Развод. Ты бросил детей

1. Записка на холодильнике (Марина)

В то утро муж встал непривычно рано. Я подумала, что просто командировка. Директор компании спешит на рейс самолета. Но когда вышла на кухню готовить всем завтрак — на дверце холодильника нашла записку.

«Марин, я забрал вещи. Не звони. Буду занят. Позвоню потом сам».

Жалкий лоскуток бумаги. Вроде квадратного стикера, на котором записывают что-то не очень важное. И тут же выбрасывают в урну. Криво придавленный магнитом‑собакой, которую Уля выпросила в парке аттракционов на прошлой неделе. Это ведь он и купил ей этот дурацкий магнит.
Забрал вещи? Зачем?

В смысле… В поездку?

Почему он пишет вдруг про вещи?

— Мам, а где папа? — Уля стояла босиком на холодной плитке и теребила край пижамы с сердечками. — Он обещал на завтрак блины. Я люблю его блины.

— Сейчас будут блины, — сказала я сбивчиво. Голос сел. Пришлось откашляться, будто горло посыпали стеклом. — Иди разбуди Макара. Обуйся. Не мерзни. И мне тоже тапочки принеси, ладно?

— Угу, — кивнула дочка и умчалась

А я продолжила пялиться на записку.

Не понимала, почему у меня пальцы немеют. Почему лицо горит огнем от ужаса. Почему ищу причину в себе, будто в чем-то провинилась. Перед ним. Перед детьми. За то, что не уследила, как случилось нечто страшное в семье. Не заметила трещину, разросшуюся в пропасть между мной и их отцом. За то, что вечером легла спать рядом с человеком, который утром просто взял и ушел.

Я сняла листок. Положила на стол. Вдох. Выдох. На автомате насыпала муку в миску. Разбила два яйца. Слишком резко — скорлупа попала в тесто. Выковыривала ее ложкой и думала о вчерашнем вечере.

Ничего ведь особенного не было. Ну телефон у него вибрировал. Допустим. Лежал на столе экраном вниз. Я попросила перевернуть. На что Даниил как-то странно усмехнулся: «Пара дурацких чатов. Про рыбалку. Потом отвечу».

Тогда я подумала, что это и правда просто друзья написывают в такое позднее время. И он от них устал. Но теперь я четко понимала — ему писала женщина. Иначе бы он ответил. Неужели у Дани кто-то есть, кроме меня?

— Я не хочу в школу, — морщился Макар, смотря в окно. Мой старший уселся за стол и, как истинный страдалец, рухнул лицом на свои руки. — У нас сегодня физра на улице. Физрук заставит бегать под дождем. В такой дубак.

— Позавтракай, — я налила первый блин на сковородку. — И надень другие штаны. Эти в пятнах от травы. После футбола.

— Где папа? — пробормотал он, не поднимая глаз.

— По делам, — звучало так неубедительно, что я мысленно чертыхнулась. Ведь я слышала себя со стороны. — Уехал по делам. — Не выношу, когда нужно врать собственным детям. — Вернется поздно.

— Опять? — Макар выпрямил спину и спросил у меня с претензией: — Мам, ну сколько можно «поздно»? Он обещал помочь мне с великом. Уже неделю обещает, блин. Мы его почти не видим в последнее время. У меня Улька постоянно спрашивает, может, папа типа президент? А то он вечно где-то по делам пропадает.

Я отвернулась к плите. Чтобы сын не видел, как у меня дрожит рука. Чтобы не понял раньше времени. Была еще надежда, что я что-то не так восприняла. Что все это каке-то дурацкое недоразумение.

Мой телефон завибрировал. Я сразу же схватила. Но это просто школьный чат. Пара матерей обсуждали, что физру надо бы отменять из-за дождя.

— Мам, — Уля вернулась с тапочками, — а папа сегодня заберет меня с танцев?

— Сегодня — я. — Подмигнула ей, изображая радость. — И купим тебе новую рыбку в аквариум.

— Золотого карасика?

— Ага, — кивала я с фальшивой улыбкой. — Золотого карасика.

— Большого-пребольшого! — раскинула Ульяна ручонки.

Она вылезла на стул. А я выложила на тарелки свежие блины.

— Ешьте, дети. Кушайте. И одевайтесь.

— Поем лучше в школе, — отодвинул Макар свой завтрак.

— Почему не дома?

— Я опаздываю, мам, — бросил он на ходу. — Просто ты сегодня какая-то медлительная. Словно заторможенная.

Я стиснула зубы до скрипа. Но снова отвернулась и зажмурила глаза.

— Я тебя завезу, — произнесла через силу. — Пятнадцать минут — и едем.

На что он фыркнул. Подросток.

Упрямый, красивый. Похож на отца глазами.

Черт бы побрал эти глаза.

Я убрала сковороду, обесточила плиту. Присела на секунду. И плотно-плотно обняла себя руками. Как будто это был кто‑то другой. Словно спинка стула — это плечо. Его плечо. Я так привыкла, что Даниил меня всегда поддерживал в сложные минуты.

Но теперь его нет.

Визуал. Даниил и Марина

Даниил Зорин (43 года)

Руководитель предприятия. Сильный, собранный, привык решать все сам. Для жены и детей всегда был надёжным, почти идеальным мужем и отцом. Никогда не пил, не поднимал руку, не был «неудачником». Они начинали вместе, в съемной однушке. Теперь у него бизнес, загородный дом, квартира в центре. С виду — мужчина, у которого есть все. Но он уходит, оставляя за собой пустоту.

Марина Зорина (35 лет)

Женщина, которая шла с мужем с самого дна. Любила его не за деньги, а за характер. Мать двоих детей: 14-летнего Макара и пятилетней Ули. Хозяйка цветочного салона — небольшого, но своего дела, в котором она нашла себя. Не домохозяйка. Сильная, но ранимая. Умеет держать лицо, даже когда рушится мир.

2. Встретимся в суде (Марина)

На столе все так же белела записка. Дети на нее не обратили внимания. А меня так просто выворачивало от этой ядовитой белизны на черном мраморе. Не выдержала и перевернула лист буквами вниз. Снизу тоже бело. Просто выедало глаза. Хотелось сжечь эту мерзость. Да вот только спичек на кухне не было.

— Мам, а папа… — Уля дернула меня за рукав. — Папа нас больше не любит?

— Почему ты так решила?

— Он не захотел готовить блины.

Я присела на корточки, чтобы ответить глаза в глаза.
— Папа тебя очень любит, — сказала я и не поверила своим словам. — Просто взрослые иногда спешат на работу. Им очень нужно туда уехать. Папа зарабатывает денежки. Поэтому его так часто нет. Но это не из-за тебя или Макара. Вы тут ни при чем. Понимаешь?

Она кивнула. Но глаза уже блестели. Как и меня, Улю было так просто довести до слез. Мы с ней были так ранимы. Так доверчивы к людям, которых любим…

Мы вышли в подъезд. Там пахло влажным бетоном с улицы. А еще — чужими завтраками. Чужими семьями. Чужим теплом, которого в моей квартире больше не было. Макар шагал впереди, как разведчик. Уля же держалась за мою ладонь и перепрыгивала с плитки на плитку, словно в «классиках». За окном моросило. Дождь — мой союзник. Под дождем никто не увидит, как я глотаю слезы.

— Ты ему позвонишь? — спросил сын у лифта. — Спросишь, когда папа будет дома? Скажешь, чтобы заехал и купил колесо для велика, окей? А то пацаны меня кличут треплом из-за того, что я каждый день обещаю, но все равно не выхожу на продубас по району.

— А что такое «продубас»? — пискнула Ульяна.

Макар был для нее источник новых слов. Новых настроений. Модели поведения в семье. И мне становилось страшно от мысли, что в один прекрасный день они могут стать на сторону отца. Не понимая всей трагедии его предательства.

— Позвоню, — ответила я хрипло. — Конечно, позвоню. — Нажала кнопку. Она вспыхнула тускло‑оранжевым кружком. — Но сначала вы — в школу и садик. По плану. Договорились?

У двери подъезда я прижала лбом холодное стекло. Машины спешили, люди прятали головы в капюшоны. У всех была своя стабильность. Свои планы. Уверенность в завтрашнем дне. Но я шаталась от порывов ветра. Чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Он уехал. Собрал вещи и уехал. Что дальше? Нотариус? Суд? Алименты? Как это происходит у людей? Я ведь просто не знаю. Жила, как у бога за пазухой. А теперь… Все расхреначил на куски. Все вдребезги. Как будто выбросил на мусор половину жизни. Мои самые лучшие годы.

«Дз-з-з», — заныло в кармане.

Телефон опять вибрировал. Но на этот раз — уже он. Я не сразу смахнула вызов. Пальцы потели. Кожа скользила по экрану. Сердце колотило, словно бешеное.

— Ну? — сказала я. — Говори.

Он помолчал две секунды. Как всегда — чтобы прозвучать важнее. Как водится большому боссу. А потом сказал:
— Прости, Мариш. Но так будет лучше. И для тебя. И для детей. Я так больше не могу.

— Что именно ты «не можешь»? — спросила я холодно. — Работать? Спать? Дышать? Жить? Думать о другой, когда лежишь со мной в постели? — я удивилась тому, как железно звучит голос. Словно чужой.

— Врать, — произнес он глухо. — Не могу больше врать. Детям — особенно. Я уже просто не вывожу. Мы с тобой… ну, ты понимаешь.

— Нет, не понимаю, — вырвался нервный смешок. — Ты бросил детей, — прорычала я, как тигрица. — Или нет? Нормально, по-русски скажи.

Долгая пауза.

Я ощущала на себе детские взгляды. Они пытались ловить суть происходящего. Даже малышка заметила, как напряженно я общалась по телефону. Шила в мешке не утаить. Рано или поздно они все поймут. И простят меня за мою принципиальность, я надеюсь.
— Я буду помогать, — послышалось в динамике. — Я буду приезжать, — пел он сладкие куплеты, как и все изменщики. — Просто жить вместе — нет.

Это было именно оно. Начало нашего конца.

По дороге промчалась машина. И обрызгала мою старую шкоду грязью из лужи. Его подарок. Маленькая, аккуратная. Купил, когда мы поженились. И я забеременела сыном. Пятнадцать лет назад. А теперь — мы обе уже не первой свежести. И обе — по уши в дерьме.

— Прекрасно. Дети обожают, когда «просто приезжают». Особенно Уля — ей пять лет. Она как раз мечтала научиться жить «иногда». По случаю. По праздникам… Даниил, где ты?

— Я не хочу скандалов, — он сразу перешел в тон отдела кадров. — Моя машина остается на мне. Загородный дом и квартира в центре — тоже. Но ты не беспокойся. Я выплачу твою долю в бизнесе. Переведу тебе деньги на счет в течение месяца. И, пожалуйста, не настраивай Макара против меня. Не надо. Я тебе этого потом не прощу.

— Раньше надо было думать, — съязвила я. — Когда уходишь из семьи — не требуй аплодисментов.
— Я помню, что сегодня у Ульяны танцы, — добавил он, будто это важно. — Я подумаю, как…

— Не надо думать. — Я сама удивилась, как подозрительно легко выходит резать по живому. — Сегодня, завтра, даже послезавтра — мы без тебя. Как-нибудь уж справимся сами. А ты — иди, куда шел. Встретимся в суде.

Визуал. Макар и Уля

Макар Зорин, 14 лет.

Подросток, упрямый и прямой, похож на отца

Ульяна Зорина, 5 лет.

Нежная и доверчивая, ещё не понимает всей правды

3. Звонок (Марина)

Дворники скребли по стеклу. Дождь будто дробил утро на мелкие осколки. Уля болтала ногами в детском кресле и напевала песенку. Макар же сидел с каменным лицом, уставившись в окно. Я отвезла их — сначала детский сад, потом школа. Уля помахала ручкой на прощание. Поверила мне на слово, что блины будут «потом». Когда папа освободится от работы и вернется домой.

А вот Макар, казалось, не верил ничему. Хлопнул дверцей и ушел, даже не оглянувшись. Думаю, он слышал некоторые моменты из нашего с Даниилом разговора. И он уже не маленький. Его так просто не обманешь, как Ульянку. Становилось страшно от его возможной реакции. Все же гены сложно перевоспитать. Отец для него — не просто авторитет. Это образец для подражания.

В машине стало так тихо, что слышно было, как капли моросят по лобовому. Я держалась за руль, пока не прошла первая волна дурноты. Потом вдохнула, переключилась на дело: салон, закупка, прием заказов через чат. Работа — это как моя крепость. Если занять руки, сердце замолчит.

Салон встретил меня запахом зелени и цветов. Настя, администратор, подняла на меня глаза: виноватые, тревожные.

— Не пугай, — сказала я, стаскивая мокрую куртку. — Что случилось?

— Отменили корпоратив на двадцать пять композиций. Сказали, что у них теперь другой подрядчик. Никаких подробностей. Причин. Просто «спасибо, мы нашли вариант получше».

Я только моргнула. Жизнь научила держать удар. Это всего лишь цветы. Не предательство. Не рухнувший брак. Не просранные годы с мерзавцем, который променял тебя на «свободу». Правду говорят. Седина в бороду — бес в ребро.

Достала блокнот, механически переписала остатки по розам и эвкалипту. Наметила, чем закрыть дыру. Девочки за стойкой переглядывались. Я старалась на них не смотреть. Но внутри было такое чувство, что они уже знают. Почему-то казалось, что весь мир теперь смотрит на меня с издевкой. Словно у меня на лбу написано, что от меня уходит муж.

Но я не хотела об этом думать. Я думала о том, что мне нужны стебли нужной длины и флористическая сетка. Пока ее снова не разобрали в оптовом чате.

Телефон дернулся в кармане. Номер был чужой. Я машинально приняла вызов.

— Марина? — тихий женский голос, уверенный, ровный. — Удобно говорить? Ты сейчас у себя, в цветочном?

— Кто это? — спросила я, хотя по позвоночнику уже ползло нехорошее.

— Если коротко — я та, с кем теперь твой муж, — сказала она без паузы. — Мне кажется, нам надо поговорить. Главное — спокойно, без сцен. Я понимаю, как тебе трудно. Но я прошу тебя — не дави на него. Не требуй того, чего он тебе уже не даст. И не настраивай Макара против папы. Даниил об этом сильно печется.

— Мы справимся без твоих советов, — выпалила я на адреналине. — Зачем ты позвонила?

— Затем, что ты должна знать, — снова ровно, аккуратно, как медсестра перед уколом. — Даниил не может жить на два дома. Он не обязан. И не будет. У нас ребенок.

Внутри что-то провалилось. Я ухватилась пальцами за край стойки так сильно, что костяшки побелели.

— Чей ребенок? — Слова сами вылетели. — Когда? Какой у вас… сколько ему? — я почувствовала, что дышу часто и слишком шумно. Не могу остановиться.

— Тебе это важно?
— Сколько ему лет? — стиснула я зубы.

— Достаточно, чтобы летать с нами на Мальдивы, — она улыбнулась голосом, — и чтобы он звал его папой.

Я плотно зажмурилась. Перед глазами вспыхнул Макар с раскуроченным велосипедом в подъезде, пальцы в мазуте, губы в упрямой полоске: «Папа вечером сделает». Перед глазами встала Уля, вся в муке, с ладошками на столе: «Пап, блины!»

Любовница. Мальдивы. Ребенок… Господи.

— Чего ты теперь хочешь? — было мне противно даже представлять, сколько лжи лилось мне в уши. — Чтобы я благословила вас на семейное счастье?
— Чтобы ты вела себя по-взрослому, — отчеканила незнакомка. — Не истери. Не приезжай к нему на работу. Не устраивай драму. Ему сейчас важен фокус. Мы беремся за крупный проект, и ему не до разборок.

Не до разборок. Я дернулась, как от пощечины.
— Ах вот оно что, — выдохнула я. — Важен крупный проект. А я — помеха.
— Ты — прошлое, — произнесла она почти шепотом. — Ты и твои… — эта пауза прекрасно показала, как она относится к моей семье. — Детям он поможет. Деньгами. Иногда будет приезжать. Это честная сделка. Бери и не выделывайся.

Честная сделка. Я рассмеялась от напряжения.
— Не надо говорить про честность. Ты украла у детей отца.
— Марина, — она выдохнула раздраженно, — не делай из себя святую. Вы давно не были вместе. Ты — с детьми, салоном, своими цветочками… Он солидный мужчина. Ему нужна супруга, которая ведет вперед. А не тормозит, как якорь.

4. Ребенок (Марина)

Бывают моменты, когда тебя вдруг сильно бьют. И ты не успеваешь оправиться, как прилетает снова удар. И ты теряешь равновесие. Мир кружится. Звуки искажаются. Ты словно плывешь по течению. Которое уносит тело в озеро боли.

Так со мной произошло, когда сначала муж оставил жалкую записку. Вместо того чтобы нормально объясниться. Назвать мне причину, почему ушел. Как мог оставить нас с детьми и променять семью на мимолетное влечение. А затем — ее звонок. Выбивающий почву из-под ног. Покрывающий кожу холодом ужаса.

Приготовиться к такому невозможно. Но я нашла в себе силы выстоять.

— Слушай, — сжала я смартфон так крепко, что послышался скрип, — если ты еще раз позвонишь на мой номер, я найду тебя сама. И поверь, это будет разговор без телефонов.
— Угрожаешь? — она смеялась. — Не надо быть такой драматичной, Марина. Мы обе знаем, чем все закончится. Он останется со мной. А ты — с детьми. Это нормальная развязка. Привыкай.

— Сколько вашему ребенку? — вернулась я к главному.

Но меня просто отфутболили.

— Это не имеет значения. Важно только то, что Даниил теперь рядом. Он принял свое решение. Не пытайся тянуть его назад. Я знаю, ты хорошая мать. Не делай детям хуже. И, пожалуйста, ограничь контакты. Ему нужно время, чтобы стабилизировать нашу жизнь.

Нашу. Жизнь.

Где-то совсем рядом, в двух шагах, девочки тихо шелестели крафтом. Настя притворилась, что не слышит. А я слышала только этот ровный голос. С правильными интонациями. Рациональный, как офисный стол.

— И еще, — продолжила она, как будто вспоминая пункт из списка, — по деньгам и по имуществу он все решит корректно. Ты ведь знаешь, он из тех, кто держит слово. Ну и в общем… постарайся воздержаться от постов в социальных сетях. Будь скромнее. Проглоти это тихо.

— Это угроза? — спросила я.

— Это просьба, — прозвучал ответ. — Просто на будущее. Мы все взрослые люди.

— Назови свое имя, тварь! — рыкнула я. — Кто ты?! Я тебя знаю?!

Но связь оборвалась. На экране блеснуло «вызов завершен». Мое отражение в стекле было белее, чем бумажная салфетка на стойке. «У нас ребенок». Слова звучали, как под водой. У нас. Ребенок. У них. С Даниилом.

Я не заплакала. Просто постояла так немного. Секунду, две, три. Потом вдохнула, вытерла ладонью мокрый след на щеке — от дождя, конечно, не от слез — и натянула фартук.

— Настя, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Свадьба на шесть композиций в силе?

— Да, в три часа заберут, — Настя кивнула, будто боялась смотреть прямо мне в лицо. — Бутоньерки, букет для мамы невесты, арочка — все как говорили.

— Тогда работаем, — хлопнула я в ладоши. — Дай мне секатор и шиполом. И проверь, где наша корейская пленка, светло-серая.

Когда руки заняты, мысли стихают. Я резала стебли на нужную длину. Снимала листья ниже уровня воды. Спиралила композицию — роза, эустома, эвкалипт, чуть ранункулюса для воздуха. Пальцы быстро нашли привычный ритм. Тело вспомнило, как отвлекать голову: раз, два, три, поворот, фиксация тейпом, крафт, лента.

