Развод. Тайная бывшая моего мужа

Глава 1. Медленный танец

«— Прости, что поздно. Знаю, друзья так не поступают, но я не могу смотреть, как Егор водит тебя за нос. Он сошелся со своей бывшей. У них любовь-морковь, а тебя мне жалко…»

Когда мне поздно вечером звонит лучший друг моего мужа, я решаю, что это розыгрыш. Мало ли у взрослых мужиков в одном месте детство заиграло?

Но сердце как-то не так екнуло, больно ударилось о ребра и забилось быстро-быстро, хотя я даже не двигаюсь.

Я как раз стою у входа в офис мужа. Время – двенадцатый час, моросит противный дождь и ветер продувает до костей, а я вся горю, словно меня сжигают на костре.

Главное, друг мужа даже не дал мне возможности оклематься от его заявления и хоть что-то спросить в ответ. Я пыталась перезвонить ему раз пять — сбрасывает.

Дыхание дрожит и вылетает из груди рваными облачками пара.

Да нет. Не может Егор мне изменять. Мы вместе три года, женаты два. Познакомились взрослыми людьми, он-то вообще уже состоялся как предприниматель, а я все еще себя искала.

Он на втором свидании сказал мне, что настроен на семью и детей. Я тогда отшутилась и покраснела вся, неловко стало. Хотя Егор мне жуть, как понравился, до бабочек в животе и далекоидущих планов на будущее.

Через два месяца он сделал мне предложение. Встал на одно колено, кольцо подарил с бриллиантом. И пусть мой разум кричал о том, что рано, ведь два месяца — это ни о чем, я растрогалась и согласилась.

Потому что любила его безумно. И до сих пор люблю всем сердцем.

У нас относительно молодая семья. Зачем ему было бы мне изменять?

Мужа не было в сети бо́льшую часть дня. Потом он коротко написал мне, что задерживается и дома будет за полночь.

А еще добавил:

«Не отвлекай меня звонками. Если что-то срочное пиши. Будет свободная минута, отвечу».

Ну вот я и подумала, что приеду к нему с домашним ужином, проявлю заботу. Еще и в фольгу все завернула, чтобы не остыло.

А сейчас стою у порога и чувствую себя дурой. Внутри раздрай и опустошение

Меня еще царапнул тон его сообщения, он как будто ответил мне на отцепись. Но ведь еще утром у нас все было хорошо.

Я, как обычно, проводила его на работу, поцеловала на пороге. Мне еще показалось, что он весь в своих мыслях, загруженный какой-то.

Неужели, правда, у него роман? Или, как выразился Дима любовь-морковь с какой-то бывшей?

Внутренности покрываются льдом от одной только мысли.

Нет! Я даже допустить такой мысли не могу. Это недоразумение, и я, наверное, просто все не так поняла.

Сжав ремешок сумки, которая от веса еды давит на плечо, я шагаю в здание.

Пожилой охранник Николай поднимает голову, отрываясь от монитора камер наблюдения, и кивком меня приветствует.

А потом, когда я подхожу к лифту, чтобы доехать до этажа, где находится кабинет мужа, Николай вдруг меня окрикивает.

— Элина Марковна, к начальнику нельзя, — извиняясь и нехотя говорит он.

— Что прости? — я поворачиваюсь к нему так резко и произношу это так громко, что он опешил.

Такого никогда не бывало. У нас с мужем абсолютное доверие, никаких паролей на телефонах и прочей ерунды вроде личных границ.

— Указание никого не пускать, — мямлит Коля, поднимаясь из-за стойки.

— Я — жена.

— Да я знаю, — пожимает плечами. — Но начальник прямо так и сказал, никого не пускать. Я про вас конкретно даже спросил, ну чтобы уточнить, — тут Коля берет паузу, чтобы прочистить горло. Видно, что ему неудобно. — А он сказал, что на вас это тоже распространяется.

— Вот как, — слабо улыбаюсь я. Меня шатает. В висках стучит. — Егор там один или с женщиной?

Не знаю, как у меня хватило отваги спросить о таком постороннего человека, который потом легко может разнести слухи среди подчиненных мужа. Но молчать я не могла.

— Элина Марковна, — мямлит охранник и… начинает краснеть. — Нет там никого. Только ваш муж.

— Ага, — киваю, прекрасно осознавая, что Коля не хочет терять работу.

— Так что вам лучше уйти. Вы меня извините, — прикладывает руку к груди он. — Я просто делаю свою работу.

— Да я поняла, Коль. Поняла, — вымученно улыбаюсь ему и захожу в лифт, двери которого сразу же за мной закрываются.

До последнего этажа лифт едет слишком медленно. Мысли сводят меня с ума. Он там точно не один. Но вопрос состоит в том, что именно мне предстоит увидеть.

У меня, наверное, сердце разорвется, но струсить я не имею права.

Двери лифта расходятся тихо. Выхожу я из него еще тише, словно летящая над землей тень прежней себя.

Делаю мягкие шаги в сторону офиса Егора, но в тишине пустого офиса я слышу, как из конференц-зала льется мягкий мелодичный джаз. Именно под такую музыку в фильмах из девяностых показывали чувственные и интимные сцены.

И вот тут мне уже все становится понятно на девяносто девять процентов.

Оцепеневшая и убитая предательством мужа, я уверенными шагами иду туда, откуда льется музыка. Откуда у меня силы — неизвестно.

Мне нужно увидеть все своими глазами. Как бы больно ни было потом. Лучше так, чем во лжи.

Помещаю ледяную и взмокшую ладонь на дверь конференц-зала, толкаю ее.

Казалось бы, вот тот самый момент разорвавшейся бомбы, время скандала и выяснения отношений…

Но меня тупо никто не замечает.

Зато я прекрасно вижу, как в притушенном свете, под разрывающийся чувственной музыкой саксофон, Егор танцует медленный танец с незнакомой мне брюнеткой.

Ее руки обвивают его сильную шею. Его ладони по-собственнически лежат на ее пояснице, причем так низко, что еще немного и он будет лапать ее попу. Я прямо вижу, как ему этого хочется.

Они смотрят друг другу в глаза, он что-то ей говорит, а она в ответ влюбленно улыбается.

Я столбенею, ощущая, как горло разрывается от огромного кома. Хочется кричать от боли, но вместо этого я вслепую нахожу на стене выключатель.

Щелк. Загорается свет ярких дневных ламп.

— Элина?! — муж замечает меня первым.

Глава 2. Нравится позориться?

Никакой паники в строгих глазах мужа я не вижу. Бодров собран и выглядит так, словно это он меня застал с любовником, а не наоборот.

Он, никуда не торопясь, достает из кармана смартфон и выключает колонку, откуда лилась музыка, которую я запомню до конца своих дней, как погребальную мелодию нашего брака.

— Я, вообще-то, задал тебе вопрос, — его командный голос разлетается по конференц-залу.

— А я, вообще-то, застала тебя с любовницей, — мой голос дрожит и сипнет, но внутри меня бушует огонь. — Думаю, не нужно объяснять, у кого из нас с тобой больше прав на то, чтобы требовать ответы.

Широкая грудь мужа быстро и высоко вздымается, сам он смотрит на меня исподлобья, видимо, продумывает, как выкрутится.

Хотя нет. Бодров не тот, кто будет оправдываться. Он скорее сумеет перевернуть все факты таким образом, что крайней останусь я.

— Ты сама виновата, что приперлась сюда без приглашения. Я говорил, что буду занят, — его обвинительные слова превращаются в фоновый шум.

А я склоняю голову набок и напрягаю зрение, рассматривая его одежду.

— И не вешай ни на кого ярлыки, Элина, — его слова, слово удары хлыста. — У меня нет любовницы.

— Егор, — поднимаю на него немигающий взгляд, моргнуть боюсь, потому что тогда по лицу покатятся слезы. — Если у тебя нет любовницы, по почему у тебя на воротнике помада?

Яркая, как пятно от ягодного варенья.

— Испачкался, — раздраженно отчеканивает он.

— Осторожнее надо быть, дорогой, когда пачкаешься о рот другой женщины. У тебя вон и шея вся в помаде и засосах… — тут мой голос срывается, и я еле сдерживаюсь от того, чтобы согнуться пополам от той душевной боли, что захлестнула с головой.

Меня трясет крупной дрожью, я задыхаюсь от слез, что бегут по лицу реками.

— Ясно, — зло бросает муж, рукой пробегает по своим коротким волосам, и…

Оборачивается к своей любовнице, что все это время трусливо пряталась за его спиной и что-то успокаивающе ей говорит.

Я в этот момент просто перестаю дышать.

Попавшийся на измене Егор не бросается утешать разбитую меня, а о чем-то говорит со своей спокойной и наверняка ликующей любовницей.

Из меня вылетает булькающий звук. Смотреть на этот абсурд выше моих сил, я впервые в жизни почувствовала на себе как это, когда слезы душат.

— Оставайся здесь, я скоро вернусь.

Это единственное, что мне говорит муж, прежде чем накрыть голову и лицо своей любовницы бежевым пальто и вывести ее из помещения, придерживая за плечи.

Как только они проходят мимо меня, я улавливаю сладкий запах ее духов. А еще довольно отчетливый шлейф мужского парфюма.

Егор надушился ради нее, причем сделал это непосредственно перед свиданием. Из дома он уходил торопясь и точно ничем таким не пах, я бы запомнила.

— Вызову тебе такси, — улавливаю его удаляющийся голос. — Надо разобраться с женой.

— Премиум, надеюсь? — воркует в ответ девушка.

Дальше их беседы я не разбираю. Мне и так все понятно.

Я делаю глубокий вдох, отталкиваюсь от стены и на ватных ногах иду к лифту, где и прощаются голубки.

Егор стоит рядом с любовницей, что все так же прячет свое лицо, придерживая над головой тренч.

Руки мужа в карманах, он стоит на небольшом расстоянии от девушки, а я вижу, как его магнитом к ней тянет.

Заметив меня, он вытягивает руку, чтобы я не подходила. Словно он ее телохранитель.

Нет, я всякое слышала, но чтобы муж — вот так рьяно свою любовницу защищал перед женой?

Это сюр. Просто немыслимая ситуация, в которой не могла оказаться наша семья.

— А что это собственно за побег крысы с корабля? — киваю на любовницу Егора, что, потупив взгляд, стоит спиной к лифту, который уже поднимается к нам.

Муж стони раз жаловался мне на этот лифт. Из-за глюка в системе он всегда возвращается на первый этаж. Кто бы знал, что это снова станет загвоздкой. Причем так не вовремя, когда любовнице надо бежать, а некуда.

Девушка в ответ на мою реплику молчит.

— Элина, — зато муж аж рявкает в ответ на мою колкость. — Я тебе сказал ждать. Что ты тягаешься за мной сзади? Нравится позориться? — у него от злости дергается верхняя губа. — Поздравляю, у тебя получилось.

— Изменяешь ты, а позорюсь я? Ты ничего не перепутал, Бодров?

Двери лифта вдруг открываются, и мой муж оказывается между двух огней. Его взгляд мечется от меня к любовнице и обратно.

— Хочешь к ней, да? — спрашиваю очевидное, и по его глазам вижу, что да, хочет.

Глава 3. Ты хоть переставал ее любить?

Когда лифт отправляется вниз, Егор еще какое-то время заслоняет двери, чтобы я, видимо, не последовала за его новой любовью.

А если верить словам его друга — то совсем не новой, а очень даже старой.

В том, что мой муж влюблен, я уверена на сто процентов, и никто меня в этом не переубедит. Даже он сам, когда по канону жанра начнет лгать, выгораживая себя.

А может, и не начнет.

Мы остаемся в просто оглушительной тишине, которая громче любых слов кричит о том, что мы чужие.

— Не молчи, Егор, — снимаю с плеча тяжелую сумку, которую таскала с собой все это время и ставлю ее к стенке. — Давай, говори уже. Только не ваше банальное вроде «ты все не так поняла».

Единственная позитивная мысль в моей голове заключается в том, что я не успела родить. Разговоры о детях у нас были, но про контрацепцию муж никогда не забывал.

Меня это каждый раз задевало и честно говоря, ранило, ведь у нас все хорошо и почему бы не родить ребеночка?

Когда в последний секс лопнул презерватив, о чем мы узнали только после, я в отличие от мужа не стала заострять на этом внимание. Только спокойно проверила календарь месячных, и оказалось, это был один из «безопасных дней».

Теперь же за особое внимание к контрацепции я ему благодарна. Даже если его осторожность была обусловлена тем, что у него уже была другая женщина, он хотя бы не успел капитально подпортить мне жизнь, заделав ребенка.

— Ты все испортила, — огорошивает меня словами муж и встает напротив.

В тени его огромной фигуры мне хочется съёжиться до размера молекулы и испариться.

— Прости? — меня прошибает горячей испариной от его вопиющей наглости.

— Я сказал: ты все испортила.

— Тем, что пришла к своему работающему допоздна мужу с заботливо приготовленным ужином?

— Я не просил мне готовить, — все так же зло чеканит он, словно я ему не жена вовсе, а так, приставшая на улице бродяжка.

— Ах ты… — хватаюсь за голову, потому что говорю со стеной, а не человеком. — А я бы все равно пришла, Егор, — из меня начинает выплёскиваться правда. — Даже если бы не горбатилась над плитой полтора часа, готовя тебе любимый ужин. Знаешь почему? Мне доложили о твоей измене!

Он некоторое время смеряет меня изучающим взглядом, а потом начинает смеяться. Искренне, надменно и с оттенком усталости.

Даже интересно, что или кто его так вымотал? Не зря же он весь день со мной не общался. Может, танцем они как раз таки завершили свой «марафон».

Затем, потерев переносицу указательным пальцем правой руки, Егор вспоминает о том, что я еще здесь, и говорит:

— Ты совсем не умеешь врать, — с оттенком превосходства говорит он. — Тебе никто не мог доложить о моей измене, потому что я тебе еще не изменял.

На секунду у меня даже пропадает дар речи.

— Еще? — я цепляюсь за это слово, потому что оно меня возмущает. — Ты обалдел совсем?!

— Я просто разоблачаю твое вранье, — небрежно пожимает широким разворотом плеч он.

— Вранье? — у меня в голове так сильно стучит, что я едва слышу собственный голос. — Тогда откуда я знаю, что она не просто залетная птица, а твоя бывшая?

Выражение лица мужа меняется молниеносно. Темные брови сдвигаются к переносице, взгляд голубых глаз заостряется. Сам он резко втягивает воздух и весь подбирается.

И…

Ничего не говорит.

— Не ожидал, да? — теперь настала моя очередь рассмеяться ему в лицо, а я не могу.

В отличие от него, никакого азарта и адреналина эта ситуация мне не дает. Только адскую агонию, что выжигает меня изнутри.

— Откуда? — только и спрашивает он, причем судя по внешнему виду, ему ох как важен ответ.

Но Диму я не сдам, он мне глаза открыл на мужа. Ведь если бы я не приперлась сюда с домашней стряпней, то и не узнала бы никогда правды о том, как проводит рабочие вечера мой муж.

Перед глазами до сих пор стоит их танец. Ее руки на нем. Его ладони, медленно ползущие к ее упругой заднице.

— Егор, — поднимаю на мужа глаза и чувствую, что падаю с огромной высоты на острые камни. — Ты в нее влюблен?

— Нет.

Я рвано выдыхаю и решаюсь идти до конца.

— Тогда другой вопрос: ты хоть переставал ее любить? Или женился на мне, а сам тайно все это время хотел ее?

Дорогие мои, добро пожаловать в новую историю❤️

Я буду безумно благодарна вашим комментариям и обратной связи.

Как только мы наберем 300⭐️ опубликую следующую главу)

Всех обнимаю! Юля ❤️

Глава 4. Закрутилось

— Элина, — Егор не торопится отвечать и будто морщится от боли, дергает шеей, на лбу выступают вены от напряжения. — Послушай. Я не знаю, как всё так получилось, — голос у него глухой, и в нем, с отъездом любовницы, появляется больше растерянности, чем злости.

— Не знаешь? — цепляюсь за его слова и прикусываю нижнюю губу. — Я застала тебя с другой, а ты не знаешь, как так получилось? — мой голос превращается в слабый шепот.

Он не отвечает. Только отводит суровый взгляд в сторону, будто и сам не хочет в этом участвовать.

— Я женился на тебе потому, что хотел. Это чистая правда. Просто… — он останавливается на середине фразы, и от этой неопределённости меня трясёт ещё сильнее.

— Просто что? — я сейчас упаду замертво от этого невыносимого давления.

— Мы увлеклись, — ровно говорит он и смотрит на мое лицо, видимо, считывает реакцию. — Ну и закрутилось.

Его слова ложатся мне на плечи гранитными плитами.

— Увлеклись и закрутилось, да? — я вся дрожу, униженная, сжимаю руками локти. — Как у тебя все просто, Бодров, я поражаюсь. Но я, вообще-то, спрашивала не об этом.

— Элин, — он снова отводит взгляд, — ты просто не знаешь всех нюансов. Я не хотел, чтобы всё выглядело именно так.

Он оттягивает узел галстука, будто тот душит его сильнее, чем мои слова. Но смотрит на меня с тихим вызовом в глазах.

— А как, по-твоему, всё должно было выглядеть? — я подхожу ближе. — Ты тупо попался на измене, так и говори. У тебя хоть капля совести осталась?

