на шесть квартир. Иду к нужной — я знаю, как выглядит дверь — старенькая, обитая снаружи дерматином, простеганным латунными гвоздиками.

Тут, похоже, замки новые. Легко открываю и нижний, и верхний. Припоминаю, что около месяца назад Тася рассталась с ухажером по имени Толик. Медбрат из соседнего отделения. Оказался увальнем и лентяем, жить с ним было тяжко и скучно.

Стоит ступить в квартиру, в нос тут же забивается отвратительный запах кошачьих отправлений. Бусинка все-таки напакостила. Включаю свет и сразу замечаю лужу в дверном проеме на кухню, который находится напротив входа в квартиру. Ставлю чемодан в прихожей, стягиваю ботильоны, вешаю плащ в шкаф. Что же, Бусинка, придется за тобой прибрать. Мне хочется сделать Тасе хоть немного добра в благодарность, что приютила.

В кухне раздается легкий стук, и в дверях показывается Бусинка — пушистая английская кошка черного окраса с одним белым пятнышком на груди. Массивные лапы, плоский нос. Потягивается, прогибая спинку, и, облизнувшись, с интересом смотрит на меня. Она вся как гламурная фифа в противовес простой и своей в доску хозяйке.

Нахожу средства для уборки и убираю Бусин беспорядок. Хоть вонять меньше будет. Жесть, конечно, с такой кошкой жить.

Прохожу в единственную спальню, которая выполняет роль гостиной, кабинета и столовой, и критически смотрю на полуторную кровать. Никогда не думала, что во мне проснется брезгливость. Или мне нужно перестелить постель, или — оглядываю комнату, диван присутствует! — ложиться на диван.

Ну и посплю на диване. Не хочу искать постельное белье и еще меньше хочу переодевать пододеяльник. Воспоминания об измене Ильи нагрянывают в мозг отвратительными образами. Симптомы недомогания снова напоминают о себе. Вот и наступил откат. Тело расслабилось после потрясения, и вернулись все приглушенные ощущения.

Иду на кухню и принимаю лекарства, как прописала мне Тася. Левомицетин, Смекту и Полифепан. Не понимаю смысла есть эту землистую субстанцию, но верю подруге. Она точно лучше меня знает, чем лечиться. Нахожу градусник и меряю температуру — 37.9. Надо лечь спать и посмотреть, как будет утром.

Ставлю телефон на зарядку и укладываюсь-таки на диване. Вырубаюсь мгновенно, едва голова касается подушки. А просыпаюсь от звонка в дверь. С ломотой в теле сползаю с дивана и плетусь открывать. Тася, проходя в квартиру, досадливо вглядывается мне в лицо.

— Ты чего-то неважно выглядишь, — произносит укоризненно. — Как ты себя чувствуешь?

Я вроде встала, а мозг еще только просыпается. До меня не сразу доходит суть произошедшего. Будильник почему-то не сработал, и, раз Тася уже тут, значит, время — десять утра и я определенно проспала на работу. Бегу к телефону на тумбочке — выключен! Забыла включить. Зараза! Судорожно зажимаю кнопку включения гаджета. Мне, наверное, звонили…

— Я… я в порядке! — бормочу, соображая, что мне нужно, чтобы сейчас же отправиться в офис.

— Не похоже, — сокрушается Тася. — Бледная. Иди температуру смерь.

— Да мне на работу надо… — в голос пробиваются хныкливые нотки.

Я хотела с утра позвонить Марине, предупредить, что приеду к двенадцати, но проспала, и теперь мне могут записать прогул. Михаил Петрович справедливый руководитель, но разгильдяйства не прощает.

Тася сама направляется на кухню, а я бегу в ванную, посмотреть масштабы катастрофы на голове. Кладу телефон на раковину, смотрю в зеркало. Ничего, походит еще… — думаю про себя и слышу бульк телефонного оповещения. Как я и думала, у меня три пропущенных с офисного номера и два от самой Марины.

Порывисто вылетаю из ванной и сталкиваюсь с Тасей. Она протягивает мне градусник и жестом зовет на кухню. Подчиняюсь. Она упертая, да и обижать подругу пренебрежением ее заботой я не хочу.

Ставлю ртутную колбу под мышку и набираю Марину. Что-то у меня очень плохое предчувствие. Не стала бы она так названивать, не будь там ничего срочного. Что-то стряслось.

_______________

Марина Геннадьевна Острова (Марина)

AD_4nXc_4F4jY8FCtEDMNK9X2qr-rISn_0g9fuiBLtRDc3VsIoRQT4g4m0YFWIESMi3nVz36_zP6HAdH-NHrkWJpfPWYP1f0fDKoqnnyZenr3Q4BXdu3YmmnQZ7rIHRxVoaE-MG3gY7vkCOk9-VY5dP4GNfwKR0?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

Офис-менеджер в компании «Твой юридический партнер».

Исполнительная, деловая, честная сотрудница.
Страдает ипохондрией в легкой форме

8.

— Привет, Лер! — сходу отвечает Марина вполголоса. — Где тебя носит вообще? Ты забыла, что сегодня переговоры с французами? Михаил Петрович рвет и мечет. Ты должна была присутствовать на переговорах.

Леденею окончательно. В солнечном сплетении остро колет тревога. Михаил Петрович меня за такое уволит к чертовой матери, а мне сейчас крайне противопоказано терять работу.

— Я вчера заболела и сегодня проспала, все еще неважно себя чувствую, — лепечу первое, что приходит на ум. Вынимаю градусник. Температура 37.1. Вручаю его Тасе. — А во сколько встреча? Я успеваю, если приеду в двенадцать?

— Уже не торопись, Лер, встреча началась пятнадцать минут назад, в десять, — трагично отвечает Марина. — Михаил Петрович пригласил на нее Сашу, который в английском немного шарит.

Чувствую, как щеки заливаются краской. Саша — сисадмин. Это полный крах.

— Передай Михаилу Петровичу, если сможешь, что я примчусь к одиннадцати, — тараторю в трубку и бегу к чемодану. Там все мои костюмы и офисные платья. — Сейчас в такси прыгну и к одиннадцати буду. Пусть он им зубы позаговаривает.

Марина бросает кислое «Угу» и вешает трубку.

Тася догоняет меня в коридоре.

— Ты поедешь куда тебе там надо, но сначала выпьешь лекарства, — выговаривает строго.

