Развод в 45. Не по правилам

Правило 1. Доверяй супругу, как самому себе

- Аллочка, ты только не волнуйся... - Оксана ловко отщелкивает вешалки с одеждой, будто костяшки на счетах.

Я прижимаю к груди светло-жёлтую блузку. С недоумением кошусь на подругу.

- Думаешь, я поправилась? – Отношу блузку подальше от глаз на вытянутой руке. Пристально всматриваюсь. – Вроде нет. Думаешь не пойдёт? Да, цвет не мой.

Помещаю вешалку с блузкой на место. Металлический крючок противно лязгает.

Оксана перестаёт по пятому разу пересчитывать плечики. Поворачивается ко мне и виновато улыбается:

- Я не об этой кофточке. Хотя ты права, цвет дурацкий... – Машет рукой. - Ой, ладно, забудь.

Снова поворачивается к стойке, но мне становится любопытно.

- Нет, подожди. – Подхожу ближе и беру подругу под локоть. – У тебя что-то случилось?

- Нет, - выдёргивает локоть и сводит руки за спиной. – У меня ничего не случилось...

- Так, продолжай.

- В общем, я до сих пор не уверена, что поступаю правильно. Всё-таки это ваше дело... - Оксана поджимает губы, многозначительно отводит глаза. - Ты своего Богдана давно видела?

- Давно. - Расслабленно выдыхаю и снова шарю глазами по стойкам с одеждой. – Богдан сейчас в филиале постоянно зависает. Огнёво что-то с открытием, работает днём и ночью. Никак оборудование новое не настроят. Смотри, какой пиджак. Мне точно пойдёт!

Иду в противоположный угол зала к роскошному бордовому пиджаку на манекене. Оксана семенит следом.

- Да? Думаешь он там работает, - свистяще шепчет, наклонившись ко мне ближе. – А я думаю, он очень даже отдыхает! Причём неплохо.

- Может и отдыхает, я же не вижу этого. Ну выпьет мужик после работы бокал другой виски в местном баре... Надеюсь, в Огнёво есть бары? - Щупаю ткань рукава. Неплохо. Подзываю консультанта. - Девушка, можно его померять? У вас есть сорок четвертый?

- Ты бы присматривала за мужем получше, - Оксана кривит рот и многозначительно смотрит в сторону. – Уведут, а ты и не заметишь.

- Ой, брось, - презрительно отмахиваюсь. – Ну кого он там в Огнёво найдёт? Почётную доярку?

Конечно, я несправедлива к жителям Огнёво. Крупный поселок городского типа, уверена, там есть и бары, и красивые девушки. Но хочется как-то заткнуть Оксану. Сделать так, чтобы она сама поняла, что такие подозрения звучат глупо.

Полгода назад мы получили разрешение на строительство в Огнёво филиала и государственную субсидию. Когда там откроется предприятие по изготовлению мягкой и модульной мебели, многие люди обзаведутся хорошей работой. Откроются склады, будет развиваться логистика. Появятся новые дома, школы, детские сады. Это и правда, важный проект не только для нашего холдинга, но и для всё области в целом.

- Доярку не доярку, но мужчина он у тебя видный.

- Спасибо, - принимаю пиджак из рук консультанта, - я примерю прямо здесь.

Набрасываю пиджак поверх футболки и застёгиваю коричневые гладкие пуговицы. Смотрюсь в зеркало, размещённое на колонне в зале, поворачиваюсь боком и выпрямляю плечи.

- Смотри, Оксан, неплохо вроде, да? Я сейчас попрошу блузку, чтобы нормально посмотреть.

Понятливая девушка продавец тут же кивает и исчезает в зале.

Подруга стоит, сминая пальцами уголок легкого шарфика. И взгляд у неё очень подозрительный.

Я снимаю пиджак и перебрасываю его через руку. Без теплой мягкой ткани на плечах, мне теперь холодно и сиротливо.

- Оксан, чего ты темнишь. Что-то знаешь, да? Сейчас ты скажешь, что Богдана надо в строгом ошейнике выгуливать, как породистого кобеля.

Оксана отводит глаза, и я неожиданно злюсь на неё.

