Развод. Сжигаю прошлое дотла

Глава 1. Лера.

РАЗВОД. СЖИГАЮ ПРОШЛОЕ ДОТЛА

Мария Шафран
⭐️ЭКСКЛЮЗИВНО НА ЛИТНЕТ⭐️

АННОТАЦИЯ

— Ты знаешь?! — рычал муж, впиваясь пальцами в мои плечи.

— Я видела всё! — выдохнула я, задыхаясь от ярости. – Ты - подлец, изменял мне прямо на свадьбе! Она носит твоего ребёнка!

— Заткнись! — он вмазал кулаком в стену, штукатурка посыпалась. Если хоть слово кому... Клянусь, придушу своими руками! Попробуй только рассказать, особенно этому дурачку, ее жениху! Сдохнешь раньше, чем успеешь вернуться домой.

В 39 лет я узнала, что я – глупая старая дура. Меня предали дважды и теперь я хочу сжечь свое прошлое дотла, чтобы начать свою жизнь с чистого листа.

В тексте есть:

- измена, предательство и развод

- наша девочка, умница и красавица

- муж - ходок, подлец и негодяй!

- взрослые дочери

- стерва - любовница, разбивающая хорошую семью.

- ХЭ для тех, кто этого достоин

Добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не потерять, ставьте "Нравится" и звездочку

Подписывайтесь на автора‍❤️‍

Глава 1. Лера.

Я замерла перед трюмо, вглядываясь в лицо. нанесла легкий увлажняющий крем под глаза. сделала массаж похлопывающими движениями, разгоняя сон.

Подошла к большому платяному шкафу и распахнула его. Потянулась к вешалке. После, зажав в пальцах тонкие бретельки платья, цвета экрю, тихо выдохнула.

Если попытаться охарактеризовать цвет «экрю» словами, то он представляет собой бледно-коричневый с примесью светло-желтого и серого, другими словами – это оттенок неотбеленного льна или натурального шелка.

Настоящий символ нежности, натуральности и аристократизма.

Я провела руками по ткани. Шелк струился по бедрам, обнажая голые плечи. Такие острые теперь и такие хрупкие. Почти как тогда в тот день, когда мы с Костей познакомились.

Полгода. Целых полгода я убивала себя в спортзале, пока тренажеры не стали казаться мне орудиями пытки, а тренеры вандалами на галерах с хлыстами в руках.

Ох уж эти слова Виталия, нашего старшего тренера:

“Вы можете! Запомните мои красавицы, мотивация – наше все! Валерия, вы только представьте себя постройневшую в вашем лучшем платье в обнимку с любимым мужем!” – и он так улыбнулся, что я поверила каждому его слову и пахала в зале как не в себе…

Капли пота на лбу, на ресницах смешивались со слезами, но я снова и снова возвращалась, вспоминая, как папа, обнимая меня в последний раз, прошептал: "Ты же моя королевна, Лерочка...Береги себя и помни, ты лучшая, я люблю тебя, моя девочка!"

Папы уже нет, но незримо он рядом со мной, я всегда его чувствую рядом, особенно в сложные для меня моменты.

В зеркале женщина с большими зелеными глазами и темными волосами, с настороженным лицом сделала шаг назад, скрестила руки на груди, повернулась к зеркалу боком.

Да платье село идеально, я могу собой гордиться!

Все отлично, живот больше не выпирает, ягодицы подтянулись и округлились, вес нормализовался, правда лицо немного осунулось, но это дело поправимое. нужно научиться высыпаться…

“Куда высыпаться, мам? “ вспомнила я о присказке, которую любила повторять Катя, наша дочка с Костей.

Кате исполнилось двадцать, совсем взрослая девушка. Студентка первого курса иняза, она пытается у нас отвоевать свою независимость, на которую кстати никто не покушается… Ну разве что Костя и то… самую чуточку.

Катя мне не родная дочь, она дочка Кости от первого и очень короткого брака. Мать Катерины умерла при родах, это все что я знаю, и я растила Катю, как свою родную дочь.

Константин, после смерти первой жены решил, что девочке нужна мать, а ему любящая и верная жена. Мы познакомились с ним теплым весенним днем на дне рождения моей подруги Лены.

Костя пошел меня провожать и с того дня мы почти не расставались, а через год Костя сделал мне предложение.

Я была без ума от этого высокого, обходительного, но при этом дерзкого мужчины, решив, что ребенок не помеха нашему счастью, тем более я снова забеременела и у нас родилась вторая дочь Настя.

Ей недавно исполнилось восемнадцать и несмотря на то, что у них с Катей общий отец, Настена совсем не похожа на старшую сестру. Покладистая и домашняя, она очень напоминает меня в юности по характеру.

С виду наша семья вполне себе счастливая, обеспеченная и статусная. Жаль только, что девочки не стали по-настоящему родными, и как я не пыталась разделить свою любовь поровну, Катя ревновала сестру ко мне, особенно когда узнала, что я не ее родная мать.

“Добрые” люди постарались и открыли девочке тщательно скрываемую информацию.

Я очень надеялась, что это не повлияет на наши с Катюшей отношения, но к сожалению, я жестоко ошиблась.

Ох уж этот юношеский максимализм, раньше я успокаивала себя, что девочка вырастет, повзрослеет и тогда…все как-нибудь образуется. Но время шло и ничего не менялось, а порой становилось и того хуже.

Теперь чуть что, я слышала от Кати холодное: “А ты мне не мать, чтобы вмешиваться в мою жизнь. Я сама разберусь, поняла!?Не надо мне указывать!”

Хорошо хоть Катя поддерживала добрые отношения с отцом, а я старалась ее как это сейчас говорят, не напрягать.

Просто нам с Костей очень важно знать где она, с кем, что делает, все ли с ней в порядке, а после того, как Катя поступила в университет и уехала в другой город у нее появились свои интересы и новые увлечения. И это меня тревожило…

Глава 2. Лера.

Лера.

— Я.… думала, на свадьбу... – мой голос звучал жалко, как у провинившегося и нашкодившего маленького ребенка.

Муж вошел в спальню, его бедра были обернуты полотенцем, на плечах блестели капли воды, он только что вышел из душа. Чисто выбритый, с еще влажными темными волосами. На висках благородная седина, придаюшая ему харизмы и мужского шарма. О, я видела, как смотрят ему вслед женщины, когда он подъезжал как-то к своему офису на серебристом Мерседесе, шел к входу, уверенной, слегка вальяжной походкой сытого и довольного жизнью и собой, опасного "хищника".

В комнате сразу стало тесно от его жаркой энергетики, и я инстинктивно вжалась в кресло, как всегда испытывая трепет и даже подобие страха. Не знаю откуда это взялось во мне, но в его присутствии я часто терялась, запиналась и теряла голос.

Его одеколон, тот самый, дорогой, который я выбирала в бутике, резанул древесной ноткой благородного кедра, теперь мне казалось, что запах был чужим, властным и даже неприятным…

— Тебе не двадцать. Плечи да и грудь уже не те...Снимай сейчас же, не нужно позориться.

Я покорно подняла руки вверх, он стянул платье, выдернул из моих рук, и шелк с шипением скользнул по коже, безвольно упал на пол. – Ты в этом выглядишь, как дешевая проститутка с Тверской.

Слова мужа падали, как удары, а я вспомнила слова папы:

— "Королевна моя" – папины ладони, такие шершавые от красок, папа был художником, его пальцы бережно поправляли мне бант перед школьным балом.

"Ты в этом светлой блузе – лучик света" – его смех, теплый, как самовар в деревенском доме у бабушки Поли.

А теперь на меня смотрели только ледяные и властные глаза мужа:

— Надень лучше другое платье. Ну то, темное с высоким воротником.

– Но Костя, оно ведь мне большое и будет болтаться, я похудела, разве ты не заметил?

За дверью раздался топот. Катя ворвалась, как ураган, ее новый iPhone блестел, как оружие в левой руке.

— А Виола выходит замуж! – она визгливо закричала, тут же переведя взгляд на отца. – Ой, мы же с папой за ужином уже все обсудили вчера... эм...мам, а ты даже еще, не в курсе?

А жаль, нам нужно купить подарки, ей и ее жениху, этому как его там, пап подскажи… а вспомнила…Ивану. Такое имя смешное, правда пап?!

Ее смешок резанул по живому. Я вдруг вспомнила, как папа, уже слабея от болезни, гладил мои волосы: "Никогда не позволяй никому делать тебя фоновым персонажем в собственной жизни, доченька...Ты главный архитектор своей судьбы…"

– А я ей вчера говорил, — отозвался Костя, – но наша мама же у нас вечно где-то витает? Она же у нас не от мира сего, гуманитарий! Она видишь, так высоко в облаках, ей не до нас.

Костя бросил на меня уничижительный, насмешливый взгляд, в его серых глазах было что-то новое. Смесь раздражения, досады и еще чего-то непонятного пока для меня…

.— Так, мы едем на свадьбу нашей крестницы, ты идешь как жена Константина Журавского. – прошипел он. – Веди себя соответственно и оденься поприличнее. Там будут высокопоставленные лица, нужно быть на высоте!

Дверь захлопнулась. В тишине отчетливо зазвенели папины часы на моей тумбочке, те самые, что остановились в день его смерти. Я ими очень дорожила.

Я медленно провела пальцами по синяку на плече, "случайному" от вчерашней "неловкости" Кости в постели.

В последнее время он был грубым и все проходило почти без прелюдии, я даже не успевала толком расслабиться, как все уже завершалось…, и муж отворачивался от меня к стенке, чтобы тут же засопеть.

