Развод в 43. Не прощу и буду счастлива

Глава 1

"Когда я застаю мужа за изменой он лишь велит мне не истерить. А я и не собираюсь – просто уйду и подам на развод. Только он с этим не согласен…"

Глава 1

Вера

– Детка, какая же ты сногсшибательная! – произносит мой муж с возбужденным придыханием.

От этих слов по коже привычно разбегаются мурашки.

Есть только одна проблема: мы с ним находимся по разные стороны закрытой двери его рабочего кабинета.

– Хочешь прямо здесь? – женский голос кажется знакомым, но я не узнаю его из-за оглушительного стука в висках.

На лбу выступает холодная испарина. Ноги дрожат, а во рту мгновенно пересыхает.

Кажется, перед глазами плывет картинка, и я едва успеваю выставить руку и упереться ладонью в стену, чтобы не упасть.

– Да, – хрипит муж. – Здесь. Сейчас. Не откладывая.

Господи, это не может быть правдой.

Это какая-то чудовищная ошибка.

Володя не может так поступить.

Кто угодно, но не он…

Не мы с ним.

Это невозможно.

Дышу тяжело и часто-часто, словно рыба, выброшенная на берег.

Невыносимо больно. Меня словно обжигает кипятком.

Прикусываю ладонь, чтобы не закричать. До боли. До крови.

Из-за двери доносится сочный звук поцелуя.

Томное женское постанывание режет по сердцу ржавыми крючьями.

Господи, Володя, как ты мог…

Тихонько вою от боли. Живот режет, совсем также, как недавно, когда я потеряла нашу девочку…

– Господин директор, – произносит игриво женщина за дверью, – откиньтесь…

Слышится звон бляшки ремни и резкий визг молнии.

–…и наслаждайтесь.

В ушах нарастает страшный гул, который избавляет меня от прослушивания причмокиваний и стонов.

Сердце колотится, спотыкаясь при каждом неровном ударе.

Володя, как ты мог? Как ты мог… любимый?

Сглатываю болючий ком и судорожно пытаюсь дышать.

Еще утром ты говорил мне, как сильно любишь.

Целовал так нежно, что у меня не возникло и малейшего сомнения в твоих словах.

Обещал, что мы справимся… обязательно справимся. Вместе.

А теперь?

Тошнота накатывает неожиданно, заставляя прижать ладонь ко рту.

Тело бьет дрожь.

– Нравится? – довольно причмокивая спрашивает девица.

– Продолжай и не останавливайся, – хрипит Володя.

Их реплики врываются в сознание огненными иглами.

Внутри вскипает первая волна гнева.

Я все еще не могу продышаться и едва держусь на ногах, но усилием воли справляюсь с приступом тошноты и отнимаю ладонь от лица.

Обхватываю блестящую латунную ручку.

Держи себя в руках, Вера. Только держи себя в руках.

Не смей показывать им, как тебе больно.

Они не достойны видеть твою слабость, твои слезы.

Стискиваю зубы до боли в челюстях, так, что желваки, кажется, лопнут от напряжения.

Не тороплюсь открыть дверь кабинета – мне нужна передышка.

Слишком силен неожиданный подлый удар.

Ноги словно налиты свинцом и не хотят слушаться.

Но я должна.

Должна увидеть все сама.

Мне это нужно… Необходимо.

Чтобы выжечь каленым железом предательство, без шанса малодушно отступить назад.

Слезы против воли затуманивают глаза.

Смаргиваю их и зло смахиваю рукой.

Никаких слез! Никакой слабости!

Не перед ними.

Рыдать и рвать подушку я буду потом, а сейчас…

Сейчас я должна быть собрана и хладнокровна.

Но это легче сказать, чем сделать.

Медленно выпускаю воздух через нос и делаю глубокий вдох.

Поворачиваю дверную рукоять и медленно толкаю дверь вперед.

Хорошая дверь, новая. Такая, как и должна быть в кабинете недавно назначенного директора фирмы.

Отворяется бесшумно, и перед глазами у меня…

Омерзительная сцена из низкопробного кино: большое кожаное кресло руководителя, над спинкой которого едва торчит голова Владимира.

Он сидит почти спиной ко входу – в пол оборота. Мне видны его длинные ноги с приспущенными брюками. Мускулистые и поджарые ноги моего хорошо сложенного мужа…

А между этими ногами устроилась девушка.

Мне видна лишь часть ее головы, которая ритмично поднимается и опускается, вырывая довольные хрипы из моего мужа.

Но я сразу же узнаю ее, и сердце сжимается от второго предательства: моего еще пока мужа усердно ублажает…

Карина – дочь моей лучшей подруги Розы!

– Ой, – Карина отрывается от своего увлекательного занятия и заливается стыдливым румянцем.

Владимир вздрагивает оглядывается через плечо.

– Вера…

На его лице написано такое изумление и растерянное удивление, что в другой ситуации я бы даже пожалела его.

Карина ловко поднимается с колен – так, будто для нее это совсем привычное дело.

Щеки девушки заливает легкий румянец, она делает шаг назад, потупив взгляд, но…

Мне кажется, или на ее губах играет едва заметная улыбка?

Володя судорожно натягивает брюки:

– Какого черта, Вер?

Быстро же он переходит от растерянности к злости.

– Что ты здесь делаешь? Почему не на работе?

Усмехаюсь глупости его вопросов.

– Володь, тебя и правда только это сейчас интересует?

Совладав с брюками, он выскакивает из-за кресла.

Лицо бледное, блестит бисеринками пота.

– Слушай…

Он быстро берет себя в руки. С самообладанием у него всегда было все в порядке.

–…давай только без истерик, ладно? – холодно произносит он.

Глава 2

Вера

Истерика… это все, что его сейчас волнует?

Все, что кажется важным?

Он изменяет мне. Пошло, цинично, почти не скрываясь, а его волнует только это…

Напряжение повисает в воздухе.

Тяжелое, плотное.

И… раскалывается осколками стекла.

Кажется, будто каждый из них проникает глубоко в душу, оставляя незаживающие раны.

Новая волна шока накатывает на меня, придавливая к полу.

Володя не отрывает от меня потемневших глаз.

Торопливо застегивает брюки, позвякивая бляшкой ремня. Заправляет рубашку.

Посмотрите-ка, какой аккуратный.

– Зря ты пришла…

– Действительно, – выдавливаю из себя с улыбкой, которая больше похожа на судорогу.

– Не так. Все должно было быть не так…

Вижу, как мелко дрожат его длинные узловатые пальцы, когда он заправляет рубашку в брюки.

Ту самую, которую я погладила ему еще с вечера.

Держись, Вера, только держись.

Твердит настырно какой-то внутренний голосок, заставляя меня напрячь все силы лишь бы не разреветься прямо сейчас.

– Не так? – переспрашиваю его я. – Так ты собирался набраться мужества и признаться мне во всем? Ты это хочешь сказать?

По лицу Владимира пробегает судорога.

Поджимает губы и выпячивает подбородок.

– Поговорим дома, – отрезает он. – Когда ты успокоишься…

– О чем, Володя? – сглатываю болючий ком. – О том, что делала дочь моей подруги перед тобой на коленях?

Володя делает шаг мне на встречу.

Испарина на его бледном лбу отчетливо видна, как и расширившиеся от страха зрачки.

– Я сказал, дома, – выдавливает он себя с такой злостью и ненавистью, что я отшатываюсь.

Буквально сверлит меня взглядом.

– Мне тут скандалы не нужны, – продолжает он надвигаясь.

Выпучивает глаза, выпячивает челюсть и сжимает кулаки.

Думает запугать меня грозным видом?

А мне и не страшно.

Сама шагаю ему на встречу. Глаза не отвожу.

Держусь изо всех сил – пусть не думает, что напугал меня или задавил авторитетом. Весь его авторитет теперь – только пыль, труха…

– Мне с тобой нечего обсуждать, – стараюсь говорить спокойно, но чувствую, что голос все-таки дрожит. – Все, что нужно я скажу тебе здесь и сейчас.

Он открывает рот, но я не даю вставить ему и слова.

– Не волнуйся, это быстро, а потом можешь вернуться к своей, – и киваю за спину, где, сжав руки в замок, стоит Карина. – Ты подлец и предатель. С тобой я больше не хочу иметь ничего общего. На развод подам сама…

– Какой развод, что ты несешь?

Владимир делает рывок вперед и оказывается вплотную ко мне.

– Прекрати устраивать сцены, Вера!

Я даже задыхаюсь от такой незамутненной наглости.

– По сценам, Володя, ты у нас мастер – устроил тут настоящую порно студию с молоденькой сотрудницей. Что, бес в ребро ударил или почувствовал себя большим боссом?

Его лицо искажается и становится просто страшным.

Хватает меня за руку и сильно стискивает.

– Я сказал, дома…

Не даю ему договорить – с размаху даю ему пощечину.

Звонкий шлепок ладони по коже звучит словно выстрел. Карина вскрикивает.

Его зрачки расширяются от удивления. Он тут же отпускает мою руку и прикладывает ладонь по горящей щеке.

А я чувствую пусть мелкое, пусть слабое, но удовлетворение.

Если это можно вообще назвать словом «чувствую»… Кажется, сердце уже успело окаменеть и, упав вниз, разбиться вдребезги.

– Не смей меня хватать, – зло выдавливаю я. – Вообще больше никогда не смей меня больше трогать, понял?

– Теть Вер, вы что творите-то?

Карина выходит из ступора и бросается на помощь любовнику.

Да, она обращается ко мне «тетя Вера», потому что ее мама – моя лучшая подруга всегда настаивала на этом и была против, когда я просила звать меня просто по имени.

– Это неуважение к старшему, – говорила всякий раз Роза. – Моя дочь будет воспитанной девочкой…

И никакие аргументы, что я ее ребенка знаю с рождения и качала на руках не работали.

Выросла дочка. Воспитанной.

– Помолчи, – неожиданно осекает ее Владимир. – Не лезь. Собирайся и иди работай.

Он бросает слова через плечо, даже не глядя на нее – продолжает прожигать меня взглядом.

А я…

Я больше не могу видеть его. Смотреть на него…

Его лицо… я же знаю на нем каждую складку, каждую морщинку… и еще несколько минут назад я бы сразу же, автоматически, добавила: знаю и люблю.

Теперь же каждая его черта вызывает во мне только боль и ненависть.

А от того, как быстро все перевернулось с ног на голову, становится дурно.

Тошнота физически накатывает.

Стискиваю зубы и резко разворачиваюсь.

– Не делай глупостей, – летит в спину.

Замираю на мгновение от этих слов. В них и предупреждение, и просьба, и… угроза?

И делаю шаг вперед – на выход.

Нет, глупостей я точно делать не собираюсь.

В том числе и самую большую – слушать тебя, мой еще пока нынешний муж…

Глава 3

Вера

С каждым шагом иду все быстрее – хочу как можно быстрее оказаться подальше от него.

В каждой встречной улыбке, в каждом обращенном взгляде я чувствую насмешку.

Меня здесь многие знают.

Владимир работает в этой компании уже довольно давно и сделал здесь карьеру.

Я иногда приходила к нему на работу, мы вместе бывали на корпоративах.

