Развод в 30. Новая жизнь

1

ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ СТАРШЕ 18 ЛЕТ

Алиса

Руки дрожат, когда я кладу тест на беременность на столик и закрываю глаза.

Господи, хоть бы получилось…

Сердце колотится все сильнее и сильнее, совсем не реагируя на мои попытки замедлиться и успокоиться.

Секунды тянутся, как смола…

Пять минут прошло…

Но как же страшно открывать глаза.

А вдруг опять нет?

Я, конечно, утешаю себя, что мы будем пытаться снова и снова, что не нужно отчаиваться и даже в таком случае все не будет потеряно…

Все это слабо работает. Вернее, не работает совсем.

В висках пульсирует боль.

Врач говорил избегать стрессов… В голове вихрь мыслей.

Давай, Алиса, открывай глаза и посмотри на тест.

Давай же, девочка, ты сильная!

Белый свет ванной режет глаза.

Этот краткий миг: между надеждой и… безумным отчаянием.

Одна полоска.

Только одна полоска отчетливо видна на тесте…

Сердце пронзает острой болью. На глазах выступают слезы, а руки трясутся так сильно, что переплетаю их в замок и стискиваю.

Прошло еще слишком мало времени. Нужно подождать еще несколько минут…

Зажмуриваюсь.

Но не могу обмануть саму себя – я больше не верю.

Но терпеливо жду, сидя на краю ванны и чуть покачиваясь.

Так проходит еще несколько долгих минут.

Одна полоска по-прежнему злобно таращится на меня с теста.

Надежда угасает.

От обиды на вселенскую несправедливость хочется свернуться калачиком и плакать.

Поднимаюсь на дрожащих ногах, но не могу сделать ни шага.

Опять не получилось… Очередной раз ЭКО не помогло…

Долгожданная беременность так и не наступает, не смотря на все мои попытки.

Стоя посередине ванной комнаты как вкопанная и не могу сдвинуться с места – чувство вины придавливает к полу.

Ощущаю себя никчемной и неполноценной.

Давай, Алиса, сделай шаг и умойся – заставляю себя.

Внутри все дрожит от напряжения, но шаг я все-таки делаю.

И чуть не падаю, вовремя опершись о раковину.

Керамика приятно холодит горячие ладони.

Открываю кран с ледяной водой и плещу себе в лицо – обжигает.

Не тянусь рукой за полотенцем и стараюсь не поднимать глаз – не хочу смотреть на себя в отражении зеркала.

Промакиваю воду и выхожу.

– Конечно, сегодня же и поговорю, – из гостиной доносится голос Алексея. – Не сомневайся, скоро все закончится…

Его слова доносятся словно сквозь плотный слой воды.

Опять обсуждает что-то по работе – мой муж занятой человек, бизнесмен. Постоянно на телефоне: то звонки, то переписки в мессенджерах или электронной почте…

Но сейчас я хочу, чтобы он оставил все свои дела и немного побыл рядом со мной – обнял, сказал, что все обязательно будет хорошо, и у нас нет причин отчаиваться.

Мне очень не хватает его поддержки, тем более что в последнее время мы словно бы охладели немного друг к другу.

Я появляюсь на пороге как раз в тот момент, когда он кладет трубку и убирает смартфон в карман брюк.

Он стоит перед большим панорамным окном нашей светлой гостиной спиной ко мне: высоченный – под два метра, с широкими и красивыми плечами пловца… Под тонкой тканью рубашки видно, как вздрагивают и перекатываются мышцы.

– Леш… – начинаю я и голос предательски дрожит.

Горло закупоривает болючий ком.

Он оборачивается.

В его темных глазах неприятное удивление, будто я оторвала его от чего-то важного… Будто подслушивала здесь.

– Ты еще не уехала? – вскидывает он брови. – Я думал, ты уже ушла… тебе же в клинику надо было с утра… или куда там.

Слова и тон неприятно колят меня своим безразличием.

Но сейчас я стараюсь пропустить это мимо ушей.

Мне нужно поделиться с ним своим горем… нашим горем… И преодолеть эти тяжелые минуты вместе.

– Леш, – вижу, как напрягаются желваки под скулами, а переносицу прорезает глубокая морщинка, – тест отрицательный…

Он смотрит на меня долю мгновения, которое кажется вечностью.

Потом… а потом его лицо разглаживается, будто от облегчения.

– А, это… ну и хорошо…

Меня прошибает волна жара, покалывая иголочками кожу.

Он сказал «хорошо» или я сошла с ума?

– Это многое делает… проще.

– Что? О чем ты говоришь, Леш? – лепечу я еще не в силах осознать такую реакцию мужа.

Он проходит вперед и достает из кармана какой-то маленький предмет и бросает его на стол.

– Вот, – указывает ладонью.

Я подхожу ближе и вижу полоску теста на беременность. Положительного.

– Я вообще ничего не понимаю, – произношу я медленно. – Что это? Розыгрыш какой-то или что?

Он качает головой избегая моего взгляда.

– Нет, не розыгрыш и не шутка. Моя любимая женщина беременна…

Слова будто громом ударяют в барабанные перепонки.

Нет, на фоне стресса и переживаний у меня точно поехала кукушка.

Какая любимая женщина? Какая беременность, если я стою перед ним и только что ему сообщила…

До меня доходит с запозданием.

Леша все это время внимательно следит за выражением моего лица.

– Да-да, давай только обойдемся без истерик и сцен, – он морщится и потирает переносицу. – Ты же знаешь я терпеть не могу всех этих капризов…

Я киваю абсолютно машинально – не вполне отдаю себе отчет в действиях.

Ковыляю до островка и вцепляюсь в него пальцами.

– Леш, подожди… я не пойму…

– Ну что тут не понятного? – раздражено цедит он делая несколько шагов вдоль окна, словно убегает. – Ты нифига не можешь родить ребенка и все мозги мне этим проклевала… А Катя… С ней и секс круче, да и залететь она успела почти сразу… Так что… сама понимаешь, выбор не в твою пользу.

К горлу подкатывает тошнота.

2

Алиса

Леша хлопает дверью, а я так и остаюсь стоять с открытым ртом посередине комнаты.

Стою и хлопаю глазами.

Все думаю – не розыгрыш ли это какой?

Думаю, нет, такого просто быть не может!

Нет-нет-нет, не со мной!

Но может. И происходит. Именно со мной.

Супружеская неверность…

Глядя на подруг, которые разводятся и расходятся после длительных отношений я все думала – у меня так не будет.

Ага, не будет.

Вот тебе и «не будет».

Медленно нащупываю стул и плюхаюсь на него.

Все еще не могу переварить сказанное мужем.

Черт, да это же мой муж! Мой Леша!

Мы с ним семь лет вместе…

Хочется сорваться с места и побежать за ним.

Остановить, закричать:

– Дурак, зачем ты так! Ты ведь так не думаешь! Это же не правда, да?

Колотить кулачками в его грудь, а потом припасть к ней и впитывать его аромат – запах самого родного человека на земле…

Я даже дергаюсь со стула, представляете?

Подрываюсь как собачонка и собираюсь бежать за ним, но хорошо хоть тело меня предает – ноги становятся ватными и сами подгибаются.

И я успеваю добежать только со стула до пола.

Тупая боль разливается в груди.

Но это боль… какая-то странная – будто все внутри уже выжжено и омертвело.

Мне, конечно, ужасно плохо, но мое собственное спокойствие и скупость реакции пугают.

Накроет, наверное, позже.

Сейчас я не вполне еще осознаю происходящее.

Ребенок, муж…

Моя почти идеальная семья разбивается о какую-то Катьку…

Которая еще и на неделе собралась в мой дом заехать жить с моим мужем!

Жесть, ну и денек!

Сидя на полу, подтягиваю колени к груди.

Сердце бухает как сумасшедшее, отдавая пульсацией в виски.

И что теперь? Покорно собрать вещи и свалить в закат?

Или может поумалять его, чтобы одумался?

Обе мысли вызывает одинаковое омерзение.

Настолько сильное, что к горлу подкатывает тошнота.

Вскакиваю и стремительно бегу опорожнить желудок в ванную комнату.

Эх, был бы срок побольше – и этому можно было бы радоваться, как несомненному признаку.

А так, для токсикоза рановато…

Стою, согнувшись над ванной, мое тело просто сжимается судорогами. Ничего не происходит.

Машинально протираю бумажным полотенцем капли воды с крана, чтобы не осталось известкового налета и выхожу.

Нужно как-то собирать себя в кучу и топать на работу.

Жизнь же не останавливается на месте после предательства любимого…

Стою в центре комнаты и тупо смотрю по сторонам.

Чувствую, меня начинает потихоньку накрывать запоздалой реакцией, и тут звонит телефон.

Поднимаю – Катюша.

Моя подруга университетская, и только теперь незамысловатый пазл складывается для меня.

Один плюс один.

Да, нет, не может быть, думаю я – моя Катя?

– Алло, – беру трубку.

– Привет, Алис.

Голос Кати какой-то не такой, как обычно. Сейчас в нем внутреннее напряжение и вызов.

Молчим.

Холодная испарина выступает у меня на лбу. Пот катится по спине.

– Я решила будет честно поговорить с тобой. Самой.

Сердце падает в пятки.

Моя подруга университетская.

Один из самых близких мне людей.

– О чем? – задаю ненужный вопрос слабым голосом.

Какие разговоры могут быть между нами?

– Я так понимаю Леша все тебе рассказал…

Она делает паузу. Я же молчу, уставившись в одну точку.

– Знаешь, я не собираюсь извиняться, – с вызовом произносит она, ожидая моей реакции. – Каждый строит свое счастье сам. На любви и войне – все средства хороши.

– Ты решила построить свое счастье на моем несчастье?

Фыркает в трубку.

– Да у вас с ним все и так давно к этому шло, ладно тебе! Я тебя ума-аляю.

Вот как? Оказывается, у нас все к этому шло… И об этом мне говорит подруга, с которой я делилась самым сокровенным: надеждами на семью и ребенка, планами на будущее…

– А ему со мной – хорошо. И мне с ним.

– Я рада за вас, – кровь начинает разгоняться по венам, и я медленно прихожу в себя. – Что-то хотела еще? Благословить вас? Или что? Ты зачем мне вообще звонишь?

Катя улавливает перемену в моем тоне и тут щетинится.

– Ой, не надо сарказма. Ты сама виновата – прошляпила мужика…

– Виновата и виновата. Он мне такой, которого прошляпить можно, и не нужен совсем. Забирай себе… только поводок покрепче держи – как бы кто попроворнее не увел…

Катька злобно сопит в трубку.

– Я хотела с тобой нормально поговорить! Подругами, мы может и не останемся…

– Может? – смеюсь я горько. – Да уж можешь не сомневаться – точно не останемся. Ты вообще от меня лучше подальше держись, вдруг это заразно…

– Заразно что?

– Да лживость твоя и подлость, – ледяным тоном чеканю я.

– Ой-ой-ой, святая нашлась… да я лучше такой буду…

Я не собираюсь дальше вести этот бесполезный разговор и просто кладу трубку.

Бред какой-то – что-то обсуждать с любовницей мужа.

Катя же не привыкла, чтобы ее обрывали на полуслове – тут же перезванивает.

Я прям воочию представляю, как она позеленела от злости.

Для чего этот звонок был? Поговорить? Ага, как же! Выступление одного актера, вот что это было.

Напускное благородство – ни капельки не верю.

Позлорадствовать она хотела. Поделиться своей радостью победы надо мной.

Как там сказал Леша? Собирать вещички и съезжать потихоньку? Это мы можем!

Ко мне медленно, но верно, возвращается энергия.

В голове проясняется после первоначального шока и боли.

Руки все еще трясутся, но уже от хлынувшего адреналина.

Катька продолжает трезвонить, и я сбрасываю ее звонок и отправляю ее контакт в черный список, а саму подругу – на помойку.

– Вещи, значит, собирать, – шепчу я. – Хорошо, Леша!

В голове сам собой быстро складывается план действий.

Визуалы 1

Дорогие мои!

Встречаем визуалы наших героев.

Итак, поехали:

Наша умничка Алиса - красавица со стальным стержнем внутри.

Ее муженек, Алексей - красивый, но как оказалось с гнильцой внтури...

А вот и "подружка", которая пригрела чужого муженька - Екатерина

3

Алиса

Первым делом мне нужно позвонить и отпроситься с работы на остаток дня.

Я сегодня брала уже отгул на несколько часов, чтобы отправиться в клинику, но теперь мне потребуется больше времени.

Руководитель отдела – непростой человек. И это мягко сказано еще.

Он едва-евда дал-то мне эти пару часов, и я не знаю, как он отнесется к пропуску целого дня.

