Развод. Ты все потерял

1

Сильнее, чем измен, я боюсь только не узнать об изменах. Ужасно любить человека, который этого уже не заслуживает.В. Высоцкий

«Я была первой. А теперь — бывшая.

Он ушёл. Точнее — собрал чемодан, посмотрел в глаза и сказал:

— Прости.

Затем ушел.

Я кивнула. Даже не всплакнула. Просто села на стул и выровняла дыхание. Это потом уже — в ванной, на холодном кафеле, с закрытым ртом, чтобы дети не слышали — я позволила себе согнуться пополам. А сейчас… сейчас надо держать спину прямо. У бывших жен не должно быть другой осанки.

Меня зовут Ольга. Мне тридцать семь. Я мать двоих детей. И я официально стала тем, кем общество обычно не гордится — разведёнкой.

Хотя когда-то была «той самой». Единственной. Первой любовью. Женщиной, ради которой он отказался от армии, от загранкомандировки и, кажется, даже от родительских советов. Мы женились молодыми, по любви. Классика. Свадьба на тринадцатую зарплату, одолженное платье и гости, половину из которых я не знала по именам.

Но я была счастлива.

Потому что верила в нас.

Потому что готовила ужины, стирала носки, рожала детей, терпела его кризисы, поддерживала проекты, бизнес-идеи. И когда у нас не было денег даже на хлеб, я пекла лепёшки. А он шутил:

— Первая жена - от Бога, вторая - от людей, третья - от черта

Да, я не уходила.

И даже не догадывалась, что уйдёт он. Именно в тот момент, когда будет на вершине своего успеха. К той, у которой нет шрамов от родов. У которой нет морщин. И которая в постели говорит «да» до того, как он попросит.

Я не хочу, чтобы вы жалели меня.

Я просто расскажу, как это было.

С самого начала. Честно. Как на исповеди.

Это история о том, как рушится мир. И о том, как потом из осколков женщина может выстроить новый. Своими изящными руками.»

Глава 1

Ольга

Я сижу на кухне. Она глянцевая, как с картинки: тёплые полы, чёрный мрамор, подсветка под ногами, ароматизированные свечи с запахом водяной лилии, горят в углу, будто кто-то умер и у меня траур. По сути, так и есть.

Сегодня умер мой счастливый брак.

Да. Я тоже умерла вместе с ним, просто пока еще не осознала это.

На столе чашка из тонкого китайского фарфора, в ней какао остывший, как и всё, что, между нами. Я даже не помню, когда в последний раз муж смотрел на меня с теплом. Наверное, это было прошлым летом… или зимой…

Но сегодня — смотрит. Точнее, смотрел, когда стоял в холле, в своём, сшитом по специальному заказу итальянским дизайнером, костюме, и говорил, не глядя мне в глаза:

— Всё. Я ухожу.

Хм… Так легко и просто…

Мужу сорок пять. Он в прекрасной форме: мускулистый, высокий, с правильными скулами и губами, поджарый, с лёгкой благородной сединой на висках, которая не старит, а только добавляет статуса. Тело — как из камня. Он пашет в зале каждый день, как в последний раз. Брюнет. Всегда чуть загорелый, с руками, на которых жилы проступают, когда он сжимает руль, или мои запястья во время секса.

Кстати, а когда у нас в последний раз он был? Две недели назад? А может уже и целый месяц прошел…

Секс… Секс у нас был прекрасный. Он знал, как трогать — так, что я забывала, как дышать. Смотрел в глаза — и я верила: он мой. Только мой. И, черт возьми, я гордилась этим. Каждой клеточкой кожи, каждым стоном, я думала: это и есть любовь. Мы сливались, как будто без остатка. Он был огонь, я — масло. И всё это казалось настоящим. Но секс — он же не любовь. Это я теперь знаю. Он мог целовать меня ночью, а утром писать другой эсэмэс.

Я была домом. Уютным, тёплым, надёжным. Он в нём грелся — а потом шёл сжигать спички на стороне.

Да это и не удивительно. Игнат — мужчина, на которого оборачиваются женщины всех возрастов. Мужчина, который всегда выбирает лучшее. Лучший ресторан. Лучший отель. Лучшие часы. Лучшее вино. И, как оказалось, лучшую женщину. Не меня. Уже — не меня.

