
Перестилаю постель, пока Роман нетерпеливо ждет в стороне. Вот почему, когда он смотрит, даже такие простые вещи выполнять становится невыносимо тяжело? Кажется, не так взяла, не так погладила, недостаточно ловко расстелила.
– Все, готово, можно спать.
Я еще не договорила, муж уже ложится на левую сторону нашей огромной кровати.
Роман – ас во всем, что касается бизнеса, хищник, когда дело касается розыгрыша тендеров, поглощении компаний, защиты своих активов, ведения переговоров и много чего еще. Именно поэтому дома он только отдыхает.
– Могли бы и так поспать, уже двенадцатый час, а завтра в восемь приезжают французы.
– Так… мы же испачкали… очень сильно…– оправдываюсь перед мужем, словно маленькая девочка. Хотя то, что мы здесь вытворяли минуту назад, маленькие девочки точно не делают.
Рома похлопывает ладонью по месту рядом с собой, призывая и меня скорее лечь. Укладываюсь рядом, а он щекочет пальцем сзади шею:
– Конечно, испачкали, моя девочка была такой голодной… так визжала…
Рома умеет смущать. Краска заливает все лицо.
Последние недели – сплошная суматоха. Защита диплома, подготовка к годовщине свадьбы занимали все свободное время, я не ластилась к Роме, он тоже был занят своими делами. Поэтому насчет «голодная», муж, конечно, был прав, но вообще-то это он залил своим семенем полпостели! И не только! Большая часть осталась у меня на спине, ягодицах, стекло по ногам! Сразу убежала в душ под наглую ухмылку мужа. До сих пор ужас как стыдно!
Прижимаюсь к его торсу спиной, попой, вовсю зеваю, думая о том, что спать осталось всего пять часов.
– Кстати, как твоя дипломная?
Роман, наконец, вспомнил о моей защите, хотя это было позавчера. Ничего, радуюсь и этому. Ерзаю попой, высвобождаясь из захвата его рук, поворачиваюсь к нему лицом, расплываюсь в улыбке:
– Классно. Профессор Самойлов отметил, что только я не только привела данные из русских, английский и французских фразеологических словарей, но и представила их в контексте на материалах отечественного и зарубежного СМИ. Знаешь, мне самой так понравилось…
– А-а-а, – вовсю зевает мой муж. Ясно, что я приняла за чистую монету его дежурный вопрос.
Обидно. Снова поворачиваюсь на другой бок и отдаляюсь хотя бы на пару сантиметров от его тела. В их семье особо никого и не интересовала моя учеба, хотя именно они и сказали, что раз уж Роман «вывез девушку из села, надо искоренять в ней все деревенское» и в первую очередь это были изучение азов бизнес-этикета и высшее образование, желательно на факультете иностранных языков.
– Леся, повернись ко мне лицом и посмотри в глаза, – в голосе мужа звучит сталь. Он не из тех, кто терпит обиды и отвечает на них охапками цветов и золотом. Он щедр тогда, когда сам того хочет. А вот то, что происходит сейчас, называет манипуляциями и борется с ними. Но я вовсе не хочу манипулировать! Я просто хочу пару ласковых слов и крепких объятий!
– Детка, я кажется, не раз говорил, что скверный характер и капризы не украшают супругу владельца компании. У меня на работе нервяк начинается с восьми утра и продолжается пока я телефон не отключу, чтобы не свихнуться. Мне еще и дома твои капризы терпеть?
Это я капризная? Это я-то капризная? Жены друзей и партнеров Романа, все эти Милены, Селены, Эвелины и другие молодые и не очень женщины, бывающие у нас дома, закатывают истерики, уезжают на Мальдивы без мужей – делают все то, о чем мне даже думать запрещено. Но я не могу пререкаться, потому что они – равные, а я – так, девка из села. Но все же отвечаю мужу, упреки которого в последние месяцы участились:
– Я не считаю себя капризной, Роман и я делаю все, чтобы дома тебе было хорошо и спокойно. Просто я тоже живой человек и скучаю по капелькам твоего внимания.
Роман смотрит прямо в глаза. Тяжелый взгляд. Мрачный. Чаще я греюсь под лучами его взгляда. А когда вот так смотрит – не люблю. Хочется спрятаться, скрыться, умолять простить, даже если нет вины. Но я смотрю. Выдерживаю взгляд.
Наконец, глаза мужа совсем немного теплеют, вырывая из моего горла еле заметный вздох облегчения и я слышу:
– Ладно, спи давай. Завтра с утра встреча с французами, а это тебе не баклуши бить, балду пинать и считать ворон, – Рома откровенно издевается над темой моей дипломной работы, – здесь с серьезными людьми работать надо. И, Леся, будь добра, следи за своим поведением. Я тебе не Вася или Петя из твоего колхоза.
Честное слово, в такие моменты хочется домой и чтобы рядом были не попрекающие Романы, а равные мне Васи и Пети.
– Вот знаешь чего я не понимаю, Лесь?
– Чего?
Мне хочется улыбаться, Ава всегда такая немного смешная, с претензиями ко всем становится, когда хоть чуточку пьянеет. Я вот не понимаю, как можно встретиться возле университета, позвать попить кофе на десять минут и вместо кофе в четыре дня сидеть пить третий бокал вина. Ну Аврора она на то и Аврора – «рыжая бестия», как ее называет мой супруг.
– Лесь, ну вот чего ты лыбишься? Я тебе между прочим глаза раскрыть хочу на этот мир, пока кто-то твои розовые очки стеклами внутрь не разбил.
– Так, Аврора Евгеньевна, тогда давайте быстрее раскрывайте мои глаза, потому что через полчаса мне надо быть дома,
Кажется, Ава последние мои слова не расслышала. В кафе зашел брутальный мужчина. И Ава включила калькулятор: стоимость часов, телефона, зонта. В общем, как сама часто говорит, «рассматривала объект на возможность построения серьезных отношений». В ее глазах не успел зажечься одобрительный огонек, как к нему подсела девушка, которую он тут же поцеловал. Ава потеряла к ним интерес и вернулась к нашему разговору.
– Так вот. Что я там говорила?
– Что ты меня не понимаешь, и скоро кто-то разобьет мои очки.
– Нет, очки это другое. Хотя нет. Они у тебя тоже разобьются. Вот что не понимаю. Ты же девушка у нас умная? Читать любишь. Пословицы знаешь. А пословицы что это, а, подруга, вот ты скажи мне, что это?
–Ну, кладезь народной мудрости.
Авина пьяная философия умиляет, конечно, но скоро наша с Ромой годовщина и я не рассчитывала долго засиживаться в кафе. Вообще, эта встреча не планировалась. Впрочем, наши встречи с Авой редко когда планировались, она всегда сваливалась как снег на голову.
– Во-от! А народ он не дурак! Так почему же ты, умная Алиса Усмановна, не живешь по народным заповедям? Ведь народ он что говорит?
– Без труда не вытащить и рыбку из пруда. Терпение и труд все перетрут. Аврора, мне кажется, уже хва…
Останавливаюсь, потому что Ава начинает громко смеяться, так, что тот брутальный мужчина и его девушка оборачиваются на нас. Но смущает это, кажется, только меня.
– Дура ты Алиса! «Терпение и труд»… терпила ты! И еще ты – рыбак, который терпеливо старается поймать рыбку в пруду, закинув туда просто простенький ивовый прутик.
Не знаю, что в голове у пьяной Авроры, но на всякий случай подзываю официанта и прошу счет.
– С волками жить – по-волчьи выть – вот главная мудрость, Алиса. Люблю тебя, но тьфу на тебя. Раскрой глаза, шоры сними, подруга.
Ава вдруг будто трезвеет и добавляет:
– А может, ты и так все знаешь? Может, ты и не дурочка вовсе, просто актрису включаешь? Точно, это ж я дурр-ра, прости. А у тебя все идеально: дом полная чаша и муж-почти-олигарх. Все, забудь мои слова: ты – наикрутейший рыбак, Алиска. А гулять… да-а, все мужики гуляют, хоть олигарх, хоть слесарь дядя Ваня. Давай, валим отсюда, завтра на работу идти.
Расплачиваюсь карточкой, подвожу Аву до дома и рулю в другую сторону. Плохая была идея согласиться «встретиться всего на пять минуточек» с Авой, надо было другой день найти. Настроение полетело к чертям. И это в предпраздничные дни!..
*****
Дорогие читательницы!
Добро пожаловать на страницы нового романа!
Пожалуйста, если вам история нравится, не поленитесь поставить звездочку для нее и добавить в библиотеку.Я буду очень-очень рада и благодарна!
Всегда рада общению в комментариях.
Если хотите быть в курсе новинок и розыгрышей, не забудьте подписаться на мою страничку. Это тут: https://litnet.com/shrt/Pnnp
Я привыкла, что Ромина мама может звонить мне хоть в пять утра, хоть десять вечера. Сегодня это было семь утра. Лада Леонидовна будто бы вежливо поинтересовалась делами и здоровьем, но я-то знаю, что это – всего лишь прелюдия. Несмотря на свое имя, она не спешила со всеми ладить, мягко-мягко она добивалась того, чего хочет сама весьма умело. А может, она была только со мной такой? Мягкость мягкостью, но иногда ее подколки задевали до слез, особенно в первый год брака. Я даже Роме как-то пожаловалась, думая, что он хоть как-то поддержит. Конечно, он не стал заниматься женскими разборками, и вообще «я должна быть счастлива, что свекрови есть до меня дело».
– Милая, сегодня такой ответственный день, я думала, ты уже давно на ногах. Послезавтра дом будет полон гостей. Среди приглашенных есть чета Яхновых, после французов, с которыми Рома ведет переговоры, это важнейшие люди для следующего проекта. Живут в Москве, в центре города, есть недвижимость в Сочи, свой дом в Порто Черво, сын учится в Швейцарии, дочь замужем за… – тут Лада Леонидовна, видимо поняла, что в ее словах сквозит плохо скрытая зависть и остановилась. – Так вот, в последний год они занялись экотуризмом – ну на старости лет людям свойственно принимать бредовые идеи за некие ценности. Так, главное не это. Их очень заинтересовало, что ты – сельская девушка.
Я внутренне подобралась. Уж о чем-о чем, а о том, что я «сельская девушка» мне в этой семье напоминали нередко, и чаще всего – в негативном контексте.
– И? Что они хотят?
– Проект заказывают у Ромы, а не у компании Вдовина потому, что им интересно работать с человеком, который сумел выбрать себе.. гмм достойную жену, не поведясь на социокультурные условности, царящие в бизнес-среде. Примерно так они изъяснились.
– Вы же всегда стеснялись, что ваш сын женился на деревенской?
Молчу о том, что не только стеснялись, но часто попрекали этим: Роман не обрадуется моим пререканиям с его матерью.
– Да что ты, Алисочка наша, кто ж тебя попрекал ты? Это ты сама в душе стеснялась этого и проецировала свое стеснение на нас, золотце. Так вот, ты уж позвони, чтобы и сватья приехала. И деревенского барахла прихватила, ну там огурчики бочковые, гуся, может быть, зажарите, да и ты, давай, пироги домашние затевай-ка. Именно домашние! Поняла?
Да поняла я, поняла, только вино вчера пила Ава, а голова болит с утра от телефонных звонков и перенапряжения у меня. Лезу в сумочку за таблетками. Сто раз прав Роман, выговаривая мне за нее:
– У тебя там когда-нибудь порядок будет, нет, Алиса?
– Будет. Или не будет. Оставьте хотя бы мою сумочку в покое, – обычно бурчу я. Про себя, разумеется. Сложно представить, чтобы кто-то осмелился всерьез так бурчать перед Ромой. Порядок у нас в доме везде. А вот сумочка – мое личное, мой маленький успокаивающий хаос в жестоком мире бизнеса и денег, куда Рома меня окунул резко, жестко, бесповоротно. И если бы этого хаоса, этого беспорядка в сумочке было бы чуточку больше, я бы, возможно, нащупала бы спросонья таблетку и просто выпила ее со стаканом воды. Головная боль прошла бы, будто и не было, и жизнь потекла так, как текла и раньше все пять лет нашей совместной жизни.
Но вместе с блистерной упаковкой пальцы нащупали и почти крохотный кусочек бумаги. Именно она перевернула мою жизнь с ног на голову. EYm__cY6
Перевернула так, что головная боль уступила место душевной боли.
Перевернула так, что я уже защищала не дипломную работу, а свою честь и жизнь.
***
Роман
Встреча с французами измотала. Прошла более чем успешно, но измотала.
Предварительные переговоры. Совместная работа над испытательным проектом. Обсуждение результатов. Назначение даты на окончательные переговоры. Недельная подготовка двадцать четыре на семь. Постоянный личный контроль строительных объектов, потому что два моих главных помощника одновременно подхватили вирус гриппа или чего-то похуже. Два часа основных переговоров, и теперь я свободен на неделю. Даже отец видел, как я горел этим проектом и именно он предложил после заключения контракта слетать с Алиской куда-нибудь в Сардинию: мои нервы уже были на пределе.
Можно выдохнуть. Надо выдохнуть. Все поздравления потом. А еще лучше – если бухгалтерия просто спишет хорошие премии задействованным в проекте. Заперся в кабинете с мыслью о том, что даже предстоящая годовщина не радует. Нельзя было в наш праздник на самом деле просто с Алиской слетать куда-то? Нельзя. Этот праздник – тоже часть бизнес-проекта, уже другого.
Кто там завидовал Роману Кайрину и говорил, что все легко дается? Оботритесь. Едва ли половина из вас выдержит такие нагрузки и ответственность.
Заперся в кабинете. Надо чуточку выдохнуть. Это со стороны – работа в компании отца – сплошная сказка. Когда только начинал работать в компании – думал точно также. Оказалось, чтобы иметь деньги надо не только подписи ставить и указывать как правильно делать. Отец настоял, чтобы начинал я практически из низов, именно поэтому теперь не только в теории, но и на практике знаю, как надо. Разница, кстати, довольно ощутимая. А главой своей дочерней компании он назначил меня только когда помимо обладателем знаний и практики стану примерным семьянином. Насчет «примерным» я, конечно, преувеличиваю, за мной водятся грешки, но жениться пришлось. Быть на побегушках к тому времени уже надоело. Ну ладно, сейчас я в принципе согласен с ним, хотя в виде протеста женился не на той, о ком они с мамой мечтали.
