Развод. Семья на части

1. Предательство Алана (Майя)

— Мы с Юрчиком решили, что, если родится девочка — назовем в вашу честь. Вы не против?

У меня на лице выросла улыбка. За свою акушерскую практику я слышала эти слова уже не раз. Но всегда это вызывает одно и то же — искреннее удивление. Ведь кто я такая? Просто гинеколог.

Ну хорошо — заведующая родильным отделением. Да кандидат медицинских наук в придачу. Об этом кричали почетные дипломы, грамоты, награды. Множество фотографий на стенах моего кабинета.

— Для меня это честь, Светлана. Конечно, я не против. Я уверена, что и вы, и Юрий пройдете через это удачно. Все анализы говорят только «за».

— Это ваша семья? — указывал муж пациентки на наше семейное фото. Прямо у меня за спиной.

— Такие счастливые, — добавила его супруга. — И муж. И дети. Сколько им?

— Этому фото уже пару лет. И Злата, и Филипп уже выросли. Заканчивают школу в этом году.

— Как чудесно, — улыбалась Света. И без причины начинала плакать. — У вас такая красивая, счастливая семья, Майя Степановна. — Слезы прорезались и стекали градом. — Я часто мечтаю о том, чтобы у нас тоже все было, как у вас. Словно в сказке.

— Не надо плакать, — вытирала я ей щеки.

А Света уже смеялась.

— Извините. Гормоны… Да и мать мне говорит, мол, счастливый брак — это не сказка, а тяжелая работа.

Я оглянулась и посмотрела на свою семью. Губы снова тронула улыбка. Только здесь я была уверена, чувствовала опору. Моя семья — моя крепость.

— Иногда достаточно просто найти своего человека. Которому ты можешь полностью довериться. И больше не бояться. Просто жить. За руку с достойным мужчиной.

— Как у вас с Аланом? — закусила губу Света.

И я кивнула.

— Как у нас с Аланом.

Тут на телефон пришло сразу несколько сообщений. Толстые стены больницы пропускали интернет волнами. То нет никакой связи, а то как нагрянет.

— Ну тогда мы пойдем?

Юра помог жене подняться — придерживая округлый живот. А я судорожно пролистала мессенджер.

— Да-да, конечно. До свидания, Света.

«Мам, до игры осталось полчаса, — написал Филлип. — И еще мам…»

Взглянув на часы, я бросила мобильник в сумку и спешно заперла кабинет. У сына сегодня хоккейный матч. Я должна его поддержать. Тем более что муж задержится. Заранее сказал, что пропустит начало. В последнее время это частое явление — прибавилось работы.

— Алло, — звонила я Алану, уже выбегая из больницы, — у тебя точно не выйдет приехать на начало игры?

— Малыш, привет. Послушай, — говорил он из-за руля. — Я не смогу приехать на хоккей. Скажешь Филу, что мне срочно пришлось выехать в Тулу.

— В Тулу? — удивилась я. — Опять проблемы с новым филиалом?

— Да, малыш. Именно они. Прости. Но сегодня буду поздно. Очень поздно. Так что не жди. Ложись и спи. Привезу тебе букет цветов, как ты любишь. Целую.

Я тяжело вздохнула. Но улыбнулась в телефон.

— И я тебя целую.

Вокруг ледового дворца было много машин. Я с трудом нашла место, чтобы припарковаться. Заправила свой «пыжик» в узкий карман. И побежала к центральному входу.

— Мама, где ты?! — обрушился Филипп по телефону. Заметно нервничал.

А я заверила, что все под контролем.

— Уже лечу, сынок! Уже бегу! Я приехала — в комплекс захожу! Ты в раздевалке?!

Тут я увидела Филю в фойе. Он подскочил ко мне и начал осматривать с разных сторон, будто я должна была привезти с собой что-то.

— А форма где? — задал он странный вопрос.

И я опешила.

— Какая форма?

— Моя форма, мам! — вырвалось у сына. И его щеки покраснели. — Я ж написал — ты прочитала сообщение! Я видел!

Включив смартфон, я еще раз влезла в сообщения. И увидела, что ниже напоминания об игре… сын просил привезти его форму.

«И еще мам я забыл форму. Привези ее пожалуйста. Очень надо»

В конце — молящий смайлик. А я все проглядела.

— Сынок, прости, — взялась я за сердце. — Прости меня. Не прочитала до конца.

— Покажи им сегодня, Фил! — пробасил какой-то парень.

И второй добавил:

— Да, Фил! Дай им жару — пусть улепетывают в свой Мухосранск!

— Все рассчитывают на меня, — ужасно нервничал сын, вцепившись пальцами в густые каштановые волосы. — А я даже на лед не могу выйти, потому что вся моя форма на другом конце города!

Я пыталась его успокоить.

— Филя, извини, я правда…

— И рейтузы, и шорты, даже термобелье! А самое главное — командный свитер с моим номером и фамилией!

— Филя…

— Прошу, не называй меня так! Я уже не ребенок!

— Фил! — окликнули сына. И я поняла, что это тренер. — Верховский! Харе за мамкину юбку держаться — марш в раздевалку! Выходи на лед и разомнись!

Казалось, сын сейчас взорвется. А я понимала, что виновата. Но как теперь быть? Времени не осталось.

— Так, погоди, — звонила я снова мужу. — Сейчас мы папу попросим о помощи.

Номер набрала, гудки пошли. Но трубку не брал. Затем — отсечка. Отбил. Напишу ему.

«Ты еще в городе? Не можешь заскочить к нам и привезти Филиппу форму? Вопрос жизни и смерти»

Застыла на минуту, в надежде увидеть спасительное «Да». Но ответ был словно приговор.

«Уже за мкадом. Извини»

— Может, отец пусть привезет? — понадеялся Филя.

Но я спрятала телефон в карман. И набросила сумку на плечо.

— Папа не приедет сегодня. Вызвали в командировку. Будет поздно.

— Ну класс! — психанул сын и бахнул кулаком по алюминиевой обшивке стены. Отчего та вогнулась вмятиной. — Просто звездец!

— Я привезу, — кивала судорожно. — Привезу сейчас же. Только не нервничай.

— Только свитер именной не забудь! — крикнул Филя напоследок. — Он в моем шкафу! Или на вешалке! Я точно не помню!

Прыгнув в машину, я лихо вырулила с парковки, и устремилась в направлении нашего домашнего района. Тихий пригород с уютными домишками. Место, куда ты каждый вечер возвращаешься с работы. Чтобы сбросить стресс, усталость, обрести свое маленькое счастье. Каждый раз ты знаешь, что все будет хорошо. Если ты снова туда, снова домой. Где тебя ждет семья.

2. Не признаюсь детям (Майя)

Я почувствовала, как по коже расползается мороз. Колючий, жуткий. Он колол мою спину от шеи до поясницы. Заставлял стоять, не шевелясь. Блокировал мои движения, пока я смотрела на мужа. Как он целует другую женщину. Прямо у меня на глазах.

В груди разрастался ком. Он был горячим, твердым. Словно тяжелый кусок раскаленного железа. Я натурально задыхалась. Не могла найти сил сделать вдох. Только спазмы. Чувство страха сковывало мое тело сетью.

И я не понимала, как с этим жить теперь. После того, что видела в том ресторане. Когда муж сказал, что уехал из города. А на самом деле — воркует с молодухой при свечах.

Воспользовался тем, что постылая жена занята хоккейным матчем сына. А значит, есть пару часов для себя любимого. Пока она думает, что муж пашет в три смены.

«Мама, что там? — пришло сообщение от Златы. — Игра прям щас начнется. Ты везешь ему форму или как?»

Я проглотила жесткий ком. Сделала глоток холодного воздуха. Опустила глаза. Шмыгнула носом. И зашагала к машине. Перешла по зебре, не глядя на трафик машин. Открыла дверцу, села за руль.

Руки ужасно тряслись.

До ледового дворца добралась на автопилоте. Не помню, как заехала на паркинг. Где оставила машину. Я даже не помнила, как взяла кулек с Филеной формой. Только на месте до меня дошло, за чем я моталась домой.

Головой я очень сильно поплыла. Лицо пылало. Казалось, что от шока хватит инсульт.

— Мама, где мой свитер?! — рявкнул сын, перерывая вещи в пакете. — Я же говорил, что нужен свитер! Командный свитер! — повторял он, словно я глухая.

А у меня в ушах реально стоял писк. Такой противный, приторный. Как будто оглушили чем-то громким. Шум трибун был приглушенным. Я отчетливо слышала, как дышу. Как стучит мое сердце. Погрузилась в себя и не могла уже выплыть на поверхность.

— Но я… — было трудно говорить. — Я же привезла его. Вот.

Филя выхватил синий свитер и начал трясти им перед лицом.

— Мама, это толстовка! Моя домашняя толстовка! Я не выйду в ней на лед! Мне нужна была форма!

Он сгреб все в пакет и рванул в раздевалку. Я же нащупала пластиковое кресло под собой и неуверенно присела возле Златы.

— Ты что, реально не могла толстовку от его хоккейного свитера отличить? Пф, — фыркнула дочка. — Он будет это вспоминать еще не раз. Обеспечила ты ему победное настроение.

Над стадионом заиграла торжественная музыка. Игроки рассекали лед коньками. Их приветствовали болельщики. И только я одна смотрела на это стеклянными глазами.

Мне мерещилось, что я опять стою там — у окна ресторана. В котором увидела мужа с другой. С этой… малолетней шлюхой. И я не могу уже оторваться. Физически я здесь. Но мысленно — все еще там. Пытаюсь убедить себя, что это сон. Не более чем просто кошмар. Мне мерещится. Ведь Алан не может жить двойной жизнью.

— Верховский! — гаркнул тренер и агрессивно дунул в свисток. — Ты запасной!

— Твою ж мать! — распсиховался Филя. И выместил злобу на защитном экране. — Все коту под хвост!

— И где твой номер?! Что за белый свитер?!

Сын посмотрел на меня так, что мне хотелось свернуться в позу эмбриона. Забиться в угол. Поджать колени. А еще лучше — схватить себя за голову. Потому что казалось, она скоро взорвется от вопросов.

Как такое может быть? Почему со мной? За что? Что я такого сделала, чтобы оказаться на месте преданной жены? Почему я из главного игрока превратилась в номер два на скамье запасных — как мой сын? Тоже где-то не успела, прозевала, что-то забыла сделать вовремя? Неужели виновата во всем я сама?

— Тренер, можно я выйду на лед?!

Филипп не мог этого выдержать. Не мог признать себя пораженным. Его щеки горели жаждой отыграться. Команда с самого начала пропускала шайбы. Мой сын рвался в бой — втягивая воздух раздраженными ноздрями.

И тренер дал отмашку.

— Выходи, Верховский. Замена!

Филя вырвался на стадион.

А я закрыла глаза.

Шум сердцебиения стал громче. Частый пульс бил в набат. Перемешиваясь с криками хоккеистов. Звуком кромсающих лед коньками. Было такое чувство, что кромсают мое сердце. Каждый порез, каждая насечка — это шрам в моей душе.

Во тьме я четко видела, как муж ласкает ее щеку. Гладит скулу. Играет с ее волосами. Огибает пальцем ушко. Чтобы возвратиться к губам. Слегка притронуться к ним. К этим чувственным, эффектно влажным губкам. А затем наклониться и поцеловать их.

— Верховский! — долетало где-то снаружи. — Соберись! Ты играешь, словно баба! Возьми себя в руки и забей им шайбу!

Я не могла жить прежней жизнью. Все рассыпалось, рушилось, как замок из песка. Еще недавно я была опорой для детей. Их защитой от внешних невзгод. А теперь я сама была в руинах.

Считала себя сильной. Но оказалось, что достаточно всего одного поцелуя. Чтобы выбить меня из седла. Столкнуть с моего гордого трона счастливой матери. Любимой жены.

Как и Филипп после позорного начала матча, я шла на дно. И думала только об одном. Пыталась представить, каким был на вкус тот поцелуй. Как он ощущался Аланом? Ему было сладко, приятно? Его это возбуждало?

И что он подарил той девочке? На моем законном месте. Какого вкуса были его губы, когда он прикоснулся ими к ней?

Я пыталась представить это. Но ничего не получалось. Мы так давно не целовались в губы, что уже забыла, как это. Чувствовать его тепло. Его близость. Вкус его слюны на языке.

В какой-то момент мы стали обходиться поцелуем в щеку. Мне казалось, это нормально. И вот теперь — он делает это с другой. Просто не со мной. А меня трясет до одурения.

— Фил, ты сможешь! — заорала рядом Злата. И я очнулась. Открыла глаза. Увидела, как дочь повисла на бортике. Закричала во все горло: — Верховские — вперед!

Мой сын разозлился. Собрал всю волю в пучок. Отбил ту дурацкую шайбу у противника. И под оглушительные вопли трибун забил гол.

— ДА! — громыхал спорткомплекс. — ДА! — проносилось по трибунам.

Все радовались, включая Злату.

3. Ночной скандал (Майя)

«Не жди меня, буду поздно», — вспоминала я его слова. Это последнее, что Алан сказал мне по телефону. Ах, ну да. В конце добавил с барского плеча, что привезет мне букетик цветов — «как ты любишь».

Как я люблю? Как я любила!

Вспоминая все цветы, которые он привозил из командировок, я невольно начинала ненавидеть каждый букет. Теперь они у меня ассоциировались только с плохим. Как минимум — с его враньем. А возможно — с самой натуральной изменой.

Господи. Неужели он может мне изменять? Неужели у него и правда кто-то есть на стороне? Или та девка — просто ребячество в сорокет? Обычная мужская шалость?

Он вернулся очень поздно. На часах было три ночи. Но я не спала. Бунтовала против его же наставлений: сидела в кресле, поджав ноги. Ждала, когда он зайдет в гостиную и включит свет.

— Май? — удивился муж. Стал неловко шелестеть букетом. — Почему не спишь?

— Тебя жду. Как поездка? Как съездилось? Трудная была командировка?

От него несло духами.

Если бы я правда спала. Если бы легла, не дождавшись Алана — он бы все это смыл. И даже рубашку бросил бы в машинку. В отличие от Фили, он был вполне самостоятельным мужчиной. Это, скорее, я его могла побаловать. Сделать все за него: накормить, обстирать, погладить. Даже бороду слегка подстричь.

Все потому, что я его люблю. Мне было приятно это делать. Потому что роднее Алана я не знаю человека. Так было двадцать лет назад. Так было вчера. И мне казалось, так будет всегда. Пока мы не состаримся. И не умрем, взявшись за руки.

Я так слепо верила, что это будет длиться вечно. Наша чистая любовь. А он… Он…

Просто берет и привозит мне этот букет.

— Поездка нелегкая, — кивал Алан, снимая пиджак. — Но продуктивная.

— Вот как. Звучит многообещающе.

— На самом деле, ты права. Несмотря на хлопоты и потраченное время — перспективы проекта радуют.

— Кто бы сомневался.

Интересно, он точно так же, как и я, представлял в ту минуту девку? Ту самую шалаву? Говоря о «перспективном проекте». Потому что я все понимала именно так — буквально. Кто девушку ужинает, то ее и танцует.

— Все нормально? — нахмурился муж.

Само собой, он заподозрил что-то неладное. Ведь тон моего голоса немного отличался от того, что он привык слышать. Я не бросилась его обнимать. Не предложила поужинать чем-то приготовленным специально для него — для добытчика. Единственного человека, как выразилась сегодня Злата, который зарабатывает деньги в этой семье.

Все потому, что я знала правду.

Я наконец разула глаза и увидела, что мой муж — лживый бабник. А я была слепая.

— Конечно, — кивнула я, моргнув глазами. — Все отлично. Просто прекрасно. А что? Что-то не так?

— Просто… — пожал он плечами. — Ты не спишь. Мне тебя жалко. Не выспишься ведь перед работой.

— Это мне? — указала я на букет.

И муж преподнес мне цветы.

— Прости, все слегка не так, как я себе представлял. Я думал, ты проснешься утром и увидишь их в вазе, на тумбочке.

Взяв букет, я осмотрела разноцветные бутоны. Там были красные, бежевые, фиолетовые и даже пурпурные анемоны. Яркие, сочные, красивые на вид. Выглядели живыми, долговечными, настоящими. Будто их только что собрали на клумбе возле загородного дома.

Да вот только, присмотревшись, видишь металлические стержни. Чтобы стебли не сгибались, выглядели стойкими. А запах… Я понюхала цветы. И отложила букет на стол. Потому что пахло все это чем-то искусственным, ненастоящим. Фальшивым. Как и наши с мужем отношения.

— Ей ты тоже подарил такие?

Алан напряг морщинки возле глаз. И удивленно прищурился.

— Что, прости?

— Та девушка, с которой ты сегодня ужинал… Ты ведь тоже подарил ей какой-то букет, не так ли? Наверняка ведь купил сразу два. В этом сомнений нет. Потому что ночью бы ты не нашел сейчас цветов. Так что ты сразу все спланировал. Решил, что подкупишь меня цветами. Опять забьешь мне баки, сунув под нос этот пестрый веник, — говорила я и просто закипала. — Ты заехал в цветочный бутик и взял сразу два букета. Мне и ей. Только ее букет ты аккуратненько расправил и презентовал длинноногой богине, а мой… — собралась во рту слюна от отвращения — так и хотелось плюнуть в эту рожу. — Мой ты просто бросил в багажник машины! Чтобы потом воткнуть в домашнюю вазу и поставить на прикроватную тумбу!

— Успокойся, — шикнул Алан. И присел на диван. — Перестань кричать. Детей разбудишь.

— Детей? Хочешь сказать, тебе не посрать на них?

Муж начал смеяться. Нервно потирая нос, он думал, как унять это торнадо. Так некстати разразившееся посреди гостиной.

— Я всегда думаю о семье, Майя. Всегда. Именно поэтому я пашу, как проклятый. Бросаю все и мчусь в другую область, чтобы решить проблемы бизнеса. Ты говоришь, мне посрать на семью? — ткнул он себя пальцем в грудь. — Это всем в компании посрать на меня. Никто лишний раз и задницы со стула не поднимет, чтобы сделать свою работу. Поэтому я прыгаю в свою личную машину и еду все разруливать. Подтирать дерьмо за остальными.

