- Что ты тут делаешь? - входя в номер своего отеля, дверь которого оказалась открытой, я застываю на пороге.
Сердце ухает вниз и, кажется, пробивает пару этажей - никакие бетонные перекрытия не остановят такую силу.
У моей кровати, к счастью, аккуратно застеленной - видимо, горничная уже приходила, стоит мой бывший муж.
Как ни в чем не бывало.
Как будто имеет полное право здесь находиться.
И, более того, смотрит на меня в упор с претензией - даже, я бы сказала, угрозой - во взгляде серых глаз. Хотя это у меня должны быть претензии к нему за то, что он вскрыл дверь моего номера.
Вряд ли его кто-то впустил. Это приличный отель, и здесь не пускают кого попало в чужие номера.
Даже если "кто попало" - это известный футболист, звезда столичного клуба Артем Дубровский.
- Что тебе нужно, Артем? Зачем ты пришел? - вновь спрашиваю, опуская сумочку на кресло неподалеку от двери. - Уходи, пожалуйста. Я устала и хочу отдохнуть.
- Когда ты собиралась мне сказать?
- О чем? - не понимаю я.
Точнее, делаю вид, что не понимаю. Я очень хочу не понимать. Потому что то, о чем я подумала в первую же секунду, как увидела его, хуже, чем любая другая причина.
В сто миллионов раз хуже.
"Только не это, пусть он не знает. Пожалуйста", повторяю про себя как мантру.
И в этот момент мой глаз цепляется за фотографию в рамке, стоящую на прикроватной тумбочке.
Все внутри меня холодеет, буквально покрывается коркой льда.
О, Боже! Как я могла оставить ее тут?!
Зачем, вообще, достала ее из чемодана?.. Зачем привезла с собой?..
Когда наши глаза снова встречаются, я нервно сглатываю, но комок в горле не исчезает.
- Об этом, - едва заметно качает он головой на фото.
Там я с моей дочерью.
Нашей дочерью...
Я отвожу взгляд - никогда не была хорошей лгуньей, а врать, глядя в глаза - это особый вид искусства, которому почти невозможно научиться.
- Кто это? - спрашивает Артем.
- Моя дочь, - отвечаю с вызовом, на этот раз уверенно встречая его взгляд.
Я тренировалась, и я смогла.
- И сколько лет твоей дочери?
"Ровно на двадцать пять меньше, чем тебе, Дубровский…" некстати проносится мысль, а вслух я отвечаю:
- Какое это имеет значение?
- То, что я думаю - нет, я уверен - она моя дочь. Я ее отец.
- Нет, - еле слышно шепчу я - голос мне отказал.
В самый ответственный момент.
Я думала, я справлюсь.
Была уверена, что, если вдруг он когда-нибудь узнает о дочери, я смогу защищать себя и своего ребенка, но сдаюсь на первой же минуте матча…
- Нет, ты не отец, Дубровский, - все же беру себя в руки и отвечаю твердо и независимо. - Забудь о ней и обо мне. Ты нам никто.
- Валерик, тут это… - мямлит в трубку Оксана, жена Богдана Реброва, они с моим Артемом играют в одной команде.
Вообще-то мы не подруги. Ну да, встречаемся на общих мероприятиях и вечеринках, устраиваемых командой или для команды, и в сборной тоже - в те игры, в которые ее Богдан попадает в состав. Но Оксана упорно фамильярничает со мной, называя Валериком. Я уже просила ее так не делать, но она не слышит.
- Что такое, Оксан? - спрашиваю с легким раздражением - мне не очень удобно сейчас говорить по телефону, я готовлю мужу его любимые шоколадные фонданы, и как раз сейчас занимаюсь тестом.
Поэтом руки у меня в шоколадно-яичной массе и муке, и, ответив на ее звонок, мне приходится плечом прижимать телефон к уху - наушники из сумочки мне сейчас не выудить. боюсь уронить, а она никак не скажет, зачем звонит.
Ну что за люди?..
- Тут это… - повторяет она снова. - Я видела… - Может, конечно, это ничего не значит, но… - и, наконец, ее прорывает, она начинает трещать быстро, но как-то неуверенно - да что с ней такое?.. - В общем, я ничего не утверждаю, но только что видела, как твой Артемка разговаривал с какой-то очень развязной девицей. Такой, знаешь, ноги от ушей, титьки вываливаются и остальное почти ничего не прикрыто.
- Разговаривал и что? - не понимаю я, зачем мне из-за этого звонить.
Только зря отвлекла… Из-за нее я перепутала кнопки и вместо того, чтобы выключить миксер, прибавила скорости. И теперь шоколадные брызги не только на мне, но и на столе, на стене и даже на кофемашине!
- Ну, подруга, он так разговаривал, - в ее голосе появляются нотки возмущения, - что я подумала, он прям сейчас прижмет ее к стенке и возьмет прямо там, в коридоре тренировочного центра!
Что?! Что за бред?! Мой Артем?!
Сердце резко срывается вниз, словно в груди лопаются держащие его туго натянутые тросы. Не может быть! Нет!
Мой Артем зажимает какую-то женщину в коридоре?! Тискается с ней по углам, никого не стесняясь… Нет, я знаю, что он может, мы вместе можем… могли раньше. Но чтобы он и другая…
Не могу в это поверить!
Это просто неправда!
- Знаешь, Оксан, - начинаю возражать ей ледяным голосом - и потому что зла на то, что она наговаривает на мужа, и потому что внутри меня и правда все похолодело от ее слов.
Я не верю ей, и все же меня сковало льдом.
Но она перебивает:
- А, увидев меня, они тут же отлипли друг от друга и разбежались по разным сторонам. Как ветром их сдуло. Артем так быстро пробежал мимо меня, что я едва не простудилась от сквозняка.
"Да лучше б ты насмерть замерзла", появляется у меня непрошенная мысль, но я прикусываю себе язык - это грубо.
Нет… Нет, я отказываюсь ей верить. Ей что-то показалось. Все было как-то не так. Это просто не может быть правдой. Они просто разговаривали и все. Мало ли как эта девушка одета, каждый имеет право одеваться как ему нравится, и мы не вправе судить по одежке.
- И все же я не думаю… - теперь уже не так твердо, но все же уверенно отвечаю, отмахиваясь от гадких картинок, рисуемых воображением - и зачем оно у меня такое живое?..
- Ну как знаешь, подруга, не хочешь - не верь, - не дослушивает Реброва. - Повторю - я ничего не утверждаю. Но, считаю своим долгом предупредить. Ты знаешь, в наших кругах измены жене - далеко не редкость. Бывших жен футболистов куда больше, чем нынешних… Я бы на твоем месте хотя бы позвонила ему. Вдруг они встретились в другом углу… В общем, я рассказала, что видела, а выводы делай сама. Чао!
Она разрывает звонок и, кажется, ее обидело, что я не оценила ее широкий жест. Она хотела помочь мне по-дружески, а я…
"Прижмет ее к стенке и возьмет прямо там, в коридоре" - снова проносятся в голове ее уничтожающие слова.
В этот момент я напрочь забываю о телефоне, и он все же выскальзывает из моего некрепкого захвата и плюхается аккуратно в чашу с жидким тестом. С такой любовью приготовленного…
Телефон тонет в темно-коричневой жиже, бесславно, как "Титаник".
Качая головой, вытаскиваю гаджет из шоколадной массы и, оторвав от рулона бумажное полотенце, кладу на него.
Не знаю, удастся ли спасти телефон, но тесто безнадежно испорчено и придется начинать сначала. Ингредиенты у меня есть, и я вновь достаю из холодильника масло.
И замираю с пачкой в руке.
"Что, ты будешь дальше готовить?" спрашиваю себя сама. "Продолжишь как ни в чем не бывало?! Даже не позвонишь Артему, чтобы проверить, где он сейчас?"
Смотрю на испачканный телефон - с него не позвонишь. Но у меня есть второй, для контактов со сми - я работаю личным пиарщиком мужа, и мне просто необходим наряду с личным номером публичный - иначе я рехнусь от количества поступаемых звонков. А тот телефон всегда на беззвучном. Я просматриваю его только когда веду активную переписку.
Вымыв руки, достаю второй мобильник, набираю мужу - нет ответа.
Набираю еще раз - после третьего гудка включается автоответчик.
Сбрасываю - у меня нет сообщения для абонента. Он нужен мне сам.
На стоянке у тренировочного центра я оказываюсь очень быстро. Как удобно, что мы живем недалеко. База за городом и наш поселок на том же шоссе.
По дороге все же передумываю и звоню в секретариат, спрашиваю, закончилась ли сегодняшняя тренировка. Мне ответили утвердительно и что все футболисты уже разъехались.
Я уже думала повернуть домой, но решаю все же проверить. Дубровскому больше не звоню - ему не нужно знать, что я приезжала. Не хочу, чтобы он разочаровался во мне.