Но работать я сейчас точно не могу – есть более неотложные дела.

– Алло, я слушаю, – раздается в трубке спокойный безэмоциональный голос.

– Игорь, здравствуйте…

У нас в компании принято обращаться по отчеству только к высшему руководству.

– Я хотела бы отпроситься у вас на остаток дня…

– Вы, – перебивает он меня, – это кто, напомните.

– Алиса Стрелецкая, – несколько сбиваюсь с мысли.

Да, я работаю не так давно в этой компании, но уже мой номер телефона можно было записать?

Странно как-то.

– А, Алиса, да… слушаю вас…

Вообще, Игорь не самый приятный из людей, но… что ж поделать – начальство не выбирают.

– Я хотела бы отпроситься у вас на остаток дня, – быстро тараторю я, собравшись с мыслями. – В счет отпуска или с последующей отработкой.

– Хм, – произносит Игорь и молчит.

Он мне и на два часа отгул-то со скрипом дал – все гундел, что у нас так не приятно, и что я подставляю коллектив и его лично – короче, навесил на меня кучу всего.

– А что у вас случилось такого, неотложного?

Интересно, как он отреагирует, если я вывалю на него все события утра – провальный тест на беременность, измену мужа, предательство подруги…

Мне даже становится смешно от этой мысли.

Аж губу прикусываю.

Иногда я сама в шоке от себя – тут бы плакать надо, поедая огромной ложкой мороженное или нутеллу прямо из банки, а во мне просыпается кипучая энергия.

Но я и сама чувствую, как постепенно прихожу в себя, заталкивая боль куда-то глубоко-глубоко, как тлеющий уголек.

Не сомневаюсь – он еще долго не угаснет и будет жечь изнутри, но… плакать и страдать я не собираюсь.

Действовать надо!

– Семейные обстоятельства.

– Неужели? – удивляется Игорь будто впервые слышит такую формулировку.

Интересно, у него самого семья есть или он всем пожертвовал лишь бы добиться кресла начальника отдела?

– Да, именно.

– Мы с вами, Алиса, кажется, уже обсуждали политику компании и мое лично отношение к такого рода отлучкам. Вам не кажется, что вы начинаете злоупотреблять моей добротой?

И все это он произносит таким голосом, будто жилы из меня тянет.

Я стою уже нервно постукиваю пальцами по столешнице.

Говорит так, будто я к нему лично в карман залезла или конфету изо рта успела вытащить.

– А работать кто в ваше отсутствие будет, эм?

Я вздыхаю и закатываю глаза.

Ладно бы его упреки были справедливы, и я действительно злоупотребляла бы отгулами или плохо работала…

Но последние четыре недели я стабильно задерживалась на работе и выходила каждую субботу, чтобы быстрее освоить весь необходимый объем работы.

И теперь он мне что-то выговаривает?

– Мне не нравится такое отношение к работе… – вздыхает так будто от сердца отрывает. – Я знаю, вы на особом счету у руководства, но это, все-таки не повод, так вести себя.

Чувствую, как наливаюсь краской, а пальцы сжимают столешницу.

Особый счет у руководства он прав – они меня полгода переманивали с предыдущего места работы. Сулили перспективы и карьерный рост.

Но я никогда не афишировала это. Работала, как и все.

Понимаю, что Игорь включил сейчас начальника.

А у меня нет желания и сил препираться с ним по такому пустяковому поводу.

Хотя, конечно, интересно чего это он на меня так взъелся.

– Уверяю вас, работа не просядет нисколько, – твердым голосом продолжаю уговаривать его. – Я обязательно выйду в субботу и восполню все пробелы…

Слышу, как он жует губами, раздумывая.

Кажется, он из тех людей, которые любят упиваться властью.

До этого у нас с ним были довольно ровные рабочие отношения. Он мне не слишком нравился, но повода как-то плотнее столкнуться еще не было.

А тут я оказываюсь в уязвимом положении…

– Ладно, но давайте договоримся, что личные вопросы вы будете решать в личное время, без ущерба работе. И это в порядке исключения, только один раз.

Я горячо благодарю его, кладу трубку и думаю – как он будет теперь смотреть на то, что я ровно в восемнадцать ноль ноль буду подниматься и уходить – решать «личные вопросы в личное время». И с добровольными рабочими субботами пусть попрощается заодно.

Как же оказывается много людей готовых чуть что поставить тебе подножку, совершенно забывая все хорошее.

Откладываю телефон и выбрасываю Игоря из головы. Человечек с синдромом вахтера – не самая главная моя забота.

Полученный день мне надо использовать по полной.

Наливаю стакан воды и делаю большой глоток воды – чуть успокоить дыхание и унять сердцебиение.

Потом оглядываю нашу замечательную светлую квартиру: здесь все сделано моими руками. Любовно продуман интерьер и дизайн, ведь я так надеялась жить здесь счастливой семьей – с мужем и ребенком…

Леша часто отмахивался, старался устраниться от участия и только говорил, что его дело давать деньги на воплощение моих идей.

А теперь он хочет, чтобы я собрала вещи и добровольно ушла из дома, который сама же кропотливо создавала?

Наглости ему не занимать!

Не будет этого – я не собираюсь покорно сдаваться и терпеть.

Быстро нахожу в интернете мастера по смене замков и делаю срочный вызов.

К моменту возвращения Алексея домой, я хочу быть максимально подготовленной.

И подготовить его… к его новой жизни, к которой он так стремится!

4

Алиса

Мастер приезжает на удивление быстро.

Это опрятный мужчина лет за пятьдесят, одетый в синюю униформу рабочего.

Он вежливо здоровается и приступает к работе.

Как только он начинает, у меня немного отлегает от сердца.

Начало положено, и это меня сильно поддерживает.

Говорю себе, что главное действовать и не позволять эмоциям накрыть… но за что хвататься теперь?

Никогда не думала, что могу оказаться в такой ситуации.

Посоветоваться с кем-то из подруг?

Одна, Катя, мне уже оказала «помощь» в жизни…

Как-то страшно идти к кому-то со своей бедой.

Мы ведь с Катькой дружили с первого курса универа.

Прекрасно помню день нашего знакомства: для меня, провинциалки, в столичном универе все было в диковинку.

Впечатлений было столько, что голова шла кругом, а сердце наполнялось радостью.

Рыжеволосая яркая Катька тогда без обиняков подошла ко мне перед парой и спросила понимаю ли я что-нибудь в химии.

Я неуверенно кивнула, и тогда она, смеясь сказала – помоги с домашкой.

Я согласилась, но ответила, что это будет именно помощь. Делать за нее я не собираюсь.

Она удивлено взглянула на меня, и расхохоталась. Так с тех пор как-то и пошла у нас дружба.

Жили в общаге вместе, делились всем: и едой, когда денег со степухи оставалось совсем впритык, и сокровенным…

Дополняли друг друга: она – взрывная, эмоциональная, яркая… Я же больше спокойная и практичная.

Все, Алиса, хватит об этом думать!

Я ругаю себя за излишние сантименты, ведь это нисколько не помогает.

От мыслей отвлекает телефонный звонок.

– Извините, я отойду – отвечу по телефону…

– Я здесь и один прекрасно справлюсь, – по-доброму отвечает мастер с легкой улыбкой и продолжает ковыряться в двери.

Достаю смартфон, и кровь отливает от лица – свекровь.

Отношения у нас такие, мягко говоря, натянутые.

Она на меня с самого начала смотрела с прищуром, все считала, что Алеша большего достоен.

А уж как у нас с ребенком все стало затягиваться, так вообще…

Ни одной встречи без шпильки в мой адрес, приправленной показной фальшивой жалостью.

И ее звонок для меня событие отнюдь не рядовое.

Она Леше звонит и от него узнает, как у меня дела. Если интересуется вообще.

– Алло, здравствуйте, Нина Михайловна.

– Здравствуй, Алиса, – голос у Татьяны Алексеевны твердый, как и весь характер – словно вырублен из гранита. – Я не могу дозвониться до Леши, а дело срочное…

– У него встреча, – машинально отвечаю я.

– Ах, встреча? Ну ясно… Тогда слушай ты. Я сейчас на даче, и позвонила соседка – говорит у нас по дому утечка газа. Езжай и посмотри, что там. Я вернуться в город никак не могу…

Характер у Нины Михайловны совсем не сахар. Она срок лет проработала учителем математики в школе, и это закалило ее… или ее учеников, уж не знаю кого больше.

Ее ничуть не смущает, что на дворе будний день и я, вообще-то должна быть на работе.

Да и вообще, безаппеляционность требования меня раздражает.

Проще всего было бы ответить, что я на работе, но какая-то злая сила подмывает меня повести разговор по-другому.

– Не могу, Нина Михайловна, у меня у самой мастер дома, а потом нужно ехать в клинику…

– А-а, – тянет она, – все ищешь, что в тебе не так…

Блин, лучше бы вообще трубку не брала и проигнорила ее, но чертово воспитание не позволило так сделать…

Кровь бьет в виски.

Это болезненная для меня тема, и она об этом прекрасно знает.

– Да, Нина Михайловна, я занимаюсь своим здоровьем, но вы можете называть это как вам нравится.

– Обиделась что ли? – тут же перестраивается свекровь. – Обижаться не надо. Я же любя. Сердечко-то знаешь, как болит за вас с Алешей? Внучат думаешь не хочется потискать и понянчить? А ты все в штыки, в штыки… Как колючка… От того-то и нет детей, – ставит она профессиональный диагноз.

Все разговоры на эту тему у нас идут примерно по одному сценарию: она лезет не в свое дело, топчется грязной обувью у меня в душе, а потом переворачивает все так, что это я злая, я реагирую неправильно, да еще и Леше жалуется.

А меня просто бесит, когда бестактно лезут не в свое дело. Причем такое интимное.

– А мастер-то что? Сломала что ль чего?

Точно. Надо зарубить себе на носу – никогда и ни при каких обстоятельствах больше не совершать такой грубой ошибки – не брать трубку от нее.

В голове мелькает вдруг дурацкая мысль, мол, спасибо, Катя, совсем скоро благодаря тебе Нина Михайловна перестанет быть моей головной болью и станет твоей.

Мне на секунду становится жалко Катьку, но я тут же одергиваю себя – это всего лишь по привычке и скоро пройдет.

– Нет, – отвечаю с улыбкой, – замки меняю…

– За-амки? – тянет удивлено Нина Михайловна. – Ключи что ли потеряла? Нельзя быть такой несобранной, я же сколько раз говорила Алеше… А теперь его деньги тратить придется на мастера, охо-хо…

– Нет, – прерываю ее причитания, – я не теряла ключей. Просто ваш сын завел себе любовницу и решил выгнать меня из дома. А я всего лишь его немного опережаю.

В трубке повисает гробовая тишина.

В какой-то момент я себя корю за несдержанность и думаю не хватил ли Нину Михайловну удар.

Она мне хоть и не нравится, но смерти ее я точно не хочу.

– Ну, – вдруг заявляет Нина Михайловна, – может не стоит спешить его упрекать и ты сама виновата? А у моего Алеши наконец появится нормальная семья…

5

Алиса

Я хоть и привыкла к, так сказать, не слишком дружелюбному отношению свекрови ко мне, но долго закрывала глаза на это ради «Алеши».

Я как-то несколько раз говорила ему о неприятных репликах в мой адрес, но он относился к этому со скепсисом – моя мама относится к тебе хорошо, не придумывай, так он говорил каждый раз, когда я приходила к нему за поддержкой.

Вот и все. Тем более, что я не могла быть достаточно убедительной – ведь дело не только в словах, но и в интонациях, взглядах и контексте…

Ну, я и забила на жалобы – просто стала стараться поменьше взаимодействовать с токсичным для меня человеком.

С Лешей у них хорошие отношения, вот пусть и общаются, решила я тогда.

А я просто не буду обращать внимания. Раздувать скандалы внутри семьи не хотелось. Тем более, что мне было из-за чего переживать.

Сейчас же совсем другое дело и терпеть я не намерена.

– Может и виновата – говорю я твердо, – а может ваш сын просто оказался подлецом и предателем.

И кладу трубку.

Пусть брызжет ядом сколько угодно – я это слушать не намерена.

Представляю, как выпучились сейчас ее глаза. Наверное, от злости телефон расплавился.

Но нет, телефон у пока еще свекрови в полном порядке, потому что она мгновенно перезванивает.

Секунду раздумываю, что лучше сделать: взять трубку или проигнорировать.

С одной стороны, разговор не принесет никакой пользы, от слова совсем. Только энергию потрачу на нее, а у меня впереди много забот – еще в клинику надо сходить.