- Что происходит, давай выкладывай!

- Мне знакомый один переслал. Посмотри, это не Богдан, случайно? – Оксанка лезет в телефон и долго там ковыряется.

- Вот, белая блузка, ваш размер! – консультант подлетает ко мне, и, как художник издалека примеряет на меня блузку. – Возьмите, с этим пиджаком очень хорошо будет.

Раздражённо машу ладонью.

- Нет, только не белая.

- А какую? – девушка разочаровано ставит брови домиком.

- Ну... Не знаю. Черную. В полоску мелкую... Или водолазку.

Консультант поджимает губы и исчезает.

А я наступаю на Оксану:

- Покажи, что там?

- Вот, – смущённо демонстрирует мутную фотографию. Но я легко узнаю своего мужа, сидящего в кафе вместе со светловолосой девушкой.

Расслабленно выдыхаю. За несколько секунд я уже придумала кучу вариантов того, что может быть на этом фото. И представленный вариант – образец целомудрия.

- Ну... Ничего особенного, - бурчу. – Коллега по работе, инженер, наверное. Подумаешь, обедают.

- А, - тянет Оксана. – У вас настолько доверительные отношения. – поджав губы смотрит на фото Богдана с девушкой. – А я считаю, что с такими блондинистыми инженерами мужу не стоит обсуждать что бы то не было.

- Потому у тебя и нет мужа, правда? – Не могу удержаться от ехидства. Лицо Оксаны тут же вытягивается, и я добавляю. – Прости, я знаю, ты у нас успешная, самодостаточная и тебе никто не нужен.

- Да, с меня хватит! Навидалась козлов, на несколько жизней вперед.

Бывший муж Оксаны – музыкант и творческая личность. Пил не просыхая, пока подруга билась на двух работах, чтобы поднять сына. Так что она имеет право так говорить. Не хочет человек замуж – ее можно понять. Хотя Оксанка очень даже ничего, младше меня, ухожена. Владелица собственного турагентства. Как сбросила с плеч ненужный мужской балласт, сразу поднялась и развернулась.

К нам подлетает консультант с разноцветным ворохом одежды.

- Вот, несколько блузок, бежевая водолазка и черный боди. Я провожу вас в примерочную.

Вместе с консультантом мы развешиваем вешалки по крючкам. Прежде, чем задёрнуть шторку и раздеться, я снова облачаюсь в пиджак. Мне хочется чувствовать себя уютно и в безопасности.

Запахиваю на себе бордовые полы и задумчиво рассматриваю подборку консультанта. С чего бы начать?

- Алла, ты бы съездила к нему. – Оксанка стоит рядом, облокотившись бедром о стену. - Просто проверить. Устрой мужику сюрприз.

Правило 2. Сюрпризы в семье - это радость, а не головная боль

Ключи от, как мы её называем «командировочной», квартиры Богдана у меня есть. Он сам оставил их дома на всякий непредвиденный случай. Адрес мне тоже известен.

Все эти факторы чётко указывают, что муж мне доверяет и ничего не скрывает.

Только почему-то, когда поднимаюсь по ступенькам новенького малоэтажного дома, сердце колотится, как у испуганного котёнка.

Стараюсь не стучать каблуками. На ходу расстёгиваю пуговицы. Под пиджаком у меня всё-таки кое-что есть. Портупея с такими же жемчужными вставками. Она немилосердно чешется под мышками, но я терплю. Правда, чувствую себя, как полная дура.

Если Богдан засмеётся, я... Я, наверное...

Замираю с поднятой рукой у двери, чтобы постучать. Прислушиваюсь. Тихо!

На всякий случай трогаю ручку, и она легко ползёт вниз. Стараясь не щёлкнуть замком прикрываю дверь. На цыпочках, насколько это возможно сделать на каблуках, крадусь в комнату.

Расслабленно прислоняюсь к стене, и сдуваю со лба пушистую прядь. Я, оказывается запыхалась, пока поднималась на третий этаж. От волнения, наверное.

Свежий ветерок раздувает лёгкие занавески на открытом окне. На белой простыне четко читаются контуры смуглого мужского тела. Богдан сладко спит на спине, широко раскидав в стороны руки и ноги. Один.