Я успокаивала себя, говоря, что это временное… что он устал на работе, что у него аврал…планерки, совещания…

В зеркале отражалась женщина с прижатым к груди шелковым платьем цвета экрю. Таким модным цветом в этом сезоне…

Вдруг она широко улыбнулась.

Хорошо, дорогой. Я пойду на эту свадьбу, как жена Константина Журавского. Вот увидишь тебе должно понравится!

Визуализация 1

Дорогие читатели,
давайте познакомимся с нашими главными героями поближе

Глава 3. Лера.

Лера.

Я сижу на заднем сиденье «Мерседеса», в салоне с отполированным до идеальной чистоты лобовым стеклом, но даже на нем Костя умудряется найти маленькое пятнышко. Автомобиль после мойки, с благоухающими сиденьями и ковриками, излучающими мужественный аромат можжевельника и кедра. Аромат, который уже стал для Кости его вторым я, его визитной карточкой вот уже много лет.

Я любила этот запах до одури, но сейчас он меня дико раздражал, для кого он так старательно вторично побрился за сутки, хотя щетина еще толком не отросла? Для кого оделся с иголочки во все новое, включая белые боксеры?

Мой взгляд скользит по рукам мужа на руле. Широкие кисти, коротко подстриженные ногти, дорогие часы, подарок «от партнеров» на его юбилей. Эти руки когда-то строили наш дом, качали маленькую Настю, согревали меня в промозглые вечера, успокаивали и гладили по голове, когда я раскисала или болела... Когда они перестали быть нежными, страстными, любящими…родными, моими!

Рядом со мной сидит Настя, прижавшись лбом к холодному стеклу, рисует пальцем на запотевшем стекле грустную мордочку корги. Нашего Коржика. Костино «нельзя» прозвучало для нее как приговор, совершенно без объяснений, без права на апелляцию. Её краски остались дома, мазки на холсте застынут незавершенными, как и всё в последнее время, что было связано с радостью.

Настя любила творить, как она говорила в потоке, именно тогда ее талант раскрывался, а теперь…картина останется брошенным холстом с ненаписанным пейзажем.

Впереди, на пассажирском сидении, старшая Катя щебечет без умолку, тыча в отца экраном телефона.

— Пап, смотри, какое Виола платье выбрала! Просто бомба! А Иван рядом, – Катя прищелкнула языком, — такой красавчик, ведь правда?
Её восторженный голос режет слух, она говорит с отцом на одном языке, языке больших денег, статуса, показной роскоши, языке, на котором мы с Настей давно разучились говорить.

Машина плавно катится по шоссе. Катя продолжает листать фото. Я ловлю в зеркале заднего вида взгляд мужа. Он смотрит не на меня. Не на дорогу. Он смотрит на фото Виолы в свадебном платье. И в его глазах я вижу не одобрение взрослого мужчины, а что-то другое, что-то острое, личное, отчего у меня сжимается живот в районе солнечного сплетения.

И еще эта странная спешка Елены... Почему приглашение для нас прозвучало всего за неделю? Её голос в скайпе был каким-то сдавленным, напряженным и таким виноватым, даже заискивающим…

«Лера, нам так важно, чтобы вы были... Твой Константин эм…Николаевич точно свободен?» Она не смотрела в камеру, отводила взгляд, будто на стене за моей спиной было что-то очень интересное и важное для нее. И еще она никогда не называла ранее Костю по имени отчеству… А тут..., к чему бы это?

Она, которая всегда говорила громко, смеялась раскатисто и хлопала меня по плечу. Моя подруга, с которой мы прошли институт, не одну сессию, преддипломную практику, а потом наши свадьбы, и дальше роды, крестины детей... Куда это всё делось?

Лена судорожно рассказывала про ресторан, про цветы, но в её словах не было счастья и восторга. Была какая-то металлическая нотка обязанности, как будто она зачитывала текст под дулом пистолета. «Вы обязательно приезжайте, хорошо? Все будут...» — и тут она замолчала, будто споткнувшись, засуетилась и быстро попрощалась. вышла поспешно из сети.

И сейчас, глядя на коротко подстриженный затылок мужа, на то, как напряглась его шея, когда Катя показала очередное фото, все эти кусочки складываются в ужасную, абсурдную картину из невероятных пазлов. Картину, в которую я отказываюсь верить, но тревога уже билась в висках навязчивым, неумолимым ритмом, под который уже не спляшешь на свадьбе.

А Елена... моя дорогая подруга Ленуся.. похоже она в этом участвует. Не спроста та, что была со мной всегда откровенна до нельзя, резко отводит глаза. Что-то тут не так, я чувствую это нутром, всем своим существом ощущаю угрозу, висящую в воздухе…

Но пока мы сидим в автомобиле, с виду наша семья вполне себе респектабельная, вполне себе обеспеченная и … я должна поддерживать статус мужа, чего бы мне это ни стоило.

– Пап, а давай айфон, что ты купил подарю Виоле я, мама пусть дарит это беленькое постельное белье, Настька вручает фужеры Ивану, а ты подаришь путевку в Таиланд. Будет круто!

– Ты купил, путевку в Таиланд? – спрашиваю я, закашливаюсь, теряя голос до хрипоты от изумления?

– Да, эм… мне горящая подвернулась, взял за треть цены, грех было такое упускать! Ну а что такого, пусть молодые хорошенько отдохнут, раз нам с тобой все время некогда.

“Это тебе некогда, тебе не до меня! “ – хочу закричать, но в горле стоит ком. Он забыл, что обещал мне на годовщину, что я хотела провести отпуск с ним вдвоем! Наедине, поехать без детей, выключить телефоны, расслабиться, отдохнуть, так как это было у нас раньше…

И я внезапно с абсолютной, леденящей душу ясностью понимаю, что эта поездка всем составом, она не на свадьбу моей крестницы. Это начало конца нашей счастливой жизни.

Когда всё пошло не так? Месяц назад? Год? Три?

Это случилось постепенно, как ржавчина. Сначала больше работы. Потом отстраненность за ужином. Потом второй телефон, ставший главным собеседником. Он сидит напротив, но его нет. Взгляд пустой, скользит мимо. На мой вопрос «Как прошел день?» в ответ только невнятное бурчание, что-то вроде «нормально» и снова погружение в экран.

Я пыталась. Готовила его любимые блюда, а он… он отодвигал тарелку: «Не голоден». Предлагала съездить в театр, но увы слышала: «Нет времени». Просила просто поговорить и опять: «Лера, киса, прости, не до тебя, дела».

А потом был случай с Настей. Она, сияя, забежала в кабинет без стука, чтобы показать отцу новую картину. Его реакция была чудовищной. Взрыв ярости, крик о личных границах, её испуганные слезы.

А через час старшая дочь Катя. влетела, хлопнула дверью, потребовала денег на новую брендовую сумку. И он… широко улыбнулся. Достал телефон, перевел. И сказал ласково: «Катюша, детка, только выбирай что-то приличное, не позорь отца».

Визуализация 2.

Дорогие мои,
вот так я представляю себе наших героев,
вы можете видеть их иначе и это тоже здорово

Екатерина Журавская, 20 лет, старшая дочь Кости от первого брака





***

Анастасия Журавская, 18 лет,
совместная младшая дочь Константина и Валерии

Глава 4. Лера.

Лера.

Шепот красной ковровой дорожки под ногами, холодный блеск хрустальных люстр, отражающихся в полированном до зеркального сияния паркете… Да, все, абсолютно все, здесь кричало о больших деньгах и о людях...дорогих, но безликих и наглых.

Ресторан «Эдем» был выбран Еленой со свойственной ей показной помпезностью. Словно само название должно было гарантировать безоблачное счастье молодым.

Но от этого показного напыщенного рая веяло таким ледяным сквозняком, что я невольно потянула на себе темное, строгое платье с высоким воротником, которое Костя счел «приличным» для этого случая.

Оно было мне велико и болталось на мне, как на вешалке, скрывая тело, которое я с таким трудом вернула, и которое он с таким удовольствием унизил накануне.

Я шла рядом с мужем, держась за его локоть с тем привычным, отрепетированным за много лет жестом, который должен был демонстрировать миру наш нерушимый и счастливый во всех отношениях союз.

Мои пальцы не ощущали ни тепла его кожи сквозь ткань дорогого костюма, ни мускульной силы. Только жесткий, негнущийся сустав. Я была манекеном, играющим предназначенную мне роль.

«Держаться соответственно», — прошипел он тогда. Что ж, дорогой, я научусь держаться так, как ты и представить себе не можешь.

— Журавские! Наконец-то! — Голос Елены прозвучал неестественно громко и восторженно, словно она объявляла о выходе на сцену главных актеров этого потрясающего спектакля.

Она плыла к нам через зал в наряде матери невесты, атласном платье, от блеска которого резало глаза. Ее улыбка была натянута, как струна, готовая вот-вот лопнуть. Глаза, обычно такие живые и насмешливые, бегали, не находя точки покоя. Они как заведенные перемещались с моего лица на лицо моего мужа и обратно…

— Ленуся, — я наклонилась для ритуального поцелуя в щеку. Ее кожа пахла дорогими духами и… страхом. — Поздравляю. Ты просто сияешь, мы приехали поздравить молодых…

— Ой, Лер, не знаю уж, сияю или нет, — она засмеялась сдавленно, хватая меня за руку. Ее пальцы были ледяными. — Свадьба — это такой стресс! Спасибо, что приехали. Константин Николаевич, ваш стол там, впереди, вы для нашей семьи — почетные гости.

Она обратилась к Косте с подобострастием, которого я никогда от нее не слышала. Мой муж кивнул с видом римского патриция, снисходительно допускающего плебеев до целования своей туники.

— Елена, все выглядит достойно, — произнес он, окидывая зал оценивающим взглядом владельца. — Молодцы.