Я хочу волосы на голове рвать от отчаяния и обиды.

— Короче так, — он вжимает пальцы в переносицу. — Все что сегодня произошло это случайное стечение обстоятельств, — он разводит руками. — Вот прям от и до. Меня не должно было здесь быть. Ее не должно было здесь быть. Ну и тебя — тоже.

— Такое случайное стечение обстоятельств, что ты сказал охраннику конкретно меня наверх не пускать?

Дышу рвано и быстро, смотрю мужу в глаза и хочу увидеть так хоть каплю правды. Хоть каплю раскаяния.

Но напротив меня стоит стена.

— Ты врешь! — я тычу пальцем ему в грудь. — Ты, Бодров, врешь!

И в этот момент он не защищается, он не отталкивает мою руку, не перекрикивает меня.

Он просто дает мне прокричаться и в ответ все также спокойно, будто ничего не произошло, говорит:

— Я не знаю, как мне тебе вдолбить правду, Элин. Ведь что бы я ни сказал — всё будет выглядеть так, словно я оправдываюсь.

Ах ты гад скользкий. Вон как все выставил. Главное меня в дерьмо лицом окунул, а сам белый и пушистый.

Меня шатает и тошнит. Горло дерут слезы, которые я не хочу ему показывать.

— Я видела вас своими глазами, — отчеканиваю, вскинув подбородок.

— Что, тебе кажется, ты видела? — он намеренно подчеркивает слово «кажется». — Элин, там все было не так, как ты себе придумала. Тем более это был полумрак. Что ты там могла рассмотреть? Мы просто танцевали. Просто... вспоминали, — он пожимает плечом, мол, мелочь. — Мы давно не виделись, а тут возможность подвернулась.

— Возможность гульнуть от жены?

— Элин, — одергивает меня он.

— Я просто называю вещи своими именами, Егор, — мотаю головой, волосы рассыпаются по плечам и лицу. — Ты понимаешь, что это позор? Вот так бездарно попасться.

Как попадаются большинство мужей, вот прям через одного. Но я-то думала, что мой не такой.

— Нет. Я понимаю, что это мелочь, которая выеденного яйца не стоит, — он делает ко мне шаг. — За мной косяк, не отрицаю. Но давай не будем раздувать из мухи слона?

Я отшатываюсь от него, как от прокаженного.

— Не подходи ко мне.

— Почему я не могу подойти к своей жене? — свободно, и даже вальяжно спрашивает он. — Мы с тобой обо всем поговорили. Все обсудили. Выяснили, что ничего не было и я тебе не изменял, — он подходит ко мне вплотную и обнимает меня за плечи. Мягко и нежно, как всегда делает. — Давай оставим это позади?

Он смотрит мне в глаза возбужденным, блестящим, как от лихорадки, взглядом и выжидает ответа.

Подействовали на меня его чары? Купилась ли я на его сладкие речи?

— Давай, — киваю, на что он облегченно выдыхает и уже торопится накрыть мои губы своими. — Давай оставим позади наш брак. Потому что водить себя за нос я не позволю. Это развод, Егор. И можешь дальше танцевать со своей бывшей, но уже без меня в роли лохушки жены.

Глава 5. В туалете

— Какой развод? — он аж опешил. — Мы только недавно поженились. У нас вся жизнь впереди, малыш, — уверенно говорит он, и костяшками пальцев мягко проводит по моей скуле.

Я дергаюсь от этого прикосновения и отпихиваю мужа от себя.

Силы моей на это не хватает, но он, видимо, заметив мой душевный раздрай, сам отступает.

— Вся жизнь? — сдавленно спрашиваю. — А зачем мне вся жизнь с мужем, который двух лет брака не смог продержаться верным? Мне такой не нужен!

Отступаю от него еще на шаг. Демонстративно.

Бодров привык, чтобы все было так, как хочет он. Уверена, моя реакция, а такой он меня за годы наших отношений не видел никогда, его не устраивает.

Но Егор молчит. Скорее всего, потому, что как он сам выразился — за ним косяк.

А конкретно его бывшая, с которой "любовь-морковь".

— В смысле не нужен? — а вот и задетое эго заговорило.

— В прямом.

— Да блин, — он шумно выдыхает. — Я же знаю, что ты меня любишь. А ты знаешь, что я люблю тебя. Хочешь сказать, что один скандал стоит того, чтобы выкинуть на помойку проведенные вместе годы?

Он, как матерый бизнесмен и взрослый, опытный мужик решает надавить на страх упущенной выгоды. Ведь довольно часто жены прощают мужьям измену, именно потому что жалко потраченного на отношения времени. А еще, что немаловажно, молодости.

Ведь легче забыть одну ошибку, чем начинать отношения заново с совершенно незнакомым человеком. А этот свой, родной, ну подумаешь, гульнул разок.

Только Егор не угадал. Я с таким мышлением не согласна в корне.

— А у меня с потраченными годами все хорошо, Бодров, — с напускной уверенностью говорю я. — Мне только двадцать пять, вся жизнь впереди. Это тебе вон сорокет из-за угла машет.

До круглой даты ему еще целых четыре года, но мне очень хотелось его уколоть.

— Сорокет для мужика не возраст, Элина, — даже несколько лениво говорит он, будучи полностью уверенным в своих словах. — А вот женщина в двадцать пять лет, у которой ни ребенка, ни котенка, обществом расценивается как брак.

— Я — брак? — в глазах дрожат слезы.

— Вот поэтому лучше даже не заикаться о разводе, — уклончиво отвечает он, а у меня внутри все опускается.

Так виртуозно унижать надо уметь. Как и водить к себе на работу какую-то бабу, пока жена сидит дома.

— Не молчи, малыш, — Егор протягивает мне свою руку, мол, я должна сделать первый шаг к примирению. — Ну? Дуться перестала?

— Твоя "малыш" уехала в лифте, — от бессилия после пережитого шока, голос звучит вяло. — Меня называть можешь бывшей.

Вздохнув, я разворачиваюсь и иду в другую сторону.

— Элин, ё-моё, ну куда ты? — он мчится за мной и в два шага догоняет.

— В туалет.

— Зачем? — едва ли не с испугом в голосе требует он.

— По нужде, — нажимаю я и огрызаюсь: — Или в твоем мире в туалетах занимаются чем-то еще? Например, разминкой перед танцами?

Из него вырывается что-то нечленораздельное, прежде чем он отвечает:

— Большего бреда я не слышал, — в его тоне скрыт нервный смех, совсем короткий, но все же. — Только без глупостей, — он толкает дверь в уборную, — обещаешь?

— Егор, — тру веки, что пылают, словно мне в глаза насыпали горячего песка, — я по-твоему что, решила выброситься из окна, или повеситься на туалетной бумаге? Не смеши, — устало говорю и, зайдя в туалет, громко закрываю за собой дверь.

Он меня своим присутствием душит, а словами просто убивает.

Я прикладываю к вискам пальцы и, массируя их, продвигаюсь вглубь просторной уборной нового офиса мужа. Шаги медленные и слабые. А ведь обычно я довольно энергичная.

Никогда бы не подумала, что меня вот так легко сломают отношения. Думала, что женщины слишком драматизируют, переживая измену партнера.

А оно вот как бывает.

Это совершенно точно новый вид боли, который нельзя понять и почувствовать, пока твой любимый мужчина не начнет изменять.

Бедные мы, женщины.

Останавливаюсь напротив большого зеркала со встроенными лампочками и подхожу к нему, чтобы ополоснуть лицо холодной водой.

Пальцы тянутся к крану, и…

— Что это? — я вижу, что на уровне моего лица прямо на зеркале отпечаток расправленной ладони.

Странно, ведь уборщицы прибираются в конце рабочего дня. И зеркала моют в том числе.

Не переставая смотреть на отпечаток руки, я поднимаю свою ладонь и кладу поверх. Сердце замирает, и сама я перестаю дышать.

— Нет… — с губ срывается отчаянный шепот.

Наверное, мой воспаленный разум решил сыграть со мной злую шутку, раз мне видится, что это отпечаток руки Егора.

Но что он мог делать в женском туалете, у зеркала? Да еще и рукой на него опираться?

Кажется, мое тело находит ответ на этот вопрос быстрее, чем мое сознание.

Меня как ошпаривает, и я отскакиваю от столешницы с раковинами.

«Шррр» — у меня под пяткой левой ноги друг что-то шуршит. Как будто я наступила на фантик от конфеты.

Я словно в замедленной съёмке поднимаю стопу и опускаю взгляд на пол, чтобы посмотреть, на что наступила.

Это правда фантик. Разорванный. От презерватива. Той же самой фирмы, которыми мы с Егором пользуемся дома.

Глава 6. Я на такое неспособен

— Короче, Элин, я тут подумал…

Пока я, ошарашенная, складываю воедино доказательства измены мужа, он решает войти в женский туалет.

Но не просто так, а с отмазкой. Видимо, на нервах вылетело из головы, что основная измена, если можно так выразиться, проходила именно здесь.

На столешнице с раковинами. Опираясь на зеркало. А танцевали они потом, на десерт так сказать. Нежились друг о друга после того, как «спустили пар».

Тошнит и в прямом, и в переносном смысле.

Пока Егор сюда не вошел, я быстро фотографирую отпечаток на зеркале и упаковку от презерватива. А как только муж заходит, я снова на нее наступаю.

— Мне не по себе оставлять тебя одну, — он заходит в туалет уверенно, даже несуществующую соринку с плеча смахивает.

Но взгляд его, вопреки словам, о том, что он якобы обо мне переживает, скользит мимо меня и прямо на зеркало.

Он замечает отпечаток своей руки, туго сглатывает и только потом вспоминает про меня.

— Ты в порядке? — он дергает узел галстука, снова выдавая нервы, которые шалят даже несмотря на то, что довольно уверенный в себе дядька.

— Да вот зашла в туалет и знаешь…

— Что? — мое молчание его настораживает. Холеное лицо Бодрова вытягивается, вижу, как он начинает постукивать себя пальцами по ноге.

— Грязь аж бросается в глаза, — мотаю головой, отслеживая его реакцию.

— Спасибо, что дала знать, — и все-таки лица он терять не собирается. — Я завтра же устрою разбор полетов кому надо.

— А вот это правильно.

Не знаю, откуда у меня силы на этот спектакль. Ведь рядом со мной стоит мой родной муж, который недавно прямо здесь занимался сексом с другой женщиной.

Причем так самозабвенно, что даже не додумался замести следы. Это как он ее… что аж о зеркало опираться пришлось, а он ведь мужчина крупный, мускулистый.

Зажмуриваю веки.

У меня внутри все сжимается и болит. Я даже полной грудью вдохнуть больше не могу. И воздухом этим же, которым дышали они — не могу.

И казалось бы, срывайся с места и беги. А ноги к полу приросли.

— Ты чего, Элин? — муж сокращает расстояние и кладет руку мне на талию.

Пытается притянуть к себе, но я не поддаюсь.

— Отпечаток на зеркале, — из горла вылетают булькающие звуки. — Вон там, — рукой указываю на «красоту».

Мы еще стоим в таком удачно месте, что падающий на зеркало свет идеально подсвечивает пятерню моего мужа.

— Грязь, — он пожимает плечами. — Ты сама говорила.

Он прямо торопится заглянуть мне в глаза, чтобы понять, купилась я или нет.

— Грязь, Егор, это как животное сношаться в туалете. Тут нормальные люди нужду справляют, а ты любовью занимаешься… — я накрываю рот ладонью, до того мне тяжело вслух говорить такое.

Это как вообще?

— Любимая, — он снова берет меня за плечи и вынуждает посмотреть в его глаза. — Что бы ты себе сейчас ни придумала…

— Я не придумала. Я просто сложила воедино факты. Будь мужиком, признайся, ты же здесь ее?.. Голой задницей на умывальник посадил, а сам… За зеркало держался…

В горле встает такой ком, что мне тяжело говорить. Я слишком красочно все представила.

— Ты же знаешь, что я на такое неспособен, — декламирует он, вкладывая в это заявление всего себя.

Чувствую, как его пальцы впиваются в мои плечи все сильнее, словно он понимает, что теряет контроль над ситуацией, и отчаянно пытается удержаться за него.

— Это не ответ, Егор.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? — его глаза бегают, ноздри трепещут.

Все понятно и без слов, но я хочу услышать от него правду. Ту самую. Уродливую, которая оставит на моем сердце очень глубокие раны. Пусть мне будет больно сейчас, зато потом у меня не будет ни одной иллюзии насчет измены Егора.

А у него не будет возможности, используя недосказанность, снова попытаться просочиться в мою жизнь.

— Ты занимался здесь сексом со своей любовницей?

— Глупый вопрос. Даже отвечать на него не собираюсь.

— Тогда приложи ладонь к отпечатку, — настаиваю я. — Хочу посмотреть, как именно тебе пришлось расположиться, чтобы ублажить свою бывшую.

После моих слов у него лицо искажается, как будто он съел что-то кислое.

— Я не цирковая обезьяна, чтобы выполнять по твоей указке трюки, — он сменяет милость на самый что ни на есть гнев. — Мало ли кто трогал зеркало? Как тебе, умной женщине, в голову могло прийти, что это я, видите ли, кого-то тут имел? — он выталкивает цепкий, неестественный смешок.

Но не зря говорят, что смеется тот, кто смеется последний.

Поднимаю стопу и носком сапога пинаю к ногам мужа упаковку от презерватива.

— Что это? — спрашивает, а у самого вена на лбу пульсирует, выдавая его с потрохами.

Глава 7. Просто секс

— А вот ты мне и скажи, — в моем голосе становится все меньше и меньше жизни, словно она из меня утекает. Капля по капле.

Егор все молчит, с каждой новой секундой выглядя все напряженнее. Взгляд сцепился с моим и не отпускает.

Поверить не могу, что некогда самые любимые глаза на свете так умело мне лгут. Ведь смотрит он с таким выражением, словно не виноват и все тут.

— Элин, это… — он мотает головой, словно сокрушается.

Об измене ли, или о том, что попался, потому что настолько отвлекся на секс с другой, что забыл спрятать улики?

Меня подташнивает все сильнее. Даже запах его, кажется, уже не вкусным и мужественным, а каким-то приторным и пропитанным ароматом другой женщины.

— … не то, что я думаю? — продолжаю за него незаконченную фразу клише, которую почему-то так любят все женатые мужчины.

Бодров резко втягивает воздух и все так же сильно сжимает мои плечи, как будто ему страшно меня отпустить.

Словно именно сейчас тот самый, решающий момент.

Либо мы каким-то непостижимым образом проходим через его измену как «этап» нашей семейной жизни, либо расходимся навсегда.

И он хорошо меня знает. Настолько хорошо, что понимает, никакой измены я прощать не буду, потому что всегда довольно открыто выражала свое мнение насчет супружеской неверности.

И ведь этот гад мне поддакивал. Говорил, что верность для него — это равно уважение.

А сам…

— Егор, мне больно, — он явно не рассчитывает силы. — Руки убери. Сейчас же!

Ощущение такое, словно у меня кости потрескаются. Следом за душой, что уже крошится на миллион частичек.

— Прости, — он расцепляет свои объятия, которые клешнями держали меня на месте.

Я отшатываюсь от него, делая несколько слабых шагов на ватных ногах.

— Элин, короче, все реально не так, как могло показаться, — он поднимает руки в воздух в примирительном жесте. — Я…

— Просто признайся! — перебиваю его криком. — И не трать мое время, ради бога. Потому что неважно в какие слова ты оденешь свое гнусное предательство. Оно все равно останется таковым!

Спиной опираюсь на подоконник и смотрю на мужа исподлобья. А потом перевожу взгляд то на упаковку от презерватива у него под ногами, то на отпечаток руки на зеркале, то на него самого.

Этакий треугольник ада, в котором концентрируется моя агония. И выхода нет.

По крайней мере, прежней я уже не буду. Прямо сейчас умирает та Элина, которая до этого порхала на крыльях любви, превозносила мужа и была ему верной поддержкой несмотря ни на что.

Мне еще до замужества свекровь говорила, мол, разница у нас с Егором десять лет.

Не может девушка вроде меня, без жизненного опыта, закрыть потребности взрослого дядьки… А я пяткой била себя в грудь: смогу и все тут, ведь у нас настоящая любовь.

Настоящая. Даже не так. Реальная. Жизненная даже, где мужик поиграл в примерного мужа, потом устал и решил поиметь в туалете бывшую.

Я хоть когда-то забыть это смогу?

Или измена любимого загоняет в перманентное ощущение неполноценности?

По моему совершенно спокойному лицу текут реки слез, потому что умом я понимаю все, что произошло, а сердце отказывается даже вникать.

Я в ловушке.

— Молчишь? — убираю слезы с губ кончиком языка. — Все вы одинаковые. Смелые только, когда лапшу на уши женщинам вешаете, а как только наступает время брать на себя ответственность — трусы трусами, аж гадко. Сильный пол, говорите. Ну-ну. Настолько сильный, что член в штанах больше пяти минут продержаться не может!

Егор слушает меня внимательно, вижу, что хочет поспорить и возразить. Ведь я оскорбляю мужское достоинство.

Интересно, правда, о каком достоинстве речь, если поголовно у мужчин одни пороки. И я еще думала, что мне повезло…

— Твою мать! — Бодров зло отпинывает от себя рваный кусочек фольги, бросает разъярённый взгляд на зеркало, и…

— Егор, что ты творишь?! — кричу я, и словно в замедленной съёмке вижу, как рука мужа сначала заносится над зеркалом, а потом со всей своей немалой силы бьет по нему.

