Развод. Сердце вдребезги

Глава 1. София

София. Два года назад.

“Артур, ну пожалуйста, возьми же трубку! “ – шептала я, паркуясь возле офиса мужа, – сердце выпрыгивало из груди, пока я бежала к лифту, входила в него и давила на кнопку.

Боже, пожалуйста, пусть с ним будет все хорошо! Он уже второй день не выходит на связь… Наверное, с ним что-то случилось!

Да у нас бывают ссоры, не без этого, но он отец моих детей.

Я вышла замуж в девятнадцать лет по договорному браку наших с Артуром родителей и за много лет привыкла к нему, почти научилась его любить таким, какой он есть.

Вспыльчивый, резкий, ревнивый…

“Мужчины они все такие! – говорила моя мама, – терпи дочка. такая наша женская доля. Стерпится и слюбится, все так живут. А любовь… она только в сказках. И я терпела, как могла.

Вся моя радость была в двух сыновьях, в моих мальчиках Арсении и Марке.

Мой мир раскололся на «до» и «после» в тот самый миг, когда я, не в силах терпеть леденящую душу тревогу, распахнула массивную дубовую дверь кабинета моего мужа.

В полумраке виднелись две фигуры, мужская и женская, слышны были стоны, скрип мебели и шелест одежды.

Я щелкнула выключателем, нащупав его на стене, привыкая к яркому свету, не могла взять в толк и растерялась…

Первым опомнился мой муж Артур:

— София? Зачем ты пришла? Ты должна была забрать Марка из музыкалки и сразу поехать домой!

Артур вскочил из-за стола, его мощное, привыкшее к доминированию тело мгновенно загородило от меня ту, что только что спрыгнула с его колен.

Смазливая и грудастая блондинка, Очень красивая и молодая, в одних черных чулках и туфлях на шпильке…

Сочная девица…Я с отвращением подумала именно это слово, судорожно натягивала коротенькую черную юбку и хватала с его рабочего стола, заваленного счетами и меню, ажурное бельё.

Мой взгляд скользнул по знакомому дивану, где мы когда-то сидели вместе с мужем, планируя наше будущее, наш бизнес. Мы решили открыть сеть ресторанов с домашней кухней, зная заранее что это выгодное дело. Муж убедил меня, что жене не место в ресторанном бизнесе, где процветает жесткая конкуренция.

И я сдалась, забеременела первым сыном, ушла в заботы о нем и о доме.

Теперь на кожаном бордовом сиденье лежала чужая заколка. Безвкусная и до нельзя кичливая, в мелких фианитах.

“Наверное подарок мужа”, – мелькнула предательская мысль.

– София, ты оглохла, – повторил муж, – ты меня слышишь?

Я не отвечала. Воздух в комнате был густым и сладким от дорогого парфюма, который я не носила, и от запаха пота, как бывает после близости.

Большие раритетные часы на стене гулко пробили пять, и каждый удар отдавался в моих висках.

— Я тебе с утра звонила, а ты не брал трубку! — наконец вырвалось у меня. Голос прозвучал чужим, сдавленным. — Теперь мне понятно почему. Ты видимо не хотел отвлекаться от “делового совещания”?

Я не смогла сдержать себя, мне хотелось язвить, а потом рыдать и кричать, слова застряли где-то в горле, руки тряслись, в ноги стали ватными, я понимала, что муж будет мной недоволен.

Честно говоря, я догадывалась о его изменах, видя помаду на воротниках его рубашек, которые стирала, но я еще никогда не заставала его с поличным.

В этот момент она… его очередная любовница, вышла из-за его спины.

Молодая, наглая, с размазанной алой помадой по смазливой мордашке. Это была Марина, новая официантка в его ресторане.

Я видела её пару раз… Такая милая, улыбчивая, предупредительная со мной и детьми, сейчас же в её глазах читалось лишь ехидное торжество. Она лишь чуть прикрывала рукой с ярким маникюром высокую грудь.

Запахивая полурасстегнутая блузку, она широко улыбалась, подчеркивая тем самым свою «победу» надо мной. Смотрю на то, как девушка собирает в хвост светлые волосы, подкрашивает яркой помадой пухлые губы и не верю тому, что это со мной происходит.

Нет, я не была наивной девочкой и знала, что мужчины по своей сути похотливы. но такие вещи принято скрывать от законной жены.

— Артур, милый, не переживай, — сладким голосом проговорила она, совершенно меня не стесняясь. — Я всё понимаю, так бывает у всех. Разберёшься с женой, приезжай вечером, я тебя буду ждать, милый.

И мой муж ее не одернул, не поставил на место. он просто кивнул.

Она подчеркнула это слово “жена”, будто оно было синонимом чего-то устаревшего и ненужного.

Затем, виляя округлыми бёдрами, с вызывающей медлительностью направилась к двери. Проходя мимо Артура, она совершенно естественно потянулась к нему и, глядя прямо на меня, чмокнула его в щёку.

Её шёпот был отчётливо слышен в мёртвой тишине кабинета:

— Дорогой, не скучай! Я чуть позже тебе позвоню, хорошо?

И Артур ее обнял в ответ за талию, притянул к себе и поцеловал в висок.

Глава 2. София

София.

Во мне что-то оборвалось от этого ее “дорогой”... Я не помнила, как выскочила из кабинета вперёд неё, как промчалась по коридору, поскользнувшись на ступеньке, ведущей к лифту.

В лифте я глянула на себя в зеркало. Мои щеки пылали, будто меня ошпарили кипятком, глаза расширены, а щиколотка болела, от того, что я подвернула ногу на ступеньке..

Боже! Стыд. Дикий, всепоглощающий стыд, хотя я-то была ни в чём не виновата.

На ресепшене внизу его помощница, Вероника, подняла на меня взгляд. В её серых глазах не было ни капли удивления, лишь холодная, насмешливая осведомленность:

“Да! Твой муж тебе изменяет! Поздравляю, теперь ты все знаешь!” – читалось на идеально гладком лбу девушки.

Вероника, она всё знала и молчала, наверное, знал весь персонал ресторана. И только я, его законная жена, продолжала верить в какую-то сказку, закрывая глаза на поздние “деловые ужины и “срочные совещания” Я как глупая курица продолжала верить басням Артура.

Вечером муж вернулся пьяный, от него пахло дорогим коньяком и чужими сладкими духами. Он был доволен, сыт и абсолютно невозмутим, будто разбил не семью, а просто выпил стакан воды и немного пролил случайно на пол. Да, что собственно, такого-то?

— Ну, чего дуешься? — он грузно опустился на диван рядом со мной и положил руку на мое дрогнувшее колено. Я отодвинулась. — Послушай, ну ты же не дурочка у меня! Мужчина я или нет? У меня необходимые потребности… так что терпи.

Вот что я тебе скажу… Измена мужчины — это как, плевок из семьи, понимаешь меня? Ничего страшного. А вот если бы ты… — он многозначительно посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнула привычная и скрытая угроза. — Это был бы плевок в семью, так что блюди себя, дорогая. И тогда любви от меня тебе еще перепадет, если, конечно, ты этого заслужишь.

Я сидела, окаменев. В ушах звенело, но не от его голоса, а от смысла, что он вложил в свои мерзкие, циничные и пошлые слова.

– Принеси-ка мне лучше выпить и сделай массаж, что-то у меня голова разболелась, в висках давит и шея болит, наверное к дождю…

Это было даже не оправдание,..Он сказал это таким будничным тоном, распахнул рубашку, снял ее, а я увидела на его спине следы от ногтей, оставленных скорее всего Мариной.

– Ну давай же пошевеливайся, я что должен ждать? Ты мне жена или нет?

Это была циничная декларация его прав, прав собственника. Я была для него вещью, которую можно отложить в сторону, когда она не нужна или снова взять при необходимости, но которая должна ждать и хранить ему верность.

— Ты… ты подаешь ужасный пример нашим сыновьям, — прошептала я дрожащим голосом, с трудом подбирая слова. — Арсений уже всё понимает, да и Марк тоже. Ты думаешь, это нормально? Что измена — это “плевок”?

— Арсений должен понимать, что мужчина в доме хозяин! — он резко повысил голос, его глаза сверкнули. — А не слушать мамкины и бабкины нравоучения! Иначе он вырастет не мужчиной, а сосунком, слабым и безвольным травоядным. И кто его после этого будет уважать?! Мужчина - это хищник, он подчиняет и доминирует со всеми и всегда!

— Я не хочу, чтобы мой сын вырос таким, как ты! — выкрикнула я, и это прозвучало как приговор нашей семье. — Я устала от твоих интрижек с официантками, я не могу больше это терпеть.

– А придется! Нравится… не нравится спи моя красавица! – муж засмеялся громко и раскатисто, довольный своей плоской шутке.

– Я хо-чу раз-вод! И ты меня не остановишь, понял?!

Тишина, последовавшая за моими словами, была страшнее любого крика. Артур медленно поднялся с дивана, его красивое породистое лицо исказилось от ярости.

— Что? — его голос стал тихим и опасным. — Повтори, что ты сказала?

Я почувствовала леденящий страх, знакомый до боли, но мое отчаяние было сильнее.

— Я сказала, всё кончено! Хватит, мы расстаёмся. Назад дороги больше нет!

Он двинулся ко мне, а я инстинктивно отпрянула к стене, вжалась в нее всем своим телом. В этот момент из своей комнаты вышел Арсений. Тринадцать лет, уже почти мужчина, но в его глазах был детский испуг. Из-за его спины выглядывал наш младший сын Марк

— Папа, хватит ругаться! Оставь маму в покое! — он бросился между нами, его тонкая юная фигура, напоминала тростник.

– Тебя забыл спросить! – муж схватил сына за волосы и запрокинув его голову, посмотрел ему в глаза.

Глава 3. София

София.

Я никогда не забуду это мгновение. Перекошенное лицо Артура, багровое от злости и алкоголя. Его рука, мелькнувшая в воздухе. Громкий, хлесткий шлепок, мой отчаянный и истошный крик.

Сначала он со всей силы ударил меня по лицу. Мир поплыл, в глазах потемнело. А потом, прежде чем я успела опомниться, он с размаху треснул Арсения по голове, дав ему сильную оплеуху.

— Я научу тебя, паскудник, как с отцом разговаривать! Будешь знать, как уважать и почитать отца!

Сын ахнул и отлетел к стене, схватившись за ухо. В его глазах стояли слезы боли и унижения.

— Вы все живете на мои деньги! Ты, твоя старуха-мать, эти два твоих безмозглых сосунка! Я вас содержу и где же ваша благодарность?! – орал пьяный муж на меня и детей.

