Развод. Спасибо, что ушел

Глава 1

В тексте могут присутствовать сцены курения и распития алкоголя. Книга не имеет намерения оскорбить или задеть чьи-либо чувства, взгляды или убеждения.

Все герои и события в данном произведении вымышлены. Любое совпадениесреальными людьми или ситуациямислучайно.

Тайна

Костя

Если бы я знал, чем закончится этот вечер, я бы ни за что не согласился на встречу.

Шелковистые волосы упали на лицо. Я обхватил ее за щеки, чувствуя, как упругая грудь касается кожи.

- М-м-м, - простонала Илона, прогибаясь в спине.

Прекрасная, горячая, ненасытная…

Вот уже три месяца она выпивает меня до донышка, а мне хочется еще и еще. Я похож на жертву, попавшуюся в логово вампиров. Пытаюсь остановиться, но начинается ломка, и я уже через пару дней я сам подставляю шею для укуса. Болезненного, но такого сладкого.

– Я так рада, что ты сегодня никуда не спешишь…

Илона сидела на мне с видом победительницы. Короткое платье задралось и приоткрыло резинку чулок. Я скользнул рукой по внутренней стороне бедра, но она схватила меня за запястья и припечатала к спинке кровати. Черт, кажется, на ней нет трусиков! А в глазах… Боже, что за глаза! Они обещают такое… от чего во рту становится сухо, а в висок бьется лишь одна мысль: еще…только не останавливайся…

Телефон зазвонил в самый неподходящий момент. А ведь я думал, что отключил звук. Повернул голову, пытаясь разглядеть, кто это. Отпускать мои руки Илона не собиралась, но я высвободился и потянулся ответить. Маша звонит только по делу. Никаких просто поболтать или проконтролировать, где я нахожусь.

Хотя… иногда становилось обидно. Могла бы и проверить. Получается, как будто ей всё равно. Нет, в обиходном смысле, конечно, это не так. Тут не придерешься. Маша прекрасная жена. Заботливая, дома убрано, ужин всегда на столе, рубашки наглажены, по цвету развешаны в шкафу. И всё это после работы с очень непростыми детьми, который энергию выкачивают, будь здоров. Моя жена - логопед-дефектолог.

Если бы все дела поручили домработнице, пришлось бы раскошелиться на кругленькую сумму. Наши женщины по привычке тянут быт на себе. Максимально облегченный, с роботами-пылесосами, стиральными машинами и мультиварками, но всё же быт. Не могут остановиться и бросить, хотя бы на время. А потом удивляются, что муж потерял интерес.

Поэтому иногда и хочется крикнуть, чтобы женщина услышала. Эдакий глас вопиющего в пустыне. Да к черту твои котлеты, взвары с урюком и сырники с изюмом! И намытые полы туда же! Как обнимать женщину и заглядывать ей в глаза, если в них нет загадки, а лишь список дел на завтра? Оплатить, купить, записать, проверить, приготовить…

Пока не встретил Илону, и сам бежал в этой упряжке. Ничего не замечал. И ее поначалу тоже. Пока она не поймала меня за руку, не развернула к себе и не показала, как надо жить. Безрассудно. Будто в последний день.

– Не отвечай… - запоздало попросила Илона.

Но я ответил. И это стало моей самой ужасной ошибкой.

Дорогие мои читатели! Я рада приветствовать вас в новой истории.

Ваша поддержка, как всегда, очень важна и ценна. Будет здорово, если вы нажмете на отметку “мне нравится” и положите книгу в библиотеку. Так вы узнаете обо всех обновлениях. И конечно, я всегда рада новым подписчикам! Приятного чтения!

Глава 2

Беда

Костя

– Костя, у меня тут расписание сбилось, - быстро сказала Маша. – Я задержусь на полтора часа. Забери Анюту с хореографии.

– Не могу. Я занят.

– Ну, пожалуйста, Кость… Не будет же она там лишних два часа ждать. У меня форс-мажор. Никак не уйти. Ребенок сложный. Приехали из области.

Я едва сдержался. Вечно Маша не может никому отказать. Бывает, онлайн бесплатно занимается, консультирует. Стоит только какой-нибудь мамашке поплакаться, что она в одиночку тянет инвалида, как Мария Юрьевна Воронова идет навстречу.

– Ладно, - вздохнул я.

Поймал полный негодования взгляд Илоны.

– Заберу, отвезу и сразу же уеду. У меня сегодня обсуждение контракта. Задержусь допоздна.

– Хорошо. Я проведу занятие и домой. Спасибо.

Илона с оскорбленным лицом толкнула меня в грудь и слезла с кровати. Одернула платьице и собралась уже выйти из комнаты, но я извернулся и поймал ее за руку.

– Пусти! – полоснула кошачьими глазами, попыталась высвободиться.

Не глаза, а ходячий обморок. Как темный мед, залитый солнцем. Залип я в нем, будто муха в янтаре.

– Любовь моя, перестань, - попросил примирительно. – Ну ты же слышала. Отвезу дочку и вернусь. Может, и на ночь останусь.

– Интересно, - пренебрежительно фыркнула Илона. – Что же ты тогда соврешь? Что заночевал на диванчике в офисе?

– Я придумаю, - улыбнулся я. – Что-нибудь обязательно придумаю. Так как? Мир?

Потянул ее на себя, и она неохотно посеменила навстречу. Обнял обеими руками за талию, прижался к скользкой ткани щекой – сорвать бы к чертям собачьим все эти тряпочки. Что за женщина! Как вижу ее, голова становится хмельной, пустой, как будто мозг присыпали анестетиком.

– Я быстро. Часа через полтора вернусь. Готовься, - взялся за изящные запястья, поцеловал руки. Одну. Другую. Завтра надо колечко купить. То самое, о котором она на днях вскользь упомянула.

Выскочил на улицу, прикидывая, уложусь ли за час тридцать. Может, и быстрее получится. Главное, в пробку нигде не встать. Холодный порыв ветра пробрал до костей. Я поднял воротник пальто, посмотрел в черное небо, как будто упрашивая его хоть на минуту прекратить сыпать дождем.

Ноябрь, мать его за ногу. Самый мерзопакостный месяц. Вдыхая запах прелых листьев, который почему-то вечером был всегда сильнее и раздражал, напоминая о смерти, нажал кнопку брелока. Ауди послушно мигнула, обещая согреть и без проблем доставить из точки А в точку Б.

Сел внутрь, захлопнув дверцу, прислушался, как дождь барабанит по крыше, будто уговаривает отложить поездку и вернуться в тепло. Я провел ладонью по лицу, стряхивая капли, и запустил двигатель.

Пока ехал, дождь перешел в мокрый снег. Дворники плавно соскребали с лобового стекла кашу. Я расслабленно усмехнулся. Пробок нет, везде горел зеленый, глядишь, вообще за час уложусь. И решено! Останусь сегодня у Илоны.

Маше скажу, что заночую в гостинице рядом с офисом. Она ничего не заподозрит, знает, что у нас это практикуется.

Свернул на бульвар, написал Анютке, чтобы выходила, через три минуты буду. Неудобное там место, приходится буквально на ходу подхватывать ребенка. Но Аня молодец, наловчилась всё делать быстро. Спецназ называю я ее в шутку. Она довольная хохочет.

Уже семь лет занимается танцами. Как отвела ее Маша в три года в студию, так и не бросила до сих пор. Подумывают даже по весне в Академию балета на просмотр сходить. Анюта грезит улицей Зодчего Росси. Как Анна Павлова.

Засветился экран. Я улыбнулся. Илончик решила поддразнить.

– Вот лягу без тебя спать. Будешь знать (рассерженный смайлик).

Поглядывая одним глазом на дорогу, быстро набрал ответ.

– Я приеду и разбужу.

Начался словесный пинг-понг, который заводил похлеще любого шампанского.

– А я не открою дверь.

– Я залезу через балкон.

– О, как романтично. А дальше? Что будет дальше?

– А дальше я начну тебя целовать… Везде. Уже хочу тебя. Очень.

Промелькнула справа узкая фосфоресцирующая белая полоса. Я вскинул глаза, успел удивиться, почему стекло залеплено снегом? В ту же секунду раздался глухой стук. По спине пробежал холодок. Что это? - промелькнуло в голове, но тело уже действовало на автомате. Нога ударила по тормозу. Автомобиль замер.

Отстегнув ремень, я открыл дверцу, в лицо полетели мокрые хлопья. У металлического забора остановилась женщина с сумкой-тележкой. Закричала на всю улицу:

– Котенок! Отсюда, вот отсюда выскочил котенок, а девочка за ним! Чтоб под колеса не попал. Ох, как же так-то, а?

У ее ног жалась мокрая шавка в комбинезоне. Небось, она-то и спугнула кота. Словно подтверждая ее слова, в кусты нырнула черная тень. Я перевел взгляд на лоснившийся мокрый асфальт. Розовым пятном на нем выделялся ботинок. Такой же, как мы купили Анюте всего неделю назад.

Опираясь на капот, я заставил себя посмотреть вниз. Передо мной лежала моя дочь.

Наши герои

Мария Воронова, 38 лет. Логопед-дефектолог в реабилитационном центре. Мягкая, эмпатичная, порядочная

Глава 3

Больница

Маша

– Я подготовлю для вас индивидуальную программу коррекции. Вот здесь памятка по артикуляционной гимнастике.

– Но…он же…

– Неважно, Ирина, сколько и как удастся. Через игру. Пусть всего одно задание выполнит, но сконцентрированно. Главное, регулярность. Нам нужно настроить речевой аппарат.

Мамочка с огромными, как рисуют на иконах глазами, напряженно вгляделась в картинки и текст. Я терпеливо ждала. Пусть вникнет. Нужно, чтобы она поняла, что мы должны работать вместе. Она хорошая мама. Только замученная и паникует. Отдых бы ей не помешал.

Плохо, что нет у нас никакого сопровождения для таких семей. Где мама всё тащит на себе и давным-давно забыла, как это пойти в кафе или просто в одиночестве прогуляться в парке.

Пятилетний Гоша подполз ко мне и начал настойчиво стучать машинкой по туфлям. Ирина встрепенулась, приготовилась извиняться, как она делает постоянно, но я уже наклонилась и развернула игрушку. Гоша молча пополз в другую сторону.