Стекло трескается и начинается осыпаться острыми кусками. Скрежет стоит такой, что у меня спина покрывается мурашками и волосы встают дыбом.

— Егор! — еще громче зову, когда он снова и снова, раз за разом впечатывает кулак в то, что осталось от зеркала.

Стекло везде. Его много.

Оно в раковинах, на столешнице, и мелкой крошкой усыпало даже пол.

Бодров останавливается. Отряхивает кулак, с которого уже капают обильные капли крови, и прямо по хрустящему от его тяжелых шагов стеклу идет ко мне.

— Элина, — он едва заметно потряхивает рукой, с которой едва ли не ручейками бежит кровь. — Это был просто секс.

— Вот как, — воздух вырывается из груди рваными клубами.

— Тупой, безмозглый, животный.

После своей короткой и тошнотворной речи он смотрит мне в глаза.

— Я тебя, можно, перебью? — меня настолько захлестывает ярость, что мне больше даже не жаль его покалеченную руку. — После такого тупого, безмозглого и животного секса обычно разбегаются по разным углам. Так сказать, после удовлетворения потребности. А вы танцевали, как влюбленная парочка на выпускном. Это как понимать?

Бодров криво усмехается и снова отряхивает свой окровавленный кулак, скорее машинально.

— Я ее поимел, как ты сама понимаешь, прямо в туалете, — грубо говорит он. — А танец, — он пожимает широкими плечами и усмехается, — танец был для того, чтобы она не обижалась. И всего.

Глава 8. Потерпи, любимая

Я моргаю. Ну не может то, что он только что сказал быть правдой.

— Егор. Что?! — я не просто мотаю головой. Я ей трясу, чтобы эта слуховая галлюцинация вылетела из моей головы. — Сначала ты мне изменил, а потом танцевал с любовницей, чтобы она не обижалась? Да я большей глупости в жизни не слышала!

— Как есть, — он пожимает плечами и склоняет голову набок, присматриваясь к моей реакции. — Ты хотела правды — вот она. Некрасивая, но какая есть, — разводит руками муж.

У меня дыхание перехватывает от его придуманной на ходу истории.

— Ты обалдел, Бодров? Или тебе кусочек стекла через нос в мозги попал, раз ты решил, что такая примитивная отмазка может меня удовлетворить?

— А я не бью себя пяткой в грудь, доказывая, что поступил по-джентльменски, — скалится он белозубой улыбкой.

— Мачо мэн, — усмехаюсь я и стискиваю нижнюю губу зубами. — Будешь такие байки травить своим дружкам, они, может, и поверят. Но не я, — поднимаю ладони вверх и краем глаза замечаю, как у меня кончики пальцев дрожат. — Ты меня своим враньем добил, Егор. Я пошла.

Стараясь наступать на участки пола без ковра из осколков окровавленного стекла, я протискиваюсь между кабинками и фигурой мужа.

Как вдруг он меня хватает. Прямо вот той своей окровавленной рукой.

От вида открытых порезов, из которых обильно сочится кровь, меня сгибает пополам от рвотного позыва.

— Элин, — настороженно спрашивает Егор.

— Меня тошнит от вида твоей крови, — сипло отвечаю и чувствую, как рот наполняется вязкой слюной.

— Не помню, чтобы ты раньше не переносила вид крови. Хватит прикидываться, чтобы только со мной не говорить.

— Черт, черт, черт… — понимаю, что меня сейчас неизбежно вырвет ужином. — Пусти!

Мой крик срабатывает, и Бодров убирает от меня руку как раз вовремя. Я успеваю юркнуть в кабинку и даже закрыть за собой дверцу, прежде чем меня выворачивает наизнанку.

Матерь Божья. Такого у меня еще никогда не было. Я, конечно, слышала, что он стресса бывает тошнота, но чтобы такая!

Когда приступ проходит, я обессиленно оседаю на пол рядом с унитазом. Влажными салфетками, которые по чистой случайности забыла выбрать из кармана, вытираю покрывшееся испариной лицо.

Щеки аж свербят, губы покалывает. Но главное, что вроде бы повторения не ожидается.

— Ты там как? Я волнуюсь, — строго, но действительно взволнованно произносит Егор.

— Вон пошел, — хрипло говорю, каждый звук дается с трудом.

— Элина, — он дергает ручку кабинки так сильно, словно не против ее сломать, лишь бы только до меня добраться. — Впусти меня.

— Чтобы меня опять от вида твоей рожи вывернуло? Спасибо, но нет.

— Что за детский сад, — он налегает на дверцу плечом и пару раз ее толкает, отчего та жалобно трещит, но не поддается.

Я выдыхаю. Он меня не достанет, пока я не окрою. Ну хоть какой-то плюс.

Но я понимаю, что рано радовалась. Бодров заходит в соседнюю кабинку, и, подняв глаза, я понимаю, что перегородка между кабинками не до потолка, а где-то с рост человека.

— Блин.

Вот руки Егора уже на перегородке, и он через пару секунд смело через нее перемахнет. Да я же помру, если окажусь с ним запертой в настолько тесном пространстве, где помимо меня и него будет запах женщины, которую он, по его же словам, имел в туалете.

Это выше моих сил.

Собираюсь с силами, и уловив момент, когда Егор вот-вот перелезет, я открываю кабинку и со скоростью пули вылетаю из женского туалета.

Под ногами хрустят стекла, и судя по тому, как мои шаги звенят на твердом полу коридора, довольно много стекла впилось в мои подошвы.

— Подавись, родной! — подхватываю с пола у лифта свою сумку, выбрасываю из нее тяжелые контейнеры с едой и… — Гребаный лифт! — пока он с первого этажа доедет до меня, Бодров меня точно догонит.

Срываюсь и бегу в сторону лестницы. В конце первого же пролета раздается оглушительный стук: это Бодров с ноги толкает дверь на лестницу, и словно герой боевика появляется на площадке.

Взмыленный, потный, окровавленный.

— Элина, дура стой! Ты себе шею свернешь!

— Сам дурак! — придерживая сумку ближе к телу, кричу я, и, держась за перила, перепрыгиваю через две ступеньки разом.

Егор несется за мной как нечеловек. Страшно подумать, через сколько ступенек разом перемахивает он.

— Надо отдать тебе должное, Бодров, — запихиваюсь, но язвлю. — После грязной измены, утешительных танцев, погрома в туалете и попытки перелезть в мою кабинку, у тебя еще нашлись силы меня преследовать! Козлина!

— Элина, сбавь скорость, расшибешься же! — он догоняет меня, и теперь мы на одном пролете.

Я вконец, а он в начале.

И тут я вижу дверь, ведущую в фойе. Спасибо, боже. Приложив остаток сил, я набираю скорость, спрыгиваю со последней ступеньки, и…

— Стой, стрелять буду! — охранник Николай, видимо, среагировавший на шум, плечом толкает дверь, и я врезаюсь в ее торцевую часть носом и зубами.

— А-а-а-й-й-й… — слезы брызгают из глаз.

— Элина Марковна, простите, ради бога, я не знал, что это вы! — извиняется Николай, а у меня перед глазами звезды.

— Больно, — плачу я.

Эта травма — просто наихудшая кульминация этого и без того ужасного вечера, который разделил мою жизнь на до и после.

— Отойди от нее, дебил! — Егор рывком берет меня на руки. — Эля? Слышишь меня? Эля?.. — его голос впервые в жизни надрывно дрогнул. — Твою ж мать!

Я даже говорить не могу, получается жалобный вой.

— Потерпи, любимая. Тут до больницы десять минут.

Глава 9. Так было надо

Егор привозит меня в неотложку практически моментально, я даже времени засечь не успеваю. Болит голова, во рту непроходящий соленый привкус крови, нос заложен, и, скорее всего, сломан.

Ужасный во всех смыслах день, про который теперь я точно не забуду до конца своих дней.

— Малыш, иди ко мне, — Егор вытягивает меня с заднего сиденья своей машины и на руках несет в неотложку.

Вокруг нас сразу же собирается персонал, потому что Бодров громко начал звать врачей.

Как только я сажусь на кушетку, меня берется осматривать травматолог.

— Муж кулаками махал? — он рассматривает мое лицо и оценивает повреждения.

— Доктор, ты уж не борзей, — слышу звенящее в голосе мужа возмущение. Он весь на нервах. Взмыленный, напряженный, чуть сутулый из-за переживания за меня. — Я че конченый какой-то, чтобы сначала жену избить, а потом ее самому в больницу привезти? Ты лучше моей жене помоги, а то она всю дорогу плакала от боли. Там явно что-то серьезное.

Замыленным зрением вижу, как Егор, словно запертый в клетке зверь, расхаживает взад вперед, пока идет осмотр.

— Именно так оно и происходит, — спокойно отвечает мужу травматолог. — Сначала лупят жен, потом приносят на руках, еще и в любви клянутся, — Бодров начинает бухтеть в ответ, как закипающий чайник, но спокойный доктор переключается на меня. — Так, девушка, хорошие новости: перегородка целая, на зубах сколов нет, десны тоже в порядке. Давайте проверим подвижность челюсти.

— Ай! Бой-на… — от неприятных ощущений слезы брызгают из глаз.

— Челюсть тоже в норме, — травматолог завершает осмотр. — Но раз болит, отправим вас на рентген. Перепроверим.

— Рентген — хорошая идея, — соглашается с врачом Егор. — Вы там на все проверки мою жену отправьте. Все посмотрите. Деньги — вообще не проблема.

— Тошнота, потеря сознания были? — спрашивает врач.

— Нет, — отвечаю слабым писком.

— Как нет, Эля? Не скромничай, — возмущается Егор. — Тошнило ее, док. При мне.

— Это правда? — травматолог, спасибо ему огромное, больше верит мне, чем мужу.

— Нет, — мотаю головой. — Меня стошнило раньше, — с трудом говорю, — после того, как я мужа застала с любовницей.

Травматолог вскидывает брови и кивает, мол, так и знал, что тут замешаны приключения.

Егор же хрустит зубами, потому что я взяла и вот так разболтала про его измену постороннему человеку. Так ему и надо!

— Насколько раньше? — доктор на то и доктор, чтобы оставаться профессионалом.

— Минуты три, пять, — и думать, и говорить мне все-таки тяжеловато. — Меня сначала стошнило, а потом я убегала от мужа, и в конце лестницы ударилась о дверь.

— Прекрасная история, — с холодным медицинским сарказмом говорит врач. — Надо будет перед рентгеном сдать экспресс-тест на беременность. Это правило. Тем более что вас тошнило до травмы. Так, мужа тоже надо осмотреть, — травматолог переводит взгляд на окровавленный кулак Егора. — А у вас что случилось? Тоже на дверь напоролись?

— Он бил стекло в туалете, где изменял мне, — продолжаю обнажать секреты мужа. — Не надо никакого экспресса теста, доктор, я точно не беременна.

Вижу, как на уровне моих глаз ладони Бодрова сжимаются в кулаки. Не любят он, когда его гладят против шерсти.

А вот нефиг было мне изменять!

— Я же говорю — это правило. Тест займет несколько минут, вы даже не заметите, что проходили его. Я дам распоряжение медсестре, чтобы пришла за вами с креслом-каталкой и обезболивающими. А вы пока, — это он говорит Егору, — присаживайтесь на кушетку, я вас следующим осмотрю.

На этой ноте травматолог покидает кабинет. А моего мужа два раза уговаривать не надо, он моментально оказывается рядом.

Садится на кушетку и мягко обнимает меня за плечо.

— Ты как? — мягко спрашивает он, и что самое обидное, звучит так, словно правда переживает.

— Отсядь от меня, — пихаю его локтем. — От тебя воняет другой бабой за версту!

— Не выдумывай, — он не отодвигается ни на миллиметр. — И прекрати дуться. Пока мы в больнице, концентрироваться надо на твоем здоровье, — он говорит со мной убаюкивающим тоном: — Слышишь меня?

— А после больницы?

— Мы поедем домой и обо всем обстоятельно поговорим, — его самоуверенность раздражает.

Я бы отходила его чем попало, честное слово, только нет у меня на это здоровья.

— В этом нет смысла, Егор. Я обстоятельно все видела. Наказанием за твою измену будет развод.

В ответ он… усмехается. Таким покровительственным смехом, задача которого унизить достоинство оппонента.

— Малыш, — он губами касаются моего виска. — Если бы каждая жена, после проступка мужа, бежала подавать на развод. Да у нас бы ни одной семьи не осталось.

— Убери от меня свой рот, — сипло прошу. — Меня тошнит от одной только мысли, где он мог побывать.

— Раз ты сама эту тему подняла, — его голос приобретает опасную хрипотцу. — То мой рот касался мест, которые тебя заботят только в нашей супружеской постели.

— Так ты и туда додумался таскать своих шлюх?

— Не прикидывайся, что не понимаешь о чем я. Я домой никого не вожу и не водил, потому что не чмо. Ясно? — он вцепился в меня словно хищник, который не отпустит, пока не добьется желаемого. — С ней был тупой, бесчувственный перепихон. Я ее даже не целовал, если что. А с тобой я занимаюсь любовью, — с нажимом говорит он. — Ты же знаешь, что это так, даже если злишься на меня.

Егору удается попасть в яблочко. Ведь именно поэтому мне настолько больно от его измены.

Одно дело, когда в браке есть проблемы, которые постоянно сметаются под коврик. Тогда измена скорее не шок, а логичное событие, которое возможно, с огромной натяжкой еще как-то можно понять.

Но ведь у нас не так. Все же хорошо было, блин.

Быт, разговоры по душам, общение на самые разные темы, и как сам только что поднял Бодров — секс. Я не ханжа, а он довольно раскрепощенный мужчина. Мне даже в голову не приходило, что ему чего-то могло не хватать в постели!

Глава 10. Рентген отменяется

После слов Егора меня — о, удача — сразу же забирают на рентген. Сидя в кресле-каталке, я вытираю с лица слезы, которых, я думала, у меня просто не могло остаться.

А нет. Боль льется из меня потоком.

«Так было надо» — этих слов я не забуду никогда. И сколько бы Глеб ни говорил мне о том, что это было на разок, я больше склонна верить словам Димы.

И «Я ее даже не целовал» тоже наглая ложь со стороны мужа. Он точно хотел целовать ее, когда они танцевали. Да и она ему всю шею засосами украсила. Неужели он ей в ответ ничем не отплатил?

Сомневаюсь. На душе так погано, что хоть на стену лезь.

— Мы сделаем рентген носа, но сначала — анализ мочи. Стандартная процедура, — вокруг меня мельтешат новые лица. — Пройдите, пожалуйста, в туалет и соберите немного мочи. Вот контейнер, вернётесь — отдадите мне. До туалета сами доберетесь? Он рядом с процедурной, — уточняет врач.

— Доберусь, — киваю и беру у нее из рук стаканчик.

Как раз не помешает немного пошевелиться.

Сделав свои дела в туалете, я случайно замечаю свое отражение в зеркале.

— Мама дорогая… — подхожу к нему и вижу распухший нос и губы, заплывшие глазки. Хорошо хоть таблетки стали помогать и боль уже куда более терпимая. — Какая красота. Зато теперь понятно, почему травматолог подозревал Егора в избиении. Так захочешь не ударишься.

Про себя молясь о том, чтобы обошлось без серьезных травм, возвращаюсь в процедурную.

Медсестра сразу же делает тест и откладывает полоску.

Как по мне, пустая трата времени. Я не могу быть беременна.

Если только… меня обдает жаром при мысли о том, что лопнувший презерватив мог обернуться случайной беременностью.

Нет, нет, нет. Вот этого точно не может быть!

Не со мной! И не в такой критический момент…

— Кто ж вас так разукрасил? Авария может? — медсестра смотрит на меня со знанием дела. — Или кухонный боксер кулаками махал?

— Вам часто попадаются жертвы домашнего насилия? — обмахиваю ладонью пылающее от мыслей про беременность лицо. — Вы второй человек за десять минут, который меня об этом спрашивает.

— Бывает, да, — грустно отвечает девушка. — Травма просто один в один, как у меня была когда… Ладно, что-то я трещу не по делу.

— Расскажите, — прошу ее. — Мне муж изменил сегодня, а я, как узнала, принялась убегать и напоролась на открытую дверь. Но лучше бы он меня побил, чем вот так…

— Ого, необычная история, — она невесело усмехается. — А что мне про себя рассказывать? Мне мой изменял, а потом еще поколачивал. Нос один раз сломал, до сих пор перегородка неровная.

— Мне очень жаль.

— Да нормально все, — машет рукой медсестра. — Он допрыгался, и за побои я его посадила. Правда, ненадолго, но я все равно считаю это победой, — она улыбается сквозь грусть. — Заслужил, паразит!

— Заслужил, — я заражаюсь ее боевым настроем. — Вы молодец, — киваю. — Я своего тоже накажу за измену. Жаль, за такое не сажают в тюрьму. Но я все равно что-нибудь придумаю… Что такое?

Пока я говорю, медсестра отвлекается на рабочую поверхность, где лежит мой тест.

Ее лицо меняется. А точнее сказать белеет.

— Девушка? — зову ее. — Вы меня пугаете, что там?

