Развод. Ты ему больше не нужна

Глава 1

Ольга

Разморозила или нет?

Ноги начали заплетаться оттого, что я спешила домой. На часах шесть вечера, я немного задержалась на работе.

Разморозила я это гребаное мясо или нет?

Если нет, свекровь снова вынесет мозг из-за того, какая я бестолковая, даже мясо забыла с утра достать из морозилки и ужин сделала поздно.

Ничего, что я поднимаюсь в пять, готовлю завтрак и обед на всю семью, собираю девочек в школу, а потом к восьми спешу на работу?

Когда мне вообще говорили спасибо в последний раз? Моя забота стала для всех обыденностью, дошло до того, что семья посуду помыть за собой не может.

Тупо оставляют ее в раковине. Ничего же страшного! Я ведь вымою!

Открываю калитку и быстро забегаю в дом.

Старшая дочь, Катя, сидит за столом, закинув на него ноги. Перед ней планшет, на котором она смотрит очередную дораму.

— Катюш, привет, — подхожу к дочери и чмокаю ее в макушку, но Катерина уворачивается, шипит, словно я укусила ее, а не поцеловала. — Ноги со стола убери.

Сложный возраст, да. Четырнадцать. Я все понимаю и стараюсь сгладить углы.

Оглядываю кухню. Да, достала мясо. Отлично.

Быстро переодеваюсь, возвращаюсь в кухню, повязываю старенький фартук, который, кажется, уже сросся со мной.

Бросаю взгляд на дочь. Та сидит в той же позе, ноги по-прежнему на столе.

Мысленно повторяю мантру: «Ольга, это сложный возраст, это пройдет. Это бунт, и его надо просто пережить».

— Катюш, я же попросила тебя убрать ноги со стола, мы там едим, а ты…

Закатывает глаза и громко, демонстративно цокает языком, но все же ставит ноги на пол.

Я принимаюсь готовить ужин. Андрей приедет к восьми, у меня два часа, чтобы пожарить мясо и сделать гарнир. Потом все это нужно отнести во вторую половину дома, где живут мать и отец моего мужа.

Матери недавно сделали операцию, и теперь ей тяжело готовить.

Ну как операцию. Удалили аппендицит.

Три года назад.

И все это время я пашу на два дома.

Подгорает ли у меня из-за этого? О-о-о, еще как! Но воевать с Андреем я устала. Он всегда становится на сторону матери. Она в возрасте. Ей тяжело передвигаться.

Херня все это на постном масле. Она носится по соседям, как сайгак. Разносит все, что слышит на нашей половине. Еще сдабривает это россказнями о том, какая я лентяйка и вообще рукожопая.

— Камила гуляет? — они с сестрой приходят из школы порознь, но Катя должна знать, где сестра.

— Ага. Свинтила, как только пришла. Даже уроки не сделала, — небольшой донос на сестру.

Говорят, что сестры обычно дружат. У нас же с переменным успехом. Ками и Катя то любят друг друга до искр из глаз, то люто ненавидят.

Сейчас вторая фаза их сестринской нелюбви.

— Ну а у тебя как дела в школе? — поворачиваюсь к дочери спиной и нарезаю мясо.

— Нормально.

«Ольга, это просто возраст такой». Но черт возьми, как же порой хочется наподдать тряпкой ей по заднице.

— Как контрольная? Сегодня же должны были результаты объявить?

— Пять, — бросает безэмоционально.

— Пять?! — поворачиваюсь к девочке.

Пятерка это что-то новенькое. Алгебра и геометрия, вообще все точные науки у Кати хромают. Прыгает с четверки на тройку и обратно. Так что пять — это шок.

— Пять, — повторяет с вызовом. Мол, давай, спроси еще что-нибудь.

— Что ж. Хороший результат, молодец.

Снова фыркает, на этот раз громко, демонстративно.

— Как новая учительница?

У нее как раз по алгебре и геометрии новая учительница. Молодая. Хвалила Катерину, говорила, что старается. Вообще Виолетта Валентиновна облизала ее тогда, конечно.

Было крайне странно видеть это восхищение.

— Виолетта классная, — выдает дочь просто.

— Вы называете учительницу Виолетта?

— Я — да! — отвечает дерзко.

Это что-то новенькое.

— Я хочу мясо с картошкой приготовить. Не поможешь мне? — снова оборачиваюсь.

— Нет, — даже дергает плечом.

— В смысле нет? — откладываю мясо в сторону.

Катя подается вперед и смотрит на меня с непривычным выражением. Я вообще в последнее время часто вижу жестокость в ее взгляде. Какую-то животную, неадекватную злость.

— Я. Сказала. Нет, — чеканит слова.

Руки у меня трясутся.

Я устала сегодня. Работа на почте не из легких. Мы принимаем посылки и сортируем их, то же самое с письмами и газетами. Все сами, мужских рук у нас нет.

А потом обслуживаем посетителей, среди которых периодически встречаются неадекватные личности. Улыбаемся им и впитываем все дерьмо, что льется на нас.

А потом я иду домой, чтобы стоять у плиты и получать вот это вместо нормального общения.

Я не железная, и терпения у меня не осталось. Я иссохла, у меня попросту не осталось сил на то, чтобы ругаться еще и дома.

Но сейчас… хочется взять ремень и выпороть Катю, чего я не делала никогда.

— Тебе сложно помочь матери почистить картошку? — цежу зло.

— Не сложно, — ведет плечом и криво улыбается. — Просто я не хочу.

А-а-ар! Дайте мне кто-нибудь сил.

— И вообще, — фыркает и смотрит на меня так… многозначительно, а потом отрезает: — У папы другая.

Дорогие читатели, добро пожаловать в новую историю)
Буду очень благоларна вам за лайк на книгу (для вас секунда, а для меня стимул)
Листаем дальше, там следующая глава)

Глава 2

Ольга

— У папы другая!

Это звучит настолько обыденно, как будто дочь произносит будничную фразу, а не слова, которые могут попросту разрушить мой мир.

Молчу, неверяще смотрю на Катю. Как она может? Я же все делаю ради нее и Камилы. Они главное в моей жизни. Андрей на втором месте. Он мой муж, моя опора, глава нашей семьи.

— Чего молчишь? Говорю же: у него другая, — продолжает невозмутимо.

И глаза на меня таращит в ожидании, что я сделаю что-то — взорвусь, покажу эмоции.

Я же просто слушаю звон в ушах, потому что ее слова оглушают.

Если Катя хотела сделать мне больно — это слишком жестоко. Если сказанное ею правда, то…

…То я понятия не имею, как поступить.

— Катюш, ты, наверное, что-то не так поняла.

Голос срывается на позорную дрожь, во рту пересыхает так, что аж язык прилипает к нёбу. Ноги подкашиваются, но я берусь за столешницу и из последних сил держу себя в руках.

— Он меня познакомил с ней, — чуть ли не выкрикивает с вызовом. — Что ж тут можно было понять не так?

Нет. Это неправда. Так не бывает..

Катя подскакивает на ноги и бьет ладонью по столу. Планшет на подставке шлепается на экран.

— Он с ней уже четыре месяца! А ты как слепая курица, не видишь ничего! — выпаливает с пеной у рта.

Словно замороженная, в шоке смотрю на дочку. Я не узнаю ее.

Глаза Кати загораются яростью:

— Одна жратва у тебя в голове! Ничего больше нет! А она другая! Молодая и красивая!

Катя смеривает меня взглядом и разворачивается, махнув длинным хвостом. Уходит к себе в комнату и закрывает дверь на замок.

Первые минуты я пытаюсь переварить услышанное. Мозг отчаянно вопит, что у дочери просто сложный возраст и таким образом она привлекает к себе внимание.

С ней в последнее время правда очень сложно. И так получается, что все дерьмо льется на меня. На Андрея особенно не поорешь, любой скандал он быстро пресекает.

Забирает телефоны, лишает денег. Девочек выгоняет на улицу, работать на огороде или убирать в цветниках.

Ну а если я пытаюсь высказаться против, то… получаю подробную нотацию о том, что если мне что-то не нравится, то мне надо еще раз подумать. Хорошенько подумать.

Позже, осознав все, я отчаянно отказываюсь верить в это. Но здравый смысл говорит о том, что Катя не стала бы врать. Не так. Не о том. Потому что, если сказанное ею неправда, Андрей так просто этого не оставит.

Мы познакомились с ним еще в университете. Я была старостой группы, а он председателем профкома.

Мы периодически пересекались по делам универа, а потом…

Господи, как красиво он ухаживал!

Розы охапками. Нежные речи лились рекой. Говорил, какая я потрясающая, невероятная, самая лучшая. Ну а что девятнадцатилетней мне еще надо было?

Я, краснея, таяла, как снег на весеннем солнце.

Потом была скорая свадьба. Гуляли шумно. Андрей тогда казался мне балагуром, компанейским, веселым парнем и вообще самым лучшим.

Только потом, спустя пару лет, уже получив диплом и переехав в дом его родителей, я поняла, что муж совсем не такой, каким хочет казаться.

Тогда уже родилась Катя, и фокус моего внимание немного сместился.

С годами наши отношения менялись, было всякое… и вот теперь это.

Другая.

Как там сказала Катя? Молодая и красивая.

А я, значит, старая, тридцатипятилетняя и страшная.

Что-то щелкает внутри меня, будто там всегда была бомба с часовым механизмом. Годами она тикала, тикала… и вот теперь отсчитывает последние секунды.

С Андреем у нас всякое бывало, но… черт, я как тогда влюбилась в него девятнадцатилетней дурехой, так и берегла эту любовь. Люди разные, в моем муже есть и хорошее и плохое. И я терпела ради того хорошего, что в нем было.

Он мой первый и единственный. Никогда ни на кого другого не смотрела. Мой личный бог, идол.

В душе пожар. Пылает так, словно кто-то облил кислотой. Глаза горят, и я не могу сдерживаться, все-таки начинаю плакать.

Я же ему всю себя на блюдечке… Все ради него…

А теперь у него другая. Молодая и красивая.

Другая, о которой, он, черт возьми, даже не смог по-честному мне сообщить!

От ярости глаза заливает красным. Руки выворачивает болезненными судорогам, когда я непослушными пальцами беру кусок мяса и вылетаю на улицу, обхожу дом и становлюсь напротив будки нашего Бакса.

Пес выходит и преданно смотрит мне в глаза.

Кусок мяса огромный, он не помещается в миску, и я просто кладу его рядом с собакой.

— Давай, дружок. Попируй за меня.

Возвращаюсь в дом и снова иду на кухню, снимаю фартук и сажусь на стул, на котором сидела Катя.

Время отмеряет час, следом заканчивается второй, а я так и сижу не шелохнувшись.

Странно, что свекровь еще не заявилась с требованием ужина. Вот она была бы счастлива, увидев мое красное от рыданий лицо.

Наконец входная дверь хлопает, и я слышу шаги мужа. Он проходит на кухню и окидывает ее взглядом.

— Когда ты собиралась готовить ужин? — выгибает бровь.

Снова я для них просто глебаный ужин, и все!

Достаю старую добрую, годами задвигаемую на задворки гордость и вздергиваю подбородок.

— Когда ты собирался сказать мне, что у тебя другая?

Глава 3

Ольга

Андрей шумно выдыхает, приваливается к дверному косяку и складывает руки на груди. Смотрит на меня тяжелым взглядом, но я не опускаю лица.

— Это правда? — спрашиваю тихо.

— Катя сказала? — сам задает вопрос вместо ответа.

Дергаюсь, как от пощечины.

Дрожащими пальцами прикрываю рот.

— Значит, правда, — растерянно веду взглядом по кухне.

Андрей продолжает сверлить меня взглядом. Больше ничего не говорит — не извиняется, не пытается объясниться или хотя бы навешать мне лапши на уши, сказав, что все это просто ошибка.

Мы молча смотрим друг на друга, я боюсь заговорить первой. Просто не понимаю, что сказать. Я не готова к этому. Как говорится, ничто не предвещало. Все шло как обычно. Из года в год одно и то же.

Входная дверь хлопает, на кухню входит Камила.

— О, мам, пап, привет, — проходит мимо него, не глядя на нас.

Подходит к крану, набирает стакан воды и жадно пьет, даже не замечая, что сейчас происходит.

Я смотрю на Андрея, а в голове звенит: как же так! Мы столько лет прожили бок о бок. Я была рядом во время его болезней, неудач, взлетов и падений. Всегда! Вечно все спускала на тормоза, постоянно держала язык за зубами.

Всем подругам и родственникам постоянно говорила, что мой муж — самый лучший мужчина.

А теперь…

— Камила, выйди, — твердо произносит Андрей, продолжая давить взглядом.

Дочь оборачивается и смотрит поочередно на нас. Увидев мое лицо, хмурится. Видимо, заметила, что я плакала.

— Мам? — спрашивает испуганно.

Ками удивительная девочка. Мне кажется, она родилась умной не по годам и упертой. У нее внутри есть стержень, которого нет у нас с Катей. Сильная и волевая девочка. А еще она всегда слушает меня больше, чем отца. Вот и сейчас…

— Камил, ты же не сделала уроки? — выдавливаю улыбку. — Иди, займись ими. Хорошо?

Дочь отступает спиной вперед и покидает кухню, не сводя с меня встревоженного взгляда.

Андрей рывком закрывает дверь, отрезая нас от дочерей.

Я поднимаюсь со стула и отхожу к окну. Не могу смотреть на мужа. Душит целая гамма эмоций: боль от предательства, безнадежность, нечеловеческое отчаяние и тупая, безмозглая любовь, которая еще надеется, что все может оказаться ошибкой.

Закрываю кулаком рот и давлю всхлип.

Плечи трясутся от рыданий. Господи, до чего же больно… больно.

Я не слышу, как Андрей подходит ближе, но на плечо мне ложится его тяжелая рука. Я дергаюсь, пытаясь сбросить ее, вместо этого Андрей разворачивает меня к себе лицом:

— Мы справимся со всем, — произносит твердо.

Размазываю слезы по щекам и спрашиваю дрожащим голосом:

— Кто она? Как давно все это началось? Как давно ты делаешь из меня дуру? — последнее выкрикиваю и бью его кулаком в грудь, пытаясь отпихнуть от себя.

— Ольга, перестань, — произносит назидательно. — Ты взрослая разумная женщина, истерика тебе не к лицу.

Ловит мои руки, рывком притягивает к себе, и я утыкаюсь носом в его грудь.

Сразу же чувствую родной запах. До боли знакомый одеколон, легкий запах сигарет.

Тут же наступает отторжение: а вдруг сегодня, возможно даже несколько часов назад, он был с той… Другой.

Трясусь от рыданий, но отталкиваю Андрея:

— Отвечай! — рявкаю на него.

Вижу, как дрожь недовольства проходит по его лицу. И плевать! Не нравится, как я разговариваю с тобой?! А ты чего хотел, милый?

— Кто она?

Клянусь, я слышу, как скрипят его зубы. Хочет заткнуть мне рот. Хо-очет. Но не сможет. Не сегодня.

— Тебе придется ответить на мои вопросы, — выдаю тихо, но по-прежнему напряженно.

Андрей рывком стягивает с себя галстук и швыряет его на стул, туда же летит пиджак.

Муж остается в белой рубашке, которую еще сегодня утром я наглаживала, чтобы не было ни единой стрелки или залома.

— Хорошо! — цедит сквозь зубы. — Я познакомился с ней несколько месяцев назад. Она пришла к нам устраиваться на работу.

— Ты трахал ее на рабочем месте? — от шока открываю рот.

Вряд ли это останется незамеченным. А городок у нас небольшой…

— За кого ты меня принимаешь?! — рявкает в ответ. — Я не взял ее на работу.