– Артур, опомнись, ведь это и твои сыновья! Я никогда тебе не изменяла, ты был у меня первым и единственным мужчиной и ты это знаешь, — я пыталась его образумить и в этот миг что-то во мне сломалось окончательно.

Нет! Не боль, не обида, не предательство и измена мужа, что я увидела в ресторане, а материнский инстинкт оказался сильнее всего. Я поднялась с пола, даже не помню как. Губа была разбита, по лицу растекалось теплое пятно крови, но я смотрела на него прямо, не мигая.

— Это дом моего отца, он подарил нам его на нашу с тобой свадьбу, поэтому вон из моего дома, — сказала я, но так, что, кажется, стёкла задрожали от моего крика.

— Все что было куплено в этот дом, было куплено на мои деньги! Да ты должна мне ноги мыть и эту воду пить, поняла? Я снизошел до вашего беспутного рода, я - Багиров Артур и ты…, посмотри на себя! Да за меня любая бы пошла! – он снова пошел на меня, его налитые кровью глаза не обещали ничего хорошего.

— Остановись сию секунду или я звоню в полицию и твоим родителям, и рассказываю всё, - я схватила мобильный. – Я расскажу, как ты ударил меня и сына. Убирайся! Я не хочу тебя больше видеть, Артур, исчезни из нашей жизни навсегда и лучше сделай это по- хорошему. А иначе…

Он замер. я услышала, как за моей спиной заплакал тихо Марк.

В глазах мужа я впервые увидела не злость, а недоумение, а потом досаду, смешанных со страхом. Страх перед разоблачением, перед потерей репутации, перед тем, что скажут его деловые партнеры и наши друзья.

— Багиров опустился до того, что поднял руку на слабого! – мой голос звенел в тишине дома.

– Да пошла ты, стерва! Ты сама мне каждый день изменяешь, – он что-то еще пьяно пробормотал, схватил ключи от машины и, пошатываясь, пошел в прихожую, после чего матерясь, вывалился за дверь и хлопнул ей со всех пьяной дури.

Я подбежала к Арсению и крепко обняла его. Мы сидели на полу, дрожа от стресса и пережитого ужаса. Мы - три самых родных человека на свете, и я готова была защищать их, моих детей и пойти против всего мира, лишь бы не видеть слез в глазах моих детей. .

Сердце было разбито вдребезги, но сквозь боль я почувствовала нечто новое. Я ощутила острую, колющую боль, леденящую душу, но и вместе с тем стальную решимость. В этот раз я пойду до конца.

Муж не любит ни меня, ни детей, он любит только власть и я только что отобрала её у него.

Мой привычный мир рухнул, но это означало лишь одно, что пришло время выстроить свой собственный новый и счастливый.

И я знала, у меня хватит сил подняться с колен, на которые меня поставили. Я сделаю это не столько ради себя, ради моих сыновей, которые сейчас прижимались ко мне, пытаясь скрыть дрожь в плечах.

Это был не конец жизни! Вовсе нет! Это было начало войны и я была готова в ней победить.

Я знала, что смогу выстоять и начать с чистого листа, но сейчас мне хотелось добрый слов и некоего утешения и я набрала свою старшую сестру Валентину.

– Валечка, он снова напился и снова начал ругаться.

– Соня, ну ты сама виновата, – она сонно зевнула мне в трубку, – ты же знаешь характер своего мужа! Зачем лезешь на рожон?

– Он мне изменяет, я застала его в ресторане с другой женщиной!

– Эка невидаль, Софа! Да мужчины все изменяют, разве ты этого не знала? И твой Артур вовсе не исключение…

– Валюша, он сильно напился! А потом, – я всхлипываю и силюсь сказать, сдерживая рыдания, но сестра перебивает не давая сказать главного.

– Так не надо ему перечить, как-то уже научись подстраиваться. Ты замужем за Артуром много лет и у тебя от него два чудесных сына, дом полная чаша! Чего тебе еще надо? Лучше бы меня выдали за него замуж, я бы не жаловалась, как ты сейчас…а жила бы припеваючи.

– Валя, что ты говоришь? Послушай себя со стороны…– я задохнулась от возмущения и внутреннее боли. Сестра всегда мне завидовала, но тщательно это скрывала и вот прорвалось…

– Ну Софа, скорее всего у вас просто кризис. Может ты плохо готовишь или не убираешься в доме? В конце концов надо быть хитрее, мужчины они как большие дети. Ну нашел он себе новую игрушку, наиграется и бросит… Просто надо потерпеть.

– Артур поднял на меня руку, он ударил не только меня, мать его детей, но и старшего сына. Он до смерти напугал Марка и на этот раз я не стану молчать!

Визуализация 1

Дорогие читатели!

Пришла пора познакомиться с нашими главными героями.
И первой познакомлю вас с нашей девочкой:

София Багирова, 34 года

София образованная, умная из хорошей, порядочной семьи, очень добрая и отзывчивая, всем старается помочь, иногда даже делая это в ущерб себе.

Вот такой София прибежала к мужу в кабинет, вся в тревоге и волнении.

София вынуждена была выйти замуж по договоренности родителей в 19 лет,
Она согласилась, потому что просто не смогла перечить отцу,

А еще послушалась маму, думала что сможет полюбить мужа...
Она очень старается быть незаменимой и любящей, искренней в своих чувствах.

У Софии, как мы знаем, два сына от Артура, старший Арсений и младший Марк.
(их мы еще увидим в следующих визуализациях).

***
муж Софии, Артур Багиров, 37 лет, бизнесмен, ресторатор,

Артур считает себя эстетом, человеком в чьих жилах течет голубая кровь.
Он привык, что ему подчиняются безоговорочно,
привык добиваться всего, чего захочет и ему многое по плечу,

Но какими коварными методами он пользуется и как действует?
Мы узнаем об этом из истории.

***
Марина, 24 года, новенькая официантка ресторана
Любовница, точнее одна из... неожиданно возомнившая себя королевой



А еще в романе будет ... назовем его пока - Мистер Х
Мы увидим его немного позже, когда он появится в истории.
Уверяю вас вы не разочаруетесь!

***

Дорогие мои, не забывайте про три волшебные кнопочки,

Вам не сложно, а мне приятно.‍❤️‍
Пишите комментарии, это вдохновляет и помогает в написании истории.
Девочки, сковородки я вам раздала на входе, не стесняйтесь, высказывайте, все что наболело!
Мерзавец и подлец поплатится, будьте в этом на 100% уверены!
С любовью, Мария Шафран

Глава 4. София.

София. Два года спустя. Помолвка младшей сестры Аси.

Шум приглушенных голосов, мелодичный звон хрустальных бокалов и взрывы беззаботного смеха…Всё это сливалось в оглушительный, радостный гул, наполнявший роскошный банкетный зал.

Воздух был густ и тягуч, как сироп, от терпких ароматов дорогой еды и пьянящего благоухания свежих цветочных композиций.

Столы, застеленные белоснежными скатертями, буквально ломились от изысканных яств, тут были и восточные сладости в честь Фарида, и традиционные русские закуски, на которые так упрашивала мама.

Но главным украшением вечера была, конечно, моя младшая сестра Ася. В своём изящном платье цвета шампанского, с огромными, сияющими от счастья глазами, она была похожа на ожившую фею.

Её жених, Фарид, не отходил от неё ни на шаг, и в его тёмных глазах читалось такое безграничное обожание, что у меня защемило сердце от счастья за них и от горькой, едкой зависти,
От этого чувства мне стало невыносимо стыдно, я ощутила как кровь прилила к щекам, но я ничего не могла с собой поделать.

Такого преданного и любящего взгляда я не видела никогда, даже в самые лучшие, иллюзорные дни с Артуром сразу после нашей свадьбы, даже в медовый месяц он не смотрел на меня так как Фарид смотрел на свою невесту.

— София, дорогая, твой маникюр просто божественный! — восторженно воскликнула тётя Ира, разглядывая мои руки с пристрастием. — Всегда у тебя всё так безупречно. Непостижимо, как ты только успеваешь между своим салоном красоты и детьми?

— Привыкла, тётя Ира, — заставила я себя слабо улыбнуться, отводя взгляд. — Когда дело любимое, всё в радость.

В этот самый момент массивная дубовая дверь в зал с оглушительным щумом распахнулась.

И на пороге возник он…мой бывший муж Артур. Он не тревожил меня целых два года, но я всюду чувствовала его присутствие. Даже в городе на прогулке я постоянно оглядывалась и вздрагивала, когда видела фигуру похожую на Артура.

Он вошел в зал с огромным, до безвкусицы, букетом алых, как кровь роз, в своем самом дорогом, удушающе-тесном костюме, с той самой животной, наглой уверенностью во всей его осанистой фигуре.

Веселье в зале на секунду замерло, будто кто-то вырвал вилку из розетки, убив звук. Я почувствовала, как по спине побежали ледяные мурашки.

Зачем? Ради всего святого, зачем он здесь?

— Прошу прощения за опоздание, драгоценное семейство! — громогласно, с пафосом провозгласил он, будто хозяин, и направился к имениннице тяжёлой походкой. — Асечка, родная, с днём рождения! Это тебе! Красуйся, на радость своему жениху!

Он с медвежьей «нежностью» обнял её, сминая платье, и вручил помимо цветов изящную, глянцевую коробочку.

Ася, смущенная и явно растерянная, пробормотала что-то невнятное. В коробке, под одобрительный шепот гостей, оказались часы известного швейцарского бренда.

— Ой, Артур, это же слишком дорогой подарок! — ахнула мама, и в её глазах мелькнула не радость, а зарождающаяся тревога.

— Для семьи ничего не жалко! — отрезал он рубящим жестом, и его взгляд, тяжёлый и прилипчивый, упёрся прямо в меня.

«Дорого?» — яростно, до тошноты, пронеслось у меня в голове, когда я мельком взглянула на часы. Скорее всего, это качественная китайская подделка.

Он слишком мелочен и жаден, чтобы отдавать за аксессуар несколько зарплат той самой официантки из его ресторана. Всё для показухи. Всё для того, чтобы давить и выглядеть щедрым благодетелем.

Я резко отвернулась, делая вид, что поглощена беседой с дальним родственником, но через мгновение его знакомое дыхание, с примесью дорогого коньяка и чего-то острого, чужого, обожгло мою шею.

— Соня, нам нужно поговорить. Срочно. Наедине, — прошипел он прямо в ухо, и его шепот показался мне громче любого крика.

— Артур, здесь праздник, если ты не заметил, — сквозь стиснутые зубы, сохраняя на лице маску спокойствия, ответила я. — У меня нет ни времени, ни малейшего желания участвовать в твоих дешевых спектаклях.