Глядя на умиротворяющую картину и наконец-то вдыхаю полной грудью.

Заметив лёгкую странность слегка морщусь. Без белья что ли спит? Не замечала раньше. Хотя я бы в одиночестве тоже с удовольствием развалилась голышом.

Смотрю на наручные часы. Два ночи... Вот я дурёха, прособиралась, приехала так поздно. А Богдану рано вставать. На работе дела, потом пока с дочкой поболтала. Алиса, хоть и большая, но внимание ей тоже нужно.

Потом тёмная бесконечная дорога... Я сама виновата, что пригнала так поздно. И радовать мужа мне уже не очень хочется.

Ничего, обрадую мужа утром. Снимаю туфли и крадусь мимо кровати. Мешкаю, задумавшись о том, снимать ли белье или попытаться уснуть в этом ужасе.

Наверное, лучше снять. Мне отчего-то неловко залазить в постель к собственному мужу в жемчужных стрингах.

Лежали десять лет без дела, и ещё полежат.

Сбрасываю пиджак и оставляю его на стуле. И тут в моём сознании включается красный сигнал тревоги.

На столе два бокала. Не каких-то брутальных из-под виски. Нет! Изящные фужеры на ножках.

Стоп!

Наощупь ищу кухню. Планировка незнакомая, но у здесь у Богдана не хоромы.

Наугад хлопаю дверцами гарнитура. Я рвусь к мусорному ведру и нисколько не стесняясь своего порыва. Выгребаю из ведра бутылку из-под хорошего шампанского и вина. Коробки из-под роллов...

Сажусь на пол прямо в узкой юбке миди и жемчужной портупее. Обхватываю голову руками.

Это ещё ничего не значит!

Свет включается, и я вздрагиваю. Инстинктивно прикрываю глаза.

- Алла?

Жмурюсь, оборачиваясь на мужа через плечо. Богдан стоит, обёрнутый простынёй, как тогой. И в таком виде выглядит более одетым, чем я.

- Что ты здесь забыла? – шлепает мимо меня, открывает холодильник и, нащупав там минералку, с шипением открывает крышку и с жадностью пьет. Смотрю, как вверх и вниз ходит кадык по его подбородку.

- Простудишься. – Едко цежу.

Он делает ещё пару громких глотков и смачно вытирает губы. Переводит на меня тяжёлый взгляд.

- Пить хотел. Что ты здесь забыла? – Повторяет. - И в таком виде?

- Кто у тебя был? – Выразительно показываю взглядом на бутылки и коробки.

- Коллеги... – пожимает плечом.

Он всхрапывает и делает движение шеей, будто его сейчас вывернет на пол кухни. И до меня доходит, он же пьян!

Я не видела Богдана пьяным. Никогда! Я не знаю, в чем причина – в его умеренности или хорошем здоровье, но именно поэтому сразу не поняла, что с ним.

- Ты пил, - встаю на ноги, придерживаясь за стол. – И не один. И видимо, не только это... – показываю взглядом на бутылки.

- Имею право... – Тяжело вздыхает.

Со стоном прижимаю руку ко лбу и стекаю по лицу, размазывая макияж.

Макияж сегодня мне не пригодится.

Я надеялась, что никогда не услышу эту фразу из анекдотов и третьесортных комедий про алкашей. Дожила!

Богдан взглядом скользит по моему странному наряду, тормозит на неприкрытой груди и подозрительно хрюкает:

- Ты очаровательна.

Делает хватательные движения руками, будто хочет пощупать содержимое моей развратной портупеи. Я в ужасе отшатываюсь.

- Сдурел?

- Пф... Тоже мне, цаца. – Разочаровано хрипит и его ведёт в сторону. – Не очень-то и надо.

Подаюсь к нему ближе и втягиваю носом воздух. Под едким амбрэ из алкогольных паров и пота, я улавливаю сладкий цветочный запах. Женские духи.

От моего мужа пахнет другой!

Молча смотрю на него какое-то время, сглатываю комок подступившей тошноты. Теперь меня может вывернуть.

- Кто здесь был?

- Какая разница? - Поскрипывает зубами и отворачивается от меня.