— Но отношения завязал, — усмехаюсь зло.

— Так вышло, — ведет плечом. — Я пытался отстраниться, но это было неконтролируемо. Просто страсть. Вспыхнула как спичка.

Зажмуриваюсь, хватаю ртом воздух, потому что чувствую, как подкатывает тошнота.

— Как давно вы встречаетесь?

— Недавно, — запускает руку в волосы и оборачивается ко мне. — Пару месяцев.

Ага. Или четыре.

Андрей в несколько шагов преодолевает расстояние и берет меня за плечи:

— Это было всего несколько раз! Я честно пытался остановиться после первого, но то у тебя голова болит, то ты устала, то еще что-то.

— То есть, по-твоему, виновата я? — ахаю от его наглости.

— Скажем так, твое поведение способствовало.

Отшатываюсь, больно ударяясь бедром о подоконник.

Андрей размыкает руки и выпускает меня.

— Откуда Катя знает?

— За это мне действительно стыдно. Увидела нас в машине, я как раз подвозил… ее на работу.

На негнущихся ногах обхожу стол и упираюсь рукой о стену рядом с собой.

Подкатывает истерика.

Сначала это просто смешок. Потом он, как снежный ком, набирает обороты, превращаясь в убийственную лаву. Неконтролируемо смеюсь так, что аж в груди горит.

— Боже… — хватаю ртом воздух. — Какой же ты… Тебе действительно стыдно за то, что твоя дочь увидела тебя с любовницей. То есть стыдно тебе только за это?

Что-то происходит в моей голове. Я всегда сдержанная, спокойная, потому что понимаю: домашние хотят тишины и спокойствия.

Но прилежная я заканчивается в эту минуту, а на смену приходит неадекватная женщина, чей муж только что сказал, что ему действительно стыдно лишь за то, что ребенок узнал об измене.

Глава 4

Ольга

— Что, прости?

— Я сказал, что для нас ничего не изменится. Я разорву эти отношения, мы были и остаемся семьей.

Произносит так, словно искренне верит в то, что подобное вполне себе возможно.

— Ты всерьез думаешь, что я просто забуду все? Сделаю вид, будто ничего не было и ты не заводил отношений? Это не одноразовый секс, хотя я и бы и его не простила. Ты завел интрижку! Пару месяцев ты обхаживал ее, а потом еще столько же прекрасно жил на две семьи! Ты что же, считаешь меня совсем тупой, ожидая, что я просто закрою на это глаза?

Я жду новой волны объяснений и продолжения рассказа о том, что все вышло из-под контроля и вообще он не хотел, но Андрей быстро подходит вплотную и падает передо мной на колени.

От испуга я отшатываюсь и вплотную прижимаюсь к стене.

Он заглядывает мне в глаза и смотрит так… Как тогда, когда у нас все только начиналось. Когда любовь была такой сильной, что невозможно было и дня представить без этого мужчины.

— Ну что ты хочешь от меня, малышка? — спрашивает хрипло.

Он не называл меня так тысячу лет, и сейчас этот прием незаконен!

— Я всего себя наизнанку вывернул, понимаешь?! — хватает меня за бедра, больно впиваясь пальцами в кожу. — Я понимал, что поступаю дерьмово, но не мог… блять, никак не мог остановиться!

— Пожалеть тебя? — кривлю рот в безумной улыбке.

Андрей прижимается еще теснее и утыкается лицом мне в живот, трется об него, а я каменею от этих прикосновений. Внутри все просто разрывается. Эмоции настолько противоположные, что это, кажется, убивает меня.

— Я прошу снисхождения, — поднимает взгляд. — Вы — Катя, Ками, ты — самое важное, что есть у меня в жизни, а она… с ней меня словно в омут затянуло, забылся. Понимаешь, в последнее время на работе очень напряженно, жмут со всех сторон. Дома то прополка, то отпуск, то девочки школу заканчивают. Без конца трещишь, а она… с ней я просто забывался на время. С ней легко и просто, без лишних слов. Я на какое-то время почувствовал себя молодым: двадцатилетним, беззаботным, когда вся жизнь впереди.

Смотрит на меня в ожидании, ноздри раздуваются, а я… я просто хочу проснуться во вчерашнем дне, чтобы не знать этого всего, не видеть его лица и не слышать, как он говорит о ней…

— Оль, скажи что-нибудь.

— Ты любишь ее, — выдыхаю.

— Нет! — тут же хмурится. — Ты снова меня не слышишь: я же говорю: помутнение.

Перехватываю его руки и резко отбрасываю их в стороны, отхожу в сторону.

— Как раз ты не слышишь себя! «Я с ней забылся, с ней легко, с ней чувствую себя молодым»…

— Я люблю тебя! — поднимается на ноги.

— Любил бы — этого всего не было бы.

На душе словно тяжкий груз, я больше не могу это выносить и плакать тоже не могу.

— Еще раз: я не люблю ее и завтра же разорву отношения.

Это же он. Вот. Мой любимый муж. Муж, каждую морщинку которого я знаю. Муж, который стал моим всем, моим миром! Смотришь и не веришь, что он такое сделал.

Сам. Собственноручно.

То, что мы строили по крупицам, разрушил похотью к другой.

— Ответь мне честно на один вопрос, — набираюсь сил. — Если бы Катя не рассказала мне сегодня, ты бы порвал с… той?

— Да, — отвечает после секундной паузы.

— Со своей молодой и красивой? — усмехаюсь устало. У меня больше не осталось сил.

— Ты моя молодая и красивая.

— Да. Только вот со мной ты не чувствуешь себя счастливым. Я поняла.

— Да нихера ты не поняла! — бьет ладонью по стене, и я вскрикиваю от неожиданности.

Дверь распахивается, влетает перепуганная Камила.

— Мама! — вскрикивает, а потом находит меня взглядом, подбегает и оплетает талию руками.

Прижимаю дочь к себе и слышу, как сильно бьется ее сердце. Перевожу взгляд на коридор.

Возле входа в свою комнату стоит Катя. Едва мы соприкасаемся взглядами, как она уходит к себе. Без единой эмоции на лице.

Мы орем с отцом на весь дом, а ей абсолютно насрать на это.

— Камил, все хорошо.

— Нет, не хорошо, — смотрит на Андрея.

Тот шумно выдыхает:

— Камила, все нормально. Мы с твоей мамой разговариваем.

— Ты орешь на нее! — выпаливает так, что Андрей аж теряется, а Ками переводит взгляд на меня: — Мама, ты же не уйдешь?

Я только открываю рот, чтобы что-то сказать, но Андрей перебивает:

— Нет конечно, твоя мама никуда не уйдет. Ее просто никто не отпустит.

Раскаяние в его взгляде испарилось, будто его и не было. На смену пришли привычные хладнокровие и расчетливость.

Глава 5

Ольга

— Мама, не оставляй меня.

Выныриваю из своих мыслей и поворачиваю голову к Камиле.

Дочка сидит на кровати в пижаме, готовая ко сну. Я зашла к ней пожелать спокойной ночи и проверить, все ли у нее готово к завтрашнему учебному дню.

Но я не сделала ровным счетом ничего.

Лишь села на стул у кровати Камилы и как прибитая застыла на нем.

— Что ты сказала? — прихожу в себя.

Камила откладывает комикс, который листала, и подползает к краю кровати, кладет голову мне на сложенные на коленях руки.

— Ма-а-м, — шепчет, — не уходи. Не оставляй меня.

Камиле девять. Но иногда кажется, что ей гораздо больше.

— Как же я тебя оставлю? — глажу дочку по длинным волосам.

— Вы кричали, мы с Катей все слышали, — она шумно сглатывает. — Мам, Катя сказала, что вы теперь разведетесь и ты будешь жить отдельно.

Цепенею от этих слов.

Откуда… черт, откуда Катя взяла все это? Да, ее отец нашел другую, но почему дочь не решила, например, что я закрою на все глаза?

Или что уйду, но заберу дочерей?

Такая постановка вопроса — мать уйдет, а дети останутся с отцом, шокирует. И ведь кто-то ей заложил это в голову.

Че-е-рт, готова поклясться, что либо при ней говорили эти фразы, либо она подслушала.

— Камила, я никуда не уйду без своих девочек. — Дочь поднимает голову и смотрит мне в глаза.

— Правда? — спрашивает с надеждой.

— Конечно, — улыбаюсь и провожу рукой по ее лицу. — Только если…

— Только если что?

— Только если вы сами не захотите остаться с отцом.

Дочка опускает взгляд.

— Значит, вы правда разводитесь?

— Пока нет, но… нам еще предстоит многое обсудить с твоим отцом.

Отвечаю как могу дипломатично.

На самом деле, на данный момент, в этих обстоятельствах, я растеряна. Последнее, чего я ожидала сегодня, так это узнать про другую женщину у мужа. И как теперь правильно выйти из этой ситуации, не знаю.

После замужества я отдалилась от подруг, осталась только Сашка, моя школьная подруга. Но и с ней мы немного отдалились в последние годы, поэтому спросить совета или просто поплакаться в жилетку мне особо некому.

А еще, когда я слышала истории о разводах других женщин, мне казалось все простым и понятным.

Что тут сложного? Берешь детей и уходишь. Какие проблемы?

Ну или остаешься и терпишь.

Только вот проблема: забрать своего ребенка и одним днем перевернуть его жизнь — это лишь на словах просто. А на деле…

Да и для ребенка непросто — нужно организовать новый дом, отдельную комнату, обустроить ее. Решить вопрос со школой и так далее. А деньги? Откуда взять деньги на это все?

— Ладно, доченька, ложись и спи спокойно, — убираю комикс с ее кровати и накрываю дочь одеялом, целую в макушку. — Помни, я тебя люблю и никогда и ни за что не брошу.

— И я люблю тебя, мам, — вяло улыбается.

Выхожу из ее комнаты, перехожу коридор. В противоположной стороне комната Кати.

Я стучусь и опускаю ручку, но дверь не поддается.

Закрылась, значит.

Коротко стучу еще раз, но в ответ тишина. Или слушает в наушниках музыку и не слышит, или специально делает вид, что спит, чтобы не открывать .

Я не готова воевать сегодня еще и со старшей, так что не солоно хлебавши ухожу на кухню. На столе лежит одинокий, криво нарезанный бутерброд.

После наших с мужем разборок я вышла из дома на свежий воздух. Мне он был критически необходим. В это время Андрей сам накормил девочек чем смог.

А я благополучно забила на ужин. Не маленькие, сами разберутся, а на холодильнике замка нет. Вот и разобрались.

Андрей в нашей спальне. Я не хочу к нему идти. Не готова снова ругаться и слушать, как ему хорошо было со своей любовницей. Черт, я даже знать не хочу, кто это.

Спрятать голову в песок, да. Именно так.

Не хочу ничего знать. Не слышать, не видеть.

Ставлю чайник и не свожу с него взгляда, пока он закипает, потом завариваю чай и сажусь за стол, жду, когда он остынет. К бутерброду не притрагиваюсь. Это так тупо, ну не отравлен же он. Но я отодвигаю его подальше.

Голода не чувствую, только холод. Колющие иглы льда в сердце.

Сбежать от проблемы не получится, ее надо как-то решать. Но я продолжаю сидеть за столом.

— Оль… — Андрей подходит со спины и кладет руку мне на плечо, — пойдем спать.

Качаю головой:

— Я не буду с тобой спать, Андрей.

Муж резко разворачивает меня на стуле — ножки противно скрипят по плитке — а сам садится на корточки напротив меня:

— Нет, Ольга. Ты будешь со мной спать. Твое место рядом с мужем. Ты обещала, помнишь? И в горе и в радости!

— Да, только вот горе мое, а радость твоя, — пытаюсь спихнуть с себя руки мужа.

— Все это наше общее. Оля, ты обещала, что будешь рядом со мной. Так держи же, черт возьми, слово!

Мы снова ругаемся, но уже на пониженных тонах, чтобы не разбудить девочек.

Подскакиваю на ноги, и Андрей поднимается следом.

— Я обещала быть рядом во время трудностей, а ты мне предлагаешь подержать свечку, пока ты трахаешь другую! Это несколько другое, тебе так не кажется?

— Ты обещала, — давит на меня, вот упертый баран.

Отворачиваюсь от него:

— А ты обещал заботиться, беречь. Что ж ты про это не вспоминаешь? Где была твоя забота, когда ты на другую полез? Когда ее на семейной тачке катал?! О господи, — прикрываю рот рукой, — ты… ее, в нашей машине…

Скажи нет. Ну скажи, что я просто фантазерка. Что ты бы так не поступил.

— Я съездил на химчистку…

Это становится последней каплей. Я делаю то, чего не делала никогда, ни разу в своей жизни. Замахиваюсь и припечатываю пощечину Андрею.

Его голова дергается, и он ошарашенно смотрит на меня.

— Ты конченый мудак! Это машина, в которой ты возишь детей. Наших детей! А потом трахаешь в ней свою… Боже.

Рвотный позыв настолько сильный, что, если бы я сегодня хоть что-то съела на ужин, все наверняка вышло бы наружу.

Глава 6

Ольга

С трудом разлепляю глаза. Башка гудит, как после жесткого перепоя.

Сажусь на постели и тут же прижимаю к груди одеяло, которое начало съезжать. Заглядываю под него.

Голая.

Да уж, Андрей вчера явно вышел из себя.

Видимо, мой мозг попросту сдался и выключил тело. Вообще у меня достаточно спокойная жизнь, но вчера случилось слишком много потрясений. Скорее всего, поэтому я не слышала будильник и то, как муж встал.

Вторая половина кровати пустая.

Осматриваюсь по сторонам в поисках своего телефона, но не могу найти его. Где же он, блин? Где я видела его в последний раз? Скорее всего, он остался в сумке, потому что я не помню, как доставала его.

Подскакиваю с постели и беру наручные часы с прикроватной тумбы.

Время начало восьмого.

Сердце екает. Я же не приготовила завтрак семье и обед для свекрови! Черт возьми, что же делать?

А потом думаю… у меня взрослые дети, да и муж не маленький. В холодильнике полно готовой еды, могут и сами подогреть. Нет — ну что ж, значит, это не мои проблемы.

Что касается свекрови… пусть сама удовлетворяет свои пищевые потребности.

Поднимается незнакомая волна какого-то злорадного удовольствия.

Иду в душ, привожу себя в нормальное состояние, сушу волосы и вместо того, чтобы собрать их в привычный пучок, распускаю красивой волной. Тональником замазываю все, что можно замазать. Бледность перекрываю румянами, рисую новое, даже, можно сказать, счастливое лицо.

И у меня вполне получается.

Надеваю брюки и блузку, выдыхаю и выхожу из комнаты.

Со стороны кухни слышны разговоры, я иду туда. Уже на подходе ощущаю запах горелого, а на кухне застаю Андрея, который воюет с яичницей.

— Доброе утро, ма! — машет мне Камила и продолжает есть бутерброд.

Катя бурчит что-то типа «привет», а Андрей поворачивается и на секунду зависает на мне взглядом.

— Всем доброе утро.

— Доброе, Оль, — говорит муж и отвисает: — А я яичницу пожарил.

Может же, когда захочет.

— Понятно. Я на работу, — беру из холодильника яблоко и разворачиваюсь, чтобы уйти.

Девочки добираются в школу либо своим ходом, либо Андрей их возит. Все сыты.

Мне тут больше делать нечего.

— Оль, подожди! — кричит Андрей. Перекладывает подгоревшую яичницу на тарелку и подходит ко мне. — Садись, позавтракаем, а потом я отвезу тебя.

Невольно улыбаюсь. Почему же ты раньше не делал этого? Когда я в мороз уходила, а ты потом вез свою задницу в теплой машине. Какого хрена, твою мать?!

