Наверное, в десятый раз набираю номер мужа на телефоне и слышу одну и ту же фразу: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Что за ерунда?
Марат ведь в курсе, что наша дочь в любой момент может начать рожать.
Внук уже пару раз пугал «тренировочными схватками». «Тревожный чемоданчик» стоит в прихожей, документы, карты, ключи лежат на видном месте.
Лика немного перехаживает, но это не страшно, как сказал доктор.
Я взяла отпуск на работе, чтобы быть рядом с дочерью в это волнительное время.
Зять в очередном рейсе. Он помощник капитана на торговом судне и не смог найти себе замену. Поэтому вся надежда только на Марата, а супруг, как назло, не берёт трубку…
– Мам, вызывай такси, – дочь появляется из ванной комнаты и неспешно переодевается для поездки в роддом.
Схватки стабильно идут через равные промежутки времени. Для отдыха у Лики всё меньше минут, и тянуть с госпитализацией больше нельзя.
Моя машина в сервисе, вызывать «скорую» дочь отказывается наотрез:
– Не хочу ехать в роддом на машине с мигалкой.
Вздыхаю и запускаю приложение. Оно показывает, что серая Тойота подъедет через семь минут.
Мы обе напряжены. Дочь испытывает боль, я тревожусь о ней, о супруге, о малыше…
Помогаю будущей маме сунуть ноги в растоптанные кроссовки и натянуть безразмерную толстовку. На дворе конец августа, ещё довольно тепло.
– Папа так и не появился в сети? – обиженно сопит мой воробышек.
Любимая папина дочка не ожидала, что в такой ответственный момент её отца не окажется рядом. Самого надёжного, ответственного, сильного…
Моё сердце тревожно сжимается, а вслух пытаюсь успокоить Ликусю:
– Наверное, у папы телефон разрядился или он его потерял. Уверена, «дедуля» уже мчится к нам. Давай оставим ему записку.
Вырываю листок из блокнота, что лежит на тумбочке, и пишу несколько слов для Тарханова: «У Анжелики начались схватки, мы уехали в роддом».
В последнее время пунктуальный, заботливый, педантичный муж то и дело ставит меня в тупик своей рассеянностью, опозданиями и невнимательностью к моим просьбам. С ним определённо что-то происходит.
И я холодею при одной мысли, что Марат нездоров, но скрывает от нас свои проблемы…
Такси привозит нас к приёмному покою роддома. В окне регистратуры быстро заполняют необходимые бумаги и провожают в смотровую палату.
Небольшое светлое помещение, голубая кушетка, гинекологическое кресло, весы, ростомер, письменный стол с компьютером и аппарат УЗИ.
Анжелика ходит по палате, одной рукой поддерживая живот, а второй – поясницу. Не может сидеть на месте. Промежутки между схватками стали совсем короткими, она то и дело кривится от боли, кусает губы, морщит гладкий лоб.
Не знаю, как помочь своей малышке.
– Дыши, милая! Давай вместе!
И мы дружно надуваем губы и пробуем практиковать обезболивающее дыхание. Внимание переключается, Лике становится немного легче.
Дверь открыта, мы ожидаем врача.
Неожиданно из смотровой, что находится напротив, раздаётся такой родной и знакомый голос:
– Потерпи, малыш, скоро всё закончится.
Мы с Ликой переглядываемся и, не сговариваясь, выскакиваем в коридор. Приближаемся к палате, как к краю бездонной, пугающей бездны, в которую можем упасть.
Дверь приоткрыта. До нас доносится жалостливо-капризный тон молодой женщины:
– Марат, ты ведь будешь со мной? Не уйдёшь?
– Конечно, с тобой. Ты и ребёнок – сейчас главное в моей жизни.
Дочь становится бледной, как белое дверное полотно. Прикрывает руками живот, словно прячет ребёнка от беды, что ждёт нас за порогом.
Не выдерживает этой пытки ужасающей правдой и грубо пинает ногой в кроссовке дверь. Та распахивается, с громом ударяясь железной ручкой о стену.
Перед нами открывается пасторальная картина: Тарханов сидит на краю кушетки, держит за руку молодую, красивую девушку возраста нашей дочки, гладит её беременный живот.
Тёмные волосы нимфы струятся по плечам водопадом. Зелёное свободное платье подчёркивает цвет изумрудных глаз. Пухлые губы намекают на вмешательство косметолога, но выглядят весьма привлекательно. Сразу видно, работал профессионал.
На резкий звук, взорвавший царившую в палате идиллию, мой муж оборачивается, и в его глазах появляется ужас.
– А я, папа? Я и твой внук – уже не главное?.. – кричит наша дочь.
Её трясёт. Живот ходит ходуном от вырывающихся из груди горьких рыданий.
Обнимаю свою драгоценность, глажу по спине и стараюсь не смотреть на предателя.
Слёзы крупными хрустальными каплями катятся по лицу Анжелики и падают на пол.
Моё сердце воет раненой волчицей. Голова отказывается принимать развернувшуюся перед нами ситуацию за правду. Кровь ударяет в лицо огненной, густой, удушливой волной.
Но всё это отходит на задний план, когда мне передаются эмоции дочери.
Я готова растерзать Тарханова за боль, причинённую любимой девочке.
О своих чувствах подумаю потом. А пока нужно взять себя в руки, успокоить Лику и сделать всё, чтобы она благополучно родила нашего внука…
Некоторые папы приходят в роддом с цветами.
Мой пришёл с беременной любовницей…
Лику увезли из смотровой палаты рожать, а я сижу рядом со справочной на жёстких металлических стульях и жду вестей.
Боюсь уехать домой. Кажется, покину свой пост, и у дочки обязательно что-то пойдёт не так.
Периодически смотрю на экран телефона, но сообщений нет.
В этом же здании сейчас рожает любовница моего мужа.
Боже, подобное не могло мне присниться в кошмарном сне, но реальность порой страшнее вымысла.
Я нахожусь словно между небом и землёй. Застыла в какой-то зыбкой неизвестности.
Мой прежний мир разрушился, а в новый даже смотреть не хочу. Чувствую, что меня там ждёт море боли, и окунуться в него не спешу…
Как мог Тарханов так со мной поступить?
С нами?
Он ведь предал не только меня, но и дочь. И своего будущего внука.
Выше всех нас поставил чужую беременную девку. Предпочёл быть рядом с ней, а не с нашей дочерью…
Голова кружится, мысли путаются, я запрещаю себе плакать, иначе просто не выдержу всего происходящего. Эта ноша мне не по силам…
Почему?! Ну почему он так поступил?..
Сын. Он давно хотел сына.
И я была готова родить. Но три выкидыша подряд вынудили нас поставить крест на этой затее. Марат сам запретил мне рисковать здоровьем. Вот мы и стали мечтать о внуках.
И как же были рады, когда Лика объявила, что беременна…
А любовница почти опередила – родит ему желанного сына.
Наследника.
Боже, как Тарханову не стыдно? Ведь этой девчонке лет примерно столько, сколько нашей Лике!
Да, она молодая, но и я ещё не старая.
Включаю на телефоне камеру и смотрю на себя через экран.
Мне никто не даёт сорока пяти лет. Максимум – тридцать пять. Хорошая генетика и уход за собой творят чудеса. Да и стыдно владелице престижного салона красоты плохо выглядеть.
Фигура, конечно, уже не такая стройная, как в двадцать, но лишних килограммов нет. Просто чуть грудь стала больше, чуть талия пошире. Тарханову ведь эти изменения нравились!
Он гордился тем, какая у него красивая и стильная жена.
В постели у нас тоже всё было нормально: раз в неделю мы обязательно занимались любовью. Я и не думала, что ему нужно больше. Марату сорок восемь, уже не мальчик, да и на работе устаёт.
А он, оказывается, устаёт вовсе не от работы. Скачет с молодой козочкой и трясёт своей козлиной бородой.
Но это я несправедлива, конечно. Борода у него вовсе не козлиная.
Наоборот, муж с возрастом стал только привлекательней. Седина добавила ему шарма.
Марат ещё больше раздался в плечах, благодаря занятиям в тренажёрном зале с личным тренером. Дела в его транспортной компании идут отлично. А большие деньги – это всегда большие возможности.
Личный тренер, личный массажист, личный врач-диетолог, стоматолог…
В голосе Тарханова появилась чарующая хрипотца. Когда он начинает урчать что-то неприличное мне на ухо, мурашки просто табуном бегут по телу, и пальцы на ногах поджимаются.
Я всё ещё влюблена в своего неверного супруга, как и после нашей первой встречи.
25 лет назад
Двадцать пять лет назад я вышла замуж за Марата Тарханова – умницу и красавца, покорившего моё сердце с первого взгляда.
