«И там шальная императрица
В объятьях юных кавалеров забывает обо всём,
Как будто вечно ночь будет длиться,
Как будто разочарованье не наступит новым днём…»
И. Николаев «Императрица»
Вторая бутылка игристого точно была лишней.
Как иначе объяснить то, что умница, красавица, мамина дочка, девочка из хорошей семьи, отличница учёбы и передовик производства творит то, что творит?
И где?
В каком-то закрытом клубе для мажоров, скучающих богачей и богемы.
Позор же?!
А ведь этот спонтанный выезд из родного города изначально был устроен с благими и очень культурными целями: посмотреть памятники архитектуры, посетить музеи и выставки. Сменить обстановку, взбодриться, прийти в себя…
Вот с этим – особенно сложно.
Потому что, когда это я, за мои нескучные и непростые сорок лет, проводила больше чем полчаса в кровати с мужчиной не просто валяясь поперек нее и не похрапывая при этом?
Может быть в далёком студенчестве?
Развить мысль или продолжить не успела, потому как то самое, чего, оказывается, не хватало мне в постели долгие пятнадцать лет брака, а именно – активный, здоровый, заинтересованный во мне мужчина заметил, что я посмела отвлечься.
Горячие ладони проехались от попы по спине до плеч и обратно. Потом одна рука обняла за талию и прижала меня ближе к сильному, мощному, пышущему жаром телу, а вторая ухватила за затылок и привлекла к себе. В этих уверенных, страстных объятьях я чуть не расплавилась, а поцелуй, вернувший меня из философских размышлений, впечатлил до кружащихся хороводом под веками звездочек.
Ух ты! Я еще так могу?
Про что я там до этого думала, а?
- Нет, детка, этой ночью ты принадлежишь только мне. Вся целиком: тело, мысли, желания… Смотри на меня!
Да я как бы не возражала. Мысли и желания, да и вообще все требуемое было в наличии. Другое дело, что избыток игристого в организме подталкивал к неким глупостям…
Поэтому я вывернулась из собственнического захвата, толкнула не ожидавшего такой самодеятельности мужика в грудь.
И приземлилась сверху.
- Васька, дура! Что ты творишь? – вихрем пронеслось в голове.
Ответ сформулировало за меня игристое.
Точнее, его избыток:
- Дичь! Василина изволит творить дичь!
И чудеса.
Давно пора, так-то.
В ушах до сих пор звенели обидные и презрительные слова Виктора:
- Ты, Васька, и в молодости была не так чтобы зажигалочка, а с годами и вовсе в каменное сердце и деревянную жопу превратилась. Кому ты такая буратина нужна?
Вот игристое и решило наглядно продемонстрировать мне, что бывший – тупая скотина, а попа у меня ещё огонь.
И я вместе с ней.
Удивительно, но неизвестный парень, на котором сейчас из всей одежды была лишь узорчатая золотая маска, всем своим видом демонстрировал, что согласен. И что я – огонь, и что – попа моя прямо ого-го… и что против моего самоуправства он ничуть не возражает.
- Да, детка, покажи мне. Все, чего ты на самом деле хочешь, – хрипло шептало мне это живое воплощение искушения и соблазнов.
А я с восторгом и невиданным энтузиазмом гладила и трогала все его выдающиеся достоинства, до которых могла дотянуться.
Он отзывался на любую ласку, отвечал пылко и страстно, шепча при этом:
- Лишь твое слово и ты получишь это… Мечты, желания… я дам тебе все и даже больше. Скажи… покажи мне…
И я решила идти и рисковать до конца.
Раз уже я притащилась за тысячу километров от родного дома туда, где меня никто не знает, не узнает и никогда больше не увидит, то почему бы и не получить…
- Оргазм. Я хочу оргазм, – прошептала я, уставившись требовательным и изрядно нетрезвым взглядом прямо в черные, полыхающие страстью глаза.
- О, да. Ты получишь их, детка. Три, нет, пять… – подивилась чужому энтузиазму и уверенности, но понадеялась, что из обещанного хотя бы один да случится.
После того, как, в соответствии с местными правилами, гостья озвучила желание, словно закончилась демо-версия программы Клуба и я оказалась внутри настоящего урагана страсти.
Легкий массаж и нежные ласки сменились страстными, глубокими поцелуями, покусыванием ушей и груди, горячий и влажный язык вырисовывал узоры на шее и значительно ниже.
Совершенно потерявшись в пространстве и времени, я слепо и доверчиво следовала за тем, кто заново знакомил меня с моим же телом, раскрывал его потребности и удовлетворял желания.
Он горел и своим огнем зажигал меня.
Извиваясь в его руках, отвечая лаской на ласку, а поцелуем на поцелуй, хрипя и мурлыкая, я тянулась вперед и вверх. Прочь из собственного тела. К звездам. Туда, где никогда не бывала с мужчиной.
«Если утром хорошо, значит, выпил плохо…»
Народная мудрость
- Нас утро встречает прохладой, – пробормотала, пряча замёрзшую ногу под одеяло.
Мысль тут же раздраженная пронеслась:
- Опять Витька окно на ночь не закрыл, зараза. Ну, сколько можно просить?
И как молния ударило воспоминание: привычный питерский дождь заливает только что зарытую могилу Григория Викторовича, моего свекра. На Озерковском кладбище тихо. Апрель в этом году выдался промозглым, холодным и серым.
Весной и не пахнет.
Я стою с цветами в руках, усталая после всех этих метаний при организации похорон.
Рядом со мной мрачные, заплаканные дочери и пьяный муж.
Что же, я с пониманием отношусь к сыновнему горю, но Виктор не просыхает уже неделю.
На мой взгляд, это немножко слишком для того, кто три месяца почти не появлялся дома, дабы не видеть отца после инсульта.
Того самого отца, которого он привёз в нашу квартиру из больницы, вместо того, чтобы выполнить пожелание Григория Викторовича, и вернуть свекра в его собственный дом, оплатив услуги круглосуточной сиделки.
А так сиделками оказались мы с дочерями. Сам же Виктор был очень занят на работе. Как всегда.
За последние месяцы мы настолько все устали и вымотались, что, откровенно говоря, дальнейшие мероприятия после похорон Григория Викторовича, я помню смутно.
Что-то делали, как-то жили.
Учебу и работу никто не отменял.
Шуршали по дому, приводили его в порядок, намывали все подряд и проветривали, насколько позволяла погода.
Примерно до сорокового дня мы с девочками были очень заняты.
По дому, и не только.
У Анечки, нашей старшей, во всю шла подготовка к экзаменам за шестой класс музыкальной школы, а в общеобразовательной контрольные и проверочные были чуть ли ни каждый день. Средняя наша радость, Светуля, проходила испытания на очередной пояс по каратэ, одновременно готовясь к региональным соревнованиям. Только младшая – пятилетняя Олечка, пока посещавшая детский сад, была свободна от контрольных мероприятий и наслаждалась жизнью.
Мы все ей завидовали, потому что возвращались домой из школ и с работы еле живыми, а ведь нужно было еще приготовить поесть и убрать в квартире. И уроки у детей тоже, увы, никто не отменял.
Гром грянул на сороковой день, который отмечали у нас, потому что:
- Ресторан – это дорого, – отрезал Витя. – Итак ты поминки такие закатила, что у нас с тобой свадьба скромнее была.
Вздохнула, потому что свадьба была пятнадцать лет назад, и цены с тех пор существенно изменились, но муж на такие мелочи никогда внимания не обращал. У него есть мнение, кто с ним не согласен – те неправы.
- Твой отец заслуживает уважения, и попрощаться с ним пришло столько людей, что они у нас тут просто бы не поместились, – сил на скандал не было совершенно.
Но просто так, проводив друзей покойного свекра и дальних родственников, заняться уборкой дома на этот раз не вышло.
Внезапно обнаружила, что нахожусь на кухне вдвоём с мужем, приготовившим, оказывается, для меня огромный сюрприз.
Человек с которым я прожила большую часть своей жизни, родила ему троих детей, поддерживала в горе и в радости, помогала всегда и во всем, вдруг явил мне обратную сторону своей натуры.
И вот здесь я реально обалдела.
- Василина, я хочу серьёзно поговорить с тобой. После смерти отца я понял, что наши отношения уже не те, что были раньше. Я думаю, что наш брак пришёл к концу, и нам пора разойтись.
Что?
Нет, ну не может быть?
Это еще что за бред…
Уставилась на Витю с ярко выраженным недоумением в глазах.
Муж нервно заходил по кухне из угла в угол, а потом, остановившись напротив стула, куда я в шоке опустилась, повторил:
- Прошла наша любовь, Вася. Пора нам разводиться.
Так, то есть это мне не послышалось?
С трудом собрав разбегавшиеся мысли в кучу и отбросив в сторону всю нецензурщину, я выразила свое негодование несколько невежливо:
- Ты охренел, Маслов! Я ухаживала за твоим отцом, заботилась о нём, справлялась с похоронами, а ты все это время беспробудно пил и тусил где-то вне дома! И теперь вдруг решил, что наша любовь прошла? Где твоя совесть?!