Я все же надеюсь - нет, я уверена, что если девушка-администратор что-то перепутала и Артем не уехал, а все еще находится на территории центра, то это не из-за соблазнительных прелестей - со слов Оксаны - той девицы, а по работе. Мой муж ответственно относится к своему делу, не отрабатывает номер и просто получает деньги. Он впахивает. И я знаю, у них бывают личные беседы с тренером, какие-то обсуждения, корректировки - разные штуки, в которые я не особо вникаю.
Я очень - ОЧЕНЬ - хочу верить мужу.
И я ему верю!
Артем не мог. Просто не мог поступить так со мной.
С нами.
Не сейчас, когда мы столько сил и энергии тратим на то, чтобы зачать ребенка, которого так хотим. Оба. И оба многим жертвуем, чтобы все у нас, наконец, получилось. Врач говорит, что все у нас обоих нормально, но зачатие все не происходит…
Он безупречный муж. Он поддерживает меня, он проходит со мной все процедуры, ни от чего не отказывается, он - моя половинка!
Как он утешал меня, баюкал на руках, когда я рыдала в прошлый раз, когда у меня вместо желанной задержки снова начались месячные.
Он всегда находит для меня время и утешающие слова.
"Потерпи, малыш", сказал мне любимый сегодня утром, уходя на тренировку, "Скоро сезон закончится и мы, наконец, поедем отдыхать. Там у нас точно получится малого заделать. Вот увидишь. Безо всяких дурацких схем. Просто здоровый качественный секс в больших количествах. Я прописываю его вам, госпожа Дубровская".
После этих слов он точно не мог предать меня. Ни за что!
В полном отчаянии бью по педали тормоза, машина встает колом и глохнет у края стоянки.
Пустой.
Че-е-ерт!
Артем же говорил, что у них из-за ремонта входной группы вход теперь с другой стороны, с западной. Неудивительно, что на этой парковки нет ни одной машины, даже персонала, не то что футболистов - никому неохота обходить огромную территорию по периметру.
Хочу вновь нажать кнопку завода двигателя, чтобы объехать спортивный комплекс, как слева и сзади от меня вдруг раздается резкий сигнал клаксона.
Оборачиваюсь на звук.
Там машина. В самом дальнем углу, ближе к лесу, в тени деревьев.
Хм. Тоже заблудились, как и я?
Но зачем тогда встали так далеко, как будто прячутся. Я ведь и не заметила их сразу, и вообще бы не заметила, если бы не сигнал. Это они мне сигналили?
Но больше звуков не издают.
Я не могу оторвать взгляда от машины, сердце странно щемит. Да, марка такая же как у мужа, но мало ли в городе "Гелендвагенов", и еще больше черных. Да у них в команде такой не у одного человека - футболисты любят выпендриться. И Артем не исключение.
Машина стоит боком ко мне, поэтому номера не видны.
И все равно я не могу отделаться от ощущения, что мне нужно подойти к тачке.
Именно подойти, а не подъехать, чтобы не выдать себя звуком мотора и шорохом шин по асфальту.
Я выхожу из своей "Ауди" и, не хлопая дверью, иду к "Гелику". Стекла тонированные, что происходит в салоне, не видно.
Я, можно сказать, крадусь, и вдруг вздрагиваю всем телом, когда снова раздается резкий сигнал. Сердце от испуга начинает стучать как бешенное.
Но я уже достаточно близко, поэтому слышу после сигнала приглушенный смех. В тачке кто-то есть.
И не только смех об этом говорит. Об этом кричит еще и ритмичное покачивание кузова. Сомнений нет - в этом "Мерсе" кто-то занимается сексом…
В машине как у моего мужа. Возле тренировочного центра его команды. В тот день, когда его видели зажимающимся в углу с какой-то девкой…
Сердце вновь пружинит куда-то вниз. А я, уже не скрываясь и не медля, подлетаю к тачке и дергаю за ручку водительской двери.
И в ужасе закрываю рот рукой.
Нет, нет-нет. Нееееет!
Мои глаза застывают и мгновенно сохнут, когда им открывается то, что внутри салона.
На чуть отодвинутом назад водительском кресле верхом на моем муже скачет девица.
В точности такая, какой ее описала Оксана - развязная и с голым задом. Сейчас в прямом смысле слова.
Ее короткое платье задрано, собрано тканевым обручем вокруг талии.
И на сигнал она, очевидно, тоже нажимала своим задом. Музыкального сопровождения захотелось… Надеюсь, он после этого хоть протрет руль…
Хотя какое мне дело? Мне за него не садиться.
Все эти мысли проносятся фоном, пока я в шоке таращусь на мужа. В глазах стоят слезы.
- Лера! - наполняются страхом глаза мужа. - Лера, что ты… Закрой…
Он не договаривает, предпринимая попытку скинуть девицу с себя, но та продолжает увлеченно скакать, словно ничего вокруг не замечает и не слышала, что дверь открылась.
Типа не поняла.
Ее голова задрана к потолку, она сладостно стонет, а у меня к горлу подкатывает тошнота.
Мерзость!
Будучи не в силах больше на них смотреть, я толкаю дверь, захлопывая ее, как Артем и просил, и опираюсь рукой на крыло "Мерса". Ноги подкашиваются, я едва стою на них. Без поддержки просто рухну на землю.
И идти я не в состоянии, хотя мне хочется бежать отсюда. Бежать как можно дальше.
Не домой, не к машине, а куда-нибудь в лес. Где меня не найдут.
Где нет Артема и нет этой его бесстыдной шлюхи.
Все еще зажимая рот рукой, я чувствую, что задыхаюсь, что мне не хватает воздуха. Делаю судорожный вдох и вновь ощущаю сильные рвотные позывы.
Господи, что это?.. Почему мне так плохо? Я должна быть сильной, должна дать им отпор, а я как размазня.
Мне бы хоть немного сил, чтобы вновь открыть эту дверь и выволочь гадину за волосы из машины. Нашей машины!
Стащить блудницу с моего мужа и приложить мордой об капот пару раз.
И изменнику подлому орудие измены дверцей бы прищемить. Случайно. Неоднократно.
Но я лишь судорожно хватаю ртом воздух и мечтаю о машине времени, чтобы вернуться на пару часов назад и не отвечать на звонок Оксаны.
И что, и дальше жить наивной дурой, не подозревая, что любимый муж меня обманывает? Нет уж. Лучше один раз ампутация, чем всю жизнь в розовых очках.
Я делаю попытку отлипнуть от крыла, на котором почти лежу, и в эту секунду дверь вновь открывается. Наружу вываливается - буквально - Артем. В распахнутой рубашке, с расстегнутой ширинкой и перекошенным лицом.
- Лера. Какого хрена ты тут делаешь? - сходу набрасывается на меня. - Зачем ты приехала? Тебе эта идиотка Реброва позвонила?
Заметив, куда устремлен мой взгляд, резко дергает собачку на молнии джинсов вверх.
Дышать, вроде, стало легче.
- Какое это имеет значение? Сейчас, - слабым голосом отвечаю я, едва удерживая себя в сознании.
Оно на грани полной отключки.
Перед глазами все плывет, меня жутко мутит, во рту пересохло, глаза жжет тоже от сухости, а ноги как арбузное желе.
- Ты, что, следишь за мной? - снова наезжает он, как будто не замечая моего состояния.
- Слежу? Я Лава-кейки готовила… - возражаю еле слышно.
- Какие Лава-кейки? А… - доходит до него. - Вот и готовила бы дальше. Не надо лезть в мои дела, если хочешь сохранить нашу семью.
- Не хочу, - бормочу я и, видимо, окончательно отключаюсь, потому что вдруг наступает ночь, а Артем кричит нечеловеческим голосом:
- Лераааа!
Артём
- Что это твоя жена притащилась? Че ей дома не сидится?
- Заткнись, Камила! - срываюсь на нее, поднимаясь на ноги с обмякшим телом Леры на руках.
Я чудом успел подхватить жену, когда она резко осела на землю. Ее как будто выключили, прямо на глазах.
- Не ори на меня! - визгливо огрызается та. - Я тебе не девка какая-то.
Усмехаюсь - с этим я бы поспорил…
- Просто замолкни и вызови скорую, - прошу, понизив градус общения.
Что делать при обмороке, кроме этого, я не в курсе. Что-то нам рассказывали на курсах первой помощи, но я их все прое… пропустил, короче.
- Не буду я никуда звонить. Я не нанималась ей помогать! Ты, вообще, должен бы…
- Камила! - цежу угрожающе и предупреждаю взглядом.
Но она в ответ лишь фыркает и, развернувшись, идет к входу.
"Счастливого пути", стреляю взглядом ей вслед.
Зацепив кончиками пальцев ручку, дергаю ее на себя и перехватываю край дверцы, чтобы не закрылась. Открываю ее шире и, посадив Леру на сиденье, сильнее наклоняю спинку - чтобы ей было удобно.
В груди стучит учащенно и как будто неровно. Сбоит моторчик - да, черт, волнуюсь. При мне еще в обморок не падали.
Выхватываю телефон из заднего кармана, суетливо набираю 103.