Приветствия и вопросы летят навстречу, но я почти ничего не слышу – только едва киваю с застывшей восковой улыбкой на лице.

Мне кажется, будто все знали о происходящем.

Они прекрасно знают почему именно в обеденный перерыв руководитель вызывает к себе стажерку…

Омерзение поднимается волной, но я сдерживаю себя.

Не собираюсь давать волю чувствам. Не на глазах у чужих людей.

Выскакиваю на улицу и резко выдыхаю воздух, словно весь этот путь мне пришлось проплыть под водой – задержав дыхание.

Еще совсем теплый осенний воздух обжигает легкие.

Голова чуть кружится.

Остро пахнет нагретым асфальтом и чем-то химическим – тянет с заводов, которые группой расположились вдоль по улице.

Стою несколько секунд, собираясь с мыслями.

В голове стучит пульс и… как это ни глупо, но мне не верится, что все это происходит со мной.

Еще десять минут назад я радостная и счастливая бежала к мужу, предвкушая время, которое мы можем провести вместе.

Подарить себе маленькую отдушину среди духоты рабочего дня.

Также как и сейчас шелестели пожелтевшей листвой тополя. Гудели троллейбусы и сигналили, ругаясь в потоке, автомобили…

Все было точно также, как и сейчас…

И, вместе с тем, что-то безвозвратно треснуло и сломалось.

Боль накатывает снова и снова скручивая в тугой жгут внутренности.

Хочется закричать. Может быть разрыдаться, но… я на улице.

И что мне теперь делать?

Этот простой вопрос вспыхивает в сознании.

Стискиваю кулаки и сжимаю зубы. До боли.

Нужно возвращаться на работу. И продолжать как-то дальше жить.

Как… пока не понимаю, но цепляюсь за какие-то понятные простые действия.

Медленно иду по улице вдоль тополей, и с каждым шагом мне становится все хуже и хуже.

Одни и те же вопросы мелькают в сознании и этому нужно положить конец.

Я просто больше не буду думать об этом.

Заставляю себя с яростью, со злостью.

Не позволю больше причинять себе боль!

Я сильная, справлюсь – смогу не думать о предателе.

Даже не замечаю, как тихонько вою, словно раненный зверь.

Захожу в здание заводоуправления в котором работаю и на меня опять накатывает так сильно, что приходится схватиться за лестничные перила.

Покрываюсь потом и дрожу – организм бунтует, а мое волевое решение слабо действует на подсознание.

Остановить боль приказом не так-то просто…

Медленно поднимаюсь по ступеням на свой третий этаж.

Думаю о Максиме… как воспримет происходящее наш четырнадцатилетний сын?

Он уже взрослый и сможет сам дать оценку поступкам отца и матери, но… и еще ребенок при этом.

Поднявшись по лестнице, тяжело дышу будто только что покорила Эверест. Смотрю в одну точку и ничего не вижу – перед глазами плывут темные круги.

– Вера Александровна, – неожиданно раздается над ухом взволнованный голос, – с вами все в порядке?

Слова доходят до меня с каким-то запозданием, будто им приходится пробиваться через плотную пелену.

Оборачиваюсь на голос – Саша, молоденькая девушка из соседнего отдела.

В ее взгляде читается искреннее беспокойство.

– Да, – хрипло выдавливаю я. – Со мной все хорошо…

Голос – чужой, больше похожий на хриплый лай.

По глазам Саши понимаю, что была не убедительна.

– Правда, Саша, – растягиваю рот в подобии улыбки.

А сама думаю – для кого и для чего я сейчас вру? Кому нужна эта ложь?

– Вы выглядите не очень… – мнется Саша, – здорово. Вся бледная, до синевы…

Она подходит ближе и заглядывает мне в лицо.

– У вас что-то случилось?

И тут я понимаю – от этих вопросов не будет отбоя, если я останусь сейчас на работе. Каждый будет подходить и участливо спрашивать. Даже, возможно, из благих намерений, но мне от этого не легче.

Киваю головой и с трудом сглатываю.

Саша тут же нервно оглядывается и берет меня за руку:

– Вам плохо? Может скорую вызвать?

Киваю еще раз и тут же спохватываюсь:

– Да, Саш, что-то дурно, но скорой не нужно… – и пытаюсь улыбнуться.

На этот раз вроде лучше получается.

– Пойду схожу к Олегу Михайловичу, возьму административный на остаток дня…

– Вас проводить?

Киваю – так будет проще, чем отказываться.

Хотя мне хочется просто побыть одной.

Свернуться калачиком, обхватить себя руками и повыть.

Саша провожает меня к руководителю отдела и участливо остается подождать.

Милая она девушка.

Заботливая. Искренняя.

Точно такой же я считала и Карину до сегодняшнего дня…

Олег Михайлович внимательно выслушивает меня и тут же дает свое согласие на административный.

– Уверены, что вам не нужно в больницу?

Я киваю, хотя совсем не уверена. Было бы только такое болеутоляющее которое успокоит душу, я бы поехала сразу.

Олег Михайлович подписывает бланк заявления и смотрит на меня внимательно.

– Посидите пока здесь, – говорит он. – Я вас на дежурной машине отправлю домой.

Я киваю точно также – машинально.

Для меня сейчас все едино – что проявления заботы, что пренебрежения…

Приезжаю домой.

Максим еще в школе, и это хорошо.

Мне нужно прийти в себя до его прихода. Мне нужно приготовиться к возвращению Владимира и решить что-то…

Брожу по квартире как привидение, а потом ложусь на кровать.

Закрываю глаза, а перед глазами мерзкая картина: Карина на коленях у ног Володи…

Просто не нахожу себе места, и в этот момент звонит телефон…

Визуалы

Дорогие читательницы!

Рада приветствовать вас в новой истории!

Знакомимся в главными героями книги

Вера, 43 года, экономист на химическом заводе, любимая мама и жена (хотя второе уже можно вычеркивать)

Владимир, пробился наконец к вершине карьерной лестницы, видимо, по дороге растеряв совесть и достоинство

Карина, его молодая помощница

Глава 4

Вера

Протягиваю руку и нашариваю телефон на тумбочке.

Даже на экран смотреть не хочется, не то, что разговаривать.

Хочется просто скинуть звонок.

А еще лучше выключить телефон.

А прям совсем хорошо было бы швырнуть его об стену, чтобы разлетелся на мелкие осколки, а потом топтать его, вымещая боль на ни в чем неповинном аппарате.

Сглатываю и отгоняю от себя эту картину. Подавляю злость внутри себя.

Запечатываю ее – только один человек ее достоин. Ну, максимум, два.

Но теперь я очень хорошо понимаю тех людей, которые срываются в гневе – какой бы я ни была спокойной и уравновешенной, сейчас я просто на грани.

Телефон настойчиво вибрирует.

Подношу к глазам – Роза.

На картинке улыбающаяся подружка возле шикарных кустов роз. Хорошая фотография. Сама ее делала, когда мы ездили отдыхать в прошлом году на минеральные воды.

Двумя семьями…

Сердце режет вполне ощутимой физической болью.

Роза звонит и звонит пока время не истекает.

Потом прилетает сообщение:

«Ты занята? Обед же. Поболтаем?))»

Мы часто с ней разговариваем в обеденные перерывы. Мы вообще много общаемся – она такая болтушка, тогда как я – наоборот. Спокойная и немногословная.

Может поэтому мы так и сдружились еще в институте.

Сразу в след за сообщением Роза набирает опять.

Я выдыхаю.

Ну и как мне говорить с ней? Как вообще можно сказать подруге о таком?

Это же катастрофа! Для всех – для нее, для меня…

Но и игнорировать ее я не хочу. Не могу.

Хочу, чтобы она знала. Считаю, так будет честно.

Палец сам проводит по экрану.

– Але, мать, ну до тебя, как до Кремля – не дозвониться! Шеф напрягает?

– Алло, – это все что я смогла выговорить.

В горле словно кость встает.

Но Роза меня слишком хорошо знает и ей этого достаточно.

– Вер, что случилось? Что-то серьезное? – все веселость из ее голоса мгновенно испаряется.

Она само сочувствие и внимание.

– Случилось, – выдавливаю металлическим от хрипа голосом.

– У меня ноги ватными стали. Можешь ты толком объяснить в чем дело или нет? Или дождешься пока меня кондрашка хватит?!

– Мне Володя изменяет.

Слова повисают в воздухе оглушительной тишиной.

– Тебе… что?

Молчу. Повторять такое – не очень-то приятно.

Словно расписываешься в собственной… собственной никчемности, ущербности, ненужности…

– Нет, подожди, Вер, ты серьезно?

– Угу.

– Девочка моя, да ты ж мое золото… Ну и идиот же он! Я сейчас возьму отгул и приеду к тебе!

– Нет! – выкрикиваю я так неожиданно, что Роза, которую обычно ничем не заставишь замолчать, затихает.

– Да, я понимаю, что ты чувствуешь, но поверь, в такое время лучше быть с кем-то рядом, – говорит Роза от которой гражданский муж ушел когда дочери было два. – Выплакать горе. Ты моя девочка, моя стойкая девочка, ты все в себе держишь всегда, но сейчас надо… надо, Вернучик…

Она говорит и говорит, и слова сливаются в один сплошной гул, который едва пробивается через стук пульса в висках.

– А он идиот, что такую женщину променял… Семью растоптал. Идиотище! Еще локти будет кусать, что такую красоточку променял на лахудру какую-то долбанную. На шалаву подзаборную, на…

– Это Карина.

– Да плевать как ее зовут! Что нам ее имя шлю… – и Роза резко прерывается.

Хрипит что-то невразумительное в трубку:

– А-а… э-э…

Молчу.

Даю возможность подруге переварить новость.

Понимаю ее – это выбивает почву из-под ног.

– Подожди-подожди…

Слышу, как судорожно хватает ртом воздух.

– Подожди-подожди…

Да я и жду. Мне спешить точно некуда.

Замолкает опять и через несколько секунд:

– Карина?

– Да.

– Моя Карина?!

– Да, Роза. Твоя Карина.

– Подожди-подожди…

За окном оглушительно щебечут воробьи. Кричат дети на школьном дворе играя в футбол на физкультуре.

Жизнь идет.

Всюду. Но только не для нас двоих…

– Кто тебе сказал? – по голосу чувствуется, что Роза взяла себя в руки.

Говорит холодно, четко. Сухо.

– Кто бы тебе это не сказал – не верь. Это невозможно. Просто хотят оклеветать мою девочку. Успехам завидуют. Или Володиным – он у тебя большим человеком стал…

– Никто не говорил, Роз, а…

Она с пылом перебивает меня:

– А что тогда? Слухи какие-то грязные собирать и обсасывать! Не думала я, Вера, что ты…

– Я сама видела.

Слышу тяжелый вдох через нос и тут же шум в трубке от выдыхаемой струи.

– Сама ви-идела? – тянет так недоверчиво, что во мне что-то перещелкивает.

Гнев вот-вот выплеснется, хоть я и стараюсь его сдержать – Роза ведь ни в чем не виновата… правда ведь?