Вообще, если подумать, Алиса была неплохой женой: не выкобенивалась, не отсвечивала. Ну а то, что сельская – определенные риски, конечно, были. Не все в моем окружении поняли, приняли – ну и хрен бы с ними, те, кто поумнее был – как раз приняли. Да и с мамой моей вроде бы у нее получалось ладить. Раньше та на моих нервах играла, теперь на Алиску переключилась – разберутся сами, немаленькие. Уверен, до склок не дойдет.
Алиску вообще легко дрессировать – взгляда строгого хватает, а уж если голос немного тверже и громче сделать – так вообще теряется, малышка. А мне важно, очень важно, чтобы дома было спокойно. Не раз был свидетелем, как из-за семейных склок компании теряли деньги, сотрудников, а иногда и доходили до банкрота.
Вот Вдовин-младший, наоборот, со мной не согласен. Его заводили исключительно девушки-зажигалки. Только вот проблем с ними не оберешься, особенно с одной, с которой, похоже, мне пора прекращать контакты: девочка отбилась от рук и напрочь стала игнорировать мои запреты. Жалко, девочка-то она сладенькая.
Словно чувствует, что я думаю о ней: раздается характерно игривый, стук-сигнал в дверь.
– Можно, – отвечаю тоном строгого босса, коим я и был.
– Я знала, что ты захочешь расслабиться в кабинете после этих нудных французов, – мурлычет она, ставя на столик бутылку шампанского.
– Ну, милая, контракты заключать – это не на танцульки твои сходить.
Эта рыжая бестия наклоняется к моему уху и бесстыже шепчет на ухо, как она готова станцевать только для меня, что на ней при этом будет и в каком порядке она от этого будет избавляться.
– Подожди, подожди, детка, не так быстро, – звонко и игриво шлепаю ее по упругой заднице, обтянутой кожаной черной юбкой размера миди. – К тебе тоже кое-какие вопросы имеются: какого хрена ты тащишься к моей жене? Тебе не кажется, что мы эту тему уже не единожды обсуждали?
– А пресвятая Алиса Усмановна все докладывает своему мужу, ммм?
– Ророчка, долгие и прочные отношения у меня с теми, кто точно и беспрекословно выполняет мои просьбы, я же ясно выражаюсь?
– Да, мой босс! Обещаю, что в последний раз нарушила ваш приказ. Можете лишить меня премии, только не лишайте вашей любви и вашего внимания.
Актриса, блять! Знаю ж, что актриса. Но как же на нее у меня встает в такие минуты. Особенно после такого нервяка как сегодня. Тянусь к ее блузке – белой, застегнутой наглухо на все пуговицы, вот только при такой близости очень даже угадываются аппетитные формы грудей, которые забыли прикрыть чашечками бюстгальтера.
– Ты бесстыжая, Аврора, бесстыжая, – шепчу, чувствуя, что кровь отлила от верхней части тела и вовсю бушует в нижней.
– Только для тебя, Ророчка – только твоя.
– Расстегни их, – рычу, указывая на пуговки, – иначе сорву к чертовой матери.
Расстегивает. Медленно. Как же медленно она это делает, сводя с ума, заставляя забыть обо всем, включая французов. Ласкаю ее грудь, ловлю тихие стоны. Член просится к ней, я знаю как там сладко. Задираю юбку. Эта бестия доведет меня когда-нибудь – на ней нет даже крошечных трусиков, за что награждаю ее еще одним шлепком и глухим стоном вхожу туда, куда она меня активно приглашает. Аврора сладко подмахивает ягодицами, крепкими как орех.
Кажется, весь кабинет наполнятся запахом нашей похоти.
Дорогие читательницы! Настало время познакомиться с нашими героями поближе. Давайте узнаем их чуточку ближе.
Пять фактов о Романе Кайрине:
Фамилия Романа образована от слова кайра – названия птицы, окрас которой сочетает черное и белое – как и наш герой.Роман познакомился с будущей женой в деревне Ладейка, где буквально спас ее от мелкого хулиганья.Роман не умеет любить. Любовь вообще бизнесу мешает. По крайней мере, он так думает.Роман – прирожденный руководитель. Он может отдавать приказы интонацией, заставлять молчать взглядом.Роман, как и его отец, в некоторых взглядах достаточно консервативен. Например, он был бы не против, если бы семейная жизнь регламентировалась чем-то подобным nKutMPRx «Домострою».Пять фактов об Алисе Кайриной (в девичестве Ратниковой)
Алиса – сельская девушка. Но не из загнивающей деревни с домами с покосившимися крышами, а вполне приличными крепкими строениями и народом-тружеником.Алиса – девочка умная, начитанная, а благодаря университету и трудолюбию знает три иностранных языка.Но у нее есть тайное увлечение, которое она стыдливо скрывает: иногда она слушает расклады тарологов Вяземских.Алиса готова со многим мириться, но не с предательством.Автор 100% уверен, что Алиса заслуживает счастья и любви.
Роман.
Пиздец, конечно. Я-то думал, моя самая большая головная боль на даный момент – французы. Потом – Яхновы. Ну никак не жена, которая застукала на рабочем месте в пикантной ситуации.
Так, без паники. Сорвись сделка – было бы куда страшнее. А сейчас мы это дело постараемся исправить. Если в этом замешана Аврора, уж слишком активно вертящаяся под ногами в последнее время и также активно мурлычащая о том, что Алиска (которую она подругой, кстати называет!) совсем не подходящая мне партия, то пиздец девчонке. Не только из наших отношений, с работы вылетит с волчьим билетом.
Одеваю трусы, пока Алиска смотрит ошарашенными глазами, словно не верит, что это правда.
– Так, ну-ка, девочка, давай живее-живее одеваемся и из кабинета выходим. Мне с женой поговорить надо, – тороплю Аврору, делая заметный акцент на слове “жена”. Ророчка обиженно смотрит, но подчиняется. Понимает, что бесполезно спорить или чирикать о чём-то своём, женском, нелогичном, о любви между нами, например. Поэтому рыжуля быстро прошмыгивает в дверь.
Еще минута – и рубашка на мне, брюки застегнуты, будто ничего и не было. В принципе – ничего и не было.
– В пя-пятницу наша годовщина свадьбы. Спас-сибо за сюрприз, Рома, – глаза Алиски туманятся, словно она сдерживает слезы.
Да, милая, это еще одна грань реальности в жестоком мире большого города и крупного бизнеса. Соблазны, нервы и так далее. Только не надо говорить о чистой и большой любви, ты уже пять лет живешь в городе и вращаешься в кругу элиты, а не деревенских подружек. Хотя, уверен, что и там все далеко не все гладко. Мир давно перестал быть святым.
– Успокойся, хорошо, Алиса? И мы поговорим как взрослые люди.
Качает головой. Ничего. Первый шок пройдет, будет сговорчивей. Наливаю воды в стакан, протягиваю жене. Пусть выпьет, успокоится.
– Или может коньячка, пятьдесят грамм. Тебе и мне?
Снова качает головой.
Нет так нет. Уговаривать и сопли вытирать не собираюсь. Всучиваю ей в руки стакан воды.
Снисхожу, чтобы объясниться, делая скидку на то, что она из села, ну может, действительно жизнь не готовила ее к такому.
– Сегодня был нервный день...
Договорить не успеваю, холодная вода окатывает мое лицо. Ну как окатывает – половина попадает на лицо, куда, видимо, Алиска и целилась, половина оказывается пролитой на рубашку.
Не ожидал такого от своей всегда покорной и милой Алиски. В любой другой ситуации воспринял бы как шаловливую прелюдию к сексу, но сейчас, конечно, это точно не так. И спускать вот такие истерики безнаказанно – приглашать огромные проблемы в наше с ней будущее. А будущее я вижу только с ней. Так что хватаю ее за руку и усаживаю в кресло. Алиска что-то там пищит, кажется, о том, что я ей делаю больно, зато послушно усаживается в кресло. Сам сажусь за стол.
– А вот теперь мы поговорим.
Алиска затихает, опускает глаза, будто это она поймана за непотребным занятием, а не я. Вот и славно, вот и чудно. Найти подход к каждому – к кому-то почти нежно, кому-то на грани жесткости – основа дипломатии и умения вести переговоры. Алиска будто читает мои мысли:
– А если бы на твоем месте была я? Если бы это я занималась этим на рабочем месте или дома – неважно, главное, что тоже сказала бы, что от усталости. То ваши приемы, то дипломная, я тоже живой человек. Что бы ты тогда сказал, Рома?
Смешная Алиска. Хочет показать зубки, а сама слово “секс” не может выговорить, как подросток мнется – “занималась бы ЭТИМ”. Хотя вообще-то не смешно. Такая мысль даже в голову ей не должна приходить. И это мы тоже уясним прямо сейчас:
– Вышвырнул бы. Катилась бы в свою Ладейку вечерним или утренним рейсом. Думаю, разобрались в сегодняшнем недоразумении и предстоящий праздник не будем портить, любимая. И забудь про Аврору. Больше ее здесь не будет. Давай я все-таки попрошу, чтобы тебе чай заварили мятный?
____________
Листаем дальше, мои дорогие, сейчас будет глава от Алисы.
Алиса
Никогда я так долго не принимала душ.
Не замечая, какая вода течет из-под лейки.
Не замечая, как течет время.
Не замечая, как текут слезы.
“Перемелится – мука будет”, говорила моя бабушка. Не будет! Ничего не будет! А если и перемелится, то будет какая-то ядовитая субстанция, только видом напоминающая муку.
Не хочу, не хочу, чтобы перемалывалось!
“Я ж ему верила!” так хочется повторять эти слова, но они подходят для восемнадцатилетней юной девочки. А я пять лет была замужем за лучшим мужчиной на свете.
Лучшим! Всегда считала его таким. Жизни без него не представляла. Когда другие как бы между делом проговаривались, что муж опять загулял, зато подарил миллионо-каратный бриллиант или сумочку из новой коллекции, я про себя улыбалась: уж у нас-то с Ромой такое никогда не будет! А почему бы собственно, этому быть? Наши ночи были потрясающими! Стоило ему губами коснуться волшебное место, где шея переходит в плечо, как кожа покрывалась мурашками – огненными, трепещущими в ожидании большей ласки. Стоило его пальцам легонько сжать грудь, как словно сладкий ток проскальзывал по всему телу. Даже не так, не проскальзывал, а сладкой судорогой ударял по всему телу.
Получается, не у меня одной так было. Ту, которую я называла своей подругой он точно также одаривал своим вниманием? Даже не хочу думать, это Ава к нему пришла или он пригрозил увольнением, если она не согласится на “особенные” условия? Впрочем, какая разница? Важнее другое – Роман даже не раскаивается.
Думаю, разобрались в сегодняшнем недоразумении и предстоящий праздник не будем портить, любимая.
Любимая!... Это была издёвка или для Ромы на самом деле случившееся в порядке вещей? А может, хорошо, что он не раскаивается? Зато теперь я точно знаю, что надо резать по-живому и быстро, без раздумий, пока мозг не начал придумывать оправдания чудовищному поступку мужа. Поэтому отрицательно качаю головой, когда Рома предлагает “поговорить по-взрослому”. Никаких разговоров. Только разрыв. А как иначе? Он думает, сможет прикасаться ко мне как раньше? Также ласкать груди, гладить ягодицы, целовать губы, если я точно знаю, что недавно он точно также радовал Аврору, рычал в голос, двигаясь в ней, наблюдая, как она запрокидывает голову и тоже не может сдерживать стоны?
Почему так больно? Почему сейчас еще больнее, чем было тогда, в его кабинете? Обезболивающее действие шока закончилось?
Жаль, что он предложил выпить воду. Лучше бы предложил чай. Или кофе. Неважно. Главное, чтобы погорячее, прямо кипяток. Лучше б я что-нибудь из этого выплеснула ему в лицо. Именно в лицо. Чтобы почувствовал хотя бы сотую долю того, что чувствовала я.
А так... вместо сожаления он хватает меня за запястье – грубо, жестко, почти больно. Будто это он прав. Это я виновата, что пришла без звонка, без предупреждения. Вошла без разрешения. По привычке я действительно на целую минуту верю в это. Таково обаяние Романа. Он захватывает своей аурой, и ты веришь всему, что он говорит, всему, что транслирует словами, жестами, интонацией.
А транслирует он, что все нормально, что произошедшее – норма, да, какая-то ее нижняя граница, но это – норма. И тогда я задаю вопрос, ответ на который заранее знаю:
– А если бы это я сейчас не могла сдерживать стоны удовольствия от прикосновений другого мужчины? Это тоже было бы нормально?
Конечно, сформулировала я его немного по-другому, просто духу не хватило приплетать о другом мужчине, но суть была ясна. И ответ мне тоже был заранее известен.
И все равно это прозвучало грубо.
– Я бы тебя вышвырнул...
Зато это было достаточно отрезвляюще. Так, что мне хватило духу сказать:
– Я больше не хочу быть Кайриной. Я подаю на развод, Роман.
– Давай так, Алиска...
Не могу его слушать. Почему я не замечала, не придавала значение, что я для своего мужа – Алиска. Это другие для него рыжие бестии, а наверное еще малышки, конфетки, зайчики или как там мужчины называют-умиляются своими женщинами? Точно не Алисками называют, так ведь?
– Давай так, Алиска, – терпеливо повторяет мой пока еще муж, очевидно реагируя на то, что мне было очень сложно сосредоточиться на его предложении, – я вызову водителя, ты сейчас поедешь домой, придешь в себя, никому не будешь портить праздник, а потом мы полетим в свадебное путешествие. Куда ты там хотела. Сен-Тропе? Сейшелы? Выбирай.
Неожиданно. Оказывается, Рома помнит, что я хотела на море в наше свадебное путешествие. Кроме речушки в нашем селе я водоемов не видела и море стало некой грезой, мечтой. Я согласна была поехать в любой трехзведочный отель Турции, Египта, Сочи или Анапы, лишь бы там было оно – море. Только полетели мы в Пекин – компания Кайриных в это время активно сотрудничало с китайцами, потом была Европа – интересные туры, но без моря. А на третий год я перестала делать вид, что участвую в выборе, куда мы полетим отдыхать, да сильно и не расстроилась, вроде бы. Все равно, все наши поездки были волшебными. А море... Ну это просто большая река, успокаивала я себя.
– Рома, пожалуйста, услышь меня. Я не хочу, не могу с тобой никуда ехать, летать, понимаешь? Я не хочу с тобой в одном доме находиться. Мне больно, понимаешь? Пусть для тебя это норма – хорошо, пусть. Значит, я тебя плохо знала. А оказалось, что наш брак – просто ошибка...
– Это ты сейчас совершаешь ошибку, котеночек (надо же, не Алиска!).
