Развод в 25. Вырваться из клетки

Пролог

Ксения

Я стою на коленях.

Провожу ладонью по губам.

Поднимаю на него глаза.

Во рту – металлический привкус крови.

На руке – багровая полоса.

– И не смотри на меня так, – со сдавленной яростью произносит он. – Ты сама, Ксения, во всем виновата… В очередной раз!

В его глазах столько ярости и нечеловеческой злобы, что мне становится по-настоящему страшно.

Хотя-я-я… Это всего лишь красивый оборот, который должен показать глубину моего падения.

Я лукавлю. Смягчаю формулировки.

Мне УЖЕ давно страшно.

Моя жизнь и есть страх.

– Долго ты еще собралась там сидеть? Может поплачешь еще?

Нет, моих слез он не дождется.

Я поднимаюсь.

В голове продолжает слегка звенеть – и это я еще легко отделалась.

Удар, как он называет его «ладошкой» от сто килограммового мужчины для меня – хрупкой и худенькой девушки мог бы обернуться куда более серьезными травмами.

– Опять ничего не делала весь день?

Он стоит в центре комнаты с недовольным видом осматривает идеально убранную квартиру.

Ищет к чему бы привязаться еще.

– Давай пошевеливайся, – командует мной словно собакой.

Я выпрямляюсь, опираясь рукой о стенку.

Медленно прохаживается по комнате.

Не сняв, между прочим, туфли.

Зато будет выискивать, где же я не дотерла пыль.

Достает белоснежный платок из кармана – ну, так и есть. Этот ритуал у нас стал повторяться с завидной частотой.

Поднимает платок к свету – чтобы я лучше его разглядела.

Молчит, только взглядом тяжелых, налитых кровью глаз буровит.

Я же пытаюсь унять дрожь в ногах.

Проводит платком по верхнему краю гарнитура и внимательно осматривает белоснежную поверхность платка.

Ни следа грязи.

Удовлетворен ли он? Рад ли?

Или наоборот – злится, что не получает повода.

Он неторопливо обходит комнату проверяя потаенные уголочки, как охотник проверяет капканы и силки.

Но сегодня я хорошо подготовилась.

Почти идеально.

Но не учла лишь одного – где-то глубоко в своей темной душе он давно решил, что пора пустить мне кровь.

– Ну, че застыла? Кормить-то меня будешь или нет?

Я на автоматизме срываюсь с места.

Всем своим видом демонстрирую покорность – знаю, что так ему нравится.

Знаю, что внимательно следит за мной, за каждым движением, хотя сам будто бы внимательно рассматривает ленту новостей на мобильном.

Скидывает туфли, и я тут же оказываюсь рядом чтобы забрать.

Я не могу знать удовлетворился ли он, ударив один раз или хочет продолжения.

Рисковать не могу.

Должна играть безупречно.

Отношу туфли в прихожую и ставлю на то место, которое он счел положенным для них – среди безупречно ровного ряда его обуви.

Почти бегом возвращаюсь к плите.

– Пахнет вкусно, – замечает он.

А меня пробивает ледяная дрожь – ведь тон его голоса не изменился совсем.

Он уже спокоен. Огонь первой вспышки ярости потух и тлеет теперь углями где-то глубоко.

Но обманываться нельзя – за такую ошибку можно поплатиться.

Подаю ему ужин: картофельное пюре, бефстроганов и свежеприготовленный, за несколько минут до его прихода, овощной салат.

Вся еда должна «быть с пылу, с жару».

Не дай Бог приготовить салат заранее – даже за полчаса. Неминуемо будет скандал.

Он поднимает мясо на вилке и разглядывает идеальный кусочек.

Медленно кладет его в рот и задумчиво пережевывает.

– Очень вкусно.

От удовольствия даже глаза прикрывает, а я облегченно выдыхаю.

– Ты у меня такая хозяюшка.

Губы растягиваются в улыбке, и я автоматически, как дрессированное животное, отвечаю ему тем же.

– А ты почему не кушаешь?

– Я не голодна, – хриплю в ответ.

Усмехается.

– Следишь за фигурой? – окидывает меня цепким взглядом. – После шести не ешь? Это хорошее качество. Хорошая черта. Это я уважаю.

Молча пережевывает мясо. Делает глоток воды.

– Ну, посиди хоть со мной… Долго будешь еще дуться? Да, признаю – я вспылил, но ты сама меня вынудила, понимаешь? Ко мне какие могут быть вопросы если ты сама меня провоцируешь?

Я медленно подхожу и сажусь напротив.

– Я рад, что ты так к этому относишься, – продолжает он с довольным видом. – Рад, что между нами нет недопонимания. Ты – очень мудрая женщина…

Протягивает руку.

Застывает в ожидании: я должна положить ладонь на стол, чтобы он мог накрыть ее своей.

Делаю как он хочет.

Слегка сжимает и поглаживает.

– Да, я погорячился, – проникновенно говорит он. – Прости меня, Ксюш. Ну, прости, кисуль. Такого больше не повторится…

Беги. Ударил один раз – ударит и второй. Нельзя это терпеть. Где твое самоуважение.

Я прекрасно знаю все эти слова, которые могла бы мне сказать любая из более счастливых женщин.

Эти и еще тысячи вариаций на тему.

Я все прекрасно знаю и понимаю.

Только не нужно торопиться меня осуждать тем, кто слава Богу, не оказывался на моем месте.

Бежать? Да!

Я сбегу.

Нужно ли было это сделать раньше? Безусловно.

Только жизнь не всегда состоит из черного и белого, из простых ответов на сложные вопросы.

Это все равно, что говорить человеку, попавшему в болото – тебе просто нужно встать и уйти.

Или – тебе просто не нужно было попадать в болото…

Так это, к сожалению, не работает…

Трясина пожирает вас миллиметр за миллиметром. Не спрашивает, не прощает – просто делает свое черное дело.

Глава 1

Ксения

За год до…

– Ксюша, доченька ты готова? Нам пора выходить!

Я заканчиваю собираться.

Вернее, я уже давно собралась, но все никак не могу оторваться от зеркала – кручусь и оглядываю себя со всех сторон.

Хорошо ли сидит платье? А прическа? А макияж?

Сегодня все должно быть идеально! Ведь сегодня мой выпускной в универе.

Как долго я ждала этого момента – просто не передать словами!

Впереди, наконец-то, взрослая жизнь.

По-настоящему взрослая.

– Дочур, опоздаем, – поторапливает мама снизу.

Я кружусь в последний раз, раздувая нежно-голубое платье перед зеркалом, и выбегаю из комнаты.

Солнце светит в огромные панорамные окна нашего дома, заливая янтарем коридор и стены.

Голубое небо – чистое и безоблачное, и такой кажется мне вся жизнь.

Впереди – свобода и счастье!

Наконец-то закончатся опостылевшие лекции и семинары.

Устроюсь на работу к папе в фирму, буду зарабатывать, строить карьеру и свою собственную взрослую жизнь…

А потом, чуть позже, но я обязательно встречу ЕГО – моего прекрасного принца из снов.

Щенячий восторг переполняет меня, и я не могу сдержаться – слетаю с лестницы и стискиваю маму в объятиях.

– Поехали-поехали, – ворчит она, улыбаясь, – разыгралась, как ребенок!

Мамины глаза блестят от радости – я заряжаю ее своей энергией и счастьем.

– Папа звонил?

Мы выходим из дома, и в ноздри врывается аромат чудесного летнего утра: запах свежескошенной травы, влажной земли и цветущих пионов.

– Он задерживается, Ксюш, – мама старается сохранить улыбку, но с едва заметной тревогой смотрит на меня. – Дела… ты же понимаешь?

Киваю, хоть на душе и становится немного грустно.

Для меня это, в общем-то привычная картина: папы катастрофически мало в моей жизни.

Он – серьезный бизнесмен и много работает.

Уезжает рано утром, возвращается затемно.

Выходные? Да я с детства приучена, что папе выходных не предусмотрено.

– Он прислал смску – постараюсь успеть, но не обещаю, – старательно передает мама, пока мы идем к ее машине. – А если у него и не получится, то мы все равно отлично проведем время, не так ли? Сегодня твой день, Ксюша…

Мама говорит еще что-то приободряющее, а я машинально киваю головой.

Да-да, я все понимаю, но чувство легкой грусти не вытравить так просто из сердца.

Папа всегда очень хотел, чтобы я отучилась в МГУ – знания, престиж, связи… И я со школы старалась, чтобы не разочаровать его.

Так что сегодняшний выпускной вполне можно считать нашим с ним общим праздником.

Мама заводит автомобиль, и мы мчим к Воробьевым горам.

Я ужасно волнуюсь, да и мама видно, тоже, но мы успеваем вовремя.

Среди пестрой толпы выпускников я встречаю свою подружку – Лену.

С веселыми воплями мы бросаемся друг к другу и скачем, не сдерживая эмоций как две девчушки.

Пока идет церемония, я все жду, что папа приедет.

Мне очень хочется увидеть радость в его суровых строгих глазах и… гордость за меня!

Но папа не приезжает, и на всех фото мы красуемся с мамой вдвоем.

После окончания официальной церемонии, мы с однокурсниками собираемся прогуляться перед банкетом в ресторане.

Мама целует меня и поздравляет еще раз.

Шепчет:

– Я горжусь тобой, доча. И папа тоже.

Киваю, но на глазах предательски поблескивают слезы.

Ладно, ничего страшного, в конце концов, он же старается ради нас с мамой, не так ли?

Мама прощается и поцеловав еще раз, уезжает.

Мы же отправляемся гулять.

Идем большой компанией, шумим.

Прохожие заглядываются на нас. Ну, еще бы – молодые, красивые и счастливые.

Делимся планами друг с другом: кто-то уже работает, кто-то планирует трудоустройство, а кто-то собирается на отдых, чтобы с новыми силами взяться за карьеру.

Уже у ресторана, я чувствую, как вибрирует телефон в сумочке.

Достаю – папа!

Я безумно рада, что он хотя бы сумел вырваться и позвонить.

– Папуль…

– Ксюшенька, солнышко, привет! Поздравляю тебя с окончанием лучшего вуза страны…

У папы был настоящий пунктик по поводу МГУ, а я с ним никогда и не спорила.

–…я очень тобой горжусь, дочь.

Обычно строгий голос папы заметно теплеет.

– Как все прошло? Прости, я не смог приехать…

Коротко рассказываю ему о церемонии, и о наших планах на вечер.

– Прекрасно, дочь! – радуется папа. – Развлекайся и отдыхай, но прошу тебя сильно не задерживайся…

– А что такое, папуль?

– Завтра у нас ужин с моим деловым партнером, и ты мне будешь нужна во всей своей красе…

Его слова колят меня каким-то необъяснимым предчувствием – не могу передать словами, что так настораживает… Да и ощущение это мимолетное – было и прошло, как легкое белое облачко на мгновение закрывает летнее солнце.

– Хорошо, пап, конечно… Я и не собиралась гулять допоздна… Это связано как-то с моей работой у тебя?

Папа откашливается и когда продолжает говорить тепла в голосе заметно меньше:

– Да, можно и так сказать. Давай поговорим завтра утром, и я тебе все объясню, хорошо? Не хочу обсуждать это по телефону.

Как послушная дочь я тут же соглашаюсь.

Папа еще раз тепло поздравляет меня и обещает какой-то сюрприз в подарок.

Это сглаживает слегка неприятное ощущение от разговора, и мы прощаемся.

Но весь вечер я думаю о предстоящем разговоре с папой и об ужине…

***

Дорогие читатели!

Пожалуйста, если вам нравится мое творчество, поддержите книгу звездочкой - для вас несложно, а мне безумно приятно!

Ваша поддержка бесценна для меня:)

Глава 2

Ксения

Разговор с папой оставляет сложный и непонятный для меня коктейль чувств – хочется радоваться, и… как-то слегка тревожно на душе.

Эмоции похожи на те, которые я испытывала перед первым прыжком с парашютом – словно мне предстояло решиться и сделать шаг в бездну.

– Не приедет? – Лена вырывает меня из задумчивости тронув за локоть.

– Что? – я удивленно смотрю на нее, словно очнувшись ото сна.

– Твой папа не приедет? Я думала…

Качаю головой:

– Занят, – и улыбаюсь. – Как и всегда…

Лена понимающе качает головой:

– Ага, понимаю, как и мой тоже… Твой хоть позвонил, а мой…

Родители Лены давно в разводе, но она очень скучает и любит своего отца.

И это несмотря на то, что я ни разу не слышала, чтобы ее мама о нем хорошо отзывалась.

Обнимаю подругу и прижимаю к себе.

– Давай сегодня только радоваться… – шепчу ей в волосы. – Представляешь, больше не нужно бежать на пары… и больше не придется выдерживать липкие взгляды Слизня…

Мы отстраняемся друг от друга и прыскаем со смеху.

Слизень – прозвище одного из наших преподавателей.

Еще совсем молодой аспирант быстро прославился тем, какие взгляды позволял себе в отношении симпатичных студенток.

В открытую приставать он опасался – люди в МГУ часто учатся совсем не простые, но поглядывать исподтишка – в этом он себе отказать не мог.

Высокий, прилизанный, с прической в стиле века девятнадцатого, всегда в наглухо застегнутой сероватой рубашке.

Из-за его выпуклых глаз навыкате и тонкой, нездорово белой кожи и, главное, липких взглядов девочки быстро прозвали его Слизнем.

Прозвище подходило ему просто идеально и быстро закрепилось.

Посмеявшись, Лена говорит с легкой грустью:

– Кажется я уже начинаю скучать… – и заливается краской, поняв какую двусмысленность сказала.

Я не могу удержаться от смеха.

– Да я не про него, – притворно сердится она. – Но по универу, ребятам… ты что, совсем не будешь скучать? По этой атмосфере…

Мы с ней отстаем от остальной компании и медленно двигаемся ко входу, который уже поглотил веселящихся вчерашних студентов.

Сжимаю твердо губы:

– Нет, Лен, не буду – я благодарна полученному опыту и эмоциям, но цепляться за прошлое не буду. Ведь нас с тобой ждет прекрасное будущее! С тобой мы будем дружить как и раньше, да и с ребятами можно общаться и после универа…

Лена улыбается, и улыбка сразу раскрашивает ее лицо.

Даже чуть выдвинутая вперед челюсть теперь совсем не портит его. Вообще, Лена – красотка, особенно когда вот так вот улыбается, но из-за массивной челюсти, доставшейся ей, как говорит ее мама, от отца – комплексует.

Светлое каре с удлиненной на лицо челкой. Большие серые глаза и пухлые губки. Спокойный и добрый характер – даже удивительно, что у нее нет молодого человека.

Хотя, что тут удивляться – я прекрасно знаю по кому сохнет от безнадежной любви Лена.

– Ну что, девчонки, готовы зажигать?

К нам навстречу выходит он – Арсений, и Лена расцветает еще больше.

– Где зажигать? В ресторане? – лукаво интересуюсь я.

В глазах Арсения вспыхивают озорные огоньки.

– Так после рестика в клуб двинем или ты не в курсе? – он картинно оборачивается и кричит в пустоту, обращаясь в вымышленным присутствующим: – Почему Ксюшу не предупредили о клубе? Я вас спрашиваю?!

Мы смеемся, но краем глаза я прекрасно вижу, что персональное обращение Арсения именно ко мне напрягает Лену.

– Я пас, Арсюш, – мягко отвечаю, – у меня вечером еще дела… А вот Лена, – беру подругу под руку и вытягиваю вперед, – мастер по тусовкам. С ней вы круто зажжете!

Щечки Лены играю легким румянцем делая ее еще прекраснее.

Арсений – приятный парень, красивый и мужественный. Он не впервые проявляет ко мне знаки внимания, но я каждый раз дистанцируюсь.

Лена влюблена в него с первого курса, а он ее почти не замечает. Общается с ней как с другом и только.

Время в ресторане мы проводим чудесно, правда не долго – все-таки такие банкетные посиделки не для молодых людей двадцати трех-двадцати четырех лет.

Слишком горячая кровь, слишком сильно хочется жизни, веселья, драйва и бури эмоций.

Поэтому очень быстро мы решаем перемещаться на вечеринку в ночной клуб.

Я же отправляюсь домой.

Летний вечер медленно опускается на город, который никогда не спит.

Потоки автомобилей текут по улицам неторопливо переливаясь огнями фар.

Теплый воздух недвижим, а небо постепенно наливается синевой.

Я не тороплюсь вызывать такси и отказываюсь от предложений проводить.

Хочется немного пройтись в одиночестве и насладиться этим чудесным днем.

Испить его до дна, смакуя каждое мгновение.

В теле приятная усталость после волнений и суеты торжественного дня, но в душе воцаряется умиротворение.

Я молода, здорова, обеспечена и счастлива.

А впереди – только постоянно убегающий в даль горизонт.

Все мне доступно и все по плечу…

…Зарницы сверкают у кромки горизонта, когда я подъезжаю к дому.

Папина машина стоит на подъездной дорожке – не в гараже, хотя обычно он любит ставить авто туда.

Хмурюсь и думаю, не собрался ли он куда-то поехать на ночь глядя.