— София, детка, послушай, я купил билеты, — он не отступал, его голос стал властным. — На самолёт. В ближайшую субботу. Все билеты, на всех. Летим к моим родителям, на целый месяц. Это мой подарок нам. Все для нашего с тобой примирение.

– Я никуда с тобой не полечу! – проговорила я тихо сквозь стиснутые зубы, продолжая улыбаться гостям.

– Ты не можешь мне отказать, я все еще твой муж… Ты видимо позабыла, что мы с тобой не разведены официально? Я пришел тебе об этом напомнить…Так что не беси меня, это не в твоих интересах, Сонечка.

Листаем дальше, там визуалы --->

Визуализация 2

Дорогие читатели,
как видите наша София спустя два года не потеряла себя

она стала еще красивее и успешнее.



и этим она сильно разозлила Артура.




Сыновья Софии, старший Арсений и младший Марк

Глава 5. София

София.

От этой чудовищной наглости у меня перехватило дыхание.

«На месяц? К его вечно недовольной, язвительной мамаше, которая всегда считала меня недостойной её «гениального» сыночка? Без предупреждения, без моего согласия? Словно я вещь, которую можно просто взять и увезти, упаковав в багаж?»

— У Аси сегодня важный день, её праздник, — с трудом выговорила я, чувствуя, как по телу разливается горячая волна гнева. — И маме нездоровится, ты прекрасно знаешь! Я не могу всё бросить и лететь бог знает куда. Это чистейшее безумие!

— Твоя настоящая семья — это я и дети! — его шепот стал грубым, сиплым. — Всё остальное — второстепенно! Я не хочу разводиться, Соня. Слышишь? Ты моя жена. Я… я исправлюсь.

В этот момент краем глаза я увидела, как мама резко бледнеет, прислонившись к стене, будто ища опору. Её пальцы судорожно вцепились в спинку стула.

Я резко развернулась к нему, забыв о приличиях, о гостях, обо всём.

— Любимая, давай, начнём всё сначала, — его хриплый голос звучал так фальшиво и притворно-сладко, что меня буквально затрясло от омерзения. — Поверь, я исправлюсь.

— Нет! — вырвалось у меня громче, чем я хотела. Звон бокалов смолк, десятки глаз уставились на нас. — Нет, ты не исправишься, Артур! Потому что «начать» — это значит признать, что было плохо! А ты всегда прав, всегда! Даже когда поднимаешь руку на детей и похабно изменяешь! Уходи! Я тебе не верю!

В зале воцарилась гробовая, давящая тишина. Артур стоял, багровея, его широкое лицо исказила гримаса бешенства. Его самолюбие было публично, жестоко растоптано.

— Хорошо, — он с силой сглотнул, его взгляд пробежал по столам, выискивая алкоголь. — Тогда я заберу сыновей. Прямо сейчас. И мы поедем, а ты останешься здесь со своими истериками и родней, которая тебе дороже нашей семьи.

— Не смей! — крикнула я, и в моём голосе зазвенела настоящая паника.

И тут случилось то, чего я боялась больше всего. Он резко шагнул к ближайшему столу, схватил первую попавшуюся рюмку с коньяком и залпом опрокинул её в себя.

Этот жест был до боли знакомым, роковым. Тот самый щелчок, предвестник бури. Память услужливо подбросила кадр, и я увидела
его перекошенное злобой лицо, занесённая для удара рука, крик Арсения и плач Марка…

Ледяной ужас сковал меня. Он напивается. Сейчас он напивается, и всё повторится, как два года назад,, только уже здесь, на глазах у всех.

В этот момент мама, сделала шаг вперёд, оттолкнув поддерживавшего её Фарида. Её лицо было пепельно-серым, губы синими.

— Артур, прекрати! Хватит! — её голос, обычно такой мягкий, дрожал от негодования и страха, но видимо это и придавало маме сил, — Оставь её, ты слышишь? Ты уже поднял на неё руку! Ударил один раз — считай, подписал себе приговор! Мы не позволим, чтобы ты снова её унизил!

— Мама, умоляю, успокойся, тебе нельзя волноваться! — бросилась я к ней, но было уже поздно.

От всего этого кошмарного, разрастающегося как пожар скандала, маме стало окончательно плохо. Она схватилась за сердце, её дыхание стало прерывистым, хриплым. Она стала оседать на пол.

В зале поднялась паника, кто-то вскрикнул, кто-то засуетился. Чей-то голос, сорванный от ужаса, крикнул: «Скорую! Быстрее, вызывайте скорую!»

Я, оттолкнув от себя Артура, бросилась к маме, судорожно пытаясь достать из сумочки её спасительные таблетки.

Руки дрожали так, что я не могла никак открыть упаковку, но внутри, сквозь панику, поднимался холодный, стальной стержень. Я видела её широкие, испуганные глаза, полные боли и тревоги, но не за себя, а за меня.
И я поняла, что точка невозврата пройдена. Обратной дороги нет.

— Дыши, мама, глубоко, вот так, — я говорила это больше себе, пытаясь заглушить бешеный, панический стук собственного сердца.

— Всё хорошо. Всё будет хорошо. Я с тобой, я рядом, моя хорошая.

Старшая сестра Валентина подошла ко мне, когда мы кое-как усадили маму в кресло. На её лице было не сочувствие, а укор.

— София, ну ты и довела… Ты хоть думала, что творишь? — с упреком, шипя, сказала она. — Устроила тут скандал, на помолке Фарида и Аси! Ты вообще подумала? Ты одна с двумя детьми… Одумайся! Тебе будет невыносимо трудно. Смотри, не пожалей потом о своей глупой гордости.

Я посмотрела на неё, на её «благоразумное», осуждающее красивое но холодное лицо, на Артура, который, мрачный, как осенняя туча наливал себе следующую рюмку, на бледное, испуганное лицо Аси.

И окончательно поняла, что жалости и поддержки ждать неоткуда. Только от самой себя.

— Валя, я уже давно по-настоящему одна, — тихо, но с железной твердостью ответила я. — И пожалею я только об одном, если потрачу ещё хоть секунду своей жизни на человека, который приносит в нашу семью только боль и разрушение.

Скорая всё не ехала. Давление у мамы не падало, пульс был частым и неровным, но я уже не плакала.

Нет! Я молилась… чтобы господь пощадил, чтобы не забирал раньще срока!

Я сидела рядом с креслом, держа её холодную руку в своих, и отдавала распоряжения тихим, но не допускающим возражений голосом.

Внутри всё кричало, рвалось на части от возмущения, страха и боли, но снаружи я была холодна и собрана, как часовой на посту. Война Артуру была объявлена открыто. И отступать я не собиралась. Ни на шаг.

Глава 6. Артур

Артур.

Чёрт, чёрт, чёрт! Трижды чёрт!

Дверь ресторана захлопнулась за мной с таким гулом, будто это крышка гроба, моего гроба, гроба всех моих планов.

А сверху, в довершение всего, этот противный, мелкий, назойливый дождь. Он не лил, он сеял, как сквозь сито, покрывая асфальт мерзкой грязной пленкой и забиваясь за воротник. Идиотская погода для идиотского вечера.

Я почувствовал, как алкогольный туман в голове сгущается в комок яростной, беспомощной злости.

Неужели она посмела?

Неужели эта… эта маникюрша посмела так со мной разговаривать?

При всех!
При её вечно недовольной мамаше, при этой её сестре Аське, которая смотрела на меня, как на таракана, при всех их жалких родственничках!

«Уходи! Я тебе не верю!» Да кто она такая, чтобы мне не верить? Я – Артур Багиров! Ресторатор, у которого все городские боссы места бронируют за месяц!

Сучка такая! Я её на руках носил! Я её из той серой мышиной жизни, где она ковыряла чужие ногти, выдернул! А она… она…

Я шагнул в лужу, и грязные брызги облепили мой новый, чертовски дорогой костюм. Ещё одна капля в море сегодняшнего унижения. Всё было просчитано, всё должно было сработать, как по маслу.

Идеальный план.

Вчера вечером, предвкушая победу, я заехал в тот самый ювелирный.

.Нет! Не в бутик, конечно, а в тот, где у меня скидка. Подумал, что часы — идеальный вариант. Символично, мол, дарую тебе своё время, пусть твоя сестра радуется, а ей сказал:”Любимая, давай начнём с чистого листа!”

Я выбрал модель, один в один как у тех швейцарцев. Эти китайцы настоящие гении, всегда это говорю. Зачем платить за бренд, за какую-то там кем-то придуманную марку, если блеск тот же, и на взгляд ни одна собака не отличит?

А истинную цену знал только я. И знание это согревало меня куда сильнее, чем выпитый французский коньяк.

Я представлял, как она увидев меня, после долгого перерыва, расплачется, как бросится мне на шею, как её глупые сестры, особенно Аська, ахнут от такой щедрости. Подарок королеве. А королева должна быть благодарна.

А вместо этого… Вместо этого она посмотрела на меня так, будто я принёс ей на праздник дохлую крысу. Этот её взгляд, полный не просто ненависти, а… брезгливости. Как на что-то липкое и гадкое.

И её слова. Её чертовы слова, которые теперь звенели у меня в ушах, не умолкая. «Ты всегда прав, даже когда бьёшь детей и изменяешь”».

Вот ведь сука. Вот ведь благодарность. Вытащил её из нищеты, дал фамилию, родила мне сыновей — и всё, считает, что может качать права.

А что такое эта её «измена»? Да пустяк! Мужик должен гулять, это как закон природы. Мужик, который не гуляет, либо больной, либо импотент. Я всегда ей говорил: моя измена — это так, плевок из семьи. Выпустил пар, и снова дома герой и добытчик. Это же логично! А её измена — это уже плевок в семью, в меня, в моё достоинство! Она этого, конечно, понять не в состоянии. У неё мозги куриные и тех кот наплакал.

Я помахал рукой, и на дороге резко остановилось такси. Водила, какой-то хмырь в растянутой футболке, смерил меня косым взглядом.

“На Садовую”, — буркнул я, плюхаясь на сиденье и с наслаждением чувствуя, как мягкая обивка принимает моё тело. Машина тронулась, а я уставился в заляпанное дождём стекло.

Нет, так оставлять нельзя.Сонька совсем от рук отбилась. Надо показать, кто здесь хозяин. Пока она там, в своём ублюдочном ресторане, ревёт над своей мамашей, я поеду к ней домой.

Дети там одни, ну или с этой их нянькой, мымрой рыжей, а эта перечить не посмеет. Заберу сыновей. Просто скажу: «Собирайтесь, поехали к бабушке».

И всё. Посмотрю я, как она потом прибежит, как будет стучать в мою дверь, как её хорошенький ротик, который сегодня плевал в меня такими словами, будет дрожать, а глаза будут умолять.