Алан был напряжен, но сдерживался. Вены выступили на висках. Казалось, седины становилось все больше с каждой минутой этого разговора.

Он менялся. Когда тебе уже за сорок, ты это чувствуешь. И мой муж не был исключением. Он ощущал, как тело меняется. Ему чего-то не хватало. Возможно, это было связано с тем, что и я сама была уже не та, что в двадцать. Или даже в тридцать.

Но неужели он надеялся решить проблему так тупо — подсев на двадцатилетних проституток?

— Вот только твоя машина осталась здесь, в Москве. Я ее видела. Все это время она стояла возле ресторана. Возле «Санто-Сиело».

Алан иронично улыбнулся. И поспешил возразить.

— Это невозможно, Майя. Ведь я только что приехал. А уехал я…

— Я знаю, когда ты уехал. Должен был уехать, — уточнила я. — Ведь ты сам мне написал, что за окружной… Вот только я лично видела нашу машину возле ресторана.

— Ты меня разыгрываешь.

4. Я боюсь его терять (Майя)

В ту ночь мы впервые за долгие годы спали в разных комнатах. Я — в нашей спальне. А он — в гостевой. Впрочем, сном это назвать язык не поворачивался. Муж очень быстро уснул, о чем сигнализировал смычный храп. А вот я проплакала в подушку до самого утра.

Вроде и не девочка давно. С годами должна была стать нечувствительной. Но такой черствости, как у Верховского, я не имела. Поэтому страдала от каждого грубого слова, от каждой заведомой лжи.

Люди говорят, мол, любит — простит. Но это все хрень. Потому что, если правда любишь — ни за что не простишь. Дело даже не в прощении. Ты элементарно не понимаешь, как такое вообще может быть. Почему я за все эти годы ни разу не позволила себе глянуть на другого мужчину?

Несмотря на сложный путь по карьерной лестнице и всяческие препоны для руководителя-женщины, я никогда не ловила выгоды своей юбкой. Да, я терпела. Не сдавалась. Вся моя дорога к посту заведующей вымощена честным трудом. Бессонными ночами. Сотнями благодарных пациентов, которым я отдала частицу себя.

И никогда. Повторюсь, никогда у меня не было никаких связей на стороне. Ни одного романа. Да хоть пьяного поцелуя на новогоднем корпоративе. Мне даже в голову не приходило, что такое возможно в нашей семье. Что однажды я буду рыдать в холодной постели, посреди огромной двуспальной кровати.

Потому что до меня дошло — он крутит с кем-то шашни. И даже не особо пытается скрывать. Не похоже, чтобы Алан сильно переживал, что я догадываюсь о его увлечении. В его глазах я не увидела страха. Не услышала в голосе ноток раскаяния, сожаления. Казалось, ему наплевать.

Мой муж мне просто затыкает рот. Не позволяя даже говорить о том, что происходит между нами. А именно — смерть отношений. После двадцати лет брака.

— Почему вы ругались с отцом? — спросила меня утром Злата. — Я слышала, что ты ему тут истерику устроила.

Дочь жевала приготовленный мной омлет и не особо подбирала слов. Выходит, это все я виновата? Истерики закатываю без причины?

— Я не истерила. Просто… — пожала плечами, переворачивая вторую порцию яичницы. — Просто мы немного повздорили. Мне не понравилось, что папа вернулся так поздно.

— И что? — не понимала Злата, что именно я прячу под этой ложью во благо.

А у меня просто дыхание сбилось от мысли, что они могут узнать. И она, и Филипп. Я не хотела, чтобы они думали о папе плохо. Одно дело — страдаю я. И совсем другое — они. Осознав, что их отец далеко не святой.

— Просто я не хочу, чтобы он работал на износ. — Перед глазами снова пульсировал желтый свет. Я снова видела ресторан. И Алана. Целующего молодую пришмандовку. — Если он и дальше будет уделять работе столько сил, это скажется на здоровье. Сердце ведь не казенное, — играла я роль идеальной жены. Хотя было обидно, что второй главный герой фальшивит. — Папа должен полноценно спать.

— Я думаю, что работа важнее, — буркнула дочь. — Главное, что приносит деньги в семью. А спать он может и не дома.

Ее слова мне резанули ухо.

— Что?

— Я имею в виду, что у них ведь в офисе есть комната отдыха. Он может подремать в обеденный перерыв.

Злата осушила стакан сока. И принялась собираться в школу. К нам как раз спустился Филя. После игры он немного проспал, потому что явно переутомился физически.

— Доброе утро, мам. — Он поцеловал меня в щеку. Сел за стол. Потянул к себе тарелку со свернутым в трубочку омлетом. — Пахнет вкусно.

— И вообще, — решила добавить Злата. Чтобы я точно поняла ее позицию относительно папаши. — Я бы на твоем месте так не делала.

— Как — так?

— Сама знаешь, — вздернула она брови многозначительно. — Не устраивала бы сцен на ровном месте. Весь этот разбор полетов… Папа нормальный. Бывают ведь намного хуже.

— Мы уж как-нибудь разберемся, Злат.

— Просто не хочу, чтобы он ушел, — бросила дочь и демонстративно чмокнула Алана в щеку. Ее поцелуй был только для отца. — Доброе утро, пап. Подкинешь до школы? А то я опаздываю. Мама сегодня, как сонная муха.

Они ехидно похихикали. Алан взъерошил Филины волосы. Но взглядом не нашел своей тарелки.

— Ты папе не готовила? — задал сын риторический вопрос.

И я мотнула головой.

— Яйца кончились. — Сама демонстративно хрустела тостом с яйцом сверху. — А если нет яиц — нет и завтрака.

— Ладно, — психанул муж. — Поехали, Злата. Поем в ресторане.

Они ушли, хлопнув дверью. И только Филя ничего не понимал. Ночную ссору он явно проспал.

— А что произошло-то?

— Ничего, сынок. Доедай и собирайся. А то мы и правда опаздываем.

Я отвезла его в школу. Пообещала забрать после тренировки. Приехала на работу. Сделала обход. Вроде снова пришла в норму. Работа выбила дурные мысли. Вернула мозговую активность в правильное русло.

Подписала документы. Сходила к главврачу по важному делу. Проконсультировала людей по предварительной записи. Выпила кофе из автомата — и вроде правда полегчало.

Вернулась в кабинет, сняла со стены фотографию. На которой вся семья в сборе. Злате и Филиппу тут четырнадцать. Совсем еще дети. Такое славное было время. Мы все загорелые — только приехали с моря.

На лице прорезалась улыбка. Водила пальцем от лица к лицу. Было приятно вспоминать те чувства, что были три года назад. В конце концов мой палец задержался на лице Алана. Он был красивым мужчиной. Впрочем, почему был? Он и сейчас хорош собой.

Я любила в нем каждую морщинку. Каждый седой волосок. Я идеально помнила черты его лица и легко бы узнала их с завязанными глазами. Между нами была очень сильная связь. Которую не разорвать так просто.

Вчерашний инцидент пошатнул мою уверенность в себе. Но теперь я воспринимала это как вызов. В чем-то Злата была права. Когда говорила, что папа не так плох. Бывают и хуже. На самом деле, бывают значительно хуже.

У секретаря главного врача муж пьяница. Сколько раз она его кодировала. То там валяется в стельку. То там. Как бомж. Со всех работ его прут после первого же запоя. И как ей с этим жить? Это ведь такой позор. Но живет, терпит. Потому что страшно. Страшно оказаться одинокой.

5. Застукала в постели (Майя)

В голове постоянно звучали слова Златы. Как дочь сказала, что боится, чтобы папа не ушел. Я понимала, что в ответе перед детьми. И перед ней, и перед сыном. Филя еще даже не подозревал о шалости отца. Если бы он увидел то, что видела я — без скандала бы не обошлось.

И я сама не представляла, во что превратится наша жизнь, если Алан уйдет из семьи. В тот момент казалось, что все еще можно исправить. Он только начал гулять. Раньше я за ним ничего такого не замечала. Почти уверена, что ничего и не было.

Все еще можно было спасти. Нашу семью. Она не рушилась, не умирала. Просто заболела. Моя пациентка была права, когда сказала, что брак — это тяжелый труд. Я тогда беспечно ответила, что надо просто встретить своего человека. Но теперь стало ясно, насколько я была наивна и глупа.

Пока я погрязла в рутине, мой супруг нашел отдушину в ком-то другом. Его манили новые духи, стройное тело. Хороший макияж, ухоженные ногти, блестящие волосы. Все было до смешного просто.

Неужели я так не смогу? Я была готова поработать над собой, чтобы доставить ему удовольствие.

Записалась в салон красоты. Наметила себе поездку в торговый центр с бутиками нижнего белья. Мне точно надо было прикупить несколько сексуальных комплектов. Но первым делом я заскочила в мясную лавку, чтобы взять три килограмма телятины.

Приеду пораньше домой, замариную с луком и специями. Лук надо будет измельчить блендером, чтобы побыстрее наступила ферментация. Нарежу мясо средними кусками и приготовлю вечером в вине. В сухом красном вине вроде каберне. Добавлю гвоздики для пряности. Будет обалденный ужин. И детям останется на следующий день.

В общем, я примчалась домой. Там никого. Надела фартук, нарезала мясо. Разделалась с луком, отчего покраснели глаза. Я начала плакать. Шмыгала носом, но все предвкушала вечер. С убеждением, что вчерашний инцидент пойдет нашим отношениям только на пользу.

Я постараюсь отнестись к этому с пониманием. Взамен достаточно, чтобы Алан этого больше никогда не делал. Он будет знать, что я готова его выслушать. Всегда буду рада романтике при свечах. И все так же могу в ролевые игры. Могу сделать депиляцию, надеть шикарное бельишко. Я еще о-го-го, между прочим.

Женщина после сорока только обретает свою настоящую сексуальность. В этом возрасте ты уже точно знаешь, чего хочешь. Твой опыт позволяет сделать хорошо и тебе, и партнеру без лишней неловкости.

Вообще не вижу проблем в сексуальном плане. Просто не хотела лишний раз напрягать Алана после изнурительной работы. Но, раз оказывается, что ему чего-то не хватает — будет ему и работа, и домашний уют, и вкусно поесть, и незабываемый секс.

От этих мыслей стало тепло под животом, во рту собиралась слюна. Я бросила лук и написала ему сообщение: «Зай, а ты когда сегодня освободишься? Я тут мяско мариную. Ставить его в холодильник, или пусть при комнатной температуре маринуется?»

Новость о мясе должна его оживить. Он это очень любит. Самый настоящий мясоед. Фотография маринованного мяса для моего Алана — лучше обнаженки. Тут никакие двадцатилетние кости не сравнятся. Я знаю толк в приворотных зельях. Нужно только взять: три килограмма нежирного мяса, полкилограмма репчатого лука, щепотку черного перца…

Он долго не читал. Видимо, был занят. Мне не терпелось получить отдачу в виде реакции. Поэтому не сдержалась и набрала. Пошли гудки. И я услышала рингтон. Прямо в нашем доме.

— А это еще что?

Подумалось, что Алан мог забыть телефон. По мелодии звонка нашла мобильный на диване в гостиной. Наверное, реально забыл. Поехал на работу без смартфона. Вот это учудил мой ненаглядный.

Появился соблазн порыться в его телефоне. Но стояла блокировка по лицу. Меня система не пускала. Я положила его обратно на диван. И тут заметила обувь. На месте были его новые туфли. А рядом с ними — чужая пара женских сапожек.

Впопыхах не обратила внимания, когда забежала в дом. У нас там много обуви. Включая мою и Златкину. Обувь себе дочка и сама покупает, и Алан ей часто оплачивает покупки. Так что я могла бы подумать, что это ее сапожки. Да вот только снег на них растаял и стек лужицей на полку. Значит, кто-то в них вошел в наш дом совсем недавно.

Я сняла фартук, спустилась в гараж. Открыла дверь. И увидела машину. Колеса влажные, следы указывали на то, что он заехал недавно. Просто не хотел, чтобы соседи видели внедорожник возле дома. Чтобы не было лишних вопросов. Вопросы теперь были только у меня. Что здесь происходит, черт возьми?

Поднявшись по лестнице, я вошла в нашу спальню. И увидела их в постели.

— Господи, Алан! — встрепенулась деваха, натягивая на грудь край одеяла. — Твоя жена!

Он повернулся в мою сторону и протяжно выдохнул. Не ожидал меня увидеть в это время. Ох не ожидал. Об этом говорило не только разочарование в глазах. Но и румянец на щеках. И помада на губах от поцелуев. На его широкой спине краснели полосы от ее ногтей.

— Как ты мог? — только и вырвалось из легких. — Как ты мог так поступить со мной?

— Ты почему не на работе?! — гаркнул Алан, выбрав лучший способ обороны. — Что ты дома забыла в такую рань, Майя?! Какого хрена ты приперлась вообще?!

Его подружка стала быстро одеваться, не вылезая из-под одеяла. Из-под нашего одеяла. Она натаскивала на себя трусы, лифон. Неуклюже поднимала с полу разбросанные вещи. А мне было тошно от мысли, что я спала на этих простынях. Я их стирала, сушила, гладила. Все ради того, чтобы на них потрахались эти двое.

— Какая же ты сволочь! — просто выла я от боли.

На глазах проступили новые — теперь уже настоящие — слезы. Вовсе не от лука. А от кое-чего похуже. От осознания того, что все кончено. Все мои старания коту под хвост. После такого не поможет ни новое белье, ни телятина, ни вино.

— Только давай без истерик, — ответил он цинично. Сел на край кровати, даже не прикрывшись. Подобрал трусы. Неторопливо начал одеваться. — Мы с тобой поговорим об этом вечером. А сейчас, будь добра, выйди и закрой за собой дверь.

6. Раскол в семье (Майя)

Оказаться вдруг преданной — это стыдно и жалко. Я чувствовала себя ничтожеством, никчемной старухой, отработанным материалом, когда спускалась по лестнице. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Очень крепко держалась за поручень, потому что боялась сорваться. Не удержаться. Оступиться и полететь кубарем.

В груди противно ныло сердце. Сердечный ритм будто затих. Легкие сковало цепью. Не могла сделать вдох. Не могла заставить сердце снова биться. Мне казалось, что умру. Что прямо сейчас, после увиденного в спальне, я распластаюсь на кухонной плитке. И бесславно сдохну.

Я не могла там находиться. Мой любимый дом причинял мне боль. Отныне его стены ассоциировались с муками, страданиями. Грязью. Алан принес в нашу постель самую настоящую грязь. И теперь от нее не отмыться.

На улице поднялся ветер, начиналась вьюга. Я набросила пальто и закрылась в машине. Не знала, куда себя деть. Мой муж, с которым я прожила два десятка лет, попросил меня уйти. Оставить его наедине с любовницей, чтобы им не было дискомфортно.

Может, мне стоило препираться, затеять скандал, потаскать ту суку за волосы. Разбить немного посуды. Но у меня элементарно опустились руки. Еще час назад я порхала, как бабочка, жужжала, как пчелка — готовила ему отличный вечер. Мне казалось, он этого достоин. Видела в своих стараниях какой-то смысл. А теперь вся жизнь казалась бессмысленной.

Я завела двигатель. Медленно наматывала километр за километром, колеся по городу. В глаза бросались парочки, которые ходили в обнимку. Несмотря на снег, они плотно прижимались друг к другу. Хранили тепло. Были как одно целое. А я замерзала. Чувствовала, как холод пронзает кожу иглами. Сердце все никак не отпускало.

Подобрала детей. Филиппа — с тренировки по хоккею. Злату — от репетитора по английскому. Не могла говорить. Безумно боялась разреветься. Старалась не смотреть им в глаза и по возможности молчать.

Они что-то рассказывали по дороге. Злата села сзади, Филя — спереди. Говорили об оценках, одноклассниках. О новом учителе по математике. О том, как сложно будет сдавать тест по русскому языку из-за новых правил грамматики — которые так некстати ввели в этом году.

А я душила в себе боль.

Стеклоочистители смахивали снег с лобового стекла. Резинки противно скрипели. И от каждого такого скрипа горло сжималось все туже и туже. Словно кто-то давит ледяной рукой.

— Мам, с тобой все в порядке? — заметил Филя, что я не в себе.

Я кивнула, не моргая. Боялась, что прорвется первая слезинка.

— Да устала она просто, Фил, — разрулила все доча. — Неблагодарная работа выжимает все соки. Хоть бы платили за это нормально.

Злата вышла из машины. Вслед за ней последовал Филипп. А я осталась стоять возле своего заснеженного «пыжика» — смотрела на дом. И мне совсем не хотелось в него заходить.

— Мама, с тобой точно все нормально? — Филя явно видел неладное. Поэтому вернулся, взял за плечи. Посмотрел в мои красные глаза. — Что произошло? Тебе плохо?

У меня начались судороги. Жуткие спазмы, будто взорвусь. Будто из меня вырвется что-то ужасное. Похоже на приступ кашля, но намного… намного страшнее.

— Филя! — прорвало меня. Я вцепилась в его одежду. Начала рыдать. — Сынок, господи… Что же мне делать? Я не знаю. Я не знаю, как мне это пережить.

— Что? — дышал он паром. Терялся в догадках. — Что ты имеешь в виду? Что пережить? — Подумав секунду, он испуганно спросил: — Кто-то умер? Это бабушка? Бабушки не стало?

Теперь уже и Филю душили спазмы в горле. Я уткнулась лицом в его плечо. Пальцами перебирала молнию его куртки. Думала над вопросом.

— Умерла любовь, Филипп. Наша с папой любовь.

— Во блин, — выдал он разочарованно.

И мы побрели ко входу.

Внутри я встретила Алана. Он принял душ, зачесал гладко волосы. Надел новый свитер, который я подарила ему на годовщину. Выглядел расслабленно, даже праздно. Похрустывал зеленым яблоком и о чем-то очень весело беседовал со Златой.

— Катька говорит, что пойдет туда учиться, — говорила дочка, — потому что этот универ котируется выше.