Киваю. Я на что угодно согласна сейчас, лишь бы скорее добраться до работы. Вынимаю первое попавшееся черное платье с длинным рукавом, переодеваюсь прямо в коридоре. Джинсы и свитер летят в чемодан. Тася укоризненно на меня смотрит, а потом идет на кухню и принимается выколупывать мне таблетки.

Спустя пять минут я уже вызываю лифт. Такси подъезжает быстро, загружаюсь на заднее сиденье, и пока мы порядка получаса едем до Сенатора на Чернышевской, крашусь. Влетаю в офис без пяти одиннадцать. Марина молча кивает мне на конференц-зал. Стучу и вхожу.

— А вот и наш переводчик, — с нотками гнева произносит Михаил Петрович, но на лицо натягивает приветливую улыбку.

Саша переводит это двум кучерявым мужчинам, одетым в замшевые пиджаки и отнюдь не офисные сорочки. Они кивают и улыбаются. Приветствуют меня по-французски.

Я так спешила, что даже запыхалась. Усаживаюсь за стол переговоров с незанятой стороны, провожу рукой над бровями, стирая выступивший пот.

Мужчины недолго совещаются на французском, решая, кто будет говорить, и обращаются к Михаилу Петровичу. А я принимаюсь переводить.

Французы объясняют суть задачи — им надо открыть представительство, а для этого они ищут поверенного, который будет сопровождать прохождение всех инстанций. В общем, открытие большой компании под ключ со всеми вытекающими. Жирный заказ, и было бы совсем плохо, если бы они ушли ни с чем, не дождавшись нормального переводчика.

Единственное, что меня смущает, тот, который вызвался говорить, постоянно прибавляет комплименты, обращенные ко мне. Эти ребята сразу поняли, что тут по-французски никто не понимает, кроме меня, а значит, можно позволить себе беззастенчиво флиртовать со мной. Естественно, эти огрызки фраз я не перевожу, но чувствую, что краснею все сильнее. Притом француз прямо натурально меня клеит, облизывает губы, смотрит прямо в глаза. Даже не по себе становится от такого пристального внимания.

Я пытаюсь успокоить себя тем, что «Твой юридический партнер» теперь может получить этот заказ исключительно благодаря мне, которая будет постоянным посредником во время переговоров с руководством или менеджерами в компании.

Обсуждение заканчивается ближе к часу. Бедные французы, почти три часа длилась эта встреча только благодаря моему опозданию. Мне и самой стыдно, но по взглядам, которыми меня одаривал Михаил Петрович все это время, мне от него тоже достанется.

Французы прощаются очень тепло, а тот, который говорил мне комплименты, просит вручить ему мои контакты, чтобы было кому адресовать вопросы и предложения. Михаил Петрович с легкостью соглашается, хотя я качаю головой и всеми силами показываю, что этого делать не стоит. В результате мне приходится вручить им мой корпоративный номер и адрес рабочей почты. Вздыхаю. Теперь ведь не отбиться будет от этого француза.

Как я и ожидала, стоит этим ребятам покинуть офис, Михаил Петрович строгим голосом велит мне пройти в свой кабинет.

— Лера, это был последний раз, когда ты вот так исчезаешь с радаров, никого не предупредив, — строго выговаривает он, усаживаясь за свой стол и показывая мне на место посетителя. — Ты понимаешь, как подставила нашу компанию? Как я выглядел в глазах зарубежных заказчиков, когда со мной вместо переводчика сидит парень, который знает только две фразы на английском. Это была просто клоунада!

— Я понимаю, Михаил Сергеевич, — отвечаю тихо. — Я не нарочно. Так получилось, я сильно отравилась, крепко спала, а телефон ночью сел. Я проспала.

— Это и напишешь в объяснительной, — рычит начальник и бросает взгляд в монитор.

Его лицо внезапно вытягивается, брови ползут вверх, а потом резко падают почти на глаза. Щеки немного краснеют. Он переводит на меня маслянистый взгляд, потом смотрит в монитор и снова на меня, и снова в монитор. Что-то кликает с равной периодичностью, а потом слегка хриплым голосом добавляет:

— Объяснительную отнесешь в отдел кадров, Лера, и зайди ко мне в конце рабочего дня.

Выхожу из его кабинета, захожу в кухню налить себе кофе и ловлю на себе взгляды нескольких коллег. Они смотрят на меня так, будто что-то знают обо мне, чего не знаю я. Или мне просто так кажется? Все уже осведомлены о моем провале с французскими переговорами?

Капельная кофемашина, кряхтя и шипя, наливает мне полчашки кофе, я добавляю туда сахар с двумя баночками порционных сливок и слышу за спиной голос Саши:

— Любишь, чтобы послаще? — звучит насмешливо.

Ничего не отвечаю и иду к себе в кабинет. Хочется спрятаться от позора. Бужу компьютер и замечаю в почте новое письмо с темой, от которой пальцы, которые я только что положила на клавиатуру, начинают дрожать и стучать ногтями по пластику клавиш.

9.

Читаю на экране несколько слов уже по третьему разу: «Шокирующая правда о Валерии Васильевой! Такого вы о ней не знали!» — и не решаюсь открыть письмо. В голову лезут ужасные предположения, потому что я вижу, чей адрес указан в графе отправителя. Это Илья. Он даже не шифруется. Прислал какой-то убойный компромат? Но я даже улицу на красный не перехожу! И закон тем более не нарушаю.

Все же жму строчку письма и открываю. Илья отправил мои фото письмом на все доступные адреса нашей компании. В техническую поддержку, на Инфо, руководителям подразделений, в бухгалтерию… В общем, вычесал все, которые указаны на сайте и добавил в графу «кому».

На первой фотографии, подписанной «Посмотрите на ее возможности!» я ем большое пушистое пирожное, широко открывая рот. Не смотрю в камеру. Я помню, как Илья сделал этот снимок — в прошлом году мы сидели на летней веранде какой-то кондитерской, и я заказала воздушный десерт из взбитых сливок с долькой мандарина в сиропе сверху. Пришлось открыть рот пошире, чтобы откусить первый кусок. Это Илья и заснял. Сейчас мне неловко смотреть на себя — как безумная пожирательница пирожных, но тогда мне казалось милым, что он запечатлел такой момент.

Прокручиваю страницу ниже, и вижу фото, которое уже не назовешь невинным. Черно-белая картинка показывает мою голову и обнаженные плечи, рука Ильи тянется к лицу, пальцы обхватывают подбородок, а большой залезает между губ. Взгляд у меня дикий и направлен в камеру. И эту ситуацию я тоже припоминаю. Это была прелюдия к сексу, и с подачи Ильи мы разыгрывали что-то из серии легкого БДСМ. По телу катятся мурашки. Эта фотография подписана «Она скрывает свою истинную сущность».