Помню, как подруга Маринка привела его ко мне домой:
– Оксана, познакомься, это Марат, однокурсник моего Богдана. Можешь его так же красиво постричь?
Мама говорила, что я научилась держать в руках ножницы раньше, чем ложку. С детства обожала делать причёски куклам, стригла им волосы и расстраивалась, что они не отрастают заново.
В подростковом возрасте научилась красиво делать макияж, крутила на дому «химические завивки», стригла родственников, подруг и их парней.
Вот и сегодня Марина привела ко мне нового «клиента».
Высокий парень восточной внешности смотрит на меня ореховыми глазами, не отрывая взгляда. Мне немного неловко от такого пристального внимания.
– Марат, – протягивает широкую ладонь.
Я вкладываю в неё свою хрупкую кисть и замечаю, какой маленькой выглядит моя рука на «лопате» гостя.
– Оксана, – тихо произношу своё имя.
Не знаю, куда деться от неловкости, и быстро ухожу в комнату, бросив ребятам:
– Раздевайтесь и проходите, я пока приготовлю рабочее место.
В своей комнате скатываю в рулон небольшой овальный ковёр бежевого цвета. Люблю по дому ходить босиком и утопать пальчиками в пушистом покрытии.
Ставлю в центр стул, чтобы усадить парня. Достаю свои инструменты: расчёски, машинку для стрижки, ножницы. Беру из шкафа специальную накидку.
Марат входит почти бесшумно. Марина, наоборот, топает, как слон. Её пухлую фигуру и видно, и слышно издалека. А если засмеётся, то все окружающие начнут улыбаться, до того задорно у неё получается.
Парень садится на приготовленный стул. Я накрываю его накидкой, трогаю непослушные жёсткие волосы, чтобы понять их структуру, и спрашиваю:
– Какую стрижку вы бы хотели?
Марат бросает взгляд на Марину, которая сидит на кровати и листает журнал. Просит меня наклониться и шепчет на ухо:
– Хочу я – тебя, детка! А постричь можешь, как тебе нравится.
Меня окутывает аромат геля для душа, лосьона после бритья и настоящий запах, присущий парню.
Смесь крышесносная: дерзкая, пряная, забивающая обонятельные рецепторы и отправляющая девичий мозг в нокаут.
В тандеме с пошлыми словами, сказанными уверенным, нетерпящим возражений голосом, она практически укладывает меня на лопатки.
В постель…
Тихая домашняя девочка, которая и целовалась-то всего пару раз, попала под убойное обаяние горячего татарина.
Мозг отключился напрочь, и в тот же вечер я отдалась Тарханову, подарив свою девственность, вручив влюблённое женское сердце, руку и планы на будущее.
Через месяц мы поженились. И за все двадцать пять лет брака я ни разу не пожалела, что вышла за Марата замуж.
Настоящее время
Пока ты варишь ему борщ, он делает другой ребёнка…
Проходит часа четыре. Время движется по ленте Мёбиуса густым киселём. Кажется, что сижу здесь не меньше суток.
Я уже протоптала тропинку к автомату с кофе. Ночь сегодня будет бессонной. Впрочем, это и без кофе было понятно…
Закрываю глаза и откидываюсь головой на стену, чтобы немного расслабиться. Нервы натянуты до предела. Ещё одна плохая новость, и они начнут рваться подобно гитарным струнам.
Пробую дышать на четыре счёта, как учил психолог. Вдох на раз, два, три, четыре; пауза на раз, два, три, четыре; выдох на раз, два, три, четыре; снова пауза на раз, два, три, четыре.
Квадрат. Держу перед внутренним взором квадрат и мысленно скольжу от одной вершины к другой.
Чувствую, как кто-то садится рядом. Распахиваю глаза и встречаюсь взглядом с Маратом.
Подбираюсь на стуле, скрещиваю ноги и руки, закрываюсь от агрессора. А ведь ещё недавно он был для меня защитником… Надёжной стеной…
– Что, тебя можно поздравить? – интересуюсь холодно. Пытаюсь замуровать льдом назревающую внутри истерику.
По артериям растекается настоящая огненная лава. Из раненого сердца струится ярость и требует наказать обидчика.
– Можно. У меня сын, – растягивает губы в улыбке этот предатель.
Смотрю в родное и ставшее в один миг ненавистным лицо.
Тёплые ореховые глаза, лучики морщинок в уголках. Прямой нос, тяжёлый подбородок.
Вспоминаю о родинке за ухом, о которой знаю только я.
Точнее, знала…
Теперь об этом известно ещё одной особе.
А может, и не одной.
Можно только догадываться, сколько женщин было у Тарханова за эти годы…
Мне хочется ударить мужа, причинить хоть немного боли, чтобы он почувствовал, как плохо мне. Как невыносимо его дочери.
– Уверен, что твой? – острая шпилька достигает цели.
Тарханов хмурится и сжимает зубы. Ему неприятно.
– Не говори ерунды. Как Лика? – переводит тему разговора. Он всегда так делает, когда не хочет о чём-то вести беседу или считает, что меня не касаются его дела.
– Это у тебя нужно спросить: «Как Лика?» Ты что, не присутствовал на родах родной дочери? А, прости! Я же забыла… Ты в это время был рядом с любовницей. Держал её за ручку, говорил утешительные слова, пот со лба вытирал салфеткой… А наша дочь одна корчилась в муках в соседнем родзале. Разве не так?
Марат встаёт и уничижительно смотрит на меня сверху вниз:
– Ладно, Оксан. Мы оба устали, нам нужно отдохнуть. Потом всё обсудим.
Он собирается уходить, но я хватаю за пиджак и тяну мужа обратно:
– Стой! Отправляйся к врачу и узнай, что с нашей дочерью и внуком. Будь мужиком, в конце концов!
Тарханов дёргается, как от пощёчины. Он всегда считал себя настоящим мужчиной. Сильным, смелым, справедливым.
Подчёркивал, что он в доме МУЖИК, поэтому и все ответственные решения принимает единолично. А сейчас я обвинила его в несостоятельности…
В том, что бросил своего ребёнка в беде…
Вижу, как ему хочется наехать на меня. Спросить, а чем я занималась всё это время?
Мне же было просто страшно.
Дико. Люто. Отчаянно.
Страшно, как любой нормальной бабе, увидеть его счастливым с младенцем на руках, обнимающим другую женщину.
Узнать, что с дочкой что-то не так…
Что наш внук родился не совсем здоровым…
Что у меня больше нет впереди ничего хорошего, ведь моё счастье украла одна губастая зеленоглазая малолетка!
Марат делает шаг вперёд, намереваясь вернуться в отделение.
Но я не могу больше ждать, пребывая в неизвестности. Мне нужны хоть какие-то объяснения!
Это сродни чувствам приговорённого к смерти и ожидающего помилования.
– Тарханов, что будет с нами дальше? – спрашиваю, глядя прямо в глаза.
Муж пожимает плечами и, как ни в чём не бывало, говорит:
– Ничего. Как жили, так и будем жить. Ты же не думаешь, что я решусь жениться на молодой, и стареть рядом с нею, рискуя обзавестись рогами? Меня в моей жизни всё устраивает.
Хлопаю глазами, не в силах поверить в происходящее.
– А я? Что мне делать?
Муж вздыхает:
– Оксана, ничего тебе не надо делать. Живи, как жила. Занимайся своим салоном, Ликой, внуком. Когда надо, я буду рядом. А сейчас не мучь меня вопросами, пожалуйста. Потерпи, я всё решу.
Тарханов уходит, а я сижу замороженной статуей.
Неужели он реально думает, что я прощу ему измену, внебрачного ребёнка, вторую семью?
Устраивает его всё...
Конечно, стареть комфортнее рядом с проверенной временем, надёжной, любящей женой, а не молодой профурсеткой, которой ты нужен, пока здоров и богат.
Но я ведь тоже человек со своими желаниями, чувствами, эмоциями. Я не хочу жить рядом с предателем и лжецом.
Не смогу простить ему то, что он сделал...
Значит, подам на развод.
Постараюсь выстоять в схватке за свободу и научиться жить без Тарханова…
Марат долго не возвращается. Нервничаю так, что руки мелко трясутся и кофе из стаканчика попадает на мои светлые брюки. Придётся сдавать в химчистку и выводить пятно.
А пока ставлю стаканчик на подоконник, достаю из сумки влажные салфетки и пытаюсь хоть немного убрать последствия своей неаккуратности.