Скорей, б…
- Але. Приезжайте срочно, женщина потеряла сознание, - опустив приветствие, начинаю с главного, добавив адрес базы. - Валерия Андреевна Дубровская, двадцать три года. Да. Нет, не было. Не знаю. Нет, не беременна. Точно известно. Я ее муж. Скорее, пожалуйста, мы в лесу.
На базе тоже есть медкабинет, но в отсутствии команды они в очень усеченном составе. Да и время уже позднее, вряд ли кто-то еще там есть.
На всякий случай я туда звоню, готовый, если что, сразу рвануть к воротам, но на звонок ожидаемо никто не отвечает.
Выругиваюсь сквозь зубы. Не мой день сегодня. Так тупо попался и… вот.
Ну почему она не приходит в себя?!
- Лера, - зову тихо.
Она хоть дышит?.. Накатывает внезапный страх.
Подхожу ближе и выдыхаю - дышит. Кладу руку на лоб - едва теплый.
Смотрю на лицо жены - бледное и как будто кукольное. Каждую венку видно под фарфоровой кожей. Я и забыл, какая она хрупкая. Меня моментально топит нежностью к ней. Какая же она… уязвимая, беззащитная, нежная. Моя.
И меня накрывает чувством вины за то, что я тут накосорезил. За то, свидетелем чего она стала.
Представляю, как ей было больно увидеть нас сношающимися в тачке как…
И повел я себя с ней как последний мудак.
Мало того что изменил, так еще и наорал, когда по-идиотски попался.
На себя надо было орать. И не сейчас, а раньше, когда пошел на поводу у гормонов.
Но лучшая защита - нападение. Это даже дети знают. Вот и защищался как мог.
Только нужно было не от нее защищаться, а ее защищать.
Красссава, Дубровский. Мужик!..
Сплевываю от досады на себя и лезу в поисковик. Надо замаливать грехи.
Следую представленной инструкции - еще больше опускаю спинку, кладу ее почти горизонтально, приподнимаю ноги на панель и начинаю растирать уши.
Буквально пара движений взад и вперед, и моя Спящая красавица открывает свои зеленые глазки.
Расфокусированным взглядом ведет вокруг, сначала вправо, то есть от меня, потом смотрит на свои ноги на панели, переводит в мою сторону.
- Лер, тебе лучше?
Встретившись глазами со мной, она сразу все вспоминает и вскакивает с визгом.
- Тебе нельзя вставать! - пытаюсь остановить ее.
Какое там - она отпрыгивает от тачки метра на три.
- Уйди от меня! Убери руки. Ничего лучше не придумал, как меня на это шлюханское ложе посадить?! Ты на этом сиденье какую-то бабу левую трахал, а теперь мной заполировать вздумал?
- Лера, ты потеряла сознание, - чувствую, что в ответ на ее нападки тоже начинаю раздражаться и повышаю голос. - Я не мог выбирать, куда тебя положить.
- Луче бы оставил на земле. Я и то была бы чище, чем сейчас, - шипит она зло, глаза горят ненавистью. - Не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще касался меня. Запрещаю тебе! Даже если я еще раз при тебе упаду в обморок. Пусть я лучше грохнусь на землю и разобью голову, чем буду знать, что спасением обязана такому ничтожеству как ты! И тачка твоя пусть на глаза мне больше не попадается, если не хочешь, чтобы я ее сожгла.
- Лера, прекрати истерику, - отрезаю я. - Хватит! Мы не дома.
- А я и дома не… - она не договаривает, ее взгляд застывает, глядя куда -то мимо меня.
Не успеваю обернуться, потому что сзади раздается:
- О, проснулась, истеричка, - Камила вернулась, и я закатываю глаза. - Добро пожаловать в твой новый мир.
Валерия
Блондинка стоит передо мной, сложив руки на груди и усмехается так гадко, что мне вновь становится дурно.
От одного взгляда на нее. От одного ее присутствия.
Потому что перед глазами сразу встает то, что я видела незадолго до того, как потеряла сознание.
Боюсь, этот ужас будет преследовать меня до конца жизни. Эти ее волосы белым высвеченным покрывалом, оранжевый обруч из жесткой ткани платья и бледная голая задница. Загар бы девице не помешал…
Как и щепотка самоуважения.
Я не отвечаю ей на ее ядовитое "Добро пожаловать". Мне очень хочется съязвить в ответ, но я приказываю себе молчать.
Говорить я буду только с мужем. Не с ней.
Мне она никто, и выяснять с ней мне нечего.
Если она собирается воевать со мной за своего любовника, то зря. С той минуты, как я застала его с ней, он свободен.
От меня точно.
Никаких "нас" больше нет.
Нашему браку конец.
Пересекаюсь взглядом с Артемом. Скрещиваюсь с ним. Смотрю долго, пристально, пронзительно.
"Как ты мог?" кричат мои глаза.
"А что такого?" отвечают его.
Он, действительно, не видит в этом ничего такого. Или отлично притворяется.
Мне противно даже находиться рядом с ними - снова стало трудно дышать, - поэтому я разворачиваюсь и иду к своей машине.
Каждый шаг дается с трудом, потому что я понимаю, в полной мере осознаю, что я ухожу не с этой парковки, а ухожу от мужа. От любимого, с которым прожила почти четыре счастливых года.
С того празднования Нового года, когда мы встретились в ресторане, куда меня с подругами пригласил брат Артема.
Мы познакомились с Родионом в клубе, где я подрабатывала официанткой, пока училась в универе. Родители оплачивали мне съемную квартиру, чтобы я не вкусила всех "прелестей" жизни в студенческом общежитии, поэтому я не могла требовать с них большего. А хотелось мне тогда, провинциальной девчонке из Тюмени, много чего. И ходить в театры, и покупать красивые вещи, и хотя бы иногда позволять себе ужин в кафе и тусовку в караоке или клубе вроде нашего. Но на стипендию, даже повышенную, все это было недоступно. Так что работали мы все.
Вместе жили, вместе работали и вместе попали на вечеринку с кучей незнакомых людей. Где был и Артем.
Между нами сразу возникла симпатия - или, как говорят, химия, - и он всю ночь провел рядом со мной. Ни разу не подпустил ко мне Родиона, который тоже претендовал на мое общество, и никого другого. Мы были со всеми, но мы были вдвоем. Танцевали, веселились, отрывались, он смешил меня и был очень заботлив.
Он тогда уже был восходящей звездой футбола и уже выступал за "Москву", а я знать не знала тогда о футболе ничего, кроме того, что им болеет мой папа. И, конечно, не узнала никого из футболистов на той тусовке, как и Артема. Как же изумился папа, когда я показала ему фотки с вечеринки.
- Это Дубровский? Артем Дубровский?
- Не знаю фамилию. Но зовут Артем, да. Ты его знаешь? - удивилась.
- Да его все знают! Это же звездочка нашей сборной. Пять мячей в четырех играх отборочного турнира к Евро. И он даже не нападающий!
Я улыбалась, слушая почти тарабарский для меня язык, а, оказавшись одна в своей комнате, написала Тёме:
"Извини, если спрошу глупость - ты умеешь играть в футбол?"
"Да, немного. А почему спрашиваешь?"
"Да вот думаю пробить тебе парочку пенальти" - это, наверное, единственный футбольный термин, который я знала.
"За что?"
"За скрытность. Мой папа - твой фанат".
"Понял".
А утром к нам домой - в Тюмени! - пришел курьер с футболкой сборной с фамилией Артема сзади и автографом на цифре 10.
Подполковник Волков едва не прослезился и, не колеблясь, выдал меня замуж за Тёму, когда, спустя всего полгода, тот попросил моей руки.
И вот теперь эта "звезда" все растоптала. Разрушила. Уничтожила. Стерла. Сломала.
Помножила на ноль все, что между нами было. И все, что еще только могло быть.
У нас больше нет будущего.
"Мы" теперь в прошлом.
- Куда ты, Лера? Сейчас "скорая" приедет, - догоняют меня в спину слова мужа.
Мужа…
Скоро он станет бывшим мужем. От этой мысли меня снова пошатывает, но я уже рядом с машиной и опираюсь на нее.
Бросаю через плечо.
- Вам нужнее.
Я не помню, как доезжаю до дома. Сознание как будто в тумане, я веду машину чисто на автомате, как автопилот.
В таком состоянии, конечно, за руль садиться нельзя, но что мне было делать, если оставаться еще хоть на секунду с этой сладкой парочкой я не могла?..
Мне физически было плохо рядом с ними. Они отравляли меня. Я загибалась, как полевая ромашка под влиянием сильнейшей радиации. Чахла и чернела или что там происходит с растениями при ядерных катастрофах…
Меня просто покидали силы, как будто они высасывали их, как вампиры. И мне нужно было поскорее оказаться как можно дальше от них, за пределами распространения их ядовитой энергетики.
Подальше от моего мужа, который…
Который, видимо, больше не хочет им быть. Быть моим и быть со мной.
Иначе бы он мне не изменил. Иначе бы он не захотел быть ни с кем, кроме меня.