А с другой…

В разговоре есть какой-то особый смысл – словно, если я сейчас не возьму трубку, то…

Словом, будто я прячусь от нее.

А я не от кого не собираюсь прятаться. И никого не боюсь, ведь правда на моей стороне и никакие ядовитые лживые слова этого не изменят.

Смахиваю по экрану.

– Ты как позволяешь себе со мной разговаривать! – трубка визжит так, что я отношу ее подальше от уха.

Так и оглохнуть можно.

Она верещит на меня так громко, что я невольно задумываюсь о тех поколениях учеников, которые прошли через нее – бедные дети…

– Не нужно кричать, – говорю я спокойно, пока она переводит дух перед новым забегом.

Я знаю, что делаю и понимаю, что это только разъярит ее сильнее.

Она просто перестает себя контролировать и вход идут прямые оскорбления: я, же, плохая жена Алеше, и не готовила вкусно, и мужа не обхаживала и еще пара-тройка аргументов, которые повторяются по кругу в разных вариациях.

Суть простая – я слишком плохо перед ним стелилась и поэтому он ушел к другой.

Другой интерпретации ее спича я не могу предположить.

Если честно, мне становится даже ее немного жаль – как же глубоко в голове этой женщины укоренились стереотипы и как далека она от представления брака, как РАВНОПРАВНОГО союза двоих любящих людей.

Без вот этого вот неуважения с одной стороны и пресмыкания с другой.

Нина Михайловна уже чуток охрипла, и мне даже становится интересно, как долго вообще она может продолжать орать, защищая своего ненаглядного Алешу и очерняя меня.

Возможно, не будь у меня кучи неотложных дел, я бы поэкспериментировала и познала бы глубину глубин, но… Мастер уже робко постукивает по дверному косяку, глазами показывая, что работа закончена.

Я киваю ему и жестом прошу подождать еще секунду.

– Так, – теперь я чуть повышаю голос. Совсем не много, только чтобы привлечь ее внимание. – Стоп!

Она ошеломленно замирает.

Нина Михайловна вообще не из тех людей, которым говорят «стоп».

Я не уверена, что она хоть раз слышала это слово в свою сторону.

Что ж, значит я буду первой.

– Я достаточно вас послушала, проявила уважение и вежливость. На этом все. Забудьте мой номер телефона и не звоните мне больше. У вашего сына появилась другая женщина, а значит у вас – другой объект для придирок. И она не такая терпеливая и вежливая, как я. Так что советую подготовиться по лучше. До свидания.

И кладу трубку.

Через секунду Нина Михайловна перезванивает опять, но я считаю, что точки над и уже проставлены и нам не о чем больше говорить.

Мои плечи горделиво расправляются.

Я дала отпор, и не опустилась на уровень базарной хабалки. Это главное и это победа.

– Я закончил, – говорит мастер тихим голосом. – Вот ключи.

Это приятный тихий мужчина. Он смотрит на меня с грустью и… жалостью.

Именно из-за этого я хмурюсь и сжимаю губы – жалость мне не нужна.

Я молодая, красивая и интересная женщина.

Чтобы там не говорил подлый изменник и его мамочка.

И я верю, что все у меня будет хорошо.

Поэтому я холодно благодарю мастера за работу и прощаюсь.

Прохожу на кухню и наливаю себе стакан воды, обдумывая дальнейшие планы.

День я освободила, и собиралась сходить в клинику – обсудить дальнейшие действия, но… теперь это потеряло актуальность.

Достаю телефон, чтобы отменить запись, но… Наталья Владимировна – мой гинеколог, приятная женщина с который мы сблизились за это время.

Я чувствую, что как-то не совсем правильно прощаться с ней так – по телефону, отменив запись.

В телефоне пропущенные звонки от Нины Михайловны, которые я брезгливо удаляю, будто мусор выкидываю.

До визита в клинику еще есть время, а значит можно заняться уборкой.

Кажется, вещам моего пока еще нынешнего мужа в этой квартире не место. Кажется, им очень хочется отправиться поскорее в Катькину однушку.

Что ж, в этом я ему могу помочь.

Очень хочется все сделать быстро: чтобы он просто приехал и забрал вещи. Минимум взаимодействия с ним меня вполне устроит.

Я не успеваю сделать еще один глоток, как телефон противно жужжит в ладони.

Бросаю взгляд на экран – Алексей, и сердце тревожно сжимается.

А ему-то что нужно? Он ведь только успел уйти из дома.

6

Алиса

– Ты охринела что ли? – сходу начинает Алексей со своим фирменным ударением на И в распространенном ругательстве.

Так он всегда говорит, когда очень сильно раздражен.

– Ты че исполняешь?

Сердце пускается вскачь, а на спине выступает холодный пот.

Я совсем не привыкла чтобы со мной говорили в подобном тоне. Особенно муж.

Некогда любимый и, главное, любящий.

Аж слезы выступают на глаза от обиды, но я сжимаю себя в кулак и беру в руки.

Главное, не дрогнуть, ведь я так близка к тому, чтобы разреветься…

– Ты это о чем? – задаю встречный вопрос, и голос почти не дрожит.

Горжусь собой – первый шаг сделан, и успешно.

Алексей взрывается:

– О чем? Ты из себя невинную-то не строй! Мне сейчас мама позвонила, в слезах – рассказала, что ты ей там наговорила…

– И что я ей наговорила?

С каждым его криком во мне что-то леденеет.

Да, я скорее всего буду плакать…

Но не сейчас и не при нем – не дождется.

Наполняюсь холодной решимостью противостоять.

– Совсем никакого уважения не осталось к пожилому человеку? – громыхает трубка. – Ты почему ей грубила? Она к тебе как к родному человеку за помощью обратилась, а ты ей хамство в ответ?

От такой беззастенчивой наглости у меня аж дыхание перехватывает.

Хотела бы я посмотреть на этот мастер-класс переобувания в воздухе: когда прожженная мегера со снохой в один миг превращается в униженную и оскорбленную с сыночкой.

– А че за херня там с замками, я не понял?

Ого, и это успели обсудить. Быстро свекровь бросилась с предупреждениями.

Он шумно выдыхает и меняет тон.

– Алиса, давай не будем усложнять. Не за чем портить воспоминания о том хорошем, что между нами было за эти годы. Не унижай себя такими мелочными поступками…

Как же плохо, оказывается, я знаю своего мужа. Просто не узнаю его.

Он считает меня настолько никчемной? Или что? Или просто не уважает, что даже отказывает в капле разума.

Ведь у меня есть простой и очевидный козырь – наша квартира оформлена на меня.

– Леш, в своей квартире я могу делать все, что считаю нужным… – спокойненько отвечаю ему, а сама дрожу.

Хорошо, что этот разговор происходит по телефону – лицом к лицу это было бы куда сложнее.

Трубка зловеще затихает.

– Что ты сказала? – ровным голосом переспрашивает он.

Ага, понял значит к чему я.

– Ты прекрасно слышал, что я сказала.

Квартира оформлена на меня.

По документам я – единственный собственник.

Это была одна из мутноватых схем Алексея. Что-то связанное с налогами или вычетами – когда он предложил оформить квартиру только на меня, я не возражала – какая разница на кого бумажки записаны если мы семья.

Я финансово участвовала в ее приобретении – когда мы брали ипотеку, Алексей еще не успел стать воротилой бизнеса и дела у нас шли не всегда радужно.

Продала свою старенькую тойоту и вырученные деньги вложила в первоначальный взнос.

– Это моя квартира, – шипит он злобно, – ты совсем охринела? Я сейчас приеду вышибу замки и выставлю тебя на улицу…

– А потом сразу отправишься в полицию, – парирую я, дрожа от страха.

Что если и правда приедет?

Он сейчас в такой ярости, что мне становится страшно.

– Хочешь квартиру у меня отжать? – рычит он. – Ах ты меркантильная…

– Прекрати! – строгим голосом прерываю его ругательство.

С каждым мгновением слушать его все более и более мерзко.

– Мы с тобой будем обсуждать чья квартира и как ее делить, как и прочее имущество, приобретенное в браке только в присутствии адвокатов, понял? А если потребуется подключим к вопросу и налоговую…

Мой недвусмысленный намек быстро доходит до Алексея. Рыльце-то в пушку.

Но Алексей не из тех мужчин, кто легко сдается и отступает.

Уверена, что свое поражение он не примет.

– Ладно. Вечером поговорим. У меня встреча. Пока, – и бросает трубку.

Я с шумом выдыхаю воздух.

Первый раунд за мной, только надолго ли?

Понимаю, что при желании он точно также может вскрыть квартиру и поменять замки – и даже мое присутствие его в этом нисколько не ограничит.

И как мне теперь жить? Постоянно быть начеку?

Я встаю с места и, как зверь в клетке, шагаю взад-вперед по комнате.

Стоит ли так уж держаться за квартиру? Проходить ради нее все эти скандалы и грязь…

А потом я обвожу взглядом комнату, представляю как со своим барахлом сюда ввалиться Катька и… стискиваю зубы.

Ну уж нет.

Отступать я не собираюсь.

Разговор с Алексеем придает мне новый импульс, и я приступаю к наведению порядка.

В моей квартире его вещей не будет.

Сгребаю содержимое шкафов в продуктовые пакеты и сумки – в кучу летит и одежда, и обувь, и аксессуары – потом сам пусть разгребает.

Или его новая женщина.

Или мама.

Мне все равно.

Я с таким пылом берусь за дело, что совершенно забываю о времени.

Когда бросаю взгляд на часы вижу, что уже опаздываю в клинику.

Быстро собираю все документы – боюсь оставлять их в квартире.

От Алексея после сегодняшнего предательства можно ожидать любой подлости.

У порога с удовлетворением оглядываю большую кучу разномастных мешков и пакетов и захлопываю дверь.

Сейчас попрощаюсь в врачом и поставлю точку в этой непростой истории.

О детях мне придется думать еще очень и очень нескоро…

7

Алексей

Ну Алиска и козой же оказалась!

Вообще офигела!

От возмущения я бросаю трубку на пассажирское сиденье, она отпружинивает и падает в щель между сиденьем и дверцей.

Ну еп твою мать!

От злости бью рукой по рулю и чуть не вписываюсь во встречку.

Фух, пронесло.

Возмущенный гудок еще долго доносится издали.

Я сворачиваю к тротуару и утираю пот со лба.

Из-за нее чуть не вписался, блин.

Из зеркала заднего вида на меня смотрят хмурые, злые глаза.

Терпеть не могу, когда все идет не по-моему!

И самое поганое, что чертовка права. Формально, но права – хату я реально оформил на нее.

Тогда такие обстоятельства были – нельзя было даже совместку.

И теперь она выкручивает мне яйца по полной. Вернее, пытается сделать, потому что плохо меня знает, раз решила, что со мной можно играть в такие игры.

Так все-таки что делать? Позвонить ей еще раз? Наорать, потребовать… пригрозить?

При мысли о том, чтобы поговорить с ней, услышать ее холодный презрительный голос меня просто передергивает от злости.

Смелая такая – прячется за телефонной трубкой!

Кстати о телефоне – лезу доставать его из щели.

Пальцы нащупывают корпус, но не могу уцепить и мобила, как рыбка, ускользает от меня глубже под кресло.

– Ну, твою же мать! – выругиваюсь сквозь зубы.

Отстегнув ремень безопасности изгибаясь как червяк выуживаю несчастную трубу.

Поднимаюсь и забываю об опущенном козырьке от солнца и ударяюсь об него макушкой.

Да еще так неожиданно сильно, что аж звезды вспыхивают в глазах.

Сижу и потираю голову.

Я, блин, на важную встречу опаздываю, а вынужден думать о такой ерунде.

И, главное, чего она кочевряжится? Я же сказал все по делу – четко и понятно.

Ну, понятно, что бабок я ей дам сколько-то, но она же прекрасно знает, что по факту квартира моя?

Вот у людей совести совсем нет.

Барабаню пальцами по рулю и думаю, чтобы можно было предпринять прямо сейчас и не терять время.

Звякнуть маме и попросить ее поговорить с Алисой? Так, по-женски, попросить чтобы повлияла…

Да не, мама хоть и авторитетный человек, но сегодняшний разговор показал, что Алиска закусила удила и на конструктив не настроена…

Делаю глубокий вдох-выдох и выезжаю задом на дорогу – подумаю по пути в офис.

Опаздывать на встречу никак нельзя.

Город бурлит рабочей суетой и тонет в каком-то сероватом смоге.

А я все не могу переключиться от семейных проблем. Это не профессионально, а я профессионал ведь.

Все время думаю о том, какая коварная и меркантильная Алиса оказалась.

А жила ведь со мной и не пикала.

Потому что удобно было, ага.

