Развод. Ты меня не достоин (книга 2)

Глава 1. Герман. Утром перед злополучным вечером.

Первая часть этой истории - роман “Измена. Я тебя не прощу”

Далее часть вторая

“РАЗВОД. ТЫ МЕНЯ НЕ ДОСТОИН”

Мария Шафран

АННОТАЦИЯ

– Давай обойдемся без сцен ревности. – цедит сквозь зубы муж, на его щеках играют желваки, – Вера, не нужно скандала на людях.

– О какой ревности ты говоришь, Матвей? Я хотела сама родить от тебя, а не узнать, что ты заделал ребенка любовнице, выдав ее за мнимую суррогатную мать! Я хочу с тобой развестись!

– Вера, угомонись! Развода не будет, потому что я люблю только тебя и пойду на все, чтобы ты осталась со мной! Ты меня поняла?! Дома поговорим. Не истери! Я все сказал, точка!

В тексте есть:

#развод;

#очень эмоционально;

#сложные отношения,

#предательство и измена;

#ХЭ, но не для всех;

***

Герман. Утром перед злополучным вечером.

Вечер выдался изумительный, шорох шин по асфальту и легкий запах цветущих деревьев наводит меня на романтические мысли.

Паркуюсь возле дома Матвея, выхожу из машины открываю заднюю дверь и останавливаюсь в смятении…меня уносит мысленно в далекое прошлое.

Выдыхаю, концентрируюсь на реальности, захлопываю водительские двери и бережно достаю с заднего сидения букет благоухающих лилий, их аромат такой нежный.
Думаю о том, что сейчас я увижу ее!
Столько лет прошло, а меня по прежнему бомбит даже от одного ее имени.

Верочка!

Ритмы блюза, что я слушал пока ехал ввергли меня в сомнения, я внутренне раздвоился. Понимаю, что это глупо звучит, но тем не менее это ничего не меняет.

Тот Герман, который априори статусный, успешный, уверенный в себе и знает, что ему нужно от жизни, остался там далеко в Америке, а этот... стоящий перед домом любимой женщины, пребывал в полнейшем раздрае.

Осознавание приходит вместе с острой душевной болью.

Даже там в Майами, погружаясь в дела, окунаясь в повседневность, я не мог о ней забыть полностью, невозможно выбросить из головы ту, что была твоей первой любовью. Не стираются эти файлы, навсегда они в голове прописаны, выжжены каленым железом в моей памяти.

Не затмила Веру ни одна из женщин, что были в моей холостяцкой жизни. Блондинки, брюнетки, рыженькие, я не был одиноким и как водится не был монахом, природа брала свое и я встречался со свободными женщинами, избегая разве что услуг проституток. Не считая их услуги для себя приемлемыми, хоть возможность всегда была, заказать любую из тех, кто очень дорого стоил.

Только как и о чем с ними говорить после того как все уже случилось в постели?

Особенно если ты из тех, для кого секс — это один из этапов общения, Чисто технические телодвижения меня привлекают не долго. Если женщина не цепляет характером, одной внешности ой как мало. Я из тех, кто ценит в отношениях понимание и глубину.

И ведь вот в чем дело… я любил Веру даже на расстоянии.

Мучился, помня, о том, что она девушка Мэта, его жена! И одновременно так жаждал обладать ею с такой безудержной силой, что когда я прилетел в Америку, считая что разорвал все свои старые связи, первое время почувствовал очень сильную боль, с меня словно с живого содрали кожу и все раны кровоточат, а потом спустя некоторое время, осталось лишь тихое душевное опустошение.

Но все равно, оно глодало меня изнутри. Яростно и неотступно!

Мои руки никогда не касались ее тела. Я знал, что не такая она, не станет марать себя отношениями за спиной у брата. Такая женщина принадлежит только одному мужчине. Нет, она никогда не заведет любовника на стороне. Для нее это было бы равно бесчестью.

Нажимаю кнопку звонка и слышу легкие шаги, дверь распахивается и я ныряю в глубину синих глаз, двух глубоких озер, дарящие мне неповторимый свет.

Я настолько обескуражен этой новой встречей с Верой, что на несколько секунд зависаю, в горле ком, сглатываю и хрипло произношу:

— Добрый день, то есть вечер…Вера. Я пришел сказать, что…, — мнусь и не знаю что ей сказать. Причинять боль любимым людям всегда очень сложно.