– Я совершила ошибку, согласившись выйти замуж за тебя!
– Итак, по-хорошему с тобой не получается, да? Я предупреждал, что день сегодня нервный был? Предупреждал. Пытался успокоить твою истерику? Пытался. Я, блять на твое долбаное море сижу соглашаюсь лететь, хотя оно мне на хер не сдалось.
Становится ужасно неуютно. Роман никогда не матерился при мне. Да, я нечаянно могла услышать кое-какие неприглядные словечки, но вот так, в лицо... Пытаюсь протестовать против такого... неуважения? нелюбви?
– Рома, если ты будешь так груб, мне, пожалуй, лучше уйти. Наши адвокаты свяжутся и все решат, надеюсь, мирным путем.
– Сядь! – муж рявкает так громко, что послушно присаживаюсь на краешек стула, краем глаза наблюдая его довольную ухмылку. Наверное, в этот момент начинаю понимать, что вместо любви зарождается нечто другое, напоминающее ненависть.
– Прав был отец, когда говорил, что я вправе сам выбирать жену, но лучше это делать среди людей нашего круга. Любви может, и не быть, зато и проблем меньше. Все всё понимают. Все ситуации ясны. Нет такой херни, что ты мне сегодня тут устроила.
– Я не устраивала никакой херни!
– Я пока тебе развод не давал. Ты – пока еще моя жена. Будь добра, не выражайся, Алиска, иначе мне придется рот тебе с мылом вымыть.
Отлично! Значит и выражаться можно только моему мужу!
– Главой этой компании я стал только после того как женился. Эта отцовская идея-фикс, что управлять делами может толко семейный человек, мне была не то что непонятна – неприятна. Думал, приведу домой сельскую девчонку, отец махнет рукой на этой идее. А он не махнул…
– Отчего ж ты сам не отказался от этой идеи, зачем ломал жизнь мне, себе? – спрашиваю мужа, глотая слезы.
– Себе я ничего не ломал. В целом, отец был прав. В бизнесе любят семейных. Да и «Он» на тебя всегда отлично реагирует, – пошло ухмыляется Рома. – Поэтому мы будем и дальше жить, как любящие друг друга Роман и Алеся. А иначе, моя девочка, мне придется относиться к тебе как к чужой. А проблемы чужой семьи меня волнуют меньше всего. Ты же умная девочка, понимаешь о чем, точнее, о ком я?
В этот момент я ненавидела его всей душой и хотела только одного – чтобы он как можно быстрее стал бывшим мужем. Я не хотела его видеть. Не хотела слышать. Не хотела отвечать на эту жестокую исповедь. Не хотела реагировать на жуткий шантаж. Я вообще не думала, что Роман на такое способен. Я просто почувствовала себя какой-то куклой. Все, что было внутри живым, горячим – Роман вырывал с каждым сказанным словом, заполняя образовавшуюся пустоту чем-то искусственным – ватой ли, халофайбером ли. Вроде бы он меня даже окликал. Но я, словно механическая игрушка пошла в сторону выхода. Потому что игрушка тоже может поломаться. И пока я окончательно не сломалась, мне надо было донести себя до дома.
Но до дома я так и не дошла. Дошла до ближайшей скамейки и поток слез хлынул, словно кто-то открыл кран.
А потом слезы кончились. Резко. Внезапно. UTqHQZ5g
Боль – осталась. Я и не хотела, чтобы она кончалась. Пусть лучше ноет, свербит, напоминает, что на мир надо смотреть не через призму своей детской наивности.
А потом кто-то подошел и спросил, все ли со мной в порядке.
Я подняла глаза и узнала в нем Вдовина-младшего, сына Вдовиных, с компанией которых яростно конкурировала компания Романа.
А потом он спросил, почему я плачу.
Я не помню, что наплела, кажется, что-то про то, что потеряла ключи – ложь, шитую белыми нитками.
Квартира, наша тихая гавань, сегодня встречает пустотой. Роман всегда приходил поздно, но эту пустоту я не замечала. Ее будто не было. Дом был заполнен любовью, уютом, чем-то неуловимо приятным.
Аромат из духовки говорил, что скоро дома будет мой любимый человек и можно представлять, как он чмокает меня в нос после вкусного ужина.
Свежее, отдающее ароматом лаванды белье шептало, что скоро ночь и можно будет удобно устроиться под бочок Романа.
Хрустальные бокалы с красной каймой и вина и виски в баре на кухне намекали, что пора звать друзей или просто устроить романтический ужин для двоих, что мы и делали время от времени.
Холодильник просто кричал о том, что здесь живут люди, которым не плевать друг на друга и роли разделены традиционно и правильно. Благодаря жене – еда всегда свежая, а благодаря стараниям мужа – органическая и премиум-класса.
И вдруг… как-то резко оказывается, что это не так. Дом кричит криком, что он пустой, это раньше я заблуждалась, видела и чувствовала то, что хотела. Зловещий шёпот раздается со всех сторон, твердит о том, что я мужу не ровня, что такой, как я можно изменять, что – ха-ха – никуда я не денусь, потому что, даже такая роскошь как развод мне недоступна.
Нет, конечно, можно наплевать на братишку, поцарапавшего крутую тачку местного бандита и выплачивающего кредит, справляться с которым ему здорово помогает Роман. Артемке еще год выплачивать ежемесячно сумму, равную трем его зарплатам. А он, между прочим, в прошлом году женился, и его Кристинка на седьмом месяце беременности. Что с ними будет без поддержки Ромы? А она кончится ровно в тот день, когда он узнает, что я подала на развод – это было озвучено сегодня практически прямым текстом.
Можно было бы уговорить себя потерпеть год. Кончится кредит – кончится мое уничижительное замужество. Только я знаю, что будет в таком случае. Роман неоднозначно намекал, что после института нам не следует затягивать детьми, и тогда развода мне не видать как своих ушей.
«Не бывает безвыходных ситуаций, бывают ситуации, выход из которых нас не устраивает», сказал какой-то умник-капитан очевидность. Меня не устраивал ни один их двух возможных выходов: я не хотела подставлять братишку, но и жить, как ни в чем не бывало с мужем, который считает правильным между делом приласкать других женщин тоже желания не было.
В другой день бы я спешила размораживать мясо или рыбу, придумывала бы соус и гарнир, стругала бы салат или ставила бы тесто на пироги, но не сегодня. Совсем без ужина оставлять Романа я не решилась, впервые за пять лет просто отварила макароны и сосиски, знала, что это прекрасно покажет мое отношение к нему.
Пусть. Выглядит как обида и каприз? Пусть. Я вот тоже резко увидела его истинное отношение ко мне.
Вазы, купленные в дорогих бутиках, пустовали. Я не заметила, когда Рома перестал просто так дарить букеты моих любимых алых роз.
Холодильник криво улыбался, показывая, что ризотто с морепродуктами, которое я старательно готовила для Романа почти не тронуто – ему не нужна моя забота.
Наша постель застелена слишком аккуратно, нет никакой складочки, так не бывает в парах, которые любят друг друга. В первый год Роман приезжал в середине дня, чтобы успеть между переговорами или встречами с партнерами завалить меня на кровать, возбудить пошлыми фразами, прошепченными на ушко, и уверенными толчками довести до мига, когда я начинала парить между небом и землей, на пересечении времен.
Кто виноват, что я была слепа? Получай, Алиса! В упор не видела намеков и знаков. Вот тебе! Прямым текстом, отличной визуализацией, пошлым стереоэффектом увидела отношение мужа к себе.
Самобичевание не помогло, только голова разболелась. Я взяла свой маленький ноутбук и, выпив таблетку, спряталась в спальной комнате. Там и уснула.
А следующий день стал еще пасмурнее, еще безнадежнее. Потому что годовщина и праздник – на носу, завтра. А мы с Ромой резко стали чужими. Ни за что не простила бы, даже если бы лег со мной и прижал, сказал что-то ласковое. Но это дало бы мне силу выдержать праздник, гостей, я б улыбалась и делала вид, что все хорошо. Но он не только не обнял и не извинился. Он не притронулся к еде – конечно, где макароны с сосисками и где мой муж? Более того, он не пришел в спальную комнату. О том, что Роман ночевал дома, говорил только разобранный диван в гостиной. А о том, что я для него никто – сообщение, пришедшее в обед:
«Любимый муж:
Напоминаю: завтра на празднике будут Яхновы. Будь добра вести себя как подобает. Ты меня знаешь».
Ничего не ответила на сообщение.
Это было не извинение и даже не просьба.
Это была тихая угроза.
И такое же тихое обещание, что вот таких Аврор в жизни Ромы будет немало.
Я не буду портить праздник.
Буду искать третий выход. Он близок. Он есть. Просто пока обида так сжигает грудь, что я не все вижу.
Роман
Все в последнее время шло через пень-колоду. Пожалуй, я выгорел, пока работал с французами, а до этого со столичными снобами, а еще ранее – с китайцами. После французов мне полагался честно заработанный недельный отпуск, однако до него еще надо было заключить контракт с Яхновыми. Вот уж где золотая жила, и я бы хотел, чтобы досталась она мне, а не Вдовину-младшему. Именно Яхновы негласно и были самыми почетными гостями на нашей с Алиской годовщине.
Вспомнил свою обиженную жену, которая никак не могла уяснить, что вот эти манипуляции с дутыми губами проходят с кем угодно, но не со мной. А чтобы не вздумала портить праздник, предупредил:
«Напоминаю: завтра на празднике будут Яхновы. Будь добра вести себя как подобает. Ты меня знаешь».
По-человечески было бы, конечно, поговорить, но Алиска перешла дозволенные для нее границы: когда я усталый пришел домой, вместо ужина меня ждали холодные макароны с сосисками, а жена спала в нашей спальне не в моих объятиях, а практически объятиях своего ноутбука.
Отлично. Супер. Перед праздником мне вот таких спектаклей только не хватало. Я собирался с ней поговорить. Жестко. Жестче чем обычно. Но после годовщины. До праздника мне сюрпризов не надо. А пока отправил предупредительное сообщение. Алиска не глупа, достаточно воспитана, не должна чудить.
Так и вышло. Мама и Алиска приготовили чудесный праздник в загородном доме. Подозреваю, что вклад Алиски больше, маман больше указания любит давать, но, так сказать, ее опыт даже полезен для Алиски. Пусть учится. У нас еще вся жизнь впереди и такие большие приемы хочешь-не хочешь придется устраивать. А про развод еще раз заикнется – найду, как укоротить длинный язычок. Так, сегодня у нас деревянная свадьба. оборачиваюсь на убранство двора: деревянный стиль. То, что любят Яхновы. Но у нас впереди должны быть еще и серебряная, и жемчужная, и золотая свадьбы. О разводе речь вообще идти не должна.
Невольно любуюсь Алисой издалека. Гости еще только начинают собираться. Во дворе почти никого нет. Едва заметная улыбка скользнула по моим губам. Как же хороша! Сегодня не было дресс-кода – честное слово, устал лицезреть баб в штанах и пиджаках, играющих в бизнес-леди. Не было и светских вечерних платьев. Деревянная свадьба. Природные ткани, простота и удобство. Гости, судя по тем, кто уже приехал восприняли идею на ура.
Но не на них я смотрю – на Алиску. На ней светло-бежевое платье с древесного цвета поясом ручной работы. Треугольный вырез позволяет фантазировать насчет упругих грудей – таких аккуратных, таких соблазнительных, что хотелось накинуть на жену кофточку. Но объемный деревянный кулон ложился на ложбинку, привлекая внимание к себе, частично отвлекая от фантазий, которые только что меня посетили. Красивая у меня Алиска. Нефиг нам ссориться и отдаляться. Обязательно серьезно поговорю с ней после праздника.
Теща специально приготовила кулебяки, жареную утку – все для Яхновых. Она обычно немного стесняется меня, особенно после того как пришлось немалую сумму отдавать ее младшему сыну Артему, умудрившемуся серьезно повредить авто видного в нашем городе человека – что ж поделать, родственники. Но сейчас и мама Алисы веселая носится, помогая хозяйкам дома. Идиллия.
Настроение поднимается. Даже жалею, что был немного грубоват с женой. Кстати, пока гостей нет, самое время зажать ее во дворе под прикрытием одного из деревьев. Никто не увидит, а даже если и увидит – поймет меня. Тяну ее легонько за рукав, хватаю за талию и хочу затащить в укромное место всего на пять минут – как раньше, всего поцелуй. В конце концов, сегодня наш день.
– Рома, совсем нет времени, у тебя что-то важное?
А вот и первый звоночек, что моя заноза до сих пор дуется. Даже когда «совсем нет времени» укромные поцелуи мы с ней друг другу с удовольствием дарили.
– Очень важное.
Тащу ее в беседку. Дарю как положено на деревянную свадьбу кольцо с сапфиром, обещаю основной подарок вручить в более торжественной обстановке.
Ну-у же. Где радостный блеск в глазах и благодарный поцелуй? Ведь ты ж все это дарила мне по малейшему поводу и без. Не сдерживаясь, сам набрасываюсь на ее губы. Не дается Алиска, и только после того как еле заметно сжимаю нежную, успевшую превратиться в маленький шарик сосок, из груди Алисы вырывается еле заметный вздох, заставляя нежные розовые губы распахнуться навстречу моему языку и отдаться воле желаний.
Горячая девочка! Другая. Не как Ророчка. Ророчка – сладкая вата, вкусная, но жутко прилипчивая и по сути ничего из себя не представляющая – так, столовая ложа сахара, красивыми сладкими нитями обволакивающая.
Алиска же как горячая слоеная булочка с корицей, не потому что пухленькая – вовсе нет, а потому что она сладкая и домашняя одновременно, а вот слои в ней должен находить только я. Первый слой – стеснительная сельская девочка, второй – горячая, буйная по натуре, такая искренняя со мной в постели, в каждый ее оргазм влюбляюсь. Еще один слой Алиски – диплом вон на отлично защитила, умничка, толком не поздравил правда. Пытаясь оттолкнуться от неприятного чувства стыда, проникаю в ее рот глубже. Девочка подается вперед, замирает на секунду, словно решает, разрешить ли себе это маленькое удовольствие или нет. Не могу понять, что-то чужое, другое, чего не было ранее, мелькает в ее на мгновение распахнувшихся глазах, а потом она целует страстно, горячо – и все же не так как всегда, было какое-то отчаяние в этом поцелуе, будто не целует, а прощается навсегда.
Глава 10.