А отец ей бодро отвечал:

— Да никогда он не котировался выше. Там вообще один дебилы учатся. Все те, кто не может поступить в нормальный вуз… Я тебе отвечаю, сделаю все, чтобы ты прошла — и никаких альтернатив. Заткни рот своей Катьке. Скажи, что…

— Кхм-кхм, — прочистил голос Филя.

И Алан со Златой посмотрели на нас.

— На улице снежок? — притворялся Алан дурачком. — Надо бы, Фил, чтобы ты взял лопату и прошелся по дорожкам.

Но Филя не спешил выполнять отцовскую просьбу.

— Что ты сделал? — спросил он вместо того, чтобы тотчас же взяться за лопату. — Что ты сделал маме?

— А что я сделал? — продолжал он играть роль. Делать вид, что ничего не произошло. — Ничего не сделал? У нас все нормально. Так ведь, Май?

Он ждал повиновения. Что я безропотно глотну все то, что он засунул мне в рот. Но глотка в этот раз не принимала. Попросту не пролезала вся эта дрянь. Хотелось поглубже вдохнуть и плюнуть ему в морду этим «сюрпризом». Чтобы он сам узнал, какова на вкус супружеская измена.

— Ваш отец нас предал! — трясло меня от гнева. — Пока я ишачила на работе, он кувыркался с любовницей в нашей постели!

— Батя, это правда? — был ошарашен Филипп. — Ты притащил в наш дом шалаву?!

— Представь себе, Филя! Приехала — и вижу их в койке!

Говорила это и не верила, что сорвалась. Сколько повторяла себе — не говори им, не признавайся детям, что Алан гуляет. Не надо им это знать. Пускай эта тайна останется между вами двоими. Понятно, это жутко, хочется кричать и выть от боли. Вот только Злата и Филипп этой боли тем более не заслужили…

Но одно дело — думать об этом. И совсем другое — смолчать, когда он так циничен. Словно издевается. Ловит кайф от моей податливости. От моего страха выставить себя обманутой, слабой, никому не нужной.

— Майя, хватит! — рявкнул муж. — Живо заткнись, а то я сам тебя заткну!

7. Ты ему не ровня (Майя)

Когда я узнала, что беременна двойней, была приятно ошарашена. Подумать только, сразу двое деток у меня под сердцем. Да, не близнецы. Не однояйцевые копии друг друга. Но их двое. Две самостоятельные жизни развиваются параллельно. Внутри одной матери. Зачаты в одно и то же время. Вырастут и родятся в один день.

Потом уже выяснилось, что дети разных полов. Плод поменьше оказался мальчиком. А второй, который был крупнее братика — девочкой. Да еще какой девочкой. Злата у меня была с характером. Именно она меня будила по ночам. Начинала пинаться ножками и биться ручками всегда в одно и то же время — после одиннадцати вечера. Когда пора было спать.

Ее «концерты» продолжались недолго, но ощущались прекрасно. И после того, как Златка утихала — примерно через полчаса бодрствований — начиналась странная тревога. Как будто кто-то плачет. А я не могу его успокоить.

Многие сказали бы, что я выдумываю. Но уже в моей профессиональной практике были примеры, когда роженицы подтверждали — они чувствовали, если малыш плачет. Просто знали. Кто бы что ни говорил.

Филе никогда не нравилось поведение сестры. Еще с утробы он чувствовал дискомфорт от ее ночных пинков. Порой мне казалось, что они дерутся у меня в животе. Настолько резво они двигались в околоплодных водах. Как будто крупный эмбрион обижает мелкого. Так вышло, что агрессором была Злата — не Филипп.

Нет. Филя всегда был моим мальчиком. Хорошим, послушным. Делал все, что говорила мама. Потом он вырос, пошел на хоккей. Всерьез занялся физкультурой. Прилично вымахал, обогнав не только Злату, но и Алана. Сын был выше собственного отца.

Но я все равно его буду помнить как младшего из двойни. Худенького, напуганного, звонко плачущего младенца. Ему было трудно развиваться возле властной сестры. На свет он появился позже нее на две минуты. У врачей были опасения насчет моего сына. Но когда его положили на грудь. Когда его алые губки нашли молоко. Филя присосался ко мне намертво. И мне наконец стало спокойно на душе.

Уже тогда я узнала, как это — когда дети ведут себя по-разному. Моя Злата отказалась от груди и принимала только смеси. Что я ей ни делала, как ни пыталась прикладывать — все тщетно. Филя кушал за двоих, быстро рос, набирал вес. А дочка — словно отдалялась от меня. И этот эффект проследовал за нами весь период ее взросления. Сначала сад, затем школа. Вот она уже выпускаться скоро будет. Впереди маячила взрослая жизнь.

Порой я копалась в себе и искала причину, почему мы со Златой так и не стали одним целым. Рылась в себе. Сравнивала себя с другими матерями. Даже спрашивала совета у некоторых пациенток — у кого уже взрослые дети. Но ответа так и не нашла.

Теперь я смотрела на нее, в эти холодные серые глаза. И не видела в них ничего. Кроме жестокости. Ведь моя родная дочь, которой я посвятила свою жизнь точно так же, как и сыну, открыто заявила, что Алан изменяет не первый раз. Просто взяла и сказала мне в лицо: «Думаешь, это впервые?» Как будто оплеуха по щеке.

— Что? — не могла поверить услышанному. Губы шевелились, но выдавить хоть слово не получалось. — Ты… Ты знала? Знала об этом и не сказала?

Злата избегала прямого ответа. Но слово — не воробей. Сказала А — говори уже и Б.

— Да, я знала. Я знала, что у папы есть связи, о которых он тебе не говорит. Конечно, я узнала об этом случайно. Отец не заявился ко мне, знаешь, с новостью, что он…

Я зарядила ей пощечину. Оборвала слова, не дала договорить. Просто не выдержала и ударила по лицу наотмашь. Так сильно, что дочь схватилась за щеку рукой. Глаза мигом покраснели. На длинных ресницах выступили слезы.

— Как ты могла это скрывать от меня?! Тебе не стыдно?! Хвастаешься тем, что случайно узнала о предательстве отца и ничего мне не сказала?!

— Уйди от нее! — рычал Алан. — Еще раз ее тронешь — и ты пожалеешь, что посмела поднять руку на ребенка!

— Она уже не ребенок! Она такой же предатель, как и ты!

Я выплеснула злобу — плюнула в мужа, ощущая тошноту от нашей омерзительной беседы. Голова шла кругом. Я жалела, что ударила Злату. Но как же больно было знать, что дочь скрывала от меня такие кошмарные вещи.

— Что я такого сделала? — хныкала она, вытирая слезы. — Я ведь берегла тебя, дура. Ты хотела, чтобы я сразу тебе в лоб заявила, что у папы есть другая? Этого ты хотела?

— Да, я этого хотела! Хотела, чтобы ты призналась мне сразу! Потому что так поступают нормальные дочери!

— Ну прости, что я никогда не была для тебя нормальной! Как хорошо, что ты у нас идеальная мама!

— И что ты хочешь сказать этим?! ЧТО?! Я мало вам с Филиппом уделяла внимания?! Мало сидела над вами, когда температура была, когда зубы лезли?! А помнишь, как ты в третьем классе…

— Мама, это было давно, — возразила Злата. — Я не говорю, что ты была плохой или была не пара папе с самого начала. Просто… — развела она руками. — Признайся себе. Ты стареешь.

— Мне всего лишь сорок один!

— Ты не занимаешься собой. Не ходишь в фитнес-зал. Не делаешь подтяжек. Не колешь ботокс. Не загораешь в солярии. Ты стала дряблой и старой, — выдохнула она и закрыла лицо руками. — Боже. Я не хочу тебя обижать. Просто папе ты уже не подходишь как женщина. И я его понимаю. Ты ему не ровня.

8. Ее зовут Жанна (Майя)

Никогда не думала, что доживу до такого. Дочь мне говорит, что я не ровня ее отцу. Как подобное могло случиться? Где я повернула не туда — как проглядела, что воспитываю монстра? Ведь она так рьяно защищает моего мужа-козлину, что такое чувство, будто Алан ей за это что-то пообещал. Словно Злате правда есть польза от того, что папка на коне, будучи самым обычным изменщиком. А мать — полностью растоптана, унижена, разрушена как женщина.

А может, ей это просто нравится? Просто хочется быть такой — все от души, от сердца. Злата искренне не понимает, что я делаю рядом с Аланом Верховским — великолепным добытчиком, хозяином и просто красивым мужчиной.

— Мне в этом доме делать нечего, — сказала я обоим. — Я здесь больше не буду находиться ни минуты.

С этими словами я поднялась по лестнице и принялась собирать чемодан. Филя забежал вслед за мной в спальню. Постель была аккуратно застелена. Запах секса выветрился через открытое окно. В комнате было свежо и чисто. Если бы не Злата, он бы мог опять сказать, что ничего не было и мне показалось. Удобнее всего давить на жену, не позволяя ей уйти.

Но я не такая терпила, как он думает. Я этого больше не вынесу. Пускай мой брак мертв, но моя жизнь еще не закончилась. Я проживу ее остаток достойно. Достаточно знать, что никогда не опущусь до уровня этого подонка. Который когда-то давно клялся в верности до гроба. Тварь.

— Что ты будешь делать? — спросил меня сын. Голос был взволнован. — Ты хочешь куда-то уехать? Хочешь пожить пока отдельно?

— Отдельно — да. А вот насчет пока — не уверена. С этими дрянями под одной крышей я жить не собираюсь. Ни с первой, ни со второй.

— Извини за Злату. Она рехнулась, по ходу. То, что она тебе сказала — ты это не принимай близко…

Я схватила его за руки.

— Сын, скажи мне честно. Умоляю.

— Да…

— Просто скажи мне, что хоть ты не знал, что творит мой муж у меня за спиной. Ты ведь не знал об этом, правда? — Глаза Филиппа заполнила растерянность. И я одернула ладони, отошла к окну. — Или вы все против меня сговорились? Господи. Неужели это правда?

— Мама, нет! — бросился Филя ко мне и крепко обнял. — Ты что? Я не знал, я честно не знал. Да если бы я знал — я бы все сделал, чтобы этот первый раз был для него последним. И я бы никогда не стал скрывать от тебя такие вещи. Я его ненавижу теперь за это. Просто презираю.

— Кого ты презираешь? — послышался голос Алана.

И я ответила за сына:

— Одну самовлюбленную сволочь, променявшую семью на шлюх. Ту самую, которая таскала в наш дом грязь, а затем спала со мной. Мне еще надо сдать анализы на венерические заболевания. А то, может, ты мне еще целый букет подарил на прощание.

— Не переживай. Мы с тобой так редко это делали, что я уже и не помню, когда это было в последний раз.

Я вмазала ему по морде.

— Как же тебе помнить, когда такой плотный график. С утра — в Москве, после обеда — в Туле. При этом успеваешь в ресторан заскочить. И, пока я на работе — свою потаскуху в нашей постели отыметь.

— Фил — выйди, — скомандовал отец.

Но Филя не хотел оставлять меня одну.

— Нет, не выйду.

— Выйди! — повысил Алан голос. — Я хочу поговорить с твоей матерью наедине! — Они смотрели друг на друга, просто дыша взаимной «любовью». — Ничего я с ней не сделаю! Я не подонок, что бы она тебе ни вбила в твою неокрепшую башку! Мы просто поговорим с глазу на глаз. Выйди. Оставь нас на пару минут. Пожалуйста, — добавил муж через силу.

Я кивнула. Филя неохотно вышел за дверь.

— Не могла обойтись без этого дерьма? — Отчитывал он меня, как школьницу. — Так было сложно не истерить при детях, да?

— Ну извини. Виновата. Прости, что не смогла оставаться хладнокровной, когда увидела тебя в кровати без трусов в компании какой-то девки. Как ее зовут, кстати? Кто она? Какая-то стажерка? Взял ее на должность секретарши с испытательным периодом? И как? Испытание прошла, берешь ее на работу? Чтобы можно было пялить прямо в офисе. В той самой комнате отдыха с диваном, как мне рассказала Злата.

— Ее зовут Жанна. Ей двадцать три. И мне с ней просто хорошо. Мы отлично проводим время.

— Как я за вас рада, — попыталась съязвить.

Но голос предательски дрогнул. Быть сильной и беспристрастной было трудно. Он будто резал по живому. Еще сегодня утром я надеялась, что у наших отношений откроется второе дыхание. Планировала купить сексуальное белье для жаркой ночи. А теперь… Радовало только то, что я не успела их купить — те дурацкие пеньюары. Потому что в чемодан бы я их не взяла. А оставлять их здесь — чтобы потом их Жанна надевала и скакала на Алане. Нет, спасибо.

— Когда я увидел ее впервые, — разоткровенничался Верховский, — у меня внутри что-то кольнуло.

— Может, это была совесть?

— Жанна мне напомнила тебя в эти годы. Такая же красивая, яркая, необычная внешность. Незабываемый шарм, — рассказывал Алан с трепетом. — С ней я как будто возвращаюсь в то время. На двадцать лет назад. Понимаешь?

— Нет, — ответила я, с трудом держа себя в руках. — И уже никогда не пойму… Филя! — позвала я сына. — Помоги мне с чемоданом. Мама уезжает.

— Куда ты собралась? — шел по пятам муж. — Ну куда ты едешь в такую вьюгу, Майя? Мы ведь взрослые люди. Давай выпьем по рюмашке и обсудим все нормально. Я ж не хочу тебя обидеть. Я не выгоняю тебя из дома. Останься.

— Зачем? — обернулась я на пороге. — Зачем, Алан? Чтобы жратву тебе готовить? Для этого есть Злата. Передай нашей красавице, что там лук в блендере лежит. Пускай нарежет мясо и замаринует. Впрочем, — махнула я рукой. — О ком я беспокоюсь, господи.

— Ну так скажи ей сама. К чему этот испорченный телефон?

— Я с этой сучкой малолетней говорить не буду. Вы с ней друг друга стоите.

Захлопнула багажник, села за руль. Завела машину, вывернула колеса на выезд. На стекле собралось много снега, щетки еле справлялись с работой. Я какое-то время подождала. Хотела успокоиться перед дорогой. И чтобы снег не заслонял мне обзор. Но на самом деле было страшно. До одури страшно покидать свой дом. Я ведь так привыкла к нему за столько лет. Но жить с ними под одной крышей больше не могла. Каждый раз думать, что он привел кого-то, пока я в больнице.

9. Сюрприз в кабинете (Майя)

Моя мать оставила мне в наследство тесную двухкомнатную квартиру. В этой квартире прошло мое детство. Я знала эти стены на память. Смотрела в эти окна тысячи раз. Ухо резал знакомый скрип входной двери. Скрежет замочной скважины.

Внутри было пусто, стоял неприятный запах старости, запустения. Поэтому пришлось открыть все окна, провести элементарную уборку. Отыскать в гардеробе постельное белье. Филя помог мне разобрать чемодан и сбегал в магазин за продуктами.

Я словно возвращалась на двадцать лет назад. Теряла все нажитое. Бежала от того, чего так долго желала. К чему стремилась. Все это теперь отталкивало. Вызывало отвращение. Хотелось укрыться в надежном месте, чтобы переждать вьюгу.

За окном бушевала зима. И все, что у меня было — старая двушка без ремонта, из которой я когда-то была так счастлива сбежать. А теперь я снова здесь. Как раньше. Только внутри пустота. В зеркале — уставшая от боли старуха. Я сама себя не узнавала.

Хотелось уснуть и обнаружить утром, что все было сном. Дурацким сном. Все эти двадцать лет были только сном с ужасным финалом. Да вот прожить свою жизнь второй раз не дано. От этого хотелось плакать.

— Я купил еды по твоему списку, — вернулся Филипп и начал вытаскивать продукты из огромного пакета. — Серый хлеб. Молоко, творог. Куриные филешки. Каши тут всякие вот… — вывалил сын пакеты с крупами. — Пачка соли, универсальная приправа. Кетчуп.

— Я вроде не писала кетчуп.

— Это для меня. Без кетчупа мне сложно что-то есть.

— И это тоже для тебя?

Он продолжал выкладывать то, чего не было в списке.

— А что? Ты против?

— Просто я думала заказать сейчас еду с доставкой. Какие-то роллы, может. Или наггетсы. Пиццу. Гамбургеры, в конце концов. А там уже дома нормально поешь.

— Мам, — выдохнул Филя и бросил на пол пустой пакет. — Ты меня что, выгоняешь?

— Нет, что ты.

— Я не поеду домой. Не оставлю тебя здесь одну.

Мне на это было нечего сказать. Потому что я боялась одиночества. Просто было стыдно просить сына прозябать в этой забытой богом хрущевке. Но он остался на ночь.

Вместе мы привели жилье в порядок. Я перемыла посуду. Филя протер полы. Собрали мешок ненужного хлама и выбросили на мусорку. За окном потемнело. Я пожарила картошки с луком. Стушила куриную грудку. Вместо салата — морская капуста. Дома ее никто не любит, но тут я поела с удовольствием.

Переодела сына в старые папины вещи, которые нашла в шкафах. Отец у меня тоже был высоким. Наверняка Филипп пошел в него фигурой. Да и характер у него похожий. Сразу видно мою кровь. Это и стало причиной различий между Филей и Златой. Она-то в их род пошла — в Верховских. А там люди сплошь прагматичные. Сейчас я бы добавила — бездушные.

Теперь было ясно, что Алан идет по стопам своего папани. В юности я не придала этому значения. Родители в разводе — ну и пусть. Для меня было главное, что мой парень любит меня как женщину. С ним я чувствовала себя полноценной. Желанной. Казалось, жизнь уже сложилась как нельзя лучше.

Мой будущий свекор всячески меня хвалил. Делал море комплиментов. Вечно подшучивал, что, будь он на десяток лет моложе — закрутил бы со мной роман. Тогда это воспринималось весело, легко, даже приятно. Только мы почти не виделись с матерью Алана. С ней у него отношения не ладились. И только теперь я увидела, почему.

История шла по кругу. Яблоко от яблони падало недалеко. И дети повторяли грехи своих родителей. Если Филя страдал из-за своей открытости в чувствах, жажды честности и справедливости. Он не боялся быть хорошим, выражать свою любовь. То Злата была его антиподом. Как и отец, она думала только о себе. Ею двигало не сердце, а холодный расчет.