— Герман, здравствуй, какими судьбами, так вот о каком сюрпризе говорил утром Мэт, — она улыбается мягкой, обезоруживающей улыбкой. Почти как тогда, когда я видел ее последний раз в аэропорту и не смог сказать ей ни слова о своих чувствах.

***

Несколько лет назад.

Я стоял и ожидании, когда объявят регистрацию, рейс мой задерживался и мне было одновременно радостно и больно смотреть на Веру с Матвеем. Радостно от того, что эти двое счастливы и никого и ничего не замечают вокруг, и больно - ведь я третий лишний в их обалденной любовной истории. Как говорится в той песне: "Хэппи энд, но только не у меня!"

— Гера, может останешься, через неделю наша свадьба! Ну чего ты спешишь, никуда твоя Америка не денется, материк этот не провалится и цунами его не накроет, может сдашь все же билеты, — Мэт обнимает Веру за плечи, она прижимается к нему и видно, что эти двое довольны друг другом, они — единое целое.

— Герман, а правда оставайся, будешь дружком на нашей свадьбе, думаю галстук бабочка тебе будет к лицу. Я купила такие для всех мужчин, приглашенных на нашу свадьбу.

***

Воспоминания обжигают, и чтобы не потеряться в них еще больше, обращаю внимание на Веру.

Топчусь на крыльце большого дома, не решаясь войти. Ну как есть истинный придурок.

Ее голос, чистый, нежный… у меня аж сносит крышу, она стала еще красивее чем была прежде.

Глава 2. Герман. Она никогда не будет моей.

Герман. Она никогда не будет моей.

— Вы…, ой Гера, прости я хотела сказать “ты”, просто я от тебя отвыкла, — смеется звонко и так искренне. — Ты голодный? — спрашивает так как это делают только наши русские женщины, с теплотой и любовью.

Американки рациональные и где-то даже немного холодные. Им далеко до душевности наших женщин.

Прохожу в гостиную и неловкость моя лишь усиливается.

Черт! Ведь никогда не был таким неуверенным в себе, меня словно подменили и я не могу этому противиться.

Сам в шоке, что при взгляде в эти синие глаза, мне хочется свернуть горы, сделать что-то такое, от чего она будет радостно ликовать и смеяться.

Если прежде мне достаточно было по скайпу изредко слышать ее голос, знать что она очень счастлива, а о себе … о себе я все это время не думал. Мне хватало того, что у нее все хорошо пусть и с другим.

— Ты помнишь, что я люблю белые лилии? — спрашивает, а сама забирается на стул и тянется за вазой, стоящей высоко на антресоли.

Ее движения гибкие, стройные ноги на миг мелькают перед глазами, заставив меня затаить дыхание, и вот она ставит цветы в вазу, наблюдаю за ее плавными движениями, за тем как порхают ее кисти рук, за фигурой и изящной грацией.

— Да помню, и то что ты любишь алые розы, — звучит как укор, но я ничего не могу с этим поделать.

Вера словно выныривает из своих мыслей, проходит мимо, а я вдыхаю аромат ее духов, и уже жалею о том, что пришел в дом раньше Мэта. Двусмысленность ситуации, та что вижу и та, что в моей голове, … играет со мной очень злую шутку.

Вблизи, вживую не на фото, не в кружочке мессенджера, не в моих мыслях, она еще красивее. Только что радость от предстоящей встречи внушала мне уверенность и вот сейчас когда я ее вижу…

Черт! Если бы тогда... она выбрала меня…а не Матвея.

На таких как она хочется смотреть, боготворить, обладать, нежить, любить, дарить подарки, носить на руках, целовать, до исступления, до припухших губ, терять счет времени, раствориться в ней до рассвета, когда она засыпает в объятиях, уставшая и счастливая.

Любимая… та, которая никогда не будет моей.

— Гера, расскажи, как тебе там в Майами, ты стал другим, я сначала тебя даже не узнала. Такой внушительный, статусный, если бы встретила тебя на улице, скорее всего бы не узнала.
И да, тебе очень идет борода, — снова улыбка, которая ранит меня в самое сердце. Простой комплимент, но он для меня словно волшебная музыка.