Но слова никак не отпускали. У нас ребенок. Ребенок. Я слышала ее интонацию — не вызов, не истерика. Спокойствие человека, который уверен в праве. Почему? Откуда это право? Когда? За сколько «командировок» это произошло? На какой неделе он перестал приходить домой, но продолжал приносить мне хлеб, смотреть мультики с Улей, чинить Макару тормоза на велике?

— Марина Сергеевна, — Настя осторожно зашевелилась рядом, — вам воды?

— Я в порядке, — выпалила, даже не поняв. — То есть… Кхм… Соберем сначала невесте, потом арку. Курьера попроси взять еще один термобокс. А вот по воде у нас перебор.

Телефон снова загорелся. «Любимый». Внутри все сжалось до точки, как перед ударом. Я нажала «принять».

— Марин, — голос был уставший, знакомый до боли, — я не могу говорить долго. Очень занят. Просто хотел предупредить: сегодня насчет квартиры приедут. Надо, чтобы ты впустила. Подпишешь документы. Нотариус подготовил бумаги. Я потом все компенсирую. И... пожалуйста, постарайся воспринять это спокойно.

Я закрыла глаза. На языке металлом стояли ее слова. «У нас ребенок».

— Поздравляю, — сказала я празднично. — Ты стал отцом. Я правильно поняла? Или еще подождать официального объявления?

На том конце повисла пауза.

— Марин, я не обязан...

— Вы оба мне так и не сказали, — я рассмеялась слишком громко. — Ты и твоя новая пассия. Сколько ему? Месяц? Год? Два? Скажи хоть, какого цвета у него глаза. Он похож на папу?

— Перестань, — наконец ответил муж. — Я буду вас поддерживать финансово. Детям ничего не будет нужно.

— Им нужен отец, Даниил, — сказала я, и голос сорвался. — Не твои переводы по праздникам. Не твои списки компенсаций. Им нужен отец, который не говорит чужим женщинам «у нас ребенок», пока у него дома спят его дети.

— Я заскочу в субботу вечером, — он словно не слышал. — Привезу немного денег. Говорить при них не будем.

— Не надо. Не приезжай, — я нажала отбой, пока руки еще слушались.

Секатор лежал на ладони, как ключ. Я снова ушла в работу. Эвкалипт, диантус, немного гипсофилы — легкое облако, чтобы не было так тесно. Девочки молча шуршали рядом. Настя протягивала ленту и клеила ценники на чехлы.

Влетела клиентка — взволнованная, с мокрым зонтиком:

— А вы еще делаете монобукеты из пионов? Мне говорили, у вас самые нежные.

— Сезон почти ушел, — ответила я, поднимая глаза и одаривая ее аккуратной улыбкой. — Но я соберу вам что-то, что будет дышать так же.

Клиентка успокоилась, даже улыбнулась в ответ. А я поймала свое отражение в витрине: чужое, убитое, надломленное. Но с прямой спиной. Если я сейчас сломаюсь — потеряю все. И детей. И салон. И себя. А пока у меня есть что держать в руках — секатор, ленту, стебли — я не упаду.

5. Фотографии с моря (Марина)

Салон жил своей собственной жизнью: ведра с водой, холодная комната гудит, на стойке лежат аккуратные рулоны оберточной бумаги. Девочки пересчитывали розы и зелень, клеили стикеры на коробки. Я надела перчатки, взяла тонкие ножницы, подтянула на запястье ленту. Продолжала работать, несмотря ни на что.

— Нам на свадьбу все готово? — спросила.
— Почти, — отозвалась Настя. — Арку добиваем, курьера позвала пораньше.

Зашли две фифы — поначалу решила, что невестина свита. Одна — с влажной челкой, другая — с громким смехом и длинными ногтями. Положили телефон на витрину, включили экран на всю яркость — фото перелистывались, как открытки.

— Ты это видела? — кинула громкая подружке. — Он же на море. Прямо сейчас.
— С ребенком, ага, — подхватила вторая. — Я фигею. Вот же умеют люди отдыхать. Берут от жизни все. Самец — он и на Багамах самец.

Настя дернулась, посмотрела на меня. Я осталась стоять там же, где стояла. Спокойно проверила длину стебля, сняла лишнее, подтянула шпагат. Девочки шепотом спросили про бутоньерки — я кивнула.

— Жалко, что мужчина уже занят, — продолжила первая, нарочно громче. — Солидный, директор. И там такая малышка… лет двадцати пяти. С грудью, попой. Спорт, загар и все дела. И мальчик у нее такой милаха. На него похож.

У меня сжались челюсти. Пальцы притихли. Я положила ножницы на стол, взяла бумагу и завернула композицию — не в глухую обертку, а с воздухом между лепестками, чтобы букет не задыхался. Мне было все равно, слышат они мой голос или нет:

— Девочки, проводите дам к выходу. И проверьте доставку — офис на Петровской перенесли на шесть вечера.

Громкая усмехнулась, пожав плечами:

— Извините, если обидели. Мы просто так… сплетни обсуждаем.

— Обсуждайте на улице, — сказала Настя жестко. — Здесь у нас только цветы обсуждают.

Они хихикнули и вышли, оставив на стекле отпечаток липкого смеха. Я выдохнула, сжала ленту в пальцах так, что она тонко скрипнула. В голове назрело: «постановка». Слишком уж ловко они разложили слова. Слишком вовремя. Цветы им нафиг сдались. Нужны были мои уши.

Телефон мигнул. Сообщение от Максима-водителя: «Забрал арку. Буду через 20 минут». Второе — от неизвестного: фотография с моря. Солнце, желтые лежаки, на коленях у женщины — мальчик в панаме. Мужчина в темных очках — боком к камере. Этот силуэт я узнаю везде. Он принадлежал моему мужу.

Я выключила экран. Протерла стол. Попросила Настю посчитать лилии и забрать лишнюю зелень в холодильник. Слова из чужой жизни — «наш ребенок» — до сих пор звенели внутри, как ложка по фарфору.

Просто дотянуть до ночи. И забыться.

Вечером дома пахло простым ужином. Картошка пюре, рыбные котлеты, овощной салат в стеклянной миске. Уля расставляла игрушечные тарелочки своим куклам — накормить всех, чтобы никто не плакал. Макар сел молча. Перевернул вилку в пальцах. Потом все-таки поднял глаза.

— Мам, — сказал он, — можно безо всех этих «сю-сю»? Этих… детских сказок?
— В каком смысле? — Я поставила перед ним тарелку, подтолкнула хлебницу.
— Он на море, — сказал Макар ровно. — Прямо сейчас. Не в командировке. Не на совещании. На море. С ней. И с малым.

Уля перестала кормить куклу, уставилась на брата:

— Наш папа на работе, — уверенно сказала она. — Так мама сказала. Папа нас любит. Поэтому он много работает и денежки для нас зарабатывает.

— Кому ты веришь, дура? — сорвалось у Макара. — Маме или телефону? — Он швырнул на стол свой смартфон. — Пацаны в чате скинули. Смотри.

На экране — то же фото, что прислали мне. Мужчина в очках, плечи, знакомый изгиб шеи. Девица в открытом купальнике. Мальчик в панаме держит мороженое. Подпись: «Семейный отдых». Дата — сегодняшняя. Было такое чувство, что это рекламный буклет туристического агентства. Красиво. Тщательно. Как надо демонстрировать чужое счастье напоказ.

— Не надо, — сказала я. — Убери.

— Это же правда, мам, — Макар сжал губы. — Ты меня все равно не обманешь. Я не слепой и не глухой. Он нас реально слил. Мы ему теперь по барабану. Думаешь, я не слышал, как он с тобой говорил по телефону утром? Он нас бросил и живет как ни в чем не бывало.

— Хватит. Перестань, — я поставила перед Улей ее тарелку, разрезала котлету. — И не говори при сестре так.

— А как говорить? — Макар дернул плечом. — Что папа занят? Что он подумает, как… — он басовито передразнивал отцовский голос, — нас поддержать? Он уже поддержал. Из Турции.

Уля всхлипнула:

— Мам, это не наш папа. Это другой дядька. Наш папа хороший. Он меня любит. Он обещал прийти на танцы. И блины обещал. И еще мультики со мной… — наворачивались детские слезы на ресничках.

Я обняла ее и вытерла соленые капли.

— А давай мы глянем, как там твой новый друг, а? Ты уже дала ему имя?

— Это не он — это девочка, — шмыгала Уля носишкой. — Ее зовут Лея.

— Прямо как принцесса Лея, — выдавливала я улыбку из последних сил.

Но дочка лишь мотнула головой, нахмурив бровки.

— Нет. Она не принцесса — королева. Королева Лея. И у нее есть корона. Я слепила ее из пластилина.

— А покажешь мне?

— Угу, — кивнула она и исчезла в коридоре.

Я перевела дыхание. Открыла кран, налила воды в стакан. Недовольно посмотрела на Макара. Сын отвернулся к окну, уткнулся лбом в стекло. Мы молчали минуту, слушая, как тикают часы и как в кастрюле остывает суп. Как Уля напевает песенку своей новой рыбке в аквариуме.

«Золотой карасик. Карасик золотой»

— Смотри на меня, — сказала я тихо. Макар повернулся. В глазах у него было слишком много недоверия для четырнадцати лет. — Я не могу сейчас объяснить тебе всего. Но одно ты должен держать в голове.

— Что? — он глухо фыркнул.
— Ты не становишься лучше, если будешь ненавидеть. Ты становишься сильнее, если держишься. Я разберусь со взрослыми делами. А вы… вы должны помнить, что у вас есть мама. Пускай отец нас бросил. Но осталась я.

Визуал. Ксения и Егор

Ксения Лисовская, 25 лет

Она привыкла брать то, что хочет. Молодая, красивая, наглая до дерзости. В её смехе слышится вызов, а во взгляде — уверенность, что ей всё дозволено. Ксения не ждёт, пока её пригласят — она сама открывает двери. Для кого-то это игра, для неё — охота. Она умеет притворяться ласковой, но за этим всегда чувствуется стальной крюк.

Егор, 2 года

Ему всего два года — возраст, когда ребёнок уже уверенно шагает и лепечет свои первые фразы, но всё ещё остаётся почти младенцем. Он тянет руки к тем, кто рядом, и называет «папой» того, кто улыбнётся и поднимет на руки. Егор ни в чём не виноват, но именно его маленькая фигура становится ножом в сердце: собственные дети брошены, а чужому мальчику достаётся внимание, любовь, поездки, мороженое на море.

6. Температура, конверт и нотариус (Марина)

Ночь будто не закончилась — просто стала серой. Было снова пасмурно, словно небо тоже страдало от тупой боли, как я. Уля проснулась горячая, лоб сухой и раскаленный. Градусник подпрыгнул к тридцати восьми и застыл, как злой смайлик. Она тихо попросила воды, прижалась ко мне. Волосы пахли детским шампунем и жаром.

— В садик не идем, — сказала я. — Дополнительные танцы — тоже. Не до танцев.

— Папа хотел посмотреть, как я тяну носочек и делаю «па»… — пробормотала дочка сквозь дрему и снова уснула.

На кухне засвистел чайник. Я налила воду в кружку, бросила пакетик. Налила ребенку сироп по инструкции. Нарезала нервно круги, скрестив руки.

Макар вышел в коридор молча. Уже в кедах, с рюкзаком на одно плечо. Посмотрел на меня так, будто у меня в руках пульт, а я нажала не ту кнопку. В его глазах я была явно виновата.

— В школе до четырех, потом к Паше на тренировку, — выдал он сухо. — Телефон и деньги взял.

— Позвони, если задержишься.

— А смысл? — усмехнулся на вдохе. — Что от этого изменится? Хуже уже точно не станет.

Я хотела ответить, но в кармане завибрировал телефон. Снова неизвестный номер.

— Марина Зорина? — мужской голос, отчетливый, будто читает протокол. — Это Алексей Козлов, юридический консультант компании «Правдов и партнеры». Мы готовим соглашение по совместному имуществу, принадлежащему вам и вашему супругу. Даниил Александрович просил согласовать с вами визит к нотариусу.

— Когда?

— В пятницу, пятнадцать ноль-ноль. Вам доставят комплект документов для предварительного ознакомления. По доле в бизнесе — выкуп на ваш банковский счет в течение тридцати дней. Также потребуется доступ в квартиру для инвентаризации. Коттедж мы уже осмотрели. Там вопрос закрыт. Нужны только ваши подписи.

— А как насчет моего согласия? Этого вам не надо?

— Даниил Александрович нам сообщил, что все уже согласовано.

— Ни черта у нас не согласовано! — рявкнула я на нервах. — Мы еще ничего с ним не обсуждали!

— Хорошо. Вас понял. Но вы ведь не будете против, если мы получим доступ к квартире, чтобы…

— Никаких «доступов»! Приезжайте в мое присутствие!

Короткая пауза, затем ровно, будто у него на листе заранее написано:

— В ваше присутствие. Разумеется. И еще просьба: пожалуйста, ограничьте публичные высказывания. Любая эмоциональная коммуникация осложнит переговорный процесс.

Я отключила. Смотрела на черный экран и думала, что «переговорный процесс» — это там, где сидят двое взрослых людей. А не там, где один бросил записку, а второй по ночам меряет детскую температуру.

В прихожей пискнула дверь — Макар ушел, хлопнув так, чтобы со стены упала семейная фотка. Где мы все четверо. Ульяна еще с пустышкой во рту. Мы выглядели, как образцовая семья. Скажи мне тогда, что все закончится катастрофой через несколько лет — ни за что бы не поверила. Глаза бы выцарапала любому, кто усомнился в прочности нашего с Даниилом брака. А теперь… Я даже поднимать ее не стала. Без эмоций смела все в совок и выбросила в урну. Нужно сделать так со всеми фото, где есть он.

К полудню Уле стало немного лучше. Температура чуть спала. Я растянула на диване плед, включила ей мультики про зверят и пошла на кухню поставить куриный бульон. Хоть она его и не любит, но ей нужны силы. В этот момент в дверь позвонили.

Курьер. Плотный конверт с логотипом нотариальной конторы. Подпись на накладной — «для М. Зориной, лично». Я расписалась. Вернулась в комнату, разорвала край. Сверху — сопроводительное письмо на фирменном бланке. Я провела взглядом по строкам и споткнулась на подписи:

«…в рамках урегулирования имущественных вопросов, а также в интересах третьего лица — К. Лисовской».

К. Лисовской.

Имя легло на бумагу холодом. Я шевельнула губами беззвучно: «Ка. Лисовская». Теперь у призрака появились инициалы. Ничего не изменилось — а внутри стало совсем по-другому. Словно в комнате кто-то встал рядом и оперся бедром о подоконник.

— Мам… — Уля позвала тихо. — Ты тут?

— Тут. Я рядом, — сказала и положила конверт обратно, будто он мог причинить нам вред.

Телефон проснулся. Сообщение от неизвестного — того самого номера из вчерашнего ада.

«Надеюсь, ты ведешь себя разумно. Не усложняй. Ему сейчас важна концентрация. У нас большие планы»

Я набрала ответ: «Назови свое имя»

Точка. Отправить. Сердце в горле.

«Ксения», — пришло почти сразу.

Никаких смайликов, никакого «привет». Просто имя. Как печать на документе.

«И еще, — влетело следом, — не устраивай истерик у нотариуса. Детям нужен спокойный фон. Будь мудрой женщиной»

Я видела, как дергается мой палец над экраном. Стерла все, что уже написала, и отправила только: «Отныне все будешь согласовывать лично со мной, а не через его юристов»

Ответа не последовало. Но сообщение прочитала.

***

Приглашаю в новинку литмоба "Развод с властным" от Аси Акатовой 16+

https://litnet.com/shrt/FNsd

Властный и опасный изменил мне с моей сестрой! Он презирает меня за то, что я не могу забеременеть. Но, может, проблема в моем муже и его здоровье?! Надоело - я отомщу за двойное предательство и стану счастливой без них!

7. Будь умницей (Марина)

Ближе к вечеру пришлось ехать в салон. Настя написала, что пришел поставщик и надо закрыть накладные. Я оставила Улю с соседкой — тетей Валей. Той самой, что водит внучку в нашу группу. Оставила номер, сироп, мультики, обняла дочку и выскочила под морось.

Салон встречал знакомым шумом холодильников и влажным запахом зелени. Девочки нервно молчали — сегодня у всех та же мысль в глазах: лучше не лезть.

— Подпись вот здесь, — Настя разложила на стойке бумаги. — И тут. Поставщик привез меньше пены, чем обещал. Мы добрали сеткой, но цена другая, я выбила скидку.

— Молодец, — бросила я, и лишь потом заметила на стойке чужую открытку — ажурный картон в золотистых краях. — Это что?

— Курьер оставил, — Настя понизила голос. — Сказал: «Для хозяйки салона». Без обратного адреса.

Я пододвинула картон к свету. На лицевой стороне — фото пальм и полоска моря. На обороте — пять слов, наклонно, женским почерком: «Просто будь умницей. Для всех лучше».

Я положила открытку в мусорную корзину. Медленно, без вспышек. Потому что если психану — все пойдет под откос. Она только выиграет.

— Закрываем кассу на сегодня раньше, — сказала я. — Девочек отпусти по домам. Уля при температуре, мне еще в аптеку.

Настя кивнула. Смышленая, понимает с полуслова.

На выходе я поймала себя на том, что иду, не глядя по сторонам. Как будто в тоннеле. Люди вокруг — просто тени. Машины — звук. Я взяла уколы и таблетки. Хлеб, молоко. Немного фруктов, овощей. Овсяных хлопьев. Мясо для отбивной. И прочее — по мелочи. Набрала полкило персиков — Уля их обожает, даже простуженная. И пару наклеек с мультяшками выхватила на кассе. Набралось в итоге немало. Пакеты резали пальцы.

Я открыла багажник, но там все до верху забито материалами для салона. Из-за перебоев с поставками приходилось мотаться по рынкам и искать альтернативные варианты. Становилось трудно. Я была готова делать все, чтобы мое дело жило. И мне не приходилось жить на подачки того, кто предал и теперь даже не может встретиться, чтобы в глаза признаться, что был подонком в отношении детей все эти годы.

Когда зашла к тете Вале — Уля уже спала.

— У меня все под контролем, — сказала соседка заговорщицки. — Температура спала. Она хорошая девочка. Как вы вообще? Держитесь? Что-то Даниила не видать. Опять в командировке?

— Держимся, — просто кивнула я в ответ. — Спасибо вам за помощь. Спасибо, что посидели с дочкой. Очень приятно знать, что рядом есть человек, на которого можно положиться.

Ночью я положила Уле ладонь на лоб — прохладный. Слава богу. Села рядом, прислушалась к ровному дыханию. Достала телефон. Долго смотрела на список контактов. Словно среди них могла оказаться та, кто объяснит мне, как вот это все переживают и при этом остаются людьми.

Потом открыла чат с Даниилом. И ужаснулась свежей переписке. Когда-то мы обсуждали тут, какие лучше шторы купить в гостиную. Какого цвета выбрать велик для Ульяны. Какой мультик всей семьей посмотреть в кинотеатре, чтобы «не идиотский». И фотографии такие жизненные — мороженое у Ули на носу, Макар с воздушным змеем. Мы с супругом на лестнице его нового офиса.

Пишу: «В пятницу в пятнадцать я буду у нотариуса. Приезжай сам. Не присылай чужих»

Секунда, две. Появились три точки. Пропали. Появились снова.

«Я не в городе. Задерживаюсь. Вернусь к понедельнику. Приедет юрист. Все будет корректно»

Я смотрела на слово «корректно» и думала, что в нашем словаре оно никогда не значило «по-человечески».