И я замечаю царапины на спине. В висках гулко пульсирует кровь.

- Да ты, прав. Разницы нет. – С тихой угрозой произношу я. – Мне всё равно, кто это был. Но я знаю, что будет с тобой!

- И что будет?

Меня начинает трясти от его неподражаемой пьяной наглости. В ярости выпучиваю на него глаза.

- Ты останешься без трусов, понял! У нас брачный договор, забыл?

- И что с того? – Ведет рукой по лицу, словно пытается избавиться от опьянения и, шатаясь, идёт обратно в комнату.

- А я знаю, что ты мне изменяешь! – кричу ему в спину, захлёбываюсь от крика.

Богдан оборачивается, слегка придерживая спадающую простыню:

- Не ори, - затыкает меня зычным басом, от которого трясётся воздух. И добавляет чуть тише. – Было и было, что теперь... Доказательств нет. У тебя ничего не выйдет.

Богдан грузно падает на кровать. Пружины не отзываются жалобным скрипом.

Хороший матрац себе взял для любовных утех, ортопедический! И это тоже меня злит.

Правило 3. Муж и жена - лучшие друзья. Ближе никого нет.

- Мам, мам! – Меня будит одновременно крик, мелодия и интенсивные потряхивания. С трудом поднимаю лицо от подушки. Она хорошая, качественная, и на ней остаётся вмятина в форме моей головы. – Мам, тебе звонят уже давно. Ты не слышишь?

- Алиса, уйди, - машу на дочь рукой. И снова устраиваю лицо в родную вмятину.

Опоздаю на работу, никто не умрёт. А я умру, если не посплю ещё немного. Внутри болит, словно после оплакивания тяжёлой потери.

Дверь хлопает, дочь обижено уходит. Благословенная тишина сваливается на меня, и одновременно обрушиваются воспоминания. Сознание возвращается к реальности, как после ледяного душа.

Взгляд падает на скомканный пиджак благородного цвета бордо. Между ног саднит, я натёрла слизистую долбанными трусами.

Господи! Мне это не приснилось? Пьяный Богдан с расцарапанной спиной, унизительная остановка, тяжёлая дорога.

Ощущение стыда и омерзительной гадливости накатывает с новой силой, будто с затянувшийся раны резко и грубо сдёрнули пластырь

Какой ужас! Сажусь на кровати, растираю лицо ладонями.

Мобильный снова разрывается. Опять мелькает мысль, что это может быть Богдан, но смотрю на экран, плечи безвольно опускаются. Оксана...

- Да! – издаю что-то похожее на хриплый клёкот. Откашливаюсь, и отвечаю более уверенно. – Да, Оксана, я слушаю.

- Алка, это я слушаю... Ты чего не звонишь? – В голосе неподдельное волнение. – Я уже все новости пересмотрела. Боялась, что ты в аварию попала.

- Прости, за рулём была, потом уснула.

Спускаю ноги с кровати и бросаю взгляд на часы. Я спала часа три. В голове гудят колокола, будто я всю ночь отвисала в ночном клубе. А сердце ноет, так сильно, что хочется выть.

- Ты с ним, да? Сюрприз удался?

Нахожу свой шёлковый халат и ныряю в рукава. Завязываю пояс так туго, что с трудом дышу Мне хочется стабильности, напоминания о том, что всё реально. И пусть лучше об этом мне напоминает резь на уровне пупка, чем натёртая промежность.

- Нет, сюрприз не удался. – С ужасом смотрюсь в зеркало. Я опухла, глаза превратились в щёлки. На работу в таком виде точно нельзя. Я и не пойду. Иногда хорошо быть женой генерального... Скажу, что заболела. Даже не совру. – Я домой вернулась, просто устала – дорога тяжёлая.

- Что? Ты застала их? – Оксана взвизгивает в ужасе. Засовываю ноги в мягкие тапочки, и, подволакивая их, иду на кухню. – Чего ты молчишь? Он тебе изменил, да?

- Привет, мам, ну наконец-то. – Алиска отхлёбывает чай, вскакивает со своего места и чмокает меня в щёку. – Что-то выглядишь не очень, Хорошо себя чувствуешь?