Я зарабатываю хорошо, перспективный… В постели хорош, да и вообще красавчик – из спортзала не вылезаю.

Да ее подруга – Катюха-то, можно сказать, на мой пресс и запала.

Сама так говорила. И руки – банки я раскачал нормас такие.

Постепенно успокаиваюсь.

Мысли текут в приятном направлении – думаю о своей Кате.

Она у меня яркая, страстная, готовая к экспериментам в постели – вообще делает все что скажу и не пищит.

Заикрилась сразу же.

Безо всяких проблем и нервотрепок – как и положено нормальной бабе.

На такой и жениться можно спокойно – наследники будут точно.

Да и вообще, она мне больше подходит по статусу – с каждым месяцем, с каждым готом я расту, а Алиска… Ну она бледновата для меня, если честно.

Есть в ней какая-то зажатость. Сразу видно бабкой воспитывалась – было одна игрушка деревянная прибитая к полу, и все такое.

У нищебродов особый тип мышления – это в голове и очень редко это можно изменить.

Тут же вспоминаю как прокинула меня Алиска с квартирой, и кровь начинает бурлить яростью.

Мышление мышлением, а пасть на мою хату вон как разинула сразу.

Но эти мысли наталкивают меня на кое-что стоящее.

Я припарковываюсь у бизнес-центра, где сейчас арендую офис и глушу машину.

Набираю номер телефона:

– Клавдия Николаевна? Доброе утро, – на губах сама собой натягивается умильная улыбка. – Как ваше здоровье?

– Здравствуй-здравствуй, Алешенька, – радуется Алискина бабка, – рада тебя слышать, – но тут же довольный голос меняет окрас на тревожный, – не случилось ли чего? С Алисой все в порядке?

Стискиваю зубы – с вашей Алисой все будет прекрасно если не будет фигней заниматься и отвечаю елейным голоском:

– Да, все хорошо… – делаю паузу и продолжаю: – Понимаете, мы решили сделать паузу в отношениях…

– Паузу? – взволнованно переспрашивает пожилая женщина. – Что ты имеешь в виду, Лешенька?

– Да понимаете, Клавдия Николаевна, это трудно все объяснить в двух словах… Накопилось у нас как-то. Я, наверное, виноват конечно больше – все работаю и работаю, а у нее… у нее претензий все больше появляется. Ну мы и решили немного дать остыть друг другу…

– Ох, Леша-Леша, не представляешь, как мне больно это слышать… Алиса мне ничего не говорила…

– Да она и мне не говорила, что собирается замки в нашей квартире поменять, а теперь вот так…

Доверчивая старушенция изумлено вздыхает в трубку.

И я пускаю последний аргумент, но не последний по важности:

– Понимаете, Клавдия Николаевна, вся эта грязь… мне так не хочется скандалов… ведь что подумают соседи? Люди? Позорище какое…

Старушка охает и ахает, и мне кажется, что она достигла нужной кондиции.

– Может вы поговорите с Алисой? Что бы как-то все пристойно прошло… не чужие же мы все-таки люди и должны суметь договориться…

Когда я кладу трубку, то злорадно думаю: как тебе такой ход, Алиса? Аукнется тебе еще моя квартира, ох аукнется.

И довольный собой выхожу из машины.

Впереди встреча, которая принесет мне много денег. Не на одну такую задрипанную квартирку.

8

Алексей

Вбегаю в бизнес-центр и спешу по холлу к лифтам.

Небрежно здороваюсь со встречными – кое-кого я знаю, но вообще в этом крупном здании не только моя компания.

Я еще не настолько разросся, чтобы отгрохать себе собственное такое здание, но все впереди.

И предстоящая встреча – очередной шажок к реальному благосостоянию, а не этой ерунде.

Квартира, машина… Мне нужно больше.

Я хищник, мать его! И я всегда голоден.

Задумываюсь о том какой путь я прошел за эти годы.

Причем почти сам, с самой минимальной поддержкой отца.

Он-то всего слегка помог капиталом и связями, а так почти никакого участия не принимал…

Как и в воспитании – они с мамой расстались, когда я совсем мелкий был. Лет пять-шесть мне было.

Задумываюсь настолько, что не замечаю девчонку со стаканчиком кофе в руках.

Обжигающий напиток плещет мне прямо в грудь.

Еда сдерживаю себя, чтобы не выругаться!

Ну, кобыла кривоногая!

– Смотреть надо по сторонам, – злобно зыркаю на нее и сокрушенно оглядываю изгвазданную рубашку.

Ну, епта, прямо перед встречей! Как будто все сошлось против меня.

– Вообще-то это вы в меня врезались и вам не мешало бы извиниться.

Останавливаюсь и оглядываюсь на эту пигалицу – а она очень даже ничего! С кривыми ногами я поторопился…

И личико миловидное, симпатичное, губки такие аппетитные, м-м-м…

Грудь под белоснежной строгой блузкой стоит торчком.

Шикарно улыбаюсь ей.

– Тысячу извинений, вы правы. Это я был ужасно неловок и невнимателен. Может быть, я смогу загладить свою вину?

Незнакомка вскидывает бровь:

– Как?

– А вот это мы можем обсудить за обедом…

Девушка усмехается и отвечает просто:

– Нет.

Разворачивается и уходит.

Ух, какая женщина! Люблю дерзких и недоступных!

– Девушка, постойте, а как же кофе?

Она оборачивается и стреляет в меня глазками:

– Оставьте себе, – и кивком указывает на промокшую рубашку.

Вот стерва! Ну ладно, мы еще посмотрим.

Скорее всего она работает где-то здесь – а где именно я успею выяснить.

Теперь главное переодеться и встреча!

Поднимаюсь в лифте на свой седьмой этаж – здесь я властелин.

Весь этаж арендую.

Юля с ресепшена округляет удивленно глаза при виде меня:

– Алексей Альбертович, что с вами случилось?

Даже не помню нафига я ее на работу брал – ну видно же, что со мной случилось! Зачем задавать глупые вопросы…

– Рубашку чистую принеси, – рычу на нее вместо ответа.

Аромат вылитого на меня кофе приятно щекочет ноздри, и я добавляю вдогонку:

– И чашку кофе!

Захожу в свой кабинет и начинаю развязывать галстук.

Переодеваюсь в свежую рубашку, которую принесла Юлька, и ловлю себя на том, что до сих пор чувствую на коже липкий след от того чертового кофе.

И не только на коже – где-то под ребром засела досада.

Эта стерва с блузкой… Чем она меня так зацепила?

Внезапно осознаю: черт, да она же вылитая Алиска!

Тот же разрез глаз, тот же вздернутый носик, даже манера держать подбородок чуть вверх – будто все вокруг ей должны.

Только лет на десять моложе и без этих вечных грустных теней под глазами, которые у Алисы появились после второго выкидыша.

– Кофе, Алексей Альбертович, – Юля ставит передо мной чашку, и я машинально хватаю ее, обжигая пальцы.

– Ты что, кипяток налила?!

Она вздрагивает, но я уже не слушаю ее оправдания.

Мысленно возвращаюсь к той девушке в холле.

Почему, блин, она так въелась в голову? Да и похожа ли она на самом деле на Алису? Или мне просто мерещится?

– Иди уже, – бурчу Юле.

Остаюсь один, сжимаю кулаки.

Ну и что, что похожа?

Алиса – пройденный этап.

Люди сходятся и расходятся, ничего особенного.

Я же не последний урод, в конце концов – дал бы ей денег, квартиру… Хотя, стоп, квартиру-то она уже пытается отжать.

Злость накатывает снова, но теперь она какая-то мутная, с привкусом чего-то еще.

– Ладно, хрен с ней, – вслух говорю я, будто отгоняю назойливую муху.

Встаю, поправляю галстук.

Впереди важная встреча, новые деньги, новые возможности.

А все эти дурацкие мысли – просто потому что день начался как дерьмо.

И Алиска к этому имеет, кстати, самое непосредственное отношение.

Выхожу из кабинета, но перед зеркалом в коридоре на секунду останавливаюсь.

– Ты не слабак, – шепчу своему отражению.

И иду вперед, потому что назад – не мой вариант. Никогда.

Встреча проходит на ура.

Я как всегда – на коне. Да и как иначе? Я же профессионал.

С такими людьми наладил связи – аж голова кружится от раскрывающихся перспектив.

Скоро бабки потекут рекой.

И вопрос с квартирами меня вообще парить не будет.

Да черт, если бы Алиска попросила нормально, может, и оставил бы ей эту.

Не жмот же я в конце концов.

Довольный собой, разваливаюсь в кресле.

Вот она – жизнь! Никаких истеричных баб, никаких проблем.

Только деньги, власть и...

Вибрирует телефон.

Алиса.

Сердце почему-то екает.

После сегодняшнего утра, Алиса – это тот человек, на звонок которого я бы вообще не рассчитывал.

И это меня немного пугает…

9

Алиса

Дверь лифта с лязгом открывается, и я выхожу в подъезд.

Где-то в висках пульсирует раздражение – горячее, липкое, как будто под кожей застряли осколки стекла.

Пальцы сами сжимаются в кулаки. Ногти впиваются в кожу, причиняя боль, которой я почти не придаю значение.

Иду резко, вколачивая каблуки в подъездную плитку.

На меня то накатывает, то отпускает.

И все по кругу.

Как он мог? Как она могла?

Мысли крутятся по одному и тому же кругу, как пес, гоняющийся за хвостом.

Бесполезно.

Но остановиться не получается.

Распахиваю подъездную дверь – и летнее утро обрушивается на меня всей своей яркостью.

Солнце бьет в глаза, теплое, почти осязаемое.

Воздух густой, сладкий от цветущих лип – где-то рядом пчелы лениво жужжат, перелетая с соцветия на соцветие.

Сочная нежная листва шевелится под легким ветерком, и кажется, будто перешептывается между собой о чем-то сокровенном.

Где-то вдалеке визжат дети.

Смеются, и этот звук такой живой, такой нормальный, что на секунду я замираю.

Небо – голубое, без единого облачка.

Кажется, что оно должен быть совсем не таким в этот ужасный день.

Оно должно быть хмурым, давить, как крышка гроба.

А оно… красивое. Сияет чистотой, словно только что умытое…

Я медленно выдыхаю.

Может, жизнь не так уж плоха?

Но тут же всплывает лицо Алексея – его холодные глаза, фраза: "С Катей секс круче".

И Катька… рыжая, наглая, с ее "Каждый строит свое счастье сам".

Где-то глубоко внутри снова закипает ярость, но она уже не такая острая.

Скорее усталая. Как застарелая зубная боль – пронизывает меня всю отдавая пульсацией…

Клиника.

Мысль о ней заставляет сердце сжаться.

Там – врачи, которые знают мою историю.

Там – папки с анализами, напоминающие о том, что мое тело не справилось.

Там – чужие взгляды, полные жалости.

Может, не надо? Может, просто не пойти? К чему это все? Прощание какое-то… я же никому ничего не должна, в конце концов…

Слезы подступают к глазам, но я резко моргаю, сжимая губы.

Нет.

Нужно.

Необходимо поставить точку.

И эта точка не только в отношениях с врачом, которая хорошо отнеслась ко мне.

Я должна и собираюсь подвести жирную, итоговую черту под нашими отношениями с Алексеем.

Годы жизни.

Счастье и обыденность – все останется позади. Должно остаться.

Но куда двигаться дальше?

Квартира – не дом.

Работа – не спасение.

Друзей… каких друзей? Те, кому доверяла, уже предали.

Смогу ли я кому-то поверить вновь? Очень сомневаюсь.

Я опускаюсь на лавочку у подъезда, и вдруг краски утра кажутся уже не такими яркими.

Солнце все то же, липы все так же пахнут, но будто через толстое запыленное стекло – вроде и вижу, но не чувствую.

Сижу. Смотрю в асфальт.

Куда идти человеку, которого предали все?

Вопрос висит в воздухе, без ответа.

Но через минуту я все равно встаю.

Потому что сидеть – значит сдаться.

А я не сдаюсь.

Делаю первый шаг от лавочки – и тут же замираю.

В кармане вибрирует телефон.

Сердце резко падает в пятки, а в горле пересыхает.

Опять.

Так у меня невроз разовьется – уже шугаюсь мобильника!

Что ж, у меня есть основания для этого.

Уверена, на том конце трубки меня не ждет ничего хорошего.

Опять кто-то из них.

Алексей с угрозами и манипуляциями…

Его мать с упреками…

Или Катька с ядовитыми насмешками одержавшей победу «в войне»…

Только вот я ни с кем не боролась, а после сегодняшнего и не собираюсь.

Пальцы дрожат, когда я достаю телефон.