Такое бывает нечасто, но когда бывает я очень переживаю за него – все-таки темно и попасть в аварию гораздо легче.

Вхожу домой.

Скидываю с наслаждением опостылевшие туфли на высокой шпильке.

– Родители-и, я дома!

Из гостиной появляется мама, и сердце у меня обмирает – она старательно пытается сохранить спокойное выражение на лице, но… я слишком хорошо ее знаю.

– Мамуль, – встревожено спрашиваю я, – что-то случилось?

Она натягивает улыбку и качает головой:

– Нет, что ты, дочур. Проходи, мы с папой как раз говорили о тебе…

Визуалы 1

Дорогие читатели!

Давайте познакомимся с нашими героями)

Ксения, главная героиня

Умница и красавица. Пока еще немного наивная, но скоро все изменится...

Ее муж, который возмнил себя неизвестно кем...

Глава 3

Ксения

– Мам, ты такая таинственная и торжественная, – несколько нервно смеюсь я, – что даже пугаешь…

Мама взмахивает ладонью и улыбается:

– Ой, ладно тебе! Таинственная… напридумываешь же.

Мы проходим в гостиную.

Папа стоит у окна и смотрит через панорамные окна на вечерний сад.

Не оборачивается, когда мы входим – погружен в задумчивость настолько сильно, что не замечает.

Папа у меня красивый и представительный мужчина: высокий, широкоплечий. Выглядит молодо для свои «за шестьдесят».

Сейчас на нем отлично темно-серый костюм – видимо, папа вернулся домой немного раньше, чем я.

– Папуль, привет.

Как и всегда бросаюсь к нему на шею и с удовольствием вдыхаю горьковатый аромат его туалетной воды – запах знакомый с детства.

Папа у меня очень консервативный человек.

С трудом и неохотно меняет взгляды и привычки.

В какой-то степени его можно было бы назвать и авторитарным, но я предпочитаю прилагательное – мужественный.

Он всегда и все решает сам.

Ему никто не позволял этого, никто не назначал на эту роль – он просто так делает по своей природе.

И я считаю это правильным – так и должен вести себя настоящий мужчина.

Быть мужчиной – быть лидером. Во всем.

– Поздравляю тебя, малышка! – папа целует меня в щеку, а я заливаюсь краской от гордости. – У меня есть для тебя подарок.

– Что? – округляю удивленно глаза. – Где? Какой?

И начинаю прыгать возле, как маленькая нетерпеливая девочка.

Папа улыбается и гладит меня по волосам.

– Пойдем, я покажу, – улыбается он и треплет меня за щеку.

Я смотрю на маму, словно жду от нее подсказки – она отвечает молчаливым жестом, притворяясь, будто ничего не знает.

Ну ладно.

Если честно, то я просто обожаю сюрпризы!

Это так здорово – получать что-то в подарок, а вот этот вот миг – когда ты еще не знаешь что именно тебя ждет и горишь предвкушением…

М-м-м… это просто бесподобно!

Гуськом мы двигаемся обратно: папа, я и замыкает коротенькую процессию мама.

Выходим на крыльцо.

Ворота гаража уже подняты, и…

Я не могу сдержать восторженного девчачьего визга.

Из ворот гаража на меня смотрит темно-синий блистающий новизной мерседес-кабриолет.

Я прижимаю ладони ко рту и поворачиваюсь к папе.

– Ты его заслужила, – произносит он. – Я тобой очень горжусь – ты достойная дочь.

Мама подходит меня обнять, я же повисаю на них обоих.

Бессвязным потоком шепчу слова благодарности, уткнувшись в папино плечо.

Это лучший день в моей жизни!

Большой розовый бант украшает крышу авто.

Мы все вместе идем смотреть подарок.

Автомобиль восхитительный! Элегантный, но строгий. Красивый, но не вычурный.

Папа засовывает руку в карман брюк и извлекает ключи.

– Только пообещай мне, что будешь осторожна, хорошо?

– Конечно, папуль! – целую его еще раз в обе щеки.

Уже появившаяся щетина чуть покалывает мне кожу – и это тоже знакомо и привычно с детства.

Мы возвращаемся в дом.

– Ксюш, теперь я хочу с тобой серьезно поговорить.

– Да, папа.

Внутри все сжимается от непривычного и непонятного предвкушения.

Мы садимся друг напротив друга в гостиной. Мама присаживается на подлокотник папиного кресла.

– Наташа, сделай кофе, – не глядя на маму произносит папа.

Мама встает и все с той же улыбкой уходит на кухню.

– Итак, дочь. Ты закончила университет, отучилась в магистратуре. Ты большая молодец и я горжусь тобой…

Внутри все трепещет от похвалы.

– Есть ли у тебя какие-то планы на будущее?

Пожимаю плечами.

– Не думала еще, пап. Вообще, мне казалось ты хочешь чтобы я работала у тебя…

Папа медленно кивает, словно погрузившись в задумчивость.

– Да, я хочу, чтобы ты принесла пользу семье. И бизнесу.

Сейчас он предложит мне какую-то должность в своей компании. Я готова на любую работу, и даже начинать с низов – хочу быть достойна своего отца, создателя и единоличного руководителя.

– Завтра я пригласил к нам на ужин делового партнера, – после небольшой паузы вдруг переводит тему папа.

– Хорошо, папа. Ты хочешь, чтобы и я присутствовала?

Такие ужины и обеды в нашем доме не редкость.

– Да. И не только.

Непонимающе смотрю на него.

– Мой партнер будет со своим сыном… В общем, Ксения, я не буду ходить вокруг, да около – ты должна выйти замуж. Я так решил.

Челюсть отвисает у меня.

В этот момент я выгляжу, должно быть, довольно глупо, потому что папа нервно хмурится и отводит взгляд.

Я сейчас не ослышалась?

Может из-за праздника со мной случилось что-то? Что-то вроде нервного расстройства и мне чудится всякое?

– Прости, пап, я не поняла…

– Ну, что тут непонятного? – еще раз хмурится отец. – Ты взрослая девушка. С образованием. Тебе уже двадцать четыре, я прав?

Машинально киваю.

– Ну вот, – папа легонько бьет ладонью по подлокотнику кресла. – Самое время устраивать личную жизнь…

В голове просто все смешивается в какой-то пестрый ворох мыслей и образов.

Ситуация кажется настолько нереалистичной, невозможной… сумасшедшей! Что я просто отказываюсь верить услышанному.

– Но, пап, подожди… Я ничего не понимаю…

Лицо отца приобретает холодную жесткость.

– Что тебе не понятно, Ксения? Все же предельно просто: ты молодая женщина, у моего партнера есть сын – замечательный молодой человек. Вы поженитесь, и наши компании будут делать совместный бизнес.

Вздох облегчения готов сорваться с губ.

Я вскрикиваю:

– Так это фиктивный брак? Что же ты раньше не сказал?

Он отрицательно качает головой.

– Никакой фикции, Ксения. С чего ты взяла? Мы объединяем наши семьи. Укрепляемся во всех сферах…

Черное отчаяние накатывает на меня так неожиданно, что пробуждает строптивую ярость:

Глава 4

Ксения

Мой вопрос повисает в воздухе.

Мама входит с подносом, на котором стоит любимая папина чашка.

Белесый парок распространяет по комнате аромат крепкого кофе, с нотками шоколада и жгучего перца.

Папа всегда пьет кофе по вечерам и работает потом допоздна.

Теперь он шумно вздыхает и бросает укоризненный взгляд на маму:

– Твое воспитание. Ты ее разбаловала.

Я же вообще отказываюсь верить собственным ушам.

Какая свадьба? Как так вообще можно решать что-то за меня?

– Мам, – поворачиваюсь к маме, – ты мне хоть объясни, что вообще происходит? Какая свадьба? Что за дикость…

– Выбирай выражения, – отхлебывая из чашки раскаленный черный кофе недовольно бросает папа, и я по многолетней привычке прикусываю язык.

Но это только в первый момент.

Чувство вселенской несправедливости по отношению ко мне, к моим интересам, чувствам и желаниям создают в душе такую горючую смесь, что я просто на грани взрыва.

– Пап, да это же дикость какая-то! – у меня вылетает нервный смешок.

– Ты считаешь мои слова дикостью? – с скрываемой угрозой произносит отец.

Я впервые слышу такие интонации в его голосе по отношению ко мне.

Пугаюсь, аж озноб пробегает по спине.

Руки трясутся, а глаза туманят слезы.

– Пап, ну так же нельзя… сейчас же не средневековье…

Отец пожимает плечами.

– Ничего страшного не вижу в этой ситуации, кроме твоей неожиданно открывшейся склонности к истерии и драматизму. Завтра ужин с моим партнером и его сыном. Познакомишься, пообщаешься. Тебя никто насильно никуда не тянет…

Ага, не тянет! То, что происходит сейчас меньше всего похоже на что-то добровольное.

Отец делает еще один глоток и продолжает говорить ужасающе спокойным тоном страшные вещи:

– Ты же взрослая уже, дочь. Пора уже понимать, что мир состоит не только из твоих удовольствий. Нужно взрослеть и брать на себя обязанности, а быть женой и матерью – просто святой долг любой женщины…

– Но не так же, папа! Ты меня будто вещь продаешь!

Отец ставит чашку на столик, откидывается в кресле и хлопает по подлокотнику ладонью.

От его нарочитого спокойствия все приобретает еще более пугающий окрас.

Вздрагиваю.

– Мам, ну ты хоть скажи…

– Она тебе тут не помощник, – говорит отец, не глядя на мать.

Мама слегка растеряна и по-прежнему продолжает улыбаться этой пустой, ничего не значащей улыбкой.

– Я сказал тебе, что все решено, ясно? Ты моя дочь и будешь слушаться. Завтра подготовься к ужину – я хочу, чтобы ты произвела впечатление.

Уж не сомневайся – произведу. Такое тебе будет впечатление – во век не забудешь!

– Но если ты надумаешь ослушаться меня или выкинуть какой-нибудь фокус – пеняй на себя, ясно? Я тебя сразу же лишу всяческого обеспечения…

Кровь приливает к лицу – он меня шантажирует? Родной отец?

А этот подарок – новенький классный автомобиль, подаренный будто бы на окончание универа и аккуратно перед разговором?

Все часть манипулятивной игры?

–…тебе все ясно, Ксения?

Каждая жилка внутри трясется от ярости и страха.

Чувства настолько противоречивые, что я способна только кивнуть голой и выпалить:

– Да!

Разворачиваюсь, взметнув подолом платья и иду вон.

– Я тебя разве отпускал? – в след бьет ледяной голос, и я замираю.

Не знаю, что меня бесит больше: скотское отношение родителей ко мне, как к предмету или настолько слепая вера и любовь к ним, которая у меня просто в крови, что я продолжаю машинально слушаться каждого его приказа.

Разворачиваюсь.

– Ужин завтра в восемь. Запомни. И все что я сказал тоже. Можешь идти.

Я выбегаю, заливаясь слезами.

Когда в детстве я читала сказки про принцесс и прекрасных принцев я, конечно, воображала себя героиней такой сказки, но в реальности… в реальности это выглядит просто ужасно.

Никакой принц не появится и не спасет меня от жестокого отца.

А жених…

Я его совсем не знаю, даже не представляю, как он выглядит… да как бы не выглядел – это же просто ужасно соглашаться на такое… такое форменное насилие!

Сразу ставлю на нем крест и как на человеке, и как на личности – если он согласился, то явно не заслуживает уважения. Он все-таки мужчина и мог бы оказать гораздо больше сопротивления, чем я.

Убегаю в свою комнату и бросаюсь лицом на подушку.

Горько рыдаю. Мне до сих пор происходящее кажется каким-то кошмарным сном.

Проходит несколько минут, и я чуть успокаиваюсь.

Входит мама:

– Ксю-юш…

– Уходи! – сквозь слезы кричу я.

Она не заступилась за меня, хотя кто еще кроме нее мог бы это сделать?

Два самых близких на свете человека предали меня!

Как такое возможно пережить?

Мама не уходит – едва слышно проходит в комнату и садиться на краешек кровати.

Эти ее движения так естественны, так привычны – сколько раз она меня успокаивала точно также, когда я плакала из-за плохой оценки в школе или невнимания мальчика, который нравился?

И от этого еще больнее. Гораздо. В тысячу раз!

– Ксюш, ну… – она поглаживает меня по спине, но я дергаюсь, стараясь стряхнуть ее руку с себя.

Мама замолкает и просто сидит рядом.

– Уходи, мама, – не поднимая лица говорю я. – Уходи. Я не хочу ни видеть тебя, ни разговаривать с тобой. Я не хочу даже находиться с тобой в одной комнате.

Кровать чуть поскрипывает, когда мама встает.

– Ксюша, если ты подумаешь спокойно, то поймешь, что ничего страшного не произошло, чтобы вызывать такую реакцию…

Они действительно не понимают? Действительно так думают? Каждое слово – порез на сердце.

–…мы с папой тебя любим и желаем для тебя только лучшего. Поверь. Просто поверь, а убедиться у тебя будет возможность уже совсем скоро…

***

Дорогие читатели!

Визуалы 2

Дорогие мои!

Представляю вашему вниманию родителей Ксении.

Анатолий Евгеньевич Романов, отец.

Мария Аркадьевна Романова, мама

Глава 5

Ксения

Мама сидит возле меня еще какое-то время, поглаживая по спине, но ее прикосновения для меня – как наждаком по живой коже.

Я лежу, уткнувшись в подушку и не могу поверить, что самые близкие люди могут поступать таким варварским образом.

Когда я устаю рыдать, то просто затихаю.

На мамины слова не реагирую – выстраиваю стену отчуждения. Кирпичик за кирпичиком.

Только это поможет мне продержаться.

Когда я затихаю, мама встает и выходит из комнаты.

Дверь щелкает, отсекая меня от всего мира, и я, наконец, остаюсь одна.

Переворачиваюсь на постели и смотрю в потолок, освещенной настольной лампой.

Сейчас я ненавижу всех и вся.

Как мой чудесный мир мог превратиться в такой ужас?

Как они не понимают всей жестокости происходящего?

Я прокручиваю одни и те же вопросы раз за разом и все также не нахожу вразумительного ответа.

Проходят минуты, а я лежу, уткнувшись в потолок и кусая губы.

– Хватит, – негромко команду себе.

– Хватит! – повторяю уже громче и бью кулаком по матрасу.

– Прекрати ныть, – строго обращаюсь к себе и усилием воли заставляю себя сесть на постели.

Оглядываю комнату так, будто вижу ее впервые: огромные окна, выходящие на задний двор, усаженный ивами; компьютерный стол с огромным монитором яблочной фирмы. Гардеробная за полуприкрытой дверью с ворохом одежды и платьев. Книжный шкаф с произведениями любимых писателей… Дверь в ванную.

Все привычно и знакомо до боли.

Родное, теплое.

Было.

А теперь что?

Что мне делать?

Соглашаться на замужество? Да это и не замужество, а какое-то выданье как в самой дикой стране…

Идти в отказ и посмотреть, что предпримет папа?

Сегодня в его глазах блестело что-то такое, чего я никогда прежде не видела – стальная жесткость хищника.

Как он поступит в ответ на мое твердое «нет»?

От мысли, что придется вступить в прямую конфронтацию с отцом, оспорить его решение, перечить ему… меня начинает бить дрожь.

Это просто ужасно.

Я не смогу.

Опускаю ноги с постели и еще с минуту сижу согнувшись – собираюсь с силами чтобы встать.

Если я не могу сражаться, отстаивать себя, то что?

«Да» - единственный оставшийся вариант?

Дрожь омерзения сотрясает плечи и прокатывается по спине.

Я не видела этого «жениха», но уже ненавижу.

Делаю несколько несмелых шагов по комнате, будто она уже не моя…

Подхожу к окну и распахиваю его. Вдыхаю теплый летний воздух с острым ароматом скошенной травы и влаги. Смотрю на багровую полоску закатившегося солнца вдалеке…

А может сбежать?

Поддаваясь импульсу, перекидываю ногу через окно и нащупываю гладкую поверхность черепичной крыши.

Я что, в самом деле сбегаю из дома?

Та самая я, послушная и ласковая дочь?

Упрямо сжимаю губы и продолжаю перелезать через окно.

Я всегда была примерной девочкой и такие «фокусы» чужды для меня.

Выбираюсь из окна.

Главное, чтобы соседи не заметили на фоне светлого летнего неба мою сгорбленную фигуру – решат еще, что это грабитель ползет и вызовут полицию.

А это не грабитель, а всего лишь я – убегаю от мамы и папы в двадцать четыре.

Как-то звучит ужасно и позорно, постыдно… Но, что есть, то есть.

Крадусь, позвякивая черепичками и поглядываю – как спускаться с крыши второго этажа дома я не знаю.

К такому жизнь меня не готовила. И в МГУ не обучали, хоть это и топовый универ по стране.

Ладно, как в фильмах показывают – спущусь по водосточной трубе. Это плевое дело. По крайней мере, в фильмах.

Вот и труба!

Этот первый успех меня приободряет, и я опускаюсь перед ней на колени.