Шевелю губами и показываю ей на трубку. Мол, у меня звонок.

Дочка понимающе кивает и включает мне кофеварку. Хоть одно хорошее дело я совершила в этой жизни, родила Алису – мою золотую понятливую девочку.

- Нет, Оксана, я ничего не видела. – Мне не хочется при Алисе обсуждать подробности похождений её отца, но хочется кофе. Поэтому говорю кратко и отрывисто, как шифрующийся Штирлиц.

- Да ладно... – Тянет подруга. – Ничего не видела, потому и вернулась? Быть такого не может. Поссорились что ли?

- Тётя Оксана, привет! – кричит Алиска в трубку. И шлёт ей чмокающие поцелуи.

- А, поняла, при дочке не можешь. – Догадывается, наконец Оксанка. - Передай привет крестнице.

Я ничего не хочу передавать. Плюхаюсь за стол и сижу с телефоном у уха, уставившись в одну точку.

– Ты не переживай, Алла. Всё можно поправить и наладить. С комплектом переборщила, да? У тебя Богдан консервативный...

Оксана тарахтит какую-то ерунду. Но у меня не хватает сил даже попрощаться или отложить разговор. Не моргая смотрю на голубой цветочек, нарисованный на салфетке. В голове полный вакуум. Меня подвесили в полной пустоте и безвременье.

Алиска ставит передо мной чашку с кофе и уносится прочь.

Слушаю универсальную вечную мантру всех подруг о том, что у нас, умниц и красавиц, всё будет хорошо, а мужики – козлы. И меня это немного успокаивает.

Делаю глоток, горло обжигает.

Закашливаюсь и прижимаю к носу салфетку с голубым цветочком. Она быстро намокает и отбросив её, шмыгаю. Склонив голову, смотрю, как в чашку капает слезинка.

- Алла, с тобой всё хорошо? Что случилось? – Отброшенная впопыхах трубка надрывается на столе. И тут я, не выдержав, всхлипываю. Сегодняшняя ночь отравляет меня, как нарыв.

Подношу к уху телефон и сбивчиво, проглатывая слова, всё рассказываю. Иногда поглядываю на дверь. Не хочу, чтобы Алиса слышала.

Лучше бы собраться, посидеть и рассказать это под бутылочку чего-нибудь крепкого. Мне надо поделиться прямо сейчас, иначе меня порвёт.

Из тихого болезненного вакуума меня перебрасывает в панику. Пусть Оксана скажет, что я дура и всё преувеличиваю. Пусть отругает и заставит позвонить Богдану, всё прояснить.

Но подруга, выслушав мой сбивчивый монолог произносит.

- Слушай, Алла... Прости, конечно. Но это форменный ..здец!

- Ты так думаешь? - Устало вздыхаю.

Внутри полное опустошение.

А мне так хотелось, чтобы меня разубедили!

Просто напился после тяжёлого дня, поцарапался о кран в ванной и... И надушился женскими духами. И пил из двух фужеров одновременно...

- Алла, муж тебе изменяет. Прости, но это так.

Эти слова сейчас записываются на моей подкорке. Вырезаются ножиком прямо по живой плоти.

Больно, зато напрочь сбивает розовые очки. Наверное, для этого, мне и нужен был разговор с подругой.

Зажимаю виски пальцами и крепко жмурюсь.

- Сделаешь вид, что ничего не было, он будет повторять. Снова и снова... Тебе надо с ним серьезно поговорить, и подать на развод, слышишь меня?

Я морщусь, услышав суровый приговор. Но он и так звучит в моей голове.

Этого просто не может быть! Наши отношения заканчиваются, как в похабном анекдоте.

«Как-то раз жена решила сделать мужу сюрприз и надела стринги с бусинками...»

Я помню наш первый танец на школьной дискотеке, когда хулиган и задира пригласил под одобрительный свист одноклассников девочку-отличницу, и грязными кроссовками оттоптал ей ноги. Я больше никогда не видела Богдана в грязных ботинках!

Правило 4. Наши дети растут в атмосфере любви, а не в зоне конфликта родителей.