– Как видите, здесь ничего сложного,- сказала я маме.

– Да… - она слабо улыбнулась. – Кажется, да…

– Пару дней отдохните и на прием, хорошо? Я внесу вас в расписание.

– Спасибо, Мария Юрьевна, - с облегчением выдохнула Ирина. – Спасибо, что нашли время для нас.

Я улыбнулась, тронула ее за плечо и вернулась за стол. Сейчас заполню данные и домой.

Ирина сложила рекомендации в сумку, подхватила на руки Гошу и вышла. Бедная, часто таскает его на себе. Потому что договориться с ним сложно, а Ирина ужасно боится помешать окружающим.

Больной ребенок – это нелегко. Это самое страшное для матери. Любая бы из нас забрала болезнь ребенка. Если бы это можно было сделать.

Закончив заполнять формы, выключила компьютер. Потерла пальцами переносицу, голова побаливает. То ли от тяжелого дня, то ли бури магнитные обещали. Сейчас приеду домой, ужин, к счастью, только подогреть. Проверю у Анюты уроки, и заляжем с ней дослушивать Гарри Поттера.

Выдвинула ящик, чтобы положить туда зеркало. Взгляд выхватил рыжие волосы, карие глаза, как всегда бывает от усталости, мелкие морщинки вокруг. Взяла со дна ящика телефон. Засветился экран, показывая время. Я нахмурилась – пять пропущенных и все от Кости. Неужели он не смог забрать Аню? Или не нашел ее?

Нажала вызов, снимая с плечиков куртку. Почему-то стало тревожно.

– Маша! Бери такси и срочно езжай на Авангардную, в детскую больницу. Там Аня.

– Что? Что случилось? – похолодели у меня руки.

В голове пронеслись возможные варианты: упала? получила травму на занятиях? Что?

– Под машину попала.

У меня потемнело в глазах. Я хапнула ртом воздух и просипела:

– Как? Когда?

– Час назад. Она в больнице. Езжай туда!

– А ты? Где ты? Я же просила забрать! Ты не приехал? Она сама пыталась дойти до остановки?

– Маш, времени нет. Я потом всё объясню.

– Я не понимаю, где ты? Ты уже в больнице? – придерживая плечом телефон, я пыталась втиснуться в куртку.

– Я в полиции, Маш…

Выпытывать подробности больше сил не было. Я нажала отбой и открыла приложение такси. Сделала заказ на первую попавшуюся машину и через две минуты уже мчалась в детскую больницу. Сжимая в руке телефон, то и дело смотрела на заставку – вдруг Костя напишет или позвонит.

За окном мелькали белые и желтые огни. Кое-где уже были видны новогодние украшения. Новый год – любимый Анин праздник. Елка, подарки, каникулы и поездки загород на каток.

Жуткое чувство вины нахлынуло с такой силой, что я заморгала, чтобы не разреветься. Если бы я не согласилась принять Галину… Если бы просто ушла, отработав положенное. Ничего бы этого не случилось.

Я представила, как Анюта вышла из студии, не нашла отца и решила, что доедет сама. А там такой ужасный перекресток. В прошлом году Камаз, поворачивая направо, не заметил школьника и задавил насмерть.

Меня замутило, стало трудно дышать, уши заложило ватой – паническая атака во всей красе. Я приоткрыла окно и жадно вдохнула сырой воздух. Немного полегчало.

Надпись «Приемный покой» била тревожно-красным в глаза. Не замечая снежной каши под ногами, я побежала к входу.

– Простите, Аня Воронова, десять лет, сбила машина, должны были час назад доставить… - задыхаясь, протараторила в окошко справочной.

– Да. Ей занимаются. Ждите. К вам подойдут.

Я отошла в сторону, стукнулась коленями о металлические стулья, скрепленные воедино, и остановилась.

Сотни вопросов продолжали крутиться в голове. Кто тот лихач, что сбил мою девочку? Надеюсь, Костя проконтролирует, чтобы он не ушел от ответственности. Наткнулась глазами на стенд, на котором была информация о больничной часовне. В верхней части была видна поблекшая фотография иконы. Не отрываясь, смотрела на неизвестного мне святого и повторяла: спаси и сохрани, спаси и сохрани…

Глава 4

Отчаяние

Маша

Несколько секунд я непонимающе смотрела ему в лицо. Потом, кажется, улыбнулась, успев подумать, что муж от стресса глупо шутит. Но спустя мгновение мозг буквально взорвался от осознания того, что я услышала.

Это Костя сбил нашу дочь. Это он подверг ее смертельной опасности. Это Костя уложил мою дочь на операционный стол и уничтожил ее мечту – стать ученицей Академии балета.

– Как ты мог? Как ты мог ее не заметить?! – кричала я.

Била его кулаками, куда придется, пинала, оставляя грязные следы на брюках. Костя стоял, пошатываясь, не пытаясь уклониться. Я согнулась пополам и взвыла. Не по-человечески, по-волчьи. Мечтая проснуться от собственного крика и обнаружить, что лежу в кровати во влажной от пота майке.

– Тише, Маш, тише… Успокойся, - забормотал Костя, обнял, сжал крепким кольцом рук. – Пожалуйста! Дайте воды!

Но никто его не услышал, и тогда Костя поволок меня к скамейке, чтобы освободить руки и купить в автомате бутылку воды. Я передвигалась меленькими шажочками, будто у меня нестерпимо болел живот.

Лучше бы болел. Лучше бы это меня резали и шили. Лучше бы… Лучше.

– Садись… Сядь! – рявкнул Костя и надавил на плечи.

Колени подогнулись, и я опустилась на то же место, где сидела совсем недавно. Костя порылся в карманах пальто, вытащил оттуда горсть мелочи и начал выбирать монеты. Несколько из них сорвались с ладони и раскатились по затертым плиткам.

Не моргая, я следила за десятирублевой. Желтая, нестерпимо блестящая, видимо, совсем новенькая, она закрутилась на ребре, будто эквилибрист в цирке. Замерла и неожиданно покатилась зигзагами, пока не споткнулась о шов и не упала. Застыла желтым пятнышком посреди серого.

– Вот. Пей! – в пальцы ткнулось что-то холодное.

Я машинально принялась откручивать крышку. Костя подтолкнул мой локоть вверх, как делают с маленьким ребенком, чтобы он сообразил, что бутылку нужно поднести к губам.

Прохладная вода плеснулась прямо в горло, я закашлялась, чувствуя, как она попадает в нос, в бронхи, рассеивается пылью, вызывая всё новые и новые спазмы.

– Что теперь? – спросила я, пытаясь закрутить пробку.

Крышка упала и покатилась под стулья. Бутылка прыгала у меня в руках, как живая.

– Тебя посадят в тюрьму?

– Нет. Будет экспертиза. Она покажет, мог ли я избежать удара. Я не мог, Маша… Всё… всё случилось неожиданно… быстро. Слишком быстро…

Он сидел, опираясь локтями о колени, на виске мелко-мелко билась синяя жилка, а пальцы были крепко сцеплены в замок.

– Но ты же прекрасный водитель, - тихо сказала я.

Пластик, зажатый пальцами, слабо треснул.

– Ты аккуратный водитель. С тобой было комфортно ездить. Помнишь, ты всегда говорил, что самое главное, чтобы пассажиру было комфортно и не страшно. Помнишь?

Я медленно повернула голову. Костя, почувствовав мой взгляд, кивнул.

– Тогда почему?! – снова взвыла я. – Почему это, черт возьми, произошло!!!

Охранник недовольно шевельнулся в своем углу, но я так на него посмотрела, что он сразу опустил глаза в телефон.

– Маша, - Костя распрямился, расцепил руки и положил кулаки на колени. – Там было темно. Не горели фонари. Аня выбежала из-за машины. Я не мог ее видеть. Никак.

Я заметила, как у него напряглись скулы, как дернулось правое веко, и судорога сместилась вниз, задев щеку и уголок рта.

– Но почему? Как она там оказалась? Она же всегда ждала у калитки…

– Побежала за котом…

– Что? – я нахмурилась. – За котом?

– Да, - вздохнул Костя. – Там бабка какая-то была. Она так сказала.

Я молча закрыла глаза. Боже, какая нелепость. Всего секунда и вся жизнь наперекосяк. У всех.

Голову будто стянула эластичная лента. Я задержала дыхание, пережидая, когда боль отступит. В черепе всё гудело. Вспомнила, как в детстве с опаской подбиралась к трансформаторной будке, вслушивалась в мерный гул и представляла, что внутри поселились огромные пчелы. С серой двери на меня смотрел человеческий череп с пропущенной через глазницу красной стрелой. Бежала, куда подальше, пока жужжание не становилось тише. Вот бы и сейчас убежать.

– Поехали домой, Маша.

Костя поднялся и, приобняв меня за плечи, потянул наверх. Я послушно встала, вцепилась в его руку. Пусть виноват, но он единственная сейчас моя опора. Без него я не справлюсь.

Мы вышли на улицу и побрели к стоянке. Не доходя двух шагов до автомобиля, я остановилась и уставилась на черный блестящий бок. Тысячи капелек переливались в свете фонарей, как звезды.

– Ты что, Маш? Садись в машину…

Но я не могла сделать и шагу. Стало страшно. Как я подойду к этому бездушному механизму, который чуть не убил мою дочь. На мгновение мне даже показалось, что, приглядевшись, я могу увидеть вмятину или кровь.

Костя понял, о чем я думаю.

Глава 5

Находка

Маша

Я села в машину. Пристегнула ремень, не чувствуя пальцев. Обвела салон глазами, словно впервые увидела. Вроде бы, всё знакомо до мелочей, а кажется чужим. Костя тронулся с места, и у зеркала по инерции качнулся брелок. Деревянное сердечко с надписью «Папочке» плавно закружилось в одну сторону, потом в другую. В прошлом году Аня ходила на день рождения к подруге и сама расписала эту безделицу, чтобы подарить отцу.

Я посмотрела на Костю. На лице никаких эмоций, только усталость. Да я и сама ничего не чувствовала. Ощущение, что внутри всё застыло. Гуляет, свистит сквозняк, выдувая остатки беспечной жизни.