– Да и земля внизу мягкая, – утешаю себя, поглядывая вниз на изумрудный газон с тоненькой полоской бетонной дорожки.

Тихо шелестят ветвями ивы – любимые папины деревья.

Это его желание было – засадить участок ивами. Мама была против, но в доме хозяин папа, поэтому сопротивление было недолгим.

Я тоже люблю ивы, как и папа.

А он их просто обожает – в редкие свободные дни может поставить кресло, укрыться листвой и просто сидеть, покуривая сигару.

Залезая на водосточную трубу я не отличаюсь ни грацией, ни ловкостью.

Но и наплевать – главное результат, и вот, минут через пять пыхтения и напряжения, я спрыгиваю на прохладную бетонную поверхность.

Чуть оцарапалась, но это ерунда.

Я очень горжусь собой и даже собираюсь исполнить победный танец, как негромкий щелчок нарушает мое уединение.

Знакомый такой звук… как от папиных ножниц для сигар.

– Далеко собралась, – его голос подобен грому, и от неожиданности я взвизгиваю и подпрыгиваю на месте.

Тишина опускается между нами.

Чиркает спичка. Слышен шелест горящих табачных листьев.

Тут же доносится тяжелый запах табака с чем-то орехово-шоколадным.

Раньше мне всегда нравился аромат папиных сигар, теперь же я его ненавижу.

– Я не ожидал такого ребячества от тебя, Ксения.

Каждое слово – как удар. Как гвоздь, который вколачивается в сердце.

– Я разочарован.

Услышать эти слова я боялась всю жизнь.

Папа выходит из-под сени листвы, попыхивая сигарой.

Я замираю.

Он смотрит на меня, но ничего не говорит – просто изучает мое лицо и курит вонючую сигару.

Мы молчим.

– Марш домой, быстро, – произносит он тихо.

И мой мозг тут же, автоматически, отдает команду телу и… я повинуюсь.

Глава 6

Ксения

Следующим утром, я встаю пораньше.

Теперь я не чувствую себя растерянной и слабой.

Спокойно собираю документы – паспорт, диплом (еще пахнущий типографской краской).

Денег не оказывается – все на карте, наличку я как-то не привыкла держать, поэтому нужно будет снять сразу, как только появится возможность.

Спускаюсь вниз.

Мама уже хлопочет на кухне. Папа, как всегда, уехал на работу.

– Завтракать будешь, Ксюш? – интересуется несмело мама.

Я отрицательно качаю головой.

– В городе поем – с девчонками договорились вместе пойти на занятия по йоге. Жанна нашла какую-то тренеру офигенную, хотим посмотреть…

Мама внимательно смотрит на меня, но я убедительная во лжи.

Кивает.

– Ксюш, только без глупостей, ладно? Папа просил тебе передать…

Не выдерживаю и морщусь.

Так и хочется заорать: все равно не заставите выйти замуж!

Но я сдерживаюсь.

– Да, мам, я поняла. Все в порядке.

Мама смотрит, и я вижу, что не верит мне, но стараюсь изо всех сил.

Беру большое зеленое яблоко, кусаю брызгая соком и выхожу.

– Ужин в шесть! – кричит вдогонку мама. – Не опаздывай!

– Да-да, хорошо!

Достаю ключи от подаренной тачки.

Теперь она не вызывает у меня столько восторгов, но это все же лучше чем ехать на такси.

Прыгаю в машину.

Особенного плана у меня нет.

Только желание – огромное, горящее, неутомимое.

Свалить как можно дальше.

Сейчас сниму денег – на первое время хватит, а с таким дипломом работу найду точно.

Даю по газам и выезжаю из нашего коттеджного поселка.

В первом попавшемся банкомате снимаю максимум с обеих кредиток и мчу в не к Москве, а в область – просто куда глаза глядят.

Опускаю крышу и наслаждаюсь свободой: ветер, солнце, простор!

Красота!

Сказка заканчивается на одном из стационарных постов полиции.

Меня останавливают, задерживают, а потом приезжает человек от папы и отвозит меня домой.

От папы я получаю только одно смс со знакомыми словами:

«Я разочарован».

Мама укоризненно качает головой, встречая меня.

А я поражаюсь – как у них совести хватает еще в чем-то меня упрекать.

Остаток дня до вечера провожу запершись в комнате.

А около пяти мама деликатно стучится в дверь – как мило. Это, типа, мои границы так уважаются?

– Ксюш, собирайся, пожалуйста. Скоро приедут гости…

– Мне плевать, – огрызаюсь. – Это ваша с папой затея, вот сами и выкручивайтесь.

– Ксюш, не позорь папу. Это всего лишь ужин. Будь дипломатичнее – ты же женщина… Тебя прямо сейчас в загс никто не ведет…

Я вздыхаю – все равно ведь не отстанут, а мама в че-то права.

Сегодня только ужин, а потом посмотрим кто кого.

Следующий свой побег я продумаю лучше и не попадусь так глупо.

Принимаю душ, надеваю любимое темно-зеленое платье с открытыми плечами – в нем я чувствую себя уверенно.

Капля любимых духов и я готова.

Кейтеринг уже работает во всю, как и приглашенный повар.

В половину шестого появляется папа. Одобрительно скользит по мне глазами и кивает.

– Умница, дочь. Можешь же когда хочешь.

Чтобы это ни значило в его понимании, но меня просто воротит от эти слов.

В седьмом часу появляется роскошный черный автомобиль.

Из него вылезает невысокий полный мужчина – чуть старше папы. Дорогой костюм и вычурные золотые часы с украшениями создают не самый привлекательный образ.

Какой интересно сынок у такого папочки?

Он широко улыбается сверкая несколькими золотыми вставными зубами и жмет руку отца.

Они обмениваются приветствиями и пожеланиями.

Мы с мамой стоим, вытянувшись и ждем – блин, как в девятнадцатом веке каком-то.

Опираясь на руку водителя, из автомобиля выбирается женщина, а ее мужу до этого кажется нет никакого дела.

Интересно, где же мой женишок? Его-то как раз пока и не видно.

Папа нас представляет своему важному деловому партнеру.

Давид Георгиевич и Валентина Константиновна извиняются за своего сына.

– Представляешь, Толя, какой занятой, – разводит руками Давид Георгиевич. – Сказал, что присоединится, как только сможет. Никакого уважения к старшим у этого поколения…

Мне же становится настолько смешно, что я едва сдерживаю улыбку.

Валентина Константиновна напоминает дорого одетую, но выцветшую тень своего мужа.

Никакой любовью в их отношениях и не пахнет.

Мы садимся за стол и приступаем к торжественному ужину.

Через несколько минут я понимаю, что все мы, кроме папы и Давида Георгиевича – только декорации.

Им отлично и без нас – увлеченно обсуждают дела бизнеса, шутят смешные только для них шутки… в общем, проводят время с пользой.

Я наблюдаю за всем этим, и в моей душе крепнет надежда.

Надежда, что никакого сватовства не будет.

Зачем оно? Укреплять что? Они и так прекрасно ладят между собой, не замечая никого вокруг.

Я лениво ковыряюсь в тарелке минут двадцать, а потом извиняюсь и выхожу из-за стола.

Папа только бросает быстрый взгляд, но от беседы не отвлекается.

Видимо, его совсем отпустило.

– Ксюш? – зато мама вопросительно поднимает бровь.

– Пойду немного пройдусь, – отвечаю я и выхожу из дома.

К вечеру слегка похолодало, и уже жалею, что не взяла какую-нибудь кофту.

Иду по знакомой улице вдоль домов, киваю соседям, и стараюсь ни о чем не думать.

Здесь тихо спокойно… я поворачиваю за угол, и оступаюсь на бордюре.

Вскрикиваю от боли.

Нога подворачивается и я падаю, но… чьи-то сильные руки подхватывают меня.

Глава 7

Ксения

Я падаю – резко, нелепо, с глупым вскриком. Но прежде, чем колени врезаются в асфальт, чьи-то сильные руки подхватывают меня.

Горячие. Твердые.

Я врезаюсь в чью-то грудь, и в нос ударяет волна парфюма – дерзкого, древесного, с горьковатыми нотами табака и кожи.

Агрессивного, мужского.

Он врывается в дыхание, заполняет легкие, и я на секунду теряюсь.

– Больно?

Голос. Низкий. С хрипотцой, будто его края обожжены дымом.

Я резко поднимаю голову – и проваливаюсь в темные глаза.

Черные. Глубокие. Как ночь без звезд.

Он высокий – мне приходится запрокидывать голову. Широкие плечи отбрасывают тень, перекрывая закатное солнце.

Черные волосы, слегка растрепанные, будто он только что провел по ним рукой.

Легкая щетина, подчеркивающая резкую линию челюсти. Лет тридцать, не больше.

– Нет, – выдыхаю я, но он не отпускает.

Его пальцы слегка впиваются в мой локоть – крепко, властно.

Я чувствую тепло его ладони даже сквозь ткань платья.

– Уверена? – Он приподнимает бровь, изучая мое лицо. – Ты чуть не свернула лодыжку.

Я машинально пытаюсь вырваться, но его хватка лишь слегка усиливается.

Не больно. Но так, чтобы я поняла – он не отпустит, пока не убедится, что все в порядке.

– Я в порядке, – говорю резче, чем планировала.

Его губы чуть растягиваются – не улыбка, а скорее тень усмешки.

– Кричишь – значит, жива.

От его тона по спине пробегают мурашки.

Наглый. Уверенный. Как будто он уже знает, что я соврала.

Я резко отстраняюсь, наконец вырывая руку. Он не сопротивляется, но его пальцы разжимаются медленно, будто нехотя.

– Спасибо, – бросаю через плечо и делаю шаг, но нога предательски подкашивается.

Он тут же снова ловит меня – быстро, как будто ожидал этого. На этот раз его рука обвивает мою талию, прижимая к себе.

– Врешь, – говорит он просто.

Его дыхание обжигает шею. Парфюм, смешанный с теплом кожи, кружится в голове.

Я замираю.

Кто этот человек?

И почему его прикосновения не пугают, а заставляют сердце биться чаще?

– Отпустите меня, пожалуйста, – говорю я ледяным тоном, стараясь придать голосу металлическую твердость.

Но мои слова почему-то звучат не так убедительно, как хотелось бы.

Он отрицательно качает головой, и эта простая реакция вызывает во мне странное раздражение.

Его улыбка - теплая, обезоруживающая - вспыхивает на загорелом лице, и я ненавижу то, как мой взгляд невольно задерживается на его губах.

– С подвернутой ногой лучше не шутить, – говорит он разумно. – Хотите повторить падение и усугубить травму?

Я чувствую, как его пальцы осторожно, но твердо сжимают мой локоть. Его прикосновение кажется одновременно и навязчивым, и... заботливым.

– Вы что, доктор? – бросаю я с вызовом, поднимая подбородок.

Он серьезно кивает, и в его темных глазах вспыхивает веселая искорка:

– Угу. Хирург, – и спустя долю мгновения добавляет с едва заметной озорной улыбкой: – Пластический.

На секунду мы замираем, смотря друг на друга – он с невозмутимой уверенностью, я с напускной холодностью.

А потом...

Потом происходит что-то неожиданное.

Его губы растягиваются в широкой, почти мальчишеской улыбке, и я чувствую, как мое собственное лицо предательски отвечает ему.

Смех вырывается у нас одновременно – легкий, искренний, снимающий напряжение.

Вот бывают же люди – вроде и не сказал ничего особенного, а посмеялись и стали… как-то ближе что ли.

В общем, я сама не замечаю, как проникаюсь симпатией к незнакомцу.

Но кто это? Вижу его здесь впервые – приехал к кому-то из соседей?

– Я вас не знаю, – говорю я, чуть отстраняясь и переводя дух. – И вообще впервые вижу в нашем районе.

Его губы растягиваются в улыбке:

– А вы что, знаете всех здесь?

Я серьезно киваю и опираюсь на его руку:

– Конечно. Вы посмотрите какой он компактный и… особенный. Тут все друг друга знают, и случайных людей здесь не бывает.

– А если я не случайный? – продолжает подразнивать он.

Пожимаю плечами.

– Да мне, в общем-то, все равно, – равнодушно отвечаю я, а сама поглядываю едва заметно.

Он молча смотрит на меня, и в его взгляде – что-то неуловимое, будто он разгадывает загадку.

Потом внезапно протягивает руку.

Ладонь широкая, крепкая, с едва заметными шрамами у основания пальцев.

– Георгий.

Я медленно кладу свою в его – его пальцы смыкаются вокруг моих, теплые, уверенные.

Слишком долго. Слишком осознанно.

– Ксения.

– Восхитительное имя – Ксения…

Он словно смакует его. Катает на языке.

– Можно я буду звать вас Ксюшей?

Выставляю иголочки как маленький ежик.

Парень, конечно, приятный, но… мне ведь совсем сейчас не до знакомств.

– Ксюшей меня зовут друзья и близкие, а вас я впервые вижу.

– Давайте я провожу вас домой, – говорит он и слегка кидает головой назад, в сторону черного BMW-седана, припаркованного у тротуара. – И мы познакомимся лучше и непременно станем ближе.

Я резко отдергиваю руку.

– Нет, спасибо.

Он не настаивает, но в уголке его рта играет та же раздражающе самоуверенная полуулыбка.

– Простите, – в его глазах шутливость сменяется серьезностью. – Не хотел вас обидеть или быть навязчивым… Да, вы правы, я не местный. Я приглашен на дурацкую встречу... И мне ужасно не хочется на нее идти…

О, как я его понимаю.

– А тут вы… словно ангел-хранитель…

Краснею от такого комплимента.

– И я бы хотел хотя бы проводить вас до дома, а потом уже сдаваться и идти заниматься скучным бизнесом…

– Вы всегда так быстро сдаетесь? – не удерживаюсь от подначки.

По лицу Георгия пробегает едва уловимая тень и в глазах вспыхивает огонек.

Глава 8

Ксения

Я делаю шаг назад, пытаясь отстраниться от него, но едва переношу вес на ногу – острая боль пронзает лодыжку, и я чуть не падаю снова.

– Ну вот, – его голос звучит где-то прямо над ухом, низкий, с легкой усмешкой. – Я же говорил.

Прежде чем я успеваю что-то ответить, его руки скользят под мои колени и спину. Один резкий взмах – и я уже в воздухе, прижатая к его груди.

Он такой... большой.

Широкие плечи, на которых я могла бы уместиться, как в кресле.

Руки, обхватывающие меня так плотно, что я чувствую каждый мускул сквозь тонкую ткань его рубашки.

Он несет меня легко, будто я вешу ничего, и от этого становится странно тепло внутри.

– Расслабься, – говорит он, и его дыхание касается моей кожи.

Я не хочу расслабляться.

Но его запах – Боже, этот аромат – обволакивает меня.

Дорогой парфюм, смешанный с чем-то своим, натуральным: горячая кожа, едва уловимые табачные нотки и примесью шоколада.

Он агрессивный, мужской, и я чувствую как по коже разбегаются мурашки.

В его руках, в его объятиях мне становится так легко и спокойно – возвращается уже забытое чувство защищенности.

Жаль, что это ненадолго – сейчас он поставит меня на землю, а я словно спущусь с облака.

Может быть проводит до дома, и мы расстанемся

Он – на свою деловую встречу, я…

И в этот момент мысль о собственной судьбе кажется совсем невыносимой.

Скольжу взглядом по его лицу, напряженным желвакам и четко очерченной линии подбородка.

Маленькая голубая венка на виске быстро пульсирует.

– Я сама... – пытаюсь отказаться от помощи, но он уже открывает дверь своего автомобиля.

Сажает меня на сиденье так осторожно, будто я хрустальная.

Его пальцы на мгновение задерживаются на моей талии, и я чувствую, как по спине пробегает дрожь.

Он мягко захлопывает дверцу.

Продолжаю наблюдать за ним пока он обходит автомобиль спереди: уверенный, сильный мужчина.

И почему сейчас? Почему он повстречался мне только сейчас?

Хотя, может и к лучшему – отец бы все равно сделал по своему.

Теперь я прекрасно понимаю, что его волнуют только собственные интересы, а меня он никогда не любил по-настоящему.

Георгий садится на водительское кресло и, повернувшись ко мне, сморит.

В глаза поблескивает озорной огонек.

– Ксения… – произносит он медленно, а я заливаюсь краской от смущения.

Это, кажется, его только больше раззадоривает.

– А может к черту дела и сбежим на ужин?

Он произносит это так по-мальчишески озорно, что я невольно улыбаюсь.

Как бы мне хотелось сказать «да», и забыть обо всем…

Но я отрицательно качаю головой.

– Меня ждут.

– Ждут? – вскидывает бровь. – Муж, любовник… мама?

– Почти, – отвечаю с вызовом.

Меня неожиданно задевает его вопрос.

Хочу расставить все точки над «и».

– Это как? – усмехается он.

– Родители ждут на ужин… а муж… если коротко, то жених должен присоединиться чуть позже…

– Что-то совсем без энтузиазма, – Георгий сверкает глазами и заводит авто.

Пожимаю плечами.