Пятно становится ещё больше. Не надо было ничего тереть. Возможно, в пропитку для салфеток добавлено какое-нибудь масло для смягчения кожи или глицерин. Мокрое пятно стало в три раза больше…
Ожидание убивает. Хожу из угла в угол, как маятник. Администратор в справочном смотрит на меня с раздражением, я ей уже примелькалась…
Женщина лет шестидесяти, которая отвозит в корзине на колёсах передачки, с сокрушённо качает головой.
Марат Джафарович Тарханов, 48 лет, владелец транспортной компании по перевозке грузов “ЭКС”.
Выпускник Российского экономического университета имени Плеханова. Один из лучших студентов своего курса.
Успешный бизнесмен, прекрасный муж и отец.
До недавнего времени…
Не ожидал, что любовница и его дочь попадут в один роддом. Но жизнь любит преподносить сюрпризы…
Оксана Олеговна Тарханова, 45 лет. Владелица салона красоты “Ваш стиль”.
Красивая женщина, верная и любящая жена, хорошая мама.
25 лет замужем за Маратом. Считала свой брак счастливым, а мужа - идеальным.
Увы, ошиблась…
Пережить измену, когда у тебя за всю жизнь был только один мужчина, будет сложно, но Оксана обязательно справится.
Анжелика Сергеева (Тарханова), 23 года, замужем.
Студентка заочного отделения Московского государственного педагогического университета.
Папина дочка, очень любит отца.
Наличие молодой любовницы стало для Лики тяжелым ударом.
Жанна Щербакова, 24 года, любовница Марата Тарханова.
Некоторое время работала диспетчером в одном из подразделений транспортной компании Марата, где они и познакомились.
Была переведена на должность второй помощницы генерального директора, затем ушла в декретный отпуск.
Очень надеется, что после рождения сына Марат Джафарович уйдёт из семьи, оформит развод и официально женится на Жанне.
Что ж, посмотрим…
Как думаете, дорогие читатели, победит похоть или здравый смысл?
Испугается Тарханов разницы в 24 года?
Воспитанное сознание знает, когда надо, покидает тело…
Не знаю, сколько я была без сознания. Открываю глаза и вижу перед собой белый потолок.
С трудом поворачиваю свинцовую голову – передо мной шкаф со стеклянными дверцами, за ними на полках стоят контейнеры с лекарствами и шприцами. У стены раковина, над ней автоматический дозатор с жидким мылом.
Я в процедурном кабинете…
У окна спиной ко мне стоит муж. Стоит неподвижно. Задумался о чём-то своём.
А Тарханову определённо есть о чём подумать.
Я спускаю ноги на пол и осторожно сажусь. Перед глазами всё плывёт, голова кружится.
Господи, да что со мной такое? Для климакса ещё рано.
Это всё стресс… Нервное потрясение…
Марат оборачивается на шум и подходит ко мне, кладёт руку на плечо, показывая, что надо лечь:
– Не вставай. Я сейчас позову врача.
Резко дёргаюсь и отталкиваю:
– Не трогай меня! Мне даже одним воздухом рядом с тобой дышать противно…
Меня и правда тошнит. Я зажимаю рот рукой, а потом встаю и, шатаясь, бреду к раковине. Там меня выворачивает наизнанку: литры кофе утекают в канализацию.
Умываю лицо холодной водой, и мне становится лучше.
Тарханов уходит из процедурной со словами: «Я всё-таки позову врача».
А я покрываюсь холодным пОтом при мысли, что могу быть беременна…
Нет! Только не это! Боженька, пожалуйста, пусть это будет просто нервный срыв, реакция на избыток кофе, гастрит, да всё что угодно!
Но только не ребёнок…
Возвращаюсь к кушетке, беру свою сумку и бреду на выход.
Мне нужно узнать, как там Лика и малыш. Это сейчас – самое важное. С остальным, в том числе и своим здоровьем, я разберусь позже…
Коридор кажется знакомым. Я здесь уже была.
Иду мимо смотровых палат. Перед глазами вновь встаёт картина предательства мужа.
Сжимаю зубы и двигаюсь вперёд.
Надо принять тот факт, что мне больше не на кого надеяться. Всю жизнь я жила за каменной спиной Марата. Он решал возникающие проблемы, разруливал сложные ситуации, обеспечивал семью всем необходимым.
Но сейчас у Тарханова в приоритете сын и любовница, а семья ушла на задний план. Как же неприятно оказаться на задворках жизни!..
Усмехаюсь и одёргиваю себя.
Хватит вспоминать, что было раньше. Так уже никогда не будет. Надо учиться самостоятельности.
Раскопать в себе смелость, настойчивость, силу воли, уверенность в себе. Не амёба же я безвольная, в конце концов!
Пусть Марат и помог мне с деньгами на открытие салона, но превратила его в доходное предприятие я сама. И тех денег, что приносит бизнес, мне вполне хватит на жизнь. Обойдусь без подачек Тарханова.
У Лики есть муж, он о ней позаботится. Как-нибудь выживем…
Я вспоминаю, с каким теплом Марат произнёс имя любовницы, и меня снова начинает бомбить от ярости:
А, собственно, почему мы с дочерью должны «выживать»?
Возможно, и на лечение внука понадобится немало денег. Фирма Тарханова стоит довольно дорого. У нас есть недвижимость, три машины, дача, дом в Черногории – всё куплено в браке, то есть совместно нажитое имущество.
Пусть Тарханов даже не надеется, что после развода я уйду в закат с гордо поднятой головой, а его Жанна будет купаться в роскоши и тратить накопления моего бывшего мужа.
Не бывать этому!
Найду хорошего адвоката и подам на раздел имущества. Будем всё делить по закону!
Воодушевлённая своими мыслями, я подхожу к регистратуре приёмного отделения и обращаюсь к администратору:
– Добрый вечер, моя дочь сегодня утром поступила сюда рожать. Её прооперировали. Я её мама, хотела бы поговорить с доктором, дежурящим в реанимации, прямо сейчас. Могу я подняться в отделение?
Девушка смотрит в моё бледное лицо и кивает:
– Подождите минуту, я позвоню.
Она набирает номер, но в трубке раздаются короткие гудки – занято. Не отлипаю от окна.
Мне жизненно важно узнать, как там Лика и малыш.
И не от Тарханова.
Ему я больше не верю…
Из отделения ко мне на первый этаж спускается врач – Сергей Леонидович Старцев. Мужчина лет тридцати, в очках, приятной внешности.
Он подробно рассказывает всё, что произошло. Ребёнок долго стоял головкой в родовых путях с обвитием пуповиной, из-за этого возникла гипоксия, но вовремя принятые меры позволяют надеяться на благополучный исход.
- Состояние Анжелики Маратовны опасений не вызывает. Если ночь пройдёт спокойно, то после обеда её переведут в обычную палату.
Уверенный, ровный голос доктора успокаивает меня. Дарит надежду, что мы со всем справимся.
– Значит, я завтра смогу увидеть дочь? – заглядываю в глаза эскулапа.
– Да, сможете, как только она окажется в палате. Но помните, что после операции её не стоит утомлять долгими визитами. Анжелике нужно восстановить силы, чтобы с радостью окунуться в материнство.
– Да, конечно. Я приеду ненадолго. Только обнять свою девочку. И если улыбнётся счастье, то увидеть внука.
Непрошеная слезинка плывёт по щеке, убираю её рукой и благодарю врача, что нашёл время для беседы.
Мы прощаемся. Я выхожу из здания и отправляюсь на проходную, чтобы вызвать такси.
Миную пост охраны, на стоянке достаю телефон и запускаю приложение. Не успеваю сделать заказ, как слышу рядом тихий звук мотора и шуршание шин.
Тарханов распахивает дверцу своего хищного чёрного внедорожника и предлагает сесть.
Пару секунд хмурю брови, размышляя, как поступить.
С одной стороны, видеть его не хочу! Сомневаюсь, что со мной не случится второго приступа ярости.
А с другой, нам всё рано придётся поговорить. Почему не сейчас?
Марат уверен, что закрою глаза на его измену и буду жить дальше так же, как и жила. Наглаживать ему рубашки, кормить ужином, стирать носки…
Брутальность по-подольски: пришёл, увидел, заценил…
Тарханов
Еду домой в машине и размышляю: когда моя жизнь сделала такой непредсказуемый поворот? В ней было всё отлажено и работало как часы.
Бизнес расширялся с каждым годом, подминая под своё брюхо тяжеловоза городА и веси.
Подрастала любимая дочь, радовала успехами.
Жена оставалась надёжным тылом: хорошая хозяйка, мать и привлекательная женщина. Да, несмотря на двадцать пять лет брака, меня к ней всё ещё тянуло.
Без дикой, необузданной страсти. Без трясучки в руках и ногах, лишь бы дорваться до желаемого.
