Развод. Ты выбрал ложь, я выбираю правду

ТАТЬЯНА. 1 глава

– А вы чего не собрались еще, Татьяна Игоревна?!

Дежурная медсестра смотрит на меня и мои разбросанные по палате вещи с удивлением.

Я ничего не понимаю:

– Валентин Иванович сказал, что в понедельник выписка... а сегодня пятница.

– Передумал наш Валентин Иванович! – улыбается девушка и вручает мне папку с документами: – Вот, держите, все здесь. Ваши анализы и исследования до и после, протокол операции, протокол стационарного лечения, выписной эпикриз, все рецепты, назначения и рекомендации... Держать вас в больнице больше смысла нет – только стресс. Отправляйтесь домой, отдыхайте, отсыпайтесь, с понедельника уже можно на реабилитационные процедуры. Прогнозы хорошие, так что... верю, совсем скоро увидим вас на своих двоих!

– Спасибо, Анастасия! – улыбаюсь я. – И спасибо, что так заботились обо мне эти недели... Благодаря вам время пролетело незаметно!

– Поправляйтесь, Татьяна Игоревна! – медсестра тепло пожимает мою ладонь, а потом спрашивает: – Вызвать вам такси?! Помочь добраться до автомобиля?!

– Нет, спасибо, я сейчас мужу позвоню, он приедет... у него сегодня выходной. Ничего же, если я задержусь в палате еще на полчаса?!

– Конечно, без проблем!

– Отлично, спасибо!

Анастасия уходит – а я быстро собираю вещи, документы, и звоню Николе.

Конечно, очень волнительно возвращаться после такого длительного лечения.

Меня не было дома две недели.

Мне удаляли доброкачественную – спасибо и на том! – опухоль позвоночника.

Боли были адские, мне постоянно кололи обезбол, помогали ходить в туалет и мыться, меня поглотило депрессивное состояние, а самое ужасное – проявился частичный паралич нижней части тела. Ноги отнялись, проще говоря. Не целиком, к счастью. Я немного чувствую их – могу даже пальцами подвигать. Но это очень сложно.

Валентин Иванович, мой лечащий врач, мой хирург, сказал, что процесс обратим, что я снова буду ходить.

Но – нужны время и реабилитация.

А пока – инвалидное кресло мне в помощь.

Кресло Николя, конечно, купил самое лучшее, суперсовременное, дорогое, и я ему благодарна.

Но, думаю, все равно буду чувствовать себя неловко и стыдно, особенно если придется добираться куда-то самой, без помощи.

Наташа и Ксюша, наши дочки, сейчас у моих родителей, но Николя... да, он будет помогать.

Но прямо сейчас муж почему-то не берет трубку.

Я звоню раз, и два, и три... без ответа.

Пишу ему сообщение:

«Любимый, меня выписали раньше, чем планировалось! Я уже готова ехать домой! Забери меня, пожалуйста!»

Но снова ничего.

Я жду десять минут, двадцать, полчаса.

Раздражаюсь, но мысленно прикидываю: может, его вызвали на работу?!

Муж – владелец элитного салона красоты, и большая часть повседневных вопросов решается через администраторов, но вдруг что-то с оборудованием, например?!

Может, он уехал и телефон дома забыл?!

Странно, конечно.

Обычно он всегда на связи, особенно сейчас, когда я в таком уязвимом положении.

Но делать нечего: я жму тревожную кнопку, возвращается Анастасия, и я прошу ее все-таки помочь мне.

Такси я вызываю сама, а вот справиться с инвалидным креслом с непривычки невероятно сложно. Как ни кручу колеса – все еду куда-то не туда!

Заботливая медсестра провожает меня до автомобиля, мы прощаемся, и я еду домой.

___

листаем дальше --->

2 глава

Дом, милый дом!

Как же я соскучилась!

Водитель, видя мое положение, подвозит меня максимально близко к подъезду, – и это при том, что территория-то у нас закрытая!

Сам, без просьб, выходит первым, достает из багажника инвалидное кресло, расправляет его, подвозит к дверце машины, помогает мне выбраться и устроиться в нем.

Я невольно краснею, обхватывая его рукой за шею, но делать нечего: сама все равно не справлюсь.

Да и муж так и не ответил... даже не прочитал мое сообщение! Ну точно телефон забыл! Как же невовремя!

– Огромное спасибо! – благодарю я мужчину.

– Может, вам и до квартиры помочь добраться? – совершенно искренне спрашивает он.

Наверное, так и правда было бы проще, но я – гордая, упрямая... а еще стыдливая, стеснительная. Мне очень неудобно просить чужого человека... даже при том, что я сто процентов оставлю ему щедрые чаевые в приложении такси!

Так что я отказываюсь.

– Спасибо, – говорю. – Но дальше я сама.

– Ладно... Здоровья! – напутствует мужчина, прежде чем сесть обратно на водительское сидение и закрыть дверцу.

– Да уж, – вздыхаю я, бормоча себе под нос. – Здоровья, здоровья... это мне сейчас нужнее всего.

Противные колеса все еще не слушаются, сил едва хватает, но я кое-как пробираюсь на территорию ЖК, добираюсь до подъезда и... с ужасом останавливаюсь возле пандуса.

Вот он, пандус, вроде бы есть.

Вроде бы даже не очень крутой. И перила имеются.

Но что-то мне подсказывает, что я, пролежавшая две недели в больничной палате, после операции, слабая, напичканная лекарствами, не смогу подняться по нему самостоятельно. Я и так-то никогда особенной физической подготовкой не отличалась, а уж сейчас...

К счастью, именно в этот момент из подъезда выходит полить цветы наша консьержка Лидия Петровна.

– Лидия Петровна! – кричу я ей радостно.

– Танечка! – всплескивая руками, пожилая женщина бежит ко мне. – Тебя уже выписали, получается?! Как ты, милая?!

Мы недолго болтаем, а потом Лидия Петровна помогает мне проехать вверх по пандусу, дожидается со мной вместе грузовой лифт и завозит туда.

– Спасибо! – благодарю я, нажимая кнопку нашего десятого этажа.

– Поправляйся, миленькая! – кричит напоследок Лидия Петровна, и дверцы лифта закрываются.

Я еду наверх.

На нужном этаже выхожу и уже без проблем доезжаю до квартиры.

К счастью, порогов нет, а личинка дверного замка достаточно низко, чтобы я легко открыла дверь.

Заезжаю в квартиру, чувствуя, что руки стали грязными.

Обручи обручами, но с непривычки все равно успела запачкаться о колеса... и как?! На улице ведь сухо!

Злюсь сама на себя, ищу в рюкзаке влажные салфетки, а потом вдруг слышу какой-то звук в глубине квартиры и замираю.

Что это такое?!

Мужа ведь нет дома... или есть?!

– Николя! – зову я тихо дрожащим голосом.

Не знаю даже, почему мне вдруг становится страшно.

То ли подозрение, что в дом забрался грабитель, то ли подозрение гораздо более ужасное, мерзкое, липкое...

Кричать почему-то не решаюсь.

Но звуки повторяются, уже громче.

Шепот.

Смех.

Тихие стоны.

Я еду в направлении спальни, останавливаюсь возле чуть приоткрытой двери и слышу за ней разговор.

– Твоя ведь теперь инвалидка... зачем она тебе?! – спрашивает звонкий женский голосок... смутно знакомый.

– Врач говорит, что она поправится, – это уже голос моего мужа, моего Николи, Николеньки...

Я почти физически ощущаю, как сердце падает вниз, в живот, и накрывает страшная тошнота.

– И все же, – продолжает девица. – Она уже немолода, а я... ты только посмотри на меня...

– Ты – богиня, – шепчет мой муж, и на этом диалог прерывается звуками поцелуев...

___

Дорогие читательницы, добро пожаловать в мою новую книгу!

Пожалуйста, чтобы не потерять книгу, сразу добавьте ее в библиотеку. Также я буду благодарна вам за лайк (звездочку) на главной странице книги https://litnet.com/shrt/uQXj Огромное спасибо! Теперь мы с музом счастливы и будем продолжать творить для вас!

3 глава

Я чувствую, что цепенею.

Как будто до этого я не чувствовала только ноги, а теперь не чувствую и все остальное...

Сердце продолжает падать вниз...

С трудом отдавая себе отчет в том, что делаю, я подъезжаю к двери спальни вплотную, берусь за ручку и тяну ее на себя.

Дверь открывается так широко, что я уже могу спокойно заехать в спальню на своей инвалидной коляске.

Николя и девица, постанывающая под ним, увлечены настолько, что не сразу меня замечают.

Я успеваю разглядеть их и увидеть все, что была бы счастлива никогда в жизни не видеть.

То, как мой муж склоняется над другой женщиной.

То, как она, разбросав жгучие черные локоны по подушке, извивается на нашем супружеском ложе.

То, как сливаются в поцелуе их губы.

То, как мужнины руки скользят по чужому девичьему телу, как много раз скользили и по моему...

Накатывает новый приступ тошноты – даже не знаю, может, дело и не в этом зрелище, а банально в антибиотиках?! – и я невольно кашляю.

И только это заставляет наконец увлеченных голубков отпрянуть друг от друга с ошалевшими лицами.

Тогда-то я и узнаю девицу.

Даша. Дашка Завистовская, наш парикмахер-колорист.

Мой муж – владелец салона.

Я – старший администратор.

А Дашка – колористка, которая пришла к нам всего-то три месяца назад.

Ей всего двадцать пять, кстати... а мужу – сорок пять.

Интересно, они уже три месяца спят друг с другом или начали, когда я в больницу попала?!

– Твою мать! – звенящую тишину первой нарушает именно Дашка.

Стыдливо прикрываясь простыней, она скатывается с кровати и боком-боком проскальзывает мимо меня, на бегу собирая все свои разбросанные по комнате шмотки.

Николя тем временем тоже сползает на край кровати, тот, что ближе ко мне, садится, протягивая ко мне руки, и говорит так проникновенно, что у меня аж в горле ком встает:

– Любимая, это... это было ошибкой. Мне так жаль. Прости. Я очень виноват. Я не должен был поступать так с тобой... с нами.

– Неужели, – говорю я, с трудом складывая буквы, потому что язык не слушается.

– Просто ты... ты была так далеко и так недоступна, а я очень переживал и...

– То есть, ты от переживаний за меня на Дашку залез?! Ты мне еще скажи, что это я виновата!

– Нет, что ты... Как ты вообще?! Тебя что, пораньше выписали?! – он переводит тему разговора.

Тем временем, у меня за спиной по квартире шарится Дашка: тихонько чертыхается, одевается, собирает свои вещи.

– Да, меня пораньше выписали. И если бы ты не был так увлечен своей любовницей и держал при себе телефон, то узнал бы об этом. Я звонила и писала.

– Любовницей?! – переспрашивает Николя, как будто бы искренне поражаясь такому определению. – Да перестань! Мы переспали... раза три, наверное. Только потому, что мне было одиноко и страшно.

– Ты же мой бедненький! – восклицаю я, не сдерживаясь.

А мне-то в больнице, в одиночной палате, под капельницами, не было страшно и одиноко.

А уж на операционном столе, голая, в ярком свете, под скальпелем хирурга, я и вовсе была самым счастливым человеком на свете!

А вот мой муж – он да, он, конечно, очень страдал...

– Не издевайся! – требует тем временем Николя.

– Ну прости! – фыркаю я, а потом говорю: – Убирайся. Видеть тебя больше не хочу.

___

листаем дальше --->

4 глава

– Ты серьезно?! – лицо мужа из виноватого мгновенно становится ироничным. – Убираться?! И это мне ты говоришь, новоиспеченный инвалид-колясочник?!

– Что ты... – начинаю я, нахмурившись, но он перебивает:

– Не мне ли ты звонила и писала, чтобы я тебя забрал и помог добраться до дома?! – он встает с постели и берет свой телефон, который лежал на столе и был, судя по всему, в беззвучном режиме, чтобы ничто не помешало голубкам миловаться. – О! Пять пропущенных звонков! И сообщение о том, что я должен приехать в больницу!

– Да, но в итоге я прекрасно справилась без тебя! – огрызаюсь я.

– Ой ли?! Без меня – но сама ли?! А может, тебе помогли медсестры, таксист, наша консьержка?!

У меня аж все леденеет внутри от того, как точно он называет всех моих помощников.

Но я не сдаюсь:

– Тебя это не касается.

– Ну да, конечно! – фыркает он. – А дальше что?! Будешь дальше по чужим людям побираться?! Как ты собираешься ездить на реабилитацию?! Готовить?! Убираться?! В туалет ходить?! Мыть себе задницу, прости, пожалуйста, за подробности?! Может, брата своего позовешь помогать?! Или мать, которой уже за шестьдесят, и у которой колени постоянно ноют?! Или дочерей, которым тринадцать и десять, и у которых в голове ничего, кроме тупых танцевальных роликов?! Ой, знаю! Ты наймешь сиделку! Чужую тетку, которая за дикие деньги будет тебя подмывать!

От его слов щеки наливаются румянцем.

Николя хорошо знает меня, хорошо знает мои слабости, знает, куда бить, чтобы было побольней...

Он прав: мне не к кому особо обратиться за помощью, а чужие люди – это неловко, стыдно, страшно...

Я даже не сразу отвечаю.

А муж, почувствовав мое замешательство, смягчает тон голоса:

– Ну вот, видишь, тебе это совсем не нужно, чтобы я убирался. Тебе нужна моя помощь. Потому что ты теперь инвалид.

Он с таким смаком делает упор на последнем слове, словно ему доставляет особенное удовольствие осознавать, насколько я стала слабой и уязвимой.

А меня тем временем тошнит все сильнее и сильнее...

В этот момент за моей спиной щелкает входная дверь.

Дашка ушла.

Только аромат ее парфюма остался: цветочный, очень нежный, едва уловимый, но все же.

И как я сразу не узнала его?!

Она ведь всегда одной и той же туалетной водой пользуется, и в дни ее смен весь салон пропитан этим ароматом.

Замечала ли я этот аромат в нашей квартире раньше?!

Вроде бы, нет... или да?!

Даже если и замечала, наверняка думала, что сама принесла его... ну, или Николя.

Он, конечно, говорит, что между ними было всего три раза, но я не верю.

Уж больно уверенно и нагло разглагольствовала Дашка о том, что я теперь – инвалидка, а вот она – то, что надо...

– Давай-ка я тебе помогу раздеться, и ты сходишь в душ, – говорит Николя, пытаясь взять меня за руку, но я одергиваю локоть и огрызаюсь:

– Я была в душе утром, в своей палате.

– Ну, умыться-то точно надо, – пожимает он плечами.

– Я справлюсь сама.

– Уверена?!

– Более чем, – говорю твердо.

– Окей, – Николя возвращается к кровати, чтобы снять постельное белье, на котором кувыркался с любовницей, а я с мерзким чувством незаконченного разговора тащусь на своих колесах в ванную комнату.

Там мне удается самой пересесть на унитаз и обратно на кресло, а потом я подъезжаю к раковине и понимаю, что она для меня высоковата.

Включить воду мне, впрочем, все-таки удается, как и дотянуться до мыла.

Вымыв руки, я решаю воспользоваться любимой пенкой для лица, а она – вот сюрприз! – в шкафчике над раковиной.

Сидя не достать. Никак.

Тогда я приподнимаюсь, держась за обручи кресла, и пытаюсь нащупать немыми ногами пол, но в следующее мгновение одна рука соскальзывает, колесо проворачивается, и я лечу на пол с грохотом и криком боли.

___

листаем дальше --->

5 глава

– О боже! – муж с круглыми от ужаса глазами влетает в ванную комнату и начинает помогать мне подняться. – Ты не ушиблась?!

– Я в порядке, – шиплю сквозь зубы, но это ложь: при падении я как минимум сильно ударилась локтем о кафель, как максимум – повредила и без того парализованную ногу. Правда, чувствительность снижена на восемьдесят процентов, и я не очень понимаю, все серьезно или нет...