Проворачиваю страницу ниже и поперхиваюсь воздухом. Сразу же поднимаю вверх, чтобы не смотреть на третью картинку. Подпись над ней «На самом деле она вот какая». А изображено на ней, как я делаю Илье минет. Внутри все с треском обваливается, и в желудке снова поднимается яростная тошнота. Это не от отравления, а от зашкаливающего стыда. В голове мелькает тусклая мысль, может, на том фото меня можно не узнать? Все же спускаюсь к низу письма и смотрю. Глаза закрыты, лицо искажено перспективой, но возможности сказать, что это не я, нет. Ниже размыто видна моя грудь, а руки убраны за спину.

Илья несколько дней меня обхаживал, чтобы я это сделала. Я не хотела. Для меня это было за гранью, я никому и никогда до этого не доставляла оральное удовольствие, а тут согласилась на уговоры. Пошла на поводу у упрашиваний и восторженных предвкушений. Я не видела и не слышала, что Илья меня сфотографировал. Теперь начинает казаться, что он сделал это как раз на такой случай. Чтобы можно было пригрозить оглаской этого фото. Только он не стал шантажировать, а сразу уничтожил мое реноме в компании. Или, может, писал предупреждения, но я уже об этом не узнала, потому что заблокировала этого ублюдка.

Как мне теперь коллегам в глаза смотреть? Отчаяние заполняет душу. Зато все встает на места. И реакция Михаила Петровича, и насмешливый вопрос Саши, и даже взгляды коллег в кухне.

Мне срочно нужно подышать свежим воздухом. Собираюсь встать из-за стола, но в почту падает еще одно письмо от Ильи. Судя по адресатам, отправлено только мне. Содрогаюсь от отвращения, смешанного с ужасом, и все-таки открываю.

«Привет, Лера. Ты была очень плохой девочкой. Заблокировала меня? Ты не вычеркнешь меня из своей жизни. И я только что наглядно тебе это показал.

Если не хочешь, чтобы я отправил еще несколько фото твоим коллегам, ты сегодня же вернешься в дом и будешь жить со мной, как прежде. И, думаю, само собой понятно, что теперь ты уволишься из своей компании.

Узнаю, что ты куда-то еще пытаешься устроиться, станешь звездой везде, куда бы ты ни подалась. Жду до вечера. В противном случае твои коллеги увидят еще немного твоих горячих фото. Эротичная ты моя!» И подпись «Илья».

Мутит и знобит. Надеваю плащ. Точно надо подышать. И решить, что делать дальше. Мне, видимо, надо перебираться в другой город. Иначе Илья меня в покое не оставит. Такое чувство, что он собрался меня преследовать. Теперь я ничему не удивлюсь.

В глазах жгутся слезы безысходности. У меня нет денег, чтобы переехать. Как и работы теперь нет, потому что отсюда я уволюсь. После того, что сделал Илья, я точно не смогу остаться.

Выхожу из кабинета и сталкиваюсь с Сашей, который вдруг заступает мне дорогу. Он пухлый, с прыщами на лице, всегда в свитере с катышками и засаленной на вороте рубашке. Брюки на коленях растянуты и лоснятся. Волнистые волосы грязными сосульками рассыпаны по голове. Вообще он неплохой парень, я никогда не питала к нему негатива, но сейчас от его навязчивого внимания все недостатки вдруг всплывают в мозгу разрушительным цунами.

— Мне картиночки понравились, — произносит Саша с сальным придыханием. — Мне устроишь такое же представление?

____________

Александр Семенович Шустов (Саша)

AD_4nXdyiDrOuQ0xoeNiywVsBo16VdOmTpu3rWKrPMoTerui1hkLNoPUZZ5BRoB1AbIp7fkqufAuYt1iBVJqsfv7xgJdetIUhG2WEDgtXcuP-oruLwqvNcSPLtPsCeP-2cpb21as91_xIDdKn-3QNAGw_aJMMGrA?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

Бессменный сисадмин в компании «Твой юридический партнер».

Обычный парень, который, наверное, живет с мамой.

10.

— С дороги ушел! — рявкаю на него, сама от себя не ожидая такой реакции.

Похоже, нервное напряжение преобразовалось в ярость, и сейчас она наполняет меня до краев.

После выходок Ильи, который вел себя как душка целых три года, я готова к любому поведению даже от этого увальня, но он вздрагивает и отходит в сторону. Пропускает куда шла. А у меня пропадает желание выходить подышать. Руки трясутся, внутри все дрожит, самообладание идет трещинами. Мне нужно убираться отсюда сейчас же.

Я рывком открываю дверь обратно в кабинет и скрываюсь там. Захожу на корпоративный портал в систему внутреннего документооборота и заполняю заявление на увольнение. Отправляю в отдел кадров, а затем бросаю плащ и иду в кабинет к Михаилу Петровичу. Захожу без стука и застаю его за увлеченным разглядыванием чего-то на компьютере. Вряд ли он смотрит на мои фото, но эта мысль противным писком звучит в сознании на одной ноте.

— Михаил Петрович, я больше не смогу работать здесь, — выговариваю твердо и киваю на его монитор. — Я написала заявление об увольнении. Можно уволиться одним днем?

Михаил Петрович обретает озабоченный вид.

— Я понимаю, Лер, но и ты меня пойми, мне не найти тебе замену по щелчку пальцев, а ты мне нужна. Кто вместо тебя будет переводить? — он упирает локти в стол, сплетает пальцы и бросает на меня взгляд поверх них. — Давай не будем пороть горячку? Ты продолжишь работать, пока мы не подыщем тебе замену, но не больше двух недель, в соответствии с законодательством.

— Вы видели эти фото, Михаил Петрович, — щеки начинают пылать, а голос дрожит от слез. Это просто невыносимо унизительно! — Меня в коридоре только что зажал наш сисадмин. Это позор. Я не могу выходить в офис и сейчас хотела бы уйти домой, если вы отпустите.

Михаил Петрович задумывается. Постукивает пальцами по столу и оглядывает кабинет расфокусированным взглядом. В глубине души я надеюсь на его великодушие. Он ведь может войти в мое положение? Это и ежу понятно, что теперь все кому не лень будут показывать на меня пальцем. А это под сотню человек.