Алиса
– Я так рада за тебя, за вас…, – мама обнимает, целует в обе щеки. Тут же суетится, что-то режет, красиво формирует нарезки – в этом она мастерица, и я рада, что часть ее кулинарных способностей передалась и мне. Мне тепло от ее объятий, видимся мы нечасто, в 19 я уже упорхнула из родительского гнезда в большой дом Кайриных, а потом и в наш с Ромой в собственный домик, поэтому это тепло всегда долгожданно, всегда целебно. Вот сейчас после ее слов просто плакать хочется.
– Ты чего, Лесенька?
– Просто растрогалась, праздник же. Еще и волнуюсь очень сильно. А уж если Ладе Леонидовне что-то не понравится, она еще год по телефону вспоминать будет.
– Все замечательно будет, дочь. У тебя есть я, есть помощники. Все будет вовремя и красиво.
Некрасиво врать маме. На самом деле, такие мелочи как вовремя ли подадут напитки гостям и есть ли живые цветы на каждом столике – меня сегодня волнует меньше всего. Меняю тему:
– Как Артем и Кристина?
– Привет передавали. Малыш пока лежит поперек, но врачи говорят, до родов еще поменяет положение. А у вас с Романом как, не планируете еще?
Мамины слова режут по-живому. Я уже почти совершила либо огромную ошибку, которая вычеркнет все счастливые дни из моей жизни, либо наоборот, я, наконец, сделала правильный выбор. И после всего о нашем с Романом ребенке даже мечтать будет нельзя.
– Нет, у нас с Романом детей не будет.
– Лесь, ну ты слова-то выбирай, – строго выговаривает мама, – если в этот раз не получилось, это не значит, что вообще не будет. Мы ради тебя с отцом два года, например, старались, а Артемка вообще, сразу запрыгнул в живот, тебе только годик исполнилось.
– Мам, давай сменим тему, пожалуйста, – из горла вырывается еле слышный всхлип.
– Лесенька, что случилось?
Не тот это случай, чтобы всю душу наизнанку выворачивать, я отделываюсь неопределенным:
– Мне кажется, Рома меня не любит.
Мама, естественно, моих тревог не разделяет:
– Глупыш, глупыш, как и все влюбленные женщины, – улыбается мама, – да он глазами тебя пожирает. Удивительно, как ещё не украл ото всех на часик.
«Украсть на часик», как мягко заменила мама слово «полюбить по-быстрому», Роман был не против. И притом словом «полюбить» я тоже заменила другое, гораздо, гораздо более грубое! Вспоминаю поцелуй десятиминутной давности в беседке. Как же потряхивало от него, как же тело просилось под ласки мужа и как же трудно было усмирить это глупое тело. Только картина, как они с Авророй делали то же самое у мужа в кабинете помогла прогнать морок, оторваться от поцелуя, проглотить новую порцию горечи унижения. Глаза сами на мгновение распахнулись, кажется, в тот момент я поняла, что правильно сделала, что позвонила Вдовину Михаилу. А как поняла – прильнула сама, заставляя или позволяя себе отдаться поцелую и эмоциям полностью. Потому что… потому что это в последний раз. Если все пройдет хорошо, я не увижу больше своего мужа, а если все пройдет плохо, Роман никогда не простит мне этот поступок.
Кажется, Рома почувствовал, что что-то не то – я не знаю, как ему удавалось читать мои эмоции, а может, и мысли. И он ответил на поцелуй еще более грубым захватом, словно это – не мои губы, не мой рот, а осажденный город, который следует брать штурмом и уж потом решать – помиловать вражескую сторону или уничтожить, сжечь дотла.
Боюсь, он умеет только сжигать, только сжигать. И на этот раз будет гореть сильно, ярко, потому что бензин я уже подлила, даже если его пока не видно.
Так, стоп, Алиска, даже если бензин пролит, только ты решаешь, поднести горящую спичку или нет. Ведь возможно же все спасти, разве нет?
Мои дорогие, не смогла в одной главе рассказать, что же такого ужасного задумала Алиса (кстати, кто заметил, что она и сама себе обращается Алиска?), поэтому до вечера будет еще одна глава. Там же спрячу промик на книгу «Содержанка. Срывая маски». До встречи!
Я мало чего знала о Михаиле Вдовине. Правда, несколько раз пересекались на общих вечерах, только и всего. Для меня он был просто приятным, достаточно умным и способным молодым человеком, ровесником моего Ромы. Иногда, даже скорее часто, его имя звучало во время разговоров с мужем. Они были примерно равными во всех положениях: у обоих отцы владельцы крупных компаний, оба по протекции родителей являются владельцами дочерних компаний, притом оба не лишены таланта и оба работоспособны, целеустремленны. Только Роман был несколько жестче, он увереннее шел напролом, когда того требовала ситуация. Михаил же мне казался более гибким, более адаптивным что ли, но своим мнением я делиться с мужем не спешила, какое мне дело до Вдовина, когда рядом со мной лучший мужчина? Еще, в отличие от моего свекра Гордея Денисовича, Вдовин-старший не требовал от сына женитьбы.
Больше доверял сыну?
Понимал, что сын не способен к семейной жизни?
Не знаю, какой вариант верный. Но если судить по словам Романа, склоняюсь ко второму варианту. Он говорил, что Миша меняет девушек одну за другой и резко критиковал его выбор – это были девушки хоть и из их, почти элитной среды, но морально-нравственной стороной особо не обремененные, в тяжелые минуты поддержать не способные.
Наверное, я начинаю взрослеть, если сейчас критически оцениваю те слова мужа. А соответствует ли то, что он высказывал при мне его истинным мыслям? Может, он тоже не прочь бы скрасить тревожно-нервные встречи с заказчиками необременительными свиданиями именно с такими девочками-зажигалками? А иначе чем объяснить его встречи с Авророй?
Вот именно эта картина, именно ее протяжные стоны, а также глухие звуки, вырывавшиеся из Романа, когда я робко открыла дверь кабинета в офисе и подгоняли меня что-то менять в нашей жизни, менять кардинально, точнее, готовить пути ухода.
– Если все, что тебя держит с мужем – это необходимость выплачивать кредит за брата, можно абсолютно не париться, – объяснил Михаил. – Вы были женаты, то есть прости, до сих пор пока еще женаты пять лет, ты не можешь уйти из этого брака с пустыми руками. Так что помогать брату будет тебе по силам – в течение определенного времени, конечно. Другое дело, что о пожизненном содержании для себя мечтать не придется.
– Да я не мечтаю об этом! У меня в руках диплом, успешно пройденная практика. Я бы хотела работать! – возмущаюсь я.
– Тогда вообще не понимаю, в чем проблема…
Я тоже не понимаю, точнее, проблема много в чем.
Во-первых, как только яркие эмоции от того, что начну новую жизнь, докажу Роману, что я много чего стою без него и его семьи начинают отступать, душу охватывает такая тоска, что хочется волком выть на луну. А ведь мы еще даже не расстались ни на один день! Успокаивает то, что рана не сможет вечно кровоточить, защитные механизмы обязательно сработают, она затянется, и жизнь потечет по новому руслу – по такому, где нет измен и лжи прямо в глаза, где при тебе не натягивают трусы, спущенные, чтобы отлюбить другую.
Во-вторых, я осознаю, что поступаю как лживая тварь, что бросает мужа без объяснения причин, исподтишка, прекрасно осознавая, что мой поступок повлечет сплетни, скандалы, возможно, сорвутся контракты – я не настолько глубоко разбираюсь в бизнесе, это все мои предположения. Но даже моих знаний хватает, чтобы понимать – лучше от этого Роману и его компании не будет. Но ведь и этого можно было бы избежать, если б мой муж выбрал другую тактику, например, мы бы спокойно обговорили все стороны развода, а не начинал угрожать.
Михаил не лез мне в душу, причину развода не допытывался. Хотя вот я как раз допытывалась, почему он так жаждет мне помочь:
– Представь, что я посол доброй воли. Пожалуйста, не думай, что я желаю зла тебе или Роману. Мы всего лишь конкуренты в бизнесе, но не кровные враги. А причина… она есть, и если кому-то от нее и будет больно – только мне.
Загадочные слова, конечно, но я тоже не стала глубже допытываться: какое я имею на это право, если сама не хочу душу свою раскрывать?
В-третьих, я многим обязана семье Кайриных, все, даже Лада Леонидовна не были ко мне отвратительно жестоки, хотя подозреваю, мечтали о другой партии для Романа.
«Вот и отличная возможность устроить личную жизнь Романа именно так, как они мечтали, как принято в их кругу». Мысль противная, даже не заметила как она просочилась в меня. Но легче от нее не становилось. Тем более Роман открыто сказал, что в качестве жены он видит только меня, и если я еще раз заикнусь о разводе, он найдет как заткнуть мне рот.
Да, мой муж бывает груб. Но почему я уже сейчас начинаю скучать по нему, когда даже не покинула пределы дома? Это не любовь! Это не может быть любовью!! Любовь – это когда слушают и слышат, разговаривают и принимают решение, которое устраивает всех. А у меня привязанность, просто больная привязанность, которую надо рвать быстрее или придется пополнить армию жен-жертв, gU7Ut7l0 прощающих каждую измену…
Я смогу… На следующий день после праздника я уеду. Уеду так, как предложил Михаил, вместе с мамой в одной машине, а потом в середине пути срочно пересяду в другую, за рулем которой будет Вдовин. На следующий день я буду далеко, в маленьком прибрежном поселке возле Черного моря. Там пережду бракоразводный процесс, который инициирует адвокат Михаила, скорее всего даже не понадобится мое присутствие в суде.
У богатых свои причуды, свой стиль организации празднеств. В бизнес-тусовке, где крутился Роман это была роскошь – не кричащая, а тихая, если так можно сказать, скромная. Возьмем, к примеру, нашу свадьбу. В нашей Ладейке какие-нибудь дядя Коля и тетея Клава, как только местный тамада давал им слова, от всей души сыпали поздравления, а возможно и в перемежку с частушками, особенно, если горячительных напитков было вдоволь. А потом дарили чайник или чайный сервиз с таким размахом, что после их слов казалось: “А как мы раньше жили без этого чайника или сервиза?”
А вот, например, те же Вдовины или любые другие приглашенные на наши семейные торжества или бизнес-приемы, ограничивались простыми поздравлениями в два предложения, а потом просто говорили “А этот от нашей семьи памятный подарок”. В итоге оказывалось что “маленький памятный подарок” это картина из кристаллов Сваровски.
Сегодня неожиданным и очень значимым оказался для меня подарок от Яхновых. Честно, ничего подобого я не ожидала. Причем, ни от них, ни тем более от себя. Я вообще приучила себя кроме как сдержанных благодарных слов, таких же сдержанных объятий никак не показывать свое отношение к поздравлениям и подаркам – хватило одного колкого замечания свекрови, сказанного уже потом, после одного из праздников еще на заре нашего с Ромой семейной жизни, что я радовалась подаренному путешествию так, будто ничего кроме Турции не видела – на самом деле я даже Турцию не видела, но не стала это уточнять. Тем более моя такая искренняя прилюдная радость и Ромке не понравилось:
– Надеюсь, гости не подумали, что я тебя в черном теле держу, – отметил он тогда.
Далее вплоть до сегодняшнего дня я не нарушала данное себе слово – быть сдержанной всегда, везде, невзирая какие эмоции во мне бурлят. Кроме одного места, разумеется – нашей супружеской кровати, здесь мы с Ромой забывали все правила, все условности. Здесь можно было кричать от избытка эмоций, плакать от потрясающего счастья, и никто не попрекнет, наоборот, Рома каждый раз смотрел влюбленными глазами. Или мне так казалось. Сейчас уже трудно сказать.
Приглашенные музыканты затихли. Тихий вечерний ветер шелестал-играл листьями деревьев, закат был окрашен свежими красками – от розового до оранжевого и медленно переходил в сине-фиолетовый. Было так красиво и заманчиво – казалось, дотронься до неба пальцем, и он окрасится в эти цвета и можно будет рисовать свою жизнь, надеясь, что она будет такой же яркой, красивой, загадочно-непредсказуемой, как небо в эту ночь.
Почему-то это мгновение хотелось запомнить. Хотелось запомнить взгляд Романа, чтобы потом ночами на протяжении всей жизни вспоминать его глаза, греться и грезить о них. Грезить, зная, что воссоединение невозможно. Как всегда, почуяв мое настроение, Роман взглянул на меня, улыбнулся уголками губ, кажется, похвалил, что праздник шикарен.
Вот в такое волшебное мгновение слово взяла чета Яхновых и сделала его еще более волшебным. А может, приблизило неизбежное – мое решение о смене статуса нашей семейной жизни в разы укрепилось.
Несмотря на то, что Лада Леонидовна довольно ехидно отозвалась об их интересах, было очень приятно слушать их поздравление. В одном только эта пара была не права – когда говорила, что “пять лет совместной жизни – это знак того, что рубеж притирок пройден, семья пережила первые кризисы и готова к долгосрочному существованию, где муж и жена – это одно целое”.
У нас было наоборот. У нас не было кризисов. А может – были? Просто мы их игнорировали? Это как нас в институте на занятиях по психологии учили, что каждый должен учиться переживать и расти вместе с кризисом. И не надо радоваться, что у тебя или твоего ребенка не было кризиса семи лет или подросткового кризиса – он был, просто ты его загнал куда-то под ковер, не захотел пережить, испугался, ну и жди тогда, что кризис среднего возраста бабахнет так, что жизнь перевернется – ты сам ее перевернешь.
Впрочем, все это неважно. Важно, что сказали после поздравления Яхновы:
– Роман, береги свою супругу. Хотим сказать, что твой проект замечателен. Он – один из самых замечательных, что нам было предложено. Мы рады сотрудничать с тобой – с человеком, умеющим разглядеть жемчужину среди стеклянных бус. И это мы сейчас о твоей жене. Можете смело считать, что половина прибыли – это доля Алисы. Уже завтра нами будет оформлен чек. Долгих счастливых лет вам, Роман и Алиса. Под аплодисменты гостей мы с Ромой были приглашены на импровизированную сцену. И пока Роман выражал благодарность я поняла, что сейчас – мой шанс уйти с меньшей доли вины – перед Кайриными, перед Артемом и Кристиной. Поэтому, как только микрофон был передан мне, я громко заявила:
– В этот счастливый день мы хотим поделиться с радостью и с другими. Некоторые из вас знают, что мой брат переживает сложные времена и Роман помогает их семье по мере возможностей. Я этого никогда не забуду и очень благодарна тебе, Рома. Но сейчас хотела бы, чтобы половина, как вы сказали моей прибыли из той суммы. что будет выписана завтра, поступила на счет молодой семьи – Ратниковых Артема и Кристины.