Вот тогда-то я и выдвину свои условия. И она согласится. Никуда не денется, она обязательно согласится. Как миленькая вернётся, будет ползать на коленях и целовать руки.

Она же не сможет без меня, хотя она была удобной…молчаливой. Сидела дома, воспитывала детей, а я жил в своё удовольствие. Где хотел, там и ночевал. С кем хотел, с той и проводил время. И всё было прекраснее некуда, а теперь…

В животе у меня громко и призывно заурчало, перекрывая на секунду тихую музыку в салоне. Так громко, что водила фыркнул и усмехнулся, глядя в зеркало.

Чёрт. Надо было поесть в ресторане. Я же даже не прикоснулся к закускам, так, пару рюмок коньяка для храбрости проглотил, да кусок того проваленного стейка пожевал. Теперь придется ждать доставку.,если, конечно, Маринка не наготовит.

Мысль о Маринке вызвала новую волну раздражения.

Глупая потаскуха. Ходит ко мне по пятницам, «скрасить одиночество».

Да я её в официантки нанял, потому что она сосёт лучше, чем последняя дура, а не за её умственные способности.

А на прошлой неделе вздумала меня накормить. Сделала оливье.

Боже, этот её оливье! После него меня так пронесло, что я два дня чувствовал себя отравленным, и живот болел, как после удара ножом.

Я ей прямо сказал: «Дура, не суй свои руки ни во что, кроме моего члена. Твоё дело раздвинув ноги на спине лежать и рот использовать по назначению, мать твою».

Больше от неё никакого толку. Не умеет она ни приготовить, ни поговорить нормально. Одна болтовня пустая про ее таких же тупых подруг, про сериалы, про какие-то дурацкие сумки.

Иногда смотрю на неё и думаю: вот же ж тварь пустая, но для пятницы сойдёт. Для пятницы она в самый раз.

А София… София готовила идеально. Её борщ, её котлеты, её тот самый пирог с вишней.… У меня снова слюнки потекли.

Да что там еда! Она вообще всё делала идеально. В доме всегда было чисто, дети умыты, накормлены и ухожены, на мои приходы не жаловалась, в постели не отказывала. Правда не была такой пылкой, как Маринка… Так то воспитание у нее пуританское.

Она была… удобной. Как диван, на котором привык сидеть. И вот этот диван вдруг встал и дал тебе по морде, причем при всех и с размаху.

Визуализация 3.

Дорогие читатели, а Артур Багиров муж Софии сильно взбеленился, угрожает!
Похоже наша девочка теперь в опасности. Ой, что будет!

Поделитесь в комментариях, как вам этот персонаж и его визуал.

Глава 7. София

София.

В ушах стоял оглушительный звон, заглушающий всё: и шёпот сестёр, и встревоженные возгласы гостей, и натужное, хриплое дыхание мамы.

Я держала её руку, такую холодную, влажную, безжизненную и не могла оторвать взгляд от её лица. Оно было серым, как пепел, а губы приобрели синюшный, неестественный оттенок. Каждый её прерывистый вдох отзывался во мне ледяной иглой страха за нее.

Скорая, скорая, скорая… Ну, где же она?

Эта мысль стучала в висках в такт бешеному пульсу. Но улица за окном, залитая потоками воды, оставалась пустынной. Дождь, который в начале вечера был лишь назойливой моросью, теперь зарядил намертво, превратившись в сплошную стену воды, барабанящую по стеклу и асфальту.

Каждая минута ожидания растягивалась в вечность, наполненную беспомощностью и яростью. Яростью к нему, к моему мужу Артуру. Его образ стоял перед глазами: налитое кровью самодовольное лицо, запах алкоголя, этот его властный, душащий шёпот. «Ты моя жена. Я исправлюсь, а потом… взгляд мимо!». Ложь. Сплошная, ядовитая ложь.

Теперь за эту ложь расплачивается моя мама.

И тут, сквозь гул в голове, прорвалась горькая, ранящая мысль: А где он сейчас? Где этот мужчина, который по всем законам природы и совести должен быть здесь?

Должен крепко держать меня за руку, звонить во все колокола, успокаивать, брать на себя удар, защищать свою семью от беды. Ведь мужчина — это защита и опора! Это стена, за которой можно укрыться от любых бурь и ничего не бояться...

Но моя стена оказалась картонной, раскрашенной в яркие цвета показной щедрости и пустых обещаний. И в час, когда эта буря обрушилась на нас по его же вине, он просто… ушёл.

Ушёл, чтобы запить свое уязвленное эго очередной рюмкой коньяка... Оставил меня одну с полуживой матерью, с испуганными детьми, с этим кошмаром.

И виновата в этом отчасти я сама. Да, я и никто другой. Внутри что-то с грохотом обрушилось, открывая неприглядную правду. Сколько раз я видела, как он переходит границы? Сколько раз слышала его унизительные шутки в мой адрес, его пренебрежительные комментарии о моём деле?

Я всё терпела и молчала. Боялась скандала, боялась, что «люди подумают», что наша идеальная, снаружи вылизанная и порядочная семья, дала трещину.

Мне было важно, что скажут соседи, подруги, родственники.

Я лелеяла этот фасад, этот мираж, в то время как внутри всё давно прогнило. А он… он просто пользовался этим.

Пользовался моим молчанием, моей покорностью. Он думал только о себе, о своих сиюминутных желаниях, о своем комфорте. Его мир вращался вокруг него одного.

— Скорая всё не едет, — голос Аси прозвучал совсем рядом, испуганный и надтреснутый. — Может, из-за ливня пробки?

Я посмотрела на маму. Её веки сомкнулись, дыхание стало ещё более поверхностным. Ждать больше не было возможности. Каждая секунда промедления отнимала у неё шанс.

— Всё, ждать не будем, — сказала я, и мой голос прозвучал неожиданно твёрдо, будто это говорил кто-то другой. — Поведём её к машине. Ася, помоги.

— Софа, ты с ума сошла? Она не дойдёт!

— Мамочка, — я наклонилась к ней, стараясь вложить в слова всё своё спокойствие, которого не было внутри. — Милая, послушай меня, нужно немного потерпеть. Мы доведем тебя до машины и поедем в больницу. Ты сможешь дойти?

Она слабо, почти незаметно кивнула. В её глазах был страх, но и доверие. Доверие ко мне.

Это придало мне сил. Мы с Асей, подхватив её под руки, почти понесли её к выходу, к моей машине, припаркованной у самого ресторана.

Ася держала над нами раскрытый зонт, но ветер и от того косой дождь хлестал по лицу, мгновенно промочив нас до ниток, но я почти не чувствовала холода.

Вся моя воля была сосредоточена на одном — доехать.

Дорога в больницу превратилась в сущий ад. Ветер швырял потоки воды на лобовое стекло, дворники не справлялись, мир за стеклом расплывался в серо-водянистую муть.

Я вцепилась в руль, судорожно всматриваясь в огни встречных машин, беззвучно умоляя всех святых дать нам проехать, дать добраться.

В приемном отделении царил привычный ночной хаос. Я, не помня себя, влетела в первый же попавшийся кабинет, из которого доносились голоса.

_______________

Листаем дальше, там еще одна глава --->

Глава 8. София.

София.

— Доктор! Помогите, пожалуйста! Моя мама… с сердцем… — слова срывались с губ, спотыкаясь о слёзы, которые я наконец перестала сдерживать. — Спасите её, умоляю вас! Я всё отдам, все деньги, всё что у меня есть! Только пусть ей станет лучше! Пожалуйста, пусть она живёт!

Из-за стола поднялся мужчина в белом халате. Лет около сорока, с спокойными, очень темными глазами, в которых читалась не суета, а сосредоточенность.

— Успокойтесь, сейчас всё сделаем, — его голос был низким, бархатным, и он действовал как удар дозатора успокоительного. — Где пациентка?

Он вышел, быстрыми, уверенными шагами направился к маме, которую Ася и медсестра усадили на скамейку.

Он взял её руку, чтобы проверить пульс, и начал задавать вопросы, чёткие, по делу:

— Что случилось? Какие лекарства принимает? Были ли такие приступы раньше?

Он не суетился, но каждое его движение было выверенным и быстрым. Пока он осматривал маму, я стояла рядом, всё ещё дрожа, сжав в кулаках влажные полы своего платья, чувствуя себя абсолютно разбитой.

— Светлана Леонидовна, вам сейчас сделают укол, чтобы снять нагрузку с сердца и успокоить вас, — сказал он маме, и в его голосе была такая незыблемая уверенность, что даже мама кивнула, и тень страха в её глазах немного отступила.

Пока медсестра готовила укол, он повернулся ко мне.

— Ваша мама крепкая женщина. Справимся. Пойдёмте, я проведу вас в палату. И вам, наверное, стоит выпить кофе. Вы на ногах не стоите.

Он не предлагал, он констатировал факт. И он был прав. В палате, куда мы перевели маму, я действительно почувствовала, как подкашиваются ноги.

Я опустилась на стул у кровати, глядя, как мама, получив укол, наконец-то засыпает ровным, пусть и ослабленным дыханием. Самое страшное, казалось, позади.

Врач вернулся, держа в руках два бумажных стаканчика с дымящимся кофе.

— Пейте. Сахар и молоко не положил, не знаю ваших привычек.

Я молча взяла стаканчик. Руки всё ещё дрожали, и кофе расплёскивался.

— Спасибо вам, — прошептала я. — Я не знаю, как вас благодарить.

— Моя работа, — он мягко улыбнулся. — Состояние вашей мамы стабилизировалось. Сейчас ей нужен покой, а вам не меньше, идите домой и не мучайте себя. Я вам обещаю, что утром лично проверю, что у неё взяли все необходимые анализы.

Он достал из кармана халата визитку и протянул мне. Я взяла её машинально, почти не глядя.

— Вот мои контакты. Если что-то будет беспокоить, звоните.

Только когда он вышел из палаты, я разглядела текст на плотном картоне.

Карим Залманов. Ведущий кардиолог, врач высшей категории

Я положила визитку в сумочку, не придав этому особого значения. Просто вежливость хорошего врача.

Мысль о том, что этот красивый, спокойный мужчина мог в кого-то влюбиться с первого взгляда, в такую растрёпанную, заплаканную и абсолютно разбитую женщину, как я, даже не возникла.

Он был ангелом-хранителем, спустившимся с небес в белом халате. И этого было достаточно.

Следующие три дня пролетели в бесконечных хождениях между домом, салоном и больницей. Маме делали УЗИ сердца, КТ, брали анализы. Карим Георгиевич каждый день заходил в палату, всегда спокойный, всегда с успокаивающей улыбкой. Он терпеливо всё объяснял, развеивал мои тревоги, говорил, что обязательно поставит маму на ноги.