— Тогда работаешь удаленно и не обижайся на сверхурочные, — наконец выдает Михаил Петрович. — Все, что присылаю, переводишь в кратчайшие сроки. В офис можешь не приходить. Расчет получишь по истечении двух недель. Трудовую отправлю с курьером.

Голос звучит отрывисто. Похоже, ему претит мысль идти мне навстречу, но частью души он мне сочувствует. А у меня по телу от радости пробегает теплая волна. Я получу полный расчет, спокойно заберу трудовую и, пока буду трудиться удаленно, подыщу новую работу.

— Спасибо, буду, Михаил Петрович! — вот-вот расплачусь. Нервы совсем на пределе. — Вы не пожалеете, что сделали мне одолжение!

— Все, ступай. Можешь ехать домой, — бросает мне Михаил Петрович и поворачивается к монитору.

Выхожу в коридор, ноги ватные, сердце дубасит в ушах. Бежать. Прямо сейчас. Быстро забираю свои вещи из кабинета и направляюсь на выход. Марина одаривает меня презрительным взглядом на прощание. Даже не говорит ничего. И плевать. Надо просто забить на то, кто что про меня думает. Сегодня я вижу этих людей в последний раз.

Спускаюсь на первый этаж и сталкиваюсь с Серегой. Он из отдела по производственным спорам. Стараюсь сделать вид, что не вижу его, но он мягко останавливает меня.

— Слушай, я видел фото, — он немного краснеет, но говорит сочувственно, — ты можешь подать заявление. То, что сделал твой муж, квалифицируется как нарушение неприкосновенности частной жизни. И за это положен штраф и общественные работы.

Щеки начинают пылать, стоит только представить, что я пойду с этим в полицию и покажу им фото, но, похоже, надо это сделать. Иначе Илью я не приструню.

Киваю, и Серега рассказывает мне, что сказать и как написать в заявлении. А когда узнает о письме с шантажом, чуть ли не потирает руки, радуясь за меня. За это я могу засадить Илью за решетку на срок до пяти лет!

Мы вместе возвращаемся в офис, и я распечатываю себе оба письма, на том прощаюсь и сразу еду в полицейское управление Приморского района. В интернете пишут, что именно этот участок обслуживает Парголово, где у меня регистрация.

В отделении полиции пахнет сыростью и бумагой. Коридор, вдоль которого натыканы двери в кабинеты, удручает меня тусклым освещением. Одна дверь открыта, рядом на металлическом стуле сидит человек бомжатского вида с фингалом под глазом. Кроме него — никого.

Прохожу к дверному проему, аккуратно стучу по косяку. Трое мужчин в синей форме, сидящие за столами, заваленными бумагами и черти еще чем, обращают на меня внимание.

— Здравствуйте, я бы хотела подать заявление о нарушении неприкосновенности частной жизни, — произношу робко. Я побаиваюсь представителей силовых структур.

Все трое переглядываются с таким видом, будто увидели городскую сумасшедшую. Ну зачем так себя вести? Мне диких усилий стоило вообще сюда прийти и до сих пор охватывает дрожь, когда я вспоминаю о распечатанных письмах. А они издеваются!

Меня злость берет. Если не полиция, то кто будет защищать граждан? Вспоминаю действенный способ, который мне поведал Сергей, на случай, если не будут принимать заявление.

— Так у меня примут заявление в этом управлении, — поочередно заглядываю в глаза каждому в комнате. — Или мне на горячую линию придется позвонить?

_____________

Сергей Алексеевич Паномарев (Серега)

AD_4nXdTj_RPQs1UkrylvLh4zsDhvf35ebXUg4hgPaIMhOW3itlg9sGjAyPGEOY6adrQau7igIQuctv9cNd95imdll2FnMKQooCb1BviWFEvJa3EKdyp4mhf8WryQPk5Yfx7HWahi6CfAHVFyUJvmv9xzXalCvcb?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

11.

— Не надо никуда звонить, гражданка. Я приму. Оперуполномоченный Бранчев Семен Витальевич, — деловито представляется один из мужчин, сидящий в дальнем углу комнаты. — Вашу частную жизнь нарушили?

В вопросе, кажется, звучит едва заметная усмешка.

— Да, мою. Меня зовут Валерия Николаевна Васильева, — делаю строгое выражение лица и присаживаюсь на стул для посетителя у его стола. Вынимаю отпечатанные листы из сумочки. — Мой бывший муж отправил фото порнографического характера моим коллегам и шантажирует меня продолжением, чтобы я к нему вернулась.

Опер упирает в меня тяжелый взгляд, точно говорящий, мол, чего пришла — все равно же помиритесь?

— Ваш муж преследует вас? — все же задает вопрос.

— Пока только угроза и очернение моей деловой репутации, — отвечаю и показываю все-таки фото. Тошно на них смотреть. — В результате мне пришлось уволиться.

Полицейский рассматривает фото с бесстрастным лицом. Ему, кажется, все равно, а я краснею как помидор, щеки пылают. Хочется сквозь землю провалиться. Потом опер читает лист с текстом угроз. Откладывает все в сторону и кликает мышкой. Монитор отвернут, я не вижу, что он делает.

— Давайте по порядку, Валерия Николаевна, — с тяжелым вздохом произносит Семен Витальевич. — рассказывайте, что произошло, с чего началось. Данные человека, на которого заявляете.

Я принимаюсь рассказывать. Что муж — известный диджей, что застукала его на измене, что он повел себя неадекватно, а вот теперь еще и угрожает. Полицейский, похоже, с моих слов что-то набирает, а когда я заканчиваю рассказ, отправляет на печать. Из принтера по центру противоположной стены вылезает отпечатанный лист.

Семен Витальевич небыстрой походкой доходит до туда, забирает и приносит лист мне. Выкладывает на стол вместе с ручкой.

— Подпишите показания, — цедит недовольно и кладет рядом еще один лист с пустыми полями. — Потом заполните этот бланк и ждите решения.

Пробегаю глазами показания. Все верно. Ставлю внизу подпись. Бланк оказывается заявлением о возбуждении уголовного дела. Заполняю, паспортные данные вписываю по памяти.

— А какого решения ждать-то? — подписываю и протягиваю заявление Семену Витальевичу.

— О возбуждении уголовного дела или отказе в этом. У нас есть три рабочих дня на рассмотрение, Валерия Николаевна, — канцелярским тоном отвечает полицейский. — Но вы не волнуйтесь! Мы обязательно свяжемся с вами… — он вглядывается в заявление и показывает мне на невнятно написанную семерку в номере телефона. — Вот это что за цифра?