Так работает любовь. Когда любишь, никто другой тебе не нужен. А если не любишь, то довольствуешься любым.
Может, это устаревшие установки, но я так чувствую.
И поэтому мне так больно.
Я знаю, что не смогу простить Артему измену.
Знаю, что это конец.
Конец нашим отношениям, конец нашему браку. Конец всему.
Никакие его извинения, никакие доводы или, наоборот, угрозы, не заставят меня простить его, остаться с ним.
Для меня все кончено.
Он нас убил.
Перед глазами, как по заказу, встают картинки той новогодней ночи, как мы танцевали одни в центре зала. Стояли, прижавшись друг к другу и покачивались в ритм, звучавший, видимо, у нас в голове. Потому что мы продолжали так же покачиваться даже когда музыка сменилась на какую-то быструю. Нам просто было хорошо в объятиях друг друга, и мы не хотели их разрывать.
Артем вел себя как джентльмен. Не лапал меня, не соблазнял, не пытался поцеловать, он меня очаровывал. Влюблял в себя обезоруживающей улыбкой, смешными историями, от которых я хохотала, как ненормальная, долгим взглядом в глаза, в котором читалось восхищение и все то, что хочется прочесть в глазах парня, с которым проводишь чудесный вечер. Точнее, ночь. Но не в том смысле, который обычно придают этому слову.
Он провожал меня до дома. Пешком! Утром первого января. И не просился подняться ко мне. Уже позже я поняла - это было для него сродни подвигу. Обычно он бывает более напорист.
Но все это перечеркнуто одним спонтанным сексом в машине.
Сексом, которым он переехал нашу семью.
Нас и ребенка, которого мы так хотели, но который никогда у нас не родится. Не будет никого, кто будет похожа на меня и на него. Кто будет нашим продолжением, нашим символом, нашим всем.
"Ты все разрушил, Артем!" кричу беззвучно.
Пока еду, размазывая по лицу злые непрошенные слезы, мне звонит сестра. Но я не отвечаю на ее звонок. Я не готова сейчас ни с кем говорить.
Не хочу никому рассказывать того, что случилось. Даже ей.
Мне нужно сначала это пережить внутри себя, перемолоть и переварить. Только потом я смогу поделиться совей болью с сестрой или подругами.
Сейчас это слишком личное.
Это только мое и Артема.
Я знаю, что нам еще предстоит разговор. И не один. Но этот разговор ни к чему не приведет. И ничего не изменит.
Я лишь хочу понять почему.
Почему он это сделал. И как мы оказались в ситуации, выход из которой один - развод.
Если я что-то делала не так, я хочу это знать. Чтобы избежать такой ошибки в будущем.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь поверить кому-то еще. Ведь ему я верила безоговорочно.
Если бы еще пару часов назад кто-то сказал мне, что муж мне изменяет я бы не поверила, и я не поверила Оксане! Пока не увидела все собственными глазами…
Я до последнего верила Артему и стыдилась того, что думаю о нем плохо, когда ехала к нему.
Я поехала не чтобы его поймать с поличным, а убедиться, что я права - все это неправда и какая-то ошибка или злой наговор. Я хотела убедиться, чтоб потом сказать Ребровой, чтобы она лучше смотрела за своим мужем, а не за моим.
Я убедилась…
Убедилась так, что больше не хочу.
Ничего не хочу.
Хочу лишь развестись и уехать отсюда.
Может быть, обратно в Тюмень. К родителям. В любое место, где я смогу хотя бы попытаться забыть то, что видела сегодня.
От этой мысли в голове вновь возникает эта мерзкая сцена соития двух любовников в машине.
Я зажмуриваюсь, но она не исчезает. Остервенело мотаю головой из стороны в сторону - не помогает.
Как же мне вытравить эту сцену из головы? Как развидеть? Как забыть?!
Забыть не для того, чтобы простить и жить дальше, как раньше, а чтобы не сойти с ума и не спиться или не подсесть на транквилизаторы. Я знаю такие истории… Не хочу пополнить собой список бывших жен известных мужей, закончивших вот так - в реабилитационном центре.
Загнав "Ауди" в гараж, вбегаю в дом и сразу поднимаюсь на второй этаж, в кабинет, где в сейфе за декоративным камином хранятся наши документы. И брачные в том числе - свидетельство о браке и контракт.
Засунув эмоции вглубь себя, я действую холодно и расчетливо. Порыдаю потом, когда все будет кончено.
Сейчас мне нужно торопиться. Я не знаю, сколько у меня времени до того, как домой явится Дубровский. Конечно, он может остаться там и продолжить с того же места, на котором я их бесцеремонно прервала - его любовница ведь вернулась зачем-то, вряд ли только для того, чтобы бросить мне в лицо свое ядовитое "Добро пожаловать", - но чуйка подсказывает мне, что он приедет следом за мной.
Не знаю, с какой целью, но мне нужно успеть до его появления.
Открываю сейф - код мы устанавливали вместе, и это дата нашей первой встречи. Трудно забыть…
Равнодушно сдвигаю пачки долларов и достаю из-под них кожаную папку. Здесь же, сидя на полу, отщёлкиваю позолоченную кнопку и листаю прозрачные вкладыши, в которые всунуты документы. Найдя договор, забираю свой экземпляр - с самой свадьбы они хранились вместе, не думала, что он когда-нибудь мне пригодится. Мне или Артему. И вот…
Сглатываю разом накатывающие слезы. Потом, Лера! Все потом.
Свидетельство о браке забираю тоже. Я ничего не знаю о процедуре развода, никогда этим не интересовалась, но наверняка для подачи заявления в ЗАГС копии недостаточно, потребуют оригинал, и он должен у меня быть.
Вернув папку на место, хлопаю дверцей и прокручиваю ручку - заперт. Кладу документы в плотную папку-уголок желтого цвета, усмехнувшись совпадению - слышала, что желтый - цвет измены и разлуки, мне подходит, - и спускаюсь на кухню. Самое "мое" место в доме, куда муж заходит очень редко, разве что к холодильнику за напитками, поэтому прятать документы нужно только здесь.
Открыв в ящик со столовыми приборами, сую папку под лоток. Здесь Артем никогда его не найдет. Даже искать не будет.
Я не знаю, какая параноидальная мысль заставляет меня это проделывать, не уверена, что Дубровский будет препятствовать разводу, тем более - прятать от меня документы, и имеет ли это смыл, но почему-то мне кажется это правильным.
Но, очень надеюсь, что я зря перестраховываюсь, и мы разойдемся полюбовно.
Если он разлюбил и хочет быть с другой, удерживать меня не станет.
Разлюбил…
Это слово причиняет самую настоящую физическую боль. У меня скручиваются все внутренности, когда я произношу его, пусть и мысленно. Как это возможно разлюбить вот так вдруг?..
Или не вдруг?
Почему ему стало недостаточно меня? Почему? Почему?!
Как это происходит с любящими людьми? А я знаю - Артем любит меня. Любил… Я всегда это знала и чувствовала. И он тоже. Для нас лучшим в ответ на признание "Я тебя люблю" всегда было услышать не "Я тебя тоже", а "Я знаю".
Что и когда сломалось в нем, превратив "Я знаю" в "Мне похрен"?
Днем лижется где-то с кем-то и не только. А вечером приходит и целует меня, смотрит мне в глаза, спит со мной…
Как он живет с этим?! Хотя нет, я не хочу знать. Я с этим жить не буду!
Артем появляется дома почти сразу за мной. Я едва успеваю принять душ. После падения на землю и - самое главное - после короткого нахождения в том самое кресле "Гелендвагена", душ мне просто необходим.
Выхожу из ванной, закутавшись в халат, и застаю его в спальне.
Я не слышала, как он вошел, и застываю от неожиданности, вздрогнув, но тут же заставляю себя успокоиться. Я должна быть сильной. Эмоции сейчас лишние.
Мы встречаемся глазами. Он не отводит свои, я тоже - чего мне стыдиться? Правда, комок в горле, который не проходит с тех пор, как я открыла дверь его машины, становится еще больше. Его снова невозможно игнорировать.
Когда-нибудь я смогу смотреть на мужа без того, чтобы задыхаться от боли?
- Тебе лучше? - спрашивает он спокойно.
- Да, спасибо, - в тон ему отвечаю я.
И внутренне бурно радуюсь, что мне это удается. Только я знаю, чего стоит мне это внешнее спокойствие.
Но расслабляться рано. Все еще впереди.
- Пришлось заплатить штраф за вызов скорой, - будничным тоном сообщает муж.
Я не комментирую эти слова - это меня не касается. Я ее не вызывала и не просила. Мне эта информация ни к чему.
Прохожу мимо него в гардеробную, мне нужно одеться. В халате я чувствую себя сейчас не очень уверенно. Хотя еще вчера таких чувств не было и в помине. Я ходила перед мужем и в халате, и в белье, и без. Как много всего может измениться за каких-то пару часов…
Проходя мимо Артема, попадаю в плен его такого родного запаха, но в этот раз смешанного с другим… Совсем не родным. Чужим и отталкивающим.