— Мне не нужны эти показательные выступления, Андрей, — опускаю взгляд на рубашку мужа.

Видимо, он пытался погладить ее, но оказалось, что все не так-то просто. Сюрприз!

На плечах заломы, воротник плохо отутюжен. Обычно я по утрам довожу до идеала одежду мужа. Руки чешутся все исправить, но я сжимаю их в кулаки. Ни за что!

— Это не показательные выступления. Я просто решил дать тебе поспать и позаботиться о девочках, — натурально так оскорбляется.

— Мило. Но мимо. Я ушла! — разворачиваюсь и кричу, чтобы все слышали.

— До вечера! — бурчит в ответ муж.

Иду на работу неспешно. Времени у меня с запасом, так что торопиться некуда.

Зато времени подумать о том, что делать дальше, масса.

По дороге на работу сворачиваю в парк. Захожу в кофейню, покупаю кофе с сэндвичем и завтракаю в парке на лавочке.

Уйти тяжело, но и оставаться невозможно.

Куда уходить? У меня нет своего жилья.

Возвращаться к маме? У нее большой дом, да и она против не будет. Бежать к матери в тридцать пять позорно, но снимать жилье мне попросту не позволит зарплата операциониста на почте.

А ведь у меня есть высшее образование.

Несколько раз я поднимала с Андреем тему моей профессии, желая сменить работу, но в нашем небольшом городке сделать это не так просто. В основном используют связи, берут только по блату, вот почему мне нужна была помощь Андрея, все-таки он работает в администрации.

Он был против смены места работы. Почта находится близко к дому, да и коллектив неплохой, а деньги в семью приносит он. Обещал, что подумает, но результата не было ни разу. Сколько бы я ни поднимала этот вопрос, результат один: обещает, но не происходит ровным счетом ничего.

Опыта в бухгалтерских делах у меня мало, но я все схватываю быстро, усидчивая — почему нет?

Но… нет.

Теоретически, если я сменю работу и устроюсь по специальности, то зарплата будет выше.

Осталось только найти человека, который возьмет меня без какого-либо опыта.

Прихожу на почту за пятнадцать минут до начала рабочего дня и спешу на свое место. Тут рутина по кругу. Принять, отпустить, выслушать шквал негатива, отдать чек.

— Ты какая-то сегодня странная, Оль, — замечает Зинаида, моя коллега, когда мы сидим за чаем на пятиминутном перерыве.

— Да обычная, — веду плечом.

— Не-а, — улыбается. — Во-первых, какого хрена ты раньше не распускала волосы, детка, м-м-м? Тебе так идет! Лет пять точно скинула.

— Да брось, ну какие волосы. Мы тут коробки постоянно таскаем, они страшно мешают.

— А во-вторых, — продолжает размышлять, — о чем думаешь, колись?

— Да так, — отмахиваюсь, — ничего особенного.

Нельзя обо всем рассказывать, иначе есть риск, что пересуды пойдут по всему городу.

— Ой, ну прям скрытница, — отмахивается от меня, так и не добившись правды.

Все уже привыкли, что я не делюсь своими переживаниями.

Рабочий день проходит быстро. Чуть ли не впервые я мечтаю об обратном, хочу, чтобы он тянулся как можно дольше, только бы не идти домой.

Но надо быть взрослой, смотреть в глаза своим страхам и думать о неприятностях. Я иду домой, по дороге недолго болтаю с мамой. Завтра она уезжает на три недели в санаторий, так что вдохновленно рассказывает мне, чем планирует там заняться.

Хоть у кого-то все прекрасно с настроением и планами. Портить их маме я не хочу, с нее станется отменить поездку.

Глава 7

Ольга

Проблема всех, на ком ездят, одна. Когда-то они всего один раз позволили проехаться на себе.

Всю свою семейную жизнь я хотела быть лучше для Ирины Евгеньевны. Она же критиковала любой мой поступок. Даже мои распущенные волосы — и те подверглись осуждению.

Хотя казалось бы — какое ей вообще дело до них?

И вот так всегда. Вообще во всем.

Я просто идиотка, зачем-то хотела услужить женщине, которая собирается третировать меня до гробовой доски.

Так почему бы не стать плохой прямо сейчас?

— Мне вчера пришлось посылать Сережу за пельменями! И все из-за того, что ты не позаботилась о нашем ужине. Собаку покормила, а родителей мужа нет!

Собака, в отличие от вас, моя дорогая свекровь, не кусает меня.

— Значит, для пса еда нашлась? — ставит руки в боки.

— Ага. Я отдала собаке ваш ужин, — прохожу мимо нее в дом.

Отцепись от меня, пожалуйста. Уйди от греха подальше.

Но куда там. Пока свекровь не выведет меня из себя, не успокоится.

Упорно идет за мной.

— Девочки, привет! — кричу на весь дом.

Из коридора заглядываю в комнаты девочек. Катя лежит в наушниках лицом к стене, Камила делает уроки. Увидев меня и свою бабушку, сочувственно улыбается.

Прохожу на кухню, Ирина Евгеньевна за мной.

— Я пожалуюсь Андрею на то, что ты по-хамски обращаешься с нами! — и ногой топает.

Охренеть…

Я планирую готовить ужин. Девочки не могут сидеть на бутербродах вечно, да и я сама хочу поесть.

Сканирую холодильник, разглядывая продукты и прикидывая, что из них приготовить.

— Ты думаешь, я промолчу?

— Это вряд ли, — усмехаюсь и тянусь за лотком с грибами.

— Что ты сказала? — натурально ахает женщина.

Актриса. В ней умерла актриса. Довольно-таки посредственная и высокомерная.

— Я сказала, что вы уж точно не промолчите, конечно же, побежите жаловаться на то, какая я отвратительная невестка.

Она делает это стабильно по вторникам и четвергам. Я привыкла.

— Да как ты позволяешь себе разговаривать со мной!

— Как? — спрашиваю совершенно спокойно и выкладываю грибы в раковину, принимаюсь их мыть.

— Неуважительно.

— А вы уважаете меня? — я совершенно спокойна.

После того, что было вчера, мне реально наплевать на ее выпады.

От моего вопроса свекровь теряется. Он ведь простой, разве нет?

— Я тебя принимаю, — выдает она.

— Круто, — поднимаю брови.

Какая честь. Прямо не знаю, куда сложить ее.

— Вы что-то еще хотели, Ирина Евгеньевна?

— Конечно! Я жду, когда будет готов ужин.

— Проголодались? — сочувственное лицо. — Если голодны — идите приготовьте. Сами.

Складываю руки на груди, потому понимаю: сейчас начнется.

— Что-о? — округляет глаза.

— Все просто, Ирина Евгеньевна. Проголодались — приготовьте себе ужин и поешьте.

— Ты же знаешь, что мне нельзя перенапрягаться после операции?! — включает режим ультразвука.

Закрываю дверь на кухню. Хватит с девочек крика, который мы устроили с Андреем вчера.

— Операцию вам сделали три года назад. Люди после удаления аппендицита приходят в себя за пару месяцев и возвращаются к своей обычной жизни.

— У меня возраст и давление!

— Вам просто удобно, что не вы готовите, не надо прикрываться возрастом и давлением, — улыбаюсь уголками губ. — Наверняка это очень приятно. Не надо стоять у плиты часами, да и экономия на продуктах какая.

— Я поражаюсь твоему хамству! — тычет в меня кривым пальцем.

— А я поражаюсь вашей наглости. — А еще тому, какой дурой я была, позволяя этому тянуться так долго.

— Я непременно поговорю с Андреем, — раздувает ноздри от злости.

— Вперед! — делаю приглашающий жест рукой.

Проходит мимо меня со вздернутым подбородком, но потом останавливается и говорит уже тише:

— Хотя, может, и не стоит мне переживать. Вряд ли ты еще долго тут пробудешь, судя по тому, что я вчера слышала. Это ж какой слепой курицей надо быть, чтобы не видеть, что муж ходит налево!

Глава 8

Ольга

После того как уходит свекровь, я иду в комнату к Кате.

Попутно заглядываю к Камиле. Дочка поднимает голову от учебника:

— Ушла?

Киваю.

Вместо ответа Ками улыбается и снова опускает голову к урокам. У Кати в комнату дверь приоткрыта, заглядываю туда. Дочь сидит на кровати и что-то активно печатает в телефоне. Увидев меня, она тут же блокирует телефон и прячет его за спину.

Мне очень не нравится этот момент.

Будто я упускаю что-то важное. Да, поведение Кати в последнее время оставляет желать лучшего, но тут… что-то не то.

— Поможешь мне? — стараюсь говорить миролюбиво, но твердо.

— Пусть Камилка поможет.

— Камила делает уроки. А ты ничем не занята.

— И че теперь? — делает лицо кирпичом.

— Ничего, — складываю руки на груди. — Не придешь помогать, ужин будешь себе готовить сама.

— Я же не умею.

— Тебе четырнадцать. Не четыре. Заодно и научишься.

Не дожидаясь очередной колкости, разворачиваюсь и ухожу на кухню.

Если она сейчас не придет, я реально приготовлю ужин на двоих: себе и Камиле. С меня довольно.

С полминуты ничего не происходит, видимо, Катя сомневается, но потом в коридоре слышится громкий топот. Психует девочка.

— Че надо делать? — лицо страшно недовольное, будто ее навоз убирать заставляют.

Я указываю подбородком на тазик с картошкой.

— Опять картошку чистить?! — стонет театрально, в голосину.

— Напоминаю: можешь не чистить.

Катя цокает языком и садится за стол, начинает экзекуцию над картошкой.

Где же я тебя упустила, доченька?

— Как дела в школе?

— Как всегда.

— Ты же помнишь, что я тебе не враг и со мной можно разговаривать нормально? — спрашиваю мягко.

Современные психологи учат тому, что нельзя агрессией отвечать ребенку на агрессию. Это породит еще большие проблемы. Вот и я, как современная мать, стараюсь любовью пробиться через щиты, а не наподдать дочери ремнем до красной жопы.

Мои слова доходят до Кати, она смотрит на меня исподлобья:

— Ну правда нормально все. Заканчиваю четверть без троек. Четверки, пятерки.

— Умница.

— На следующей неделе мы хотели классом завалиться в боулинг после последнего звонка. Можно?

— Думаю, да. Но лучше еще и с папой обсудить.

Замолкаем на некоторое время, а потом Катя спрашивает аккуратно:

— Мам, а ты же уйдешь от папы?

Нож в моей руке замирает.

— С чего ты это взяла?

Мало ли что я собираюсь делать, меня интересует, откуда в голове моей дочери уверенность в том, что это действительно произойдет?

— Ну… так… — мнется.

Поворачиваюсь к Кате лицом.

— Ты сказала мне о том, что у отца есть другая, чтобы я ушла из дома? — глаза в глаза.

Катя тут же краснеет до кончиков ушей, нервно облизывает губы, не выдерживая моего взгляда.

— Ты просто достала меня! — подрывается и вскакивает на ноги. — Вечно Катя то, Катя это. Катя помоги, Катя сделай. Надоело!

Бросает картошку, которую не дочистила, в кастрюлю.

— Хотела, чтобы ты открыла наконец глаза! А то дальше своих кастрюль не видишь!

— Ты просто хотела сделать мне больно, дочка, — выдавливаю из себя сквозь грустную улыбку. — Я не понимаю только одного: что я сделала тебе, почему такое отношение? Даже если ты хотела открыть мне глаза, это можно было сделать по-другому.

— Да просто бесишь! — выплевывает чуть ли мне в лицо.

Сжимаю кулаки, иначе совершу непоправимое.

— Не смей так говорить о маме! — в комнату врывается Камила и с разбегу толкает Катю в грудь.

Та налетает на стул, он падает, а следом на пол летит и Катя. По инерции хватается за то, что есть под рукой, стараясь не упасть, и так получается, что это оказывается футболка Камилы.

Девочки вдвоем летят на пол и начинают драться.

Камила младше Кати на пять лет, она ниже ростом, меньше, но сильная, поэтому потасовка завязывается нешуточная. Дом сразу же наполняется воплями и визгами.

Я тут же подбегаю к девочкам и пытаюсь их разнять. Уже в процессе вижу, что клок волос валяется на полу, а у Кати на подбородке содрана кожа.

— Что здесь… — в дверях появляется Андрей.

Увидев нас — дерущихся дочерей и меня, которая хочет их разнять, округляет глаза.

Девочки дерутся не в первый раз, но вот как сейчас… такого не было никогда. Пару раз толкали друг друга, а потом плакали и мирились, клялись друг другу в любви и давали нерушимые, как им кажется, обеты.

— Помоги, — прошу сдавленно.

Андрей подбегает к нам и отрывает Камилу от Кати, я перехватываю ее, потому что Катю физически не смогу удержать.

Муж прижимает к себе старшую, а я младшую.

Обе дышат тяжело. На белой рубашке Андрея красная полоса от Катиной ссадины. У Камилы на плече грубая царапина.

Девочек разводим по разным комнатам. Я вытираю перекисью царапину Ками, Андрей занимается Катей.

— Ками, ты что. Нельзя так. Она же твоя сестра…

— А ты моя мама! И я никому, даже собственной сестре, не позволю обижать тебя! — выдает совсем по-взрослому.

Мне нечем крыть.

С одной стороны, слышать это, безусловно, приятно. С другой, мне жаль, что отношения дочерей дали трещину. И очевидно, что все это произошло из-за проблем родителей.

Я возвращаюсь на кухню, где Андрей убирает сломанный стул и разбросанные продукты.

— Что это вообще было? — спрашивает с претензией.

— Какую версию выдала Катя? — мне кажется, она начнет врать.

— Говорит, что просто разговаривала с тобой. А потом ни с того ни с сего на нее налетела Ками.

Усмехаюсь грустно.

— Катя сказала, что я достала ее. Камила вступилась за меня, — закусываю губу. — Возможно, слишком грубо.

— Катя не могла так сказать! — вздергивает подбородок.

Он не поверит мне.

А я больше не могу верить ему.

Не семья, а ее жалкое подобие.

— Андрей, через неделю после того, как закончится школа, я уйду..

Глава 9

Ольга

— Не уйдешь ты никуда, — тихо говорит Андрей и проходит по кухне.

Поднимает с пола шикарный букет роз. Парочка бутонов пострадала, скорее всего, на них наступили во время разборки.

— Это тебе. Прости, что так. Хотел сделать сюрприз, — протягивает мне цветы и пожимает плечами.

Я смотрю на букет с неприязнью, будто у него прямо сейчас вырастут ноги и он может подойти и пнуть меня.

— В честь чего? У меня не день рождения, а восьмое марта было давно.

Целую вечность Андрей не дарил мне цветов без повода.

Нынешний повод мне, конечно, понятен. И от этого становится еще хуже. Лучше бы он вообще ничего не дарил мне, чем эти цветы.

Андрей шумно выдыхает и откладывает букет в сторону, делает еще один шаг, сокращая между нами расстояние.

— Я понял, что даже прощения у тебя не попросил.

— А-а. Цветы и извинения. Нет, ну теперь-то точно должно сработать. Хотя нет, купи еще конфет.

Обхожу мужа по дуге, наклоняюсь, чтобы собрать рассыпавшийся картофель.

— Что мне еще сделать? — спрашивает Андрей со злостью. — Я признал свою вину. Раскаялся.

— Твое раскаяние — с душком! — со всей дури кидаю картофелину в пакет для мусора, и тот рвется.

Картофель вместе с очистками рассыпается по полу.

— Вот видишь, — киваю на этот бардак. — И у нас точно так же.

— Это, блять, просто картошка! — громко произносит он, уже на грани крика.