В ответ на собственный вопрос всплывает в памяти как я упрашивала Володю устроить Карину к нему в фирму. Ведь Роза совсем извелась из-за того, что дочка не может найти зарплату, которую, по ее мнению, заслуживает.

Я говорила:

– Володь, ну что тебе стоит? А им все легче вдвоем… небогато ведь живут!

Он морщился и отнекивался фразами:

– Я блатных не приветствую…

– А вдруг она не умеет ничего…

– Я не нянька…

Вот тебе и на – все оказалось, как он говорил.

И он не стал нянькой, и девочка, оказывается, все умеет…

– Да, Роза, я застала их сегодня, когда пришла к нему на работу во время обеда. Еще и тридцати минут не прошло. Можешь позвонить дочери и узнать у нее, если мне не веришь…

– Да нет, я верю… верю…

И продолжает упрямо гнуть свою линию:

– Но, Вер, может ты ошиблась? И что-то не так поняла, а? Ну всякое бывает в жизни – кто не ошибается… Но, чтобы Кариша…

– Хватит, – обрываю ее я.

Мне этот цирк порядком надоел, и позволять такое отношение к себе я не разрешу никому.

– Позвони дочери сама и поинтересуйся, что она делала стоя на коленях перед моим мужем.

Глава 5

Вера

Не поднимаюсь с кровати – просто вскакиваю.

Рывком.

От резкого движения даже в глазах темнеет, но мне на это наплевать.

Сердце глухо бухает в груди, отдавая ударами пульса в виски – кровь просто кипит, а ярость требует выхода.

Оглядываю комнату и говорю себе:

– Нужно успокоиться. Нужно просто успокоиться…

Но какое там спокойствие!

Как вообще после такого можно быть спокойной?

Шагаю взад-вперед. Кусаю губы.

Как он мог?

Этот банальный вопрос в тысячный раз вспыхивает в сознании.

И в тысячный раз на него нет ответа – только тупое недоумение похожее на скулеж: у нас же все было хорошо! Была семья! Была любовь!

Был наш маленький уютный мир!

Зачем он все разрушил?

Ради чего?

И почему это произошло со мной? Именно со мной?

В чем я виновата?

Что я сделала не так?

Усилием воли останавливаю себя – нет, это самокопание сейчас просто путь в никуда.

Саморазрушение.

А я не позволю себя сломать, и сама не стану помогать в этом.

Измена – как опухоль на теле семьи. И разговор должен быть простой – отрезать, выжечь каленым железом и выбросить на помойку.

Резко разворачиваюсь и иду к шкафу – достаю наш чемодан.

Именно тот, с которым мы ездим на отдых.

Ездили.

На меня опять накатывает – неужели все наши счастливые моменты были просто ложью?

И с какого момента это все началось?

Когда он перестал ценить меня настолько, что позволил себе предательство?

Вопросы-вопросы…

Мозг кипит от возбуждения, а руки трясутся.

Я раскладываю чемодан и начинаю скидывать в него Володины вещи.

Делаю это скорее импульсивно, чем осознанно – этой мой протест против гнусной жестокой несправедливости.

Не собираюсь находиться в одном доме с этим… даже слова подобрать не могу.

Пусть убирается прочь!

Из шкафов летят рубашки, галстуки и обувь – я сметаю полки просто без разбора, в беспорядке скидывая вещи.

Часы и парфюм, аксессуары и гаджеты – все летит в бесформенную кучу.

Сначала я чувствую себя просто раненным зверем – хочется выть от злости и обиды, но с каждой брошенной вещью, мне становится немного легче.

Это похоже на очищение, а пустеющие полки шкафа радуют глаз.

Жаль, что у нас только один чемодан!

Не все его дурацкие вещи влезут.

В голове вспыхивает дикая, но такая привлекательная, манящая картинка представляю, как выбрасываю остатки шмоток просто на улицу.

С балкона.

Словно наяву наблюдаю за красивым полетом брюк и пиджаков, а потом следом отправляю и чемодан!

И пусть бегает собирает свои пожитки потом по округе, да с ветвей деревьев снимает.

Раз считает себя котом, который может гулять, так пусть и по веткам поскачет.

Эта дикая идея так мне нравится, что я не выдерживаю и смеюсь – искренне, горько и все внутри отдает болью.

Смеюсь и смеюсь.

До тех пор, пока в груди не становится больно, а на глаза не выступают слезы.

Обессиленная сажусь на пол и смотрю на переполненное нутро чемодана.

Поднимаюсь и сажусь на него – принимаюсь утрамбовывать весом тела.

Что-то жалобно хрустит там внутри, побрякивает, но мне на это наплевать.

Уминаю вещи и застегиваю молнию. Тащу чемодан к балкону.

Я в каком-то исступлении.

Чемодан тяжеленный, и колесики натужно скрипят по полу.

Распахиваю одной рукой дверь балкона и…

Щелчок в дверном замке.

Один. Второй.

Кто-то открывает дверь.

Ледяной пот прошибает меня дрожью – еще слишком рано, чтобы Максим вернулся из школы…

А значит…

Стискиваю кулаки.

Значит это он…

Бросаюсь к двери – еще не знаю, что буду делать, но хочется что-то очень страшное.

Жаль нет времени заскочить на кухню и схватить чугунную сковороду для стейков.

Он тяжеленая – килограмма три весит, не меньше.

Идеальный инструмент для работы с его головой.

Несколькими точными ударами довести ее до совершенства! Поправить немного, как говорится.

И ее тяжесть сейчас для меня не проблема – пожалуй, я бы с легкостью управилась и с ломом.

Но, к сожалению, такого в квартире не держим.

Кажется, одним гигантским прыжком тигрицы пересекаю зал и оказываюсь в прихожей.

Дверь открывается и…

На пороге показывается бледный, но чумазый Максим.

В спортивной форме, а не в брюках и рубашке, в которых я его видела утром.

Это что за новости?

Максим недоуменно смотрит на меня – явно не ожидал меня увидеть.

– Мама? Ты что здесь делаешь? – растеряно задает он вопрос, на который на самом деле ответ ему совсем не понравится.

– Я? – натягиваю маску спокойствия и стараюсь умерить сердцебиение.

И что ответить на этот вопрос? В голове мгновенно образовывается вакуум.

Вот я женщина, сорок три года, с высшим образованием, люблю читать и прочее-прочее, но этот простейший вопрос ставит меня в тупик на добрую секунду.

В голове вспыхивает сцена – папочка, а перед ним Кариночка – она же любимица нашей семьи.

Рассказать? Вот так? На пороге квартиры?

Ну уж нет. Я обязательно это сделаю – врать сыну не буду, но не сейчас.

Чуть позже.

– Мне что-то плохо стало… – мнусь. – А! Живот заболел, вот! – и радуюсь сказав полуправду. – И я отпросилась.

Звучит так, словно это я раньше времени свалила из школы и вынуждена оправдываться.

Пора меняться ролями обратно.

Нахмуриваю брови и сурово смотрю на Максима:

– А ты чего так рано?

Он проходит и скидывает кроссовки.

– И почему в спортивной форме и грязный?

– Я упал на физ-ре, – бурчит он и прячет глаза.

Упал значит.

– И что?

– Поцарапался сильно и отпросился. Вот, – и протягивает руку на которой действительно здоровенная царапина с несколькими кровоподтеками.

Ахаю и забываю обо всем:

Глава 6

Вера

И меня словно застают врасплох.

Будто это я сделала что-то плохое – чувствую себя преступницей.

Во рту как-то разом пересыхает, а в голове – вакуум.

– Чемодан, – отвечаю первое что приходит на ум.

Самое очевидное.

И Максим одаривает меня таким взглядом, что мне становится стыдно.

Словно говорит: мам не считай меня за дурака, я прекрасно знаю, что это такое.

– Вижу, – отвечает спокойно.

Чемодан стоит, безобразно надувшись битком набитыми боками.

Не так я представляла себя разговор с сыном…

Господи, да я себе его вообще никак не представляла!

Просто сюр какой-то!

Володя изменяет, а я чувствую себя виноватой перед сыном.

– Понимаешь, – стараюсь взять себя в руки, – мы с папой…

Слова подбирать очень не просто – выдавливаю их из себя со вполне реальной физической болью.

Не могу посмотреть сыну в глаза – стыдно.

Но почему мне-то должно быть стыдно? Что за вселенская несправедливость!

Ярость вспыхивает, как пламя от раскаленного угля на ветру.

– Мы с папой решили… – телефон противно дребезжит и разрывается на тумбочке, перебивая меня.

Я его точно когда-нибудь разобью!

Ничего хорошего от звонка я уже не жду.

Кажется, меня вообще больше ничего хорошего не ждет…

Чуть слышно рычу и хватаю трубку.

На экране высвечивается городской номер и «образовательное учреждение, по данным…»

Обычно я такие звонки игнорирую – опять какой-нибудь самозванный капитан полиции будет пытаться выудить код от госуслуг, но теперь что-то заставляет меня смахнуть по экрану.

Возможно, я подсознательно ищу передышку, чтобы собраться для разговора с сыном.

А может просто малодушно убегаю к телефонному звонку…

Ведь мне и правда страшно. И стыдно. Хоть я ни в чем и не виновата.

Кажется…

– Алло.

– Алло, здравствуйте…

Голос женский, незнакомый.

Я уже от этих звонков скоро дергаться начну, а уж женских голосов – тем более.

– Вера Александровна? Вас беспокоят из гимназии номер шестьдесят девять.

Перевожу взгляд на Максима, и он тут же понимает кто звонит. И почему.

Лицо мгновенно приобретает суровую холодность. Он выпрямляется и спокойно смотрит на меня.

– Да, это я.

– У нас в школе произошло ЧП. Может быть, вы могли бы подъехать для разговора. Или вы, или ваш супруг. Можете вдвоем.

Нет, думаю, вдвоем мы уже можем сделать только одно дело – развестись. Это единственно, что я собираюсь делать с ним вместе.

Максим заметно напряжен, хоть и старается оставаться спокойным. Разговор ему не слышен, но это и не требуется.

– А что случилось?

– Драка, – просто и буднично отвечает женщина, а я холодею.

Кровь отливает у Максима от лица – он читает все по моему взгляду.

– Такое в нашей гимназии неприемлемо, и нам нужно встретиться, чтобы осудить этот инцидент. Если вы не возражаете.

В этом «если вы не возражаете» столько пассивной агрессии, что аж дурно.

Надеюсь, с детьми она так токсично не общается… Хотя, кого я обманываю.

– Да, буду через пятнадцать минут, – отвечаю я просто и кладу трубку.

В комнате повисает тишина.

В лице Максима – ни кровинки, но взгляд он не опускает.

– Расскажешь?

Сама стараюсь быть спокойной, но сердце уже пускается вскачь.

– Ты первая, – и не отводя взгляда кивает в сторону чемодана.

– Мне нужно быть в школе через пятнадцать минут, Максим…

Упрямо сжимает губы.

В этот момент он так сильно похож на отца, что сердце стискивает острой болью.

– Ты мне помог бы, если бы рассказал правду, – продолжаю я мягко, но сама слышу, как мой голос дрожит от волнения. – Если захочешь, все сказанное останется только между нами, но мне будет легче общаться с учителями.