Виктора перекосило, но каким бы спокойным и бесконфликтным он ни был, упертость и занудство его никогда не подводили:
- Не надо приписывать мне то, чего не было. Я работал, чтобы содержать нашу семью, а ты занималась отцом. Меня утомили твои жалобы и нытьё, я устал от твоего вечного недовольства. И да, я давно уже не испытываю к тебе никаких чувств, о которых стоило бы говорить.
Вот скотина.
Он значит – кормилец, а я – вечно недовольная баба с претензиями?
«Пусть говорят, что дружбы женской не бывает
Пускай болтают, но я то знаю
Что мы с тобою ни на что не променяем
Сердечной дружбы нам подаренной судьбой…»
Л. Рубальская «Песня о женской дружбе»
Друзья познаются в беде.
Для меня этот факт оказался неожиданным откровением. Так странно, но подруги дней моих суровых со времён обучения в Институте, с которыми последние лет двадцать мы только обменивались сообщениями по праздникам, а виделись в лучшем случае раз в год, вдруг появились в моей разваливающейся на куски реальности.
После слов Виктора про развод я словно застыла, заледенела и будто бы потеряла чувствительность. На некоторое время ослепла и оглохла, а позже, когда цвета и звуки вновь появились в жизни, стало казаться, что я отгорожена от мира толстым, серым, мутным стеклом.
Организм справлялся с внезапным дополнительным стрессом, как мог.
Если бы не дети и работа, даже не знаю, чтобы со мной произошло там, в туманной пустоте и тишине.
Моя налаженная, спокойная и привычная жизнь рухнула в одночасье. Самый близкий человек оказался «оборотнем», а его изнанка – отвратительной.
Нет, я не стала выяснять у мужа унизительные подробности:
- У тебя есть другая? А как давно? А что ты будешь теперь делать?
Вот еще, позориться.
Да и после его слов о разводе и том, что любовь прошла, как мужчина, Виктор для меня умер.
Просто внезапно отвернуло, отсушило и остудило от него, как по волшебству.
Я не стала плакать, размазывать сопли и слезы, разбираться и маяться вопросами: может, это обстоятельства вынуждают его нас таким образом спасать? Вдруг это временный кризис? Или так он переживает свою боль и горечь от потери отца?
Нет.
Я поступила как «идеальная жена», которой и была все годы нашего брака – послушалась мужа.
Главный в семье сказал – развод!
Всё. Развод.
А вот дальше началось «веселье».
Супруг бился за квартиру, дачу и машину, как страус, которого крокодил тащил в болото, за свою свободу[1].
Споры и ссоры с привлечением адвокатов с двух сторон кипели и бурлили у нас весь апрель и половину мая.
А когда мы все же определились и договорились, кто действительно получит бабушкин сервиз, подаренный нам на свадьбу, то все тёплые чувства к мужу, ещё обитавшие в глубине моей души, оказались похоронены под ворохом новых воспоминаний об отвратительном поведении Виктора.
Поддержку в процессе этой вакханалии я получила оттуда, откуда надеялась – от мамы из Воронежа, и откуда не ждала – от подруг институтской юности.
Мама подбодрила словом: «Если что, ко мне переедете, дом большой, всем места хватит», и делом – согласилась взять дочерей на лето. А девчонки подогнали адвоката, нашли выходы на судью, ведущего наше дело, да и просто, частенько приезжали ко мне на работу в обед выпить кофе и от души поругать бывшего.
Когда наш громкий и скандальный развод оказался близок к своему завершению, то все четыре подружки собрались у меня.
К этому времени мы с дочерями уже переехали в съёмную квартиру, в ожидании окончательного раздела имущества.
А сейчас, когда я радостно отправила всех троих своих крошечек на лето к бабушке, фигурально выражаясь: «на улицу Лизюкова», то мы с девчонками собрались именно у нас.
Для начала – накатили.
А как же? Святое дело для красивых, взрослых и самостоятельных женщин.
Сразу стало шумно и весело.
- Давайте за Ваську и её долгожданный развод. Федя отзвонился, судья решение принял правильное. Завтра получишь документы!
Дзынь.
- А теперь за то, чтобы все наши грехи были от метра восьмидесяти, хороши собой и без материальных проблем. Чтобы мы со спокойной совестью могли взять их на душу!
Дзынь-дзынь.
- А еще за сбычу мечт!
Дзынь-дзынь-дзынь.
- За нас красивых! «Пусть плачут те, кому мы не достались. Пусть сдохнут те, кто нас не захотел».
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь.
Короче, набрались мы в тот вечер знатно.
Хуже всего утром оказалось отнюдь не похмелье. Все же взрослые люди? Естественно, поэтому знают, чем и как лечиться.
Нет.
Самым большим ужасом был список дел, который мы составили в ночи.
И касался он исключительно тех идей и мероприятий, которые должны были вернуть мне после развода и долгой жизни с кротом-абьюзером уверенность в себе, собственной красоте и женской привлекательности.
Жуть.
Как по мне, так задача невыполнимая, поэтому тратить силы, время и деньги на эту затею, если ты не фея-крёстная, несусветная глупость.
«Через тернии к звездам, через радость и слезы
Мы проложим дорогу, и за все слава Богу.
И останутся в песнях наши лучшие годы,
И останется в сердце этот ветер свободы…»
И. Матвиенко «За тебя, родина-Мать!»
Время шло, и, наконец, наступил момент, когда я получила на руки документ, подтверждающий: права я была пятнадцать лет назад, не став менять фамилию, выходя замуж.
Итак, отныне Василькова Василина Васильевна – свободна, прекрасна и не обременена никаким неудобным довеском, в виде утомительного и токсичного мужа.
- Мам, а я могу дедову фамилию взять, когда буду паспорт получать? – спросила Аннушка, однажды вечером, оставшись поболтать со мной в частном порядке, при ежедневном ритуальном созвоне.
Сначала я обалдела, потом подумала и в целом поняла, почему и откуда ноги растут у такого вопроса.
Виктор несколько перегнул при разделе имущества и если хотел напугать детей, то добился прямо противоположного результата. Наши дочери дружно на него обиделись и решили теперь сделать все, что в их силах, дабы подчеркнуть: отец им никто, и общего они с ним ничего иметь не желают.
- Ты, конечно, можешь, милая. Но пока не спеши. Время есть, ты – умная и взрослая уже, подумаешь спокойно и, я уверена, примешь правильное решение.
- Что ты его защищаешь? – взвилась моя старшая крошечка.
Вздохнула.
Это очень сложно.
Мне хочется топать ногами, орать и материть Витю, используя весь богатый пассивный словарный запас, который я накопила за годы работы с дорогими коллегами-строителями.
Но нельзя. Дети не виноваты, что я дура, а их отец – козел.
Им еще жить и жить, и не хотелось бы для них дополнительных детских травм. Иначе на психотерапевтах я разорюсь.
- Твой отец – своеобразный человек, но наши с ним разногласия не отменяют тот факт, что он – твой родитель и тебя любит.
- Ага, так любит, что лишил дома, дачи и машины, – рыкнула моя обиженная прелесть.
Это, конечно, утомительно, но я повторю пятый раз:
- Зайка, на дачу ты сможешь ездить, навестить папу. Квартира новая у нас будет прямо рядом с твоей школой, машина сейчас нам не сильно нужна в быту.
А тут она заплакала. И я с ней.
Это так важно – поплакать, но не всегда мы можем себе такое позволить. Да и остановиться потом трудно.
- Мам, как он мог? Он нас совсем не любит, да? Мам?!
- Анечка, радость моя, папа немножко запутался. Он не любит меня, но пока, возможно, проецирует свое отношение ко мне и на вас. Он разберется в себе, и все у вас наладится.
- Нет. Ну его на хрен. Почему папа может обижать, оскорблять, угрожать? И это, типа, нормально? А потом мы должны «принимать его таким, какой он есть»? Хватит, мы впечатлились и все поняли. Мы ему не нужны. Он нам тоже.
Ой-ой-ой.
И что тут делать?
Я здесь, они там. Ну, выплываем как можем.
- Аня, ты уже взрослая, разумная, понимающая. Я прошу тебя подумать, что, когда люди находятся под влиянием эмоций, они часто делают глупости. А потом не могут признаться, что были не правы…
Дочь выдохнула просто душераздирающе.
Ну, да. А кому сейчас легко?
Детство кончилось нежданно, такие дела.
- И только ты всегда должна эту хрень терпеть, всех понимать и мирить… мам! Ну, хватит! Хрен с ним, с папой. Тебе надо отдохнуть. И бабушка так считает. Давай, съезди куда-нибудь, пока лето. А то мы скоро приедем, и ты опять от нас никуда не денешься.