«Уля заболела, — отправила я. — Температура. Она верит, что ты вернешься»

В этот раз пауза была длиннее.

«Передай ей конфеты из моего стола в кабинете, — наконец написал он. — Любимая карамель в синей обертке. И скажи, что я очень занят. Но скоро приеду»

Я закрыла чат. Приложила ладони-ледышки к пылающим щекам. Вытянула из сумки тот самый конверт. Прочитала еще раз строку про «в интересах К. Лисовской». Сложила вдвое и спрятала в папку с документами. В голове выстроился план: пятница — нотариус. До пятницы — дети, салон, лекарства, простые вещи. Все, что держит мою жизнь на плаву.

Я накрыла Улю пледом повыше и прошептала прямо в ее волосы:

— Помни, что у тебя есть мама.

И добавила мысленно — уже без адресата, без имен:

— И у этой мамы есть план.

***

Новинка литмоба от Ирины Манаевой "Измена. Я сведу тебя с ума" 16+

https://litnet.com/shrt/eQKY

Я спасла его жизнь ценой рождения собственных детей.
Он отправил меня в психушку за то, что я узнала о его изменах.
Сбежать и вернуть бумеранг. К тому же я нашла женщину, как две капли воды похожую на себя.

8. Первая встреча (Марина)

В приемной юридической компании пахло кофе и бумагой. Воздух стоял тяжелый, как перед дождем. Дорогая контора, стеклянная перегородка, серые стены, тишина с ровным шепотом кондиционера. Люди здесь, наверное, привыкли оформлять чужие катастрофы.

Я пришла раньше. В руках — папка с документами. Тот самый конверт, где впервые увидела имя К. Лисовская. Ноги гудели, будто я поднималась по лестнице весь день. На стойке перед секретаршей лежал журнал посещений. Подпись: «Зорина М. С.» — аккуратная, но почти чужая. Расписалась не так, как обычно. Сама себя не узнавала. Хотелось встать и уйти. Сделав вид, будто это просто была не я.

— Вам предложить кофе? — спросила девушка с безупречным пучком.
— Нет, спасибо. Я ненадолго.

Секунды растягивались. Я смотрела на часы и думала: «Пятнадцать ноль-ноль». Значит, он сейчас не приедет. Конечно. Он занят. Всегда занят, если речь не о нем. Я привыкла к этому за годы брака. В семье царил классический патриархат. Всегда все стелется под Даниила. Мой личный график, биоритмы семьи.

Все должно было соответствовать его настроению, его сиюминутным желаниям. Я была хорошей покладистой женой все это время. Давала мужу то, чего он хотел. С годами даже забыла, чего хочу сама. А теперь внутри тлело лишь одно желание — вычеркнуть предателя из жизни.

— Марина Сергеевна? — голос секретаря вырвал из мыслей. — Вас приглашают.

Кабинет был просторный, с серыми шторами и запахом новых чернил. За столом — мужчина в темно-синем костюме, молодой, уверенный.
— Алексей Козлов, юридический представитель, — представился он. — Благодарю, что нашли время для нашей встречи. Мы постараемся все сделать быстро. Даниил Александрович просил уладить все формальности в корректном порядке.

«Корректно». Это слово преследовало меня вторые сутки.

— Хорошо. Чем раньше начнем, тем быстрее закончим.

Он протянул мне папку.
— Здесь проект соглашения. Ознакомьтесь, пожалуйста. Если в целом вы согласны с договорным разделом недвижимости и корпоративных прав, вам нужно подписать все страницы, отмеченные стикерами. Чтобы нотариальная процедура прошла без осложнений.

Я открыла. Страницы шелестели, как сухие листья. «Выкуп доли… квартира в жилом комплексе… коттедж… согласие сторон». Все сухо, ровно, будто речь о чьем-то офисе, а не о доме, где росли дети. Бумажные формулы, за которыми когда-то была наша жизнь.

Я хотела спросить — «А как насчет того, что у нас двое детей?», но в этот момент дверь открылась.
И я сразу поняла — она.

Сначала — только каблуки. Звонкий цокот стальных шпилек. Потом — утонченный силуэт. Высокая, уверенная, в дорогом жакете цвета сливочного золота. Волосы уложены безупречно, на запястье — часы, которые стоят, наверное, как мой месячный оборот по салону.
— Извините, я на минутку, — сказала она вежливо. — Даниил просил, чтобы я забрала некоторые документы.

Юрист замялся. Прыгал глазами с меня на нее и обратно.
— Ксения, может, вы зайдете немного позже? У нас клиент...

Наши взгляды встретились.
Я сразу поняла — это она. Его любовница. Не по глазам, не по походке. По тому, как уверенно вела себя в чужом помещении. Будто весь мир давно ей должен.

— Мы знакомы, — сказала я спокойно. — В телефонном режиме.

Ксения улыбнулась уголком губ:
— Да, кажется, был момент. Но лучше все решать лично. Не правда ли? Согласитесь, так цивилизованнее.

Я закрыла папку, аккуратно. Держа эмоции под натянутой уздой.
— Цивилизация — странная вещь. Кто-то считает, что она начинается с вежливости. А кто-то — с совести.

Юрист напрягся.
— Марина Сергеевна, — вмешался он, — прошу, не совершайте провокаций. Не превращайте процедуру в эмоциональное…

— Все в порядке, — я перебила. — Я в норме. Никаких провокаций. Никакой драмы и сцен с попыткой вырвать чьи-то волосы. Мои эмоции под контролем.

Все же подписала первую страницу. Потом вторую. Глазами бежала по тексту и делала свою работу. Давала им обоим то, чего они добивалась. Шла на соглашение. Просто чтобы покончить с прошлым резко, быстро. Отрезать от себя половину. Понадеявшись, что не истеку кровью до смерти.

Перо царапало бумагу, как скальпель кожу. Почерк дрожал. Чернила впитывались, как кровь в бинт. С каждой новой подписью я словно вычеркивала из сердца прожитый год. Отметка за отметкой. Штрих за штрихом. В душе рассыпались замки из песка. А Ксения стояла рядом. Торжественно. Победоносно. Расслабленно глядя в окно.
— Даниил просил передать, — произнесла она без оттенка, — он ценит, что ты ведешь себя достойно. В твоих же интересах не разочаровать его потом. И для детей это лучше.

Я подняла глаза.
— Для детей лучше, когда их отец дома. А не на море с любовницей и внебрачным ребенком.

В комнате стало тихо. Даже кондиционер будто замолчал.

Ксения опустила взгляд, поправила ремешок часов.
— Не превращай это в войну, — сказала почти шепотом. — Потому что тебе в ней не победить. Даниил готов к любому развитию ситуации. В долгу не останется в случае чего.

Я подписала последнюю страницу, захлопнула папку.
— Спасибо. Передай ему, что он может спать спокойно. Шантажировать я никого не собираюсь. Справлюсь сама.

Юрист что-то пробормотал про нотариальное заверение.
Я взяла сумку, поднялась. Каблук цокнул по мраморному полу.

На выходе я почувствовала, что руки дрожат. Только тогда. Пока они смотрели — ни одной лишней эмоции. Но уже в коридоре — ладони пылали, как после ожога.

У двери лифта я остановилась. Посмотрела в зеркало. Лицо было бледным, но глаза спокойные.
Как у человека, который проиграл битву, но еще не войну.

Хочешь войны? Я тебе дам войну, мерзавка. Вот только я сама решу, когда нанести удар.

***

Новинка литмоба от Элли Лартер "Развод. Я больше тебе не принадлежу" 16+ https://litnet.com/shrt/zqT7

9. Честный человек (Даниил)

Я не считал себя подлецом.
Подлецы врут, а я — просто выбрал.
Не вижу ничего подлого в том, чтобы начать новую жизнь, когда старая трещит по швам. И не я один так считаю. Это нормально. Поступок зрелого мужчины, который точно знает, чего хочет. Я просто хочу быть счастливым. Об этом твердят психотерапевты, статьи на деловых порталах. Да и товарищи по бизнесу мне давно советовали подумать об альтернативах.

«Не бойся перемен, Дэн», — говорили они. И я не боялся. Просто делал то, что было правильно с моей точки зрения. А Марина — я ее ни разу не обидел. Она сделала для меня многое. Родила мне пару замечательных детей. Но в какой-то момент я ощутил, что мы слишком разные, чтобы продолжить этот путь рука об руку. Примерно в тот момент, когда на горизонте появилась более достойная женщина.

Ксения стояла у зеркала, примеряя сережки — крупные, сверкающие, из новой поставки ее любимого ювелирного бренда.
— Эти лучше, — промурлыкала она и сладко улыбнулась. — Они под свет попадают ровно как надо. Лучи красиво рассеиваются. Как будто сияют на солнце.
— Хорошо, — кивнул я, не особо всматриваясь в ее новые украшения, — они тебе идут. Я рад, что они тебе нравятся.
— Ты говоришь это на автомате, — заметила она и хмыкнула. — Но я не обижаюсь. Я знаю, у тебя голова занята всем этим.
«Всем этим» — нотариус, дележ, юристы. Прочая бюрократия, связанная с разрывом отношений и моим уходом от Мариши.
Я кивнул.
— Просто хочу довести все до конца. Без скандалов.
— Без скандалов, — повторила Ксюша и пригладила волосы. — Только вот Марина, похоже, хочет иначе. Она явно приготовила тебе скандалы. Просто выжидает самого неподходящего момента. Чтобы ударить тебе в спину. Чтобы опорочить твое имя. Подпортить тебе бизнес и будущую политическую карьеру.
— Не знаю, Ксюш. Вряд ли она пойдет так далеко. Не в ее стиле. Она не привыкла жаловаться и играть на публику. Драма — это не про мою супругу… Я просто хочу, чтобы все было по-честному. Она заслужила, чтобы я повел себя нормально в отношении нее и Макара с Улей.

— Ты хочешь, по-честному, — усмехалась Ксения, — но Марина захочет большего. И чем больше ты ей будешь давать — тем крепче она будет тебя шантажировать. Хочешь, чтобы бывшая тобой манипулировала?

Я не ответил. Потому что Марина не была моей бывшей. Пока что мы в браке. И это было вопросом определенного времени. Сама же Ксюша попросила меня не спешить, чтобы сначала переоформить все, что можно вывести из совместного имущества. И только после этого запустить бракоразводный процесс. Чтобы не спровоцировать Марину. Не дать ей повод осложнить жизнь и мне, и детям.

В комнате пахло кофе, духами и детским кремом. На кровати сидел Егор — в пижаме с мишками, с планшетом в руках.
— Пап, смотри! — крикнул он, нажимая на экран. — Я рисую собаку!
— Молодец, — сказал я. И в шутку почесал его за ухом. — Кто это у нас такой смешной песик?

Малыш катался по одеялу и звонко хохотал от щекотки.
— Не “пап”, а “Дэн”, — поправила Ксения. — Мы же договаривались, Егор.
— Пап, — упрямо повторил Егор через смех.

Я пошел на кухню, включил кофемашину. За окном — море, солнце, белые яхты на рейде. Люди платят за этот вид, чтобы чувствовать, что живут. А я просто оказался здесь — без усилий. Слишком просто. С годами ты уже хочешь не просто финансовой независимости. Ты хочешь качественно новой жизни. И все начинается со спутницы.

Телефон позвал сигналом: сообщение от юриста.
«Документы у Зориной подписаны. Завтра заверяем».
Я выдохнул. Казалось бы, должен почувствовать облегчение — но вместо этого внутри поднывала пустота.

— Все идет по плану? — Ксения подошла тихо, босиком. И повисла сзади на плече.
— Да.
— Тогда не парься, — она поднялась на цыпочки, поцеловала в шею. — Мы же теперь семья.
Семья. Слово, которое я больше не понимал. Все смешалось. Если это теперь моя семья, то как тогда называть Марину и детей? Моя бывшая семья? Или семья, из которой я решил уйти?

— Ты опять о ней думаешь? — спросила Ксюша, прекрасно зная ответ.
— Я думаю о детях. Марина справится. Она сильная.
— Сильная? — усмехнулась. — Она просто не отпускает. Марина не сильная. Она приросла к тебе, как к источнику денег. Для нее ты просто денежный мешок. Она в тебе давно уже не видит мужчину. Только деньги. И вообще я не уверена, что между вами хоть когда-то была настоящая любовь. Она родила детей и превратила это в способ держать тебя на привязи. И сосать из тебя ресурсы весь остаток жизни.
— Она мать, — парировал я. — Это другое. Ты должна ее понять.
Ксения тихо рассмеялась, но глаза остались холодными.
— Женщины любят называть слабость материнством. Так звучит благороднее. Она тебя отягощала, Дэн. Тормозила, словно якорь. Она бы вечно прикрывалась детьми и ничего с собой не делала. Превратилась бы в старуху. Тебе бы пришлось водить в компании реальную Бабу Ягу. Со мной такого не будет. Это я тебе обещаю.
Ксения умела убеждать словами, как другие — телом. Но делала и первое, и второе.

На столе уже стоял завтрак: салат, тосты, злаковая каша для Егора. Все идеально выверено, как на рекламной съемке.
— Ты поедешь завтра в офис? — спросила она.
— Нужно заехать. У меня встреча с подрядчиками.
— А вечером?
— Не знаю.
— Знаешь, — сказала она мягко. — Просто боишься сказать.
— Что сказать?
— Что собираешься увидеться с сыном.
Я замер.
— С чего ты...
— Марина не дура, — перебила. — Я уверена, он тебе напишет. Или она. Чтобы разжалобить.
— Не надо так говорить. Я не считаю, что мне есть чего опасаться.
— Я просто предупреждаю, — она наклонилась ближе, — не давай им использовать тебя. Они это умеют. Особенно она.

Егор уронил ложку, хлопнул по столу ладошкой и закашлялся. Мы оба обернулись.
— Все нормально, — сказала Ксения, — просто торопится. — Она вытерла ему рот салфеткой, потом шепнула, как бы между делом: — А когда ты к нему поедешь, не говори Марине, где живем. Не хочу, чтобы она сюда заявилась.
Я кивнул, чтобы не спорить.

10. Телячьи нежности (Даниил)

Я приехал заранее. Осень в этом городе всегда пахнет мокрой листвой и бензином. А парк выглядел так, словно его только что вымыли дождем. Блестящие лавочки, темная земля под березами. Редкие мамы с колясками. Школьники в цветастых кроссовках. Подобные мне сюда не забредали.

Я встал у входа, где висит карта с кривыми дорожек. И поймал себя на том, что рассматриваю собственное отражение в глянцевом пластике. Смотрелся собранным, слегка усталым. Но вполне себе честным человеком, у которого все под контролем. Главное, что я был честен с собой. И теми, кого люблю. Или любил когда-то…

Макар пришел без рюкзака — в худи, с капюшоном на голове, руки в карманах. Подрос за лето. Это прямо чувствовалось. Хотя мы с ним не виделись от силы неделю. Челюсть обрамлена четкими скулами. Линии стали резче. Взгляд уже не мальчишеский. Подростковый? Скорее, юношеский. Временами даже слишком взрослый. Прямой не по годам. Похож на меня куда сильнее, чем я хотел бы признавать.

— Привет, — сказал он, не притормаживая шага. — Только давай безо всех этих телячьих нежностей, бать. Что ты меня рад видеть и так далее.

— Привет, — ответил я с долей неловкости в голосе. — Но что мне делать, если я правда рад тебя видеть, сынок?

— А я — нет, — фыркнул Макар. — Куда идем?

— Тут есть нормальная аллея. Или можно к пруду. Там красивый фонтанчик, помнишь? Ты бывал там в детстве. Мы с мамой тебя часто туда…

— Мне по барабану, — отрезал он жестче, чем ожидалось. — Куда угодно, лишь бы быстро.

Мы шли по дорожке. Колеса самокатов цокали по плитке. В кустах шуршала наглая сорока. Макар шел в полшага впереди, как проводник, который знает местность лучше меня. Хотя было очевидно, что он просто избегает зрительного контакта. Тут мимо нас промчалась пара на велосипедах, и я снова вспомнил его велик, который так и не починил. Хотя обещал. Элементарно закрутился с делами и забыл. Вылетело из головы. Поэтому молча прикусил губу, не зная, как поговорить об этом.

— Как школа? — спросил его и сам почувствовал, как пусто звучит. Разговор был ни о чем. Это вовсе не то, что я должен был говорить родному сыну в тот день.

— Нормально, — бросил он дежурным голосом. — Не ради этого писал тебе. Не ради этих дурацких вопросов.

— Понимаю. Ты хотел увидеться.

— Хотел спросить, какого черта, — он сказал это ровно, вполголоса. — Но потом понял, что бесполезно. Отцы-предатели все равно не отвечают на такие вопросы.

Я остановился, заставив остановиться и его. На лавке напротив бабушка чистила яблоко тонкой спиралью; запах кислого сока ударил в нос. В тот момент я бы хотел, чтобы в парке никого не было. Ни души. Только я и мой Макар.

— Я отвечу, — сказал своему сыну и машинально стиснул зубы. Приготовившись к его токсичной реакции. — Нас с мамой долго штормило. Конечно, у многих такое бывает. Разные семьи проходят через подобные вещи. Их союзы, словно корабли, терпят крушение. Кто-то выплывает. Кто-то — просто тонет в глубине недосказанности. Недопонимания. В итоге кто-то справляется. Кто-то нет. Мы… Мы просто не справились, Макар. И я не хотел вас больше мучить. Ни тебя, ни Улю. Потому что вы прекрасно видели бы фальшь в отношениях родителей.

— А что нас должно было мучить? Когда ты дома и разговариваешь? Когда ты просто рядом? — Макар пожал плечами. — Или когда ты уезжаешь и исчезаешь? Ничего не говоришь, хотя у тебя другая семья. Новый сын. Новая жена… Что должно нас мучить больше, а? Ты выбрал второе и назвал это заботой? Типа я должен говорить тебе спасибо за это? За все это говно, в которое ты превратил нашу жизнь?

— Следи за языком, Макар, — сказал я, сдерживая недовольство. — И я не превращал вашу жизнь в «говно», как ты выразился. Я ушел спокойно, предложив вашей матери хороший откуп. Если ты думаешь, что все разводящиеся так поступают, то я тебя разочарую.

— Ладно, — выдохнул сын после паузы, — я не хотел тебе язвить. Портить тебе нервы просто потому, что ты поступил, как мудак… У меня пару конкретных вопросов. И один — самый главный. Он твой?

Его вопрос меня застал врасплох. Настолько резко сын зашел на эту территорию.

— Кто «он»?

Конечно, я понял сразу. Только все равно тянул с ответом. Выкраивал лишнюю секунду, чтобы подобрать слова. Будто надеялся еще сгладить углы в этой непростой истории.

— Малый, из инсты. Щекастый такой. В панамке. — Макар не остановился. Просто повернул голову и посмотрел поверх моего плеча. — Он твой сын? Ты его сделал с той фитоняшкой?

***

Приглашаю в книгу литмоба - "Развод в 45. Предатель будет наказан" 16+ от Анны Нест

https://litnet.com/shrt/XXV0

Я жила в уверенности, что у нас с мужем крепкая семья, но однажды услышала:
– Ты мне больше не интересна.
Двадцать лет брака он назвал зря потраченными и выгнал меня из дома. Теперь мне предстоит собрать себя из осколков и доказать, что в сорок пять жизнь только начинается.

11. Не проявляй слабость (Даниил)

Мой четырнадцатилетний сын только что спросил у меня, кто тот мальчик, с которым я ездил на отдых. И правда ли то, что я зачал его на стороне. Что этот малыш — плод моего романа с молодой любовницей.