Сердце бьется в груди словно бешеное. К сожалению, я знаю ответ, но пока она его не озвучила, у меня все-таки есть надежда.

— Рентген отменяется, — она протягивает мне тест. — Вы в положении.

— Это ошибка, — я пячусь, словно это не тест-полоска, а ядовитая гадюка. — Я не могу быть беременной.

— Если хотите, я переделаю, — извиняющимся тоном говорит медсестра. — Но тесты практически никогда не ошибаются.

— Переделайте!.. — задыхаюсь.

— Хорошо-хорошо, — соглашается она. — Вам, может, валерьяночки?

Отрицательно мотаю головой.

— Просто переделайте тест. Пожалуйста. Или я тут от нервов умру.

Следующие несколько минут я провожу с закрытыми глазами.

В мыслях конструирую свое будущее, где я беременна от Егора, который изменяет мне, потому что «так надо», потом я рожаю ему и все это на фоне его параллельной жизни.

Не может жизнь быть настолько несправедливой. Бог свидетель, я люблю детей и хотела родить своего малыша, да и что греха таить, даже не одного.

Но не в такой момент, когда моя жизнь вдруг разрушилась до основания, а надежный муж оказался кобелем, для которого случка в туалете — это норма.

— Что там? — испуганно спрашиваю я, пульс оглушающе громко стучит в ушах.

— Две полоски. Первый тест не ошибся. Вы беременны.

— Сделайте еще один, — от желания заплакать сводит горло. — Этого не может быть, понимаете? Он мне изменил сегодня. И в этот же день я должна узнать о беременности? Так не бывает, — мотаю головой. — Так не бывает, это точно какая-то ошибка.

Получается, что пока внутри меня росла и развивалась новая жизнь, Егор спокойно и с удовольствием проводил вечер внутри другой женщины.

Это как вообще?!

— У меня в голове не укладывается, — чувствую себя загнанной в угол. — Несправедливо-то как.

— Это сейчас так кажется, — приободряет меня девушка. — Неожиданная беременность часто вызывает панику, даже если в семье тишь да гладь. Это нормальная реакция уже беременного организма.

В дверь стучат, и я дергаюсь.

Не дожидаясь приглашения, в процедурную, заходит, даже не так, врывается Егор с перебинтованной рукой и ищущим взглядом. Найдя меня глазами, он облегченно выдыхает.

— Как ты, малыш? — он буквально рвется ко мне.

А вот я умения дышать лишаюсь, потому что одно мне понятно точно:

Бодров никогда не узнает о моей беременности.

Теперь осталось, чтобы медсестра поняла мою немую мольбу и не выдала меня.

Глава 11. Пропасть

— Я… — обмякшая и потерянная, я не знаю, что делать. — Нормально, — говорю на автопилоте онемевшими от шока губами.

Ребенок? У меня и Егора? Тест с двумя полосками после того, как мой муж в туалете имел какую-то там бывшую?

Нижняя губа начинает дрожать от жалости к самой себе.

Ад. Господи, это же самый настоящий ад.

Муж осматривает меня с ног до головы как фарфоровую статуэтку, которая упала с полки, и теперь непонятно есть ли на ней трещинки.

Трещинок на мне нет, потому что разбилась я в пыль и меня не собрать.

Наблюдаю за тем, как его глаза внимательно ощупывают меня от макушки до кончиков пальцев. Как трепетно от тянет ко мне сильные руки, в которых я чувствовала себя самой счастливой на свете.

Теперь это прокаженные руки предателя.

И я, не скрывая зашкаливающей брезгливости, их убираю. Отбрасываю от себя.

— Ты чего, Элин? — ему не нравится грубость моих движений.

— Не собираюсь считаться с твоими чувствами, Егор, — режу правду-матку.

Муж шумно выдыхает через нос, отводит взгляд в сторону и кивает своим мыслям. Вот гад! Пусть даже не притворяется, что он что-то там понял.

Не поверю и не прощу!

— Когда рентген, девушка? — раздраженно спрашивает он у медсестры, которая стоит истуканом, не издавая ни звука. — Или вам нравится подслушивать чужие личные разговоры?

Я делаю большие глаза, мол, нет. Говорить ему ничего нельзя.

Но поймет ли она меня? Должна ведь. Я же рассказала ей, что этот кобелина сегодня попался на измене.

— Рентген? — хрипло переспрашивает она. — Так это… Мы как раз собирались идти. Элина, пройдемте, — у нее даже выходит приветливо улыбнуться.

Умница. Я облегченно выдыхаю. Поднимаюсь с кушетки, но так выходит, что голова резко начинает кружиться, и я падаю… в руки Бодрова.

— Пусти.

— Еще чего, — он ставит меня на ноги все с той же одержимой заботой. — Как ты? Голова кружится? — и снова гуляет по мне лихорадочным взглядом, словно одержимый.

Либо сжираемый чувством вины за то, что попался.

— Отойди, Егор. Мне надо на рентген, — огибаю его по широкой дуге.

— Я с тобой, — слова мужа заставляют меня встать на месте.

Чтобы он пошел за нами и раскусил обман? Через мой труп. Он любитель играть грязно, значит, я к нему буду относиться точно так же.

Водил меня за нос, пока я кашеварила и думала, как бы не пересолить его любимые котлеты?

Пусть готовится к карме, которая обрушится на его голову от моих рук.

— Нет, — бросаю через плечо. — Жди здесь.

— Элин, да ты шагу сама ступить не можешь. Вон вся шатаешься из-за травмы. Дай помочь, а? Для чего еще нужен муж, если не для этого? — он еще и улыбку попытался выдавить.

Но как бы он ни пытался создать видимость нормальных отношений, все он понимает. Между нами стремительно растущая пропасть, и никакая забота обо мне ничего не исправит.

— Для чего нужен муж? — с губ срывается глумливый смех, пронизанный дрожью. — Для того чтобы шлюх в туалетах иметь? Нет, спасибо. Мне такой сто лет не нужен.

— Элина, — он взвинчивается и подходит ко мне вплотную. — Ты специально на людях выворачиваешь наше грязное белье? Чтобы мня взбесить? У тебя получается, милая. Только я не железный. Не забывай. Доведешь до предела — пеняй на себя.

Раньше, когда мой муж был фигурой авторитета, которого я искренне уважала, я бы эти слова восприняла как сигнал о приближающейся опасности.

С такими, как Бодров не шутят. Он и в жизни, и в работе поставил себя так, что перед ним на задних лапках выхаживают.

Но у меня забрало наглухо упало. Плевала я, кто он там. Биг босс, мачо мэн, идеальный муж в глазах медперсонала этой больницы.

Глядя на него, я вижу только то, как мы разводимся. После развода он дальше пусть бегает по шлюхам, а я буду растить ребенка.

— Во-первых, грязное белье — твое, — удовлетворенно цежу ему в холеную морду. — А во-вторых, что ты мне сделаешь, если я тебя взбешу? Чем ты еще можешь меня удивить, Егор? А? — смотрю в холодные, как воды Атлантики глаза. — Подсказка: уже ничем. Главный твой сюрприз я лицезрела своими глазами…

— Элина! — перебивает. — О таком мы будем говорить дома, — нажимает он. — Поняла? Сейчас фокус на твоем здоровье, хватит валять дурака!

— Да пошел ты, — вскидываю лицо.

— Что ты сказала? — у него на шее вздуваются вены от такого вопиющего неуважения в свой адрес, уж я-то знаю.

— Я говорю: пошел ты! — повторяю с еще большим гонором. — Я тебя — кобеля больше не уважаю, и замужем за тобой нахожусь последние минуты. Лучше сам, да по-хорошему исчезни из моей жизни, или… — у меня аж ладони в кулаки сжимаются от злости.

— Или что, Элин? — ему смешно. — Ты ничего не можешь мне сделать, мы оба это знаем.

Это правда. Да и чем может женщина противостоять мужчине?

Разве что хваленой женской хитростью и умением хранить тайны до последнего...

Глава 12. Ноутбук

Мне приходится наступить себе на горло. Причем конкретно так.

Ради того, чтобы усыпить бдительность Егора, я соглашаюсь вернуться с ним домой.

— Только это, — кладу руку на живот, и он за этим жестом следит. — Я голодная. Может, купишь мне чего перекусить?

На самом деле мне крошка и кусочек в горло не полезет, но выпроводить его из больницы надо любым способом.

— Да, конечно, — Бодров оживляется. — Возьму тебе что-нибудь внизу, в кафешке, — он ласково пробегается рукой по щеке, а меня внутри передергивает.

— У них будет несвежее, — морщу нос, причем понимаю, что это моя естественная реакция.

Уже пару дней, и даже сегодня вечером на кухне, я ловила себя на том, что привычные запахи кажутся резко неприятными. Жареный лук вонял так, что я уж думала, нарезала испортившийся. С фаршем та же история. Как начала жарить котлеты, думала помру.

Но нет, все было свежее.

Обдумать такое изменение обоняния я не успела — позвонил друг мужа.

— Я могу сгонять в рестик, тут недалеко, — мой муж, видимо, под грузом вины, готов на любви подвиги. — Чего хочется?

Чего хочется? Чтобы ты свалил к своей любовнице, ту, что после секса в туалете, танцами утешал, а меня больше своими погаными руками не трогал.

— Драников, — проглатываю кислую слюну. — А нет, не надо драников. Лучше пасту… Суп, — молниеносно меняю показания. — Да, лучше суп.

— Элин, — Егор щурит веки. — Ты точно не беременна? Такие переменчивые желания в еде обычно свойственны будущим мамам.

Ну надо же, какой догадливый подлец у меня муж.

— Нет! — останавливаю его, а у само́й сердце бьется в горле. — Не беременна. Иначе бы на рентген не пустили.

— Тоже факт, — он тянет ко мне свои руки, которые я мягко с себя убираю. Он за этим движением следит.

— Привези мне еды. Встретимся после процедуры и обо всем, — делаю на этом слове акцент, — поговорим. Ладно?

Клянусь, если бы мне не нужно было поскорее выпроводить его наглую морду, я бы ему даже одного хорошего слова не сказала.

— Договорились, — после недолгой паузы отвечает Егор. — Но без фокусов.

— Не бойся, Бодров. Я в таком виде незамеченной не убегу, — горько усмехаюсь.

А сама, конечно, думаю о противоположном.

— Я серьезно, Элин. Не делай глупостей. Мы во всем разберемся. Я тебя люблю и за свои косяки отвечу, — с этими словами он оставляет у меня на виске поцелуй и уходит.

Я чуть ли не с кожей сдираю с лица его поцелуй. Кобелина наглый. Сердце обливается болью и кровью.

Кем надо быть, чтобы одну женщину, как животное иметь в сортире, а потом другой говорить о любви?

Развод! — красными лампочками вспыхивает в голове.

И чтобы никогда он не узнал о ребенке, урод. Вот да, это будет ему самым что ни на есть подходящим наказанием.

От злости и беспомощности я вонзаюсь ногтями в ладони. Итак, как мне теперь от него избавиться?

— Рентгена я так понимаю не будет, — обращаюсь к медсестре, что спасибо ей огромное, промолчала. — Отведите меня к врачу, который сможет еще раз аккуратно все посмотреть, и это… — в горле встает ком. — Спасибо, что не сдали меня мужу.

— Господи, нашли за что благодарить, — отмахивается она. — Ко врачу отведу, у нас есть как раз специалист. Тесты брать с собой будете?

— Какие тесты? — моргаю.

У меня дыхание перехватывает, когда в ладонь ложатся две тоненькие полоски по ощущению из картона. На каждой по две черточки. Доказательство того, что я скоро стану мамой.

Не знаю, откуда у меня силы на радость в такой момент, но она есть. Искренняя.

А также во мне просыпается небывалая решительность.

После посещения специалиста, который уверяет меня, что с носом и лицом все в порядке, я прикидываю, что до возвращения мужа времени у меня не так уж и много.

— Мне нужно одолжение, — обращаюсь все к той же медсестре из процедурной и достаю из кармана крупную купюру. — Утром в магазине мне не дали сдачу, пришлось искать мелочь, а эти деньги сама не заметила, как засунула в карман. Вот и пригодились. Возьмите и задержите моего мужа. Мол, я на процедуре. Важной.

Медсестра смотрит на меня, выпучив глаза.

— Да не надо мне ваших денег. Я вам помогу и без них, так сказать за идею.

— Спасибо, — искренне ее благодарю.

И на выходе из больницы отправляю деньги в ящик для пожертвований. Надеваю на лицо одноразовую маску, чтобы не напугать таксиста, и удачно нахожу свободную машину.

Сердце стучит бешено.

На перекрестке недалеко от больницы мы разминаемся с машиной Егора, что мчится ко мне с едой. Я прям вжимаюсь в сиденье и перестаю дышать, словно он может меня заметить.

Теперь осталось, чтобы медсестра его еще промариновала.

Забегаю домой я с языком на плече. Единственная причина, почему я из-за травмы не лежу пластом, мне дали хорошие обезболивающие.

Застываю на пороге. Пальцы дрожат. Дома темно-темно.

Но я вдруг замечаю свет из кабинета мужа. Причем слабый, как будто там горит настольная лампа, или…

На негнущихся ногах бреду в обитель Бодрова. И даже больным носом чувствую его запах, который до этого заставлял сердце биться чаще.

Сердце больно бьется о ребра, когда я думаю про своего мужа. Но я эти мысли отметаю и иду к его рабочему столу.

На нем ноутбук.

Видимо, утром, собираясь на работу, Егор забыл его выключить.

Бульк.

— Что это такое? — опускаюсь в рабочее кресло мужа и пододвигаю к себе девайс.

На экране значок мессенджера. Горит красным, намекая на непрочитанное сообщение.

Похоже на синхронизацию устройств. То, что приходит ему на телефон, приходит и сюда.

Бульк.

Снова разрывается мессенджер.

Не даю себе думать, заношу палец над сенсорным экраном и открываю чат, потому что точно знаю, кто пишет.

Глава 13. Интимная переписка

Перед глазами выскакивает окно чата с десятками сердечек. А моё собственное сердце, настоящее и разбитое, пропускает удар.
Значит, я для него «малыш», и перед всей больницей он с серьёзным лицом играет в заботливого мужа. У него даже язык поднимается трепать о моей возможной беременности!
Пока у самого в кармане телефон разрывается от любовных сообщений.
У меня зубы хрустят от злости, а глаза щиплет от слёз обиды.

Не успеваю взглядом мазнуть по экрану, чтобы окунуться в очевидно, любовную переписку, как собственный телефон начинает разрываться. Подношу смартфон к лицу и отключаю звук, чтобы Егор мне не мешал разоблачать его измену.
Слегка отматываю переписку к началу.

Киса
Я только недавно от тебя уехала, а у меня до сих пор мурашки…
Это было... невероятно!

Егор
Рад, что тебе было хорошо.

Я давлюсь слезами, читая его ответ любовнице. Ведь переписывался он с ней в тот момент, когда меня осматривал травматолог. Я краем глаза видела, что он то и дело дёргает свой телефон, но подумать даже не могла, что у него хватает наглости в такую минуту обсуждать с любовницей их секс.
Тошнит. В прямом и переносном смысле.

Киса
Хорошо — это не то слово, Егор. У меня душа порхает, а тело болит в самых приятных местах…

Егор
🔥🔥🔥

Киса
Ты приедешь?

Егор
Поговорим потом. Занят. С женой в больнице.

Киса
А что с ней? На жалость давит, чтобы ты с ней остался?
Извини, не хотела тебя отвлекать. Просто не могу держать в себе чувства к тебе.
Скажи мне только одно — ты тоже об этом думаешь?.. Хоть немного?

Егор
Конечно, думаю.

Киса
Ты даже не представляешь, как много для меня это значит… ❤️

Егор
Позже спишемся. Нужен жене.

Киса
Понятно. Только про меня не забывай. Ты мне тоже очень нужен…

А дальше, пока Егор играл в заботливого мужа и трепал мне нервы, его Киса — имя которой так и остаётся в секрете — бомбардировала его фотографиями. Правда, любыми снимками, кроме собственного лица.

Здесь и губы, и призывно высунутый язык, и ложбинка, и задница крупным планом.

Телефон снова разрывается от входящего звонка мужа, и я так на него зла, что делаю ошибку, о которой жалею позже.

— Алло, — у меня от обиды и злости падает забрало.

Слышу, как на заднем плане ревёт двигатель автомобиля Бодрова.

— Твою мать, Элина! Где тебя черти носят?! Я все окрестности больницы объездил, ищу тебя! Прохожих останавливаю, фотки твои показываю! — орёт он, срывая голос. — Ты где?!

— Я? — усмехаюсь. — Дома. Читаю твою переписку с любовницей на ноутбуке, который ты забыл выключить.

Долгая тишина, вызванная шоком Егора, обрывается отборным матом. Слышу даже, как он трубкой стучит по рулю.

Лучше бы по башке себе настучал, Ромео недоделанный. Пока он зло пыхтит в трубку и проклинает весь белый свет, я из любопытства проматываю их переписку вверх и понимаю, что началась она не так давно и очень быстро воспламенилась, превратившись из дружеской в пламенную.

Полную сердечек, огоньков и бесконечного потока снимков кокетливо обнажённых частей тела девушки.

— Элина, ты ещё здесь? — он, видимо, думал, что я бросила трубку сама.
Но нет, я ему жизнь легче делать не собираюсь.