Как всё хрупко. Утром я жарила овсяноблин и постоянно сверялась с рецептом. Аня посмотрела видео с ученицей Вагановки и решила попробовать блюда из ее рациона. На удивление, получилось вкусно, и я сама с удовольствием съела один, намазав творожным сыром и, положив внутрь мелко порезанный помидор.

А сейчас я еду из больницы, где в реанимации осталась моя дочь. И я не знаю, что нас ждет дальше. Доктор сказал, детский организм восстанавливается быстрее, чем у взрослого. Главное, не допустить инфекций и осложнений. Однако это успокаивало мало.

– Ты в порядке? – неожиданно спросил Костя.

Заметил, наверное, что я ушла в свои мысли.

– Кофе будешь? Мне на заправку надо.

Я качнула головой: от кофе голова может разболеться еще сильнее, а мне сегодня нужно хотя бы пару часов поспать. Утром поеду к Ане снова. Врач сказал, первая ночь после операции самая сложная, а завтра он уже сможет дать более точный прогноз.

На часах было 01.45. Значит, уже сегодня.

Впереди засветился логотип «Газпрома». Мы въехали на площадку и остановились у колонки. Выскочил навстречу мужчина в оранжевом жилете, предлагая свои услуги, но Костя жестом показал, что справится сам. Сзади что-то глухо стукнуло, и я вздрогнула – опять померещилось, что именно с таким звуком сбивают человека.

Повернула голову, Костя стоял, удерживая рукой пистолет. В бело-голубом свете он казался пришельцем. Закончив, быстро направился к павильону. На ходу смахнул с волос снег, обернулся проверить номер места и скрылся за разъехавшимися дверями. На лобовое стекло продолжали падать пушистые снежинки.

Как же в этом году Аня ждала снег! Каждое утро подбегала к окну и смотрела – не стали ли деревья и кусты белыми. На новогоднем концерте она должна была танцевать вальс снежинок. Не будет теперь ни спектакля, ни мандаринов, ни любимого «оливье». Вместо этого восстановление и диета.

Да и бог с ней, с диетой! – встрепенулась я. Лишь бы Анюта поправилась. Только бы поправилась. Как только в сознание лезло иное развитие событий, я крепко стискивала зубы. Опираясь локтем о стекло, прикрыла глаза. Боль равномерно плескалась в голове. Прилив-отлив, подступала с шипением и укатывалась куда-то вглубь черепа.

На мгновение мне почудилась, что на заднем сидении сидит Аня. Слушает в наушниках музыку, улыбается и, представляя себя на сцене, смотрит, как кружатся снежинки. Может быть, даже слегка поводит кистью руки, репетируя движение. Она часто так делает.

Я резко обернулась. Позади никого не было. Лишь одиноко лежал розовый рюкзачок с мордочкой котенка. Котенок! – резануло в мозгу. Она выбежала на дорогу, чтобы спасти котенка. С краю на рюкзаке расплылась грязь.

Слезы накатили так быстро, что я не сумела справиться. Посыпались градом, расползлись по губам и смочили рот солью. Я потянулась за рюкзаком. Мне ужасно захотелось прижать его к себе и оказаться снова в жизни, которая была еще утром. Пустите меня обратно. Вместе с Аней. И я всё исправлю. Я откажу Гоше и приеду вовремя за дочерью.

Рука беспорядочно ползала по креслу, до рюкзака с переднего сиденья было не добраться. Казалось бы, зачем он мне прямо сейчас? Нужен. Ведь там отголоски прежней жизни. Бутылочка с водой, которую я сама положила утром. И злаковый батончик. Успела ли Аня его съесть?

Отстегнув ремень, шагнула наружу. Под ногой едва слышно плеснулась неглубокая лужа. Снег нанесло ветром под навес, и теперь он таял. Я взглянула на павильон. Кости не было видно.

Открыв заднюю дверь, взяла за лямки рюкзак. Из расстегнутого кармана неожиданно что-то выпало. Открыв дверь шире, я наклонилась и принялась шарить по коврику. Пальцы нащупали пакетик со шпильками, а следом и что-то еще. Что-то выпуклое и холодное.

Ничего не понимая, распрямилась. Сжала целлофан, чувствуя, как вокруг пальцев вьется тонкая цепочка. Наверное, Аня обронила одно из своих незамысловатых украшений.

Я приподняла руку, чтобы рассмотреть находку. Сверкнув желтым, в неоновом свете качнулся в воздухе медальон. Рука машинально взметнулась к шее. Я запустила ее за горловину и с облегчением поняла, что мамин подарок никуда не делся.

Медальон со знаком зодиака она подарила сначала на совершеннолетие мне, а спустя десять лет заказала точно такой же Илоне. У меня Овен, у сестры Скорпион.

Но как он здесь оказался? Может быть, потеряла, когда в последний раз Костя отвозил ее в аэропорт? Но это было почти две недели назад. Она бы заметила и первым делом позвонила, чтобы поискали в салоне.

Двери павильона разъехались, и на улицу вышел Костя. Он что-то набирал в телефоне. В два часа ночи? И тут же здравая мысль: наверное, заранее пишет в корпоративный чат, что завтра не сможет выйти.

Глава 6

Больница

Маша

Утром мы встали и, не глядя друг на друга, начали собираться. Всё происходило молча, и от этого становилось страшно. Будто едем не в больницу, а… Бред, бред, бред! – затрясла я головой. Что за безумные мысли?

– Кофе сварить? – хрипло спросила я, бесцельно открывая и закрывая шкафчики.

Сосредоточиться было трудно. Даже если он сейчас согласится, вряд ли я справлюсь с этой элементарной задачей. Я была похожа на беспомощного ребенка, которого оставили в незнакомом месте.

– Нет. Поехали уже.

Я обернулась. На Костю было страшно смотреть. Не лицо, а маска, словно за ночь в нем разрослась и успела высушить смертельная болезнь. Я подошла и взяла его за руку. Он прерывисто вздохнул и прижал мою голову к груди, поцеловал в макушку.

– Идем, Маша… Пробки…

Я накинула куртку, рука машинально потянулась к любимым духам и замерла. Не время и не к месту. Сутки назад в прихожей летали молекулы двух парфюмов – мужского и женского, сплетались между собой, перебивая аромат выпитого кофе и подрумяненных гренок.

А еще рядом была Аня. И я помню запах ее кожи, когда я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Я всегда ее целовала на прощанье. И сейчас, если закрыть глаза, я смогу вызвать в памяти вкус моей девочки. Он прописан на подкорке с того момента, когда ее, влажную и скользкую, положила на грудь, и я прижалась губами к ее головке. Все были уверены, что родится второй Рыжик, но природа лишь ненавязчиво добавила к темно-каштановым волосам оттенок меди. Да и то это заметно, только на солнце.

Мы вышли на улицу и утонули в черном утре. Черном во всех смыслах. Под ногами расползалась вязкая каша – всё, что осталось от вчерашнего снега. Костя завел двигатель, и салон тут же наполнился веселыми голосами ведущих, которые тщетно пытались взбодрить бедолаг, вынужденных ехать на работу.

Пробежала мимо окон соседка. Рядом с ней шагал ее сын – третьеклассник. На спине у него подрагивал ранец с блестящей полоской. Неработающий оберег, на который так уповают родители. Но даже такой внимательный водитель, как Костя, этих полосок не заметил.

Он сказал, что это были доли секунды. Измерение, которое не поддается человеческому восприятию, оно ему просто недоступно. Соседка остановилась с вытянутой вперед рукой. Неугомонная Яшма тянула ее в сторону площадки для собак. Женщина что-то сказала сыну, и он зашагал по выложенной через двор дорожке.

Костя тронулся с места, а мне захотелось открыть окно и завопить: нет, Таня, нет, отведи его за руку, до самой школы. Не рискуй. Ты не знаешь, что в любой момент может случиться страшное.

Я нахохлилась и сунула руки в карманы. Пальцы снова нащупали цепочку. Повернулась к Косте, собираясь рассказать о находке, но взглянув на его профиль, передумала. Чушь какая… Он даже не поймет, зачем я к нему пристаю с этой цепочкой. При чем тут несчастный медальон, когда у нас в семье такое...

Отвердевшие скулы выдавали его колоссальное напряжение. И, наверное, чувство вины. Подумала, что нужно найти для Кости какие-то слова. Я пыталась. Но их не было. Потому что во мне бушевал коктейль из тысячи чувств и эмоций. И среди этого хаоса ярче всех полыхали жалость и ярость.

Жалость, разрезающая душу пополам и тихая, пока цивилизованно прикрытая, но готовая выплеснуться в любой момент ярость самки на самца, который покалечил детеныша.

В краешек пальца больно врезался скорпионий хвост. Я чуть ослабила хватку. Сломаю еще, Илонка расстроится. Вынула телефон, чтобы ей написать. Но вместо этого открыла рабочий чат. Сегодня на работу я не выйду.

Илоне напишу, когда поговорю с врачом. А вот как сказать маме, даже не знаю. В Анюте она души не чает. К тому же, недавно микроинсульт перенесла. Илона даже тогда приехала не сразу.

– Ты что, Маш, у меня работы до фига. Эльвира…

– Илон, - перебила ее я, - ты понимаешь, что маме плохо, что у нее возраст, что с микроинсультом не шутят? Она ждет тебя…

– Она сама так сказала?

– Нет. Но ты же знаешь, что ждет! Мама всегда тебя ждет…

– Ой, только не начинай свои штучки, Маш. Я приеду, когда разгребу тут всё. Позвоню ей по видеосвязи, когда можно будет. Она же уже нормально себя чувствует?

Было это в августе. Илону я всё же уговорила, и она приехала, когда маму выписали из больницы. Мы устроили ей сюрприз - все вместе встретили внизу. Мама вцепилась в руку младшей дочери и всю дорогу не выпускала. Наверное, боялась, что Илона снова исчезнет.