В идеале – надо показаться врачу.

Снова.

А я ведь только что из больницы приехала!

– Я же говорил, что ты без меня не справишься, – качая головой, бормочет Николя.

Он устраивает меня обратно в инвалидном кресле и начинает осматривать.

– Не надо изображать из себя доктора, – прошу я, закатывая глаза. – Не прикасайся ко мне. Мне тошно. Уйди.

– Ты сильно кричала.

– Я просто испугалась.

– Я тебе не верю.

– А мне плевать! – огрызаюсь снова, чувствуя, что силы уже почти на нуле. – Я сказала – уйди! Убирайся!

– Ладно, ладно...

Николя поднимает руки ладонями наружу, как бы говоря: я сдаюсь! – и наконец сваливает из ванной комнаты, закрывая за собой дверь. После него в помещении остается едва уловимый аромат Дашкиного парфюма.

Я остаюсь одна.

В том же положении, с которого начинала.

Ну что же... видимо, обойдусь сегодня без пенки.

Я умываюсь обычной водой, а потом переодеваюсь в пижаму, которая, к моему счастью, лежит на стиральной машине.

Я одевала ее всего раз, как раз перед тем, как меня забрали на скорой.

За несколько недель она, полагаю, пропиталась пылью и сыростью, но мне плевать.

Я не готова ехать в спальню без одежды.

И просить Николя принести мне что-то чистое тоже не готова.

Может, зря я такая гордая?!

Может, надо позволить ему за собой ухаживать?!

В конце концов, провинился – пускай отрабатывает?!

Но нет, я не могу.

Он просто противен мне теперь до глубины души.

Надо же: жена в больнице, восстанавливается после операции на позвоночнике, ноги отнялись, боли страшные, нужна долгая реабилитация, а он что?! Развлекается с молоденькой красоткой!

Безумие, которое в голове не укладывается!

Зато теперь я понимаю, почему он попросил отправить дочерей к моим родителям.

Мне-то сказал, что не справится с ними сам, у него ведь дела, работа...

А на самом деле просто выпроводил их ради любовницы!

Что бы сказали Наташа и Ксюша, узнав, что их папа променял их на упругие сиськи?!

Какой кошмар...

Тяжелые мысли заставляют меня опустить голову в сложенные лодочкой ладони и просто разрыдаться.

Что интересно, перед этим я включаю воду – чтобы Николя ничего не услышал.

Рациональное, мать его, страдание.

Впрочем, какой уж из меня рационалист?!

Мне больно и страшно до усрачки.

Что мне теперь делать?!

Как справляться со своим телом, гигиеной, бытом?!

Что сказать дочерям?!

А что, если врач ошибся, и реабилитация не поможет?!

Что, если я навсегда останусь такой, практически безногой, беспомощной, бесполезной?!

Как я буду работать?!

Как растить детей?!

Как жить, в конце концов?!

Николя, может, и не уйдет от меня, вот только мне он теперь не нужен.

Я не смогу простить ему измену.

А значит, наш брак, который продлился пятнадцать лет, закончен.

6 глава

Ладно, с меня достаточно. Достаточно слез.

К тому же, если я пробуду в ванной комнате слишком долго, Николя наверняка заподозрит что-то неладное и снова начнет ломиться... мне это не нужно.

Я вытираю слезы и смотрю на себя в зеркало: оказывается, я очень изменилась за время, что провела вне дома...

В больничных зеркалах это было как будто бы незаметно, но здесь и сейчас, дома, в родной ванной, из зеркала на меня смотрит какая-то чужая женщина...

А может, я изменилась за последние полчаса, узнав о том, что муж мне изменяет?!

Не знаю... да и не хочу знать.

Черты лица заострились, кожа стала сероватой, появились новые морщинки, а глаза... они как будто мертвые теперь. Безжизненные. Да... эти глаза видели то, что совсем не хотели видеть...

– Ты там долго?! – раздается из-за двери нетерпеливый голос мужа. – Я в туалет хочу!

Я вздыхаю.

Ну конечно, какое уж уединение!

– Выхожу! – отзываюсь я и действительно толкаю дверь ванной комнаты.

Николя с другой стороны сразу ее подхватывает, распахивая настежь, чтобы мне было удобно проехать.

– Спасибо, – говорю я сухо.

Муж скрывается в ванной, а я еду на кухню.

Я завтракала в больнице – мне принесли чудесную творожную запеканку, йогурт, порезанные яблоки и чай с печеньем, – но времени уже почти час дня, и я снова голодна.

Честно говоря, после операции я вообще ем как не в себя.

Врач сказал, что это, возможно, побочка наркоза.

Окей, только почему тогда я вместо того, чтобы набрать вес, сбросила его?! Вон черты какие угловатые, и локти какие острые! Странно...

На кухне я, конечно, сталкиваюсь с очередными трудностями в виде шкафчиков, которые расположены на уровне человеческого роста.

Встать-то я не могу.

Хорошо хоть, у меня хватает физических возможностей, чтобы поставить чайник и достать из холодильника молоко.

Большинство людей считают извращением пить зеленый чай с молоком, но я этот напиток просто обожаю!

В этот момент из туалета возвращается Николя.

Заметив, что я делаю, фыркает:

– О, только добралась до дома – сразу снова свое зелье варишь?!

– Тебя забыла спросить, – огрызаюсь я.

– Сделай и мне тогда, что уж...

– Сам себе сделай. А лучше – просто уйди с глаз моих.

– Куда, блин?! Это и мой дом, вообще-то!

– Ненадолго, – буркаю я.

– В смысле – ненадолго?! – не понимает муж.

– В смысле, что я подам на развод, и квартиру придется делить. Вряд ли у тебя хватит благородства оставить ее нам с дочками, так что... придется продавать.

– С ума сошла, что ли?! Ты знаешь, сколько сейчас в Сочи квартиры хорошие стоят?!

– Знаю. Мы получим хорошие деньги.

– Да я не о том! – отмахивается Николя. – Ну, продадим мы эту квартиру миллионов за двенадцать-тринадцать, получим по шесть, и что?! Что ты потом купишь за шесть миллионов?! Однокомнатную вторичку где-нибудь на горе?!

– Раньше об этом думать надо было, – я пожимаю плечами. – Когда изменял.

– Откуда мне было знать, что ты раньше времени домой вернешься?! Выписалась бы в понедельник – и ничего бы никогда не узнала!

– Узнала бы. Просто позднее. Знаешь, как говорится, тайное всегда становится явным.

– Бред это все! – отмахивается он снова.

– Как скажешь, – вздыхаю я. – В любом случае, нам надо начать жить отдельно. Дети, конечно, останутся в этой квартире: у них здесь рядом школа, музыкалка, художка, бассейн... Они и так замучились ездить, пока жили у моих родителей. Ну а ты – выбирай: либо ты съезжаешь отсюда, а я с девочками остаюсь, либо я съезжаю, а ты остаешься...

___

листаем дальше --->

7 глава

– Ты совсем, что ли, уже?! – Николя аж кулаки сжимает в бессильной ярости.

Я, в принципе, не удивлена его реакции.

Ведь я, по сути, даю ему выбор без выбора.

Либо он покинет теплое, насиженное местечко и переберется к Дашке, своим родителям или друзьям – мне плевать, куда именно, – либо останется здесь, но будет вынужден обслуживать ежедневно двух вредных девчонок-подростков.

– У меня, вообще-то, работа! – рычит он.

– Да, видели мы твою работу, – усмехаюсь я. – Дочерей ты явно не из-за работы к моим родителям отвез.

Когда Наташа и Ксюша вернутся – с любовницей на супружеской постели уже не поразвлекаешься!

Но мне на его удобство плевать.

Мне важно, чтобы дети вернулись к привычному ритму жизни, им и так в последние недели сложно пришлось, начала падать успеваемость в школе, Наташа начала прогуливать, Ксюша – постоянно ныть и не высыпаться...

Про то, как сложно пришлось мне, я вообще молчу.

Зато Николенька у нас кайфовал!

Все, баста.

– Я никуда из этой квартиры не уеду! – заявляет Николя гордо и, очевидно, в полной уверенности, что и я останусь здесь, с ним.

Вот только я не останусь.

Сегодня переночую здесь – потому что и так достаточно стресса получила за день, – а завтра утром позвоню маме, сообщу, что и как.

Приеду в родительский дом, пообщаюсь с Наташей и Ксюшей, пособираю их вещи, а вечером отправлю их со своим отцом к их отцу.

Дочки вряд ли будут против.

Они, во-первых, уже достаточно большие и самостоятельные, чтобы не страдать о том, что мамы рядом нет.

Во-вторых, нет мамы – меньше контроля, они такое любят.

Ну и в-третьих, они у меня умненькие, прекрасно поймут, что мне для восстановления нужны время и покой.

Еще они, конечно, поймут и то, что между мамой и папой разлад, но как сказать им о разводе родителей – я пока не знаю.

Подумаю об этом завтра.

Завтра наступает со звонком будильника, который я завела, потому что иначе проспала бы часов четырнадцать на своих обезболах и снотворном, и завтраком в постель, который организует для меня Николя.

– Ну и зачем весь этот фарс?! – фыркаю я, наблюдая, как он прилаживает на постель деревянный мини-столик, на котором скрэмбл с рукколой, залитый йогуртом салат из бананов и киви и апельсиновый сок.

– Предлагаю начать с начала, – говорит муж.

Знатно я его вчера напугала, видимо, тем, что оставлю с детьми!

– С какого начала, прости?! Наше начало давно в прошлом. Впереди только конец.

– Прекрати, Таня. Будь взрослой. Все мужики изменяют. Тебе и так повезло: за пятнадцать лет брака я сделал это впервые. И больше не планирую.

– Ну и зря. Дашка же богиня, не?! – иронизирую я невольно. – Мне до нее далеко...

– Хватит! – он рычит и ударяет кулаком по кровати.

Столик, покачнувшись, валится прямо на мои парализованные ноги. Йогурт и сок растекаются по белоснежному постельному белью.

– Твою мать! – орет Николя. – Я никуда не отпущу тебя, ясно?! Ты – моя жена! Точка! Я так сказал!

Честно говоря, его вопли заставляют меня замереть от ужаса.

Мне реально становится страшно.

Как и любая пара, мы, конечно, ругались – неудивительно, за столько-то лет брака! – но он никогда не поднимал на меня руку... а теперь мне вдруг кажется, что это может измениться...

Может, дождаться понедельника?!

Собраться и сбежать, пока он будет на работе?!

Мои родители и дети все равно пока не знают, что меня уже выписали.

Или все-таки сваливать сегодня?!

Визуализация: Татьяна, Николя, Даша

Мои хорошие, представляю вам свое видение героев и напоминаю, что оно может не совпадать с вашим!

Делитесь впечатлениями: так представляли себе главную троицу - или иначе?

Татьяна

Николя

Даша

8 глава

– Все, уймись! – говорит Николя уже спокойнее, но я вижу, что желваки у него по-прежнему ходят ходуном, вены на шее вспучены, а кулаки сжаты до предела...

Он зол. Очень зол.

И он реально никуда меня сейчас не отпустит.

А я... что я могу против него?!

Женщина в принципе слабее мужчины, а уж я сейчас, после операции, на инвалидном кресле, тем более.

Придется действовать немного иначе.

Обманом, хитростью.

И первым делом надо, чтобы он успокоился и ослабил контроль.

– Я не хочу завтракать, – говорю, пожав плечами. – Пожалуйста, убери это, – киваю на разлитые йогурт и сок. – И, если не трудно, принеси мне воды. Мне надо таблетки утренние выпить.

– Окей, – кивает Николя. Он все еще раздражен, но уже меньше. Это хорошо. Пусть думает, что я смирилась. И пусть думает, что я готова принимать его помощь: смену белья, стакан воды...

Пока он бегает на кухню, я перебираюсь в кресло.

К счастью, все, что пролилось, осталось на одеяле, моя пижама не запачкалась.

А вот на ноге после вчерашнего падения появился синяк. Я старательно прикрываю его рукой, когда беру стакан воды из рук мужа.

Говорю:

– Спасибо, – и пью большими глотками.

Николя тем временем возится с постельным, меняет его... второй раз за сутки. Такими темпами чистых комплектов не останется!

Потом он сухо спрашивает:

– Чем еще я могу тебе помочь?

– Ничем. Я умоюсь и еще немного посплю, наверное.

– Ладно, если что – зови.

Даже удивительно, но он правда оставляет меня в покое, а я действительно умываюсь и возвращаюсь в постель. Правда, не для того, чтобы спать, а для того, чтобы позвать на помощь.

Смотрю на часы: десять утра.

Родители уже точно встали, даже мама. Она у меня сова, любит поспать подольше. Папа – другой. Чуть свет – уже на ногах.

Убедившись, что дверь в спальню плотно закрыта, и Николя за дверью нет, я нахожу в телефонной книге нужный номер и нажимаю на вызов.

Гудки... гудки... гудки... а потом в трубке раздается самый родной на свете голос – мамин:

– Доченька!

– Привет, мам, – говорю тихо.

– Как твое самочувствие, миленькая?! С четверга не говорили с тобой! В понедельник же выписка, да?!

– Я уже дома, мам.

– Что?! Как так – дома?! А чего не сказала, не позвонила, не написала?!

– Не до того было, – хмыкаю я с горечью.

– Что-то случилось?! – сразу обеспокоенно спрашивает мама.

– Случилось. Но это не телефонный разговор. Ты только выслушай меня сейчас, пожалуйста, ладно? Мне очень нужна твоя помощь... твоя и папина. Оставьте девчонок и приезжайте ко мне. Вместе. Я на месте все объясню.

– Танечка, ты чего пугаешь меня?! – я так и представляю, как мама хватается за сердце. – Со здоровьем что-то?! Осложнения?!

– Нет, мам, с этим все в порядке, правда. Просто приезжайте – и сами все поймете.

Я не готова говорить по телефону, что мне изменил муж.

Во-первых, непонятно, как мама отреагирует.

А во-вторых, она тут же расспрашивать начнет, разговор затянется, а мне некогда говорить, в любой момент может Николя заявиться, чтобы в очередной раз придушить меня своей притворной заботой.

– Ладно, ладно, – причитает мама. – Через час будем тогда. Натку и Ксеньку точно не брать?!

– Точно.

– Ну, как скажешь...

Я завершаю вызов – и с облегчением выдыхаю.

Сейчас приедут мои родители – и тогда Николя не сможет воспрепятствовать тому, что я уеду из дома.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Не совсем же он отбитый, да?!

9 глава

Как же сильно мы нуждаемся в наших родителях – и ведь не только в детстве.

Да, сначала рвемся к самостоятельности, сепарируемся, как это сейчас модно говорить, строим свою жизнь, карьеру, семью, но потом... наступает момент кризиса – и куда мы торопимся?! Конечно, в теплые, заботливые, все понимающие и все прощающие объятия наших мам и пап...

Мне сорок два, у меня семья, дети, работа, но сейчас я как никогда нуждаюсь в родительской любви, поддержке и помощи.

Конечно, не у всех так.

Есть семьи разобщенные, где каждый, несмотря на обилие родственников, одинок и несчастен.

И я сочувствую таким людям.

Но мне повезло: мама и папа у меня замечательные, они за меня в огонь и в воду.

Так что сейчас, когда они обещают вот-вот приехать, я и правда немного расслабляюсь.

Даже выбираюсь на кухню позавтракать.

Правда, помощь Николя не принимаю: сама делаю себе омлет, нарезаю овощи, завариваю чай.

– Что, не получилось снова уснуть? – спрашивает муж, который все равно крутится рядом.

– Не получилось.

– Как чувствуешь себя?

– Нормально, – говорю, а сама снова на свой синяк на ноге посматриваю.

К счастью, его удобно прятать под столом.

Но вот проблема: синяк есть, боли – нет.

Нажимаю пальцем прямо на сине-зеленое пятно – и ничего.