— Да… как? Нормально, как и везде. Люди, практически кругом одинаковые, суетятся, стараются все успеть, бегут куда то, радуются мелочам и упускают что-то главное в своей жизни, потом сожалеют, начинаю все сначала. Может там за кордоном больше успешных, потому что там больше холодных и расчетливых, чем здесь у нас в стране.

— Ты говоришь у нас, словно и не уезжал, и знаешь, я только что заметила, а у тебя есть акцент, — от ее взгляда в сердце пожар.

— Да, увы, появился недавно, слишком редко говорю на русском, если честно, то мне попросту не с кем. По работе говорю в основном на английском, иногда на французском, редко на испанском.

Думаю, что с ней я бы говорил часами, а еще лучше слушал ее голос, он для меня будто музыка, я не следил бы за смыслом, просто бы слушал, слушал ее и все. Понимаю легенду о сиренах, которые виделись морякам в дальних плаваниях. Мужчины гибли, слыша сладострастные голоса, корабли летели на скалы и терпели крушение.

Примерно также как я сейчас... Вдребезги!

— А Матей? — вспоминаю о хозяине этого дома. — он...

— Он сказал, что заедет на старую квартиру, ему там нужно что-то забрать, а потом он говорил, что вернется обратно, но прошло уже больше двух часов, а его телефон не отвечает.
Я переживаю!

Стараюсь не задаваться вопросами, а лишь прогоняю на репите разговор с Мэтом, чтобы тут же вспомнить, что он собирался заехать к Веронике.

Смотрю на Веру и сокрушаюсь… Вот я сейчас точно такой вот моряк, когда падаю в ее синие глаза, когда мой “корабль” разбивается снова и снова об острые скалы.

— Герман, я набираю Мэту уже в пятый раз, но только он не берет трубку. Обычно он мне перезванивает, — на ее лицо набегает тень от волнения.

— Вер, не тревожься, он у одного своего.. эм… , друга, я знаю где это. Давай так, я сейчас за ним смотаюсь, и мы вернемся с ним вдвоем.

— Гера, я была бы тебе признательна,— ее взгляд теплеет, и я ликую, не показываю своих эмоций, но внутри меня с бубнами танцуют ритуальные танцы лихие Американские индейцы.

— Я скоро, — делаю глубокий вдох, — позвони Сергею Михайловичу. Я у него еще не был, думаю, что надо будет нанести ему визит вежливости.

— Ты решился? — смотрит пристально, знает о том, что у нас с ним были не простые отношения.

— Вер, столько лет прошло, пора бы уже, наши с Мэтом отцы часто ссорились, но как говорили в прошлом столетии: “Сын за отца не отвечает”. Пора бы уже поставить точку в этой давней запутанной истории.

Выхожу на крыльцо, достаю мобилу и набираю Матвею. Да действительно абонент не абонент.

Вспомнилось невзначай как отец говорил, что на чужом несчастьи счастья не построишь, и наверное он прав, но вот как быть тогда мне со своим счастьем?

Визуализация 1.

Дорогие мои, хочу показать вам наших героев. Прошу любить и жаловать

герои романа "Развод. Ты меня не достоин".

Матвей Дёмин

Вера Дёмина, жена Матвея

Герман Озеров, двоюродный брат Матвея

Глава 3. Матвей. Злополучный вечер.

Матвей.

С шумом втягивая воздух, когда Вера ложится рядом со мной в постель.

Вижу ее красивую, ладную фигурку в тонкой светлой сорочке, бретелька чуть-чуть приспущена, касаюсь ее шелковистой гладкой кожи, провожу по тонким ключицам тыльной стороной ладони. Обнимаю и крепко прижимаю к себе.

Красавица моя! Нежная моя, ласковая моя девочка.

Она пытается встать с постели, смеюсь, хватаю ее за талию и не отпускаю, сграбастываю в охапку и целую, зарываясь в водопад из шелковистых, вкусно пахнущих волос.

Вырывается, смеется, а я лишь усиливаю напор, заглядываю в синие глаза. Целую, до одури, я готов ее носить на руках и не отпускать, лишь бы она была рядом со мной!

Ласковая, любимая! МОЯ!

На меня накатывает нежность. а за ней приходит сладкая, убаюкивающая сознанье истома, разливается медовой патокой нега и благодать.