Выглядит так, будто действительно придаст значение моему заявлению. Подправляю семерку, теперь на единицу непохожа.

— Свяжемся по номеру телефона и сообщим, — договаривает Семен Витальевич, прикладывая мои распечатки к заявлению и показаниям, цепляет на них большую серебристую срепку.

Благодарю и выхожу из отделения полиции. Апрельский воздух кажется кислым, а пасмурный день недружелюбным. Моя жизнь рушится у меня на глазах, а я ничего не могу сделать.

На часах около трех дня, можно заехать в ЗАГС. Тем более, тут недалеко, тот же Приморский район.

Вот все казенные заведения выглядят примерно одинаково. В ЗАГСе, конечно, посветлее и нет избитых бомжей, но та его часть, где нет красивых интерьеров для брачующихся, а лишь архив и административные помещения — мрачная и тоскливая.

Очереди в отдел о приеме заявлений от населения нет, так что вхожу в небольшую комнату и останавливаюсь у высокой стойки, которая делит пространство на две неравные части — для посетителей узкий проход вдоль стены и раза в три больше заставленное шкафами и стеллажами место для работников.

Прошу дать мне заявление на расторжение брака. Плотная женщина за стойкой в приталенном зеленом пиджаке и плоских очках, с туго затянутыми волосами, которые на затылке образуют небольшую пальмочку, делает усталое лицо и показывает мне на карман с бланками на стене. Там же примеры, как его заполнить. Понадобятся данные свидетельства о браке, так что забираю бланк с собой и фотографирую пример заполнения. Ну вот, половина дела сделана.

Еду обратно к Тасе. Метро довозит меня до Озерков, откуда я уже держу путь к Тасиному дому. Устала, как собака, с этими разъездами. Одно радует, начало пятого, она, должно быть, уже проснулась.

Звоню в домофон. Из скрипящего зуммера раздаются длинные гудки. Никто не подходит. Настроение портится окончательно. Или Тася спит и не слышит, или ушла куда-то, и мне придется тусоваться на улице. Апрельская свежая прохлада забирается под плащ, пробирает озноб. Вынимаю телефон и звоню. В трубке тоже раздаются длинные гудки. Что ж за невезуха?

______________

Бранчев Семен Витальевич

AD_4nXfJGWiaMXODUnImd_YMPj0O-9DF-DINaTzRdBV0vizoLuHHn27oLkbinxAQuBT_EKHoVjVE7wxelhB93x2Y6ctmzh6EdtXtdI9KBymXYKdUN6-poZgUG-V-0C5_PvWEvZfCktHKtiEdSmjffSqG2bclKwry?key=ul9LQHvy_Ejys-ipWEcl_A

Оперуполномоченный Четырнадцатого участка полиции
Приморского района Петербурга.

12.

Звоню еще раз. Затем еще. Результат тот же.

Внезапно дверь в подъезд открывается, и на пороге оказывается Тася. У меня в душе облегчение смешивается с досадой.

— Привет! — выпаливаю на выдохе. — Я тебе уже обзвонилась!

— Да я за продуктами собираюсь, с соседкой языком зацепилась, — рассеянно отвечает Тася и начинает копаться в рюкзачке из мягкой кожи. — Ой, а я телефон забыла.

Подумать только, мы ведь могли разминуться! Все-таки хорошо, что мы встретились сейчас. Пусть и случайно.

— Я с тобой прогуляюсь, куплю тебе домой продуктов на ужин, — киваю и спускаюсь на тротуар. — Должна же быть какая-то польза от моего присутствия!

Магазин оказывается рядом, и я покупаю ингредиенты для вкусного ужина — куриную грудку, сливки, пасту и соус Песто. В жизни с Ильей все же обнаружился хотя бы один плюс. Этот поганец — любитель Италии, подсадил меня на традиционную итальянскую кухню, так что я в состоянии приготовить лазанью, несколько видов пасты, пиццу по всем канонам, начиная с замеса теста. Полезный навык все-таки. Следующему моему мужчине определенно повезет, если он не питает предубеждения ко всему итальянскому.

Пока готовлю, рассказываю об Илье. Тася сидит рядом за столом, потягивает чай и с интересом слушает.

— А как ты не замечала-то? Ну… что он баб водил? — спрашивает она в какой-то момент.

— Сама не знаю. Не находила признаков, что в доме была другая женщина, — помешиваю пасту, которая вот-вот сварится и пытаюсь хоть что-то такое припомнить — нет. Илья не палился.

— Совсем ничего не находила? Ни волос чужих, ни пятен на одежде, ни перестановок на кухне? — Тася смотрит на меня с подозрительным прищуром. — Иногда любовницы жрут в доме у чужих мужей, а потом жены находят неправильно закрытые банки варенья или кофе.

— Нет, ничего такого вообще, Тась, — произношу я тихо. — Такое чувство, что он с ними только трахался и больше никуда не допускал.

— А телефон? Ты к нему в телефон ни разу не заглядывала?! — в ее голос просачивается возмущение.

Злит. Я в корне не согласна с такой позицией. Или ты доверяешь человеку и живешь с ним, или не доверяешь, и тогда ни о каких отношениях нет речи. Я доверяла Илье и не стала бы залезать проверять телефон, даже если бы была такая возможность. Но он никогда с ним не расставался. По работе же могут позвонить.

— Нет, я не лазила у него в телефоне, — скриплю в ответ. — Но и поводов не было — ни сообщений, ни звонков подозрительных ему тоже не приходило. Не думаю, что там были бы любовные переписки. Я так поняла, Илья каждый раз приводил новую девушку, а потом рвал с ней.

— Нет, у меня в голове не укладывается, какой же он мудак! — ярится Тася. — И ведь не скажешь с виду! Красивый, обеспеченный, вежливый, заботливый.

— Он вообще образцово-показательный был, — добавляю сокрушаясь. — Мне все девушки на работе завидовали: «Какой муж! Какой муж!»

— Вот и завидуй красивым отношениям, — злобно цедит Тася. Ее разрыв тоже не был приятным, так что на мужчин она обижена не меньше, чем я теперь. — Обязательно говнецо вскроется.

Паста сварилась, курица вот-вот дотушится, и я их соединю. Я рассказываю наконец, что Илья вытворил у меня на работе, и Тасю взрывает окончательно. Она несколько минут кроет Илью последними словами, а потом вдруг замолкает.