Внутри все сжимается, будто готовясь к новому удару.

Но на экране – "Бабуля".

Выдыхаю так резко, что аж кружится голова.

Беру трубку.

– Привет, бабуль, – говорю нарочито бодро, но голос звучит чужим, фальшивым, как дешевая маска.

Я будто актриса в мыльной опере. Но держать лицо необходимо.

Даже перед самым близким человеком – бабулю тревожить я не могу.

– Алисонька… – ее голос дрожит, слова путаются, будто она задыхается. – Лешенька… он звонил… Говорит, ты… ты замки меняешь? Что случилось-то, родная?

Мои ноги вдруг становятся ватными.

Иду медленно, автоматически, не зная куда.

– Бабуль, все нормально, просто…

– Да как же нормально-то?! – она перебивает, и слышно, как сбивается дыхание. – Он сказал… что ты его выгоняешь! Может, не надо так резко? Мужики они все… все такие, погудят да успокоятся. Может, перетерпеть надо? Ты же женщина, будь мудрее…

Ее слова вязнут где-то в груди, как нож.

– Бабуль, ты не понимаешь… Он завел любовницу…

Бабуля вздыхает, и я слышу причитания, перемешанные с обрывками молитв.

Мне становится безумно горько и обидно: и за себя, и за нее, и за миллионы женщин, оказавшихся в подобной ситуации…

– Уж прямо любовницу? Страсти-то какие… а это точно?

– Точно, ба, точно. Велел мне убираться… как собаке какой-то…

Но бабуля словно не слышит моих слов, продолжает гнуть свою умиротворяющую линию:

– Ну, какой мужик без загула-то, дочка? Ну, все гуляют, так что теперь – бежать разводиться, да замки менять? Он говорит у тебя что-то накопилось к нему… звонил мне, жалился…

Я поражена подлостью Алексея и даже не нахожусь сперва, что сказать.

– А ребеночка заведете – все и наладится! – продолжает она, и в ее голосе столько надежды, что мне хочется закричать.

Но я молчу.

Просто иду, сжимая телефон так, что пальцы немеют.

– Баб… баб, ты только успокойся, – бормочу я, чувствуя, как ее дыхание становится прерывистым, неровным.

– Алиса… что-то мне… плохо… – ее голос вдруг слабеет. – Ой, доча, плохо что-то. Разволновалася я… надо… надо.

– Ба, ты присядь, – у меня самой сердце колотиться как бешеное, норовя выскочить из груди.

10

Алиса

Сердце колотится так громко, что кажется, его слышно на весь двор.

Я бегу, не разбирая дороги, спотыкаюсь о бордюр, но даже не чувствую боли.

В голове только одно: бабуля, бабуля, бабуля.

В голове проносятся воспоминания детства – теплые, нежные бабулины ладони, аромат блинов и замечательные сказки перед сном… Все те мелочи, что вместе составили мое счастливое детство…

Одергиваю себя – сейчас не время!

Пальцы дрожат, когда я открываю приложение такси.

Нажимаю на кнопку заказа, но тут же понимаю — надо вызвать скорую.

Срочно скорую.

— Что у вас случилось? — спокойный голос диспетчера кажется мне издевательски медленным.

— Пожилой человек, — выдыхаю я, стараясь говорить четко, но голос предательски дрожит. — Моя бабушка. Ей плохо. Сейчас приеду. Квартира 45, дом 12 по улице Ленина.

— Какие симптомы?

— Говорила, что плохо. Дышала тяжело. И… и упал телефон. У нее больное сердце.

— Экипаж выезжает.

Я киваю, хотя знаю, что меня не видят.

Такси едет уже пять минут.

Сейчас я больше ничего не могу сделать и просто расхаживаю по двору взад-вперед.

Пытаюсь дышать: ровно, глубоко, успокаивающе, но это нисколько не срабатывает.

Мне слишком страшно.

В горле встает ком, а слезы туманят глаза, размывая картинку.

Я сержусь на себя, сглатываю и принимаюсь яростно вколачивать каблуки в асфальт – сейчас не время ныть.

— Соберись, соберись, — шепчу я себе.

Я вся дрожу.

Нервы на пределе.

Сегодняшнее утро становится почти самым сильным испытанием в моей жизни.

Вдруг понимаю, что безумно боюсь остаться одна.

В полном одиночестве в этом холодном мире, полном предательства.

Всю свою жизнь после смерти родителей я знала, что бабушка где-то рядом.

Даже когда повзрослела, вышла замуж я чувствовала эту поддержку, это тепло.

— Не раскиса-ай, — командую себе, стискивая зубы, но слезы слабости скатываются по щекам.

Пять минут пытки все продолжаются.

Я смотрю на экран, где крошечная машинка ползет по карте, и мне хочется крикнуть:

— Ну езжай же быстрее! Быстрее!

Кажется, что от этого зависит жизнь.

Наконец, желтый автомобиль появляется на повороте.

Я выбегаю на дорогу, едва не попадаю под колеса, но мне плевать.

— Осторожнее! — кричит водитель, но я уже дергаю дверцу и падаю на сиденье.

— Гоните, пожалуйста!

Бесстрастный женский голос навигатора сообщает:

— Водитель начал поездку. Время в пути составит двадцать одну минуту.

Двадцать одну минуту!

Двадцать минут ада.

Я сжимаю кулаки, готовая выпрыгнуть на ходу, как только увижу бабушкин дом.

Солнце насмешливо бликует в лобовых стеклах встречных автомобилей. Гудят сигналы, а светофоры весело перемигиваются – жизнь идет своим чередом.

Подъезд.

Скорая у входа.

Слава Богу! Только бы они успели…

Я влетаю в квартиру, и первое, что вижу — бабушку на диване.

Бледную, но живую.

— Бабуль!

Она слабо улыбается, но фельдшер тут же хватает меня за рукав.

— Вы внучка? — его голос резкий, как удар. — Пожилого человека беречь надо! Никаких стрессов, вы понимаете? Давление за двести, могло кончиться куда хуже.

Я киваю, но слова пролетают мимо.

Главное — бабушка жива.

— Покой, таблетки под язык, если снова станет плохо, и никаких волнений, — фельдшер сует мне бумажку с рекомендациями.

Я киваю снова, обнимаю бабушку, провожаю врачей.

Возвращаюсь, снова обнимаю ее — осторожно, будто она стеклянная.

— Ну что ты, как маленькая, — бормочет она, но гладит меня по волосам.

— Ба, как ты? Правда лучше?

— Лучше, доча. Просто… испугалась за тебя.

Она смотрит на меня выцветшими голубыми глазами. Ее голос слаб, и чуть подрагивает.

— Поспи, бабуль.

Я укрываю ее пушистой шерстяной шалью – ее любимой и иду на кухню. Ставлю чайник.

Сажусь на табуретку и закрываю лицо ладонями.

Мне накрывает реакция.

Слишком много всего навалилось на меня за одно только сегодняшнее утро.

Как это все пережить?

Нервы перенапряжены, но я сначала пытаюсь сдержать слезы – не позволяю себе быть слабой, а потом отпускаю…

Плачу тихонечко, выплескивая всю накопившуюся боль.

Стараюсь не громко не хлюпать носом, чтобы не потревожить бабушкин сон.

Чайник сердито свистит, наполняя кухню уютом, но я не поднимаюсь пока не выплакиваю все до последней слезинки.

Наливаю кофе – горький и черный.

Его вкус оседает на языке кислинкой и обволакивает горло.

Эта горечь отрезвляюще приятна.

Выдыхаю и достаю телефон.

Такой подлости, такого циничного удара по моей бабуле от Алексея я не ожидала.

Как, впрочем, и измены.

Мне становится абсолютно понятно, что ни о каком «дружеском расставании» или хотя бы расставании полном достоинства с его стороны речи и не идет.

Уверена, что это не последняя подлость, которую он припас.

Но отступать и сдаваться я не собираюсь – сломать себя я не позволю.

Набираю его номер – он все еще записан у меня как «Любимый».

— Але.

— Послушай, — начинаю я без лишних предисловий, — если ты еще раз себе позволишь себе хотя бы просто поговорить с моей бабушкой…

Этот звонок был скорее импульсивным экспромтом. Желанием показать ему, что он не запугает и не сломит меня… Пригрозить, поругать его за подлость…

Но начав, я поняла – он поймет только грубую жестокую силу, и тут же на ум мне приходит то, что его действительно заденет.

—…я сразу же собираюсь и иду в прокуратуру и налоговую, где и рассказываю все-все что знаю о твоем бизнесе, — и добавляю на кураже блефа. — А знаю я не мало, уж поверь, чтобы ты там себе не думал.

Зловещая тишина воцаряется в трубке.

Поверил или нет?

Самое главное – защитить бабулю от таких подлых и коварных нападок.

11

Алиса

– Я хочу, чтобы ты оставил бабушку в покое, понял? Не звони ей никогда больше!

Алексей молчит.

Только телефонная трубка слегка потрескивает непонятными щелчками, словно я и правда разговариваю со змеей.

– Ну ладно, че ты, – наконец отвечает он. – Ниче я такого ей не говорил, подумаешь… Только сказал, что ты себя нехорошо ведешь, так это же правда… Вот старуху и проняло…

Он никогда особенно не любили мою бабушку.

Относился к ней с безразличием – ну есть и есть.

Был холодно вежлив, приезжал со мной в гости, задавал дежурные вопросы. Терпел.

Сейчас же можно перестать притворяться.

Маски слетают, и гнилая сущность показывается во всей красе.

– Я нехорошо себя веду? – усмехаюсь я нервно, поражаясь такой наглости.

– Ну да. Квартира-то моя. И плевать, что там по бумажкам. Сама прекрасно это знаешь…

– Там вообще-то часть денег вложена моих, если ты забыл, – я стараюсь говорить ровным голосом, но меня опять всю просто трясет.

– Ой, да че там вложено… давай начнем меряться кто сколько и куда вложил. Я на твое здоровье сколько бабок вбухал? А поездки? А шмотки и питание? – чувствуется, как он прям наливается ядовитой злобой. – Хочешь счетик предъявлю?

– Мы были семьей, если тебе вообще понятно значение этого слова. Я тоже все время работала и ни копейки не отложила куда-то в сторону, если хочешь знать…

– Не хочу, Алис. Мне наплевать, ясно? У меня новая есть женщина – не то, что ты – бесполезная. Все, разговор окончен! И если не хочешь меня разозлить по-настоящему – сваливай из квартиры в темпе. Я не хотел с тобой жестко, но больно уж ты меня выбесила таким поворотом…

Он никогда не разговаривал со мной таким тоном. Сейчас же совсем перестал сдерживать себя в выражениях. Но помимо выражений важны эмоции, которые он вкладывает в слова – они просто пропитаны злобой.

Будто он все эти годы только ненависть ко мне растил.

Передо мной два варианта: сдаться или бороться.

И в другое время я бы просто отошла в сторону – я воспитана все-таки не так. Склоки и борьба – это не про меня. Я больше домашняя, спокойная…

Но не в этот раз.

Внутри – огненный яростный вихрь.

Пальцы дрожат, а по спине сбегает капелька холодного пота.

– Это я с тобой не хочу так жестко, – отвечаю ему таким же тоном, – поэтому ты мое предупреждение заруби себе на носу, ясно? Твоего мне ничего не нужно, и деньги за квартиру я тебе со временем выплачу… но если хочешь, можем поделить имущество через суд…

Алексей зловеще смеется, но этот смех больше наигранный – он раздумывает.

Я не сломалась после первого натиска, и ему нужно пересмотреть план.

Как-то интуитивно больше я понимаю, что нельзя давать ему подготовиться.

Нужно как можно скорее решить все спорные вопросы.

– У нас нет детей, если не будешь упрямиться – нас разведут быстро. Сегодня же я подам заявление. Так что у тебя не так много времени на раздумье…

Алексей молчит, и я словно слышу, как вертятся у него в голове шестеренки.

– Я перезвоню тебе… живи пока, хер с ним, – и бросает трубку.

Меня накрывает: руки и ноги дрожат. Я опираюсь о стол и медленно шумно выдыхаю.

Кажется, и на этот раз я отбилась.

Надолго ли?

Делаю еще один глоток остывшего кофе и слышу бабушки слабый голос из комнаты:

– Алисонька…

Бабуля уже проснулась.

И хоть и выглядит еще не совсем хорошо, но уже заметно посвежела.

Я с детства помню эту ее особенность – дремать по десять-пятнадцать минут в обед.

А когда я спрашивала ее почему она не спит подольше, он только смеялась и говорила, что времени нет разлеживаться…

Она всегда что-то хлопотала по хозяйству. Была подвижной и деятельной, только вот в последние годы начала сдавать.