Он отпустил мою руку, чтобы пожать ладонь какому-то важному чиновнику, и я осталась стоять одна, выискивая глазами островок тишины в бурлящем омуте притворного веселья.

Я позволила себе отступить на шаг, прислониться к прохладной колонне и просто наблюдать. Я вела себя как учитель на выпускном, который уже знает, чьи мечты сбудутся, а чьи — рассыплются в прах.

И вот я увидела их.

Виола стояла под аркой, усыпанной белыми розами. Ее свадебное платье было произведением искусства... кружевным, струящимся, невесомым. Но в нем она выглядела не невестой, а перепуганной девочкой, наряженной в взрослое платье для ролевой игры.

Лицо ее было бледным, под слоем искусного макияжа проступала синева усталости под глазами. Она держала букет так, словно это была не композиция из фрезий и гортензий, а тяжеленная гиря, тянущая ее на дно.

Ее улыбка была крошечной, вымученной гримаской, которая исчезала, стоило ей подумать, что на нее не смотрят.

А рядом с ней стоял Иван.

Боже, какая разница. Он смотрел на нее не как на красивый аксессуар или выгодную партию. Он смотрел на нее так, как Костя когда-то смотрел на меня. Как давно это было, но я помнила эти его серые, восторженные и влюбленные глаза.

Взгляд Ивана был полон такого обожания, такой трепетной нежности и абсолютной, слепой веры в их общее будущее, что у меня внутри все сжалось от боли. Он был искренен, и он был счастлив. Он был тем самым «дурачком», которого мой муж пообещал придушить, если я проболтаюсь.

Он не подозревал, что его счастье построено на песке предательства и лжи. Что его невеста выходит за него, потому что носит ребенка другого мужчины. И этим мужчиной был мой муж.

Тошнота подкатила к горлу сладкой, едкой волной. Я схватилась за холодный мрамор колонны.

«Никогда не позволяй никому делать тебя фоновым персонажем в собственной жизни, доченька...» — папин голос прозвучал в висках с такой ясностью, будто он стоял за спиной.

Я выпрямилась. Нет. Я не буду фоновым персонажем. Я буду режиссером этого провального спектакля.

— Что-то не так? — Голос Кости прозвучал прямо над ухом. Он подошел неслышно, как всегда. Его дыхание пахло дорогим коньяком. Он уже успел пропустить стаканчик-другой для «храбрости» или для того, чтобы заглушить голос совести, если он у него еще оставался.

— Все прекрасно, — я обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Мой взгляд был спокоен и холоден, как вода в проруби. Я видела, как в его серых, привыкших командовать глазах мелькнуло удивление. Он ждал испуганной, потухшей жены. А я смотрела на него как равная. Как противник. — Просто наблюдаю. Очень... интересная свадьба.

— Не начинай, Лера, — он понизил голос, в нем зазвучала привычная угроза. — Веди себя прилично.

— А я разве нет? — я мягко убрала его руку с своего локтя. — Я — идеальная жена Константина Журавского. Смотри, как я хорошо это играю.

Прежде чем он успел что-то ответить, к нам подкатила Катя, сияющая как новенький Ferrari.

— Пап, ты видел? Виола просто богиня! А Иван... ну просто картинка! Настоящая влюбленная пара! — она вцепилась в руку отца, тут же бросив на меня полный снисхождения взгляд. — Мам, а тебе не кажется, что Виола немного бледновата? Наверное, переволновалась, да?

— Свадьба — это такой ответственный шаг, Катюша, — сказала я ровным голосом, глядя не на нее, а на Константина. — Не все выдерживают такое напряжение, особенно если есть... эм… некоторые секреты.

Визуализация 3

Дорогие читатели,
знакомимся дальше с остальными героями нашей истории

Подруга Валерии Елена Мерешина, 38 лет




***

Дочь Елены Виола Мерешина, 21 год





***

Жених Виолы, Иван Коренев, 24 года

Глава 5. Лера

Лера.

Шум праздника отдалялся с каждым моим шагом, превращаясь в гулкий, безрадостный гул.
Мне нужно было уйти всего лишь на каких-то пять минут, чтобы опустить хотя бы на короткое время маску, позволить лицу принять то выражение, которое оно так отчаянно жаждало.

Улыбка, застывшая на губах, начала «отклеиваться» по краям, словно некачественный аптечный пластырь, обнажая под ним живое, ноющее, болезненное мясо. Скулы отчаянно болели и мне требовалась пусть небольшая, но такая необходимая мне передышка.

Я прошла по бесконечной бархатной галерее, минуя толпы гостей. Их смех звенел, как фальшивые монеты, их радость была такой же ненастоящей, как атласные банты на дурацкий белых стульях, в стиле Людовика четырнадцатого.

Все это великолепие давило на меня, этот «Эдем» был моим личным адом, где каждое лицо было маской, а каждое поздравление звучало фальшиво и пошло, слова мне казались шифром, и я устала гадать на картах, кропленных меткой рукой моего мужа.

Дверь в дамскую комнату была тяжелой, резной, из темного дерева. Я толкнула ее, надеясь найти убежище в прохладной, устланной коврами тишине, но вместо тишины меня встретили приглушенные, шипящие голоса. Женские, встревоженные и очень знакомые…

Они доносились из-за приоткрытой двери на балкон, что был здесь же, в глубине комнаты.

Я замерла, как вкопанная. Один голос был мне знаком до боли, низковатый, с легкой хрипотцой, полный самоуверенности и вечного вызова.

Катя, моя падчерица, ее силуэт проглядывал сквозь колышущиеся, полупрозрачные шторы.

Второй, тонкий, дрожащий, на грани слез. Это была она… новоявленная невеста, любовница моего мужа…Виола.

Инстинкт кричал: «Ну же, Лера! Уйди! Не слушай!» Но ноги будто приросли к полу.

Это было похоже на то, как ты идешь мимо места аварии и не можешь оторвать от разбитых машин взгляд. Ты знаешь, что увидишь ужас, но твое естество требует подтверждения кошмара.

Я сделала шаг назад, в тень тяжелой портьеры, скрывавшей гардеробную зону. Отсюда я могла видеть узкую полоску балкона и слышать каждое слово.

— ...Я просто не могу больше так! — всхлипнула Виола. — Иван смотрит на меня так... как будто я его единственная. А я.. я обманщица! Кать, знаешь как мне стыдно!

— Возьми себя в руки, идиотка! — голос Кати был резким, как удар под дых в спарринге на ринге. — Никто ничего не узнает. Папа все уладил, теперь ты, надеюсь, довольна? Сиди не рыпайся, улыбайся своему Ване и все будет отлично. Чего тебе не хватает? Все ж решилось как нельзя лучше! Пей шампанское, — Катя прыснула и зашлась в тихом сдавленном смехе, — Ой, прости, Ви! Я совсем забыла, что тебе нельзя!

«Папа все уладил». Эти слова вонзились в меня, как раскаленные иглы. Мой муж. Улаживал. Беременность любовницы. Устраивал ее брак с другим. С моей крестницей. С дочерью моей подруги… с ее матерью я сидели за одной партой в школе.

— Довольна? — Виола фыркнула, и этот звук был полон отчаяния. — Кать, да о чем ты? Я ношу ребенка твоего отца и выхожу замуж за какого-то... чужого парня! Как я могу быть довольна?

— А надо было думать головой, Виола, прежде чем... — Катя сделала паузу, и я представила ее выразительный, уничижительный жест. — ...прежде чем прыгать в постель к женатому мужчине. Да еще и с моим отцом! Это же просто... из области фантастики! Ви, да ты сама виновата, на что надеялась, а?

Мир вокруг поплыл. Я схватилась за складки портьеры, чтобы не упасть. Так. Вот он. Последний, отсутствующий пазл. Прямое подтверждение и это вовсе не домыслы, не ревность уставшей жены.

Это факт, высказанный вслух его собственной дочерью, его сообщницей и предательницей.

— Ты не понимаешь! — в голосе Виолы снова послышались слезы. — Он... он такой сильный. Такой... Он знает, что хочет. И он сделал так, что я почувствовала себя особенной. Единственной. Любимой. И мне… мне было хорошо с ним…

— Боже, да заткнись ты! — Катя явно выдохнула струйку дыма. Пахнуло тонкими душистыми сигаретами, которые она курила, думая, что это шик. — Не понимаю тебя, как ты можешь его любить? Он же старый! Ему сорок шесть, Виола!

— Ну и что ж! Ты не была на моем месте и не знаешь…

— А твой Иван... Ну, он такой милый, симпатичный. Дурак, конечно, но влюбленный в тебя по уши. Тебе повезло, что нашелся такой простак. Теперь главное не проколоться в первую брачную ночь… Ну ты меня я надеюсь, понимаешь?

«Он же старый». Слова Кати, должно быть, должны были утешить, оскорбить Костю в моих глазах, но они добили именно меня.

Старый. А я? Я, его тридцатидевятилетняя жена, которая только что услышала, что ее считают дряхлой и непривлекательной в платье с открытыми плечами? На фоне двадцатиоднолетней «богини», в которую как оказалось влюблен мой дорогой Константин!

Его имя сейчас звучало как насмешка.
Константин… Постоянство! …Боже, как же я была слепа!
Интересно, а сколько же времени продолжались их эти «дружеские» отношения?
______________

Дорогие мои, листаем дальше, там визуал Кати Журавской --->

С любоаью, Мария Шафран ‍❤️‍

Визуализация 4.

Дорогие мои, та самая Катя, предавшая свою мать, пусть и неродную
Катюша ведь все знала и молчала...
Как думаете, удался мне образ этой дрянной девчонки?

Глава 6. Лера

Лера.

— Мне страшно, — прошептала Виола. — А если Иван узнает?