Затем опускается на пол и начинает собирать мусор, а я отхожу в сторону.

— В том, что вышло сегодня с девочками, виноваты мы, — рассуждаю тихо. — А если точнее, ты.

Муж поднимает на меня взгляд. Злой и уставший.

— Из-за того, что ты завел отношения на стороне, все на пределе. Катя… чудит. Я не могу понять, почему и что с ней происходит, — закусываю губу.

Нужно спросить. Ради моей дочери. Но как, черт возьми, это произнести?!

— Катя и эта… твоя… — не хочу даже имени ее знать, — в каких они отношениях?

Андрей убирает пакет и становится напротив меня.

— Это все, что тебя интересует?

— А что же меня должно еще волновать, кроме моей дочери?

— Например, мой разрыв с… ней.

— Андрей, я не верю в то, что ты разорвешь ваши отношения. — Ну вот. Сказала. Вслух. Мне очень было нужно это озвучить. — Ответь про Катю.

Муж устало прикрывает глаза и отвечает как человек, которому осточертело все:

— Они познакомились, немного пообщались. Все.

Он врет. Или недоговаривает.

Что-то тут не так.

У меня в голове что-то капитально не сходится.

Андрей пользуется моей заминкой и придвигается ближе, кладет руку мне на скулу, поворачивает лицо и наклоняется, как для поцелуя:

— Я люблю тебя, малыш. Пятнадцать лет люблю, — берет мою руку и кладет себе на грудь. Туда, где бьется сердце.

Мое же сердце обливается кровью. Перестанет оно когда-нибудь болеть? Или, может, хоть немного притупится боль? Потому что это просто невыносимо.

Видеть его, трогать и знать, что он спал с другой.

Больше того — завел отношения.

Раньше была я. И был он. Мы были вместе, как единое целое, единый организм. Дышали в унисон, любили до искр из глаз. Шутили друг над другом, строили планы.

А потом он нашел себе другую. Молодую и красивую. Такую, какой я уже никогда не стану.

— Ты мое все, — продолжает тихо. — Я без тебя просто сдохну, понимаешь? Вся наша семья держится на тебе, на твоих сильных плечах. Да и девочки, подумай о них. Мы же настоящая семья, ты не можешь так поступить с нами.

Он говорит и говорит, и я теряюсь. А может, и правда попробовать? Ну а что, тысячи женщин закрывают на такое глаза, прощают предательство и живут дальше.

Андрей опускается все ниже и ниже, продолжает лишь говорить слова, которых я не слышала миллион лет.

— Давай возьмем отпуск и поедем отдохнуть? Ты же хотела на море? Как раз каникулы впереди, я легко это устрою.

Я на море не была лет пять. Как раз потому, что слышала от Андрея обратное: вырваться очень сложно, лето — самый напряженный период на работе, и все в таком духе.

А тут вдруг резко стало легко.

— Мы же не сможем друг без друга, мы единое целое, малыш. Одумайся. Ну какой развод? Завтра же я разорву эту связь, и мы все исправим. Я все исправлю. Клянусь тебе.

Андрей переносит руку мне на поясницу и уже практически касается своими губами моих. Я слышу, как заводится его сердце, начинает биться все сильнее и сильнее.

— У тебя всегда будет завтра, Андрей, — шепчу ему в губы вместо поцелуя.

Муж хмурится, пытаясь понять, о чем я.

— Вчера ты говорил, что порвешь с ней сегодня. А сегодня говоришь, что завтра. У тебя всегда будет завтра, — отталкиваю его и растираю лицо ладонями:

— Разберись для начала, кого ты на самом деле любишь, потому что у меня есть четкое ощущение, что это не я.

— Я тебе только что душу вывернул! — повышает голос. — Как идиот летел вечером пораньше домой, чтобы время с тобой провести.

— Да очнись же ты! Не поможет уже ничего! И цветы твои поганые можешь этой своей отдать.

— Ольга, ты перегибаешь палку.

Черт, я же хотела без скандала. Тихо, мирно.

— Андрей, ты изменил мне. Изменял не единожды. Цветы не помогут исправить то, что было. О чем ты думал вообще, когда их покупал?

— А что исправит? Скажи, я все сделаю, — подается вперед.

— Ничего не исправит, — качаю головой и набираю в легкие воздух. — И во имя здоровья наших детей, для их блага, я хочу развода. Так будет лучше. Девочки останутся со мной, а ты… у тебя теперь появится масса свободного времени, чтобы проводить его со своей новой пассией.

Смеется как-то дико, в глазах ни намека на веселье.

— Развод, значит? — скалится победно. — А с чего ты взяла, что я позволю девочкам уйти с тобой?

Глава 10

Ольга

Страшно больно лишь поначалу. Потом с болью настолько сживаешься, что она перестает чувствоваться как что-то чужеродное.

Четыре дня тишины.

После той ссоры я просто закрылась от всех — и от мужа в первую очередь.

Он сказал, что девочки останутся с ним. После волны битья посуды, взаимных оскорблений и упреков мы все-таки разошлись по разным сторонам ринга.

Истощенные и уставшие.

А наутро сам Андрей, увидев девочек, которые жались по углам, сказал, что так действительно не может продолжаться.

И уехал.

— Это правда командировка.

— Да.

— Я еду в региональный центр. Там будет сельскохозяйственная выставка.

— Угу.

— Она же всегда проходит в конце мая.

— В конце мая.

— Ты же помнишь?

— Конечно.

— Я езжу туда каждый год.

— Каждый.

— Да хватит повторять за мной, как болванчик! — тарелка летит в раковину и разбивается.

— Такими темпами мы скоро начнем есть из пластиковой посуды.

Ухожу в спальню, но Андрей догоняет меня, ловит за запястья, затягивает в угол.

— Я порвал с ней. Все. Ее нет больше в моей жизни, — выпаливает горячо. — Я правда еду в командировку, со мной мои подчиненные, Леонид и Игорь. Больше никого. Веришь мне?

— Верю, Андрей. Это разве меняет что-то?

Радует ли меня, что он порвал с любовницей?

Да, наверное, где-то в глубине души новость приносит мне едкое ликование. Только вот оно с привкусом обжигающей горечи.

— Я вернусь, и мы обсудим все спокойно.

— Не получается у нас спокойно.

— Получится, — продолжает настойчиво. — Как раз за эти четыре дня ты переключишься, возможно, пересмотришь свои решения, и через четыре дня мы все обсудим.

И вот четыре дня миновали.

Все это время Андрей без конца слал мне фотоотчеты. Тут он с председателем крупного колхоза, здесь с ректором сельскохозяйственного вуза, в котором учился, ну а потом с современной сельскохозяйственной техникой.

Конечно, я не могла пройти мимо этих фото. На каждой из них я выискивала женские лица на заднем плане. Ну а вдруг узнаю кого-то.

Что мне это даст, я не смогла ответить даже самой себе.

Паранойя — страшная вещь. Особенно когда ты всего несколько дней назад узнала, что тебе изменяет муж.

На сообщения и звонки я отвечала, но скорее сухо и официально.

Девочки за это время тоже пришли к нейтралитету.

Катя извинилась за свои слова, но слишком уж натянуто, будто сквозь зубы. Вероятно, так и было. Андрей пригрозил ей, что не пустит с друзьями в боулинг, вот она и пришла с повинной.

Четыре дня я пыталась найти к ней подход, поговорить, но натыкалась на стену. Она больше не хамила, но и не делала ничего, что могло бы как-то поспособствовать сближению.

Сейчас они ушли гулять каждая со своими друзьями, а я готовлю школьную форму для завтрашнего последнего звонка.

Что делать дальше… не знаю.

— Я дома! — кричит с порога Андрей и быстро проходит по дому, а я в постирочной, где заканчиваю с одеждой. — Оль!

Язык не ворочается. Я просто не могу ответить. Бред какой-то.

Андрей пролетает по комнатам и резко распахивает дверь ко мне.

— Вот ты где, — выдыхает незаметно.

В глазах и вправду тревога. Неужели переживал, что я ушла?

— Это тебе, — протягивает новый букет цветов и тянется поцеловать, но я отворачиваюсь, и он мажет губами мне по скуле. — Я скучал.

Я тоже.

Но тебе об этом никогда не скажу.

— Как дела тут у вас? — смотрит на меня так… будто пытается изнутри поджечь, уж слишком красноречиво бегает его взгляд по моему телу.

— С переменным успехом. У тебя как?

— Устал с дороги как собака. Есть что из еды?

— Позавчерашний борщ, — опускаю взгляд на одежду и продолжаю гладить.

Раньше я бы закатила пир из десяти блюд в честь возвращения мужа.

Сейчас я палец о палец не ударю ради него.

— Отлично, пойду подогрею, — говорит как ни в чем не бывало.

Разворачивается и уже было собирается выйти, как вдруг замирает. Его спина напрягается, а потом будто что-то щелкает в его голове. Муж круто разворачивается, за секунду добирается до меня, грубо хватает за волосы, сминает ткань шорт на ягодицах и вжимается губами в мои с такой силой, что выбивает воздух из легких.

Глава 11

Андрей

Мчался к ней, как больной на голову.

На скоростные ограничения даже не смотрел, так хотелось скорее попасть домой.

Все четыре дня провел как на иголках. Первые две ночи нихера не спал.

Тревога словно стервятник разрывала изнутри. А вдруг приеду, а ее дома нет? Вдруг она нарушит свое обещание, соберет вещи и уйдет?

Что мне, блять, делать тогда? Я ж и не жил, можно сказать, без нее.

Оглядываюсь назад и других баб вспомнить не могу — вижу только ее лицо. А еще улыбку лучезарную, губы аккуратные и глаза, в которых тонешь моментально.

Бухал там, да.

Так принято после каждого дня выставки — собираться на фуршет и к спиртному прикладываться.

И девочки тут как тут. Одна красивее другой. У этой ноги от ушей, у другой сиськи четверка, у третьей язык такой… облизала и снаружи, и изнутри. Бери любую — они здесь для этого и собрались.

Но мне двух своих баб хватает, разрулить бы с ними проблему как-то.

Еще и дочери…

Блять… Катя. Что ж ты, дочка, так подставила меня. Ведь договаривались же, что маме не скажем.

Я честно собирался одуматься и разорвать этот порочный круг. Но как это возможно, когда тебя от макушки до пяток любят так, что двадцатилетним пацаном себя считаешь?

Мозг не выносят, бытовухой не душат.

И вот этот самый порочный круг первые две ночи напоминал мне о том, как же хорошо нам вместе было.

Умело, так, сука, все по полочкам разложила.

Но я уже не могу. Обещал разорвать — делаю.

Как бы там, на другой стороне, ни было хорошо, есть ценности, которые важнее похоти. Семья, дом, любящая женщина рядом.

И да, та тоже любящая. А вот у меня любить двоих не выйдет, так что мой выбор не изменится.

Оставшиеся два дня прошли относительно спокойно. Настало какое-то подозрительное затишье. Чутье мое обостряется и намекает, мол, что-то тут не так.

Еще и мать масла в огонь подливает. Ежедневно в деталях мне расписывает одно и то же — как ужасно стала вести себя Ольга, просит, чтобы я поговорил с ней и привел в чувство.

А мне бы себя в чувство привести.

В итоге матери что-то наплел о том, что обязательно поговорю. Да-да, непременно.

— Я дома! — кричу с порога и бегу по комнатам, не находя Ольгу нигде.

Ушла?

Не могла!

— Оль!

В прачечной она. От сердца отлегает.

А между ног стоит колом.

Неделю не было секса, с тех самых пор, как правда раскрылась. При одном только взгляде на Олю едет крыша. Она специально так оделась? Шорты эти короткие, футболка в облипку.

Носила она раньше такое или нет, черт возьми?!

Надо держать себя в руках. Я же не пацан, чтобы башню от недотраха сносило. Сорок лет недавно отметили, как-никак. Так и не удержавшись, набрасываюсь на нее.

Сминаю губы, сливаю наши пальцы и бедра.

Мы изменились за прошедшие годы, это неизбежно. Но между тем Ольга выглядит невероятно. Тело подтянутое, лишнего нигде ничего нет, кроме шрама от кесарева.

Вот она, женщина, которая мне нужна. Моя шея, плечи, на которых все держится.

Не могу я проебать ее. Не могу, и все!

Я толкаю Олю к стене, и она спотыкается о коробку. Валимся с ней на пол вместе. Я просто дурею, как только мы принимаем горизонтальное положение. Целую неистово, безумно. Оля не целует в ответ, но я выхватываю у нее каждый хрип, каждое прикосновение.

— Ма! Папа приехал! — кричит Катя, и я резко прихожу в себя.

Поднимаюсь рывком, хватаю за руку Ольгу и становлюсь за гладильную доску. Так, чтобы Катя не заметила того, чего не надо.

Дочь заходит в прачечную и смотрит поочередно на нас с матерью.

Взгляд цепкий, пристальный. Да, мы немного взъерошены, ничего критичного, но дочь наверняка поймет, что между нами было.

— Да, папа приехал, — хрипло произносит Оля и прокашливается.

— Привет, Катюш, — машу дочери. — А я вам с Ками гостинцы привез.

Катя становится темнее тучи прямо на глазах. Хмурится, кривит рот и выплевывает:

— Ясно.

Разворачивается и, махнув хвостом, уходит.

Оля подходит к стене и рывком достает из розетки вилку от утюга. Хорошо хоть он стоял вертикально и ничего не сгорело.

Делаю шаг в сторону Оли, кладу руку ей на спину, веду ниже и ниже.

Жена перехватывает мою руку и отбрасывает ее.

— Хватит! — рявкает на меня.

— Оль, — зову ее растерянно.

Она выставляет вперед палец и шипит:

— Не подходи. Я не хочу, ясно? Не после… нее, — сглатывает и делает такое лицо, будто ей мерзко.

— Я же сказал — все в прошлом.

Ольга выпрямляет спину и смотрит на меня с болезненной улыбкой:

— Не знаю, что там у тебя в прошлом, Андрей. Но вот твоя старшая дочь точно спит и видит, как твоя любовница займет мое место.

Дергаюсь так, будто Оля дала меня пощечину. Не может же она говорить серьезно?

— Наверное, твоя дама сердца впечатлила твою дочь больше, чем я.

В глазах жены слезы. Они застилают глаза, большими каплями стекают к подбородку. Я могу пощупать боль Ольги и, будь я на ее месте, никогда бы не простил такого урода, как я.

А если она узнает о том, с кем я спал, возненавидит меня, и ни о каком прощении уж точно не будет и речи.

Глава 12

Ольга

— Год учебный к концу подлетел,

На каникулах множество дел:

Отдохнуть, загореть, погулять

И на море еще побывать!

Завуч старается, говорит с выражением. Как и всегда, ее практически никто не слушает.

Детвора мысленно уже дома, на каникулах. Все в планах на лето. Мечтают забросить поскорее в шкаф форму и забыть школу как страшный сон.

Родители поглядывают на часы. Чуть ли не каждый торопится на работу. На последнем звонке они просто отдают дань уважения школе и своим детям.

Я нахожу взглядом Камилу. Она машет мне и улыбается так широко, что я не могу не улыбнуться ей в ответ.

Перевожу взгляд на противоположную часть школьного двора. Там стоит класс Кати.

Это совсем другие дети. Кому-то, как и Кате, еще четырнадцать, а кому-то уже стукнуло пятнадцать. Девочки с макияжем, кто-то даже успел нарастить себе длинные ногти, которые в обычные дни категорически запрещены. Девочки откровенно рисуются, закатывают глаза, смеются над мальчиками.

Катя выделяется, она очень красивая.

И судя по тому, что я вижу, главная в их девичьей стае.