Две недели назад она внезапно приехала на свой день рождения. Это вообще было из разряда чудес, потому что уже давно сестра завела традицию отмечать свой праздник там, где тепло. Шри-Ланка, Мальдивы, Бали, Египет и Эмираты – ее копилка всё пополнялась и пополнялась. И тут нате вам – явилась в промозглый и черный, как колдовской кот Петербург. В ноябре город не особо радовал. Даже в центре. Чуть веселее становилось, только когда выпадал снег. Вот как вчера.

Рассчитывать, что сестра сорвется с работы из-за племянницы, было глупо. Да и чем бы она помогла? Хотя морально мне было бы легче. По крайней мере, я бы могла выговориться и освободить душу от гнева, который при взгляде на Костю булькал раскаленной лавой, как вулкан, у которого вот-вот откроется кратер.

Глава 7

Разговор

Костя

Высадив Машу у метро, я еще несколько секунд не двигался с места. Пока не загудел сзади автобус, возмущенный, что я занял место на остановке. Рыжие волосы промелькнули в последний раз, и Маша скрылась из виду.

На душе было погано. В голове крутились обрывки вчерашнего вечера. Стиснув зубы, стукнул ладонями по рулю – вернуться бы на сутки назад. Раз за разом в памяти мелькало, как я переписываюсь с Илоной и следом удар. Сколько раз я на ходу набирал текст, и ничего не происходило. Почему именно вчера случилась катастрофа?

Запел внутри вкрадчиво голосок: переписка тут не при чем. Просто был снег, просто дворники переключились на медленный режим, просто Аня выбежала за котенком. Это случилось бы, даже если бы ты не брал в руки телефон, - шептал внутренний адвокат. – Или писал бы в этот момент Маше. Или Ане. Слишком много фактов сошлось в одной точке. Так бывает. Это просто дурное стечение обстоятельств. Нелепый несчастный случай.

Ты скоро? – высветилось на экране.

Отвечать не стал. До апартаментов, в которых ждет Илона, осталось десять минут. И снова калейдоскопом перед глазами – удар, розовый ботинок, Аня на каталке, растерянное лицо Маши.

Интересно, позвонила она уже Илоне или нет? Она ведь думает, Илонка в Москве и ничего не знает. Вот уже три месяца мы горим, как грешники в костре нашего романа. Тайные встречи, поездки друг к другу, порой, урывками, а иногда лечу на машине на несколько часов в Бологое. Крохотный городишко ровно посредине между нашими городами. Это уж когда совсем не выкроить времени.

Иногда мы не видимся по две недели. И тогда всё начинает валиться из рук.

***

Тот август расплавил наши души, смешал между собой и спаял намертво – не разорвешь.

Всё как-то сошлось одно к одному. Вечно пропадающая с чужими детьми Маша, реструктуризация компании с выходом на новый рынок, микроинсульт Софьи Семеновны и корпоративный выезд в Подмосковье.

Устал, как собака. И выслушать некому. Маша всё время что-то пишет, смотрит, готовит индивидуальные программы. Аня у моих родителей. А я за бортом. День за днем расстояние между мной и Машей удлинялось, как вечерняя тень.

В загородный клуб поехал назло. Какая разница, есть я дома или нет, Маша мечется между больными детьми и больной матерью. Скользит по мне взглядом, как будто меня не существует, раздражена, что сестра не едет, ссылаясь на работу.

– Ты же меня не выдашь? – спросила Илона, когда мы столкнулись у озера.

– А ты меня? – парировал я.

Мы рассмеялись. Так у нас появилась первая маленькая тайна на двоих. Тогда я еще не знал, что вскоре присоединится и вторая.

– У Маши всё под контролем, - сказал я, разглядывая маленькие ступни девушки.

К мизинцу прилипла хвоинка. Туфли с острым длинным каблуком она держала в руке.

– Ты же знаешь свою сестру.

– Знаю, - улыбнулась Илона. – Но ты в привилегированном положении, а вот меня она отчитала.

Она наклонилась и аккуратно поставила туфли на помост. Платье приоткрылось, показав мне больше, чем было нужно. Илона игнорировала нижнее белье, по крайней мере, сверху.

Заметив мой взгляд, она улыбнулась.

– Не смотри так…

– Почему? – глупо спросил я, надеясь, что полумрак надежно скрывает взбухшую выпуклость на ширинке.

– А то я подумаю, что моя сестра совсем не уделяет тебе внимания.

– А если и так? – хрипотца в голосе завибрировала в воздухе.

Илона изящно села, поставив ноги на мой лежак. Платье окончательно сползло набок, обнажив идеальной формы коленки. Моя рука медленно двинулась к ее ступне. Не давала покоя прилипшая к мизинцу хвоинка. А может, просто хотелось ощутить, какая у нее кожа.

Илона внимательно за мной наблюдала, не пытаясь меня остановить. Пальцы обхватили ее прохладную ножку. Скользящим движением я скинул сосновую иголку и потянул ступню на себя. Она удобно устроилась в моих ладонях.

Илона откинулась назад, опираясь на руки. И вдруг, не отрывая от меня глаз, слегка прикусила губу. Было в этом жесте что-то невинное и порочное одновременно. В голове зашумело, с тела как будто слетела вся кожа, оставив лишь оголенные нервы. Это было так мучительно сладко, что я еле сдержался, чтобы не поцеловать ее.

На следующий день мы уехали вместе и всю ночь провели в отеле.

***

Я припарковался там же, где и вчера и не смог заставить себя выйти из машины. Стукнулся затылком о подголовник – надо что-то решать. Разве можно после такого оставлять всё, как есть?

Сидел, прикрыв глаза, гонял по кругу мысли и не находил ответа. Что изменится, если я порву с Илоной?

– И что изменится, если мы расстанемся? – спросила через десять минут Илона моими же словами.

– Не знаю. Но так тоже теперь нельзя.

– Почему? – Илона запрыгнула на подоконник, наклонилась вперед, опираясь руками.

Я молчал, понимая, что ответа просто-напросто не существует.

Глава 8

Три месяца назад (август)

Москва

Илона

Душное метро выплюнуло меня за несколько кварталов до офиса. Стараясь не провалиться каблуком в решетку, я пошла к пятому выходу. Это обычный мой маршрут. Проверила приложение, такси, как всегда ждет у торгового центра, но надо поторапливаться – скоро включится оплата за ожидание.

Доехать на такси прямо от дома я позволить себе не могла. Но и выходить из метро у всех на глазах рядом с офисом, тоже зашквар. Представляю лицо Эльвиры, если бы она узнала, что я в костюме от Circolo 1901 (привет любви моего босса к минимализму) отираюсь в метро. Да она бы на дезинфекцию меня отправила.

Но я нашла идеальное решение. Большую часть пути – в подземке и без пробок, и пару кварталов на такси, которое останавливается прямо перед бизнес-центром. Получалось, экономно. Конечно, лучше бы приезжать на личном авто, но это пока недосягаемая мечта. Ипотека сжирает все свободные средства. А еще надо прилично одеваться. Эльвира не потерпит рядом с собой оборванку с вещичками, купленными на маркетплейсе.

Впорхнув на заднее сиденье, достала зеркальце и придирчиво оглядела укладку. Вроде, ничего… Сегодня пятница, а значит, небольшое послабление от начальницы. Можно прийти с распущенными волосами. В остальные дни, длинные волосы должны быть убраны. И не в плебейский пучок, а во что-то изящное.

Незаметно себя понюхала. В метро терлась рядом какая-то тетка с жуткими духами «прощай, молодость». Где они берут эту дрянь? Вынула из сумки крохотный пузырек Escentric Molecules, поднесла к носу, вдыхая цветочно-пудровый аромат и уронив каплю на кожу, растерла запястьями.

Передышка была недолгой. Такси плавно затормозило у входа в Огрызок. Так называли мы, похожую на осколок льда, стеклянную башню бизнес-центра. Я выпорхнула из салона и, бодро цокая каблуками, влилась в поток таких же офисных муравьев, как я.

И всё-таки я чувствовала превосходство. По крайней мере, я не сижу в прозрачных клетушках, как аквариумная рыбка, а прячусь в небольшом кабинете за матовой перегородкой. Уже год, как Эльвира повысила меня до своей помощницы. Прежнюю уволили, потому что она неимоверно тупила и не могла сходу запомнить пять-шесть простых поручений.

В лифт я вошла с приклеенной полуулыбкой. В нашем террариуме так принято. Я знала, что они шепчутся за моей спиной, обсуждают, как я, вроде бы, «заслужила» расположение Эльвиры, но правда проста: я лучше них и оказалась в нужном месте в нужное время.

Лифт остановился на седьмом этаже. Я вышла, стараясь не обращать внимания на взгляды, которые меня сопровождали. В коридоре царила привычная атмосфера: запах кофе, шорох бумаги и глухие разговоры. В кабинетике ждала стопка документов. Плюс через полчаса нужно сбегать в кофейню и принести средний матча-латте. Уж не знаю, откуда у Эльвиры эта колхозная привычка. Да и ладно. Я не вникаю и предпочтения начальницы ни с кем не обсуждаю

Девочка на побегушках – пренебрежительно отзываются обо мне они. А мне без разницы. Главное, что я не сижу вместе с ним в одной комнате, не хожу в корпоративную столовку и в общей иерархии занимаю отдельное место.

Да, приходится оставаться допоздна и в выходной выполнять поручения Эльвиры, так девяносто процентов офисного планктона делают то же самое. Но у меня есть преимущество. Эльвира меня помнит. А все остальные для нее серая безликая масса, которая изредка заслуживает только едких ее замечаний.

Маша позвонила, когда я возвращалась из кофейни. До прихода Эльвиры оставалось пять минут. Хотела сначала не отвечать, но после нескольких звонков высветилось сообщение: мама в больнице, перезвони.

Я вздохнула и закатила глаза: опять Машка суетится. Небось, давление немножко скакнуло, а она сразу панику наводит. О звонке сейчас не могло быть и речи. Личные разговоры в офисе в течение рабочего дня – это прямой путь на улицу. Без всяких предупреждений. Все это знают, и проверять на себе ни у кого нет желания.

Даже мое почти особое положение меня, если что, не спасет. В обед позвоню.

– Ну что там, Маш? – спросила я, накалывая на вилку листья салата.