— Он не узнает! — отрезала Катя. — Если ты не начнешь истерить и рыдать. Мама ни за что не проболтается, папа ее держит в ежовых рукавицах. Она даже не подозревает ни о чем. Видишь, какая она сегодня спокойная? Витает в облаках, улыбается как ненормальная, впрочем, как всегда.

«Не подозревает». «Спокойная». «Витает в облаках». «Улыбается, как ненормальная».

Каждая фраза была новым ударом, но самый сокрушительный удар заключался не в факте измены и даже не в беременности Виолы.

А в том, что моя дочь... та маленькая девочка, которую я учила ходить, читать, которой вытирала горькие, детские слезы и которой рассказывала перед сном сказки... она знала.

Она знала все…, и она была на стороне своего изменника-отца.

Она помогала ему скрывать эту мерзость!

Она смотрела на меня презрительно и свысока, считая глупой, слепой, «не от мира сего» дурочкой, которую можно даже не брать в расчет.

Вот где была настоящая боль!

Боль, перед которой меркла даже ярость к мужу. Это было предательство того, кого ты растил, в кого вкладывал душу.

Я вспомнила, как ночами сидела у Катиной кровати, когда она болела ветрянкой. Как она, вся в зеленых точках, плакала и говорила: «Мамочка, не уходи».

Я вспомнила ее первые стихи, которые мы вместе подбирали к школьному конкурсу. Я вспомнила, как она, уже подростком, пришла ко мне в слезах из-за первой и несчастной любви, и я гладила ее темные, волнистые волосы и говорила, что все наладится и у нее все еще впереди…

Я была ей матерью по-настоящему отдавая себя без остатка.
Во всем, кроме крови.

А для нее я была просто Лерой. Чужой женщиной, которую ее отец когда-то привел в дом. Фоновым персонажем. И теперь я была помехой, которую нужно контролировать ее отцу.

— Ладно, хватит реветь, вон уже тушь потекла, — сказала Катя, и я услышала, как она бросает окурок. — Идем, а не то нас хватятся. И запомни один твой неверный шаг, и твой «милый» Иван все узнает.

А папа... ты же не хочешь, чтобы мой папа разозлился?

В ее голосе прозвучало нечто, отчего по моей спине пробежал холодок. Она не просто защищала отца. Она очень боялась его или... восхищалась его силой, его способностью «улаживать» проблемы?

Она была его плотью и кровью, его любимицей и его истинной наследницей.

Я услышала их шаги. Они возвращались в комнату. Сердце заколотилось в груди, словно птица, попавшая в силки. Мне нельзя было их здесь видеть. Нельзя было показывать, что я что-то знаю.

Я резко развернулась и бесшумно скользнула в одну из кабинок в дамской комнате, притворив защелку. Я прислонилась лбом к прохладной двери, стараясь дышать тихо, хотя легкие горели и требовали воздуха.

Между лопаток заструился липкий пот, а руки стали влажными и холодными.

Я услышала, как дверь в комнату распахнулась.
— ...Просто скажи, что у тебя голова разболелась от волнения, — скомандовала Катя. — А то ты выглядишь как привидение.

— Хорошо, — тихо ответила Виола, — я постараюсь.

Их шаги затихли. Дверь за ними закрылась, и я выдохнула.

Я вышла из кабинки и подошла к зеркалу в полный рост. Женщина, смотревшая на меня из отражения, была очень бледная, но глаза...
Ее глаза горели холодным, почти нечеловеческим огнем.

В них не было ни слез, ни паники, только дикая усталость и боль, от которых хотелось кричать в голос, но вместе с тем в душе крепла такая решимость, что рождается внезапно и напрочь вытесняет другие побочные и теперь уже не важные чувства.

Постепенно душевная боль утихла и ее место заняла ясность. Хрустальная, жестокая ясность пополам с яростным гневом, твердым и холодным как сталь.

Катя знает. Елена знает. И Костя… конечно же знает, он главный архитектор этого ада, а я — «спокойная» и «неподозревающая» дурочка, которая «витает где-то в облаках».

Я медленно провела руками по уложенным в прическу волосам, поправила чуть примятое платье на груди. Уголки губ дрогнули и сложились в подобие «счастливой» улыбки.

Спокойно Лера! Ты сможешь, ты выдержишь, потому что сильная!

Ну что ж, хорошо. Пусть они думают, что я все та же глупышка. Пусть они продолжают свой грязный спектакль у всех на глазах.

Но теперь я знаю правила, и моя роль в этой пьесе кардинально изменилась. Из статиста я превратилась в холодную тень за кулисами. Тень, которая знает все реплики и готовится переписать главный финал.Я вышла из дамской комнаты и снова влилась в шумный поток гостей. Никто не заметил, что женщина, которая только что вернулась, была уже совсем не той, что вышла пять минут назад.

Она была сильнее и опаснее. И она только что получила все доказательства, которые ей были нужны.

Нет! Это случилось не на бумаге, а в сердце. И это были самые неоспоримые улики, за которые все участники очень дорого заплатят.

Я каждому раздам... по заслугам! Все что им причитается, с лихвой!
Они получат по полной от той, что по их глубочайшему мнению "витает в облаках".

Глава 7. Лера

Лера.

Возвращение домой из «Эдема» было похоже на пересечение границы между двумя реальностями.

Там фальшивый блеск, приторный запах белых цветов и шампанского, испуг в глазах невесты Виолы, пронзительная искренность в лице Ивана и леденящая ложь в глазах Кати и Кости, снобизм или равнодушная пустота у всех остальных гостей.

Здесь же меня встретил знакомый, дорогой интерьер нашего особняка, который вдруг тоже показался мне декорацией к спектаклю, в котором я больше не хотела играть отведенную мне мужем роль.

Костя, скинув новый пиджак на спинку дивана, прошел к бару с видом человека, благополучно завершившего еще одну деловую сделку.

— Ну, что, киса, — бросил он через плечо, наливая себе в бокал виски. — Поздравили крестницу, теперь можно и выдохнуть. В целом, все прошло вполне себе прилично.

Он ждал моего привычного «да, дорогой» или молчаливого покорного кивка, но я отрешенно стояла посреди гостиной. Потом я присела на пуфик, снимая туфли с усталых ног, я чувствовала, как по моим жилам устремилось нечто новое…непривычное для меня.

Меня захлестнула холодная, тяжелая решимость и острое желание мести, но ведь месть — это блюдо, которое подают холодным…

«Никогда не позволяй никому делать тебя фоновым персонажем в собственной жизни, доченька... Ты главный архитектор своей судьбы…»

Папины слова прозвучали во мне с силой, равной голосу самого Кости.
Да, архитектор и пора начинать перепланировку.

— Прилично? — я произнесла тихо, глядя на огонь в камине, который зачем-то решил развести Костя — Если считать приличным брак, построенный на лжи и трусости, то да. Все было очень прилично.

Костя обернулся, бокал в руке дрогнул, брови мужа поползли вверх.

— Что это значит? Ты о чем?

— Ни о чем конкретном, — я подняла на него взгляд и улыбнулась. Легко, почти беззаботно. — Просто общее наблюдение, устала, наверное,

Он отхлебнул виски, внимательно изучая меня. Во взгляде мелькнуло привычное раздражение, но и что-то еще… Наверное настороженность.

Я была слишком спокойна, он ждал после дороги усталой, разбитой жены, а перед ним стояла женщина с прямой спиной и странным лихорадочным блеском в глазах.

— Ладно, иди отдохни, — отмахнулся он, снова поворачиваясь к бару.

Мой момент настал.

— Костя…

— М-м? — он не обернулся, лишь глухо промычал в ответ, стягивая с шеи галстук.

— Я хочу вернуться к работе, ставлю тебя в известность, — намеренно вычеркнув слово «можно» из своего лексикона.

Он замер, затем медленно повернулся ко мне лицом. На его лице расцвела медленная, снисходительная улыбка.

— К работе? К какой еще работе? У тебя есть дом, семья, обязанности. Ты в своем уме, Лер?

«Он смеется, как и предполагалось. Конечно, еще бы, ведь он считает это женской блажью. Нет, даже чепухой!».

— Мои обязанности по дому никто не отменял, — сказала я ровно. — Но Настя уже взрослая, у нее своя жизнь. Катя в другом городе, учится в университете, приезжает на выходные или когда практика.
А я.. я чувствую, что начинаю деградировать, мозги просят нагрузки.

— Что… прости… мозги?

— Я хочу заняться репетиторством, подготовкой к ЕГЭ. И.. записаться на курсы повышения квалификации для преподавателей, чтобы освежить знания.

Он рассмеялся, звук был громким, грубым и таким знакомым. Этим смехом он всегда хоронил мои «глупые» идеи.

— Лера, милая, тебе тридцать девять, скоро сорок! Какой ЕГЭ? Какие курсы? Сидишь ты в своих тепличных условиях дома, вот и не высовывайся. Тебе что, денег не хватает? Карту пополнить? Так скажи сколько, я переведу …

Он достал телефон, подошел ко мне, попытался взять за подбородок, но я резко отошла, присела на диван.

Муж пошел следом, сделал шаг ко мне, попытался потрепать по волосам, как малого несмышленого ребенка. На этот раз я не отстранилась, но мое тело напряглось в молчаливом протесте. Его рука повисла в воздухе и опустилась вниз.

— Речь не о деньгах, Костя. Речь обо мне. Я — дипломированный филолог с красным дипломом и я хочу снова чувствовать себя профессионалом, а не просто... приложением к этому большому и красивому дому.

Он смотрел на меня, и я видела, как в его глазах борются недоверие, презрение и любопытство. Ему было непонятно это стремление.