Возможно, гости и были удивлены, но разразились аплодисменты – вероятно, все подумали, что всё заранее согласовано и отрепетировано. Только по взгляду и по тому, как сильно сжал мою ладонь Рома, я понимала, сейчас он – улыбается, но внутри него кипит лавина гнева.
Я делала вид, что этого не замечаю, но знала, что как только окончится праздник, лавина обязательно обрушится на меня. Только она не сумеет сильно обжечь – на следующий день я поеду в Ладейку – проведать родные края, как хотела сделать после защиты диплома, только теперь я знала, что туда не доеду – на половине пути машина Вдовина увезет меня в противоположную сторону.
Роман
Как там говорил отец, когда решил все нервы мне истрепать на почве женитьбы? “Семья – это тихая гавань, знак зрелости, способности человека выстраивать истинные, надежные отношения. Сын, стабильные личные отношения коррелируют с успехом в бизнесе» и потом, спустя несколько месяцев, я лично отцу признался, что он был прав.
И что сегодня?
Вместо того, чтобы наслаждаться праздником и предвкушать отпуск, мне трахают мозги с обоих сторон: с правой стороны жена, с левой – Аврора.
– Неужели я не могу прийти на праздник как сотрудник вашей компании, – вопрошает та, которой я русским языком объяснил, что выходку с подсунутой запиской для Алисы прощать не собираюсь, и пусть собирает вещи, через неделю ей будет найдена замена.
– Прости, Рома, пожалуйста, я уйду, только не держи на меня зла. У тебя есть враги, но я – не из их числа, пожалуйста, поверь мне.
В общем, долгие проводы – долгие слезы, я прохладно сообщил Аве, что ее объяснения мне абсолютно неинтересны, и в моем кабинете, и в моей жизни она должна появляться ТОЛЬКО по моему приглашению, а через неделю и вовсе исчезнуть.
И вот – в полночь сообщение от нее же. Наверняка, не трезвая, раз пишет в это время. Нетрезвая Аврора – в постели это все сметающий смелый ураган, готовый на все эксперименты, но по жизни это может стать источником настоящих проблем. Поэтому и вышел к воротам с надеждой вызвать такси, довезти до ее дома, убедиться, что не отправляется на поиски приключений на мою и свою задницы.
Алисе сказал, что дела по бизнесу – недолгие, но срочные, вполне рабочий вариант, учитывая специфику работы. Надеюсь, когда я приеду обратно, ныть не начнет, и мы закончим то, что продолжить и закончить в беседке она не захотела. Но сначала мы поговорим о ее поведении, девочка не иначе как храброй водицы хлебнула, раз прилюдно решила распределить доход от проекта с Яхновыми.
Я привык, что всегда бываю прав. Погрешность в ноль один процент не считается, он есть при любых условиях и всегда. Как и предполагал, Аврора не то, чтобы сильно пьяна, но ее покачивает.
– Вспоминай адрес, отвезу тебя до дома.
– Ром… пож-жалуйста, нам надо поговорить.
– У нас с тобой сугубо деловые отношения, с пьяными партнерами я разговоры не веду, Аврора
– П-прости, я всего два бокала… Мне было оч-чень плохо.
– И ты решила сделать плохо – кому? Мне? Алиске? Зачем приперлась сюда?
Аврора начинает заметно злиться.
– Приперлась? Значит, сейчас я «приперлась»? А как в кабинете стресс снимать – звал меня как миленький, «Ророчка, мой друг соскучился по твоему сладкому ротику», «Да, Ророчка, ты пылаешь таким сладким пожаром», «Если б не ты, Ророчка я б загнулся от нервяка с этими французами». А теперь меня всё – в утиль?
С пьяными спорить – себе дороже. Они абсолютно не воспринимают реальность, поэтому не спорю. Просто предупреждаю:
– Рора, не делай вид, что ты этого не хотела, еще как кончала и подо мной, и надо мной. И с пьяными истериками не ко мне. Единственное лекарство, которое я тебе смогу дать – отрезвляющую пощечину. Оно тебе надо?
Я вижу, как Ава захлебывается негодованием, но, к счастью, такси уже на месте, и я, как и хотел, довожу ее до квартиры прямо внутрь. «Два бокала», как говорила Ава, оказались сильным преуменьшением. На кухне на столе стояла почти пустая бутылка белого вина.
– Мне жаль, что мы так прощаемся, Аврора. Я думал, все будет гораздо правильнее и дружелюбнее.
– Да пошел ты, Ромочка. Очень жаль, что Алиса досталась тебе. Вдовину она бы подошла куда больше.
А вот теперь Ава переходит всякие границы, хватаю ее за горло, заставляя дергать головой.
– Что ты сказала?
– Михаил гораздо мягче, честнее и преданнее, чем ты.
Сжимаю горло еще сильнее:
– Это тебе говорить о преданности, «подруге» Алисы?
Аврора мотает головой, всем телом транслируя просьбу отпустить ее.
Убираю ладонь с ее горла.
Потирает то место, где я хватал, выравнивает дыхание.
– У тебя есть враги, Рома. Удар может быть нанесен больно, резко, неожиданно и в то место, куда ты точно не ожидаешь.
Похоже, Ава начинает немного трезветь и пытается – зря пытается – задержаться в моей жизни другим способом. Включила философа и фантазии.
– Мне неинтересны твои бредни, Ава. Не сотвори ты глупость, подсунув Алиске записку, наши отношения не превратились бы в эту грязь. А вот все эти фантазии – будь добра, оставь при себе. Не порть то, что и так тобой испорчено.
– Как хочешь, – кротко, слишком кротко отвечает Ава. – Только потом, если под ударом окажется Алиса, а не ты, – не говори, что тебя не предупреждали.
– Умойся и в кровать, Ава, живо. Или ложись уже, завтра приведешь себя в порядок.
Ава еще что-то бормочет о том, что «я даже точку в отношениях не умею нормально ставить», но я уже ухожу, закрывая квартиру ключом, который отдам ей завтра через кого-нибудь. Боюсь, эта бестолочь либо вообще не запрет дверь, что в наше время чревато последствиями, либо, что еще хуже, отправится дальше на поиски приключений.
Во всем, абсолютно во всем можно найти положительную сторону.
Так учила меня мама, да еще какие-то гуры самопознания и психологи тоже об этом говорят.
Отлично!
Какой положительный момент можно найти в том, что Артем царапнул чье-то дорогое авто?
Какой положительной стороне мне радоваться, когда мой муж практически в открытую в вечер нашей годовщины ушел к своей любовнице?
Нет! Нет никакой положительной стороны, кроме того, что я совершенно уверилась в необходимости развода. Пусть другие делают вид, что все хорошо, что ничего страшного не происходит. Происходит! Происходит очень страшное!
Возможно, я не умудренная жизненным опытом женщина, что вот так с горяча рублю. Пусть! Пусть потом пожалею об этом! Но сейчас успокаиваю себя тем, что пересматриваю свою сумочку и небольшой чемоданчик, с которым я «еду в Ладейку». Главное – документы и мой диплом. По мелочи взяла одежду по сезону и самые дорогие сердцу подарки от Ромы.
Лада Леонидовна и Гордей Денисович уже легли спать, а я пошла на кухню сбрасывать напряжение путем поглощения какого-либо пирожного из праздничного стола. И все равно все мое призрачное спокойствие рассыпается осколками вниз, когда на кухню заходит Роман:
– Не спишь?
Внутри просыпается жуткое раздражение, будто он хотел, чтобы я спала, а он мог спокойно смести с себя все следы Авроры и потом вальяжно расположиться со мной рядом. Беру себя в руки. Отвечаю, будто ничего не знаю:
– Что-то перенервничала. Оказывается, мамины трубочки с кремом успокаивают даже лучше, чем бискочо или канноли.
Рома спокоен как удав, по нему и не скажешь, что только что приехал от Авроры, хотя еле заметный шлейф каких-то духов все же чувствуется. Или это мое воображение уже разыгралось?
– Уладил все дела? Что за спешка была?
Роману не привыкать врать, спокойно берет еще одну трубочку с кремом и присоединяется к моему ночному жору, попутно что-то сочиняя на ходу:
– Юрист подготовил новый документ, нужны были подписи. Не хотелось ехать с утра, решил быстренько добить дела ночью, чтобы спокойно проводить тещу и тебя в Ладейку.
– Ты молодец, очень продуманно, – хвалю мужа, но сарказма он, естественно, не замечает.
– Только ненадолго, Лесь. Я хочу провести с тобой незабываемый отпуск, договорились?
– Конечно, милый, – теперь уже вру я.
У Романа игривое настроение. Он пачкает кремом мой нос, сам же поцелуем убирает его.
Хочется плакать. Ну как он так может? Приехал от любовницы, и сразу ко мне лезет.
– Пошли в спальню. Там будем пачкаться, – игриво предлагает Рома.
Раньше такие фразы заводили, становилось ужасно стыдно, чувствовала, как краска заливает щеки и даже уши и одновременно внизу живота начинают порхать бабочки.
А теперь…
Теперь слова «будем пачкаться» я воспринимаю совсем по-другому.
– Я устала…
Мой слабый протест Ромой вообще не воспринимается. Он и упорный протест-то далеко не всегда в состоянии воспринять. Просто поднимает меня на руки и несет на второй этаж в нашу спальню:
– Я сам все сделаю. Просто наслаждайся, Принцесса.
Как? Как можно наслаждаться, если ты до этого трогал Аврору, целовал Аврору и еще много чего делал за час, который отсутствовал?
Уворачиваюсь от поцелуев, но Роман настойчив как никогда. И тогда решаю: пусть будет. Пусть приятное томление в животе растет дальше, чтобы взорваться. Пусть это будет последним подарком от Ромы для меня.
Я не знаю, как ему удается быть настолько разным одновременно: строгость и ласка образуют в Роме адскую, точнее райскую смесь. Стоит мне разрешить себе этот прощальный секс, как я чувствую влагу между ног, а ведь еще ничего не было кроме поцелуев и нехитрых ласк. Кажется, я готова кончать от его голоса – нежного и сильного одновременно, от повелительной интонации, когда он просит не сдерживаться, расслабиться.
И я расслабляюсь. Рассыпаюсь. Разлетаюсь. А потом ненавижу себя за то, что уступила. Легла с ним в постель после Авроры. Отворачиваюсь и плачу.
Роман нежно гладит спину. Его не удивляют слезы. Не раз и не два он дарил мне такое наслаждение, что я терялась в ощущениях, эмоции затапливали полностью, заставляя плакать от счастья и наслаждения.
– Люблю тебя, Лесь. Обещаю, этот отпуск будет волшебным.
Если Роман думает, что делает мне легче, то нет! Мне только хуже. В конце концов, я разревелась, чуть ли не напугав Романа, и он идет за теплым молоком.
Темная ночь окутывает небо, позволяя только ярко-желтой луне подсмотреть за тем, что твориться на Земле. Летний ветер колышет занавески нашей спальни. Кажется, что это не занавески, а я трепещу-шатаюсь в этом сложном, слишком сложном для меня мире, где ложь и правда, недосказанность и переиначенные фразы мастерски переплетаются, уволакивая в свои ловушки. Например, сейчас бы я поверила Роме, и только факты – неоспоримые факты позволяют сохранить гордость и идти до конца – стать инициатором конца нашей семейной жизни. Роман – паук, сильный, хитрый, но больше попадаться в его сети я бы не хотела. Слишком больно…
Роман
Даже спокойная река временами бывает непредсказуемо опасной: из ниоткуда появляются водовороты, утягивающие на дно; спокойное течение сменят стремительный поток, чтобы потом снова стать кроткой послушной рекой.
Как наша жизнь. У кого-то она как глубокий океан, у кого-то – теплое море с ласковыми волнами, у кого-то – смотри выше – спокойная река, у кого-то горная, быстрая. Но все эти качества – не постоянные. Даже когда ты думаешь, что постоянство – твое второе имя, девиз всей жизни, судьба в итоге так сплетет свои нити, что не разберешь, где красивый узор, а где эти нити нужно рвать и плести заново.
Наша жизнь – словно река. Все эти водовороты, горячие или холодные течения не появляются из ниоткуда. Тот же водоворот возникает не на пустом месте. Возможно, встретились и слились разные течения; возможно, течение воды нарушилось из-за крупного предмета в воде.
Философствую?
Конечно!
Похоже, впереди у меня будет куча времени подумать обо всем на свете. Возможно, шансон петь начну. Чефир полюблю. И я еще не перечисляю варианты похуже.
Черт! Нет объяснения, почему моя жизнь так изменилась в последнее время, даже не время, а в миг. Просто в один миг все изменилось кардинально. И нет в этом ничего хорошего, и толкового объяснения найти происходящему не могу. Хотя почему не могу? Могу.
С хрена ли я связался с Авророй?
С хрена ли трахался с ней в кабинете, говоря себе, что это просто полезно для разгрузки после совещаний, переговоров, разорванных контрактов, с трудом налаженных союзов?
Ты тогда нервничал, Ромочка? Да это все вместе взятое было НИЧТО по сравнению с тем, что ты переживаешь сейчас. Как будешь успокаиваться? Вызовем давай Ророчку, чтобы трахнулся и нервишки подлечил? А вот хренушки тебе. Не сможет Ророчка приехать. Вообще неизвестно, когда она очнется.
С хрена ли я вообще поехал к ней домой? Посадил бы на такси – и все, Рома свободен. Удумает чудить? Так пусть. Все равно дальше уже некуда, хуже уже некуда.
Изолятор временного содержания.
Я, блять, с женой в отпуск собирался, В ОТПУСК.
Я не о таком отдыхе мечтал, сука!
И да, я не могу успокоиться. Меня трясет, я мечусь, не могу усидеть на месте, как тигр в клетке. Именно! В КЛЕТКЕ!
Адвокат сообщил, что в СИЗО меня не могут держать более 48 часов. А потом? Какую меру пресечения изберет суд? «Отправляйся, Ромочка, на нары, за нанесения среднего или тяжкого вреда здоровью?». Так? Так это будет?
Мечусь, мечусь, мечусь по тесному пространству. Вдоволь пожалев и поругав себя, вспоминаю, что есть и другие. И там тоже все… просто слезы.
Отец сказал, что с радостью сломал бы мне нос, но сначала постарается вытащить отсюда, правда, сразу объявил, что никто сотрудничать с ним или входить в мое и его положение желания не изъявляет.
Мама плачет, просто тихо плачет.