Мама Алана мне потом рассказывала, как это произошло. Как ее брак точно так же развалился — просто рухнул в одночасье, без причин. Покойный уже дедушка вдруг заявился в дом с молодой женщиной и сказал, что теперь она будет жить здесь. Вместо нее — устаревшей модели.

Это только недавно я узнала все подробности. Что квартира, в которой живет Лариса Павловна, стала откупом. Так называемым подарком со стороны неверного мужа. Платой за то, что она не будет мешаться под ногами и тихо доживет свою жизнь отдельно.

В итоге Влад прожил с новой женой пять лет. И у него отказали почки. Молодуха свалила за границу. Потому что зарабатывать, как раньше, он уже не мог. Все деньги шли на поддержание жизни этого подонка. Он чувствовал себя брошенным, одиноким.

Алану было некогда работать сиделкой. А упрашивать мать заботиться о том, кто вытер об нее ноги, он не хотел. Да и не было смысла. Она бы все равно не изменила своего мнения. Влад получил именно то, что заслужил — умер в пятьдесят, в полном одиночестве.

— Я постирала твои вещи, Филя, — стучалась в комнату, которая когда-то была моей. — Развешаю на батареях — до утра должно высохнуть.

— Спасибо, мам.

— Ты еще не спишь? Можно войти?

— Ага.

Открыв дверь, обнаружила ребенка за тетрадью. На телефоне открыл учебник и что-то пишет.

— Ты делаешь уроки?

— Да. Я ж специально вернулся за рюкзаком… Ты думала, наверное, что я слился просто, да?

Я обняла его и поцеловала в голову.

— Я бы никогда такого не подумала. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю… Ложись уже спать. Тебе надо выспаться.

— Хорошо. Послушаюсь сына. Лягу спать, — улыбнулась я, кутаясь в мамин махровый халат.

— Только, это…

— Да?

— Подкинешь меня в школу утром? А то я хэ-зэ, как отсюда добираться. Не знаю этого района.

— К сожалению, не могу. Прости.

— А… — пожал он плечами и неловко облизал губы. — Ну ладно. Пройдусь тогда пешком.

— Да ладно, я шучу.

— Я думал, ты серьезно, — улыбнулся сын в ответ.

— Только не говори больше «хэ-зэ». Хорошо?

— Хорошо.

Несмотря на пережитый ужас, ночь прошла спокойно. Я немного поспала. Несколько раз просыпалась и не могла понять, где нахожусь. Было непривычно спать в маминой спальне. Теперь казалось, что я вместо нее. И должна повторить ее жизнь — прожить здесь одна. Тихо-мирно, никого не тревожа.

10. Она будет жить с нами (Майя)

Так надеялась, что день пройдет гладко. Что я смогу отвлечься от семейной катастрофы. Но все мои надежды рухнули, когда я обнаружила в своем кабинете мужа. Того самого человека, из-за которого я покинула дом. Рядом с которым чувствовала себя полной дурой, лохушкой.

Казалось, что теперь вся больница знает, что произошло. Господи, какие поползут слухи, если он хоть кому-то проболтается.

— Что ты здесь делаешь? — начала я с дурацкого вопроса. Потому что даже не представляла, куда заведет нас эта беседа. Посреди рабочего дня.

— Тебя жду. Нам нужно обсудить то, что произошло вчера.

— Сейчас?

— Сейчас, — ответил Алан, поднимаясь с кресла. — Присаживайся. Разговор будет долгим.

— У меня нет на это времени! — шипела я, как злая змея. Была готова кусаться, только бы непрошенный гость ушел. — Меня ждут пациенты! У меня запланирован прием на ближайшие несколько часов! А ты врываешься и качаешь тут права?!

— Я приехал к тебе с предложением.

— Каким? Делать вид, что я не вижу твоих измен, а ты мне за это разрешишь стирать твои обконченые труселя?

— Присядь, — настаивал Верховский. — Прошу. Присядь и успокойся. Ты не можешь бежать от этого вечно, Майя. Я сам нервничаю, когда тебя нет дома. Потому что не знаю, чем ты занимаешься. Что у тебя на уме. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты сделала какую-то глупость. Мне жаль детей. И я не хочу, чтобы они страдали еще больше от нашего кризиса.

— Кризиса? Ты называешь это кризисом? Серьезно? Кризис — это когда что-то можно изменить. Устранить проблему, чтобы система дальше работала. Но я не вижу, что можно изменить, чтобы мы могли с тобой хоть как-то контактировать. Потому что прямо сейчас мне хочется вылить на тебя кипяток из этого чайника.

Он отобрал у меня электрочайник и залил пакетик чая в чашке.

— Купил твой любимый чай. Сядь, расслабься. Выпей немного горячего. А я буду говорить.

Я присела в кресло. А муж подошел к окну, сложив руки за спиной.

— Жанну я встретил случайно. Пересеклись с ней на бизнес-форуме, организованном городскими властями. У нее свой спа-салон или типа того. Бьюти-бизнес, короче.

— Скажи, пожалуйста, зачем мне все это знать? К чему ты это говоришь сейчас? Будто это что-то меняет. Да хоть учительница младших классов. Мне все равно, где ты ее нарыл. Главное, что ты меня предал.

— Я никого не искал, Майя. Мне не нужна была другая женщина. Вот, что я пытаюсь до тебя донести… У нас была крепкая счастливая семья. У меня не было романов на стороне. Я тебе не врал. Ничего от тебя не скрывал. Пока у меня не появилась Жанна. С ней я вдруг почувствовал себя иначе. Почувствовал себя моложе, что ли. Мы болтали по работе. Она спрашивала разных советов по части ведения бизнеса. Девочка совсем молоденькая. Не замужем. Детей родить еще не успела. Решила заняться карьерой. И мне она безумно понравилась. Уже не мог о ней не думать. В голову лезли всякие мысли. Я представлял ее голой.

— Господи, — закрыла я лицо руками.

Но вишенка на торте ждала впереди.

— Я представлял ее, когда занимался с тобой любовью. Жанна меня очень возбуждала как женщина.

Руки стали безумно холодными, просто ледяными. Я спрятала их под мышки. Потому что прикасаться к чаю не могла. Было достаточно того, что его привез этот ублюдок.

— То, что ты рассказываешь мне сейчас — просто омерзительно.

— Хочешь сказать, лучше бы я дальше думал о ней, разрушая наши с тобой отношения?

— Они и так уже разрушены, Алан! Наши отношения мертвы!

— Все было бы намного лучше, если бы ты не узнала о ней. Именно поэтому я тебе не говорил. Держал это в тайне. Я не хотел, чтобы это сказалось на детях. Чтобы мы разводились в такой важный год — год экзаменов и выпуска из школы. Год поиска универа, подачи документов. Да и у Фила тяжелые матчи.

— Не надо прикрываться детьми! Тебе просто захотелось молодую писечку — вот ты и выпрыгнул на Жанну, как кобель!

— Какой мне был смысл сдерживаться, Майя? Если наши отношения себя изжили. От былой страсти не осталось и следа. Желание уже не то.

— Может, это просто потому, что ты импотент?

— С Жанной такой проблемы нет.

— Так, — вскочила я, — выметайся отсюда живо! Пошел из моего кабинета, пока я охрану не вызвала!

— Майя! — бахнул Алан кулаком по столу. Отчего чашка с чаем подпрыгнула и облила документы. — Наш брак просто катился по инерции! Нами двигала привычка!

— Это тебе так казалось! Только тебе! Лично я была счастлива! А твои вот эти «проблемы» я тупо списывала на усталость от работы! Мне и в голову не приходило, что у тебя не стоит, потому что это я! И если бы вместо меня была условная Жанна — все было бы зашибись!

— Тогда вернись домой. И все будет, как прежде. Для тебя ничего не изменится. Раз перед этим тебя все устраивало.

— Это и есть твое предложение, ради которого ты приперся ко мне на работу? Позвать меня обратно? С какого перепугу я соглашусь?

— Как и любая нормальная мать, ты любишь своих детей. Поэтому ты согласишься. Ты ведь хочешь с ними видеться, не так ли? Потому что, если я захочу — ты больше никогда не увидишь Филиппа… А Злата — она и так тебя не хочет видеть после той пощечины. Так что мое предложение — единственный шанс видеться с детьми.

В кабинет уже стучали. Кто-то заглянул, но снова закрыл дверь, увидев широкую спину Алана.

— Ты не заберешь у меня детей. Они уже взрослые. И сами прекрасно поймут, кто причина нашего раскола.

— Ты в этом уверена? — Алан присел возле стола и взял меня за руки. Сжал их так плотно, что я не могла вырваться. — Возвращайся домой. Все будет, как прежде. Для тебя ничего не изменится. Абсолютно ничего… Только с одним условием, — обозначил Верховский. — Ты переедешь в гостевую комнату.

— Вот оно как?

— Когда дом только строился, я представлял, что эта комната будет как дежурный вариант для Фила. На тот случай, если вдруг у нас заночует какая-то из его девчонок… Но ты его так крепко привязала к своей юбке. Что дай ему боже хоть когда-нибудь жениться. Такое чувство, что он будет прислуживать тебе до самой старости. В отличие от Златы, он вообще не думает о будущем.

11. Разорванное пальто (Майя)

Когда-то я думала, что добро вознаграждается добром. Что если ты создаешь уют, убираешь и готовишь в доме, где живет твоя семья, тебе этого никогда не забудут. Каким бы ни было настроение родни. Тем более самых близких тебе людей — детей и мужа. Тебя все равно будут ценить и уважать. Я уже не говорю о таких вещах, как банальная любовь.

И я уж точно не ожидала, что в один прекрасный миг все это будет расценено, как твоя священная обязанность. Твой безусловный долг. Словно рабство. Тебя обрекают на вечное вкалывание по дому, потому что ты раб на галере. Для тебя оставляют небольшой чулан, где ты можешь иногда поспать, посидеть и подумать о своей никчемной жизни.

Вспомнить, как все начиналось. Всплакнуть о безвозвратно просранной молодости. И еще скажи спасибо, что хозяин дома разрешил жить при детях. «Всего лишь» переселил тебя в гостевую комнату. А ведь мог просто выгнать на улицу. Запретить когда-либо возвращаться домой.

— Ты сейчас на полном серьезе предлагаешь мне делить крышу с твой шлюхой?

В дверь кабинета снова постучали. Голову просунула медсестра.

— Майя Степановна. Люди спрашивают, когда вы их примете.

— Не сейчас, Наташа. Подожди, — выставила я руку. — Я пока занята.

— Но они ждут с семи утра, — не унималась бедолага. За что тут же попала под раздачу.

— Закрой чертову дверь!

Я не могла сдержать эмоций. Такое скотство даже представить было сложно. Заявиться на работу и поставить ультиматум: либо ты живешь и прислуживаешь, пока я сплю с другой, либо нафиг не увидишь НАШИХ ОБЩИХ детей.

— У нас большой дом, — орудовал муж совершенно другими категориями. — Это глупо — отказываться в нем жить просто потому, что между нами кошка пробежала.

— Кошка пробежала? — повторила я. — Да это мозг твой был — убежал от тебя быстрым шагом, Верховский! Ты больной на голову!

— Не ори.

— Ты приехал меня шантажировать!

— Это не шантаж, а деловое предложение.

— Пошел ты в жопу со своими деловыми предложениями! Я никогда не войду в дом, где будет эта сучка! Я никогда не сяду с ней за один стол! А если это и случится, Алан, то я тебе клянусь — это будет последний раз, когда ты увидишь ее зрячей! Я ей глаза выцарапаю этими ногтями! — показывала я все десять пальцев.

— Ты вольна жить так, как хочешь. Я не буду тебя заставлять или мешать строить жизнь, как тебе нравится. Но ты должна понимать, — заметил он хладнокровно, — что в случае отказа и дальнейшего накручивания Фили…

— Я не накручивала Филю! Он просто видит, какой ты козлина! И не хочет быть таким, как ты!

— Я хотел сказать, что в твоих же интересах согласиться и вернуться к нам.

— Господи, Алан! Я хотела просто поработать! Меня ждала работа! А ты приперся сюда и превратил мой день в кошмар! Опять! Что я такого тебе сделала?! Ну что?!

— Садись работай, — махнул он рукой, будто вся проблема была во мне. Это я сама придумала что-то. С ним мое настроение никак не связано, конечно. — Я тебе что, мешаю? Сама ведь истерику закатываешь.

— Да, мешаешь! Да, ты мне мешаешь своим присутствием! Уйди и больше не приходи сюда!

— Этого я обещать не могу, Майя, — вздохнул тяжело Алан и стал между мной и дверью. — Я отсюда не уйду, пока ты не дашь согласие. Пока ты не согласишься вернуться в семью на новых условиях.

Я набросила пальто, схватила сумку.

— Дай пройти!

— Ты меня слышала. Без решения проблемы ты никуда не уйдешь от меня. И я тебя не отпущу.

— Ах так?

Я схватила со стола тот самый чай, который он заварил для моего успокоения. И плеснула ему прямо в рыло.

— Вот же су… — скрипел он зубами.

Пока я пыталась протиснуться в дверной проем. В итоге проскочить успела. Но Алан схватил меня за пальто и разорвал его по шву. От подмышки до самого кармана.

— Майя Степановна! Майя Степановна! — вскакивали со своих мест пациентки.

Но я всех проигнорировала — пулей вылетела на улицу. Подбежала к «пыжику». И только там обнаружила, что впопыхах забыла на столе ключи. Вот же черт! Идиотка! В итоге бросила машину. Устремилась в парк. Там он меня точно искать не будет. Ведь машина под больницей.

Прошлась так быстрым шагом до реки. Там сбавила ход. Оглянулась. Своего мужа не увидела. Поправила сумку на плече. Хотела сунуть руку в карман, но ладонь провалилась в разрыв. Господи. Так разорвать мне пальто. Какой же упоротый козел.

Шла куда-то вперед, не планируя маршрут. Просто шла и уже не смотрела назад. Было так обидно. Я как будто бежала от самой себя. От своей обычной жизни. Жизни, к которой привыкла. Другой я не знала. Я собиралась жить ею всегда. До самой старости. За что мне такое? Почему я теперь обязана привыкнуть к чудовищной реальности? В которой муж привел в дом молодую любовницу. А я остаюсь в семье как домработница.

Шла по мосту, шла. Не понимала, куда бреду. Начала шагать медленнее. Потом совсем перешла на отдельные шажочки. А затем остановилась.

Люди куда-то спешили. Кто-то говорил по телефону. Кто-то вел ребенка в больницу. А ребенок не хотел. Кто-то нес пакет из супермаркета. Мимо промчался придурок на электросамокате. Чуть не зацепил. Я чудом отскочила в сторону, практически вылезла на поручни. Оглянулась — за спиной река. Такая серая и мутная. Грязная. Непроглядная тьма. Как и моя будущая жизнь.

Я замерла над пропастью и смотрела вниз. Как бурлит талая вода. Проплывают палки, разный мусор. Перестала обращать внимание на окружающий мир. Люди сновали туда-сюда. А я нависла над жуткой водой. И смотрела, словно зачарованная. Представляла, как в итоге соглашусь вернуться в дом. Потому что повыделываюсь неделю. Может, больше. Где-то с месяц. Пока не начну забывать, как выглядят мои родные дети.

Я в маминой квартире волком начну выть от одиночества. Буду молиться на шанс увидеть их вживую. Возможность приготовить сыну вкусный завтрак. Спросить, как прошла его тренировка. Что-то помочь с уроками. Посмотреть на Злату. Попытаться ее понять и простить. Я ведь все равно ее прощу. Рано или поздно я прощу ее. Потому что обида обидой. Но она моя дочка.

12. Холеная блондинка (Майя)

Женя жила в такой же старой двушке, как и я теперь. Только я в своей провела ночь. А Хлебцова — всю свою жизнь. Я помнила это место, мы часто ходили другу к другу в гости. И было такое чувство, что дома у Женьки ничего не изменилось. Та самая тесная прихожка. Еще советское зеркало-трюмо. Разве что календарь на стене — за этот год, а не за девяносто седьмой.

Даже холодильник на кухне был тот самый, из детства. Весь обклеен наклейками. С годами они посветлели, выгорели, цвета исказились. Некоторые — вовсе облезли. Я водила по ним пальцами и выискивала те, которые клеила я.

— Ностальгия нахлынула? — спросила Женя со смешинкой в голосе. Как будто-то вот-вот хрюкнет со смеху. — Ищешь своих красавчиков? Вон они — под ручкой.

Я с изумлением нашла то место, где до сих пор были наклеены прямоугольники с красивыми парнями. Обнаженные торсы, кубики на прессе, сумасшедшие прически. Я все это не могла уже разглядеть — состояние картинок было паршивым. Но память воспрянула духом и вывалила море воспоминаний со времен школы.

— Тебе как-то помочь? — хотела я приподнять Женю над коляской.

Подать костыли, если они тут есть. Или попросту закатить кресло вглубь квартиры. Но подруга меня удивила.

— Да не надо, все нормально, — ответила она и просто встала. Поднялась, помогая себе руками — подтянулась на двери. И, прихрамывая, пошла в другую комнату. — У меня протез, Майя. Говорю тебе сразу, чтобы ты не подумала, будто Хлебцова — симулянтка.

Жени не было с минуту. Затем она вернулась и принялась разбирать свой рюкзак.

— Ты до сих пор Хлебцова? Замуж не выходила?

— Ай… — отмахнулась она. — Было дело. Только рассказывать долго. Не будем об этом.

— Ясно, — опустила я глаза. — А дети?

Женя все так же улыбалась, но не отвечала. Делала вид, что не слышит всех этих вопросов. Вместо ответов — поставила чайник. Пошуршала сахаром в баночке. Достала из шкафа коробочку с чаем.

— Ты какой чай любишь? Зеленый или черный?

— А белого случайно нет?

— Белого? — нахмурилась Женя. — Это с молоком, что ли?

Я мотнула головой и передумала.

— Забудь. Я буду просто зеленый.

— Извини, — причмокнула она, — мы тут не настолько богаты, чтобы покупать белые чаи. Есть только обычный, по акции, зато с лимоном! — подбросила Женя лимон, и он грохнулся на пол. — Вот же блин! Собака! — чертыхалась она.