Однажды, оставшись с ним наедине в коридоре, я, сгорая от стыда, но чувствуя себя обязанной, сунула руку в сумочку за конвертом.

— Доктор, я хочу отблагодарить вас… за ваше внимание, за заботу…

Он мягко, но твёрдо отстранил мою руку с конвертом.

— Нет, София, ничего не нужно. Абсолютно.

— Но как же? Вы столько времени уделяете…маме, что мне становится стыдно…

— Я врач, — он посмотрел на меня прямо, и в его тёмных глазах было что-то тёплое и неуловимое. — Моя благодарность — это здоровье вашей мамы. Больше мне ничего не нужно.

Я смотрела на него, и в душе что-то переворачивалось. После лет, проведённых с человеком, который всё измерял деньгами и выгодой, эта бескорыстная доброта казалась чудом.

— Какой вы добрый, — вырвалось у меня. — Какой вы хороший врач. Спасибо вам. словно вас сам всевышний нам послал. Спасибо, мой ангел-хранитель.

Он снова улыбнулся, чуть смущённо, и кивнул.

— Идите к маме. У неё сегодня отдохнувший и цветущий вид.

Я пошла по коридору, и впервые за последние дни, а может, и годы, я почувствовала не призрачную надежду, а что-то настоящее. Твёрдую почву под ногами что ли… И имя этой опоре было доктор Карим.

Глава 9. София

София.

Странное, непривычное чувство укоренилось в моей груди на шестой день после того кошмарного вечера, того самого скандала в ресторане с мужем и прединфарктного состояния мамы, суеты и моего страха, скорой и больницы...
Это был не покой! Нет, до него было еще далеко, но какая-то зыбкая почти неуловимая уверенность, будто в бушующем море моей жизни наконец-то появился маяк.

Мама была в безопасности. И дело было не в стерильных стенах частной клиники и не в блеске современного оборудования. Все дело было в нем. В Кариме Георгиевиче.

Он – та самая скала, о которую разбиваются все мои тревоги, – думала я, направляясь в больницу с пластиковым контейнером в руках.

Каждое его появление в палате, его спокойный, бархатный голос, его умные, внимательные глаза, в которых читается не формальная вежливость, а неподдельная забота… Он создает вокруг мамы невидимый защитный кокон.

Я могу отлучиться, могу погрузиться в работу, зная, что здесь, в этой палате на пятом этаже, всё под контролем. Его контролем.

Именно это чувство защищенности, эта новая, незнакомая опора и заставили меня провести полночи на кухне, замешивая тесто для вишневого пирога.

Бабушкин рецепт, мой коронный. Тот самый, от которого когда-то Артур ворчал: «Опять на кухне возишься, деньги бы лучше зарабатывала».

Я вымешивала тесто, вынимая из него всю накопившуюся злость, обиду и страх, и думала о том, что Карим Георгиевич отказался от денег. «Ничего не нужно», — сказал он. А я не могла оставить эту доброту без ответа. Словами не выскажешь, а пирог… пирог — он душевный. Он говорит сам за себя: «Я ценю то, что вы делаете. Я благодарна. Я вижу вашу доброту».

С этим контейнером я замерла у двери его кабинета, внезапно охваченная робостью.

Что я делаю? Это же непрофессионально. Навязчиво. Он врач, у него работа, а я несу ему выпечку, как какая-то провинциальная наивная дурочка. Он, наверное, таких, как я, каждый день видит – благодарных родственниц, готовых за помощь на руки поднять.

Сейчас он вежливо улыбнется, возьмет этот дурацкий пирог и выбросит его, как только я уйду. Он – успешный, красивый, интересный мужчина. На него смотрят все незамужние медсестры в этом корпусе.

А я? Я – разбитая женщина с двумя детьми на руках и бывшим мужем-тираном, оставившим после себя выжженное поле. У меня за плечами – договорной брак, закончившийся катастрофой, и бизнес, который едва сводит концы с концами.

Зачем я ему? Он видит во мне только дочь своей пациентки. Только и всего. И это единственно правильная, безопасная дистанция. Входить в новую боль? это самоубийство. Я не должна. Это неправильно. У меня сыновья, которым нужна вся моя энергия, вся моя любовь, а не остатки, выжатые из себя после новых отношений и новых разочарований.

Я всё-таки постучала, сжав контейнер так, что пластик затрещал.
— Войдите.

Он сидел за столом, изучая снимки на мониторе. При моём появлении оторвался, и на его усталом лице появилась лёгкая, тёплая улыбка, от которой у меня ёкнуло сердце.

— София, здравствуйте. Всё в порядке с мамой?

— Да, да, всё прекрасно! — поспешно ответила я, чувствуя, как предательский румянец заливает щёки.

«Господи, он, наверное, думает, что я постоянно краснею, как девочка». — Это… я… я испекла пирог. Вишнёвый. Вы не берёте деньги, но мне так хочется сделать для вас что-нибудь… такое. Душевное. В знак благодарности.

Я протянула контейнер. Он взял его, и на секунду наши пальцы соприкоснулись. Мимолётное, случайное прикосновение. Но по моей руке пробежал разряд тока, жаркий и смущающий, заставивший кровь быстрее побежать по венам. Я резко отдернула ладонь, будто обожглась.

«Идиотка! Полная идиотка! Тебе не пятнадцать лет! Веди себя достойно!»

— Спасибо, — его голос, казалось, стал еще мягче. Он не отпускал контейнер сразу, и мне показалось, его пальцы тоже на мгновение задержались. — Это очень мило с вашей стороны. Я как раз собрался пить чай. Присоединитесь?

— Нет! — вырвалось у меня слишком резко и громко. «Он просто вежлив, София, не выдумывай!» — То есть, спасибо, но мне нужно к маме. И в салон. Дела. Наслаждайтесь, то есть приятного аппетита… Карим…эм…Георгиевич.

Я почти выбежала из кабинета, прижав ладони к пылающим щекам. «Позор. Бежать, словно меня поймали на воровстве. Теперь он точно подумает, что я не в себе».

На следующий день я сидела в салоне, пытаясь сосредоточиться на создании французского маникюра для требовательной клиентки, когда зазвонил телефон. Не глядя, я ответила на громкую связь.

— Алло, салон «У Софии», здравствуйте.

— София? Это Карим.

____________________________

Дорогие мои читатели!

Не забудьте подарить звездочку и добавить книгу в библиотеку, чтобы не пропустить обновления.

С любовью, Мария Шафран‍❤️‍

Глава 10. София.

София.

Мои пальцы дрогнули, и белая полоска лака поползла в сторону. Я извинилась перед клиенткой и, прижав трубку к уху, вышла в подсобку, сердце колотилось где-то в горле.

— Здравствуйте, — выдохнула я.

— Я не помешал? Просто пришли результаты последних анализов и кардиограмма вашей мамы. Всё стабильно, динамика положительная.

— Спасибо вам огромное! — во мне волной хлынуло облегчение, смешанное с иррациональной радостью от самого звука его голоса.

— И ещё… — он немного помолчал, и в тишине мне почудилась какая-то неуверенность, что было в нем так нехарактерно. — Я бы порекомендовал вам начать принимать магний и витамины группы B. После всего пережитого… для поддержки нервной системы. И… можно уже готовиться к выписке. В конце недели.

Последнюю фразу он произнёс с лёгкой, едва уловимой долей грусти. Или мне это показалось?

«Конечно, показалось. Он – врач. Он рад, что его пациентка выздоравливает. А эта грусть… Может, это моя собственная грусть, которую я проецирую на него? Грусть от того, что наша странная, полная невысказанных напряжений связь скоро оборвется? Или… или он тоже не хочет, чтобы это заканчивалось? Нет, София, остановись. Не строить воздушные замки. Это путь к новой боли».

— Я… я поняла. Спасибо. За всё.

После звонка я не находила себе места. Он позвонил лично. Не через медсестру. И рекомендовал препараты… мне. Заботился. Лично.

В тот же день я поехала в больницу. Мама действительно сияла. Цвет лица вернулся, в глазах снова горел огонёк, который я не видела с тех пор, как ей поставили диагноз.

— Дочка, я словно заново родилась! — объявила она, сжимая мою руку своими, уже теплыми и сильными пальцами. — Чувствую себя лет на десять моложе. Этот Карим… он не врач, он волшебник. И человек – золото.

— Да, — улыбнулась я, поправляя ей подушку. — Он прекрасный доктор. И очень внимательный.

Мама пристально посмотрела на меня, её взгляд стал проницательным, тёплым и немного хитрющим, каким он бывал в моем детстве, когда она пыталась выведать какую-нибудь мою тайну.

— Соня, а скажи мне честно, по душам… как тебе Карим? Не как врачу, а… как мужчине? Нравится он тебе?

«Вот оно. Материнская интуиция, черт бы ее побрал. Она все видит. Чувствует мою смятенную душу».

— Мама, — вздохнула я, пытаясь уйти от ответа, — он прекрасный доктор и очень хороший человек. И если бы не он, то…

— Да нет же, дочка, не уходи от ответа, — мама мягко, но настойчиво перебила меня, ее голос стал тише и серьезнее. — Я не про его профессиональные качества. Я смотрю на него и вижу – порядочный, сильный, надежный. А главное – смотрит он на тебя… не как врач на родственницу пациентки. Я старуха, но не слепая. Я спрашиваю, нравится ли он тебе? Как мужчина?

Я почувствовала, как по лицу разливается предательский, горячий румянец, с которым ничего не могла поделать. Я опустила глаза, смотря на узоры на больничном одеяле, желая провалиться сквозь землю. Сказать правду? Какую правду? Что я ловлю себя на мысли о его улыбке? Что жду его звонков? Что его спокойствие – как бальзам на мою израненную душу? Это безумие. И признаться в этом – значит, сделать этот нежный, хрупкий росток чувств реальностью, с которой придется что-то делать.

Пока я молчала, борясь сама с собой, мама наклонилась ко мне и прошептала еще тише:
— Он… он про тебя спрашивал, Соня. Несколько раз. Не напрямую, конечно, так, между делом. «Как ваша дочь переносит все это?», «У нее ведь свой бизнес, наверное, тяжело?». И я ему сказала, что ты у меня… сильная. Но что очень устала быть сильной. Одной.

В этот момент, словно по заказу судьбы, дверь палаты бесшумно открылась. И на пороге возник он. Карим Георгиевич. Мое сердце замерло, а затем рванулось вскачь. «Он слышал? Господи, он что-нибудь слышал?»

— Как наша пациентка себя чувствует? — его взгляд скользнул по маме и остановился на мне. Глубокий, тёплый, задерживающийся на секунду дольше, чем того требовала вежливость. — Как себя чувствует моя самая любимая пациентка?