— Конечно. С любопытством листаю вашу эротическую переписку. Кстати, а ты почему не написал ей, что танцевать повёл, чтобы она не обижалась на секс в сортире?

— Так, малыш, давай ты сейчас отойдёшь от моего компьютера, и мы с тобой поговорим о нас с тобой. Слышишь? О нас.

Он звучит как безумный — видимо, хочет купить время, а сам несётся домой, превышая лимит скорости в несколько раз.

— Ты далеко? — перехожу на блеф. — Я хочу с тобой лицом к лицу переговорить, — и добавляю: — О нас.
— Минут пять-семь, не больше. Я уже на главной дороге…

Как только Егор говорит мне о том, что скоро будет дома, я бросаю трубку и вскакиваю на ноги. Из вещей собираю только самое необходимое, плюс документы. Трамбую всё в спортивную сумку, с которой хожу на занятия по йоге, и, язык на плечо, ношусь по дому.

Понятно, что взять с собой я могу только необходимый минимум.

Мысленно убеждаю себя в том, что вроде бы всё собрала, как по ушам снова бьёт это проклятое бульканье.

Решаю подойти к ноутбуку мужа всего лишь на секунду. Вот удовлетворю свой нездоровый интерес к его измене с «Кисой» — и сразу же уйду.

Киса
Кстати, о птичках. Мне понравилось, когда ты в самом разгаре снял презерватив. Это добавило остроты, но…
Если я после этой ночи забеременею, ты готов будешь взять на себя ответственность за меня и ребенка?

Дорогие, на связи Юля)

Я знаю, что вы любите провокационные и жизненные истории.

У меня как раз вышла новинка, от которой кровь в венах закипает)

В разводе. Бывшая невеста моего мужа

ЧИТАТЬ ПЕРВЫМИ ЗДЕСЬ

https://litnet.com/shrt/9lhU

Глава 14. Она не тупая

В ушах стоит треск битого стекла. Как унизительно… Его измена в туалете вдруг стала еще хуже, хотя, казалось бы, ну куда хуже-то?

Когда у нас в супружеской постели порвался презерватив, Егор напрягся и следующие несколько дней задалбливал меня вопросами, а не забеременела ли я? Видно было по его лицу, что ему очень этого не хотелось.

В висках раздаются удары. Я снова и снова читаю ее сообщение.

Снял презерватив, значит. И никакой проблемы в ее беременности не видит, в отличие от моей.

— Ненавижу! — кричу в темноту, бросаю ноутбук мужа об стену, да так, что он разлетается на две части, и ухожу.

Вернее, пытаюсь. Гребаный замок заклинило, как назло. А у меня времени всего ничего, скоро приедет Бодров и… и я за себя не ручаюсь.

Голову ему оторву и не посмотрю, что он махина в два раза больше меня. На кусочки разорву кобеля похотливого.

После таких подробностей его измены у меня в голове вдруг все складывается, причем кусочки пазла идеально ложатся друг к другу.

С любовницей у него был секс не животный, а страстный. Он ее хотел настолько, что жажда ощущений затмила здравый смысл.

И танец их, из головы не выходящий. Они же как парочка двигались, поглощенные друг другом и этим моментом.

— Любовь-морковь, — вслух цитирую слова друга мужа. — Да и любимой женщине же не так страшно ребенка заделать. Не то что какой-то там жене.

Я дергаю эту долбаную дверь, сую в нее ключ, ручку вот-вот сломаю, а она все никак не поддается.

От отчаяния хоть из окна выпрыгивай. Егор приедет с минуты на минуту, и тогда…

— Элина? — а вот и голос Бодрова за дверью, звон ключей.

Он вторгается в квартиру, словно загнанный конь. Весь взмыленный. Даже рукой в стену упирается, как бы перегораживая мне путь и одновременно подыскивая опору.

— Ты тут, — подытоживает он сбившимся дыханием, как будто все расстояние от больницы не на машине преодолел, а бежал. — Хорошо. Как себя чувствуешь? Как нос? — борясь с недостатком воздуха, спрашивает он.

Я прыскаю. Злым таким, мрачным смехом. Перед глазами картинка, как он снимает презерватив и вколачивается в Кису, пока я тут котлетки в сухарях панировочных для него обваливаю.

— Проход освободи. Я ухожу, — вместо меня как будто говорит другая женщина.

Другая Элина, которую убило предательство любимого мужа, но она каким-то чудом выжила.

— А вот этого не будет, — мотает головой он. — На ночь глядя, с травмой, да к тому же из-за фигни какой-то, — машет рукой Бодров. — Через мой труп.

— Ну что ты? — поправляю лямки рюкзака на плече. — Тебе умирать никак нельзя, у тебя же вон, ребенок на подходе.

Слова слетают с языка, прежде чем я успеваю себя остановить.

Хотя почему изменяет он, а слова должна фильтровать я?

— Ребенок? — его лицо озаряется радостью, которая совершенно не к месту. — Так ты все-таки беременна? — он идет мне навстречу.

Бодров, наверное, мечтает, чтобы я и правда оказалась в положении, потому что куда бежать с пузом на нос, верно?

Только в объятия мужа изменника, ведь ребенку нужен отец. Но нет, я из другого теста.

Сама воспитаю, без папаши кобеля.

— Не я. Киса, — звонко бросаю я.

Услышав мои слова, он как будто лбом бьется в невидимую стену и останавливается посреди коридора.

Глаза широко распахнуты. Не моргают.

— Она не может быть беременна, потому что мы не спим, — тут он решает сам себя поправить. — Не спали до сегодняшнего дня, но…

— Тс-с-с! Если я еще одно слово лжи от тебя услышу, Егор, то тебя потом со стен и потолка соскребать будут, — я вся вибрирую злостью и уже присматриваю глиняный горшок с комнатным цветком, что стоит по правую руку.

— Это факт, если только ты не веришь в непорочное зачатие, — решает отшутиться он. — К тому же я не дебил, предохранялся. Давай поговорим о нас.

Он тянет ко мне руки, а я хлёстко по ним ударяю.

— Да? — округляю глаза. — А Киса говорит, что ты в последний момент презерватив снял и теперь будешь папочкой. И ответственность за нее взять надо будет вместе с ребенком.

Я внимательно слежу за тем, как меняется лицо Егора. Как из насмешливого оно становится каменным и покрывается красными пятнами.

— Представил себе это, да? — теперь настало мое время глумится. — Супер. Вашей новоиспеченной семейке желаю, чтобы очередная туалетная любовь встретилась тебе попозже, и ваш ребенок хоть какое-то время пожил в полной семье…

— Элина, рот закрой! — вдруг взрывается Егор. — Что ты городишь, твою мать? Какие дети? Это бред. Она никого мне не родит, — резко подытоживает он.

— Ты не можешь быть в этом уверен.

— Могу, — цедит сквозь зубы он и больше походит на бешеного быка. — Могу, ясно?

— Ну да, чего это я? — усмехаюсь. — Ведь от секса без контрацепции точно никто не родится.

— Я сказал ей принять таблетку. Денег дал. Она не может меня ослушаться.

— Может, Егор. Еще как может, потому что только женщина решает, что ей делать со своим телом. Пить таблетку или нет, рожать или нет.

— Не каждая, — загадочно отвечает он, а потом добавляет: — Да и зачем замужней бабе ребенок от другого мужика? Так палится никто не будет, а она уж тем более не тупая.

Глава 15. Мы оставим это в прошлом.

Будет неправильным сказать, что слова мужа меня поразили.

Они меня убили. Вколотили последний гвоздь в крышку гроба.

Каждый раз мне кажется, что хуже уже некуда, но Бодров раз за разом поражает всё новыми и гнусными подробностями своей параллельной жизни.

— Получается, что вы не одну меня обманули, — поднимаю на него стеклянные глаза. — Какие же вы моральные уроды со своей Кисой. Тошнит от вас. Понял меня? Кобель и шлюха — вот кто вы такие!

Я вижу, как Егора коробят слова, что срываются с моих губ. Он не привык, чтобы я ругалась. Ведь я всегда мягкая, понимающая, рациональная.

— Ну чего замолчала? По глазам вижу, что тебе хочется продолжить. Я выслушаю, — мягко говорит он. — Ты всё-таки моя жена. Выскажешься, тогда сядем и побеседуем как взрослые люди.

— Имеет смысл говорить с теми, у кого есть совесть, — вскидываю лицо, чтобы он запомнил меня такой: смелой и жёсткой. — А у тебя её нет. Я думала, мой муж — эталон. А оказалось, что ты беспринципный бабник, у которого даже мужской солидарности не нашлось. Это подло, спать с чужой женой. Впрочем, не менее подло, чем изменять собственной.

Чем больше я говорю, тем сильнее закипает Егор. Словно чайник, поставленный на сильный огонь и забытый, он краснеет, надувается и, кажется, вот-вот лопнет.

— Малыш, — зло и сквозь зубы выталкивает он, — в чём смысл твоей тирады?

— А нет в ней смысла, — пожимаю плечами, поправляя лямку рюкзака. — Я просто хочу, чтобы ты знал, кем я тебя считаю и почему развожусь. Я достойна лучшего, понял?

И мой ребенок — тоже.

— Лучшего? — он цепляется за мои слова. — Ты ничего не путаешь, Элина? Оглянись, твоя жизнь и есть лучшее. Ты в чём-то нуждаешься? Тебе чего-то не хватает?

— Мужа мне, — делаю шаг к нему навстречу. — Егор, — добавляю голосу силы и отчеканиваю, глядя ему прямо в лицо, — достойного не хватает. Я нуждаюсь в надёжном плече, в муже-защитнике, от которого не страшно будет родить ребёнка. Которого я без опасений, что он кого-то поимеет в туалете, буду провожать на работу!

Он смотрит на меня пустыми глазами, потому что тупо не понимает, о чём речь.

И дело не в том, что ума не хватает сообразить. Егор Бодров умный мужчина, пожалуй, самый умный из всех, кого я встречала.

С ним можно поговорить на любую тему, он подкован, вежлив, у него отличное чувство юмора.

И я совершенно не понимаю, как вместо мужа, в котором я была уверена больше, чем в себе, я оказалась заперта в квартире с похотливым кобелём, который тягает по туалетам чужую жену.

И это я ещё молчу про то, что его ненаглядная избранница, лицо которой он скрывал, после измены вернулась домой к мужу. Обняла его. Поцеловала.

Меня натурально подташнивает. Славный организм хочет очиститься от этой грязи любым путём.

Это сюр. Плохой сон, от которого я никак не могу проснуться. Сонный паралич в цвете, причем без конца.

— Ты понимаешь, чем отличается жена от любовницы? — голос мужа наполнен железом. — Вернее, даже не от любовницы, а от случайной связи?

— О какой случайной связи речь, если у вас с Кисой интимная переписка длится уже не первый месяц? — в уме всплывают сердечки, огоньки и её обнажённые селфи.

А меня на пляже охранял от взглядов, как он сам говорил, похотливых мужиков. Чуть рожу нескольким не начистил, в приступе гнева, потому что те смотрели на меня в бикини. А сам...

— Это не интимная переписка, — шумно вдыхает он. — Я хотел её поиметь, — цинично объясняет Егор, и я в эту же секунду окончательно в нём разочаровываюсь. — Располагал к себе всё это время, и в итоге получил именно то, к чему шёл.

— Поимел? — повторяю его же отвратительное слово.

— Да.

— И как тебе? Нравится использовать женщин?

— Я никого не использовал. Она знала, что у нас продолжения не будет. Более того, знала это с самого начала.

— А я? Как ты думаешь, как себя чувствую я, после всего, что увидела, услышала и испытала?!

— Ты у меня девочка чувствительная, — бархатно произносит муж. — Накрутила себя, наверное, мама не горюй. Но ничего. Уверен, мы оставим это в прошлом.

— Бодров! — щёлкаю у него перед лицом пальцами. — В прошлом я оставляю тебя. Прямо сейчас, в этом моменте. Ты что, не понимаешь? Я ухожу!

— В никуда? С мечтами о мужике лучше, чем я? Так я открою тебе тайну, ты его просто не найдёшь.

— Потому что никого лучше тебя не существует? — бросаю в него насмешку, чтобы сбить спесь.

— Потому что все мужики со статусом, деньгами и возможностями — гуляют. Но после сегодняшнего я тебе скажу так: другая женщина не стоит твоих слёз. И это не пафос. Я говорю как есть. Я сделал глупость. И понимаю, что принёс тебе много боли. Даю слово, это было в первый и последний раз. Я удовлетворил своё любопытство, потешил самолюбие и понял, что лучше тебя никого нет.

Договорив, он замолкает. Сейчас наступает момент для моего ответа.

— Всё сказал? — застёгиваю молнию куртки. — Тогда дверь мне открой. Ее заклинило.

Глава 16. Помощь?

— Приползёшь же, Элин, — зло скалится он, словно не может простить мне неповиновения. — Лучше перебесись здесь, в стенах родного дома.

Нет, ни о каких компромиссах не может идти и речи.

— Лучше закрой свой рот, Бодров, — намеренно говорю с ним тоном, который выводит его из себя. — И дверь мне открой.

— Уверена? — смешно ему, самоуверенному кобелю. — Голой задницей в ночь уйдёшь? Зато гордая, да?

Он проходит мимо меня и выполняет мою просьбу. Приложив немного грубой мужской силы, он распахивает входную дверь.

А у меня аж дыхание перехватывает от ощущения свободы. Нужно только порог переступить — а за ним новая жизнь.

У меня и у малыша, что под сердцем.

Даже не знаю, чего стою. Сделав глубокий вдох, словно мне предстоит прыжок в воду, я выхожу из квартиры, которая действительно была мне родным домом, понимая, что больше никогда сюда не вернусь.

Муж что-то говорит мне вслед, но я не слышу. Вернее — не слушаю. Быстро спускаюсь на первый этаж и толкаю дверь на улицу.

Запоминаю этот момент: закрытие старой страницы моей жизни и открытие новой.

— Элина! — голос мужа, больше похожий на животный рёв, прилетает мне в спину, когда я направляюсь к шлагбауму, чтобы выйти с территории. — Элина, твою мать, остановись! Ты показала, что способна уйти, и я тебе верю. Я кусок дерьма, и я не прав! — продолжает кричать он, потому что расстояние между нами приличное. — Да остановись же ты!

Я оборачиваюсь на него всего один раз, украдкой. И вижу, что уговоры закончились. Егор бежит ко мне, и это почему-то внушает прямо животный страх.

Сначала я прибавляю ходу, а потом тоже срываюсь на бег. Повезло, что у меня есть небольшая, но фора. Добегаю до ворот, ввожу код, чтобы они открылись.

Снова оборачиваюсь — и понимаю, что между нами расстояние метров десять.

Чёрт!

Что он сделает, когда меня догонит? Снова начнёт промывать мозги своими откровениями, от которых и так блевать хочется?

Бегу, а зажатый в руке мобильный разрывается звонком.

На экране имя: «Дима Орлов».

Мне звонит друг моего мужа, который и открыл мне глаза на измену Егора.

Да они что, все сговорились?

— Элина! — голос мужа совсем близко.

В момент, когда я оборачиваюсь, он хватает меня за капюшон, чтобы остановить. Тянет на себя.

И тут случается неожиданное. Из темноты на нас с Егором несётся машина, хищные фары слепят белым светом и заставляют замереть на месте.

Ведь не может же нас двоих прямо сейчас сбить машина, несущаяся по спальному району на бешеной скорости?

Всё происходит так быстро, что я успеваю только зажмурить веки. В этот момент раздаётся скрип тормозов, из-за чего я успеваю испытать облегчение. Выходит, водитель нас заметил.

А потом происходит удар.

Рука Егора исчезает с моей куртки, я открываю глаза и вижу, что он лежит на асфальте лицом вниз.

— Егор! — всхлипываю я и бросаюсь к мужу, который, оказывается, не терял сознания и сборным матом поднимается на четвереньки.

А я не знаю, что мне делать.

Выпрямляюсь. Застываю.

— Элина, садись в машину! Я за тобой приехал, — открыв водительскую дверь, ко мне обращается Дима Орлов, который только что на своей машине сбил моего мужа.
Ничего не понимаю. Они же друзья.

— Ди-д-д-и-м-а? — от выброса адреналина я не могу нормально говорить и вся дрожу.

— Садись быстрее, он сейчас встанет, — поторапливает меня Орлов, и я вижу, что он прав.

Бодров поднимается, стряхивая с ладоней и колен грязь, а ещё бурчит себе под нос такие угрозы в адрес Димы и меня, что я, дважды не думая, принимаю руку помощи.

Ведь именно благодаря Диме я сегодня узнала про грязную измену мужа. В туалете, без презерватива, с перспективой беременности.

Вот как вспомнила это — теперь Егора совсем не жалко. Будь я за рулём, от него бы ничего, кроме мокрого места, не осталось.

— Димон! — орёт муж и тараном прёт на машину, с руками, сжатыми в кулаки.

Он даже один раз успевает с ноги ударить по переду, прежде чем Орлову удаётся включить заднюю скорость.

Со скрежетом шин об асфальт мы вылетаем на главную дорогу, и только когда всё остаётся позади — я выдыхаю.