- Люблю вас. Целую крепко. Не волнуйся, я обязательно куда-нибудь съезжу.
Идея, конечно, гениальная, но нет. У меня есть работа-работа-работа, которая никак не перейдет ни на Федота, ни на Якова, ни вообще ни куда. Так что о выезде прочь из дома можно только мечтать, но пока некогда.
Так вот, возвращаясь к процессу освобождения моей персоны от ошибок молодости.
Радостную меня со свидетельством о разводе в руках на выходе из ЗАГСа встречала Женечка.
Её понтовый красный «Bently» нагло припарковался у парадного входа и вызвал ажиотаж среди прогуливавшихся по набережной парочек и молодёжи.
- Пусть фотографируют, мы с Бенеком привыкли, – Женька фыркнула и, подхватив меня под локоток, увлекла к своей пафосной колымаге.
- Ну, что же, хорошая моя, целый месяц ты была молодец, а теперь получаешь заслуженные плюшечки! Поехали, Элка с Олькой давно нас заждались.
Ой-ой-ой.
Можно, я никуда не поеду?
Дойду спокойно пешочком до дома, выпью игристого за свою свободу и завалюсь спать. Впереди выходные, так что можно позволить себе некоторые излишества, я считаю.
- Вася, наконец-то! Смотри, это тебе линейка на рабочую неделю: три костюма и два платья. Вот, на свидание два образа, но их можно комбинировать и получится четыре, а это платье на пафосный прием, – застрекотала Олечка, стоило нам с Женей войти в салон ателье.
«Гуляй, шальная императрица!
И вся страна, которой правишь ты, берёт с тебя пример.
Легко влюбиться, императрица,
Когда так страстно бирюзовым взглядом смотрит офицер…»
И. Николаев «Императрица»
Для начала, нарядившись и намарафетившись «и в пир, и в мир и в добрые люди», по словам Ольгиной матушки, мы выпили бутылку игристого в ателье «Винтажная милота».
Потом Женечка хорошо подумала, позвонила мужу, чтобы он приехал забрать от ателье ее машину, и достала из багажника еще две бутылки. Открыв которые мы, уже изрядно веселые, отправились в ресторан-клуб на Московском проспекте.
Там мы сначала вели себя, как очень приличные люди: поужинали, мирно беседуя и обсуждая посетителей исключительно шепотом. Но потом Ольга возмутилась тем, какой убогий репертуар и ужасный голос у местной певицы, а на неосмотрительное предложение администратора:
- Так спойте сами, покажите как надо, – Оленька, закончившая вокальное отделение училища Римского-Корсакова[1], естественно, согласилась.
И зажгла.
Пела без перерыва почти полтора часа, вспомнив весь свой репертуар от романсов до попсы, включая старый русский рок. Даже из «Битлов» и Джо Дассена кое-что исполнила специально для нас. Мы их любим.
Пела с полной отдачей, очень артистично и проникновенно, а главное, эмоционально и местами зажигательно.
Да так, что три товарища из зала передрались с администратором, за право предложить ей выступать именно в их проектах и заведениях. Администратор же, естественно, упирал на то, что это он открыл талант.
Олечка, выпив предложенное восхищенными поклонниками игристое, раздала нам оставшиеся бутылки и скомандовала:
- В караоке поедем. Я еще не напелась.
- Зато изрядно напилась, – буркнула Элка, помогая покачивающейся Олечке погрузиться в такси.
В караоке, сорвав заслуженные аплодисменты, Оля, наконец, удовлетворила свою жажду выступлений и согласилась поехать, наконец-то, нормально поплясать в приличный клуб на площади Конституции.
А там звездила уже Элка, которая не только красоту умела наводить, но и занималась в свое время эстрадными танцами.
- Расступитесь, соплюхи кривоногие, – заявила развеселая Эллочка девочкам из местного танцевального коллектива.
Влезла на барную стойку и сбацала там такой мощный сольник, что директор клуба лично снял ее оттуда и унес к себе – уговаривать поработать с его коллективом в качестве примы и хореографа.
Когда мы сунулись было спасать подружку, она хитро усмехнулась, стрельнула глазами в брутального мужика, который нес ее не напрягаясь, и махнула, чтоб свалили в туман.
Ну, выпить у нас еще было, так что мы послушались без особого сопротивления.
- Эх, наша Элка – баба-огонь, – мечтательно протянула Оля, упав на диванчик у столика. – Мы с ней пару лет назад мой развод отмечали так, что я утром проснулась со своим нынешним мужем, с которым до того момента знакома не была. А ее только вечером в Сланцах[2] нашли.
Поняв по нашим вытаращенным глазам, что фишку мы не просекли, добавила:
- Ну, в тех, что за Кингисеппом.
И вот тут мы ка-а-ак поняли…
Поржали, конечно, да позавидовали таланту.
И вот такой, усеченной компанией мы из клуба отправились в центр, гулять по набережным. Лето же и белые ночи, понимать надо.
С игристым, само собой.
А где-то в районе самой известной конной статуи основателя нашего славного города Женьку осенило:
- Ой, бл*, Васька, я ж тебе подарок твой так и не отдала.
Я уже изрядно наотдыхалась и напраздновалась, так что взяла пакет без особого восторга и энтузиазма.
Остановившись у широкого парапета, осторожно вскрыла конверт и по мере изучения содержимого так офигела, что завопила чаечкой над водами Невы:
- С ума сошла? Это же целое состояние!
Женька внезапно агрессивно мне выдала:
- Хоть раз в жизни сделай что-то для себя. Не для родни, не для детей. Для себя, Вася! Короче, знать ничего не знаю. Самолет у тебя утром. Сейчас посадим тебя на такси до дома, поедешь поспать. А утром я водителя нашего пришлю, отвезет тебя в аэропорт. Можешь вещей не брать, там все заказано в отеле.
Исключительно благодаря блуждающим в крови пузырькам игристого я рискнула и посмела принять столь дорогой подарок.
И через пятнадцать часов, в шикарном дорогущем платье, ожидавшем меня в отеле, при полной боевой раскраске «на парад» и в изящной золотой маске, я входила вместе со специально заказанным Женечкой сопровождающим в некий элитный клуб. Название клуба угадывалось легко: на вывеске красовалась та самая маска.
- Это удивительное место, прекрасная Лина. Стоит лишь надеть маску, и все двери к удовольствиям открываются. Тут нет запретов и нет принуждения, лишь то, что Вы желаете больше всего. Позвольте себе отдохнуть. Раскройте тайные желания своего тела, узнайте все грани удовольствия!
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман…»
А.С. Пушкин «К Чаадаеву»
Егор
Вот знал же, сука, что нельзя спать.
Прохлопал, придурок. Упустил жар-птицу.
Ах, какая женщина!
Огненная просто. Невероятная…
Редко когда встретишь такой темперамент, отзывчивость и при этом мягкость. Когда тебя не слышат, а буквально чувствуют.
Так-то, проблем с женским полом у него никогда не наблюдалось. Ну, в плане наличия желающих. Вариантов всегда было достаточно. Разнообразных. Выбирай, не хочу.
Он, кстати, чаще хотел, чем нет.
А когда хотел – себе не отказывал.
Проблемы его все были от последствий. И, может, оттого что, вообще-то, общество не всегда было согласно с его выбором.
До сих пор ему было плевать.
С раннего детства знал, что за любое удовольствие надо платить. Болью утраты, болью от ударов ремнем или болью в желудке, если обожраться. Ну, с возрастом оказалось, что платить можно и деньгами. Тоже хорошо заходит. И лучше бы ими, чем нервами, временем и долгой памятью пополам с сожалениями.
Накрепко усвоил урок: если можно обойтись деньгами – значит, так и нужно сделать. Получится, что легко и дешево отделался.
И, познав эту истину, он больше никогда не скупился… Правда, бывало, что его понимали не так, и после приходилось некоторое время щеголять расцарапанным фасадом, но по сравнению с полученным удовлетворением, это были несущественные мелочи.
Вон, за последний свой загул и сотворенную откровенную глупость, по большому счету, теперь будет долго расплачиваться ссылкой в адские ебеня.
Ну да и хрен с ним.
А вот такой шикарной женщины-пожар до сих пор ему как-то не попадалось.
Уверенная в себе, понимающая, что она хочет, готовая услышать партнёра. Одинаково наслаждающаяся и дарящая наслаждение в ответ. Чуткая, одновременно нежная и страстная. В один момент пылкая и яростная, а в другой – розовеющая от смущения.
А как она хороша, когда от страсти голову теряет и себя не помнит? Аж сейчас от воспоминаний слюней полон рот. Ну и здравствуй, утренний привет.
Организм отчитался: все системы функционируют нормально. А вот прошедшую ночь надо бы повторить.
Эх, теряет хватку. Когда такое было, что бы наутро женщина, получавшая удовольствие в его руках всю ночь, исчезла без слов?
Их обычно из постели и квартиры не выгнать. Все норовят остаться и жить… только ему это на хрен не упало.