— Лера, скажи зачем лезть в грязь и зарабатывать копейки, когда у тебя есть все? — И что ты будешь делать? — спросил он с насмешкой. — Сидеть с какими-то оболтусами, втолковывать им «Евгения Онегина»? Это же скука смертная! Ну Лер…

— Мне не скучно с «Онегиным», — парировала я. — В нем, кстати, прекрасно описано, как разрушительно действуют на душу ложь и лицемерие. И как в конечном итоге они разрушают и того, кто лжет.

Я сказала это мягко, с той же легкой улыбкой, но лицо мужа на мгновение застыло. Он искал в моих глазах вызов, но видел лишь спокойную, почти научную констатацию литературного факта.

— Ты хочешь гробить зрение над тетрадками за смешные деньги?

— Я могу работать не только в школе…

— Ладно, шут с тобой, — он махнул рукой, сделав очередной глоток виски. — Если ты так этого хочешь, хорошо развлекайся. Только чтобы это не мешало твоим прямым обязанностям дома. И еще…чтобы никаких мужиков-репетиторов по соседству, ясно?

Костя попытался вернуть себе контроль шуткой, но она прозвучала плоско.

— Спасибо, — я кивнула, словно он только что одобрил мой проект. — Я все организую.

Я повернулась, чтобы уйти, но на полпути к лестнице остановилась, будто что-то вспомнив. Обернулась. муж стоял на том же месте, наблюдая за мной.

— Знаешь, Костя, — сказала я задумчиво, глядя куда-то в пространство за его спиной. — Как же хорошо, когда у людей нет друг от друга секретов. Прямо дышится легче, а то ведь любая стена имеет уши. И зеркала, бывает, слишком многое отражают. А мы с тобой вот взяли и так хорошо сейчас все обсудили, и ты меня понял. Спасибо тебе дорогой, я это оценила.

Визуализация 5.

Дорогие мои, так я вижу Валерию и Константина

сразу после возвращения домой.

Глава 8. Лера.

Лера.

Следующие дни я начала новую жизнь. Это было неожиданно приятно, выстраивать свою жизнь по четкому и одновременно тайному плану.

Вставая утром, я первым делом делала гимнастику, а после шла в душ, обливалась сначала горячей, потом теплой, а в конце… ледяной водой. Душа моя ликовала, а тело становилось подтянутым и моложавым. Я чувствовала себя максимум на двадцать восемь, какие такие " скоро тебе сорок лет"

На эти закаливающие процедуры, как я их назвала про себя, сподвигла меня Настена.

Она уже давно окуналась в прорубь и смеялась над моими теплыми носками, которые я надевала стоило лишь листьям начать желтеть и когда температура осенью опускалась чуть ниже десяти градусов по Цельсию.

«Мам, ну что ты в самом деле, это по началу только кажется, что холодно, ты удивишься как ты быстро привыкнешь», — советовала мне дочка.

М-да, но поначалу это были острые и непередаваемые ощущения, до колких как иголочки мурашек по коже.

Мне так нравилось вносить изменения в свою некогда размеренную жизнь домохозяйки!
А одобряемая младшей дочерью, я стала двигаться дальше, чувствуя себя, ну как минимум, отважным героем.

Я зарегистрировалась на нескольких платформах для репетиторов, составила объявление, после чего записалась на онлайн-курсы по современной литературе. Я тратила на это утренние часы, пока Костя был на работе, но главное оружие я готовила в остальное время, после обеда и и ближе к вечеру.

За завтраком я была абсолютно невозмутима. Улыбалась, спрашивала о его планах на день, но, когда он отвечал, я просто смотрела на него, не отводя взгляда.

Очень долгим, пристальным изучающим взглядом, словно видела его впервые. Сначала он не замечал, потом начал ерзать.

Вчера он резко спросил: «Что ты уставилась? У меня на лице что-то есть?»

— Нет, ничего, — ответила я, откусывая тост. — Просто думаю.

— О чем? — последовал немедленный, почти нервный вопрос.

— О многом, — я улыбнулась и перевела взгляд на Настю. — Доченька, как твоя новая картина? Покажешь мне после завтрака?

— Конечно, мама, — Настя просияла, в ее зеленых глазах тут же зажглись искорки восторга.

Мы с Настей стали проводить вместе больше времени. Я просила ее совета по поводу моих учебных планов, мы вместе ходили в книжные, на выставки.

Мы создали свое маленькое поле, куда доступ Кости и Кати был ограничен. Он видел наши с ней смеющиеся спины, наши шепоты на кухне, наши совместные вечера за просмотром фильмов, на которые его уже не звали. Он был исключен из этого альянса.

И это его немного бесило. Константин вдруг стал резок с Катей, которая, чувствуя его нервозность, сама становилась как натянутая струна.

— Пап, а можно я на недельку в Лондон махну? С Виолой, она сейчас свободна... — начала она как-то за ужином.

— Нет! — отрезал Костя так резко, что все вздрогнули. — Сиди дома и учись, а то сессию завалишь, а мне платить за твои хвосты… Надоели уже с этими путешествиями!

Катя откинулась на спинку стула с обиженным видом.

— Что с тобой? Ты сам всегда говорил, что нужно мир смотреть!

— Я сказал нет! Ты не поняла? — он ударил ладонью по столу, и на нем жалобно зазвенела посуда. — Тема закрыта!

В наступившей тишине я медленно подняла на него взгляд. Не упрекая, не удивляясь. Просто смотрела. С холодным, безмолвным интересом энтомолога, наблюдающего за редким жуком.

Он встретил мой взгляд, и что-то в нем дрогнуло. Он отвернулся, встал из-за стола, бормоча что-то о срочном звонке.

Я посмотрела на его нетронутую тарелку. Надо же, аппетит пропал. Отлично.

Позже, проходя мимо его кабинета, я услышала, как он говорит по телефону. Голос был сдавленным и злым.

— ...Нет, не сейчас. Нельзя. Позже. Не дави на меня, черт возьми! Я разберусь!

Он говорил с Виолой? Или может быть с Еленой. Да, собственно, это было неважно.

Важно было то, что он терял самообладание и контроль. Его уверенная, сытая жизнь дала первую трещину.

И эту трещину пробила не громкая сцена, не истерика, не угрозы. Ее пробило мое молчание. Мои спокойные глаза. Мои безобидные, на первый взгляд, фразы.

Он чувствовал, что почва уходит из-под ног, но не понимал, куда смотреть. Он ждал атаки в лоб, а я вела подкоп.

Война только началась. И мое оружие — тишина, знание и безграничное, выстраданное терпение. Я дам ему достаточно веревки, чтобы он повесился на ней сам. И буду молча наблюдать за этим, с тем самым изучающим взглядом, который сводит его с ума.

И самое главное — это то, что я больше не боялась. Внутри меня росла холодная, неумолимая сила. Сила женщины, которой нечего больше терять. Сила матери, защищающей свое дитя, я добилась что после моего замечания, Костя больше не трогал Настю и ее картины.

Во мне росла сила жены, которая наконец-то открыла глаза и увидела своего мужа таким, какой он есть… не титана, а испуганного, циничного человека, чья империя построена на зыбком песке.

И этот песок начинал потихонечку осыпаться.

Я медленно поднялась из-за стола. Настя уже ушла в свою комнату, Катя, хлопнув дверью, отбыла в университет по своим делам. Мы остались с ним одни в столовой, залитой мягким светом люстры, которая вдруг стала напоминать мне прожектор на допросе.

— Я пойду, — сказала я тихо. — Проверю домашние задания у будущих учеников. Нужно начинать зарабатывать на свою независимость.

Он сидел, уставившись в пустой бокал. Его пальцы нервно барабанили по столу.
— Не завидуй тем, у кого, как тебе кажется, нет секретов, — вдруг сказал он, не глядя на меня. — У каждого они есть. Даже у тебя с виду такой тихони.

Это была слабая попытка контратаки. Перевести стрелки. Сделать нас «одинаковыми».

Я остановилась в дверном проеме, положив руку на косяк. Повинуясь внезапному импульсу, я обернулась. На моем лице играла та же загадочная, легкая улыбка, что сводила его с ума все эти дни.

Глава 9. Лера.

Лера.

Раннее утро понедельника. Солнечный свет, наглый и бесцеремонный, настойчиво пробивался сквозь щели между струящимися шторами, без спроса раскидывая по паркету длинные золотистые полосы. Я стояла на кухне, уставившись на курицу, лежавшую в раковине. Она была холодной, кожистой и выглядела так безрадостно, будто ее жизнь и смерть прошли впустую.

Я мысленно видела всю эту немую сцену: маринование, запекание, а затем – Костью, молча ковыряющий вилкой в тарелке, уткнувшись в экран телефона, и я, напротив, с ощущением, что я – придворный повар при короле-невидимке, чей труд не удостаивается даже кивка.

«Ты главный архитектор своей судьбы…»
Архитектор, черт возьми, а не шеф-повар его величества Константина И уж точно не безмолвная тень, обязанная предугадывать его кулинарные хотелки.

— Мам, ну что ты вросла в пол? Одевайся, а то все лучшие абонементы разберут! – Настя ворвалась на кухню, как порыв свежего, слегка взбудораженного ветра.

В ее руке, как волшебный жезл, поблескивал телефон в лиловом чехле, на экране которого маячило заманчивое предложение от фитнес-клуба. – Смотри, у них сегодня агония распродажи! Последние вздохи! Сдвоенный абонемент на полгода – и скидка 30%! Это же практически даром! Давай купим продление! Ну пожаааалуйста!

Она смотрела на меня своими большими, лучистыми глазами – точь-в-точь как у моего отца. Но в ее взгляде была не просто просьба, в них горела вера в меня, та самая, которую я сама, кажется, растеряла где-то между кастрюлями и его вечным «не голоден».