В голове мгновенно щелкнули какие-то внутренние тумблеры. Стандартные фразы про «это сложная тема» и «мы потом все обсудим» сами полезли на язык. Но он уже слишком взрослый, чтобы глотать воду с сиропом.

— Макар, — сказал я тихо, — я не готов обсуждать это без мамы. Не уверен, что я могу тебя посвятить во все подробности. Будет лучше, если мама сама решит, что тебе рассказать и когда. После того, как мы с ней это тщательно обсудим.

— Тогда не вываливай свои «по-честному» и «чтобы не мучить», — он усмехнулся уголком губ. — Ты же любишь такие слова. Честно было бы сказать просто «да» или «нет». Но у тебя же есть юристы, у тебя теперь все через консультации. Чтобы не выйти за тупорылые рамки «корректности»… Так и признайся, что ты нас бросил ради СЕБЯ. А не ради нас с Ульяной. Просто тебе захотелось новых ощущений. Новой любви. Или что там у вас с ней… Не хочу об этом даже думать.

Мы свернули к деревянному мостику через ручей. Доски были темные, мокрые. Я знал, что еще шаг — и начну оправдываться, как мальчик. Но все равно сделал этот шаг. Попросту не зная, что еще сделать. Мой сын легко загнал меня в тупик.

— С мамой мы договоримся цивилизованно, — произнес я, тяжело вздыхая. — Вам будет обеспечено все необходимое. Я не исчезаю из вашей жизни. Я всегда буду рядом. Насколько это возможно.

— Угу, — кивнул он, глядя на воду. — А меня ты зачем позвал? Вернее, почему согласился встретиться? Зачем я тебе теперь? У тебя ведь новый сын. Он меньше и красивей. Его тебе родила фотомодель. Вот с ним и возись.

— Потому что ты мой сын, — ответил я, схватил его за локоть. — И потому что мне важно, что с тобой происходит. Как ты себя чувствуешь. Что тебя тревожит. Как ты спишь, что ешь, как у тебя дела со сверстниками. Я хочу помогать. Не только деньгами. Но и морально.

— Помогать — это сделать наконец-то велик, — процедил Макар сквозь зубы. — А не присылать к нам юристов. Помогать — это приходить в зал, когда у Ули соревнования по танцам. Помогать — это разговаривать с мамой, а не прятаться за грудастую телку в бикини.

Он впервые в упор посмотрел мне в глаза. И в этом взгляде было не только обвинение. Там было то самое мальчишеское «скажи правду», к которому взрослые никогда не готовы.

Телефон дрогнул в кармане. Я даже не глянул — просто знал, кто там. Ладонь сама потянулась, но я остановил движение, как удерживают руль на мокрой дороге.

— Возьми, — сказал Макар. — Это же важнее.

— Не важнее, — я выключил звук. — Говори.

Он неожиданно сел на край мостика, свесив кроссовки над ручьем. Я сел рядом. Вода бежала вязко, словно масло. Как и время, отведенное на общение с сыном. Нутром я ощущал, как Ксения жаждет прервать этот процесс. Будь ее воля — напрочь запретила бы мне общаться с детьми.

— На самом деле я не знаю, на чьей я стороне, — пробормотал Макар и бросил в воду камешек. — Ты думаешь, что я сразу буду за маму. Потому что мне не нравится, как ты поступил с ней. Ведь я вижу, как ей трудно справиться со всем этим. Но вообще — я не за маму и не за тебя. Вы сами виноваты, что это случилось. А значит, сами разберетесь… Только мы с сестрой не виноваты. Мы тут точно ни при чем. Так что я за себя и за Улю. Хочу, чтобы у нас дома было тихо. Спокойно. Чтобы мы нормально жили. И чтобы ты не врывался к нам по субботам, как надзиратель в тюрьме. Не проверял все. Как мы используем каждую твою копейку. И не делал при этом вид, что это окей. Что ты просто нормальный отец.

— Я не хочу делать вид, — сказал я. — Я хочу быть нормальным отцом. Хочу быть рядом.

— Тогда перестань врать, — начал он нервно натягивать шнурки на кроссовках. — Хотя бы мне. Просто скажи честно: тебе теперь неудобно. И ты не знаешь, как жить сразу в двух местах. Ты так не умеешь. Не привык. Никто не умеет. Поэтому так никто не делает, если он «нормальный отец».

— Это правда, — выдохнул я и ощутил странное облегчение. — Я правда не умею. Но я пытаюсь разобраться, как из этого выйти нормально.

— Разбирайся, — кивал Макар. — Только не за счет нас. Было бы «нечестно» баловать их и урезать в чем-то нас.

Телефон снова завибрировал, уже настойчивее. Я глянул краем глаза — «Ксюша». Макар заметил это движение.

— Бери. Я пойму. Это же «нормально».

Я поднялся и отошел на два шага — ровно настолько, чтобы он слышал. Не знаю, зачем. Наверное, пытался доказать, что я не так ужасен, как ему кажется.

— Да, — сказал я в трубку.

— Где ты? — ее голос был сладкий и холодный одновременно. — Ты ведь обещал заехать до четырех. Курьер на вечер, я просила согласовать доставку. И с Егором нужно успеть к педиатру.

— Я в офисе, — соврал и взялся за лоб.

Ложь выскочила автоматически, как воробей из-под крыши.

— В офисе? — усомнилась Ксения. — Интересно. Мне почему-то кажется, что ты сейчас с Макаром.

— Ты за мной следишь, что ли?

— Да нет. Просто угадала. Что ты меня не послушал.

— Ксюш, — вздохнул, — я просто повидался с сыном. Мы договорились, что встретимся.

— Конечно, — сказала она мягко. — Это твое личное дело. Только учти: Марина будет через детей давить на жалость. И ты опять начнешь играть в спасителя. А тебе нужно перестать быть хорошим мальчиком. Ты мужчина. Мужчина всегда знает, что правильно для него, а что нет.

— Я просто разговариваю с ребенком, — сказал я жестче. — Своим родным ребенком. Не касайся этой темы. И не звони в ближайшее время, пожалуйста. Дай нам пообщаться по-людски.

— Ого. Ты нервничаешь. Это мило, — ее голос стал нежнее, как будто она гладила котенка. — Ладно. Только одно еще скажу. Не говори ему наш адрес. И не приглашай домой. Не хочу их видеть на пороге. Ни его, ни девочку. Ни тем более их мать. И не обещай того, чего не сделаешь. Мужик либо делает, либо молчит. Будь верен своей природе. Не проявляй слабость, Дэн.

12. Быть отцом (Даниил)

После того, как я поговорил с Ксенией — вернулся на мостик. Макар отлично слышал, что она сказала. Теперь я жалел, что не отошел подальше. Сын хмурил свои русые брови и смотрел куда-то вдаль. Но не на меня.

— Она хочет, чтобы ты был мужиком, — произнес он бесцветно. Словно прочитал об этом на кованой ограде. — А мама хотела, чтобы ты был отцом. Теперь понятно, что ты выбрал первое.

— Я могу быть и тем, и другим, — ответил я, опускаясь к нему на мостик. — Одно другому не мешает. Разве я не прав? В чем проблема?

— Мешает, — он поднялся, словно избегая меня. — По крайней мере — тебе.

Мы пошли к пруду. На воде плавали обрывки желтых листьев. На дальнем берегу воспитатель детского сада выстроила малышей в шеренгу, чтобы каждый мог бросить кусочек хлеба диким уткам. Я машинально искал в этой очереди дочку.

Почему-то вспомнилось, как она тренировалась в секции танцев. Я старался приезжать почаще. Но вечно не хватало времени. Обещал Ульяне, что приеду на соревнование. Но теперь уже и не вспомню, когда оно должно было пройти. Может, уже поздно. И затрагивать эту тему — верный путь к скандалу. Лучше и правда притвориться равнодушным «мужиком». Как все.

— Слушай, — сказал я, — у меня для тебя кое-что есть.

Он усмехнулся:

— Деньги хочешь дать? Не нужны мне твои бабки. Лучше маме их отдай. Или ты думаешь меня так подкупить?

— Перестань, — я достал из кармана пальто небольшой пакет. — Это не для того, чтобы подкупить тебя. Просто я подумал, что…

— Да не нужны мне твои… — он вырвал пакет, даже не глядя. Швырнул в урну у тропинки. Пакет мягко, по-дурацки звякнул — там были новые тормозные колодки и ключ для их установки.

— Молодец, — сказал я с сарказмом. — Отличный жест. Только там то, что тебе нужно. Я не покупаю тебя. Я помогаю тебе отремонтировать твой велик.

Он смотрел на урну, как на врага, у которого нет лица. Потом выудил пакет обратно, молча. Шуршание целлофана звучало унизительно громко.

— Ладно, — он засунул пакет в большой карман худи. — Так и быть. Возьму. Но ты не понял намека.

— Понял. И все равно предпочитаю, чтобы у тебя тормоза были рабочие.

Мы обошли пруд. У павильона с горячим шоколадом стояла очередь из школьников. Я показал глазами на окно выдачи:

— Пить будешь?

— Нет.

— А есть? — ухмыльнулся я сам себе. Он не улыбнулся.

— Пап, — сказал он, как будто случайно проговорился. Это «пап» ударило гвоздем по душе. — Я не знаю, как себя вести. Не знаю, как обычно поступают сыновья в таких ситуациях. Я знаю только одно. Если ты начнешь унижать маму, я буду против тебя. Ты тогда — мой враг. Я тебе этого не прощу. Но если ты будешь помогать ей строить дальше жизнь — я буду стараться терпеть твои новые «приоритеты». Не обещаю, что буду всегда улыбаться. Но постараюсь не выделываться особо. И еще. Улю ты не трогай. Не забивай ей голову обещаниями. Она их собирает, как наклейки. Клеит, словно дурацкие стикеры, на холодильник. А потом ревет, когда они отклеиваются.

— Я не хочу, чтобы она плакала. Просто хочу, чтобы она была счастливой девочкой. Хочу быть с ней рядом. Хотя бы иногда.

— Тогда начни с малого, — он остановился, развернувшись лицом ко мне. — Завтра в шесть у малой репетиция. Приди и просто сядь на скамейку. Не звони маме, не пиши ей. Не требуй, чтобы она поняла тебя. Просто приди и посиди. И не уезжай раньше конца. Справишься с такой задачей?

— Справлюсь, — сказал я быстро, почти с радостью. Будто он кинул спасательный круг, и я ухватился.

— Посмотрим, — пробормотал Макар. — А теперь иди. У меня тренировка. И… не надо провожать. Не делай вид, что мы вместе.

Он двинулся к выходу из парка, не оборачиваясь. Я остался стоять. Слушал, как шуршит под его ногами мокрая листва. Телефон снова ожил. Я достал — короткое от Ксении: «Все в силе на завтрашний вечер? Подтверди бронь».

Я глянул на серое небо. С деревьев капало с завидным ритмом, как по секундной стрелке. У меня внутри не было ни света, ни чистой тени — сплошной свинец. Как и небо над головой. Но в этом свинце появлялась крохотная вмятина — как от пальца. Возможность. Не от Ксении, не от юристов. От мальчика в худи. Который только что сказал: «Просто приди и посиди».

Я набрал ответ: «На завтра не смогу. Перенеси».

Точки замерли, исчезли.

«Ты меня удивляешь, — пришло через минуту. — От тебя не ожидала»

«Я просто пытаюсь быть отцом», — ответил я и спрятал телефон.

На дорожке возле пруда мальчик запускал бумажный кораблик. Вода в этом парке всегда течет в одну сторону. К решетке. Где листва забивает поток. Поэтому кораблики обычно ударяются, мнутся и тонут. Но этот уперся. Подрагивал, но держался.

Я смотрел, как мальчик терпеливо толкает его концом ветки. И думал, что, может быть, и меня еще можно толкнуть в правильное русло — если хватит терпения у того, кто рядом.

Поправив воротник, я втянул носом прохладный воздух. И пошел к выходу. Завтра в шесть — просто посидеть на лавочке. Посмотреть, как танцует дочка. Если я не справлюсь даже с этим, все остальное не имеет смысла.

***

Предлагаю вниманию еще одну книгу литмоба - "Измена. Докажу твою вину" 16+ от Ольги Игониной

https://litnet.com/shrt/W_ud

Моя счастливая семейная жизнь закончилась в ювелирном магазине - новое кольцо шло в комплекте с любовницей мужа.
Если дорогой думает, что это сойдет ему с рук, он сильно ошибается.

13. Он вернулся (Марина)

Зал пах лаком для волос и нагретым деревом. Скользкий паркет, белые стены, огромные зеркала. На подоконнике — ряд бутылок с водой. На стуле — чужие куртки и сумки. Шумно. Девочки щебечут, примеряют тонкие балетки. Спорят, кто будет «солнцем», кто — «дождиком». Уля сидит сбоку, уже в танцевальном боди. С косой, перевязанной розовой лентой. Смотрит на других, но не вмешивается.

— Ульяна, улыбка, — говорит хореограф. — Помни, мы не просто танцуем. Мы рассказываем историю!

Она кивает и старается. Маленькое лицо сосредоточено, язык высунут от усердия. Я стою у стены, держа телефон в руке. Не снимаю — просто держу. Иногда кажется, что если опустить руку — все рухнет без чьей-либо поддержки. Поэтому смотрю на дочь внимательно и киваю с улыбкой, когда она смотрит в ответ.

С утра я не находила себе места. В салоне девчонки спрашивали, еду ли я смотреть генеральную репетицию. Я отвечала твердое «да», но голос звучал так, будто я собираюсь не на танцы, а на голгофу. Внутри все сводило от осознания новой роли. Что теперь я совершенно одна.

Муж и до этого грешил тем, что забывал или осознанно пропускал детские мероприятия. Теперь же — имел полное право не являться вообще. Он ушел от нас с концами. Но… Еще больше я боялась обратного. Что он может внезапно прийти.

Не потому, что верю в его обещания — нет. Я ему теперь не верю, что бы он ни говорил. К предателям не может быть доверия. Просто чувствую это, как собаки чувствуют землетрясение. Это предчувствие висит в воздухе. И я нервно поглядываю на входную дверь.

— Мама, — Уля подбегает между номерами, запыхавшаяся, щеки горят, — а ты снимешь меня, когда мы будем делать «па-де-буре»?!

— Конечно, — улыбаюсь. — Ты сегодня самая красивая. Все только на тебя и смотрят.

Она звонко хохочет и возвращается к сверстницам. А я снова упираюсь спиной в холодную стену. Скрестив руки на груди. Кошусь на дверной проем, в котором нет ни души.

Вокруг — другие родители. Тети. Бабушки. Они шепчутся, обсуждают поездки, костюмы, кто где покупал ленты. Обычные разговоры. А я чувствую себя так, будто стою под прожектором.

Одна. Она теперь всегда будет одна. Если он не приедет…

Было достаточно отвлечься на секунду. Замешкаться в мыслях чуть больше обычного. И вот оно случилось. Дверь скрипит. Сердце делает глупый скачок, как в дурном фильме.

Он.

Даниил стоит в проходе — в черном пальто с поднятым воротником, руки в карманах. Никаких демонстративных движений. Просто стоит и смотрит. Как будто не знает, имеет ли право войти.

Преподавательница оборачивается, кивает ему на стул у стены. Он садится. Не рядом со мной — чуть поодаль. Между нами — расстояние в два стула. И целая жизнь.

Я слышу, как кто-то шепчет:

— Это, наверное, папа Ульяны Зориной…

Шепот, как лезвие по коже. Я намеренно отвожу взгляд, чтобы Даниил не подумал, будто поглядываю на него исподтишка. Смотрю на сцену, но глаза становятся стеклянными. Фигуры размыты. В этой мутной пелене вижу нас в день свадьбы. Тогда казалось, что это навсегда. А теперь — все изменилось резко, быстро — как удар хлыстом.

Репетиция продолжается. Музыка — легкая, детская, со звоном ксилофона. Уля старается изо всех сил. Я ловлю ее взгляд — она ищет, на кого смотреть, кому улыбнуться. И вдруг замечает его. На мгновение замирает. Потом делает шаг. Почти сбивается, но держится.

Даниил тоже заметил. Разглядел в толпе детворы нашу дочь. Я вижу, как его губы чуть дрогнули. Он будто собирался встать, но удержался. Сидит ровно, словно боится спугнуть этот момент.

Пять лет. Пять лет, за которые он впервые пришел не в офис, не в ресторан, не на производство и даже не в суд, а просто — посмотреть на собственных детей.

Мне хочется сказать что-нибудь едкое, ядовитое. Про то, что поздно. Что слишком просто вот так нагло прийти, когда ребенок уже научился улыбаться без тебя. Но внутри вдруг — тишина. Только музыка, топот детских ног. И его взгляд. Отраженный в зеркале на стене.

Уля делает последний поворот и, споткнувшись, едва не падает. Даниил машинально вскакивает. Рефлекс. Почти отец. Я ловлю себя на том, что тоже дернулась. Наша девочка выравнивается, смеется. Аплодисменты родителей заполняют зал.

Он опускается обратно на стул. Медленно.

Я отворачиваюсь, делая вид, что ищу платок в сумке. Хотя просто не хочу, чтобы он видел мои глаза.

— Мам, я видела папу! — Уля мчится ко мне, сияя. — Он пришел! Правда пришел!

— Видела, — говорю тихо. — Молодец, что не сбилась.

Она подпрыгивает, обнимает меня за талию. Потом — внезапно — срывается и бежит к нему.

Он опешил. Не ожидал. Встал, неловко поймал дочку на руки. Держит ее, будто хрустальную. Не как раньше — свободно, с дурацкими шутками. А осторожно, виновато.

— Ты видел, да? Я танцевала, — тараторит Уля. — Я почти не упала!

— Конечно видел, — отвечает он. — Ты была умница. Настоящая звезда.

Я стою в стороне, не вмешиваюсь. Смотрю, как она болтает ему в ухо. Рассказывает все подряд. Про балетки, про конфеты, про одежду. Про то, что учительница сказала «молодец».

Он кивает. Слушает. Но я вижу, как в уголках его глаз собирается усталость — та, что всегда появляется, когда он долго держит роль.

— Все, солнышко, — говорю. — Дай папе отдохнуть, ладно?

Уля послушно спрыгивает. Он ставит ее на пол, гладит по плечу.

— Мы еще увидимся, — шепчет ей.

— Завтра? — спрашивает она.

Он запинается, ищет глазами выход.

— Скоро, — отвечает без стержня в голосе. — Скоро.

И уходит. Почти сразу.

Дверь захлопнулась. Его шаги гулко расходятся по коридору.

Я смотрю на дочку. Она прижимает ладошкой грудь, будто пытается спрятать туда сердце.

— Мама, — говорит Ульяна, — а папа теперь будет постоянно приходить?

Я не знаю, что ответить.

Обнимаю ее, прижимаю крепко, до боли в пальцах.

— Папа сегодня сделал первый шаг, — шепчу. — Посмотрим, хватит ли у него сил сделать второй.

14. Ты опоздал (Даниил)

Я ехал домой поздно. Фары машин резали темноту, как ножи. Музыка в салоне играла вполголоса, но я не слышал ни слова. Все, что крутилось в голове — веселое щебетание дочки. А еще — ее взгляд. Марины.

Тот взгляд не выглядел обвиняющим. И он не был прощающим. Просто… прямой. Как зеркало, в котором я увидел себя без оправданий. В ее взгляде я видел себя без прикрас.

Ульяна смеялась, бежала ко мне, как это было раньше. Я видел, как она светилась изнутри. И именно этот свет больше всего запомнился. Это резануло по душе. По моей совести. Потому что я знал: заслужил совсем не это. Не радость. А, в лучшем случае, нейтральность. Тишину. Игнор. Безразличие ко мне как к отцу.

