Пролог.
Холодный металл дверной ручки впивается в ладонь, словно ледяной коготь. Я замерла, вслушиваясь в тишину квартиры, которая всегда кажется мне звенящей, как натянутая струна. Тишина, которая может в любой момент взорваться криком, грохотом или, что хуже всего, его ледяным, презрительным молчанием. Сегодня я чувствую, что струна вот-вот лопнет.
За спиной, в детской, тихо посапывает мой маленький мир. Мой сын. Моя единственная, моя самая большая радость и самая глубокая боль. Его отец. Моя первая любовь. И мое самое горькое разочарование.
Я провожу пальцами по царапине на костяшках, которую оставил мне вчера Вадим. Она уже начинает затягиваться, как и все остальные раны, которые он наносит мне. Физические и те, что глубже, те, что оставляют шрамы на душе. Я научилась жить с ними, научилась прятать их под слоями косметики и фальшивых улыбок. Но сегодня… сегодня что-то меняется.
В воздухе витает запах его сигарет и чего-то еще… чего-то неуловимого, но тревожного. Он возвращается раньше обычного. Это всегда означает одно: вечер будет долгим и непредсказуемым. Я пытаюсь глубоко вдохнуть, но воздух кажется густым и тяжелым, как предгрозовой смог.
Вдруг из гостиной доносится его голос. Низкий, хриплый, с той самой интонацией, которая заставляет моё сердце сжиматься в ледяной комок.
— Где ты, кукла?
Кукла. Так он меня называет. Как будто я бездушная игрушка, которую можно ломать и собирать заново по своему усмотрению. Я заставляю себя сделать шаг вперед, ноги кажутся ватными. Каждый шаг отзывается глухим стуком в висках.
Я вхожу в гостиную. Он сидит в кресле, раскинув ноги, в руке дымилась сигарета. Ему плевать,что в доме ребенок. Я столько раз просила не курить, а выходить хотя бы на балкон. Но он не слушает. Его взгляд, обычно холодный и оценивающий, сегодня какой-то… другой. В нем мелькает что-то, что я давно перестала видеть. Что-то, что напоминает мне о тех временах, когда он был другим. Когда мы были другими.
— Ты где пропадала? — спрашивает он, не отрывая взгляда от меня. В его голосе нет злости, только усталость и… что-то еще. Что-то, что заставляет меня замереть. Неужели он узнал о Мироне? Но как? Откуда? От кого?
Я не успеваю ответить. Вадим подлетает ко мне и бьет по лицу. Ладонь впечатывается в щеку и раздирающее жжение пропитывает каждую клеточку болью.
— Я не отдам Савелия. Он останется со мной, а ты можешь валить к этому ублюдку! — шепчет он, а затем хватает за волосы.
Стою и не могу сдвинуться. Даже слез нет. Меня опять парализует и я опять задаюсь этим вопросом. За что мне все это? Почему он так со мной поступает?
Стою, словно в ловушке, сердце колотится так громко, что кажется, будто его слышат все вокруг. Вадим держит меня за волосы, и боль от его рук пронизывает не только тело, но и душу. Я хочу кричать, но голос застрял где-то глубоко внутри, в горле, сдавлен страхом и отчаянием. Почему он так? Почему именно я? Разве я заслужила это?
Слезы не идут — будто их просто нет, будто я уже давно опустошена, как пустая оболочка. Но внутри меня что-то рвется, что-то, что не хочет сдаваться. Я пытаюсь найти хоть каплю силы, чтобы вырваться, чтобы сказать ему, что я не игрушка, не вещь, которую можно брать и ломать по своему желанию.
— Вадим, — шепчу я, голос дрожит, но я стараюсь быть сильной, — ты не можешь так со мной. Это не любовь. Это не то, что я заслуживаю.
Он смотрит на меня, и в его глазах мелькает что-то, что я не могу понять — смесь боли, злости и, может быть, сожаления. Но это не меняет ничего. Его руки все еще крепко держат меня, и я чувствую, как внутри меня разгорается огонь — огонь, который не даст мне сломаться.
Я знаю, что должна уйти. Уйти от этого ада, от этой тьмы, которая поглощает меня. Но как? Как найти силы, когда кажется, что весь мир против тебя? Я закрываю глаза и шепчу себе: «Ты сильнее. Ты выживешь. Ради себя. Ради Савелия.»
И в этот момент, несмотря на боль и страх, я чувствую, как внутри меня пробуждается надежда — маленький огонек, который не даст мне погаснуть. Я не одна.
— Ты именно этого достойна! Я тебя забрал из нищеты. Я тебя кормил, поил, и твоего отпрыска. И что взамен? Ты обязана мне ноги целовать… — говорит Вадим, тихо, с улыбкой на лице и с дикой злостью в глазах.
— Прекрати, это ненормально, — шепчу боясь повысить голос.
Его слова, словно удары хлыста, обжигают кожу. Я чувствую, как внутри меня что-то ломается, но тут же собирается вновь, закаленное этой болью.
— Прекрати, это ненормально, — шепчу, боясь повысить голос. — Ты меня унижаешь.
— Унижаешь? — он усмехается, и эта усмешка страшнее любой критики. — Ты моя собственность, Лиза. Я тебя купил, я тебя создал. Ты моя вещь, и ты будешь делать то, что я скажу.
Он отталкивает меня, и я падаю на пол. Холодный пол обжигает кожу сквозь тонкую ткань платья. Я смотрю на него снизу вверх, и в его глазах вижу лишь пустоту. Пустоту, которая поглощает все вокруг.
Дверь квартиры распахивается, тихо, бесшумно, входят люди в черном, а затем на пороге появляется он. Мой первый. Моя первая любовь.
Его глаза, такие же, как у моего ребенка, встречаются с моими. В них есть та же искра, та же безграничная нежность, которую я так отчаянно пытаюсь сохранить в себе. Он стоит там, в проеме двери, словно призрак из моего прошлого, освещенный тусклым светом коридора. И в этот момент, глядя на него, я понимаю, что больше не могу жить в этой клетке. Что осколки моего прошлого, которые я так старательно прятала, готовы разбиться вдребезги, обнажив всю боль и всю надежду, которую я ношу в себе.
— Я не могу это больше терпеть, — шепчу я, и чувство свободы проникает в мой мозг, пробуждая веру в лучшее.
Все происходит за считанные секунды. Вадим набрасывается на меня.
— Привела сюда своего ублюдка? А корчила из себя праведную… Мразь, — Вадим замахивается и бьет по щеке. Звон в голове и острая боль окутывает мое сознание. Я падаю на пол, чувствуя, как по губе стекает горячая кровь. Его тяжелые ботинки останавливаются рядом с моей головой.