Чувствительность нулевая.

А вчера вечером я как будто бы что-то чувствовала в этом месте...

Возможно ли, что за ночь мое состояние ухудшилось?!

Возможно ли, что падение спровоцировало какое-то осложнение?!

Я не знаю – но мне, если честно, очень страшно.

Виду я не подаю, конечно. Ем, пью, старательно впихиваю в себя таблетки – противные, но такие необходимые.

Когда раздается домофонный звонок – Николя вскидывается и первым делом косится на меня:

– Кто это может быть?!

– Мои родители, – говорю я просто.

– Зачем?! – возмущается он. – Зачем ты их позвала?!

Видимо, догадывается сам, зачем.

– Что за глупый вопрос, – я пожимаю плечами. – Они мои родители, а меня из больницы выписали. И я не звала их – они сами позвонили и решили приехать.

– Врешь! – щурится муж.

– Ты откроешь двери, или это мне сделать, Фома ты неверующий?!

Делать нечего: Николя идет открывать моим родителям.

На пороге с ними милуется, притворяется, что рад видеть, а когда возвращается, шипит:

– Только попробуй сказать им...

– Сказать что? – спрашивает моя мама, появившись на пороге кухни.

Они с папой умывались с дороги, но, видимо, закончили раньше, чем рассчитывал Николя.

– Только попробуй сказать им, что у тебя бессонница, – с видом несчастного разоблаченного героя говорит Николя. – Простите, Олеся Викторовна, Игорь Иванович, не хотелось бы вас волновать понапрасну...

Он лебезит, суетится, бежит ставить чайник, а я, дождавшись, когда наступит короткая пауза, наполненная тишиной, громко и отчетливо сообщаю:

– Мам, пап, мы с Николаем разводимся.

Все три взгляда сразу обращаются ко мне.

Николин – полный ярости.

Папин – полный удивления.

Мамин – полный ужаса.

Всплескивая руками, она первая реагирует на новость:

– Разводитесь?! Как же так, Танечка?!

– Пока я была в больнице, он изменял мне со своей подчиненной. А теперь пытается удержать меня. Я позвонила вам и попросила приехать, чтобы вы помогли мне собраться и перебраться к вам... на время, пока будут идти развод и дележка имущества. Не переживайте: Наташа и Ксюша вернутся домой. Николай – такой же родитель, как и я. Так что пускай отодвинет в сторону свои плотские утехи и займется воспитанием дочерей... хотя бы раз в жизни.

10 глава

– Танечка... – причитает мама, становясь красной, как помидор. – Что же ты такое говоришь... Может, ты перепутала что-нибудь?! Вы ведь столько лет вместе, как он мог изменить тебе?!

– Не обращайте внимания, Олеся Викторовна, – влезает сразу же Николя, довольный маминым сомнением. – Вы же понимаете, ее в больнице страшно пичкали таблетками: антибиотики, обезболы, снотворные, антидепрессанты, витамины... вот и начала небылицы выдумывать...

Я фыркаю насмешливо.

Николя слишком плохо знает моих родителей и неправильно трактует мамину реакцию.

Он думает, что мама не верит мне.

Но мама верит, просто шокирована, потому что всегда хорошо относилась к зятю, как к старшему сыну, можно сказать, ведь мы-то с Савой младше, чем Николя...

И вот теперь, столько лет спустя, мама понимает, какую змею на груди пригрела.

– Помолчи, – говорит она ему спокойно, но строго, а потом обращается ко мне: – Так значит, ты уверена, доченька?!

– Уверена, мам, – поджимаю губы.

В этот момент и отец подает голос:

– Вот бесстыдник! Жена, значит, в больнице, за жизнь и здоровье свое сражается, боли страшные терпит, а он не утерпел, причиндалы в штанах не удержал и сразу к другой в койку прыгнул! Да еще и детей своих на стариков сбросил! И не стыдно тебе, Николай?!

– Игорь Иванович, при всем уважении, это наш брак, наши отношения и наше дело...

– Молчи, – точно так же, как мама, перебивает его отец. – Нет тебе прощения. И брака и отношений никаких больше нет. Леся, помоги дочке собраться, мы уезжаем... В одном только сомневаюсь: можно ли доверять этому прохиндею Наташеньку с Ксюшенькой?! За ним ведь не заржавеет и при детях девицу свою в дом привести! А девочкам такого видеть не надо, – он качает задумчиво головой. – Ну да ладно, мы это втроем обсудим. Без тебя, – он тычет пальцем в лицо Николя, а потом отворачивается.

Мой муж вот-вот взорвется от ярости.

Глаза у него пылают ненавистью, кулаки сжаты, ноги расставлены, словно он сейчас набросится на нас, но... пока мои родители рядом, он бессилен. Потому-то я их и позвала: ради защиты. Иначе не стала бы лишний раз с места дергать, сама добралась. Но одну меня Николя бы вполне мог задержать – вплоть до того, что паспорт бы мой спрятал и ключи забрал. Он так уже делал несколько раз, когда мы сильно ссорились. Тогда все со временем устаканивалось, но сейчас это невозможно. А как бы я искала документы и ключи, как бы боролась с мужем, особенно на инвалидном кресле?!

– Одумайся, – шипит мне Николя.

– Чего ради?! – спрашиваю я.

– Ради детей, в первую очередь!

– Ради детей, которым ты предпочел любовницу?! – приподнимаю я бровь.

– Не любовница она мне! – ерепенится муж. – Так, одноразовая шлюшка!

– Ты уж определись: одноразовая шлюшка или богиня?!

– Я только тебя люблю! Только ты нужна мне!

– Поздно, Николя, слишком поздно...

– Не будь стервой! В каждом браке бывают сложности, но любовь на то и нужна, чтобы все вместе преодолевать!

– Пока я преодолевала, ты развлекался, – напоминаю я. – Да и о какой любви ты говоришь?! Когда любят – не изменяют...

– Все совершают ошибки!

– И все за них потом платят, – я пожимаю плечами.

– Раз так – то и ты за свою ошибку заплатишь! – огрызается он и снова сжимает кулаки, глядя на меня сверху вниз... пока родителей нет в кухне, он снова себя безнаказанным почувствовал. – Ты ведь инвалидка! И, вполне возможно, навсегда инвалидкой останешься! Как будешь работать?! Как детей обеспечивать?! Как ухаживать за ними?! Я заберу у тебя дочерей – и тогда ты сама вернешься! Будешь у меня в ногах ползать, лишь бы обратно принял и позволил с дочками рядом быть! Поняла меня, дрянь безногая?!

___

листаем дальше --->

11 глава

Я опешиваю от того, как грубо он со мной разговаривает, как откровенно оскорбляет и угрожает.

Глаза, наверное, как блюдца становятся, пока я смотрю на него снизу вверх и цепляюсь побелевшими пальцами за обручи инвалидного кресла... молча, потому что спорить нет смысла: это как спорить со зверем, который рычит на тебя и капает слюной... именно так сейчас мой муж и выглядит.

Да и нечего говорить: я уже сказала все, что должна была, а опускаться до его уровня как-то не хочется.

Впрочем, меня поражает то, как быстро он теряет всю свою нравственность, все свое благородство, да и вообще облик нормального человека.

Другой бы сказал: да, изменил, да виноват, ты права, этому нет прощения, давай разведемся, разойдемся, как взрослые сознательные люди, постараемся поддерживать нормальные отношения ради дочерей, я буду участвовать в воспитании и финансово, ведь я такой же родитель, как и ты.

Но нет – Николя только оскорблениями и угрозами сыплет: ты никто, ты инвалидка, ты с детьми не справишься, так что я их у тебя заберу, и ты еще пожалеешь, что бросила меня, дрянь безногая!

Последнее обращение, конечно, окончательно убивает во мне любые теплые чувства по отношению к мужу, любую надежду на адекватное урегулирование конфликта.

Он – не мужчина, он – всего лишь жалкий злобный тролль, который потрясает своими кулаками над беззащитной женщиной в инвалидном кресле, женщиной, которая отдала ему пятнадцать лет своей жизни и родила двоих детей, и при этом он думает, что прав просто потому, что у него причиндалы между ног имеются... мужик же! Но нет, Николя, ты – не мужик...

– Ты закончил?! – спрашиваю я у него ледяным тоном, когда он замолкает, переводя дыхание.

– Я только начал! – рявкает Николя. – Последний шанс тебе даю!

– Спасибо, обойдусь как-нибудь.

В этот момент в кухню наконец входит мама:

– Доченька, я пособирала кое-что... пойдем, посмотрим вместе, определимся окончательно, что тебе нужно, а что нет.

– Да, мам, идем, – я киваю и оставляю Николя одного.

Мы с родителями быстро собираем все нужные мне вещи: одежду, обувь, косметику, лекарства, документы, ноутбук, планшет, разную мелочь...

Все упрощается тем, что самое-самое важное уже было в больничном рюкзаке, который я не успела разобрать, вернувшись домой.

Многое оттуда, конечно, придется стирать, но это ничего, мне все равно сейчас много одежды не нужно, я ведь буду большую часть времени проводить дома и на реабилитациях, а работу, встречи с друзьями, походы по магазинам и кафешкам придется отложить до лучших времен... но эти времена наступят, я не сомневаюсь, пусть Николя и считает иначе.

– Все?! – спрашивает отец.

– Да, кажется, – киваю я.

– Отлично, тогда отнесу чемоданы в машину.

– Спасибо, пап.

Прежде, чем покинуть квартиру, я стаскиваю с безымянного пальца кольцо – из-за того, что я похудела, оно снимается очень легко, словно заранее готовилось покинуть мой палец и мою жизнь, – и кладу его на кухонный стол перед Николя.

– Ты пожалеешь, – говорит он.

– Прощай, – говорю я и вместе с мамой покидаю квартиру.

Мы спускаемся вниз, садимся в автомобиль, и отец спрашивает:

– Ну что, дочка, домой?!

– Нет, пап, сначала – в больницу, – прошу я.

Надо бы все-таки посмотреть, что с ногой, на которую я вчера упала...

___

Хорошие мои, вас, читающих, сильно больше, чем тех, кто поставил книжечке лайк.

Пожалуйста, не скупитесь, это очень важно для меня, а для вас ничего не стоит...

Обязательно ставьте книге "Мне нравится", добавляйте в библиотеку, кто еще этого не сделал, пишите свои впечатления, а завтра ждите розыгрыш промо на мои книжечки!

В новых главах обязательно будет ссылка на блог!

А если боитесь пропустить - проврьте, что подписаны на меня, точно точно увидите)) К тому же, розыгрыш будет только для подписчиков.

12 глава

Мы приезжаем в больницу – знакомую до боли... я ведь только вчера утром отсюда уехала. Всего сутки прошли.

В регистратуре сообщаю, что произошло, показываю выписной эпикриз с информацией об операции.

– Что же вы так неосторожны, Татьяна Игоревна, – качает головой женщина-регистратор.

– Некому было помочь, – отвечаю я, поджимая губы.

– Что, ни мужа, ни детей?!

– Мне кажется, это вас не касается, – огрызаюсь я. Терпеть не могу, когда лезут в чужое дело и в чужую душу, не зная ничего о человеке.

Женщина, смутившись, пожимает плечами:

– Ну, простите.

– Мне бы Валентину Ивановичу показаться, – прошу я, называя имя своего хирурга.

– Нет его сегодня, выходной. Отправлю к его сменщице – Лилии Георгиевне.

– Окей.

Конечно, идеально было бы, чтобы меня осмотрел тот же самый доктор, который оперировал, но он, конечно, не обязан денно и нощно торчать в больнице в ожидании меня... вдруг мне помощь понадобится?!

В конце концов, если все будет серьезно, я приеду завтра снова – уже к нему... а может, меня и вовсе попросят вернуться на госпитализацию.

– Нам с тобой пойти или подождать в коридоре? – спрашивает мама, взволнованная сильнее, чем я.

Она-то думала, что все, самое страшное позади, теперь с каждым днем мне будет все лучше и лучше, а теперь вдруг – вот, новая проблема.

– Подождать, – говорю я и пожимаю ее ладонь: – Все будет хорошо, мам.

– Надеюсь, доченька... надеюсь.

Мне тоже страшно, но я уже такой ад прошла, что иду – или еду, как правильно говорить?! – в кабинет врача совершенно спокойно, ничего не дрожит, не замирает внутри.

– Здравствуйте, – приветствует меня Лилия Георгиевна, врач-хирург, которая сегодня дежурит в приемном покое.

– Добрый день.

– Татьяна Игоревна?

– Да, верно.

– Ну, рассказывайте, с чем пожаловали.

Я рассказываю и показываю. Доктор опрашивает и осматривает меня, отправляет на рентген, потом говорит:

– Вам не о чем волноваться: серьезной травматизации нет. Единственная проблема заключается в том, что после падения повредились нервные окончания, которые и так-то были в полумертвом состоянии. Но это ничего – постепенно мы все восстановим с помощью реабилитации. Я пропишу вам мазь, чтобы поскорее заживить внешние ткани. И еще нужно будет обязательно пропить кальций. Все остальные лекарства оставляем прежними и принимаем по плану, который вы обговаривали с Валентином Ивановичем.

– Спасибо, доктор, – я выдыхаю с облегчением.

Родители, когда я все им пересказываю, тоже выдыхают с облегчением, и мы наконец едем домой.

Домой, где меня не будут ждать изменяющий муж, упреки, угрозы и оскорбления.

Домой, где будут только мои любимые дочки, мои любимые родители, тепло, уют, забота и безопасность.

Дети встречают меня с радостью и удивлением.

– Мы думали, ты только в понедельник выпишешься, – говорит Наташа.

– Ага, и мы думали, что это не ты к нам, а мы к тебе поедем... домой, к папе, – добавляет Ксюша.

– Да, мы очень по вам скучали...

– Мои вы хорошие, – я обнимаю дочерей, с трудом сдерживая слезы счастья от встречи с кровиночками, а сама думаю: боже, как же сказать им, что мы с их папой больше не будем вместе?!

___

листаем дальше --->

13 глава

Наташе – тринадцать лет, она учится в седьмом классе.

Ксюше – десять, она в четвертом.

Они, в принципе, уже довольно взрослые, самостоятельные девочки, все прекрасно знают и понимают... у некоторых их подружек родители уже разводились, так что это не станет для них откровением...

А может, все-таки станет?!

Ведь все это происходило где-то там, в других семьях, за закрытыми дверьми, а это случится прямо здесь, рядом!

Они ведь думают, что у нас крепкая семья, что мама и папа любят друг друга...

Ну, я тоже так думала. И любила. А потом оказалось, что все – пятнадцать лет брака в унитаз.

Мне самой-то сложно эту правду осознать, что уж говорить про детей?!

Но сказать все равно придется – и сейчас.

Потому что уже сегодня они отправятся домой, к отцу...

Какая-то часть меня, конечно, сопротивляется, не хочет отпускать.

Даже есть мысль: а кому я хуже-то сделаю?! Мужу?! Или собственным детям?! Как они там будут, без меня?!

Но я старательно отгоняю эти сомнения прочь.

Наташе и Ксюше действительно будет лучше дома.

Не потому, что там отец.

А потому, что там их привычная жизнь: их комнаты, их кровати, вся их одежда – к бабушке и дедушке они взяли только самое необходимое, – украшения, книжки и игрушки, велосипеды, самокаты, миллион всего...

Любимые друзья, с которыми можно играть во дворе.

Школа, в которую не нужно ездить каждое утро, вставая пораньше, а можно добежать за десять минут.

То же самое – бассейн, музыкалка и художка.

В общем, да, какое-то время лучше пожить раздельно.

К тому же, они могут приезжать ко мне каждые два-три дня: благо, родители мои на пенсии, и отец сможет привозить их и отвозить обратно.

– Мам, все нормально?! – спрашивает у меня Наташа, заметив, как я погрузилась в свои мысли и застряла взглядом на одной точке.

– Да, все хорошо, милая, – улыбаюсь я натужно. – Но мне нужно поговорить с вами.