Еще долю мгновения он раздумывает. Скользит взглядом по моему лицу, а я думаю о том, какой взрослый уже у меня сын.

Он же почти совсем мужчина!

– Я подрался.

Осторожно киваю – не хочу разрушить хрупкое доверие.

Молчит.

– Из-за чего, Максим?

Я просто не верю, что мой сын мог бы намеренно или со зла затеять драку.

Уверена, так думает каждая мать, но…

– Они достали ее.

– Кто?

Нервы напрягаются до предела.

Сегодняшний день точно будет стоить мне ни одного десятка седых волос и пары тройки новых морщин.

– Да козлы из школы. Старшеклассники из «Б».

У меня так много вопросов. Мне почти ничего не понятно, но я стараюсь себя сдержать и не торопить сына – пусть говорит, как ему удобно.

– Есть у нас девочка одна… – продолжает Максим, шумно сглотнув слюну. – Она… она, в общем, из небогатой семьи… – и тут же с пылом продолжает: – Но ты не подумай, она хорошая! Просто у них нет денег одеваться модно, телефон там классный купить и все такое… плюс она подрабатывает часто…

Его просто прорывает.

– А они цепляются к ней. Сначала это все шуточки такие были, мам. Подколочки… А потом стало все серьезнее… Они до слез ее довели. Толкали. Это ж как шакалы – чувствуют слабость и каждый раз хотят большего… И если не дать отпор…

Его сбивчивый рассказ рождает перед глазами яркую реалистичную картинку.

Не нужно много слов, чтобы поверить в нее – такое бывало и в моем детстве и, к сожалению, будет и после…

Горло сжимают рыдания из-за сочувствия и… гордости.

– Ну я и дал, – просто заканчивает он, сжав кулаки.

И напряжено смотрит на меня, ожидая реакции.

Резко подхожу к нему и обнимаю.

Чувствую под руками словно одеревеневшее, скованное тело.

– Ты поступил правильно, сынок. Правильно, – шепчу ему в волосы.

И проходит долгая секунда, прежде чем он отвечает крепкими объятиями.

***

Дорогие мои!

Приглашаю вас эмоциональную новинку нашего литмоба "К мужу не вернусь"

Глава 7

Вера

Он отстраняется от меня и смотрит серьезно.

– Я так горжусь тобой, – негромко говорю я.

Мы смотрим друг другу в глаза и… это больше чем слова.

Взглядом я передаю ему поддержку. Повторяю то обещание, которое дают матери своим детям.

Любить. Верить. Защищать.

Несмотря ни на что.

– Я пойду схожу в школу…

Сама утираю тыльной стороной ладони выступившие слезы.

Расчувствовалась я.

Сегодня жизнь разделилась на «до» и «после», но и в такой момент Вселенная дает возможность ощутить не только боль и горечь.

– Хорошо, мама. Может быть мне пойти с тобой?

Улыбаюсь и качаю головой.

– Нет, сынок. Спасибо, – серьезно отвечаю я, потому что чувствую его искреннее стремление помочь. – Я справлюсь с ними сама.

Привожу себя в порядок и одеваюсь.

Не собираюсь выходить на улицу помятая и растрепанная.

Даже когда трудно, даже когда больно – лицо надо держать.

– Ты себя нормально чувствуешь? – кричу из прихожей, держась за дверную ручку.

– Ага-а, – доносится из комнаты, и я все-таки радуюсь, что неприятный разговор удалось отсрочить.

Понимаю, это глупо и не дает мне ничего, но… все-таки выскальзываю быстро за дверь.

Вдруг Максим спросит что-то вдогонку.

В подъезде пахнет влажной пылью и мокрой тряпкой.

Лифт гудит и скрежещет в шахте…

Мы живем в этом доме уже давно, и, кажется, эти привычные звуки, запахи (пусть и не самые приятные) должны меня как-то успокаивать, но…

Захлопнув дверь, я, словно отсекаю одну проблему – отодвигаю ее в сторону и способна полностью сосредоточиться на другой.

Сердце неспешно разгоняется в груди.

Но теперь это не боль раненного зверя, а ярость.

Злость.

Адреналин впрыскивается в кровь и разносится по телу.

Аж щеки начинает покалывать от возбуждения.

Даже не вызываю лифт – спускаюсь по лестнице.

Злая энергия наполняет меня все сильнее и сильнее и требует выхода.

Быстро слетаю по ступеням и выхожу на улицу.

Приятный ветерок развевает волосы. А солнце ласково пригревает.

Но я этого не замечаю – краски жизни для меня размылись и потускнели.

Сосредоточенно нахмурив брови, иду в школу.

Школы встречает суматохой и суровым охранником у входа.

Суровый дядечка с длинными седыми усами и не менее внушительным округлым брюшком просвечивает меня внимательным взглядом.

Суровый такой – ну я просто не могу.

Интересно, а он куда смотрел, когда девочку до слез хулиганы доводили.

Поднимаюсь на второй этаж и захожу в приемную директора.

– Добрый день, – вежливо здороваюсь с секретарем. – Абрамова Вера Александровна. Мама Максима…

– Проходите, пожалуйста, – секретарь докладывает по телефону.

В груди разливается холодок, когда я толкаю дверь директорского кабинета.

Меня уже ждут.

Три женщины: директор, завуч и классный руководитель.

Здороваемся. Чинно. Даже несколько церемонно.

– Спасибо, что пришли, Вера Александровна, – начинает директор, как только я устраиваюсь на стуле.

Стараюсь немного хоть умерить стук сердца, но куда там. От волнения ладони становятся влажными и холодными.

– Прискорбно, что некоторые родители находят время посетить школу, только когда случается ЧП.

После вежливого приветствия, директор решил не церемониться.

– Такие случаи, как драка в нашем учебном заведении… – она замолкает, подбирая слово: – Нонсенс!

Вот тебе на – оказывается, это нонсенс.

Что ж, я пока не спорю, но крохи моего спокойствия быстро исчезают под нарастающей злостью.

Мне кажется, я прекрасно понимаю куда она клонит и кого будет делать виноватым.

Интересно, для чего тогда этот цирк с вызовом родителей?

Директриса оглядывает своих подчиненных, и завуч с классной согласно кивают.

Она постукивает ручкой по столу. Видимо, по многолетней привычке.

– Ну, Вера Александровна, и что будем делать? Хулиганству в наших стенах – не место.

От пафоса меня просто выворачивает.

Киваю головой, специально повторяя жест группы поддержки.

– Согласна. А вам известны первопричины конфликта?

Лицо директрисы становится непроницаемо холодным.

– Причины, уважаемая Вера Александровна, не так важны…

Не удерживаюсь и вскидываю брови – о, как интересно!

– Важен сам факт эксцесса. Мы в серьез рассматриваем вопрос об исключении вашего сына из гимназии…

– Простите, – перебиваю я. – А с остальными участниками… эксцесса вы так же намерены поговорить? И поставить вопрос и об их отчислении?

Директриса поджимает губы.

– Драку устроил ваш сын. Он нарушитель дисциплины и зачинщик, а потому…

Внутри меня все клокочет от гнева.

Меня просто бесит такое отношение свысока и нежелание разбираться в вопросе.

Ни малейшее.

– Ложь, – прерываю ее я ничуть не заботясь о приличиях.

Речь идет о моем сыне, и плевала я на все правила.

– Мой сын защищал девочку.

Все три женщины синхронно вскидывают брови. Поразительное единодушие.

– Пожалуйста, только давайте не будем выдумывать… – и опять стукает своей несчастной ручкой по столу.

Ну, я тоже так умею. И терпеть не стану точно.

Подаюсь чуть вперед и легонько хлопаю ладонью по столу.

– Следите за словами, – делаю паузу и добавляю: – Пожалуйста.

Женщины просто прожигают меня глазами.

– Вы меня позвали, чтобы лично сообщить, что решили назначить моего сына виновником и козлом отпущения?

Такие выражения, видимо, смущают нежный слух директрисы, хотя я сама прекрасно слышала как выражаются детишки на переменах.

– Нет, послушайте… – начинает она хватать воздух.

– Это вы меня послушайте, – перебиваю ее я. – Я вам этого не позволю, ясно?

Поднимаюсь и упираюсь руками в столешницу.

– В вашей гимназии травили ученицу. Вы об этом знаете?

Глава 8

Вера

А у меня злость такая после общения с этими… этими чинушами от образования, что вот его звонок совсем не вовремя.

С шумом выдыхаю воздух и смотрю на экран телефона, где подсвечиваются белые буковки. А в конце – смайлик в виде красного сердечка.

Сейчас смотреть на это как-то дико.

Телефон вибрирует на ладони и смолкает, не дождавшись – я все еще не приняла решения.

Готова ли услышать его голос?

Ведь наверняка он начнет изворачиваться, а потом… потом просить прощения.

Слушать его лживые уверения? Клятвы, которым я больше никогда не смогу поверить, как и любым его словам вообще…

Да и не только слова – видеть его не могу. И не хочу.

От одной мысли о встрече – передергивает.

После краткого затишья, телефон начинает вибрировать вновь.

Так ведь и будет названивать!

Одновременно с этим приходит сообщение от него:

«Возьми трубку! Это срочно!»

Смотрите-ка, как у него припекло.

Снимаю трубку.

– Ты почему трубку не берешь? – начинает он без приветствия.

Голос злой, раздраженный и… какой-то раненный как будто…

Все-таки я своего мужа знаю далеко не первый год… и все это время любила его… до последних нескольких часов.

Не успеваю даже сообразить, что можно адекватного ответить в нашей с ним ситуации, как он продолжает:

– Что там у вас стряслось?

Что-то как-то не очень похоже на начало извинений.

– Почему мне трезвонят со школы? Почему я должен отвлекаться от работы?

В первый момент я даже немного теряюсь – ожидание и реальность слишком сильно не сходятся.

Что ж, будет мне прекрасным уроком – видимо, слишком хорошего мнения я о нем была.

Но он выбрал совсем не то время, чтобы наезжать так на меня.

Причем безосновательно.

Вы посмотрите какой занятой! Будто ему каждый день со школы звонят.

Разве это не повод немного попереживать о сыне?

– Тебе звонят со школы потому, что случилось ЧП, – непроизвольно говорю словами директрисы и чувствую, как меня пробивает ледяная яростная дрожь.

– ЧП? – недоверчиво переспрашивает он. – Какое еще ЧП? Что ты мне тут спектакль устраиваешь!

– Максим подрался, – продолжаю я ледяным тоном. – Пришел домой в крови.

Трубка затихает.

– Тебе звонили именно по этому поводу, а ты тут истерику устраиваешь – посмотрите какой занятой! Чем занят там, что тебя отвлекли? Очередной молоденькой помощницей? Или тем, что штаны натягиваешь в перерыве?

– Не забывайся, Вера, – сдавлено рычит он.

Но по голосу понятно, что я попадаю в цель и мои слова его задевают.

Конечно, а как иначе, если это правда?

– Кажется, это ты забылся, Володя, – саркастично отвечаю ему. – Ты у нас все берега попутал и имеешь еще наглость после всего звонить мне с претензиями.