Я припарковался у дома Ксении, но непривычно медлил. Сидел, глядя на окна ее этажа. Они горели ровно, как витрина. За стеклом мелькнул ее силуэт. Белая майка, длинные волосы, бокал в руке.

Я выдохнул. Смешно, но впервые за долгое время не хотелось подниматься. Когда-то я спешил сюда, как в свое заветное логово. Здесь я отдыхал — и головой, и телом. Меня сюда тянуло, как магнитом. Не проходило и дня, чтобы я не думал, как вечером заглушу мотор, выйду из машины с букетом цветов… Марина даже не подозревала, сколько раз я заказывал букеты в ее салоне. С доставкой в офис, на подставные имена.

Сегодня я дольше обычного сидел в салоне и думал, как бы повернулась моя жизнь, если бы однажды вечером я не поднялся к ней в квартиру. А просто завел двигатель. И уехал домой. К супруге и детям.

Когда все-таки открыл дверцу — воздух обдал холодом. В здании пахло краской и пластиком. Строители делали ремонт. Из-за этого лифт снова не работал. Пришлось идти пешком. На втором пролете телефон дрогнул.

Сообщение:

«Где ты, Дэн? Я надеюсь, ты не собираешься опять разочаровывать.»

Ох, эта точка в конце… Я не спешил отвечать. Просто нажал блокировку экрана и спрятал телефон в карман. Наверху дверь уже была приоткрыта. Будто она перед этим выглянула в поисках моей фигуры в подъезде. Уверен, Ксюша видела, как я подъехал. И нетерпеливо ждала, когда войду. Свет падал на площадку, как полоска из фильма. В котором мой герой мог столкнуться с токсичным разговором недовольной женщины.

— Где ты был? — голос Ксении встретил меня еще до очной ставки. Без приветствия.

— На встрече.

Ответ был простым. Без каких-либо деталей. Но я не собирался лгать, если она спросит прямо.

— Виделся с дочкой? — словно читала меня насквозь.

В самом деле. Откуда узнала? Снова просто догадалась?

— Ага, — кивнул я без энтузиазма. — Виделся. А что?

Ксения сидела на балконе. Стеклянная дверца приоткрыта. На коленях — плед. Холодный свет двора ложился на ее лицо, делая его тоньше и жестче.

— Ты опоздал, — сказала, не глядя в мою сторону.

— Репетиция затянулась.

— Я вижу.

Снял пальто, повесил рядом с детской курточкой Егора. На секунду задержал руку. Просто подержал рукав. Вдохнул. Набрал в легкие воздуха, чтобы сообщить неприятную новость.

— Я отменил ресторан, — произнес тихо. — Попросил перенести на следующую неделю. Тебе сразу же написал. Но ты, наверное, не читала.

— Я получила твое сообщение. Просто не открывала — смахнула. — Она отставила бокал на подоконник. — Но ты же понимаешь, что дело не в дурацкой броне.

— А в чем тогда?

— Дело в том, что ты снова сделал выбор, — продолжила Ксюша. — И снова без меня. Без обсуждения. Без уважения ко времени, которое мы планируем.

— Я был у дочери, — произнес я, словно оправдывался за свой естественный поступок родителя. — Просто сидел и смотрел, как она танцует на сцене. Ничего от нее не требовал. Никуда не звал. Ни одного слова не сказал Марине.

— Удобно, — Ксения чуть улыбнулась. — Делать вид, что ты умеешь разделять. Как я и сказала: мужик либо делает, либо молчит. Не проявляй слабость. Ты снова ее проявил.

— Слабость была раньше, — процедил я сквозь зубы. — Когда я врал своей семье. Не мог честно признаться, что у меня есть ты.

Она повернула голову.

— Да? А вчера, когда сказал, что в офисе. Хотя поехал в одно место дуть своему сынуле. Это что тогда было? Разве не ложь?

Я тяжело вдохнул. И протяжно выдохнул.

— Ложь. Плохая. На автомате. Я не хочу так дальше. Не хочу тебе врать о подобных вещах.

— Не хочешь, — повторила она. — Но делаешь. Ты даже сейчас говоришь со мной тоном… адвоката. Сочувствующего, но адвоката. Я не узнаю тебя, Дэн. Что с тобой происходит? Ты должен концентрировать свое внимание на работе. На проекте. На нас. Но вместо этого ты…

Из спальни тонко кашлянул Егор. Один раз. Потом второй. Мы оба замерли. Ксения вслушалась и встала.

— Я схожу, — сказал я.

Но она все равно пошла

— Не надо.

***

Приглашаю в мобную новинку "Вернуть жену невозможно" от Регины Янтарной

https://litnet.com/shrt/EYYq

- Я с тобой развожусь. Ты мне не подходишь по статусу. – Он ушел к другой. Спустя год хочет вернуть меня. Но это невозможно. Слишком поздно.

15. Ссора с Ксюшей (Даниил)

Я остался на балконе. Во дворе кто-то выгуливал собаку. Ветер шевелил пакеты на детской площадке. Дом мерцал чужими окнами.

Ксения вернулась через минуту. В руках был ингалятор.

— Ну как Егор?

— Нормально. Ночью может просыпаться. Плакать. Воздух сухой. Надо будет увлажнитель настроить.

Я кивнул.

— Хорошо. Сейчас принесу из чулана.

Она прошла мимо и остановилась в дверях кухни.

— Давай прямо, — произнесла, не удержавшись. — Я не буду читать морали. Ты взрослый мужчина. У тебя есть дочь и сын. У меня — сын. Ты не обязан быть его отцом. Но ты не имеешь права делать так, чтобы мы ощущали, как ты хочешь вернуться назад. Не нужно отравлять нашу жизнь своими сомнениями. И не тащи в мой дом свою вину, как сумку с камнями. Это не делает тебе чести.

— Я не тащу вину. Я просто пытаюсь жить честно в кои-то веки.

— Честно? Отлично. Давай побеседуем честно, — заговорила она сбивчиво. — Ты хочешь продолжать со мной отношения?

Я медленно выдохнул воздух из груди.

— Да.

— Тогда будут правила, — она загнула пальцы. — Первое. Чтобы я не видела тут твоих детей. Никаких сюрпризов на моем пороге. Второе. Мы планируем время заранее. Если у твоей малой репетиция, ты предупреждаешь меня за сутки, а не за час. Третье. Никакой переписки с Мариной. Никаких ночных звонков. Все вопросы — через юристов. Это не прихоть, Даниил. Это безопасность.

— Безопасность кого?

— Моего сына, — сказала она. — И моя. Я хочу быть уверена, что твоя бывшая не создаст проблем на ровном месте.

Мы снова замолчали. За стеной тихо зашуршала детская кровать. У меня внутри что-то щелкнуло. Потом завертелось с нетипичной силой. Как лифт, который застрял между этажами и пытался вырваться из ловушки.

— У меня тоже будут правила, — заявил я без поблажек. — Первое. Я не вру. Если я с ребенком — я с ребенком. Ты это принимаешь безо всяких "но". Второе. Я не слушаю твои советы про то, кого мне любить. И как. Не надо про мужика. Про мою природу. Я сам разберусь. Третье. Я не бросаю своих детей и не делаю вид, что их нет. Они есть. Это факт. Мы это принимаем. И живем дальше без обид. Лады?

Она смотрела долго. Слишком долго, чтобы это был просто взгляд. Скорее, пауза врача перед диагнозом.

— Условия неравные, — сказала наконец. — Но если ты нарушишь хотя бы одно из моих… Мне не придется ничего доказывать. Я просто сделаю выводы, Дэн. Я не буду терпеть.

— Понимаю.

— Хорошо. Тогда еще одно, — она подошла ближе. — Я устала быть злодейкой в вашей семейной истории. Меня не было, когда вы все разрушали. Я пришла уже на руины. И не собираюсь отвечать за ваши трещины. Если ты хочешь оставаться со мной, перестань приносить сюда вашу общую боль, как свечку в пластиковом стакане. Она капает везде. Понимаешь?

— Понимаю.

— Дай телефон, — сказала она вдруг.

— Зачем?

— Проверю, не писал ли ты Марине. Я не буду читать переписку. Просто хочу знать.

Я помотал головой.

— Прости, но нет. Это слишком.

— Значит, у тебя секреты?

— У меня границы, — ответил я, поглаживая ее скулу большим пальцем. — Я не разрешаю тебе пересекать их, Ксюша.

Мы смотрели друг на друга. В гостиной мигнул экран. На балконе запахло ночным воздухом, серым и неприветливым. Я услышал, как Егор опять попытался кашлянуть и не смог. Сухо и тихо.

— Завтра с утра позвонишь в клинику, — сказала она. — Уточнишь, кто новый педиатр. Я отправлю тебе номер регистратуры. Проверим горло и бронхи. И еще. К восьми заберешь заказ из пункта выдачи? Я сделаю переадресацию на тебя.

— Ладно.

— И последнее, — она подняла глаза. — В следующий раз, когда надумаешь увидеться с Макаром у меня за спиной — лучше солги. Не говори мне правду. Потому что такая правда меня расстраивает, Дэн. Ты не умеешь слушать, когда тебе говорят разумные вещи. При мысли о "них" ты становишься наивен и глух, как осел.

Я прошел мимо нее, налил воды из-под крана. Глотнул.

— Он мой сын, — ответил без стеснений. — Я не собираюсь прятаться, будто делаю что-то грязное.

— Грязное — нет, — сказала она тихо. — Но разрушительное — да.

Ксения снова подошла вплотную. Запах духов обжег ноздри. Она смотрела прямо, не моргая.

— Я не против детей в принципе. Но есть предел. Если ты хочешь жить прошлым — живи. Только мне об этом не напоминай.

Она воспользовалась моментом и выхватила мой телефон. Разблокировала кодом, который прекрасно знала.

— Ты писал ей? Скажи честно.

— Нет, — ответил я и забрал свое обратно.

Внезапно ощутил, что впервые за долгое время говорю правду. И мне это нравится.

— Ты же понимаешь, — произнесла Ксюша, повернувшись к окну, — если ты снова войдешь в эту реку, она уничтожит нас обоих.

— Тебя эта "река" попросту не касается.

— Так значит, — посмотрела она через плечо, — это все? Решил вернуться к своей святоше?

— Я не возвращаюсь. Я пытаюсь понять, кто я теперь.

— Ты никто, если не со мной, — сказала она спокойно. — Ты просто очередной мужчина, который испугался выбора.

Я посмотрел на нее. На женщину, ради которой разрушил дом, семью, детство своих детей. И вдруг ощутил — нет внутри больше страсти, ни даже злости. Только холод и усталость.

— Возможно, — сказал я. — Но даже «никто» имеет право выбирать, куда идти дальше.

Я снял с вешалки пальто, набросил его на плечи.

— Куда ты собрался? — бросила она вдогонку.

Но я даже не оглянулся.

— Не знаю. Но точно не к тебе… Не забудь Егора отвезти в больницу. Ему нужен врач.

Дверь хлопнула глухо. На лестнице пахло бетоном и пустотой.

Снизу — шум улицы, машины, ветер.

Я снова достал телефон. Несколько секунд смотрел на экран. Потом открыл чат с сыном.

«Ты был прав. Начну с малого», — набрал и кивнул в полумраке, согласившись.

Отправил.

В голове прозвучали слова Макара: «Не делай вид, что мы вместе».

16. "Мы" уже мертвы (Марина)

Утро началось с привычных звуков: чайник дышит паром, Уля сопит над тетрадью, в подъезде кто-то хлопает дверью — и дом на секунду будто вздрагивает. Я намазывала бутерброд и думала о вчерашнем. Как он появился в зале, сел в тени и просто наблюдал, не мешая ничему. Это не похоже на него прежнего. Там, где раньше был напор, теперь тишина. И именно это тревожит больше всего.

— Мам, смотри, — Уля пододвинула тетрадь. — Я написала «па-де-бу-ре». Правильно?

— Правильно, — сказала я и поцеловала ее в макушку. — Молодец. Только без буквы "Же". Она тут лишняя. И давай уже в садик будем ехать, хорошо?

Дочурка кивнула серьезно, как взрослая, и пошла за рюкзаком. В дверях столкнулась с Макаром. Сын вернулся из гаража. У него ладони черные, под ногтями — лента мазута. На щеке — полоска грязи, как у солдата.

— Умываться, — скомандовала я, но в голосе звучала улыбка. — И форму не испачкай.

— Работаю над лайбой, — сказал он коротко, кивая на двор. — Тормоза хорошие. Нормально встали. Ключ тоже подошел. Скажи ему, что я все поставил.

«Скажи ему, что я все поставил» — это было адресовано Даниилу. Один мужчина передавал послание другому. Через меня. Как невольного узника этой связи.

Уля подпрыгнула возле брата и попыталась обнять его за шею. Но Макар отстранился. Только мягко приобнял сестренку, чтобы не испачкать.

— Поехали, сынок. Я тебя до школы подвезу. Потом с Ульянкой в сад поеду.

— Мама, — Уля оглянулась у двери, — а ты придешь на мою новую репетицию?

— Конечно приду, — заверила я свою малышку. — На меня ты можешь всегда рассчитывать.

Она улыбнулась в ответ. И весело попрыгала к лифту.

Днем у меня был клиент с заказом на осеннюю композицию — хризантемы, эвкалипт, несколько веток рябины. Она долго выбирала, а я слушала себя. Внутри было тихо, как в пустом зале. Когда выключают музыку и остаются шаги.

Когда клиентка ушла, звякнул телефон. Сообщение от хореографа: «Завтра еще один прогон. Желательно быть одному из родителей. Начало в шесть». Я набрала ответ: «Буду я». И сразу же стерла. Набрала потом нейтральное: «Спасибо, буду знать». Отправила.

«Один из родителей». Кто именно, ей все равно, значит. Мне — нет.

Мы вышли из садика, как обычно. Это всегда происходило в одно и то же время. Уля тащила художку и ворчала, что широкий альбом не помещается в рюкзачок. Макар же гордо шагал рядом — наверное, представлял, как дома снова займется улучшением велосипеда.

И тут я увидела его. Даниил стоял на другой стороне улицы, даже не пытался перейти дорогу. Просто стоял, руки в карманах. Взгляд на нас и мимо нас. Не как охотник. Или надзиратель. Скорее, как человек, который впервые в жизни учится терпеливо ждать.

— Папа… — выдохнула Уля и моментально засияла. — Он пришел!

— Идите, — сказал Макар мне тихо, не глядя. — Я тут побуду.

Я кивнула. Уля без оглядки неслась через зебру, я — за ней. Муж сделал шаг навстречу, но остановился. Будто наткнулся на невидимую линию.

— Привет, — сказал он. Голос ровный, как натянутый канат.

— Привет, — ответила я. И поправила дочкин капюшон. — Уля, куртку застегни.

— Мне не холодно, — возмущалась она, но все равно застегивала змейку. — Папа, мы идем через дворы. Под арками. Так быстрее.

— Идите, — вдруг не стал он навязываться. — Я вас просто провожу до угла.

Он шел чуть позади. На расстоянии, на котором не слышно дыхания, но слышно шаги. И это расстояние делало все легче. Мы свернули за дом, и Уля, перепрыгнув через лужу, побежала вперед к качелям. Всего лишь на минутку — по умолчанию зная, что она имеет право на эту самую минутку. И именно тогда я повернулась к нему.

— Нам нужны правила, — сообщила я спокойным тоном. Рассчитывая на его понимание.

И Дэн кивнул почти сразу. Не спорил, не уточнял «какие именно». Просто кивнул, как мужчина, уставший от войны. И который рад любым условиям мира.

— Первое, — опустила я глаза и выдохнула. — Никакой "ее". Ни рядом с тобой, ни за углом, ни в машине под нашими окнами. Это не обсуждается. Ксении возле нас быть не должно.

— Хорошо, — ответил он хрипло. — Она здесь ни при чем. Ее возле вас не будет.

— Отлично. Второе. Деньги — не инструмент твоего влияния на нас. Ты их переводишь, и просто забываешь. Никаких отчетов, никаких проверок, куда пошло. На что потрачены. Либо ты помогаешь, либо нет. Контроль — это не помощь. Никакого контроля быть не должно. Хочешь платить — плати. Но молча.

— Понял, — вздохнул Даниил и посмотрел куда-то в сторону. Нахмурив брови. — Мне казалось, что я делаю правильно. Видимо, нет. Что ж… Я принимаю это условие. Что-то еще?

— Да. Есть еще третье, — дышала я паром. — Общение. Только по делу. Безо всех этих дежурных «как ты?». Без воспоминаний о том, как было раньше. Без попыток оживить то, чего уже нет. Потому что "мы" уже мертвы, дорогой. "Нас" уже нет. И, пожалуйста, никаких споров при детях. Только текст в переписке. Без звонков посреди ночи. И приездов с выяснением отношений, потому что тебе вдруг подумалось, что я тебе мало уделяла внимания раньше. Лучше просто молчи. Меня вполне устраивает.

***

Приглашаю в новинку нашего литмоба "Развод. Не позволю уйти" от Вики Тверской

https://litnet.com/shrt/F_de

Две дочери, счастливый брак, успешный бизнес – все разрушилось в один миг, когда муж купил соседний дом для своей любовницы.
– Стефания не хочет портить фигуру родами, – добивает он. – Родишь нам сына и можешь проваливать.

17. Черный джип (Марина)

Даниил смотрел на меня не как на обвинителя. Как на бывшую жену, которая заново учит его простым вещам. И в этом было так много непривычной для него мягкости, что мне захотелось сделать шаг назад. Чтобы лучше рассмотреть фигуру перед собой. Словно это не он. Кто-то другой. Кто-то… новый.

— Я вас не потревожу лишний раз. Этого не бойся.

— И еще одно, — дрогнул у меня голос от напряжения. — Условия таких вот встреч, как сегодня. Или вчера. Их больше не будет. Вместо этого мы договариваемся на конкретный день, на конкретное время. Ты приходишь и сидишь. Смотришь, как дочь занимается танцами. Не уезжаешь раньше окончания. Не уговариваешь Улю поехать к тебе тайком. Не обещаешь того, чего не будет. И не отвлекаешь ее, не дергаешь, если она занята танцами. Даже если тебе кажется, что она "какая-то грустная" и "улыбается слишком мало".

Он криво ухмыльнулся краешком губ. Но это продлилось недолго. Почти сразу перестал. Это была не та улыбка, что раньше. Казалось, я общаюсь с другим Даниилом. Уже не с тем человеком, который врал мне месяцами, чтобы впоследствии бросить нас с детьми ради молодой и расчетливой сучки.

— Я тебя услышал. Условия жесткие. Как будто у нас официальный контракт. Но я их принимаю. Готов все выполнять. Если ты взамен позволишь находиться рядом. Хотя бы иногда.

Я смотрела на него, не говоря ни "да" ни "нет". Все, чего хотела — чтобы он следовал правилам. И тогда мы как-нибудь поладим.

— И еще. Макар теперь возится с велосипедом в гараже. Раз уж вызвался ему помогать, то помоги по-настоящему. Решите этот вопрос, как мужики. А не бегайте друг от друга. Я не готова забирать сына из травмпункта просто потому, что у него тормоза не так собраны. Проконтролируй этот момент, чтобы я не переживала.

— Уверен, что он все сделал на совесть, — не согласился Даниил. — Я ему полностью доверяю. И тебе бы пора это сделать. Он уже не маленький. Но если нужно еще что-то купить — скажи. Я привезу. Молча.

«Молча» — он научился подбирать слова. Или просто устал от своих привычных. Мне было все равно. Главное, что мы пришли к консенсусу.