Я смотрю в глаза Алисы. Светло-карие, как у меня. И волосы мои - тёмно-рыжие, только я уже подкрашиваю седину, а Алиска сияет натуральным цветом. На носу у дочки милая россыпь веснушек.

Будто смотрю в своё отражение, но ещё наивное, юное, не знающее потерь и обид.

Мне ужасно хочется поделиться с ней своим горем. Рассказать о том, что бывает, когда веришь без оглядки. Предостеречь, предупредить. А что, она взрослая, она поймёт. Обнимет меня и скажет, что мы вместе справимся и всё переживем. А этот бухой бабник пусть катится ко всем чертям.

Уже открываю рот, но тут же закрываю его. Мне страшно.

Я не знаю, как дочь отреагирует на новость, что её отец может быть подонком. Она же всегда была папиной принцессой, его девочкой, солнышком. Иногда в шутку ворчала, когда я задерживалась на работе, что семья позабыта-позаброшена.

Я тогда испытывала вину перед дочкой, но оправдывала себя тем, что сейчас мы с Богданом горбатимся ради её будущего. А что, если ей это будущее не нужно ничуть? Может быть, она хотела маму в фартуке и с половником наперевес, а не в брючном костюме и с брендовой сумочкой под мышкой?

Алиса - не я в прошлом. И глупо надеяться, что она бросится меня утешать. Разве я в двадцать лет поверила бы, если бы кто-то сказал, что Богдан способен предать? Вряд ли!

Ресницы вздрагивают, глаза Алисы тускнеют. Кажется, она всё чувствует. И моё сердце в который раз за этот бесконечно длинный день идёт трещинами. Нет, сейчас не время.

Если дочь скажет что-то в стиле: «ты сама виновата, мужчинам внимание нужно». А потом нанесёт мне контрольный выстрел каким-нибудь бронебойным статусом из соцсетей. Я не выдержу. Я просто умру.

Тяжело вздыхаю. Комкаю шёлковый пояс халатика, рву его, чтобы немного ослабить.

- Всё хорошо, Лисичка. – Кладу ладонь поверх руки дочки. – На работе небольшие проблемы. Мы с папой слегка повздорили, не сошлись в точках зрения на проблему. А почему ты решила, что всё плохо?

Алиса слегка ведёт глаза в сторону, будто её интересует погода за окном.

- Да так, показалось. Папы почти не бывает дома. Ты ездила куда-то в ночь, вернулась злющая и помятая. Тёть Оксана что-то про Федора кричала по телефону. У тебя другой, да?

- Ты что, с ума сошла. – Откидываюсь назад, такого я не ожидала. – Какой Фёдор? Мне твоего папы за глаза хватает. Еще одного я просто не потяну. Будто ты Оксану не знаешь...

- Ну ладно тогда. – Алиса неохотно встаёт с места. Не понимаю, верит мне или нет. – Я не хочу, чтобы вы разводились. Пусть у вас будет не как у всех, ладно?

- У нас никогда не было «как у всех», - стараюсь обходить скользкую тему. Как пообещать дочке то, в чём ты сама не уверена?

Алиса вновь присаживается на краешек стула и заглядывает мне в глаза.

- Какой-то поголовный «разводёж» начался у родителей. Вы давайте-ка, миритесь быстро! - В шутку грозит мне пальцем. В ответ натягиваю вымученную улыбку.

- Ты же знаешь, в спорах рождается истина.

- В спорах рождаются грибы, мам. – Чмокает меня в щёку. – Я пойду, мне ко второй паре.

- Подожди, а кто ещё разводится? – Машу рукой перед лицом, опасаясь, что она заподозрит в этом «ещё» скрытый смысл – То есть, кто из твоих знакомых разводится?

- Родители Сережки, Сони, - она загибает пальцы. – У Сани вообще давно развелись, ну я рассказывала.

- Сани?

- Да. Мой одноклассник, помнишь? Его мама работает у вас, начальник ОТК или что-то такое. Я печенье возьму, ладно? - Хватает из вазочки пару орешков со сгущёнкой. – У нас сегодня матанализ, я буду хомячить, чтоб не уснуть.

- А... Ну, конечно...