Я вновь чувствую острый приступ тошноты и, ускорившись, увеличиваю расстояние между нами. Прячусь в гардеробе.
Он не входит следом за мной, не мешает мне одеться. Но, когда я возвращаюсь, резко встает с кровати и преграждает мне путь.
- Давай, - не ломаюсь я, заставляя себя проглотить готовое сорваться с губ: "О чем?".
Понимаю, что надо. Хоть мне и тяжело его слушать. Тяжело его видеть. Потому что рядом я каждый раз "вижу" и его любовницу, голозадую блонинистую паркурщицу.
Это невыносимо. Но необходимо.
Артем выглядит растерянным, как будто не знает, что сказать. Видимо, не ожидал, что я так сразу соглашусь и готовил другие фразы. Рассчитывал сначала ломать мое сопротивление. Уговаривать и убеждать. И оказался не готов именно "говорить".
Я ему помогать не собираюсь, но и бесконечно молчать и ждать тоже не в состоянии. Моих сил на долгое лицедейство не хватит.
- Я слушаю тебя, Артем, - подгоняю я. - Или ты считаешь, что говорить должна я?
- Я должен извиниться перед тобой. Лер, я не хо…
- Должен? - перебиваю, нахмурившись - меня коробит формулировка. - Ты ничего мне не должен, Дубровский. Хотя нет. Ты должен был быть мне верен. Ты обещал это мне на свадьбе - помнишь? И не только это, кстати. Кроме верности, ты обещал оберегать меня, никогда не делать больно и любить. Ты…
- Я тебя люблю! - выкрикивает он, цепляясь за последний высказанный мной упрек.
На остальное, очевидно, возразить ему нечего…
Да и с вышесказанным я бы очень поспорила. Теперь.
- Не надо говорить о любви после того, что я сегодня видела.
В конце фразы голос предательски дрожит - я все же сильно переоцениваю свою способность спокойно говорить о его предательстве. Если могу притворяться целую минуту, не значит, что во вторую не сорвусь на истерику. Со слезами и соплями - полный комплект.
Я переоцениваю, вообще, свою способность говорить с ним.
Говорить, не вспоминая о том, как он…
Нет! Не надо снова об одном и том же. Надо абстрагироваться. Переключить канал.
Я сглатываю и медленно вдыхаю.
Повторяю тише:
- Не надо говорить о любви, Артем. Когда любят, не спят с другими на глазах у собственной жены.
- Я не спал с ней, - цедит он жестко.
- Ты хочешь придираться к словам? Да, ты с ней не спал, ты очень даже бодрствовал. Хочешь, чтобы я называла вещи своими именами, без эвфемизмов? Хорошо, я могу говорить прямо - ты ее трахал, пердолил, жарил на парковке базы, где вас мог увидеть кто угодно!
- Кто угодно не мог, там ремонт, - цинично возражает.
- Но я же как-то увидела. Не все знают или помнят про ремонт. Ты слишком известная личность, Дубровский, чтобы позволять себе такие факапы. Ты понимаешь, что, если бы там оказалась не я, а кто-то другой, твоими фотками и порно-видео уже сегодня - да уже сейчас! - пестрели бы ленты всех соцсетей и новостных каналов. Оно стало бы самым вирусным видео в сети на ближайший минимум месяц.
Странно, но говорить о его измене как о том, что может разрушить его карьеру, оказывается гораздо легче, чем как о том, что рушит семью. Я включила режим пиарщика и отключила режим жены. Так менее больно.
И я настолько вхожу в роль, что трясу перед ним мобильником, нагнетая и гиперболизируя. Меня слегка заносит, но я не так и далека от правды - подобная ситуация была с его коллегой по спорту и тезкой совсем недавно. Да, это пиар и один из лучших для того, чтобы раскрутиться - мне ли не знать, как пиарщику?.. - но для такого уже именитого спортсмена профит крайне сомнительный.
И сложно представить, как тяжело было его жене во время этой информационной вакханалии.
Мне обидно и горько, что Артем не понимает, как сильно подставился. И как сильно подставил меня.
Речь уже не только об измене, но и репутации.
- Ты подумал обо мне, когда вот так, почти при всех, снял с себя штаны?
- Не надо преувеличивать. Не при всех, - мрачно огрызается муж. - Я умею думать головой.
Я горько усмехаюсь.
- Головой ли, Дубровский… Сильно сомневаюсь. Но это смотря, к чему ты стремишься. Может, это и есть твоя цель. А что, черный пиар - тоже пиар, да? Пиара много не бывает и так далее. Тогда продолжай. Еще пара закидонов в том же духе, и ты скоро затмишь всех отличившихся.
- Ты закончила упражняться в сарказме? - сунув руки в карманы джинсов, спрашивает муж, сумрачно глядя на меня исподлобья.
- Я вообще закончила с тобой, Дубровский, - отвечаю устало, смотря на него в ответ.
- Что это значит, Лера? - хмурится.
- Что я ухожу от тебя и подаю на развод. Мы все, Артем. Точка.
- Что?.. Какой развод? Ты сдурела? - взрывается он.
И, в противовес ему, я, наоборот, становлюсь спокойной и безэмоциональной. Как будто мы заранее договорились, установили такое правило - эмоционировать должен только кто-то один. Для соблюдения баланса во Вселенной.
- Не кричи, пожалуйста, - прошу тихо. - Ты ничего не изменишь. Твоя измена изменила все. И назад дороги нет.
- Ты это несерьезно, Лер! - давит он голосом и взглядом.
Но они на меня не действуют. Больше нет…
- Серьезно, Артем. Более чем серьезно. Прошу тебя, давай не будем ничего усложнять и просто разведемся. Я ни на что твое не претендую. Все, что ты заработал, останется с тобой. Я прошу только свое. Ты уволишь меня, заплатив причитающуюся мне зарплату и выходное пособие, на которое я смогу начать новую жизнь, и просто отпустишь.
- А если нет? - следует немедленный ответ.
Я ждала его.
- А если нет, я буду судиться с тобой. Ты помнишь, у нас в договоре есть пункт об измене кого-нибудь из супругов?
Он молчит, лишь сжимает челюсти - конечно, он помнит. Он убеждал меня, что этот пункт - стандартное условие контракта, обычная формальность и к нам не имеет отношения. Что, разумеется, он полностью доверяет мне и что мне тоже следует ему доверять.
- И помнишь, чем он тебе грозит? Ты, правда, хочешь лишиться половины своего состояния?
- У тебя ничего не выйдет, - Дубровский никогда не сдается, не такой характер, но я все же надеюсь договориться с ним. - Ты не сможешь доказать измену.
- Я сделала фото, - вру, глядя ему в глаза. - Так что у меня есть доказательства.
- Ты врешь! - сверкает он глазами, но я успеваю увидеть в их глубине проблеск страха.
Или неуверенности.
- Не вру, - выдерживаю его взгляд. - Я сфоткала вас до того, как открыла дверь.
- У меня тонированные стекла, через них ничего не видно, - все же сомневается он в моих словах.
И правильно сомневается, но и я так просто не сдамся - буду блефовать до конца.
- На свету не видно, - возражаю с уровнем уверенности "Богиня", зная, что только так с ним можно, почувствует фальшь и вцепится как бульдог. - А там была тень, если ты помнишь, и силуэты вполне отчетливы.
- Силуэты? Попробуй доказать, что это я, - дергает он губой.
- А кто еще в твоей машине?
- Скажу, что давал приятелю.
- И кто-то из приятелей возьмет на себя твой грех? - изумляюсь я.
- Не все они женаты. Для кого-то это не грех, - хмыкает Дубровский.
- У меня есть свидетель, не забывай.
Муж презрительно кривится:
- Что она видела, твой свидетель? Не смеши, Валерия.
- Хорошо, что тебе не смешно, Артем. Мне тоже. Не забывай, что даже если я ничего не докажу, хотя я более чем уверена в обратном, наш развод и его причина станет достоянием общественности. Тебя буду полоскать все, кому не лень.
- Тебя тоже, - парирует он.
- Я это переживу. Я не медийная личность. Про меня мало кому интересно. А тебе припомнят каждый промах. Представляю эти заголовки: "Нападающий опять попал. Не туда…" - вычерчиваю я пальцами титульную строку в воздухе.
- Сколько в тебе сарказма, Дубровская. Никогда раньше не замечал… - пытается он меня упрекнуть, но этим меня уже не задеть.
- Никогда раньше мне не изменяли, Дубровский. Ты сделал мне очень больно, нанес подлый удар в спину, смертельно обидел в самое сложное для меня время, и я… Не советую тебе узнавать, какие еще качества таятся во мне. Тебе не понравится.
- Я прошу тебя, Лер, давай не будем горячиться. Ты сейчас на эмоциях, я тоже, - после долгой паузы и напряженных гляделок просит муж.
- Разве я на эмоциях? - заламываю изумленно брови.
Мне кажется, они действительно закончились, испарились - выжглись.