Я слышу сейчас эти его слова, и мне хочется остановить его. Закричать. Вцепиться в него руками, ногтями, волосами. Сказать: Не смей! Ты не имеешь права меня бросать!

Еще добавить, что я всё прощу. Что мы начнём сначала. Что…

Что, да чёрт с ней, с гордостью — лишь бы он не уходил сейчас.

Ведь, я же его не бросила, когда ему было хуже всего?! Я была с ним в радости и в не радости! Это Я, в трудные времена, делила с ним кусок хлеба. И верила, помогала, поддерживала… Я шла за ним по такой дороге, что любая бы другая давно переломала бы себе ноги.

Да я и дальше готова была идти за ним, даже не спрашивая куда… Идти до самой старости. Только вот кому была нужна эта жертва?!

Сейчас я смотрю на него и мне хочется ударить его по лицу, чтобы опомнился. Хочется заорать диким зверем… забиться на полу в истерике, которая больше будет похожей на агонию..

2

Ольга

— Надеюсь, что твой кобель предохранялся, когда лез на свою шалаву, — стонет в трубку моя мать. Эта «святая женщина» как ее называл, когда Игнат.

— Мама! — я резко поворачиваюсь, и, как назло, ухом нажимаю кнопку «громкой связи». — Не надо.

— А что не надо? А?! — её голос дребезжит от злости так, что у меня чуть барабанная перепонка не лопает. — Он тебя бросил, Оля! С двумя детьми! Как последнюю собаку! Ты что, ещё его защищать будешь?

Я судорожно пытаюсь переключить звонок на телефон. Спустя секунду получается. Закрываю глаза. От света люстры расплываются блики. Мне хочется лечь на пол. Просто лечь и лежать. Можно даже не дышать.

— Мам, я тебе позвонила не для того, чтобы поливать его грязью.

Как бы муж ужасно не поступил по отношению ко мне, он все же остается отцом наших детей.

— А зачем? Чтобы я порадовалась? — фыркает. — Или чтоб успокоила тебя?

— Наверное, чтоб просто… — я сглатываю, голос садится. — Просто чтоб сказать…

— Сказать, что ты, как я и говорила, выбрала не того. А я тебя предупреждала, дорогая моя. Что когда мужик слишком красив — жди беды. И что все эти его поездки, встречи, клубы — ничем хорошим не кончатся.

Я молчу. Потому что мама оказалась права. Но я не могу это признать. Или не хочу…

— Ты же вся для него была, — продолжает она уже мягче. — Всё делала. Идиотка.

— Спасибо, мам. Я всегда знала, что ты меня подержишь, — в голосе сквозит иронией.

— Не за что. Хорошо, что хоть за ум вовремя взялась и дело свое открыла, — вздыхает.

За это маме нужно сказать отдельное спасибо. Потому что это именно она всю жизнь вкладывала в меня мысль, что женщине нужно свое ремесло. Чтобы в случае чего не остаться без куска хлеба.

Я опираюсь на край стола. В комнате тихо. Только из кофемашины капает в поддон что-то несвоевременно мокрое.

— А твой кобель ещё вернётся, — вдруг говорит мама. — Только чтобы даже не вздумала его назад пускать!

— Мама…

— Даже если будет на коленях ползти этот кот плешивый. Даже если перед иконами клясться. Даже если почку тебе свою отдаст. Никогда не принимай его обратно! Я серьёзно, Оля.

Я не отвечаю. Потому что не знаю, что сделаю, если он действительно вернётся.

— Мам, я перезвоню.

—Эти млядуны не меняются! Ты меня услышала?

— Угу.

— Я приеду.

— Не надо, мама.

— Я приеду, — твёрдо повторяет она.

— Не надо, — уже громче повторяю я. — Я потом перезвоню, — отключаюсь.

Я ни хочу сейчас никого видеть у себя дома. Мне совсем не до гостей.

В кухне снова тишина. Ставлю телефон на стол. Закрываю глаза. Считаю до трёх. Один. Два...

— Мам? — голос дочки. Тонкий, осторожный.

Я поднимаю голову. Варвара стоит в дверях кухни, в пижаме с кроликами. Лицо сонное, волосы растрепаны, глаза — слишком взрослые для юной семнадцатилетней девушки.