Минеральная вода без газа нежила в своих объятиях лаймовый слайс. Салат казался безвкусным, но я мужественно хрустела зеленью, понимая, что красивое тело само себя не сделает.

Как я и думала, Маша сильно преувеличила проблему. Маме уже становилось лучше, и срываться с места, чтобы на пять минут забежать в палату (это если еще пустят) – смысла точно нет.

Тем более на выходные мы с девчонками наметили выезд в загородный клуб. Это если Эльвира не завалит срочными поручениями, а с нее станется. Позвонит, и попробуй не организуй для свалившихся, как снег на голову партнеров, культурную программу. Или дуй в аэропорт, чтобы встретить гостей и доставить до гостиницы. А дальше отдыхай, конечно, все выходные твои.

Машке бы к психологу с этим. У нее какое-то маниакальное желание всем помогать. Причем сверх меры. Вот, взять, к примеру, маму. Она уже в больнице, там профессионалы, которые знают свое дело, зачем нужно вертеться под ногами?

– Лончик, привет!

Я подняла глаза, увидела Полинку из PR-отдела и, не прерывая разговора, показала рукой, чтоб садилась. Поставив Луи Виттон на пустой стул, Полина разместилась за столом и заказала вовремя подоспевшей официантке раф с лавандой.

Визуал Илоны

Илона на работе

Глава 9

Три месяца назад (август)

Встреча с Костей

Илона

Только вернулась, как вызвала Эльвира. Схватив планшет, побежала к ней. Эльвира терпеть не может записи по старинке. Все эти блокноты, ручки, ежедневники ее бесят.

Открыв на ходу вкладки, я вошла в кабинет, напоминающий командный центр космического корабля. Ничего лишнего – только функциональность и безупречный порядок. Два цвета – белоснежный и глубокий антрацитовый, перекликающийся со столом из матового черного стекла. Окно во всю стену. На стеклах ни единого пятнышка.

Воздух очищается и ионизируется, температура - ровно двадцать один градус. Круглогодично.

Может, поэтому Эльвира так хорошо сохранилась, а вовсе не потому, что регулярно проходит детокс в швейцарской клинике и посещает элитного косметолога.

Но скорее, она просто питается человеческими душами, живой энергией, которую выкачивает у сотрудников. Поэтому рядом с ней все они бледнеют и чахнут, как заброшенные комнатные цветы. Предсказывали, что и меня она высосет и выкинет жухлую шкурку, но, по всей видимости, у меня к Эльвире оказался иммунитет.

Я надеялась, что она чувствует мою силу. И ценит ее.

– Тендерные предложения? – без всякого вступления задала вопрос Эльвира.

Голос звучал чуть механически. Иногда мне казалось, что я разговариваю с ИИ.

– Готово. Пять компаний, все данные внесены в таблицу, включая анализ сроков и рисков. Красным выделены спорные пункты.

Я перевела взгляд на единственное украшение кабинета. Кинетическая скульптура из движущихся хромированных шестеренок завораживала и успокаивала.

– Презентация для совета директоров?

– Готова. (это могут подтвердить банка энергетика, две кружки кофе и моя кровать, которая не видела меня до половины пятого утра). – Я обновила графики, проверила расчёты. Слайды у вас на почте.

Эльвира заглянула в экран ультрабука, на лице не отразилось ни единой эмоции. Точно робот.

– Письмо немецким партнерам?

– Готово. Отправлено в 8 утра. Ответ уже пришел. Они согласны на встречу в четверг.

– Внеси в расписание. В десять утра.

Я пробежалась пальцами по экрану, заполняя табличку.

– Данные отдела маркетинга… - Эльвира нетерпеливо шевельнула кистью руки в воздухе. Матово блеснули серебряные кольца.

Я шагнула к встроенной системе хранения и приложила ладонь к сенсорной панели. Створки разъехались, обнажая идеальный порядок внутри. Подцепив пальцами красную папку, положила на стол.

– Спасибо. (что? я не ослышалась?) Свободна.

Я, как солдат развернулась и пошла к двери.

– Илона!

Замерла не хуже почетного караула, спиной ощущая холодный взгляд. Медленно повернула голову.

– В выходные ты мне будешь не нужна. Можешь отключить телефон.

Лицо Эльвиры разрезала гримаса, которая должна была изобразить улыбку. Надо же, госпожа осталась мною довольна и дарит целых два выходных.

– Спасибо.

Телефон я, конечно, не отключу. Что я сумасшедшая, что ли? Неизвестно, что придет ей в голову. Но поездка в загородный клубный ресторан грозит состояться. Напишу девчонкам, обрадую.

В субботу загрузились к Инне в ее китайца и погнали по Волоколамскому шоссе за двумя днями отдыха. Новый загородный клуб открылся недавно, и Полина умудрилась выиграть на каком-то мероприятии скидку на проживание. Получилось всё равно недешево, но у девчонок была цель. Они хотели познакомиться с состоятельными кротами. А я хотела просто отдохнуть. И наконец выспаться.

По широкому деревянному настилу прошли от парковки к главному зданию. Просторное шале с панорамными окнами было залито солнечным светом. Девчонки хихикали, вертели головами, как сороки, высматривающие добычу. А я разглядывала аккуратные лужайки с плетеными креслами и гамаками и представляла, как возьму бокал белого охлажденного вина и буду покачиваться над землей.

Пить вино маленькими глотками, и лежать с закрытыми глазами, это ли не счастье? А если повезет, и не позвонит Эльвира, не выдернет меня с очередным поручением, завтра возьму каяк и буду кататься по озеру. Или займу шезлонг на пирсе, чтобы смотреть на воду. Просто следить, как солнце купается в воде и ни о чем не думать. Ни о работе, ни о Маше, ни о ее истеричных требованиях приехать к маме.

Поморщилась, представив Машкину реакцию. Мама в больнице, а ты! Гуляешь? Прохлаждаешься?

Да, Машенька, да. Потому что впахиваю, как проклятая. И имею право на редкий и короткий отдых. Не всем Костики в клювике приносят червячка.

Получив ключи от бунгало, Инна и Полина дружно, как пионерки, приехавшие в лагерь, засеменили в сторону домиков. Я задержалась на ресепшен. Пусть разложат вещи, толкаться задами не хочется. Будь моя воля, я бы вообще одна сюда поехала, но без скидки мне это не по карману.

Администратор предложила чашечку кофе, и я, держа ее на весу, прошлась по периметру, чтобы лучше рассмотреть обстановку. Всё здесь напоминало старинный европейский отель. Словно я прибыла прямиков в начало двадцатого века. Темное дерево, бронзовые светильники, на стене – большая карта окрестностей в винтажной рамке. Стильно и дорого.

Глава 10

Мама

Маша

– Мария, ты почему так выглядишь? Ты что, пила вчера?

Мама встала на цыпочки и повела носом у моего лица. Я тем временем размотала шарф и села на банкетку, чтобы расстегнуть ботинки. Тянула время. Пусть мама лучше еще минуты две-три переживает из-за того, что старшая дочь якобы пьет.

Понимаю ее подозрения: выгляжу я, действительно так, будто прикладываюсь к бутылке. Или подцепила вирус гонконгского гриппа, который, если верить новостям, косит всех подряд этой осенью.

– Я просто устала, мам, - сказала я, поставив ботинки в специальный поддон.

– А разве ты не должна быть на работе? – подозрительно поинтересовалась мама. – Сегодня же что? Четверг…

– Мам, - я выпрямилась и взяла ее за руки. Качнула в воздухе. – Нам нужно поговорить.

Глаза мамы немедленно сделались круглыми и испуганными, как у мышонка. Она тихо охнула, выдернула худенькую лапку из моих ладоней и прижала к губам.

– Илоночка? Что-то с Илоной, да? Я так и знала! Так и знала, - запричитала она, тряся головой.

Бледно-рыжие волосы закачались пушистым облачком. На белой коже ярче выступили блеклые веснушки. Верный признак того, что мама нервничает. Вина навалилась мощной глыбой. Всю дорогу до маминого дома я торговалась с собой. Сказать - не сказать?

Конечно, можно было придумать отговорки, что Анечка занята, у нее дополнительные репетиции, а потому она не сможет в выходные по обыкновению прийти в гости. Но маму этим не проведешь. Она и позвонит внучке, и не поленится к нам приехать.

Решила сказать полуправду. О Косте, конечно, ни слова. Сочинила, как мне показалось, годную версию: банальный аппендицит. Сделали операцию. Звонить нельзя, потому что такие правила в отделении. А навещать нет смысла - скоро Анечку выпишут домой.

– Нет, мамуль, нет. С Илоной всё хорошо. Я только сегодня утром с ней разговаривала.

Мама пытливо всмотрелась мне в глаза – точно? Не обманываешь?

– Ох… ну слава Богу, - выдохнула она. – А то она столько работает, столько работает… Замученная вся, а здоровье слабенькое. Иммунитет на нуле. Помнишь, как она всё время болела?

Да, помню, как не помню, - усмехнулась про себя я. Только чаще это был градусник, нагретый на батарее, лишь бы не ходить на контрольную. Мне приходилось пропускать первые пары в институте, а то и весь день, потому что надо было ждать участковую.

Так было проще, чем нервировать мамино начальство. Что лекции? Лекции можно переписать, а вот остаться без премии – это катастрофа.

Мама засеменила на кухню, я следом. Устроилась в своем любимом уголке, постучала пальцем по клетке с Зефиркой. Морская свинка лениво приоткрыла глаз, проверяя, не достанется ли ей внеплановое угощение. Увидев, что нет, смешно пошурудила лапками и снова замерла.

– Мам… я не буду чай,- промямлила я, пытаясь прекратить ее хлопоты.

– Почему это? – высоко подняла она брови. – Не выдумывай.

И снова загремела посудой, захлопала дверцами шкафчиков, холодильником, вынимая сыр, масленку, паштет в баночке.

– Постный, - похвасталась мама. – Сама делала из авокадо, чечевицы, фасоли и баклажана. М-м-м, пальчики оближешь. А может рагу овощное погреть?