От Алисы нет вестей. Телефон недоступен. Но у них в Ладейке это нередкое явление. Возможно, к вечеру позвонит.
– Кайрин Роман Гордеевич, на выход.
Сердце ударяется об грудную клетку, затем подпрыгивает до горла и падает вниз.
Неужели все?
Узнали, что ничего плохого Роре не желал и тем более не совершал?
Домой? Можно домой?
– С адвокатом говорить будете?
Если б все было так легко! Глупо было надеяться, что так быстро отпустят. Хотя адвокат тоже хорошо. Держись, Роман, держись. Ты можешь рассказать про вечер буквально по минутам. Ты ничего противозаконного не совершал…
***
Дорогие мои!
Только-только стартовала моя новая история «Воронка. Спаси меня». Приглашаю вас на страницы новой книги.
ВОРОНКА. СПАСИ МЕНЯ
Встреча с адвокатом далась нелегко. Благо он сказал, что родственники, согласно закону, имеют право навещать задержанного незамедлительно после случившегося. Я ждал. Думал, как объясниться с Алисой, как объяснить, что уехал к Аве не для развлечений, что Аврора в прошлом, все в прошлом, кроме Алисы.
Я не знал, что время может тянуться так мучительно долго.
Вообще, Алиса могла и не знать, что я здесь. Она могла не успеть приехать с Ладейки. Хотя если заказать такси, то это не так уж и долго… Или это кажется правильным только для меня? Может, Алиса и не торопилась увидеться со мной?
Наверное, последнее, потому что от жены вестей не было.
Зато пришла мама. С мамой я должен был не только сам успокоиться, но и успокоить ее.
– Мам, это ошибка, к сожалению, в нашей жизни встречаются и случаются порой чудовищные ошибки. Леонид – опытный адвокат, со всем разберется. Ну а я, ничего страшного, посижу, отдохну здесь. Видимо, и такой опыт мне зачем-то нужен.
– Это все Алиса… После праздника… зачем она отпустила тебя? Я еще на празднике заметила, что она какая-то не такая, на себя непохожая ходит…
– Ма-ам, ну она-то тут при чем? Я чист только перед законом. А вот перед женой я виноват. Ты понимаешь, что она обо мне думает? После годовщины уехал к другой женщине! Выйду отсюда, ещё её прощение надо будет вымаливать.
– Пфф, – фыркает недовольно мама, – было бы за что!
Зря я думал, что мама поладит с Алиской, что две женщины всегда найдут общий язык. А ведь она просила у меня защиты от маминых колких замечаний в первые месяцы после свадьбы. Это я был равнодушным, посчитал это мелочью, не лез… А сейчас вон оно как. Моя мать – тоже женщина – считает Аврору в моей жизни – нормой.
Забываю на минуту о своем плачевном положении. Впервые чувствую какие-то отголоски понимания, как же сложно было Алисе в нашем доме. Все считали, что сделали ей одолжение, никого не заботило, каково ей враз окунуться в хищный мир нашей среды. Будь она акулой, охотящейся за состоянием, все было б не так. Она б не чувствовала боли, она б сама тихо посмеивалась над нами. Но до меня она прекрасно жила в своей Ладейке, не голодала, а вполне себе неплохо жила по среднестатистическим меркам, не стремилась попасть в какой-то там круг элитных семей. Это я вскружил ей голову, это я хотел доказать отцу, что женитьба - не мое...
– Мама, а Алиса звонила?
Почему-то мне очень важно знать, что звонила, что уже собирается обратно и уже завтра придет. С трудом удерживаюсь от просьбы послать за ней нашего водителя.
– Не звонила. Не писала. Даже из вежливости. Сомневаюсь, что она вообще знает о тебе.
– Но ведь с ней все в порядке?
– Узнаем, когда она соизволит позвонить.
– То есть ты даже не поинтересовалась, как они доехали, мама? Но ведь это ты просила, чтобы Светлана Алексеевна приехала, хотела показать Яхновым, как вы цените Алису, цените все натуральное, сельское, естественное, истинное?
– Так и мне никто не писал, не звонил…
Не хочу, чтобы время, уделенное на свидание, было растрачено полностью на разборки. Моя вина тоже была. В чем-то, но была… Алиса же говорила, что ее мама звонила, писала, поздравляла с Рождеством, с днем рождения, но внятных ответов, кроме сухого «спасибо» не получала, и потом перестала писать, да и Алиса перестала рассказывать о своих, как мне казалось, маленьких, проблемах
Я и не подозревал, что все было не так, не правильно… Я думал, моя зона ответственности – бизнес и деньги, а с другим Алиса сама разберется, на то и женщина. Не думал, что моя поддержка, моя опора нужны была и дома…
Прошу маму:
– Пожалуйста, позвони Алисе.
– Я звонила. Хотя это она должна была звонить!
– Ты ей все рассказала?
Долгие секунды растягиваются в минуту, другую, но в итоге бьются об ответ мамы и рассыпаются в небытие.
– Сынок ей и дела нет до…
– Это она так сказала?
На этот раз секунды не растягиваются в бесконечность, порождают смесь тревоги и радости:
– Она не отвечает…
– А Светлана Алексеевна?
– Хорошо, я позвоню ей тоже…
…Был бы я дома, налил бы виски, потому что весь мой мир рушился на глазах.
Рушился сам я. Потому что меня подозревали в покушении на убийство. Слава Богу, Аврора жива и я как никто готов молиться днями и ночами, чтобы она быстрее очнулась.
Рушилась наша любовь с Алисой. Потому что я предал, растоптал ее, а теперь, когда ее поддержка так была нужна, было страшно взглянуть в глаза жене.
Рушилась мое представление о силе семьи Кайриных. Потому что словно невидимая сила чинила препятствия адвокату и отцу, чтобы меня отпустили под залог. Потому что я не чувствовал какого-то единения, наоборот, даже в такой ситуации мама продолжала цепляться за Алису, подчеркивая ее нестатусность, недостойность нашей фамилии, хотя это не Алиса, а Кайрин, ее сын находится под стражей.
Но настоящий удар ждал меня немного позже.
Алиса не доехала до Ладейки. За сто километров до родного села ей позвонили, и она пересела в другую машину. Сама. Добровольно. Моей теще сказали, что ей срочно нужно в город. А Алиса поцеловала маму и сказала:
– Не переживай. Со мной все будет хорошо.
И чем больше я думал, тем более убеждался, что здесь что-то было не так. Не так, как всегда.
Алиса никогда так не прощалась. Если она говорила на прощание «я», то оно всегда соседствовало с «ты».
– Пока! Я люблю тебя.
–Спокойной ночи. Я уже скучаю по тебе!
Или ж выбирала не «я», а «мы».
– Пока, мама. Мы будем ждать, когда ты приедешь.
– Доброе утро, мама, ты уже выехала? Звони, мы переживаем.
В этот раз не было «нас».
Алиса выбрала себя.
***
Мы с коллегами приготовили для вас волшебное кольцо из книг со скидками до 25%.
Ссылка на кольцо блогов: https://litnet.com/shrt/PtfY
Мне не хватало Алисы. Мне не хватало ее поддержки – спокойной, домашней, теплой, почти молчаливой, будто бы приятной на ощупь. Алиса была нужна мне сейчас. Очень нужна. Мама больше не приходила, на нервной почве слегла с мигренью. Адвокат помогал по делу, моральная поддержка в его компетенцию, естественно, не входила.
Да и новости были такие – поддерживай-не поддерживай, мир рухнет.
Он рушился каждый раз заново на допросах. Сто раз. Одно и то же. Ждали, что я где-то проколюсь?
– Во сколько часов вы встретились с Авророй Евгеньевней?
– Вечеринка в честь годовщины завершилась около полуночи. Примерно в это время и пришла Аврора.
– Сколько часов вы находились в её доме?
– Минут пятнадцать, не больше.
– Вы знали, что она принимает снотворное?
– Аврора пару раз жаловалась на то, что не может уснуть. Я посоветовал ей хорошего врача. Возможно, он назначил ей препараты. Я не интересовался.
– Чем вы занимались в ее квартире в течение этих пятнадцати минут?
– Ава была пьяна. Я занес ее в зал. Предложил помыться или сразу лечь спать. Она хотела поговорить. Мне надо было к жене. Я забрал запасные ключи, чтобы она опять не ушла ночью, и поехал домой.
– Вы были в ссоре?
– Нет.
– У нас есть другие сведения.
Несмотря на все, чему учил Леонид, сдают нервы. Все равно продолжаю настаивать на нашей с адвокатом версии:
– У нас были сугубо деловые отношения. Так как она мой личный ассистент, мы с ней были более близки, чем с остальными, она могла написать, позвонить в позднее время. Но исключительно по работе. В этот день она была просто пьяна. Может, проблемы в личной жизни, я не спрашивал, она меня интересует исключительно как сотрудник.
– Роман Гордеевич, вы имеет полное право не давать показания против себя, и все же сотрудничество предпочтительнее, чем ложь.
– Я не лгу, – устало гну свою линию.
– У нас есть ваши отпечатки пальцы на бутылке вина. В составе вина были обнаружено большое количество снотворных таблеток. Насколько нам известно, только у вас есть мотив, – не менее устало констатирует следователь. – Эта бумажка была передано анонимом вчера ночью.
Глазам не могу поверить. Та самая бумажка, про которую в слезах говорила Алиса. «Ваш муж не так уж вас и любит. Хотите проверить – приходите завтра в его кабинет. Будет интересно…»
– Почерк Авроры, – говорит следователь о том, что я итак знаю. – Есть свидетели, что ваша жена примерно в это время плакала на скамье неподалеку. Интересно, правда?
Угу. Очень. Только куда больше меня немного другое интересует.
***
Дорогие читательницы, следующие мои книги попали в чудесную подборку литнет «10 лет магии» и их можно приобрести со скидкой до 35%
+ Ответишь за все, обещаю. https://litnet.com/shrt/Pgb5
+ По моим волчьим правилам https://litnet.com/shrt/PgK5
+ Мой Аид. https://litnet.com/shrt/Pga5
Кто любит истории с щепоткой фэнтези, переходите на авторскую страничку и выбирайте. https://litnet.com/shrt/Pg35
Приятного чтения!
– Очень интересно, – отвечаю следователю. – А кто принес записку, кто этот важный аноним, я могу узнать?
– Кайрин, вы требуете от меня отчета о ходе следствия?
– Нет, конечно, нет.
Встаю со стула. Невозможно сидеть на месте. Неужели это Алиса? Нет, этого просто не может быть. Моя девочка, моя хорошая Алиса могла обидеться, более того, имела на это полное право, могла не разговаривать, что, что не звонила в последние дни из Ладейки – хорошо, тоже могу и понять, и простить. Но принести записку, которая поможет поглубже закопать меня, стать вещдоком для получения реального срока – такого Алиса не могла сделать. Не верю, черт, не верю.
Но тогда почему она не звонит моей маме, не приехзает ко мне? Копила все пять лет мелкие обиды, чтобы при случает вот так, по-подлому, по-черному поступить? Посчитала, что это достойное око за око?
Вспоминаю нашу последнюю ночь. Было что-то другое, надломленное в этой ночи, но ведь Алиса отзывалась на мои ласки! Сначала будто нехотя, пытаясь сдержать себя, а потом так, как может только она, громко, горячо, со слезами переживала обрушившийся на нее оргазм. Разве это не было нашим примирением?
Пытаюсь еще раз достучаться до следователя:
– Но это была женщина или мужчина? – громче, чем следовало бы вопрошаю представителя правоохранительных органов и уже чуть мягче добавляю:
– Это ж не Алиса Кайрина, не моя жена?
– Нет, с Алисой Кайриной беседовать честь мы еще не имели. По месту проживания ее в данный момент нет. Но обязательно созвонимся с ней в ближайшее время.
– Она в Ладейке, в родном селе, это около двухсот километров от нас.
Следователь оставил мою реплику без замечания, словно ему была неинтересна эта информация.
– Как состояние Авроры? – спрашиваю следователя.
– Без изменений.
– Поймите, это глупо, я б никогда не стал бы причинять ей вред. Да, у нас были отношения, кратковременные, не знаю, месяца три. Да, я знаю про эту идиотскую записку. Но не убивать же за нее человека! Я её уволил, и даже после этого задумывался, не слишком ли жёстко поступил девушкой. Я проводил ее до дома. Посмотрел, что она пьет. Забрал ключи, чтобы из дома не выходила и проспалась хорошенько. Надо узнать, у кого еще были ключи от её квартиры. Вы уже опрашивали эти лица?
– Роман Гордеевич, вы повторяетесь, не надо учить нас работать.
Нервы не выдерживают, хочется кричать, орать, что так не работают. Такое чувство, что все, чего они хотят, это чтобы я как можно дольше оставался здесь за решеткой.
Беру себя в руки.
– Когда ещё я смогу увидеться со своим адвокатом?
Прекрасно знаю, что они не могут меня ограничивать в количестве и продолжительности в общении с моим защитником, однако Леонид проговорился, что и тут начали возникать невиданные ранее препятствия.
– Скоро, – неприязненно говорит следователь и кричит, что «задержанного можно уводить».
Еле дожидаюсь свидания с Леонидом. Нервы на исходе. Уверен, что в компании творится хаос. Боюсь спрашивать, сколько мы потеряли в денежном эквиваленте. Благо, Яхновы никак не комментируют ситуацию и не аннулировали сделку.
И на этот раз Леонид вроде приходит с более или менее хорошими новостями.
– Ава очнулась. Пока очень слаба. Через пару дней можно ожидать, что к ней пустят и следователя. Думаю, она сможет сказать, что ненавидит тебя, но главное – подтвердит, что убить ее ты бы не смог. И ещё: Лада Леонидовна дозвонилась до Ладейки. Алиса в селе нет. Она туда даже не приезжала. На полпути её пересадили в другое авто.
Нет слов. Нет слов, которые не срезала бы цензура, присутствуй она в мыслях, в речи, в общении с адвокатом. Боль и страх схватывают горло тугим обручем. Кто-то пытался убить Аву. А если Алисы нет в живых? Если кто-то хотел причинить боль мне, то совершенно точно это можно было бы сделать, заставив страдать Алису, но никак не Аву.
Куча вопросов к Леониду.
– Кто увез Алису? Сделайте все, пробейте машину. Не надо ко мне приходить, тем более раз Ава очнулась. Все силы бросайте на поиски Алисы. Любые средства, любые деньги, Леонид, понял? Главное, чтобы ты пришел ко мне с новостями , что моя жена жива и здорова.
И наступили дни еще более мучительные, еще более разрушающие, чем были до этого.