– Потому что его нет. Для меня это часть бизнеса. Так что у меня, можно сказать, тоже бизнес.

– О. Так нам сам Бог велел бросить дела и умчаться отлично провести вечер. Баш на баш – я бросаю свои дела, ты – свои? Отказа я не принимаю. Иначе мне придется тебя похитить.

Последние слова он произносит со смехом, но в глубине темных глаз вспыхивает что-то агрессивное, брутальное и очень жесткое – этот мужчина не привык к отказам.

Он привык получать то, что хочет.

А сейчас он хочет меня.

Мысль о возвращении домой вместо приятного вечера в компании интересного молодого человека кажется просто ужасающей.

Да и в глубине души, и я сама хотела бы бросить все и умчаться подальше.

Пока я думаю, Георгий уже выруливает на дорогу и быстро набирает скорость

– Эй, погоди! – возмущаюсь я. – Я же не сказала «да»!

– Уже сказала, – улыбается он.

Его улыбка добрая, мягкая, нежная… в ней хочется раствориться.

Как он быстро меняется, когда получает желаемое. Или мне кажется.

Тихонько вибрирует телефон.

Георгий смотрит на экран, потом берет трубку.

– Пап, я пока занят, прости… Приеду, как только смогу…

Он еще о чем-то говорит с отцом, споря и доказывая, но я не слушаю.

Просто думаю о том, как удивительно совпало – и на него пытаются давить родители.

Хотя видно, что он взрослый и состоявшийся мужчина.

Дома родного поселка пролетают мимо.

Мы проезжаем пост охраны и выезжаем на трассу.

Георгий быстро набирает скорость.

Он все еще говорит по телефону, когда звонит мой собственный.

Папа.

Сердце тревожно сжимается в предвкушении.

Я с грустью успеваю подумать, что совсем недавно, всего пару дней назад звонок папы предвещал для меня только что-то хорошее, а теперь…

– Ксения, – стальной тон не оставляет и шанса вставить возражение, – быстро домой. Не вынуждай меня доставлять тебя как в прошлый раз.

Он думает, я сбежала.

Хотя это не слишком-то и далеко от истины, думаю, я поглядывая на Георгия.

– Я повторять не собираюсь, – папин голос пробирает до дрожи. – Не заставляй меня принимать меры…

А это уже звучит просто как угроза.

Мой мир настолько изменился! Белое стало черным…

Произношу в ответ только «хорошо» и поворачиваюсь к Георгию.

– Прости, сказки не получилось… Мне нужно домой. Отвези меня, пожалуйста.

– Неужели злобный дракон одержит верх над прекрасным принцем? – пытается пошутить Георгий, но я только качаю головой.

– Сказки закончились… для меня уж точно. Прости.

Георгий сжимает губы и кивает после секундного раздумья.

– Домой так домой. Но знаю, Ксюша – ты мне очень понравилась и так просто я от тебя не отступлюсь. И жених твой – мне не помеха.

Глава 9

Ксения

Черный БМВ плавно останавливается у знакомых ворот.

Георгий выключает двигатель, и в салоне воцаряется гнетущая тишина.

Я сжимаю пальцы на коленях, ногти впиваются в кожу сквозь тонкую ткань платья.

Выходить мне совсем не хочется, но с ним я чувствую себя… увереннее.

Сад залит теплым вечерним светом светильников.

Родители вместе с гостями переместились на террасу. Попивают коктейли. В воздухе плывет сизый дымок сигар.

– А вот и наши дети! – восклицает отец, поднимаясь.

Я застываю на месте.

Наши дети.

Наши.

Резко оборачиваюсь к Георгию.

Он несколько раз моргает, но выражением лица не выдает удивления.

Или… или он не удивлен?

Георгий поворачивается ко мне, его лицо в полумраке кажется чужим.

– Ксения...

– Замолчи, – шиплю я, голос дрожит от ярости. – Ты знал.

Он не отрицает.

Не оправдывается.

Просто смотрит на меня этими своими черными, слишком спокойными глазами, и мне хочется ударить его.

Чувствую себя какой-то… обманутой… использованной.

Глупо. Будто надо мной посмеялись.

– Выходи, – говорит он наконец, распахивая дверь.

Я выскальзываю из машины, не дожидаясь, пока он обойдет. Нога болит, но я не подаю вида.

Любое движение причиняет боль, но я упрямо стискиваю губы, но все же застываю на месте.

Георгий легко кладет руку мне на спину, будто так и должно быть.

– Давай помогу, – произносит он, обжигая шею дыханием.

– Я справлюсь сама, – и тут же не могу сдержаться: – Так ты знал?

Мне почему-то очень важно знать ответ на этот вопрос.

Георгий качает головой, но я не успеваю понять его ответа.

– Георгий, ты уже познакомился с моей дочерью, как я вижу, – произносит отец, протягивая ему руку для рукопожатия.

– Да, мы… столкнулись случайно, – улыбается он, и его пальцы слегка сжимают мой бок. – Я заблудился, и Ксения мне помогла.

Я не дышу. Не двигаюсь. Внутри – буря.

Если он знал, то зачем играл? К чему это притворство?

И зачем продолжать эту бессмысленную игру сейчас?

Я бросаю взгляд на Георгия, но он слишком занят знакомством с моими родителями.

Отец широко улыбается и долго не выпускает ладонь Георгия из своих рук.

Мамины глаза блестят довольством, а сама она рассыпается радушием.

Все происходящее кажется мне фальшивым – от начала и до конца.

Я делаю неосторожный шаг, и тут же не могу сдержать болезненной гримасы.

– Подожди, Ксения, – мгновенно поворачивается ко мне Георгий. – Ноге нужен покой.

И добавляет довольно жестко, сверкнув глазами:

– Я же уже говорил.

И под взглядами родителей и гостей он тут же берет меня на руки, как маленькую девочку.

Не успеваю возмутиться, только холодно отстраняюсь от него – это единственная форма протеста доступная мне сейчас.

Среди всеобщего веселья, только я несчастна.

А теперь, я внезапно чувствую себя… преданной?

Георгий не обращает на мое негодование ни малейшего внимания – легко, будто совсем не замечая моего веса относит креслу и продолжает вести светскую беседу с моим отцом.

Летний воздух густой от аромата цветущего жасмина. Легонько шелестит листва ив под слабым ветерком.

Я сижу, закутавшись в мягкий плед, который Георгий накинул мне на плечи с такой заботливостью, будто мы не чужие люди, а...

Нет.

Я резко обрываю эту мысль.

– Тебе не холодно? – его голос звучит слишком близко.

Он наклонился ко мне, притворяясь, что поправляет складки пледа.

– Мне ничего от тебя не нужно, – шепчу я, но мой голос уже не такой резкий, как пять минут назад.

– Я правда не знал, что это ты... – он едва слышно вздыхает, – что ты та самая Ксения. Я даже имени твоего не знал…

Его дыхание пахнет мятой и чем-то теплым, почти сладким.

Я ненавижу, как мое тело реагирует на эту близость – мурашки бегут по спине, а пальцы сами сжимают край пледа.

– Не ври, – бросаю я, но в глубине души уже сомневаюсь.

Вместе с сомнением вспыхивает и досада – он ехал знакомиться с невестой и даже не удосужился узнать имя? Попросить фото?

Он отстраняется, его темные глаза на секунду встречаются с моими. В них нет лжи. Только... недовольство?

– Как мило они смотрятся вместе! – вдруг восклицает мама, и я чувствую, как по щекам разливается предательский жар.

Георгий лишь вежливо улыбается, откидываясь в кресле.

– Вы, кажется, упоминали о новых контрактах в Дубае... – он ловко переводит разговор на отца, и тот сразу оживляется.

Я наблюдаю, как его пальцы обхватывают бокал – длинные, уверенные, со следами хирургической точности.

Он говорит с отцом почтительно, но без подобострастия, и это... раздражает.

Почему он не смотрит на меня?

Почему эти пустые фразы о погоде и вине, когда пять минут назад он хотел "украсть" меня?

Я поднимаю глаза и встречаю его взгляд. Он смотрит на меня так, будто ждет моей реакции. Будто это какой-то тест.

– Как интересно, – произношу я, чувствуя, как учащается пульс.

Вечер превращается в пытку.

Но худшее – это осознание, что где-то в глубине, под всей этой злостью и недоверием...

Мне хочется верить ему.

Мне нужно знать, правда ли я ему… интересна?

И это пугает больше всего.

Глава 10

Ксения

Последние глотки кофе остыли в чашках.

На террасе повисла та странная тишина, которая всегда наступает после шумного вечера – пустые бокалы, смятые салфетки, остатки десерта на тарелках.

Давид Георгиевич покряхтывая выражает витиеватую благодарность за прекрасный ужин. Его супруга с готовностью кивает головой.

Интересно, у нее собственное мнение осталось или она лишь бледная тень своего мужа?

Никогда такой не стану.

Никогда и ни за что.

Георгий встает первым. Его тень, длинная и четкая, ложится на деревянные половицы.

– Спасибо за прекрасный вечер, – говорит он моим родителям, и в его голосе та самая светская теплота, от которой меня передергивает.

Отец хлопает его по плечу, как старого друга. Мама целует в щеку.

Будто они уже породнились и вообще знакомы тысячу лет.

А я... я стою в стороне, скрестив руки на груди, будто пытаясь отгородиться от всего этого фарса.

– Ксения... – Георгий поворачивается ко мне.

Я протягиваю руку для формального рукопожатия, демонстративно холодная.

Но он берет только кончики моих пальцев – легкое, едва уловимое прикосновение.

Его кожа слегка шершавая от хирургических спиртов и мыла, но неожиданно теплая.

– До встречи, – говорит он тихо, и его большой палец на мгновение скользит по моему запястью.

Мурашки пробегают по спине.

Я резко отдергиваю руку, но слишком поздно – он уже заметил, как дрогнули мои ресницы.

Черный BMW мягко трогается с места. Я стою на крыльце, пока задние фары не растворяются в темноте. Только тогда позволяю себе глубже вдохнуть.

В воздухе все еще пахнет его парфюмом – древесным, с горьковатыми нотами.

– Ну что, доченька? – отец кладет руку мне на плечо. – Понравился жених?

Я не отвечаю. Просто разворачиваюсь и бегу в дом, по лестнице, в свою комнату, захлопываю дверь.

Только здесь, в темноте, разрешаю себе дрожать.

Пальцы сами тянутся к запястью – тому месту, где он прикоснулся. Кожа там будто горит.

Я ненавижу его.

Ненавижу его спокойствие. Его уверенность. То, как легко он вошел в нашу жизнь.

Даже не знаю почему я так к нему отношусь… Может из-за того, что при всей его властной уверенности он с готовностью принимает правила игры наших родителей?

Меня не отпускает чувство нереальности – слишком быстро и резко меняется жизнь.

Но больше всего ненавижу себя – за то, что не могу выбросить его из головы.

Сбрасываю платье, оно пахнет дымом и его одеколоном. Залезаю в кровать, натягиваю одеяло до подбородка.

За окном шумит листва. Где-то далеко лает собака.

А я ворочаюсь, переворачиваю подушку на холодную сторону, снова ворочаюсь.

Почему он не знал? Почему не спросил?

Почему его пальцы были такими... осторожными?

Я сжимаю кулаки в простынях.

Глупо. Все это глупо.

Но когда закрываю глаза, вижу только его – темные ресницы, тень от челюсти, ту самую едва уловимую улыбку...

Часы показывает три часа ночи, а сон все не приходит.

Я проваливаюсь в сон, как в черную дыру – внезапно и без сновидений.

Просыпаюсь от того, что солнечный свет уже вовсю бьет в глаза, пробиваясь сквозь щели между шторами.

Голова тяжелая, будто налита свинцом, а во рту – противный привкус бессонной ночи.

Первая мысль – о нем.

Георгий.

Я резко сажусь на кровати, будто пытаясь убежать от собственных мыслей, но они настигают меня снова.

Его улыбка.

Его пальцы на моем запястье.

Его голос, низкий и спокойный, даже когда я кричала на него.

– Черт, – бормочу я себе под нос, сжимая простыню в кулаках.

Душ. Мне срочно нужен душ.

Вода горячая, почти обжигающая.

Я закрываю глаза и подставляю лицо под струи, надеясь, что они смоют это навязчивое ощущение его присутствия. Но даже здесь, под шум воды, я вспоминаю, как он смотрел на меня – будто видел насквозь.

Гель для душа пахнет ванилью и лавандой, но мне почему-то хочется чего-то другого – резкого, мужского, с нотками кожи и табака. Как у него.

Я злюсь на себя.

Вытираюсь полотенцем, слишком резко, будто пытаясь стереть с кожи следы его взгляда. Но они остаются – как ожоги.

Одеваюсь на автомате: джинсы, свободная блузка, солнечные очки, чтобы спрятать усталость в глазах.

Внизу пахнет кофе и свежей выпечкой.

Мама на кухне, но она лишь бросает на меня быстрый взгляд и тут же отворачивается к плите.

Она чувствует мое настроение. И, кажется, понимает, что сейчас не время для разговоров.

Я могла бы сказать что-то. Могла бы сесть за стол, налить себе кофе, попытаться... но нет.

Вместо этого я беру ключи от машины со стола.

– Я поеду в город, – бросаю в пространство, даже не глядя на маму.

Она просто кивает.

Новенький мерс заводится с тихим урчанием.

Я включаю музыку – что-то громкое, агрессивное, что должно заглушить мысли.

Но они все равно лезут в голову.

Строю маршрут в навигаторе до нового кафе – того, где я еще ни разу не была.

Идеально.

Город встретил меня шумом и толпами.

Кафе оказалось уютным, с большими окнами и запахом свежего хлеба.

Я заказываю омлет с авокадо и латте, сажусь у окна и пытаюсь не думать.

Но он все равно здесь.

В каждом мужчине, который проходит мимо. В звуке чьего-то низкого смеха. В воспоминаниях о его руке на моей спине.

Кофе слишком горячий, но я делаю большой глоток, обжигая язык. Может, боль отвлечет?

Я достаю телефон, листаю контакты. Может, позвонить Лизе? Съездить куда-нибудь, отвлечься?

Но, прежде чем я успеваю нажать на ее номер, экран телефона вспыхивает – неизвестный номер.

Сердце бешено колотится.

Я понятия не имею кто это… может спам или какие-то мошенники… да мало ли кто звонит по телефону сейчас?

Но где-то глубоко зреет уверенность - это он.

Я вскакиваю, роняя салфетку, и почти бегу к выходу, торопливо снимаю трубку.

Глава 11

Ксения

Резкая боль пронзает пальцы и ладонь. Кофе – просто кипяток.

Светло-коричневые капли напитка растекаются кругом. Острый аромат кофе – дурманит.

– Вы в порядке? – раздается приятный низкий голос.

Я поднимаю глаза, все еще сжимая мобильник и полупустой стаканчик.

Передо мной гигант.

Высоченный белокурый парень. Утреннее солнце переливается золотом в его слегка волнистых волосах.

Глаза серо-голубые, светлые, смотрят на меня без злости. В глубине их прячется добрая улыбка.

Я заворожено сморю на него и только через секунду спохватываюсь.

– Да… да, я в порядке, а вот вы…

Машинально подношу трубку к уху:

– Я перезвоню, – и не дожидаясь ответа, сбрасываю.

Огромное пятно от пролитого кофе растекается по светло-голубой рубашке мужчины.

– Господи, простите меня, пожалуйста… – лепечу я, и роюсь в сумочке в поисках влажных салфеток.

Суетливо что-то бормочу. Мне так стыдно.

– Как вы? Кофе ужасно горячий. Ах, какая я неуклюжая.

Мужчина оглядывает свою испорченную рубашку и разводит руками.

– Что ж, если я и обжегся сначала, то теперь мне просто холодно…

Я недоуменно смотрю на него.

Кофе был горяченный, рубашка была суперской, а он… шутит?

Голубоглазый гигант заливается искренним смехом.

Невольно присоединяюсь к нему – так заразительно он смеется.

– Извините еще раз, – бормочу я.

– Извиню, – тут же соглашается гигант, – но только если вы угостите меня кофе. Неожиданно, но я замерз, – и он проводит рукой показывая на мокрую рубашку.

Пожимаю плечами – почему бы и нет?

Парень приятный и харизматичный – я к нему как-то сразу прониклась доверием.

Мы возвращаемся за столик.

– Слава, – протягивает и легонько пожимает мою руку он.

– Ксения, – отвечаю улыбнувшись.

– Куда же ты так спешила, Ксения? Опаздывала на работу или учебу?

Глаза у Славы искрится добрым юмором.

Лицо открытое, светлое, располагает к себе: белоснежная улыбка, чуть широкие скулы и слегка вздернутый нос придают ребяческое, задорное выражение.

Вопрос заставляет меня вспомнить о сброшенном звонке.

И о том, кто мог звонить мне.

Георгий не перезванивает, а я чувствую легкий укол совести.

Тут же хмурюсь и говорю себе, что ничего ему не обещала и не должна.

– Ого, – замечает игру эмоций на моем лице Слава, – видимо, работа действительно нелюбимая.

Я качаю головой.