В этот момент из-за угла вывернул джип. Квадратный и черный, тяжело дышащий мотором. Машина замедлила ход у нашей арки, стекло на секунду блеснуло. Опустилось совсем чуть-чуть. Я не смогла рассмотреть лицо за тонированным окном.

А вот выражение Даниила я запомнила прекрасно. Его скулы напряглись, как у боксера, пропустившего удар. И теперь он готовился дать сдачи.

— Что-то не так? Это к тебе?

— Давай отойдем к Ульяне. Пускай себе едет, — добавил муж. И я буквально слышала в его словах тот самый скрип зубов. — Это не ко мне. Не к нам. Просто забудь.

Он схватил меня за локоть и отвел на безопасное расстояние. Хотя опасности я не ощутила. По крайней мере — видимой. Не прошло и минуты, как автомобиль взревел выхлопной трубой и выстрелил через арку на улицу. Я еще какое-то время слышала этот утробный рык. Как будто рыщущего зверя.

— Ты не скажешь, чья это машина?

Дэн как будто не услышал.

— Завтра прогон. В шесть часов. Мне хореограф Улина написала.

— Написала тебе? — удивилась я. — С каких это пор…

— Я приду, — оборвал он мои слова. — Просто сяду в конце. Как вчера. Тебе не о чем беспокоиться. Все будет в пределах твоих же правил.

Я замешкалась на мгновение. Горло свело от неожиданности.

— Хо… Хорошо, — кивнула наконец. — Только без сюрпризов. Чтобы мы потом не скандалили при дочке.

Он тоже кивнул. Ульяна вернулась к нам. Запыхавшаяся, держит в руке кленовый лист. Аккуратный такой, словно вырезанный из бумаги. Подняла его к небу:

— Смотри, пап, как будто звездочка!

— Красивый, — погладил он и чмокнул дочку в лобик. — Как и ты.

Уля засмеялась. Макар показался из-за угла, подошел поближе, встал рядом со мной. Не подходя близко к отцу. В этом молчании было столько взрослости, что я вдруг остро увидела: мальчик, который еще вчера спорил, сегодня берет на себя роль, которой не хотел.

— Я пойду, — сказал Даниил, засунув руки обратно в карманы. — До завтра, Марин.

— До завтра, — ответила я и протяжно выдохнула. — И помни. Никаких отвозов в гости и знакомства с чужими тетями. Понятно?

Он кивнул еще раз. Повернулся и пошел вдоль дома, не оглядываясь. Я проводила его глазами. Но не как мужа, которого раньше любила. Как мужчину, который, возможно, научится не разрушать. Возможно.

Мы с детьми дошли до подъезда. На двери наклейка: «Осторожно крашено». Буквы кривые, как у первоклассника. Я взяла Улю за руку, другой направила Макара, чтобы не испачкался в краску. В кармане завибрировал телефон. Пришло короткое сообщение:

«Ты зашла далеко. Я предупреждала»

Я замерла на секунду. Пульс замедлился, как от дурной вести. Потом нажала «удалить». Пальцы были сухие, холодные, как стекло.

— Мам, — вырвала из мыслей Уля, — а папа завтра точно приедет?

— Если обещал приехать, то приедет, — ответила я. — Мы же с ним договорились.

Макар посмотрел на меня сбоку. В этом взгляде было все: и проверка, и поддержка, и «я здесь». Я кивнула ему едва заметно. Он себе даже не представлял, как я ценила его взрослое поведение в тот период. Если бы не он — мне бы не было, на кого опереться.

Мы поднялись на лифте. Дверь закрыла на оба замка. Поставила чайник на чай. Уля раскладывала по столу наклейки с единорогами. Макар повис на турнике в дверном проеме и начал подтягиваться, словно готовился к спаррингу.

Мой телефон тихонько лег на полку, экран погас. Тишина между сообщениями — роскошь, которая стоит дороже денег.

Вечером, когда дочь уснула, я села на край дивана и открыла заметки. Написала четыре пункта — те самые, что сказала ему. Чтобы зафиксировать, как реальные правила. В конце добавила пятый: «Если он нарушит — не обсуждать. Просто вычеркнуть из жизни». Потом стерла. Оставила четыре.

На кухне щелкнул газовый нагреватель. Где-то на улице хлопнула дверца машины. Я закрыла глаза и увидела, как он сидит в конце зала. С прямой спиной. Вытянув шею в поисках лучшего вида на дочку. И как Уля делает поворот, цепляя носком ленты.

18. Непрошеная гостья (Марина)

День прошел, будто растянутый на тонкие нити. Салон работал вяло — звонков почти не было. Я расставляла цветы, меняла воду в вазах, механически вытирала лезвия секатора и ловила себя на том, что думаю не о клиентах.

О шести вечера.

О нем.

Когда вышла из салона, небо уже подсохло после дневного дождя. Асфальт блестел, как пленка. Воздух пах листвой и чем-то горьким — осенью, как всегда в этом городе.

Уля сидела в машине, грызла яблоко.

— Ты не нервничаешь? — спросила я.

— Нет. А ты?

— Тоже нет, — соврала.

Мы подобрали Макара и прибыли в дом культуры за десять минут до начала. На входе в зал толпились дети и родители. Шум, хруст пластмассовых бутылок, запах шоколадных батончиков и горячих утюжков для волос. Хореограф встретила нас у двери — сухая, быстрая женщина с аккуратным пучком.

— Девочки, начинаем вовремя, без разговоров! Родители — по стеночкам! — скомандовала она, и в голосе было железо.

Мы сели в конце зала. Я разложила Улину куртку, телефон поставила на беззвучный режим.

Он пришел минутой позже.

Никаких слов, ни жестов. Просто сел в другом углу. Белая стена между нами, несколько чужих людей — этого оказалось достаточно, чтобы не дышать в унисон. Я привыкала к тому, как мы существуем в одной акватории — но уже как два самостоятельных судна.

Музыка началась. Дети шли в круг. Сначала шаги сбивались, потом ритм выровнялся. Уля сосредоточенно считала про себя, губы шевелились. Когда она подняла голову, глаза скользнули по залу и зацепились за него.

Я почувствовала, как воздух стал плотнее. Она танцевала лучше, чем вчера. Он смотрел, не моргая. Ловил каждый миг этой короткой репетиции.

Тут в зеркале мелькнул свет фар.

Резкий, короткий. Словно вспышка.

Я вздрогнула, обернулась — за окном стояла темная машина. Черный кузов, чуть приоткрытое окно. Не видно, кто внутри. Но я догадывалась, кто это мог быть. Все происходило именно так, как я боялась. Ксения врезалась в нашу новую жизнь подобно клину. Острому и раскаленному от жажды сделать мне еще больнее. Еще больше меня унизить. Словно это я отбираю у нее мужчину, а не она забрала у меня.

Взяв себя в руки, я отвернулась. Не хотела питать собственные догадки. Накручивать мозг дурными мыслями. Но было уже поздно. Руки потели, сердце билось чаще обычного. Я готовилась к плохому.

Музыка закончилась. Девочки разбежались за кулисы, хореограф хлопнула в ладони.

— Прекрасно! — выдала она. — Завтра уже генеральный прогон! Так что явка обязательна!

Я встала, поправила сумку. Уля подбежала ко мне, запыхавшаяся, счастливая.

— Мам, я почти не сбилась!

— Я видела, — ответила я и погладила малышку по головке. — Умничка. Мама тобой гордится.

После прогона воздух в зале стоял густой, как пар. Девочки собирали вещи, смеялись, хореограф давала указания на завтра. Я помогала Уле надеть куртку. Макар стоял у дверей, как наш личный телохранитель. Словно убеждался, что помещение безопасно.

Когда вышли на улицу, воздух ударил холодом.

Даниил терпеливо ждал снаружи. Чуть в стороне от остальных, руки привычно в карманах.

— Отлично выступила, — сказал он, глядя на дочку. — Молодец. Так держать.

Они дали друг другу "пять". И в этом была своя магия. Как в былые времена.

— Спасибо, пап, — смутилась Уля. — Арнольдовна сказала, что завтра будет прямо как концерт.

Я держала себя спокойно, хотя в груди все сжималось. Ждала подвоха. Мне не верилось, что та вспышка фар была случайностью. На душе скребли кошки от предчувствия беды. Хотелось как можно скорее вернуться домой и закрыться на замки.

— Нам пора, — сказала я и кивнула в знак окончательности своего решения. — Уля устала.

— Давай, я вас отвезу домой, — предложил Дэн.

Но я мотнула головой.

— Нет. Это лишнее. Я за рулем.

— Тогда… — вздохнул он от бессилия. — Давай я хоть вас проведу до машины.

Мы сделали несколько шагов.

И тогда фары загорелись снова — те самые. Черный джип вынырнул из паркоместа и остановился у тротуара. Стекло опустилось.

Я не видела лица, только руку с телефоном. Вспышка.

Щелчок.

— Марина, не реагируй! — заслонил нас с дочкой Даниил. — Не обращай на это внимание! Пойдем… — взял он меня за плечо, а Ульяну — вскинул на руку. — Вы здесь ни при чем. Я разберусь.

За спиной послышалось, как двигатель грозно рыкнул. Потом — тишина. Затем почти беззвучно открылась дверца. На бетоне цокнула пара сапожек. И наглый женский голос.

— Отлично смотритесь! — произнесла Ксения. И я оглянулась, чтобы смерить ее взглядом. — Вышел просто шикарный кадр, — показывала она смартфон, на который только что щелкнула нас вместе. — Как будто вы опять одна семья. Словно ничего не случилось. Никакого предательства. Будто никто никого не бросал. Да, Марина?

***

Приглашаю в новинку литмоба "Развод. Недостойная жена" от Алсу Караевой
https://litnet.com/shrt/5Q5Q

15 счастливых лет вместе. Трое прекрасных дочерей. Но в один день выгоняет из собстенного дома, потому что не смогла родить сына. Я ушла, не говоря ему о самом главном, а он женился на другой. Только мы снова встретились спустя годы...

19. Две семьи (Марина)

Ксения приторно блеснула зубами. И мне захотелось плюнуть в лужу под ее ногами.

Светлое пальто, идеальные волосы, пухлые красные губы. Она широко улыбнулась. Но не нам — себе.

— Что ты здесь забыла? — выступил навстречу Дэн. — Тебя сюда не звали.

— Ах, ну да, — кивнула она, согласившись. — Конечно не звали. Я же тут лишняя. Мешаю вашей семейной идиллии? Кстати, я Ксения, — обратилась она к детям. — Но вы меня можете звать тетя Ксюша.

— Что ты творишь?! — рычал Даниил сквозь стиснутые зубы.

А я машинально прятала Ульяну и Макара за спину. Словно она может причинить ем физический вред.

— И тебе добрый вечер, любимый, — сказала эта тварь и чмокнула его в щеку. Оставила жирный отпечаток рта как насмешку. Клеймо. Как напоминание о том, кому он теперь принадлежит. — Проезжала мимо. И вот смотрю — знакомая машина. Думала, ошиблась. Но нет. Это ты здесь развлекаешься. Пока ребенок дома. Лежит с температурой.

— Тебе лучше уехать, — попросил Даниил чересчур мягко. Слишком мягко, чтобы это произвело на Ксюшу хоть какое-то впечатление.

— Ты ведь обещал заехать, Дэн. Обещал отвезти Егора в больницу. Мы ведь договаривались решать проблемы вместе.

— Закрой рот, — рыкнул он вполголоса, чтобы не позориться при детях. Но было уже поздно. — Не надо спекулировать на теме…

— У Егора жар. Ты не отвечаешь на звонки и сообщения. Мне пришлось оставить его на чужого человека и отправиться в аптеку. Но лекарств там нет. Я ношусь по городу, как угорелая. Ведь электронный рецепт у тебя в телефоне.

— Что ты несешь? — качал он головой.

Но для меня уже все было очевидно. Пора хватать детей и оставлять этих двоих наедине.

— Я не знала, что делать, Дэн. Сын спрашивает, где папа. Ты куда-то исчез. А я еду мимо — и вижу: папа здесь.

Уля открыла рот от удивления. У Макара желваки ходили ходуном от злости. У меня в груди все опустилось, как будто провал под ногами.

— Ксения, — тихо сказал Даниил. — Не здесь.

— А почему нет? — ее голос был спокоен. — Мы же все взрослые. Просто хотела напомнить, что есть ребенок, которому ты нужен. Хотя, возможно, теперь ты живешь на две семьи. На новую и старую — одновременно.

Взгляд скользнул по мне и детям.

— Красивая девочка, — сказала она. — Ульяна, если не ошиблась? Я видела твои фото, у вас с папой похожие глаза.

— Мама, кто это? — прошептала дочка.

— Никто, — ответила я.

Но Ксения лишь усмехнулась.

— Я та, с кем твой папа был на море. Пока ты спрашивала, когда он вернется домой и почему так долго сидит на работе. На самом деле он был со мной и нашим сыном.

Макар шагнул вперед, но я перехватила его руку.

— Не надо, — произнесла дрожащим голосом.

У самой внутри творился ураган. Хотелось залепить ей пощечину. Чтобы на морде отпечатался такой же след — только без помады.

Даниил подошел к ней вплотную и взял за плечи.

— Ксюш, хватит. Езжай домой. Ты уже достаточно наговорила.

— Домой? — она подняла брови. — А где теперь твой дом, Дэн? Там, где дети ждут отца? Ну так у тебя есть два таких места.

Пауза стала гуще, чем туман вокруг.

— Не утруждай себя, — выдохнула я разочарованием. — Я все поняла, Даниил.

Ксения презрительно хмыкнула и села в машину:

— Поехали. А то я отсюда слышу, как ревет Егор и спрашивает, где мама с папой.

Дверца хлопнула. Джип рванул, как бешеный зверь. А уже через мгновение — исчез за поворотом. Оставив запах бензина и чужих духов.

Некоторое время мы стояли молча.

Уля — на меня, Макар — на него, Даниил — в землю.

Первая заговорила Уля:

— Пап, а кто такой Егор?

Он открыл рот, но Макар перебил:

— Не надо отвечать. Мы все поняли и так.

Я взяла Улю за руку.

— Поехали домой, — подгоняла я, рассаживая детей по местам. — Уже поздно.

Когда я открывала водительскую дверь, он тихо сказал:

— Я не думал, что она приедет.

— Вот именно, — ответила я. — Ты никогда не думаешь, когда придут последствия.

Я повернула ключ в замке зажигания. Но стартер не сработал. Только звонкий щелчок — и тишина. Еще раз выключила и включила фары. Даниил стоял перед машиной, словно преграждал нам путь домой. Начинал моросить дождь. Я слышала, как всхлипывает Уля на заднем сиденье. У самой так противно запершило в горле, что боялась не сдержаться и заплакать. Повернула ключ зажигания снова — в этот раз мотор завелся.

Чтобы он ушел с дороги — посигналила. Дала понять, что не отступлю. Он должен уйти с дороги. И больше не мешать нам жить нормальной жизнью. Без него.

На мгновение мне показалось, что это не его лицо. Настолько уставшим и чужим оно выглядело в свете фар. Но затем он сделал шаг назад. И я дала по газам.

Поехала. В зеркале джипа уже не было. Но ощущение, что она где-то рядом, все никак не уходило.

Дома Уля успокоилась. Не хотела говорить. И вскоре уснула. Уставшая после танцев и нервотрепки. Макар же просто заперся у себя и включил музыку, чтобы я его не трогала.

Я налила воды на чай и поняла, что не смогу его пить. В горло ничего не лезло.

Телефон мигнул сообщением:

«Извини. Я не успел предотвратить»

Я перевернула его экраном вниз, села у окна.

Дождь начинался снова.

И теперь я точно знала: настоящая буря — она впереди.

***

Приглашаю в новинку литмоба "Предатель. Из пепла твоей лжи" от Ольги Шо

https://litnet.com/shrt/dlIn

Счастливый брак Софии рушится после того, как она прочитала в телефоне мужа переписку с любовницей. Попытка выяснить правду открывает шокирующую реальность: её муж - лжец и преступник, а сама Соня попадает под удар. Чтобы выжить, ей придётся нанять детектива и объединиться с любовницей мужа.

20. Биологический отец (Даниил)

Ночь не дала сна. Я часами лежал на спине и смотрел в потолок. Просто слушал, как шуршит кондиционер гостиничного номера. Перед глазами — Уля с вопросом: «кто такой Егор?». Макар — сжавший челюсть от ненависти ко мне как к отцу. Марина — которая держалась изо всех сил, пока Ксения играла тот унизительный спектакль.

Я четко понимал, что исправить что-либо уже нельзя.

Как и вернуться назад.

Утром я вышел раньше обычного. Улицы пахли холодом октября. Мотор завелся с полтычка. Подогрев сидений напомнил, как ощущается тепло женского тела. Я начинал забывать, каково это — быть чьим-то мужчиной. Быть любимым кем-то. Когда тебя просто кто-то обнимает, став сзади. Пока ты моешь посуду или завязываешь галстук в прихожей.

Я больше не ощущал, что существует место, в котором мне рады.

В офисе было пусто. Охранник кивнул. В лифте зеркало показало совершенно незнакомого мне человека. Синяки под глазами. Серое, как пиджак, лицо. Оно вторило седине, которая, казалось, развивается буквально на глазах.

На столе — три письма от поставщиков. Просьба утвердить новый прайс. Напоминание о встрече с банком. В обычный день это занимало бы мою голову на сто процентов. Но не сегодня.

Телефон замерцал сообщением.

«Кашель немного уменьшился. Приезжала врач. Осмотрела Егора. Он спрашивал, где ты и когда вернешься. Что сказать?»

Я закрыл приложение. Слишком умелые слова, чтобы быть правдой. Я больше не мог довериться Ксении. Ждал от этой женщины подвоха.

Позвонил Макару. Гудки тянулись, как резина.

— Да? — буркнули на том конце провода.

— Как ты?

— Норм. А что?

— Я хотел сказать… Вчерашний разговор не должен был случиться.

— Разговор? — хмыкнул он. — Это был не разговор, бать. Это был позор. Ты просто опозорил маму. Всю нашу семью. Ты отлично показал, кто ты на самом деле. — Пауза. — Я не хочу, чтобы она приходила к нам опять. И чтобы Уля это слушала. Потому что если эта дама снова вылезет из своего гелика — я ей стекло кирпичом разобью. Так и скажи своей «Ксюше».

— Я тебя понимаю, сын. Тебя разозлила эта ситуа…

— Пойми не меня. Пойми лучше маму.

Он отключился. Я сидел, глядя на черный экран. Машинально искал оправдания. Но с каждой секундой мне все больше казалось, что я просто заслужил такого исхода.

Открыл почту. Написал юристу коротко: «Встреча не раньше следующей недели». Закрыл.

Составил список дел. Ничего лишнего.

В девять занял переговорку. Созвал менеджеров. Слушал. Раздавал задачи. Люди оживали, когда слышали ясные формулировки. Я тоже.

В полдень позвонила Марина. Голос спокойный.

— Сегодня мы забираем форму с подшивкой. Уля попросила спросить, придешь ли ты в субботу на концерт.

— Приду, — ответил без заминки. Но закрыл глаза от чувства вины за вчерашнее.

— Только одно условие, Дэн. Без такого дерьма, как было вчера.

— Я понял.

— И еще. Просто знай. Я до сих пор не удалила твой номер только ради детей. Все остальное — мимо. Ты для меня — уже никто. Только их биологический отец. А дочь еще считает — что настоящий. Но скоро она подрастет и поймет, кто ты на самом деле.

— Хорошо.

— Так что все это не ради тебя. Ради них.

Она положила трубку. Я снова сидел в тишине изгоя. И понимал: меня оставили там, где я и должен быть. На границе. Почти за чертой.