Мы втроем, мои мама и папа в другой комнате, я успела отдохнуть с дороги... самое время.

– Что-то случилось с папой?! – спрашивает старшая. Она, конечно, взрослее, больше понимает, и сразу догадалась, что что-то не так.

– Папа тоже заболел?! – щурится младшая.

– Нет, с папой тоже все хорошо, – говорю я. – Он здоров, а я – обязательно поправляюсь. Вам не нужно о нас волноваться. И все-таки... Мне очень сложно говорить об этом, правда, и это не то, чего я хотела, но мы с папой поняли, что больше не можем быть вместе. Мы будем разводиться.

– Что?! – ужасается Наташа.

– Как это – разводиться?! – вторит ей Ксюша.

– Может, вы еще помиритесь?!

– Из-за чего?!

Мне очень не хочется очернить Николя перед его собственными дочками, я старательно ищу правильную формулировку, в конце концов говорю:

– Так уж вышло, что ваш папа полюбил другую женщину...

Но дочки мои – поколение альфа, которые благодаря интернету и общению со сверстниками знают гораздо больше, чем мы в те же годы, так что Наташа сразу восклицает:

– Он что, изменил тебе?!

А Ксюша сразу возмущается:

– Да как он мог?!

Я невольно улыбаюсь: мои девочки будут на моей стороне!

Да уж, отделаться мягкими формулировками не вышло...

Я признаю очевидное:

– Да, он мне изменил.

– Вот ведь... какой! – Наташа явно сдерживает ругательство, не желая, чтобы я узнала, что она умеет материться.

– А мы?! – тут же спрашивает Ксюша. – С кем останемся мы?!

Я вижу в ее глазах страх: она боится, что я отдам их папе.

– Со мной, конечно, – обещаю я.

Не говорить же им, что их ненормальный папаша собирается отобрать их у меня...

___

Как и обещала, розыгрыш промо: https://litnet.com/shrt/Ex-c

НИКОЛАЙ. 14 глава

– Все совершают ошибки! – говорю я, все еще надеясь, что моя дурная женушка передумает и не будет рубить на корню все, что между нами было...

Но не тут-то было:

– И все за них потом платят, – она пожимает плечами.

В ней уже нет надрыва: она все решила, она собирается уйти.

– Раз так – то и ты за свою ошибку заплатишь! – огрызаюсь я, понимая, что мое терпение закончилось. Я дал ей время успокоиться, принять то, что произошло, чтобы потом пойти дальше... вместе... но она – ни в какую! Ладно, хочет войны – пускай получает войну! – Ты ведь инвалидка! – рыкаю я ей в лицо, стараясь задеть, уколоть побольнее. – И, вполне возможно, навсегда инвалидкой останешься! Как будешь работать?! Как детей обеспечивать?! Как ухаживать за ними?! Я заберу у тебя дочерей – и тогда ты сама вернешься! Будешь у меня в ногах ползать, лишь бы обратно принял и позволил с дочками рядом быть! Поняла меня, дрянь безногая?!

Она смотрит на меня снизу вверх огромными глазами, явно опешившая от моих слов, но не парирует, не набрасывается в ответ.

Только спрашивает:

– Ты закончил?! – как будто ледяным воздухом обдает.

– Я только начал! Последний шанс тебе даю!

– Спасибо, обойдусь как-нибудь.

Ну вот, говорю же: бесполезно. Мертвый номер. Мои слова больше не имеют для нее значения. Но это, конечно, ненадолго.

– Ты пожалеешь, – говорю я, когда женушка, прежде чем трусливо сбежать, с гордым видом кладет передо мной свое обручальное кольцо.

Раньше жаловалась мне, что оно слишком уж плотно сидит на пальце, давит, надо бы его в мастерскую отдать, чтобы расширили... а теперь что?! Как потребовалось – быстренько сама его с руки сняла и мне вручила!

– Прощай.

Сколько же пафоса... и какая же она дура.

Не знает, с кем связалась.

Не понимает, какую войну начала.

Но ничего: я покажу ей.

Мы с Таней поженились, будучи людьми вполне себе взрослыми, сознательными. Мне было тридцать, ей – двадцать семь. До свадьбы мы встречались два года. И на момент нашего знакомства я уже был владельцем салона красоты «Полианна», который передала мне отошедшая от дел мать.

Вот только дела у меня тогда шли неважно, да и от салона было одно название: простая парикмахерская, вот и все.

Клиентов было мало, бизнес приносил одни убытки, и было четкое понимание: еще пара месяцев – и все, можно закрываться.

Неудивительно: что я, экономист по образованию, мог смыслить в женской красоте и женских потребностях?! Да еще и женат не был!

При маме салон тоже не то чтобы процветал, но хотя бы не работал в убыток. А ушла она – потому что начались проблемы со здоровьем.

Могла бы – отдала не мне, а моей младшей сестре... но Людке тогда было всего семнадцать.

Зато Таня, к тому времени выучившаяся на дизайнера костюма и успевшая поработать стилистом и администратором в бьюти-сфере, быстро смогла поставить «Полианну» на ноги: и все наши косяки исправила, и направления работы, и штат расширила, и клиентов привела из другого салона, который незадолго до этого закрылся...

Я назначил ее старшим администратором – и пятнадцать лет, все годы нашего брака, она управляла этим местом.

А теперь... теперь я ее уволю.

На место администратора будет очередь, обойдусь прекрасно без нее.

Но в остальном, конечно, брак очень хотелось бы сохранить.

Во-первых, дети.

Дочкам тринадцать и десять, и я не хочу, чтобы Таня вбила им в головы, что их папа – ужасный человек, предатель и изменник... а так ведь и будет! Практически все женщины при разводе настраивают общих детей против отца!

Во-вторых, недвижимость. Бог с ней, с машиной, бог с ним, с дачным домиком на отшибе края, но вот трехкомнатная квартира в центре Сочи – это серьезно. Сколько денег было в нее вбухано! А сил! А души! Я не готов лишиться этого актива.

Ну и в-третьих, моя собственная семья. Моя младшая сестра Людка – замужем за братом Тани Савелием. Сава, разумеется, будет всеми руками и ногами за свою старшую сестру, а с ним – и Людка, потому что страшно его любит... А я боюсь потерять с ней связь.

Поэтому выпендреж Тани для меня – как снег на голову.

Ну, изменил, подумаешь, с кем ни бывает?!

Мужчинам свойственно изменять!

Тем более, ситуация была стрессовой не только для нее, но и для меня!

А она – все! Сразу – скандал, сбор вещей, развод!

Нормальная?! Пятнадцать лет брака хоронить из-за какой-то одноразовой профурсетки?!

Бред.

Когда раздается звонок в дверь, я сначала думаю про себя: ну надо же, опомнилась, идиотка, вернулась!

Но быстро понимаю: это не она, это дети.

Я иду открывать.

– Девочки! – улыбаюсь им с порога, а они обе смотрят на меня исподлобья дикими зверьками, крест-накрест сложив руки на груди.

15 глава

– Кто будет есть арбуз?! – заглядываю в комнаты дочерей, а в ответ получаю только возмущенные вопли.

– Немедленно закрой дверь! Вообще-то, надо сначала стучаться! – кричит Наташа. – Мне тринадцать, папа, я уже взрослая! Вдруг бы я переодевалась?! Или что-нибудь еще делала?!

Что-нибудь еще – это что?!

Интересненько!

Какая же бесконечная глупость – личные границы детей!

Понапридумывают всякого бреда эти современные психологи!

Чего я там у них не видел?!

Мыл, пеленал, одевал, по больницам водил...

А теперь, видите ли, закрой дверь, стучись, я уже взрослая!

Тринадцать лет, в школе учится, ни копейки не зарабатывает, сидит на родительской шее, а гонору – как у взрослой женщины!

Ужас... и почему я раньше не обращал внимания на то, как воспитаны мои дочери?!

Ксюша не возмущается настолько громко, но все-таки тоже недовольна.

– Папа! – пищит она гневно и прячется за ширмочку, поставленную в комнате. – Пожалуйста, не заходи!

– Что, вдруг ты переодеваешься или что-нибудь еще делаешь?! – иронизирую я.

– Ну да!

– Ясно, – киваю, понимая, что нет смысла спорить, а ссориться с ними сейчас – самое последнее дело. – Я принес вам арбуз!

– Спасибо, я не хочу! – кричит из-за ширмы Ксюша.

– А я ненавижу арбузы! – вторит ей Наташа.

– С каких пор?!

– Да давно уже, вообще-то!

Интересно, давно – это неделя, день или час?!

Может, она только что придумала свою невероятную ненависть к арбузам?!

Не исключено...

– Окей, а еще есть мороженое! – кричу я в надежде заинтересовать хоть чем-то.

– Какое?! – уточняет Наташа.

– Шоколадное и крем-брюле!

– Я ем только пломбир!

– А я просто не хочу есть! Я у бабушки и дедушки поела! – вторит ей Ксюша.

Я тихонько ругаюсь:

– Твою мать... – и думаю: надо было у них спросить, а чего они, собственно, хотят?! Не арбуз, так манго?! Не мороженое, так пирожное?! А может, газировки, шоколада, мармелада?! Дети же всегда просят сладкого!

С другой стороны, не исключено, что все это – просто диверсия, протест, специально, чтобы меня позлить.

Может даже, Таня специально их подговорила: спорить со мной, ни на что не соглашаться, возмущаться, защищать свои личные, черт возьми, границы...

Но ничего.

Попритворяются, поупрямятся немного, – а потом им надоест.

В конце концов, они же дети, которые рано или поздно попадают под влияние того родителя, который ближе... а я ближе. Таня сама это организовала, Таня сама виновата.

И если не хотят арбуз и мороженое – ничего, я сам съем. Я-то люблю и то, и другое.

А завтра... разве они посмеют отказаться от похода по магазинам?!

– Ну... – Наташа складывает на груди руки, задумываясь, когда на следующее утро после завтрака – шоколадных шариков с молоком, – я сообщаю, что собираюсь по магазинам, потому что мне нужны новые джинсы и пара рубашек, а они, если хотят, могут поехать со мной и тоже что-нибудь себе подыскать.

– Мы без мамы никогда ничего не покупали, – говорит Ксюша, глядя то на меня, то на сестру... совершенно очевидно, что решение будет принимать старшая.

– Верно, – кивает Наташа. – Но папа – тоже родитель.

Да неужели!

Я мысленно фыркаю.

– Ну да, – соглашается Ксюша. – Мне бы пару футболок новых... И можно кроссовки для физкультуры.

– А мне – платье, купальник и новые сережки-гвоздики, потому что у предыдущей пары одна штука потерялась...

Ну говорю же: девочки!

Им всегда что-нибудь нужно!

– Отлично, – киваю я, воодушевленный. – Значит, едем. Собирайтесь.

– Ладно, – соглашается Наташа.

Видно, что она не очень довольна, но понимает: папа щедрый, папой можно воспользоваться. А я и не против.

Ксюша испытывает меньше угрызений совести: если сестра за, то и она тоже.

Девочки начинают собираться, а я звоню Дашке.

Она не сразу берет трубку, но когда отвечает, то удивляется:

– Не думала, что ты еще позвонишь. Мы ведь не слишком хорошо расстались, когда нас твоя инвалидка застала вместе...

– Инвалидка у своих родителей теперь, – сообщаю я, убедившись, что дочери не услышат, как я называю их мать. – А у меня общие дочки. Мы сейчас поедем по магазинам. Им шмотки какие-то нужны, обувка и цацки. И я, честное слово, понятия не имею, как это все выбирать... Помоги?! С меня причитается. Рестик, или тоже цацки, а может, и то, и другое, если себя вести будешь хорошо...

16 глава

– Дарья Альбертовна, что вы... – начинаю я в полном смятении, но договорить не успеваю.

Наташа, закатив глаза, перебивает:

– Пап, ты серьезно?! За дур нас принимаешь, что ли?! Все очевидно: Даша – не просто твоя подчиненная, она... она... да ты с ней нашу маму предал! А теперь еще и познакомить нас решил?! Ты считаешь, что это окей?! Зря нас мама все-таки к тебе отправила! Бабушка и дедушка сомневались, что это будет оправдано! И вот, пожалуйста! – она кивает на Дашку.

Та стоит, красная, как помидор, прекрасно осознавая, что прокололась.

Ксюша, которая обычно не так проворна, как старшая сестра, тем не менее, глядя на нее, тоже реагирует соответствующе:

– Да уж, пап... Мы такой подставы от тебя не ожидали. Мама уже сказала нам, что вы разводитесь. Но она не хотела, чтобы мы о тебе плохо думали. Даже доверила тебе с нами жить, кормить, помогать с уроками и все такое, но... ты сам все испортил. Непонятно, зачем.

– Я ничего не портил! – возмущаюсь я. – Наоборот, постарался сделать, как лучше! Вы ведь понимаете, что я не разбираюсь в вашем шмотье, как я должен был помогать с выбором платьем, купальников и сережек?! Вот я и пригласил свою подчиненную, свою подругу!

– Но она тебе не просто подруга... – перебивает Ксюша.

– Вас это не касается, ясно?! Мои личные отношения – не вашего детского ума дело! Вообще-то, Даша работает в бьюти, как и ваша мама! Она понимает, как подобрать красивую одежду, украшения! И она была рада вам помочь! Разве это так уж плохо?!

– Мог бы нанять нам тогда профессионального стилиста, если уж очень беспокоился о том, чтобы мы подобрали себе классные луки, – пожимает плечами Наташа. – Но точно не брать с собой женщину, с которой ты... ты... – у нее аж губы дрожат.

Понимаю, что она хочет сказать «спишь», но не решается на такое откровенно «взрослое» выражение.

Зато Ксюша сестринскую фразу заканчивает смело и совершенно убийственно:

– С которой ты кувыркаешься!

– Ксения! – шикаю на нее я, тоже краснея.

И откуда они только знает такие дурацкие выражения?!

– Не затыкай ее! – требует Наташа. – Потому что это правда!

– Ах вы, сопливки! – не выдерживаю я, подскакивая к ним, чтобы схватить за руки, оттащить в сторону, к туалетным комнатам, где нас никто не увидит, и высказать им все, что я думаю, а может, и по жопам надавать, но они мне не даются.

Наташа, у которой в руках были пакеты со всеми уже купленными вещами, вдруг резко швыряет мне их под ноги, потом кричит сестре:

– Бежим! – и первая бросается прочь.

Ксюша устремляется за ней.

– Твою мать! – рычу я и тоже бегу за ними.

Дашка остается стоять на месте, так что через пару десятков шагов я останавливаюсь, оборачиваясь к ней, и ору:

– Чего замерла?! Кашу заварила – помогай разгребать!

Тогда Дашка наконец отмирает и, все еще красная от стыда, бросается за нами.

Вот только за эти несколько секунд промедления девчонки успевают от нас сильно оторваться.

Выходной день, народу в торговом центре много, этажей – много.

Я смотрю вокруг – и не вижу дочерей.

Перегибаюсь через перила в центре этажа, чтобы посмотреть вниз и увидеть следующий ярус, но и там их нет.

Ловко же ускользнули куда-то, как крысы – за обои!

– Твою мать, твою мать! – рычу и бью по перилам ладонью.

В этот момент ко мне шагает заинтересованный происходящим охранник торгового центра:

– Здравствуйте, что-то произошло?!

– Да, мои малолетние дочери сбежали от меня!

– Сочувствую. Желаете объявить по громкой связи, куда они должны подойти, чтобы вы снова встретились?

– Твою мать! – рявкаю я, пораженный его несообразительностью. – Ты тупой, что ли?! Я же сказал – они сбежали! Не потерялись! Не пропали! Сбе! Жа! Ли! Сами! Добровольно! Ясно?!

– Товарищ... не знаю, как ваше имя... но не надо мне грубить и орать на меня, пожалуйста, я могу и полицию вызвать, и сам вас до ее прибытия задержать...