И добавляю:

– Отвлекли его, видите ли. Занятой ты наш!

– Да, – рычит он уже громче, – занятой! Я вообще-то директор, если ты забыла…

– Да помню-помню – видела сегодня, как ты совещания с сотрудниками проводишь…

Он аж задыхается от возмущения.

– Да что ты несешь вообще! Я вкалываю как вол! Обеспечиваю семью, стараюсь! Конечно, я занятой! Лучше объясни нормально, что там случилось в школе – что за драка, кто почему, зачем. Только нормально, без истерик твоих.

Я чуть не подпрыгиваю от злости.

Вот самомнение у человека!

– Я тебе не секретарша докладывать по итогам встречи. Мог бы сам приехать в школу и послушать. А еще лучше, за то время пока мне трезвонил лучше бы сыну позвонил и поинтересовался как у него дела и что случилось.

Владимир вздыхает и зло выдавливает:

– Твое воспитание. Ты все трясешься с ним, как с маленьким. Вот и плоды вседозволенности. А я разгребать должен?

Слова – словно удар под дых.

Хватаю посиневшими губами воздух.

Между мужем и женой – одни отношения, но между отцом и сыном?

Максим в папе души не чает.

Я голову ломаю, как рассказать сыну, что папочка подлец и предатель, а этот – незамутненный, сыплет оскорблениями как фантиками из-под конфет и ничего его не смущает.

– Ты больше ничего не должен, Володя, – тихо отвечаю я. – Твои вещи я собрала. Приедешь, когда сможешь оторваться от своей важной работы.

– Какие еще вещи, ты что, совсем обалдела?

Я не собираюсь больше это слушать и бросаю трубку.

Меня просто трясет от злости и обиды.

Он только что оскорбил и предал не только меня, но и сына!

Господи, разве возможно так незаметно измениться? Или это я была слишком обманута любовью и не видела реальности?

Голова просто раскалывается от напряжения.

Ноги – будто налиты свинцом.

За спиной звенит школьный звонок. Кругом чирикают воробьи, и светит солнце… А я не могу сделать даже шага.

Меня просто придавило.

Встряхиваю головой.

Тут прилетает сообщение.

От Володи.

Не открываю – смотрю на предпросмотре.

Буквы даже через экран пышут яростью.

«Приеду домой – поговорим».

Ага, приедешь. Только вот общего дома у нас больше нет.

И не будет.

Стискиваю ладони в кулаки, и злость придает мне сил.

Беру себя в руки – у меня нет времени на раскачку.

Я должна действовать – без промедления.

Ради себя. Ради сына.

И первое, что мне нужно – это рассказать сыну всю правду о его отце.

Быстрым шагом возвращаюсь домой, звонко, по-боевому отбивая такт каблуками.

Но я хоть и настроена решительно, но в груди все равно разливается холодок волнения: как Максим отреагирует на все это?

***

Девочки, дорогие мои, как считаете, а может быть завтра дадим внеплановую дополнительную проду?)

Напишите в комментах, что думаете об этом❤️❤️❤️

Глава 9

Вера

Я не собиралась подслушивать – это вышло случайно.

Просто замок открылся легко, без привычного сухого щелчка. И дверь не скрипнула, как часто бывает.

Я вообще об этом мне думала, когда заходила в прихожую…

Но теперь все эти маленькие моменты молнией проносятся у меня в голове, складываясь в картину того, как это выглядит со стороны – словно сделано намерено.

Максим говорит довольно громко.

В тишине квартиры слова отчетливо разносятся даже из его комнаты.

– Я не позволю им обижать тебя, слышишь?

Замираю я на пороге.

– Ничего не бойся. Мне плевать кто что скажет…

Мгновенно вспыхиваю, когда до меня с запоздало доходит, что я подслушиваю интимный разговор.

– Плевать кто его папа… Да хоть дедушка с бабушкой…

Останавливаюсь ошеломленная – столько в голосе сына внутренней силы и огня.

–…я никого не боюсь…

Делаю шаг вперед и спохватываюсь.

Громко кашляю, привлекая к себе внимание.

Внутри – какая-то странная смесь чувств: тревога и гордость смешались в причудливый коктейль и будоражат кровь. Аж щеки покалывает.

– Прости, мама пришла, – спокойно произносит Максим.

Он не дергается, не бросает трубку… Даже голос не понижает.

Спокоен и уверен.

Я понимаю, что мой четырнадцатилетний сын ведет себя как настоящий мужчина.

– Узнаю, как у нее прошло в школе и перезвоню тебе чуть позже, хорошо?

После паузы добавляет.

– Помни о том, что я тебе сказал.

И выходит из комнаты.

Засматриваюсь на него, словно вижу… словно вижу в другом свете.

Высокий, красивый. Со спокойным и уверенным взглядом.

Гордость разгорается во мне.

Пусть Володя несет какую угодно чушь, но я знаю точно – я воспитала замечательного сына!

– Как прошло? – по-взрослому спрашивает он.

А всю мою злость смыло нахлынувшими сантиментами, и вместо ответа я подхожу и крепко обнимаю сына.

Он немного удивлено и смущено смотрит на меня, а я честно отвечаю:

– Прости, что-то я расчувствовалась, – и улыбаюсь несмело.

Он кивает и отвечает:

– Конечно, ты ведь женщина.

Это произносится так серьезно и со знанием дела, что я не могу не улыбнуться.

– Пообщалась с твоими… – подбираю цензурные слова, как бы их назвать и не нахожу. – С директором, завучем и классная там тоже была – головой кивала.

Сажусь на банкетку и скидываю туфли.

Выдыхаю.

И отвечаю на немой вопрос:

– Ничего хорошего они мне не рассказали. Винят тебя…

Вижу, как бледнеет его лицо и сжимаются твердо губы.

Встаю.

– Давай выпьем чаю, а?

Вижу, как Максим напряжен.

Прохожу на кухню, но спиной чувствую его взгляд.

Ставлю чайник.

– Я этого так не оставлю, Максим. Я сейчас им устрою – они еще завоют и бегать за нами будут.

Открываю дверцу шкафа:

– Ты какой будешь? Черный, зеленый или фруктовый?

Молчит.

– Только мне твоя помощь нужна будет, – продолжаю. – Расскажешь мне все подробности?

Чайник бурлит кипящей водой, и только этот шум нарушает нависшую в кухне тишину.

Сможет ли он мне довериться до конца?

Этот вопрос для меня сейчас – самый-самый важный в жизни…

Аж ладони потеют, а пальцы дрожат мелкой дрожью.

– Да, мам, – как гром раздается позади, и я чуть не выдыхаю от облегчения.

И добавляет спустя долю мгновения:

– Спасибо.

Оборачиваюсь резко:

– За что?

Разводит руками.

– Ну… ты могла бы как другие – просто наказать, наорать, сказать, что драться нельзя, и это нехорошо… и все такое… А ты…

Он задумчиво опускает глаза:

– Веришь мне.

В горле встает болючий ком.

Глаза затуманиваются от слез.

Но я улыбаюсь и стараюсь скрыть это от сына – не хочу смущать его своей излишней чувствительностью и мягкостью.

– Пф! – фыркаю я нарочито весело. – Они еще слезами умоются и пожалеют, что с нами связались!

Максим несмело улыбается и напряжение по чуть-чуть уходит из его глаз.

Разливаю кипяток по чашкам.

– Я тебе фруктовый сделала, – говорю, и он кивает в ответ.

Мне становится так легко и приятно на душе!

Как в погожий осенний денек ранней осенью, что я даже на какое-то мгновение забываю про Володю и его измену.

А может быть сознание просто таким образом пытается защитить себя от сильного стресса.

– Ты хотела рассказать что-то про папу, – сын возвращает меня в суровую реальность, и моя улыбка застывает.

Сжимаю чашку так сильно, что чуть не раскалываю ее. До боли в пальцах и не обращая внимания обжигающую температуру.

Киваю и пытаюсь собраться с мыслями.

Но замок входной двери на этот раз предельно громок.

Щелкает, как пистолетный выстрел в тишине.

Вздрагиваю. Максим спокоен.

Дверь отворяется в наш дом возвращается Владимир.

Я напряжено застываю, а Максим поворачивается ко входу на кухню.

Через мгновение Владимир появляется в дверях.

Высокий. Широкоплечий. Огромный.

Заполняет собой дверной проем и вползает к нам, как грозовая туча.

Глаза мечут молнии.

Бледный, с сжатыми губами и напряженными желваками.

И его появление не предвещает ничего хорошего…

***

Дорогие мои!

Спасибо за вашу обратную связь, для меня это очень ценно❤️❤️❤️

Вы зарядили меня, и дополнительная глава будет закончена и опубликована к вечеру)

Всех обнимаю, с любовью❤️❤️❤️

А пока приглашаю вас в другую новинку нашего литмоба от Лии Латте

"Развод. Временное перемирие"

Глава 10

Вера

Съежиться.

Моя первая реакция – съежиться.

Сжаться в комочек и опустить глаза под его взглядом.

Но это только первая. Непроизвольная. Естественная.

Неправильная.

Я не буду отводить взгляд.

И не отвожу.

Легкая дрожь тут же начинает поколачивать тело. Становится холодно даже после горячего чая.

Поднимаюсь ему навстречу и делаю шаг вперед.

Бояться должна не я.

– Что у вас стряслось? – сверлит меня темными глазами. – Что за паника? Мне из школы пол дня трезвонят не переставая.

Молчание.

Тишина.

Густая. Липкая. Наполненная угрозой.

– Ну? – касается плеча Максима. – Так и будем молчать? Что натворил-то?

– Максим, иди в свою комнату, пожалуйста, я хочу поговорить с папой.

Максим поднимает глаза – из-за стола на меня смотрит напуганный ребенок.

– Подожди-подожди, – прерывает меня Володя. – Я вообще-то вопрос задал. Какая еще своя комната?

Подхожу еще ближе.

Меня окутывает аромат.

Запах.

Его запах: аромат разгоряченного тела, смешанный с ноткой свежего, колкого парфюма.

Знакомый до боли… привычный.

Хочется добавить – родной, но уже нет.

Как отрезало.

К нему примешивается что-то еще. Что-то сладковато-приторное.

Как запах гниющих на земле яблок.

Он провонял ей…

И этим лишил себя права командовать в доме.

– Я работаю, – начинает медленно добавлять оборотов злости Владимир. – Вкалываю. Деньги зарабатываю. Все для вас – для семьи…

– Видела я как ты вкалываешь, – тихо говорю я и тут же громче добавляю: – Максим! Иди в комнату.

Перевожу взгляд на Владимира и говорю:

– А для тебя я все уже приготовила. Идем.

Его голова чуть заметно отстраняется, как недавно от пощечины.

Впивается в меня взглядом и бледнеет.

– Что ты имеешь в виду?

Я уверена, что все он давно понял и только тянет время пытаясь собраться с мыслями.

– Идем, – просто отвечаю я и иду на него.

Он вынужден отстраниться и встать боком, чтобы пропустить меня.

Максим выскальзывает вслед и идет в свою комнату.

Направляюсь к балкону и показываю на пухлый чемодан:

– Забирай и уходи.