Моя девочка стоит обнаженная на берегу бушующего океана. вода чистая-чистая, такая же синяя, как распахнутые большие глаза Веры.

Она прикусывает нижнюю губу, по моим венам бежит жаркая лава. Желание будоражит и накрывает штормовой волной, губы пересыхают, почему-то очень хочется пить.

На лицо льется прохладная вода, приносящая облегчение, пью жадно, глотаю ледяную воду, она немного охлаждает мой пыл и нетерпение.

Оборачиваюсь, с удивлением вижу пустынный и пересохший берег, сухая потрескавшаяся земля, комья ила под ногами, горячий ветер обжигает лицо, спотыкаюсь о торчащую кочку и падаю вперед лицом, выставляю ладони, чтобы хоть как-то защититься от удара.

“Вера”, — шепчу одними губами, тянусь к ней что есть силы, но ее уже нет рядом.

" Прости", — выдыхаю, прикрываю глаза, глажу длинные шелковистые волосы аромат которых так меня манит и возбуждает. Он другой, тягучий, новый, непривычный, сладкий.

" За что? Мэт, за что?"— слышу словно в тумане голос Веры тихий и такой нежный, но вместе с тем такой печальный и отстраненный, ее силуэт удаляется от меня прочь. Хочу догнать, обнять, нежить ее в объятьях, но лишь хватаю холодную пустоту и сокрушенно шепчу:

"Вера, где ты Вера, вернись ко мне Вера! "

***

Кто-то так сильно трясет меня, что кажется будто в доме землетрясение, по шкале как минимум от пяти, а то и до восьми баллов.

Да нет все десять и мне похоже не выжить в этой кромешной, непроглядной тьме.

Мне не сразу удается открыть глаза, веки тяжелые, они слипаются. Тело отказывается подчиняться и просто складывается пополам.

Охренеть, как же тяжко дышится! Виски будто в огне!

Глухо кашляю, лишь знакомый голос, в котором слышатся истерические нотки приводит меня в чувство.

— Что вы делаете! Отпустите его, перестаньте я вам говорю, — долетает до меня сквозь белую пелену.

Усилием воли разлепляю глаза, их режет от яркого, бьющего в глаза света.

Вижу перед собой разъяренное лицо Германа, пытаюсь сфокусировать поплывшее зрение, удается мне это плохо. Мотаю головой, бьюсь обо что-то твердое.

Отбиваюсь от брата, что за дьявол в него вселился. Трясет меня как грушу на даче у соседа.

Помню мы в детстве залезли в чужой сад, соблазнились плодами чужого труда, за что были потом выдраны отцовским ремнем и лишены прогулок на целую неделю.

— Герка, да какого хрена? Отпусти ты меня, — отлетаю назад и бьюсь затылком о спинку дивана. — Оу, бл..ь, … больно же, что ты делаешь?

— I fucking hate you! [1] Мэт, сукин ты сын, и конченное трепло! Зачем? Ну скажи зачем, мать твою? — орет так громко, что в голове звучат громким набатом его бранные слова.

— Отпустите его, пожалуйста, не надо! Что вы делаете, вы его сейчас задушите, — визжит Вероника, повисая на руке Германа.

— Да с превеликим удовольствием, я просто мечтаю это сделать, вот просто руки чешутся набить ему морду.

— Вы сумасшедший? — уже мать Вероники пытается оттащить от меня брата, — вы его точно убьете.

С трудом приподнимаюсь, вижу, как Вероника вцепляется острыми ноготками в руку Германа.

— Ах ты мелкая погань, — басит брат, — смазливая белобрысая дрянь, ты еще ответишь за свои подлые делишки. вспомнишь еще мои слова, я тебя предупредил.

— Что вы себе позволяете! — вступается за дочь Альбина Георгиевна, — по какому праву вы оскорбляете мою дочь, ворвались в чужой дом и кричите тут на всех! Кто вы вообще такой?

— Сгинь стерва старая, пока я тебя не пригвоздил/

— Да заткнитесь вы уже все, что вы так орете, и дайте воды, будьте людьми! Пить хочется!

Гера я ни хрена не понимаю, в чем я перед тобой виноват, что ты как в детстве решил мне навалять по полной.