– Бабуль, ты как себя чувствуешь?

Наклоняюсь и целую ее в лоб.

От бабушки исходит приятный, знакомый с детства аромат: накрахмаленного белья, едва уловимых лавандовых духов и чего-то теплого и вкусного.

– Лучше, доча, лучше.

Покряхтывая, она поднимается и садится на диване.

– С Алешей-то все серьезно у вас? Хорошо подумала? Может передумаешь?

Я сжимаю губы – предпочла бы поговорить о чем угодно, только бы не об этом мерзавце.

– Ты уж не молода…

– Ба, мне всего тридцать…

– Я и говорю-то, – бабуля грозно хмурится, и я понимаю, что мне предстоит выслушать очередное нравоучение.

– Ба…

– Я-то уже старая – одной ногой в могиле. Мне бы и умереть спокойнее, зная, что ты замужем и все у тебя в порядке – и семья, и достаток…

–Да какое «в порядке», ба? Ты сама-то веришь во что говоришь? Еще раз говорю: он мне изменяет и из дома гонит, все! Обратного пути нет. А если бы и был – мне с такой сволочь не по пути…

Бабуля хмурится.

– Мне не нравится, когда ты говоришь такие слова.

Повисает тишина, в которой неуютно обоим.

– Но, – начинает она, чуть переведя дух, – ты права. Не нужен нам такой. Зря я тебя все уговариваю, не слушай ты старуху… Просто это все так неожиданно… и он хорошее впечатление всегда производил…

– Ага, – горько усмехаюсь, – в том-то и дело, что только производил…

Мы еще немного болтаем с бабулей, уже не возвращаясь к Алексею.

Я прошу ее не волноваться за меня, и что со мной все будет в полном порядке.

Потом собираюсь – хочу сходить все-таки в клинику.

Надеюсь, хоть на сегодня с неприятными сюрпризами покончено?

12

Алиса

Летний полдень палит зноем.

Солнце висит в зените, безжалостное и яркое, будто улыбается.

Тени короткие, резкие – как и мои мысли сейчас.

Я стою у подъезда бабушкиного дома, прячась от зноя под козырьком подъезда.

Вдыхаю густой воздух, пропитанный запахом нагретого асфальта и цветущих лип.

Где-то за углом гудит проезжающий троллейбус. В ветвях деревьев гомонят воробьи, дожидаясь хотя бы легкого ветерка.

День едва перевалил за середину, а я уже выжата как лимон.

Но останавливаться нельзя.

Знаю, что, когда доберусь до дома, меня накроет – слезы, истерика, что угодно. Эмоции еще не прожиты, а последствия до конца я еще не оценила.

Но делать нечего – нужно двигаться.

Вперед и вперед.

Голова немного идет кругом, но я все-таки хочу наконец добраться до клиники и закончить хотя бы с одним делом.

Тем самым, которое для меня теперь совсем не актуально.

Выдыхаю и пытаюсь набросать план на остаток дня, чтобы понимать за что хвататься.

Все-таки я впервые в такой ситуации, и, надеюсь, в последний.

Стараюсь избавиться от эмоций и раскладываю мысли по полочкам – как лекарства в бабушкиной аптечке.

После клиники домой – проверить и привести в порядок документы и заниматься разводом.

Тень от дерева падает на лицо, давая небольшую передышку от солнца.

Ветер наконец шевелит листья, они шепчут что-то – может, утешают.

Но мне не до этого.

Я ловлю такси.

Сажусь на раскаленное сиденье.

Водитель что-то говорит, но я не слушаю – просто называю адрес клиники.

Главное – не думать о нем.

О Леше.

Я еще по старой привычке в мыслях называю его ласково, с любовью.

А он быстро скинул маску.

Как же так получилось, что я так плохо знала любимого?

Как за эти семь лет ни разу не показал своего настоящего лица.

Но мысли предательски возвращаются: его холодные глаза, фраза о сексе с Катькой, которая все еще режет по сердцу.

Сжимаю кулаки.

Ногти впиваются в ладони – боль помогает не расплакаться.

Такси останавливается у клиники.

Я выхожу на раскаленный тротуар.

– Спокойно, – шепчу себе. – Просто зайди, встреться с Натальей Владимировной, попрощайся и уйди.

Но ноги ватные. Сердце колотится.

Сейчас будет сложно. Но – надо.

Я открываю дверь.

В холле пахнет антисептиком и чем-то едким. Знакомый запах, который еще долго будет ассоциироваться с болью.

Делаю шаг вперед. Потом еще один.

Двигаться. Просто двигаться. Шаг за шагом.

Клиника встречает меня холодным блеском стеклянных дверей.

Стильное здание, словно сошедшее с обложки глянца – белоснежные стены, хромированные детали, панорамные окна.

Дорого и стильно.

Раздвижные двери распахиваются передо мной, и в лицо тут же дует прохладный воздух.

Я делаю шаг внутрь – и тут же втягиваюсь в хаос.

Из глубины коридора стремительно движется мужчина.

Темноволосый, широкоплечий, в идеально сидящем темно-синем костюме.

Лицо открытое, мужественное – короткая бородка подчеркивает жесткую линию подбородка.

Серо-голубые глаза, как мартовский лед, горят холодной яростью.

Он идет размашисто, широко размахивая руками. Ладони сжаты в кулаки.

Вокруг него вьются и сопровождают три женщины в белых халатах. Они что-то лепечут, размахивая бумагами:

– Ошибки случаются, человеческий фактор… один раз на миллион! – доносится до меня дрожащий голос, отраженный стенами коридора.

– Я вас засужу! – его голос режет воздух, низкий, хрипловатый от гнева.

Женщины что-то лепечут, потрясая перед ним бумагами.

Но он отмахивается от всего этого, как от назойливых мух.

Резко останавливается, и я вижу, как желваки играют у него на скулах.

Он наклоняется к одной из женщин, в которой я узнаю главного врача клиники и рычит, как лев:

– Просто найдите мне ее! Слышите? Хоть землю ройте, но найдите.

Женщины рассыпаются в уверениях, а я думаю, что такому грозному мужчине и я бы просто поддакивала…

Безотносительно того, что у них случилось и виноваты ли они.

Он словно чувствует мои мысли и поворачивает голову.

Его взгляд скользит по мне – горячий, тяжелый, пронизывающий насквозь, и я вздрагиваю.

Будто током ударило.

Быстро отворачиваюсь, сдуваю выбившийся локон и спешу к стойке регистрации.

– Что здесь происходит? – спрашиваю шепотом, оглядываясь на мужчину.

Он вновь принимается песочить сотрудниц клиники и не смотрит больше на меня.

Регистратор, девушка с безразличным лицом, пожимает плечами:

– Не в курсе. У вас запись?

– Да, к Наталье Владимировне… но я опоздала. Хотела просто попрощаться, если возможно. Может если у нее найдется пара минут? Я не займу много времени…

Девушка точно также безразлично пожимает плечами, словно говорит: мне-то что? Мое дело маленькое – позвоню и спрошу, да и все…

Девушка набирает номер:

– Наталья Владимировна к вам Алиса… – девушка не успевает договорить и даже назвать фамилию, как ее прерывают по телефону.

– Да, хорошо. Немедленно – я поняла. Сейчас передам… – и кладет трубку. – Вас ждут. И просят подойти как можно быстрее.

– Но я только… – начинаю я, смущенная и удивленная.

– Врач настаивает.

За спиной слышу тяжелые шаги.

Мужчина проходит мимо, запах дорогого парфюма с нотками кожи и гнева.

Его жар просто обдает меня так, что я аж мурашками покрываюсь.

– Наталья Владимировна ждет вас, пожалуйста, проходите, – торопит меня регистратор.

Я вздыхаю и иду по коридору к лифтам.

13

Алиса

Шаги по коридору кажутся слишком громкими даже среди фонящего шума клиники.

С каждым шагом я напрягаюсь все сильнее и сильнее.

Ой, Алиска, да прекрати уже драматизировать!

Будто у тебя впервые не получается.

Я стараюсь себя подбадривать, говорю о том, что в этом посещении ничего, ну совершенно ничего особенного нет…

Но работает это плохо – будто я сама чувствую собственную ложь.

Каждый звук – щелчок каблуков, шорох дверей, чьи-то приглушенные голоса – бьет по нервам электрическим разрядом.

Я сжимаю сумку так, что пальцы немеют. До боли.

Но не замечаю ее.

Просто зайти. Попрощаться. Уйти.

Но стены здесь помнят слишком многое.

Каждая мелочь в клинике: запах спирта, плакат о репродуктивном здоровье, свет ламп дневного освещения – будто наждаком по ране.

Сколько раз я приходила сюда, наполненная безнадегой и почти растоптанная?

Сколько раз заставляла свинцовые ноги передвигаться, а губы растягиваться в вежливой улыбке.

Просто шаг за шагом – не останавливаться. Вперед и вперед…

Было тяжело и невыносимо больно, но я чувствовала поддержку Алексея.

Или верила, что она была?

На меня опять накатывает.

Когда он сдался? В какой момент?

И почему не сказал об этом? Почему не стал даже пробовать поговорить, а сразу пошел налево? По самому подлому пути…

Стискиваю зубы так, что желваки ноют.

Сколько раз я сидела в этой очереди, надеясь, молясь, чтобы на этот раз все получилось?

В голове проносятся все эти разы, когда раз за разом выходила отсюда с пустотой внутри, но с фальшивой улыбкой для Леши и говорила:

– Ничего, в следующий раз…

А он кивал с каждым разом все безразличнее и безразличнее.

Только я, наивная дурочка, не замечала этих мелочей – была сосредоточена на том, чтобы принеси ему ребенка.

Ребенка, который в какой-то момент стал нужным только мне…

А теперь и «следующий раз» не нужен.

Подхожу к двери с табличкой «Наталья Владимировна Игнатьева».

Поднимаю руку – и замечаю, как дрожат пальцы.

Тук-тук.

– Войдите.

Голос за дверью тихий, как всегда спокойный, но я почему-то вздрагиваю и повторяю себе, что скоро все закончится.

Кабинет залит мягким светом. Привычная чистота и аккуратность – как отражение самой Натальи Владимировны, которая поднимается из-за стола.

Высокая, чуть полноватая, в белом медицинском костюме, который сидит на ней очень даже элегантно, а не как униформа.

Темные волосы собраны в тугой узел.

Из-за толстых стекло строгих очков – приветливый и добрый взгляд.

– Алиса… – она снимает очки, и вдруг ее лицо становится мягче, словно разглаживается.

– Садитесь, – говорит она, и в голосе – не привычная профессиональная вежливость, а искреннее участие.

Я опускаюсь в кресло. Горло сжато.

– Извините, что не успела отменить запись… Я… я просто хотела попрощаться. Извините, что без предупреждения…

– Почему же? У нас впереди с вами много работы… или что-то случилось?

От ее простого вопроса слезы туманят глаза.

Да что же это такое, Алиса? Ты совсем расклеилась!

Киваю и стараюсь тихонечко шмыгнуть носом.

– Я сделала тест сегодня… – выдавливаю чуть слышно.

Наталья Владимировна сразу же все понимает:

– Отрицательный?

Киваю и опускаю лицо.

Хмурюсь, чтобы хоть как-то унять бушующие эмоции, но губы предательски пляшут.

Тишина в кабинете давит.

До нас даже долетает отдаленный шум газонокосилки на улице.

Я сжимаю подлокотники кресла, чтобы руки не дрожали.

– Алиса, – Наталья Владимировна аккуратно поправляет очки. У нее есть привычка – перед важным разговором слегка прикусывать нижнюю губу, будто взвешивая каждое слово. – Давай сделаем анализ на ХГЧ.

– Зачем? – голос звучит резче, чем я хотела. – Тест отрицательный.

– Тесты иногда ошибаются. Это все-таки экспресс-анализ и имеет свою и довольно большую погрешность. А наша лаборатория – нет.

Тут перед глазами возникает гневный мужчина из коридора и оправдания главного врача, мол, человеческий фактор и от ошибок никто не застрахован.

– Неужели? – в моем голосе чуть больше яда, чем следует. – А мужчина, который устроил скандал несколько минут назад так не думает.

Наталья Владимировна чуть отстраняется назад, а я краснею от стыда – ну зачем я ей это все говорю? Она же совершенно не причем.

Тем более, она всегда была со мной вежлива и дружелюбна.

– Простите, – тихо добавляю я.

– Вы правы, – грустно усмехается Наталья Владимировна, – это ужасно непрофессиональная ситуация, и она, безусловно, скажется на репутации клиники…

Нас прерывает звонок по стационарному телефону, и я так и не узнаю, что это за история такая.