И только одна мысль спасала от пустоты. Границу можно пересечь — вернуться. Оказаться снова ближе. Если не позволить Ксении продолжать это все вытворять. И просто делать то, что я должен делать — быть рядом, когда позволяют.

Через некоторое время мне опять пришло сообщение от Ксении. На этот раз — более человеческое. Безо всей это фальши.

«Давай помиримся. Признаю, что была неправа. Вчера я перегнула палку. Просто нервы. Страх, что ты нас оставишь»

Пробежавшись глазами, я поставил палец на поле ввода текста. Но не мог придумать, что написать. Было логично принять предложение о перемирии. Поговорить как люди. Но часть меня протестовала. Будто говорила, что это неправильный путь. Что это… предательство.

Оставив ее сообщение без ответа, я загрузил себя работой. Целый день провел на ногах. Куча звонков, переговоров. Финотдел принимал проверяющих из налоговой. Вместе с юристом доказывали правоту со стороны компании. На несколько часов я даже забыл о том, что меня мучило все время. Работа была как бальзам. Как выдуманный мир, в который можно убежать и забыться. В бизнесе все было намного проще, чем в семейной жизни.

«Даниил, — получил я в конце дня письмо на корпоративный ящик, — прости меня, пожалуйста. Я так больше никогда не буду. Приезжай, пожалуйста, домой. Я приготовлю вкусный ужин. Целую, твоя Ксю. P.S. Мы все хотим мира»

— Мы все, — пробормотал я про себя. — Была бы не она, если б так не написала.

Ближе к вечеру я отправился в зал выступлений. Но внутрь здания не заходил. Только вышел из машины. Втянул ноздрями ранний приморозок. Посмотрел на гаснущие окна. На то, как дети выходят после репетиции. Как родители держат большие пакеты с костюмами. Как девочки смеются в шапках, попадая ногами прямо в лужи.

Я стоял у края парковки. Не прятался. Просто был в поле зрения.

Главное, что машины Ксении не было. Это радовало и беспокоило одновременно. Будто она готовилась нанести удар в каком-то новом месте. А я напрасно ждал его здесь. Правду ведь говорят, что молния не бьет два раза в одно и то же место.

Вернувшись в гостиницу, я набрал сообщение Марине:

«Завтра буду за полчаса. Сяду в конце зала. Уеду молча, не прощаясь»

Стер «уеду молча».

В итоге отправил короткое:

«Завтра буду заранее»

***

Приглашаю в еще одну новинку литмоба "Развод. Первый шаг к счастью" от Рины Беж

https://litnet.com/shrt/sBA5

"Ида, мне нужна жена моего статуса, а не художница, размалевывающая машины", - сказал муж, подав на развод. Не остановила его даже моя беременность.
"Хорошо. Я уйду", - не стала упорствовать и вернулась в свой родной город.
Это был самый верный шаг в сторону собственного счастья.

21. Ужин примирения (Даниил)

В тот вечер мне почему-то вспомнилось, как мы впервые встретились с Ксенией. Юная амбициозная девчонка. Пришла к нам сперва как стажерка. Но уже спустя год пробилась из клерков наверх. Очень удачно заняв место приболевшей секретарши.

Тогда я смотрел на нее просто как на симпатичную девушку. Пухлые губы, округлая грудь, красивые стройные ноги. Сам того не замечая, я засматривался на нее каждый вечер. Когда все разбредались домой. Но не она, не Ксюша.

«Я уже разослала письма, которые вы просили, Даниил Александрович, — сообщала она сладким голосом по телефону. И я машинально вытягивал шею, чтобы глянуть на нее сквозь стеклянную дверь между кабинетом и приемной. — Нам звонили из новой рекламной компании, хотели обсудить с вами возможный пакет продвижения. Но я им сказала, что вы сегодня слишком заняты, и назначила созвон на завтра. Хотите, я возьму их на себя, чтобы у вас было больше времени на важную работу? Может, принести вам кофе, Даниил Александрович? День был долгим и насыщенным. Я заказала для вас легкий ужин в итальянском ресторане. Курьер должен быть с минуту на минуту».

Постепенно Ксюша становилась неотъемлемой частью моей жизни. Шаг за шагом. День за днем. Встреча за встречей. Слово за слово… Однажды я не выдержал и взял ее за плечи. Обнял, прикоснулся губами к нежной коже. Вдохнул аромат духов. Этот запах снился мне ночами, не давая покоя много месяцев. С тех самых пор, как я увидел ее рядом — Ксению Лисовскую…

Вечером я и отправился к ней. Хотел убедиться, что с Егором все в порядке. Это и все. Ничего больше. Только увидеть, как он мирно сопит в своей кроватке. Знать, что ему ничего не угрожает.

— Ты пришел, — выдохнула она, стоя на пороге квартиры. — Слава богу.

Ксюша повисла на мне, как на спасательном круге.

— Ты ведь написала, что «вы» хотите мира. Вот решил заехать и узнать, как «вы» тут. Все ли нормально с Егором. Или ты мне просто так это написала — чтобы заманить к себе?

— Не говори ерунды, Даниил. Замолчи и проходи в квартиру. Не стой на пороге. Ужин стынет. Только подожди минуту, я вытащу мясо из духовки.

Ксения была одета по-домашнему. Хотя и было видно, что все уж слишком аккуратно для внезапности. Волосы убраны в хвост. На столе стоит еда — салаты, рыба, бутылка вина. Походило даже не на ужин — на атрибуты примирения.

— Кого-то ждешь?

Она ухмыльнулась.

— Вижу, что ты сердишься. Я понимаю, что у тебя есть право на меня сердиться. Я вчера перестаралась немного. Меня правда занесло. Но это не повод портить наши отношения. Потому что мы наоборот должны сосредоточиться на нас. Понимаешь? Ведь кто нас с тобой поймет, если не мы сами?

— Скажи конкретно, чего ты хочешь.

— Хочу поговорить, как взрослые люди, — ответила она и облизала палец после горячего противня. — Спокойно и без скандалов.

— Вчера не было похоже, что тебе такого хочется. Ты устроила реальный цирк. Опозорила меня при детях. Спекулировала на теме Егора. Ты поступила омерзительно. Я тебе такого не могу простить. О чем ты вообще тогда думала?

— Ты не понимаешь, Дэн, — присела она рядом и взяла меня за руки. — Там я защищала тебя.

— Защищала меня? От кого же?

— От твоей бывшей жены. И ее мастерски отрепетированного спектакля.

— А вот мне почему-то кажется, что ты на той парковке защищала не меня, а как раз себя. Свой фасад. И еще — ты лгала от имени ребенка.

Она нервно выдохнула воздух, отпустила мои ладони. Ведь этот жест ей ничего не дал. Мы не сближались вопреки ее планам на вечер.

— Я не лгала. Он правда спрашивал. Он плакал, переживал. Был очень расстроен. А я не знала, что ему сказать, чтобы успокоить… Он тянется к тебе, Даниил. Ты для него как отец. Это факт. Я лишь реагирую на эту связь как его родная мать. А Марина — она и правда поступает подло. Потому что знает — тобой можно манипулировать через чувство долга в отношении детей.

— Манипулировала как раз ты, Ксюш. Ты закатила сцену перед моей Ульяной. Сын настолько обозлился, что теперь не хочет со мной разговаривать. Ты этого добивалась? Могу тебя поздравить — у тебя вышло.

— Я не устраивала сцен. Я говорила мягко и трезво. Они должны знать правду о тебе и мне. Так будет лучше для всех.

— На той парковке ты упрекала меня в том, что я забыл о «семье», — ткнул я себя пальцем в грудь и заглянул в ее красивые глаза. — Что якобы я теперь живу на два дома, на две семьи… Но ты ведь прекрасно понимаешь, что «та семья» — все равно моя семья, как ни крути! Это место, где меня по-прежнему ждут как отца!

— И где тебя унижают! — сорвалась она. — Она ходит по тебе, Даниил. Она сжимает тебе горло своими «детьми», и ты плывешь. Я видела это уже не раз.

— Ты видела только себя. И свою роль «спасательницы». Которую никто не звал. Вчера ты унижала не меня. Ты унижала их.

— Они все равно ничего не поняли, — отрезала Ксения. — Дети все очень быстро забывают. Они хотят лишь одного. Им просто нужен кто-то взрослый рядом. Я пыталась им показать, что взрослые должны договариваться. А ты стоял как статуя и молчал. Как всегда, когда надо выбрать сторону. Вернее — затыкал мне рот, словно я больные вещи говорю.

— Я выбрал сторону, как видишь. Именно поэтому я здесь, Ксюха. Как ты этого до сих пор не поняла?

Она прищурилась.
— Здесь — это где? Между семьями? У тебя всегда все «между». Между долгом и желанием, между Мариной и мной, между работой и семьей. Ты мастер всех этих долбаных «между». Только нормальных людей это калечит.

— Поэтому ты решила всех быстренько вылечить, — сказал я. — С помощью шоковой терапии.

— Я просто решила, что хватит смотреть, как ты тонешь, — выпалила она твердо. — Сперва я наивно думала, что если ты мужчина, то обозначишь границы сам. Но ты их не обозначаешь. Как будто что-то ждешь. Из-за чего-то медлишь. Говоришь, что «здесь», что ты выбрал сторону. Но это не похоже на правду. Ты тянешь резину, Даниил… Поэтому я обозначила границы сама. За тебя.

22. Белье из рекламы (Даниил)

Ксения буквально ощущала, как я выскальзываю из-под ее влияния. Это ее тревожило, злило, выбивало из колеи. Она больше не чувствовала себя уверенно, как раньше. У нее были планы, была стабильность. Перед глазами — горизонт перспектив. Как в плане карьеры, так и в плане личной жизни.

Но теперь я все внезапно поставил на паузу. И вслух заявил, что не готов расставаться с детьми, с семьей. С Мариной. Это вызывало ревность. Даже страх. А страх еще никогда не приводил людей к чему-то хорошему.

После того, как разговор зашел в тупик и она сорвалась, мы просто молчали какое-то время. Часы на стене отщелкали минуту. Вино пахло праздником, который так и не начался. Никто к бокалам даже не притронулся.

— Скажи прямо, — нарушила Ксения тишину. — Ты хочешь, чтобы я исчезла?

— Я хочу, чтобы ты не приближалась к моим детям и к их матери. Никогда. Никаких разговоров «от моего имени». Никаких «он скучает» в рабочую почту. Никаких «мы ждем». Меня не надо ждать. Я сам приеду, когда нужно. Когда посчитаю необходимым.

— Но ведь ты же пришел, — сухо произнесла она. — Потому что я попросила.

— Я пришел, чтобы объясниться. Вот и все.

— Чтобы еще раз почувствовать себя правильным, — усмехнулась Ксения. — Ты всегда приходишь, чтобы произнести красивую речь и уйти. Как на сцене. А реально жить когда будешь? Ты сам не заметил, как променял настоящую жизнь со мной на роли. Сегодня ты играешь роль справедливого отца. Вчера — хорошего бывшего мужа. Что будет дальше? Завтра найдешь себе еще кого-то? Появится новая «роль»? Или наконец вернешься к ней официально?

— Жить — это не значит жонглировать чужими чувствами. Хотя ты, я вижу, именно это вкладываешь в слово «жизнь».

— Ты называешь это «жонглировать», я называю «придерживаться курса». Твоего курса, между прочим. Где ты — директор, отец и… — она замялась, но все равно сказала, — мужчина.

— Мужчина не придумывает поводы, чтобы оправдать свою трусость. Он не бежит от проблемы. Он держит удар. И если я вчера молчал — это не означало, что я согласен с тем, что ты говоришь и делаешь.

— Значит, ты против меня. Окей. Тогда давай честно. Скажи: «Ксения, ты мне больше не нужна».

— Ты мне больше не нужна, — ответил я. И ощутил, как по спине прошел мороз. Слова так просто выпорхнули изо рта, что я даже не успел отфильтровать их мозгом.

А она…

Она даже не вздрогнула. Только подбородок стал жестче. И скулы свело от сжатия зубов.
— Быстро. Без паузы. Красиво. Даже не задумался на миг. Значит, репетировал… Мне интересно, как именно. С кем? С Мариной? Перед зеркалом?

— С собой. Вчера. Как-то само пришло. Когда увидел, какой дрянью ты способна быть во имя собственных интересов.

— Как мило, — фыркнула она. — А вот вчера ты не смог мне так сказать в лицо. Хотя был идеальный момент, чтобы выслужиться перед бывшей. Показать своим детям, кого на самом деле выбирает их папа. Вчера ты струсил. И сегодня пытаешься догнать смелость. Уже без зрителей. Так безопаснее, не так ли?

— Возможно, — сказал я. — Но главное, что догнал.

— Хорошо, — сглотнула Ксения от сухости в горле. — Тогда давай еще честнее. То, что ты сказал — это ложь. Ты не уйдешь. Потому что тебе страшно быть одному. Ты приедешь завтра или через неделю. Все равно вернешься. Ты будешь говорить, что «нельзя так», а потом останешься на ночь. Потому что ты так устроен, Даниил. Ты всегда возвращаешься туда, где тебе хорошо. И я дам тебе это чувство. Я всегда давала.

Она подошла ближе. Рука легла мне на грудь — знакомый, выверенный жест.
— Мы поссорились, — продолжила она мягко. — Бывает. Я перегнула палку. Ты тоже наговорил едких слов. Давай сделаем вид, что это был просто плохой день. А плохой день надо перекрыть хорошей ночью примирения.

— Ксюша, я правда… — убрал ее ласковые уроки с тела.

Но она лишь приложила палец к губам.

— Чш… — шепнула она и отступила к коридору. — Подожди одну минуту. Я вернусь. И ты точно передумаешь.

Она ушла и спустя короткое время вернулась в белье, которое я видел раньше только в гламурной рекламе. Черное, гладкое, не кричащее — дорогое молчание.

Ксения выключила верхний свет, оставила настольную лампу. Валик волос рассыпался, ключица блеснула. Она крутанулась, как будто примеряла себя.
— Я была неправа, — произнесли ее губы тихие слова сожаления. — Прости меня, пожалуйста. Я не хотела ранить детей. Я перешла черту и выпала из берега. Я ревновала. Я глупая. Но я живая. Мягкая и теплая. Стою рядом с тобой. В этом красивом белье. Прямо здесь и сейчас. Я хочу, чтобы у тебя было место, где тебе не больно. Где тебе комфортно и спокойно. Легко. Где тебе хорошо. И это место — здесь. Со мной.

Я смотрел на все это. И мне вообще ничего не хотелось. Ни ее извинений, ни ее тела, ни ее «примирительной ночи». Там, где раньше было стойкое желание, страсть. Теперь — пустота. И в этой пустоте вдруг стало очень ясно: я не должник. И не пациент. Я — человек, у которого есть дети, работа и личные границы. А еще — есть план того, как вернуть хотя бы часть потерянного счастья.

— Надень халат, — сказал я спокойно.

Она растерянно моргнула. Нахмурила от удивления свои ровные брови.
— Что?

— Надень халат, Ксения. — Холодно. Замерзнешь.

23. Не хочу ее (Даниил)

Когда это произошло между нами впервые, я еще думал, что остановлюсь. Говорил себе каждый вечер, что это был последний раз — когда предпочел жене свою молодую секретаршу. Но с каждым днем моя связь с Ксенией росла. Она превращалась из обычного развлечения в серьезный тандем. В котором она видела важные детали, а я — нет. Она предлагала нетривиальные решения для сложных вопросов. В то время как я мыслил старыми категориями.

Постепенно Ксюша стала моей советчицей, моей напарницей, моей помощницей во всех делах. Моей правой рукой. Я повысил ее до уровня зама. По факту она была серым кардиналом нашей компании. И получала от меня премию, соизмеримую с зарплатой топ-менеджера.

Но даже при таком раскладе я все равно понимал, что больше всего в ней меня притягивает секс. Он был ярким. Порой — спонтанным, порой — незабываемым. Порой — запланированным, как у нас было раньше с Мариной. Но это всегда было главным связующим звеном между нами. Между мной — женатым степенным мужчиной, и ею — молодой, амбициозной, прагматичной девушкой извне. Вошедшей в мою жизни без спроса. Но с моего на то молчаливого согласия.

Я всегда ее хотел. Помню, как мог думать об уединении весь день. Тешил себя мыслью, что вечером мы этим займемся. Представлял ее в новом белье. Не мог сфокусироваться на работе, когда она бросала в приватный чат фотографии новых трусиков или свое полуобнаженное фото в зеркале.

Но сегодня я впервые отказал ей. Прямо заявил, что не хочу. Холодное «оденься», когда она дышит уверенностью затащить меня в постель, чтобы добиться прощения. А я — не ведусь.

— Оденься, Ксюш. Я серьезно. Этого не будет.

Она протяжно выдохнула воздух. Повернулась ко мне спиной. Но не для того, чтобы эффектно прогнуться, выставив ягодицы напоказ. А лишь для того, что взять со спинки стула халат. И надеть его на полуголое тело. Медленно, будто проверяя, сорвусь ли я. Вдруг передумаю. А может, я только блефую — шутка.

Но я не сорвался. Не изменил своего решения. То был не блеф. Я не шутил. Я правда ничего не хотел от нее. После того, как маски были сорваны. И она показала мне, как низко я опустился, пойдя на поводу у красивой молодой женщины. Профиль которой — опутывать мужчину чарами. Похлеще приворотного зелья.

— Значит, ты правда все уже решил, — подвела она черту, закутавшись. — Я думала, это просто игра. Ты ведь любишь у нас игры — умные, про честность, долг и приличие. Вот только как игрок ты плох. Играть не умеешь от слова совсем. Ты всегда выдерживаешь десять минут, а потом…

— А потом хватит, — ответил я. — Это и есть «потом». Прямо сейчас. Это оно.

— Ну и что в итоге? — хмыкнула она с иронией. — Ты реально хочешь сказать, что на этом все, конец? Просто встанешь и уйдешь? Прямо сейчас? После всего, что было между нами? — морщила нос Ксения, явно сомневаясь в моей силе воли.

А я только вздохнул и опустил на миг глаза.
— После вчерашнего — да.
— Подожди, — она нервно улыбнулась. Но в этой улыбке читался страх. — Только не романтизируй себя так сильно. Ты же не святой. Не служитель монастыря. Ты здоровый мужчина. Твое тело прекрасно помнит, что делать вот с этим, — приоткрыла она халат, чтобы «напомнить» мне, за чем я, по ее мнению, приехал в этот дом. — Ты все равно захочешь. Через час. Через два. Ты же хочешь, я знаю. Мне знаком этот взгляд. Ты хочешь меня, но тебе мешают твои дурацкие принципы. Почему-то раньше они тебе не мешали делать это со мной на работе. Сколько раз это случалось у тебя в кабинете? Ты не считал? А я считала. Я тебе напомню. Хочешь?

Я мотал головой, поджав губы. Это означало, что аргументы не работают. Все выглядело зря. И новое эротическое белье. И ее слова. Эта отчаянная попытка соблазнить меня, как раньше.

— В этот раз не сработает. Просто не хочу. И все.

— Ну пожалуйста, — положила она руку мне на грудь. А второй — коснулась щетины на моей щеке. — Останься сегодня. Эта ночь все исправит. Я обещаю. Ты перестанешь сомневаться. Все будет, как ты любишь. Даже лучше. А утром мы проснемся — и поговорим. Спокойно. По-настоящему. Хорошо?

— Хорошо, я останусь — кивнул, дав Ксюше небольшое облегчение на секунду. Но сразу после этого — добавил: — Только на кухне. Мне нужно поработать. Срочная задача.

Она только фыркнула.
— Работа. Твоя броня. Твоя церковь. Ладно. Делай вид, что ты железный. Валяй.

— Это не вид. Я не притворяюсь. Просто озвучил границу.