- Да. Ты хорошо это скрываешь, маскируешь за ледяным спокойствием и равнодушием, но я тебя знаю. Пожалуйста, давай остынем и вернёмся к этому разговору позже.
- Мне не о чем говорить с тобой, Артем, - говорю устало - лицедейство, и правда, вымотало меня.
Не столько физически, сколько эмоционально, и я буквально сдуваюсь.
На глазах. Моих и его.
- Я не изменю своего решения. Я не прощу тебя. И не смогу с тобой жить, перестав доверять. Поверь, нам лучше разойтись. Для нас обоих лучше.
- Для меня нет. Я люблю тебя и не дам тебе развод. Ты еще должна мне моего ребенка, я слишком многое прошел, чтобы о у нас был. И просто так не отступлюсь. Ты хочешь судиться? Давай!
Он выходит и со всей дури хлопает дверью.
Та отскакивает, ударившись в косяк, и со всей силы бьет по стене, отчего в комнате все дрожит, а висящее напротив большое зеркало в массивной раме, качнувшись, соскальзывает с крепления и летит на пол.
Я смотрю на разлетевшиеся по всей комнате осколки.
По шороху шин на подъездной дорожке понимаю - Артем уехал. Вновь спускаюсь в кухню - нужно убрать оставленный перед отъездом беспорядок. Это может сделать домработница, но она придет только завтра, а мне это занятие поможет переключиться с мыслей, разъедающих мозг и оголяющих нервы.
Равнодушно смотрю на свой жалкий телефон, жидкое тесто с которого уже стекло, но на экране остались жирные разводы. Брезгливо беру двумя пальцами за насквозь промокшую салфетку и швыряю в мусорку - пытаться спасать его я не буду. В его памяти нет ничего важного, что мне жизненно необходимо.
Сим-карту при желании можно восстановить, как и контакты - те, которые я захочу оставить в своей новой жизни, - а фотографии… Зачем они мне теперь? Я же не мазохистка, ими только душу бередить и расцарапывать незаживающие раны. Они и без пересматривания лучших кадров нашей счастливой семейной жизни - а она, действительно, была у нас очень счастливой, завидной, идеальной - не заживут еще очень долго. Если, вообще, когда-нибудь заживут…
"Как он мог?.." снова молоточком стучит в голове. "Как позволил себе, как допустил?! Ведь мы же…"
Трясу головой, отгоняя эти бесконечные мысли и принимаюсь за уборку - методично выбрасываю, выливаю, расставляю грязную посуду по местам в машинке, но абстрагироваться от узла где-то в животе, в который скрутились все внутренности, не получается. Он пульсирует, не дает забыть о себе и обо всем, что случилось.
Без сомнения, я тверда в своем намерении развестись - я не из тех, кто подставляет вторую щеку после удара, но как же это больно!..
Как больно вдруг узнать, увидеть своими глазами, осознать в полной мере, что человек, которого ты любишь, с которым имеешь общие планы и цели, собираешься вместе с ним прожить всю жизнь, не разделяет твоих чувств. Не любит вообще или любит недостаточно, чтобы быть верным тебе. И своим клятвам.
Мне. Изменил. Муж.
Жестокая фраза. И непоправимая.
Измену нельзя простить, нельзя забыть, отмотать назад, перечеркнуть и начать все заново. Это "пятно", которое не отстирается, трещина, которая не заклеится и обида, через которую не переступить.
"В наших кругах измены жене - далеко не редкость. Бывших жен футболистов куда больше, чем нынешних", непрошенно всплывают в голове снова безжалостные слова Оксаны. Вот и меня постигла эта участь.
Вот и я стану бывшей…
Раньше я была лишь сторонним наблюдателем этой "не редкости", теперь же - главное действующее лицо. И мне досталась худшая из всех ролей - обманутой жены. Жертвы.
Из моих самоуничижительных мыслей меня вырывает звук подъезжающей машины.
Артем вернулся?
Нет, только не он. Я еще не готова вновь видеться с ним, говорить. Это неизбежно, раз мы живем в одном доме, но подсознательно я надеюсь, что мы не будем слишком часто пересекаться. У нас большой дом, и это должно быть нетрудно.
Из дома я не съеду до развода. Не раньше, чем получу все, что мне причитается. Поэтому если Дубровский рассчитывает, что я просто уйду, то он ошибается. Я не стану сбегать, бросив все, как какая-то преступница, это не я совершила преступление против нашего брака, не я предала и растоптала все, что между нами было и еще могло быть.
Наш ребенок, который никогда уже не родится… У нас так и не получилось и уже не получится. Все мечты, все надежды, все усилия потрачены зря.
Чувствую, как по лицу текут крупные слезы. Я почти не плакала, когда узнала про измену Артема, но не могу сдержать слез сейчас, эта боль еще сильнее, еще острее, еще глубже…
- Лера, - слышу в гостиной голос Родиона, брата Артема. - Тёмыч. Дубровские, вы где все?
Я не отвечаю, чтобы не выдать голосом свое разобранное состояние, а включаю воду и умываюсь, чтобы смыть следы слез. Не хочу выглядеть жалкой перед кем-то, даже перед ним.
Пару секунд, и я смогу - надеюсь - встретить его спокойно, а не разрыдаться на его плече, как дура.
Но он не дает мне этих секунд и сразу входит в кухню.
- Лера, ну наконец-то! - слышу облегчение в его голосе. - Вы уже несколько часов не отвечаете. Оба. Мне и Валька твоя звонила. Где Тёма? Что у вас случилось?
И на этих его словах я не выдерживаю, из-за искренней заботы в голосе Родиона во мне поднимается волна жалости к себе, и вся жидкость, что есть во мне, устремляется к глазам.
Мне стоит огромных усилий, чтобы сдержать поток жгучих горьких слез. Зажмурившись, выдавливаю те, что уже выступили, и глубоко вдыхаю, прогоняя остальные. Кажется, получилось.
- Лер?
Не оборачиваясь, чтобы не встретиться с ним глазами и не прочесть в них еще что-то такое, что станет катализатором моих рыданий, холодно отвечаю:
- Ничего особенного. Просто мы разводимся.
Артём
Бросив тачку у входа, заваливаюсь в бар. Мне нужно выпить. И плевать, что режим и что нельзя.
Еще сильнее плевать, что за рулем - менты, если остановят, скорее, автографы клянчить будут и селфиться со мной, чем принюхиваться, пил я или нет, и вычислять промилле. Поэтому этот пункт я даже в расчет никогда не беру. Просто мне надо.
Если немедленно не залью бушующий внутри огонь, меня просто порвет на мелкие частицы.
Развод она хочет…
Хрена с два я ей его дам! Она - моя жена, моя женщина, и останется со мной.
"Точка", блин! Вспоминаю ее уверенный взгляд, полный решимости и презрения ко мне.
Никакой точки, Лера. Максимум - многоточие. На другое я не подпишусь.
- Двойной! - бросаю сухо, рукой подозвав бармена.
Меня тут знают, и свой заказ я получаю незамедлительно. Залпом опрокидываю один бокал и, проглотив янтарную жидкость, чувствую, как она обжигает и щиплет горло. Прокашлявшись, морщусь от мерзкого вкуса. Гадость!
Гадость ужасная, да, но я жестом показываю повторить.
Я знаю, что это нихрена не поможет, и мне никогда не заходил вкус, но это гребаный ритуал. Когда плохо - закинуться горячительным до потери чувства реальности. А потом жалеть, что так надрался.
Но это потом.
Ставлю пустой стакан на стойку, и он вновь наполняется - я же говорил, меня тут знают, и настроение считывают.
Как и Лера всегда считывала мое настроение. По каким-то ей одной известным признакам понимала, когда я нуждаюсь в утешении, а когда меня лучше не трогать. И это работало.
А я ее точку невозврата не угадал…
Какой же я мудак!.. Как теперь все это разруливать?..
Отпустить я ее не отпущу, это без "б", но как удержать, не знаю…
Раздраженно проводя пятерней по волосам, краем глаза ловлю движение справа - кто-то опускается на соседний со мной стул. Слишком близко для простого соседства за барной стойкой. Это или узнали и жаждут об этом сообщить - какой-то камикадзе, явно, если лезет ко мне сейчас, - или какая-то телка хочет познакомиться - нашла, блин, время, - или…
- Я знал, что найду тебя здесь. Ты не изменяешь своим привычкам, - слышу знакомый голос.
Все же "или".
- Здорово, брат, - киваю я и пальцами делаю сигнал бармену: - Выпьешь со мной?
- С тобой нет, - бурчит хмуро, неодобрительно, и я понимаю - Родион знает, еще до того, как он продолжает: - А вот за тебя, не чокаясь - можно.
Кошу на него глаза неприязненно.
- И ты туда же…
- А ты куда? - отбивает зло, акцентируя на "куда", как будто и без того непонятно. - Ты чего натворил, олень безрогий? Чем ты думал, твою мать?!
- Мать у нас общая, - огрызаюсь. - С вопросами завязывай. Если бы мне нужна была психологическая помощь, я бы нашел специалиста поквалифицированнее, - опрокидываю в себя третий стакан и добавляю тише: - И посимпатичнее.