А я заливалась хохотом. Женька ни чуточку не изменилась. Была такая же смешная, как тогда. Когда мы сидели с ней за одной партой. Она корчила рожицы за спиной у учителей, а я краснела. Кусала губы, чтобы не прыснуть смехом.

— Ой, давай я подниму.

Все забывала, что подруга теперь — инвалид. Даже в мыслях произнести это без кома в горле было трудно. А спросить ее напрямую — что произошло. Казалось, как плевок в душу. Причиню ей новую порцию боли. Лишний раз напомню, что я с ногами, а она — с протезом.

— Да нормас, — бравировала Женя. — Ща помою наш лимончик — будет как новый.

Вода в чайнике шумела, закипала. Я не знала, что спросить, о чем рассказать. Было просто странно. Мы не говорили с ней лет пятнадцать, если не больше.

— Даже не верится, что холодильник до сих пор здесь.

— А куда ж ему деваться? — шмыгнула носом Женька. — Ты видела цены на новые холодильники? Когда он сломался последний раз, я полазила по сайтам, по магазинам покаталась. И решила, что ну его — ремонт дешевле. Да так он и живет у нас уже который год. Мне кажется, он появился тут еще до моего рождения.

— Точно, — улыбнулась я. — А ты вообще всегда в каталке? — Тут же выругала себя за наглый вопрос. Мысленно била себя по губам. — Извини, что спросила. Прости. Забудь. Я просто…

— Да не. Это я только зимой, когда гололед. Не рискую с протезом выходить. В лучшем случае — жопу отобью. — Я снова усмехнулась от ее жаргона. — В худшем — свою настоящую ногу сломаю. Как было три года назад. Совсем без ног я не справлюсь. — Она задрала штанину джинсов и постучала по пластику. — Гляди, какая ляха у меня. Карбон! — хвасталась Женька, словно это правда что-то крутое.

С другой стороны. Если она уже с этим столкнулась — как жить дальше? Вот она и ищет позитив в таких вот мелочах. Там справилась — молодец. Там — маленькая победа. Там — победа.

— Можно потрогать? — проснулось во мне ребячество.

Нахлынули кадры из прошлого. Когда мы хвастались синяками. А самым крутым отличием был гипс. Все хотели потрогать гипс. И что-то на нем нарисовать. Например, сердечко. Или имя мальчика, за которого подруга непременно должна выйти замуж.

— Давай я залью чай. И пока он заварится — зашью твое пальто, ага?

— Давай я сама залью. Хоть чем-то помогу.

— А давай.

Женя взяла по мышку пальто. Бодро дохромала до швейной машинки. Принялась распарывать подкладку, чтобы добраться до внутренностей одежды.

— Че там твои детки? За Филей уже девки небось бегают?

— Бегают, — улыбалась я. — А как же. Он у меня симпатяга.

Включила на телефоне пару свежих фотографий. Где он на хоккейном матче. Волосы влажные, слегка растрепанные после шлема. Щеки раскраснелись.

— Ого, ничего себе! Настоящий сердцеед! — восхищалась Женя. — Красивый у тебя сынуля! Просто пальчики оближешь!

Подруга успевала комментировать фотографии и одновременно шить. Подобрала нитку, сделала какие-то манипуляции с техникой. И мигом прострочила ткань. Соединила заднюю и переднюю части пальто. Затем ловко зашила подкладку. И вуаля — пальто и правда как новое. Жаль, что брак так не сошьешь.

— Уже? Так быстро?

— Хорошее у тебя пальто, Майка. Просто Мерилин Монро. Тебе бы шляпу еще такую, — крякнула Женя в своем привычном стиле. — С пером павлина.

— Ага. Только его не хватало.

— Нет, не павлина, — задумалась она. — Точно. Фазана! Перо фазана!

— Бог с тобой — перо фазана, — смеялась я. И понимала, что все произошло намного быстрее, чем я думала. Скоро надо будет уходить. Так нормально и не пообщаемся. Только детские ужимки. А по сути — ничего. Мы настолько далеки друг от друга. — Сколько с меня?

13. Разведись с ним (Майя)

Я не могла сдержаться и просто начала реветь.

— У Алана есть любовница. Это с ней ты его видела. Та самая ухоженная блондинка — это она. Его новая пассия. А я, как сказала моя дочь — отработанный материал. Я уже слишком стара для ее отца. Поэтому… поэтому…

— Еб же ж твою мать с твоим Аланом. Никогда бы не подумала, что у вас с ним когда-то… Что такое дерьмище вообще возможно.

Я закрыла лицо ладонями и рыдала.

— Я так его любила. Я отдала ему всю себя. Я растворялась в семье до последней капли. А в итоге получила кукиш. Он приволок домой ту шлюху и драл ее в нашей кровати. Пока я на работе.

— Боже, какой долбодятел, прости господи. Я в шоке, Майя. Просто в шоке. Даже не представляю, как тебе сейчас тяжело. Ведь семья была полная чаша. А теперь, — задумалась она. — Все вдребезги. Все расхерачил к хренам твой ненаглядный. Будто этих двадцати лет счастливого брака и не было. Козлина… Для него это просто как аттракцион. Подумаешь, молодую девку захотелось. А для тебя это полный трындец! — бахнула она ладонью по холодильнику. Отчего он вырубился. — Прости, Гоша. Это я на эмоциях. Работай, дорогой, работай. Эх… — вздохнула Женя. — Семья на части.

— Прости, что я реву тут. Но мне правда не с кем поделиться.

— Не, все нормально. Правда. Это ты правильно сделала, что пришла ко мне. Поплакаться полезно. Тем более по такому поводу — сам бог велел. Так что не сдерживайся. Плач, если еще есть слезы. Лучше их выплакать все до единой. Реветь, пока вода не кончится. Пока они не высохнут, — говорила подруга и гладила меня по голове. — Я-то знаю. Слезы всегда заканчиваются. А жизнь — продолжается.

— Ты говорила, что тоже была замужем.

— Была.

— Вы в итоге развелись?

Женя выпила чаю. Какое-то время сидела безмолвно. Смотрела куда-то сквозь меня, погрузившись в мысли. Мне уже казалось, что в этот раз тоже не дождусь ответа. Но я ошиблась.

— Я вышла замуж за прекрасного мужчину. Красивого, работящего. Деньги у него всегда водились. Он увез меня с собой и любил меня как бабу. Тут я ничего не могу сказать. Я каталась, как сыр в масле. Он построил дом. В нем было все, абсолютно все. Марат делал все своими руками. Рукастый, толковый. Я была за ним как за каменной стеной. Мамка меня проклинала, что я одну ее оставила тогда. Говорила мне всякие гадости. Каждый день звонила и просила, чтобы я вернулась. Обещала убить себя, если я ослушаюсь… Но я не могла вернуться. Хотя бы потому, что была уже на пятом месяце беременности. Мы ждали малыша. Девочку, — улыбнулась Женя со стеклянными глазами. Алину.

— Красивое имя.

— Да, — кивала она. — Красивое. Так я хотела ее назвать. Когда она родится. — Женя стала серьезной. Нахмурилась. На несколько секунд закрыла глаза. И протяжно выдохнула. — Я пообещала себе не реветь. И не реву.

— Что случилось? Что произошло с Алиной? Ты попала в аварию? Разбилась на машине? Может, какой-то теракт? Или инфекция?

— Обычный котел отопления, — ответила Женя. — Наш паровой котел не выдержал давления и взорвался.

— Господи. Какой кошмар.

— Марат недокрутил какой-то винтик. Что-то заело. Какой-то клапан не сработал. Словом, мне уже давно насрать на это. Потому что ногу не вернешь. И Алину — тоже.

— Тебе оторвало ногу взрывом котла?

— Прямо дома. Представляешь? Он был на работе, а я дома. Шила детские вещи. Обстрачивала пеленочки… — говорила она с такой болью в голосе. — Распашоночки… Думала, что самое страшное — это если у малышки будет его нос.

Я засмеялась через слезы. И мы начали смеяться вместе. Было так странно. Ведь мы обе понимали, насколько тяжелая тема беседы. Мы словно обе застряли на дне. И уже не могли подняться наверх. Никогда.

— Ты потеряла ребенка?

— Да, — кивала Женя. — Алинка умерла. Я сама чуть не дала дуба. Без ноги осталась. Провалялась в больнице долго. Только лучше бы мне оторвало обе ноги. А дочка осталась жива.

— Ты не смогла ему простить?

— Я? Ему? — смотрела на меня подруга квадратными глазами. — Да он меня выпер. Причем заочно. Уже в больнице мне было сказано, что мы теперь не пара. Он привез мои вещи прямо в палату. И сказал, что дома у него теперь снова пахнет вкусно. Теперь там снова есть, кому готовить.

Я сидела с открытым ртом. Пыталась переварить услышанное. А Женя тем временем шмыгнула носом и снова пропала за дверью. Мне послышался голос. Не ее. Чей-то еще. Я встала, заглянула в щель. И увидела ее мать. Открыла дверь. До меня дошло, что ее мама все еще жива. И живет здесь. Только она очень слаба.

— Здравствуйте, тетя Лена. Я Майя. Вы меня помните?

— Она уже никого не помнит, — объяснила Женя, поправляя одеяло. — Мама у меня лежачая, причем уже давно. После инсульта. Десять лет назад как слегла — я за ней ухаживаю. Кормлю. Убираю. Стираю. Купаю. Мама есть мама.

Она наклонилась и поцеловала ее в лоб.

— Как ты… — застрял у меня в горле один простой вопрос. — Как ты это выдерживаешь? Как ты не сломалась после всего этого? Как?

Женя подошла ко мне. Пригладила мои волосы. Вытерла разводы макияжа на лица. Поправила воротник белой блузки.

— Ты молодая красивая баба. У тебя есть две руки и даже две ноги. Ты умная. Ты сильная. Ты справишься, — говорила она, смотря в глаза. — Вот увидишь. У тебя получится. Твой Алан еще щенячьими глазами будет на тебя смотреть. А ты ему покажешь средний палец. Просто разведись с ним — и все. Оставь это говно за спиной. Живи дальше. Без него.

14. Возвращение блудного сына (Филипп)

Когда я вернулся в бабушкину квартиру после школы, то услышал… как мама поет. Я уже давно не слышал, как она что-то напевает. У нее был красивый голос. Хоть никогда не развивала его, даже в музыкалку не ходила. Училась — на врача. Но голос все равно был обалденный. Она чувствовала ритм. И просто пела.

Сперва я даже подумал, что это не она поет. Но когда прислушался хорошенько. Не спешил входить на кухню. То узнал тот самый мотив. Как бывало раньше. Очень давно. Еще в детстве.

— Привет, мам. — Я подошел и поцеловал ее в щеку. — Что это так вкусно пахнет?

На кухне и правда пахло очень вкусно. Такой аппетитный запах. Он разносился по всей квартире. Даже в подъезде, на лестничной клетке ощущался аромат.

— Тебе нравится?

— Это что-то с грибами?

— С грибами, — пропела она. И усмехнулась.

Мне было приятно видеть ее в таком настроении. Даже немного странно. Утром она была напряжена, переживала из-за отца. И всего этого трешака, который творился в нашей семье. Но теперь ей словно полегчало.

— Я люблю грибы.

— Я знаю, — подмигнула мама и подула на ложку с горячим соусом. — Потому и приготовила… Как прошел день?

— Нормально, — отвечал я дежурно и снимал одежду. — Алгебра и физика прошли терпимо. Только на истории была запара. Но Пал Палыч обещал, что будет пересдача. Так что я подучу и пересдам.

— Как дела у твоей сестры?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Злата сегодня не пришла.

— Не явилась в школу? — удивилась мама. — Не знаешь причину? У классного руководителя не спрашивал?

— Она сама меня спросила, мам, — вздыхал я от поведения Златы. — По ходу, Злата тупо прогуляла.

— Может, мне написать ей?

— Я сам напишу…

— Лучше с ней поговори сегодня. С глазу на глаз. Хорошо? Когда будешь дома.

Мать развязала поясок фартука и принялась звенеть тарелками. А я недоуменно сморщил нос.

— Дома? Но я и так уже дома. Я останусь тут, с тобой.

— Филипп, — заговорила она серьезно. — Я тебе всегда буду рада. Даже не вздумай решить, будто мама не хочет видеть тебя здесь. Я счастлива, когда ты рядом. Но…

Она взяла еще соуса для финальной пробы.

— Но? — повторил я с вопросом.

— Ты всегда можешь приехать сюда. В любой момент. Можешь написать — и я заеду за тобой прямо в школу... Но твое место там — в твоем родном и привычном тебе доме. В доме, где ты вырос. Где твоя просторная комната. Где твой отец, твоя сестра.

— Я не хочу там жить без тебя!

Мама наложила картофельного пюре по тарелкам. И налила сверху грибного соуса. Я обожал такое. Раньше я был готов убить за миску такого ужина. Но в ту минуту я не понял. Я честно не понимал, почему она меня прогоняет.

— Сынок, — приложила она теплые ладони к моим щекам. — Настанет момент, когда тебе придется жить без меня. И это нормально. Я не хочу, чтобы ты прожил всю жизнь рядом со мной. У тебя своя жизнь впереди. И она будет прекрасной. Вот увидишь.

Она душевно улыбалась. Я понимал, что мама права. Только эмоции меня не отпускали.

— Я здесь не потому, что боюсь быть самостоятельным. Я здесь потому, что боюсь за тебя.

— За меня не беспокойся. Я справлюсь.

— Ты уверена?

— Уверена. Я справлюсь. Я уже справляюсь.

Я набрал в легкие воздуха и с трудом согласился.

— Ну ладно. Хорошо. Тебе виднее.

Попробовал картоху — реально просто бомба.

— Передавай Злате привет от меня. Скажи, что моя дверь всегда открыта даже для нее. Звони, пиши. Не забывай свою форму в сушилке.

Я засмеялся.

— Хорошо, не буду… Очень вкусно.

— Я рада, что тебе нравится.

Домой я поехал на такси, потому что мамина машина сломалась. То ли с двигателем что-то, то ли с коробкой. Мама сама не до конца разобралась. Но тачку оставили в сервисе, пока не приедут детали. Словом, это означало, что ближайшее время придется ездить автобусом. К отцу я в машину не сяду. Мы с ним поубиваем друг друга на такой дистанции.

— Вы только посмотрите-ка, — встретил он меня на пороге. — Возвращение блудного сына.

Батя протянул мне руку. Типа перемирие. Но я это проигнорировал. Молча прошел в дом. Развязал шнурки, снял кроссовки. Повесил куртку. Судя по веселым голосам, у нас были гости. В гостиной играла музыка.

— Празднуешь, что маму выгнал?

— Фил, никто ее не выгонял. Я наоборот ее упрашивал вернуться. Я ни разу ей не сказал, чтобы она уходила. Что ей тут не рады. Уход был ее личным выбором. Она ведет себя типично для женщины в таком возрасте… Впадает в истерики, — вздыхал отец. — Поступает иррационально. Все усложняет, из принципа отказывается идти на компромиссы.

— Ты ей изменил, але! Ты самый настоящий предатель! Ты об этом почему-то забываешь!

— Хватит, — схватил он меня за рукав. Не позволил уйти. — Кончай изображать из себя мудреца, — скрипел отец зубами. — Говоришь так, будто это ты прожил с одной бабой двадцать лет, а не я. Будто это ты тащил на себе бюджет полноценной семьи и вкалывал как проклятый на двух работах. Это я, — бил он себя в грудь, — плачу за все твои хоккейные матчи, поездки в Канаду. И если ты не будешь так выделываться, как сейчас — куплю тебе чертову бэху, как ты всегда мечтал… И все, чего я от тебя прошу — чтобы ты не держался за мамкину юбку. Будь мужиком, Фил. Будь на моей стороне. Прояви больше понимания, солидарности. Перестань видеть все только белым или черным. Мать меня демонизирует, я знаю. Она говорит обо мне всякую грязь. Но ты ведь уже взрослый. Достаточно зрелый парень, чтобы понять. Если бы мама меня устраивала как женщина. Ничего бы этого не произошло.

— Вообще-то, это она меня сюда направила. Я не хотел возвращаться. Не хотел от нее уезжать. Мать настояла, что мое место здесь. Рядом с вами.

— Это… — кивал отец в недоумении. — Это хорошо. Видишь, она уже понимает, что тебе не стоит от меня отворачиваться.

— Она переживает из-за Златы. Вот и все.

— А что Злата?

15. Без мамы бардак (Филипп)

Я возненавидел Жанну с первого взгляда. Наглая, самоуверенная. Такие думают, что стоит им взмахнуть ресницами, как все парни падут к ногам. Я знаю, о чем говорю. У меня самого была такая девушка. Мы встречались с Лизой год. И в итоге разошлись. Порой было такое чувство, что она со мной только потому, что я играю в хоккей. И это круто. Потому что можно выкладывать фотки в инсту, где она целует симпатичного хоккеиста.

Если бы Лизе сейчас было лет двадцать пять — она бы выглядела точно так же, как батина новая пассия. Губы накачены, как будто их пчелы покусали. Лицо обильно покрыто тоналкой, как и у моей бывшей девчонки. Неужели они правда думают, что это работает? Что никто вокруг не замечает, как они тужатся изо всех сил, чтобы все на них смотрели.

— Привет, Фил, — произнесла она томно, словно я клиент борделя, а она как раз собиралась предоставить мне свои услуги. — Папа о тебе много рассказывал. Ты и правда красавчик. Завидую твоей девушке. Как там ее? Лиза, по-моему?

— Мы уже не пара, — ответил я сухо.

Прошел мимо Жанны и отправился на кухню. Был готов уйти куда угодно, только бы не видеть этих троих. Злата, кажется, нашла себе родственную душу.

— А что случилось с Лизой, кстати? — спросил отец вдогонку. — Ты ее что, бросил?

— Да. Это я был инициатор.

— Нормальная ведь девка была. Что с ней не так?

— Она дура с надутыми губами, пап! Вот, что с ней не так!

При этих словах я глянул на Жанну. Но ее это как будто вовсе не напрягало. А может, она была настолько тупа, что даже не поняла намека?