— Я не знаю, Настенька… – я беспомощно мотнула головой в сторону раковины, где курица напоминала мне о долге. – Вон на… ужин… Хотела еще в магазин за специями сбегать…

— Мам, «сбегать»! – Настя всплеснула руками так, что телефон чуть не взлетел к потолку. – Да забудь ты про эту птицу! Ты можешь себе позволить не стоять у плиты, как Золушка на кухне злой мачехи! Или пусть папа с Катей сами бутерброды с икрой сделают, не маленькие. Мы живем в двадцать первом веке, у нас есть доставка! Закажем суши, пасту, что угодно! Ты думаешь, папа что-нибудь заметит?

Горькая усмешка сама собой изогнула мои губы.
— Не знаю, заметит ли, но он по-прежнему спускается к ужину. И требует, чтобы все было «как всегда». Почти как по расписанию в санатории.

— Ага, «спускается», – фыркнула Настя, и в ее голосе прозвучала давно копившаяся горечь. – Спускается с Олимпа своих котировок и смс-ок. И тычет вилкой в тарелку, будто это не еда, а чертеж очередной сделки. И строчит, строчит, строчит… кому-то…

Она произнесла это с такой точной, язвительной интонацией, так в самую точку, что у меня внутри все оборвалось и упало со звонким стуком. Она все видела. Все понимала. И, видимо, уже давно все для себя решила.

Настя вдруг спохватилась, опустила глаза, покраснела до корней волос.
— Прости, мам, я ляпнула, не подумав. Забудь, ладно? Не забивай себе голову.

Я резко отвернулась к окну, делая вид, что с огромным интересом разглядываю дворника, метущего асфальт. На самом деле, я отчаянно глотала ком, подступивший к горлу, и моргала, разгоняя предательскую влагу в глазах.

Дело было не в жалости к себе, а в этом внезапном, оголенном понимании, что моя дочь, моя тихая, чувствительная Настя, видела нашу с Костей игру без правил гораздо яснее и тоньше, чем я могла предположить.

Она молча страдала, наблюдая, как отец игнорирует не только меня, но и ее, и весь наш общий, когда-то такой уютный мир.

Я глубоко вдохнула, выравнивая дыхание, и обернулась к ней, стараясь, чтобы голос звучал ровно и легко.

— Ничего страшного, дочка. Ты всего лишь озвучила вслух прогноз погоды в нашем доме: постоянная облачность с прояснениями в виде смс. И да, ты права. Он вечно занят.

Настя подошла и обняла меня за плечи. Ее прикосновение было теплым, мягким и таким живительным, будто она делилась со мной не только теплом, но и кусочком своей стойкости.

— Мам, ты знаешь… А ты стала просто сногсшибательной. У тебя теперь фигура – просто огонь! Прямо как у меня, только с намёком на мудрую элегантность! – она сказала это с легким, детским хвастовством, пытаясь разрядить обстановку.

А потом, понизив голос до заговорщицкого шепота, добавила: — Я тебе по большому секрету скажу, в прошлый раз в клубе ко мне подошел один мужчина и спросил про тебя. Он поинтересовался, куда пропала моя подруга?

Мое сердце сделало непроизвольное сальто. Нет, не от волнения, а от чистой неожиданности.

— И?.. – выдавила я, стараясь сохранить маску безразличия, хотя чувствовала, как на моих губах танцует непослушная улыбка. Смешно? Безумно. Но, черт возьми, до невозможности приятно.

После нескольких лет, проведенных в роли прозрачной домохозяйки, чьи усилия не стоили даже кивка, услышать такое было… как глоток родниковой воды в пустыне.

Я-то старалась для Кости, а в итоге… кто-то другой заметил и оценил. Теперь один только вид мужа, да что там вид – одно его имя вызывало во мне лишь ледяное спокойствие и отчуждения.

— Ну, я не стала его разочаровывать и разрушать прекрасный миф, – Настя лукаво подмигнула, ее глаза весело сверкали. – Пусть думает, что ты моя старшая, чертовски привлекательная сестра!

Мы рассмеялись. Это был чистый, заразительный, дурацкий смех, который давно не звучал в этих стенах. Он смыл напряжение, как волна смывает песчаные замки. В этом смехе мы снова стали просто мамой и дочкой, просто двумя подружками, а не сообщницами по несчастью.

— Ладно, сдаюсь, – капитулировала я. – Идем в твой храм фитнеса. Только быстренько, и потом я все-таки заскочу в магазин…

— Никакого магазина! – категорично заявила Настя, хватая меня за руку и потащив в прихожую, как непослушного щенка. – Сегодня твоя душа, тело и кошелек принадлежат только тебе! Ну и мне, любимой, чуть-чуть!

— Насть, а ведь говорят, понедельник – день тяжелый! – попыталась я вставить последнюю контрабанду здравого смысла.

Глава 10. Лера

Лера.

Час спустя мы выходили из метро, и я ловила на себе взгляды. Не наглые, оценивающие, как это бывало в юности, а скорее… сдержанно-заинтересованные, скользящие по фигуре и задерживающиеся на лице.

Я невольно втянула живот, расправила плечи, почувствовав, как новое платье, которое Костя с пренебрежением назвал «безвкусным», ласково облегает каждый сброшенный килограмм, каждую проступившую мышцу – награду за месяцы настоящей каторги в зале.

— Ну что, «сестренка», готова покорять сердца и ставить рекорды? — Настя толкнула меня локтем в бок, ее глаза сияли как два изумруда.
— Готова, — с улыбкой ответила я, с легким флиртующим поклоном распахивая перед ней тяжелую дверь фитнес-клуба. — После вас, мадмуазель.

Нас встретил знакомый гул — симфония из приглушенных ударов басов, лязга железа и энергичных возгласов тренеров. Воздух, густой от запаха пота, антисептика и всеобщей решимости, сегодня пах не тяжелым трудом, а возможностями.

Настя, не теряя ни секунды, потащила меня к стойке администратора, где мы торжественно оформили наши сдвоенные абонементы. Я расплачивалась своей картой, той самой, «хозяйственной», с странным, щекочущим нервы чувством удовлетворения. Эти деньги шли не на его стейки или вино. Они инвестировались в меня. В мой личный ренессанс.

Мы уже разворачивались к раздевалкам, как вдруг Настя тихо ахнула и впилась пальцами в мой локоть.
— Мам, смотри, вон он, — прошептала она, едва шевеля губами. — Там, у стоек для приседаний. Высокий, в черных штанах и серой футболке... Смотри!

Я подняла взгляд и увидела его. Мужчину, на вид лет сорока. Он был высоким и подтянутым, с широкими плечами, которые говорили о регулярных тренировках, а не о разовых визитах в зал. Его темные, вьющиеся волосы были слегка растрепаны, словно он недавно провел рукой по ним.

Лицо открытое, с решительным подбородком и смеющимися глазами неопределенного светлого оттенка, скорее серо-зеленых, как морская волна. Он стоял, опершись о раму тренажера, и о чем-то оживленно беседовал с тренером, и в его позе читалась спокойная уверенность, так не похожая на напускную важность и позерскую деловитость Кости.

— Кто? — растерянно переспросила я, хотя уже догадалась.

— Тот самый, который про тебя спрашивал! Александр! — Настя, не скрывая восторга, толкнула меня вперед. — Идет сюда!

Мое первое побуждение было бежать. Спрятаться в раздевалке. Что я, тридцатидевятилетняя замужняя женщина, скажу незнакомому мужчине в фитнес-клубе? Но затем я вспомнила свой обет. Свой манифест. Жить. Не прятаться. Не бежать. Смотреть в глаза и улыбаться – открыто, радостно, без оглядки.

Он поднял взгляд и заметил нас. Его глаза на секунду остановились на Насте, и он легко улыбнулся, кивнув. А потом его взгляд скользнул в сторону и остановился… на мне. И задержался. Не нагло, не оценивающе, а… с интересом. С тем самым вниманием, которое заставляет почувствовать себя увиденной. Он смотрел на меня не как на «супругу бизнесмена Журавского», а просто как на женщину. На Валерию.

Настя, воспользовавшись моментом, дернула меня за руку.
— Привет! — сказала она ему, сияя во всю ширину своей обаятельной улыбки.

Мужчина развернулся и сделал несколько шагов в нашу сторону.
— Привет, — его голос был спокойным, бархатным баритоном, без малейшей натяжки или фальши. — Настя, кажется? Рад снова видеть.
— Да! — обрадовалась дочь, явно польщенная тем, что он запомнил ее имя. — А это моя… — она сделала театральную паузу, наслаждаясь моментом, — мама. Валерия.

— Можно просто Лера, — мягко поправила я ее, чувствуя, как тепло разливается по щекам, но внутри не было стыда, лишь смущенная, щекотливая радость.

Он протянул мне руку. Его ладонь была сильной, широкой, с легкими шершавыми мозолями, говорящими о том, что эта сила у него не для показухи.
— Александр. Очень приятно, Лера. Ваша дочь, кажется, немного пошутила надо мной, представив вас своей сестрой. Теперь я понимаю, в чем заключался подвох. Очаровательный подвох, надо сказать.

«Он говорит это так легко, без намека на лесть, просто констатируя факт», — пронеслось у меня в голове.
— Она у меня большая фантазерка и выдумщица, — сказала я, пожимая его руку и с удивлением отметив, что мой голос звучит ровно и уверенно. — Но я уже привыкла.

— Приятно встречать людей с воображением, — улыбнулся он, и в уголках его глаз собрались лучики мелких морщинок, придававшие его взгляду особую теплоту. — Вы, я смотрю, и сами не чужды спортивного духа? Сразу видно, что работаете над собой основательно.