Привлекала округлостью форм, своим неповторимым запахом, мурлыкающими нотками в голосе, когда возбуждена…
Был верен ей, наверное, первые пять лет после свадьбы, а потом стал позволять себе небольшие интрижки.
Так, чисто, чтобы расслабиться… Убедиться, что меня хотят и не только из-за денег. И чем моложе и красивее девочка, тем выше поднималась самооценка.
Длительных романов не заводил. Несколько встреч, подарок на прощание, и можно дальше жить спокойно.
Но с Жанной всё затянулось. Там сразу было понятно, что творю полную дичь.
Помню, как приехал в Подольск. Начало января, грянул мороз, я только к вечеру до офиса добрался на своём Крузаке.
Не успел даже в гостиницу устроиться, сразу ринулся решать проблему: наши машины из подольского подразделения тормознули на границе. Надо было выяснить, что не так с грузом, чей косяк.
В куртке авиаторе из тёплой овчины вошёл в здание, кивнул охраннику, который даже не дёрнулся, и спокойно прошёл по коридору.
Отметил, что с безопасностью тут никак. Будто в деревне люди живут, где избушки на клюшки закрываются, и нет ни воров, ни хулиганов, ни рейдеров иже с ними.
Дёрнул за ручку одну дверь, вторую – закрыто. Семь вечера, народ по домам разбежался, хотя руководство должно на месте сидеть и задницу рвать при таких-то делах.
С силой толкнул дверь в диспетчерскую, и она с размаху кого-то снесла.
Перед глазами так и стоит картина: захожу и вижу на полу хрупкую молоденькую девчушку лет восемнадцати на вид. Глаза в пол лица, белая фарфоровая кожа, тёмные волосы в длинную косу заплетены.
Сидит, поджав под себя коленки, и потирает шишку на лбу. Тоненький зелёный свитерок из синтетики облегает маленькую торчащую девичью грудь, как вторая кожа.
Сглатываю, приклеившись глазами к этим яблочкам, а потом спрашиваю севшим голосом:
– Не убилась? Живая?
Девица замечает, куда я пялюсь, и краснеет до самых ушей:
– Нет, всё хорошо.
А сама потихоньку тянет из причёски волосы, чтобы прикрыть ими наливающийся синевой рог на лбу.
– Давай помогу, – протягиваю руку, чтобы помочь подняться.
В паху всё горит. В голове вспышками фотокамер сцены высвечиваются, как я беру её сзади, уложив на стол.
До зубовного скрежета хочется потрогать грудь девчонки. Таких стесняшек у меня давно не было. И я почти решаюсь пригласить её на ужин со всеми вытекающими, но планы портит директор филиала, Тимофей Разин.
Заглядывает в открытую дверь и с порога начинает докладывать о своих успехах:
– Марат Джафарович, здравствуйте! А мы не знали, что вы приедете. Если насчёт фур, то всё разрулилось.
Тимофею тридцать пять, я сам принимал его на работу. Парень смышлёный, шустрый, но иногда его суетливость идёт во вред работе. Вот и с грузом, уверен, Разин накосячил. Надо идти, смотреть документы и разбираться.
И девчонку так жалко оставлять…
Я незаметно поправляю орудие в джинсах, прикрытых полами куртки. Как юнец, честное слово, а ведь уже за сорок мальчику...
Вижу, как малышка переводит свой взгляд на мою ширинку. Заметила-таки, негодница…
Тем лучше.
– Как звать тебя, прекрасное созданье? – обращаюсь к сидящей на полу девушке.
– Жанна. Жанна Щербакова. Я у вас вторую неделю диспетчером работаю…
Кажется, девушка поняла, кто здесь хозяин…
– Жанна, значит. А поехали, Жанна, ты покажешь, где у вас приличная гостиница есть, – хватаю девицу за руку и поднимаю на ноги одним рывком.
Разворачиваюсь к Тимофею и объявляю:
– Утром будем разбираться, устал с дороги.
Закрываю дверь перед носом Разина, возвращаю с пола и отряхиваю от пыли курточку на «рыбьем меху».
– Приодеть тебя надо, Жанна. В такую погоду быстро свою красивую попу отморозишь.
В глазах девчонки на секунду вспыхивает алчный блеск, который успеваю уловить в силу опыта, а затем она снова краснеет и начинает из себя строить невинную гимназистку:
– Не надо. Заработаю и сама куплю.
Кашешна! Купишь! Отсосёшь пару раз и купишь шубу норковую, попросив денег на «лекарства для больной матери».
Насмотрелся я вас таких…
Жанна покорно идёт за мной и садится в машину. Словно привыкла работать в эскорте и не отказывать серьёзным дядькам.
Девочка молодая и красивая, но одета бедно, и это меня напрягает. Словно несчастную сиротку пригрел и собираюсь трахнуть. Внутри ворочается недовольство, местами прорывается стыд, что-то тихо вякает совесть, но я заталкиваю эти эмоции поглубже и продолжаю вести свою партию:
– Командуйте, Жанна… Как вас по батюшке?
– Щербакова Жанна Николаевна, – представляется провинциальная королевищна в вязаной шапке, натянутой по самые брови.
– Так куда мы едем? Есть в этом городе достойное место, где я могу перекантоваться пару дней?
– Гостиница «Европа», думаю, вас устроит. Выезжайте на проспект, я покажу, где нужно свернуть.
Отель действительно оказался неплохим. Смотрится моя спутница среди роскоши и величия интерьеров, как Золушка на балу в королевском дворце, только после полуночи: чепчик, передник, тыква и сажа на лице.
Но надо отдать должное Жанне, держится достойно: спина ровная, подбородок поднят, взгляд прямой и открытый.
Если хочешь забыть мужчину –
разложи его жизнь по сумкам и вынеси из квартиры
Оксана
После волнительных и трагичных событий в роддоме, я отправляюсь в квартиру дочери. Не хочу видеть Марата, тем более – разговаривать.
Кажется, что за сегодняшний день я прожила целую жизнь…
Из меня словно выпили все силы без остатка. От Оксаны Тархановой осталась одна оболочка. Энергии внутри одна капля, не более.
Открываю дверь своим ключом и радуюсь, что здесь никого нет.
Зять звонит дочке в девять вечера по Москве. Если Лика не сможет ответить, то Володя мне перезвонит – надо зарядить телефон, батарея в нём, как и я, на последнем издыхании.
Прохожу в кухню и понимаю, что ничего не хочу. Ни есть, ни пить…
Желудок всё ещё не успокоился, во рту мерзкий привкус. Надо завтра же купить тест. Проверить на всякий случай, а не оставил ли мне муж «подарок»…
Если беременна – не представляю, что буду с этим делать.
Рожать в сорок пять? Девочки в салоне сочтут меня сумасшедшей, но сделать аборт совесть не позволит. Я ведь так долго хотела второго ребёнка…
Отправляюсь в ванную, чищу зубы и принимаю душ. Хочется смыть с себя всю грязь, в которой меня вывалял Тарханов.
Перед глазами стоит картинка: он гладит живот беременной любовницы. Я стою под упругими струями душа и до крови кусаю губы.
Хорошо бы пореветь, покричать, обозвать предателя последними словами, но сил нет даже на истерику…
Заматываюсь в большое банное полотенце и шлёпаю босыми ногами в спальню. Достаю из шкафа свою дежурную пижаму.
Мы не рисковали оставлять Лику одну в последние две недели: либо я у неё в квартире ночевала, либо она приезжала к нам.
Мысль, что Марат мог спокойно проводить ночи у любовницы, пока меня не было дома, заставляет обхватить себя руками за плечи и свернуться на кровати калачиком.
Мне так больно…
Душа плачет внутри от обиды. Сердце разрывается на части, не в силах поверить в столь жестокое предательство: Тарханов изменял мне не меньше девяти месяцев.
Женская интуиция подсказывает, что значительно дольше. И как я могла ничего не замечать?
Возилась со своим салоном, кудахтала над беременной дочерью, тайком покупала в магазинах милые детские вещички…
А Марат?
А Марат в это время счастливо жил на две семьи. Предавался утехам со своей малолетней шлюхой, а потом возвращался домой, в супружескую постель.
И занимался сексом со мной, после другой бабы…
Интересно, он нас «пользовал» по расписанию или как? Надо спросить при случае.
В груди разгорается пламя ненависти.
Это хорошо, что я снова злюсь. Сильные негативные эмоции дают много энергии, а она мне сейчас необходима как воздух. Впереди куча дел: Лика, малыш, развод, раздел имущества…
Я должна стать сильной и научиться жить без Тарханова.
И не всё у нас было гладко. Теперь я понимаю, что тревожные звоночки проскакивали.