— Что это с ним? — спросила Жанна у моей сестры. — Он всегда такой?

— Это у него гормоны просто. Забей. Не обращай внимания, — комментировала Злата. — Лучше расскажи мне больше про ту процедуру.

— Про контурную пластику?

— Ага. Что там с моим носом?

— Нос у тебя красивый, Златочка. Но он такой же, как у папы. Он слегка ассиметричный. Видишь? — показывала она что-то на смартфоне. — Вот на фотке видно, что тут выпуклость. А тут наоборот — впуклость над крыльями. Нужно использовать филлер, чтобы выровнять контур. И тогда ты будешь вообще красоточка.

— Но это ведь не надо ничего резать?

— Нет, что ты, — смеялась Жанна противным смехом. — Обычные инъекции под кожу… Ну, будет болеть немножечко первые пару дней. Потом пройдет. И… — приложила она палец к Златиным губам. — Губки я бы все же рекомендовала увеличить. Верхняя губка — видишь, какая тонкая у тебя.

— Как и у папы.

— Да, как и у папы. Только Алан у нас мужчина. Он добытчик. Я люблю его таким. А вот тебе нужна коррекция. Сейчас, — полезла Жанна в свою розовую сумочку за чем-то. — У меня с собой есть сэмплы разных наполнителей. Чтобы ты поняла, о чем я говорю.

— Мне так нравится твоя сумочка. — Злата прилипла взглядом к уродливой розовой сумочке Жанны. Словно это какое-то кольцо всевластия. — Я тебе завидую.

— Еще бы не завидовать. А знаешь, сколько она стоит?

— Знаю, — вздохнула Злата. — Я же видела, когда ты покупала ее сегодня. Две штуки баксов.

— Думаешь, это дорого?

— Не знаю, у меня нет таких карманных денег, — смеялась Злата.

— Зато у меня они есть. Надо брать, пока скидка. Тем более что в таком цвете их всего-то две завезли. На всю столицу.

— И что… — терла Злата ладони, — что ты предлагаешь делать? Мать бы мне уже по губам надавала за такие вопросы.

— Я не твоя мать, Златик. Я лучше. Поэтому, — достала она пакет из-за дивана. — Я купила тебе такую же сумочку, как у меня.

Из бумажного пакета показалась такая же розовая сумочка.

— Боже! — визжала сестра, закрыв рот руками. — Наконец у меня будет «Прада»!

Охренеть просто. Это ж так важно.

— Носи на здоровье, моя прелесть. Это мой тебе подарок… И на процедуры я тебе скидку хорошую сделаю. По себестоимости, как для своих.

Злата набросилась на Жанну с объятиями.

— Спасибо тебе большое. Ты такая классная. С мамой у меня никогда такого понимания не было.

— К хорошему быстро привыкнешь, Злата. Я рада, что у меня теперь есть такая классная подруга.

Злате позвонили.

— Стас. Я тебе перезвоню. Все хорошо, просто я занята сейчас. Не могу говорить. Извини. Целую.

— Это твой парень? — проникала Жанна уже и сюда. Разлезалась по нашей семье подобно раковым метастазам. — Какой шикарный… — Они вдвоем рассматривали его фотку. — Тот самый Стас, о котором говорил твой папа. Выглядит взрослым. Сколько ему?

— Ему девятнадцать. Он уже работает айтишником. Учится, конечно. И уже работает. Ему заказывают проекты. Или сам за них берется. Заказчики хорошие. Платят в долларах.

— Капец, — листала Жанна социальные сети Стаса и неоднозначно присвистывала. — Какой он у тебя горячий мальчик. Не дашь мне его номерок?

— Нет, — морщила нос Злата. — Мой Стас не отвечает на звонки от неизвестных номеров. Особенно если это молодые красивые девушки. Только на мой. С заказчиками он общается по своим каналам.

— Что, серьезно? Прям вот ни с кем не говорит? Ты ему запретила? Даже если бы я к нему подошла?

— Конечно, — была непреклонна сеструха. И свято верила, что ее такая участь, как маму, никогда не постигнет. — Даже если бы сама богиня красоты снизошла с небес.

— Ну так это ж я, — скромничала Жанна. — Передо мной бы он не устоял.

— Нет, — повторяла Злата с улыбкой. — Он бы все равно не повелся. Я его знаю. Потому и выбрала. Он надежный. С ним я как за каменной стеной.

— А вы уже… ну… — намекала Жанна. — У вас уже было это?

— Что-что? — напрягся отец. — Что там уже было? Я что-то пропустил? Можно ответ погромче, пожалуйста?

Злата мотала головой и всячески открещивалась. Мол, не было у них со Стасом ничего. Кроме тисканий и поцелуев.

— Конечно нет. Папа бы меня убил за такое.

— А как же, — подтвердил отец. — Только не Злату, а Стаса.

— Мы поклялись друг другу, что ничего не будет до моего совершеннолетия.

16. Приложение знакомств (Майя)

После встречи и душевного разговора с Женькой я как будто перезагрузилась. Было похоже на то, как компьютер сталкивается с фатальной ошибкой. Ему словно крышу сносит. Начинает глючить, зависает. Ты видишь этот чертов синий экран, и больше ничего не можешь сделать. Понимаешь, что это все. Трындец надеждам, твоим планам. Твоей жизни, в конце концов.

Но тогда ты зажимаешь кнопку питания — в надежде перезагрузить себя — и ты снова живешь. Спасительную кнопку нажала моя школьная подруга. Хлебцова своим личным опытом доказала, что жизненные ситуации бывают еще хуже, чем моя.

Да, мой муж меня унизил, совершив ряд мерзких поступков. Он изменял мне, пока сама я ничего не подозревала. И даже дочка об этом знала, но ничего не говорила родной матери. Когда с этим сталкиваешься — просто не хочется жить. Кажется, что после такого не бывает жизни. Ты никогда этого не забудешь, каждый день будет наполнен внутренней болью. Депрессией, ненавистью ко всем — даже к себе.

Но когда я увидела Женю. Когда услышала ее историю. Когда осознала, как тяжело ей пришлось. Прочувствовала тяжесть ее жизни. Ведь у нее даже четвертой части не было того, что было у меня — из хорошего. И сейчас — без ноги. Ни мужа, ни детей. Живет с лежачей матерью. Она прекрасно понимает, что чуда не произойдет.

Она просто живет. Тащит свою лямку. При этом улыбается, шутит, бодро иронизирует над собой. Вытащила меня из тьмы, встряхнула — приказала жить, не падать духом. Потому что у меня еще целая жизнь впереди. Только от меня зависит, какой она будет — эта жизнь.

Пообещав Жене, что возьму себя в руки, я начала по-другому смотреть на вещи. Во-первых, я приняла тот факт, что нас с Аланом больше нет. Мне больно только потому, что я держусь за прошлое, за старое. Его больше не существует. Все только у меня в голове. Я тоскую по прошлому, тащу за собой эту ношу. Хотя пора разжать ладони, чтобы отпустить.

Во-вторых, я привыкла ухаживать за детьми. За всеми в нашем доме. Я до сих пор чувствую ответственность за Злату, Филиппа. Вернее, чувствовала. Пока Хлебцова мне не вправила мозги. Теперь я понимаю, что она права. Дети выросли. Злата имеет полное право думать, говорить обо мне все, что считает нужным. Она уже большая. И я не имею права бить ее по губам за такое. Она самостоятельная девушка. Почти такая же, какой я была в начале своего брака. А в чем-то — даже сильнее.

Филю я любила чуть-чуть больше, чем Злату. Он всегда был ближе мне по духу. Может, порой я его даже баловала. Мне было страшно думать, что отец на него повлияет. И я останусь без опоры. Но теперь, когда все так резко изменилось, я вдруг поняла, что зря переживала. Филипп — уже взрослый, сильный и стойкий юноша. Для нас обоих будет лучше, если я отпущу его в жизнь. Дам возможность набить немного шишек. Научиться жить самостоятельно.

Тем временем я дала Жене клятву, что научусь любить себя. Открою сердце чему-то новому. Отпущу все то, за что так отчаянно держусь. И расправлю давно сложенные крылья. Ведь Алан их не обрезал. Я их сложила сама, добровольно. Много лет назад. Настало время вспомнить, как это — просто дышать и быть счастливой наедине с собой.

— Майя, ты уже не спишь? — позвонила Женя в семь утра.

— Конечно нет, — отвечала я, натаскивая плотные зимние колготы. — Мне ведь на работу нужно. Плюс я обещала подвезти до школы Филю. А что? Почему звонишь? Что-то случилось?

— Случилось, — ответила Женька. И выдала в лоб: — Я нашла в приложении знакомств Эльдара.

Я нахмурилась, зажав мобильник подбородком.

— Какого еще Эльдара?

— Какого-какого? Ты знаешь многих Эльдаров? Эльдара Ярцева. Того самого, который за тобой по пятам ходил в старших классах. На него девки, как тремпели, вешались. Но он, зараза, смотрел только на тебя… Разве ты не помнишь, как он в секции те самые записывался, куда мы с тобой ходили? Как он в наш драмкружок приперся — просто чтобы на сцене рядом с тобой быть. Потому что хотел поцеловать тебя в финале. Когда ты принцессу играла.

— Стоп-стоп. Так это ж ты принцессу играла. Я вообще в том спектакле не хотела участвовать. Ты сама меня потащила. А когда ангиной заболела, мне пришлось тебя заменить на сцене. Так что это еще неизвестно, —переложила я телефон на другое плечо, — за кем Ярцев поплелся в драмкружок.

— Ну не за мной же, блин! — возмутилась Женя. — Он за тобой везде ходил, а ты его динамила. Теперь вы уже взрослые. Зрелые. Вам нечего терять и нечего бояться. Ты ушла от мужа.

— Формально мы все еще в браке. Мы не разводились. Просто временно не живем вместе.

— Ты собираешься к нему вернуться, что ли?

— Нет. Не собираюсь.

— Ну так пойди с Эльдаром на свидание! — просто хрипела от напряжения Женя.

— Это непорядочно. Ходить на свидания, будучи в браке. Я так не хочу.

— Твою ж мать, Майка! Значит, Алану можно, а тебе нет?!

Я тяжело вздохнула.

— Мне не нужно лишних хлопот.

— Тебе мужик новый нужен!

— Нет, не нужен.

— Майка, это Ярцев! Я тебе не позволю проворонить свое счастье. Будь у меня такая возможность, я бы ее точно не упустила.

— Ну так сама с ним и иди на свидание, раз он тебе так сильно нравится.

— Я?! — крякнула Хлебцова. — Да я бы и пошла! Пулей бы полетела, если бы не была, как… Как… — она протяжно выдохнула. — Посмотри на меня. И посмотри на себя. На кого он скорее клюнет? На одноногую толстуху или на стройную интеллигентку? Я ему еще в школе была по барабану. А что бы он сказал сейчас, если бы увидел меня в таком состоянии, а? Он хочет полноценную ухоженную бабу!

— Женя. Я себя запустила. Давно не занимаюсь физкультурой. Плюс весь этот стресс. Бессонные ночи. Мешки под глазами. Я как будто туберкулезом переболела.

Начинала уже нервничать. Дала слабину. Позволила Женьке решить, что все же не против пойти на свиданку с Эльдаром. Господи, я не слышала этого имени столько лет. Вдруг он сам уже как старый дед? Облысел, разжирел. Наверняка ему нужна обычная домработница, чтобы носки стирала и жратву готовила. Еще хуже Алана будет. Шило на мыло.

17. Желаю тебе сдохнуть (Майя)

В то утро я спешила на встречу с представителями бизнеса. Все было в рамках ежегодного мероприятия, которое устраивают городские власти. Под мышкой — папка со статистикой. Причем не только по нашей, но и по другим больницам. Потому что меня выбрали лицом сразу всей столичной медицины. Звучало круто, но по факту мне придется отдуваться за всех сразу. На больницы вечно куча шишек летит.

— Филя, привет! — была я рада сыну, когда он сел ко мне в машину. Как и договаривались, Филипп стоял в намеченном месте, чтобы я подвезла его в школу.

— Привет, мам. Хорошо выглядишь.

Я надела новое строгое платье. И переживала, насколько прилично я в нем выгляжу. Все же не каждый день выбираешься на крупные симпозиумы.

— Спасибо, сынуля. — Я по-матерински чмокнула его в щеку. Как это бывало много раз. Филя нормально к этому относился. Ведь что тут такого? Мама чмокнула в щеку родного сына. Только в этот раз его улыбка поникла. — Что-то не так? Это потому, что я тебя чмокнула? Не переживай — я вытру помаду.

— Все нормально, — отмахивался Филя.

— Точно?

— Точно. Все хорошо. Не бери в голову. Ты тут ни при чем.

— А кто причем? — я вела машину и поглядывала на него. — Что произошло?

— Ничего.

Было видно, что Филиппа что-то гложет.

— Ты уверен? Не хочешь поделиться?

Вместо ответа он отвернулся к окну.

— Извини. Я просто плохо спал.

— О чем-то думал? — Он пожал плечами, не оборачиваясь. — Как вообще прошла эта неделя? Какая обстановка дома? Как отношения с отцом?

— Никак. Мы не общаемся.

— Почему?

— Как только начинаем говорить — ругаемся. И так, что кажется, будто морды друг другу начистим. Он меня страшно бесит.

— Это из-за него ты сегодня не в духе?

— Есть кое-что такое, о чем я тебе не говорил в последние дни.

Я напряглась. Начала представлять, что бы это могло быть. Руки вспотели. Но я уверенно кивала в знак готовности выслушать сына.

— Хорошо. Говори. Я слушаю. Что это?

— Не что. А кто… Это Жанна.

У меня мурашки пробежали по спине.

— Что? Причем она здесь? Он ведь не…

— Да. Отец ее привел. И теперь она живет в нашем доме. Занимает твою спальню. Пользуется твоими шкафами. Моется в нашей ванне. А после купания — наматывает на себя полотенца, которые ты покупала недавно. — Он говорил это, а у меня все нутро наизнанку выворачивалось. Когда представляла ту суку. — Отец говорит, что скоро она будет моей мачехой. Когда вы разведетесь официально.

Я втопила педаль тормоза в пол и чуть не сбила пешехода.

«Глаза разуй, кобыла!» — прокричал он на эмоциях.

А я сидела, вцепившись в руль. Смотрела сквозь людей. Не видела ничего, кроме внутреннего страха. Все вышло из-под контроля. Я уже не влияла на то, что происходило дома. Это был мой осознанный выбор. И теперь я понимала, какова за это плата.

— А что… — сглотнула я слюну для пересохшего горла. — Что об этом думает Злата?

— А что Злата? Эта дура только рада. У них там полная синергия, с этой королевой гламура. Жанна задурила голову Злате. Подкупила ее брендовой сумкой за два косаря баксов. Стаса ее нахваливает, типа он уже как зять.

— Злата это любит, — кивала я, с трудом превозмогая ужас. Внутри нарастала тревога. Страх из-за того, что без меня там могут происходить плохие вещи. Меня болезненно тянуло домой. При мне там такого бардака не было. Я бы ей живо лицо подправила, этой Жанне. — Злата любит, когда вокруг нее прыгают. Когда ее хвалят… Сперва Алана охмурила. Теперь за Злату взялась. Не зря она скрывала от меня существование любовницы своего папочки. Теперь она как сыр в масле.

— Жанна и ко мне подкатывала.

Его слова резанули так остро, что я выпала в осадок.

— Подка… В каком смысле «подкатывала»? Что это значит?

Я была шокирована такой новостью. Вместо страха накрывало уже гневом. Неистовой такой яростью. Подкатывать к моему сыну? Ах ты потаскуха!

— Она видела, что я единственный не рад ей в нашем доме. Ей это не давало покоя. Это явно не укладывалось в ее планы. Поэтому Жанна попыталась найти ко мне подход.

Мы подъехали к школе. Я припарковалась в кармане. Посмотрела на сына.

— И как она это делала? Как со Златой?

— Нет, — ответил Филя. Чем подтвердил мои худшие опасения. — Как со Златой, у нее не получилось бы. Я ж не ведусь на все эти девчачьи цацки. Она просто… просто…

— Что?

— Ну, знаешь, — пожал сын плечами. А я уже с ума сходила от этой недосказанности. — Ладно, проехали. Забудь. Все норм.

— Она тебя соблазняла? — вырвалось внезапно.

Филя хотел уже выйти из машины, но я схватила рукав его куртки.

— Я не хотел это сказать. Не в этом смысле. Она просто…

— Что она тебе предлагала?!

Я натурально закипала.

— Она ничего не говорила. Конкретного, — уточнил Филипп. Но дыма без огня не бывает. Значит, эта тварь что-то задумала.

— Может, она намекала на что-то?

— Может, — буркнул сын себе под нос. — Не знаю. Я не хочу, чтобы ты переживала.

— Господи. Как же я теперь жалею, что сказала тебе вернуться в тот бордель. Это же не дом уже, а какой-то… рассадник похоти! Филя, прости. Я была неправа, когда говорила, что тебе будет лучше там. Извини меня, пожалуйста… Возвращайся ко мне. Я отдам тебе свою кровать. Сама буду спать на диване.

— Нет, мама. Нет, — взял он меня за плечи. — Ты сделала все правильно. Ты была права, когда говорила, что мне нужно быть самостоятельным.

— Но ведь Жанна… Я должна точно знать, что с тобой все хорошо.

— Единственное, что тебе нужно знать — это то, что я на твоей стороне, — заглядывал он мне прямо в глаза. — Окей? Я тебя ни за что не предам. А Жанна — это просто временное явление. Вот увидишь. Отец не настолько туп, чтобы долго не видеть, кого он притащил в наш дом. За меня не беспокойся. Я не дам тебе повода краснеть за сына. Удачного совещания, — сказал он напоследок, после чего сам уже чмокнул меня в щеку. Вылез из машины и побежал на урок.

18. Красная шея (Майя)

После разговора с Филей я кипела, как раскаленный чайник. Была так зла на себя, что сама же предложила сыну вернуться в отчий дом. А теперь, оказывается, там не просто живет молодая подстилка Алана. Эта шлюха расхаживает по дому, виляя бедрами и соблазняя моего единственного сына!