При этих словах он смотрел прямо на меня. Прямо в глаза. А мама, негодница, понимающе и одобрительно кивнула ему, будто они были в сговоре. На ее лице расцвела такая умиротворенная и счастливая улыбка, что сердце у меня сжалось от нежности и страха одновременно.

— Всё хорошо, Карим Георгиевич, — прошептала я, с трудом находя слова. — Всё просто замечательно. Благодаря вам.

— Вашей маме повезло, — он не отводил взгляда, и в его глазах было что-то такое, отчего по спине бежали мурашки, а в груди расправлялись сжатые крылья надежды, — что у неё такая дочь. Заботливая, искренняя и любящая. И… сильная.

Он произнес это слово с особым ударением, и я поняла – он слышал. Слышал слова мамы. И это «сильная» прозвучало не как комплимент, а как признание. Как будто он видел всю мою борьбу и отдавал ей дань уважения.

Мне нужно было бежать. Немедленно. Воздух в палате стал густым и сладким, как мёд, дышать было нечем. Я должна была обдумать все это в одиночестве, без его пронизывающего взгляда.

— Простите, мне правда нужно в салон, — пролепетала я, вскакивая с места, ощущая себя снова той самой смущенной девочкой. — У меня мастер заболела, поэтому я сегодня работаю за неё…

Я уже почти была у двери, когда его голос, спокойный и уверенный, остановил меня.
— Так вы сегодня работаете? А можно я приду к вам на процедуры?

Я обернулась, не веря своим ушам. Врач. В салон. Ко мне. «Это не профессиональный визит. Это… что-то другое».
— А… а что вы хотели сделать? — выдавила я, чувствуя, как снова краснею.

Он улыбнулся своей обезоруживающей, спокойной улыбкой и поднял свои руки. Красивые, сильные, ухоженные руки хирурга.

— У врача, — сказал он мягко, но так, что каждое слово отзывалось эхом во мне, — должен быть в полном порядке его рабочий инструмент. Я хочу привести свои руки в надлежащий вид. В ваши, София, руки.

Глава 11. София.

София.

Карим пришел ровно в одиннадцать, как и договаривались. Звонок колокольчика над дверью прозвучал для меня как набат, от которого вздрогнуло всё внутри.

Я заставила себя закончить гелевое покрытие клиентке, с улыбкой проводила её и, наконец, осталась с ним наедине в уютной тишине своего салона, где сейчас пахло лаком, антисептиком и ароматической свечой с жасмином.

«Дыши, София, просто дыши, — приказывала я себе, расставляя инструменты на своём рабочем столе. — Это клиент, всего лишь клиент, пусть и самый необычный».

Но мой внутренний голос насмешливо парировал:

Клиент? Клиент, который смотрит на тебя так, будто читает самую сокровенную книгу твоей души? Клиент, который знает, что Арсений мечтает о новых бутсах, а Марк боится темноты?

Именно это осознание и вызывало во мне целую бурю противоречивых чувств. Меня потряхивало от смущения, что посторонний, по сути, мужчина знает такие интимные детали моей жизни.
Я краснела до корней волос, мои щеки пылали, до жгучего стыда, а сколько ещё мама ему наговорила?

Знает ли он про Артура? Про ту ночь? Про измену с официанткой? Про его руку, поднятую на сына? Мысль о том, что Карим может знать обо всём этом мерзком хаосе, заставляла меня сжиматься внутри.

Я не хотела его жалости. Не хотела представать перед ним несчастной, избитой жизнью жертвой, ищущей сильное плечо. Я ненавидела эти роли, они не для меня, но что если…

«Жаловаться и делать из Карима жилетку? Нет! Последнее дело, — твердила я себе, тщательно протирая антисептиком стол. — Ты должна быть сильной. Всегда! Где твоя улыбка, мягкие слова, доброе отношение? Да это будет маска! Так надень маску для безопасности, ведь она тебя столько раз спасала».

Но почему с ним это не работает? Почему его спокойный, внимательный взгляд срывает все мои защиты, обнажая ту самую, испуганную и неуверенную девчонку, которой я была до замужества?

Почему так боязно было встречаться с ним глазами, будто он увидит в них всё все... и моё одиночество, и мою усталость, и этот крошечный, но упрямый росток надежды, который пустил корни где-то глубоко в сердце с его появлением?

Одно я знала точно. С Артуром, с этим призраком моего прошлого, примирения не будет. Эта дверь захлопнулась навсегда, и я сама задвинула все засовы, но что делать с этим новым, неожиданно возникшим чувством?

С этой тихой паникой и сладким предвкушением, которые будил во мне Карим? Открыться ему? Показать свои шрамы? Я боялась. Боялась его осуждения, боялась его отстраненности, боялась, что он, такой идеальный и правильный, просто вежливо отступит, испугавшись моего багажа.

А как быть, я не знала, ведь никто не учил меня искусству быть слабой после стольких лет вынужденной твердости.

— Проходите, пожалуйста, — голос мой прозвучал чуть хрипло. Я указала на кресло.

Он кивнул и занял место. Его движения были плавными, уверенными. Он положил руки на мягкие валики, и мое сердце снова ёкнуло. Мне предстояло прикоснуться к ним. Не случайно, как в кабинете, а долго, осознанно.

Работа закипела. Сначала последовала обработка. Я делала всё на автомате, профессия брала верх над нервами, но когда начался массаж, когда я налила в ладони тёплое масло с ароматом апельсина и нероли обхватила его кисти, мир сузился до этого прикосновения.

Боже, какие у него руки! Это была не просто констатация факта. нет! Это было потрясение. Красивые — да, длинные пальцы, ровные ногтевые пластины.

Сильные, я чувствовала подушечками пальцев развитую мускулатуру, скрытую под кожей, силу, которая способна часами стоять у операционного стола, держа чью-то жизнь на кончиках пальцев.

Но эти руки могли быть и нежными. Теплыми. Такими уверенными в своем покое. В отличие от моих, которые чуть заметно дрожали.

Я втирала масло, разминала каждый сустав, каждый мускул, и мне казалось, что я прикасаюсь не просто к коже, а к самой его сути, к его спокойствию, его силе, его доброте. Это было самое интимное прикосновение за все годы, что я помнила.

— Вы… у вас очень умелые руки, — его голос прозвучал тихо, нарушая гипнотическую тишину кабинета. Я вздрогнула.

— Это… профессиональное, — пробормотала я, не поднимая глаз. — У всех мастеров так.

— Я не об этом, — он сказал так мягко, что я невольно подняла на него взгляд. Он смотрел на наши соединенные руки. — Я о том, что в них есть какая-то… исцеляющая энергия.

От этих слов по моей спине пробежали мурашки. Я быстро опустила глаза, сконцентрировавшись снова на работе.

— Вы преувеличиваете. Я просто делаю вам маникюр, только и всего.

Он не стал настаивать. Процедура подходила к концу, когда всё было готово, он вдруг достал из сумки изящную коробку с восточными сладостями.

— Я захватил к чаю. В знак благодарности за ваши золотые руки и за пирог, он был восхитительным.

Мы сели за маленький столик в углу салона. Я заварила чай, мои пальцы всё ещё помнили тепло его кожи.

Разговор потек плавно и, казалось, о самых обычных вещах. О том, что дождь наконец-то закончился. О том, как тяжело бывает совмещать работу и личную жизнь.

— Дети — это огромная ответственность, — сказал Карим, отламывая кусочек пахлавы. — Но и огромное счастье. Ваш Арсений, я слышал, подающий надежды футболист, тренер пророчит ему большое спортивное будущее.

Меня снова пронзило острое смущение. «Слышал? От мамы. Конечно».

— Да… он старается, хочет быть как Диего Марадона или как Рональдо, — коротко ответила я, уставившись в свою чашку. Это его кумиры.

— А Марк… ему, наверное, сложнее всего даются перемены. В его возрасте мир кажется таким смутным и даже жестоким. Детская душа в таком возрасте так хрупка и ранима.

Я подняла на него глаза, и он не отвел взгляда. В его темных глазах не было ни любопытства, ни оценки. Было… понимание. Глубокое, бездонное понимание и что-то еще…

Визуализация 4.

Дорогие читатели,
София и Карим, пока мы его еще толком не видим,
но уверяю вас, что вы не разочаруетесь.

С любовью, Мария Шафран ‍❤️‍

Глава 12. Карим.

Карим.

Я шел к ней по вечернему городу, и каждый мой шаг отдавался четким, выверенным ритмом, как будто я снова шел на сложнейшую операцию, а не на обычный маникюр. Только объект сейчас был куда более хрупкий и ценный, чем любой больной орган. На кону было её сердце.

Мой разум, всегда холодный и аналитический, тут же поправил: «Карим, не объект, а София. она женщина с именем, с историей, с чужим кольцом на пальце, которое она, кажется, уже не носит, но которое всё ещё висит на ней невидимым тяжким грузом».

В моей же груди бушевала странная, непривычная буря. Не та, что заставляет сердце биться чаще перед сложной операцией, с этим я давно научился справляться. Нет, это было другое, такое тревожное, сладкое, пьянящее предвкушение. Это было моё предвкушение встречи с ней.

Мой разум, всегда холодный и аналитический, пытался навести порядок: «В городе сотни салонов, а ты выбрал самый нелогичный вариант. Это непрофессионально, Карим».

Но сердце, это упрямое, внезапно ожившее мышечное волокно, парировало: «Я иду не в салон. Я иду к Софии и нет другого места во всем мире, где я хотел бы быть сейчас».

Я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что в этом городе-миллионнике салонов красоты на каждом углу. Я мог выбрать любой, более пафосный, более близкий к дому или к клинике, где я работаю. Мог найти самого титулованного мастера-мужчину, как советуют некоторые мои коллеги.

Но, нет! Я целенаправленно шёл к ней, в её небольшую, уютную «конуру», как в сердцах обозвал то место её бывший муж, если верить отчаянным и гневным монологам её матери.

«Если верить?!» …

Я мысленно усмехнулся. Светлана Леонидовна оказалась прекрасным, хоть и невольным, информатором. В минуты откровения, когда страх за свою жизнь отступал перед страхом за дочь, она выкладывала мне, почти незнакомому человеку, куски их с Софией жизни.

И я слушал ее стенания. Внимательно, как будто собирал мозаику. Каждый кусочек рассказа передавал её боль, её стойкость, её одиночество, делая образ целостнее для меня и … ценнее.

Почему она? Почему эта женщина, с первого взгляда, ворвалась в мой выстроенный, предсказуемый мир и перевернула в нём всё с ног на голову?