Оглядываюсь по сторонам, чтобы проверить, здесь все-таки Андрей или нет, и не нахожу. У него работа, но он обещал приехать на последний звонок.

Взгляд цепляется за Светлану. Она председатель родительского комитета класса. Увидев меня, Света пробирается через толпу.

— Привет, Оль, — здоровается безрадостно.

— Привет. Случилось чего?

Цыкает и отмахивается:

— Да заколебало все. Дети мозги выносят, родители подливают масла в огонь. Я говорю: надо уже сейчас решать, что делать с выпускным классом.

— Еще целый год впереди! — смеюсь.

— Ага вот тебе смешно, а я потом послушаю, как ты выть будешь, потому что классу твоей дочери не нашлось места для празднования.

Хрипит микрофон, все кривятся и переводят взгляд на сцену.

А туда как раз выходит наша классная. Вернее, классная Кати,

Виолетта Валентиновна — молодая и симпатичная. Сегодня на ней красивый костюм из юбки и пиджака благородного синего цвета, а на ногах…

Открываю рот.

Мамочки… это ж «Кардинал»! Туфли от «Дольче и Габбана».

Я видела их у одного байера, на которого подписана в соцсетях. Она предлагала привезти их из Эмиратов за хорошую цену, около пятидесяти тысяч рублей.

У нас они больше семидесяти стоят.

Закусываю губу от зависти.

Вообще я не транжира, вся моя одежда и обувь бюджетная. Впервые в жизни я влюбилась в обувь настолько, что была готова отдать баснословные деньги.

Ну может женщина хоть раз в жизни купить себе дорогую вещь?

Я помню, как просила, умоляла Андрея купить мне их на день рождения. У меня были собственные сбережения, около тридцати тысяч, я просила его лишь добавить двадцатку. Я бы сама все заказала и забрала.

А потом верещала бы на всю округу о том, как я счастлива, но…

— Куда ты будешь их носить? В нашей деревне и дорог-то нет нормальных. А на своей почте перед кем рисоваться собралась? Да и дорого это, Оль. Лучше купи себе кухонный комбайн, ты же его тоже хотела?

А потом он подарил мне на день рождения этот самый гребаный кухонный комбайн.

И сейчас я просто как маньячка смотрела на ее туфли. Может, это подделка у Виолетты Валентиновны?

— Я тебе желаю вволю

Веселиться, отдыхать,

Чтоб потом учиться в школе

На «четыре» и на «пять»! — заканчивает она свою речь.

Светлана стонет:

— С каждым годом все тоскливее и тоскливее.

— Перестань, — провожаю взглядом учительницу Кати. — Это же школа, чего ты ждешь? Мужского стриптиза?

Вздыхает натурально.

— Не отказалась бы.

— Чего? — смеюсь.

Света улыбается и тоже смотрит на классную наших детей.

— Какая она, да? — хмыкает Света.

— Да вроде неплохая, — пожимаю плечами. — Грамотная. Катю хвалила. Пятерку за контрольную поставила. Да и вообще, приятная в общении.

Света смотрит на меня так странно… Снисходительно, даже с жалостью. Я не могу понять почему.

— Ага. Свалилась непонятно откуда, без опыта работы — и сразу ей часы поставили и класс дали.

— Может, кадров не хватает?

— То-то Марь Палну, предыдущую математичку, перевели в школу в жопе мира.

— Может, она сама так решила?

— Ага, — Света закатывает глаза. — Самой ей захотелось с двумя пересадками на работу добираться. Ты такая наивная, Ольга, я не могу.

— Мне кажется, ты наговариваешь на Виолетту.

— Мой Витька сказал, что она тупая как пробка, а Кате твоей оценки за так ставит.

— Как это «за так»? — ничего не понимаю.

Светлана выдавливает из себя улыбку и качает головой.

— Да нормальная она, — выпаливаю нервно.

Света подходит ближе, кладет руку мне на плечо и говорит тихо:

— Нормальные чужих мужей из семьи не уводят, — поджимает губы, будто она очень сожалеет из-за своих слов.

У меня сердце, кажется, даже биться перестает. Что она только что сказала? На что намекнула?

Этого же не может быть. Ну просто невозможно.

Медленно поворачиваю голову.

— Виолетта классная.

— Вы называете учительницу Виолетта?

— Я — да!

Сердце прихватывает. В груди начинает щемить так, что я даже вздохнуть не могу. Дыхание спирает.

Как во сне, наблюдаю за всем со стороны.

Вот Виолетта подходит к моей дочери, становится за ее спиной и кладет руки ей на плечи.

Моя Катька оборачивается к ней и так широко и счастливо улыбается…

Как не улыбается мне уже очень… очень давно…

Глава 13

Андрей

— Андрюш, да брось, — Виолетта пальцами пробирается под пиджак и ведет руками по груди.

Опускается ниже, ниже. Берется за пряжку ремня.

— Андрюш, ну чего ты? Я же сказала, что люблю тебя и все пойму. Готова играть по твоим правилам. Как скажешь, так и будет. Только с одним не соглашусь. Никакого разрыва.

Мурлычет ласковой кошкой, и тело, будь оно неладно, отзывается.

Вилетта безумно красива.

Какого черта ее занесло в нашу деревню? Она тут как единственная роза среди полевых цветов.

Невероятная.

Перехватываю ее руки, когда Ви уже расстегивает молнию на брюках.

— Остановись, — прошу ее.

Виолетта улыбается как ведьма. В глазах пляшут чертики, улыбка… просто крышу сносит. Кладет руку на член, чуть сжимает его, и по телу идет волна дрожи от животного желания.

Тем временем Виолетта тянется на носочках выше и томно шепчет мне на ухо:

— А вот он точно против твоих решений, — и в глаза заглядывает.

Смотрит гипнотически, так, что забываешь вообще обо всем. И мать родную, и родину продашь за этот взгляд.

Все-таки прихожу в себя и отодвигаюсь от Виолетты, застегиваю молнию, поправляю рубашку.

— Виолетта, я все решил. Мы больше не можем быть вместе. Я принял решение разорвать нашу связь. У меня есть семья. Жена и дети, я не могу ими рисковать.

Виолетту это как будто вообще не касается. Она продолжает улыбаться и ластиться, берет меня за руку, подносит ладонь к лицу, целует запястье и каждый палец.

— Милый, я же не прошу тебя уходить от семьи. — Боже, какой у нее голос. Это просто, блять, колдовство. — Я готова быть на вторых, на третьих ролях, только не оставляй меня. Я же умру без тебя, любимый.

Мозг словно вареный, здравый смысл испаряется. Как можно не реагировать на это?

Срываюсь. Просто сдаюсь и поддаюсь порыву. Прижимаю Виолетту к себе, она тут же оплетает меня руками и стонет.

— Малыш, нам правда лучше разойтись. Ты молодая, потрясающая девушка, найдешь еще себе нормального свободного мужчину, который будет носить тебя на руках.

Виолетта закидывает голову и поднимает лицо ко мне.

— Мне не нужен никто. Я люблю тебя.

— Я немолод. Тебе двадцать три, Ви! А мне сорок, я глубоко женат. Ну какое будущее у нас?

— Родной, я готова делить тебя с женой. Я готова на все, только не казни меня так. Для меня потерять тебя — смерть! — глаза ее наполняются слезами.

— Малыш, не плачь, я не могу смотреть на твои слезы, — стираю большими пальцами дорожки слез и снова прижимаю Виолетту к себе.

Как же, блять, все сложно!

— Ладно, я придумаю что-нибудь. Но пока не звони мне. И не пиши, хорошо? Когда я был на выставке, ты перегнула палку, телефон разрывался.

— Я просто знала, что Ольга далеко и не узнает. Да и твое решение меня уничтожило, я сорвалась. Прости за то, что перестаралась.

— Ладно, пойдем, Ви. Тем более тебе скоро выступать. Ты же будешь говорить речь?

— Конечно, — усмехается самодовольно. — Разве тебя можно ослушаться?

Улыбаюсь. Да, я аккуратно позаботился о том, чтобы Виолетта получила право выступить с речью.

— Как тебе вообще тут? Не обижают?

— Ты что! — на ее лице счастливая улыбка, а у меня теплеет в груди. — Они знают, с кем будут иметь дело, если только попробуют сказать что-то плохое или тем более сделать.

Виолетта поворачивает ключ и первая выходит из класса, я следом.

Мы идем по коридору, не замеченные никем. Все собрались на улице, в здании школы остался лишь охранник, который скупо кивает нам, когда мы проходим мимо.

— Пожелай мне удачи, — шепчет Ви, когда мы на секунду оказываемся в закутке.

— Удачи, малыш.

— Люблю тебя, — шепчет горячо.

— Беги, — шлепаю ее по попе, а она, хихикая, убегает.

Я же выжидаю несколько секунд и выхожу на улицу, где проходит мероприятие. Девочек нахожу относительно быстро, а вот Ольгу отыскать не могу.

На сцену выходит Виолетта, я задерживаю взгляд на ней.

Красивая — пиздец.

Оглядываю рядом стоящих мужиков, и хочется вмазать каждому из них. Сука, моя она! Слюни утрите.

Красная звериная ярость, затмевает глаза, я оттягиваю галстук, чтобы вдохнуть кислород. Дыши, Савченко. Дыши, мать его.

Кто-то со мной здоровается, я киваю и пожимаю руки на автомате, отхожу за угол, чтобы перевести дыхание.

Надо собраться,сейчас же прийти в себя.

Какого хера я так ведусь на Виолетту? Просто мозг всмятку, когда она рядом.

Я же, блять, принял решение. Я порываю с ней. Точка.

Трясу головой и прихожу в себя. Нужно найти Ольгу, я обещал ей приехать на последний звонок девочек. И я приехал, по факту. Только почти час провел за разговорами с Виолеттой.

Пробираюсь через толпу, осматриваюсь.

— О, Андрей. Здорово, — меня хлопает по плечу отец Вити, одноклассника Кати.

— Привет, Лёнь. Не видел Ольгу?

— Видел. Она с моей Светкой разговаривала, — оглядывается. — Где-то там должна быть. Не вижу.

Вертим головой в разные стороны, как два идиота.

— Ай, да и похрен, — шутя отмахивается. — Куда они денутся, правда?

И ржет так… похабно.

— В смысле? — выгибаю бровь.

— Ой, да брось, — бьет меня по плечу и заговорщически подмигивает. — Жена-то такая штука… ну куда она денется, да?

Леонид хохочет так, будто сказал невероятно смешную штуку, а я обтекаю.

— Ты не думай, Андрюх, тебя любой нормальный мужик поймет, — бросает взгляд на Виолетту. — Эх, я б тоже, будь чуть моложе… Хотя нет. Это твоя интеллигентная, глаза закроет, а моя хер отрежет, еще и на антенну автомобильную намотает да по деревне нашей проедет.

Сглатываю подступивший к горлу ком.

Какого черта?..

— Андрей, доброе утро, — подходит Светлана и зыркает на своего мужа: — По какому поводу веселье?

Спрашивает так, что мне встать по струнке хочется.

Леонид начинает быстро моргать и нести какую-то чушь про анекдот.

Глава 14

Ольга

Я прихожу в себя довольно быстро.

— Давай, давай. Открывай глаза, — мне суют под нос нашатырь, и я дергаю головой от резкого запаха. — Отлично. Молодец.

— Где я?

— Так в скорой, — отвечает фельдшер. Я оглядываюсь по сторонам.

И правда — машина скорой помощи, жесткая кушетка под спиной, звук сирены.

— Приехали, — констатирует женщина. — Сама сможешь идти?

— Да.

Поднимаюсь и на автомате вылезаю из машины.

Так же на автомате открываю дверь в больницу, а там меня передают из рук в руки. Уже в здании больницы я прихожу в себя.

— Не нужно ничего, я пойду.

Врач из приемного покоя закатывает глаза.

— А вдруг у тебя что-то серьезное?

— Давление у меня упало, сказал же фельдшер. Нервничаю, ем плохо, вот и потеряла сознание, — отвечаю резче чем нужно и тут же корю себя за это.

— Не хочешь обследоваться — пиши отказ, — пожимает плечами.

Естественно, это государственная больница, тут никто со мной не будет возиться и тем более уговаривать остаться.

Подписываю документы, которые мне подсовывают, и выхожу из стен больницы, в которых мне еще более тревожно.

Выхожу и просто бреду по тротуару вдоль линии частных домов.

Значит, это она. Молодая и красивая.

Это с ней мой муж развлекался, пока я варила борщи его семье. С дочерью познакомил. А Катя… боже, да она же смотрит на Виолетту с восхищением, как на кумира, на идола.

Я не знаю, что ранит больше.

Предательство мужа. Ведь он не просто изменял; если верить Свете, он устроил Виолетту в школу.

Все сходится. Он сказал мне, что она пришла устраиваться на работу в администрацию, но он не взял ее. Вместо этого помог ей устроиться в школу. Надо же.

Андрей имеет вес у нас в городе. Глава администрации, еще бы. Одно его слово — и все будет так, как он хочет.

Я умоляла его помочь мне с работой, а он говорил, как это сложно устроить, но тут же пристроил свою любовницу. Да не просто пристроил, а предварительно выпер другого учителя с этой должности.

А мне — хрен. Боже, я же годами — годами! — просила помочь найти другую работу.

Еще и предательство дочери, за которой я бегаю, чтобы получить хоть немного ее тепла, чтобы поговорить хоть о погоде, лишь бы быть с ней рядом. А эта Виолетта получает ее любовь и восхищение авансом.

Я рожала дочь четырнадцать часов, целовала маленькие пяточки, умилялась первым зубкам, первым неумелым попыткам сделать шаг, первым «агу»… учила ее заплетать косы, писать буквы. Спрашивала, о чем она мечтает, и мечтала вместе с ней.

Материнская любовь безграничная и всеобъемлющая. Я даже сейчас, почувствовав предательство не только со стороны мужа, но и дочери, не могу перестать ее любить.

Меня разрывает от противоречий и душит злоба на них, самых родных, и на весь мир. Но я ничего не могу поделать с любовью.

Другая забрала у меня мужа и дочь, весь наш городок обсуждает походы моего мужа налево, а меня наверняка высмеивают.

Дура. Лохушка. Терпила.

И туфли мои… он подарил ей.

Я мечтала о них…

У меня так мало желаний и мечт. И она забрала последнюю.

Я думала, что мой мир уже разрушен. На самом деле он рушится прямо сейчас, на моих глазах.

Интересно, кто еще знал? Ведь знали же и молчали. Улыбались в лицо, а сами за спиной кости перемывали.

Я свыклась с болью — так я думала. Но то, что я испытывала раньше, не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит сейчас.

Я больше не плачу. У меня не осталось слез, только одна удущающая боль. Пятнадцать лет! Боже… все перечеркнуть из-за другой.

Выбора попросту нет. Это тот самый момент, когда остается лишь один выход.

Дохожу до перекрестка и только собираюсь его перейти, как вдруг возле меня с визгом останавливается автомобиль, поднимая дорожную пыль.

Я вскрикиваю и замираю на месте.

— Ольга! Оля! Вот ты где!

Ко мне подбегает взъерошенный Андрей. Тут же обхватывает мою голову и прижимает к своей груди.

— Я чуть не потерял тебя, — его голос… такой родной, близкий-близкий, испуганно дрожит.

А я как в вакууме, позволяю прижать себя к груди. Собственные руки свисают вдоль тела, я даже не чувствую их, лишь безразлично мажу взглядом по улице, где практически никого нет.

Это обыкновенный частный сектор, прохожих в это время дня немного.

— Я так испугался, — Андрей продолжает гладить меня по голове. — Светлана сказала, тебе стало плохо.