***
Мы с коллегами запустили волшебное кольцо со скидками до 50% на книги. Посмотреть и выбрать можно здесь. https://litnet.com/shrt/PBo1
Глава 20.
Жизнь как будто дрессировала меня. Хуже. Зверей так не дрессируют. У них все предельно ясно: поощрение – пряник, наказание – кнут. А мне – пряник и сразу, неожиданно, непонятно за что, да со всего размаху – кнутом по спине. И так, что кожу сдирает, кровь сочится, мясо видно и тело трепыхается от боли.
Я возлагал большие надежды на следующий визит Леонида. Уверен был, что он прибудет с большими и – что не менее важно – удобными для меня новостями. Первая половина надежд оправдалась полностью: Леонид сказал, что самое дольше через день я буду уже дома. Ава еще очень слаба, но уже подтвердила мою невиновность.
– А почему нельзя прямо сейчас домой? – уточняю у адвоката.
– Так потому и нельзя: следователь хочет еще раз допросить ее, когда девушка более окрепнет, непонятна его цель завтра ещё раз нанести визит, будто она сможет тогда рассказать все более точно и осмысленно. Вообще, странновато, конечно, – добавляет Леонид, – на мой взгляд, нет никаких оснований так думать, но следователь считает, что кто-то мог оказать на Аврору давление, и только потому она сказала слово в твою защиту. Ну либо следствию выгодно, чтобы ты провел как можно больше времени вне дома, в камере. Зачем? У тебя точно нет врагов?
Враги, наверное, были, но не такие, что могли бы действовать столь подлыми способами. Поэтому я уверил Леонида, что произошедшее – исключительно перфекционизм следователя. Так что его скрупулезность – это даже хорошо, быстрее найдем настоящего преступника. Леонид покачал головой, выражая, что не разделяет моего энтузиазма, а когда разговор зашел про Алису, вовсе стал мрачнее тучи.
– След теряется. Адрес наши люди никак не могли распознать. В последний раз ее телефон был на связи в район Геленджика четыре дня назад. И звонила она не тебе, Рома, а своей маме. Разговор, если это вообще был разговор – оказался коротким. Скорее всего, информация из разряда «У меня все хорошо». Её карточки нигде не засветились, то есть на данный момент она не нуждается ни в пище, ни в одежде, кто-то ей все это предоставляет, либо она заблаговременно закупилась необходимым.
– А если некому предоставлять? Если её уже убили и всё? Почему полицейские не объявляют ее в розыск? Прошло более трёх суток?
– Потому что для полицейских картина ясна. Жена застукала мужа с любовницей. На почве ссоры уехала. Куда – естественно, не сказала. Может, к подруге, может, к десятиюродной сестре, туда, где муж не сможет ее найти. Объявится, когда остынет. Вернее, сначала была выдвинута такая версия. Теперь она несколько изменилась.
Я напрягся. Леонид – человек действий, разума, на работе эмоции у него практически отключены. Но сейчас в его словах читалась какая-то боль. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
– Что изменилось, Леонид, не томи?
Адвокат протянул мне конверт:
– Конверт с документами, там же записка. Пришли сегодня с утра. Адрес Алисы не написан, указан только адрес прописки, то есть ваша квартира. Но главное – не это, главное – содержание.
Открываю конверт и проваливаюсь в пустоту. От меня Алисе нужно всего ничего – подписать бумаги, явиться в суд. Чтобы уничтожить пять лет нашей совместной жизни. Аннулировать наши отношения. Стать чужими и разойтись каждый по своей жизни.
Не хочу никого видеть. Не могу никого слышать. Даже Леонида. Даже дома. Лучше здесь. В камере. Но чтобы пока никто меня не трогал. Я был согласен на всё, лишь бы Алиса была жива. Вот она, драгоценная весточка. Моя жена жива. Только женой уже быть не хочет. Почему же так сложно смириться?
Видимо, ко всем остальным способностям, Бог одарил Леонида умением считывать эмоции других. Он просто говорит, что поговорим завтра. Выражает надежду, что завтра – это будет уже у нас дома или в его конторе. Беру себя в руки и сдержанно прощаюсь.
Алиса! Это был удар ниже пояса. Надо было дождаться вот такого моего уязвимого положения и начать суетиться-инициировать бракоразводный процесс?
Неужели моя ошибка с Авророй перечеркнула все хорошее, что было между нами? Перечеркнула так, что в письме рядом с заявлением о разводе лежала записка о том, что «Я ни на что не претендую. Заберу ноутбук и, если ты не против, украшения, что ты подарил на свадьбу. Спасибо за все хорошее. Не держу зла. И ты на меня не злись. Просто мы разные. Старшее поколение более мудрое, и Лада Леонидовна была права, когда хотела тебе в жены девушку из другого круга».
Это было написано так спокойно. Спокойствие на грани жестокости, хладнокровия. Было б легче получить весточку с проклятиями в свой адрес, с требованиями выслать ей стоимость пол нашего дома и ценные бумаги. Я б тогда так ответил! Под видом борьбы за имущество ездил бы к ней каждый день. Выбрал бы момент. Набросился бы на губы. Подмял бы под себя. Зацеловал бы всю, чтобы знала, чья она, чей я. А после сказал бы, чтобы забыла все глупости и возвращалась домой. Оба бы выпустили пар и стали бы жить дальше. Может, даже лучше бы стали жить.
А так… бороться с айсбергом? Отвечать бешеными поступками на письмо, от которого веет холодом? Как вообще можно ответить тому, кто скрывается от тебя неизвестно где и неизвестно с кем? А может, в этом и есть секрет? Нахрен не сдался я Алисе, а Аврора стала поводом, чтобы разорвать отношения? Нет, тоже не клеится такая версия…
Я должен был бы радоваться тому, что уже через пару часов следователь вызывает меня и говорит, что я свободен, просто пока не следует выезжать из города. Только домой я возвращаюсь мрачный как черт. И если мне и дает что-то силы, то только мысль о том, что свою чертову подпись с согласием на развод я поставлю только после того, как найду Алису и она в глаза мне скажет, что ей от меня ничего не надо: ни денег, ни памяти, ни любви.
=
Алиса
Это была самая необычная поездка в моей жизни. Очень много в ней было необдуманного, с налетом авантюризма, с привкусом обиды, постоянными мыслями о том, правильно ли я поступаю. Я редко, почти никогда никуда не ездила без Ромы, поэтому мое потерянное состояние мама пеняла именно на эту вынужденную разлуку.
– Мужу и жене полезно иногда отдыхать друг от друга. К тому же это всего лишь несколько дней, Алисочка. Не грусти! Вот приедем в Ладейку, закружат тебя наши, и в лес сходим, и на речку, а уж сколько по гостям придется тебе походить! Приедешь к своему мужу счастливая, радостная, румяная, так что Рома снова в тебя влюбится!
Я тоже была когда-то оптимисткой. Мама сохранила такой взгляд в свои почти пятьдесят, а я… вот не уверена совсем. К тому же, в отличие от мамы, медленно, но верно училась врать, врать самым близким людям прямо в глаза. Прекрасно же знаю, что ничего из сказанного мамой не будет. Я даже близко к Ладейке не подъеду. Примерно через час зазвонит мой телефон, потом подъедет черный автомобиль, скажу маме, что я срочно понадобилась Роме, и поездку в Ладейку надо отложить. Я пересяду в черный Шевроле. Он увезет меня далеко – не в Ладейку, но и не домой.
Врать трудно. Кажется, что выдаешь себя с потрохами – жестами, интонацией, дрогнувшим голосом. Но нет – они верят тебе, потому что привыкли верить. Потому что до этого ты не лгала, а сейчас – с размаху, по-серьёзному.
– Сегодня ближе к ночи уже увидишь море, – пытается завязать разговор Михаил.
– Здорово, – киваю головой. На самом деле море я хотела увидеть с Ромой. И плавать, на волнах качаться хотела ним. Миша видит моё состояние, пытается поддержать:
– Не переживай. Ты все сделала правильно. Не каждый может и должен прощать предательство.
Слова Вдовина вновь задевают рану. Я знаю, что она не заживет так быстро, только вот это знание никак не помогает. Абсолютно никак.
Если б мне это кто-то рассказал об измене Романа, я б не поверила. Ни за что б не поверила.
Прислали б фотографии. Рассмеялась бы, что фотошоп или проделки искусственного интеллекта.
Весь мир бы указал пальцем на Романа и складировал, что он предатель и изменщик. Побежала бы к объятиям своего любимого, твердя, что верю только ему.
Но своим глазам не верить не могу. Никакого раскаяния. Только дальнешая подготовка к вечеру, к встрече с важными гостями. Только бизнес. Мне дали картинку любви, а я подумала – взаправду.
Щеку обжигает слеза, невольно скатившаяся с щеки. Роман не только не раскаялся, он решил, что и после нашей годовщины может уединиться с Авророй.
– Я же тщательно смотрела список гостей. Там не было Авроры.
Сама не замечаю, что, оказывается, говорю это вслух.
– Она была пьяна.
От этой детали, подмеченной Михаилом, легче не становится вообще.
Зачем Роман сделал это? У меня только один ответ: с пьяной Авророй в постели ему лучше, чем с трезвой мной. Даже если это день нашей годовщины. Замечаю, что область горла наполняется мерзкой злобой, обидой. Неприятно так, что начинает тошнить.
– Михаил, останови, быстрее, – прошу Вдовина и выбегаю на обочину. Успеваю вовремя. Там, в траве остаются мой завтрак, мои обиды, моя ненависть, моя боль – противные, дурно пахнущие. Споласкиваю рот водой, которую заботливо подает Михаил, и мы едем дальше.
Прикрываю глаза. Нацепляю наушники. Выбираю музыку. Не буду думать ни о чем. Иначе придется останавливаться у обочины много раз. И о будущем тоже размышлять пока не хочу. Осуществлю мечту детства – искупаюсь в море, а потом уже всё остальное.
Когда я вижу море в первый раз, понимаю одно: мы созданы друг для друга. Прекрасно понимаю людей, которые говорят, что лучше гор могут быть только горы, для меня всем лучшим на свете было море. Нацепляю свой самый целомудренный сплошной купальник в горошинку, накидываю сверху сарафан и плетусь за Михаилом на кухню:
– Искупаемся перед сном? Совсем недолго?
– Ни разу не была на море или в принципе без него жить не можешь? – улыбается Вдовин.
Смущённо улыбаюсь:
– Только на речке купалась.
Добавляю:
– Ты был за рулём. Если очень устал…
Конечно, я лукавлю! Я очень бы хотела, чтобы мы пошли хотя бы разок нырнули. И даже то, что он целый день был за рулем я сейчас бесстыже игнорирую. Потому что знаю, что согласится.
И он соглашается.
Моя жизнь в последние несколько дней была поглощена тьмой. Все было расплывчато, неуютно, страшно-тревожно. Ночь, тьма на море была другой. Она не отбирала, а освобождала.
Вода не охлаждала, а тепло приветствовала. Волны накатывали не беспрерывно, а давая оглядеться по сторонам, давая найти и почувствовать опору под ногами и только потом, словно в шутку, пытались сразить, потому что были такими, что не сбивали и пугали, а качали, баюкали, заставляли мягко подпрыгивать.
– А плавать умеешь? – спрашивает Миша.
– По-собачьи, – опять отвечаю смущённо. Даже чувствую себя какой-то неумехой. Ни воды большой не видала, ни пловчиха из меня никакущая.
– Сегодня темно. Держись около меня. А завтра начну учить.
Почему-то я не хочу, чтобы Михаил учил меня плавать. Уж лучше тренер-профессионал. Не потому, что ему не доверяю, нет. Просто уж больно интимное это дело. Если б учил Рома…
Ночью на море людей немного, зато воздух буквально пропитан романтизмом. Неподалеку от нас плавают исключительно пары. Целуются пышногрудая брюнетка и брутальный парень. Громкая и резвая рыжулька забралась на плечи своего бойфренда и прыгает в воду, распространяя вокруг себя волны смеха. Только кроме ее возлюбленного и меня никому до ее смеха дела, кажется, нет. Всё вокруг настолько укутано любовью, что чужие эмоции лишние. Это я, как сиротка, подбираю объедки чужих эмоций, чужой любви.
Пытаюсь выбросить эти мысли из головы и ложусь на спину – уж так плавать-то я умею. Вот и хорошо, вот и отлично. Как бы ни было стыдно признаваться, но так и про Михаила забываю, и чужие эмоции до меня не долетают. А еще слышу волшебную музыку: как камни разговаривают с волнами. Это для меня впервые. Это кажется магией. Это какая-то колдовская песня-музыка. Не выдерживаю:
– Ты слышишь, ты слышишь? – кричу Михаилу. – Там, внизу настоящая музыка!
Вдовин улыбается, как улыбаются ребенку, которого привели на аттракционы и который теперь захлеёбывается словами от восторга. Подхватывает и начинает кружить.
Как стыдно. Тьма, конечно, проглотит мой стыд, но волшебство рассеивается.
– Пойдем домой, Миш, пусти, пожалуйста.
– Да, конечно, прости.
Конечно, я чувствую в голосе Михаила недовольство, но он, к моему счастью, не спорит, не претендует на что-то. А я думаю о том, как быстро, интересно, Вдовин уедет обратно, ведь не может же он постоянно вести свои дела отсюда? Очень надеюсь, что не может.
Обратно идти минут двадцать. Делаем вид, что всё хорошо. Покупаем вареную кукурузу, фаст-фуд, чтобы дома быстрее перекусить. Я говорю о том, что посёлок и вовсе не похож на маленькое село, а настоящий городок.
– Просто сейчас сезон. Зимой здесь тихо и спокойно. И тебе здесь будет спокойно, – обещает Вдовин.
Морская прогулка волшебная. Дышится легко, на мир начинаешь смотреть с надеждой и любовью, ощущение ласковых прикосновений волн преследует, даже когда я лежу на кровати.
Только…
Кровать была какая-то слишком большая.
Несмотря на жару, в воздухе витал какой-то холод – тот, который ощущается лишь сердцем.
И Роман. Не позвонил. Не написал. Уверен, что я в Ладейке? Не верю, что дело только в этом. Зато охотно верю, если сейчас его рука поглаживает грудь Авроры…
Глава 23.
А утром у меня начался адаптационный период к климату.
– Странный у меня организм. Душный Пекин он перенес хорошо, в Европе тоже ничего страшного не увидел. А начав наслаждаться долгожданным морем, решил подстроить подлянку, – пытаюсь шутить в перерыве между тем, как меня два раза просто вывернуло наизнанку.