Я вспомнил ту первую встречу в приёмном отделении. Она влетела в мой кабинет, вся полнейшее воплощение хаоса и отчаяния. Растрёпанные волосы, размазанная тушь, эти ее глаза, как два огромных, наполненных болью озера.

Но не в этом было дело! Я прекрасно отдавал себе отчёт в прагматичности своего решения, но над всеми доводами разума парил один-единственный образ …её лицо, когда она впервые вошла в мой кабинет.

Я видел и других испуганных родственников. Она была подобна штормовому ветру, воплощению хаоса и отчаяния, но в её глазах, помимо страха и слёз, горел огонь.

Неистовый, яростный. Огонь борьбы, и она не плакала, не рыдала, она умоляла, и в этом униженном, казалось бы, жесте была такая сила всепоглощающей любви и такая гордая готовность на всё, что у меня перехватило дыхание.

«Я всё отдам, всё что у меня есть, только спасите!» – кричала она. И это не была поза в ее речи. Я видел, что она действительно была готова отдать всё. В тот миг она казалась мне самой прекрасной и самой сильной женщиной на свете. Хрупкой травинкой, способной выдержать страшный ураган.

А потом, когда кризис миновал, я увидел другую её грань, ту, что тронула меня до глубины души. Стальную решимость, спрятанную под маской усталости.

Руки, которые раньше дрожали, уверенно давали маме таблетки. Голос, который срывался на крик, теперь звучал ровно и успокаивающе. Она стала скалой для своей матери, и в этой тихой силе было больше достоинства, чем в любой громкой браваде.

Я ловил себя на том, что ищу её взгляд в переполненном отделении, что меня бесконечно умиляет, как она, вся сосредоточенная, поправляет одеяло матери, и как потом, оставшись на секунду одна, отворачивается к окну, и её плечи на мгновение бессильно опускаются, выдавая неподъёмную тяжесть, которую она несёт.

И в эти секунды мне хотелось не просто помочь…
Нет! Мне хотелось… прикоснуться, обнять, а потом стать для неё тем тихим пристанищем, где можно, наконец, выдохнуть и позволить себе быть просто женщиной, слабой, красивой и… единственной для меня. И в тот момент я понял, что таких, как она, я ещё не встречал.

Красивых женщин вокруг меня сколько угодно. Успешных? Да, пожалуйста, но это ее сочетание хрупкости и несгибаемой внутренней силы, эта глубина чувств, спрятанная за щитом достоинства…

В ней это было уникально и неповторимо.

И вот я шёл к ней с чёткими, как хирургический план, намерениями. Да, с планом, но этот план родился не из холодного расчёта, а из желания не спугнуть, не напугать, не стать для неё очередной проблемой. Она была как редкая, пугливая птица, и моей задачей было не поймать её, а создать условия, в которых она сама захочет остаться.

И каковы же мои планы на эту женщину?

Визуализация 5.

Дорогие мои читатели,
Вот таким Карима увидела София в первый раз в больнице,
когда привезла свою маму в клинику с приступом.

Глава 13. Карим.

Карим.

«Карим, ты влюбился в Софию? По сути, в чужую жену, с двумя детьми?» — ехидно бубнил где-то в глубине меня внутренний критик, но разве можно назвать «чужой» ту, чья душа, казалось, так отчаянно искала родственную?

Да, чужая, но брак, по всем рассказам, мёртв. Он существует только на бумаге и в упрямстве того недалёкого мужлана, который не ценит то сокровище, что держал в руках.

Я не собирался врываться в её жизнь силой как ураган, ломать и крушить.

Нет. Моя тактика – это осада. Медленная, аккуратная, но неумолимая.

Моя внутренняя борьба была не в сомнениях, хочу ли я её. Я хотел. С первого дня.

Моя внутренняя борьба была не между «хочу» и «не должен». Я знал, что хочу. Со всей страстью, на которую был способен. Борьба была между моим желанием заявить о своих чувствах немедленно и пониманием, что ей нужно время и пространство.

А еще борьба была в том, как совместить это желание с моими принципами, ведь я – порядочный человек.

Я не могу переступить через некоторые границы, но я и не святой. Я мужчина. И я видел в её взгляде на меня не только благодарность. Видел интерес, замешательство, тот самый испуг, который рождается не от страха, а от предвкушения чего-то нового. Я не мог и не хотел игнорировать это.

Но я также не могу позволить себе быть ещё одним Артуром — наглым, напористым, требовательным, душащим. Я должен был быть его полной противоположностью, стать для нее глубинной тишиной после крика и миром после войны.

Поэтому мой план был прост и сложен одновременно. Я решил стать для неё частью ее жизни. Не просителем, не «другом-плечом», в которое можно поплакаться, не «жилеткой», а… человеком, рядом с которым можно молчать, и это молчание будет полнее любых слов.

Нет! Я должен стать для неё тем, кем я и являюсь – силой, опорой, безопасной гаванью и я собирался показать это ей не словами, а делами.

Я пришёл на маникюр. Это была моя метафора. «Я доверяю тебе свои руки, свой главный инструмент. Я открываюсь тебе. Я прихожу на твою территорию как лучший преданный тебе друг, а не как завоеватель и покровитель».

Это был мой пусть маленький, но ход для сближения. Я дал ей возможность сделать для меня что-то профессиональное, продемонстрировать своё мастерство, почувствовать себя уверенной.

Я хотел предложить… предложить ей свою верность, своё спокойствие, своё сердце, которое, к моему собственному изумлению, начало биться вновь после многих лет целеустремлённого осознанного одиночества.

Я видел, как она нервничала, как её тонкие пальчики чуть дрожали, когда она брала мою руку. И в этот момент я позволил себе то, чего не позволял никогда… отключиться.

И когда она взяла мою руку, мир сузился до точки. До тепла её пальцев, до аромата сандалового масла, до тихого шума за окном. Я закрыл глаза, отбросив все аналитические мысли, и просто… чувствовал.

Перестать быть врачом, который оценивает состояние кожных покровов и капилляров. Я просто чувствовал тепло её рук, а еще невероятную, исцеляющую нежность её прикосновений.

Она думала, что это она делает мне массаж, но для меня её прикосновение было музыкой, от которой замирало сердце.

Ее мягкие движения снимали всю мою усталость, все стрессы прошедшей недели, моё одиночество, мой цинизм, накопленный за годы работы в медицине. В её руках была какая-то волшебная, исцеляющая нежность, и я готов был сидеть так вечно.

Я принёс сладости не как оплату, а как маленький, романтичный жест, как намёк: «Я хочу привносить в твою жизнь сладость и радость. Я думал о тебе, я хочу тебя баловать».

И я начал разговор, с виду такой обычный, ни к чему не обязывающий, но каждое моё слово было продумано. Упоминание о детях лишь вскользь, но, чтобы показать, что я знаю о её главной роли, и принимаю её.

Каждое моё слово было продумано, но рождено искренней заботой. Упоминание о детях, чтобы сказать: «Я вижу всю тебя, и твоя роль матери для меня священна».

Слова о том, что мир может быть добрым – это был мой первый, самый осторожный прорыв через её оборону. Прямо сказать: «Я буду о тебе заботиться» я не мог. Это было бы слишком, это спугнуло бы её, но дать понять, что она может позволить себе не быть всегда сильной… это уже что-то.

Признание в том, что я вижу её усталость, и что я хочу и могу стать для неё тем, кто даст ей эту доброту.

Она сидела напротив, вся естественная и такая прекрасная женщина, но с натянутой внутри струной, отвечающая вежливыми, короткими фразами.

Но я видел, как вспыхивает румянец на её щеках, когда наши взгляды встречаются. Я видел ту мгновенную, непроизвольную улыбку, которую она пыталась скрыть, когда я сказал о её «золотых руках». И в этих мельчайших деталях я читал больше, чем в любых словах. Я читал надежду, тот самый хрупкий росток, который нужно лелеять, а не выдёргивать на свет грубой рукой.

Я видел, как бьётся жилка на её шее, как она избегает моего взгляда, но потом всё-таки находит в себе смелость посмотреть на меня. И в этих коротких взглядах была целая вселенная страха, надежды и вопроса.

Мои дальнейше планы? Они не были детализированы. Они дышали романтикой терпеливого завоевания. Я не просто ждал. Я готовил почву. Война никогда не идет по плану, а завоевание сердца – самая сложная из войн, но общая стратегия была ясна.

Во-первых, терпение. Я не буду торопить события. Она должна сама прийти к решению, почувствовать себя готовой.

Во-вторых, постоянство. Я буду рядом. Не навязчиво, но ощутимо. Как врач для её мамы. Как… друг. Пока что.

В-третьих, демонстрация своих намерений без слов. Помощь с детьми? Конечно, если она позволит. Поддержка её бизнеса? Возможно, ненавязчивыми советами или рекомендациями.

Я буду вплетать себя в ткань её жизни прочными, но невидимыми нитями.

Я представлял, как приглашу её на концерт камерной музыки, зная по рассказам матери, что она любит классику. Как однажды, когда она будет особенно уставшей, просто привезу ей готовый ужин от лучшего кейтеринга города, под предлогом, что «шеф-повар мой друг» со мной поделился».

Глава 14. Артур.

Артур

Чёрт возьми! Эта женщина, эта стерва, возомнившая себя самодостаточной натурой, совсем съехала с катушек.

Она сидит в своей конуре, воображает себя независимой бизнес-леди, а меня, кормильца и главу семьи, выставила за дверь, как какого-то подмастерья.

Нет, так дело не пойдет! Я не позволю ей ломать мою жизнь, не позволю ей выставлять меня дураком перед всем городом и шептаться за спиной у Артура Багирова, называя меня нелепым словом “Бывший муж”

Она думает, что может просто так от меня уйти? С двумя моими сыновьями? Построить свою милую, благополучную жизнь, пока я тут один, в этой пустой, выхолощенной квартире, которая стала похожа на гробницу? Нет уж, дорогая, перетопчешься, если я несчастен, то и ты не должна сиять от счастья. Это закон. Мой закон Артура Багирова!

Я ходил по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. В висках стучало, отчего каждая деталь того позорного вечера в ресторане всплывала в памяти с мучительной чёткостью.

Её холодный взгляд, её слова: «Уходи! Я тебе не верю!». И эти взгляды… эти фальшивые сочувствующие улыбки, что сопровождали меня, когда я уходил прочь.

Ладно, София. Хочешь войны? Ты получишь её, но не благородную дуэль, а грязную, подпольную возню, именно ту, в которой я силён.

Ты бьешь по моему самолюбию? А я буду бить по твоему бизнесу, именно по тому, что ты так холишь и лелеешь. Посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда твой салон окажется на грани закрытия.

Посмотрим, что ты будешь делать, когда ты останешься без гроша в кармане, с ипотекой и двумя голодными ртами, а еще старухой-матерью с инфарктом в анамнезе?