– Нет, просто семейные дела. Не самые приятные… – вспоминаю о вчерашнему ужине.

– Сочувствую, – кивает он.

Нам подают кофе, и беседа перетекает в более приятное и легкое русло.

Слава – легкий, юморной. С ним утро приобретает свежий блеск.

Совсем сразу мы болтаем так, будто знакомы тысячу лет и вообще старые друзья.

Ситуация – как в романтических фильмах.

Типичная, если не сказать – стереотипная.

Классный парень, случайное столкновение… что может быть зауряднее? Только то, что в реальной жизни такие столкновения происходят ой как не часто.

Рассказываю ему о своей учебе в МГУ, о том, что хотела бы как-то реализоваться профессионально.

Он понимающе кивает и рассказывает о своей мечте – поехать учиться живописи в Европу.

Все происходит так естественно и, вместе с тем неожиданно, что я даже не удивляюсь.

Тему личной жизни мы как-то оба обходим стороной.

У Славы небольшой бизнес – он занимается декором и оформлением. Говорит, что это шаг на пути к мечте быть художником.

А мне кажется, что я его хорошо понимаю.

Время летит незаметно.

Мне приходит смс от мамы и только в этот момент я вижу, что мы проболтали уже больше часа!

«Ксюша, ты где? Когда вернешься домой?»

Раньше мама никогда не интересовалась такими вопросами. Теперь это выглядит особенно неуместно, но в моей жизни произошло столько перемен, что я ничего не удивляюсь.

На конфликт дома нарываться точно не хочется. Еще не хватало, чтобы папа отправлял на поиски людей, подумав, что я сбежала в очередной раз.

– Все те же неприятные дела дома? – сочувственно спрашивает Слава, глядя на мое помрачневшее лицо.

Киваю и поджимаю губы.

– Да, мне пора. Приятно было познакомиться и… прости за рубашку.

Слава поднимается со своего места, и рядом с ним я чувствую себя настоящей дюймовочкой.

Никогда бы не подумала, что такой мощный мужчина мечтает быть художником.

Он проводит пятерней зачесывая роскошные волосы назад, но они упрямо сбиваются на лоб и лезут ему в глаза.

Провожает меня до машины, и когда я отъезжаю чувство тоски и грусти сдавливает сердце – он не стал просить мой номер.

Солнце будто заходит за тучу, и настроение вновь портится.

Дома – зеленая тоска, и вообще какой-то бесперспективняк.

Именно в этот момент я понимаю, что не позволю родителям надавить на меня.

– Да это бред какой-то! – произношу в слух.

Какой брак по расчету?

Нет, этого не будет точно!

Еду домой с твердым намерением поговорить об этом сначала с мамой, а потом и с папой, когда он вернется.

Решит оставить меня без денег? Заберет машину? Да и все равно.

Я еду к дому и чувствую себя сильной. И даже немножко горжусь своей решимостью.

Я вообще никому ничего не должна и не обязана.

Только когда я подъезжаю к дому и замечаю на подъездной дорожке большой темный внедорожник сердце сжимается от тревоги…

***

Дорогие читательницы!

Приглашаю вас в другую свою историю

"Развод в 55. Простить нельзя уйти"

https://litnet.com/shrt/2YLU

Где героиня поставит запятую?

Глава 12

Ксения

Сбрасываю скорость и медленно вкатываюсь на подъездную дорожку дома.

Внедорожник возвышается черной громадой на фоне светлого дома, как какой-то… катафалк.

Оставляет тягостное, неприятное впечатление.

И кого только принесло?

Знакомство со Славой оставляет в душе светлое послевкусие, которое быстро угасает.

День словно становится более хмурым. Ветви трепещут под порывами ветра.

Паркуюсь, чтобы не перегородить выезд этому монстру.

На улице действительно становится заметно холоднее и ветренее. Лета почти не чувствуется.

Зябко ежусь и спешу в дом.

Из гостиной доносятся приглушенные голоса: мужской и женский.

Мужской я узнаю мгновенно, на уровне инстинктов – еще даже не успев понять разумом кто гость.

Но что Георгий делает днем у нас дома?

В голове мелькают мысли о сброшенной звонке и долгом разговоре со Славой.

Странно как-то все. Бросаю ключи на столик и неспеша прохожу в гостиную.

– Доча, смотри кто к нам приехал, – радостно улыбается мама, словно всю жизнь только и мечтала, чтобы мы с Георгием подружились.

Хотя сама видит его, дай Бог, второй раз в жизни.

Такая откровенная фальшь тут же окончательно портит мне настроение.

Георгий неторопливо отставляет чашку с чаем и поднимается с дивана.

Выглядит безупречно: строгий классический костюм темно-синего, почти черного цвета. Белоснежная сорочка и бордовый галстук с золотым зажимом.

Черные блестящие волосы зачесаны аккуратно назад. На лице – легкая бунтарская щетина.

Глядя на него, сердце начинает стучать все быстрее, но я не собираюсь перед ним тут растекаться.

– Добрый день, Ксения.

Его бархатистый голос обволакивает мгновенно.

Киваю и постукиваю носком туфли.

Георгий смотрит прямо на меня, чуть насмешливо, не отводя глаз.

Краснею.

Бросаю сумку на диван. и прохожу вперед.

– Я приехал еще раз лично поблагодарить хозяйку дома за вчерашний прекрасный вечер.

Вскидываю брови и сажусь в кресло.

Неужели? И сброшенный звонок здесь совсем не при чем?

– Вам так понравился вчерашний ужин?

Не могу унять свою саркастичность. Это какой-то защитный механизм, который вырабатывается под воздействием его насмешливого, спокойного взгляда.

– И не только.

Я краснею еще сильнее.

Мама вскакивает и предлагает Георгию выпить еще чашечку чая.

Гостиная пропитана запахом свежезаваренного чая и дорогого парфюма Георгия.

Лучи солнца, пробивающиеся сквозь тяжелые шторы, выхватывают пылинки в воздухе и позолоту на рамах семейных фотографий.

– Благодарю за чай, но мне пора, – Георгий отставляет фарфоровую чашку.

Его пальцы на секунду задерживаются на ручке, белые на фоне темного лака.

Он встает, поправляя галстук, но взгляд не отрывает от меня.

– Ксения, проводите меня?

Мама тут же подхватывает:

– Конечно, доченька, разве трудно?

Я должна отказаться. Должна холодно кинуть: "Сами найдете дверь".

Но его глаза – черные, неотрывные – будто гипнотизируют.

Колени становятся ватными, а в животе – тепло и тревожно.

– Хорошо, – слышу я свой голос, будто со стороны.

Георгий улыбается – едва, одними уголками губ.

Мы идем к выходу. Его плечо почти касается моего, и каждый шаг отдается дрожью в груди.

Неожиданно вырывается:

– Ты и правда приехал поблагодарить маму?

Георгий усмехается:

– Думаешь, я могу соврать? Ради чего?

Чувствую себя глупой девчонкой с которой играют.

– Но это не единственная цель моего визита, – добавляет он.

Вскидываю голову.

– Встретимся сегодня вечером?

Вдруг понимаю, что мы стоим в прихожей совсем одни и… в опасной близости друг от друга.

Смущаюсь от этой мысли.

Все в голове путается и я опускаю глаза.

Кончиком пальца Георгий берет меня за подбородок.

– Каков будет твой положительный ответ?

Сопротивляться этим темным глазам и властным рукам совсем не хочется.

Да и с какой стати? Все будут только счастливы, если мы с ним действительно начнем сближаться…

В сознании вдруг вспыхивает другой – контрастный образ.

Слава. Короткая встреча, ни к чем не обязывающий разговор… просто дружеская болтовня…

Но для меня это знакомство неожиданно становится опорой – не позволяет миру сузиться только вокруг этих манящих и властных черных глаз.

Сглатываю теврдый ком в горле и уже собираюсь отказать – сказать нет из упрямства…

– Это не из-за планов наших семей, – вдруг опережает меня Георгий. – Совсем не поэтому…

Янтарный свет мягко обволакивает нас, пробиваясь через стеклянную вставку входной двери.

Это… эти слова… совсем не то, чего я ожидала услышать.

– Ты интересная. Необычная… как редкий цветок…

– И скольким девушкам ты уже говорил подобное?

Пытаюсь защищаться, но чувствую как щеки начинают рдеть от комплимента.

– Ни одной. Хочу увидеться с тобой, – проводит рукой вокруг, – безо всего этого… без всего, что гнетет тебя и заставляет чувствоваться себя…

– Как? – выдыхаю я.

– Добычей в ловушке.

Глава 13

Ксения

И я соглашаюсь.

Не могу не поверить его глазам – в них только искренность и… забота?

Может быть это меня и подкупает.

Действительно хочется перестать себя чувствовать добычей, трофеем, товаром…

Субъектом для обмена.

Вечером от Георгия прилетает сообщение в телеге:

«Буду через тридцать минут».

От этой властной бескомпромиссности сердце начинает колотиться как бешенное, а ладони чуть потеют.

Бегу в душ.

Горячие струи бодрят тело, разгоняя по коже россыпи мурашек.

Из всего что может меня волновать я думаю поему-то только о том, чтобы одеть на встречу.

Понимаю, что не могу предположить куда мы пойдем: ресторан? клуб?

Все звучит слишком обыденно и… словно не для него.

Выбираю нейтральный образ – к темно синему не слишком откровенному платью только нитка жемчуга.

Капля духов и я готова.

Поглядываю на часы и понимаю, что волнуюсь.

Злюсь на себя из-за этого и… ничего не могу поделать.

Внизу вдруг раздается знакомый голос, от которого все внутри радостно вибрирует.

Георгий!

Вылетаю из комнаты и заставляю себя замедлить шаг.

Спускаюсь по лестнице и нахожу их с мамой в гостиной.

Они ведут светскую беседу, и когда я вхожу Георгий сначала лишь слегка поворачивает голову в мою сторону.

И тут же разворачивается полностью.

Он замолкает на полуслове, а его глаза вспыхивают темным пламенем.

Смущаюсь.

Георгий поднимается.

– Добрый вечер, Ксения.

У меня пересыхает во рту от волнения.

Сержусь на себя за это – так это нелепо.

Просто киваю и замираю на месте.

Летний вечер обволакивает нас, как только мы выходим из дома.

Воздух густой от запаха скошенной травы и цветущего жасмина, где-то вдалеке стрекочут сверчки.

Теплый ветер играет с подолом моего платья, а его легкое прикосновение к голым ногам заставляет вздрогнуть.

Георгий идет чуть впереди, его силуэт четко вырисовывается на фоне темнеющего неба. Он не оглядывается, но я чувствую – знает, что я следую за ним.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, когда он открывает дверь своего черного бмв.

Георгий поворачивается, и в его глазах вспыхивает что-то неуловимое.

– Разве это важно, раз ты со мной?

Его улыбка – одновременно манящая и пугающая.

Губы растягиваются медленно, обнажая белые зубы, а в уголках глаз собираются едва заметные морщинки.

На мгновение мне кажется, что он знает все мои мысли, все страхи и желания.

Сердце замирает, а пальцы непроизвольно сжимают край платья.

Но тут же его выражение меняется. Георгий смеется – легко, будто дразнит ребенка.

– Поедем в роскошный ресторан и поужинаем? Согласна?

Я замираю. Ждала ли я этого? Нет. Ждала ли я чего-то другого? Даже не знаю.

– Да, – киваю, чувствуя, как внутри что-то обрывается.

Разочарование? Облегчение?

Георгий заводит двигатель, и низкий рокот мотора сливается с тишиной вечера.

– Мне нравится твоя покорность, – говорит он, не глядя на меня. – Но с рестораном я тебя немного обманул.

Я поворачиваюсь к нему, брови сами собой взлетают вверх.

– Что?

Он лишь ухмыляется и включает передачу. Машина плавно трогается с места, оставляя позади освещенные окна моего дома.

– Терпение, Ксения. Скоро все узнаешь.

Я откидываюсь на сиденье, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Его слова, его тон – все это будто игра, в которой я не знаю правил.

Но почему-то мне уже не хочется их знать.

Хочется просто смотреть в темное окно, где мелькают огни фонарей, и чувствовать, как его присутствие рядом наполняет меня странным, тревожным теплом.

В салоне машины пахнет кожей и его парфюмом – древесным, с горьковатыми нотами.

Я украдкой смотрю на Георгия, пока он ведет машину.

Его профиль в полумраке кажется высеченным из камня – резкая линия подбородка, высокие скулы, густые ресницы, отбрасывающие тени на щеки.

Руки на руле – большие, с длинными пальцами и выступающими венами.

Вспоминаю, как они прикасались ко мне вчера, и по телу пробегает дрожь.

Он замечает мой взгляд.

– Нравится? – спрашивает, не отрывая глаз от дороги.

Я резко отворачиваюсь к окну, чувствуя, как щеки горят.

Машина останавливается у высотки в центре города.

Георгий выходит, обходит капот и открывает мне дверь.

– Идем.

Его голос не терпит возражений. Я подчиняюсь.

Лифт поднимается почти до самого верха.

Потом – узкая лестница, темный коридор, скрипящая дверь на чердак.

Сердце колотится – мы как подростки, которые пробираются туда, куда нельзя.

– Ты меня убить решил? – шучу я, но голос дрожит.

Георгий только усмехается и берет меня за руку. Его пальцы теплые, шершавые.

И вот мы на крыше.

Ветер сразу хватает за волосы, срывает с губ смех.

Город внизу – море огней, а над головой – черное небо и редкие звезды.

Воздух пахнет дождем, далеким и несбывшимся.

Я подхожу к краю, и ветер тут же обнимает меня, забираясь под платье. Дрожу.рр – рр

– Замерзла?

Георгий снимает пиджак и накидывает мне на плечи.

Ткань еще хранит тепло его тела, пахнет им. Он стоит сзади, обнимает меня, и его дыхание горячее на моей шее.

– Красиво? – спрашивает он.

Я киваю, не в силах вымолвить слово.

Его руки медленно скользят по моим плечам, вниз, к локтям.

– Ты дрожишь, – говорит он. – Замерзла?

Я закрываю глаза.

– Не знаю.

Георгий смеется тихо, и этот звук растворяется в ветре.

– Врешь.

Его губы касаются моего виска, и я понимаю – он прав.

***

Дорогие читательницы!

Приглашаю вас в свою эмоциональную новинку о предательстве

Глава 14

И, конечно, первый поцелуй от которого сносит крышу…

Голова кружится, а земля улетает из-под ног.

Из легких воздух вытесняется его ароматом и все вокруг перестает существовать.

Мир меняется – незаметно, но бесповоротно.

Между нами вспыхивает та самая, пресловутая искра, молния или что угодно, но я чувствую эту притягательную химию.

Крыша становится нашим маленьким миром. Ветер играет с моими распущенными волосами, а Георгий ловит прядь, обвивает вокруг пальца, тянет к себе.

– Ты пахнешь дождем и чем-то сладким, – говорит он, прижимая губы к моему виску.

Я смеюсь, откидываю голову назад, и его рот скользит по моей шее. Его губы горячие, чуть шершавые, а дыхание пахнет мятной свежестью.

– Мы как подростки, – шепчу я.

– Хуже, – он прикусывает мою мочку уха, и по спине пробегает дрожь. – Подростки хотя бы знают, что делают.

Я отстраняюсь, чтобы рассмотреть его лицо. В свете далеких фонарей его глаза кажутся совсем черными, а щетина отливает медью.

– А ты не знаешь?

– Нет. Впервые в жизни.

Он целует меня, и я тону в этом поцелуе. Его язык горячий, настойчивый, а руки – большие, шершавые – сжимают мои бедра, прижимая к себе. Вкус его – как гроза: опасный, пьянящий.

Внезапно где-то внизу хлопает дверь. Мы замираем, потом одновременно смеемся.

– Нас поймают, – шепчу я, но сама не верю в это.

– Тогда бежим.

Он хватает меня за руку, и мы мчимся к чердачной двери.

Темная лестница, скрип ступенек, пыльный воздух, пахнущий старьем и мокрой пылью.

Георгий бежит впереди, крепко сжимая мою руку, а я едва поспеваю – сердце колотится, дыхание сбивается, но я смеюсь.

– Ты слишком медленная, – бросает он через плечо.

– Ты слишком быстрый!

Он резко останавливается, я врезаюсь в его спину.

Он разворачивается, прижимает меня к стене. Его ладонь – горячая, чуть влажная – прижимается к моему рту.

– Тише, – шепчет он. – Иначе нас услышат.

Я киваю, чувствуя, как его пальцы дрожат. Он не отпускает меня, а я не хочу, чтобы он это делал.

– Георгий...

– Что?

– Я... не знаю.

Он улыбается, целует меня в лоб, потом в нос, потом в губы.

Дикое ребяческое возбуждение охватывает нас обоих – давимся смехом, адреналином и чем-то безбрежно прекрасным, что накрывает нас с головой.

– Просто бежим, – шепчет он, едва сдерживая хулиганистый смех.

Мы выскакиваем на улицу.

Ночь теперь кажется еще темнее, а воздух – слаще.

Георгий останавливается, запрокидывает голову, смеется.