— Что-то случилось? — спрашивает она.

— Нет, — слишком быстро отвечаю я.

— Мам, пожалуйста. Мы всё слышали, — тихо говорит Варя подойдя ко мне ближе.

Рядом появляется Денис. Ему хоть и пятнадцать, но он уже на полголовы выше меня. Лицо всё больше напоминает лицо Игната — особенно сейчас, с этим каменным выражением. Только в глазах — не надменность, как у отца, а глухая, злая обида.

— Папа ушёл? — спрашивает сын.

Я киваю.

— Ушёл.

— К другой? — уточняет Денис.

Я молчу.

— Ты знала, мам? — Варя смотрит на меня. — Знала, что у него кто-то есть?

Я качаю головой.

— Нет. Не знала.

Догадывалась — да. Но наверняка я не знала. Тешила себя иллюзией, что мой муж меня любит и никогда не применят.

— Ну… теперь мы — как все, — рявкает Денис и садится за стол. Зло берёт печенье, надкусывает, кладёт обратно.

— Дэн! — Варя шипит.

— А что?! — он с вызовом смотрит на сестру. — Что? У Сашки родители в разводе. Отец Димки тоже из семьи ушел. Батя Светки укатил с любовницей в Тайланд, ее мамка из-за этого чуть в дурку не попала. И наш папа козлом оказался. Всё. Занавес.

Я чувствую, как дрожит подбородок. Но не при них. Не сейчас.

— Эй, — говорю спокойно. — Хватит. Мы не будем называть его козлом. Он — ваш отец.

— А о нас он подумал? — Варя поворачивается ко мне. Голос её вдруг хрустит. — Нас он вообще в расчёт взял?

— Варя…

— Я ненавижу его, — говорит она, и губы дрожат. — Просто ненавижу.

Я подхожу, обнимаю. Она не сопротивляется, но и не отвечает. Стоит, как ледышка.

3

Ольга

Салон открывается в десять. В десять ноль три я уже стою у зеркала в светлом брючном костюме, безупречно уложенная, с идеальным макияжем и чашкой крепкого американо в руках. Брови выведены, губы — нюд, лицо — ровное, как новая глянцевая плитка на полу.

Клиенты должны видеть: хозяйка салона красоты — сама красота. Хозяйка — в порядке. В ее жизни все прекрасно.

— Ты уже здесь? — голос Маши раздаётся из-за стойки ресепшена. — Доброе утро!

— Привет, — киваю.

— А я думала, ты сегодня будешь позже.

— Угу, — бросаю, не оборачиваясь. — Я тоже так думала.

Маша — моя правая рука, администратор с первого дня и подруга с детского сада. Если кто и умеет читать меня с полувзгляда — это она.

— Оль, — произносит она и ставит свою чашку в кофе машину, — что-то ты с утра… стеклянная.

Я поворачиваюсь.

— С чего ты взяла? Всё нормально.

Маша закатывает глаза.

— Это твой коронный ответ. Знаешь, сколько раз я его слышала? Когда у тебя Денис с ветрянкой лежал, ты говорила: «Всё нормально». Когда в прошлом году в ДТП попала— «всё нормально». Когда та психическая-клиентка на мастера с ножницами полезла — тоже «всё нормально».

— Всё нормально.

— У тебя глаза опухшие.

— У меня аллергия.

— У тебя голос охрип.

— Я спала с открытым окном.

— И ты не ругалась по телефону, когда сказали, что краску привезут только на следующей неделе.

Я молчу. Стою. Смотрю, как в кофемашине перемалываются зёрна. Ждём, когда прольётся порция.

— С Игнатом поссорилась? — тихо спрашивает она.

Я ничего не отвечаю. Просто поворачиваюсь и иду к своему кабинету. Маша — за мной.

— Маша… — я оборачиваюсь, облокачиваюсь на дверной косяк. Голос садится. — Он вчера ночью ушёл. К другой.

— Вот гад! — охает подруга.

Я смотрю ей в глаза. Долго. И вдруг, сама не знаю почему, выдыхаю и говорю:

— Я не понимаю, как мне теперь жить… А в остальном, у меня все нормально.