— Слушай, а почему ты как амеба? — спрашивает возмущенно. — Даже я сильнее тебя переживаю!

— А чего мне об этом сейчас переживать? — переспрашиваю в ответ. — Заяву на него написала. Я уже ничего не могу изменить, остается только использовать.

— И как ты собираешься использовать то, что этот мудак лишил тебя работы? — Тася возмущена. Я ее понимаю.

— Ну… пока я получила замечательную возможность отдохнуть от поездок в офис и спокойно подыскать себе работу, — бросаю на нее многозначительный взгляд. — И если ты меня сразу не выставишь, будет вообще супер.

— Оставайся, конечно, сколько тебе нужно, — отвечает Тася. — Для тебя мне ничего не жалко. Потом просто отдашь ответной услугой.

Это она шутит, но в каждой шутке только доля шутки. Я обязательно верну ей эту помощь, как только появится чем и как.

После ужина мы перемещаемся в спальню, и она запускает какой-то сериал на ноутбуке. После плазмы в доме Ильи мне этот мониторчик кажется крошечным, но я с благодарностью делю с Тасей удовольствие от просмотра. Ровно до тех пор, пока мой телефон не пиликает уведомлением о новом входящем письме.

Я ведь так и не заблокировала Илью в почте, и сердце тревожно сжимается от плохого предчувствия. Что еще от него пришло? Снова угрожать собирается или поставит перед фактом, как он еще мне подгадил?

13. 

Нехотя открываю почту и застываю в легком ступоре. Несколько раз перечитываю тему письма, не влезая внутрь. «Quelles fleurs préfères-tu?» Это с французского значит «Какие цветы вы предпочитаете?» Нет, я догадываюсь, от кого могло прийти это письмо, но сомневаюсь, что хочу читать, что пишет мне один из тех французов. Это определенно не похоже на деловой вопрос по их заказу.

— Ты чего зависла? — спрашивает Тася и, направляясь на кухню, заглядывает ко мне в телефон.

Все-таки открываю письмо. Любопытство меня доканало. По-быстрому пробегаю строки глазами. Приглашение на ужин. Закрываю — даже не буду отвечать.

— Да так, клиент с работы меня клеит, похоже, — отвечаю рассеянно. — Француз.

— А ты чего? Ответишь? — Тася аж останавливается на полпути.

— Да ну его… — я правда не хочу связываться с этими мужчинами. Рабочее следует оставить рабочим.

— Нет, ну правда как амеба! — поражается Тася. — К тебе выгодная партия в руки плывет, а ты нос воротишь?

— Тась, — произношу сдержанно, показывая, что мне не нравится этот спор. — Ты-то почему новые отношения не заводишь? Уверена, к тебе в руки тоже много выгодных партий приплывает.

Тася поджимает губы.

— Это другое, — шипит и уходит в кухню.

А мне на почту сваливается новое письмо. На этот раз от человека, которого я хочу вычеркнуть из жизни всеми возможными способами.

«Лера, у тебя осталось два часа, чтобы вернуться домой, или я объявлю тебе войну! Я знаю, где ты находишься. Если не хочешь, чтобы я приехал, дуй домой сама. И разблокируй уже меня в телеге! Надо поговорить».

Без подписи, но по адресу я знаю, что это Илья.

Да откуда ему знать, где я? Блефует, как пить дать! Никуда я не поеду! На пушечный выстрел к его дому не подойду, слишком велик риск того, что он меня физически запрет там.

Вроде не верю, а становится все равно страшно. Вдруг правда может следить? Как от него скрываться?

Тася возвращается из кухни с чашкой чая, ставит ее на тумбочку и принимается расстилать кровать.

— Слушай, Тась, а ты знаешь, как Илья может за мной следить? — спрашиваю, так и не отойдя от шока. — Он мне написал, что знает, где я. Как такое может быть?

— Откуда мне знать? У меня коллега за ребенком следит через телефон, могу у нее спросить, — хмуро отвечает она. — Вот если боишься, обольсти клиента того, который к тебе клинья подбивает, и будет у тебя защита.

Не понимаю, что ей до этого, но мое нежелание вступать в новые сомнительные отношения ее прямо бесит.

— Сначала я разведусь. Я не хочу уподобляться изменнику и в браке крутить с кем-то роман, — отвечаю твердо и укладываюсь на диване. — Оставь мне завтра ключи, пожалуйста. Я начну искать съемное жилье.

Наверное, в свете последнего диалога это выглядит как демонстративная обидка, но я не обижаюсь. Просто чувствую, что настолько тесное нахождение рядом с Тасей не идет на пользу нашей дружбе. Все-таки мы очень разные.

***

Я так же, как и прошлую ночь, сплю на диване. Утром субботы Тася уходит на работу. Я провожаю ее, так до конца и не проснувшись, запираю квартиру и ложусь обратно досыпать. Сама встаю около одиннадцати и сразу принимаюсь за поиски комнаты. На квартиру у меня собственных денег не хватит, а картой, которую мне вручил Илья, я пользоваться не хочу. Да и он наверняка ее уже заблокировал.

Выхожу на риелтора от агентства «А-Недвижимость», диктую ей запрос на комнату не дороже двадцати тысяч рублей в месяц в пешей доступности от метро и заявляю, что готова съездить на просмотр уже сегодня.

Затем открываю сайт вакансий. «Переводчик», «переводчик в фирму», «переводчик документов», даже «секретарь со знанием английского языка». Рассылаю резюме. Настроение кислое. Предложения, которые сейчас на рынке, мне не нравятся. Мне зарплата нужна не меньше шестидесяти на руки, а таких цен сейчас нет. Максимум — переводчик документации в какой-то IT-компании за пятьдесят семь тысяч рублей в месяц, но там требуются начальные знания о программировании и профильный английский. Если последнее легко подтянуть, то первое — недостижимое требование. Кроме того, и без меня найдется много более подходящих желающих на такую должность.

Делаю второй заход поисков на удаленную работу переводчиком, но там ценник еще ниже, колеблется около тридцати пяти – сорока тысяч. Пока самое лучшее предложение и есть секретарь со знанием английского в фарм-компанию за пятьдесят пять тысяч рублей в месяц. Туда хоть попасть более или менее реально, хотя с моими знаниями это дауншифтинг и деградация.

Телефон начинает играть дефолтным рингтоном, и я снова вздрагиваю. Теперь я подсознательно жду, что Илья попытается достать меня с другого номера. И головой понимаю, что ничего он мне не сделает, только нервы помотает, а страх все равно есть. И нешуточный.