«Не оправдывайся. Не принижай своих усилий», — строго напомнила я себе.
— Пытаюсь, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Возвращаю себе себя. По кирпичику.

— У вас отлично получается, — сказал он просто и искренне. Потом его взгляд перешел на Настю, а затем снова ко мне. — Не буду вас задерживать. Было очень приятно познакомиться. Удачной тренировки. Уверен, еще увидимся.

Он кивнул и пошел в сторону тренажеров. Мы с Настей еще несколько секунд стояли молча, глядя ему вслед.

— Ну что?! — прошептала дочь, сияя как тысяча солнц и прыгая на месте от восторга. — Я же говорила! Он явно заинтересовался!

Я не ответила. Я смотрела, как он удаляется, и чувствовала, как внутри тает небольшая, но очень важная глыба льда, которую я годами носила в груди. Это не было влечением. Нет! Это было подтверждением. Живым доказательством того, что я не осталась невидимкой, что мои усилия заметны. Что я – жива.

Я обняла Настю за плечи и прижала к себе.
— Спасибо, дочка. За все. И особенно – за сегодня.

— Да ладно, пустяки, сестренка, — она хитро подмигнула. — Теперь идем, попотеем как следует. Нам нужно соответствовать новому, блестящему имиджу!

Пока Настя копошилась у шкафчика в раздевалке, я, сделав вид, что ищу полотенце, украдкой наблюдала за залом через полупрозрачную стеклянную перегородку.

Александр был у стойки для жима лежа. Я видела, как он сосредоточенно готовится к подходу, как ложатся тени на его сконцентрированное лицо, как играют мышцы на спине и плечах, когда он мощно, но без надрыва, выжимает вес. В его движениях была не грубая сила, а точность и уверенность. Он был здесь в своей стихии и в этой стихии он выглядел… настоящим.

Визуализация 6

Дорогие мои,

так я представляю себе Леру,

даже по ее взгляду видно, что она больше не та женщина-жертва,

Она не готова терпеть хамство, крики и закидоны неверного мужа.

Ну что ж, нам осталось узнать,

что думает по этому поводу ее муж Константин?

***

***

Дальше только интереснее, нас ждут яркие и красивые визуалы, интрига,

раскрытие семейных тайн и конечно ХЭ для нашей Лерочки.

Не забудьте подписаться и добавить книгу в библиотеку

чтобы не пропустить обновления и выход новинок

Это делается тут:

Читайте продолжение романа,

"Развод. Сжигаю прошлое дотла",

:С нетерпением жду ваши комментарии и звезды:

С любовью, Мария Шафран ‍❤️‍

Глава 11. Константин.

Константин

Я стоял у панорамного окна своего кабинета, сжимая в руке хрустальный бокал. Вечерний город внизу был моей шахматной доской, и я всегда чувствовал себя гроссмейстером. Но сегодня фигуры будто двигались сами по себе, и виной всему была Лера.

По неизвестной мне причине моя жена, прежде такая тихая, предсказуемая Лера, в последние недели превратилась в ледяную статую с пронзительным взглядом. Этот взгляд преследовал меня, буравил спину, лишал покоя, не давал спать. Просто

«Она ничего не может знать. Просто не может, — уговаривал я себя, делая глоток выдержанного шотландского виски. Огонь расползался по жилам, но не приносил успокоения. — Обычный женский бзик, кризис тем, кому около сорока. А еще эти ее дурацкие курсы, этот ее фитнес… Наиграется, успокоится и бросит. У нее вообще скоро климакс не за горами. Говорят, что он сильно помолодел. Так что у меня есть на то основания, чтобы изменять. Лерка уже не та, что была раньше!».

Но внутренний голос, тот самый, что всегда безошибочно вел меня к победе, шептал иное: «Она смотрит на тебя так, будто видит насквозь. Будто читает тебя как отчет с криминальной пометкой на новостном канале».

Мысль о Виоле, теплой, податливой, пахнущей молодым телом и наивным обожанием, была единственным спасением. Мне нужна была эта отдушина. Ее восторженный взгляд, полный преклонения перед моей силой, ее трепет, с которым она принимала мои подарки и ласки.

Этот брак с Иваном — всего лишь формальность, ширма. И я, Константин Журавский, не намерен вечно стоять за ширмой, эта ширма должна работать на меня, а не наоборот.

План созрел сам собой. Я хотел уехать из города на уик-энд «на срочные переговоры» и Лера, со своими новыми «проектами», даже не станет вникать. Зачем ей это? А там… там меня ждала моя награда, мой глоток свежего воздуха. Моя сладкая, милая девочка…

Я набрал номер Елены. Удивительно, но трубку взяли не с первого гудка.
— Алло? — голос Елены прозвучал устало и даже настороженно.

— Лена, Константин, — сказал я ровно, вкладывая в голос все привычные нотки властности. — Мне нужно встретиться с Виолой. Завтра. Организуй, пожалуйста.

Последнее слово я вставил скорее для приличия, чем для того, чтобы смягчить свой приказ, очень далекий от того чувства, при котором вежливо просят о чем-то…

В трубке повисло молчание. Слишком долгое. Я почувствовал, как по спине прокатилась волна нетерпения.

— Костя… нет. Ты что, с ума сошел? — ее голос дрогнул. — Она только замуж вышла! Все и так висит на волоске. Иван тут, все время дома… Нет. Нельзя.

Мои пальцы так сжали стакан, что хрусталь, казалось, запищит. «Нельзя»? Мне говорят «нельзя»? С чего это вдруг?

— Лена, не заставляй меня объяснять азбучные истины, — мой голос стал тише, но обрел ту самую сталь, перед которой трепетали конкурентыd в бизнесе. — Я не прошу. Я информирую тебя. Она моя. И ребенок в ней тоже мой. И я буду видеться с ней, когда мне заблагорассудится. Уяснила?

— Она не вещь, Костя! — в голосе Елены послышались слезы. Это всегда раздражало меня, женские слезы, оружие слабых. — Ты погубишь ее жизнь! И свою семью! Одумайся! Оставь ее! Остепенись наконец!

Этот жалкий лепет, эта попытка сопротивления взбесили меня. Кто она такая, чтобы мне указывать? Та самая Елена, что когда-то, в молодости на корпоративе на море, смотрела на меня влажными от желания глазами. Я соблазнил ее тогда легко, мимоходом, и она была на седьмом небе от счастья, что я был с ней. А теперь строит из себя добродетельную мать? Такая ханжа…

— Елена, хватит истерик, — холодно отрезал я. — Ты прекрасно знаешь, что карьера твоего ненаглядного Леонида висит на моей ниточке. Стоит мне дернуть за нее и…твой Лёнечка потеряет свое место под солнцем!

А ведь я могу случайно ее оборвать, или намеренно и хладнокровно перерезать. У него там перспективное назначение маячит, я прав? Так вот, оно может и не состояться или состоится где-нибудь далеко, например в глухой провинции, в каком-нибудь захудалом северном городишке с ветрами круглый год. Ты улавливаешь причинно-следственную связь?

Я услышал, как она резко всхлипнула, будто я ударил ее ножом. Слабый стон. Слезы.
— Ты… ты не имеешь права…Зачем ты так со мной?

— Я имею право на все, что могу позволить, — перебил я. — И я это позволяю. Так что, ты организуешь встречу, или мне стоит прямо сейчас набрать твоего мужа и обсудить с ним его блестящее будущее, а заодно и твою… внезапно проснувшуюся щепетильность?

На другом конце воцарилась гробовая тишина, прерываемая лишь всхлипами. Я знал, что победил. Страх — это самый универсальный ключ к любому замку.
— Х-хорошо… — выдавила она. — Я… я что-нибудь придумаю. Только не звони Виоле. Умоляю.

Глава 12. Константин

Константин.

— Умница, — в моем голосе снова зазвучало удовлетворение. — Жду смс с деталями.

Я швырнул телефон на кожаный диван. Цель достигнута. Но внутри все клокотало. Эта дура осмелилась мне перечить. А Лера… Лера своим спокойствием сводила меня с ума. Мне нужна была разрядка. Выплеск. Мне нужен был скандал. Оправдание для моего побега. Чтобы уехать не просто так, а с чувством праведного гнева, оставив ее виноватой.

Я вышел из кабинета и спустился в гостиную. Лера сидела на диване, читала какую-то книжку, делая пометки в блокноте. «Курсы. Опять эти дурацкие курсы», — прошипело у меня в голове. На столе стояли эти ее проклятые пионы. Я ненавидел их навязчивый, удушливый запах.

— Опять в своих облаках? — начал я, останавливаясь посреди комнаты. Сознательно грубо, громко.

Она медленно подняла на меня глаза. Ни испуга, ни раздражения. Тот самый невыносимо спокойный, изучающий взгляд, от которого кровь стынет в жилах.
— Я готовлю материал для занятия, — ответила она ровно. — Что случилось?

— Что случилось? — я фальшиво рассмеялся. — В своем доме я чувствую себя как в читальном зале! Ходим на цыпочках, боимся потревожить великого мыслителя!

— Я не шумлю, Костя. Я просто читаю.

— А ужин где? — я перешел на другую атаку. — Прихожу домой, а тут… цветочки. И тишина. Я вкалываю, как проклятый, чтобы здесь все было, а поесть нормально не могу?

Она отложила книгу, ее движения были обманчиво плавными.

— Ужин в холодильнике. Можешь разогреть или я разогрею, если ты уже не в состоянии сделать это сам.

ЭТО БЫЛО НЕВЫНОСИМО!
Эта сладкая покорность! Эта вежливая стена! Мне нужны были ее слезы, ее крик, чтобы я мог рявкнуть в ответ: «Вот, всегда ты такая! Я сбегаю от тебя!»