***

«Здравствуйте. Я долго не решалась писать, но, возможно, кому-то мой опыт даст хоть каплю надежды. Четыре года назад мой муж ушёл. Просто однажды пришёл и сказал: «Я больше не могу так». Мы прожили 21 год. Венчание, двое детей, ипотека, дача, семейные вечера… Я была уверена, что у нас всё как у людей. Что всё устоялось. Но у него, как потом выяснилось, давно была другая. Моложе, "понимающая", «не грузящая». Он ушёл к ней. Мир рухнул. Это не просто слова — я действительно перестала видеть смысл в жизни. Я не могла спать, не могла есть. Ходила, как зомби. На работу — через силу. По выходным — завидовала людям с семьями. Плакала каждый вечер. Молилась. Кричала в подушку. Ездила в монастыри, была у психологов — было ощущение, что меня просто выбросили как мусор. А он? Он постит фото с новой пассией, улыбается, счастлив. Больше всего больно было от чувства предательства. Я говорила себе: "Семью так не бросают. Это не нормально. Почему я страдаю, а он живёт дальше?»

«Девочки, не могу больше. Помогите советом… Мы с мужем прожили 13 лет, были и трудности, и хорошие моменты. Но недавно он сказал, что больше меня не любит, что осталась только привычка и жалость. Я случайно увидела, как он переписывается с другой женщиной — не что-то откровенное, но слишком тёплое, чтобы это была просто "подруга". Я уехала к маме, но на следующий день меня просто сломало. Не ем, не сплю, реву как ребёнок. Всё внутри рвёт от боли. Я умоляю его поговорить, пытаюсь вернуть, пишу, звоню — он только говорит: "Отпусти. Все равно уже больше ничего не будет". Но я хочу его вернуть. Не понимаю, как жить дальше без него. Всё внутри кричит, что это ошибка, что мы можем всё вернуть. Пожалуйста, у кого было похоже — возвращались ли мужья после таких слов? Или это всё? Я на грани. Очень прошу не осуждать, мне действительно сейчас очень тяжело.»

«Привет всем. Не знаю, зачем пишу — может, просто чтобы не сойти с ума. Три месяца назад муж сказал, что больше не чувствует ко мне любви. Мы прожили почти 10 лет, и я, честно, не верила, что такое может случиться просто так. Потом выяснилось, что у него появилась другая. Он сказал, что это "просто совпало", что он не уходил к ней, а ушёл от меня. Он собрал вещи, ушёл молча, без скандалов. Я пыталась держаться. Но теперь каждый день как пытка. Мне не хватает его даже в мелочах — запаха, привычек, его чашки на столе. Я смотрю на дверь и всё время жду, что он вернётся. Он иногда отвечает на мои сообщения. Но всегда ровно, отстранённо. Говорит, что не хочет давать мне ложную надежду. Но я не могу отпустить. Я как будто застряла. Не хочу другого мужчину, не хочу новой жизни. Хочу вернуть ту, которая у нас была. Может, у кого-то был похожий опыт? Возвращались ли мужья, если сначала уходили к другим? Стоит ли бороться… или я просто отказываюсь принять реальность? Очень прошу — откликнитесь, кто проходил через такое.»

Закрываю страницу женского форума и опускаю крышку ноутбука, как крышку гроба.

Хватит.

Ещё немного — и начну рыдать на таблицу с закупками и клинингом.

4

Ольга

Он делает шаг ближе. Почти вплотную. Я слышу, как внутри у меня начинает стучать сердце. Он не просто наглец. Он хам!

Боже мой, надо срочно звонить юристу. Но для начала надо бы найти свой экземпляр договора.

Данилов не спрашивает разрешения. Он просто проходит мимо меня — так, будто я не человек, а мебель — и опускается на диван с витиеватыми ножками из кожи цвета слоновой кости. Уверенно, по-хозяйски так.

— Милый диванчик, — говорит он, откидываясь на спинку. Растягивается, как большой кот, — опасный, ленивый, знающий, что ему всё сойдёт с рук. — Правда, больше подходит для фотозон, чем для дела. Впрочем, в вашем салоне всё красиво. Слишком. А мне бы хотелось добавить брутальности.

Я встаю в полный рост. Сердце всё ещё гремит в груди, но голос выходит чёткий:

— В МОЕМ салоне ничего не будет меняться без моего участия. И уж точно — без моего согласия.