— Не оправдывайтесь, не старайся, — грохочет Герман, — все равно тебе и вам всем это не поможет и с рук точно не сойдет. Я выведу всех вас на чистую воду, ...мать вашу!

Вижу как Герман что-то ищет, методично перебирает вещи Вероники, и когда его взгляд останавливается на подаренной им бежевой сумочке, он сцепив зубы хватает ее и вытряхивает все содержимое прямо на пол.

С треской вниз летят: дорогая косметика Ники, маленький флакончик духов, паспорт, пудреница шмякается, раскрывается и приземлившись, ложится светлой, мелкой крошкой на темный виниловый пол.

Охренеть, не встать.

— Что вы делаете, а? Какой вы мелочный, забирать у девушки подарки, это так низко и не красиво.

— Послушайте, эм… как вас там по имени отчеству, лучше закройте свой поганый рот, пока я его вам не закрыл собственноручно.

— Хам, я про вас так сразу и подумала, только внешность у вас респектабельная, а на самом деле вы оказывается страшный жмот, — Альбина Георгиевна поднимает то что скатилось с дивана, и с оскорбленным лицом просит Мэта:

— Матвей Сергеевич, почему этот… эм… мужчина позволяет говорить плохо о Никусе?

— Я еще даже не начинал, — рычит Герман, и на вашем месте, я бы придержал язык за зубами.

Глава 4. Матвей. Разъяренный братец.

Матвей.

— Мать твою, … какого хрена, Гера? Ты что спятил? — голос прорезался, и я кричу, чтобы получить ответ от беснующегося и разъяренного брата.

Желательно вразумительный, а не вот это вот ВСЕ!

— Мэт, я не испытываю к тебе ничего кроме презрения и сожалею, что мы с тобой братья.

Герман поворачивается и бросает короткую фразу Веронике:

— Спасибо за теплый прием, и вам мэм всего и помногу, но похоже что мне уже пора.

Мэт, счастливо оставаться, вы вдвоем с ней, — он жестом указывает на Нику, — неподражаемы и стоите друг друга. Желаю вам счастья в личной и особенно семейной жизни, наслаждайтесь обществом друг друга. А мне больше не звони.

— Гера, ты издеваешься надо мной, может все-таки объяснишь какого хрена?

— Нет, Матвей, расхлебывай все сам. Я уже все решил для себя и не обязан перед тобой отчитываться, — глаза Германа мечут в меня злые молнии. — Я тебе не верю, не надо делать из меня идиота.

Мне кажется все дурным сном, от Германа разве что не искрит.

— Гера подожди, мы же с тобой должны все исправить, а как же …, — не успеваю договорить, ответом мне служит громкий хлопок входной двери и истерический визг Вероники.

Присаживаюсь на диван. Проваливаюсь в пустоту, голова кружится, в висках стучат удары маленьких молоточков.

На силу открываю слипающиеся глаза. Ощущение смертельной усталости и какого-то отупения.

— Матвей Сергеевич, кто этот мужчина и почему он на вас накинулся, я ничего не понимаю. Ника детка, ты говорила, что у вас с Матвеем образцовая и порядочная семья, и вы готовитесь к свадьбе. Что все это значит?

Свадьба. образцовая семья? Что несет эта женщина?

Какая к черту свадьба, о чем говорит Альбина Георгиевна? Почему она вообще здесь?

Опускаю вниз глаза и вижу свои голые ступни.

Пошатываясь, осматриваю себя и комнату, замечаю, что стою в одних боксерах, оглядываюсь в поисках своих вещей, с трудом натягиваю брюки, надеваю рубашку.

Руки не слушаются, я не могу застегнуть пуговицы, пальцы словно деревянные, еле-еле застегиваю ремень на брюках. Нагибаюсь в поисках носков, нахожу один под диваном, а второй… вывернутый и брошенный, лежит одиноко на кресле.

Совершенно не помню, чтобы я раздевался, в голове дико шумит, фокусирую взгляд и смотрю на наручные часы.

Если я и спал, почему я не снял часы, как это делаю обычно?

Смотрю на Веронику, почему она стоит передо мной в одной сорочке?

За окном темно, а я вроде пришел сюда около семи вечера, помню что вошел и сел за стол. Что-то ел и пил… А дальше… сплошная черная пустота и провалы в памяти.

Не могу сообразить, что произошло, от слова совсем.