Он берет меня за затылок и заглядывает в лицо:

— Что произошло?

— Она и правда молодая и красивая. И наша дочь обожает ее. А меня ненавидит за то, что я занимаю ее место. А ты сходишь с ума по ней. Все делаешь ради нее. Находишь работу, рискуя репутацией, даришь дорогие вещи.

Андрей отпускает меня. Смотрит мрачно, тяжело.

— Где ты был сегодня во время праздника? — спрашиваю тихо, без истерики.

— На работе, — отвечает монотонно.

Неконтролируемо заношу руку и ударяю Андрея по лицу. Он лишь зажмуривает глаза от пощечины.

— Где ты был сегодня во время праздника? — повторяю вопрос.

— Разговаривал с Виолеттой, — цедит сквозь зубы.

Поднимаю лицо к небу, прикрываю глаза и втягиваю носом воздух.

— Тебе нравится делать из меня дуру… — говорю тихо. — А я и вправду дура.

— Я сказал ей, что наши отношения закончены, — произносит уверенно.

Открываю глаза и смотрю на Андрея.

Господи, как он сам не запутался в своей лжи?

— Ты подарил ей мои туфли, — бормочу едва слышно.

— Все не так.

— А как? — мне правда интересно, что он ответит.

— Давай сядем в машину и не будем устраивать представление?

— Ну ты же устроил представление? Весь город знает о твоей даме сердца. Почему же мне нельзя привлечь внимание?

Андрей психует.

Подхватывает меня за локоть и тянет к машине. Я не сопротивляюсь просто потому, что это бессмысленно. Андрей сильнее меня, если он надумал запихнуть меня в машину, он сделает это.

Глава 15

Ольга

— Не наш брак себя изжил, а ты предал его. И меня. Это разные вещи, Андрей. Даже если у нас, по твоему мнению, возникли какие-то проблемы в браке, можно было поднять эту тему, потому что для меня все было хорошо. Я не чувствовала, что наш брак себя изживает. Ты же просто пошел налево, туда, где оближут, заласкают и нальют в рот приторного сиропа. Да еще и дочь приплел.

— Да! — выкрикивает. — Да. Мне было хорошо с Виолеттой.

— Так а какого хрена ты врешь мне, говоря, что любишь? Что бросил ее? — от крика болят уши, но и общаться нормально нереально.

— Да потому что я действительно тебя люблю!

— Господи, — роняю лицо в ладони и стону.

Снова становится нехорошо. Я откидываюсь затылком на спинку сиденья, облизываю пересохшие губы и закрываю глаза.

— Не вижу смысла дальше обсуждать это. Ты просто разрушил все, что мы строили пятнадцать гребаных лет. Тебе даже мужества не хватает признать свою ошибку, ты продолжаешь врать мне, — еле ворочаю языком.

— Оль, — говорит Андрей и берет мое лицо в свои руки, — посмотри на меня.

Я не без труда открываю глаза, все вокруг плывет.

— Какого хера ты такая бледная? — внезапно округляет глаза.

— Мне надо выйти, — пытаюсь нащупать ручку на двери, но пальцы не слушаются.

— Да погоди ты! Куда ты пойдешь! Ты видела себя?! Ведь сидишь-то еле-еле.

Да… что-то я правда разваливаюсь.

Андрей убирает руки и разворачивает машину, снова едет в больницу.

Я прикрываю глаза и будто бы засыпаю. Бросает то в жар, то в холод. Ладони мокрые, дышать тяжело.

Чувствую, как Андрей поднимает меня на руки и несет куда-то. С трудом открываю глаза и вижу, что я в той же комнате, куда меня привезли на скорой. Входит та же женщина в белом, хмыкает:

— Так и знала, что далеко не уйдет, — наклоняется надо мной, заглядывает в глаза: — В сознание тебя привести-то привели, а вот купирующего ничего не дали, понимаешь?

Киваю. Понимаю, чего ж не понимать.

— А вы кто? — спрашивает у мужа и присматривается.

— Муж, — отвечает он, не сводя с меня взгляда.

— Ой, Андрей Палыч, это вы! Не сразу узнала вас. А я думала, это ваша однофамилица.

Тон женщины меняется, и сразу со мной начинают сюсюкаться. Дают какие-то препараты, измеряют давление, делают ЭКГ — в общем, берут в оборот.

Часа два мы сидим в больнице. С Андреем больше не разговариваем.

— Может, ты беременна? — спрашивает аккуратно.

— Вот было бы неловко, — усмехаюсь и перевожу взгляд на мужа.

Тот серьезен, ему не смешно.

— Что было бы, если бы я оказалась беременна?

Вопрос задаю просто из злорадного любопытства.

Пытался бы он оставить меня? Умолял не уходить? Или дал денег на аборт? Что?

— Я был бы счастлив. Я люблю наших детей и хотел бы еще.

Да, Андрей просил меня о третьем ребенке, но вторые роды были сложные, меня экстренно кесарили, и имеются не очень хорошие последствия. Забеременеть можно, но сложно, да и я до сих помню, через что прошла… В общем, я была против третьего ребенка.

— Вот теперь Виолетта тебе и родит, — усмехаюсь саркастически. — Мальчика. Ты же всегда хотел.

— Я хотел его от тебя, — смотрит так, что кажется, аж прожжет все внутри. — А ты сама как считаешь? Можешь быть беременной?

— Расслабься, Савченко. Я не беременна.

Подошедший врач дает рекомендации, прописывает таблетки и уколы. Ни о какой беременности, естественно, речь не заводит, потому что ее нет.

В машине едем молча. Когда останавливаемся у дома, ни один из нас не спешит выходить.

Я поворачиваюсь к Андрею:

— Я сегодня же соберу вещи. Если Катя захочет остаться с тобой и твоей новой идеальной женщиной — пусть. — Ну не могу я удержаться от злорадства! — Она взрослая, а насильно я ее забирать не буду. Ками уйдет со мной, и это не обсуждается.

Вот и поделили детей. А больше нам делить нечего, все остальное имущество записано на родителей Андрея.

А я как пришла в этот дом с голой жопой пятнадцать лет назад, так, по всей видимости, и уйду.

Глава 16

Ольга

— В общем, мы с вашим отцом решили пожить отдельно, — заканчиваю я свою речь.

Девочки сидят за столом. Обе с серьезными лицами, смотрят поочередно то на меня, то на Андрея.

— Это потому, что папа завел себе любовницу? — спрашивает Ками.

Тру пальцами лоб. Боже, они же все слышали и все поняли.

Перевожу взгляд на Андрея, — мол, давай, отвечай сам за свои поступки.

— Ками, ты еще не понимаешь… — начинает он.

— Я не маленькая! — оскорбляется. — И все понимаю! Ты завел себе любовницу, предал маму! А эта, — кивает на Катю, — все знала, сболтнула маме, и ты во всем признался.

Да уж, а теперь попробуй докажи, что дело было не так.

— Камила, иногда такое случается. Одно вы с Катей должны знать наверняка: мы с мамой любим вас.

— Ага, — Камила закатывает глаза. — Ты любишь нас и эту свою шпалу.

— Ками, — Андрей вздыхает.

— А ты, — продолжает распыляться Камила и поворачивается к Кате, — такая же, как и он! Не прощу тебя!

— Девочки, нам нужно решить один вопрос, — прерываю дочь и перевожу тему, тем самым привлекая их внимание. — Я планирую переехать к жить к бабушке Юле.

Мама уже знает. Сказать, что она в шоке — ничего не сказать.

— Мне все равно, я поеду с тобой куда угодно, — тут же выпаливает Камила.

— Катя? — спрашиваю у старшей дочери.

Она сегодня на редкость тихая, растерянная, совсем не воинственная. Неужели не ожидала, что дело действительно дойдет до развода?

— Я останусь с папой, — говорит и тут же опускает взгляд.

Мы с Андреем переглядываемся и киваем друг другу. Да, так мы и думали.

— Ненавижу тебя! Предательница! — выпаливает Камила.

Срывается и убегает к себе, громко хлопнув дверью.

— Я поговорю с ней, — вздыхает Андрей и уходит, а я закрываю дверь на кухню, отрезая нас с Катей от чужих ушей.

Дочь смотрит на меня с боязнью, как будто я могу ударить ее.

Перевожу взгляд на улицу. Там Бакс усердно пытается поймать муху, щелкая зубастой пастью. Поодаль клумбы, за которыми я ухаживала. Что теперь будет с моими цветами, заботливо выращиваемыми годами?

Тихо и обреченно вздыхаю и смотрю на дочь:

— Знаешь, когда ты была маленькая, я так умилялась тебе. Ты ходила в этих платьях с розовыми рюшами, постоянно ластилась и повторяла: «Я люблю тебя, Мася». Не знаю, почему «Мася», мама-то ты умела говорить, — вытираю слезы, которые тихо стекают по щекам.

Из-за Андрея уже не льются, а вот из-за дочери никак не перестанут.

— Ты постоянно повторяла, что, когда вырастешь, будешь такой же, как и я. Надевала мои туфли и представляла, что ты — это я.

Катя опускает голову еще ниже, так, что я не вижу выражения ее лица.

— Вот бы вернуться в то время и понять, где я ошиблась, чтобы исправить. Чтобы сейчас ты не смотрела на меня как на чужую, а просто вспомнила, что я твоя мама.

Тихо выдыхаю.

— Выбирай, кому верить, Катя. Не всегда красивая конфета является вкусной. Нередко внутри встречается дерьмовая начинка, — окончательно смахиваю слезы и заканчиваю: — Я буду любить тебя всегда, дочка.

Ухожу, так и не услышав ничего в ответ, так и не увидев ее лица.

У меня нет правильного решения, одно знаю наверняка — если начну забирать Катю насилу, она возненавидит меня. А для полного счастья мне не хватало только этого.

Моя девочка уже взрослая и самостоятельная. Она остается с любящим отцом и неплохой бабушкой. Как свекровь она отвратительная, но как бабушка действительно хорошая.

Это ее решение, и неважно, насколько оно мне не нравится, я вынуждена его принять.

И может быть, однажды, когда-нибудь, Катя поймет, что возвела в идолы змею.

Глава 17

Ольга

Наверное, я всегда была слишком практичной. Отвратительная черта, если посмотреть со стороны.

Потому что все мои вещи помещаются в два чемодана.

Я никогда не совершала импульсивных покупок. Всегда брала только то, что действительно нужно. То, что изнашивалось, выбрасывала, а не складировала. Покупала все только по списку.

В моем шкафу нет шикарных вечерних платьев. Не потому, что они мне не нравятся, — просто куда их надевать? Ну не на почту же?!

В моем гардеробе нет туфель на высоких каблуках. Могли бы быть, но теперь они у Виолетты. Как и мой муж.

Как и моя дочь. Да.

Я оставляю только зимние вещи. Андрей обещал привезти их позже.

Забираю из ванной свой шампунь, бальзам, косметику, выхожу в спальню и сажусь на пол, чтобы аккуратно все упаковать.

Камила сейчас собирает вещи в своей комнате, Катя ушла гулять, даже не попрощалась.

Что ж.

— Значит, правда.

Поднимаю взгляд и смотрю на свекровь, которая стоит с руками, сложенными под грудью. Губы — тонкая полоска, взгляд, как всегда, цепкий.

— Значит, правда, что ты уходишь.

— Правда.

Я удивлена — как она раньше не пришла? После того как она наехала на меня за отсутствие ужина, я не видела ее. Со свекром мы пересекалась, но у меня в отношении него нет негатива, он меня никогда не обижал, не оскорблял — даже наоборот, предлагал помощь, например когда я была на огороде.

— Может, оно и к лучшему. Я еще тогда говорила Андрею, чтобы получше присмотрелся к тебе. А он, дурак, влюбился и даже слушать меня не хотел.

Никак не реагирую на ее слова, продолжаю собирать вещи.

— Сама-то чем займешься? Неужто с работы уволилась? От матери-то не наездишься.

— Уволилась, — киваю.

— И что, думаешь, там получится куда-то устроиться? — фыркает.

— Куда-нибудь да устроюсь, — застегиваю замок и поднимаюсь. — У меня вообще-то есть высшее образование, если вы не забыли.

— А что ж ты с высшим образованием на почте прозябала? — спрашивает удивленно.

Я замираю, потому что понимаю, какой же это, черт возьми, резонный вопрос!

— Не переживайте, я исправлю собственные ошибки, — отвечаю ей с лучезарной улыбкой и наклоняюсь вниз.

Поднимаю с пола чемодан и выпрямляю плечи, вздергиваю подбородок.

— Ну вот и все, Ирина Евгеньевна. Теперь можете спать спокойно, ваша босяцкая невестка больше не будет вас раздражать.

— Знаешь, — задумчиво тянет свекровь, — я ведь привыкла к тебе за столько лет. Смирилась с тобой.

Господи, какой бред! Это я ни слова против не говорила, лишь бы ей угодить, а она «смирилась»!

— Но это правда к лучшему, ты же и сама понимаешь, Ольга. Ну что ты даешь моему сыну? Борщи да котлеты? С тобой даже выйти на прием нельзя. Босота деревенская.

— А вы страшно городская, — смеюсь в открытую. — Поди, голубая кровь течет в венах, царская!

— Еще и хамка, — всплескивает беззлобно руками. — Вот я об этом и говорю! Андрюшеньке нужна интеллигентная девушка, желательно из уважаемой семьи. Пойми, при его должности жена это еще и статус!

— Только вы почему-то забыли, что со мной он прошел путь от простого специалиста до главы администрации, — парирую я.

— А вот теперь дойдет до мэра!

— Берите выше — до президента, — усмехаюсь.

— С правильной женщиной и до президента.

— Не переживайте, Ирина Евгеньевна, вот теперь у него точно будет нужная и правильная женщина. Так что вперед, к светлому будущему и президентскому креслу!

Хочется трижды крикнуть «ура». Или просто проораться от абсурдности этого диалога.

— И добьется всего! — кивает, убежденная в своей правоте. — Ты больше не нужна ему.

Обидно это слышать? Невероятно. Но сделать больнее, чем сделали Андрей и Катя, уже не получится.

— Счастливо оставаться, Ирина Евгеньевна.

Прохожу мимо свекрови и иду к дочери. Та уже готова.

Я думала, что Камила будет плакать, что все-таки в какой-то момент не захочет уезжать из дома, но она выходит решительно. Идет впереди меня и катит за собой чемодан.

Наше такси уже подъехало, мы собираемся загружать вещи.

Как только первый чемодан ложится на дно багажника, из-за угла появляется машина Андрея.

Он выходит, быстро дает деньги таксисту, тот молча выгружает чемодан и уезжает.

— Нормально, — провожаю его офигевшим взглядом.

— Я отвезу вас, — Андрей не спрашивает, укладывает в свою машину чемоданы, а я осматриваюсь по сторонам.

Неужели не придет проститься?

— Готова?

Она не придет.

— Готова.

Глава 18

Ольга

— Ох, доченька-доченька, — сетует мама в телефонной трубке. — Может, ну его, этот санаторий? Куплю билет на поезд да вернусь?

— Я даже слышать об этом не хочу, мама! — говорю ей строго. — Обязательно оставайся в санаторие, поправляй здоровье. Тебе еще больше двух недель там быть! Мы с Камилой сами разберемся со всем.

— Охо-хо, — мама снова причитает. — Как же так вышло, детка…

Бросаю взгляд на Андрея, который делает вид, что не слушает наш разговор.

— Ладно, Олюшка, я тогда тете Ане скажу, чтобы она Принца не приходила кормить, вы сами справитесь.

— Конечно, мамуль, — улыбаюсь.

Ками обожает эту несуразную собаку и наверняка возьмет на себя ответственность за ее кормежку.