На Восьмое марта супруг купил мне не любимые красные тюльпаны, а белые лилии, которые я терпеть не могу.
Перепутал? Или два одинаковых букета заказал?
Муж стал бросать на меня странные взгляды, когда я сидела в спальне у зеркала и наносила на кожу ночной крем, надевала на ночь специальные перчатки с маской для рук или тщательно расчёсывала волосы.
Он отрывался от телефона или книги и… пристально рассматривал.
Сравнивал...
Сравнивал меня с другой.
Молодой и наглой.
Правда сегодня самым шокирующим образом выплыла наружу.
А тогда я недоумевала, почему он хмурится. Мой внешний вид всегда устраивал Тарханова, был предметом его гордости.
Знаю, что друзья завидовали Марату, восхищаясь моей моложавостью.
У кого-то жёны располнели после сорока лет. У кого-то бросились в погоню за красотой и превратились в накачанных филлерами, ботоксом и силиконом одинаковых, безразличных ко всему, кукол.
Моя мимика пока никак не пострадала. Ботокс я колю исключительно в лоб и совсем чуть-чуть.
Но сорок пять – не двадцать, жизненный опыт лазерной шлифовкой с лица не удалишь.
Простить Тарханову обман не смогу, это исключено.
Как только Анжелика выпишется из больницы и вернётся с малышом домой, подам на развод.
Надо решить вопрос с раздельным проживанием: завтра же соберу вещи Марата, пока он на работе. Пусть катится к своей Жанне.
Кстати, о Жанне…
Пожалуй, стоит её навестить и предупредить, что Тарханов не планирует разводиться. Пусть забирает своего возлюбленного, мне этот старый кобель не нужен.
Надеюсь, и ей он быстро встанет поперёк горла. Одно дело – наслаждаться непродолжительными визитами Донжуана. Совсем другое – жить с ним в одном доме, терпеть диктаторские замашки и постоянно сглаживать острые углы в общении.
Поверьте, никакие деньги не компенсируют моральных издержек в браке с абьюзером.
Тарханов довольно жестокий и беспринципный человек, хоть и скрывает свою тень. Я знаю об этих сторонах его личности, но никогда о них не говорю.
Жанне только предстоит узнать в докторе Джекиле отвратительного Хайда.
Что ж…
Девочка сама сделала выбор, ей и расхлёбывать последствия…
Утром первым делом пишу своей доченьке:
«Как ты, милая? Есть надежда, что сегодня переведут в палату? Как малыш? Есть новости?»
Анжелика быстро отвечает:
«Мам, всё хорошо. Доктор сказал, что ближе к обеду перевезут в отделение. Малыша ещё на сутки оставят под наблюдением. Врач неонатолог приходила, сказала, что есть небольшой тремор подбородка, но в целом прогноз благоприятный».
Опускаю телефон на одеяло и закрываю лицо руками. Слёзы бегут по вискам, вытираю их ладонями и улыбаюсь. Наконец-то я смогла заплакать!
Чувствую, как внутри ослабевает пружина напряжения. Медленно отпускает сведённые судорогой сердечные мышцы, освобождает диафрагму, позволяет расправиться лёгким и сделать глубокий вдох полной грудью.
Бывают предложения, от которых невозможно отказаться…
Оксана
Выставляю «жизненный багаж» Тарханова поближе к входной двери, а затем тщательно споласкиваю руки в ванной. Не хочу, чтобы на мне оставался даже малейший запах этого кобелины.
Даже представить себе не могла, что от любви до ненависти действительно один шаг.
Шажок. Короткий и лёгкий.
Ещё вчера я любовалась мужем, когда он красивыми, сильными руками тонко нарезал сыр к выбранному перед ужином вину.
Или смотрел в окно, повернувшись ко мне спиной и разминая мощную шею.
Тарханов, безусловно, выделяется мужественной красотой, харизмой, пронизывающим насквозь и заставляющим замереть в страхе взглядом сильного самца.
Я прекрасно понимаю девочку, что запала на этого хищника.
Но при этом совершенно не могу принять того, что она легла в постель с женатым мужчиной.
Не знала?
Я вас умоляю!
А спросить не додумалась?
Или просто было плевать? Как тысячи малолетних охотниц за богатыми папиками посчитала, что «жена не стена, можно и отодвинуть»?
Ой! Не буду даже думать в эту сторону! Что толку трепать себе нервы?
Меня ждут дочь и внук, а Тарханова пора из своей жизни вычеркнуть…
Делаю макияж, заплетаю волосы в объёмную косу, надеваю элегантный брючный костюм и еду в супермаркет. Покупаю фрукты и полезные вкусняшки для дочери, отправляюсь в роддом.
Моя малышка уже в своей палате. Переодеваюсь на первом этаже в одноразовый халат, бахилы, шапочку, маску и поднимаюсь на восьмой этаж в платное послеродовое отделение.
Просторная палата, современная медицинская кровать, шкаф с зеркалом в полный рост, столик и стулья, прикроватная тумбочка. На подоконнике ваза с огромным букетом белых роз. Наверняка зять заказал доставку, он вчера звонил Лике и в курсе происходящего.
Интерьер помещения в тёплых, светлых тонах. Голубые воздушные шарики с гелием поднимают настроение.
Но стоит моему взору остановиться на пустой люльке для новорождённого, пеленальном столике с памперсами, как сердце начинает тревожно биться, в носу щиплет, а в глазах появляется резь.
«Не плакать! Даже не думай! Всё будет хорошо! Вы справитесь!», – заставляю себя успокоиться и переключиться на свою девочку.
Лика лежит и читает в телефоне. Увидев меня, пробует аккуратно сесть в кровати, но я вижу, насколько она слаба.
Кожа бледная, под глазами синяки, на голове воронье гнездо из волос…
– Мама… – срывается с её губ, и я раненой птицей бросаюсь к своему ребёнку.
– Детка, осторожно! Маленькая моя, давай я тебе помогу! – бросаю пакеты на пол и обнимаю доченьку, прижимаю к себе, целую и качаю из стороны в сторону, баюкая. – Солнышко, ты такая молодец!
Анжелика плачет у меня на плече:
– Мама, я не думала, что будет так больно! И малыш… Он никак не хотел появляться на свет. И это я виновата, что ребёнок пострадал. Я! Понимаешь?
Дочь поднимает на меня совершенно больной взгляд, наполненный слезами и чувством вины:
– Я отказывалась от кесарева. Говорила врачам: «Я сама! Сама рожу! Я читала, что кесарята отстают в развитии!» Мама, я такая дураааа…
У меня голова идёт кругом от этих новостей, но я встаю на сторону своего ребёнка:
– Лика, ты ведь думала, что так будет лучше для малыша. Маленькая моя, все наши родительские ошибки от того, что хотим ЛУЧШЕГО для своего ребёнка, но либо заблуждаемся, либо делаем неверные шаги, либо нам не хватает информации.
Не смей себя винить! Ты старалась. Старалась изо всех сил. И спасибо врачам, что спасли тебя и ребёночка. Будем думать, что нам повезло и с малышом всё будет хорошо.
Давай-ка я тебя умою и причешу, ты же у меня красавица!
Я долго вожусь с дочкой. Вливаю в неё собственные жизненные силы. Окутываю нежностью, заботой, делюсь сердечным теплом.
Вижу, как Анжелика буквально оживает на моих глазах. Щёчки розовеют, из взгляда уходят тревога и страх, вместо них появляется спокойствие.
Расчёсываю длинные волосы своей красавицы и приговариваю, заговариваю, внушаю:
– У нас самый крепкий, самый здоровый, самый сильный и красивый малыш! Когда его принесут, ты удивишься, насколько у него осознанный и мудрый взгляд, как крепко он сжимает кулачком твой палец.
Это наша радость, наше благословение! Ты будешь петь ему колыбельные песенки на ночь, а я рассказывать сказки. Мы объездим все московские парки. Будем гулять с коляской по самым красивым местам. Летом полетим в Черногорию, там такой целебный воздух!
Наш богатырь быстро начнёт агукать, ползать, вставать на ножки, ходить. Мы будем любить его сильно, сильно! А любовь – она творит чудеса.
Лика слушает меня, затаив дыхание. Мы, две мамы, сейчас как одно целое. Поле любви, надежды, веры в исцеление тел и душ, ситуаций и отношений.
Я гоню прочь мысли о Тарханове – этой боли здесь не место. Я должна настроить свою девочку на благоприятный исход того, что случилось с ней и ребёнком.
Марат запустил процесс разрушения, я же должна, обязана исцелить порушенные в жизни дочери опоры.
Словно услышав мои мысли, Лика говорит:
– Папа приходил, принёс цветы.