Мне нужно отсюда поскорее убраться, инстинкт самосохранения твердит, что лучше сейчас молчать, чтобы не брякнуть лишнего.

Все остальное после, на сегодня мой лимит исчерпан, морда крепко побита собственным братом, ощупываю рукой челюсть, вроде цела.

У Герки удар еще с универа хорошо поставлен, и раз зубы на месте, то это уже хорошо. Считай мне адски повезло.

Единственное, что я хочу оказаться дома и рухнуть в кровать. Нестерпимо болит голова и от этого трудности с восприятием реальности.

— Матвей, — слышу голос Вероники, — ну куда вы, — на меня в упор смотрит Альбина Георгиевна, — то есть я хотела сказать ты... Зачем уходишь на ночь глядя, отдохни, тебе нужно выспаться, а вот завтра …

Лишь качаю в ответ головой, забирая из ее рук свою мобилу. Вижу, что телефон разрядился в ноль и его мне не включить.

На часах половина одиннадцатого.

Ага, утро вечера мудренее, как в сказке, только для меня это ни фига не сказка, а скорее триллер со мной в главной роли.

***

Я не помню как я добрался до дома, кажется я поймал пролетавшее мимо такси, с трудом открыл входные двери дома, и как был в рубашке и брюках растянулся в гостиной на диване,

Я не пошел спать наверх в спальню, чтобы не разбудить ненароком Веру, краешком затуманенного мозга, предположив, что она уже спит.

Всю оставшуюся ночь мне снились кошмары, перед глазами мелькало разъяренное лицо Германа, рядом кружил улыбающийся Быстрицкий под руку с Вероникой, а издали на меня смотрела с укором в глазах печальная Вера.

Я вздрагивал, просыпался, плелся в ванну, умывался, чтобы снять сильный жар, жадно пил холодную воду прямо из под крана, пару раз меня вывернуло наизнанку, но облегчения это не принесло.

И почти уже под утром, когда уже рассвело, я проснулся от того, что кто-то сильно тряс меня за плечи.

Глава 5. Вера.Уходи, я не могу тебя больше видеть.

Вера.

Вечер на исходе, я… я все сижу и жду Матвея, после еще два часа пытаюсь дозвониться до Германа, но он только упрямо сбрасывает мой входящий звонок, а потом вообще отключает телефон.

Удивительно, но на Геру это совсем не похоже. Он ушел в таком благодушном настроении, улыбался, подарил мне разные вкусности, мы вместе пили чай, пока ждали Матвея.

Белые лилии стоят в вазе и благоухают, мне не в чем упрекнуть Германа. Да он сначала вел себя натянуто, а потом расслабился, мы болтали о пустяках, и я смеялась его ненавязчивым шуткам и анекдотам, почти также как когда-то в студенческие времена.

Около десяти слышу внизу шум, ну наконец-то. Явление Христа народу, чувствую, что начинаю злиться на мужа. Мог бы и позвонить, когда увидел мои пропущенные.

Спускаюсь по лестнице и вижу, как Матвей вусмерть пьяный приземляется на диван в гостиной.

О майн гад, ну, где же его носило? А ведь Герман сказал, что поехал за ним к его другу.

Скорее всего мужчины, решили отметить пламенно встречу и сделали это по-мужски и конечно же без меня! Получилось у них это видимо с огоньком!

Стаскиваю с ног Мэта туфли. Ну что ж с каждым иногда бывает, как говорится редко, но метко, за все время нашего брака, Мэт так нарезался в третий раз.

Открывает глаза и смотрит на меня мутным и потерянным взглядом.

— Вера, это ты, — его голос срывается на хрип. — Как хорошо, что я уже дома.

— Спи Мэт. Разговаривать сейчас с тобой бесполезно. Ну хотя бы пришел и на том спасибо, остальное давай уже обсудим завтра.

Снимаю с Матвея рубашку, кидаю ее в стирку, возвращаюсь и вижу, как он крутится, чтобы найти удобное положение. Лицо бледное и осунувшееся, кому-то завтра будет очень и очень плохо.

Машу рукой, пусть спит в брюках. Укрываю мужа пледом, на случай если все же он замерзнет, уже завтра я у него спрошу, поговорю прямо с пристрастием, где они с Германом так славно надрались до невменяемого состояния.