Но рано я радуюсь, потому что не проходит и пары минут, как начинается настоящая погоня…

Глава 17. Поспорил и влюбился

— Ты как? — спрашивает Дима, нервно переключая взгляд между зеркалом заднего вида и боковым. — Твою ж… — ругается себе под нос он и давит педаль газа в пол, чтобы оторваться. — Элин?

А до меня все звуки как будто доносятся через толщу воды. Пальцами сжимаю сумку, что лежит на коленях, и понимаю, что всё — это конец.

Мой счастливый брак, замужество за лучшим, как мне казалось, мужчиной — всё это стало прахом.

Дом — полная чаша. Взаимопонимание. Достаток и планы на жизнь. Я думала, что дальше будет только лучше, наше счастье будет приумножаться и в итоге воплотится в общего ребёнка.

Визуализировала даже. Представляла, каким он будет отцом — обязательно участливым, которого не нужно будет палками гнать, чтобы он поиграл с ребёнком.

Егор казался мне самым ответственным человеком на свете. Скала. Стена. Быть замужем за таким мужчиной не страшно — это вызывает гордость.

И я гордилась, пока многие завидовали.

Злые языки шептали, что красивый муж — он для всех. И что я не исключение. Рано или поздно Бодров начнёт изменять. Потому что они всегда изменяют.

А я била себя пяткой в грудь, спорила, доказывала, что они ошибаются.

А теперь — с небольшой спортивной сумкой и ребёнком под сердцем — уезжаю в ночь.

— Я… — кончиком языка убираю с губ слёзы. — Нормально… Спасибо тебе… Ты так вовремя… Слов нет…

— Не благодари раньше времени. Похоже, у Егора совсем крыша поехала.

Орлов говорит со мной сквозь стиснутые от стресса зубы. Он сжимает руль так сильно, что тот поскрипывает. Движок машины ревёт.

Боюсь даже подумать, на какой скорости мы несёмся.

И всё потому, что к такой скорости нас принуждает мой муж.

— Он нас догонит? — задаю глупый вопрос, потому что машина мужа настолько близко, что фары ослепляют.

— Это меньшая из опасностей.

— Что ты имеешь в виду?..

В этот момент машина Егора резко идёт на обгон и равняется с нами, оставаясь на встречке.

У меня воздух в лёгких застревает, когда я одновременно вижу рядом машину мужа и яркий свет фар вдалеке на встречной полосе.

Спину горячим потом прошибает, потому что я всё ещё переживаю за этого ублюдка.

За этого монстра, у которого нет ничего святого, а я его любила. И люблю, как дура.

Потому что пары часов недостаточно, чтобы выкорчевать из себя любовь, которую я лелеяла и взращивала столько лет.

Даже несмотря на ту грязь, в которую он меня вывалял.

— Расскажи мне про его любовницу, — требую у Димы.

— Элина, сейчас правда не время, — резко отвечает он.

— Сейчас как раз самое время, поверь. Если Егор найдёт способ нас остановить, а он его найдёт, то я хочу быть подготовлена. Хочу знать всё, что знаешь ты. Потому что, если бы не твой звонок, — голос срывается на хрип, и я мотаю головой, — я бы слепо встречала его с работы, кормила ужином и не подозревала о любовнице. Я навсегда твоя должница. Но сейчас прошу, расскажи мне всё, что знаешь.

Дима молчит несколько секунд, разрываясь между дорогой и навигатором. Старается прикинуть, как бы нам оторваться от Бодрова.

А я понимаю, что никак. Нутром чую, что выхода нет. Остаётся только представить, что начнётся, когда я и Дима Орлов схлестнёмся с Егором где-нибудь на темной обочине.

Зная его темперамент, другу точно несдобровать, а мне… мне нужно будет от него отбиваться до последнего. Причём отбиваться словами, потому что сил после такой ночи у меня не хватит даже на оплеуху.

— Дим?

— Бывшая она ему. То ли в старших классах они гуляли, то ли в универе, — отрывисто объясняет друг мужа, а у меня сердце в груди замирает. — Долго гуляли. Года три, наверное. На каждой дискотеке драки были, стоило кому-то посягнуть на неё или посмотреть криво.

— Как зовут? — мой голос звучит безжизненно. — Имя её?

— Хоть убей — не помню.

— Егор говорит, она замужем. Кто муж? Фамилию знаешь?

Мне стыдно за этот допрос, потому что раньше я думала, что выше такого. Я ведь не из тех, кто будет наводить справки о бывших или, боже упаси, нынешних увлечениях своего мужа.

И вот она я — жадным взглядом и жадным голосом требую от человека, который второй раз за ночь меня спасает, ответов на такие тупые вопросы.

Какая мне разница, кто она?

Ведь не она мне клятву вечной верности давала. Не она на руках переносила через порог нашей новой квартиры, обещая что это только начало. Не она иступлённо целовала по ночам и обещала, что никогда не причинит боли.

Не она — а Егор.

— Я больше ничего про неё не знаю. Кроме…

И тут он осекается — как делают, когда говорить дальше нельзя. Словно последующие слова нанесут непоправимый ущерб.

— Дима? — зову его через непроходимый ком в горле. — Говори как есть. Я готова, даже если тебе так не кажется.

Вытираю с лица слёзы, шмыгаю носом. Я чувствую, как к горлу снова подступает тошнотворное чувство.

Раньше я только слышала о том, что от нервов может тошнить, но не представляла, как это.

— Короче, это сейчас у них любовь неземная, а начиналось всё…

— С чего всё начиналось? Господи, мне что из тебя каждое слово тянуть надо?..
— Да короче… он поспорил со мной, что затащит её в кровать по старой памяти. За лям. Я ему тогда не поверил. Сказал ещё: мол, как так, у вас же с Элиной всё хорошо. А у него глаза загорелись, азарт пошёл. Ну а потом я понял, что он снова на неё запал.

Глава 18. Измена за миллион

— Останови машину.

Говорю, а язык заплетается. Перед глазами всё плывёт от услышанного.

— Что? — голос Димы долетает до меня словно через толстый слой ваты.

— Я говорю, машину останови! — крикнув, смотрю на него исподлобья.

— Не понял, — в растерянности говорит друг мужа. — Я же тебе всё рассказал, чего психуешь? И какой, на хрен, остановиться? Ты понимаешь, что Егор мне башку снесёт? И потом непонятно, что сделает с тобой.

— Мне всё равно, что вы друг с другом будете делать. Меня выпусти, а Бодрова я не боюсь.

— Прямо в лесу выпустить? — язвит Дима.

— Да хоть в лесу. Мне всё равно. Я больше не могу находиться среди вас, скотов!

— С чего это я скот? Ты ж сама мне благодарна была! — нервы у Димы тоже не железные, ещё и Бодров то и дело подрезает нас, чтобы перекрыть дорогу.

— Была. Потому что понятия не имела, что мне врали! Вы оба. На протяжении длительного времени. Ты же к нам в гости приходил, Дима! Я вам пиццу делала и старалась не мешать, пока вы там о своём мужском говорили, — хватаюсь за голову и медленно провожу руками по волосам. — А вы обсуждали, как за миллион мой муж поимеет другую женщину...

Я произношу это ровно в тот момент, когда меня осеняет, как именно этот обман разворачивался за моей спиной.

Я бы очень хотела ошибаться, но Орлов не спорит. Выходит, всё было именно так.

Жена на кухне, а муж откладывает часть бюджета на измену. Какая мерзость, милый боже...

— Никто ничего не обсуждал, — пытается реабилитироваться Дима. — Это был просто тупой спор, мы даже в детали не вдавались. У мужиков есть такое. Но не суть. Сейчас давай без глупостей. Ты своей истерикой меня отвлекаешь от дороги. А учитывая, что Егор у нас на хвосте — это пипец, как опасно, Элина.

Краем глаза замечаю, как дрожат руки Димы на руле. Видимо, он и правда опасается Бодрова.

— Так выпусти меня! Я же не прошу тебя меня спасать.

Дима недовольно цокает языком.

— Вот и делай людям добро.

— Добро ты бы мне сделал, если бы сразу рассказал, что к чему.

— Я друзей не сдаю, если что. Для тебя исключение сделал. Потому что всегда считал тебя…

Он вынужден замолчать, потому что Бодров так подрезает машину Димы, что я вскрикиваю. Мне казалось, машины столкнутся.

— Остановись и выпусти меня. Ничего с тобой не будет. Егор гонится за мной.

— Ты понимаешь, чем рискуешь?!

— Как будто мне есть что терять... — рвано выдыхаю.

— Ладно, — подгадав момент, Дима сворачивает на неасфальтированную дорогу. — Можешь выходить. Не такой благодарности я, конечно, ожидал, — с уколом в голосе произносит он.

А мне плевать, чего он там ожидал или не ожидал. Оба хороши. Два урода, которые решили поиграть с моей жизнью.

Вылезаю из машины, забрасываю сумку на плечо и громко хлопаю дверью.

Глаза сразу же слепят яркие фары машины Бодрова. Он завернул на ту же дорогу, что и мы, так ещё и путь Диме для отхода перегородил.

Во мне столько гнева и обиды, что мне становится всё равно, и я тупо иду к основной дороге. Поймаю я попутку, дождусь ли такси или мне пешком час идти до ближайшего населённого пункта — вообще неважно.

— Элина! — муж распахивает водительскую дверь и буквально выпрыгивает из машины.

В свете фар я вижу, как из его рта и носа вырываются клубы пара, пока он тараном идёт прямо на меня. Кажется, что если он не остановится, то сшибёт меня с ног.

Я смотрю строго перед собой. Мне надо к дороге.

— Элина, — он перегораживает мне путь, пытается взять за руки и заглянуть в глаза. Я делаю вид, что его не существует. — Элина, алло? Я с тобой разговариваю. И давай без твоих закидонов. Я не пустое место, чтобы ты меня игнорировала.

— Дело не в моих закидонах, Бодров, — в очередной раз скидывая с себя его руки, говорю я. — Ты, правда, для меня больше не существуешь. Так. Пустое место, похотливое, с которым мне нужно развестись.

— Пустое место? — переспрашивает он и хмурится, словно до него тяжело доходит смысл сказанного.

И я понимаю, почему он так реагирует. Не привык, чтобы ему так перечили. Раньше я называла его «мой мир», а теперь перешла на «пустое место». Вот у него глаза и повылазили из орбит.

— Что тебе наговорил этот дебил? — Бодров кивает на машину друга.

— Да так. Про измену за миллион нашептал.

— Я башку ему откручу, — рычит Егор. — Но сначала...

Глава 19. Есть что-то, чего я не знаю?

— То, что мне сказал, как ты выразился этот дебил, — вскидываю подбородок и всё-таки смотрю на мужа. Хочу, чтобы он увидел в моих глазах всю ненависть, на которую я оказалась способна. — Не идет ни в какое сравнение с тем, что сделал ты! — выплевываю ему эти слова в лицо.

— Что сделал я, Элина, мы с тобой дома будем обсуждать, — зло бросает мне он, и уточняет: — за закрытыми дверьми! Ясно?

— А чего так? Боишься что кабаны да белки из леса услышат как ты поспорил на свою бывшую на миллион рублей и умрут со смеху?! Позорище! Просто низкое позорище!

Когда я выкрикиваю это срывая горло и проглатывая слезы, муж хрустит с зубами. Глаза Бодрова наливаются кровью, а ладони стискиваются в кулаки.

А ведь это ни черта не смешно. Цена предательства меня Егором оказалась не такой уже и большой. Миллион для Бодрова — это так, рабочий капитал, которым можно поиграть. Мелочь.

Оказалось, что и мной поиграть тоже не проблема.

Урод.

— Поори, легче станет. А он, — кивок на машину Орлова, — трепло поганое, — оценивает он поступок своего друга и сплевывает себе под ноги. — А ты будь умнее вместо того, что верить чему попало. Совсем дура? Этот петух тебе по ушам ездит, а ты слушаешь.

— Уже! — обхожу его, направляясь к дороге. — Я уже умнее, чтобы никого из мужского пола не слушать!

— Куда собралась? Я не договорил, — он хватает меня за рукав и дергает на себя. — Стой, кому говорю! — раздается у меня над головой.

Я буквально впечатываюсь в его грудь и задерживаю дыхание, чтобы не чувствовать его запаха. Теперь он чужой мужчина. Я ему никто.

— Убери он меня свои поганые руки. Сам трепло, понял? — упираюсь в его каменную грудную клетку локтями. — У Димы хотя бы хватило совести открыть мне глаза на то, что происходит, а ты… Трус поганый! И руки твои — поганые! Не трогай меня!

А он не просто трогает, он прижимает меня к себе, несмотря на то, что я вырываюсь изо всех сил.

— Твой Дима, — разъярённо припечатывает меня Егор, встряхивая за плечи, — еще получит по своему хлебалу за то, что натворил. Это же он, да? Он?

— Какая разница, кто мне рассказал про твою измену?

— Гнида. Растрепал тебе про… — он проглатывает имя своей любовницы, а я со злости пяткой бью ему по носку обуви.

Бодров шипит, но хватку не ослабляет.

— Твой недоделанный Ромео, который скоро будет себе зубами рыть могилу, забыл тебе поведать об одной детали, которая сразу же смоет с него всю доблесть! Мы спорили на нее оба, — то, как Егор произносит эту фразу, пугает. — А поимел ее первым я. Вот и все. Поэтому он к тебе и прибежал, чтобы мне таким образом подло отомстить…

Он звучит настолько омерзительно, что я отшатываюсь от него как от прокаженного. Егор замечает. Делает рывок, чтобы меня схватить.

— Элина!

От его голоса содрогается земля под моими ногами.

— Домой поехали, — сказал и начинает идти на меня.

— Ни за что, — пячусь, мотаю головой и только успеваю смахивать с лица слезы рукавом.

Видно Бодрову надоедает со мной сюсюкаться. Смерив меня долгим взглядом, он кивает своим мыслям и быстро заталкивает меня в машину. На заднее сиденье.

Сам садится за руль, и, буксуя выезжает на основную дорогу.

Я поднимаюсь с сиденья на локтях и чувствую, что что-то не так.

Это понимает и Егор.

— Что такое? — спрашивает он с отчетливым беспокойством в голосе.

А я молчу, прислушиваясь к нарастающему ощущению того, как мне тянет низ живота.

— Не молчи. Говори давай. Я вижу ты вся белая. Плохо?

— Останови машину! — требую, когда воздуха начинает не хватать, а к щекам приливает жар.

Я слишком хорошо знаю это ощущение — не на что непохожую тошноту.

— Опять уловка? — он настороженно смотрит на меня через зеркало заднего вида. — Я не куплюсь.

— Ну и отлично, Бодров. Мне все равно куда блевать.

Он резко дает по тормозам, а я сразу же выскакиваю на обочину и в свете фар падаю на колени от сильнейшего приступа токсикоза.

— Элина, твою мать, полегчает едем в больницу. У тебя походу сотрясение, — он нарезает около меня круги. — Давай помогу встать.

— Не лезь, — мой голос похож на животный рев. — Нет у меня никакого сотрясения. Отойди!

— Откуда ты можешь знать? Ты же не медик. Тебя надо обследовать. Срочно.

— Замолчи, Егор. Мне твоя забота нужна в последнюю очередь.

— Элин… — он присаживается рядом, убирает от моего лица волосы и протягивает бутылочку с водой, которую я сама у него в машине оставила несколько дней назад. — Надо ехать. Чем скорее тем лучше. Мало ли симптомы станут хуже.

— А они станут, — зло усмехаюсь я, и использую воду, чтобы хоть немного привести себя в порядок.

Медленно выпрямляюсь.

— В смысле? — взгляд Егора становится цепким. — Есть что-то, чего я не знаю?

Глава 20. Подбирать использованное

— Элина? — он прожигает меня требовательным взглядом.

Я хлопаю ресницами в ответ. Пусть помучается в неизвестности.

— Удивлён, что не только у тебя могут быть секреты? — смотрю на него в упор, используя последние крупицы сил.

Господи, кто бы мне раньше сказал, каким бывает токсикоз! Ни за что бы ни поверила.

— Ты в себе? — рявкает он, возвышаясь надо мной. — Мы сейчас, вообще-то, говорим про твоё здоровье…

— А мне не надо, чтобы ты обо мне беспокоился, Бодров! Очнись! Я от тебя бежала прочь, когда ты решил силой причинить мне добро и устроил опасную погоню...

Замолкаю только потому, что меня снова начинает мутить. Надо же, как не вовремя на меня напал токсикоз. В день, когда муж попался на измене, у меня появились первые симптомы беременности.

Как будто совсем еще крохотный малыш внутри меня всё понимает и протестует против поступка своего биологического папаши.

В этот момент мне очень хочется прикоснуться к своему животу — этот порыв будет понятен всем женщинам, которые когда-то носили под сердцем ребёнка. Но я не делаю этого, чтобы не вызвать подозрений у Егора.

Только мысленно обещаю своему малышу, что стоящий передо мной предатель никогда больше не заставит меня проронить из-за него ни одной слезинки.

— Нефиг было от мужа убегать с каким-то левым хреном, — ревностно произносит Егор. — И вообще, куда вы двое собирались свалить? Что вас с ним связывает?

Он смотрит на меня испепеляющим взглядом, как будто действительно подозревает, что меня с Димой Орловым что-то может связывать. Бодрову невдомёк, что я так сильно его любила — и до сих пор, к сожалению, люблю — что другие мужчины для меня просто не существуют.