— Что ж. Утро покажет, — сказала она. — Посмотрим, сколько проживут твои «границы». И как долго ты просидишь в своей монашеской келье. Здесь. На кухне.

Я расположился за обеденным столом. Отодвинул тарелки с ужином. Есть совсем не хотелось. Открыл ноутбук. Пошли письма, цифры, план платежей, кассовый разрыв — чистая математика. Ровные строки там, где сегодня не было ровных мыслей. Стало легче. Но не потому, что я стал сильнее. Просто потому, что хотя бы тут — понятно, как считать. С цифрами гораздо проще, чем с эмоциями, чувствами, людьми.

Так прошел час. Второй. Вода в чайнике остыла дважды. Свет над столом слепил, как лампа в кабинете врача. Я чувствовал обязанность быть рядом, но не понимал, где именно. Здесь — возле них. Или там — где был много лет до предательства.

Около двух ночи Ксения вернулась. В том же халате, но под ним — простая шелковая сорочка. Села за стол напротив меня. И положила руки на мои ладони.

— На самом деле я считаю, что вчера я была права, — сказала она глухо. — Тем не менее. Я не буду больше так делать. Обещаю. Не буду приближаться к твоим детям. Не буду контактировать с Мариной. Но только при одном условии, — заглянула она прямо в глаза. — Если ты останешься. Со мной и Егором.

— Я уйду утром, — прозвучал ответ, который рушил все ее надежды.

Холодные пальцы соскальзывали с моих — абсолютно безучастных. Безразличных к ее страху потерять меня в одночасье.

— Я знала, — хмыкнула она грустно. — Ты всегда уходишь, когда надо остаться и просто сделать выбор. Это твое «правильно». Твой наркотик. Избегать окончательного решения до самого конца. Даже если это причиняет людям боль.

24. Цветы для мамы (Марина)

Утро началось довольно ровно. Уля не капризничала, вела себя послушно и непривычно тихо. Макар позавтракал бутербродом с чаем, взял рюкзак и ушел первым. Без нас. Я собрала волосы, привела себя в порядок. Заперла дверь. Повезла дочку в садик.

Асфальт подсох, воздух чистый. Солнце светило сквозь лобовое стекло автомобиля.

— Мам, — сказала Уля, — а если папа завтра придет, он будет мне хлопать?

— Не знаю, — пожала я плечами. — А что?

— А свистеть, как это делают другие папы?

— Свистеть? — нахмурилась я от удивления. — Не уверена. Почему ты все это спрашиваешь?

— Просто так. Хотела узнать.

— Я думаю, что папа приедет. И будет просто сидеть. И смотреть, как ты танцуешь, — подвела я черту. — Это самое важное.

В цветочном салоне было светло и пусто. Девчонки отпросились на пару часов за покупками. Поэтому была только я. Открыла жалюзи, проветрила. На стол поставила свежие розы, перебрала только привезенный эвкалипт.

Первый клиент вошел примерно в десять. Мужчина, высокий, спокойный, в темном полупальто. Лицо без показной уверенности, взгляд прямой.

— Добрый день, — сказал он. — Нужны цветы. Не громкие. Живые. Для мамы.

— Какой повод?

— День рождения. Шестьдесят два. Любит хризантемы и полевые травы. Ненавидит весь этот фальшивый глянец. Чтобы настоящий был букет, дышал.

Я подумала и предложила:

— Белые хризантемы, рябиновая ветка, эвкалипт и зелень. Без ленты.

— Без ленты — хорошо, — кивнул незнакомец и потянулся за бумажником во внутреннем кармане. Но дальше — просто застыл, не вмешиваясь. Терпеливо ждал, пока я все подготовлю.

Собирая композицию, я ловила себя на том, что тянусь к тихим оттенкам. Никаких крикливых петель. Цветы ложились легко. Хотелось порадовать его мать. А может, я просто переживала, что ему что-то не понравится. Все же не каждый день приходят в салон такие чувственные сыновья. Хотелось верить, что однажды мой Макар будет таким же. А не как его родной отец.

— Вы часто у нас что-то заказываете?

— Да нет, не часто, — улыбнулся он. — Я вообще не очень по подаркам. Не мой конек. Считаю, что люди должны показывать все поступками, а не букетами цветов. Которые завянут быстрее, чем даритель вставит тебе нож в спину.

— Тогда странно, что вы здесь.

— Я учусь, — оправдывался клиент. — Пытаюсь быть, как все. Как обычные люди.

Он заплатил. Я протянула букет. Он подержал секунду, будто взвесил.

— Вам бы отдохнуть, — сказал он просто. — Глаза устали.

— Работа такая.

— Или жизнь.

Он посмотрел в сторону витрины, где отражалась улица. Я не стала смотреть туда.

— Может, вам забронировать букет на предстоящий праздник? Назовите дату — я запишу бронь.

— Да мне вроде некому больше дарить. Только мать.

— На годовщину жене…

— Спасибо, но я развелся.

— Ой. Простите, — стало мне неловко от того, что не обратила внимания. Безымянный палец правда был без кольца. Как-то не привыкла смотреть на такие детали.

— Не стоит. Мы оказались слишком разными людьми. Один из нас верил в верность, а второй — в игру без последствий.

— Понятно.

— Да не очень, — улыбнулся он грустно, — но уже не важно, если честно. Мне все равно, почему она так поступала. Это был ее выбор. Свой я сделал потом — когда узнал всю правду.

— Я сожалею, — только и выдавила из себя с трудом. Даже от этих слов предательски першило в горле.

Он повернулся к выходу, потом остановился:

— Если вдруг понадобится помощь с машиной — позвоните на мой личный. Я тут рядом. Сервис за углом. Не рекламируюсь. Просто говорю, что помогу решить проблему.

— Откуда вы знаете, что с машиной что-то не так?

— Видел пару раз, как вы ее ставите на сигнализацию. Фары себя странно ведут. Проблема с проводкой, судя по всему. Наверняка заводится иногда не с первого раза, не так ли?

Я кивнула.

— Значит, мы с вами уже виделись раньше? Я бы вас запомнила.

— Вы на меня не смотрели просто, — ухмыльнулся мой загадочный собеседник. — Были заняты дочкой. Милая девчуля лет шести.

— На самом деле, ей пять. Шести еще нет. Только летом исполнится. Перед самой школой.

— Ульяна, если не ошибаюсь.

— Вы знаете имя моей дочери?

— Вы как-то назвали ее во дворе. По имени. Я запомнил.

Я кивнула и хмыкнула от странных ощущений. Не подумала бы раньше, что моя жизнь может быть интересна кому-то со стороны. Тем более такому мужчине, как он.

— Хорошо. Спасибо за предложение. Я подумаю.

— Подумайте. Я не навязываюсь. Просто не хочу, чтобы вы заглохли где-то зимой. Проводка садит батарею. Не заведетесь.

Он оставил контакт. Но даже не визитку. Обычную записку на бумаге без логотипов и расценок. Только телефон. И слово «сервис» карандашом.

— Как же вас зовут? — спросила я.

И он ответил:

— Стас, — ответил он. — Просто Стас. Если что — звоните. Без особых церемоний. Не стесняйтесь. Буду рад помочь красивой девушке.

Дверь закрылась. В салоне кружил запах трав и хризантем.

Я бросила визитку в ящик стола. Но затем достала обратно. Посмотрела на цифры. Убрала снова.

В обед позвонил Даниил. Коротко:

— Завтра буду за тридцать минут.

— Хорошо.

— Мне важно, чтобы Уля не нервничала.

— Тогда не говори лишнего. И лучше соблюдай дистанцию. Так безопасней.

— Постараюсь.

— Да уж постарайся, Даниил.

Положила трубку. Открыла ящик. Визитка лежала там, как маленькая пауза в шумном дне.

Вечером Макар зашел в салон. Сел на стул. Какое-то время он просто молчал и смотрел на меня с подвохом.

— Что? — не выдержала я. — Что-то не так?

— Думаю, как завтра сделать так, чтобы все прошло спокойно.

— Просто будь рядом с сестрой. И все пройдет нормально.

— А если она снова придет?

— Тогда тем более ты должен быть с ней. Пообещай, что защитишь ее от этой грязи, если папина подруга заявится без спроса. Ладно?

25. Поломка (Марина)

Утро перед концертом началось без крика и суеты. Уля встала сама, аккуратно сложила в пакет балетки и резинки. Достала из шкафа блестящий костюм, чтобы он висел на дверной ручке подобно флагу перед решающим сражением. Макар подал мне куртку, не глядя, чтобы не мешать. Не задавал лишних вопросов. Просто сопроводил нас во двор.

На парковке возле дома я нажала на брелок. Машина кратко моргнула фарами, но тут же погасла в серости. Что-то громко щелкнуло под капотом. Дальше — никакой реакции.

— Не сейчас, — сказала я вполголоса. — Пожалуйста. Не надо подводить меня, прошу. Давай, заводись. Ну же.

Попробовала еще раз. Стартер заскрежетал. Я буквально ощущала, как эта вибрация съедает последний заряд в аккумуляторе. Но в итоге — тишина. Двигатель даже не кашлянул. Машина не заводилась.

Макар обошел мою шкоду по кругу и заглянул ко мне в окошко:

— Вызывать такси?

— Нет. Попробую набрать соседку. Одолжу ее машину. Или попрошу нас подбросить.

Но соседка, как назло, не брала трубку.

— Тогда пойдем пешком, — сказал он с юношеским оптимизмом. — Мы успеем. Времени еще валом.

Бросив машину на стоянке, мы зашагали быстрым шагом. Холод бодрил. Я сунула руку в карман и нащупала там клочок бумаги. Вынула на свет: слово «сервис», написанный от руки номер. И моя приписка: «Стас». Не зря он говорил, что машина может сломаться. Она это сделала именно так, как он и говорил. Внезапно, совсем некстати. Отказалась ехать в самый неподходящий момент.

— Алло. Слушаю, — послышалось в динамике. И я не секунду замешкалась. — Алло? Говорите…

— Здравствуйте, Стас. Это вас Марина беспокоит.

— Марина? Какая…

— Из цветочного салона. Вы у нас цветы для матери брали на днях.

— Ах, да, — опомнился он на фоне пронзительного звука автомастерской. Там явно что-то пилили. Я прямо ощущала запах всех этих искр под ногами. — Извините, плохо слышно. Не узнал ваш голос в этом гаме. — Он вышел на улицу. По крайней мере, шума стало меньше. — Что-то случилось?

— Она не заводится, — выдохнула я в расстроенных чувствах. — Вы были правы. Ее нужно ремонтировать. Или хотя бы чтобы кто-то посмотрел мозговитый. Но у меня элементарно нет на это времени. Чтобы ее как-то отбуксировать или вроде того. Сейчас реально не до этого. У нас концерт у дочки. Танцевальное выступление в центре культуры возле «Сторра».

— Я понял. Хорошо. Вышлю эвакуатор. Только не сейчас. Манипулятор на выезде. Через пару часов. Ближе к обеду. Но вы не волнуйтесь. Вашу малышку отвезут в сервис. Парни посмотрят, что там случилось.

— А это дорого обойдется? Нужен аванс?

— По оплате не переживайте. Ничего вперед платить не надо. Потом поговорим, попозже.

— А когда «попозже»?

— Уже по факту, Марина. Не надо за деньги. Вам детей нужно возить как-то. Главное это. Занимайтесь семьей. А о машине я уж как-нибудь сам позабочусь. Сделаю, что смогу.

— Спасибо, только…

— Никаких «только». Мы разберемся.

— Разве мне ключи вам не нужно завезти сейчас?

— Мы ее и так подцепим. Сигналку заглушим. Это несложно. Не первый раз недвижимость на СТО везем. Вы успеваете к началу?

— Успеваем.

— Тогда идите. Остальное сам порешаю.

Я хотела возразить, но связь треснула. Он уже отключился.

Макар усмехнулся с ехидцей:

— Ты умеешь выбирать момент, когда верить незнакомым мужикам.

— Я умею выбирать момент, когда глупо спорить, — ответила я. — У меня разве был выбор? Может, ты сам научился ремонтировать машины? Почему-то мне кажется, что они сложнее, чем велосипед, Макар.

У зала мы были за десять минут до начала. Родители суетились, девочки поправляли ленты, хореограф говорила ровно и четко.

Даниил уже сидел внутри. Как и договаривались — в самом конце зала. Конечно, он поднялся, когда увидел нас. Но подходить не стал. Я показала жестом, что не стоит. Достаточно того, что он на месте. Поэтому Дэн просто кивнул. И я кивнула в ответ, одобряя его поведение.

— Дорогие зрители, — произнесла хореограф со сцены, — концерт начинается!

Все похлопали. Мероприятие началось. Уля танцевала точнее, чем на репетиции. Ни одной лишней улыбки. Движения чистые, как линия на белой бумаге.

Я смотрела и думала, что если сейчас кто-то войдет с тем самым циничным голосом, то мы все не выдержим. Я не выдержу. Всему был свой предел. И я молилась, чтобы не нащупать в тот день свой собственный. Но выступление продолжалось, а дверь была плотно закрыта. Никто не заходил, не выходил. Свет был мягкий, музыка — теплая.

На финальном поклоне Уля нашла нас взглядом. Сначала меня. Потом — его. И это было честно.

После зала нас снесло в коридор, как потоком. Цветы, обнимашки, чужие поздравления. Я подсознательно ждала удара. Подводного камня в этом ровном ручье событий. Но его все не было. Ксения не пришла.

Казалось, что я зря переживала. Никакой угрозы нет. Все прошло нормально. Можно с облегчением выдохнуть. Никто не устроит истерик, не выльет на моих детей ушат помоев. Не использует момент, чтобы напомнить мне самой — от меня подло ушел муж. Держал сперва за дуру месяцами. Чтобы затем уйти к другой навсегда. Когда точно уже понял — я ему опостылила настолько, что даже играть роль уже невмоготу.

26. Конкурент (Марина)

Мы вышли на улицу. Воздух пах холодом и безалкогольным глинтвейном, который разливали у входа. Уля прижала к груди маленький букетик, который ей подарила хореограф. Мы скидывались на эти цветы всей группой. А затем — мои девчонки все это приготовили и передали курьером еще вчера. Но для Ульяны этот букетик был особенным.

— Мама, это мне?

— Тебе.

— А у папы для меня нету цветочков? — спрашивала дочь со свойственной детям непосредственностью. — Другие папы дарили букеты. Хотя те девочки плохо танцевали. А я — хорошо.

— Папа подарит в следующий раз, — ответила я спокойно. — Сегодня достаточно этого. Все же он приехал и смотрел. Даже хлопал. Разве у всех детей сегодня были папы в зале?

— Не знаю, — пожала плечиками Уля. — Я не считала.

Даниил подошел, держа в руке огромную сладкую вату. Даже не знаю, где он ее нашел в такое время года. Думала, ее делают только летом.

— Ты была лучшей, — сказал он дочери. И поцеловал ее в лобик. — Я горжусь тобой. Ты молодец. Видно, что старалась. Ни разу не ошиблась. Было очень красиво. Мне безумно понравилось.

— Спасибо, папа. Это мне?

— Тебе.

— Так, народ. Мы идем домой, — сказала я. — Макар, возьмешь пакет? А то мне неудобно все одной нести.

— Возьму. Давай его сюда.

— Машина, — напомнил он тихо. — Не забудь про машину, мам.

Я кивнула.

— Точно. Стас мне обещал эвакуатор.

— Стас? — напрягся Даниил. — А что за Стас? Что-то случилось с машиной?

— Да, случилось, — ответила я. — Ты ведь прекрасно помнишь, как обещал ее обслужить. Но в итоге был слишком занят кое-чем другим… Но ты не беспокойся. Стас — это просто клиент. У него там сервис по соседству. Он просто помог. Да и только.

— Надо было мне позвонить. Я бы тоже мог помочь. Я могу ее отбуксировать, — оправдывался Даниил. — У меня есть контакты в хорошем сервисе.

— Не надо. Этот вопрос уже решен. Надо было раньше об этом думать. Сейчас я уже сама разберусь с проблемой.

— Марина…

— Ты хотел быть рядом? Будь. Я разрешаю. Но командовать, как будто мы муж и жена — нет. Этого не будет. Командовать будешь там, у себя — командуй своей Ксюшей. Если она тебе позволит, конечно. В чем я очень сомневаюсь. Выбрал ты себе девицу, Дэн. Ох, не завидую тебе. Пригрел змею на сердце. Желаю ощутить все прелести этого решения. Чтобы бумерангом тебе. Да по самые…

— Я тебя услышал.

Мы дошли до остановки. Уля болтала про сцену. Звонко рассказывала, что там было за кулисами. В то время как Макар молчал и смотрел на дорогу.

Подъехал троллейбус. Я подняла голову — и увидела Стаса. Он был на другой стороне улицы. Просто стоял, проверял телефон, рядом — его машина из сервиса. Мигает беззвучно оранжевым светом на кабине.

Он тоже поднял глаза. Увидел нас всех. Улыбнулся. Кивнул мне легко. Безо всех этих «смотри, какой я герой». Просто помахал рукой и крикнул негромко:

— Все под контролем! Постараюсь до утра отремонтировать. Пацаны работают сегодня в ночь. Будет бегать, как новая.

Я ответила кивком и добавила кратко:

— Спасибо, Стас! За мной должок!

Даниил поймал этот обмен взглядами. И его это явно зацепило. Кольнула ревность. Ему хотелось как-то помешать обмену любезностями. Но он понимал, что не имеет морального права. Поэтому стиснул зубы. И ничего не сказал. Притворился, что его это не ранит. Хотя инстинкт собственника сверлил его эго насквозь.

Мы попрощались. Я загрузилась с детьми в троллейбус и отправилась домой. Через пару часов — позвонила Стасу:

— Стас, привет. Спасибо за эвакуатор. Ты реально выручил.

— Не за что, Марин. Проблема там с проводкой и реле. Одна из плат окислилась. Коррозия сожрала дорожки. Так что заказал другую с местной разборки. Утром привезут. Но даже при таком раскладе — день на ремонт. Не больше.

— Сколько я должна?

— Пока ничего. Потом договоримся.

— Предпочитаю платить деньгами, — заявила я решительно.

Но он все равно схитрил:

— Тогда пусть будет кофе. Когда заберешь машину.

— Кофе — это не расчет.

— Почему?

— Слишком дешево. Назови просто сумму.

— Значит, две чашки, — упрямился Стас. Что вызвало улыбку на лице. — И пирожное. Чтобы точно считалось. Люблю сладкое.

Я широко улыбалась. Впервые за долгое время.

— Посмотрим, — ответила уклончиво. Но уже не препиралась. — Спасибо. И до завтра.

Повесила трубку. На кухне тикали часы. Уля пересматривала концерт, записанный мной на планшете. Макар сидел в телефоне, но при этом был с нами. Он явно слышал разговор. Только ничего не говорил. Ни хорошего, ни плохого. Делал вид, что ему все равно. Может, так и было?

Пора мне самой выбирать, куда двигаться в жизни. А не оглядываться на то, что подумают дочка с сыном. Бывший муж.

Даниил не звонил. И это было справедливо. Он не должен влиять на меня после всего, что натворил. Даже если пытается сложить осколки. Не имеет права.

Ночью я проснулась от тишины. Это было странно. Посмотрела в окно. Двор спал. Ничего подозрительного. Абсолютно пусто. Джипа не было. Все выглядело нормальным.

Я закрыла глаза. И поняла: в мире, где слишком много сказано вранья, иногда важнее всего — когда кто-то просто делает и молчит.

Завтра я заберу машину. Выпью со Стасом чашечку кофе. И, никуда не торопясь, приму решение — мы все еще имеем на это право.