Владимир застывает на месте у меня за спиной.

От такого соседства мне неуютно.

Мороз пробирает по коже – я больше ему не доверяю. Не верю и жду подлости в любой момент.

Удара в спину я сегодня уже дождалась, больше подставляться не намерена.

Чуть прохожу вперед и разворачиваюсь – хочу видеть его, отслеживать движения.

– Ты че устраиваешь-то?

Голос дрожит от ярости и злости.

– Че за цирк, твою мать?

От грубости слов становится еще страшнее.

Вижу, как сверкают недобрым огнем глаза и сжимаются кулаки.

– Совсем ахринела что ли?

Надвигается на меня.

– Ты здесь больше жить не будешь. Иди куда хочешь – к Карине, Марине, Алевтине или кто там у тебя еще есть из любовниц…

– Замолчи! – рявкает он. – Что ты несешь? Какие еще Марины-Алевтины? Совсем с ума сошла на фоне… – обрывает фразу.

А я словно получаю под дых.

Знаю, что он хотел сказать, но не договорил.

Губы словно слипаются, не позволяя сделать вдох – носом втягиваю воздух и противную вонь гнилых яблок.

Сердце стучит в груди, раскалывая ребра.

– Выкидыша, ты хотел сказать?

– Нет, я этого не хотел говорить.

Молчим.

Мгновение долгое, растягивается словно патока.

– Трус, – выплевываю ему в лицо.

Он удивляется еще раз.

Видимо, мое предназначение на сегодня – удивлять мужа.

Но, как говорится, есть один нюанс.

– Да-да, – повторяю я. – Трус ты. Больше и никто.

Его лицо идет алыми пятнами.

– Трус и слабак, – продолжаю добивать его правдой. – Не хватило смелости признаться и уйти? Или силенок не хватило удержаться?

– Да что ты такое несешь? – устало и раздраженно отмахивается Владимир. – Что за манера из всего драму делать? Трагедию, а?

Собирается с силами, и это видно – чтобы пойти в наступление.

– Я – мужик! Ясно?

Усмехаюсь вместо ответа.

– Я вкалываю, как проклятый, чтобы у вас все было. Ты хоть представляешь каково мне?

– Конечно. Я же за тобой замужем была пятнадцать лет, забыл?

Морщится, как от зубной боли.

– Не ерничай. Ты просто не понимаешь, что значит быть мужчиной. Настоящим мужчиной…

– Ты тоже, – перебиваю его.

И этот удар пробивает его броню по полной – лицо искажается от ярости и обиды.

– Все! – рявкает он. – Закончили бабий треп!

Я же спокойна и холодна.

Усмехаюсь только, но это защитная реакция скорее:

– Закончили, – соглашаюсь. – Вон чемодан – забирай. И радуйся, что я не успела его выкинуть с балкона, как хотела. На развод подам сама.

Делаю шаг вперед и становлюсь вплотную к нему.

От вони чужой женщины просто выворачивает, но я должна сказать ему последние слова с максимально близкого расстояния – чтобы наконец дошло до этого самовлюбленного эгоиста:

– Пошел вон из моей жизни!

***

Дорогие мои!

Приглашаю вас в очередную книгу нашего литмоба "К мужу не вернусь" от Дарьи Тоин

Развод. Бракованный брак

https://litnet.com/shrt/PW80

Глава 11

Вера

Интересная штука жизнь – как быстро все может измениться на противоположное.

В один момент.

Кажется, щелчок пальцами и любимый человек превращается в объект ненависти и презрения.

Владимир нависает надо мной – огромный, пышущий яростным жаром и злобой.

Я не отвожу глаз – смотрю на него.

Знаю на его лице каждую морщинку, каждый изгиб.

Знаю и люблю.

Любила.

Совсем еще недавно любила, кажется, больше жизни…

– Ты не много ли на себя берешь? – выдавливает он с бешенством. – Совсем охренела гнать меня из моей же квартиры?

Стискивает кулаки. Надвигается.

Я могла бы даже испугаться.

Могла бы, но не стану – вместо страха подарю ему лучше презрение.

Только этого он и достоин. Не больше.

– Переживешь, – отвечаю я спокойно. – Вали к своей любовнице. Здесь ты все равно не останешься.

– И кто мне запретит? – усмехается, но глаза сверкают опасным огнем.

– Я, – стараюсь говорить спокойно, но голос все же дрожит от напряжения.

Между нами вот-вот вспыхнут молнии.

Напряжение – густое, почти осязаемое… Не может не взорваться.

Он нагнетает еще больше – придвигается близко-близко, почти вплотную, так что я чувствую тепло его тела и задыхаюсь от чужого запаха.

Поднимает к моему лицу сжатый кулак с белыми, неровными зубцами костяшек.

– Женщина не будет мне указывать… – переводит взгляд мне за спину и замолкает.

Резко оборачиваюсь и вижу в коридоре Максима.

Бледный – без единой кровинки в лице. Кулаки сжаты, руки опущены вниз, но тело сковано напряжением.

Владимир беззвучно выругивается и отступает назад.

Быстро переводит взгляд с сына на меня, рывком хватает чемодан и, распахнув дверь, выходит в подъезд.

Дверь хлопает, словно гром так и не разразившейся грозы.

Дрожа, выдыхаю. Хватаю воздух обескровленными губами, а потом бросаюсь на балкон и распахиваю окна – выветрить гнилую вонь.

Сын безмолвно стоит в коридоре и смотрит на меня, потом идет к двери и закрывает ее на внутренний замок. Тот, который не открыть снаружи.

– Понимаешь, сынок, – начинаю я. – Об этом не легко говорить…

Его взгляд прямой, светлый и, господи, так похож на взгляд Володи в молодости, что это просто рвет мне сердце крючьями.

– Ты уже взрослый и можешь сделать выводы сам. Как и принимать решения и нести за них ответственность.

Сглатываю – во рту стремительно пересыхает.

– У твоего папы появилась другая женщина… – выдавливаю я из себя, не опуская глаз.

Мне жутко стыдно: за себя, за него… за Володю… Но от этого я ненавижу его еще больше.

– Другая женщина?

Киваю и подхожу к нему ближе.

– Да. Так бывает, сынок. Теперь папа будет жить отдельно.

Он хмурит лоб, словно не до конца понимает то, о чем я говорю.

– Он от нас уходит?

Нервный смешок вылетает из груди.

– Ну, технически, не совсем так, – глупо посмеиваюсь я, но ничего не могу с собой поделать. – Как ты мог видеть – его выставила я. Он, наверное, предпочел бы остаться…

Максим еще раз кивает.

– Любовница что ль?

Поджимаю губы.

– Не знаю, Максим, какие у них планы друг на друга. Мне не интересно. Но фат остается фактом – мы с твоим папой расстаемся.

Максим невозмутим. Переваривает.

Он вообще спокойный, задумчивый. Чувствительный.

– Но мы всегда останемся твоими родителями – этого ничто не изменит.

Он все еще молчит.

Сердце ускоренно отбивает хронометраж.

Жду его реакции. Не буду врать – его поддержка для меня желанна, но… влиять на его решение и отношение я не хочу.

Он взрослый – пусть сам сделает выводы и примет решение. Каким бы оно ни было.

Секунда тянется за секундой.

Ноги словно окаменели…

– Мам, – после долго молчания начинает Максим.

– Что, сынок?

– Получается, он предал тебя. Он – предатель, – и поднимает на меня глаза.

Под его взглядом я не могу сдержать слез.

Сжимаю пляшущие губы, твержу себе:

– Не смей! Прекрати! Ты – сильная! Сильная!

Но это слезам все равно – они текут, прокладывая соленые дорожки по щекам, освобождая сердце от боли и напряжения.

И в тот же момент сын заключает меня в объятия и прижимает к себе.

Прячу лицо у него на плече и плачу.

Плачу-плачу, избавляясь от сложного и горького коктейля чувств, взамен получая облегчение.

Сколько проходит времени – я не знаю.

Но отстранившись от него я чувствую главное: жизнь – продолжается, и я – не одинока.

А это уже очень и очень много.

Достаточно для меня.

– Ну и денек сегодня, да? – хрипло смеюсь, смущенно утирая глаза.

Огромные и красивые глаза Максима стали еще больше и раскраснелись, но он держится – мой маленький мужчина.

Хотя… далеко уже не маленький – как настоящий мужчина больше многих в этом мире.

– Может устроим сегодня вечер плохой еды? – подмигиваю я ему. – Закажем пиццу или бургеры… Кажется мы заслужили немного вредного удовольствия.

Он кивает и несмело улыбается.

Я привлекаю его к себе и еще раз обнимаю.

Шепчу на ухо:

– Спасибо сынок, – и иду на кухню.

– Что ты больше хочешь? – кричу.

Нужно себя чем-то занять, даже если это просто заказ доставки по телефону.

– Я бы поел пиццу, – отвечает Максим и продолжает: – Ма, иди отдохни – я сам закажу, – и добавляет: – А то ты опять что-нибудь напутаешь с геолокацией.

И смеется – пока негромко и несмело, но хотя бы так.

Я смеюсь в ответ – водится за мной такой грешок. Почему-то только именно с доставками фастфуда.

Благодарно киваю и иду в спальню.

Голова раскалывается, а сил просто нет.

Ложусь и глаза сами закрываются.

Но перед тем, как я почти погружаюсь в сон, слышу жужжание мобильника.

Опять!

Закончится этот день когда-нибудь?

***

Глава 12

Вера

Хочется просто завопить:

– Оставьте меня в покое!

Свернуться калачиком и отвернуться к стенке.

Голова раскалывается, а глаза слипаются.

Но я – человек обязательный.

Часто даже в ущерб себе.

Протягиваю руку и достаю телефон.

Смотрю на экран – Елена Александровна.

Сердце неприятно сжимается от тревоги – зачем это свекровь звонит?

И тут же отпускает – Володя ушел совсем недавно, и она еще не может ничего знать о произошедшем.

Только если он не позвонил и не пожаловался ей.

А он все же не такого типа мужчина. Такие, как он не жалуются. Они стискивают зубы и напрягают жилы.

Терпят, исходя кровавым потом.

А потом, если нагрузка оказывается слишком велика, ломаются.

Просто в один момент…

Так что нет, свекровь может звонить по какому угодно поводу, но только не из-за нашего разрыва.

Выдыхаю медленно.

Общаться совсем не хочется.

Не могу сказать, что у нас натянутые отношения… Нет, совсем нет.

Вполне обычные… умеренно нейтральные – вежливо целуем друг друга в щеки, помогаем, делимся рецептами и новостями, но… близко мы так и не сошлись.

Она не тот человек, к которому я приду с горем или серьезной заботой.

– Здравствуй, Вера…

Голос свекрови слабый, усталый и такой жалостливый, что сердце невольно проникается жалостью.

– Здравствуйте, Елена Александровна.

В то время, как я наполняюсь жалостью и состраданием, чертенок на другом моем плече шепчет тихонько:

– Не расслабляйся. Не надо. Этот звонок не спроста…

Но у меня нет уже сил быть настороже – я просто жду.

– Ты на работе? Не занята? А то я поговорить хотела.