— Да? — отвечаю твердо.

— Валерия, это Варвара, риэлтор. Наклевывается два просмотра. Поедете?

На душе становится легче. Я уже успела себя накрутить. Соглашаюсь и иду собираться. Обе комнаты в центре. Одна на Восстания, другая на Садовой. Расположения мне уже нравятся. Важно теперь, чтобы понравились соседи и сами условия.

Запираю квартиру и спускаюсь к подъезду, а там… Мне становится дурно от того, что я вижу. Но я и представить не могу, как с таким бороться.

14.

На асфальте перед подъездом — он в доме единственный, Тася живет в точке-высотке — баллончиком нанесена надпись: «Лера, вернись, и я тебя прощу!» Сверху хаотично разбросаны лепестки розовых и красных роз, уже местами изрядно затоптанные и измятые.

Ноги совсем ватные. Я делаю несколько шагов и опускаюсь на скамеечку, стоящую рядом с подъездом. На таких обычно сидят старушки, блюдущие морально-нравственный облик молодежи. Сижу в оцепенении. Илья наглядно показал, что не блефует. Действительно знает, где я. Как же он следит?! Может, номер поменять? Это доставит мне ворох проблем, но лучше так, чем одержимый псих будет ходить за мной по пятам.

Из подъезда таки появляется ветхая старушка-божий одуванчик с тростью в бордовом пальто и стоптанных уггах. Серый шерстяной шарф намотан на шею и закрывает пол-лица. Она смотрит мне в глаза и делает жест, мол, помоги спуститься. Сразу встаю и помогаю ей сойти по ступеням. Она опирается на трость и мою руку и с трудом доползает до скамейки. У меня сердце сжимается от таких стариков — как же ей тяжело, и она все равно выходит погулять. Интересно, ее дети ей помогают?

— Тьфу-ты! — вдруг фыркает женщина и тычет тростью в сторону надписи. — Понапишут всякого! Что хоть написано?

Передаю ей послание Ильи. Мне-то в отличие от нее зрение позволяет, и отпираться глупо.

— Вот дуреха-то! — раздраженно комментирует старушка, быстро сделав выводы. — И чего убежала? А ейный хахаль нам асфальт изрисовал!

У меня пропадает всякое желание дальше находиться рядом с язвительной женщиной. Может, дети ей не помогают, именно потому что она сварливая? Желаю хорошего дня и иду к метро.

Все еще потряхивает. По дороге захожу в салон связи и покупаю новую симку. Переставлять буду дома, но теперь обратного пути нет, номер я-таки поменяю.

Я встречаюсь с риэлтором Варварой на первом адресе в районе метро Садовая. Мало того, что до него идти больше двадцати минут пешком, так еще и сам дом откровенно стремный. Фасад облупливается, везде висят таблички «опасная зона». Комната сдается в занюханной квартире на третьем этаже. Встречать меня выходит одна из здешних жительниц — оплывшая женщина за тридцать в засаленном халате и с пухленьким карапузом на руках. Моим визитом она недовольна и жестко перечисляет правила поведения в «их» квартире.

Риэлтор поясняет, что остальные две комнаты принадлежат одной семье, маме и дочери, с которой я имела неудовольствие беседовать. Я уже не хочу смотреть комнату, но делаю это ради проформы. Как и все тут, она оказывается ужасной. Квадратная, но темная, окно наполовину забито досками. Обои обшарпанные. Из мебели — продавленная кровать, косоногий стол, шатающийся табурет. Шкаф с болтающимися дверцами. Такое чувство, что здесь бомжатник был! Приличные люди в таком ужасе жить не смогут. Даже за семнадцать тысяч в месяц.

Я вежливо прощаюсь с неприятной обитательницей квартиры, и риэлтор везет меня на своем Ниссан Жук к метро Площадь Восстания. По дороге щебечет мне о ситуации на рынке, мол, комнат мало, надо однушки смотреть, но у меня нет тридцати и больше тысяч в месяц на съем отдельной квартиры.

Вторая комната оказывается гораздо лучше. Одна из четырех комнат в квартире. Не самый верхний этаж, но окна выходят во двор-колодец, поэтому в комнате тоже темновато. После светлого просторного дома Ильи для меня это разительный контраст, стены прямо ощутимо давят. В комнате только односпальная кровать, никакой другой мебели нет, но сделан свежий косметический ремонт. Она выглядит хотя бы опрятно. И соседи, что приятно, не собственники, а такие же арендаторы. А значит, ни у кого в голове нет ощущения своего исключительного права на эту квартиру.

Собственница, деловая женщина лет под сорок со строгим лицом и цепким взглядом, заявляет, что я подхожу и она готова сдать мне комнату. Я соглашаюсь, и мы подписываем необходимые бумаги. Итого я перечисляю ей тридцать тысяч — оплату первого месяца и половину залога. Вторую переведу с зарплаты. На карте у меня остается около семи тысяч рублей, на которые мне надо прожить до расчета на работе. Негусто. И спать придется на голом матрасе, похоже. Вряд ли я смогу купить себе постельное белье и одеяло. Но я все равно рада, что теперь у меня есть собственное жилье. Вот бы работу найти теперь еще…

Переезжать я планирую завтра, все равно надо Тасе вернуть ключи от квартиры. Получив связку от нового жилья, прощаюсь с хозяйкой. Возвращаюсь на Озерки. По дороге меняю симку в телефоне, но старую прячу в бумажник. На всякий случай, если понадобится скопировать какой-нибудь номер.

А дома меня осеняет гениальная мысль подработать переводами на бирже фрилансеров, и вечер я провожу в активном поиске заказов на Фриланс.ру.

Расценки ничтожные, но даже так, если мне удастся хотя бы тысячу лишнюю заработать, это уже сильно поможет!

Не сказать, что на мои услуги сразу возникает большой спрос. Профиль никто не смотрит, писать тоже не пишут. Ползаю сама по открытым заказам, рассылаю приветственное сообщение, и в какой-то момент мне, кажется, улыбается удача. В личку стучится некое ИП «Васильев».

Это фамилия Ильи. По коже бежит озноб. Да ну не может быть так, чтобы он меня и тут нашел!

15.

Некоторое время раздумываю, открывать сообщение или нет. Вряд ли сервис показывает, прочитал человек или нет. И все же. Страшновато что-то. Илья удивительным образом врос в мою жизнь и не оставляет меня в покое, даже когда я пытаюсь вырвать его с корнем.