Поэтому и выбирал раньше всегда несвободных. Так, для необременительного взаимного удовольствия. И никаких продолжительных «серьезных отношений».
«Упаси, боже», – говаривала в таких случаях его покойная бабушка.
Нет, все же зря он с Анжелкой связался. Одни проблемы от этого.
И на работе геморрой, и отец ему мозги имеет который месяц, и вот, надо же, хватку теряет. Уже женщины от него сбегают.
Позор.
Потянулся, снова вспомнив некоторые избранные и особо запомнившиеся моменты прошедшей ночи.
Хорошо было.
Да, повезло ему в этот раз такой феерии ухватить.
Ну а его таинственная страстная незнакомка, в реальности, скорее всего, обременена семьей.
Видно, дома муж скучный ждёт, потому-то она так быстро и сбежала.
А вообще, он бы с радостью утром продолжил демонстрацию своих талантов.
Поспешила она, определенно.
Откинув одеяло, усмехнулся: на постели, между измятыми подушками притаилась шпилька с цветком, собранным из натурального жемчуга. Стоит немало.
Да, он сразу понял, что она – непростая дамочка. Шикарный штучный экземпляр.
Вот и трофей достойный в коллекцию. Подобного там пока еще не было.
Встав под душ, хмыкнул:
- Надо же, и спину не расцарапала. Так, погладила, прихватила, но не горит ничего. Не тянет.
Позаботилась. Приятно.
Обычно они, почему-то, все стараются его пометить, как зверушки какие. А эта внимательная и аккуратная.
Эх, жаль, что такая быстрая.
Выйдя к позднему завтраку в маленький зал для избранных, порадовался, что вот прямо сейчас можно будет решить вопрос с анкетными данными интересующей особы, и его незнакомка быть таковой перестанет.
- Видел мой вчерашний подарок судьбы? Кто такая? Где найти? – обычно всезнающий владелец заведения, обязательно приглядывающий за функционированием своего детища, от давнего приятеля не скрывал имена красоток, посещающих его заведение.
«Всё, что происходит в Вегасе, остаётся в Вегасе»
слоган города Лас-Вегас, создан в 2003 году
Вернулась из вояжа в сильно растрепанных чувствах.
Внутри, периодически побулькивая, перемешались в адском котле, кипящем на медленном огне из стыда, воспитания и сожалений, обжигающие воспоминания, мыслеобразы, новые, яркие эмоции и незнакомые ощущения.
Штормило меня сильно.
- Да, Женечка, уж ты как одаришь, так как бы унести невероятные впечатления… – от души поблагодарила подругу.
Честно и откровенно перед этим признавшись себе: никогда со мной ничего подобного не случалось. Точно больше не произойдет. А ведь как классно было, просто ух!
Да, а еще из хорошего: все робкие сожаления о потере Виктора смыло мощной волной… оргазмов.
Кстати, да, мне понравилось.
Здорово было.
- Так что я, конечно, сильно вам с Пашей благодарна, но очень прошу больше подобных бесценных подарков мне не делать. Здоровье мое уже не то. Такие эмоции не вывожу.
- Отлично вышло. По тебе вот сразу видно: натра*алась вволю. Наконец-то! – «Норильский никель» откровенно заржала прямо в экран смартфона и попрощалась до октября.
Там у нас планировался выход в бар: поорать песни «Битлз» в честь дня рождения Джона Леннона[1].
А я выдохнула, сходила в горячий душ и улеглась помечтать перед сном, но вместо приятных мыслей меня, как обычно, начал одолевать стыд.
Пришлось срочно вдумчиво дышать и вспоминать привязчивую песенку:
«Ooh I need your love babe,
Guess you know it's true.
Hope you need my love babe,
Just like I need you.
Hold me, love me,
hold me, love me.
Ain't got nothin' but love babe,
Eight days a week…[2]»
Утром вздохнула: хорошо, что дети были еще у бабушки, а работа моя – скучная, спокойная, давно известная вдоль и поперек.
Есть время и возможность забыться в рутине и хоть как то: медленно и по кусочкам себя собрать.
Из неприятных сюрпризов была только грядущая через три недели переаттестация в головном офисе местного «Надзора».
Не самое приятное мероприятие.
И да, у наших заклятых коллег.
Сначала, как положено – встревожилась, а потом, за обедом, подумала, повспоминала… и расслабилась.
Ну, сколько я их уже пережила?
Три.
Время еще есть, подготовлюсь и, естественно, справлюсь. Санкции у нас на работе за провал драконовские, а мне сейчас попадать на «наказание рублем» категорически нельзя.
Скоро детям в сад и в школу.
А это такие расходы, что, мама дорогая… спасибо тебе за все.
Так, в привычном «мыле» прошел конец лета.
Воспоминания о нечаянном загуле подернулись розовой дымкой и уже воспринимались, как не стыдные, а приятные. Потому что были и прошли.
Дочери от бабушки вернулись довольные и счастливые, об отце не вспоминали, он о нас тоже. Хорошо, хоть деньги перечислял в срок.
На учебу мы успешно собрались, пусть и перессорились в процессе. Но потом зашли в «Британские пекарни», слопали по пирожному, запили все это вкусным чаем, обстоятельно и предметно поговорили и, конечно, помирились.
Нам, самостоятельным девочкам, иначе никак.
А затем, едва мы с дочерями вошли худо-бедно в рабочий ритм, случилась она.
Аттестация.
Конечно, я забегалась, все прощелкала и серьезно готовилась только в ночь перед назначенной датой.
Два блока по сто пятьдесят вопросов.
Ух.
Утром голова гудела и пухла, спать хотелось невероятно, от переживаний не смогла поесть, а только влила в себя две чашки кофе.
Короче, явилась на сдачу экзамена такая, не от мира сего и не в себе конкретно.
Спасла меня форма испытания: тестирование, а не собеседование.
Аллилуйя.
Через сорок минут полуживая вывалилась из помещения, где сдавала экзамен и услышала:
- Василина Васильевна? Оба теста успешно пройдены. На ближайшие пять лет – свободны, если не изменится законодательство.
У меня и так голова кружилась от нервов, недосыпа и кофе, а тут еще эйфорией сверху присыпали.
Из офиса «Надзора» выплывала «каравеллой по зеленым волнам», мало что соображая.
И как та самая «королева морей», налетела на рифы.
Риф подкараулил меня у турникета.
Стоял и весело смеялся с девочками-администраторами, которым мне нужно было сдать пропуск. И все бы ничего, если бы из-под ворота черной рубашки на его шее не посмотрел на меня своим жутким змеиным взглядом легко узнаваемый огнедышащий монстр.
«Я тебе скажу – все это игра
Это просто миг, это не любовь…»
Ю. Николаенко «Я тебя обидел»
Егор
- Хватит дурить, Егор. Ты – мой наследник, поэтому эти старые козлы утрутся, – отец мрачно зыркнул на меня и поднял рокс с виски. – Отправить тебя в Надым или Уренгой у них не вышло, но стоило мне это прилично. Поэтому, последний раз предупреждаю: возьмись за ум. Еще пару лет погуляй на воле. Хочешь – строй карьеру, я все сделал для того, чтобы у тебя получилось. Нет? Так туси, зажигай, веселись. Провожай молодость. Пока никто и слова не скажет. А там, мать подберет тебе приличную, чистенькую, милую девочку из правильной семьи. Женишься, внуков нам подаришь…
Аж в глазах потемнело от перспектив.
Что-то как-то жестит дорогой родитель.
На хер, конечно, я его с такими идеями не пошлю, но в столицу просто так навестить не приеду теперь точно.
Внуков ему? Перебьется.
- Только помни: никаких больше замужних баб с высокопоставленными мужьями-рогоносцами. Карман у меня не бездонный. И не забывай: в Северной Столице связей у нас нет. Уходил я оттуда со скандалом, так что на рожон либо не лезь, либо рассчитывай только на себя. Усек?
Молча кивнул, забрал у отца ключи и документы от машины в обмен на байк. И весь комплект, что полагается на квартиру.
Как же, сыночка уезжает от мамкиной юбки дальше третьего транспортного кольца.
Это как же моя маман теперь будет по салонам своих подружек убиваться, сокрушаться и руки заламывать… любо дорого посмотреть. Будет кому-нибудь другому. Не мне.
Бл*, ненавижу этих лицемерных старых стерв.
О, еще один плюс в моей высылке «за черту города» внезапно обнаружился. Да и новость, что достать меня в Питере у отца руки коротки – вообще, отличная.
Видать, мать восприняла всерьез мою угрозу поселиться либо в «Гранд-Отеле «Европа» на Невском, либо на работе. Прямо в понтовой и пафосной «Кукурузе[1]», да.
Испереживалась вся.
Ну и отцу мозг проела. Поэтому сейчас меня ждет отличная квартирка в новом ЖК на Московском проспекте. Не самый центр, но достойно.