И не дожидаясь моего ответа, продолжает:

– Ты сегодня вечером сильно занята? У Марии Леонтьевны в выходные юбилей – родня съедется, родственники из Астрахани прилетят…

Я вообще ничего не понимаю.

Кажется, с моими мыслительными способностями что-то произошло непоправимое: какие родственники? Какой юбилей? О чем она вообще и причем тут я?

– К-какая Марья Леонтьевна? – выдавливаю наконец я.

Свекровь смеется таким смехом, будто говорит: ой, ну ладно, брось прикидываться, но милостиво объясняет:

– Ну как же, Верочка, Марья Леонтьевна – моя соседка. В прошлый ваш приезд она приносила вам пирог с вишней…

– Вспомнила? – добавляет строгости в голос Елена Александровна.

С этим у нее быстро – она в прошлом учитель в школе.

Алгебра и геометрия – через горнило ее воспитания прошло не одно поколение детей.

– Да, вспомнила.

– Так вот, Верочка, мы с Марией Леонтьевной переоценили свои силы и нам очень нужна помощь в подготовке…

Я все еще туго соображаю. В ушах что-то бухает, а слова с трудом продираются через головную боль.

– В подготовке? – переспрашиваю я.

– Да, в подготовке, – повторяет Елена Александровна, но уже чувствуется, что начинает терять терпение. – Приготовить и накрыть на стол.

И добавляет:

– Она так распереживалась, что мы не успеем. Так распереживалась, бедняжка! Говорит, стыд-то какой! Что люди скажут? Что подумают? И, знаешь, я ее прекрасно понимаю. Хорошая хозяйка такого позволить себе не может.

Не знаю, что и ответить.

Разве, что спросить: а я-то тут причем?

– Ну я и сказала ей, чтобы не переживала! Чего переживать-то правильно?

– Правильно, – киваю я на автомате.

– Со всем можно справиться, нужно только взять себя в руки и не ныть понапрасну. Правильно?

– Правильно…

А сама думаю, каким удивительным образом ее слова перекликаются с моей… нашей с Володей ситуацией.

Будто это знак какой-то.

Права Елена Александровна – сдаваться и унывать нельзя…

В мои мысли врывается тихий голосок свекрови:

–…Верочка обязательно поможет…

– Что-что, подождите?

Словно выныриваю из-под толщи воды – успеваю выцепить только часть предложения.

– Ты что, меня не слушаешь, Верочка?

Притворно ослабевший голосок свекрови тут же наливается строгостью и силой.

– Слушаю, Елена Александровна…

И сама не понимаю, как в моем голосе появляются просительные нотки.

Тут же сжимаю губы и одергиваю себя – мне не за что извиняться и не у кого просить прощения.

– Не отвлекайся, пожалуйста, когда я говорю, – одергивает меня словно расшалившуюся ученицу.

Раздается звонок в дверь, и Максим бежит к двери встречать курьера.

Из коридора тут же тянет ароматом свежеиспеченного хлеба, чем-то мясным, безумно теплым и уютным.

Я понимаю, что между ужином с сыном и мной стоит только строгая Елена Александровна…

Но резко обрывать разговор все же не хочется – не хочу грубить одинокой женщине.

А ее авторитарные замашки… Что ж, они меня не трогают. Почти.

– Кто это там пришел? – слух у Елены Александровны не смотря на то, что ей за семьдесят – еще ого-го! – Володя?

– Нет, – говорю. – Курьер.

И совершаю оплошность – говорю честно:

– Пиццу принес…

– Ох все эти ваши пиццы! Дрянь одна и химия. Лучше бы борщ сварила…

– Суп есть, – отвечаю и чувствую нарастающее раздражение, – но мы с Максимом решили побаловать себя пиццей…

– Одно баловство и деньги на ветер… Ладно, это пусть Володя решает…

Я не успеваю подумать, что именно должен «решать Володя», как Елена Александровна продолжает:

– Я сказала Марье Леонтьевне, что ты обязательно нам поможешь в пятницу вечером с приготовлениями. Мы будем тебе так благодарны. И Максима, конечно, возьмешь с собой – нечего ему дурью маяться, тоже дело найдем – мало ли, в магазин понадобится сбегать или еще что. Взрослый уже – помогать нужно старшим…

Я лежу в кровати раздавленная и усталая.

Именно физически – стресс не проходит даром для организма и поглощает слишком много сил.

Но после этих слов, произнесенных в ультимативной форме, я резко поднимаю на кровати.

Глава 13

Вера

Легко можно представить, о чем будет идти сейчас разговор между ними.

«Володенька» уж своего не упустит – как пить дать нажалуется маме и постарается выставить меня в самом неприглядном свете.

Поднимаюсь с постели – сна уже ни в одном глазу.

В груди клокочет.

И почему меня это так волнует?

У нас с Володей все кончено – окончательно и бесповоротно, и мнение его мамы меня не должно волновать нисколько.

Как и то, что он наговорит ей обо мне. Да и любому человеку, в принципе…

Прохаживаюсь взад-вперед, стиснув руки в замок.

Не должно, но…

Это же не тумблер, который можно одним движением переключить.

Все эти годы мы все-таки были одной большой семьей.

И мне приходилось так или иначе сглаживать какие-то углы в наших отношениях – ради Володи, ради Максима.

Я считала это правильным, как и то, что уважать старших, а уж тем более маму своего мужа – святая обязанность.

А теперь я должна просто забыть это и выкинуть из головы?

Ах, если бы это так просто работало…

В голову закрадывается дикая, шальная мысль: а вдруг она встанет на мою сторону?

А почему бы и нет?

Женщина же все-таки, должна понимать.

Да и разве мало примеров хороших, адекватных отношений между свекровями и снохами…

Сама чувствую слабость аргументов.

Если бы у нас и была хотя бы надежда на подобные доверительные, теплые отношения разве позволила бы она себе такой звонок?

В этой пассивно-агрессивной манере, когда от просьбы остается лишь холодный презрительный приказ?

– Вера, не будь дурой и не тешь себя глупыми несбыточными иллюзиями, – произношу я негромко.

И сама с собой соглашаюсь.

Рассчитывать на поддержку свекрови – полный бред.

А я не тот человек, который предается ложным иллюзиям ради самоуспокоения.

По мне, так лучше горькая, но правда.

И правда заключается в том, что рассчитывать я могу только на собственные силы. И на сына.

Никто нам не поможет.

Никто не придет, не утешит и не решит наших проблем.

Выхожу из комнаты.

– Мам, все нормально? Я думал ты заснула…

Киваю, изображая улыбку, хотя внутри натянута как струна.

– Просто полежала и захотелось чаю…

Ставлю чайник.

Без аппетита смотрю на куски пиццы в картонной коробке.

От еды воротит.

Во рту будто вкус пепла…

Телефон настойчиво вибрирует в руке.

Тут уж можно к гадалке не ходить…

А может просто не брать трубку?

Нет, уж! Прятаться я ни от кого точно не собираюсь.

Лучше расставить все точки над «и» сразу.

Возвращаюсь в комнату, оставив чашку на столе.

Беру трубку.

– Ты не перезвонила, – голос Елены Александровны холоден, в нем нет прежних просительных ноток.

Ну что ж, этого следовало ожидать.

– Я и не обещала, – сразу демонстрирую иголочки я.

Пусть не думает, что я перед ней тут лебезить начну.

Молчит.

– Мне сейчас Володя звонил… – и молчит.

И я молчу – ну, звонил и звонил, тоже мне – событие.

Не дождавшись моей реакции, продолжает:

– Ну, рассказывай, что у вас там стряслось?

Даже в теории не представляю, чтобы я в ответ на вопрос в такой форме начала изливать душу.

– Это наше дело, Елена Александровна.

– Что-о? Ваше-е?

Она явно не ожидала такого открытого неповиновения и мгновенно выходит из себя.

– Ты замужем за моим сыном, если не забыла…

– Это пока, – прерываю ее твердо.

– Как это «пока»? Что ты такое несешь?

Мне живо представляется налившееся гневом лицо Елены Александровны с трясущимися щеками и подрагивающим кончиком носа.

– Елена Александровна, я ничего не несу, – вежливо отвечаю я, и ее это кажется бесит еще больше. – Я вам спокойно отвечаю, и прошу вас со мной в таком тоне не разговаривать…

– Вы посмотрите-ка какие все нежные стали! – чуть ли не визжит свекровь.

Я даже отодвигаю руку с трубкой от уха, чтобы не оглохнуть.

– Трудно матери слово уже сказать! Переломитесь будто!

– Задавайте вопросы сыну. От него и требуйте ответов.

Я становлюсь все спокойнее – с каждым мгновением общения меня отпускает.

Я ничего не должна ей объяснять.

Не должна оправдываться.

И уж тем более вестись на эти банальные манипуляции и вопли.

– Не удивительно, что у вас разладилось…

Она меняет тактику мгновенно – от криков переходит к ядовитому шипению.

– Разладилось? – машинально задаю вопрос, хотя ответ мне не интересен.

– Хороший муж от хорошей жены не сбегает ночевать к матери.

Так вот как он это представил? Как побег от меня? Занятно.

От ее «разладилось» мне становится даже смешно. Губы сами расплываются в улыбке.

Наверное, это что-то истеричное – после пережитого стресса…

– Понятно…

Говорю, по-прежнему спокойно – грубить я все равно не собираюсь ни в коем случае.

–…спасибо, Елена Александровна, за ваше мнение. Я его учту на будущее…

– Учти-учти, – злобно ворчит она. – Винить тебе некого, деточка. Просто нужно было быть хорошей женой и хозяйкой…

Так, кажется, начинается по второму кругу.

Если первый раз я отдавала дань уважения возрасту и прошлому, да и то – зря, то второй раз терпеть это я не намерена.

– У меня чудесный сын, прекрасный дом и была великолепная семья, которую разрушил ваш сын. А Владимир – это, между прочим, ваше воспитание. Так что, на вашем месте, я бы не спешила судить других людей – кто какая жена, мама или хозяйка. Лучше поищите в собственном глазу – там, уверена, далеко не соринка найдется, да и не одна.

Слышу ее возмущенное ошарашенное дыхание в трубке – словно порывы ветра.

– И еще одно – не смейте со мной разговаривать в таком тоне. Никогда.

Все это я произношу четко, спокойно и размерено, не позволяя эмоциям влиять на мой голос.

Кажется, все что хотела – сказала?

Глава 14

Вера

Свекровь не спешит сдаваться.

Я заканчиваю разговор и не позволяю донести ценное мнение полностью.

После того, как кладу трубку, в комнате воцаряется тишина… и почти сразу телефон разрывается от звонка.

Елена Александровна – упорная.

Просто переключаю режим на беззвучный и откладываю телефон в сторону.

Мой игнор для нее – худшее наказание.

Вот тебе и поспала, думаю.

В голове неприятная тяжесть, а тело ломит, но сна теперь ни в одном глазу.

Иду убираться – это для меня как медитация.

Спокойно, неспеша драю кухню – от низа, до верха.

Усталости при этом никакой не чувствую, а в голове – просто приятный белый шум отсутствия мыслей.