– С чего бы?! Берега попутал?! Богом себя возомнил?! Дай болвану немного власти – и он сразу начнет ею злоупотреблять! Но я тебе напомню: твоя работа – сумочки и туфельки охранять, а не угрожать людям, которые тебя выше по статусу, ясно?!

– Котик, уймись, умоляю... – шепчет под руку Дашка, крепко цепляясь за мой локоть и пытаясь оттащить от охранника.

Но мужчина уже слишком взбешен.

Он берет рацию, вызывает еще одного болвана-охранника, и они уже вдвоем пытаются призвать меня к порядку.

Я, окончательно взбешенный, ору на них матом и требую отвалить, но они берут меня под белы рученьки и тащат в какое-то подсобное помещение, чтобы вызывать полицию и передать меня копам.

Вменяют мне нарушение общественного порядка... ну вы только подумайте!

17 глава

– Товарищ Руденко, вы успокоились?! – спрашивает у меня охранник, тот самый, что попутал берега и явно превысил полномочия, затащив меня в этот чертов чулан.

Реально: это не просто подсобка, это место, куда уборщицы приносят свои, если это можно так назвать, инструменты в виде ведер, швабр и тряпок, это место, где стоят поломоечные машины, огромные профессиональные пылесосы и еще много чего...

Здесь пыли столько, что я уже чихать начал!

Кто потом оплатит мое лечение аллергии?!

Но охранника все это, конечно, совершенно не волнует.

Он, как мавр, который сделал свое дело, чувствует себя победителем.

– Я даже имени твоего не знаю, чтобы отвечать тебе! – говорю я ему равнодушно. Меня угрозами вызвать полицию не напугаешь. Тем более что мне максимум штраф выпишут, а вот этого придурка и привлечь можно за то, что воспрепятствовал моим поискам дочерей.

– Мое имя – Виктор, и я вам его называл.

– Не припомню что-то!

– И тем не менее. Мой коллега может подтвердить. А его, кстати, зовут Илья. Мы оба вам представлялись.

– Наверное, когда против моей воли сюда тащили?! – фыркаю насмешливо.

– Не тащили, а вели. Вы представляли угрозу другим посетителям.

– Ложь! И вы за нее ответите, товарищи Виктор и Илья!

Может, они и назывались, мне не до того было.

А вот я им своего имени точно не называл, кстати, им Дашка рассказала. Тупица, у которой язык за зубами не держится!

Как только меня отсюда выпустят, она у меня получит!

И на сотрудников торгового центра я жалобу напишу во все инстанции!

Они еще пожалеют, что связались со мной, что вообще посмели меня тронуть!

К счастью, полиция приезжает довольно быстро.

И к счастью, офицеры оказываются адекватнее местной охраны.

Мне они действительно выписывают только штраф за мелкое хулиганство в размере одной тысячи рублей.

Потом спрашивают, нужно ли содействие в поисках детей.

Я говорю, что нет.

Смысл?!

Девчонки достаточно взрослые, город знают, телефонами и общественным транспортом пользоваться умеют, немного денег у них есть...

Уверен, они уже добрались до своей любимой мамочки и теперь жалуются на меня и Дашку...

Дашка, впрочем, реально отличилась.

Как только меня отпускают, и мы выходим за пределы торгового центра, я набрасываюсь на нее с упреками:

– Ты что, мозгом пользоваться разучилась?! Мы ведь договорились, что ты будешь моей подчиненной, а не моей... моей... – я запинаюсь, даже не зная, как назвать нашу связь.

Потому что для меня любовница – это все-таки именно про отношения. Когда люди не просто несколько раз переспали, а когда они встречаются, строят планы, испытывают друг к другу какие-то чувства...

Но я не люблю Дашку.

Она для меня – просто разовое развлечение, которое стало причиной крушения брака.

Конечно, еще есть надежда, что Таня пошевелит мозгами и поймет, что без меня она – никто и ничто, но... честно говоря, я уже не уверен, что мне правда нужен этот брак.

Зачем мне жена, которая при первой же моей ошибке сбегает из дома и собирается подавать на развод?!

Зачем мне жена, которая настраивает против меня наших детей?!

И зачем мне жена-инвалидка, если вокруг много молодых, красивых и совершенно здоровых?!

Даже Дашка лучше: глупенькая, зато хорошенькая, послушная, податливая, всегда на все готова...

Но сейчас она, конечно, недовольна.

– Твоей... твоей – кем?! – передразнивает она меня и задает вопрос. – Кто я для тебя?! Ты меня совсем недавно богиней называл, а теперь что?!

Про себя думаю: а теперь ты богиня, которая потеряла свою власть надо мной...

А может, и не совсем потеряла.

Потому что я смотрю на нее и понимаю: я бы и прямо сейчас не отказался ее... это самое...

Она такая красивая, когда злится.

Она так очаровательно хмурит бровки.

И пока ругается, у нее так сексуально в такт выкрикам подпрыгивают сиськи...

– Довольно, давай вернемся домой, – говорю я ей в итоге.

– Давай, – сразу соглашается Дашка.

Она думает, что я больше не сержусь и хочу, чтобы она была рядом.

Но на самом деле я просто хочу поскорее завалить ее в постель и там наказать куда более продуктивно и приятно, чем все эти тупые препирательства...

Может быть, тогда меня отпустит, и я позволю ей остаться до утра.

А может – и нет..

Посмотрим.

ТАТЬЯНА. 18 глава

– Мне кажется, ты это все-таки зря, доченька... – качает головой мама.

– Что – зря?! – спрашиваю я, помогая ей разгружать привезенные доставкой продукты: часть – в холодильник, часть – по шкафам...

Мама, конечно, была против, чтобы я что-то делала, да и тяжести мне поднимать нельзя, но разве йогурты, или молоко, или хлеб, или гречка, или макароны, – это тяжести?!

Да и не могу я без дела: тоскливо сразу.

А помогаю – полезной себя чувствую!

– Девочек зря отправила к такому нерадивому папаше, – объясняет мама. – Вдруг он любовницу в дом приведет?!

– Наташа и Ксюша уже не маленькие, – говорю я. – И они в курсе, что происходит. Они на моей стороне. Если Николя действительно хватит ума притащить эту крысу в наш дом – девчонки мне сразу расскажут.

– И что ты сделаешь?!

– Как минимум – скажу ему, что так делать нельзя...

– Так он тебя и послушает! – перебивает, усмехаясь, мама.

– Как максимум, – продолжаю я спокойно. – Использую это в суде, чтобы поставить свои условия для их встреч, а то и вовсе лишу родительских прав.

– Ты ведь не хочешь, чтобы дочки без отца росли!

– Не хочу, – соглашаюсь я. – Но лучше без отца, чем с тем, который будет вести себя, как последняя мразь...

– А он будет! – уверена мама.

– Посмотрим.

Ради детей я пока искренне стараюсь сохранять нейтралитет.

Николя – такой же родитель, как и я.

Да, дочки останутся со мной после развода, но, во-первых, почему я должна тянуть все одна, тем более сейчас, когда я и так восстанавливаюсь после операции, а во-вторых, зачем лишать Наташу и Ксюшу возможности иметь обоих родителей и жить привычной жизнью?!

За то, что Николя настроит их против меня, я не боюсь.

Я знаю: они не поддадутся.

Вчера вечером они писали мне, что заботливый папочка пытался купить их мороженым и арбузом... боже, как мелочно!

А самое главное – как прекрасно, что они сразу поняли это!

Ну а сегодня примерно час назад Наташа позвонила и сообщила, что отец собирается тащить их в торговый центр за покупками.

Сказала, что она прекрасно понимает, что это очередная попытка завоевать их с Ксюшей расположение, потому что раньше он так никогда не делал, но они с сестрой решили согласиться, потому что им правда нужны вещи.

Я одобрила: и правда, зачем отказываться?!

Николя может и должен тратиться на своих дочерей.

А уж как они душу из него вытрясут своими примерками... мм, это будет просто прекрасно!

Так что сейчас они, полагаю, уже в торговом центре.

Ну а я дома.

Ранним утром, пока еще не было соседей-зевак, в сопровождении отца вышла – или правильно говорить «выехала»?! – на прогулку.

Навернули круг вокруг дома и устали.

Папа – потому что вез меня половину дороги, я – потому что ругалась на него, говорила, что могу сама, и везла себя вторую половину дороги.

Конечно же, опять испачкала ладони и рукава куртки колесами... и это у нас осень в Сочи теплая, сухая!

Как живется тем, кто на инвалидных колясках передвигается по условному ноябрьскому Мурманску?! Ноябрьскому Кемерово?!

Потом дома чаем себя отпаивали горячим, а мама сразу бросила мою куртку в стирку.

Еще она позаботилась о том, чтобы большинство своих дел в ванной комнате я могла спокойно делать без посторонней помощи: переставила пониже все баночки, перевесила полотенца на низ двери, постелила на пол и на дно ванны антискользящие коврики, привезла из магазина специальные инвалидные поручни, которые вызванный мастер быстро прикрутил к полу и стенам... Потом, конечно, дыры останутся, но что поделать.

Мама у меня – самая лучшая!

И папа – самый лучший!

Неудивительно, что видя перед собой такой пример, я не пожелала оставаться там, где меня предали.

Часа через два звонит Наташа.

Я беру трубку и сразу пугаюсь: она там как будто бежит куда-то, задыхается...

– Что случилось?! – кричу.

– Ты представляешь, – захлебываясь собственным дыханием, начинает Наташа. – Мы с Ксюхой сбежали!

– В смысле – сбежали?! – не понимаю я. – Куда?! Зачем?!

– Из торгового центра! От папы! Прикинь, он свою любовницу притащил с нами знакомиться! Только не сказал сначала, кто она! Представил как свою сотрудницу! А она потом проговорилась! Ну, мы и сбежали!

Он тараторит так, что я едва понимаю.

– Но ты не переживай, мам! Мы уже на автобус бежим! Скоро к вам приедем!

– Ладно, – только и говорю я, решив, что пусть сначала вернутся, а потом я их подробно расспрошу. – Ксюша с тобой?!

19 глава

– Как, говорите, вас зовут?! – лениво, с откровенно скучающим видом переспрашивает меня очередной офицер полиции.

– Татьяна Игоревна Руденко! – рапортую я, чертовски раздраженная тем, как со мной разговаривают и как вообще реагируют на проблему.

Мало того, что нас – меня и моих родителей, – отказались принимать в пересменку и заставили ждать у двери кабинета аж целый час – мало ли что за этот час могло случиться с моими девочками?! – так они еще и имени моего запомнить не могут! Переспрашивают третий раз! И офицеры меняются: опрос начал один, потом пришел другой, теперь – третий! И все пишут в разные блокноты, по-моему, даже не читая, что писал предыдущий!

Времени – девять вечера.

Последний раз Наташа и Ксюша выходили на связь в пять тридцать... ну, то есть, в семнадцать тридцать.

Прошло три с половиной часа, за которые мы успели обзвонить всех родственников, школьных друзей и их родителей, больницы, соседей...

Успели собраться, найти все документы, распечатать свежие фото Наташи и Ксюши и примчаться в ближайший отдел полиции...

Успели прождать час, пока неторопливые сотрудники сдавали или принимали смену и пили чай...

Чай!

Когда дети пропали!

Да я на них в суд подам!

Но сначала – найти бы дочек живыми и здоровыми...

– Значит, – говорит офицер, который представился Голубевым Анатолием Дмитриевичем. – Вы, Татьяна Игоревна, утверждаете, что ваши дочери позвонили вам и сказали, что сбежали от своего отца, потому что тот... кхм... – он закашливается, как мне кажется, пытаясь скрыть смех. – Потому что отец пытался познакомить их со своей любовницей?!

– Все так, – киваю я.

– А вы-то где были?! Почему допустили это?! Почему вообще позволили своим несовершеннолетним детям жить с таким нерадивым папашей, если все равно собираетесь разводиться?!

– Вы, мать твою, серьезно?! – вспыхиваю я, а мама, которая стоит позади, гладит меня по шее:

– Тшш, родная, не надо... не ругайся...

– Надо, мама! Офицер Голубев сейчас обвиняет меня в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей, не так ли, офицер Голубев?! Но почему вы не обвиняете в этом моего мужа?! То есть, то, что он взял на прогулку с дочками свою любовницу, потом позволил детям сбежать, а теперь еще и на связь не выходит, это нормально?!

– Так он же мужик, что с него взять?! – фыркает офицер Голубев.

– Видимо, про вас можно то же самое сказать! – рыкаю я в ответ, не сдерживаясь, потому что эмоции – через край! Товарища Голубева хочется просто придушить! – Как это называется?! Токсичная мужская солидарность?! А может, откровенно циничная мизогиния?!

– Гражданочка, если вы сейчас не прекратите...

– То что?! Арестуете меня?!

В этот момент вмешивается мой отец.

Вообще-то, я просила его не вмешиваться, но он просто не выдерживает, и я прекрасно его понимаю.

– Офицер Голубев! Вы ведете себя непрофессионально и просто бесчеловечно! Я начинаю записывать все на видео!

Папа – молодец!

Давно надо было!

Мама спрашивает:

– Может, у вас есть офицер женского пола?! Кто-то, кто отнесся бы к ситуации более серьезно?!

– На этой смене нет.

– А у вас самого дети есть?! – спрашиваю я.

– Нету.

– Оно и видно! – фыркаю. – Так или иначе, я предлагаю немедленно ехать домой к моему мужу! Именно он последним видел моих девочек! Возможно, он гнался за ними. Возможно, видел, в какой автобус они сели. Возможно, он вообще поймал их и запер дома.

– То есть, вы предполагаете, что ваши дети могут быть дома с отцом?! – поднимает брови офицер Голубев.

– Я не исключаю этого.

– Что же вы тогда не проверили?! Зачем нас отвлекаете от дел?!

– От каких еще, мать вашу, дел?! Пропажа моих детей – вот ваше дело! Мой муж не отвечает на звонки и сообщения, потому что мы в процессе конфликта, мы собираемся разводиться! Не исключено, что у него дома – его любовница! Он не откроет мне двери! Назло, из принципа! Я знаю это! Ну а вам – откроет! Пожалуйста, давайте поедем туда!

– Какая же вы утомительная и крикливая, госпожа Руденко... – офицер Голубев тяжело вздыхает, а потом говорит: – Поедем завтра утром. В восемь. До этого – простите-извините. Не исключено, что до утра ваши дочки найдутся, и окажется, что весь этот сыр-бор вообще был зря.

Выходя из кабинета, я понимаю, что совершила тотальную ошибку, сказав, что дети могут быть у моего мужа.

Офицеры и так-то не особенно торопились, а теперь и вовсе решили, что я просто истеричка, которая мечтает насолить своему мужу-изменнику.

Но теперь придется ждать до утра... ну, так сказали офицеры.

Но мы, конечно, ждать не будем.

20 глава

Я звоню консьержке через домофон.

– Лидия Петровна, доброе утро, это я, Таня. Откройте, пожалуйста, двери.

– Танечка, миленькая! Конечно-конечно, сейчас!

Через пару мгновений мы с родителями уже в холле подъезда.

– Что случилось-то?! – спрашивает встревоженная консьержка. – Ты почему без ключей?! Потеряла, что ли?!

– Да, потеряла, – я киваю. – Лидия Петровна, скажите, пожалуйста, вчера вечером Николай возвращался домой с детьми?!

– Ой... – задумывается женщина. – Нет, миленькая, я думала, он к тебе их отвез... ты-то к родителям перебралась на время реабилитации, как я поняла... Николай твой уехал с девочками – а вернулся с какой-то девушкой. Я не поняла, кто это, но спрашивать не стала, конечно... кто я такая-то, чтобы спрашивать?! Может, сестра его, например...

– Любовница, – говорю я.

– Любовница?! У мужа твоего?! Ой, позорище! Как мне жаль, Танечка! Не знала, что твой муж до такого опустится...