— Не в состоянии? — я сделал шаг к ней, пытаясь подавить ее своим присутствием. — Ты что, мне прислугу втюхиваешь? Или уже настолько возненавидела свою роль, что даже мужа накормить — ниже твоего достоинства?

Она вздохнула. Не уставши, а с каким-то… сожалением. Словно смотрела на неразумного ребенка.
— Костя, прекрати. Если голоден — поешь. Если устал — отдохни. К чему этот спектакль?

«СПЕКТАКЛЬ!» Слово вонзилось в меня, как клинок. Она видела меня насквозь. Она играла со мной! Ярость, горячая и слепая, затуманила рассудок. Я должен был сорвать с нее эту маску. Любой ценой.

Мой взгляд упал на ее блокнот и на новое платье, висевшее на стуле — то самое, в котором она щеголяла в своем фитнес-клубе.
— А, понял! — я язвительно усмехнулся. — Тебе не до мужа! Тебе важнее бегать по клубам, выставлять себя напоказ, корчить из себя девочку-подростка! Может, уже нашла там утеху? Какой-нибудь накачанный болван с дешевой ухмылкой?

Я ждал, что она вспыхнет, станет оправдываться. Но Лера лишь откинулась на спинку дивана и скрестила руки. Ее лицо стало каменным.
— Занятия спортом и стремление хорошо выглядеть — это нормально, Костя. И мне жаль, что ты воспринимаешь это как личную угрозу.

Я подошел к ней вплотную, глядя сверху вниз, пытаясь своим ростом и массой задавить ее морально.
— Угрозу? Ты? — я фыркнул. — Смешно. Ты просто боишься стареть и цепляешься за соломинку. Ты в зеркало на себя давно смотрела? На свои морщины? На этот жалкий вид…

Я искал слова, которые точно прижгут. И нашел.
— …вид выцветшей, никому не нужной тряпки, которая только пылится в углу.

Я увидел, как дрогнули ее ресницы. Всего на миг. Но это была крошечная победа. Слабый рубец на ее броне.
— Грубость — это последний аргумент тех, кто не прав, Константин, — произнесла она тихо, но с убийственной четкостью. — И знаешь, что самое забавное? Ты кричишь не потому, что я изменилась. А потому, что перестала быть удобной. Тебе нужна была тень. А тень обрела голос. И тебе это не по душе.

Я отшатнулся, будто она ударила меня хлыстом по лицу. Она говорила правду. Ту самую, которую я боялся признать. Моя Лера, мое тихое пристанище, исчезла. И я остался один на один с этой чужой, холодной женщиной, которая видела всю мою никчемную суть.

Это было невыносимо. Я должен был бежать. Сию же секунду.
— Знаешь что? — я закричал, уже не владея собой. — Ты права! Я не могу этого терпеть! Я не могу находиться с тобой в одном доме! Ты невыносима! Ты своими упреками, своим молчаливым укором, своей… своей ненавистью не даешь мне сделать вдох! Я уезжаю!

— Уезжай, — ответила она так же тихо, глядя мне прямо в глаза. В ее взгляде не было ни страха, ни мольбы. Лишь ледяное, окончательное безразличие. — Никто тебя не держит.

Я замер, переводя дух. Я добился своего. У меня был повод уехать. Но эта победа была похожа на поражение. Я повернулся и быстрыми шагами направился к выходу, хватая ключи от машины.

— Надеюсь, ты там, куда едешь, найдешь то, что ищешь, — донесся до меня ее спокойный голос.

Я обернулся на пороге. Она сидела все в той же позе, и в ее руке снова была книга. Словно ничего не произошло. Словно мой ураган не оставил и следа.

И в этот миг я, Константин Николаевич Журавский, всегда державший все под контролем, с леденящей душу ясностью осознал, что только что проиграл. Проиграл битву, которую сам же затеял. И что моя жена… моя Лера… попросту перестала во мне нуждаться.

Дверь захлопнулась за моей спиной с таким грохотом, что, казалось, содрогнулись стены. Я шел к машине, а в голове сидела предательская мысль о жене: "Черт возьми, да что она такое о себе возомнила?!"

Глава 13. Лера

Лера.

После грохота захлопнувшейся входной двери и рева отъезжающего автомобиля тишина обрушилась на дом густой, опустошающей пространство волной.

Я стояла посреди гостиной, все еще ощущая на коже жар от его ярости, словно после близкого взрыва.

Но внутри у меня была абсолютная, ледяная пустота. Он хотел скандала? Получил. Он хотел оправдания для побега? Получил и его.

Что ж Константин, вперед и с песней! Ты конечно же врубил сейчас на всю мощь колонки, и я даже знаю какую музыку ты слушаешь… Смотри не оглохни, дорогой!

Мои пальцы сами разжались, и книга, которую я с таким наигранным спокойствием держала, с мягким стуком упала на диван.
Все, театр окончен. Наступило время активных действий.

Мой взгляд упал на блестящий предмет на столе, там, где он только что стоял, размахивая руками. Ключи. Не те, повседневные, от машины. А та самая, особая связка, с массивным, длинным ключом от его кабинета. Он забыл их в порыве своего коронованного гнева. Слишком спешил к своей молодой пассии, чтобы помнить о таких мелочах и… просчитался.

«Уверенность — его слабость», — прошептало во мне что-то острое и злое. Он был так уверен, что его Лера, его «тень», будет сидеть и рыдать, а не думать. Так уверен в своей безнаказанности, что с легкостью отыграл и исполнил монолог одного актера.

Только пьеска эта никого на самом деле не испугала.

Я заранее позаботилась о камерах, еще вчера, под предлогом того, что система «мигает и странно шумит», я позвонила в службу безопасности и попросила дистанционно отключить ее для перезагрузки, сославшись на советы их же техподдержки.

«Предупреждаем вас, что до утра понедельника все будет неактивно, Валерия Андреевна», — заверил меня дежурный. Костя, поглощенный своими тайными планами, даже не проверил.

Охранник-водитель был отпущен — барин, мол, сам за руль сядет. Катя в своем университетском мирке, Настя, слава богу, у подружек — я сама ее туда и отправила, сказав, что мне нужно побыть одной, скажем так, отдохнуть... Настя убежала, ничуть не обидевшись.

Лучшего момента и придумать было нельзя. Судьба, что ли, подкидывала мне эти ключи? Может это была последняя издёвка папы свыше: «Вот, доченька, твой шанс. Бери».

Я подошла к столу и медленно, почти с благоговением, подняла связку. Металл был холодным. Он хранил отпечатки его пальцев, его спешки, его пренебрежения. Я сжала ключи в кулаке так, что зубья впились в ладонь. Боль была приятной, она отрезвляла и давала невозмутимость и спокойствие.

Лестница на второй этаж казалась мне бесконечной. Каждый шаг отдавался в тишине гулким эхом, предательски громким. Дверь в его кабинет была массивной, из темного дуба. Настоящая крепость. «Вход воспрещен» — это негласное правило витало в воздухе. Моя рука дрогнула, когда я вставляла ключ в замочную скважину.

А вдруг он поменял замок? Вдруг сработает какая-то тайная сигнализация, о которой я не знаю?

По коже пронеслись предательские мурашки, мне на миг показалось, что стены имеют глаза и уши, а Костя за мной наблюдает и ждет, когда же я сделаю первую ошибку.

"Бред! Камеры я отключила! Ну же, смелее, Лера! " — подбадривала я себя, лихорадочно вставяя ключ в двери. Замок повернулся с глухим, покорным щелчком. Я толкнула тяжелую, темную дверь и вошла.

Воздух в кабинете был другим, сильно спертым, пропитанным запахом дорогой кожи, дерева и его одеколона с нотами сандала и можевельника. Здесь пахло его властью, его тайнами.

Я вошла и прикрыла за собой дверь, чувствуя себя Алисой, провалившейся в кроличью нору, только в этой норе не было чудес, Были цифры и доказательства, которые мне были очень… очень нужны.

Его ноутбук, тонкий и дорогой, лежал на столе, как черный саркофаг. Я села в его кресло, оно было огромным, мои бедра занимали лишь его половину. Я провела ладонью по столешнице, чувствуя под пальцами холодный камень. Это был его трон и я, узурпатор, собиралась его занять, пусть и на очень короткое время.

Нажала кнопку питания я оживила электронного монстра последнего поколения. Экран загорелся, потребовав пароль. Первая линия обороны.

Я попробовала очевидные варианты. Дату нашей свадьбы. «Неверно». Дату рождения Кати. «Неверно». Дату рождения Насти. Тот же безжалостный ответ.

Я ввела название его первой строительной фирмы, номер его «Мерседеса» — ничего. С каждой ошибкой сердце билось все чаще, а в горле вставал комок отчаяния. Он был слишком хитер для такого пароля.

Ну же Лера, Костя только кажется изощренным стратегом, на самом деле он предсказуем, как и большинство людей его склада и именно ты знаешь его лучше всех.

Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как волна паники накатывает на меня. Время работало против меня. Он мог что-то забыть и вернуться, да хотя бы вспомнить про ключи. Мог позвонить мне на телефон, что я оставила внизу в гостиной, потому что боялась, что в кабинете есть прослушка.

И тут мой взгляд упал на фотографию в серебряной раме. На ней он — молодой, самоуверенный, с тем самым хищным прищуром, который когда-то свел меня с ума.

Он смотрел на меня со снимка, и в его глазах читалась та же ехидная насмешка, что была в них час назад: «Не догонишь, не сможешь противостоять, старая ты, лахудра! Сиди дома одна со своей глупой книгой и бормочушим телевизором!».

Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони и заставила себя сосредоточиться на главном.
"Лера, ты сможешь, ты не упустишь этот шанс!"