Я не выдержала и усадила ее за стол. Быстро налила себе чай, маме не предложила, знаю, что она привыкла говорить, пока я перекусываю и, набрав в грудь воздуха, начала:

– Мам, я сейчас из больницы, - и видя, как она снова округляет глаза, заторопилась. – Анюта в детской хирургии. Не пугайся! Банальный аппендицит. Вчера заболел живот, оказалась такая неприятность. Но уже всё в порядке! После выходных, думаю, отпустят домой.

Всю эту тираду я проговорила так бодро, что задрожали коленки. Силы испарились. Раз и нет больше. Будто капля воды упала на раскаленную сковородку.

– Я так и знала, - помолчав, обронила мама. – Это потому что ты отказываешься ей давать тыквенное масло по утрам. Всего одна чайная ложка и никаких проблем ни с паразитами, ни со шлаками, и иммунитет как повышает! Вот наверняка, Аня ела чипсы! Конечно, это от чипсов!

– Мама, Аня не есть чипсы. Она же будущая балерина.

Сказала и осеклась. Была бы балериной. Теперь уже никогда. Для того чтобы поступить в Академию балета здоровье должно быть идеальным. А тут серьезная травма.

– Надеюсь, ты Илоне ничего не сказала? А то она расстроится. Начнет переживать. Примчится опять, всё побросав. Помнишь, как тогда ко мне в больницу? У нее работа такая сложная. Виданое ли дело, столько задач в голове держать!

Я обреченно слушала, как мама поет дифирамбы сестре. Моя-то работа, конечно, простая. Обычная.

Ни обиды, ни злости не было. Привыкла. Так было всегда, с самого Илонкиного рождения. Мама никогда и не скрывала, что младшая дочь для нее самая-самая.

Однажды призналась, что специально выбрала такое красивое имя. Хотела сразу дочку выделить. И даже сбежавший дядя Валя не смог поколебать мамину полную и всепоглощающую любовь к Илоне.

Я не стала говорить маме, что никуда Илона не примчится, зачем лишний раз спорить? Снова вспомнила о найденном в машине медальоне. Когда я сказала о нем Илоне, она будто и не удивилась даже. А может, мамин подарок и не был столь важен. Не велика потеря, как говорится.

Глава 11

Радость

Маша

Утро теперь начиналось одинаково. С посещения больницы. Трагедия постепенно превращалась в рутину. В первой половине дня – гулкий вестибюль с рядами металлических кресел вдоль окна, а во второй – занятия с детьми. Спасибо заведующей, пошла навстречу и изменила расписание.

– Ты уверена, что нужно ехать? – спросил Костя, допивая кофе.

Я удивленно подняла на него глаза, и он заторопился объяснить.

– Просто там тебе говорят то же, что ты можешь узнать по телефону. Смысл заезжать на десять минут?

– Мне нужно, - сказала я, злясь, что его рациональность берет верх даже в такой ситуации.

Как он не понимает? Для меня важно бывать там, даже если меня к ребенку не пустят. Как кошка царапает дверь дома, куда унесли ее котят, так и я просто должна быть в больнице. Ни почему. Так надо.

Еле сдержалась, чтобы не напомнить по чьей вине Аня оказалась там. Вопрос, почему Костя не заметил дочь, продолжал меня мучить. Снова и снова я представляла его за рулем. Я ведь знаю, какой он водитель. Даже на самой темной дороге он всегда видел человека в черной одежде. Как же так вышло, что дочь в серебристой курточке пропустил мимо глаз?

Однажды вечером после работы приехала на то самое место. Долго стояла, разглядывая жирный блестящий асфальт. Фонари ровной цепочкой тянулись вдоль улицы, блестками вихрились снежинки в их свете. Тихо, спокойно. Тогда как?

Звонок от доктора застал, когда мы подходили к машине. Сердце ухнуло вниз и не сразу вернулось на место, потом зачастило в ушах, отбивая бешеный ритм. Я остановилась и ухватилась за Костю.

– Что? – спросил он, увидев мое помертвевшее лицо.

Так и стояли мы посреди двора, не обращая внимания на мини-трактор, который лавировал в маленьком пространстве. Крутящие щетки грозили выплеснуть и на нас порцию снега.

– Мария Юрьевна, доброе утро, - услышала я энергичный голос Ивана Ивановича. – Я к вам с хорошей новостью. Сегодня можете навестить Аню. Недолго и кто-то один. Посещения до одиннадцати. Успеете?

– Да! – закричала я.

От моего крика ворона, прыгающая по газону в поисках чего-нибудь съедобного, шарахнулась в сторону

– Мы уже едем!

Телефон никак не попадал в карман куртки и я, боясь его разбить, сжала в ладони и кинулась к Косте на шею. Он улыбнулся и погладил меня по голове.

– Ой, наверное, надо было что-то купить? – спохватилась я, когда мы уже подъезжали. – Или мишку ее любимого захватить…

– Мне кажется, это всё потом, Маш. Сейчас ей вряд ли игрушка нужна.

И снова внутри шевельнулось мрачное, черное, похожее на зверя, спрятавшегося в пещере. Рассуждает еще, что нужно Ане, а что не очень… лучше бы был внимательнее в тот злополучный вечер. Себя я тоже винила, но и забыть ошибку мужа не получалось.

В больнице меня нарядили в одноразовый халат и тряпичные бахилы, похожие на голубые сапоги. Повели путаными коридорами и лестницами. Я шла за медсестрой с безумной, приклеенной к лицу улыбкой. Глотала холодный ком в горле, чтобы унять жжение в глазах. Плакать нельзя.

Анечка лежала на высокой, с бортиками кровати. Она показалась мне совсем крошечной и одинокой. Рядом с подушкой сидел вязаный усатый кот. Я взглянула на медсестру блестящими глазами. Может быть, это и не она принесла игрушку, но она принадлежит к сонму тех, кто сейчас заботится о моей дочери.

«Нужно будет заказать им пиццу на вечер»,- подумала я, глядя, как женщина ловко проверяет приборы и поправляет проводки. Потом она подвинула ближе к кровати стул, и я тихо села, не понимая, можно ли мне взять Аню за руку.

– Мам… - по губам скользнула слабая улыбка.

Я заметила сухие корочки и, вынув гигиеническую помаду, спросила медсестру: можно? Она кивнула.

– Десять минут, - произнесла она, прежде чем исчезла за дверью.

– Доченька… Анюта…- всё гладила и гладила я свою девочку по волосам. – Ты молодец, ты умничка. Скоро совсем поправишься, и мы поедем домой.

Аня почти не говорила, только смотрела на меня огромными глазищами с длинными спутанными ресницами. Я сжимала ее теплые пальчики, подносила к губам, целовала и рассказывала о том, что снег выпал и не растаял, что бабушкина Зефирка опять сломала колесо в клетке, что по ней скучает папа…

Тут Аня немножко оживилась.

– Мам, а ты можешь для папы видео записать?

Я помедлила. Показать Косте плоды его невнимательности? Не жестоко ли? Но и отказать Ане невозможно. Она любит отца, мне кажется, даже чуть больше, чем меня.

Я достала телефон и ободряюще кивнула.

– Папочка… привет, - Аня еле заметно улыбнулась. Помолчала, будто не знала, что сказать. – Я скучаю. И люблю тебя.

Предательски защипало в носу, слезы подступили мигом, и я, уставилась в потолок, ожидая, когда они сползут обратно, будто вольются в сосуд.

Мелькнули строгие глаза медсестры, и я засобиралась. Поцеловала Аню в прохладную щечку, нажала, будто на кнопку на кончик носика. Я так делала всегда: утром и вечером, когда дочка уже лежала в постели.

Глава 12

Похороны

Маша

Холодно.

Снег шел всё гуще, заметая следы живых. Кладбище было безмолвным и белым, как будто над ним растянули огромный саван. Я стояла, провалившись каблуками в жижу из снега и глины, и неотрывно смотрела на серый в разводах крест. Буквы от времени поблекли, и я силилась распознать имя. Как будто именно за этим сюда и пришла.

Сашенька 1898-1899 – наконец, прочитала и выдохнула с облегчением. И именно в эту минуту кладбищенские работники, перекинув через плечо ленты, приготовились опустить гроб в могилу.

– Маша. Маша, - больно вцепилась в предплечье Илона.

Эта боль вернула меня в реальность. Я моргнула и перевела взгляд на покачнувшийся в воздухе гроб. Сестра, побледнев, пошатнулась, затрясла головой так, что черный кружевной платок сполз с затылка и каштановые волосы моментально стали седыми от снега.

Я и сама вцепилась в руку Кости. Он чуть наклонился, посмотрел на меня, и в его глазах я прочитала молчаливую поддержку: еще чуть-чуть. Потерпи.

Сжала крепко губы. Слез не было. Скоро всё закончится.

Поминки. Мама не любила застолья, да и пришедшие ее проводить вряд ли были настроены сидеть долго.

В кафе нам отвели второй этаж. Внутри было тепло, но я никак не могла согреться. Казалось, холод проник в каждую клеточку тела, покалывал ледяными иголками кожу. Из окна открывался вид на заснеженный парк. Здесь мама часто гуляет.

Гуляла. Я никак не могла привыкнуть к прошедшему времени.

– Маш… Мне что-то плохо совсем, - шепнула Илона на ухо. – Голова кружится. И я, кажется, заболеваю…

Я кивнула, понимая, что сестра собирается, как всегда улизнуть. В организации похорон она участия не принимала, в церкви поглядывала на часы, и вот сейчас тоже нашла повод, чтобы не давиться поминальными блинами, кутьей и яйцом, с застывшей коркой майонеза.

– Костя, - тронула за руку мужа. – Отвези, пожалуйста, Илону. Ей плохо.

Заметила, как недовольно дернулся краешек губ. Не очень-то они с Илоной ладят, сегодня утром, когда мы за ней заехали, Костя практически отчитал ее, что пришлось еще ждать. Чуть не опоздали на панихиду.

– А ты? - спросил он.

Посмотрел с тревогой. Я слабо улыбнулась.

– Я же к маме пойду. Тут рядом совсем.

– Ладно. Если что, звони.