— Там и еды никакой нет, я холодильник выключила, — у мамы сейчас новый приступ от переживаний будет.

— Мам, ну что мы, в магазин не сходим? Прекрати нервничать, пожалуйста, мы со всем разберемся.

— Как скажешь, Олюшка, — соглашается после вздоха. — Там под геранью возле входа ключ от дома.

— Ты оставила ключ от дома под цветком у входа, серьезно? — закатываю глаза.

— Да у нас же все свои, а брать у меня нечего.

— Мама-а, — стону.

Когда мы приезжаем к дому, у меня внутри начинает щемить.

Я выросла тут, знаю каждый уголок. Помню, как папа делал навес, как варил маме шпалеру для роз. Жаль, что он ушел от нас так рано.

— Приехали, — объявляет Андрей.

Решительно выхожу из машины и подхожу к багажнику. Муж открывает его и достает чемоданы.

Ками сразу забирает свой, бурчит:

— Пока, пап, — и уходит во двор.

Я перехватываю ручки, собираясь закатить чемоданы в дом.

— Помочь? — не дожидаясь ответа, Андрей протягивает руки.

— Нет, — откатываю от него чемодан. — На этом все. Спасибо, что привез.

Иду к калитке, Андрей остается на месте.

— Оль! — зовет, и я оборачиваюсь. — Мне жаль.

— Засунь свою жалость знаешь куда?

Ухожу, плотно прикрывая калитку, нахожу ключ и отпираю дверь.

Жалко ему. Жалко, блин!

Развалил пятнадцатилетний брак, чтобы в конце сказать, что ему жаль?!

Стряхиваю негатив, чтобы зайти в дом со спокойным сердцем. Внутри себя проговариваю: все к лучшему.

Это новый виток моей жизни. У меня столько возможностей! Нужно пользоваться ими. Хватит слез, хватит страданий.

Проходим с Камилой в дом. Я сразу же иду открывать окна, чтобы проветрить комнаты и впустить свежий воздух.

— Ма, я же буду спать в комнате, в которой мы останавливались с Катей, когда приезжали ночевать?

— Да, думаю, там будет отлично.

В той комнате большой диван, который раскладывается. Обычно девочки спали вдвоем на нем. Места хватало с лихвой.

Со временем придется купить Камиле кровать, чтобы ей было удобно, да и вообще для спины полезнее хороший матрас.

Я же иду в комнату, которая всегда была моей. Конечно, теперь она достаточно безлика. Когда-то я клеила на мебель и стены постеры, свои рисунки, а сейчас тут все лаконично: кровать, шкаф, письменный стол со стулом.

Я сразу ставлю на стол ноутбук. Он мне пригодится сегодня же, я планирую начать искать работу. Раскрываю чемодан, достаю вещи, в которые сразу переодеваюсь, — шорты и футболку.

— Мам! — взвизгивает Камила, и я тут же пугаюсь.

— Что случилось? — кричу через весь дом.

— Ма, тут везде вода! — испуганно отвечает Камила.

Срываюсь и бегу к ней. Возле кухни я едва не поскальзываюсь на скользком полу.

— Ой, че делать-то?! — Ками испуганно озирается.

Я растерянно оглядываю комнату.

На полу сантиметра два воды. Черт, неужели мама не перекрыла воду? Хорошо, что мы приехали, судя по состоянию пола, беда случилась совсем недавно.

Быстро прохожу по воде и достаю из выдвижного ящика блокнот. Я его помню еще из детства, родители сюда записывали важные номера.

На букву «С» нахожу телефон сантехника, набираю номер, параллельно говоря Камиле:

— Тащи ведра и тряпки из подсобки.

Ками убегает, а у мне как раз отвечают:

— Слушаю.

— Здравствуйте, вы же сантехник? У нас тут беда! — говорю чрезмерно эмоционально. — Вернулись домой, а весь пол в воде. Можете приехать?

— Ох, детка, я не работаю уже много лет, — вздыхает мужчина. — А какой адрес? Я пришлю своего знакомого.

— Кладковая, двадцать пять!

— Понял, сейчас все будет.

Мы с Ками принимаемся убирать воду, что делать очень сложно. Кажется, будто она не уходит, а стоит на месте. Хорошо, хоть в коридор не идет из-за порога между комнатами.

А линолеум придется новый стелить, этому кранты.

Усердно машу тряпкой, пытаясь собрать воду. На секунду прерываюсь, выпрямляю спину и сдавленно хриплю оттого, что боль тянется по пояснице.

Мое внимание привлекает мужская фигура, которая видна через окно.

Мужчина стоит у соседнего дома, привалившись к капоту пыльного внедорожника. Он курит, задумчиво разглядывая дом.

Ему около сорока. Крепкий, высокий. В джинсах и черной свободной футболке, местами рваной. Я не знаю почему, но сразу привлекают внимание его руки. Сильные, крепкие.

Наверное, это неудивительно, когда мужчина работает руками.

Сто процентов сантехник, наверное, перепутал адрес. У нас адрес Кладковая, 25, а у соседнего дома — 25а, часто путают и приезжают не туда. В соседнем доме никто не живет, так что это точно к нам.

Бросаю тряпку в ведро и разгибаюсь. Делаю резкий шаг вперед и поскальзываюсь, лечу на пол, больно ударяясь коленом. Шиплю, жмурюсь от неприятных ощущений, но все-таки поднимаюсь и выбегаю на улицу. Распахиваю калитку, быстрым шагом подхожу к машине.

Мужчина видит, что я приближаюсь, но никак не реагирует, только с интересом осматривает меня с ног головы.

— Вы ошиблись адресом, вам нужно к нам, — указываю рукой.

— К вам? — выгибает бровь сантехник, и я вижу тень улыбки на его лице.

— Да, у нас там беда. Пойдемте же скорее.

Глава 19

Ольга

— Как хорошо, что вы приехали, я думала, дольше ждать придется! — говорю, идя по коридору

— Очень сомневаюсь, что ты ждала именно меня, — выделяет последнее слово.

— Ну да, я сначала позвонила по одному номеру, но мужчина сказал, что уже не работает, и пообещал прислать другого сантехника. Пойдемте же.

Он доходит до кухни и присвистывает:

— Нормально.

— Я бы поспорила, только на это нет времени. Мы убираем воду, но она будто на месте стоит.

Мужчина окидывает взглядом кухню, натыкается на Ками, та смахивает волосы со лба и здоровается.

— Здрасьте.

— Привет.

— Ма, я пойду воду вылью.

— Давай.

Сантехник переводит взгляд на меня:

— Воду отключила?

Моргаю несколько раз.

Идиотка.

— Ясно, — безэмоционально говорит. — Вентиль где?

— Тут, — открываю ящик под мойкой, и мастер ныряет туда.

Интересно, конечно, как он вообще влез? Он не из тощих.

— Инструменты есть? — кричит из кухонного короба.

— А вы что, свои не взяли? — бурчу себе под нос и иду в кладовку, где стоит ящик с инструментами.

Это папины. Ящик огромный, чего тут только нет. Я тяну за ручку и еле-еле поднимаю его, передвигаясь мелкими шажочками, волоку эту бандуру на кухню.

— Ты нормальная? — спрашивает мужчина, глядя на то, как я корячусь, и легко выхватывает у меня ящик.

— Вы же сами спросили про инструмент!

— Спросил, а не попросил принести, — качает головой, берет из набора ключ и снова лезет под раковину.

Через несколько минут вылезает и задумчиво вертит в руках внутреннюю часть смесителя.

— Кран недавно меняли, да?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Это мамин дом, мы только сегодня приехали, а она ничего не говорила.

— Понятно. Ну, судя по всему, тот, кто ставил, перетянул уплотнительный материал, и прокладка испортилась.

Мне это вообще ни о чем не говорит.

— И что теперь делать?

— Менять прокладку. Но сначала, — осматривается по сторонам, — где аптечка?

Удивляюсь вопросу, но подхожу к ящику, достаю коробку и отдаю мужчине.

— Садись, — кивает на табурет.

Непонимающе пожимаю плечами, но присаживаюсь. Сантехник снимает второй табурет со стола и ставит его на пол, садится напротив меня, а потом наклоняется и поднимает мою ногу, пристраивает ее на свой табурет, меж широко расставленных ног.

Я вздрагиваю от прикосновения, неожиданного теплого и бережного.

— Ого, — открываю рот.

Колено вспорото, по ноге течет кровь, и я только сейчас чувствую, как рана неприятно пульсирует.

Мужчина делает все быстро, уверенно, ни на секунду не засомневавшись.

Достает бинт, отрезает кусок, льет на него перекись и прижимает к ране.

Я вскрикиваю от неожиданности. Боль терпимая, просто я растеряна, а все происходящее выглядит нереальным.

Сантехник обрабатывает рану.

Нет, не так. Абсолютно чужой мужчина, которого я вижу впервые в жизни, заботится обо мне.

Услышав мой вскрик, он мягко улыбается уголками губ и произносит тихо и ласково, будто разговаривает с ребенком:

— Ну что ты как маленькая.

Убирает бинт и дует мне на рану.

Дует, господи!

Невольно сравниваю с Андреем. Тот боялся крови и максимум мог просто подать аптечку. Если я резалась ножом или ушибалась — всегда заботилась о себе сама. Это несложно. И сейчас я бы тоже сама справилась.

Но этот маленький акт чужой заботы надламывает что-то внутри меня. Я сжимаю зубы и дышу носом.

А тем временем мужчина клеит квадратный пластырь мне на колено, закрывая рану.

Только не реветь! Ну не при нем же.

— До свадьбы заживет, — выносит вердикт, складывает лекарства в аптечку и выбрасывает бинт в мусорку.

— Я замужем, — говорю зачем-то.

Он разворачивается и смотрит на меня так… странно. Тяжело, пронизывающе:

— Значит, заживет до следующей.

И уходит из дома, унося с собой наш кран.

Тот самый сантехник

Глава 20

Ольга

— Может, вам денег дать? — кричу ему вслед.

То ли он не слышит меня, то ли делает вид.

Странный такой.

Я же остаюсь сидеть на табурете еще несколько минут. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. На колено свое смотрю так, будто мне пришили чужую часть тела.

Подходит дочь, и это приводит меня в чувство.

Мужчина возвращается через минут десять. Решительно, как будто у себя дома, шагает по коридору, заходит на кухню и ныряет под раковину.

К тому времени мы уже заканчиваем с Камилой и она уходит к себе, чтобы переодеться, а я остаюсь на кухне.

— Все. — Мужчина вылезает и открывает кран, проверяет, что вода течет.

— Спасибо вам. Сколько с меня?

Он оборачивается и снова смотрит на меня сверху вниз. Футболка моя промокла, но все выглядит прилично и ничего не выделяется, тем не менее под взглядом сантехника я странно себя чувствую.

— Нисколько, — отмахивается, — прокладка копейки стоит.

— А вызов?

— Меня не надо вызывать, я сам прихожу, — усмехается.

Смех тихий, но грудной, какой-то добрый, что-ли. И это противоречит его грозной внешности.

— Вообще-то, чисто технически это я вас привела. Вы немного ошиблись адресом. В том доме никто не живет.

Киваю на соседний дом.

Года три назад местный прораб купил участок рядом с нами и построил на нем дом, большой и современный. Сразу сделал отделку. В итоге поставил на дом неподъемную цену. Ну и как следствие он стоит бесхозный уже года полтора-два.

У местных нет таких денег, ну а у нас нет соседей.

— Вообще-то, чисто технически я приехал к себе домой, — усмехается мужчина.

— В каком смысле?

— Я сосед ваш, — кивает на тот самый участок, — купил дом месяц назад.

Мама ничего не говорила, надо же.

— Так вы не сантехник? — мой голос садится.

— Нет, — отвечает легко.

— Зачем же тогда вы полезли ремонтировать кран?

— Ты сказала, что случилась беда, — легко пожимает плечами и дергает бровью: — Как я мог отказать?

Замолкаем, чувствуя неловкость. Мне было проще, когда я думала, что он сантехник.

— Ярослав, — протягивает руку, и я пожимаю ее.

Ладонь не грубая, но и не шершавая. Рукопожатие крепкое, но не причиняет дискомфорта.

— Ольга, а девочка — моя дочь Камила.

Размыкаем руки, и я тут же себя обнимаю.

— Еще увидимся, — легко подмигивает и уходит.

А мне только и остается что провожать его массивную фигуру растерянным взглядом.

Это же надо было так облажаться! И денег он совсем не взял.

Интересно, Ярослав с семьей переехал? Захожу в свою спальню, отсюда хорошо виден соседский дом. На первый взгляд там вообще никто не живет.

Залезаю на стул, чтобы посмотреть, что там на участке. Если есть дети, наверняка будут лежать игрушки или самокаты, но я ничего не вижу.

Мысленно ругаю себя. Ну что за глупое любопытство? Какая разница, переехал он один или с женой и детьми? Отмахиваюсь от этих мыслей и принимаюсь за домашние дела.

Целый день до вечера я убираюсь в доме, Ками мне помогает. Потом мы идем в магазин, накупаем продуктов, готовим обед и сразу ужин.

Уже ложась спать, я понимаю, что обещанный сантехник так и не приехал.

Глава 21

Ольга

— Мам, а что теперь со школой? — неожиданно спрашивает Камила на следующее утро.

— Варианта два. Либо я буду возить тебя туда и забирать, либо мы устроимся в здешнюю школу. — Потираю большим пальцем складку между бровей. — Хотя нет, есть еще третий вариант: ты можешь остаться жить с отцом.

Аж дышать тяжело от этих мыслей.

— Последнее — точно нет, — выдает дочь серьезно. — А если возить, то на чем?

Резонный вопрос. Права-то у меня есть, а вот машины нет. Да и работы пока тоже…

— Я могу купить какую-нибудь недорогую отечественную машину.

— А работа? Тебя отпустят?

— Значит, надо искать такую работу, где будут отпускать.

Камила закусывает губу:

— Нет, такое нам не подходит. Давай тут школу выберем? Может, даже найдем школу с уклоном в химию или биологию? Было бы здорово.

Протягиваю руку через стол и сжимаю руку дочери:

— Камила, ты знаешь, что ты потрясающий ребенок? — спрашиваю и не могу не улыбнуться.

— Конечно знаю! — отвечает серьезно, а сама улыбку сдерживает.

Камила с первого класса твердила нам, что, когда вырастет, станет врачом. Я не знаю, почему ей это взбрело в голову — ни в моей семье, ни в семье Андрея нет медиков. А вот она составила план и следует ему.

— Ками, у тебя биология и химия будут только через три года.

— Мам, я не собираюсь ждать три года! Начну изучать раньше, а в школе зафиксирую знания.

Современные дети это нечто, конечно.

— Хорошо, я узнаю, где и что сейчас преподают, какие учителя и все в этом духе. Но, Ками, ты не будешь скучать по друзьям?

— Буду, — пожимает плечами. — Но тебя я люблю больше, чем друзей.

Встает из-за стола, легко чмокает меня щеку и уходит.

Я еще какое-то время сижу, размышляя о дальнейших планах, а потом иду к себе в комнату и открываю ноутбук.

Вчера я немного посидела на сайте с вакансиями, сейчас планировала продолжить.

Я откликнулась на несколько объявлений на должности от менеджера до бухгалтера. Надо бы еще старым знакомым напомнить о себе, может, кто-то сможет помочь.

У меня начинает звонить телефон, и я спешно беру его в руки в надежде, что это Катя, но звонят с незнакомого номера.

— Алло?

— Олька?

— Это кто?

— Коля Дубинин!

— О, привет, Коль! Сто лет не виделись!