— Ну и чего же ты молчишь? — моё молчание, похоже, усиливает его подозрения. — Советую тебе на берегу ничего даже не пытаться от меня скрывать. Я найду этого ублюдка и начищу ему морду. Он потом сам мне всё выложит. Что да как. Так что правду говори.

— Смешон… — хрипло подытоживаю.

— Что? Я не расслышал, — муж подходит ближе ко мне.

Я поднимаю голову, смотрю на него и прямо в лицо отчеканиваю:

— Ты смешон, Егор. Вот просто смешон со своей ревностью. А ведь правду говорят: нет существа ревнивее на свете, чем изменяющий муж. Не смей… вот даже не смей приравнивать меня к себе. И по себе меня судить тоже не надо. Мы с тобой разные. Для тебя измена в браке — это норма, а для меня — табу. Именно поэтому мы с тобой и разводимся.

— Мы едем в больницу, Элина, — Бодров хитрым образом решает перевернуть ситуацию в свою пользу. — Где тебе сначала проверят голову, поставят, мать твою, диагноз, который мы с тобой будем лечить, пока не вылечим. И только потом мы вернёмся к разговору о том, что дальше будет происходить с нашей семьёй.

Я звонко смеюсь, выдавливая из себя хохот, отчего лицо моего мужа перекашивается от гнева.

— Вижу, тебе совсем хреново, — блещет сарказмом он.

— Егор, скажи мне, в чём логика вести к врачу неверную жену, которая только что чуть не убежала с твоим другом, а? Ты же, очевидно, подозреваешь меня в измене. Так зачем рвёшься затащить меня в больницу?

— Нет, милая, ты меня не так поняла, — снисходительно поясняет Егор. — У меня нет к тебе претензий. Я вовсе не тебя подозреваю. Просто, видишь ли, у Димона есть такая привычка… — он замолкает, оценивая, стоит ли договаривать. — Короче, он любит подбирать за мной баб еще с универа. Так понятнее?

Нет, я, конечно, понимаю, что мужчины с Марса, женщины с Венеры… но как, чёрт возьми, можно быть таким циничным?

У меня аж рот приоткрывается, пока я в растерянности смотрю на Бодрова.

— Нормальная у вас дружба, — хрипло произношу я и спешу отвести глаза, потому что мне тупо стыдно за слова Егора.

— Ну а что я могу сделать, если ему нравится подбирать «использованное»? — продолжает сыпать ужаснейшими словами муж.

Тем временем мне полегчало, и я поднимаюсь на ноги. Они немного дрожат, но всё-таки держат меня.

— Так-так-так стоп, — Егор по-джентльменски берёт меня за локоток, чтобы отвести к своей машине. — Тебе надо рассчитывать свои силы, малыш. Давай я помогу.

А я стою на месте и не даю ему увести себя. Когда он это понимает, поворачивается ко мне с вопросительным выражением на лице.

— Говоришь, Дима за тобой всех баб подбирает? Значит, он, по твоей логике, и со мной мог хотеть переспать, да?

— Не заводи меня, Элина, — скрипя зубами, отвечает муж. Видно ему не понравилось то, что он представил.

Но эта реакция не идёт ни в какое сравнение с той, что появляется на его лице, когда я задаю ему свой следующий вопрос:

— А ту, на которую ты поспорил за миллион, он теперь тоже «подобрать» может? Или её ему трогать нельзя, потому что у вас с ней любовь?

Дорогие! Приглашаю в новинку)

Муж подал на развод, потому что жена ему наскучила. И даже настаивал, что у него нет женщины на стороне, но потом все вскрылось.

Прошло пять лет, время залечило раны.

Но как обычно и бывает в таких историях, бывший муж снова оказался на пороге “скучной жены”…

Читать по ссылке:

https://litnet.com/shrt/PeuT

Глава 21. Ты решила меня кинуть?

Раздражённо поиграв желваками, Егор так и не отвечает на мой вопрос.

А потом рядом с нами останавливается полицейская машина с сиреной. Из неё выходят двое серьёзных мужчин, которые направляются к нам.

В момент погони я, будучи во власти страха, отправила своей подруге геолокацию. У нас с ней уговор: если какая беда — посылать друг другу данные.

Видимо, она, сообразив, что я где-то в лесу, решила обратиться в полицию.

Не знаю, как у неё получилось добиться от них настолько быстрой реакции, но огромное ей спасибо.

Полицейские подходят к нам, представляются и начинают выяснять, в чём дело.

Бодров, зараза, тоже хорошо ориентируется в ситуации и задвигает меня себе за спину — как бы опекая и показывая полиции, что он тут решает.

Я его отталкиваю, прикладывая силу. Это замечают и сотрудники.

— Элина? — муж тянет ко мне руки, а я упрямо иду к полицейским.

— Мой муж пытается удержать меня силой, — судя по их лицам, мой разбитый нос заставляет их слушать меня крайне внимательно. — Заберите меня отсюда. Пожалуйста.

Не знаю, повезло ли мне нарваться на сердобольных полицейских или вмешался Его Величество Случай, но меня без лишних вопросов сажают в машину и на пару слов отводят Егора в сторону.

Я не знаю, о чём они говорят.

Мне не до этого. Произошедшее я считаю маленькой победой, которая, надеюсь, — только первая в череде.

Времени я не теряю, и как только офицеры возвращаются в машину, прошу их оторваться от Бодрова — на случай, если он начнёт ехать за нами, — и отвезти меня к той самой подруге, которая их вызвала.

У Вероники я остаюсь на несколько дней, которые проходят крайне тяжело.

Вместе с острым переживанием измены на меня навалился просто огромный вес осознания измены Егора. У меня словно гранитными плитами придавило. Я не есть не могла, ни двигаться, ни говорить толком.

Так прошла неделя, и на седьмой день, сидя у меня в ногах, Вероника решила припереть меня к стенке.

— Так и будешь сопли по этому кобелине пускать? — в её голосе говорит обида всех женщин.

— А я не по нему сопли пускаю, — шмыгаю носом, прячусь за кружкой травяного чая. — С чего это ты взяла?

— Ты когда по ночам плачешь — его зовёшь.

Тут мне остаётся только прикрыть веки и откинуть голову. Скорее всего, Вероника говорит правду, потому что снится мне исключительно бывший муж.

Именно бывший, потому что следующий непременный шаг — это развод и девичья фамилия.

Вопрос, что делать со своей беременностью, я пока не решила — ведь закон работает таким образом, что после рождения ребёнка его по-любому запишут на отца.

А как мне сделать так, чтобы он не узнал?

— Я не могу контролировать свои сны, а вот мысли — могу. И поверь, я к Егору не вернусь ни за что. Ни сама, ни даже если он будет на коленях меня умолять.

— Бодров умеет умолять? — Вероника вскидывает бровь.

Я понимаю, почему она так реагирует, ведь Егор зарекомендовал себя как жёсткий, авторитетный мужчина. И глядя на него, никогда бы не подумала, что он будет бегать за женщиной.

Да и не сказать, что он бегает за мной...

— Он написал мне одно длинное сообщение, ещё в ту ночь, когда я к тебе приехала. Я всё откладывала момент, когда прочту. Не хотела портить себе нервы. Вот вчера только прочитала.

— И? — Я вижу, как дёргается горло Вероники, когда она сглатывает.
Наблюдая за мной в разбитом состоянии, я верю, что она принимает моё расставание с мужем близко к сердцу.

— Написал, что любит, — делаю паузу. — Что виноват. Что хочет поговорить…

— Офигевший, — комментирует это подруга. — На этом всё? И даже никакой подлянки? Аж не верится.

— Не в бровь, а в глаз, — горько усмехаюсь я. — В конце он добавил, что у меня есть неделя на то, чтобы одуматься. Потому что вечно за мной бегать он не собирается.

Вероника всплескивает руками и мотает головой.

— И я так понимаю, неделя истекает сегодня?

— Примерно, — отвечаю я.

— И что ты будешь делать?..

Хороший вопрос, потому что продолжать сидеть в постели и сокрушаться о том, как мне больно — бессмысленное занятие.

И самое время заглянуть своему самому большому страху в глаза.

Я отвечаю на сообщение Егора сухо и по делу. И уже через несколько часов мы встречаемся в кофейне.

Я любитель приходить заранее, и в назначенное место являюсь за минут пятнадцать-двадцать, тогда как Бодров — появляется едва ли не с опозданием.

Но в этот раз за небольшим круглым столиком с чашкой эспрессо в руках первым ждал меня именно он.

Взгляд хмурый, брови сведены на переносице. Глаза красные — словно он почти не спит.

Хорошо, что надо мной поколдовала Вероника, иначе я бы выглядела ничем не лучше своего будущего бывшего мужа. Именно она закапывала мне в глаза капли, которые избавили от красноты, уложила волосы и даже заставила деловой костюм надеть.

Мол, чтобы сразу составить у себя правильное впечатление.

И Егор, к моему удивлению, кажется, сразу считывает мой серьёзный настрой. Потому что его взгляд слишком долго задерживается на моём внешнем виде.

— Привет, Элина, — первым здоровается он и встаёт, чтобы отодвинуть для меня стул.

И, скрипя зубами, я позволяю ему это сделать, напоминая себе, что это, пожалуй, одна из последних наших встреч.

— Привет, Егор.

Пользуясь возможностью, он как бы случайно проводит ладонями по моим плечам, когда я сажусь.

Это касание прошибает электричеством и навевает ностальгию. Он же специально это сделал — с виду невинный жест, являющийся интимным.

— Как ты? — спрашивает и садится не напротив меня, где изначально сидел, а по правую руку. Словно любыми способами пытается сократить расстояние.

— Давай не будем тратить время, Егор, — улыбаюсь и смотрю на него ледяными глазами. — Мы с тобой собрались, чтобы обсудить общее дело.

— Развод? — произносит он и расстёгивает верхнюю пуговицу своей рубашки.

Глава 22. Пророческие слова

С этого момента Егор меняется и вплоть до самого развода относится ко мне холодно и отстранённо. Словно мы чужие.

Если сначала я восприняла это с облегчением, потому что моим большим страхом было рвение Бодрова помириться, то в процессе развода это неожиданно стало причинять боль.

Помню, перед одним из заседаний меня даже Вероника за руку одёрнула, мол, почему я выгляжу так, словно иду на каторгу?

А я не знала, что сказать. Ведь всё вышло именно так, как я хотела. Мне на руки вот-вот ляжет документальное подтверждение нашего развода, и наши с Егором пути разойдутся навсегда…

Но почему же так погано на душе?

Пока я сваливаю это на токсикоз и перестройку гормонов. Ведь совершенно нормально, что я, будучи с ребёнком под сердцем, всё ещё питаю чувства к его отцу.

Главное — почаще себе напоминать, что это временно. И обязательно пройдёт…

— Я надеюсь, ты рада, Элина, — Егор бросает в меня этими словами, когда я покидаю здание ЗАГСа в день нашего развода.

Я останавливаюсь прямо на ступеньках. Делаю рваный вдох и в последний момент решаю не поворачиваться к нему.

Спускаюсь на тротуар, поворачиваю в сторону центра и чувствую прикосновение у себя на плече.

— Я провожу, — говорит Бодров и принимается идти рядом.

— Спасибо, не надо, — я делаю шаг в сторону, увеличивая расстояние.

— Я тебя не спрашивал, а ставил перед фактом.

В ответ на его резкость я сквозь силу стискиваю губы. Скорее всего, это наш с ним последний разговор. Смысл ругаться?

Последний — если мне удастся скрыть от него рождение ребёнка. На аборт я так и не решилась, вернее, в моей голове даже не появлялось такой мысли.

А когда я сходила на первое УЗИ, у меня мир перевернулся. Насколько бы я ни питала ненависть к Бодрову, за ребёнка я буду благодарна ему до конца своих дней.

— Как тебе живётся в статусе разведенки?

— Ты имеешь в виду в статусе свободной женщины? — бросаю на него холодный взгляд. — Отлично мне живётся.

— Мужики клинья подбивают? — он делает шаг в мою сторону, так что наши плечи слегка соприкасаются при ходьбе.

— Моя личная жизнь не твоё дело… Ай! — вскрикиваю я, когда Егор резко перегораживает мне дорогу и, схватив меня за талию, прижимает к себе.

Мне приходится реагировать очень быстро. Втягиваю едва округлившийся животик и упираюсь в торс бывшего мужа локтями.

— Я так и знал, что у тебя кто-то есть, — он впивается в моё лицо внимательным взглядом и выглядит так, словно действительно верит в то, что поймал меня с поличным.

Но о каком «личном» может идти речь, когда я свободная женщина, а он вдруг приревновал меня к несуществующему мужчине?

— Отпусти меня, — цежу сквозь зубы. — Не имеешь права!

— Ну вот. Ты даже на вопрос прямо ответить не можешь. А я давно заметил...

— Что заметил? — туго сглатываю, почему-то думая именно про беременность.

— Ты изменилась. Стала какой-то… — он взглядом оценивает мою фигуру, — светящейся изнутри, что ли… — на этом моменте мне хочется вскрикнуть и убежать. — Сначала я пытался держать хорошую мину при плохой игре и говорил себе, что развод это не конец света, а часть жизни. Но каждый раз видел тебя в суде и… — он мотает головой и не договаривает.

— Ты прав, — вскидываю подбородок и смотрю ему прямо в глаза. — Я действительно изменилась за время нашего развода.

Он смотрит на меня предельно внимательно, в его глазах горит жажда услышать, что я скажу дальше.

— Ты также прав в том, что у меня есть… у меня есть мужчина.

Стоит мне это сказать, как температура воздуха понижается, и в нём начинает пахнуть грозой. Я даже боюсь заглянуть в глаза Бодрова, потому что увижу там разверзнувшиеся врата ада.

— Пожалуйста, убери от меня руки, мне некомфортно. Я в отношениях с другим человеком, так что… — медленно и нехотя, но всё-таки убирает от меня свои горячие ладони.

Я делаю шаг назад. Смахиваю с рук колючие мурашки. И решаю закончить начатое.

Нет у меня никакого мужчины. И уверена, что после предательства Егора, которого я любила сильнее всего на свете, мне ещё долго не удастся раскрыть своё сердце другому человеку.

А уж с ребёнком на руках — я вообще не представляю, как смогу себе разрешить привести в дом чужого мужчину.

У меня нулевой интерес к противоположному полу. Все мои силы направлены на то, чтобы самостоятельно обеспечивать себя во время беременности и декрета.

Лгать не буду, в разводе Егор оставил мне крупную сумму, а также большой пакет акций, которые приносят стабильный и ощутимый доход.

Мы очень долго молчим. И если я у себя в голове гоняю мысли о беременности, то остаётся только догадываться, о чём думает Бодров.

Он вдруг нарушает тишину первым:

— Дай мне его номер, — спокойно говорит бывший муж, а я в ответ только мотаю головой, потому что искренне не понимаю, о чём речь.

— Прости? Чей номер? Я тебя, наверное, прослушала…

— Чей-чей? — напряжённые скулы Егора дёргаются. — Мужика своего. Мне нужно убедиться в том, что он нормальный.

— Ещё чего… — отшатываюсь от него ещё дальше. — Я не дам тебе его номер!

— Не бойся, я не буду пытаться вас разлучить, — с сарказмом в голосе говорит он. — Это будет просто мужской разговор.

— Не будет никакого разговора, Бодров. Это я тебе гарантирую. У меня теперь своя жизнь, а у тебя — своя. Мы с тобой больше никогда не встретимся. И поверь, — тут я делаю шаг навстречу бывшему мужу, чтобы прямо в лицо сказать: — ты своим предательством научил меня разбираться в людях. Так что будь уверен: я больше никогда не подпущу к себе подонка вроде тебя. Прощай!

Я вижу, что Егор всеми фибрами впитывает мои слова. И, более того, они его ранят. Или, правильнее сказать, ранят его эго.

Я прохожу мимо него, чтобы уйти, как он через плечо говорит:

— Мир тесен, Элина. Так что не спеши со мной прощаться. А то мало ли, мы с тобой в будущем ещё встретимся при каких-нибудь интересных обстоятельствах?

Глава 23. 4 года спустя

4 года спустя

— Нам нужны деньги, Элина. Много, — мама смотрит на заключение врача, пока я сижу напротив, локтями упираясь в кухонный стол.

У меня полное онемение. Как эмоциональное, так и физическое. Моя психика закрылась, а тело выключилось.

Нам всегда кажется, что мы легко можем примерить на себя чужой жизненный опыт и понять, через что проходит человек, когда с ним случается беда.

Оказывается — нет. Когда беда случается с тобой, и написанные на белой бумаге чёрными чернилами буквы полностью переворачивают твою жизнь, ты элементарно лишаешься возможности понимать что-либо.

Жизнь замедляется, из-за ощущения, что впереди обрыв, которого не избежать.

— Я знаю, мам, — мой голос звучит безжизненно.

— Нам нужно… — она рвано выдыхает, покрепче стискивает пальцами лист бумаги, не отводя от него взгляда, и едва сдерживает слёзы. — Нет, тебе ничего не надо делать. Я возьму дополнительные смены. Поищу работу по совместительству. Займу. Придумаю что-нибудь, — она взмахивает ладонью, мол, мелочь.

А я понимаю, что не мелочь. Лечение, помимо того, что будет сложным, будет ещё и дорогим. Откладывать его нельзя, и, судя по словам самого доктора, начинать нужно было ещё вчера.