С такими условно оптимистичными мыслями отвалил из родительского дома к себе в берлогу, покидал там вещи в чемоданы и сумки. Загрузил в тачку все важное и нужное да отвалил по «платке» М-11 до Града Петрова.
Начинать новую жизнь.
Пока летел по трассе, как-то не задумывался, что жизнь меня в Петербурге ждет и в самом деле другая.
Совершенно.
Для начала я охренел на работе.
Прибытие мое в местный филиал «Надзора» в целом прошло не особо заметно для всех его подразделений, кроме отдела по контролю за строительством и капитальным ремонтом важнейших объектов.
Странные местные порядки отметил сразу, еще после спокойного представления главой Территориального Управления «Надзора» меня будущим коллегам:
- Власов Егор Андреевич, ревизор головного Управления. Прошу к его вопросам отнестись с пониманием и в полном объеме предоставлять информацию по каждому запросу.
- Чего это к нам контролера из столицы прислали? Чего ищет? – основные вопросы, которые мои новые коллеги задавали друг другу в течение пары дней.
А дальше, когда я сунул нос в выполнение Филиалом Плана стандартных проверок и мощно охренел, им стало не до того.
Все дружно готовили мне отчеты и сводки: по годам, по количеству проверок, по видам объектов проверок, по наиболее частым типам нарушений и методике их устранения. Ну и по спорным актам, к которым прилагалось «особо мнение проверяемой стороны».
Работа была адская. Как у них, так и у меня, когда я сел сводить весь этот массив данных в общий файл, чтобы потом глянуть и сравнить с официальной статистикой, которую они там мило на протяжении минимум последних пяти лет представляли ежегодно в главный архив.
То, что влез я в дерьмо и меня, в случае чего, не просто забрызгает, а накроет с головой, я понял примерно к концу первой недели пребывания в Питере.
На выходные изначально у меня был план осмотреться в местных тусах, но дел оказалось столько, что я тупо заказал домой жратвы и бухла.
И сел за комп.
Всю информацию, которую мне предоставляли, а я потом сводил, структурировал, собирал не только на флешке, но и распихал на всякий случай по максимально возможному количеству хранилищ.
Мало ли.
И даже тревожное письмо отцу написал, на всякий случай. Если я действительно могу обнаружить мега-фуфло и «потемкинские деревни» на новый лад, то головы полетят, как листья по осени – неотвратимо и далеко. И моя – первая.
Дорогих коллег за прошедшие две недели я изрядно задолбал вопросами. Всякими неудобными и сложными. При этом требуя отвечать быстро, четко и постоянно.
Мог собой гордиться: ко вторым выходным на новом месте – ненавидеть меня начали почти все работающие в Филиале сотрудники.
«От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин
Необъятной Родины своей…»
В. Лебедев-Кумач «Песня о Родине»
Кофе и шоколад немного успокоили взбунтовавшуюся паранойю.
В конце концов, дама я свободная, взрослая, самостоятельная. Могу позволить себе расслабиться хоть бы и в закрытом клубе.
Чтоб там Женечке с Пашей икалось, да.
Кое-как успокоившись и немного придя в себя, полезла разбирать рабочую почту.
И обалдела.
По графику у нас в понедельник стартовала очередная камеральная проверка одного из объектов Плана капитального ремонта сего года.
И вроде все, как всегда: получаем из филиала документы по описи, проверяем, затем с сопроводительным письмом пересылаем всю эту «радость» в «Надзор», а потом звоним нашему куратору и осторожно интересуемся:
- А все ли дошло? А номер входящий скажите, пожалуйста, для регистрации. А все вас устраивает? А всего ли хватает.
И все это вежливо!
Веж-ли-во.
Они там, к сожалению, все такие обидчивые и капризные. Даже мужики.
Особенно мужики.
Мнительные, катастрофа просто.
Не так обратилась? Не тем тоном сказала? Получи пару замечаний идиотских, за которые тебя обязательно жестко вздрючит руководство, и которые, по сути, яйца выеденного не стоят, но теперь ты снимать их натурально затра… задолбаешься.
А представители нашего курирующего отдела в «Надзоре» они того, ну, на постельные подвиги не вдохновляют.
Поэтому, пробежав свежим, успокоившимся взглядом «Журнал исходящих документов» собственного отдела, несколько офигела.
А прикинув и повертев ситуацию и так и этак, поняла, что придется брать «помощь зала».
Очень кстати вот уже два года, как в «Надзоре» появилась милая девочка, Кристина Александровна, с которой удалось наладить вполне приличные ровные взаимоотношения.
- Кристиночка, дорогая, что там на следующей проверке у нас такое странное происходит?
Обычно задорная и хохочущая Кристина внезапно шепчет:
- Ой, Василина Васильевна, и не говорите! Вы не представляете! У нас тут шухер: ревизор из столицы явился, всех строит, дела за несколько лет шерстит, придирается. Наши все затаились.
Иприт твою медь, как говорил мой незабвенный преподаватель химии в Университете. Прямо твою медь, твою медь.
Как во время-то, а?
- Слушай, ну, проверка по плану камеральная. Так давай я тебе документы все подготовлю, пришлю, а ты уж вашему церберу их передашь? – спасибо современным средствам коммуникации, не надо к ним на другой конец города тащиться.
В трубке зашипело, запыхтело, а потом очень тихим и настороженным голосом Кристина меня просто убила:
- Ой, Василина Васильевна, тут совсем трындец. Он потребовал заменить проверку на выездную…
Твою мать.
Ну, это же вообще ни в какие ворота. Поперек всех планов и совсем не в кассу.
А Кристина все продолжала тихонечко вздыхать в телефоне:
- Так что, придётся вашим коллегам в поля выдвинуться. Ну, ничего, они там наше новое приобретение напоят, развлекут, глядишь, он и подобреет…
Тут у меня в глазах буквально потемнело.
Нет, не может быть все так плохо же?
Оглядела пустой кабинет, посмотрела график отпусков и командировок и поняла – может.
- Проблема, Кристиночка, в том, что один мой коллега на учёбе, второй в отпуске, а начальник из департамента не вылазит. Угадай, дорогая, кто в поля поедет?
Потрясенная тишина и тоскливое:
- Твою мать.
- Вот об этом, Кристина, я и говорю…
Оставалось только печально согласиться.
- Я вам, Василина Васильевна, на почту сейчас программу проверки скину и мероприятия. Ну, и это, удачи вам, что ли?
На этой мегапозитивной ноте распрощались.
Отметила себе в ежедневнике смену вида проверки и вновь погрузилась в обязательную текучку.
Пока раскидывала срочные дела за дорогих временно отсутствующих коллег, из департамента нарисовался любимый начальник.
И не просто так, а со срочным делом:
- Давай, Вась-Вась, готовься. Сейчас будет селектор с «Надзором» по вопросам работы строительных инспекций в этом году. Обещают разбор итогов первого полугодия и обсуждение ближайших выездов. А поскольку ты у нас «вечный дежурный по аэродрому» нынче, то поднимай информацию, чтобы иметь возможность ответить на все их дурацкие вопросы.
Зашибись картина.
Нет, я, конечно, приготовилась: материалы достала, таблицу сводную распечатала, отметила важное, но все равно остолбенела, услышав из динамика по громкой связи:
«Ты уйдешь с другим, я знаю.
Он тебя давно ласкает.
И тебя домой не провожу я.
Жжет в груди сильней огня.
Не моя ты, не моя.
Так зачем же я ревную?»
Т. Назарова А. Розанов «Ах, какая женщина»
Егор
На официальных фотографиях Евгения Витальевна Жарова, по мужу – Аникеева очень отдалённо напоминала мою страстную незнакомку из клуба.
Я, пожалуй, задумался бы о том, что меня нае*ли с информацией, если бы не третье фото, на котором оказалось чётко видно – из уложенных в башню волос, торчала та самая спица с жемчужным цветком, которая нынче лежала в моей коробке с трофеями.
Напоминая, будоража, тревожа.
Никогда из-за баб не терял покой и сон, а тут воспоминания так неудачно наложились на головняк с работой и этот долбаный переезд.
Вот какого черта он весь вечер думает о чужой жене, которая от него еще и сбежала?
Очередной раз подивился тому, какие все же женщины лицемерные сучки.
Евгения Витальевна на всех найденных фотографиях с мужем смотрела на него восторженными, сияющими, влюблёнными глазами и старательно демонстрировала окружающим силу их взаимных чувств.
Вот ведь стерва.
- А как меня целовала, обнимала, как отвечала… – пробормотал, скрипнув зубами.
Да, от одних воспоминаний о том, как она стонала в моих руках, организм, в общем-то, сразу готов повторить ту жаркую ночь.
Сильно удивился, когда вышел курить на балкон и, глядя на спешащие по проспекту машины, понял, что злюсь.
Злюсь.