Я опять кивнула. Да, я собиралась поехать ночевать в мамину квартиру. Мне хотелось побыть там. Как будто мама все еще в соседней комнате. Или просто вышла в магазин. Мысль, что я больше не увижу ее никогда, в голове не укладывалась. Хотя возвращаться страшно. Никак не избавиться от чувства вины, что пока я радовалась встрече с Анютой, мама лежала на полу в ванной комнате и умирала.

В тот вечер я ворвалась в квартиру, уже понимая, что случилось страшное. Предчувствие меня не обмануло. И до сих пор у меня перед глазами ее худенькое тельце, головой в коридоре, ногами – у стиральной машины.

Она была еще жива. Но обширный инсульт не оставил шансов, через восемь дней мамы не стало.

Скрежет, с которым Илона отодвинула стул, вернул меня в реальность. Сестра подхватила сумочку и пошла к вешалке, на которой гроздями висела одежда. Костя стоял поодаль, терпеливо дожидаясь, пока она найдет шубку. Лицо у него было отстраненным. Под глазами залегли тени.

Устал, - с сочувствием подумала я. Постоянно за рулем и на телефоне. Три бесконечных дня оформления документов, очереди, безразличные лица, навязчивые агенты, каталоги, чтоб всё как у людей. Без него я бы не справилась.

Илона нашла шубку и сунула в руки Косте, чтобы он помог надеть. Поправив перед зеркалом волосы, направилась к двери. Я вымученно улыбнулась, заметив, как тетя Лиля наклонилась к уху соседки и что-то прошептала.

Через два часа стали расходиться.

– Соболезную, Машенька, - высморкалась в платочек мамина подруга. – Так рано, так рано… Крепись.

Она пожала плечо сухонькой ручкой и засеменила к выходу. Остальные потянулись за ней. Я тоже оделась. Проверила, не забыл ли кто что на стульях, забрала пакет с пирогами для соседок и вышла на улицу.

Снег, выпавший утром, превратился в серую кашу. Безуспешно пытаясь не провалиться в жижу, пошла по тротуару. Пролетевшая мимо машина, попала колесом в яму и окатила меня липким месивом. Я еле успела отвернуться, чтобы не попало в лицо.

Вот и серые пятиэтажки, мокрые, как нахохлившиеся воробьи. Я полезла в сумочку. Озябшие пальцы никак не могли отыскать ключи. Я упрямо копалась внутри, трясла ее, заглядывая во все отделения. Проверила карманы.

– Черт, черт, черт, - прошептала, понимая, что нельзя в такой день ругаться. Но поделать с собой ничего не могла. Выпрямилась, обессиленная. Вчера мы поздно вечером заезжали за мамиными туфлями, и дверь закрывал Костя. Значит, ключи остались у него. А я об этом совершенно забыла.

Что ж, придется завтра или на выходных заехать. Пакет с пирогами больно впился в пальцы. Можно было позвонить мужу, попросить за мной заехать, но я не хотела его дергать. На метро доеду быстрее, чем он будет пробираться по пробкам.

Глава 13

Пустота

Маша

Мне показалось, что мир зазвенел пустотой. Исчезло всё, раскрошилось на мириады невидимых частей и превратилось в ничто. И только где-то рядом, на крошечном островке, который продолжал прямо сейчас рушиться у меня под ногами, была еще невидимая Анюта. Всё остальное погрузилось в черную темноту. Я стояла на краю своего собственного ада.

Меня затошнило так резко, что я не успела сделать и шагу. Муть, болтавшаяся у горла, заклубилась и потоком вырвалась наружу. Остатки непереваренной пищи хлынули на пол, долетели до Илоны и обрызгали ей ноги.

Она снова взвизгнула и отскочила в сторону.

– Черт! – Костя торопливо натянул трусы, схватил брюки и попытался всунуть в штанину ногу, но покачнулся и оперся рукой о стену.

– Пошли вон. Оба, - задыхаясь, просипела я, вытирая тыльной стороной руки рот.

Сердце колотилось так, что дрожали руки, во рту стоял противный кислый запах. Я поморщилась, глядя на безобразную лужу. Вот во что превратилась моя семья.

Илона, всё еще шокированная, смотрела на меня с широко раскрытыми глазами. Но постепенно выражение ее лица сменилось. Она дернула верхней губой, как волчица. Ужас перетек в злость.

– Ты совсем уже что ли… - прошипела, брезгливо вытираясь простыней.

Я перевела взгляд на Костю, он так и стоял в одной штанине, пытаясь справиться со второй. Перешагнув лужу, я плечом отпихнула Илону и направилась к мужу.

– Маша… - пробормотал он.

В зеркале промелькнуло что-то белое. Наверное, это было мое лицо. Не раздумывая, я сделала еще шаг, наклонилась и со всей силы дернула за свободную штанину.

Как в замедленной съемке передо мной промелькнули изумленные глаза, чуть скривившийся рот и ярко-красная царапина на груди, а затем Костя рухнул. Грохот был, как от упавшего шкафа.

Не дожидаясь, когда он придет в себя от шока, я стащила с него брюки и бросила их прямо в рвоту. Туда же полетела и Илонина одежка. Было бы время сбегать за шубой, принесла бы и ее. Но времени у меня не было.

Потому что полыхавшая в груди ярость выжгла все силы. Состояние аффекта сходило на нет, и в сознании замаячили первые проблески ужаса. Ужаса, от того, что совсем скоро я утону в боли. «Почему сегодня? Почему именно сегодня?» - стучала, как дятел мысль. Это же кощунство.

Костя неуклюже, как сломанная кукла, встал, попытался сделать шаг ко мне, но я отшатнулась, как будто его прикосновение могло обжечь.

– Маша…

Но я затрясла головой. Всё, что я хотела, это чтобы их не было рядом, чтобы они исчезли из моей жизни.

– Убирайтесь! – заорала я так, что обожгло горло. Закашлялась, чувствуя на глазах слезы. – Пошли вон, я сказала! – это я уже прошептала.

Вцепившись рукой в косяк, я ждала, когда они уйдут. Коленки подрагивали, и я, чтобы не упасть, начала про себя отсчет. Почему-то в обратном порядке. Сто, девяносто девять, девяносто восемь…

Илона ухмыльнулась и со злым лицом дернула створку шкафа. Схватив первые попавшиеся кофту и брюки, натянула на себя и босиком пошлепала в прихожую. Я прикрыла глаза. Смотреть на мужа в трусах не хотелось.

Пока я сидела на поминках и смотрела на мамину фотографию с черной ленточкой, они здесь… В голове не укладывалось. Это же… Как животные.

Хорошо, что мама об этом не узнает, - устало подумала я. Семья – это святое, - часто повторяла она. Больше у меня семьи нет. Я одна.

Хлопнула входная дверь. Шатаясь, как пьяная я поползла в ванную. Надела перчатки и, действуя механически, как робот, помыла пол. Лимонная отдушка уничтожила все запахи. Если бы так можно было уничтожить воспоминания.

Без эмоций оторвала от рулона пакет и сунула туда вещи этой женщины и этого мужчины. Ни сестрой, ни мужем я больше их называть не хотела. Даже в мыслях.

У меня больше никого нет. Только Аня. Случилась катастрофа, которая забрала всех. Значит, мы будем выживать вдвоем.

Из последних сил я вышла на улицу, волоча за собой мешок. Зашвырнула в контейнер, равнодушно заметив, что пакет порвался, и часть вещичек вывалилась в лужу. Эти люди меня втоптали в грязь, что уж тут беспокоиться о брендовых тряпках.

Вернулась и, пустив холодную воду, умылась и прополоскала рот. Посидела с минуту, пялясь на водоворот в раковине. Превратиться бы в песчинку и пусть меня унесет неизвестно куда. Лишь бы подальше от этого места.

Я подняла руки и с силой прижала холодные ладони ко лбу. Голова соображала плохо, будто мозги превратились в перебродившие дрожжи. Неожиданно взгляд упал на стаканчик с зубными щетками, среди которых особенно выделялась зеленая – Анина.

В больницу я ей отвезла новую. Но тоже зеленую. Аня не знает, что у нее больше нет бабушки. Неизвестно, как бы она отреагировала. Совсем недавно ее перевели в отделение, и теперь она в двухместной палате с девочкой Сашей. Она тоже поправлялась после операции. Девочки быстро нашли общий язык, а мне стало спокойнее, что у Анюты есть в больнице подружка.

В тот вечер, когда мама оказалась в реанимации, я бессильно выла. Потому что не понимала, как мне теперь разорваться между ними. Уговорив себя, что мама без сознания, я выбрала дочь и ездила только к ней. Во взрослую больницу по утрам звонила. О том, что она умерла, мне сообщили тоже по телефону.

Глава 14

«Давай всё исправим»

Маша

Спать я легла в гостиной. Уже две комнаты в квартире стали мне недоступны. Сначала Анина. Я зашла туда лишь однажды. Забрала любимую игрушку и тут же выскочила, закрыв плотно дверь. Сменную одежду для больницы я купила новую. Потом собиралась ее выбросить или отдать в благотворительность, лишь бы она не напоминала о больнице.

Теперь спальня, откуда тянуло холодом. Я оставила открытым окно. В той комнате мое личное кладбище, где похоронены те, кто меня предали.

Моя жизнь продолжала рушиться. Огромные ее куски отламывались и с грохотом летели в пропасть. Мне это напоминало айсберг, который тает, качаясь в арктических водах. Ночью я поджимала ледяные ноги и гадала: интересно, от меня останется хоть что-то?

Вставала, пила горячий чай с медом, но внутренний озноб не отпускал. Смотрела в окна, удивляясь, что мир не рухнул и всё по-прежнему. Мерцают гирлянды, загораются и потухают огни, проезжают машины.

В семь часов утра в замочной скважине заворочался ключ. Я вышла из комнаты и уставилась на дверь так, будто ко мне лезет убийца. Да так оно и было. Этот человек с легкостью всадил мне нож в сердце и выпотрошил душу. Растоптал доверие, любовь и счастье. Покалечил мою дочь.

Дверь не поддалась, еще вчера я закрылась изнутри. Понимала, что это временная оборона, и как только я уйду из дома, Костя может беспрепятственно в квартиру войти. Пусть это произойдет без меня.