– Господи, мне почти тридцать лет, а я веду себя как мальчишка.

– Ты не мальчишка.

– О, да... – и глаза его таинственно мерцают в уличных сумерках.

Он хватает меня за талию, кружит, а я визжу, хватаюсь за его плечи. Город вокруг нас превращается в калейдоскоп огней, а небо – в черное полотно с редкими звездами.

Мы мчимся по ночному городу, и я смеюсь, потому что Георгий ругается на красный свет, а потом тут же целует меня в щеку, как будто извиняясь за свою нетерпеливость.

Его машина пахнет кожей и чем-то дорогим, а его пальцы то сжимают руль, то находят мою руку, переплетаются с моими – горячие, уверенные.

Ресторан оказывается тем самым – с приглушенным светом, тяжелыми шторами и винами, названия которых я даже не могу выговорить.

И Георгий здесь другой.

Не тот хулиган с крыши, что кусал мне ухо и смеялся, как мальчишка.

Здесь он – хозяин.

Он не смотрит в меню, просто говорит что-то официанту низким голосом, и тот кивает, почти подобострастно. Вино появляется мгновенно, бокалы наполняются темно-рубиновым, и Георгий приподнимает свой, глядя на меня через край.

– За нас, – говорит он, и в его глазах – не только вызов, но и обещание.

Я краснею. Потому что понимаю, о чем это «мы».

Ужин растворяется в смехе, в случайных прикосновениях, в его рассказах о путешествиях, которые звучат как приключенческие романы.

Он умеет говорить так, что хочется слушать бесконечно.

А когда я рассказываю что-то свое, он не просто кивает – он слушает, как будто каждое мое слово для него важно.

– Ты удивительная, – говорит он вдруг, отодвигая бокал. Его рука накрывает мою. – И я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался.

Но он заканчивается.

Далеко за полночь, когда вино уже оставило на губах сладкое послевкусие, а смех – легкую усталость в животе.

Он отвозит меня домой, и даже в машине его пальцы не отпускают мои – будто боится, что я исчезну, если он разожмет ладонь.

Я свечусь.

Буквально.

Когда выхожу из машины, мне кажется, что это сияние видят все, даже через стены своих домов.

Дверь открывается легко, и я едва сдерживаю смех, потому что все еще чувствую его губы на своих.

А потом – бам – реальность.

Гостиная освещена, и родители, оба, еще не спят – сидят друг напротив друга.

Папа, видимо, только вернулся с работы.

– Привет, – выдыхаю я, и улыбка все еще не сходит с лица, даже когда взгляд отца становится тяжелым, как свинец.

***

Дорогие читатели!

Приглашаю вас в другую свою историю о любви и предательстве

"Развод в 40. Другая семья"

https://litnet.com/shrt/DRm1

– А с чего ты взяла, что они, а не ты – другая семья? – произносит муж с холодной безжалостностью. – Ты так и не смогла родить мне сына. Стала скучной и неинтересной. И тебе уже сорокет… Я полностью обеспечиваю вас с дочерью, а ты сидишь дома сложа руки… Давай-ка сопли подбери и не выделывайся…
– Я не собираюсь это терпеть!
– А куда ты денешься?

Годы счастливого брака рухнули в один момент, когда я обнаружила в соцсетях фотографии мужа вместе с другой его семьей. Если он и правда считает, что я буду мириться с таким положением дел, то его ждет большой и крайне неприятный сюрприз!

Глава 15

Тишина в гостиной давит, как тяжелые шторы в том ресторане.

Только здесь нет мягкого света, нет вина, нет Георгия – только глаза, смотрящие на меня.

Мама сидит, скрестив руки, будто пытается удержать что-то внутри.

Отец – прямо, как всегда, спина жесткая, взгляд холодный.

Рядом с ним стоит привычный бокал, но уже опустевший.

Резкий запах алкоголя не оставляет сомнений в том, что там было налито.

– Ну что, – говорит он.

Только два слова, но в них – приговор.

Я чувствую, как тепло вечера, его смех, его прикосновения – все это сжимается внутри в комок.

– Что «ну что»? – спрашиваю я, и голос звучит неестественно звонко.

– Ты знаешь, о чем.

– Нет, не знаю.

Отец медленно выдыхает, будто раздражен тем, что ему приходится это проговаривать.

– Ты больше не увидишься с Георгием.

Тишина.

Сначала мне кажется, что я ослышалась. Потом – что это шутка. Но его лицо не меняется.

– Что? – я смеюсь, потому что иначе закричу. – Ты что, серьезно?

– Абсолютно.

– Но… ты же сам его ко мне подталкивал! Сам говорил, что он – отличная партия, что свадьба – это…

– Обстоятельства изменились.

– Какие обстоятельства?!

Он не отвечает. Просто смотрит. Так, как смотрит на подчиненных, когда те задают лишние вопросы.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

– Ты не можешь просто взять и сказать мне «все, точка»! Я не твоя сотрудница, я твоя дочь!

– Именно поэтому я решаю за тебя.

– Мне двадцать четыре года!

– И ты ведешь себя, как ребенок. И не знаешь всех обстоятельств.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Где-то внутри что-то рвется – тонкая нить, которая до сих пор удерживала меня от крика.

– Ты даже не объяснишь почему?

– Нет. Тебе должно быть достаточно того, что я так сказал и все.

Внутри меня просто шквал эмоций.

Если раньше все происходящее казалось мне диким средневековьем и вообще полнейшим сюром, то теперь я просто не знаю как относится к происходящему.

Из горла вырывается сухой смешок.

Отец смотрит на меня спокойно, словно ждет продолжения.

И я даю ему это продолжение.

– Папа, милый, но нельзя же так! Ты же сам еще несколько дней назад настаивал на одном, и теперь…

– Я настаивал. Ты отказывалась. Сейчас все происходит ровно так как ты и хотела. Чем ты опять недовольна?

Я не могу понять – он действительно верит в то, что говорит или это часть манипуляций и тонкой игры.

Ногти впиваются в ладони, но даже острая боль не может меня отвлечь.

– Я требую объяснений, – твердо говорю я.

Отец вздыхает.

– Какая ты все-таки маленькая еще… и глупенькая.

Не глядя протягивает руку к бокалу, поднимает его и подает маме.

– Налей, – бросает команду, как собаке.

Его глаза спокойно изучают меня.

По телу проносится легкая дрожь, но я готова отстаивать себя до последнего.

Хотя за последние дни произошло столько всего, что, честно говоря, я не представляю уже где это «последнее».

Папа умудряется нарушать мои границы с каждым разом все более и более грубо.

Мама быстро наливает ему в бокал янтарную жидкость.

Отец делает глоток, но на лице не морщится ни один мускул.

Вообще не понятно, получает ли он удовольствие от напитка.

Чувствует ли что-то или для него все – только игра?

– Бизнес, Ксения, бизнес. Я думал, у нас будет хороший бизнес с семьей Георгия, но сегодня кое-что изменилось…

– Что? – выдыхаю.

– Детали не важны. Главное, тебе нужно понять, что бизнес мы больше делать не будем. А значит ты не для Георгия.

Он рассуждает обо мне, как о каком-то товаре.

Унизительно. Безумно унизительно.

– Ты подождешь пока не появится новый партнер? Получше? – сквозь слезы усмехаюсь я.

Отец делает еще один большой глоток.

– Я поступлю так, как будет лучше для бизнеса.

На его телефон, который лежит рядом, приходит сообщение.

Он поднимает мобильный, бросает взгляд на экран, а потом переводит на меня.

В этом холодном, лишенном эмоций взгляде только одно – разговор закончен.

Я понимаю, что не добьюсь больше ничего.

Что бесполезно добиваться чего-то.

Мама, как и обычно, помалкивает рядом.

Я вдруг осознаю, что все что происходит – очень логично и естественно.

Вся семья всегда жила как считает верным папа – я просо не замечала этого так явно.

Все важные решения в моей жизни принимал он: где учиться, чем заниматься, куда поступать…

От осознания этого испарина выступает на лбу.

– С понедельника выходишь на работу. Ко мне.

И папа погружается в изучение экрана.

Все еще ошарашенная своим открытием, придавленная озарением, я разворачиваюсь и иду в комнату.

– Ксения, – вдруг доносится голос отца. пп – пп

Застываю, но не оборачиваюсь.

– Я люблю тебя, дочь.

Просто делаю шаг вперед.

Один. Другой. Ухожу к себе.

Это ложь – это не любовь. Все что угодно, но только не любовь.

Поднимаюсь к себе, запираю дверь и достаю телефон.

Сразу же пишу Георгию:

«Мне запретили видеться с тобой».

Он должен меня спасти. Должен что-то придумать.

Ведь я его уже люблю… и думаю, что это взаимно.

Глава 16

Ксения

Через секунду прилетает ответное смс:

«Все решим».

И тут же следом:

«Не переживай».

И финальное:

«Я не дам ему встать на пути».

Сажусь на пол, прислоняясь к двери. Не хочу, чтобы кто-то входил.

Хотя и входить-то некому – отцу это не нужно, а мама…

Мама дистанцировалась от меня, словно вся эта ситуация – только лишние хлопоты, которые нарушают ее устоявшуюся жизнь…

На меня нападает уныние.

Сообщения от Георгия должны были бы вдохнуть в меня уверенность, но…

Мне словно чего-то не хватает.

Он не позвонил… Не написал, как я ему дорога…

Только о том, что не позволит никому встать у него на пути.

Чувствую себя трофеем каким-то что ли.

Мне не хватает его теплой поддержки и… не знаю… Сама не могу в себе разобраться.

Вроде бы и можно радоваться – отец освобождает меня от необходимости, но…

Ни о какой радости и речи не идет.

Телефон молчит.

Я переворачиваю его в руках, будто от этого зависит, появится ли новое сообщение. Экран черный, мертвый. Ни звука, ни вибрации.

«Все решим».

Как? Когда? Почему он не пишет больше?

Я закусываю губу, пальцы уже сами тянутся набрать ему, но я резко отбрасываю телефон на кровать. Нет. Если ему все равно – то и мне тоже.

Но это ложь.

Мне не все равно.

Я встаю, резко дергаю ящик комода, достаю пижаму. Надо лечь спать. Завтра… завтра будет новый день, и я не буду думать о нем.

Но сначала – душ. Горячий, почти обжигающий, чтобы смыть с кожи этот вечер, этот холод отца, эту неловкость от его смс.

Вода бьет по спине, пар заволакивает зеркало, и я закрываю глаза, подставляя лицо под струи. Гель для душа пахнет ванилью и чем-то терпким – чем-то, что напоминает мне его аромат…

«Ты пахнешь дождем и чем-то сладким».

Я резко открываю глаза.

Нет. Не надо вспоминать.

Но тело не слушается – кожа под горячей водой становится чувствительнее, и вдруг я снова чувствую его руки на себе. Шершавые пальцы, скользящие по бедрам, горячий рот на шее…

«Мы как подростки».

– Черт, – шиплю я и выключаю воду так резко, что кран скрипит.

Холодный воздух врывается в кабину, мурашки бегут по коже. Я быстро вытираюсь – полотенце грубое, чуть колючее, но мне даже нравится эта резкость. Хоть что-то настоящее.

Телефон на кровати все так же молчит.

Я гашу свет, ныряю под одеяло, сжимаюсь калачиком.

Спать. Надо просто заснуть.

Но за закрытыми веками – он. Его улыбка. Его голос: «Ты удивительная».

– Надоело, – бормочу я в подушку.

Но это снова ложь.

Не надоело.

Просто больно.

Я переворачиваюсь на спину, смотрю в потолок.

Телефон не зазвонит.

Но я все равно жду.

Я просыпаюсь от резкого света, пробивающегося сквозь шторы. Голова тяжелая, будто налитая свинцом. Первое, что делаю – хватаю телефон.

Пусто.

Ни новых сообщений, ни пропущенных звонков. Даже какой-нибудь дурацкой рекламы нет – будто весь мир забыл, что я существую.

Стискиваю зубы и швыряю телефон обратно на подушку.

Отлично. Просто замечательно.

Не буду завтракать. Не хочу ни с кем разговаривать, особенно с мамой. Она все равно будет смотреть на меня этим взглядом – будто я капризный ребенок, который опять устроил истерику.

Я натягиваю халат, запираюсь в ванной. Зубная паста кажется горькой, вода – слишком холодной. Даже отражение в зеркале раздражает: бледное лицо, темные круги под глазами.

Георгий мог бы хотя бы написать.

Но нет. Ни слова.

Весь день проходит в тягучей, злой апатии. Я не включаю музыку, не открываю ноутбук, даже сериалы не лезут в голову. Просто лежу на кровати, уставившись в потолок, и жду.

Жду, хотя уже знаю – ничего не будет.

К обеду злость на Георгия перерастает в ярость. Как он смеет просто исчезнуть? После всего, что было между нами? После этих поцелуев, после этих слов?

Я беру телефон, снова открываю переписку. Пальцы дрожат, когда набираю:

"Ты вообще собираешься объясниться?"

Но не отправляю. Стираю.

Нет. Если ему наплевать – то и мне тоже.

К вечеру я измотана до предела. Голова болит, в животе – пустота, но есть все равно не хочется.

Решаю спуститься за водой.

И тут – мама.

Она сидит в гостиной, пьет чай, листая журнал. Поднимает глаза, когда я прохожу мимо, но не говорит ничего.

Тишина давит.

– Что? – наконец срывается у меня.

Мама медленно закрывает журнал.

– Ничего. Просто ждала, когда ты наконец выйдешь из своей берлоги.

– Может, потому что мне нечего здесь делать? – голос звучит резче, чем я планировала. – Здесь же все решено за меня.

Мама вздыхает.

– Ксения, хватит.

– Хватит чего? Возмущаться? Или просто дышать?

– Хватит вести себя как избалованная девочка.

Я замираю.

– О, вот оно что. Я – избалованная, потому что хочу самой решать, с кем встречаться?

– Ты живешь в этом доме, – говорит мама холодно. – Ты пользуешься всем, что дает тебе отец. И вместо благодарности ты устраиваешь сцены.

– Благодарность? – я чувствую, как внутри что-то рвется. – Вы что, купили меня? Я что, должна расплачиваться за свою жизнь тем, что буду молчать, когда со мной поступаются как с вещью?

Мама резко встает.

– Хватит! Твой отец обеспечил тебе все. Ты даже не представляешь, через что нам пришлось пройти, чтобы дать тебе эту жизнь. А ты... – она бросает на меня взгляд, полный презрения. – Ты просто неблагодарная эгоистка.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу.

– Потому что я хочу любить того, кого выбрала сама?

– Потому что ты не понимаешь, что жизнь – это не твои глупые романы! – мама почти кричит. – Ты думаешь, мы обязаны поддерживать твои капризы? Отец решает, что лучше для семьи. И ты будешь слушаться.

Я смотрю на нее – на эту женщину с идеальной прической и холодными глазами – и вдруг понимаю: она никогда не была на моей стороне.

Глава 17

Я никогда не любила романтические фильмы. И любовные романы тоже.

Как-то не цепляло меня – даже не знаю почему.

Я, конечно, как и любая девушка верила в настоящую чудесную любовь, но эта вера была столь интимна и находилась так глубоко в душе, словно дремала.

До поры до времени.

Все эти чувства и события казались мне всегда наигранными какими-то… Невозможными!

И в любовь с первого взгляда я не верила.

Просто терпеливо ждала своего принца. Посвящала время учебе, занятиям в секциях и кружках… развивалась, в общем.

Георгий все перевернул.

С ним все происходило словно на американских горках – чудовищное, строптивое отторжение сменяется головокружительным взлетом в самые облака.

И все ванильные выражения, вроде «седьмого неба» и прочих бабочек в животе, стали для меня вдруг очень актуальны и понятны.

А теперь я одна.

И страдаю.

Потому что Георгий видимо отказался от меня – пошел на поводу родителей.

И все что между нами было и все слова оказались неважны.

А я теперь – как та героиня из любовного сериала. Плачу и погружаюсь в уныние все глубже и глубже.

Проходит несколько дней и мое желеобразное состояние начинает меня бесить.

Боль в сердце не стихает, но просто пассивно лежать и страдать я больше не хочу. И не могу.

Но мои родители все-таки хорошо меня знают, потому что именно в тот момент, когда во мне просыпается эта злость раздается тихий стук в дверь.

Я даже вздрагиваю – настолько непривычно это звучит в нашем доме.

Обычно отец либо врывается без предупреждения, либо вызывает «на ковер» через маму.

– Войди, – говорю я, не вставая с кресла.

Дверь открывается медленно, почти деликатно. Отец стоит на пороге – черный костюм, черная шелковая рубашка, ни одной морщинки на безупречной ткани.

Пахнет чем-то древесным и холодным – его любимый парфюм, который стоит как чей-то месячный оклад.

Я сижу, поджав колени к груди, будто пытаясь занять как можно меньше места.

Он входит, оглядывает комнату – мой беспорядок, разбросанные книги, кружку с остывшим чаем. Его взгляд скользит по мне, но лицо не выражает ни раздражения, ни укора.

– Ты не выходишь уже неделю, – говорит он. Голос ровный, без эмоций.