Сразу понимаю, что последнее ляпнул зря - Родиона буквально подбрасывает. А я, поймав взгляд Семена, уже потянувшегося к моему бокалу с бутылкой, едва заметно мотаю головой - мне пока хватит. Разбавлять Родины нотации - то еще удовольствие.
- Тебе мало, Дубровский? - наезжает Родик. - Тебе еще кого-то посимпатичнее подогнать? Та шлюха оказалась недостаточно…
- Выражения выбирай, - осаживаю его я, зыркнув недобро. - Ты с братом говоришь.
- С младшим братом, который оборзел настолько, что изменил своей жене с какой-то… - под моим тяжелым взглядом он не договаривает и, медленно выдохнув, спрашивает, сбавив тон: - Кто она?
- Дочь одного из спонсоров команды, - нехотя отвечаю и снова тянусь к стакану, верчу его пустой в ладонях.
Нехотя, потому что это ничего не объясняет. И никак меня не оправдывает. Даже наоборот - может показаться, что, спутавшись с Камилой, я преследовал корыстные интересы. Это не так, но разве докажешь теперь?..
- И нет, не ради каких-то дополнительных плюшек - знаю, что именно это ты подумал.
Брат фыркает.
- Плохо ты меня знаешь. Пойдем за столик - поговорим.
Мы перемещаемся за столик в самом углу - подальше от людей и их ушей. Меня, как обычно, провожают взглядами. Не все поголовно - не каждый же болеет за футбол, - но узнают многие. Я давно привык к этой побочке своей славы.
Я мечтал о ней с детства и, достигнув, не очень ей тягощусь. Умею ценить то, что имею.
"Умел…" всплывает в голове язвительный голос жены. Да, именно так бы она и сказала, если бы мы вели диалог.
Но разговаривать со мной она не хочет, приходится моделировать диалоги мысленно.
Ставя на стол свой пустой стакан - никак с ним не расстанусь, - падаю на стул напротив брата.
Смотрю выжидающе - это он хотел поговорить, мне трепаться не о чем.
Я знаю, что облажался, но исповедоваться ни перед кем не собираюсь. Даже перед Родионом. Лера - единственная, с кем я буду обсуждать свой "залёт". Если… - нет, когда, - когда она захочет меня слушать.
- Что там - касается только меня и Леры, - сразу обрубаю я поползновения Родиона на наш договор.
Брат хмыкает - иного ответа он от меня и не ожидал.
Мобильник, брошенный на стол, вновь звонит. Я успешно игнорировал его все это время, но сейчас бросаю беглый взгляд на экран и раздраженно морщусь.
- Чего тебя так перекосило? - заметив это, язвительно интересуется Родион. - Жена нелюбимая достает, развода требует?
- Жена любимая. А это не жена, - бурчу, возражая, и отключаю звук входящего.
- Любовница? - не отстает братан, я поднимаю брови и сверлю его взглядом исподлобья.
Но он не удовлетворяется "ответом" и продолжает смотреть выжидающе. Вот упертый баран…
- Да, Камила, - признаю сквозь зубы - знаю, сейчас опять последует нотация, а я задолбался их слушать.
- И давно у тебя с ней? - глядя куда-то в сторону, спрашивает он.
Типа ему не особенно интересно, он просто так спросил.
- Нет, какое давно? - снова кривлюсь - говорить об этом даже с братом стрёмно.
"Когда другую в машину потащил, стрёмно не было", снова упрекает меня мысленно голос Леры. Блин, что за глюки?
- Пару раз всего было… Ну три, - исправляюсь под его недоверчивым взглядом. - Да серьезно три. Она приехала неделю назад всего.
- Откуда?
- Да из Штатов. Живет она там. Компания отца заключила спонсорский контракт с командой, и Камила прилетела на официальное объявление. Она у них за связи с общественностью, вроде, отвечает.
- В связи она умеет, в этом однозначно профессионал… ка, - фыркает пренебрежительно Родик.
Я лишь стреляю в него взглядом - сам виноват, такой повод съязвить дал. Я бы на его месте тоже не упустил возможность уколоть. И "профессионалку" заценил.
Но этого брату недостаточно, он продолжает допрос:
- Как тебя угораздило-то связаться с этой Камилой?
- Даб… Да блин, как связываются обычно? - раздраженно отвечаю вопросом на вопрос. - Встретились на пресс-конфе. Она - лицо бренда, я - лицо команды. Сидели рядом. Взглядами пересеклись, руками переплелись, бедрами соприкоснулись - случайно! - акцентирую. - Ну и… коротнуло.
- Знатно тебя коротнуло, Дубровский… Шарахнуло аж до раздела имущест…
И тут его словно замыкает, как будто он врезался во что-то или внезапно что-то вспомнил. Взгляд застывает, ухмылка стекает с лица, а рот сам собой приоткрывается. Может, это инсульт? Какой-нибудь микро… Мало ли.
Я уже собираюсь щелкать пальцами у него перед лицом, когда брат, наконец, отмирает.
- То есть, ты знаешь ее всего неделю, и вы уже ахаетесь в тачке?! - пучит на меня Родион отцовские глаза - он похож на него как брат-близнец, и у меня полное ощущение, что это он мне выговаривает, а не брат. - Да уже и не первый раз?
Я не отвечаю, только сильней стискиваю челюсти, до хруста в зубах. Что тут нахрен скажешь?
- Ты совсем конченый, Артемка? - зло цедит он. - Отдаешь себе отчет в своих действиях, когда где-то с кем-то… бедрами переплетаешься? Или совсем мозги куриные отшибло? - выплевывает с перекошенным лицом, и этим меня триггерит.
Да, я херню сотворил и заслуживаю всех его пинков и "ласковых", но он же брат мой. Где поддержка? Где мудрый совет, как все разрулить? Где мужская солидарность, в конце концов?!
Сам Родя не святой ведь… Про его измены я, правда, ничего не знаю, никогда не слышал, да и некому ему особо изменять - девушки у него не задерживаются, постоянные отношения с ними не строятся, - но это тоже не говорит о нем, как об образце идеального мужика. Так что не ему меня лечить.
- Я не понял, ты на чьей стороне, брат? Ты за наших или, может, - осеняет меня вдруг, и я даже чуть привстаю со стула, подаюсь вперед. - Может, ты видишь в нашей с Лерой ситуации выгоду для себя?
- Какую выгоду? - темнеет лицом Родион.
- Такую. Тебе же нравилась Лера? Ты же сам на нее глаз положил, когда приглашал тогда на празднование Нового года? Да? - повышая голос, требую ответа, хотя знаю его давно.
- Да. Я этого и не скрывал, - брат открыто встречает мой взгляд, не отводя своего.
Это немного прибивает к полу мой пыл.
- Но она выбрала тебя, и я отступил, если помнишь. Не путался у тебя под ногами и не соперничал.
"У тебя бы и не вышло", думаю беззвучно, а вслух говорю:
- Помню. Однако, что тебе мешает до сих пор сохнуть по ней и тупо ждать подходящего случая, чтобы перебить ее у меня? Может, ты решил - вот он, твой звездный час?
- Что мешает? Например, то, что ты мой брат. А она - твоя жена, то есть почти родня.
Это серьезный аргумент, и я даю заднюю.
- Сорян, что наехал. Просто… твои наезды…
- Да понял я… - отмахивается Родион. - Ты как родителям скажешь о разводе?
- Ты гонишь? Ничего я не буду им говорить. И развода не будет.
- Как не будет, если Лера настроена категорично? Она мне однозначно сказала, что…
Валерия
- Приве-е-ет, - тянет сестра, вставая мне навстречу и выходя из-за своего стола, чтобы обнять.
- Привет, - отвечаю сдержанно, слегка обвивая ее плечи.
Если позволю себе объятия покрепче и подольше, боюсь, не совладаю с эмоциями и разноюсь, как дурочка. Мое спокойствие сейчас - очень хрупкая штука.
- Я тебя потеряла! - восклицает она, когда мы садимся друг напротив друга на уютный диванчик в ее мастерской. - Звоню, звоню… Ни ты, ни Тема недоступны. Я подумала, опять сбежали куда-нибудь на Мальдивы втайне от всех.
Сестра улыбается, а я глотаю комок в горле и ширю глаза, высушивая первые выступившие капли. Держаться! Если разрыдаюсь прямо сейчас, никакого разговора с сестрой не получится.
Сейчас Валька нужна мне не как сестра, а как любимая девушка адвоката. Собираюсь воспользоваться семейными связами. Если не для представления моих интересов - ее Михаил дружит с Артемом, и может не захотеть влезать в наш конфликт, - то хотя бы для консультации.
- Нет, не сбежали пока, - голос все же дрожит, потому что сестра попала точно в цель - такая идея у нас была, мы собирались отправиться в отпуск скоро, но теперь не судьба…
И эта мысль отзываются ноющей болью в груди.