– Это всё из-за Романа, организм ослаб из-за сильного стресса. Тебе надо больше отдыхать. А вообще, думаю, море тебя излечит очень быстро. Главное в самое пекло дома будь, а вот по утрам и вечерам – самый кайф. И расслабься. С разводом проблем не будет. Мои адвокаты уже в курсе, что надо делать. В самое ближайшее время Роман получит уведомление, а там и до твоей долгожданной свободы рукой подать.
Я хотела этот развод? Хотела. Я должна жить с тем, кто считает правильным изменять жене только потому, что устал на работе? Нет, не хотела! Почему же дышать становиться больно? И от слова «свобода» тошнит? Не хочу я свободы, не такой!
Эйфория и дух авантюризма начинают улетучиваться. Приходит понимание, что наступают суровые будни. А может, я не та сильная женщина, которая после предательства окунается в новую, лучшую жизнь; наверное, я в душе надеялась, что мой не самый умный побег встряхнет Романа, я получу какую-то отдачу, какие-то доказательства, что нужна и дорога ему…
– Рома даже не звонит…
Жалоба-боль вырывается из груди помио моей воли. Жалко, что при Вдовине, очень жаль. Я не хочу, чтобы он знал, как мне больно без Ромы. Но и не хочу, чтобы о Роме думал плохо.
– Ему сейчас не до тебя.
Я не знаю, что имеет ввиду Вдовин. Точнее, конечно, понимаю. Я не нужна своему мужу. Он может подписать бумаги для развода, может не подписать и встать в позу, однако это будет не из-за меня, не ради меня. Только работа. Только бизнес. Хищный мир.
Наконец, мы завтракаем. Становится чуть легче. Вроде организм адаптировался, значит, хорошо, можно и на море сходить. Вдовин взамен вчерашнего галечного пляжа обещает показать другой – с нежнейшим песком. И вроде приятна его забота, одной было бы гораздо хуже. Или не было бы? Михаил настаивает, что просто помажет мою спину солнцезащитным кремом, а его прикосновения вызывают некое отторжение; он просто покупает мое любимое мороженое, у меня тут же пропадает аппетит. Даже взгляд Вдовина мне кажется каким-то холодным, неприятным. Его внимание становится настойчивее с каждым днем. Кажется, принимать его помощь было не такой уж хорошей идеей.
– За четыре дня ты превратилась в настоящую куколку с бронзовым загаром, – замечает Михаил.
– Спасибо… – больше не говорю ни слова.
– Приглашаю тебя сегодня в лучший местный рыбной ресторан. У меня есть новости и нам надо поговорить.
Вдовин прав: нам точно надо поговорить. Пока не случилось непоправимое, надо расставить все точки над i. Миша обещал, что я буду жить в этом доме одна, однако вот уже который день он не торопится уезжать. Мне уже не кажется, я уверена, что Вдовин добивается моего внимания – насколько глубоко и серьезно пока не понятно, возможно, насытился и отстал бы после первого же секса, но проверять это я точно не собираюсь. Также не собираюсь взывать к совести Михаила или говорить какие-то пафосные слова о том что я ещё замужем. Думаю, хватит вполне реалистичной причины: я гуглила симптомы акклиматизации, там и головная боль, и бессилие, и апатия. Я же маюсь жуткой тошнотой почти два часа по утрам, а потом ем так, будто бы в меня здоровый мужик вселился, и бодрости хватает до позднего вечера. А вкупе с двухнедельной задержкой, которую тоже очень выгодно было валить на адаптационный период, разумно думать, что организм адаптируется вовсе не к морскому климату, а вынашиванию новой жизни. Вот это я и хотела сказать Михаилу. Однако свою новость Михаил, видимо посчитал более важной и выпалил с довольной улыбкой:
– Я тебе говорил, что у меня лучшие адвокаты в мире? Говорил. Так вот, Роман подписал все нужные документы. Можешь считать себя свободной женщиной.
– Алиса… Что с тобой? Опять тошнит? Хочешь, я тебя завтра же к врачу запишу? Как минимум витамины пропишет, легче станет, энергии прибавится?
– Нет. Миша, прости, сейчас пройдет. Я подышу морским воздухом, прости, прости…
Выбегаю, оставляя растерянного Михаила рядом с официантом. Спускаюсь к пляжу. Он не предназначен для купания, но всё равно многолюден.
Прячусь от мира между скалами и кустами.
«Алиса, ты же сама этого хотела…»
Хотела, знала, что будет больно, но не настолько же… Это все равно, что вырывать зуб без анестезии, выживают сильнейшие, но больно всем.
Пять лет нашей жизни проносится перед глазами. Почему вот сейчас, когда мне так надо, я не могу вспомнить, как мне было больно? Вспоминаю, как было хорошо…
Рома жёсткий, но не откажет в беде. Когда я, дрожа от волнения, сообщила, что Артемка попал в беду и необходимо выплачивать огромную для него сумму, что кредит оказался неподъемным, муж первым делом позвонил моему брату. Прямо при мне достаточно резко высказался и об его импульсивности, и о его способностях водить машину, но сумма кредита за текущий месяц тотчас оказалась на карточке Артёма.
Рома очень требовательный к себе и другим, но и поддержать умеет. Когда я училась водить машину, боялась его едва ли не больше чем своего инструктора. С инструктором у меня так и не получилось научиться нормально парковаться. Я расстраивалась и психовала из-за этого и в сердцах пожаловалась на свою неумелость мужу. Что ж, Роман сумел замотивировать. Хмм. Там было очень интересная, конечно, мотивация. Лично провел занятие. Перед началом урока нежно подкрался ладонью под трусики, ощутимо сжал то, что там находится и горячо шепнул на ухо:
– Если мне понравится, как ты паркуешься, сегодня ночью получишь незабываемую сказку, если не понравится – неделя без оргазма. Поэтому советую быть предельно внимательной на моем уроке.
Я была очень внимательной ученицей. Урок запомнила на всю жизнь. С того дня паркуюсь идеально.
Улыбаюсь сквозь слёзы, вспоминая тот день и ту ночь.
Так нельзя. Вытираю слезы.
Это самообман. Игра психики. Идеализация прошлых отношений. Неважно, что это. Главное – что пройдет. Завтра станет капельку легче, через неделю – еще легче, через месяц – смогу нормально дышать, когда буду произносить его имя. И даже хорошо, что от Ромы не было ни звонков, ни сообщений. Горькое, противное лекарство, надо выпить залпом и вылечиться наконец. Проснуться здоровой. Купить новую сим-карту. Позвонить маме. Рассказать о разводе. Найти работу, хотя бы временную. Готовиться к родам.
А Роман… забудется. Не может человек вечно страдать. Какое там сейчас время года? Лето. Любимое. Теперь буду любить зиму, потому что к зиме должно стать легче. Обязательно должно.
Иду обратно. Некрасиво заставлять ждать Михаила.
– Алиса! Что за цирк ты устроила? Я тебя потерял…
– Прости, резко стало плохо…
– Наш столик уже накрыт. Здесь потрясающая рыба. Насчет плохо – я уже сказал, пойдешь завтра к врачу, сколько можно мучиться.
– Михаил, это не лечится витаминами, это вообще не лечится. Я беременна…
– Тогда тем более срочно надо записываться на прием.
– Зачем? Я ещё успеваю встать на учет.
Михаил тогда ничего не сказал. Только в глазах промелькнуло что-то. Что-то такое нехорошее. Впрочем, я была в таком состоянии, что мне могла показаться всё что угодно. Тем более он ничего не сказал, ничего важного.
– Рыба стынет, Алиса.
Не сомневаюсь, что рыба была восхитительной, только мне не было вкусно. И Михаил вновь стал вежливым собеседником. Только холодная сталь, появившаяся в глазах, портила всё впечатление от беседы. Ну не могло мне все это показаться, я же явственно ощущало холод между нами. Несмотря на жару, я даже поёжилась, словно от мороза. Я чувствовала себя так, как в те дни, когда Рома познакомил меня со своей семьей, и его мама улыбалась, но так холодно; разговаривала, но так, словно я недостойна его слов, словно я лично ей сделала что-то плохое. И вот таких флешбеков в новом обличии мне вовсе не хотелось. Я должна стать сильной как минимум ради малыша, который решил, что я стану самой лучшей мамочкой для него. Я не должна, не могу подвести это чудо с размером крошечки.
– Я думаю, не стоит пока Роме сообщать о беременности. Никаких звонков и сообщений в месседжерах, договорились, Алиса?
Нет, я так не считаю. Почему не могу сказать? А когда смогу сказать, когда живот станет виден невооруженным глазом? Я ни в коем случае не собираюсь возвращаться в прежнюю жизнь. А Рома пусть сам решает, хочет принимать участие в жизни крошечки или ему это не надо.
– Договорились, Алиса? – уже чуть громче спрашивает Михаил.
Слова вылетают на автомате, надо было, наверное, их чуть осторожнее подбирать, но, что сказано, то сказано:
– А ты не слишком много на себя берёшь, Миша? Я благодарна тебе за приют в этом доме, но вершителем наших судеб мнить себя не надо, хорошо?
Рома.
Настроение – ноль. Мотивации жить и работать – примерно столько же. Хотя раньше отлично работала и положительная, и отрицательная мотивация.
Дела хороши? – За дело взялся Кайрин Роман, иначе и быть не может. А вы смотрите и завидуйте. Деньгам, хватке, красавице-жене. А пока вы завидуете, я буду впахивать еще больше.
Дела плохи? – Нехорошо. Уработаюсь до бешеного пульса, но не только поправлю, но и сделаю еще лучше.
А сейчас…
Моя нелепая неволя отняла много душевных сил у папы.
А у меня…
Перед глазами стоят листочки, которые нужно просто подписать. И после этого Алиса стала бы свободной, а я… сука, не знаю, зачем мне такая свобода, от которой в груди болит.
Я бы и не подписал. Боролся бы за свою ,Алису до конца, до последнего, не знаю как, но убедил бы, что мы созданы друг для друга, в конце концов, полюбил бы так, что она голос сорвала, кончая подо мной.
Но это была не прежняя Алиса, а … лиса какая-то. Сбежала при первой сложности, словно чувствовала, что ее прежде успешный и безупречный муж скоро за решетку угодит. Никакого объяснения, даже адрес свой скрывать вздумала.
Только я тоже не совсем дурак и нищеброд. Кое-кому заплатил и геолокация уже на моем телефоне. И что-то тут пошло не так. Казалось бы, что проще – езжай, встреться, узнай, какие тараканы зашевелились у Алиски в голове, поговори, может, проблемы вообще нет. Может, она, блин, переучилась-перестаралась в своем институте и теперь по-другому реагирует на всякие мелочи.
Но нет. Словно ядовитый газ, голову затуманивают мысли о том, что одна бы она не провернула это дело, куда ей, маленькой! А это значит… это значит, черт, я даже произносить не хочу, что это значит. Мозг взрывается, когда представляю, что Алиса сейчас лежит в постели с кем-то другим, чужим. И вот не этим ли объясняется ее холодность, ее пустые дежурные фразы в последней прощальной записке?
Правда, Андрей, начальник охраны нашей компании предложил:
– Да не мучайтесь вы так, Роман Гордеевич, хотите, мы вычислим, кто это, по-мужски объясним, что он совершил очень плохой поступок, вдруг вам после этого легче станет.
Ну нет, легче может и стало бы, но опускаться до такого не хочу. Потом до конца жизни не отмоешься.
– Хотите сами съездите, вы ж душу себе рвете. Ну издалека хотя бы посмотрите. Может, ей какая-нибудь помощь вообще нужна, – мысли Андрея воде и логичнее, и порядочнее моих.
Вот за его эти слова я и зацепился. Действительно, может, Алисе какая-то помощь нужна?
Мамины истерики по поводу и без слушать не хотелось, но отцу сказал, что возможно меня пару дней не будет, буду в районе Геленджика. Отец – жизнь проживший мужик не стал отговаривать, только спросил:
– Личное?
– Личное.
– Добро, только сильно не задерживайся.
Я и не задержался. Почти. Потому что там меня никто не ждал. Море раскинулось огромной стихией, грозящейся разрушить все доброе и вечное штормовыми волнами. Ветер обещал развеять наше с Алисой прошлое. Ночь накатывала, стирая все границы и лица, словно хотела сказать, что прошлое должно остаться в прошлом, и теперь у каждого из нас своя судьба. Но главное, конечно, не это. Главное – Алиса, стоящая возле калитки дома, адрес которого мне Андрей скинул на телефон. Загорелая, красивая даже без грамма косметики, чистая, моя, больше ничья.
– Откроешь калитку? Мне кажется, нам надо поговорить.
Голос выходил хриплым, может, Алиса даже догадывалась о моем волнении. Но и у нее подрагивали пальчики, когда она торопливо открывала дверь. На секунду наши пальцы прикоснулись. Случайно? Не верю, не могло быть ничего случайного между мной и Алисой. Пофик на бумаги, заново распишемся. Единственная правда сейчас – мы должны быть вместе. Просто произошла чудовищная ошибка.
Мгновение спустя я понял, до какой степени чудовищна была наша ошибка. Из дома выходил Михаил. Вдовин.
Он всегда был себе на уме. Всегда казался таким гибким, ловким, дипломатом, на деле я не раз убеждался в его способности на жесткость, а возможно даже на жестокость. Но сейчас он подошел к Алисе и почти нежно схватил ее за локоть:
– Попьем чай на веранде? Будешь с нами, Роман?
Голова наполнилась непонятным гулом. Больно. Вот в эту минуту хотелось сделать больно Алисе. Предательница. Лиса. Даже если очень захотеть, больнее отомстить не смогла бы.
– Нет, Михаил, спасибо. Мы с Алисой уже чужие. А с чужими я не распиваю чаи. А тебе, – обернулся я к Алисе, – спасибо за урок. Захочешь – такое не забудешь. Считай, что за Аврору ты полностью рассчиталась. Это было, конечно, неожиданно, но надеюсь, тебе понравилось скакать на чужом члене.
– Зря, – продолжил Михаил, – у меня дома очень вкусный чай, и советую выбирать выражения, когда разговариваешь с беременной женщиной…
*******
Все стремительнее наступающая тьма поглотила эту встречу, словно ее и не было.
Роман не видел, как дрогнули в попытке что-то произнести губы Алисы, но она так и не смогла вымолвить какое бы то ни было слово. Не видел, как влага застилала её глаза, и уж тем более не мог знать, какой болью отозвались в ее сердце жестокие слова.