– И я не знала, – киваю, тяжело вздыхая. – Значит, Наташа и Ксюша домой вечером не возвращались?!

– Нет, миленькая, не припомню такого...

– А сам Николай сегодня еще никуда не выходил?!

– Нет, кажется... Думаю, он дома еще. И девица с ним.

– Спасибо за информацию, Лидия Петровна!

– Да не за что, миленькая! Расстроила я тебя, получается! Но ты уж не сердись: я просто гонец...

– Я и не сержусь, все в порядке, – улыбаюсь сквозь силу, а мой отец уже вызывает лифт. – Возможно, к вам сегодня обратится полиция, вы уж ответьте на их вопросы, пожалуйста...

– Полиция?! – ужасается Лидия Петровна.

– Да. Мои дочери со вчерашнего вечера не были на связи.

– Пропали, что ли?!

– Да, – киваю, хоть и страшно признавать такое. Но что поделать: это правда. И Лидия Петровна должна знать, чтобы и полиции, и волонтерам, если что, оказать содействие, и мне позвонить, если они вдруг вернутся.

Мы прощаемся с консьержкой и едем наверх.

Времени – семь пятнадцать утра.

До приезда полиции еще сорок пять минут, а мы уже на месте и звоним в дверной замок.

Точнее, отец мой звонит, а я сижу в коляске у самой двери, прислонив к ней ухо и почему-то надеясь все же услышать голоса своих детей... хоть мне и сказали уже, что их здесь нет... Но могла же Лидия Петровна ошибиться?!

Сначала за дверью – тишина.

Мы продолжаем названивать, а я еще и стучать начинаю.

Наконец внутри раздаются шаги, и я по поступи узнаю мужа.

Торопливо схватившись за обручи инвалидного кресла, отъезжаю немного в сторону, чтобы он не долбанул меня дверью по щеке.

Еще через три секунды дверь распахивается, и на пороге появляется сонный Николя.

– Таня?! – он смотрит на меня с ужасом. Здоровается с моими родителями: – Игорь Иванович, Олеся Викторовна, доброе утро! – а потом снова обращается ко мне: – Я только прочитал твое сообщение! Что значит – они пропали?!

– Сообщение?! – вспыхиваю я. – В единственном числе?! Я их тебе дохрена послала!

– Прости, я не успел прочитать все. У меня прозвенел будильник, я вырубил его, взял в руки телефон и прочитал последнее, что ты мне написала... А через несколько секунд начали ломиться вы.

– Бо-о-оже... – протягиваю я и, оттолкнув его коляской, пытаюсь проехать внутрь квартиры.

– Я, вообще-то, не один! – только и успевает сказать Николя, но уже поздно: почти голая Даша уже стоит передо мной и моими родителями.

– Ой! – говорит она смущенно и бросается в спальню, откуда мгновение назад и вынырнула.

Мне сейчас, впрочем, плевать на нее.

Я просто еду тараном по всей квартире, убеждаясь, что Наташи и Ксюши здесь точно нет.

Надежда должна умирать последней, и вот – она все-таки умирает.

– Так что произошло?! – допытывается у меня муж. – Девочки что, не вернулись домой?!

– Представь себе! – фыркаю я, наблюдая краем глаза, как смущенная Даша снова бегает собирает по квартире разбросанные во время вчерашнего бурного вечера шмотки. – А тебе и в голову не пришло убедиться, что твои дочери добрались до меня!

– А с чего бы им было не добраться?! – защищается Николя. – Сколько раз они так ездили от нас к бабушке и дедушке?!

– Сколько раз?! Ну, дай-ка посчитать... Один?! Один раз, черт возьми, и это было днем! Летом! В каникулы! А не вечером ноября!

– Да какая разница?! – возмущается Николя.

– Большая разница! Тогда на улицах было полно детей! Сейчас – нет!

– Да неважно! – спорит он. – В любом случае, я уверен, что они просто решили насолить нам обоим и заныкались у кого-нибудь из своих подружек!

– Мои родители всех обзвонили, – сообщаю я. – Ни у одной из подружек они не были.

21 глава

Николя собирается за одиннадцать минут – на минуту дольше, чем я ему отмерила. Но выбора у меня все равно нет: сижу в коляске, жду.

Мои родители терпеливо стоят рядом.

И мы все с презрением наблюдаем, как истерично носится по квартире Даша, которая посеяла где-то свою сережку...

– Вали уже, – наконец грубовато говорит ей Николя. Я уж думаю: да неужели! Но потом он добавляет: – В следующий раз найдешь...

В следующий раз?!

То есть, он еще и на следующий раз надеется?!

Учитывая, что в этот раз, пока он развлекался с любовницей, у него дочери пропали, а утром, пока эта самая любовница голая и без сережек в кровати валялась, к ним домой заявились жена, свекровь и тесть...

Потрясающая смелость!

И потрясающее непонимание серьезности ситуации!

Но я все равно ничего не говорю: не до того, не хочется силы и нервы тратить.

Даша наконец сваливает, бочком-бочком протиснувшись между моей коляской и отцовской спиной... Неловко ей, наверное, бедняжечке. Но, если честно, я даже испытываю по этому поводу какое-то садистское удовольствие: она мне нагадила – а теперь я ее в неудобное положение ставлю. Все честно.

– Я готов, – говорит тем временем Николя.

Он наконец собрался, взял все, что может пригодиться.

Я киваю:

– Вперед.

И мы вчетвером отправляемся в полицию.

– Офицер Голубев на месте?! – спрашиваю я с порога.

На меня смотрят, как на умалишенную:

– А вы ему что, жена, вламываться так?!

– Нет, слава богу.

Еще мне не хватало такого равнодушного хамла в мужьях!

Впрочем, мой-то не намного лучше!

– Тогда что вам от него нужно?!

– Я вчера была. Подавала заявление на пропажу дочерей. Его прикрепили к делу. И сегодня в восемь он должен был приехать к моему дому, но... что-то не приехал. И на звонки не отвечал.

– А, так это вы та нервная мамаша, которая вчера здесь всех на уши поставила?!

– Не заметила, чтобы вчера здесь кто-нибудь был на ушах...

– Ну и где они были, дочки ваши?!

– Не поняла, – морщусь я.

– Разве вы не извиниться пришли и заявление отозвать?!

– Нет! – я опять начинаю свирепеть. – Мы все еще не знаем, где они! Ни я, ни их отец!

– Вот оно что... Ну, проходите тогда. Сегодня вместо Анатолия Дмитриевича – Анастасия Павловна.

– А Анатолий Дмитриевич где?! – не понимаю я.

– Отпуск у него начался.

– То есть, он вчера врал мне, когда говорил, что утром приедет?!

– Ну, почему же сразу «врал»... Просто, понимаете, таких нервных мамаш, как вы, много, все прибегают, пишут заявления, требуют немедленно начать поиски, но в восьмидесяти процентах случаев дети находятся меньше, чем за сутки, выясняется, что они либо дома в шкафу уснули, либо где-нибудь в школе, в торговом центре, у друзей... Раньше, когда заявления принимались только после трех суток, было проще. Новые правила принесли нам ворох проблем...

– Да вы просто работать не хотите! – огрызаюсь я. – Ведите меня к этой вашей Анастасии Павловне.

– Кабинет номер пять.

В этот раз нам откровенно везет: Анастасия Павловна Карамазова оказывается женщиной моих лет и тоже матерью.

Она быстро опрашивает меня, моих родителей, Николя, внимательно слушает, тщательно записывает.

Одна беда: я понимаю, что все, что было сказано и записано вчера, безвозвратно утеряно.

Кажется, что из блокнота, куда писали офицеры, просто вырвали листы... и выбросили в мусорку.

– Как так можно?! – поражаюсь я.

Анастасия Павловна вздыхает:

– Полиция и медики часто равнодушны к чужой беде. Много видели, слышали, знают... Профессиональная деформация. И выгорание. И еще, конечно, малодушие и банальная лень. Считают, что раз восемьдесят процентов детей находятся почти сразу, то остальные двадцать просто не выпадут на их смену...

– Я подам на них в суд.

– Понимаю, – кивает женщина, а потом начинает заполнение документов, какой-то обзвон.

Через десять минут сообщает:

– Поиски начнутся сегодня, как только мы получим данные с городских видеокамер, которые подскажут, где девочек видели в последний раз, и данные от телефонного оператора, который также подскажет нам последнее зафиксированное положение их телефонов...

– А сегодня – это когда?! – уточняю я. – Через час, два, пять, десять?!

– Часа через два-три, – говорит Анастасия Павловна. – Волонтерам мы информацию также передадим. И вам, конечно. Вы сможете присоединиться к поискам, если пожелаете. Полиция и волонтеры будут прочесывать местность, опрашивать жильцов близлежащих домов. Также двое офицеров отправятся в школу девочек и поговорят с администрацией, учителями, детьми... То же касается кружков, которые они посещают.

22 глава

Какая-то часть меня кричит изнутри: не смей уезжать домой, не смей оставлять судьбу своих дочерей на этого равнодушного урода, ты должна идти и искать их прямо сейчас, сама, пусть холодная, голодная, не спавшая сутки, больная, хоть какая, иначе ты – плохая мать и плохой человек!

Но другая часть меня кричит точно так же: умоляю, поспи, хоть немного, хоть часик, хоть полчаса, и поешь что-нибудь, помимо паршивого горячего кофе из какого-то автомата, иначе ты просто сдохнешь!

И я понимаю, что вторая часть меня права: если я не отдохну, не восстановлю силы, то в какой-то момент я просто упаду... или попаду в больницу... ну и чем я тогда помогу своим дочерям?!

Я ведь и так уже сделала все, что могла.

Мы с мамой и папой обзвонили всех друзей Наташи и Ксюши, обзвонили больницы, написали заявление в полицию, добились того, чтобы полиция начала поиски, обратились к волонтерам, те тоже уже начали работу, мы предоставили им всю необходимую информацию...

Мы, черт возьми, даже моего мужа вытащили на свет божий из его уютной постели, где он валялся с любовницей, и заставили подключиться к делу! Не думаю, что он окажется сильно полезен, но все-таки он здесь!

И теперь я просто обязана сделать передышку... ради Наташи и Ксюши. Чтобы с новыми силами вернуться к их поискам ближе к вечеру.

– Ладно, – говорю я снова, но в этот раз уже обращаюсь к родителям. – Давайте поедем домой и немного отдохнем.

Между прочим, маме и папе тоже нужен отдых, вероятно, даже больше, чем мне, ведь мне-то сорок два, а им – шестьдесят два и шестьдесят пять!

Они, конечно, ни за что не станут жаловаться, но диво, что они вообще все еще на ногах!

Адреналин, нервы, кофе, да... Но так и сердце может не выдержать, особенно у мамы! Не хватало мне еще этого!

И так все навалилось: операция на позвоночник, инвалидность, отнявшиеся ноги, изменяющий муж, пропавшие дочери...

Я уж молчу о том, что последние сутки не принимаю препараты, назначенные мне врачами.

Боже, и за что мне это все?!

Да, мне точно нужна передышка.

Мы прощаемся с Анастасией Павловной, я строго-настрого наказываю Николя звонить мне по малейшему поводу, и мы с родителями едем домой.

Там поочередно принимаем душ, варим наскоро пельмени, едим их, заправив жирной сметаной, чтобы насытиться и впитать побольше энергии, и заваливаемся спать.

Когда я только опускаю голову на подушку, мне кажется, что я не усну от нервов и мыслей, но в итоге меня рубит практически мгновенно, а звонок, который раздается три часа спустя, выдергивает из сна как из комы – сильной, глубокой, болезненной...

Смотрю на экран: Анастасия Павловна!

Я хватаю трубку и сразу же, не здороваясь, кричу:

– Вы нашли их?!

Ответный голос звучит взволнованно:

– Нет, Татьяна Игоревна, к сожалению, мы пока не нашли их, но я точно могу сказать одно: они живы и здоровы.

– О-о-о... слава богу! – восклицаю я, а через мгновение уточняю: – Но откуда вы знаете?!

– Объявился их похититель.

– О боже... Что?! Кто это?! Что ему нужно?! Деньги?! Выкуп?!

Я сразу начинаю лихорадочно соображать о том, сколько будет стоить мужнин салон, если его продать...

– Мы не знаем, кто это, он не представился. И да, он требует выкуп.

– Сколько?!

– Миллион... – Анастасия Павловна кашляет. – Миллион долларов.

– Долларов?! – ужасаюсь я. – Но это же... сколько это...

– Поти восемьдесят миллионов рублей, по нынешнему курсу.

– Что за... у нас нет таких денег!

– Учитывая, что еще он просит вертолет до Кубы, мы с психиатрами-криминалистами предполагаем, что похититель не в своем уме.

– Сумасшедший?!

– Вроде того.

– И что же нам делать?!

– Вам – ничего. Вы просто просили информировать, как только выяснится что-то важное, и я информирую.

– Да, спасибо...

– По их последним установленным с видеокамер координатам мы ничего не обнаружили. Зато нашли их телефоны в заброшке на окраине города... Сейчас занимаемся снятием отпечатков с телефонов и предметов вокруг, может быть, удастся вычислить преступника.

– А по номеру телефона, с которого он звонил, его местоположение отследить не удалось?!

– Увы, соединение было зашифровано. Похититель явно разбирается в сфере айти. Но нам это только на руку, это снизит круг подозреваемых... когда они появятся, конечно.

– Главное, чтобы появились, – говорю я убитым голосом.

– Появятся, будьте уверены, – обещает Анастасия Павловна.

Мы прощаемся, а еще через минуту звонит Николя с точно такой же информацией.

23 глава

Конечно, я не обнаруживаю в сети ничего по-настоящему полезного.

Оно и неудивительно: ведь если бы у полиции были стоящие зацепки и понимание, кем может быть преступник, они бы уже давно сообщили мне.

Да и с чего бы в интернете быть информации о городских сумасшедших?! Ну, кроме самых невинных – тех, что носят странную одежду и прически, например... и тех, что и так уже за решеткой...

Я пытаюсь уснуть обратно – но ничего не получается. Тревожность бьет по каждому нерву, каждой мышце, все тело напряжено.

Смотрю на часы: тринадцать тридцать семь.

Прошло ровно двадцать часов с момента, когда Наташа и Ксюша последний раз выходили на связь.

Где они теперь, что за человек рядом с ними – я не знаю.

И мне очень страшно.

Страшно за то, что он может навредить им физически.

Страшно за то, что он уже нанес им психологическую травму.

Страшно за то, что у нас нет денег, которые покрыли бы затребованный им выкуп...

Восемьдесят миллионов рублей – это какая-то космическая сумма!

Неужели он сам не понимает, что столько ему могли бы дать только миллионеры, а то и миллиардеры?!

Но весь бизнес Николя – это салон красоты!

А я вообще всего лишь администратор в нем!

Откуда у нас взяться таким деньгам?! Нам никто не даст столько – ни в кредит, ни в долг!

Возможно ли, что он имел ввиду миллион не долларов, а рублей?! Просто словами ошибся...

Понимает ли он вообще разницу – если он сумасшедший?!

Мне хочется позвонить Анастасии Павловне и задать все эти бесконечные вопросы, но я понимаю, что она, вероятно, уже и сама ими задавалась, а значит, я лишь отвлеку ее от работы.

Что же мне делать?!

Быть на одном месте, не участвовать в поисках – невыносимо!

Может, позвонить Николя и присоединиться к нему?!

Вот только не буду ли я обузой, учитывая, что я в коляске, да еще и управляюсь с ней не слишком хорошо?! Группе придется подстраиваться под меня, ждать, а это – потеря драгоценного времени... времени, которое мои дочки проводят где-то, с кем-то, в опасности и ужасе...

Еще, конечно можно было бы создать отдельную волонтерскую мини-группу из меня и моих родителей, чтобы работать в своем темпе и вносить посильную лепту, но мама и папа все еще спят, и я не хочу их будить и тревожить: после бессонной ночи они выглядели ужасно, намного хуже меня... Боюсь, что если разбужу их прямо сейчас и заставлю мчаться за мной, они просто не выдержат: сердцами, суставами, нервными системами...