Вот тогда ты поползёшь ко мне и будешь умолять о помощи. И я… я подумаю, стоит ли тебя прощать?!

Мой коварный план созрел мгновенно, грязный и блестящий в своей подлости. Удар должен быть точечным, болезненным и неотразимым, мне нужно было создать ей такие неразрешимые проблемы, чтобы единственным спасительным кругом виделся ей я, ее муж – Артур Багиров.

Я схватил телефон. В моей записной книжке ещё оставались полезные контакты со времён, когда мой ресторан только открывался, и приходилось «договариваться» со всеми проверяющими. Один из них до сих пор наведывался ко мне в ресторан.

Сергей Петрович Журкин, мелкий чинуша в управлении Роспотребнадзора. Жадный, как шакал, и беспринципный, как течная сука, как раз то, что нужно для этого дела.

Я набрал знакомый номер. Трубку взяли почти сразу.

— Сергей Петрович, дорогой, здравствуй, это Артур Багиров, надеюсь узнал меня, — сказал я, вкладывая в голос привычные нотки уверенности и панибратства.

— Артур Семенович! Давно не слышно было. Какими судьбами? Я вот мимо проезжал, хотел зайти пообедать, да все знаешь дела…Чем могу помочь, дорогой, говори. Ты же мне как брат…

— Да вот, проблемы одни. Семейные. Жена, знаешь ли, голову совсем потеряла. Бизнес свой маленький открыла, а теперь зазналась. Совсем из рук вон.

— Понимаю, понимаю, — в голосе Сергея послышалось подобострастное сочувствие. Он всегда умел красиво подыгрывать, – Артур, твои проблемы – мои проблемы! Говори, я весь во внимании, чем смогу помогу, ты же знаешь, дорогой.

— Спасибо, я знал, что ты так скажешь! Так вот, Сергей, нужна твоя помощь. Надо её немного… приземлить. Освободить от иллюзий, чтобы поняла, где её место в этой жизни.

Я сделал паузу, давая ему осознать мой намёк.

— И что вы предлагаете, Артур Семенович? – он подобрался как гиена, почуявшая удачную добычу.

— Есть у неё салон. «У Софии», называется. На Новокузнечной, в том самом старом особнячке, что готовят для капремонта. Деревянные перекрытия, вентиляция древняя, коммуникации… сами понимаете. Место, мягко говоря, не самое подходящее для такого бизнеса как у нее. Она все хлопотала и выбивала у города дотации, мотивировала тем, что здание историческое и его нельзя сильно видоизменять.

– Знаю. знаю, до меня долетали слухи, — Сергей захихикал на том конце провода, он прекрасно всё понял. — Действительно, сомнительное помещение. И клиентура там, наверное, не самая… разборчивая. Вопросы по стерильности могут возникнуть и у пожарных претензии найдутся. Очень много претензий может внезапно найтись.

Вот он, момент истины. Грязь, которую я готов был выпустить на волю, чтобы заманить её обратно в свою клетку.

— Именно, — я ухмыльнулся. Мне даже понравилась эта гнусность. Она была тёплой и знакомой, как старый коньяк. — Я хочу, чтобы эти вопросы к ней возникли. Внезапно и массово, чтобы у неё был выбор: либо платить штрафы, сравнимые с её годовым оборотом, либо закрываться. А может, и то, и другое.

— Это… деликатно, Артур Семенович, — протянул Сергей, и я услышал в его голосе знакомый звон…звон монет. — Мои ребята рискуют. Нужна будет проверка на ровном месте… А санэпидем и пожарные – это вам не шутки, придется поднапрячь много людей… Ну сами понимаете, затратное мероприятие…

— Я ценю твой риск, Сергей Петрович. И, разумеется, готов его компенсировать. Думаю, тебя ждет справедливая цена за её прозрение. Половину получишь сейчас, а вторую я переведу после того, как предписание о закрытии будет у неё в руках.

В трубке повисло тяжёлое, жадное молчание, а потом оно сменилось на сопение. В голосе Сергея включился калькулятор и я явственно услышал, как он прищелкнул языком, увидев сумму, которую я отправил ему по смс.

Глава 15. Артур.

Артур.

— Договорились, Артур Семенович, дайте мне неделю на решение этого вопроса…

— Сережа, знаешь пословицу. Куй железо пока горячо! У тебя есть только три дня. Я не могу ждать, пока она окончательно забудет, кто её хозяин.

— Ну что ж три дня… так три дня. Будет сделано, но сумму придется удвоить, – он помолчал секунду, откашлялся, видимо собираясь с духом, — скажем так, что это наценка за срочность…Вы же понимаете, Артур Семенович, как я рискую своим положением.

– Хорошо, договорились, половину получишь сегодня к вечеру и начинай уже действовать, время не ждет, а я тем более.

— Уже…эм, но мне бы не…

Я резко положил трубку, прервав его стенания. Ничего нового я все равно не услышу.

В груди приятно потеплело. Месть — это действительно сладкое ни с чем не сравнимое чувство. Теперь София у меня в руках, и она ещё не знает об этом, но её судьба уже предрешена.

Она вернётся, униженная, разорённая, просящая у меня, у своего мужа пощады. И я её прощу, конечно, прощу. После того, как она вдоволь поползает у моих ног.

Но одной этой стратегии мне было мало. Мне нужны были детали. Мне нужно было знать, чем она дышит, с кем общается, как живет?

И тут на ум пришёл Арсений, мой старший сын. Парень уже почти взрослый, но ещё наивный, как дитя. И он обожает футбол и все что с ним связано, именно на этом я решил сыграть…

Я набрал его номер. Вслушивался в долгие гудки. Сын ответил не сразу.

— Пап? – в трубке слышался мальчишеский гомон, наверное, на тренировке.

— Сынок, привет! — я сделал свой голос максимально бодрым и дружеским. — Как дела? Как школа? Как тренировки? Я слышу, что ты занимаешься, готовишься к сборам?

— Да нормально всё, — прозвучал немного отстранённый голос. Он всегда так со мной разговаривал последнее время, будто через силу.

— Слушай, а ты в курсе, что «Спартак» на следующей неделе играет с «Зенитом»?

— Конечно, в курсе, — в его голосе тут же появился неподдельный интерес. Вот предатель! Мой расчет был верным. За шапку сухарей продаст и родную мать из-за своего гребанного футбола.

— Так вот, у меня как раз появилась пара лишних билетов. В десятом ряду, прямо у самой бровки. Хочешь сходить с стариком?

— Правда?! — он не смог скрыть восторг. Вот он, рычаг. Всегда надо знать, что любит твоя жертва. — Конечно, хочу!

— Отлично! Тогда договорились. — Я помолчал, давая ему насладиться моментом. — А как там мама? Много работает? Не очень устаёт? Ведёт свой бизнес, за вами присматривает… одна ведь сейчас.

— Да вроде ничего. В салоне у неё всё хорошо. Говорит, клиентов много? Некогда ей…она и домой приходит поздно поэтому, мы с бабушкой уроки делаем…

— Даже так! — стискиваю кулаки в ярости, н сразу же беру себя в руки. — И слава Богу, а то я волнуюсь за неё, вдруг помощь какая-то нужна… Хотя, я слышал, к вам сейчас какой-то врач захаживает? Валентина говорила, видела у вашего подъезда… — я намеренно сделал паузу, изображая лёгкое, невинное любопытство.

Глупый мальчишка быстро попался на удочку.

— А, это Карим Георгиевич. Он бабушку в больнице лечил. Он теперь иногда в гости заходит. Приносит конфеты и маме цветы, с Марком в шахматы играет… Он вообще крутой дядя. Вчера мне про футбол рассказывал, он сам в университете за команду играл…

Он продолжал что-то говорить, но я уже не слышал. Весь мир сузился до оглушительного гула в ушах. Кровь ударила в голову, сжимая виски стальными обручами.

«Карим Георгиевич. Заходит в гости. Играет в шахматы. Крутой дядя».

Каждая фраза сына была как удар ножа. Этот… этот врач. Этот слащавый и смазливый ублюдок уже втерся в доверие к моим детям!

Сидит в моём доме! Играет с моими сыновьями в шахматы! Пока я, их отец, вынужден покупать их внимание билетами на футбол! И все из-за тупой овцы… возомнившей себя независимой и свободной.

Язык заплетался, но я заставил себя говорить, скрывая звериный рык под маской ледяного спокойствия.

— Понятно… Хорошо, что у мамы есть… такие друзья. Ладно, сынок, не отвлекаю. Насчёт билетов я тебе напишу. Передавай привет маме, бабушке и Марку.

Я бросил трубку, не дожидаясь ответа. И тут же швырнул её в стену. Телефон со звоном разлетелся на осколки, но это не могло утолить ярость, которая пожирала меня изнутри.

Так вот как значит! Она не просто ушла. Нет! Она тут же нашла мне замену. Подсунула моим детям какого-то врачишку! «Крутой дядя»! Да я его… я его…и ее… я их… в порошок сотру!

Я схватился за бутылку виски, стоявшую на столе, и отпил прямо из горлышка. Жгучая жидкость обожгла горло, но не смогла потушить пожар в душе.

Хорошо, София. Очень хорошо. Ты не только хочешь разрушить мой бизнес своим глупым поведением, мечтая о разводе со мной, ты ещё и подсовываешь какого-то шарлатана моим детям. Ты перешла все границы. Теперь пеняй на себя!

Мой план с проверками показался мне слишком мягким, почти благородным.

Нет! Теперь мне было этого мало. Теперь я уничтожу её. Полностью. И этого ее доктора заодно. Я выясню, кто он такой. У каждого есть скелеты в шкафу. Найду его и разберусь с ним по-крупному!

Она хотела войны? Теперь она получит тотальное уничтожение. И когда она останется ни с чем, без бизнеса, без своего «крутого дяди», с тремя голодными ртами на шее… вот тогда она поймёт, кого она потеряла. И будет умолять вернуться, а я подумаю. Я обязательно подумаю.

Но сначала… сначала я получу удовольствие от мести, я буду наслаждаться её падением, и пусть будет побольнее… А я посмеюсь!

______________________

Листаем дальше, там визуал --->
С любовью, Мария Шафран ‍❤️‍

Визуализация 6.

Дорогие мои читатели!
Как видите злость и подлость Артура не знает границ.
Выстоит ли наша девочка София в этой схватке с бывшим мужем - подонком?




Проды в эту книгу выходят через день.
Не забудьте подарить звездочку и добавить книгу в библиотеку,
если вы этого еще не сделали.
Узнаем, что будет дальше в жизни Софии!
С любовью, Мария Шафран‍❤️‍