И делаю это только для того, чтобы не признавать: я, банально, ревную женщину. Чужую женщину, которая стала моей случайно, была ею недолго, которую я совершенно не знаю, но глаза застилает кровавая пелена ярости от мысли, что сейчас она может так же пылко и страстно целовать мужа.
«Она несвободна!» – стучит в висках гадкая, больная реальность.
Хотя раньше я всегда подобному факту сильно радовался.
Почему мне сейчас очень хочется разбить лицо Павлу Аникееву, владельцу трех сталелитейных заводов? Человеку, которого я никогда раньше не видел, да и слышал-то о нем всего пару раз от отца, в разрезе поставок стального проката на строительные нужды папенькиного холдинга.
Короче, ночь прошла хреново.
В каком-то тягучем, жарком, мутном мареве. Проснулся по будильнику с трудом, сил на утренний комплекс не было от слова «совсем». Есть не стал. Выпил черный горький кофе, отметил себе в календаре сегодня вечером обязательно дать нагрузку в спортзале.
Легче не стало.
С самого утра на работе я был раздражителен и, вероятно, излишне резок, потому что даже позитивная и готовая к сотрудничеству в отделе Кристина к обеду успела поплакать пару раз.
- Что-то вы с выходных, Егор Андреевич, уж больно сердитым вернулись, – заметил Марьянов Александр Николаевич, местный «почетный пенсионер».
Вполне адекватный мужик, с огромным опытом работы и на земле, и на трубе на трассе, а не только в контроле и надзоре. Мой московский куратор о нем отзывался хорошо и все сетовал, что, может, еще пару лет, да уйдет такой крутой спец на пенсию.
Но сейчас этот спец бесил одним своим любопытством.
- Александр Николаевич, поводов для оптимизма данные за прошлый год мне, к сожалению, не дали. А уж та пропасть между ними и официальным годовым отчетом вашего Филиала заранее повергает меня в тоску. Смотреть на текущий год уже страшно, – и выразительно так глазами указал на папки с Актами строительных инспекций на своем столе.
Марьянов помрачнел и осторожно уточнил:
- Насколько все плохо, и чем это нам грозит?
- Все хреново. В первом приближении – официальным служебным расследованием с отстранением руководства. А по результатам – большим шумом и резонансом в Системе.
Понимающе покивали друг другу, но разойтись по делам не успели. Явился Иосиф Адольфович Баркевич – начальник отдела. Ушлый, наглый, едкий тип.
- Вот, говорил же, что, даже когда все нормально, можно наскрести пару-тройку замечаний, чтоб не расслаблялись, – любое довольное лицо меня сегодня раздражало, а это, хитрое и небритое – вдвойне.
- Похвастайтесь успехами, Иосиф Адольфович, – криво усмехнулся.
Надо же понимать, откуда вся эта местная разница в цифрах набегает в итогах года.
Хвастаться Баркевич не хотел, но бы вынужден. А я так охренел, глянув в заключение, что не удержался:
- Но это же «зеркалки». По сути, одно замечание, но продублированное на всех уровнях контроля и, в итоге, превратившееся в три. И замечание такое, что снимается за десять минут в процессе проверки. «Не загружен документ в систему электронного учета». Иосиф Адольфович, как-то это не просто «неспортивно», это еще и неприлично. Мы же здесь все одно дело делаем: обеспечиваем безопасную эксплуатацию стратегически важных производственных объектов.
«Проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений»
Бертран Рассел
Егор
Собирался на обед, понимая, что конфликт с коллегами только ширится и разрастается.
И, конечно, сам он не вчера родился, и про все подводные течения и политические веяния в курсе, да.
Но есть принципиальные моменты: то, что залили бетон с нарушением технологии – это «Жопа и трындец. Скалывайте и переделывайте на хрен!» несмотря на стоимость работ, а то, что нет подписи начальника участка в листе ознакомления – это «Исправьте бегом, а то получите пиз*лей». Мелочь досадная. Устранили в момент, закрыли и забыли. Не о чем говорить.
И не надо путать теплое с мягким!
Сто – пятьсот замечаний в Акте строительной инспекции ни хрена не улучшат состояние объекта, снизят коэффициент компании, обозлят сотрудников и руководство проверяемых организаций и, рано или поздно, выйдут самому «Надзору» боком.
А проблемы на объектах так и останутся.
Потому что надо выбирать то, что действительно важно, а не шелестеть документами и прикапываться к формальностям, радостно рапортуя руководству, какие инспектора молодцы.
Увы, в местном филиале дела ведутся на «отъе*ись», наплевав на суть и смысл, зато со всем почтением к букве закона. В категорическом отрыве от реальности.
Если кратко: из рук вон плохо, а надо – правильно. А в случае их объектов проверки куда важнее «физика на земле», чем бумажки.
Но нет, заявляют эти милые люди:
- Мы работаем по-другому… уж сколько лет, и все нормально!
Вот ведь заразы самоуверенные и заносчивые.
Так и хочется спросить:
- Кто вам сказал, что у вас все нормально? Просто крупных аварий давно не было. Мост не падал, дом не рушился, ограждение в болото не уходило и трасса газопровода не всплывала, потому что вы прохлопали бракованные пригруза при балластировке.
Прошерстив отчеты прошлого года и отметив особо избранные моменты, понял, что зол невероятно.
Пойти перекусить, что ли?
Вот такой весь встрепанный и недовольный, проходил мимо администраторов БЦ.
- Ой, Егор, давно не виделись, – разулыбалась Машенька.
Легко и просто запомнить, потому что похожа на солистку группы «Маша и медведи».
Поздоровался, поглядел вопросительно.
- А я тут кое-что для тебя узнала, – и глазами так намекающе на кафе указывает.
- С удовольствием выпью кофе в твоей компании.
Хрен с ним, с обедом.
Информация, пусть ему сейчас и не до той нервной дамочки было, может, и пригодится.
- Это Василькова Василина, из «Севзаптранса». Приходила на переаттестацию по «Промышленной безопасности».
Занятно.
Надо будет профиль ее глянуть в системе.
Все, кто тут аттестовывался, имеют личное дело, а коды доступа у него случайно есть.
Поблагодарил Машу, угостил еще чашкой кофе, наплевал на явные авансы постельной направленности. Слишком много у него дел, башка не варит, и любая левая баба сейчас категорически некстати. Тем более что аж в глазах темнеет, стоит только Женечку вспомнить.
Поэтому прикинулся слепым, глухим и тупым.
Машенька, печально вздохнув, удалилась на рабочее место, а он, слопав какой-то древний бутерброд, отправился к себе. Грести те кучи дерьма, которые ему внезапно подкинула жизнь.
И где?
В Северной Столице, почитай во втором после Москвы центре кристаллизации «Надзора».
- Чудны дела твои, Господи, – говорила его покойная бабушка.
А вот через пару дней был маленький перерыв в обработке и сведении данных, и перестук каблучков Василины вдруг всплыл в башке.
Пошуршал, нашел профиль.
Зачитался.
Выходило складно: образование, опыт работы, многочисленные повышения квалификации, промежуточные аттестации и комментарии руководства – все более, чем достойно.
Такая оказалась дамочка, ну, «на своем месте». Если и пристроенная изначально, то сейчас вполне годная и подходящая по всем основным требованиям.
Официальное фото мало что демонстрировало: обычная женщина со сдержанным макияжем и узлом волос на макушке.
Почему-то показалось, что он её где-то встречал.
Ну, может быть, в столице на конференциях пересекались или на корпоративе каком?
Откинувшись в кресле, закатил глаза и потянулся.
Вот что никогда не любил в людях, так это отсутствие инстинкта самосохранения.
Никита Копытов, молодой и борзый подпевала Баркевича, появился за спиной внезапно и тут же сунул морду в монитор.
«Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут…»
Глеб Кржижановский
Василина
Путешествие в Волхов было полно раздражения и беспокойства.
Дети разбрелись по своим учебным заведениям, но самое позднее в 20-00 надо мелкую забрать из сада. Старшие из школ сползаются домой без проблем, а вот сад свою жертву просто так не отпустит. Поэтому мне, кровь из носу, надо было вернуться сегодня и не сильно поздно.
Но шансов на это было мало.
Увы, я знала коллег на местах, их любовь и готовность к труду никогда не вызывала восторгов и восхищения, а значит, предварительное обсуждение заключительного Акта проверки могло затянуться изрядно, превратившись в скандал.
И хорошо бы без драки.
К сожалению, положа руку на сердце, стоило отметить: про беспроблемное подписание приличного скромного Акта и речи не шло.
Финал работы комиссии традиционно приходится на пятницу, но если что, я могу и не участвовать, при условии нормальных выводов и отсутствия принципиальных замечаний.
Но в эту идиллическую картину не верилось от слова «совсем», потому как не зря Шеф, провожая меня, буркнул:
- Помни, Вась-Вась, больше трёх замечаний в Акте сегодня для нас смерти подобно. И премия накроется, и переаттестацию всем вкатят, и еще какую-нибудь гадость сообразят. А раз уж ревизор выгнал всех «в поля», то наковыряет и «нарисует» он нам там минимум штук пять-шесть.