Наталья Владимировна быстро заканчивает разговор коротким:

– Чуть позже – у меня пациент, – и кладет трубку.

Я молчу.

В голове крутится только одна мысль – все уже решено, так для чего тратить время… но я ничего не говорю.

– Это, конечно, ваше решение, – Наталья Владимировна отодвигает бланк в мою сторону. – Но я бы не спешила опускать руки. Даже если в этот раз не получилось.

Ее пальцы – удивительно мягкие, без привычного для медиков жесткого отпечатка антисептика и стресса – лежат на столе.

Говорят, у хирургов руки «помнят» каждое движение.

У нее – будто помнят каждую боль, которую ей довелось выслушать.

– Это уже неважно, – и, решившись, я выдыхаю: – Я… рассталась с Алексеем…

Пауза.

– Понятно, – кивает она.

Никаких лишних вопросов.

Никакого «Ах, как же так?».

Просто – понятно. И в этом есть что-то освобождающее.

– Так что это… прощание, – добавляю, глядя в окно и поднимаюсь.

– Давайте хотя бы анализ, – она настойчива, но не давит. – Чтобы знать наверняка.

Я медленно киваю.

– Хорошо.

14

Алиса

Дверь кабинета Натальи Владимировны закрывается за мной с тихим щелчком.

Направляюсь в лабораторию и сдаю анализ на ХЧГ.

Иду по коридору, словно в полудреме – задумчивая и сосредоточенная.

Понимаю, что только что закончился важный и сложный этап моей жизни, который не принес ничего.

Ни-че-го.

А впереди пустота и какая-то безнадега.

Больше не будет этих бесконечных анализов, надежд, разочарований.

Больше не нужно притворяться сильной перед Лешей, бабушкой, друзьями…

Отвечать на бесконечные бестактные вопросы о ребенке…

Свобода?

Скорее – пустота.

Иду медленно, почти на автомате.

Не глядя ни на кого, прохожу мимо лифтового холла.

В конце коридора – большое окно. Подхожу, прижав сумку к животу, как щит.

За стеклом – город.

Серый, размытый.

Первые тяжелые капли дождя бьют по стеклу, оставляя мокрые следы.

Ветер нещадно треплет кронами деревьев.

Кажется, на улице начинается настоящий ураган.

И вдруг – разваливаюсь.

Слезы подступают горячей волной, сдавливают горло.

Прижимаю ладонь ко рту, но это бесполезно – они льются сами, беззвучно, яростно.

Упираюсь лбом в холодное стекло.

Плечи трясутся.

Не думаю ни о чем – просто плачу.

Пытаюсь выплакать накопившееся напряжение и обиду.

Дождь усиливается. За окном – сплошная водяная пелена. Люди пытаются убежать и попрятаться хоть где-нибудь.

Постепенно рыдания стихают.

Остается только тяжесть – будто выжали всю душу.

Вытираю лицо рукавом – некрасиво, грубо, но кому какое дело? Никто на меня и не смотрит. Каждый сосредоточен только на себе.

В кармане вибрирует телефон.

Достаю.

СМС от Леши.

Палец замирает над экраном.

Не хочу читать. Не сейчас.

Но – открываю.

"Алис, нам нужно поговорить. Это важно."

Смешно.

Важно?

После всего?

Дождь стучит в стекло.

Я выключаю телефон.

И просто стою.

Одна.

Под звук летнего ливня.

Долетает следующее сообщение:

«Нужно договорить по разводу и поставить точку».

Я только за.

Этот вечер я бы предпочла провести с большой банкой шоколадного мороженного и какой-нибудь мелодрамой – слезливой и сопливой, точно такой как я сейчас.

Хотя бы там я смогу увидеть счастливый конец.

И Лешу видеть вот совсем не хочется!

После таких встреч нужно бежать не за мороженным, а бутылкой красного…

Но, конечно, лучше поставить точку сразу и не растягивать мучения.

Не успеваю зайти домой и переодеться, как раздается стук в дверь.

А сразу вслед ручка требовательно дергается будто ожидается, что дверь открыта или я метнулась открывать очень быстро – быстрее скорости света.

Вздыхаю и готовлюсь к очередной непростой встрече.

Подхожу к глазку и… краска бросается в лицо – рядом с Лешей стоит Катя.

Как у них только наглости хватило прийти вдвоем?

Вообще у людей с морально-нравственной оценкой поступков проблемы!

Щелка замком и приоткрываю дверь.

– Ну, может впустишь или тут будем разговаривать? – надменно интересуется Алексей.

Его физиономия всколыхивает целую гамму чувств и эмоций.

Основное желание, правда, простое – выцарапать глазенки сначала ему, а потом моей бывшей подруге – его нынешней спутнице.

И все – никакой рефлексии и терзаний.

Думаю, садануть ему сковородой принесло бы гораздо больше облегчения, чем все слезы, которые я сегодня пролила вместе взятые.

– У меня с тобой разговор короткий, – с достоинством отвечаю я. – А эту, – киваю на Катьку, – ты зачем притащил? Чтобы сумки помогала перетаскивать?

Катька дергается, но ничего не говорит, только слегка зеленеет от злости.

Ей так даже больше идет, если честно. Благородная зеленца подчеркивает натуру.

– Давай без сцен, – отмахивается Алексей. – Как взрослые люди, а? Я решил, раз ты все уже знаешь, так зачем все это притворство…

Какой простой – притворяться ему надоело, видите ли.

Сколько месяцев его не напрягало, а тут вдруг задумался.

– Ладно, – соглашаюсь я, – ты можешь войти и забрать вещи, она – нет.

Меня просто выводит из себя мысль, что после такого предательства она еще будет осквернять мой дом своим присутствием.

Алексей поворачивается и смотрит на Катьку.

– Придется подождать…

– Я тебе не собачонка какая-то! – пылит Катька.

Характер у нее далеко не ангельский, и другой реакции можно было и не ждать.

– Ну, спустись в машину, – Леша достает ключи и протягивает их мне.

Катька сверлит меня глазами:

– Как это низко, – цедит она сквозь зубы, словно это я тайно спала с ее мужем.

– Ты и в машине найдешь чем заняться, – отвечаю я, – ни в чем себе не отказывай – можешь даже походить кругами возле нее, воздухом подышать…

– Алиса! – рявкает на меня Алексей.

– А ты на меня голос не повышай, ясно? А то можешь сразу идти вслед за пассией – мы не договоримся… – и тяну дверь на себя.

Лицо Леши перекашивает гримаса злобы.

Он цепляется за дверь и легко останавливает меня.

– Решим все сегодня, – шипит он и добавляет Катьке: – Любимая…

От его приторно-фальшивого «любимая» меня чуть не выворачивает.

– Подожди внизу. Пожалуйста, – и протискивается в дверь, отодвигая меня.

И тут же натыкается на кучу из своих вещей.

Она величественно громоздиться по середине прихожей.

– Ого, – задумчиво произносит он.

– Ого, – подтверждаю я.

– Быстро ты, – мечет на меня испепеляющий взгляд.

Но его взгляды меня больше не заботят.

Невинно хлопаю глазками и интересуюсь:

– Как предпочитаешь: сначала все перетаскать вниз, а потом обсудить условия развода или наоборот?

Алексей резко разворачивается и кричит в подъезд:

– Ка-ать! Погоди!

Молча берется за первые пакеты и выставляет их за дверь.

15

Алиса

– Ой, слушай, ну хорош, а? Че ты тут разводишь? – морщится Алексей.

Но на меня этот тон не действует.

В конце концов вещи нужны ему, а не мне – я легко выставлю их и на лестничную площадку.

Поджимаю губы, пожимаю плечами и тяну входную дверь на себя.

– Как знаешь…

– Ну погоди-погоди, – спохватывается Алексей и тянет руку. – Ладно я понял тебя…

Поворачивается назад и кричит в подъезд:

– Катюш, я тебе буду подавать, а ты к машине относи…

Я стараюсь быть серьезной, но это так непросто – сама сцена просто уморительная.

Просто сюр какой-то!

Но я понимаю, что если сейчас засмеюсь, то все может усложниться очень сильно – Леша обладает болезненным самолюбием и может серьезно обидеться, а значит и усложнить мне жизнь.

А этого мне хотелось бы меньше всего – хочу поскорее избавиться от их присутствия в своей жизни.

Пока он вытаскивает баулы со своими вещами, я иду на кухню и ставлю чайник.

Нужно как-то успокоиться перед разговором и выпить чашечку чая.

Желательно до того, как он опять со мной заговорит. Иначе велик риск плеснуть ему кипятком в лицо.

Ему и этой драной кошке, которая еще недавно была моей подругой.

Завариваю свежий черный чай со зверобоем, который собирала для меня бабушка.

Приятный летний аромат разливается по кухне, наполняя сердце теплом.

Нормально.

Почти все нормально – если не оборачиваться и не смотреть на прихожую, где орудует мой совсем уже скоро бывший муж.

– Я пройдусь, посмотрю, не возражаешь?

Из задумчивости меня вырывает Лешин голос, и я в первый момент вообще не понимаю о чем он.

– Что?

– Ну посмотрю, не осталось ли чего моего…

Он специально меня пытается задеть? Неужели правда считает, что я стала бы оставлять в квартире то, что не принадлежит мне?

– Давай.

Делаю глубокий вдох и отхлебываю из чашки – не собираюсь вестись на такие мелкие провокации.

Алексей неторопливо, по-хозяйски, обходит комнаты.

– Большая квартира для тебя одной, не считаешь так?

– Нет, не считаю.

– И ничего не екает? Что я ее купил, и на тебя она только оформлена?

А, вот он к чему. Издалека начал.

– Я так понимаю, разговор о разводе уже начался?

Алексей стоит в дверях кухни, вальяжно привалившись на дверной косяк.

– Ну, допустим, и что?

– И то, что тогда закрой входную дверь – здесь не проходной двор.

Алексей ухмыляется, но от косяка отваливает и захлопывает дверь.

Господи, как же он меня бесит.

От его самоуверенного, нахального и подлого вида меня просто выворачивает.

Даже руки трястись начали, и чай со зверобоем ничуть не помогает.

– В эту квартиру, если ты забыл, я тоже вкладывала деньги – и первоначальный взнос, и потом.

Алексей брезгливо хмыкает:

– Ой, че ты там вкладывала? Сравнила тоже… Львиная часть моя – и ты это знаешь…

Киваю:

– Знаю, а еще знаю, что мы были муж и жена и имущество приобретено в браке. Так что давай оставим этот бесполезный спор…

Он неожиданно резко делает несколько шагов вперед:

– Ты че, решила меня на бабки кинуть что ли, я не понял?

Его лицо искажено такой ненавистью и жадностью, что я вжимаюсь в стену.

Главное не показать ему испуга.

И вместо того, чтобы дрожать овечкой я подаюсь вперед – ему навстречу:

– Ты свою подлость мне не приписывай понял? И голос тут не повышай.

Алексей оторопело смотрит – явно не ожидал такого отпора от меня.

Оценивает, изучает… На лицо находит тень.

Наша дуэль взглядами продолжается не меньше секунды, потом он усмехается и отклоняется.

– Ты какая-то напряженная…

– А какой я должна быть, когда со мной дома наедине чужой агрессивный мужик.

– Ой, не драматизируй.

– Все, Стрелецкий, давай обсуждать уже то, зачем пришел и… в общем, у меня был непростой день.

– А что тут обсуждать? Разводимся и все. Мои условия остаются прежними – неделя у тебя прийти в себя, а потом выметайся.

Это неожиданно – я думала, что удалось его припугнуть махинациями.

Он словно читает мои мысли:

– И не думай, что получится меня прогнуть мелким шантажом. Ты такая наивная, что писец – думаешь я такой дурак и не перестраховался? – запрокидывает голову и картинно смеется. – Ни фига у тебя не выгорит, Алиса, так что даже не дергайся…

А сам поглядывает на меня из-под полуприкрытых век.

Проверяет, верю или нет.

А мне совсем не хочется играть ни в какие игры, но и своего я не намерена ему отдавать просто потому, что ему так захотелось.

– Стрелецкий, слушай меня внимательно дважды повторять не буду, – я вкладываю в голос всю оставшуюся у меня твердость. – Теперь я понимаю, что у нас с тобой детей нет к счастью…

Его самодовольство настолько велико, что мои слова его почти не задевают.

Почти – легкая гримаса все же пробегает по лицу, как приступ зубной боли.

–…поэтому разведут нас быстро и легко, если ты не будешь манипулировать и затягивать все своими спорами. Вложенные тобой деньги за квартиру я согласна тебе вернуть…

– Ой, да откуда у тебя такие деньги!