Голос дочери спокойный, значит, эмоции улеглись.
– Вы поговорили? – осторожно спрашиваю.
– Да. Я сказала, что не хочу его видеть. Он упрекнул меня в неблагодарности, назвал «избалованной мажоркой» и ушёл.
Я заплетаю волосы дочери в косу, чтобы не сбивались в колтуны на подушке. Она поворачивается ко мне и смотрит в глаза:
– Мама, он не раскаивается. Понимаешь? Совсем! Считает, что не сделал ничего плохого. Мамочка, как же ему верить после этого? Я всегда думала, что он меня любит, а оказалось – нет.
Крупные слезинки падают на плечо. Вытираю тыльной стороной ладони горечь потери своей дочери.
– Лика, твой папа любит только себя. Я давно это подозревала, а вчера убедилась. Давай не будем о нём. Вы решили с Володей как назовёте сына?
Если в одном месте прибыло, в другом непременно убудет…
Тарханов
«У меня родился сын», – кручу в голове эту фразу и сам себе улыбаюсь.
Мальчик. Парень. Мужчина. Наследник.
Даже не предполагал, что этот факт принесёт мне столько удовлетворения.
Чувствую себя всемогущим: то, что было невозможно с женой, легко получилось с любовницей. Хотя даже не планировал детей от Жанны.
Так вышло. Само получилось или любовница подсуетилась – уже неважно.
Важно то, что вот он – ребёнок нужного пола, моя копия, моё продолжение…
Но есть и ложка дёгтя в этой бочке мёда: проблемы в семье.
Размеренная, налаженная жизнь вдруг дала трещину – мои бабы взбеленились. Оксанка вдруг начала качать права, даже осмелилась кинуться на меня с кулаками. Ладно, эмоции, стресс, всё понимаю.
Потом дочь губы надула. Пришёл поздравить с рождением внука, а она морду воротит.
Посмотрите, какая цаца? А ничего, что отец эту принцессу содержит до сих пор? Купил квартиру, денег подкидываю, путёвки на отдых дарю?
Пришлось напомнить, кто я и кто она. Ещё раз фыркнет в мою сторону, и я быстро перекрою финансовый кислород. Будут жить на то, что муж зарабатывает, а это по московским меркам довольно скромные деньги.
Жена в конец оборзела. Приезжаю после работы домой и натыкаюсь на собранные вещи.
МОИ вещи!
Открываю чемодан и вижу вываленные на рубашки сигары: крышу срывает моментально.
Эта тварь забыла, где её место? Кто в доме хозяин?
Придётся напомнить. Показать, что всё её благополучие построено на моих деньгах. Даже её сраный салон принадлежит мне: я купил помещение и оплатил ремонт!
Возвращаю сумки и чемодан в гардеробную. Звоню домработнице, чтобы пришла завтра и привела в порядок дом и мои вещи.
Прохожу в кабинет, достаю из бара бутылку Jack Daniels, наливаю в бокал на три пальца и выпиваю одним махом. Желудок обжигает огнём, в голову ударяет волна жара, ярость потихоньку гаснет, каменные кулаки расслабляются.
Оксанке повезло, что её не было дома, когда я вернулся. Боюсь, одной словесной поркой воспитание зарвавшейся жены не обошлось.
Ещё и по карманам прошлась, тварь! Жанна позвонила, и сказала, что Оксанка заходила в палату, отдала ей кольцо. Якобы, предназначенное в качестве подарка за рождение сына.
Тупые курицы! В их головы даже не пришла мысль, что это кольцо – очередные отступные от обременительных отношений.
Жанна была беременна, и я старался лишний раз её не трогать. Пришлось завести ещё одну «девочку для постельных утех». Но сейчас надобность в третьей бабе отпала, Щербакова после родов вернётся в строй. А значит, пришла пора по-хорошему расстаться с Евой.
Кольцо и приличная сумма денег компенсируют ей некоторые моральные и материальные неудобства, пока не найдёт очередного папика.
Сажусь за стол, беру уцелевшую сигару, срезаю гильотиной кончик и неспешно прикуриваю. Рот наполняется вкусным дымом, но я не тороплюсь пускать его в лёгкие. «Полощу» вкусовые рецепторы в букете аромата, а затем медлённо выпускаю тонкую струю вверх.
Жена терпеть не может моего увлечения. Пугает язвой желудка и прочими болячками, но я отмахиваюсь от её прогнозов.
Чёрт, опять думаю и ней…
– Что же мне с тобой делать, Оксана… – спрашиваю себя вслух и щурю глаза от попавшего в них дыма.
Постепенно в моей голове выстраивается план, как вернуть свою жизнь на прежние рельсы: и жену приструнить, и любовницу с ребёнком устроить так, чтобы Жанна смирилась со своей ролью.
Знаю, что Щербакова надеется выйти за меня замуж. Но – нет. Я не настолько идиот, чтобы на старости лет жениться на молодой. Слишком высок риск со временем отрастить рога.
Или смотреть по вечерам в зеркало и сравнивать свою испещрённую морщинами морду и её гладкое, молодое личико. Понимать, что мы вместе смотримся как отец и дочь, а не муж и жена.
Оксанка следит за собой и хорошо выглядит, хотя Жанна, конечно, и моложе, и свежее. Не вижу ничего зазорного в том, что мне захотелось этой «свежатинки». Но и от привычного, сытного, подходящего для моего организма «куска мяса» я не готов отказаться.
А значит, придётся устроить жёнушке небольшой Армагеддон. Выбить её из зоны комфорта, чтобы почувствовала: нельзя кусать руку того, кто тебя кормит.
Я докуриваю сигару, включаю вытяжку в кабинете и отправляюсь в гардеробную: придётся на время выгнать собаку из конуры. Пусть ощутит себя бездомной, никому не нужной, всеми пинаемой и голодной.
Тогда в её голове всё встанет на место, и Оксана быстро вернётся к хозяину.
Беру в охапку вместе с вешалками шубы, пальто, платья супруги и несу в коридор. Сваливаю гардероб зарвавшейся и потерявшей совесть суки в большую кучу.
Пусть вспомнит, на чьи деньги это всё куплено. Возьмёт, сколько сможет унести и свалит отсюда.
К дочери, на дачу, на съёмную квартиру, в дом в Черногории – мне всё равно. Но здесь я буду жить один: мне нужно спокойное место, где смогу расслабиться и отдохнуть от работы, проблем, своих взбунтовавшихся баб.
А жена пусть помыкается, подумает о своём глупом поведении и вернётся с извинениями.
Я подожду…
Ужинаю тем, что нашёл в холодильнике. К еде я не привередлив, было бы мясо на столе.
Жую разогретый в микроволновке стейк, запиваю красным вином и слышу, как поворачивает ключ в дверном замке. Вот и супруга домой явилась.
Что ж, милая, тебя ждёт сюрприз.
Бесшумно опускаю на стол вилку и нож, вытираю губы салфеткой и выхожу в коридор, мягко ступая босыми ногами по тёплому полу.
Расфуфыренная после салона жена стоит столбом и пялится на гору своих шмоток.
– Что? Не ожидала, дорогая? – переплетаю на груди руки и смотрю на растерянную Оксану.
Эта дура реально полагала, что я возьму чемодан и уйду из дома? Тогда она ещё глупее, чем я думал.
Супруга мнётся, не понимает, раздеваться ей или нет. Подбадриваю притихшую идиотку:
Звериная сущность со временем всегда выбирается на поверхность…
Оксана
Прихожу в себя от мерзкого звука какого-то прибора. Он так пищит, что у меня уши закладывает. Голова словно чугунная. Болит всё тело от кончиков пальцев на ногах до самой макушки.
А сильнее всего живот. Такое ощущение, что в нём все органы провернули через мясорубку и превратили в фарш.
Медленно из темноты забвения и трясины страха появляется воспоминание о том, как муж прижал меня к стене и держал рукой за горло, не давая дышать.
Я силилась вдохнуть хоть немного воздуха, и в какое-то мгновение правый бок взорвался нечеловеческой болью. Эта волна прокатилась по нервным волокнам и отключила мозг, чтобы я не умерла от болевого шока.
С трудом открываю глаза и смотрю на белый потолок.
Дежавю.
Буквально вчера было то же самое: я упала в обморок, а очнулась в процедурном кабинете больницы. Рядом был муж…
При воспоминании о Тарханове накрывает паника. Меня начинается мелко трясти. Медленно поднимаю белую как мел руку и трогаю ею шею.
Если Марат хотел меня напугать, то ему это удалось.