И вот – я мечусь, страдаю, не знаю, чем себя занять.

Ежеминутно мониторю чат, который создал Николя, добавив туда нас с ним, а также ответственных от полиции и координаторов от волонтерского центра... разумный ход! Оказывается, даже мой муж-изменник может быть полезен!

Выбираюсь на кухню, чтобы перекусить и выпить горячего чаю, но в горло кусок не лезет...

Промаявшись до половины третьего, я все-таки одеваюсь, собираюсь – тихо, чтобы не будить родителей, – заказываю такси, с помощью Лидии Петровны добираюсь до машины, с помощью водителя – сажусь в нее, а потом еду в волонтерский штаб.

– Привет, – здоровается со мной мужчина моих лет, к которому меня отправляют, когда я сообщаю в волонтерском центре, кто я такая и зачем пришла. – Я – Олег, координатор поисков Ваших дочерей.

– Да, я видела ваше имя в чате... Здравствуйте.

– До того, как нам сообщили, что имело место похищение с требованием выкупа, мы вместе с полицией успели прочесать места, где Наташу и Ксюшу видели в последний раз городские камеры, а еще – где нашли их телефоны, – сообщает мне Олег. Его голос звучит твердо и уверенно, и это почему-то немного успокаивает. Он как будто бы уверен, что найдет моих дочерей... – Сейчас три группы прочесывают территории поблизости. Мы предполагаем, что мужчина, который украл ваших дочерей, прячется с ними в какой-то заброшке. Пока круг поисков ограничен радиусом в три километра, но если ничего не обнаружим, постепенно будем расширять.

– Ясно, – киваю я. – Спасибо.

– Я бы хотел сказать вам, что волноваться не о чем, но это не так... увы. Полиция сейчас пытается выйти на контакт с похитителем и пообещать ему то, что он хочет, но... он, говорят, не в себе, и вероятность того, что он будет сотрудничать, очень мала. А значит, будет сложно его обмануть.

– Думаете, он навредит моим девочкам?! – спрашиваю я, а у самой сердце сжимается.

– Сложно сказать. Но я, увы, не исключаю этого.

– Боже... – я закрываю лицо ладонями, но потом, собравшись с силами, смотрю на Олега: – Как я могу помочь?!

– Никак, к сожалению. Физически вы не сможете пойти на поиски, вы будете только тормозить группы...

– Да, я понимаю.

– А обзвоны больниц и моргов, которые мы обычно делаем, в данной ситуации не нужны: мы и так знаем, что дети не там.

24 глава

– Да, спасибо, я буду безумно благодарна! – говорю я, лихорадочно цепляясь дрожащими пальцами за обручи своего инвалидного кресла, но Олег и здесь меня останавливает:

– Отпустите, давайте лучше я. Поверьте, так будет быстрее. И я, если что, прекрасно умею управляться с этой штуковиной: у меня сестра младшая на инвалидной коляске... с самого детства.

– Сочувствую, – поджимаю я губы, а мужчина уже встает за моей спиной и быстро катит в сторону выхода. – А что с ней случилось?!

– Родовая травма. Повредили мозг.

– Ужасно.

– Все нормально, в нашей семье к этому давно привыкли, а она сама и не представляет, как это – ходить своими ногами. К тому же, у нее и в умственном плане есть особенности, врачи говорят, она не вполне осознает это все. Думаю, ей от этого легче... и нам всем тоже.

– Конечно. Никто не хочет, чтобы член семьи страдал.

– Верно. А вы... вы очень неуверенно управляете коляской. Вы явно оказались в ней совсем недавно. Что случилось?!

– Операция на позвоночнике, – отзываюсь я. – Доброкачественную удаляли. Врачи говорят, что есть все шансы полностью восстановить чувствительность и работу мышц. Говорят, еще бегать буду... Но все равно очень страшно, конечно.

– Понимаю, – мужчина кивает. – А у вас еще и стресс такой сейчас... это очень тормозит выздоровление.

– Да, наверное. Но что поделать: жизнь – непредсказуемая штука...

– Ничего, я уверен, что мы найдем ваших дочерей.

– Надеюсь.

– А пока – давайте-ка я помогу вам перебраться в машину. Обхватите меня за шею... да, вот так, отлично... Готово. Удобно?!

– Да, спасибо, – отзываюсь я.

За последние несколько дней мне уже приходилось пользоваться помощью таксистов, но это всегда было так нелепо, неловко, неудобно... и мне, и им.

Никто из них не предлагал мне обхватить их за шею, и каждый раз я чуть не падала на землю...

С Олегом же все получилось очень быстро, легко и комфортно.

Впрочем, по нему в принципе видно, что есть большой опыт общения с инвалидами.

Он и не таращится на меня, как на прокаженную... а то я уже начала привыкать к этим осторожно-любопытным и не всегда доброжелательным взглядам исподлобья...

– Ну, говорите адрес! – просит тем временем Олег, быстро садясь на водительское сидение рядом со мной, я говорю – и мы срываемся с места.

Добираемся очень быстро.

В полиции нас встречают Анастасия Павловна с кучей специалистов – переговорщиков, психологов, технарей, – и, как ни странно, Николя.

Муж, увидев меня с незнакомым мужчиной, заинтересованно приподнимает бровь – но ничего не говорит.

И правильно: не до этого сейчас.

– Еще не звонили?! – взволнованно спрашиваю я, подъезжая к столу.

– Нет, – качает головой Анастасия Павловна. – Вас ждали.

– Спасибо!

– Татьяна Игоревна, познакомьтесь с Оксаной Леонидовной Трубецкой – она основной переговорщик в нашей команде, ей не раз приходилось вести переговоры с похитителями, а один раз – даже с террористами, которые обещали подорвать морской вокзал. Оксана Леонидовна – первоклассный специалист!

– Здравствуйте! – протягиваю я руку женщине своих лет, очень строгой и безумно красивой.

– Здравствуйте, Татьяна Игоревна.

– И еще познакомьтесь с Ириной Николаевной Шебуновой – ее помощником, нашим вторым переговорщиком, психиатром, психотерапевтом, специалистом по девиационному поведению.

– Здравствуйте!

– Добрый вечер.

– Мы надеемся, что переговоры пройдут успешно, и похититель согласится передать нам ваших дочерей, – продолжает Анастасия Павловна. – Но наша главная задача – не уговорить психопата сотрудничать, а выяснить, где этот психопат находится. Наши технические специалисты просят держать связь минимум три минуты. Как только начнется вызов, мы включим секундомер, по которому будем отслеживать время звонка.

– Да, я поняла, – киваю.

– Пожалуйста, не перебивайте Оксану Леонидовну и Ирину Николаевну, вступайте в разговор только с их разрешения, даже если похититель будет настаивать на том, чтобы с ним говорили только вы, например.

– Окей.

– Вот блокнот, в который Ирина Николаевна походу разговора будет записывать вам подсказки. То, что вы можете сказать.

– Да, хорошо.

Меня начинает потряхивать от массы правил и ограничений, но я понимаю: это необходимо.

– Готовы?!

– Да.

– Тогда начинаем.

Пока идут длинные гудки, я с ужасом слушаю свое рвущееся из груди сердце и понимаю: если придется говорить – голос будет дрожать.

Но в момент, когда на том конце провода раздаются шорохи, сердце мгновенно замирает.

25 глава

– Привет, мамаша! – насмешливым тоном произносит Андрей.

Я с тревогой и немым вопросом во взгляде смотрю на Ирину Николаевну, которая одними губами произносит:

– Спросите, как ваши дочери.

– Как мои девочки, Наташа и Ксюша?!

Я, как и переговорщики, стараюсь говорить неторопливо, но при этом не настолько медленно, чтобы похититель мог что-нибудь заподозрить.

– Так вот как их зовут! – фыркает мужчина в трубку. – А я-то их зову большая и мелкая!

– Они здоровы?! – спрашиваю я. – С ними все в порядке?! Они не голодны?!

– Я че, садист, по-твоему?! – огрызается Андрей, и я снова с ужасом и подступающей к горлу паникой смотрю на своих наставников.

Оксана Леонидовна быстро выручает меня:

– Андрей, никто не считает вас садистом. Ведь если бы вы были садистом, то навредили бы девочкам. А они у вас в безопасности, верно?!

– Верно! – судя по тону, мужчина меняет гнев на милость, и от сердца на мгновение отлегает.

Какие-то американские горки, мать твою!

Секундомер тем временем беспощадно отсчитывает: минута и пять секунд, минута и шесть, минута и семь...

– Но материнская любовь – штука нелогичная и эмоциональная, – продолжает Оксана Леонидовна. – Пожалуйста, не судите Татьяну за то, что она переживает за своих дочерей.

– Все с ними окей, ясно?! – рявкает Андрей. – Может, хватит уже рассусоливать?! Я что, не догадываюсь, думаете, что вы мне хотите зубы заговорить этой своей материнской любовью?!

Вот блин!

Неужели догадался?!

– Понимаю ваше беспокойство, Андрей, – говорит Оксана Леонидовна. – Вы правы: давайте вернемся к сути вопроса. Вы сказали, что хотите получить один миллион долларов наличными и вертолет с личным пилотом, который отвезет вас на Кубу, верно?!

– Да, все так!

Минута тридцать шесть... семь... восемь...

– Андрей, дело в том, что между Сочи и Кубой расположен Атлантический океан, и ни один вертолет, даже самый современный, не сможет совершить такой перелет. Мы предлагаем вам заменить вертолет на самолет дальнемагистрального типа. Что скажете?!

– Окей! Тогда я привезу девчонок в аэропорт, и там произведем обмен!

– Отличная идея. Рада, что мы договорились по этому вопросу. Что касается денег... вы уверены, что речь идет именно про миллион долларов, а не рублей?!

– Уверен!

– Миллион долларов – это восемьдесят миллионов рублей.

– И в чем проблема?!

– Проблема в том, Андрей, что у Татьяны и Николая, родителей девочек, нет такой суммы. У них свой небольшой бизнес – салон красоты, – но обороты там меньше в разы... в разы, понимаете?!

Снова смотрю на секундомер: две восемнадцать... девятнадцать... двадцать...

Осталось продержаться совсем немного – и тогда, даже если не удастся договориться, есть шанс, что технические специалисты вычислят местонахождение ублюдка.

– И сколько они готовы дать?! Сколько стоит жизнь твоих дочек, а, Таня?! – с издевкой обращается ко мне Андрей.

Ирина Николаевна подсовывает мне заранее написанный текст: «Жизнь моих дочерей бесценна, и я готова отдать вам все, что у меня есть, как и мой муж, но у нас правда нет таких денег».

Я точь-в-точь произношу этот текст, стараясь при этом играть голосом, чтобы Андрей не догадался, что я читаю с листа.

– А сколько у вас есть, мамаша?!

Ирина Николаевна молча показывает мне три пальца.

Я говорю:

– Три миллиона рублей.

– Нифига себе! – возмущается в трубку похититель. Он явно разочарован предложением.

Снова вмешивается Оксана Леонидовна:

– Андрей, поделитесь, пожалуйста, зачем вам такая крупная сумма?! Может быть, мы могли бы помочь вам как-то иначе, не деньгами?!

– Нет! – рыкает он резко. – Только деньги!

Две сорок восемь... сорок девять... пятьдесят...

Почти три минуты!

– Ладно, – соглашается Оксана Леонидовна. – Понимаю. Но мы правда не можем предложить вам больше, чем три миллиона. И давайте я сейчас скажу, почему в ваших интересах согласиться.

– Ты мне угрожаешь, что ли?! – рычит Андрей, а секундомер тем временем переваливает за три минуты.

– Ни в коем случае, – говорит женщина. – Наша задача – освободить девочек, и если это зависит от того, как мы выполним ваши условия, то мы максимально заинтересованы в том, чтобы реально их выполнить... Но учитывайте реалии, пожалуйста. Вы ведь взрослый умный человек, вы понимаете, что если примите предложенную сумму, то обмен произойдет, и вы с деньгами улетите на Кубу, а если не примите, то обмена не будет, девочки останутся у вас на неопределенный срок, со временем они заболеют или, не дай бог, вовсе погибнут, а вас рано или поздно вычислят и найдут наши сотрудники, и тогда вы только останетесь без денег и в тюрьме, но еще и с грузом чужих смертей на сердце... Вам это надо?!

26 глава

Оксана Леонидовна все еще говорит с преступником, оперативники уже готовы выезжать на штурм, а нас с Николя отзывает в сторону Ирина Николаевна.

– Как видите, – говорит она. – Мужчина явно не в себе.

– Да, наверное... – киваю я рассеянно, а она перечисляет признаки, которые позволяют ей говорить об этом с полной уверенностью:

– Во-первых, он явно поймал первых попавшихся детей. Он не знал их имен, он не знал достатка вашей семьи. Наташа и Ксюша банально оказались не в то время не в том месте – вот и все. И если бы они разминулись с преступником минут на пять-десять – мы сейчас говорили бы с какими-то другими родителями, а вы с дочками были дома и горя не знали...

– Жаль, что страдают в итоге именно наши дети, – бросает, явно не подумав, Николя.

Мы с Ириной Николаевной невольно косимся на него: она – недоверчиво, я – с откровенным презрением.

Само собой, я не хотела, чтобы мои дети попали в такую передрягу!

Но я и любым другим детям и родителям такого никогда бы не пожелала!

Более того, сейчас я всем сердцем надеюсь, что через нас, через эту страшную историю полиция совсем скоро найдет и накажет преступника, и он никогда и никому не сможет больше навредить!

– Во-вторых, – продолжает Ирина Николаевна. – Он очень легко и быстро меняет свои требования. Понял, что не дадут вертолет, – окей, давайте самолет. Сказали, что миллиона долларов нет, – ладно, давайте хотя бы три миллиона рублей. Он как будто и сам не знает, зачем ему та или иная сумма?! Действует по принципу: раз кого-то удерживает – нужно требовать выкуп. Не исключено, что он собирается спустить все на выпивку, например.

– Ужасно, – морщусь я, с трудом представляя, что моих дочерей могли похитить ради алкашки.

– Урод! – злобно отплевывается мой муж, и в этот раз я с ним согласна.

– Ну и в-третьих, он поддался на манипуляцию о том, что возможная смерть детей будет на его совести, если он не пойдет на сотрудничество... Будь это настоящий матерый преступник с четким планом и осознанием возможных последствий, он не разжалобился бы на такие угрозы.

– Логично, – киваю я. – А вы уже выяснили, кто он?! Вы ведь называли его по имени...

– Он сам дал нам номер телефона – и мы просто пробили его по базе. Номер зарегистрирован на Андрея Павловича Румельского. Но это не наш преступник, увы...

– Тогда чье это имя?!

– Одного из шестерок Богдана Варламовича Ситникова – известного в городе кибер-мошенника, который продает преступникам второго и третьего ранга сим-карты. Мы пытались связаться с ним и с Андреем, чтобы попросить содействия, но пока ничего не вышло.

– Тогда зачем вы обратились к этому мужчине по имени Андрей?! – удивляется Николя, и в моем сознании, честно говоря, возникает тот же вопрос.

– Чтобы сбить его с толку. Чтобы он чувствовал себя защищенным. Чтобы подумал: о, они нашли имя, но оно не мое, а значит, я на несколько шагов впереди!

– Ясно, – я киваю. – Что теперь будет?!

– Штурм спецназом.

– Можно поехать с ними?!

– Нет, конечно, – Ирина Николаевна улыбается. – Категорически запрещено пускать на такие мероприятия гражданских... и дело не в вашей коляске, поверьте. Я и мужа вашего не пущу.

– И зря: я в молодости состоял в добровольческом отряде народной дружины, – гордо заявляет Николя, а я глаза закатываю. – Проходил подготовку, знаю все жесты и команды спецназа, умею стрелять и производить гражданский арест...