— Прекрасно, — улыбается он. — Поэтому я здесь. Чтобы предложить участие.

— Я не выживаю, — шепчу, подходя ближе. — Господин Данилов…

— Можно просто Глеб, — улыбается.

— Господин Данилов, я держу это место на плаву. Без кредитов, без спонсоров и даже без инвесторов. Тут каждый стул и каждый гвоздь куплен лично мной. Именно поэтому…

— Именно поэтому, — говорит он и делает то, от чего я внутри напрягаюсь, как струна: медленно, нагло скользит взглядом вниз — от моего лица к блузке, к талии, к моим рукам, всё ещё сжимающим планшет, — поэтому мне хотелось бы предложить вам сотрудничество.

— Прекратите.

— Что прекратить?

— Я не позволяла вам переходить границы.

— Правда? — он встаёт. Медленно. Его рост, его фигура, его уверенность — всё давит. — А вы уверены, что знаете, где эти границы?

Я отступаю на шаг. Но не потому, что боюсь. Потому что, если останусь ближе, могу не сдержаться.

— Послушайте, Данилов… как вас там... Вы можете быть кем угодно — миллионером, новым арендодателем, чертовым владельцем полгорода. Но я не буду делить с вами свой бизнес.

Он кивает.

— Женщина вроде вас с радостью готовы делить со мной вещи намного интересней, чем бизнес.

Мои щеки вспыхивают от возмущения.

— Это вы на что намекаете, уважаемый?

— Да ни на что я не намекаю, — смотрит прямо, даже не моргнув. — Я говорю открыто. Привык, знаете ли, к честности. Особенно в делах… и в своих желаниях.

Я чувствую, как во мне закипает. Щеки горят, но не только от возмущения — от того, что этот человек, этот нахал, каким-то дьявольским образом за пару минут вывернул меня наизнанку. И всё это — на фоне предложения, которое звучит почти как ловушка.

— Ваши желания — это ваша проблема, Данилов. А моё дело — салон. И я не позволю вам разрушить его, даже если вы решите снести это здание и построить здесь торговый центр с фонтаном.

— Не собираюсь я ничего сносить, — говорит спокойно. — Я не из тех, кто ломает хорошее. Я умею усиливать. Развивать. Давать импульс.

— А цена? — спрашиваю я. — Ведь у вас всегда есть цена, верно?

— Не всегда, — чуть усмехается. — Иногда мне просто интересно. Например… интересно, на что вы готовы пойти, чтобы остаться здесь.

— Угрозы — плохой способ вести дела, — говорю я, чувствуя, как холод проникает в пальцы. — Особенно с женщинами моего статуса.

— Это не угроза, — Глеб делает пару шагов ко мне, останавливается на грани личного пространства. — Это предложение на подумать. А если не хотите — тогда да, воспринимайте как предупреждение. У меня нет привычки долго ждать. Но у вас есть сутки. Завтра в десять я вернусь.

Он смотрит мне в глаза. Долго. И слишком близко.

Я не отвожу взгляда. Я не могу позволить себе слабость. Даже если он пахнет, как сцена из французского кино. Даже если его голос действует, как медленно растекающийся яд — тонкий, терпкий, опасный.

Он отходит от меня, не сводя глаз. Подходит к двери. Поворачивает ручку.

— Кстати, — бросает через плечо. — А диван я бы всё-таки заменил. Он не удобный и слишком вычурный.

И выходит, оставляя после себя запах дорогого парфюма, вкус металла на язык.

Я стою посреди салона. Всё так же — вино на подоконнике, эскиз на планшете, мягкий свет. А внутри — грохот.

Надо найти договор. Срочно.

Руки на автомате тянутся к телефону. Игнат. Первый в избранных. Не потому, что хочется, а потому что до сих пор, кажется, будто он — единственный, кто может помочь. Успокоить. Сказать: «разберёмся», «не бойся», «все порешаем».

Я нажимаю на вызов. Один гудок. Второй.

Сброшено.

Сердце начинает стучать громче.

Набираю снова. Вторая попытка — сброс.

— Ну пожалуйста… — вырывается шепотом. Воздуха не хватает. Виски стучат, как под прессом. Грудная клетка становится тесной, будто кто-то поставил внутрь бетонный блок.