Наверное, Алиска воспринимает мой рассеянный кивок, как руководство к действию и гребёт еще несколько штук.

Но на самом деле сейчас я вспоминаю Ларису – изящную женщину, мать того самого Сани. Да, симпатичная, ухоженная дама с модной окраской длинных волос. У неё был некрасивый скандальный развод, их с сыном выставили на улицу. И Богдан год назад оказывал ей материальную поддержку, кажется, даже с её бывшим мужем разговаривал.

Не слишком ли серьёзная забота о сотрудниках?

Сглатываю колючего ежа, вдруг обосновавшегося в горле. По дороге домой я крутила в голове, кто может быть длинноволосой блондинкой с фотографии. Но на Ларису я бы никогда не подумала. Мы же с ней ровесницы, а я шерстила молодых девчонок.

- Мам, я пошла! – клацанье замков и тут же радостный возглас. – О, тётя Оксаночка как раз пришла.

Снова чмоканье, обмены приветами и дверь захлопывается.

Оксана входит не разуваясь, облокачивается спиной о стену и медленно сдёргивает шарфик с шеи.

- Ну мать, ты как? Выглядишь не очень...

Закусив нижнюю губу задумчиво смотрю на подругу.

- Напугала ты меня. Дочь не в курсе, да? Что делать-то будешь?

Цокает ко мне, и садится напротив. Смотрит пристально, уперев локти в стол.

- Может быть, это она? – Задумчиво кручу на пальце обручальное кольцо. – Кажется, я знаю с кем он встречается.

- И кто? – Оксана подаётся вперед, будто между нами зреет заговор.

- Сотрудница одна. - Злобно щурюсь. – Покажи ещё раз фотографию.

Оксана охотно лезет за телефоном и тычет мне в лицо размытое фото. Лариса! Или нет? Я не уверена.

- Она?

Пожимаю плечами. Я, и правда не знаю.

- Погоди, сейчас выясню.

Достаю из кармана халатика телефон и быстро набираю Марию Сергеевну, начальницу отдела кадров.

- Мария Сергеевна, да... Подскажите, Лариса из отдела качества... Э... Севрюкова. Да, простите, Сердюкова. Не могу её найти, её комментарий для статьи срочно нужен. А... Понятно. Подготовьте пожалуйста, её личное дело и телефон мне сбросьте. Я сама с ней свяжусь. Спасибо.

Нажимаю красную кнопку отключения дрожащим пальцем. Руки безвольно падают вдоль тела. Поднимаю на Оксанку тяжёлый взгляд.

- Ну что? – подруга ёрзает от нетерпения.

- Это она, - закусываю щёку изнутри, чтобы не сорваться.

Правило 5. Мы не обвиняем друг друга и не заставляем обороняться

- Рад, что ты на работе. – Этим вопросом Богдан встречает меня, когда я вваливаюсь в его кабинет.

Я заведена, как боксёр перед спаррингом, которому тренер задал нужную мотивацию, создал настрой. И жду сейчас на ринге такого же заведённого противника.

Но сухое «я рад» не подходит к ситуации, и слегка сбивает с толку.

Богдан расслабленно сидит в своём кресле. Не пойму: расстроен, чувствует себя виноватым? Или ему всё равно?

Игнорирую его странное приветствие, с грохотом выдвигаю стул.

«Кто нападает, всегда имеет преимущество»

Сажусь на другом конце стола для переговоров. Мы сейчас по разные стороны глубокой пропасти, а между нами - длинная столешница, как подвесной мостик. Кто кого сбросит?

- Я тоже рада, что ты на работе. – Откидываюсь на стуле, и скрещиваю руки на груди.

Не могу отвести взгляд от его помятого лица, взъерошенных волос, несвежей рубашки.

Эта ночь не была кошмаром, который мне померещился. Этот незнакомец – мой муж, и мне противно.

- Бельский машину за мной отправил, проблемы были. Подняли в шесть утра.

Цокаю языком, слегка покачивая головой. Бедненький Богдан, мне пожалеть его теперь? Нехороший помощник заставил приехать.

- Решил?

- Что решил?

- Проблемы?