Меня всю буквально трясло от этой мысли. Приехала в госадминистрацию, шла на масштабное собрание с привлечением бизнеса, а сама земли под собой не чувствовала. Вся пылала от злости на нее, на эту вертихвостку. Эту развратительницу. Эту бессовестную девку. Эту… Жанну…

Я зашла в лифт. И, пока копалась в портфеле, в кабину зашла она. Эта недобитая тварь. Створки закрылись. Лифт поехал наверх. И только тут она обернулась, чтобы увидеть меня.

— Ну привет, красавица, — стала я пыхтеть больше прежнего. Щеки раскалились до предела. Я держала кожаный портфель, и казалось, что готова врезать им Жане по роже. — Как прошла неделя в моем доме?

Прежде чем она сообразила, что произошло, я нажала на кнопку аварийной остановки. Поставила портфель на пол. И уперлась рукой в стену, блокируя выход этой проститутке. Сам бог велел мне отомстить ей за Филиппа.

Я, как и положено нормальной матери, не дам ей теперь спуску. Да я шкуру с нее живьем сниму теперь за надругательство над моей семьей. Семьей, которую я создала, которую выносила, родила и выкармливала в течение двадцати лет.

— Майя? — отвисла у нее челюсть.

Ее неестественно блестящие губы застыли в нелепой гримасе. Казалось, что открой ей черепную коробку, разрежь натянутую нитку — уши сразу же отвалятся. Внутри этого тела не было ни мозгов, ни сердца. Ровным счетом ничего. Одна лишь пустота. И сиськи. Грудь у нее была больше моей.

— Скажи, у тебя есть хоть что-то свое?

— Не поняла…

— Колотые губы. Силиконовые сиськи. Накаченная жопа. Краденый муж… На что ты будешь похожа, если все это отобрать? Ты ведь словно паразит. Присасываешься к кому-то, — говорила я с дичайшим отвращением, — мимикрируешь под окружающую среду. Банально имитируешь то, чего на самом деле дать не можешь. Изображаешь из себя подругу для моей дочери. Внушила моему мужу, что ты лучше меня. Хотя чем ты лучше? Вот чем? Своим силиконом?

— Я лучше, потому что я моложе, — отрезала она и оттолкнула мою руку. — Это как машина. — Она разблокировала лифт. Мы снова тронулись наверх. — Водитель всегда будет хотеть модель поновее. И чем дольше он ездит на своей машине, тем чаще он заглядывается на модели последних лет.

После ухода от Алана моя психика стала другой. Я адаптировалась ко всему этому цинизму. Жестокости близких. Мысли о том, что все может разрушиться в любой момент — просто потому, что мужику захотелось острых ощущений. Поэтому он плевать хотел на семью. Достаточно того, что в штанах стояк. Но циничность Жанны меня все равно удивила.

Сравнивать живых людей, их чувства, отношения с грудой металла? Неужели она искренне считает, что женщина — то же самое, что дурацкая машина?

— Ты не боишься, что однажды тебя постигнет та же участь? Выйдет новая модель. И Алан предпочтет ее тебе.

— Не будь наивной. Я не собираюсь быть с ним вечно. Да и дети твои мне нафиг не нужны. Просто я хочу, чтобы все были довольны. Пока я не получу свое. Не только Аланчик. Но и Злата… И особенно Филипп.

Мои руки просто зачесались. Я рванула к ней, но лифт открылся. И в кабину зашли люди. Между нами оказались двое моих коллег из смежных отраслей.

— Майя Степановна! — приветствовала Тоня, с которой мы когда-то работали вместе. — Как ваши дела? Как муж, как дети?

Я бросила взгляд на Жанну. Та самодовольно улыбалась. Ее спасал тот факт, что в кабине находились посторонние. Увы, я не могла схватить ее за волосы. Зажать эту пустую голову между створок. И нажать на кнопку. Чтобы лифт поехал дальше. Отрывая башку той, которая осмелилась влезть в штаны моему мужу, осквернить наш дом. А теперь — еще и очернить моих детей своим сожительством.

Тоня что-то говорила, но я почти не слушала. В ушах стучало сердцебиение. Каждый удар приближал момент, когда я могла слететь с катушек и наделать глупостей. Было страшно угробить карьеру из-за этой шмары. Но оставить ее поступки безнаказанными я тоже не могла. Я должна была поставить ее на место.

— Вы тоже тут на сходку с бизнесом приехали, Майя?

Я очнулась и переспросила:

— Что?

— Говорю, — повторяла Тоня, — на девятом этаже встреча с бизнесом сегодня.

— Да. Да, я еду туда. А вы?

— Мы тоже, только подойдем попозже. Сначала в проектный нужно забежать, к Людочке Заречной.

— Ага, — улыбалась я фальшиво и махала им рукой, провожая из лифта. — Передавайте ей приветик!

Створки закрылись. И я схватила ее за горло.

— А! — взвизгнула Жанна, явно не ожидая такой дерзости. — Отпусти! На помощь!

— Послушай меня внимательно, сука! — Я держала ее шею обеими руками. Даже не знаю, откуда было столько сил. Но адреналина в кровь выплеснулось море. — Заруби себе на носу! Иначе я убью тебя! Ты слышишь?! Я тебе клянусь!

— Отпусти!

Она дергалась, брыкалась, била меня по плечам. Но я смотрела в ее красиво накрашенные глазки. И только чувствовала, как хрустят костяшки моих рук. На ее мягкой нежной коже.

— Если ты еще хоть раз подкатишь к моему сын. Если у меня хоть подозрение появится, что ты на него плохо влияешь. Услышу от него, что ты опять намекала на что-то… Будет достаточно минимального сомнения в твоей нейтральности по отношению к Филиппу… Я обещаю, — тряхнула я Жанной, ударив ее затылком о стенку лифта. — Я тебе клянусь, что это будет последний день твоей жалкой шлюшьей жизни. Я тебя из-под земли достану.

— Я вызову полицию, — хрипела она, не желая сдаваться. — Ты загремишь в ментовку!

— Не забывай. У меня есть ключ от дома… Я приду к тебе ночью. И задушу подушкой.

Лифт открылся. Мы обе стояли с красными мордами. Пыхтели, словно поднимали штангу по очереди. Только я обнимала свой портфель. А Жанна — болезненно держалась за шею.

19. Пускай ревнует (Майя)

Когда я ехала на встречу, я даже подумать не могла, что буду сидеть напротив любовницы своего мужа. Видеть, как она скалит свои отбеленные зубы. Как же я ее ненавижу!

— Спасибо всем, кто пришел, — говорил заместитель мера. — От медицины у нас Верховцева. Здравствуйте, Майя Степановна. Вы готовы отрапортовать по делам городских медучреждений?

— Конечно, — кивнула я, не отводя глаз от Жанны.

— Вижу новые лица среди бизнес-представителей… Может, у кого-то есть какие-то вопросы?

Я подняла руку.

— У меня есть вопрос, Володя.

Улыбка на Жанниной морде стала понемногу увядать. Ее животные инстинкты подсказывали, что ничего хорошего не будет. Я что-то задумала.

— Конечно, Майечка. Я вас слушаю.

Из нашего диалога было ясно, что знакома я с организатором встречи давно. С Вовой мы некогда работали вместе. Даже учились. Он тоже медик по образованию. Но в какой-то момент попал под сокращение и пошел на госслужбу. Да так и прижился, вырос, поднялся. Теперь его уважают. Но Комарницкий прекрасно помнил, у кого он списывал в университете. Он списывал у Верховцевой. А точнее — еще у Филатовой.

— Кто эта девчушка за нашим столом? — я показала на Жанну. — Она разносит кофе? — Не дождавшись ответа, я ласково попросила: — Зайка, смотайся — принеси мне капучино, хорошо?

Ее лицо побагровело, как свекла. Казалось, еще минута — из ушей повалит пар от перегрева.

— Нет, Майя Степановна, это… — полез Володя в списки, — это у нас Жанна Дверцова.

— Не Дверцова, а Дворцова! — исправила она, пыхтя. — Прочитайте внимательно!

— О… — нахмурился заммера. — Видимо, ошибка.

— Ошибка — это то, что подобные особи занимают место за этим столом.

Люди вокруг затихли. А глаза у Жанны чуть не вылезли из орбит от моей наглости.

— Простите? — обратилась она ко мне. — Что это значит?

Нас разделял большой стол. Но воздух нагревался, словно перед ударом молнии. Будь мы ближе — вцепились бы друг другу в волосы.

— Какой конкретно бизнес она представляет?

Демонстративно игнорировала Жанну, будто ее тут нет и быть не может. Она — пустое место.

— Бию… — пытался Вова прочитать чуждое мужчине слово. — Бю…

— Бьюти-бизнес! — не выдержала Жанна. — Неужели так трудно прочитать?

— Стало быть, маникюрщица, — откинулась я на спинку кресла. — Жанна Дверцова у нас делает ногти.

— Я не… — разрывало ее на куски от моего отношения. — Во-первых, я не Дверцова, а Дворцова! Пожалуйста, говорите мою фамилию правильно, а то я…

— А то ты «что»? Уйдешь отсюда?

— Я отсюда не уйду, — сказала она твердо. — И, во-вторых. Я не «делаю ногти». Мы предлагаем широкий спектр косметических услуг, начиная лазерной депиляцией и заканчивая коррекцией черт лица. Это и уход за кожей, увеличение губ, брови, татуаж… Я успешный менеджер, который управляет сетью салонов «Эмилия» по всей стране!

— «Эмилия»? — стало мне правда интересно. — Сколько же объектов входит в вашу «сеть»?

— Три, — ответила она гордо.

— В каких же регионах они расположены?

— Два — в столице. И один — в Зеленограде.

— Вау, — кивала я с иронией. — И вы считаете, что имеете право принимать здесь какие-то решения? Вам не кажется, что вы занимаете здесь чье-то место? Мне вот приходится отстаивать в одиночку всю медицинскую отрасль. И все потому, что мест на всех не хватает… Из-за таких, как ты.

Люди одобрительно кивали, перешептывались. Жанну начинали недолюбливать с первых минут заседания.

— Знаете, Майя Степановна, — огрызалась она, — мне кажется, что вы мне просто завидуете. Потому что я добилась успеха в свои двадцать пять. А вы все никак не можете понять, что ваше время ушло.

Многих это возмутило. Ведь не всем было двадцать пять. Основная масса участников — зрелые люди, которые работают на долгосрочный результат. А не ищут, где можно прийти на все готовое, чтобы облапошить наивного седеющего директора фирмы.

— Знаешь, детка. Единственное, чего я не могу понять, так это то, причем тут ты до стратегически важных сфер услуг. Ведь мы сегодня собрались именно по этому поводу. Вот медицина важна. А с каких это пор наколотые губы — стратегически важные услуги населению?

— Дамы, — вмешался Комарницкий, — уважаемые представители! Давайте не переходить на личности! Все имеют равные права и обязанности!

— О, отлично, — хлопнула я в ладоши, — раз уж мы заговорили про обязанности… Неуважаемая Жанна, вы бы не могли мне показать свою лицензию?

— Я не брала ее сегодня.

— Может, у вас ее и нет?

— Что? — усмехнулась Жанна. Но зря. Это было только началом. Я ее изобью, как пиньяту, перед публикой.

— Скажите, а салоны «Эмилия» направляют своих клиентов на медобследование перед тотальной накачкой ботоксом?

В этот раз все внимательно ее слушали, включая заместителя мера.

— Ну… — съежилась Жанна от колючих взглядов. — Мы рекомендуем, конечно. Но это по желанию.

— Зато ПОТОМ они все идут к нам, — сказала я, посеяв семена раздора. — Уже как минимум пять человек обратились в нашу больницу после ваших так называемых процедур.

— Какой кошмар, — отреагировал Комарницкий. — Как так получилось?

Жанна покраснела еще больше.

— Я этого не знала. Первый раз такое слышу вообще. Кто эти люди? Вы можете назвать мне имена?

— Могу лишь только сказать, что эти люди готовят коллективный иск на вашу шарашкину контору, — пошла я ва-банк. — И наше учреждение предоставит все доказательства некомпетентного вмешательства в здоровье наших пациентов со стороны салонов «Эмилия».

Конечно, я соврала. Никаких коллективных исков там и близко не было. Никто к нам не обращался из-за ботоксных уколов в ее салонах. А если и обращались — мне было глубоко наплевать. Я лишь хотела присадить эту крысу. Показать ей, где ее настоящее место. Ведь она не заслужила быть среди нормальных людей. Думала перепрыгнуть через несколько ступенек и получить все сразу?

20. Свидание с Эльдаром (Майя)

В тот день я сделала сразу две вещи, которых никогда не делала в своей жизни. Во-первых, под руководством подруги я зарегистрировалась в приложении знакомств. Мы вместе выбрали мне аватарку. Хотелось просто сфотографировать себя как есть, но Женя настоятельно рекомендовала взять фотку «постарше». И под этим словом Хлебцова подразумевала фотографию десятилетней давности.

— Но ведь это же обман, — возмущалась я, смотря на себя тридцатилетнюю. — Я сейчас уже совсем не так выгляжу, как тогда.

— Ну и в чем тут разница? — будто не понимала Женя. — Ну прическа слегка изменилась. Да и цвет блеска для губ другой. Даже сережки те самые. Алан тебе что, ничего не дарил за эти десять лет?

— Дарил, конечно, — сказала я не столько в защиту мужа, сколько в оправдание себя самой. Что я жила с ним столько лет, а сережки правда одни и те же.

— Ага. Хламидиоз, — прошептала она с претензией. — Дарил он тоже. — Она что-то поделала на моем телефоне и вздернула брови от радости. — Ничеси, Ярцев уже и ответил! Какой молодец!

— Ты что, написала ему без моего одобрения?!

— Ты бы телилась, прости господи, сто лет. А мужику еще столик надо успеть забронировать в ресторане.

— В каком еще ресторане? Я ведь собиралась просто погулять немного в парке.

— Чтобы ты жопу отморозила в своих капронках? Совсем уже с дуба рухнула? Вот именно поэтому я сама и написала, чтобы ты фигней не маялась.

— А хоть какой ресторан? — нервничала я, что не готовилась к такой официозности. — Хоть не очень дорогой?

— «Санто-Сиело», — ответила Хлебцова. И у меня дар речи отняло от флешбэков. Тот самый ресторан, где я впервые увидела Жанну. В день хоккейного матча. — Итальянский вроде. Я сама там не была, конечно. Но слышала, что хата солидная. Бывала там? Алан не пробовал бронировать столики?

Я опустила глаза и стала вращать на пальце обручальное кольцо.

— Нет, не бывала. Но у Алана все вышло отлично. Он там бывал. Только не со мной.

— Вот же ж скотина… Если хочешь, я напишу ему — скажу, чтобы другой ресторан был.

— Нет, не надо. Все нормально. Пускай будет этот. Только…

— Только что?

— Как считаешь, — пыталась я сделать вторую вещь, которую не делала последние двадцать лет. Снимала обручалку. — Лучше снять? Или пускай остается? Ведь мы пока не развелись.

— Снимай, конечно. Стаскивай эти оковы быстрее. Давай его сюда, — отобрала Женя кольцо и спрятала его себе в лифчик. — А то еще решишь назад к нему вернуться. Я тебя знаю. Только отвернись — уже простишь всех и себя еще виноватой сделаешь.

— Такого не будет.

— Гляди мне, Филатова.

— Хорошо. Тогда я по пути Филиппа успею завезти на хоккей.

— Какой по пути, але? За тобой Ярцев на машине заедет.

— Заедет? Сюда? — растерялась я. — Ты ему хоть номер квартиры не сообщила, надеюсь?

— А если б и сообщила? То что тогда? — уперлась Женя в боки.

— Здесь кругом одни срачи! Вдруг он зайдет!

Я принялась бегать по квартире и хаотично собирать разбросанные вещи. Всю одежду, которую забраковала Женя. Что-то вешала на вешалки. Что-то запихивала в пакеты. А ведь еще посуда была не домыта. Сковородку еще с вечера оставила откисать. Господи, какой же бардак!

— Да ладно тебе. Чисто у тебя.

— Я вообще не хотела, чтобы Ярцев знал, где я живу! Зачем ты написала ему номер дома?! Ну вот зачем, Жень?!

— Ну он ведь все равно сюда приедет вечером.

— Что? Почему?

— Ну… — развела она руками. — После ресторана. На ночь.

— На но… — У меня дар речи отняло от ее наглости. — Как ты могла обо мне такое подумать, Женька?! Я что, похожа на проститутку?!

— На очень дорогую. Я бы сказала — элитную.

— Закрой рот, — ткнула я пальцем ей в лицо. — Твое счастье, что мне сын звонит. А то б я все сказала, что я думаю об этом.

— Скажи ему, что у тебя свидание. Скажи.

Я мотала головой.

— Алло, сынок?

— Во сколько ты придешь, мам? Ты не могла бы подобрать меня чуть раньше? Я потренироваться хотел, пока лед пустой.

— Скажи ему про Ярцева, — шептала Женя так громко, что я была почти уверена, что Филя все слышит. — Скажи про Эльдара. Скажи, что МАМА ЕДЕТ НА СВИДАНИЕ.

Я повернулась к ней спиной, но Филя все равно услышал что-то. Краем уха.

— Свидание? Ты едешь на свидание?

Щеки начало покалывать от стыда перед ребенком. Показывала Жене кулак. Мысленно «благодарила за помощь».

— Филя, прости меня, пожалуйста…

— Ты не должна перед ним извиняться, — шипела Хлебцова под боком. — Алан сам толкнул тебя в руки к другому.

— Мам, там кто-то еще с тобой?

— Да, — улыбалась я телефону, проводя по горлу большим пальцем. Чтобы Женька знала, что ее ждет после этого. — Тут со мной тетя Женя. Она передает тебе привет.

— Так ты не сможешь меня забрать, получается?

Я посмотрела на Женьку. И она поставила руки накрест. Уверенно мотала головой. Мол, никаких подвозов. Сегодня вечером ты занята.