Я пожимаю плечами:

– А зачем? Чтобы снова выслушать, какая я неблагодарная?

Отец молча подходит к окну, поправляет идеально ровные шторы – будто даже мой хаос его не трогает, но и оставить без внимания не может.

– Ты взрослая девочка, Ксения. Я знаю, ты все понимаешь.

– Понимаю, – говорю я, и голос звучит хрипло. – Что я для тебя просто актив в твоем портфеле.

Он поворачивается ко мне, и в его глазах – не гнев, а что-то странное. Почти... усталость?

– Обижайся, если хочешь. Но дело делать надо.

Я стискиваю зубы.

– Какое еще дело? Ты же все уже решил за меня.

Отец делает паузу, потом неожиданно садится на край моей кровати – аккуратно, будто боится помять покрывало.

– Я хочу, чтобы ты начала работать. В моей компании.

Я замираю.

– Что?

– Ты умная. Училась хорошо. Пора перестать ныть и начать что-то делать.

Во мне мгновенно вспыхивает ярость – он что, думает, что предложением работы загладит все? Но где-то глубоко, под всеми этими слоями злости и обиды, шевелится что-то теплое и глупое: папа верит в меня. Даже сейчас.

– Это что, попытка меня отвлечь? Или купить?

Отец смотрит на меня, и вдруг – о чудо – в его глазах появляется что-то похожее на усмешку.

– Это попытка сделать из тебя человека, который умеет принимать решения. Если, конечно, ты готова.

Я не знаю, что сказать. Ненавижу его за эту способность – одним предложением переворачивать все с ног на голову. За то, что даже сейчас, когда я должна его ненавидеть, я чувствую эту детскую гордость: папа считает меня достойной.

– А Георгий? – спрашиваю я, уже ненавидя себя за этот вопрос.

Отец встает, поправляет манжет.

– Бизнес – это бизнес. Любовь – это любовь. Научись разделять.

И уходит, оставляя дверь открытой.

Я сижу, сжавшись в кресле, и понимаю, что он снова выиграл.

Но впервые за эти дни во мне просыпается не боль.

А азарт.

Ночь.

Я ворочаюсь в кровати, сжимаю кулаки, разжимаю. Бросаю взгляд на телефон – черный экран, никаких сообщений.

Бизнес. Работа. Отец верит в меня.

Это должно греть. Но внутри – каша.

С одной стороны – да, надо двигаться, заняться чем-то, наконец. Перестать быть этой жалкой плаксой, которая валяется в кровати и ждет, когда принц вернется.

С другой – Георгий.

Его руки. Его голос. Его «Ты удивительная».

Я вскакиваю, включаю свет. Комната кажется слишком маленькой, воздух – спертым.

Что, если отец прав?

Нет.

А если нет?

Прохожусь по комнате, останавливаюсь у окна. За стеклом – темнота, только редкие огни фонарей.

Может, работа и правда поможет забыть?

Но забыть – не значит перестать чувствовать.

Я снова падаю на кровать, закрываю глаза. В голове – отец. Его холодный, расчетливый взгляд. «Бизнес – это бизнес».

А потом – Георгий. Его улыбка. Его «Я не дам ему встать на пути».

Но где он теперь?

Часы тикают. Ночь тянется мучительно долго.

Утро.

Я стою перед зеркалом, поправляю блузку – строгую, белую, почти деловую. Волосы собраны в тугой хвост.

Так. Без эмоций. Только решение.

Спускаюсь в столовую. Отец уже за столом, просматривает почту.

Кофе дымится в чашке перед ним.

– Я согласна, – говорю я, даже не садясь.

Отец медленно опускает газету. Его глаза – холодные, оценивающие.

– Отлично. Послезавтра летишь в Англию.

Я замираю.

Что?

Но он уже снова опускает глаза к планшету, будто только что не перевернул мою жизнь очередным приказом.

– В Англию? – переспрашиваю я, голос звучит чужим.

Глава 18

Ксения

– В Англию? Послезавтра?

Мой голос звучит чужим, слишком высоким.

Я даже не успеваю обработать эту информацию – в голове только белый шум.

Отец откладывает планшет, наконец поднимая на меня взгляд. Его глаза – как два куска льда.

– Да.

– Но... почему так срочно?

– Потому что я так сказал.

Он произносит это ровно, без интонации, будто объясняет очевидное.

– Это что, проверка? – сжимаю кулаки. – Или наказание?

Отец медленно выдыхает, будто устал от моей «театральности».

– Это бизнес, Ксения. Ты хотела участвовать – вот твой шанс. Детали проекта получишь сегодня на почту. Изучишь.

– А если я не готова?

– Тогда завтра утром скажешь мне об этом. – Он ставит чашку с кофе на блюдце – идеально ровно, без единого звука. – Но учти: второго предложения не будет.

Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Он знает, что я не откажусь. Знает, что мне некуда деваться.

Отец встает, поправляет манжеты. Его движения точные, выверенные – как у хирурга перед операцией.

Я жду, что он уйдет, не оглянувшись. Но он вдруг останавливается рядом, поднимает руку.

Его пальцы касаются моего лица – они ледяные, несмотря на жаркий утренний кофе.

– Ты справишься, – говорит он и целует меня в лоб.

Этот жест такой неожиданный, что я замираю.

Отец уходит, не дожидаясь ответа.

В дверях стоит мама. Она улыбается – робко, неувернно, но глаза пустые, как у куклы.

– Вот и хорошо, – говорит она в никуда. – Ты ведь хотела...

Я прохожу мимо, не слушая.

В комнате я захлопываю дверь, падаю на кровать лицом вниз.

Георгий.

Почему он молчит? Почему не пишет? Не звонит?

Почему не появляется?

Почему не врывается сюда, не перелезает через окно и не выкрадывает меня, в конце концов? Почему не делает ничего?

Я сжимаю подушку, чувствуя, как злость поднимается комом в горле.

Он просто сдался. Как будто ничего не было. Как будто не целовал меня так, что земля уходила из-под ног. Как будто не говорил, что «не даст никому встать на пути».

Я переворачиваюсь на спину, уставившись в потолок.

А может, он и правда такой же, как отец? Решил, что я – слишком сложная инвестиция, и просто... переключился на другой проект?

От этой мысли становится так больно, что я снова вжимаюсь лицом в подушку.

Ненавижу его. Ненавижу за то, что заставил меня чувствовать себя особенной. За то, что теперь, когда он исчез, я снова никто. Просто дочь своего отца.

Телефон молчит.

Я лежу неподвижно, пытаясь не думать о том, что через два дня окажусь в другом городе, в другой жизни.

Без него.

Но, кажется, он уже и так давно исчез.

Не знаю, сколько пролежала так – лицом в подушку, дыша сквозь ткань, пока в легких не стало не хватать воздуха. Поднимаюсь с ощущением, будто кто-то налил свинца в череп.

Подхожу к зеркалу.

Боже, как ужасно я выгляжу.

Лицо распухло – кожа вокруг глаз красная, воспаленная, будто обожженная слезами. Веки тяжелые, ресницы слиплись. Но самое противное – это губы: бледные, потрескавшиеся, сжатые в тонкую полоску.

Ну и что?

Брызгаю в лицо ледяной водой, тру кожу полотенцем – жестко, почти до боли.

Решено. Двигаться дальше.

Сажусь за ноутбук. В почте уже письмо от отца – без лишних слов, только вложение: "UK_Project.zip".

Открываю.

Сначала просто тупо смотрю на список файлов – их десятки, с непонятными названиями: "Financial_Model_Q3", "Market_Analysis_Draft", "Contract_Clauses_Revised". Глаза сразу начинают болеть.

С чего вообще начать?

Начинаю с самого первого документа. Читаю строчку. Потом еще одну.

Не понимаю.

Перечитываю.

Медленно, по слогам, будто разбираю шифр.

И вдруг – щелчок в голове.

А, вот оно что.

Следующий файл. Потом еще один.

Сначала просто вникаю, потом уже делаю пометки в блокноте.

Здесь ошибка.

А это гениально.

Подождите, а если...

Время перестает существовать.

Комната вокруг исчезает – есть только экран, цифры, мои каракули на листке.

Где-то далеко стучит сердце, но это не важно.

Важно только то, что я понимаю.

И это...

Боже, это же чертовски интересно.

Неожиданно осознаю, что сижу с открытым ртом, уставившись в график.

Да тут же время упущено до невозможности!

Хватаю телефон, чтобы написать отцу – и тут же останавливаюсь.

Нет. Сначала проверю еще раз.

Возвращаюсь к документам.

Когда наконец отрываюсь, в комнате уже сгущаются сумерки.

Шея одеревенела, спина ноет, а ноги затекли так, будто я сидела на них часами.

Сколько времени прошло?

Пять часов? Шесть?

На столе – тринадцать исписанных листов, куча закладок в файлах.

И странное чувство...

Я разобралась.

Я действительно разобралась.

Даже голова болит не от слез, а от напряжения.

И тут – вибрация.

Телефон дергается на столе.

Сердце проваливается куда-то в живот.

Георгий.

Я так резко хватаю телефон, что чуть не роняю его.

Экран загорается.

"Напоминание: рейс LHR 08:45. Багаж – 1 место, ручная кладь."

Не его.

Конечно, не его.

Бросаю телефон обратно.

Но странное дело – даже разочарование какое-то... приглушенное.

Как будто тот Ксения, которая часами рыдала в подушку, уже немного другая.

Я потягиваюсь, щелкаю шеей.

После завтра – в Англию.

А сегодня...

Сегодня надо закончить разбор проекта.

И я возвращаюсь к документам.

Усаживаюсь и не успев положить телефон перед собой, чувствую вибрацию.

Что, еще одно уведомление о билетах?

Смотрю на экран и…

Вздрагиваю от удивления:

«Привет) как насчет расплатиться за испорченную твоим кофе рубашку?) Поужинаем? сегодня в восемь…»

Глава 19

Ксения

Сердце резко дергается в груди, когда я вижу сообщение. Пальцы на секунду замирают над экраном.

Георгий?

Но нет. Это просто мой порыв – выдать действительное за желаемое…

Замираю с телефоном в руке.

Тупо пялюсь на экран.

Сообщение не читаю. Отчего-то мне не по себе.

Смотрю на имя отправителя Вячеслав Доронин.

Вячеслав… Вячеслав.

Имя довольно необычное… для меня, по крайней мере. Никого из знакомых с таким именем у меня нет.

И тут словно в голове вспыхивает.

Слава!

Ну, конечно! Как я сразу не догадалась. Наверное, уже успела переработать, хотя интенсивно занималась всего день.

Но как он меня нашел?

Вспоминается приятный улыбчивый парень. Затянувшийся завтрак в кафе и пролитое кофе…

От волнения слегка покалывает кончики пальцев. Он искал меня. И нашел.

И тут же черная клякса портит момент: а вот Георгий что-то не напрягается.

Снимаю блокировку экрана и открываю мессенджер.

Смотрю профиль – ну да, точно он. Ошибка исключена.

Пишу в ответ:

– Ты меня нашел.

Прочитано.

Тут же добавляю:

– Привет.

И запоздало смайлик.

Слава:
– Ну да. Не выходила у меня из головы.
Пришлось потратить пару дней, но я упрямый.

Губы сами собой растягиваются в усмешке.

Я:
– Настойчивость – это, конечно, прекрасно. Но я не уверена, что готова к ужину.

Слава:
– А что там готовиться-то? Поужинаем, поболтаем. Я не кусаюсь. Ну разве что по обоюдному согласию.)

Я закатываю глаза, но внутри что-то щелкает.

Почему бы и нет?

Я отлично постаралась сегодня.

Совсем скоро улечу и оставлю все проблемы и заботы здесь.

И людей – подсказывает какая-то частичка сознания.

Я:
– Ладно. Но только если без кусаний.

Слава:
– Обещаю) Пришли адрес, заеду.

Меня резко бросает в холод.

Перед домом? Где отец может увидеть? Или мать? Уже давно не важно кто из них.

Но посвящать в детали жизни мне их совсем не хочется.

И вряд ли уже когда захочется.

Я:
– Лучше в центре. Выбери место – напишешь.

Слава:
– Супер) не пожалеешь – обещаю)

Я стою перед шкафом, перебирая вещи.

Не хочу выглядеть как на свидании.

Выбираю узкие черные брюки, свободную белую рубашку с расклешенными рукавами – намеренно небрежную, но дорогую. Туфли на небольшом каблуке – чтобы не мучиться.

Макияж – минимум: тушь, чуть-чуть блеска на губы.

Волосы оставляю распущенными, только сбрызгиваю лаком, чтобы не лезли в лицо.

Смотрю в зеркало.

Неплохо. Стильно, но без намека на «пышность».

Идеально.

Телефон пикает.

Слава:
– Буду ждать у входа. Узнаю по глазам.)

Я фыркаю.

Наглец.

Но почему-то проверяю в зеркале, как смотрятся эти самые глаза.

И выхожу из комнаты, стараясь не думать ни о чем: сегодня просто ужин в приятной компании.

И все.

Ничего больше.

Выхожу из дома, и летний вечер приятно обнимает меня.

Смотрю на свою машину – недавний подарок.

Мерседес.

Новый, черный, с кожей, пахнущей богатством.

Подарок – как кость.

Хватит, Ксения, не надо так думать…

Лучше вообще не думать.

Сажусь за руль. Кресло мягкое, слишком мягкое – словно пытается угодить. Мне противно.

Он купил мне послушание. Как всегда.

Пальцы сжимают руль. В голове всплывает мать с ее пустой улыбкой.

Я никогда не буду такой. Никогда не променяю своих детей на удобную жизнь.

Завожу двигатель. Рычащий звук, мощный, но мне чуждый.

Всего лишь инструмент – усмехаюсь про себя.

Открываю окна. Летний вечер врывается в салон – теплый ветер, запах скошенной травы, стрекот кузнечиков.

Разгоняюсь. Воздух бьет в лицо, треплет волосы.

Дорога пустая. Лес, поля, потом первые огни города.

Мысли улетучиваются. Остается только скорость, ветер и детский восторг – будто я снова маленькая, убежавшая кататься на велике без спроса.

На мгновение забываю обо всем.

Но город приближается.

И реальность тоже.

А реальность такова, что вечер я провожу просто обалденный!

Ресторан – прелестный, не слишком пафосный.

Мы встречаемся со Славой и… мне сразу становится как-то спокойно.

– Тебе нравится место? – Слава наклоняется ко мне, глаза смеются.

– Нет, – вру я. – Ужасное.

– Врешь ужасно, – он смеется, и это звучит так искренне, что я с удовольствием присоединяюсь к нему.

Он не похож на Георгия. Совсем.

Георгий – это острые углы, властные жесты, взгляд, от которого мурашки по коже.

Слава – теплый, как летний ветер. У него смешные ямочки на щеках, когда он улыбается, и привычка теребить салфетку, когда рассказывает что-то увлеченно.

– Ну так что, расскажешь, как искал меня? – спрашиваю я, наконец расслабляясь.

– О, это эпическая история, – он разводит руками. – Два дня допросов в телеге, подкуп баристы из того кафе...

– Врешь ужасно, – передразниваю я, и мы оба смеемся.

Ужин пролетает незаметно.

Отличная кухня, смех, его истории о путешествиях – все это как будто вымывает из меня ту хмурую, злую Ксению, которая сидела в машине час назад.

– Пойдем прогуляемся? – предлагает он, когда мы выходим. Город светится огнями, тепло, пахнет цветущими каштанами.

Я колеблюсь.

– Нет, – говорю наконец. – Мне пора.

– Уже? – он делает грустные глаза, но не настаивает. – Тогда как минимум позволь проводить до машины.

Он идет рядом, не пытаясь взять за руку, не нависая над душой.

Просто... идет.

И почему-то от этого щемит сердце.

Какие, оказывается, бывают люди...

Дома я скидываю туфли, падаю на кровать.

В голове – обрывки смеха, его шутки, как он пересказывал анекдот, чуть не подавившись кофе.

А потом, против воли, возникает Георгий. Его жесткие пальцы. Его "Бизнес – это бизнес".

Глава 20

Ксения

Голова тяжелая, будто набита ватой.

Глаза слипаются, веки – как свинцовые шторы.

Я ворочаюсь, пытаясь ухватиться за обрывки сна – там было что-то важное, волнующее… но теперь только чувство беспокойства колотится где-то под ребрами.

Внезапно – вибрация.

Я не сразу понимаю, что это звонит телефон – все реакции тела заторможенные, будто подавленные.

Телефон дребезжит на тумбочке, падает на пол.

Я нащупываю его пальцами, не открывая глаз, подношу к уху.

– Алло? – голос хриплый.

Откашливаюсь и с трудом глотая колючий ком.

– Ты спишь? – отец.

Не папа. Не родной голос. Ледяной тон начальника, который застал подчиненную врасплох.

Я резко открываю глаза. Свет из окна режет сетчатку.

– Нет... я... – язык прилипает к небу.

– Ты просмотрела финансовую модель? – он не дает опомниться.

– Да, но...

– Какие риски ты выделила?