— Ага, в последний раз на встрече выпускников. Слушай, я чего звоню. Твоя матушка позвонила моей матушке и сказала, что тебе нужна работа.

— Ох, мама, — вздыхаю.

И мне ведь ни слова.

— Ну что ты хочешь? — по-доброму усмехается Коля. — Мать она и в Африке мать. Короче, я звоню, чтобы предложить тебе работу.

— Какую? — спрашиваю с интересом.

— У меня ИП, и бухгалтер, которая его ведет, собралась на пенсию, а мне, как ты понимаешь, — откашливается, — нужен свой человек.

— Коль, это невероятное предложение, но мама, наверное, не сказала, что у меня практически нет опыта с бухгалтерией.

— Так в том-то и дело, что Оксана Сергеевна собралась на пенсию через два месяца. Вот и обучишься как раз. Только сразу предупреждаю: эти два месяца я буду платить минималку, дальше полную.

— Я согласна, Коля. Я на все согласна! — чуть ли не подпрыгиваю от своего счастья.

— Сможешь приехать часа через два, обсудим детали?

— Конечно!

Быстро бегу в душ, мою голову, заматываюсь в полотенце.

В комнате рассматриваю свой гардероб.

Каждая вещь тянется нитью к бывшему мужу. Блузки, юбки, брюки — все нагоняет уныние. Я понимаю, что не хочу тащить эти вещи в новую жизнь. Значит, как только финансы будут позволять, нужно обновить гардероб. Накупить базовых вещей, которые между собой сочетаются.

Решительно захлопываю дверцу шкафа и иду в мамину комнату. У нее тут большая гардеробная. Здесь же мои старые вещи. Принимаюсь открывать чехол за чехлом.

В шкафу вещи, которые я носила еще в университете. Они безбожно вышли из моды, и надевать я их точно не буду.

А вот в этом чехле то, что я привезла пару лет назад. Достаю льняной сарафан. На толстых бретелях, красиво облегает грудь, а от талии свободный, длина до колена.

Я помню, как Андрей психовал, когда увидел этот сарафан. Он ему сразу не понравился из-за того, что ткань не сильно плотная и белье просвечивает.

На мой резонный комментарий, что не собираюсь под сарафан надевать красные трусы, муж никак не отреагировал. Сказал, выкинет его, когда меня не будет дома.

Сарафан мне очень нравился, поэтому я, чтобы спасти ему жизнь, отвезла его к маме.

Черт, да на нем даже бирка сохранилась!

Нахожу телесного цвета белье, надеваю сарафан, кручусь перед зеркалом.

Ну вот, все прилично и отлично, ничего не просвечивает. Волосы распускаю, концы подкручиваю, наношу макияж. Нюдовый, как обычно.

Можно было бы акцентировать губы, но у меня нет яркой помады.

— Вау! Мам! — в комнату заходит Камила и смотрит на меня с обожанием. — Какая ты красивая.

— Правда? — улыбаюсь.

Мне и самой нравится мое отражение.

— Вообще! — у Ками загораются глаза, и я поворачиваюсь к дочери.

— Ками! Это что?! — на подбородке у нее ссадина.

— Это я с местными пацанами познакомилась, — выдает счастливо.

— В смысле? — округляю глаза. — Тебя обидели?

Беру дочь за подбородок и верчу из стороны в сторону.

— Меня?! — фыркает Ками. — Я сама кого хочешь обижу. В футбол играла с ними.

— И кто победил? — смеюсь, от сердца отлегает.

— Наши, — отвечает дочка.

Мы идем на кухню, я обрабатываю Ками рану, потом уезжаю на встречу с одноклассником.

У Коли своя пекарня, цех заморозки и несколько продуктовых магазинов. Продукцию поставляют по нашему городку и в соседние.

Судя по всему, работы будет много, но я на таком заряде, что готова хвататься за дела хоть сейчас.

Договариваемся, что я приступаю со следующей недели. Окрыленная, иду домой. Издалека замечаю соседку, сидящую на лавочке. Это мамина подруга, так что я останавливаюсь, чтобы перекинуться с ней парой слов.

Глава 22

Ольга

Тетя Аня смотрит с ненавистью на соседний участок, и я машинально оборачиваюсь.

Дом как дом. Несколько лет назад местный прораб выкупил землю, построил современный коттедж в стиле хай-тек. Думал, что срубит с покупателей деньги за такую красоту, вот только местным новый чудной дом не пришелся по вкусу.

Мама рассказывала, что одно время сюда приезжали люди, глазели, фотографировали, но местные — народ простой и приземленный, да и денег таких ни у кого не водится. Вот и стоял он несколько лет пустой и мрачный.

Сейчас ни во дворе, ни на улице машины Ярослава не видно, значит, хозяина нет дома.

— Врач ребенка убил? — спрашиваю настороженно.

У меня не складывается картинка. Ярослав показался мне отстраненным человеком, немного мрачным, но не убийцей.

Хотя откуда мне знать, как выглядит убийца?

— А ты не слышала разве? — тетя Аня смотрит на меня так, словно я с Луны свалилась.

— Чего не слышала?

— Ну ты даешь! Та история гремела на всю страну! Как можно не знать?! Девочке было то ли восемь, то ли десять лет, и вот угробил он ее, ирод. Тьху.

Сплевывает и с ненавистью глядит на соседский дом.

— Тогда даже в нескольких телепередачах были выпуски, рассказывали про тот случай. Мать девочки с отцом приходили. Сказали, мог помочь, да не помог!

— А что за врачебный профиль у него?

— Хирург он. Только вот не хирург, а коновал, чтоб ему пусто было!

— Теть Ань, такое бывает, у врачей иногда гибнут люди. И дети тоже гибнут. К сожалению, от этого никто не застрахован.

— Ничего не знаешь, а судишь! — вспыхивает.

А мне почему-то хочется заступиться за мужчину.

— Так и вы не знаете, теть Ань! — восклицаю. — Насмотрелись передач, где мусолили эту тему. А со стороны больницы присутствовал кто-то? Или Ярослав был? Как они прокомментировали?

— Не было никого! — восклицает громче, чем я.

— Ну вот.

— А почему не было, скажешь мне? Тот, у кого рыльце в пушку, как раз прятаться и будет!

— Может, человек не захотел раздувать скандал и мусолить эту тему?

— Да он просто убийца!

— Наверняка если бы на нем действительно была вина, то суд приговорил бы его к заключению. Или его лишили бы практики. Или как правильно называется? А раз Ярослав на свободе, значит, вина не была доказана! — пытаюсь воззвать к здравому смыслу, но, кажется, это бесполезно.

— Так и это объяснимо, Олюшка, — кривится. — Откупился он, вот и все. Без суда и следствия был разжалован сюда. Раньше-то он служил главврачом столичной больницы, а сейчас разжалован в нашу деревню обычным хирургом. Вот и все. Люди так просто судачить не будут.

Теперь понятно, как он тут оказался и почему этот дом выкупил. Для местных-то такой дом дурость, а для столичного жителя — обыденность.

Конечно, интересно узнать правду, но, с другой стороны, вряд ли эта тема для Ярослава проста и он готов налево и направо трепаться о произошедшем. Лезть в интернет, искать старые посты и репортажи я не хочу, мне это ни к чему.

Для меня показательно то, что человек продолжает заниматься делом. Раз так, значит, прямой его вины в смерти нет и это не врачебная ошибка.

— А вы вообще разговаривали с ним?

— Еще чего! Даже не здороваюсь! — натурально оскорбляется.

— А выводы сделали. У вас же дочь в реанимации работает, наверняка что-то говорила про Ярослава.

— Говорит, врач как врач, — произносит нехотя. — Еще ни одной ошибки не было.

— Ну вот!

— Да что слушать этих куриц из больницы! — вспыхивает тетя Аня. — Половина разведенки, которые юбки сбросили при годном мужике! А то, что у мужика руки по локоть в крови, забыли. Веры этим клушам нет никакой. Вместо головы другим местом думают!

Качаю головой. Все как об стенку горох, бесполезно. Уж вбила тетя Аня себе в голову картину мира и менять ее явно не собирается.

— Ладно, я пойду, — решаю смыться.

— И ты, кстати, туда же! — бросает мне в спину.

— О чем вы?—- поднимаю брови и оборачиваюсь.

— Ярослав это, — кривится, передразнивая меня, — Ярослав то. А потом выть будешь! Помяни мое слово, от таких мужиков одни беды!

Вот мой муж другое дело. Никаких бед от него, одна радость!

— Лучше, Ольга, примирись с мужем, да и возвращайся домой, негоже так. Одна дочка с отцом, вторая с матерью. Где же это видано?!

О-о-о, очередные советы людей, которые лучше меня знают, как мне жить.

— Ясно. Ну, до свиданья.

Нагло смываюсь, потому что, не дай бог, наговорю лишнего.

Захожу в дом, скидываю босоножки на каблуке, включаю сплит-систему, которая разгоняет душный воздух, и наливаю себе стакан воды, подхожу к окну.

Так и манит туда.

Дом по-прежнему пуст и немного мрачен.

Стою у окна некоторое время, а вскоре подъезжает внедорожник соседа, и он спешно выходит из машины.

Высокий, поджарый, крепко сложенный. Резко поворачивает голову в мою сторону, и я необдуманно отскакиваю от окна.

И что это было, Ольга? Ну увидел бы, помахала бы ему рукой. А так… стыдоба.

Глава 23

Ольга

— Вот ты коза! — вместо приветствия кричит Сашка, моя школьная подруга.

— Здрасьте, приехали!

— Вот именно! Приехали! Второй месяц тут, а подруге сказать — язык отвалится? — пыхтит в трубку.

— Ну прости, замоталась, закрутилась.

— Да у тебя все время отмазки!

— Не дуйся, — смеюсь в трубку. — Лучше завтра в гости приходи, чаю попьем.

— Только не завтра, завтра я работаю. Приду послезавтра. А чай я, знаешь ли, и дома попью. Мне тут на работе подгон сделали, приеду — пробовать будем!

Сашка всегда была такой — бойкой, звонкой, веселой.

— Приходи хоть с чем, ты знаешь, я всегда рада тебя видеть.

— Ага. Ну да, — фыркает.

Ну, в общем-то, обида ее объяснима. Андрей не любил посторонних в доме, и я не звала подруг, сам он тоже ни разу не пригласил друзей.

Только даму сердца трахал в семейной машине, но это же не дом, верно? Это-то другое совсем.

В итоге с Сашкой мы договариваемся встретиться на следующий день.

Сегодня выходной, так что я решаю провести день продуктивно. Тем более после целого месяца работы на Колю я чувствую, что нужно переключиться.

— Ками! — зову дочку, которая залипает в телефоне в своей комнате.

— А?! — прибегает она ко мне.

— Мальчишки принесли целый ящик яблок. Испортятся, не успеем съесть. Поможешь мне сделать варенье яблочное?

Со стоном, но соглашается. Моем, режем, варим.

— Катя тебе не звонила? — спрашиваю как бы между прочим.

— Нет, — бурчит недовольно. — Пошла она, предательница.

— Она твоя сестра, Камил, — вздыхаю.

— Ну и что? — смотрит на меня с вызовом. — Она ничего не поняла. Ей по душе чужая тетка, она восхищается ею. Забыла о тебе, обо мне. Так почему бы и мне не забыть, что у меня есть сестра?!

Слишком категорична она. Нет в жизни только черного и белого, правых и виноватых. На Ками я не ругаюсь и не заставляю примириться со старшей сестрой. Тут надо как-то по-другому решить, вот только как? Я пока сама не понимаю.

Развод все откладывается. Постоянно возникают какие-то проблемы то с документами, то с тем, что Андрею нужно уехать в срочную командировку. Так что да, спустя месяц после ухода от мужа я по-прежнему замужем.

Мама решила продлить себе отдых еще на недельку, так что мы ждем ее возвращения со дня на день.

Ночью разыгрывается непогода, становится страшно. Буквально за несколько секунд поднимается такой ветер, что даже перепуганная Ками прибегает ко мне. Вдвоем мы закрываем окна, вытираем полы, потому что все равно не успели и дождь налил лужи через открытые окна. Через полчаса бури вырубается свет.

— Мам, можно я с тобой посплю? — Камила смотрит на меня испуганным взглядом.

— Конечно, дочка.

Ложимся, но засыпаем далеко не сразу. Да и попробуй тут усни под такой грохот.

Когда буря более-менее стихает, все-таки засыпаем. А утром я еле-еле открываю глаза. Солнце вовсю светит в окно, будто и не было страшного разгула стихии ночью.

Выглядываю на улицу, и правда: тишина, солнышко ласковое, птички поют. Щелкаю свет — не включается. Что ж, придется звонить сетевикам.

Поправляю одеяло на спящей Камиле и иду на кухню, распахиваю шторы, потягиваюсь, подставляя лицо ярким лучам. Господи, хорошо-то как! Короткая ночная сорочка поднимается и натягивается на груди.

Я резко распахиваю глаза и встречаюсь с темным взглядом Ярослава, который какого-то черта бродит по нашему участку. Взгляд по-мужски пронизывающий, жадный, даже голодный.

Отпрыгиваю от окна как ошпаренная, спешу в спальню, накидываю поверх сорочки халат и вылетаю на улицу.

— Эй! Что вы делаете?! Это частная территория! — выкрикиваю на ходу.

Ярослав медленно оборачивается и окидывает меня взглядом от босых ног до макушки, а я машинально стягиваю халат на груди — мало ли чего.

— Была частная, стала общая, — кивает на забор.

— Как?! — не в силах сдержаться, ахаю.

— Вот так, — Ярослав со свистом ведет рукой, показывая траекторию падения нашего сарая на забор.

— Черт, — руки мои безвольно повисают вдоль тела. — Что ж за непруха-то такая?

На заднем дворе у нас был сарай. Не сказать, что в нем хранилось что-то ценное, но тем не менее неприятно видеть его завалившимся на один бок. Да ко всему прочему он выбил лист профнастила, разделяющего наш участок и участок Ярослава.

— М-да, — Ярослав наконец отрывает взгляд от меня и отворачивается к постройке. — Муж твой где?

— Хочется ответить в рифму, да не буду, — цежу сквозь зубы.

Он снова поворачивается ко мне, смотрит в лицо, но так, будто мысли читать умеет.

— Ясно, — наконец выносит вердикт.

Что ему ясно, даже спрашивать боюсь.

— Я сейчас поеду на рынок, куплю лом и закажу машину, чтобы все это вывезти.

— Зачем? — смотрю на мужчину исподлобья.

Ну не будет же он разбирать чужую постройку? Зачем ему это?

— Должен же кто-то убрать этот бардак, — кивает на завалившийся сарай. — Не тебе же с дочкой тяжести таскать.

И даже не дав мне сказать и слова, ныряет в дыру в заборе и уходит к себе.

Мне только и остается, что вернуться в дом и разбудить Камилу. Та, услышав мой рассказ, с интересом рассматривает погром.

— Ма, а можно я дяде Ярославу помогу? — спрашивает с придыханием.

Пацанка, что с нее взять.

— Не стоит, Ками. Мне кажется, мы только мешать будем.

Через полчаса Ярослав появляется на нашем участке и принимается потрошить сарай. Я же усилием заставляю себя отлипнуть от забора и иду готовить пирог из оставшихся яблок и корицы.

Замешиваю тесто, а сама поглядываю в окно и замираю.

Ярослав скинул футболку и работает в одних джинсах. Я даже теряюсь от этой картины.

У меня был только муж, других мужчин никогда не было, поэтому это зрелище вызывает во мне странные эмоции.

Сильная, поджарая, загорелая спина с двигающимися мышцами. Я настолько увлекаюсь лицезрением постороннего мужчины, что не слышу, как в дом кто-то входит.