Мы так хотели… Мы мечтали… Мы… А теперь…
Глаза вновь наполняются слезами, и я выдавливаю их, не сумев скрыть от сестренки.
- Что такое, пуся моя? - сразу тянется она ко мне. Голос обеспокоенный: - Что случилось?
Я выставляю руку и качаю головой, предупреждая ее ко мне не приближаться.
- Скажи, Михаил дома? - спрашиваю сухо, переходя сразу к делу.
Валька смотрит на меня растерянно.
- Даа… - тянет непонимающе.
- Мне нужно с ним поговорить.
Больше не задавая вопросов, сестра ведет меня в домашний кабинет Абзакова.
- Миш, тут Лера хочет… Поговоришь с ней?
- Конечно, - улыбается он. - Здесь или в гостиную пройдем?
- Мне все равно, - отвечаю. - Давай тут.
И отрицательно мотаю головой в ответ на вопрос сестры:
- Мне выйти?
Сажусь на кресло напротив Михаила и понимаю, что не могу начать. Говорить об измене мужа тяжело. Даже ей, самой родной и ему, ставшему за пару лет знакомства близким другом. При этом нужно рассказать так, чтобы обойтись без лишних эмоций и оценок случившемуся. А это сложнее вдвойне.
Пока я собираюсь с духом, подбираю слова и настраиваюсь, сестра с парнем переглядываются и тоже молчат.
- Я хочу подать на развод и хочу знать, как мне нужно действовать и куда обращаться, чтобы завершить процедуру как можно быстрее и желательно без лишней огласки, - выпаливаю быстро ровным голосом. - Я знаю о ваших близких отношениях с Артемом, поэтому не настаиваю, чтобы ты представлял меня в этом деле, если ты считаешь это неэтичным. Посоветуй мне другого хорошего адвоката. Такого, кто не будет пиариться за наш счет, а просто и честно сделает свою работу. Это не должно быть трудно - у меня нет никаких особых требований, кроме тех, что мы учли в…
- Как это ты хочешь развода?! - перебивает мою монотонную речь сестра, вскакивая на ноги. - Ты так спокойно об этом говоришь, Лера! Да что происходит, вообще?!
Я избегаю смотреть ей в глаза, прекрасно понимая, во что это выльется, но я здесь не за тем, чтобы отвечать на вопросы, а чтобы задать свои.
- Валь, успокойся, - просит ее Михаил, видимо, на опыте догадываясь уже "что происходит". - Сядь, пожалуйста. Лера, прошу тебя, продолжай.
Я кладу перед ним на стол наш брачный контракт.
- Перед свадьбой мы заключили договор, поэтому развод должен быть быстрым и безболезненным.
- Артем знает, что ты подаешь на развод? - спрашивает Миша серьезным деловым тоном, я киваю. - Он согласен?
- Нет.
- Понятно. И почему ты думаешь, что развод будет быстрым?
- Контракт же.
Вновь легкая усмешка скользит по губам. Он берет бумагу в руки и начинает листать.
- Я, что, единственная тут, кого удивляет этот разговор? - вновь пышет возмущением Валька, и теперь оно обращено не только на меня, но и на Мишу. - Кто-нибудь мне объяснит, что вы тут мутите?
- Мы мутим мой развод.
- Это я поняла. А причина какая? Не просто же ты проснулась и решила - хочу развестись?
- Не просто, - отвечаю и, глядя ей в глаза, вновь борюсь с приступом острой жалости к себе.
И больше ничего не произношу, четко осознавая и чувствуя, что только открою рот, как тут же разревусь.
- Валюш, Лера потом тебе все расскажет, - спасает меня Михаил. - Дай нам, пожалуйста, сначала обсудить всю технику, а потом она полностью в твоем распоряжении.
Поджав губы, сестра снова садится. Я понимаю, что она обижена не на меня или своего парня, а на то, что не может ничего понять.
- К-как?..
Я так рассчитывала на этот пункт… И что теперь?!
- Вот так, Лер. Мне жаль, но это прописано в Семейном кодексе, в статье…
Но назвать номер статьи - хотя что она мне даст?.. - Мише не дает вновь вскочившая со своего места Валька:
- Артем твой, что, тебе изменил?! - почти кричит, тараща на меня глаза.
Я убито киваю - теперь уже не скроешь…
- Ты уверена? - отказывается моя сестра в это верить и пытает меня: - Тебе кто-то сказал или ты сама видела?
- Сама, - с трудом выдавливаю из себя слова и не продолжаю, чувствуя, что мою внутреннюю плотину, сдерживающую бурные потоки слезы вот-вот прорвет.
- Вот козел! - смачно припечатывает его Валька и поворачивается к своему парню: - Если ты станешь его защищать или хотя бы общаться после э…
- Я не одобряю измены, Валя, - суровый голос Абзакова обрывает ее ультимативную речь до того, как она наговорит лишнего, и я выдыхаю - не хватало еще, чтобы из-за меня они поссорились. - И Артема, если он изменил, не поддерживаю и защищать ни перед Лерой, ни перед судом не стану.
- Если изменил? Если?! - закипает Валька. - Ты думаешь, Валерка это придумала?
- Нет, я не думаю, что придумала, но мне трудно в это поверить, - его глаза мечутся ко мне, и он тут же отводит их. - Прости, Лер, но это кажется абсурдным. Я знаю, как Артем к тебе относится и…
- Я тоже думала, что знаю, как он ко мне относится, - эхом отвечаю, только голос безжизненный. - Но я, правда, видела своими глазами. Он этого даже не отрицает. Не пытается оправдаться или просить прощения. Просто злится, как будто это я в чем-то виновата, и твердит, что не даст развод и что я ничего не докажу…
Ни в глаза Мише, ни Валюше я не смотрю - мне чудовищно стыдно обсуждать с ними такие сугубо личные вещи.
- Как я уже сказал, Лера, - голос Абзакова вновь чуть подсаживается, - доказывать измену тебе и не понадобится. Ее факт никак не поможет тебе в разводе. Ты не сможешь использовать ее в суде. Не отсудишь у него большую часть его состояния, как это написано в договоре - наша система не признает отступных за измену. Это незаконно.
- Я поняла. Я и не собиралась ничего у него отсуживать, мне его деньги не нужны, я не из-за них вышла за него...
Осекаюсь. Зачем я это им говорю? Они и так все про нас знают.
"Ближе к делу, Валера!"
- Я лишь хотела Артема этим пунктом попугать, чтобы он не стал затягивать с разводом, а отпустил меня сразу.
- Как это тебе не нужны его деньги? - возмущается сестра. - Да после того, что этот идиот натворил, что заставил тебя пережить, ты должна его как липку ободрать! Чтобы без трусов остался! Я, конечно, в Семейном кодексе не сильна, как Миша, но точно знаю, что ты можешь рассчитывать на половину совместно нажитого имущества. Еще не хватало ему все оставлять!
- Мы не совместно его нажили. Почти все заработал Артем, - возражаю я.
- Но ты же тоже работала! - не соглашается она. - И тоже внесла свой вклад в его миллионы!
- Мои гонорары с его не сравнятся, - слабо улыбаюсь я. - У него и зарплата, и спонсорские, и рекламные контракты. Ты даже не представляешь эти суммы.
- Вот и отлично! - радуется сестра. - Чем больше - тем тебе же лучше. Заберешь половину и отлично заживешь без этого говнюка, который за четыре года брака не сумел запомнить, что нельзя куда попало совать свой п…
- Валя! - предостерегает ее Михаил от резких слов, и она замолкает, раздраженно мухнув на него рукой.
Абзаков обращается ко мне:
- В одном Валя права…
- Только в одном? - следует возмущенное.
- Не в одном, но в главном, - уступает ее парень. - Ты не должна выходить из этого брака ни с чем. Тебе в любом случае причитается какая-то доля. Какая - будет решать суд. Многое зависит от того, работала ли ты на Дубровского официально. Если у вас был заключен контракт, и ты получала зарплату, платила налоговые отчисления и прочее, то тебе однозначно причитается пятьдесят процентов, то есть та самая Валина половина. Если же ты пиарила его как фрилансер, без оформления рабочих отношений, то на половину ты уже претендовать не можешь, и твою долю определит судья.
Я хочу возразить, напомнив, что мне ничего не надо. Только развод, но сестра опережает меня.
- И какой минимальный порог у определяемой доли? - прищуривается.
- В законе он не указан. Судья решает сам, основываясь на…
- На то, кто сколько ему занесет - знаем мы эти ваши судебные практики, - язвит Валентина и поворачивается ко мне: - Ну что, был у вас трудовой договор?
- Был.
Я еще на какое-то время задерживаюсь у них - слушаю советы и инструкции Михаила, потом сестра тащит меня пить чай и, конечно, расспрашивает подробности того, как я застукала мужа с любовницей. Рассказывая ей, я вновь вынужденно переживаю тот день и, вопреки ожиданиям, не рыдаю, а, наоборот, во мне поднимаются та же злость и ярость.
Как он мог? Как посмел Артем предать наши чувства, наши мечтания, мое доверие и любовь?