Сердце начинает колотиться где-то в горле. В голове – пустота.

– Я... мне нужно свериться с заметками...

– То есть ты не готова, – голос становится еще холоднее. – У тебя было время.

Я сажусь на кровать, одной рукой сжимая простыню. По спине бегут мурашки.

Только-только вырвалась из плена тяжелого сна…

– Я разобралась в структуре, но...

– Вставай. Приведи себя в порядок, – он делает паузу, и я слышу, как где-то на его фоне щелкает клавиатура. – Через полчаса перезвоню. Буду ждать четких ответов.

И когда я перевожу дыхание, он добавляет:

– Не разочаруй меня. Снова.

Трубка глохнет.

Я вскакиваю, и комната плывет перед глазами. Ноги ватные, в висках – тупой удар.

Бегу в ванную. В зеркале – чужая девушка с красными глазами и спутанными волосами.

Брызгаю в лицо водой. Ледяные капли стекают по шее, заставляя вздрогнуть.

– Соберись, – шепчу себе.

Но пальцы дрожат, когда беру зубную щетку.

Где-то внутри поднимается знакомая волна гнева.

Он не имеет права...

Но это ложь.

Он имеет. Потому что я согласилась.

Я сама согласилась.

И, черт возьми, я провалила неожиданный экзамен.

Та я, которая всегда училась только на пятерки, завалила может быть самый главный экзамен…

Поднимаю глаза и смотрю в зеркало.

Еще не все потеряно. Не все. Нужно просто взять себя в руки.

Я хорощо поработала над проектом и совсем справлюсь…

Сжимаю край раковины и вдруг замечаю, что дышу слишком часто – как загнанное животное.

Полчаса.

Мне нужно собраться за полчаса.

Быстрый ледяной душ и крепкий, черный кофе.

Еще посмотрим кто кого.

Вода в душе ледяная, обжигает кожу, но мне нужно это – чтобы проснуться, чтобы смыть с себя остатки сна и беспомощности.

Я тороплюсь, не давая себе ни секунды на раздумья.

Вытираюсь наспех, натягиваю халат и мчусь на кухню.

Мать сидит за столом с чашкой чая, поднимает брови:

– Ты встала? В семь утра?

– Да, – бросаю я, не объясняя.

Кофе завариваю крепкий, черный, без всего.

Первый глоток – горький, обжигающий, но голова сразу проясняется, а сердце разгоняет кровь по венам.

Привыкай. Никаких поблажек.

Бегу в комнату, рыщу по шкафу.

Выбираю строгий блейзер, белую рубашку – даже если встреча только по телефону, нужно чувствовать себя собранной.

Раскладываю на столе свои записи – листы с пометками, графики, цифры.

Перечитываю, повторяю про себя, зазубриваю.

Он не примет отговорок.

Телефон вибрирует. Я вздрагиваю, сердце замирает.

Хватаю – но это не отец.

Слава:
«Доброе утро, спящая красавица)»

Губы сами растягиваются в улыбке, но я тут же ловлю себя на этом.

Не сейчас.

Откладываю телефон, даже не отвечая.

Ровно через полчаса раздается звонок.

– Говори, – голос отца, как удар хлыста.

Я выпрямляюсь, будто он может это увидеть.

– Да, я готова.

Он забрасывает меня вопросами: цифры, сроки, риски.

Я отвечаю, иногда спотыкаясь, но тут же подбирая нужные данные.

– Почему ты считаешь, что этот сегмент рынка перспективен?

– Потому что... – я лихорадочно листаю заметки, – потому что там уже есть спрос, но конкуренция недостаточна.

Пауза.

– Ты уверена?

– Да.

Еще пауза. Непонятно, доволен он или просто оценивает.

– Хорошо. Продолжай изучать. И углубляй анализ.

– Хорошо.

– Не "хорошо", а "сделаю".

– Сделаю.

Он кладет трубку.

Я опускаюсь на стул, вдруг осознавая, что спина мокрая от пота. Взгляд падает на часы – всего двадцать минут прошло.

Боже, мне казалось, это длилось вечность.

Телефон снова вибрирует.

Слава:
Ты еще спишь?
Пообедаем сегодня вместе?

Я смотрю на сообщения, на свои дрожащие пальцы, на разбросанные бумаги.

Еще только раннее утро, а я уже выжата, как лимон.

Снимаю с себя одежду, пропитанную потом – мне стоит принять душ еще раз.

Взволнованное сердце стучит, не успокаиваясь.

Но…

На губах вдруг появляется улыбка.

Я смогла.

Он не сказал, но я уверена – он должен быть доволен.

Или хотя бы не разочарован.

Я всегда могла – экзамена, внеучебка, все на пятерки.

И сейчас я справилась. И справлюсь и впредь.

В груди разливается такое чувство, будто я нобелевскую получила.

Я довольна собой. Горда.

Смотрю еще раз на телефон, в котором набрала уже ответ:

«Не смогу сегодня – работа…(((»

И стираю.

На обед имеют право все сотрудник, не так ли?

В душе неприятным уколом вспыхивают воспоминания о Георгии, но… он сам виноват и сделал свой выбор.

А я. Я не делаю ничего плохого – это только обед.

Удовлетворяюсь объяснением и иду в душ.

День только начинается, что он принесет?

***

Дорогие читательницы!

Глава 21

Ксения

Вода обжигающе горячая, почти до боли.

Я стою под душем, закрыв глаза, позволяя струям бить по плечам, по спине, смывая с кожи пот и остатки нервного напряжения.

Пар заполняет пространство, смешиваясь с ароматом геля – что-то цитрусовое, резкое, бодрящее.

Но даже этот яркий запах не может перебить ощущение тяжести в груди.

Я провожу руками по лицу, смывая пену. Вода стекает по телу, горячая, почти невыносимая, но мне нужно это – почувствовать что-то кроме этой внутренней пустоты.

Зачем я согласилась на обед?

Мысль всплывает снова, как назойливая мелодия.

Слава хороший. Добрый. С ним легко. Но...

Но я улетаю. Скоро. Возможно, навсегда.

Я выключаю воду, резко, чтобы острая прохлада воздуха заставила меня вздрогнуть.

Ты используешь его.

Губы сжимаются.

Нет. Это просто обед. Ничего больше.

Но я знаю, что вру себе.

Потому что где-то в глубине души шевелится что-то мелкое, гадкое: А что, если Георгий узнает?

Сердце сжимается.

Как он мог?

Как он мог так легко отпустить меня? Без слов, без объяснений, будто ничего и не было между нами. Будто все эти поцелуи, все эти "ты удивительная" – просто пустые звуки.

Я резко вытираюсь полотенцем, слишком жестко, почти до боли.

Нет. Я не хочу думать о нем.

Но он здесь, в моей голове, как незваный гость, который не уходит.

Я натягиваю полотенце на плечи, смотрю в запотевшее зеркало.

Слава не заслуживает этого. Он не заслуживает, чтобы его использовали.

Но я все равно иду к шкафу, выбираю платье – простое, темно-синее, которое подчеркивает глаза.

Почему?

Потому что хочу чувствовать себя красивой.

Потому что хочу забыться.

Потому что, может быть, если я увижу, что кто-то смотрит на меня с восхищением, я поверю, что все еще что-то значу.

Я наношу легкий макияж – тушь, немного теней, прозрачный блеск на губы.

Это всего лишь обед.

Но когда телефон вибрирует – сообщение от Славы: "Жду у ресторана" – пальцы дрожат.

Я беру сумку, делаю глубокий вдох.

Не думай. Просто иди.

Но в груди – тяжелый камень.

Я использую его.

И самое страшное – что часть меня уже не считает это неправильным.

Я резко выдыхаю, сжимая в руке телефон.

Хватит.

Хватит этих мыслей, этих сомнений. Я не буду врать Славе. Я скажу ему правду – что улетаю, что не знаю, когда вернусь. А там... будь что будет.

Сразу становится легче. Груз с плеч – как будто сбросила тяжелый рюкзак, который тащила слишком долго.

Быстро заканчиваю собираться: темно-синее платье, легкий макияж, туфли на низком каблуке – чтобы не устать. Перед выходом сажусь за стол, открываю ноутбук.

Полчаса. Только полчаса работы. рр – рр

Но эти полчаса пролетают мгновенно. Я углубляюсь в цифры, в графики, делаю пометки – каждая минута на счету, каждая мысль четкая, ясная.

Так-то лучше.

Закрываю ноутбук, довольная собой.

Внизу, в гостиной, мама. Она сидит с чашкой чая, поднимает глаза:

– Ты куда-то собралась?

– Да.

– Отец не одобрил бы...

– Я сама разберусь с отцом, – холодно отвечаю я, даже не останавливаясь.

Ее взгляд на спине – как легкий ожог, но я уже за дверью.

На улице – летний вечер, теплый, душноватый. Я иду к машине, и с каждым шагом волнение нарастает.

Он стал мне дорог.

Неожиданно. Быстро.

И теперь мне страшно – страшно обидеть его, страшно потерять. Но и врать я не хочу.

Ресторан.

Слава уже ждет у входа, опираясь на стену, в легкой рубашке с закатанными рукавами. Увидев меня, улыбается – широко, искренне, будто я единственный человек в мире, которого он хотел увидеть.

– Ты прекрасно выглядишь, – говорит он, и в его голосе нет ни капли фальши.

– Спасибо, – я улыбаюсь в ответ, но чувствую, как сжимается желудок.

Мы заходим внутрь, садимся за столик. Я перебираю меню, стараясь собраться с мыслями.

– Слава, мне нужно тебе кое-что сказать.

Он откладывает меню, смотрит на меня внимательно.

– Я слушаю.

– Я уезжаю. В Англию. Очень скоро.

Молчание.

Потом он вдруг встает.

– Тогда нам нечего делать в ресторане.

– Что?

– Мы и так мало времени. Давай потратим его с толком.

Он протягивает руку. Я, не понимая, кладу свою ладонь в его – и он резко тянет меня за собой.

– Куда?!

– Гулять!

Мы выбегаем на улицу.

Он не отпускает мою руку, ведет меня по Москве – то быстрее, то медленнее, смеется, рассказывает что-то, показывает здания, улицы, детали, на которые я никогда не обращала внимания.

Время летит. Мы смеемся, спорим, останавливаемся у стенда с мороженым, потом у фонтана – я снимаю туфли и опускаю ноги в воду, а он сидит рядом, ухмыляется и говорит, что я «нарушитель общественного порядка».

Уже поздно, уже темно, мы голодные, уставшие, но счастливые, заваливаемся в маленькое кафе на тихой улочке.

Заказываем все подряд – пасту, напитки, десерт.

И вот, когда я откидываюсь на спинку стула, довольная, расслабленная, он вдруг говорит:

– Я не намерен так просто тебя отпускать.

Я замираю.

– Что?

– Ты уезжаешь. Ну и что? – он делает глоток, смотрит на меня через край бокала. – Я не отступлюсь.

Я вспыхиваю. Сердце бьется где-то в горле.

– Ты... ты даже не знаешь, когда я вернусь.

– Не имеет значения, – он улыбается. – Я все решу.

Я открываю рот, закрываю.

Честность. Обескураживающая честность

И впервые за долгое время чувствую – все будет хорошо.

Несмотря ни на что.

Глава 22

Ксения

Теплый московский день медленно растворяется в прохладе налетевших облаков.

Мы стоим у моей машины – огромной, черной, роскошной.

Хищной.

А рядом – Слава.

В своей простой светлой рубашке, с растрепанными ветром волосами и улыбкой, которая кажется таким же естественным источником света, как солнце над нами.

Контраст настолько резкий, что становится почти физически ощутимым.

Он – где-то там, на свету, в мире простых радостей, искренних улыбок и спонтанных решений.

А я заперта в этой блестящей металлической клетке, в мире, где у всего есть цена, срок и стратегическая цель.

Пахнет асфальтом, остывающим после дневного зноя.

Сладковатым дымом откуда-то издалека и его легким, свежим парфюмом.

Где-то слышен смех, сигнал машины, отдаленная музыка – обычная жизнь большого города, которая вдруг кажется такой чужой.

– Ну что ж, – он смотрит на меня, и в его глазах плещется та самая душевная теплота, которой мне так не хватает. – Прощаться не хочется.

– Не хочется, – мой голос звучит тише, чем я хочу.

Он наклоняется ко мне, и сердце вдруг замирает, а потом срывается в бешеный галоп.

По спине бегут мурашки, кожа на затылке немеет.

Я чувствую исходящее от него тепло, вижу, как его взгляд опускается к моим губам.

И я отшатываюсь. Легко, почти незаметно, но он понимает.

В его глазах мелькает легкая тень удивления, но тут же растворяется во всепонимающей улыбке.

Мне хочется крикнуть, что это не он, что это я, что я не могу вот так просто, что мне нужно время, что все это слишком быстро и слишком страшно.

И что мешает кое-что… ктое-кто…

Но вместо этого я сама делаю шаг вперед, поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку. Кожа его чуть шершавая от щетины.

Теплая, живая.

Он пахнет ветром, свободой и чем-то бесконечно добрым.

– Пока, – выдыхаю я ему в ухо и отскакиваю назад, словно обожженная.

Не смотрю на его реакцию.

Резко разворачиваюсь, почти запрыгиваю в салон, захлопываю дверь.

Двигатель заводится с тихим, мощным рычанием, отсекая меня от него звуконепроницаемым стеклом.

Я давлю на газ, и машина плавно срывается с места. В зеркале заднего вида он еще стоит, одинокая светлая фигура на пустынном тротуаре.

Вскидывает руку в прощании.

Я мчу по улицам, и только сейчас позволяю себе задрожать.

Руки трясутся на руле.

Внутри все ноет и трепещет от этого странного, сладкого и мучительного чувства.

От этого прикосновения, от этого запаха, оставшегося на моей коже.

От этой простой, дурацкой, невероятной человеческой теплоты, в которой я так отчаянно нуждаюсь и которой так безумно боюсь.

Город размазывается за стеклом в длинные разноцветные полосы.

Я жму на педаль сильнее, пытаясь убежать не от него, а от самой себя.

От той части себя, что хочет выйти из машины и остаться там, на свету.

Я влетаю в дом на взводе, с еще колотящимся от Славиного прощания сердцем и легким головокружением. И тут же натыкаюсь на него.

Отец. Стоит в холле, в своем идеальном костюме, словно монолит, нарушающий привычный порядок вещей. Он дома.

Так рано?

– Ты, – его голос режет тишину, холодный и ровный. Он смотрит на меня, и мне кажется, он видит все: разметанные ветром волосы, румянец на щеках…

– Папа? Ты что так рано...

– Билеты, – он не дает договорить.

Из внутреннего кармана пиджака он извлекает конверт и бросает его на мраморную консоль. – И виза. Вылет завтра в семь утра.

Я замираю.

– Я... я еще не все...

– Именно поэтому я и приехал, – он делает шаг ко мне, и воздух становится густым, давящим. – У меня сложилось впечатление, что ты не до конца осознаешь серьезность происходящего. Что ты отвлекаешься.

Мое сердце, только что певшее от счастья, сжимается в комок. Волна жара поднимается к лицу.

– Это неправда. Я работала весь день. И буду работать ночь, если понадобится.

– Работать – это не просто сидеть с бумагами! – его голос повышается, и я вздрагиваю. – Это значит быть собранной. Быть готовой. А ты... – его взгляд скользит по моей одежде, по легкому платью для свидания, – ты выглядишь так, будто собралась на курорт.

– Я просто вышла ненадолго! Это не значит, что я забросила проект! – в моем голосе звучит защитная нотка, которую я ненавижу.

Я чувствую себя подростком, пойманным за руку.

– Интересы бизнеса превыше всего, Ксения. Выше встреч. Выше твоих... развлечений, – он произносит последнее слово с таким презрением, что мне хочется провалиться сквозь землю. – Я вкладывал в тебя ресурсы. И время. Я не хочу разочароваться.

Во рту пересыхает. Гнев и обида подступают комом к горлу.

– Я не подведу.

– Есть только один способ это доказать.

– Какой? – вырывается у меня.

Он смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом, оценивающим каждую мою черту.

– Справиться, – он бросает слово, как приговор. – Без жалоб. Без оправданий. Просто сделать то, что должно быть сделано.

Он резко разворачивается и уходит, его шаги гулко отдаются в пустом холле.

Конверт с билетами лежит на столе, как вызов.

Я стою, сжав кулаки, дыша через силу. Его слова жгут сильнее, чем любое пламя. Он сомневается во мне. Всегда сомневается.

Я хватаю конверт и иду к себе.

Мимо молчаливой гостиной, где, я знаю, сидит мать и все слышала.

Мне все равно.

В комнате я срываю с себя это глупое платье – символ слабости, отвлечения – и натягиваю старый удобный хлопковый худи.

Раскладываю бумаги.

Я буду работать. И сделаю все лучше, чем кто-либо мог ожидать.

Он хочет, чтобы я справилась? Он получит это.

Он получит робота. Безупречного и эффективного.

А та девушка, что только что приехала домой с трясущимися руками и полным надежды сердцем... Ей здесь больше нет места.

Стараюсь не думать больше ни о ком…