Вздохнула тяжело, потому что эту часть работы не любила особенно – спорить с мужиками, которые в нашей отрасли «цари и боги». Ненавижу доказывать, что я не верблюд, умею читать, знаю нормативку, не «слишком наглая для бабы» и образование у меня профильное.
А тут мне надо будет из шкуры вывернуться, чтобы хоть часть из лишних и нелепых замечаний оформить, как «устранены во время проверки». Та еще задачка.
Еще тревожил Виктор, который вновь активизировался с приходом осени: звонил, писал мне и детям, один раз приехал к школе, повидаться со старшими. Девчонки были сильно не в духе и не вышли к нему, но когда после этого я увидела его машину на офисной парковке – подозрения, что все это неспроста, закрались.
- Ну, как, поняла свою ценность, старушка? – поприветствовал меня бывший муж.
Проигнорировала этого хама и пошла себе спокойно домой.
- Васька, чего ты, как маленькая? Что за глупые обиды? – репей оказался прилипчив.
Куда я смотрела раньше и о чем думала?
«Плохонький, да свой?»
Честно, тут «уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало…»
Тем более, воспоминания о ночи в клубе «Золотая маска» периодически всплывали и покоя лишали. Равно как и крамольные мысли: уточнить в «Надзоре», кто у них там обладатель Змея Горыныча во всю спину.
Ни-ни, просто. Для информации.
Вроде как: кто предупрежден… и все такое.
- Василина, я с тобой разговариваю! – перешёл на повышенный тон Виктор Григорьевич.
- А я с тобой нет, – решительно отрезала, спускаясь в подземный переход.
У него машина, он за мной точно не потащится.
Виктор остановился наверху лестницы и оттуда вещал мне вслед:
- У Светы день рождения скоро, я хотел забрать ее на всю субботу. Предупреждаю.
- Если Света не возражает – пожалуйста, – вздохнула, предвкушая вопли дочери.
- Ты мать или кто? Не можешь на нее повлиять?
Ежики-корежики, какие обидки?
Но мне-то это ни с какой стороны.
- А ты? Отец или что? Это, между прочим, и твоя дочь тоже. Люди от животных отличаются наличием речевого аппарата. Используй его. Договаривайтесь со Светой сами.
- Короче, я тебе сказал, что в субботу утром, часов в одиннадцать, ее заберу.
Утро по субботам у нас в восемь – самое позднее. А одиннадцать – это почти обед.
- Решать Свете. Я не буду ее заставлять.
- Стерва, – прозвучало в спину, но я сочла это за комплимент.
Так и разошлись в тот раз.
А тут опять начал названивать, хотя день рождения дочери еще через неделю.
Не к добру.
Огляделась, признала КПП Волховского филиала, собралась с мыслями.
У меня впереди маячило знакомство с «приглашенной звездой».
Ангидрид твою медь, твою медь… пусть обойдется, что ли?
Что делает представитель аппарата управления, когда приезжает на объект, а там в разгаре инспекция?
Матерится. Весьма витиевато.
Про себя.
Ведь предупредила местных о проверке, выслала программу от Кристины из «Надзора», перечень необходимых документов тоже приложила. Проверила: получили ли.
«На ковре из жёлтых листьев в платьице простом
Из подаренного ветром крепдешина
Танцевала в подворотне осень вальс-бостон
Отлетал тёплый день и хрипло пел саксофон…»
А.Я. Розенбаум «Вальс-бостон»
Так как время не просто поджимало, нет, оно огнем костров инквизиции уже лизало пятки, я наплевала на воспитание, правила приличия и собственные принципы.
И пошла делать совершенно недопустимое в моей картине мира. То есть – выяснять отношения с мужиком.
- Я извиняюсь, Егор Андреевич, в связи с какой новой директивой «Надзора» мы наблюдаем в этом Акте аж две связки «зеркальных» замечаний[1]?
- Ну так и есть: все уровни контроля недоглядели.
Вот что ты так ухмыляешься, а?
Думаешь, я не понимаю, как Служба на месте тут протупила и не выдала положенных предписаний в Журналах?
Но сейчас-то, что делать?
Помня угрозы Шефа, глубоко вдохнула, огляделась и, чуть склонившись в сторону столичного ревизора, уточнила:
- А каким образом это стыкуется с приветственной речью господина Лукьянова, главы всея вашего объединения, при вступлении в должность?
- Василина Васильевна, а что? – и глаза такие хитрые и подозрительно блестящие.
Не к добру, вот, чую попой, не к добру все это.
- Что в тот момент сказал Петр Сергеевич? "В семнадцатом сонете" он сказал: наше дело – не множить замечания. Наше дело – обеспечить качественную и безопасную эксплуатацию вновь построенных, а также отремонтированных объектов.
Веселье в глазах напротив и искреннее удивление на лице должно было порадовать, да. Все, могу идти в клоуны, ей-ей.
- Допустим, Василина Васильевна, я внял вашим аргументам, и эти четыре замечания мы убираем, – и смотрит так выжидающе.
Я что в ноги ему рухнуть должна, я не понимаю?
Обалдеть, конечно, вместо девяти замечаний – пять, а можно максимум три… просто пипец.
И время идет, так-то.
- Чудесно. Рада столь глубокому взаимопониманию. Давайте сейчас посмотрим замечание номер четыре: нарушена установленная форма «заключения о результатах проверки качества стыка».
Власов подходит очень близко, одной рукой приобнимает за талию, другой открывает передо мной таблицу за замечаниями и с улыбкой говорит:
- Это нарушение установленной формы.
Проглатываю гневный рык.
Нельзя, тут категорически нельзя поддаваться эмоциям. Скажут: «вздорная, истеричная, склочная баба». Обвинят во всех грехах.
Поэтому не улыбаемся, стряхиваем с попы загребущие ручки и замечаем:
— Отнюдь. Это отсутствие в форме дублирующей строки. По сути, оно ни на что не влияет.
Рывком меня притягивают ближе и выдыхают в ухо:
- Это нарушение.
Я не скриплю зубами – при нынешних ценах на стоматологические услуги, для меня это – дорого.
Вдыхаю, выдыхаю, отступаю чуть в сторону:
- Сразу видно, какой вы высококлассный, аттестованный, профессиональный… мозгоклюй!
Ёжики-корежики, Вася, куда тебя несёт?
А Егор Андреевич внезапно ржёт:
- Василина Васильевна, вы поистине украшение и главная звезда этой проверки!
Да-да, если он думал, что польстил, то ошибся, молодой человек.
Ладно-ладно, веселись. Пока можешь.
- У меня есть еще претензии к выставленным вами замечаниям.
Власов машет рукой, и один из наших местных «надзирателей», кажется, Никита, приносит два стакана и термос, из которого разливает нам кофе.
Полседьмого вечера. Не отказаться, потому что принимающая сторона опрокидывает в себя стаканчик с черной бурдой и бормочет:
- Вот сейчас полночи буду править Акт после ваших претензий.
Осторожно пробую неведомую гадость и спокойно продолжаю высказывать:
- Замечание номер семь: нарушение правил ведения журнала сварки. Вы, вообще, как, нормальный? Там не указана температура воздуха. Сейчас лето, даже ночью нет минусовых температур, которые могут оказать какое-то влияние на качество шва. Стыки проверены, даже рентгеновские снимки и заключение лаборатории о качестве стыков есть. Вам эти двадцать три градуса лично жить мешают?
В упор смотрю на этого редкостного крючкотвора и зануду.
Да, формально мы налажали, но, блин, ну, отвернись ты, и я допишу эту дурацкую цифру!
- Василина Васильевна, это нарушение ведения одного из основополагающих журналов!
Выдыхаю зло, а потом вдруг вспоминаю детство и любимый фильм бабушки.
- «Скажите, вы из принципа игнорируете здравый смысл или у вас к нему личная неприязнь?» – из меня вырывается само, да и что тут еще скажешь?
«Как часто вижу я сон
Мой удивительный сон
В котором осень нам танцует вальс-бостон…»
А.Я. Розенбаум «Вальс-бостон»
Василина
Хвала Колиной безбашенности и водительскому мастерству: из Волхова мы долетели до Питера за рекордно короткое время.
- Штрафы я оплачу, приноси распечатку, – поблагодарила, выбираясь из машины.
Что бы там ни говорили, но наши регулярные внутрикорпоративные конкурсы для водителей и их программа повышения квалификации работают.
Другое дело, что все эти ухищрения и сумасшедшая езда по трассе не сильно спасли отца русской демократии.
В город, а точнее, к саду мы прибыли в восемь – пятнадцать.
Ёжики-корежики, что там было.
Выслушав получасовую лекцию о моей родительской несостоятельности и безответственности и забрав развесёлую Ольгу Викторовну, мы потопали домой, где, неожиданно, имело место продолжение «банкета».