– Хотя и не должна, – продолжаю, не обращая внимания на его восклицание.

– Как это не должна? Еще как должна!

– Ну вот видишь, ты уже согласен, так что дело за малым – договориться о сумме.

– И сколько ты готова предложить? – усмехается он.

– Если это единственный спорный вопрос между нами, то я предлагаю сделать так, – я полностью переключилась в рабочий профессиональный режим и говорю с ним, как с проблемным клиентом. – Я проверю все документы: договора и прочие платежки, подобью собственные вложения в квартиру и сообщу тебе разницу. Ее я тебе возмещу, устраивает?

Алексей бегает глазами по моему лицу, и я совсем не могу понять, о чем он думает.

– Это справедливое и честное предложение, – добавляю я.

16

Алиса

Я оторопело смотрю на него.

Алексей усмехается.

– Че ты смотришь? Думаешь я тебе лох какой-то? Позволю кинуть себя? Обокрасть?

Я просто не узнаю своего мужа.

В его глазах алчный блеск соседствует с жесткостью.

Мне становится страшно.

– Хочешь делить, – он делать пальцами кавычки в воздухе, – «по закону»? Ну че, давай поделим. Только потом как бы тебе слезками не умыться.

– Леша, как ты со мной разговариваешь… – шепчу я растеряно.

Его неожиданная агрессия не застигает меня полностью врасплох, но…

Как иначе можно реагировать на резкую перемену в человеке, который еще недавно говорил что любит?

В такое просто, казалось бы, невозможно поверить.

– Разговариваю, как считаю нужным, ясно? Ты мне указывать что ли будешь или что?

Он прохаживается по комнате, а я оглядываюсь кругом – жаль мы не на кухне, а то бы я уже взяла сковороду. Все спокойнее было бы.

Но сковороды под рукой нет. Даже до длинной ложки для обуви мне не дотянуться – Алексей стоит между ней и мной.

И этот спектакль одного актера мне придется досматривать безоружной.

– Я, значит, работаю, бабки зарабатываю, а ты решила просто нагреться? Нет, моя милая, так не пойдет…

– Я. Не. Твоя.

Он оборачивается ко мне скользит по лицу злыми глазами. Усмехается – едко и противно.

Его лицо вызывает во мне теперь только брезгливую ненависть.

– Раз не моя, то и вылетишь отсюда, как пробка.

В его глазах что-то мелькает такое, от чего мне становится не по себе – будто склизкая гусеница скользнула по коже.

– А то давай замутим тройничок, – гадко усмехается он. – Я давно хотел попробовать. Поживем нормально, так сказать, здоровой шведской семьей. Никого из вас не обижу. Леши на всех хватит…

Меня накрывает волной омерзения.

Даже кажется, будто я ослышалась – ну не может же это быть на самом деле!

– Ле-е-еш, ты чего? – в дверях квартиры стоит растерянная Катька.

Видимо, грезы моего еще пока мужа ее тоже как-то не очень вдохновляют.

Леша морщится и оборачивается:

– Иди в машине подожди, – рявкает он.

Катька смотрит на него оленьими глазами, но мне даже не жалко ее в этот момент – начинает получать то, что посеяла.

Эта заминка позволяет мне собраться с силами.

Стискиваю кулаки и шиплю:

– Убирайтесь оба! Пошли вон. А с тобой – я буду разговаривать только в присутствии адвокатов, понял?

Леша едко усмехается:

– Ой, ты че, мелодрам своих сопливых пересмотрела? Каких еще адвокатов? Ты можешь рассчитывать максимум на прыщавого выпускника какой-нибудь юридической академии, который типа набирается опыта, а потому работает на общественных началах. Адвокаты… хех!

Он такой самодовольный, что я едва сдерживаю себя, чтобы не вцепиться ногтями в его гадкую морду.

Но если я так сделаю, то просто перестану себя уважать. Поступить так – опуститься на его уровень, уподобиться.

А я не такая – мы с ним слишком разные.

Может потом, когда эмоции отпустят, я даже порадуюсь тому, что мы оказались такими разными и наши пути разошлись.

Но сейчас выслушивать все это, переносить всю эту грязь больно и неприятно.

А Алексей, несомненно, чувствует это – стоит и упивается произведенным эффектом.

На меня накатывает такая волна гнева, что я срываюсь с места, беру кувшин с водой из которого поливаю цветы и выплескиваю воду ему в лицо.

– Пошел вон!

На его удивленную морду, по которой струйками стекает вода приятно смотреть.

Он никак такого не ожидал.

Может хоть это собьет с него немного спесь – тоже мне, альфа-самец и герой любовник в одном флаконе выискался!

– Ты охренела? Че делаешь-то, Лис?

– Меня зовут Алиса, – отвечаю я спокойно, хотя внутри все клокочет от гнева, – и я смываю грязь в своем доме.

Алексей утирается рукавом своего дорогого и модного пиджачка.

На бровях нависают и искрятся капли воды, отражая яростный блеск его глаз.

– Ты мне за это еще ответишь. Еще в ногах валяться и ползать будешь…

– Еще посмотрим, – отвечаю хладнокровно, – кто у кого будет валяться и ползать.

Леша резко разворачивается и уходит, оглушительно хлопнув дверью.

Сразу после наступает тишина, а в след за ней почти сразу у меня подкашиваются ноги – напряжение последних минут дает о себе знать.

Я стискиваю зубы и бегу к двери – запираюсь на все замки и смотрю в глазок.

У меня ощущение, будто он поджидает у двери.

Лестничная площадка пуста.

За дверью – тишина.

Я не хочу плакать. Твержу себе, что больше никогда из-за него не заплачу, что это проявление слабости, никчемности, что…

Предательские слезы сами катятся по щекам.

И почему мне так не везет?

Самое время начать бы жалеть себя, но вместо этого я бегу в ванну и умываюсь ледяной водой.

Тут не плакать надо, а действовать!

Собрать себя по кусочкам, по осколкам и двигаться дальше.

Шаг за шажком – пусть маленькие, пусть почти ничего не значащие, но я не собираюсь реветь и раскисать из-за предательства.

Нужно двигаться вперед. Жизнь – в движении!

Смотрю внимательно на отражение в зеркале: светло-русые волнистые волосы, высокий чистый лоб, без намека на морщинки (пока еще, слава Богу!), маленький чуть вздернутый носик и припухлые и без всяких ботоксов губы.

Я красива, молода… хоронить себя уж точно рано.

Нужно как можно быстрее разорвать все связи с Алексеем и двигаться дальше.

Этим я и займусь прямо сейчас!

17

Алиса

Прохаживаюсь по опустевшей квартире и… радуюсь.

Ощущение, будто я «расхламилась» – выбросила все ненужное старое, бесполезное…

Горько усмехаюсь – кто бы мог подумать, что такие эмоции у меня когда-нибудь вызовет Леша.

Это же тот самый мужчина, который клялся мне в вечной любви! Которого я любила беззаветной, искренней любовью…

Вот она цена словам – его вечная любовь не продлилась и десяти лет.

И жалеть о нем тогда нечего.

Я еще раз делаю круг по квартире – словно круг почета после победы.

Это действительно мой дом, я вложила в нее много труда и не собираюсь отступаться только потому, что Леше так хочется.

Мало ли что ему хочется! Обойдется.

Включаю любимые песни на умной колонке, и опустевшее пространство заполняется нежными мелодиями.

Нет, это слишком сопливо!

– Алиса! Включи более ритмичную музыку из плейлиста «Любимые»!

Начинаю пританцовывать в такт и еще раз оглядываюсь – очень хочется убраться.

Алексей не соизволил разуться, когда проходил в квартиру, а для меня это просто… бр-р-р-р!

Неприемлемо.

Да и после его присутствия хочется вымыть полы и хорошенько навести чистоту.

Чем я и занимаюсь, активно работая тряпкой.

В новую жизнь без хлама и с чистыми полами! Усмехаюсь собственной шутке – заценить-то ее больше некому и включаю воду в ванной.

Кидаю бомбочку для ванной, и помещение быстро заполняется влажным паром с ароматом кокоса.

На меня словно пахнуло тропическим раем, как в рекламах баунти из детства.

Перед глазами появилась манящая картина: белая полоска пляжа, лазурный океан утопающий в небесах и листья склонившихся пальм…

М-м-м…

В голову приходит шальная мысль – а может взять отпуск и поехать куда-нибудь к морю?

Я в отпуске уже не была очень давно, а на море так подавно – уже даже сразу и не вспомню, когда в последний раз.

Мы все собирались-собирались, но… Леша откладывал из раза в раз: то на квартиру надо подкопить, то машину обновить… а жизнь пролетает перед глазами стремительно.

Залезаю в ванну, и горячая вода приятно обжигает кожу.

Мурашки волнами разбегаются, а пульс подскакивает от удовольствия.

Беру телефон в руки – хочется почитать какую-нибудь добрую книгу – окончательно отвлечься от грязи реальной жизни.

Только открываю первую страницу романа, как начинают сыпаться уведомления из соцсетей: Алексей Стрелецкий опубликовал новую историю. Екатерина Лахман опубликовала новую историю.

И так раз за разом.

Что-то пробило их – как из рога изобилия.

Я еще не успела отписаться от них обоих, но сейчас самое время это исправить.

Не успеваю перейти в соцсеть, как звонит другая моя подруга – Яна.

– Алло, Алис, привет! – начинает она возбужденно. – Ты видела вообще?

– Видела что? – спокойно интересуюсь я, уже понимаю что последует дальше.

– Ты не смотрела сторис что ли? Катька с твоим Алексеем в кальянной зависают! Вдвухе, ты прикинь! И сторис выкладывают – вообще не палятся!

Голос Яны звенит от праведного возмущения.

И я ее понимаю. Дело не только в пресловутой женской солидарности. И даже не в дружбе.

Яна пропускает эту боль через себя – ведь она тоже прошла через непростой развод совсем недавно…

– Ян, спокойно, – говорю я с улыбкой, а у самой на глаза наворачиваются предательские слезы. – Пусть делают, что хотят – мы с Алексеем расстались и будем разводиться.

В трубке повисает молчание.

– Да ты что, Алис… – упавшим голосом наконец произносит Яна. – Я никак не думала… у вас такая крепкая пара…

Да, я тоже никак не думала.

Лежу в ванной, улыбаюсь дрожащими губами, а по щекам льются слезы.

Яна меня поддерживает и успокаивает как может, проявляет сочувствие, но разве поможешь тут словами?

После нашего разговора меня так и тянет посмотреть эти сторис.

– Это плохая идея, Алиса. Это ужасная идея! Не делай этого! – уговариваю саму себя, но палец так и тянется.

Леша с Катей – мой муж и моя лучшая подруга зависают и тусят в кальянной. Гремит музыка, стол заставлен, счастливые наслаждаются жизнью – он пьяненький, а она висит на нем.

Пока я тут лежу и реву как дура.

Я не отличаюсь склонностями к мазохизму, а потому глянув одним глазком на все это, просто выключаю сторис, отписываюсь от обоих и заношу в черный список.

Полежав в ванной и чуть успокоившись, я решаю выпить чаю и пораньше лечь спать.

Только нужно бабуле позвонить – узнать, как она там, пока еще не слишком поздно.

Бабушка у меня полуночница – настоящая сова, но после сегодняшних событий ей бы все-таки не следовало засиживаться.

Надо будет строго ей об этом сказать. От этой мысли на душе становится как-то тепло и уютно…

Телефон вибрирует, опережая мои желания – неужели бабуля решила сама позвонить?

Беру трубку и слышу пьяненький голос Алексея:

– Привет.

– Зачем ты мне звонишь, Стрелецкий? Заявление на развод я еще не подала…

– Ух-ух-ух, какие мы грозные! Только и думаешь о разводе да?

– Да.

– Ну и думай, а я… мы круто отдыхаем тут с Катюхой…

– Рада за вас.

– «Ряда за вяс», – передразнивает меня Алексей. – Смотри не подавись завистью и желчью.

Мне становится просто смешно. Кажется это та самая классическая ситуация со звонком от бывшего.

– Смотри, как бы тебя Катя не заревновала за звонок мне.

– Это тебя не должно волновать! У нас все супер, поняла!

– Поняла-поняла, – отвечаю, – можешь не надрываться, доказывая…

Слышу, как скрипят у него зубы от злости. И это самая классная музыка!

– Хорошего отдыха вам, – добавляю быстро и сразу же кладу трубку.

А потом заношу его номер в черный список – еще не хватало его пьяные бредни выслушивать.

Завариваю ароматный чай, устраиваюсь поудобнее у окошка и смотрю на огни вечернего города.

После нескольких глотков успокаиваюсь и набираю бабуле.