Но любопытство берет верх. К тому же я всегда могу на него пожаловаться и заблокировать. Открываю сообщение.

ИП «Васильев» [21:50]

Здравствуйте, Валерия! Вы занимаетесь художественным переводом?

Вопрос вроде понятный, но неясно, что он имеет ввиду.

Вы [21:51]

Речь идет о переводе художественного текста или адаптации дословного перевода?

ИП «Васильев» [21:52]

Я в этом ничего не понимаю. Давайте встретимся и все обговорим. Завтра в 15 в кафе «Усадьба» около метро Лиговский проспект. У меня на столе будет шляпа.

Следом от него приходит адрес, а затем пишется, что этот контакт больше не в сети. Пишу, конечно, вдогонку, что не уверена по времени, но понимаю, что он вряд ли будет читать. Я по построению фраз чувствую своевольный и крутой нрав этого человека. Интересно, сколько собеседований он таким образом согласовал себе на завтра?

Обуревают сомнения. Все это выглядит очень подозрительно. Но условия площадки запрещают обмениваться личными контактами. Может, этот загадочный ИП «Васильев» таким образом обходит правило? И он даже не допустил, что мы из разных городов! Хотя у меня в профиле указано, что я из Санкт-Петербурга, он мог это посмотреть.

Меня смущает, что я свою настоящую фотографию поставила на профиль, а у него просто силуэт. Он знает, как я выгляжу, а у меня от него только упоминание пресловутой шляпы. Извращенец какой-то. Может, ну его? С другой стороны, я ничего не теряю. Встреча в публичном месте. Если это правда книга, то я за перевод заработаю тысяч пятнадцать. Этого гонорара мне хватит, чтобы полностью закрыть свои нужды на ближайшее время.

Ложусь спать в смешанных чувствах. Думаю, что завтра надо посоветоваться с Тасей. Или не стоит? Она пристрастна — может насторожиться сверх меры и начать рьяно отговаривать. А может и наоборот воспылать надеждой, что это моя судьба, и красавчик-заказчик осыплет меня золотом с головы до ног, когда я переведу его мемуары.

Наутро решение не приходит, хоть с идеей о встрече с ИП «Васильев» я переспала. Хоть и воскресенье, я поднимаюсь ни свет ни заря, в восемь. Прибираю квартиру по мелочи, мою лоток за Бсинкой, завариваю себе растворимый кофе. Тася возвращается с работы, как и должна, в десять.

— Видела художества своего Ильи? — спрашивает недобрым тоном.

— Как не видеть, — вздыхаю. — Дожди смоют.

— Я спросила у коллеги, — продолжает Тася и идет мыть руки. — Есть разные способы следить. Детский телефон отслеживают приложением «Где мои дети», но оно должно быть установлено и у тебя. Еще есть вариант…

Мы вместе проходим на кухню, и я включаю электрический чайник.

— Есть еще компании, которые за деньги местоположение любого номера сливают, — деловито продолжает Тася. — Спутниковые компании. Но там людей надо знать. Вряд ли твой Илья имеет такие выходы.

Действительно вряд ли. Приношу из комнаты телефон и смотрю, есть ли на нем приложения, которые я не устанавливала. Такое приложение есть всего одно. Служба удаленного доступа и контроля. Понятия не имею, что это за служба. Никогда не стала бы устанавливать такую программу. При попытке удалить телефон выдает служебное сообщение:

«Вы уверены, что хотите удалить приложение «Служба удаленного доступа и контроля»? Удаление этого компонента может нанести вред операционной системе».

Ничего это удаление не причинит! Жму на кнопку «Все равно удалить» и дожидаюсь, пока система скажет мне, что все удалено. Но телефон выдает ошибку, мол, служба используется, удаление невозможно. Я забираюсь в настройки, чтобы принудительно остановить ее работу, но не нахожу в списке. Какая-то чертовщина!

— Зараза! — возмущаюсь вслух. — Не удается удалить какую-то левую службу. Наверняка, это Илья установил!

— Ну отнеси в сервис, пусть перепрошьют! — Тася ставит на электрическую плиту сковородку и достает из холодильника яйца.

— Так и сделаю, — соглашаюсь.

Видимо, так и надо сделать, но денег у меня совсем мало осталось. Единственный выход — встретиться с ИП «Васильев» и уповать на то, что он даст мне заказ мечты.

— Давай я приготовлю, посиди, Тась, — говорю ей и иду к плите.

Я жарю ей яичницу, а она усаживается за стол и степенно дожилается, пока я приготовлю ей завтрак. Мне несложно. У нас с Ильей готовила только я. А посуду, к счастью, мыла посудомойка. Отрезаю ломтик сыра и подаю вместе с яичницей на плоской тарелке.

— Слушай, оставайся у меня жить, а? — шутит Тася. — Мне нравится, как ты готовишь!

Илье тоже нравилось.

— Нет уж, Тася, — произношу, готовя себе пакетированный чай. — Я вчера арендовала комнату. Сегодня перееду. Не обижайся. Мне неловко тебя стеснять.

Естественно, она отвечает, что я нисколько ее не стесняю и вообще, я могу оставаться сколько влезет.

— Прости, я уже подписала договор и деньги перевела, — отвечаю ей немного виновато. — Мне осталось перевезти на Восстания вещи.

— Ну ты не теряйся, да? — произносит с улыбкой Тася. Она все понимает.

После ее завтрака я собираю вещи, которые успела достать, обратно в чемодан, и мы с Тасей прощаемся. Чувство, что я покидаю ее навсегда. Даже слезы наворачиваются. Откуда это идиотское ощущение?

Около полудня я добираюсь до своего адреса. Заволакиваю тяжелый чемодан по лестнице на четвертый этаж. Затаскиваю в комнату и вспоминаю, что комната-то пустая. Хорошо было у Таси в полностью обставленной квартире. Ту же всего не хватает. Надо хоть стеллаж в Икеа купить, самый дешевый. Но и на него денег нет. Ни на что нет. Вся надежда на загадочное ИП «Васильев»!

От сомнений не остается и следа. Нехватка денег отлично мотивирует. Я с нетерпением дожидаюсь нужного времени и выхожу из дома. До метро Лиговский проспект тут идти минут двадцать неспешным шагом. Строю маршрут, двигаюсь по гугл-картам и вскоре прихожу к нужному дому. Вот не зная об этом кафе, его вообще не найдешь! В квартале от метро, но не по проспекту, а в массиве домов! И выглядит закрытым.

Загрузка...