Мы двадцать пять лет прожили вместе. Я знала, что муж беспощаден к врагам и конкурентам, бульдожьей хваткой вырывает выгодные контракты, с циничной жестокостью расстаётся с оступившимися или неугодными сотрудниками.
Однажды видела его в драке. Это было пять лет назад. Мы шли пешком по парку тёплым майским вечером, цвела сирень, сладкий аромат кружил голову.
Возвращались от Анжелики. Марат только купил ей квартиру, и мы отмечали новоселье. Никакого Володи ещё и в проекте не было, дочь сдавала выпускные экзамены в школе. Папа сделал ей подарок на восемнадцатилетие.
К нам привязались какие-то парни, попросили у Тарханова телефон, чтобы позвонить. Пьяные они были или под веществами, но муж резко послал их подальше.
Трое парней решили «наказать дядю» за отсутствие манер, вот только просчитались.
Марат одному из парней сломал руку, двух других столкнул головами, а потом долго пинал ногами. Оттаскивала мужа от парня, который ползал на животе и просил пощады.
Тарханову, конечно, тоже досталось: ему рассекли бровь, поставили синяк под глазом и пару ушибов на корпусе. Но это ерунда по сравнению с тем, как пострадали хулиганы.
Я видела, что Тарханов не остановится, пока не убьёт врагов. В его налитых кровью глазах читался приговор этим троим.
Муж в одно мгновение превратился в зверя: сильного, яростного, жестокого. Он рычал и матерился, наносил мощные удары и закрывал спиной меня.
Защищал своё.
Как делал всю жизнь.
И я даже представить не могла, что сможет напасть, покалечить. Выплеснуть свою агрессию на слабую и когда-то любимую женщину.
А тогда парней спасла патрульная машина. Подъехала полиция, и драку остановили. Полночи мы с мужем провели в отделении.
Один из парней попал в реанимацию с черепно-мозговой травмой, на всю жизнь остался инвалидом. Мать подала на Марата в суд, но дело замяли. Женщина узнала наш адрес и поймала нас у подъезда, когда утром отправлялись на работу.
Она рыдала и проклинала Тарханова, желала ему испытать все муки ада и только потом умереть.
А сейчас в больнице я, его жена, которую он клялся любить и защищать…
Что он со мной сделал и где я нахожусь?
Мироздание улавливает мои мысли и перестаёт мучить неизвестностью. Я слышу звук открываемой двери и торопливые шаги.
Насколько могу, поворачиваю голову и вижу медсестру в шапочке, белом халате и маске. Ей лет сорок, а может и больше. Женщина подходит к кровати и заглядывает в глаза:
– Оксана Олеговна, вы меня слышите?
– Слышу, – хриплым незнакомым голосом отвечаю женщине. – Что со мной?
– Вас привезли на «скорой» с приступом острого холецистита. Камень из жёлчного пузыря попал в проток, пришлось срочно оперировать.
Врачи на «скорой» заметили синяки на вашей шее. Вы готовы пройти медицинское освидетельствование?
Медсестра хмурит брови и смотрит на меня с сочувствием.
Всегда знала, что живу с абьюзером. Марат с юности такой: не терпит возражений, считает свой авторитет в семье непререкаемым, не меняет своих решений. Наше с Ликой мнение спрашивает лишь в исключительных случаях.
И я привыкла так жить.
Привыкла к нему – такому.
Смирилась с тем, что мои личные границы постоянно нарушают, мой бизнес считают баловством, а меня саму – красивым и нужным приложением к персоне великого Марата Джафаровича Тарханова.
Но я любила супруга. Он первый и единственный мужчина в моей жизни.
А сейчас осознала, что больше не люблю. Наоборот, ненавижу.
И… боюсь.
Тарханов меня предал, выгнал из дома и чуть не лишил жизни. Его возможности беспредельны, а мои ресурсы весьма ограничены.
Если я напишу заявление в полицию, Тарханов всё равно выйдет сухим из воды, а мою жизнь с большой долей вероятности превратит в ад.
Какой же я была дурой, когда наивно полагала, что муж заберёт вещи и переедет к любовнице.
Он не собирается ничего менять, его всё устраивает.
Не устраивает меня...
Значит, необходимо восстановить здоровье и набраться сил для борьбы за свою жизнь и свободу. Потому что и то и другое Тарханов может легко отнять…
Поразмыслив, решаюсь зафиксировать нанесённые мужем травмы. Киваю головой, и медсестра выскальзывает из палаты, а возвращается уже с двумя докторами.
Молодая женщина, по-видимому, интерн, садится на стул и начинает заполнять бумаги. Мужчина в годах задаёт мне вопросы и осматривает кожные покровы, осторожно трогает гематомы, просит повернуть голову.
Мне страшно… Мне дико страшно, что Тарханов узнает о существовании этих документов. Прошу врачей ничего не говорить мужу и пока не сообщать в полицию, а бумаги отдать мне. Дескать, этим делом займётся мой адвокат.
В реальности даже не представляю, где искать защитника. Мне придётся найти честного человека, которого не сможет перекупить муж.
Ген предательства передаётся по наследству…
Оксана
Из больницы на такси отправляюсь в квартиру дочери: мне так не терпится увидеть внука, взять на руки этот тёплый, родной комочек, прижать к груди…
С волнением вхожу в дом, открыв дверь своим ключом, и слышу, как Лика в комнате разговаривает с кем-то по телефону.
Раздеваюсь, стараясь не шуметь. Волнуюсь перед встречей с новым членом нашей семьи: как он воспримет меня, не испугается ли, не станет ли плакать?
Дочь слышит мои шаги и поворачивает голову. Смотрит как-то испуганно и виновато, быстро сворачивает разговор:
– Полина, мама приехала, я тебе позже перезвоню.
Подхожу ближе и обнимаю свою девочку:
– Здравствуй, моя хорошая. Ну, где наш богатырь?
Мы на цыпочках заходим в детскую. Кроха спит в белой кроватке с лёгким голубым балдахином.
В комнате новая мебель белого цвета, под ногами пушистый ковёр, заглушающий звук шагов. Специальный комод для пеленания, электрокачели-шезлонг, кресло-качалка с синим хлопчатобумажным пледом, чтобы Лике было удобно кормить сыночка.
Оглядываю убранство и понимаю: Марат сам никогда не смог бы так продуманно обставить детскую. Значит, у него был список, что необходимо купить.
И этот список составляла беременная женщина, прошерстившая форумы молодых мам вдоль и поперёк, и выбравшая самое лучшее из возможных вариантов.
То есть его любовница…
К горлу сразу подступает тошнота, и радость от встречи с внуком меркнет, испорченная обидой и ревностью.
Я подхожу к кроватке и смотрю на Илюшу. Малыш сладко спит с поднятыми и сжатыми в кулачки ручками. На голове тонкая трикотажная шапочка. Пухленькие щёчки так и хочется расцеловать, светлые бровки слегка нахмурены, на носике красные пятнышки – уж не потничка ли?
Лика стоит рядом.
– Красивый, правда? – тихо спрашивает у меня.
– Самый лучший, – подтверждаю.
Дочь обнимает меня за плечи:
– Мам, ты только не обижайся, но мне пришлось помириться с папой. Он забрал нас с Ильёй из роддома, организовал фотосессию, вызвал клининг на квартиру и купил всё, что нужно, в детскую. Я не могла больше злиться на него и высказывать недовольство.
Молчу. Не знаю, что говорить. Сердце ноет и куксится от растущей в нём обиды.
Моя девочка сделала выбор...
А Лика продолжает меня добивать:
– Папа сказал, что мне не следует вмешиваться в ваши отношения. У меня есть муж и ребёнок, вот ими и нужно заниматься, а вы сами разберётесь. Он прав?
Дочь смотрит на меня в ожидании поддержки. Что я помогу ей избавиться от чувства вины. Скажу, что она всё сделала правильно. Впрочем, как всегда…
И я снова задвигаю все свои чувства и потребности подальше на задний план.
Привычно ставлю на первое место Лику и Марата. Выбираю сохранить их отношения – дочери и отца.
Через «нехочу» успокаиваю Анжелику:
– Прав, конечно. Твоя жизнь сейчас принадлежит Илюше. Учись заботиться о нём, быть хорошей мамой, а мы с папой в любом случае будем рядом. Даже после развода. Надеюсь, ты понимаешь, что я не смогу его простить?
Лика молчит.
И это молчание говорит мне о многом.
Дочь хотела бы забыть историю с роддомом, как страшный сон. Проснуться и узнать, что всё у нас, как прежде, хорошо: мама и папа вместе, заботятся о ней и малыше, об их благополучии…
Но я понимаю: как прежде уже не будет. Никогда.
Мне совершенно невыносимо находиться в комнате, обставленной по проекту любовницы мужа.