Мне немного обидно, вот и готовь после этого мужчинам классное застолье, а они предпочитают зависнуть в ближайшем пабе и оттянуться там по полной.

Возвращаюсь в спальню, спать мне совсем не хочется, решаю посмотреть фильм и долго выбираю среди ранее отложенных в Ютубе сериалов, останавливаясь на слезливой мелодраме, но потом ловлю себя на том, что думаю о нас с Матвеем.

Нужно поговорить о том, что я решила повременить с подсадкой эмбриона и хочу отдохнуть от всех медицинских манипуляций. Что-то чувствую себя неважно, аппетит то есть, то нет, хорошо бы поехать к маме на дачу.

Завтра воскресенье, но как вспомню, что там будет отчим сажать рассаду, все желание вмиг пропадает и не потому, что я белоручка, я всегда готова помочь.

Он опять будет дразнить что я мамина “куколка”, которая никак не станет “бабочкой” и советовать найти работу, а не быть иждивенкой у мужа.

Нехотя отключаю будильник, двигаю в сторону ползунок, чтобы завтра выспаться мне не нужно вставать рано и уже готова отключить телефон, как звук входящего сообщения привлекает мое внимание.

Открываю и вижу входящее видео, оно долго грузится, и я нажимаю на белый треугольник, вижу крепкое мужское тело со спины, знакомые мускулистые руки обнимают какую-то блондинку, касаются ее красивого лица и длинной шеи.

Сердце начинает частить, а дыхание замирает. Судорожно перевожу дух.

Хочу разглядеть повнимательнее, но видео исчезает, будто его и не было вовсе.

Вздыхаю, наверное, мне померещилось, ну мало ли похожих мужских рук, скорее всего кто-то отправил по ошибке, но тут же его место занимает второе, где я вижу Матвея под руку с красивой и молодой девушкой.

И это снова та же блондинка! Ее я разглядела очень хорошо.

Они садятся в машину, Матвей открывает ей двери, галантный и как всегда такой предупредительный.

Только хочу сохранить эти кадры в телефоне как видео снова пропадает и мне уже становится не по себе.

Что за шутки?

Бросаю взгляд на настенные часы, половина первого, кто в такое время будет слать мне видео и фото? Когда получаю третье по счету мне уже совершенно плевать и на позднее время и на то, что муж пьян.

Я хочу знать, кто стоит за этими кадрами.

***

— Матвей, проснись! — я трясу мужа за плечо, я просто не смогу ждать до утра. Пусть сейчас всё расскажет или я окончательно сойду с ума.

— Вера, почему ты кричишь? Что случилось? — спросонья его голос хриплый и от того словно царапает мою израненную душу.

— Что это? Я тебя спрашиваю, — мои руки дрожат, — лихорадочно тычу в экран телефона, на котором мой муж рядом с какой-то смазливой блондинкой.

Они стоят на фоне здания Медцентра, позади роддома, довольные и счастливые. У нее в руках большой букет алых роз, а у моего мужа— новорожденный ребенок.

— Откуда у тебя это? — задает вопрос муж, его глаза смотрят не мигая, отстраненно и жестко. Белки его глаз красные и воспаленные, а вид измученный.

— Прислали доброжелатели! — говорю в ответ, всё еще не веря в происходящее.

— Вера, послушай…, я правда не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так, я собирался тебе всё рассказать, но всё время откладывал…Мне нужно было докопаться до истины, я боялся ошибиться и навредить, сделать еще хуже…

Ты можешь зачать ребенка, и я вовсе не бесплоден, я выбрасывал твои таблетки, я смывал их в унитаз, а взамен насыпал витамины, чтобы твой организм восстановился.

—Что ты несешь? Мэт, не смей мне врать! Где ты был весь прошлый вечер? — я сжимаю телефон, мои пальцы белеют, выделяются на фоне черного чехла новенького айфона, подаренного мужем на день рождение. — Мне прислали видео, но потом удалили и я видела, что это был ты.

— Я, гм… ну мы же взрослые люди…Да так бывает, я тебе…скорее всего… изменил. Наверное, я сам не знаю. Я был не в себе, мне было очень плохо, я и сейчас еще не пришел в себя.

— То есть я все верно поняла? Ты мне изменял? А на фото это твой ребенок, Мэт?!