– Отличные навыки, – кивает женщина. – Но закон есть закон.

– Когда мы узнаем о результатах штурма?! – спрашиваю я.

– Как только он закончится. С нами будут поддерживать связь. Я останусь с вами, а Оксана Леонидовна поедет туда...

Тем временем, Оксана Леонидовна как раз подходит к нам:

– Татьяна Игоревна, Николай Петрович, мне нужно, чтобы вы дали мне что-нибудь, что принадлежит вашим девочкам... или что-то свое, что они сразу узнают и поймут: это от мамы и папы. Я буду первой, кто будет контактировать с ними после их освобождения. Мне важно показать, что я друг, и что сейчас мы поедем к их родителям...

– Они же не маленькие уже! – фыркает Николя. – Просто скажите им, что вы из полиции!

Я же принимаюсь рыться в сумке и достаю оттуда две детские шапки: специально взяла их из дома на случай, если во время похищения прежние упали и потерялись... ночами-то сейчас холодно.

– Отлично! Спасибо! – Оксана Леонидовна кивает и забирает у меня шапки. – Ну, пора.

– Удачи, – шепчу я одними губами. – Пожалуйста, верните мне моих малышек живыми и здоровыми...

– Непременно, – обещает женщина и уходит.

Мы снова остаемся втроем, и Ирина Николаевна говорит:

– Предлагаю пройти в другую комнату. Там находятся экраны, на которые будут выводиться изображения с нательных камер бойцов спецназа. Таким образом, мы сможем видеть весь процесс штурма.

27 глава

Комната, куда мы приходим – а я приезжаю на своей инвалидной коляске, – совсем небольшая и специально затемненная: окна есть, но они плотно закрыты.

Вдоль одной из стен протянут закругленный рабочий стол, а на нем и над ним – несколько десятков мониторов.

Сейчас они черные, явно выключены.

При этом под каждым монитором вручную, на клетчатом листочке, синей шариковой ручкой написан какой-то буквенно-цифровой код: «ЖЩ-235», «ВМ-511», «СЧ-719» и так далее...

Что это значит – я не знаю, но Олег, заметив, как я заинтересованно кручу головой, поясняет:

– Уточнения, какой монитор к какой нагрудной видеокамере привязан. А от руки – потому что все постоянно меняется, едва ли больше одной-двух спецопераций все остается одинаково...

– Ясно, – киваю я, благодарная, что он немного отвлекает меня от того ада, что творится в моей голове.

Николя косится на нас с ненавистью и презрением, но не вмешивается, и на том спасибо.

Муж садится где-то в дальнем углу, максимально далеко от экранов, и утыкается в телефон.

Я бросаю на него укоризненный взгляд – и он закатывает глаза, показывая мне экран:

– Я в нашем поисковом чате! Я его создал, помнишь?!

– Помню, – киваю я.

Ладно.

Предположим, он и правда занят поисками наших дочерей точно так же, как и я, держит связь с волонтерами, рассказывает, как продвигается полицейская работа...

Но, честно говоря, я не удивилась бы, если бы вместо этого он болтал сейчас в каком-нибудь мессенджере со своей Дашкой.

И сама моя мысль о том, что он может быть занят любовницей, многое говорит о нем, как о муже и отце...

Да уж.

Тем временем, мне Олег и Ирина Николаевна организуют место поближе к экранам, чтобы я все хорошо видела.

Кроме нас четверых, в комнате еще несколько человек – техников, оперативников, координаторов.

Они переговариваются между собой и с кем-то еще по наушникам с микрофонами и полицейской рации.

Я сижу, нервно кусаю губы и смотрю в черные экраны...

В какой-то момент экраны вдруг зажигаются.

Все – одновременно!

Я вздрагиваю и зажмуриваюсь ненадолго.

Картинки вроде бы черно-белые, неяркие, но вспышки все равно отпечатались на сетчатке и теперь мелькают перед глазами, стоит только на мгновение их закрыть...

Когда глаза наконец привыкают, я вижу на экранах одетых в черное мужчин, которые сидят где-то, плотно прижавшись друг к другу плечами, и покачиваются в такт... От одного экрана к другому лица повторяются, только понемногу смещаются в сторону... и еще... и еще...

Я быстро понимаю, что это группа захвата, те самые спецназовцы, что едут спасать моих малышек.

Они в большом бронированном автомобиле, в два ряда, лицом друг к другу, так что включенные нагрудные камеры тех, кто сидит на одной стороне, снимают сейчас тех, кто сидит напротив, и наоборот.

Бойцов человек десять или двенадцать, точнее сказать сложно: изображения дрожат, лица видно не слишком отчетливо...

Впрочем... погодите-ка!

Можно ведь посчитать количество включенных экранов!

Да, точно... именно так я и делаю.

Десять. Десять камер. Десять бойцов.

Все парни довольно молодые и очень сосредоточенные, едут молча, время от времени подпрыгивая на очередной кочке.

Я смотрю на них и, сложив руки в молитвенном жесте, мысленно их заклинаю: ребята, пускай у вас все получится, пожалуйста, спасите и уберегите моих малышек!

В какой-то момент парней сильно встряхивает, заносит друг на друга, автомобиль явно останавливается, и бойцы начинают быстро, слаженно надевать на лица балаклавы, закрывающие все, кроме глаз и губ.

– Как все серьезно... – шепчу я в ужасе, а Ирина Николаевна тем временем кричит:

– Начинаем!

Я продолжаю наблюдать за экранами, то и дело ловя фокус то там, то там...

В руках парней-спецназовцев вдруг резко появляются автоматы, а потом они встают и, распахнув заднюю дверь автомобиля, один за другим, стройным рядом выпрыгивают на землю.

Я слышу команды, но их мало, в основном ребята общаются жестами – лаконичными, четкими, понятными только им и тем, кто наблюдает за ними не первый раз...

Мне, конечно, мало что ясно, но Олег, который сидит рядом, заботливо комментирует, рассказывает.

Мы видим, что парни несутся с автоматами наперевес к какой-то заброшке.

Место незнакомое, людей почти нет.

Только одна парочка встречается – видимо, любят экстрим и прогулки по таким местам, – и их быстро уводят в сторону, чтобы не мешали операции и сами не оказались в опасности.

Как же все четко, слаженно!

НИКОЛАЙ. 28 глава

– Как видите, – говорит тетка-психиатричка, которой нас перепоручили, потому что у остальных нашлись дела поважнее. – Мужчина явно не в себе.

– Да, наверное... – едва слышно бормочет моя жена.

Голос у нее дрожащий, испуганный, несчастный... а из-за того, что она на инвалидной коляске, зрелище кажется еще более драматичным.

О да: Таня старательно играет жертву! А ведь могла бы с самого начала просто не отправлять ко мне детей!

Неужели не понимала, что они не пробудут со мной долго?! Тем более что она сама заранее дочерей против меня настроила!

И кто теперь виноват, что они сбежали и пропали?! Только Таня и виновата! Но скажи ей об этом – она так обидится и оскорбится, что мне же потом и придется от этого дерьма отмываться...

Да и остальные вряд ли меня поддержат.

Лучше промолчать, это безопаснее.

Тетка-психиатричка тем временем перечисляет причины, по которым вычислила, что преступник – ненормальный:

– Наташа и Ксюша банально оказались не в то время не в том месте – вот и все, – да уж, нефиговая такая цена за то, чтобы вернуться от ужасного отца к прекрасной маме! – И если бы они разминулись с преступником минут на пять-десять – мы сейчас говорили бы с какими-то другими родителями, а вы с дочками были дома и горя не знали...

– Жаль, что страдают в итоге именно наши дети, – говорю я.

Психиатричка и жена смотрят на меня, как на сумасшедшего.

Боже, какое лицемерие опять со стороны Тани!

Как будто ее саму волнуют какие-то другие дети, кроме ее собственных!

Ладно, Ирина эта – Николаевна, или как ее там?! – у нее работа такая – детей спасать, но моя жена... уж не строила бы из себя защитницу всех униженных и оскорбленных! Смешно!

После того, как Ирина перечисляет все свои рэд-флаги по уроду, который забрал наших детей, жена спрашивает:

– А вы уже выяснили, кто он?! Вы ведь называли его по имени...

– Он сам дал нам номер телефона – и мы просто пробили его по базе, – объясняет нам тетка-психиатричка. – Номер зарегистрирован на Андрея Павловича Румельского. Но это не наш преступник, увы...

– Тогда чье это имя?!

– Одного из шестерок Богдана Варламовича Ситникова – известного в городе кибер-мошенника, который продает преступникам второго и третьего ранга сим-карты. Мы пытались связаться с ним и с Андреем, чтобы попросить содействия, но пока ничего не вышло.

– Тогда зачем вы обратились к этому мужчине по имени Андрей?! – спрашиваю я, вмешиваясь в диалог, и в этот раз – большая редкость! – наши с Таней вопросы явно совпадают.

– Чтобы сбить его с толку. Чтобы он чувствовал себя защищенным. Чтобы подумал: о, они нашли имя, но оно не мое, а значит, я на несколько шагов впереди!

– Ясно, – говорит моя жена. – Что теперь будет?!

– Штурм спецназом.

– Можно поехать с ними?!

– Нет, конечно. Категорически запрещено пускать на такие мероприятия гражданских... и дело не в вашей коляске, поверьте. Я и мужа вашего не пущу.

– И зря, – фыркаю я, качая головой. – Я в молодости состоял в добровольческом отряде народной дружины. Проходил подготовку, знаю все жесты и команды спецназа, умею стрелять и производить гражданский арест...

– Отличные навыки. Но закон есть закон.

Мне хочется сказать: дурацкий у вас закон – отказываться от человека, который не только реально может помочь, но еще и лично замотивирован, заинтересован в том, чтобы все получилось.

Но я, конечно, молчу: толку-то спорить?!

Только отошьют в очередной раз.

– Когда мы узнаем о результатах штурма?! – спрашивает Таня.

– Как только он закончится. С нами будут поддерживать связь. Я останусь с вами, а Оксана Леонидовна поедет туда...

В этот момент перед нами как раз вырастает Оксана Леонидовна:

– Татьяна Игоревна, Николай Петрович, мне нужно, чтобы вы дали мне что-нибудь, что принадлежит вашим девочкам... или что-то свое, что они сразу узнают и поймут: это от мамы и папы. Я буду первой, кто будет контактировать с ними после их освобождения. Мне важно показать, что я друг, и что сейчас мы поедем к их родителям...

– Они же не маленькие уже! – я закатываю глаза. – Просто скажите им, что вы из полиции!

Ну серьезно, что за бред и детский лепет?!

Наташе – тринадцать.

Ксюше – десять.

Как сбегать от родителей и границы свои отстаивать, так они взрослые, самостоятельные, а как полиции посодействовать при спасении их же собственных задниц – так они вдруг дети, невинные крошки, которым нужны игрушечки, чтобы не плакали...

Таня, конечно, совсем другого мнения.

Она вручает Оксане Леонидовне шапки – и та наконец уходит, а Ирина говорит:

– Предлагаю пройти в другую комнату. Там находятся экраны, на которые будут выводиться изображения с нательных камер бойцов спецназа. Таким образом, мы сможем видеть весь процесс штурма.

ТАТЬЯНА. 29 глава

Запрятанные в балаклавы лица смешиваются в единую черную массу, зияющую тревожными глазами, мелькают непонятные жесты, стволы автоматов, топот ног то и дело прерывается пугающей, звенящей тишиной.

Заброшенное здание – жуткий недострой, которых в Сочи немало, – свистит ветром, пугает черными окнами без стекол, шуршит под ногами мусором, который за многие годы натаскали сюда бомжи и алкаши...

Страшное место.

И опасное.

Один бог знает, кого здесь можно встретить...

Не говоря уж о том, что здесь банально темно, можно споткнуться, упасть и голову расшибить, переломать ноги и руки, пораниться о разбитые бутылки...

А если этот Андрей – или как его там на самом деле зовут?! – тащил моих дочерей силой, они вполне могли травмироваться.

Боже... лишь бы они были целы!

И живы!

Я мысленно молюсь, сложив ладони на груди, и все так же с тревогой и непониманием наблюдаю за происходящим на экранах штурмом спецназа.

Бойцы двигаются легко, быстро, смело.

Олег поясняет мне кое-что, комментирует приказы командира и переговоры парней, но мне все равно сложно вникнуть...

Может, я и могла бы, если бы получилось сконцентрироваться, сосредоточиться, но все мои мысли – только про Наташу и Ксюшу...

Вдруг раздается истошный вопль, который заставляет меня вздрогнуть:

– Полиция! Ложись на пол, руки за голову!

А следом – выстрел из пистолета.

Я вскрикиваю и в панике шарю глазами по экранам, пытаясь понять, что произошло.

Поворачиваюсь к Олегу, потом к Ирине Николаевне, но они оба тоже пока ничего не понимают.

Оборачиваюсь к мужу: он растерян так же, как и я.

Проходит, наверное, секунд пять или семь, прежде чем ситуация проясняется, но мне кажется, что прошла вечность.

Сердце колотится, как бешеное, рвется из груди.

Наконец становится ясно, что бойцы спецназа взяли Андрея.

Когда его окружают, и сразу несколько камер ловят его безумный взгляд, его лицо появляется минимум на пяти экранах одновременно.

Мужчине лет сорок или пятьдесят, точнее сказать сложно, потому что лицо заросло длинной, неаккуратно остриженной, наполовину седой бородой.

На лбу – глубокие горизонтальные морщины.

Глаза при этом – ярко-голубые, глубоко посаженные, четко выделяющиеся на фоне землисто-серой кожи.

Рот – красный, искривленный.

Мужчина постоянно дергается, его язык то и дело появляется в уголке рта, облизывает губу и пропадает, а потом делает это снова, и снова, и снова... похоже на какой-то тик.

Растрепанные волосы соломенного цвета явно давно не мылись.

Как и одежда – белая рубашка, старые рваные джинсы и черное пальто, по виду – кашемировое, но по факту, скорее всего, какая-то синтетика.

Обут в резиновые сланцы.

Сланцы!

В середине ноября!

В заброшке, где пол усыпан стеклом!

– Он совершенно точно безумен... – шепчу я, глядя на него и отчаянно ненавидя. Вроде и не хочется уподобляться ему, не хочется испытывать такие темные эмоции, но не получается... – Но где мои девочки?! Где мои дочери?!

– Мы пока не знаем, – говорит Ирина Николаевна, накрывая мою руку своей. – Терпение, Татьяна Игоревна, прошу вас...

Но терпения, конечно, нет.

Я едва не из коляски выпрыгиваю.

Через мгновение в камерах появляется Оксана Леонидовна.

Бойцы расступаются перед ней, она быстрым шагом подходит к преступнику, который стоит на коленях, и сразу, не церемонясь, за что я очень ей благодарна, громко, грозно спрашивает:

– Где дети?!

– А где обещанные деньги и вертолет?! – парирует мужчина, перемежая свои слова странными ужимками, подергиваниями, тиками, мелькающим в уголке рта языком...

– Ты правда думал, что получишь все это?! Ты правда думал, что уйдешь безнаказанным после того, как похитил двух несовершеннолетних детей?! Мне придется тебя огорчить: так не бывает! Тебе придется ответить за то, что ты сотворил! Где дети, я спрашиваю?!

Андрей начинает смеяться, точнее даже – хохотать, сверкая своими голубыми глазами, которые кажутся еще более яркими в свете спецназовских фонариков.

Громкий хохот разносится по пустому помещению, отдаваясь эхом.

И это жутко... очень жутко.

А потом Оксана Леонидовна дает ему пощечину, и смех резко прерывается.

– Что ты творишь, стерва?! – рычит ублюдок. – Думаешь, так и быстрее отдам тебе детей?! Ошибаешься! Пока ты меня мучаешь – они тоже будут страдать! Ясно тебе?! Отпусти меня, если хочешь, чтобы девчонки жили!