Идеально.

– Мам, – Максим вырывает меня из задумчивости, – пойду погуляю. Ладно?

В этом «ладно» – больше, чем вопрос о разрешении.

Он уже у меня достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принять решение, когда пойти погулять.

В этом вопросе я без труда читаю:

– Ты справишься без меня? Или мне остаться, чтобы поддержать? Я могу просто быть рядом.

Улыбаюсь ему:

– Конечно, сынок. Только возвращайся не слишком поздно. И будь осторожен.

Дверь захлопывается, а я возвращаюсь к уборке, напрочь выбросив из головы все. И главное – телефон.

Закончив с кухней, залезаю в душ.

Постепенно увеличиваю подачу горячей воды все сильнее и сильнее, пока ванную комнату не заволакивает белым плотным облаком.

Выкручиваю вентиль до упора, но так и не могу избавиться от леденящего озноба где-то внутри, глубоко под кожей.

Горячие струи бьют по коже, но я упрямо стою и пытаюсь согреться.

Когда уже становится просто невыносимо, выключаю воду и выхожу из душа.

Растираюсь пушистым полотенцем, словно наждаком.

Но не помогает.

Стираю с зеркала конденсат и смотрю на себя.

Стыдно, хоть и нечего мне стыдиться. И не делала я ничего неправильного и плохого.

Даже после душа ощущение будто я измазана в грязи.

Ладони сами опускаются на живот. В глазах слезы…

Нет-нет-нет!

Нельзя раскисать! Нельзя позволять убедить себя, что произошедшее – моя вина.

Мир прост и понятен – Володя изменил и предал меня. Он сделал свой выбор.

А самокопание ничем мне не поможет.

Как не помогло и после потери ребенка.

Как и тогда, я должна сосредоточиться только на том, что действительно важно и не размазывать страдания вместе с соплями.

Стискиваю зубы до боли и поднимаю взгляд на себя в зеркале.

За слезами, в покрасневших глазах – твердость и жесткость.

Сегодня был тяжелый день. Один из самых тяжелых в моей жизни.

Завтра будет лучше. Я верю в это.

Я сама сделаю завтрашний день лучше.

А сейчас – спать. Отдыхать, набираться сил, потому что впереди непростая борьба.

Утираю слезы и привожу себя в порядок.

Надеваю любимую пижаму и сушу волосы.

На улице уже давно стемнело, и часы показывают девятый час.

Собираюсь лечь прямо сейчас и хорошенько выспаться.

Беру телефон, чтобы написать Максиму сообщение и… двадцать пять пропущенных!

Ого, кто это, интересно, обо мне вспомнил и так желал пообщаться?

Интрига слабая – не нужно обладать талантом Шерлока Холмса, чтобы понять: сначала названивала Елена Александровна, а потом, видимо, решил вступиться за мамочку Володя.

Звонков от них почти поровну – даже забавно.

Пишу сообщение Максиму с напоминанием, чтобы не загуливался допоздна, и почти сразу же слышу стук замка в двери и бодрое из прихожей:

– Мам! Я дома!

Теперь можно и ложиться со спокойной совестью.

Засыпаю с одной простой, но очень важной мыслью – мне нужно завтра же подать на развод.

А утро наступает, кажется, мгновенно – только я прикрыла глаза, как серый свет уже падает из окна.

Все тело ломит, будто я таскала вчера мешки с цементом.

В глазах – песок.

Поднимаюсь и первым делом заглядываю в комнату Максима – он спит, как всегда, свернув одело узлом и отпихнув от себя, а подушку зажав между ног.

Улыбаюсь этой привычной и милой картине и на душе становится тепло.

На телефоне еще пять пропущенных – я просто смахиваю, даже не глядя от кого.

Время – пол шестого утра.

До работы еще есть время, и я решаю провести его с максимальной пользой.

Захожу на смартфоне в популярное приложение для мам.

Я о нем узнала, когда готовилась ко второй беременности – читала истории других женщин, интересовалась врачами-гинекологами и добрую сотню других полезностей узнала.

Девчонки в приложении – самые разные. Социальные статусы, достаток, характеры, но объединяет нас всех одно – мы мамы или собираемся ими стать.

Я не из тех, кто делится сокровенным и интимным на публику.

Быть блогером мне никогда не хотелось – не мое это…

Но сейчас я как-то по наитию пишу в ленте:

«Девочки, посоветуйте хорошего адвоката для развода».

Я понятия не имею как разводятся – никогда не интересовалась этим, но почему-то уверена, что адвокат мне просто необходим.

Пусть это будет женская интуиция.

Палец нерешительно зависает над экраном на мгновение и… я нажимаю «отправить».

Ну вот и все, попозже, часа через два-три можно будет посмотреть – вдруг кто-то откликнется на мою просьбу и поможет дельным контактом.

А нет, так нет – сама справлюсь.

Иду ставить кофе и слышу жужжание телефона.

Оборачиваюсь – еще.

Уведомления из приложения начинают сыпаться одно за другим.

Неужели кто-то еще не спит так рано?

За несколько минут мне приходит десятка полтора ответов и сообщений.

В них указаны номер телефона и имя адвокатов.

Но не только это – большая часть сопровождается словами поддержки и ободрения.

От совершенно незнакомых людей!

Я растрогана до глубины души. Вот уж правда говорят – никогда не знаешь где найдешь, а где потеряешь.

Глава 15

Вера

Выхожу из дома пораньше – чего рассиживаться?

Тем более, хочу немного разгрести те дела, которые пришлось отложить из-за вчерашнего внепланового отгула – не люблю быть обязанной.

Если ко мне относятся по-доброму, то для меня это только дополнительный повод ответить тем же.

Утро чудесное. Осенняя прохлада бодрит, а тротуары – в опавших листьях.

Красота.

Немного болит сердце, да пусто в груди, но после перенесенного я считаю это нормальным.

И не собираюсь себя корить или делать вид, что мне не больно.

Да, мне очень больно. И болеть будет еще долго… если не всю жизнь, но это же не повод останавливаться?

Сложить ручки и плакать…

Нет, жизнь не стоит на месте и, несмотря ни на что, она прекрасна!

Особенно таким чудесным ясным днем.

На работу я прихожу почти первая – до начала рабочего дня еще чуть больше часа.

И сразу же погружаюсь в работу – для меня это всегда было отличным способом справиться с какими-то неприятными ситуациями.

Увлечено стучу по клавиатуре, проверяю таблицы норм расходов, расчеты, отчеты – так, что в глазах начинает пестрить.

Время летит незаметно.

Через пару часов я поднимаюсь и с удивлением вижу, что время доходит двенадцать. Нужно бежать быстрее на производство – я до обеда хотела технологов найти и хорошенько пропесочить их за несоответствия в цифрах и неряшливость в отчетах.

Можно, конечно, просто своему начальнику пожаловаться – он устроит им нагоняй, но я предпочитаю в личной беседе выяснять все нюансы. Так для дела полезнее.

Но обеденное время наступает неумолимо, как ни загружай я себя работой.

А вместе с ним – и звонок адвокату.

Ловлю себя на мысли, что ужасно не хочется с ним связываться.

Словно пока я этого не сделаю, все будто не по-настоящему…

Ругаю себя за малодушие и выхожу в коридор поговорить – не хочу, чтобы мы семейная жизнь становилась достоянием общественности.

Отхожу в дальний конец коридора – к окошку и прислоняюсь к подоконнику.

– Так-так, – негромко бормочу под нос, – Эрнест Валентинович, значит.

Когда копирую номер телефона из приложения вижу, что палец немного дрожит.

Хмурюсь и сержусь на себя.

– Хватит трястись, Вера! – строго произношу и тут же оглядываюсь кругом – не услышал ли кто.

Нерешительность подстегивает меня, и нажимаю кнопку вызова.

– Гороховский и партнеры, здравствуйте, – отвечает приятный женский голос.

Не знаю почему, но я ожидала услышать самого Эрнеста Валентиновича, и от неожиданности смущаюсь.

– Э… эм…

Да что с тобой такое, Вера?! Возьми себя, наконец, в руки!

Или ты специально тормозишь, малодушно надеясь получить веник в виде букета, и какую-нибудь побрякушку из золота и закрыть глаза на измену?

От одной только мысли о подобной слабости, трусости и неуважении к себе становится дурно. Физически даже.

Волна жара прокатывается по телу – до прохладной испарины на лбу.

Адреналин покалывает ладони.

– Вас не слышно, – терпеливо произносит девушка.

– Здравствуйте, – откашливаюсь, – я бы хотела поговорить с Эрнестом Валентиновичем.

В голове мелькает дикая мысль, что девушка сейчас рассмеется и скажет что-то вроде:

– Очередная обманутая неудачница звонит! Не смогла удержать мужа!

Но вместо этого она отвечает будничным тоном:

– По какому вопросу и как вас представить?

Она своим деловитым профессионализмом, сама того не знаю, поддерживает меня.

– Меня зовут Абрамова Вера Александровна. Я бы хотела проконсультироваться по разводу…

– Вижу, что вы не записаны. Эрнест Валентинович консультирует по предварительной записи…

У меня даже плечи опускаются – столько усилий, внутренней борьбы…

Даже смешно становится – улыбаюсь сама себе, и меня окончательно отпускает.

– Когда вас записать? – продолжает девушка.

– На ближайшее время, если можно сегодня же вечером.

– Секундочку. Проверяю.

В трубке слышится быстрое щелканье пальцев по клавиатуре.

– Сегодня у Эрнеста Валентиновича все занято. Ближайшая дата – двадцать пятое сентября…

Двадцать пятое! Это же еще только через две недели…

– Хорошо, спасибо… Могли бы вы сообщить, если вдруг у него освободиться окошко раньше?

– Да, конечно. Записала вас Вера Александровна.

Кладу трубку и задумчиво смотрю на улицу.

Обедать мне совершенно не хочется, а вот прогуляться в перерыве можно – проветрить голову и подумать, что делать дальше.

Очередной раздрай я пережила.

Не могу сказать, что с честью, но испытание выдержала – не отступила, справилась с непонятно откуда взявшейся паникой.

И это главное.

Значит двигаемся дальше.

Отталкиваюсь от подоконника и иду на улицу.

Рациональная часть сознания подсказывает, что свет клином не сошелся на этом Эрнесте Валентиновиче, и на свете есть и другие адвокаты.

Да и вообще, можно даже порадоваться – есть время подготовиться к встрече, почитать в интернете как это делается и не выглядеть на встрече полностью деревяной.

Спускаюсь по лестнице к выходу, уже набросав примерный план: изучаю вопрос сама, параллельно смотрю других специалистов, а Эрнеста Валентиновича оставляем на двадцать пятое – как план «Б».

Убеждаю себя, что все придумала правильно, но…

Посоветоваться бы с кем.

Раньше у меня была подруга к которой я могла прийти с любой проблемой…

Но теперь… Я совершенно одна.

Толкаю дверь и выхожу на улицу.

И тут же замираю на месте – недалеко от входа меня дожидается Роза…

***

Дорогие читатели!

Я безумно благодарна всем вам за поддержку❤️❤️❤️

Первые две недели - самая низкая цена на подписку!