Тарханов наверняка всё заказывал в двойном экземпляре: для сына и внука, чтобы не напрягаться лишний раз.
Да он и не напрягался.
Уверена.
Дал задание своим помощникам подготовить квартиры для приёма молодых мам и малышей. Личное участие в проблемах близких он давно сводит к минимуму, оправдываясь своей занятостью.
Не дожидаясь, когда проснётся внук, ухожу.
Лика недоумевает, почему я так быстро начинаю собираться домой.
– Мам, ты что, обиделась на меня?
Дочь стоит в прихожей, завернувшись в шаль цвета пыльной розы из тонкого трикотажа, которую тоже купил Тарханов. Ещё одна вещь из списка Жанны.
А Лика даже не догадывается, кому обязана своим комфортом.
Хотя…
Может и догадывается, но не придаёт этому значения.
– Лика, я только из больницы после операции, очень устала, хочу в душ и спать, – комментирую своё стремительное бегство.
А у самой в груди пульсирует чёрная дыра, засасывая в себя все тёплые чувства и радостные эмоции, которые я испытывала к дочери и внуку.
Тарханов смог испоганить всё, о чём мечтала.
Лишить меня последнего пристанища, где могла отсидеться и восстановить силы.
Отнять у меня единственную дочь…
Скомкано прощаюсь с Ликой и уже на улице вызываю такси. Слёзы катятся по щекам, а я даже не замечаю этого.
Чувствую, как между мной и дочерью вырастает стена недопонимания, обиды и отчуждения.
Ещё одно, пусть маленькое, но предательство, осколком стекла проникает в сердце.
Мне так больно от того, что самый родной, самый близкий человек не разделил моего горя. Предпочёл отойти в сторону и закрыть глаза на происходящее. Выбрал материальное благополучие, отринув свои нравственные принципы.
У меня нет ни дома, ни поддержки, ни сил на какие-то решительные действия…
Но и вернуться к Тарханову не могу: это убьёт меня окончательно, если не физически, то морально.
Мне нужно найти какую-то нору, в которой смогу отлежаться и привести мысли в порядок, составить план и подсчитать ресурсы.
Приложение показывает, что машина подъедет через три минуты. Я решительно вытираю слёзы и сажусь в остановившееся рядом такси. Называю адрес ближайшей гостиницы.
Слабость для меня непозволительная роскошь. Если я хочу выжить в войне с Тархановым, то придётся взять себя в руки и против его силы использовать хитрость и коварство – чисто женское оружие.
Баба с возу – кобелю не легче…
Тарханов
Со здоровьем жены ситуация разрешилась: камень в жёлчном, пузырь удалили. А я уж думал, что не рассчитал силы и придушил супругу. Злости на тот момент во мне было предостаточно.
Эта коза никак не может понять, что трепыхаться бесполезно. Не хочет по-хорошему забыть о Жанке и нашем с ней сыне, придётся по-плохому добиться глубокой амнезии.
Или добить…
Я своё никогда никому не отдаю и из рук не выпускаю: давно бы пора усвоить простое положение вещей.
А она – моя вещь. Дорогая, холёная, когда-то любимая, а сейчас раздражающая своей тупостью и упрямством.
Чтобы дожать взбрыкнувшую супругу, обращаюсь в агентство недвижимости и сдаю дачу в аренду. Из Подольска посмотреть на внука приезжает мать Щербаковой. Гостит один день, и я быстро выпроваживаю её в наш дом в Будве. Климат Черногории ей подходит. Надежда Павловна часто живёт в доме, пока он нам не требуется.
Оксана, конечно, не в курсе. Считает, что за домом присматривает местная женщина, а правду ей знать ни к чему.
Вещи жены помощники вывозят на склад. Мне они не особо мешают в квартире, но хочу показать благоверной: при желании я могу удалить её из своей жизни без следа.
Блокирую выданную ей на расходы карту, поднимаю нужные связи и организую пару проверок салона красоты – пора прикрыть её «бизнес», слишком много воли себе взяла.
Надеюсь, десять дней на больничной койке пошли Оксане Олеговне на пользу. Хватило времени подумать над своим поведением и осознать ошибки.
Дочь осталась одна, без матери, без мужа, без поддержки, и мне это на руку. Специальные люди обставили и подготовили её квартиру к выписке. Они же занимались детской комнатой в квартире Жанны. Собственно, Щербакова и нашла эту службу, мне осталось только оплатить услуги.
Деньги – основа твоего положения в обществе. Без бабла в кармане ты никто. Простец, лох, неудачник. Тот, которого все будут пинать и вытирать ноги, как тряпкой.
Я давно усвоил простую истину: кэш решает все твои проблемы. А которые не решает, те и не проблемы вовсе, а так, ненужные порывы души. Спорной субстанции, которую можно игнорировать.
Зять позвонил и попросил забрать Анжелику из роддома. А то я сам не догадался, что этот идиот в море и по воде пока не научился бегать, примчаться к жене не может.
Неплохой парень, но иногда дурак дураком. Мне верилось, что Лика может найти себе партию получше.
Родители Володи живут под Воронежем и в Москве не бывают. Ребята ездили к ним один раз перед свадьбой, этим и ограничились.
Приезжаю в роддом с профессиональным фотографом, башляю медсёстрам и врачам ящик шампанского, фрукты и конфеты. Само собой, цветы для молодой мамы и персонала.
Провожают нас как дорогих гостей, приглашают за вторым малышом.
А второго выписали днём раньше, но благодарность была скромнее: мне не нужно было Жанне, как строптивой дочери, пускать пыль в глаза и показывать, кто хозяин её жизни, источник всех благ и регулировщик проблем.
Без меня Анжелика беспомощна, как котёнок. Муж далеко, мать в больнице, только отец остаётся надёжной опорой и единственным спонсором её комфорта и благополучия.
Дочь оказалась умнее своей мамаши, и быстро сообразила, что к чему, поняла расстановку сил на шахматной доске: перестала дуть губы, закрыла глаза на мою тайную жизнь, отошла в сторону от наших разборок с женой.
Моя девочка…
Всё идёт по плану, вот только Щербакова не радует. Мало того что отказывается от близости, ссылаясь на запрет врачей, так ещё и ревёт ночами в подушку. То мелкий орёт, молока просит, то эта курица показательно хныкает в надежде, что брошусь расспрашивать о причине и утешать.
Спрашивается, и какого хрена я отправил Еву в свободное плавание? Явно поторопился расстаться со второй любовницей, она бы сейчас очень пригодилась для снятия стресса.
Короче, психанул и уехал домой.
Если Щербакова решила взять меня измором, то просчиталась. Жанне я никогда и ничего не обещал, и после рождения сына моя позиция не изменилась.
Что-то не нравится – пусть уматывает в свой Мухосранск. Сына я и один воспитаю. За деньги можно нанять штат профессиональных нянь с медицинским образованием, которые будут ребёнка облизывать и развивать с утра до вечера.
Но надежды не теряю. Надеюсь, мои бабы одумаются, и жизнь войдёт в привычную колею. А то я задолбался совмещать работу и эти «американские горки» с потерявшими страх овцами…
Решаюсь всё-таки позвонить Еве. Надеюсь, эта коза ещё не успела найти нового папика. Трубку поднимает практически мгновенно.
Молодец! Месяцы дрессировки не прошли даром.
– Привет! Приеду к тебе вечером, – довожу до её сведения свои планы.
– Но, Марат… Я не дома… – лепечет испуганно.
– А где? – раздражённо хмурюсь, отстукивая ручкой по столу похоронный марш для очередной идиотки.
– Ну… Я у подружки, за городом, – врёт эта возомнившая себя бессмертной.
Мои губы растягивает нехорошая улыбка. Если бы Ева видела, то поняла: наказание за ложь не заставит себя ждать.
– У тебя есть три часа, дорогая, чтобы вернуться домой и привести себя в порядок. Надеюсь, ты успеешь, – ставлю бывшую содержанку перед фактом и отбиваю звонок.
У подружки она… Усатой и волосатой!
Ладно, чем эскорт пользовать, лучше объезженную лошадь в стойло вернуть…
А завтра нужно лететь в Екатеринбург, будь он неладен. Жирный клиент требует моего личного присутствия при подписании долгоиграющего контракта. Придётся показать горячую готовность к сотрудничеству, чтобы приличные бабки не проплыли мимо кассы.
Вызываю к себе начальника службы безопасности. Тимур Булатович Азимов работает у меня практически с самого основания компании. В девяностые помогал с бандитами дела разруливать, изображал мою «крышу», а сейчас держит оборону от недовольных конкурентов, у которых частенько подрезаю контракты.