— А ты теперь должна себя беречь, — мать, наконец, поднимает на меня полные горя глаза. — Слышишь меня? Никакого стресса. Чтобы ни капельки! С работы надо будет уйти…

— Нет, мам, это не вариант, — перебиваю её, понимая, что без работы с ума сойду.

Сидеть двадцать четыре на семь и думать о том, что со мной сделает болезнь? Нет, спасибо.

— Ещё как вариант, милая! Ты работаешь с людьми, обслуживание клиентов — это самая адская работа. Люди будут на тебя весь день сваливать свои проблемы. Можно быть сколько угодно сильным человеком, а всё равно домой в себе носить чужие проблемы. Так что, Элина, ты не обижайся, но с работы придётся уйти.

— А аренда? — обвожу взглядом съёмную квартиру, которая обходится в копеечку. — Я уже молчу про другие вещи. Сейчас на всё нужны деньги. Я не имею права…

— Имеешь! Вот ради себя — имеешь! — с чувством произносит мама.

Смотрю на неё и горжусь. После оглашения диагноза у меня ноги подкосились в буквальном смысле слова, я вроде бы функционирую, но делаю это на автомате. А вот мама, как только узнала, сразу же заняла активную позицию и ни на секунду не позволила себе упасть духом.

— Никуда твоя работа не денется, а всех денег всё равно не заработаешь. Поэтому…

В эту секунду на кухню забегает Лизонька.

В одной руке — рисунок, в другой — кукла.

Только при виде дочери с меня, наконец, слетает толстая корка безразличия, вызванного шоком. Я убираю со стола руки, тяну к ней, сажаю её к себе на колени, целую в макушку тёмных кудрявых волос и болтаю с ней о том, о чём и всегда.

Дочь смеётся, шлёт бабушке воздушные поцелуи и ещё несколько раз возвращается на кухню, чтобы показать нам свои художества.

Я улыбаюсь ей. И чувствую, как моё спокойствие рассыпается в прах.

Моя нормальная размеренная жизнь больше таковой не является. И совсем скоро не факт, что у меня будут силы брать свою дочь на руки.

— Элина, — мать тянется ко мне через стол и накрывает ледяные ладони своей такой же ледяной рукой. Выходит, у нас это семейное, при стрессе холодеть. — Переезжайте с Лизонькой ко мне. Так и тебе легче будет по финансам, и мне на сердце спокойнее. Внучка будет перед глазами, и за тобой… — тут мама проглатывает слова, но, как смелая и стойкая женщина, всё-таки говорит: — смогу ухаживать. Но это только если придётся. Ведь если мы найдём деньги, то тогда…

Но денег нет. Мама на зарплату педиатра не сильно шикует. И после того, как год назад умер отец, я сама иногда старалась накопить, в чём-то себя ограничить, но маме лишнюю денежку дать.
Она всегда отказывалась, а я никогда не принимала деньги назад.

— Мам, я скажу тебе как есть. Деньги нам на голову не упадут, так что справляться придётся своими силами. И это нормально, потому что это жизнь.

Слова эти я говорю не только своей матери, но и себе.

Она кивает, отводит взгляд к окну и долго о чём-то думает. А потом, понизив голос, спрашивает:

— Ты так на связь с Бодровым и не выходила? — мама знает, что я не люблю говорить про бывшего мужа даже вскользь.

Ей, наверное, кажется, что это связано с неприязнью. Я бы хотела, чтобы это правда было так, но, к сожалению, всё дело в моих чувствах, которые за годы после развода никуда не делись, а так и лежат на дне моей души тлеющими углями.

— Нет.

— Почему? Лизонька уже спрашивает, где её папа. Так может…

— Может что, мам? — у меня в горле появляется ком, потому что, выражаясь модным языком, обиду на бывшего мужа я ещё не проработала.

— Связаться с ним. Поставить в курс дел. Про Лизоньку рассказать. Уверена, он не останется равнодушным к твоей ситуации…

Во мне поднимается настолько сильный протест, что я сама того не замечая, вскакиваю на ноги, при этом задевая край стола.

— Элина, ты чего? Плохо тебе? — мама тоже поднимается на ноги и смотрит на меня так, как будто я сейчас рассыплюсь.

— Егор не должен ни о чём знать, — твёрдо говорю я. — Слышишь меня? Я не даю тебе разрешения ставить его в курс дел. Он не должен знать ни про Лизу, ни про меня.

Только я это говорю — у меня перед глазами проносятся картинки того, как бывший муж снова оказывается в моей жизни. Но теперь в роли отца моей дочери. Да я же с ума сойду.

Только думаю об этом — а пульс подскакивает так сильно, что на виски давить начинает.

Я не забыла бывшего мужа. И не забыла его предательство. Поддержку матери я ценю, но бывшего мужа в моей жизни не будет. Никогда!

— Дочь, — упрямством я пошла в мать, которая тоже не собирается сдаваться, — в тебе сейчас говорит гордыня. А должен был включиться здравый смысл. Я вас не женить обратно собралась, а хочу просто обратиться к нему, чтобы…

Глава 24. Отрикошетило

Егор Бодров

— Хочу мороженое, — канючит на ухо Карина, руками обнимая и наглаживая выступающий живот.

Смотрю на нее поверх экрана ноутбука и тру веки, под которые как песка насыпали.

Со сном у меня проблемы давно. Причем конкретные. Года четыре как. Сначала мысли о бывшей жене спать по ночам не давали. Я все ворочался, думал, злился. И так вечер плавно перетекал в утро. Раз за разом.

А потом как-то эта скверная привычка укоренилась, срослась со мной, стала частью меня. Теперь темные мешки под глазами мои верные спутники, а еще тянущая изо дня в день усталость, которую приходится запихивать подальше, потому что жизнь никто не отменял, а в ней у меня есть обязанности.

И скоро, через месяца три, к ним прибавится забота о младенце.

— И? — уточняю, отодвигая от себя ноутбук.

Карина обиженно надувается. Упирает руки в бока. Зло пыхтит.

— Егор! — ее голос становится писклявым. Не люблю, когда она это делает, на уши давит. — Твоя беременная женщина просит тебя о мороженом, а ты правда не понимаешь, в чем дело и что от тебя требуется?!

Выпучив глаза, она смотрит на меня, явно ожидая каких-то действий. Зачем намеки, когда можно прямо сказать?

— Мне в магазин сходить? — поднимаюсь из-за рабочего стола и беру в руки смартфон. Пихаю его в карман.

Оказывается, капризы женщин в положении — это никакие не шутки, а самая что ни на есть взрывоопасная сторона беременности. У Карины заскоки появились с первыми симптомами.

— Ванильное хочу, — ее лицо разглаживается. — Ведерко мне возьми, или, может, лучше два.

— Хорошо, понял.

Мне сейчас вот вообще не до мороженого, но прогулка на свежем воздухе не помешает. Машину брать не буду, чтобы подольше побыть наедине со своими мыслями. Новая и несвойственная мне раньше привычка. Я не понимал, кому и зачем может хотеться изоляции, а сам теперь предпочитаю именно ее.

Как я буду уединяться, когда родится мелкий — не знаю. Надеюсь на то, что во мне вспыхнут отцовские чувства. Но пока что-то никак. Живот у Карины растет, а я ничего не чувствую. Умом понимаю, что у меня скоро родится первенец, событие охренеть какое важное, но дальше ума эта информация никуда не идет.

Словно внутри блок.

— Эй, Егор. Ты ничего не забыл? — Карина подходит ко мне в прихожей, когда я обуваюсь.

— Да вроде нет.

— А меня поцеловать на прощание? — кокетничает она, выпячивая живот. Она гордится беременностью.

— Точно.

Она встает на носочки и тянется ко мне губами. Мягко целует, смакуя поцелуй.

— Егор? — и снова этот обиженный тон в ее голосе, к которому я в какой-то степени даже привык. — Почему ты не целуешь меня в ответ?.. Ты опять мыслями далеко!

Чем дальше продвигается ее беременность, тем между нами все больше расклеивается, а вроде как должно быть наоборот. Умиление там, совместное ожидание малыша.

Я после развода дал себе зарок, что никакой хрени в моей жизни больше не произойдет.

Глаза Элины в момент, когда она поняла, что я изменил, до сих пор часто стоят передо мной, полные вопросов и боли.

Она про меня, наверное, уже давно забыла как про страшный сон, а я… Черт, самому аж смешно от того, как в жизни все-таки бывает.

Изменил я ей, а отрикошетило в меня же.

Пару раз как-то даже Карину назвал Элиной. Она ревела, обижалась. А я понимал, почему имя жены то и дело оказывалось на языке.

Я постоянно о ней думал. И думаю. Она существует в моей жизни фоном, иногда я мысленно даже с ней говорю.

Как шизик. Но избавляться от этой привычки, даже несмотря на то, что она ненормальная, все равно не хочу.

С бывшей женой было легко. Много общих тем, а те, что необщие становились такими моментально. Элина была умная и умела слушать, а Карина…

С Кариной все так, просто она другая, и это нормально. Помню, когда у нас с ней закрутилось, на первых порах я даже поверил в то, что ну вот, любовь случилась со мной жизни во второй раз. И теперь я забуду про Элину...

Как сейчас помню то ощущение облегчения, потому что постоянно гонять в голове мысли о человеке, который не рядом с тобой и никогда больше рядом не окажется — гиблая идея.

Прошло не больше двух месяцев, и призрак с именем бывшей жены снова материализовался в моей жизни. Огромная часть меня была этому даже рада.

Хотя по отношению к Карине я из-за этого чувствовал себя куском дерьма.

Даже несмотря на то, что я не дурак, у меня все никак не удается найти ответ на вопрос, что именно происходит и почему я не могу до конца отпустить бывшую жену.

Наверное, все дело в чувстве вины.

А может, и в том, что сильнее чем ее, я никого никогда не любил. Пусть и понял это поздно, когда все ошибки уже были сделаны.

— Вам письмо, распишитесь, — не успеваю я отойти от двери, как врезаюсь в почтальона.

Письмо? Странно. У меня сейчас всё через электронную почту проходит.

Смотрю на конверт, имя моё.

Расписываюсь.

Надрываю конверт, только когда оказываюсь в своей машине. Надо было из бардачка достать бумажник, заодно и письмо решил прочесть. Может штраф какой?

Быстрым взглядом окидываю письмо.

— Не понял...

А внутри уже взметается огненный ураган и разрозненные кусочки пазлов из прошлого вдруг начинают собираться в одну картину.

Пальцы вонзаются в бумагу до того сильно, что она аж натягивается, и кажется, что вот-вот порвется.

— … о взыскании алиментов на содержание несовершеннолетнего ребёнка, — вчитываюсь в лист. — …Елизаветы Егоровны Озеровой…

Захлопываю Дверь с водительской стороны, словно это может помочь концентрации. И десятки раз безустанно прочитываю один и тот же текст.

Озерова это девичья фамилия Элины.

Смотрю на дату рождения ребенка, и понимаю, что она родилась через несколько месяцев после нашего с Элиной развода. Соответственно, забеременела Элина, будучи в браке со мной.

Забеременела, родила и скрыла! Чтобы насолить мне, наказать, проучить.

Но тогда почему, черт побери, я чувствую счастье?..

Глава 25. Диагноз Элины

Егор Бодров

Принимаюсь шерстить соцсети, как делал уже десятки, если не сотни раз до этого.

Бывшая жена после развода сначала удалила наши общие фотографии и быстро сменила мою фамилию на девичью.

А потом резко стерла все страницы, о которых я знал. Думал, может, она под своей фамилией создала новые профили, но нет.

Элина исчезла из интернета, и как вишенка на торте сменила номер телефона, тем самым полностью отрезав возможность с ней связаться.

Я тогда какое-то время сходил с говна и ревности. Думал, что она, наверное, как бабы любят говорить «обрела свое счастье» с каким-нибудь другим хлыщом.

Даже отыскал Димку Орлова, допросил его насчет связи с Элиной, и, так сказать заранее дал ему в роговой отсек, чтобы даже мечтать в ее сторону не вздумал.

— А ты больше не можешь предъявлять на нее права, — он тогда вскинул подбородок, как бы намекая, что я на Элину права предъявлять не могу, а он, гнида, — может.

— Повтори, — я сжал ладони в кулаки, но Орлова это не остановило.

— Отвали от нее, Егор. Она от тебя бежит, а ты все прёшься сзади как…

Он тогда недоговорил, потому что был занят тем, что харкал кровью, после точного удара по наглой роже.

Кто он такой, чтобы открывать свою пасть, когда речь про меня и мою жену?!

Я дико, просто как ненормальный ревновал, когда думал, что где-то за моей спиной эти двое таки спелись.

Но потом вроде Димка нашел себе какую-то другую соску, и на этом я успокоился. Отлегло. Правда, совсем немного. Но время от времени снова накатывало с головой.

— Так, ладно. Ну и где же ты прячешься?

Смотрю в экран смартфона, то и дело, сверяясь с письмом, что лежит на приборной панели.

— Озерова.

Вбиваю в поисковик сайта эту фамилию и нахожу не кого иного, как свою бывшую свекровь Валентину Игоревну. Она не сильно меня любила, если не, сказать откровенно, недолюбливала.

Всегда казалась мне стервозной теткой, которая слишком сильно привыкла опекать свою дочь. Мы с ней и во время брака довольно редко пересекались, несмотря на то, что Элина с мамой общалась каждый день.

Я против нее ничего не имел, а вот она, кажется, не считала меня подходящей парой дочери. И оказалась права. Хотя если бы Элина просто закрыла глаза на тот раз… я бы все положил на то, чтобы заслужить ее прощение и доверие.

Но она не простила. Более того, уже больше трех лет одна растит моего ребёнка. Дочь…

Листая фотки свекрови, я ничего не нахожу, и тогда приходится переключаться на другую родню Озеровых. Мало ли.

И это мало ли как обычно и бывает, срабатывает. Я нахожу фотку полугодовалой давности, на ней вся семья.

И Элина.

С темноволосой крохой на коленках. У той в одной руке кукла, в другой динозавр. Черт. Я мелкий тоже по динозаврам тащился.

Скачиваю фотку и увеличиваю насколько возможно. Рассматриваю мелкую.

— Похожа…

Нахожу у себя на телефоне в галерее свою старую фотку, где мне года четыре. Сравниваю.

— Моя… — я говорю это с рыком, на выдохе, словно это подтверждение идет прямо из моей души.

В голове начинает гудеть от перевозбуждения, а виски сдавливает от просто миллиона вопросов.

Я торчу в машине с письмом и телефоном в руке уже полчаса. Карина начинает меня вызванивать в поисках долбаного мороженого, а я…

я смотрю на экран телефона, где высвечиваются ее имя и сделанный фотостудии снимок, на котором она демонстрирует свой живот.

Я застываю, принимая, что нужно ответить на звонок. Но не могу, потому что смотрю на её фотку.

Почему бумага из суда, и ребёнок от Элины которого она, по каким-то своим мотивам скрывает от меня годами, вызывает во мне атомный взрыв эмоций, в то время как беременная Карина, которая у меня под боком двадцать четыре на семь, вызывает умиление с более частым раздражением?

Походу у меня точно едет крыша.

Оповещаю Карину о том, что мороженое отменяется и у меня есть дела поважнее.

И этим «поважнее» — будет поездкой в дом бывшей свекрови. Потому что где живет Элина, я понятия не имею, а вот свекровь, как обладательница частного дома с огородами всеми вытекающими, вряд ли куда-то съехала.

Оттуда и начну. Будет отмазываться и лгать, покажу письмо.

Поездка занимает два часа, и все это время я чувствую, как внутри меня происходят изменения.

Я с головой окунаюсь в то время, когда был женат, и в этой иллюзии мне неожиданно хорошо. Хотя, казалось бы, что хорошего может быть в прошлом? Ссоры, скандалы, развод.

Мы разошлись некрасиво, причем по моей вине.

Но всего этого как будто не было.

Подъезжаю к зеленым железным воротам дома бывшей свекрови и мне прошибает потом от нахлынувших воспоминаний, как я сюда привозил по выходным жену, а потом забирал. Как мы копали для свекрови колодец. Как возил их на базар продавать котят, которых Элина как-то нашла в кустах у обочины и отдала всю свою зарплату ветеринару, чтобы блохастым поставили прививки и потравили глистов.

Она тогда просила оставить котенка, а я отказал, потому что тайно договорился с заводчицей британцев, чтобы специально для нас приберегли мальчика.

Жена тащилась от британцев, и я подумал, что таким подарком точно ее порадую. Не успел, она ушла.

Достаю из бардачка запасной одеколон. Вонючий зараза, сто лет собирался его выбросить, но никак руки не доходили. Но лучше отменя будет вонять им, чем потом.

Выхожу из машины, хлопаю дверью, и сразу же начинают лаять все собаки улицы.

Надо же, даже это не изменилось.

Подхожу к калитке, дергаю за ручку. Закрыто.

Но включается свет на крыльце, и кто-то выходит из дома. Судя по слегка шоркающим шагам — это свекровь. Вот и отлично.

Она распахивает калитку, молча смотрит на меня покерфейсом, и, прикрыв железную дверцу, высовывает на улицу только голову.

— Пришел, — подытоживает она и тяжело вздыхает.

Что-то с ее лицом не так. В нем читается печаль, причем сильная. А должна была быть злость на меня.