Завибрировал, загудел телефон, призывая откликнуться и исправить недоразумение, по которому хозяин дома не может войти внутрь. Затем коротко звякнул дверной звонок. Стук. Сначала несильный, потом мощнее.

– Маша!

Я не пошевелилась.

– Маша, открой!

Снова грохот. Бедные соседи. Наверное, им любопытно, что же такое случилось в этой всегда спокойной и счастливой семье? Через два часа мне выходить на работу. Надеюсь, за это время ему надоест торчать под дверью, и он уйдет.

Что ему надо? Трусы свежие взять? Поменять рубашку? Добить меня?

Преступник всегда возвращается на место преступления.

– Всё в порядке. Простите, - услышала я с площадки глухой голос. – Маша! – это уже мне. – Если ты не откроешь, я вызову МЧС. Скажу, что ты вчера похоронила мать и…

Я фурией метнулась к замкам, прищемила пальцы, отодвигая задвижку, но даже не почувствовала боли. Распахнув дверь, заорала:

– Не смей! Не смей трогать мою мать своими грязными, вонючими лапами! Ты понял?!

Меня всю колотило. Зря я открыла ему, ох, зря! Теперь только титаническое усилие воли удерживало от того, чтобы не наброситься на него и не ударить по губам. Чтобы больше никогда он со мной не разговаривал и не касался ни моей матери, ни дочери.

– Маша, - лицо Кости посерело. Лампы за его спиной выключились, и мы остались в небольшом кругу света. – Маша, прошу тебя… Дай мне сказать. А потом я уйду.

Я покачала головой и сделала шаг назад, чтобы захлопнуть дверь, но Костя рывком бросился вперед и затащил меня внутрь. Мы оказались в полумраке, и лишь слабый свет от лампы на кухне освещал наши лица.

Костя выглядел помятым. Ни лоска, ни осанки, ни уверенности. Опустившись на банкетку, он бессильно согнул спину и сжал пальцы в замок.

– Маша. Я понимаю, я заслужил всё, что сейчас происходит. Но я прошу тебя… Давай мы хотя бы сделаем вид… На время. Сделаем вид, что дома есть и мама, и папа. Не ради нас! Ради Анюты. Ей не нужны лишние потрясения.

– Убирайся, Воронов.

Слова прошелестели, как сухие листья. Ни цвета, ни запаха. Безликие, покрытые паутиной, они рассыпались прямо в воздухе.

– Я просто хочу, как можно меньше навредить Ане… Я знаю, что это звучит эгоистично, но я хочу быть рядом, пока она не поправится. Не для себя, а для нее.

Он поднял голову и встретился со мной глазами. Они были больными, такими же, когда он подхватил пневмонию и лежал с высокой температурой. Я смотрела, не отрываясь, словно мы затеяли игру в гляделки. Он не выдержал первым. Моргнул и снова уставился на свои ботинки.

В горле от напряжения стало сухо, говорить я не могла, кричать тоже, поэтому я надеялась, что он прочитал во взгляде всё, что я думаю по этому поводу. И хватило же наглости начать изображать заботливого отца!

Да нет, что ты, - одернула я себя. Он и был хорошим отцом. Совсем не для галочки. И Аня очень к нему привязана. Конечно, ей будет тяжело. Я вздохнула, и Костя, услышав, встрепенулся. Вскочив, заговорил с большим жаром.

– Маша. Но ведь может же так случиться, что ты простишь меня? Не сейчас. Пусть пройдет много времени. Давай… попробуем всё исправить. Не восстановить. Я понимаю, это, наверное, невозможно. Но хотя бы исправить.

Он стоял большой, растерянный, с бессильно болтающимися руками.

– А давай, - растянула я в уродливой улыбке рот. – Конечно, Костя. Давай!

Он, не услышав в моем голосе надвигающейся бури, посветлел лицом. Как приговоренный, которому только что заменили смертный приговор на помилование. Захлопотал, шумно выдохнул, провел по волосам обеими руками, будто стряхнул с себя пыль. И вдруг шагнул ближе, и я почувствовала его тепло. Оно было таким знакомым, но в то же время таким чужим.

Глава 15

Завещание

Маша

– Мария Юрьевна? Вы как? Примите еще раз соболезнования, - в голосе заведующей звучало сочувствие, но и тревога. Еще бы! Расписание настолько плотное, что каждый сотрудник на счету.

– Спасибо, Галина Петровна. У меня всё в силе. К 14 часам буду.

– Ох, Мария Юрьевна, безмерно вам благодарна.

Я спрятала телефон в сумку и осторожно спустилась по ступенькам в переход. В лицо пахнуло теплом, в котором явственно читался особенный запах метро. Пробежала мимо старушки, выставившей на ящике банки с аппетитными шариками помидоров, рассеянно взглянула на молодого парня с фиолетовыми волосами. Почти каждый день он бренчит на расстроенной гитаре, и в коробочке из-под конфет Рафаэлло всегда лежит одна-две смятые купюры и несколько монет.

Я ехала к маме. В ее квартиру. Ключи, на этот раз, были точно со мной. Уже, когда подходила к маминому дому, вспомнила, что ничего не купила соседкам. Решила, привезу на девять дней. Делать всё впопыхах и некрасиво не хотелось. Лучше я накрою потом стол и приглашу их. Пусть так они вспомнят маму. Еще остались те, с кем мы вместе заселялись и бегали одалживать то луковицу, то табуретки, то посуду.

Ключи мне не пригодились. Точнее, я попыталась открыть замок, но дверь оказалась не заперта. Она здесь! – обожгла меня мысль. А может быть, они снова вдвоем, и я опять увижу омерзительную картину. Нет уж, спасибо!

Я развернулась, чтобы уйти, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Илона. Увидев меня, она как будто бы даже не удивилась.

– Я так и знала, что ты сюда приедешь. Зайдешь?

Лишний раз показывать перед Илоной слабость не хотелось, и я зашла. Постаралась ее не задеть, словно она прокаженная.

Я никогда не брезговала даже самыми сложными детьми, я молча вытирала салфеткой плевки, которые прилетали мне на щеку, я не шарахалась в сторону, если меня касались скрюченные пальцы с нестриженными ногтями.

Но благоухающую чистотой и ароматом дорогого парфюма Илону, я обошла стороной. Так зверь инстинктивно сторонится больного сородича. Древний инстинкт ему шепчет: не прикасайся.

Обсуждать с Илоной Костю я не собиралась. Я здесь из-за мамы. Я всегда о ней заботилась, позабочусь и сегодня. Перекрою воду и газ, Илонке до всего этого нет дела, проверю, оплачены ли квитанции. Освобожу и вымою холодильник, перед тем как его отключить.

Беглого взгляда хватило, чтобы понять: Илона рылась в мамином секретере. Она, как гиена, как падальщик прибежала за своим. Похоже, нашла. По крайней мере, на столе лежал листок, а рядом конверт.

– Не беспокойся, завещание я жечь не собиралась. Тем более я давно о нем знаю. Мама мне сама сказала, - едко сообщила я, глядя сестре в глаза.

Она нисколько не смутилась, подошла, сложила бумаги и сунула их в сумку. Щелкнула застежка. Может, забрав, что хотела, сейчас уйдет?

Я зашла на кухню. Сердце защемило тоской: совсем недавно мама хлопотала с чаем и предлагала мне овощное рагу и постный паштет. Наверное, он до сих пор стоит в баночке в холодильнике.

– Ты за вещами, что ли? – спросила Илона, появляясь в проеме.

Разговаривала она так, будто ничего не произошло. И это обескураживало. Как будто мне всё приснилось или я сошла с ума и черти что нафантазировала. Я молча потянула квитанцию, пришпиленную к холодильнику магнитом. Надо будет оплатить.

Открыв шкафчик под мойкой, перекрыла воду. То же самое проделала и с газом. Илона равнодушно следила за моими манипуляциями. Ничего не говорила, но и не уходила.

Незримое присутствие мамы в родных стенах не давало покоя. В памяти всплыло, как она прямо здесь сообщила мне о том, что решила завещать квартиру Илоне.

– Ты, Мария, не сердись. И пойми меня. У тебя есть муж, дом, свой угол. А Илоночка на птичьих правах в Москве. Виданое ли дело, чтоб банк распоряжался твоим имуществом? Вот что придумали! Поэтому я отпишу квартиру ей.

Мама поджала губы и сильнее прижала к груди скрещенные руки. Словно приготовилась защищаться. Но я не собиралась с ней спорить. Моя доля давно через дарственную была отдана маме. С Илоной они тоже что-то решали. Я не вникала и никогда не рассчитывала что-то урвать. Зачем расстраивать маму?

И потом, она была права – у меня были дом, муж, дочка. Всё стабильно и предсказуемо. И я еще не знала, что мой дом давно подмывают грунтовые воды. И скоро он исчезнет вместе со мной с земли.

Илона не уходила. Что-то ее беспокоило, и она никак не могла найти предлог, чтобы об этом заговорить. Наконец, она вздохнула и выдала:

– Я понимаю твои чувства, Маша. И Аню мне тоже жаль. Но Костя не хотел…

И тут я взорвалась. Взмахнула руками, будто хотела схватиться за голову.

– Что ты можешь знать о чувствах?!

Илона попятилась, но вдруг цепко на меня взглянула и, вынув из заднего кармана телефон, сжала его в ладони. Меня же было не унять.

–Что ты знаешь о чувствах матери, когда она остается с больным ребенком? Когда мать в отчаянии. Когда она кричит в пустоту: за что? Или вымотанная плачет: как мне всё надоело, как я устала. Когда приходится прятать от всех ненависть к ребенку. Только говорить об этом нельзя. А она хочет закричать на весь мир: я не могу, я не хочу, пусть это делает кто-то другой. Когда на улице и в поликлинике отводят глаза или наоборот разглядывают. И тихо шепчут за спиной: какой уродец, зачем он вообще родился? Почему я? – кричит она молча. Почему я должна возюкать в его рту ложкой, чтобы вызвать звуки, подтирать слюни и слушать истерики? Он же, как думают многие, уже никогда ничего не сможет. Он бесперспективен, он овощ,- скажет кто-то. А она вытирает слезы и продолжает. Потому что, - тут мой голос сорвался,- у нее есть сердце и безграничная любовь.