- Мам, это вообще как можно? – гневно вопрошала Аннушка.
Ради того, чтобы выразить своё негодование, даже оторвавшаяся от музыкальных экспериментов.
В этот раз к экзамену за первую четверть с педагогом по специальности они решили представить пьесу собственного дочериного сочинения, и теперь все вынуждены были… терпеть.
- Мам, ты представляешь? Мы позвонили и просто попросили забрать Ольку из сада. На пять минут делов же. Сказали, что придём со Светкой и заберём её сразу домой. Ничего от него больше не требуется, просто забрать ребёнка из сада. И что ты думаешь? А он занят, мама!
Ну, что я думаю говорить нельзя детям, потому что печатного там только предлоги и то не все.
- Очень жаль, что Виктор не нашел десяти минут своего времени, но в целом, видишь, отделались мы малой кровью, – уже изрядно притомившись и перенервничав, просто не имела сил переживать.
А старшая, вероятно, только вошла в раж:
- Конечно, всего лишь Петровна на весь двор орала, как потерпевшая, хотя ты пришла на пятнадцать минут позже.
Вздохнула и поделилась внезапно пришедшей в голову идеей:
- Обошлось и ладно. Подумаю, может быть, какую-нибудь няньку вам для подстраховки найдём среди соседей. Ну вот на такой случай: из сада забрать и мало ли как у нас теперь может получиться.
На том и порешили, а после расползлись по своим вечерним делам.
Спать я ложилась в некоторой тревоге непонятного генеза. Какая-то засада с этим дурацким ужином попой ощущалась очень остро.
Утро пятницы решило внести еще красок в нашу жизнь:
- Мам, можно мы сегодня с Катей и Викой, после оркестра, погуляем в Парке Авиаторов? – уточнила старшая, собираясь в школу.
Ещё год назад я бы содрогнулась в ужасе. К нашему великому счастью, парк, наконец, привели в порядок, и он перестал быть пристанищем бомжей и прочего асоциального контингента. В целом, конечно, не так уж часто Анечка куда-то выбирается с подружками, но именно сегодняшним вечером у меня на неё были совершенно другие планы.
- Анечка, я, конечно, в принципе, не возражаю, но, видишь, какой момент: сегодня вечером у меня, к сожалению, вынужденный деловой ужин. Здесь, недалеко в «Моджо». Я думала, что успею прибежать с работы, забрать Олю из сада, привести к вам домой, чтобы тихонечко потусили до моего возвращения.
- Мам, ну мы в кои-то веки собралась погулять… – Анна приготовилась ныть.
- Милая, я не успела за ночь найти вам няню. Доверить Олю отцу я не рискну. Поэтому предлагаю вам с Катей и Викой после оркестра прийти к нам и посмотреть чего-нибудь на большом экране. Давайте, закажу вам пиццу, наггетсы и картошку фри. Или что вы там хотите. И вы тихонечко потусите вечером дома.
Дочь насторожилась:
- Что, и колу можно, и «Дары смерти[1]» посмотреть?
Раз пошла такая пьянка, то естественно:
- И колу можно, и «Дары» можно, и даже разрешается не спать до моего прихода.
- И если ты вернёшься позже одиннадцати, все равно можно не спать? – недоверчиво уточнила старшая.
Я подозреваю, именно это и решило дело.
По давно заведённому порядку, у нас дети в одиннадцать уже должны быть помыты и в пижамах по постелям.
Не успели сделать уроки? Не приготовили на утро одежду? Не имеет значения. Утром пойдёте как есть. Кто не успел – тот опоздал.
А тут такое послабление режима.
- Прямо праздник какой-то, – пробормотала Света, влезая в уличную обувь и выходя следом за Анюткой в школу.
Понятно, что забросив Олечку в сад и выслушав снова о долге родителей и графике работы учреждения, в офис явилась я изрядно не в духе.
А между тем пятница продолжала «радовать»:
- Вась-Вась, я – в департамент. Жду от тебя скрин подписанного акта. Надеюсь, там всё хорошо, – начальник встретился мне практически у КПП.
«… врать о возрасте – саму себя стыдиться.
Возраст – это лишь цифры в паспорте, как имя или фамилия,
это не о стыде, а о персональных данных…»
Магдалина Шасть «Полгода наедине с котом»
То, что вопрос: «Как сказать шефу про четыре замечания в Акте?» уже не актуален, стало понятно, стоило мне лишь увидеть входящий от Владимира Анатольевича.
Дорогой начальных негодовал так, что я боялась – вот-вот вывалится у меня из трубки.
- Вась-Вась, это что за хрень? Это что за пи*ец, я тебя спрашиваю? Да этот грёбанный Волхов нам на хрен все запорет.
Ну, я тоже негодую, так-то.
Но если что, я молчать не буду. Не в том возрасте уже.
- Владимир Анатольевич, когда я вчера уезжала, замечаний оставалось три, а изначально было девять. Но лишние мы с Власовым сняли, и он клялся-божился, что это финальная версия.
Зубами скрипнула, потому что иначе как матом Егора Андреевича теперь не вспоминала.
В ответ прилетело неожиданное:
- Да в жопу Власова-выскочку. Там с утра Москва на вертолёте прибыла. Вот, чую руку Баркевича-суки.
О, какой сюрприз, однако.
Ну, от Адольфовича ничего хорошего мы не ждём давно, но чтобы он отрастил настолько длинные руки?
Хреново, если так.
Меж тем, Шеф, сменив тон с истеричного на категоричный, ставил задачу:
- Короче, мать, хоть мехом внутрь, хоть наружу, хоть голой пляши на столе, хоть ревизору отсоси, но чтобы в течение месяца эти долбанные замечания были сняты. А Акт закрыт. И на остальные проверки до конца года не больше двух замечаний, иначе мы на хрен просто не выйдем на контрольные показатели. И взгреют за это кого? Всех.
Что-что? У меня случайно в ухе звенит?
- Владимир Анатольевич, при всем уважении, это как-то несколько за гранью…
А что еще сказать? «Ты охренел?» или «Идите к лешему!»?
Не хватает цензурного лексикона, вот честно.
- Вась-Вась, я в Департаменте занимаюсь тем же самым. Иначе мы потонем. Потому что, когда наши дебилы вернутся: один из отпуска, а второй с учёбы, у нас уже будет превышение больше чем на тридцать процентов по сравнению с данными прошлого года. И придёт к нам в конце декабря аудит и спросит: «Кто начальник штаба[1]?». Угадай, кто будет крайний?
Я, как бы не сомневалась, но то, что настолько криво выйдет, не ожидала, да и глубину подставы от Баркевича не предполагала.
То есть, сейчас я только ужинаю с Власовым? А мой Шеф считает, что неплохо было бы еще и позавтракать с ним же…
А кофе в постель Егору Андреевичу не принести, случайно?
Пока я внутренне шипела и плевалась, Владимир Анатольевич усталым голосом пояснял мне, как задолбавшаяся мать своему годовалому малышу, очевидные прописные истины:
- В случае чего, кого назначат виновным? Кто плохо стройконтроль организовал? Кто не подготовился к приезду комиссии? Кто хреново проконтролировал работу на местах?
А потом противным голосом с пластинки моего детства добавил:
- Скажите, как его зовут? Практически «Бу-ра-ти-но», только мы. И сядем, Васенька, мы не просто в лужу, а сука за решетку. Потому как это не хухры-мухры, а халатность при организации работ на стратегически важном объекте, обеспечивающем энергетическую безопасность Северо-Запада.
- Ну, зашибись! Убиться веником! – не удержалось негодование внутри, к сожалению.
А дорогой начальник тут же заголосил:
- Не вздумай, Вась-Вась, пока Акт не закрыт и замечания не сняты – никаких самоубийственных порывов.
Шикарно!
Да, перспективы вдохновляли… уволиться к чертям!
Но не сейчас, конечно.
У нас еще ремонт в квартире не закончен, Анечке обязательно нужно новый инструмент, у Светика спортивные сборы. И каждое «приобретение» по сто тысяч. А денег нет.
Про Ольку, которая по остаточному принципу у нас пока – молчу, хотя нам бы ортодонту показаться было бы хорошо. Уж больно криво лезет там во рту все новое.
Про себя – без комментариев, увы.
Вообще, конечно, с голоду не помрем, но больше ни на что не хватит.
И папенька моих дочерей как-то с алиментами нынче скромен. Просто по минимуму платит, отнюдь не в соответствии со своей прежней зарплатой.
Но заняться выяснением подробностей мне банально некогда.
А сейчас, слушая шефа по дороге с работы, поняла: ситуация швах и выплывать мне придется самой. А кто удивлен?
В случае совсем большого трындеца, именитый родитель Вована, конечно, отмажет. Но кого-то наказать ведь будет нужно.
И кто будет виноват?
Понятно же, правда?
Не верю, что дойдет до тюрьмы, но вот по статье уволят – как нефиг делать.