— Прости… — снова начала я извиняться. Но взяла себя в руки и сказала сыну твердо: — Сегодня не могу. Буду занята весь вечер. Домой вернусь поздно. И машину с собой не беру. Поэтому… — Я вдохнула побольше воздуха, чтобы сказать это. — Попроси отца тебя подбросить. Скажи, что у меня встреча с другом.

— С другом?

Женя оттопырила два больших пальца в знак одобрения.

— Да. Мы с Эльдаром едем в ресторан. Он мой старый друг, о котором я тебе не говорила раньше. Если отец спросит, где я — можешь ему так и сказать… Береги себя, сынок. Целую.

21. Ресторан «Санто-Сиело» (Майя)

Я не видела Ярцева еще со школьной скамьи. С тех пор, как мы везде таскались вместе с Женькой. Были подружки не разлей вода. И за нами правда часто ходил по пятам этот Эльдар. Тогда его никто так не называл — все звали парня Дарик, не иначе. Так он и остался в моей девичьей памяти обычным Дариком.

Я закончила школу, пошла в университет. Стала медиком, построила карьеру врача. А Ярцев, как мне казалось, куда-то уехал. Вроде бы за границу. Я не придавала этому значения. Город большой. Вы можете все жить в одном районе, но практически не видеться годами. Что уж говорить о таких ребятах, которые перебрались в другие города, другие страны.

Словом, я была прилично удивлена, когда увидела его под домом. Эльдар вышел из какой-то большой черной иномарки. Даже и модели такой не знаю. Прилично одетый. Прическа — практичный ежик под насадку. Лицо гладко выбрито. При виде меня — бросил белозубую улыбку.

— Майя? — произнес он это имя, как что-то забытое. Секретный пароль, не произносимый много лет. — Так это правда ты?

— Дарик? — ответила я тем же. — Ты так… — выбирала я слово, чтобы описать первое впечатление.

— Вырос в ширину? — посмеивался он.

Но я совсем не это хотела сказать. Фигура у него была норм. Самая такая нормальная. Может, он и не был профессиональным пловцом на олимпийских играх. Но ведь нам и не по двадцать лет уже, чтобы красоваться кубиками пресса. Которые сойдут буквально через пару месяцев тривиальной семейной жизни.

А он человек семейный, я это точно знала. Не какой-то там закоренелый холостяк. Инфантильное создание, которого мама выкормила великовозрастным ребенком. От Ярцева веяло практичностью, приспособленностью к трудностям. Он мне сразу показался хозяйственным, покладистым. Даже не знаю, что в первую очередь произвело такой эффект.

Может, я просто обратила внимание на строительные приблуды в багажнике. Чтобы влезли длинные доски-рейки, он сложил задние сиденья. И прямо у нас за спиной был небольшой склад прораба.

— Так приятно пахнет, — сказала я, сев в машину. — Пахнет свежим деревом. Сосной.

— Ага. Сосной, — ухмыльнулся Дарик. — Извини, что в машине весь этот хлам. Не очень романтично, конечно.

— Нет, ничего, — мотала я головой. — Я такое уважаю. Люблю, когда мужик своими руками может что-то делать.

— Я в принципе не романтик. Построить каркасный дом — это я могу. А вот сказать что-то красивое женщине…

— Знаешь, — подумала я об Алане. Который всегда умел красиво говорить. Но в итоге растоптал меня как человека. — Главное не слова, а поступки.

— Согласен, Майя. Абсолютно с тобой согласен. — Он принял звонок. — Алло? Да, Димон. Заеду, только позже. У меня сейчас… деловая встреча. Как только закончу, привезу все по списку. Буду на объекте к девяти часам.

Было немножечко странно и в то же время интересно отмечать, насколько сильно Ярцев отличался от моего Верховцева. Слова, повадки, мимика. Я постоянно ловила себя на том, что чувствую вину — за то, что еду в ресторан с другим мужчиной. И он совсем не такой, как Алан. Нутро как будто постоянно твердило: это не он, это не твой мужик, опомнись!

Сомневаюсь, что мой муж испытывал нечто похожее, приглашая Жанну в «Санто-Сиело». К слову, внутри ресторан оказался шикарным. Мы сели за столик. Недалеко от того места, где я видела супруга с его грудастой подружкой.

Столик был пуст, но на нем красовалась табличка с надписью «Бронь». Я все смотрела на нее и думала, не Алан ли забронировал этот столик. Вот бы было красиво, если бы он приволок сюда Жанку и увидел меня с Эльдаром.

— Ты тут бывал уже раньше?

— Да, бывал, — кивнул Ярцев без лишних раздумий.

И я сразу представила, как он привозил сюда других. Не знаю, почему сразу такие мысли. То ли ждала какого-то подвоха. Ведь не может солидный мужчина за сорок просто так быть одиноким. То ли я просто перестала верить мужикам в принципе. Теперь казалось, что они все одинаковы.

— Выходит, это свидание далеко не первое? Многих ты сюда привозил?

— Мы тут с женой когда-то были. Только с Лилей. Да и то — давно. Еще до Маринки.

— Марина — это…

— Моя дочурка. — Он показал на телефоне снимок, где у папы на руках сидит забавная девчушка лет пяти. — Это старая фотография. Тут Мариша еще улыбается. Это было до смерти ее мамы. Когда Лиля была еще жива.

Нам принесли наши заказы. Два салата. Основные блюда: нежирный рулет из индейки с овощами — для меня и сочный говяжий стейк на косточке — для Эльдара. Официант откупорил бутылку белого вина.

— Прости, что я спрошу, но… — сделала я паузу от неловкости. — Что с ней произошло? Почему она так рано умерла?

— Рак поджелудочной. Мы поздно кинулись, — говорил он с камнем на душе. — Было очень жаль Лилю. Маринка много плакала. Для нее это было кошмаром.

— Ну конечно, — сидела я перед едой и кивала. Не имея сил засунуть в себя хоть кусочек. — Такой шок для девочки. Выходит, опухоль была неоперабельной? Она у нас проходила обследования?

— Нет, в Италии. Мы в Неаполе раньше жили. У меня там небольшой бизнес был, строительный. Деньги были на операцию. Сколько бы она ни стоила. Да я бы все отдал, только б Лиля осталась с нами, понимаешь? Но операция — она ж, собака, только замедлила процесс. Дала жене еще год. Пошли метастазы. Стало хуже. Не могла ничего есть… А потом ее не стало.

22. Мама для Марины (Майя)

В тот вечер, общаясь с Эльдаром, я прекрасно понимала, что мы уже давно не школьники. Теперь мы были совершенно другими людьми. И Ярцев оказался крепким человеком. Прошел через ужасное горе в семье. Но не сломался, не запил, не загулял. Не слил ребенка в интернат, как это нередко бывает.

Ему было не наплевать на дочь. Он любил Маринку. И, возможно, до сих пор любит покойную супругу. По-своему. Просто эта боль — она уже стала привычной. Он научился с ней жить, продолжил путь. Свыкся со шрамом. И от этого было немного дико.

Эльдар спокойно ел свой стейк. А я к рулету даже не притронулась. Попробовала салат. Запила водой. В горло ничего не лезло. Тем временем Женька настрочила простыню вопросов: «Ну что вы там? Он красивый? Зарабатывает хорошо? Чем он занимается? Он бизнесмен?»

«Расскажу обо всем позже. Сейчас занята. У нас серьезный разговор», — написала я, скорчив виноватую мину перед Ярцевым. Чтобы не решил, будто я проявляю неуважение за столом.

Но на подругу это не подействовало. В ход пошли другие вопросы. Теперь они касались фотографий. Которые делать я вообще не собиралась. Какие тут фотографии? Для чего, для кого? Это глупо.

«Ты уже отправила общее фото Алану?»

Я сразу же ответила: «Нет. И не буду»

Я не хотела использовать Ярцева как красную тряпку. Дарик был хорошим человеком. Мне бы не хотелось, чтобы Алан к нему пристал с претензиями.

«Почему???»

«Оно того не стоит».

«Ну и зря. Может, он просто старый и страшный?»

«Нет, — ответила я сухо. — И хватит мне писать».

«Эльдар сильно изменился за эти годы? — все никак не унималась Женя. — Скинь фотки, плиз! ФОТКИ!»

Господи... Задолбала.

— Дарик, можно я с тобой сфотографируюсь на память?

— Да, конечно, — ответил он.

Я подошла к нему. Слегка присела, опершись на сильное плечо. Посмотрела в камеру и… Он меня поцеловал в щечку.

— О… — удивилась я от неожиданности. — Ты меня чмокнул.

Щеки мигом покраснели, стало жарко от этого момента. Эльдар смеялся, для него это было нормой, судя по всему. Он ведь не хотел меня обидеть. Ярцев вообще местами мне напоминал Хлебцову. Было у них что-то общее. В чем-то похожи, честное слово. Может, поэтому мне с ним было так комфортно. Только не как с ухажером, а как с другом.

— Прости. Не удержался, — посмеивался Ярцев. — Хорошая ведь фотка получилась.

Я немного разволновалась. Даже хотела удалить эту фотографию. Смотрела на то, как мужчина целует меня на камеру, и смущалась все больше и больше. Ладно, отправлю это Женьке. Пускай орет от радости. Нажала «поделиться», выпал список последних контактов. И я поделилась.

Фотография отправилась в виде сообщения. Я подождала около минуты. Реакции не было. Это показалось странным. Я зашла в переписку. И с удивлением отметила, что фотографии в ней нет. Тогда отправила фотку еще раз. В этот раз — удачно. И только после этого до меня дошло, что первый раз я фотографию с Эльдаром отправила Филиппу.

— О господи, — закрыла я рот ладонью. — Что я натворила?

Попыталась удалить сообщение, но оно не удалялось. Почему-то предлагало удалить только у меня. Но у сына фотография останется. И самое страшное то, что он ее уже увидел.

— Что-то не так? — спросил Эльдар. — Ты выглядишь взволнованной.

— Нет, все… — косилась я на телефон и ждала колких вопросов от Фили. — Все нормально.

Стало безумно жарко. Я напилась воды. Чувствовала себя очень странно.

— Майя, — взял меня Ярцев за руку. — Извини, если я кажусь тебе слишком прямолинейным. Может, ты бы хотела, чтобы у нас был конфетно-букетный период. Чтобы я немного поухаживал за тобой, словно нам по девятнадцать лет. Но… — вздохнул он. — Правда в том, что я не такой. Я человек серьезный, надежный. И хочу таких же серьезных, надежных отношений.

— Что ты конкретно имеешь в виду?

— Мы уже давно не подростки. Ты сама прекрасно понимаешь, из чего состоит взрослая жизнь. Видела ведь, что я в машине стройматериалы везу. Вот такой вот я — весь в работе. Пацаны ждут на объекте, так что сейчас мы с тобой договорим — и я к ним махну. Затем вечером, когда улажу этот вопрос, можем еще пообщаться с тобой. Ты ведь в том доме живешь? Не подскажешь квартирку?

— Если ты хочешь мне что-то сказать важное прямо сейчас, то говори. Я тебя слушаю.

— Не буду врать, Майечка. Я человек простой и занятой. У меня нет времени на семью. Я такой: приехал и уехал. Люблю вкусно поесть. Ценю трудолюбивость, аккуратность в быту.

— Чтобы кто-то убирал, стирал и готовил… — расшифровала я его слова. — Ты это ведь имел в виду?

Эльдар нахмурил густые брови, опустил глаза.

— Я не хотел тебя чем-то обидеть. Но и обманывать не хочу. А то ты ведь подумаешь, что я смогу уделять тебе все время. А я такой — живу работой. У меня три команды, три опытные бригады. Выполняем строительно-монтажные работы по всей области. Мотаюсь туда-сюда, как проклятый… А Маринку жалко. Она без матери растет. Девчушка ведь не виновата, что так вышло. Я ее люблю. И хочу, чтобы моя дочь была счастлива. Понимаешь? Мне нужна надежная покладистая бабенка, которая возьмет под шефство мой дом. И станет мамой для Марины.

23. Он в реанимации (Майя)

«Как же я тебе завидую. Он такой классный…» — вспыхнуло на телефоне. И я перевернула его вниз стеклом.

Если судить по той дурацкой фотографии, можно и правда решить, что мы идеальная пара. Но проблема была в том, что я не искала себе мужика любой ценой. После Алана я не была уверена, что хочу испытать это снова. На это свидание я поехала, скорее, из-за спортивного интереса. Хотелось попробовать что-то новое. Возможно, отомстить мужу.

Но в реале я не знаю, что конкретно надеялась почувствовать. Чего я ждала от спутника на вечер. Банальной физической близости? Тупо переспать ему назло, после стольких лет верности? Ну допустим. Только что мне это даст? Я могу ему сказать, что это было. Совсем не обязательно делать это на самом деле. Чтобы говнюк распсиховался от жадности.

Если бы я искала помощника по дому… То это тоже не оно. Я отлично справляюсь со всем сама. Пора признать тот факт, что я очень требовательная и самодостаточная женщина. Которая точно знает, чего хочет. Я хочу внутреннего покоя. Комфорта. Возможно, хотела бы заняться карьерой. Уделять работе больше времени. Путешествовать по миру, в конце концов.

А Эльдар мне предлагает стать «новой мамой» для его маленькой дочки. Снова воспитание детей. Снова дочь. После того как я со своей собственной не справилась. Я не была уверена, что хочу именно этого. Скорее, мне казалось, что это вовсе не то.

Пускай, я зажралась. Пускай, у меня нет сердца. Может, я стала эгоисткой. Просто выгорела внутри. Превратилась в бессердечную и недоверчивую грымзу, которая не верит словам мужчины. Даже такого открытого, располагающего к себе, как Ярцев.

Но ему нужна была не жена. Он просто искал няню для своей дочурки. Этот вариант был не для меня. Может, для кого-то другого. Но не для меня.

— А помнишь, как мы дурачились в школе? — улыбнулась я, рисуя в памяти кадры из детства. — Вылетали пулей на перемены.

— Особенно зимой, когда снег был, — кивал Эльдар. — Бросались снежками. Класс против класса.

— Точно. Ты еще так хорошо бросался. Так метко. И лепил такие огромные снежки. Я была очень рада, что мы с тобой в одной команде.

Он смеялся. Нам было легко общаться по-дружески. Как старые, проверенные прошлым, знакомые. Но романтических отношений у нас не выйдет, полагаю. Мы с ним очень разные. И я не могла на себя взять ответственность за его Марину. Ей нужен был кто-то другой. Просто не я.

— Майя, скажи, — спросил вдруг Ярцев, — а как там твоя подруга? Та девчонка. Рыженькая. С которой ты всегда ходила вместе. — Было неожиданно услышать это. После стольких лет. Он помнил Женьку. Да и не просто помнил. Она ему явно нравилась. — Такая прикольная. Вечно веселая, улыбалась так интересно еще. Шутила шутки смешные. Женя Хлебцова. Такая… С характером девушка. Я много раз пытался с ней поговорить. Но все как-то… Не получалось. Она меня как будто избегала, отталкивала. Скажи, я ее чем-то обидел?

— Ты можешь спросить это у нее лично. Хочешь, я дам тебе ее номер?

Эльдар выдал нервный смешок. Расширил воротник рубашки. Выпил воды. Лицо налилось румяным оттенком волнения.

— А она не…? — боялся он спросить самое главное. — Не того? У нее кто-то есть?

— Господи, Эльдар, — убедилась я в том, что все то время он бегал не за мной. — Ты ведь упадал за Женей, правда? Не за мной, а именно за Женькой.

— Ну… — было ему неловко признаться в этом грехе. — Просто вы всегда ходили вместе.

— Тебе ведь нравилась именно она, верно? Вовсе не я.

Он чувствовал себя старшеклассником, которому трудно выразить свою симпатию.

— Да, — признался он. — Да, это так. Я пытался навести с ней контакт. Но она такая… Такая… — начал Эльдар запинаться от волнения. — Я не мог потом о ней не думать. И когда Лили не стало, я… Знаешь… Размышлял… Представлял, что… вдруг…

Мой телефон стал вибрировать. Кто-то звонил. Была почти уверена, что наяривает Хлебцова. Как будто чувствовала, что о ней тут говорят. Наверняка заикаться начала ни с того, ни с чего. Но я перевернула телефон экраном вверх — и увидела, что это Злата. Мне звонила дочь. Это сразу напрягло.

Я снова подумала о том, что она встала на сторону предателя. Поддержала урода, который когда-то ее зачал, а теперь возомнил себя султаном. Переместил меня на пост почетной первой жены — великодушно предложил перебраться в тесную гостевую комнатушку. Чтобы я слышала их стоны по ночам. А утром — мыла посуду, готовила жрать и убирала в доме.

Я отбила входящий. Не была готова с ней говорить. Боялась, что Эльдар поймет, как «прекрасно» я лажу с собственными детьми. Отчасти мне было стыдно перед ним. А отчасти — душила обида за ее поступок. Она не имела права защищать отца. После того, что он натворил с нашей семьей.

Но тут она снова набрала. Вибрации распространялись по столу, заставляя меня чувствовать неладное. Она бы не стала так упрямо звонить, если бы не было веской причины. Что-то явно случилось. Что-то произошло. Причем я себе даже не представляла, какой чудовищный кошмар меня ждал через секунду.

— Алло?

— Мама, я в больнице, — плакала дочь прямо в трубку. — Ты можешь приехать?

Добродушная улыбка Ярцева исчезла на глазах, когда он понял, что у меня проблемы.

— Эльдар, ты можешь завести меня в больницу?! Это срочно!

— Д-да, — кивнул он, нахмурившись. — Конечно. А в какую?

— Злата, где ты?! Что произошло?!

Но у нее был шок. Она едва справлялась выговаривать слова.

— Фил в реанимации. А я… —душили ее слезы. — Я не знаю, что мне делать.

— Что? — сковало легкие шипами. Не могла ни сделать вдох, ни выдохнуть. Я услышала самое страшное, что только бывает в жизни. — Что ты… что ты сказала? В реанимации?

У меня перед глазами пронеслось все его детство. Подростковые годы. Совсем недавние месяцы отрочества. В мозгу была беззвучная картинка, где Филя смотрит на меня и улыбается. Вокруг светло, садится теплое желтое солнце. Он что-то говорит, но я не слышу слов. Махает рукой. Разворачивается. И уходит прочь.