- Решил. – Неожиданно грозно рявкает. Сиди я поближе, меня бы, наверное, снесло волной перегара. Богдан добавляет тише. – Для тебя ЭТО сейчас важно?

Слегка приподнимаю бровь и передёргиваю плечами. Хоть какая-то эмоция.

- Да, для меня это важно. Это семейное предприятие. И, прошу заметить, начало ему положил МОЙ отец! – Тычу себе пальцем в грудь. - И он бы не хотел, чтобы им управлял...

- Как же заколебало это всё! – Богдан погружает пальцы в шевелюру и слегка приподнимает волосы, будто собирается снять с себя скальп. – Как же мне надоело! – Поднимает на меня покрасневшие глаза. – Меня задолбало, что все от меня чего-то хотят, чего-то ждут... Твой отец, ты, Бельский!

По позвоночнику змеится страх, потому что таких глаз я у него никогда не видела. Там плещется тёмный холод.

Лезет рукой в ящик стола и по длинной столешнице ко мне скользит моя портупея. С бусинками.

- Твоя?

Хочется отхлестать этой портупеей помощника мужа, который не знал о ночных похождениях шефа. Вызвал Богдана для решения проблем! Лучше бы дал проспаться нашему великому и грозному. Потому что в таком состоянии Богдан - одна большая ходячая проблема. Наверное, Бельский уже разорван пополам.

И до меня запоздало доходит. Зря я ищу на лице Богдана следы стыда. Нет их там. Если он и сожалеет о чём-то, то только о том, что не сбросил водителя с лестницы, а позволил усадить себя в тачку.

Взяв себя в руки, поджимаю губы в ехидной усмешке:

- Есть другие варианты? Кто-то ещё мог оставить у тебя такое? Какая-нибудь ретивая сотрудница?

По его лицу пробегает тёмная тень. Стискивает зубы и на щеке проступают желваки гнева.

- Знаю, что это твоё. Я не полный идиот, кое-что помню.

- Я тоже кое-что помню. Кто спинку тебе царапал?

Богдан, забывшись, хватает себя за плечо, лезет рукой под ворот рубашки. Скалю зубки, выдавая лёгкий смешок. Надо было сказать, что у него весь пах в помаде.

- То, что я была – помнишь, а про спину – забыл?

- Не забыл, я всё помню. – Убирает руку, поняв, что невольно выдал себя.

- Ну... Давай, Богдан, рассказывай!

- Я вчера погулял. Тебе отчёт нужен?

- Хотелось бы.

Воцаряется гнетущее молчание, в котором я слышу только своё нарастающее сердцебиение.

Я не жду, что Богдан будет оправдываться. Когда Богдан косячит, всегда уходит в глухую оборону, молчит пару дней – думает. Потом может извиниться за резкость, не больше. В молодости мне казалось, что это неправильно, нужно же разговаривать, извиняться. Разве можно быть правым, если довёл любимую женщину до слёз? Конечно нет! Ох, сколько копий я сломала на этом пунктике.

С годами я научилась ценить отсутствие пустого балабольства.

Богдан не умеет извиняться, потому что рос на улице, в среде дворовых пацанов. Он привык к тому, что, если сказал «извини» - значит, слабак. Но, отдать ему должное, Богдан никогда не повторяет своих ошибок. Обрабатывает информацию, анализирует и учится, как нейросеть.

- Умная женщина, предпочла бы не знать подробностей. – Наконец, выдавливает он из себя.

- Значит я – тупая!

- Выходит, что так.

Меня передёргивает от холодного цинизма в его голосе.

Вот гад! Встаю, опираюсь руками на стол и смотрю на него. Пристально, исподлобья. Мне жаль, что я не Медуза Горгона и не могу превратить его в камень.

Хотя... Кого превращать? Он ещё не вышел из состояния близкого к деревянному! Его бы испепелить!

- Я расскажу отцу о том, что ты вместо производственного филиала открыл филиал разврата! – Выкрикиваю с ненавистью.

- Алла, тебе сорок пять! – Богдан тоже встаёт. Нависает над столом мрачной скалой. - Очнись! И хватит пугать меня своим папочкой. Что он сделает мне?

- Ты мне изменил! – Взвизгиваю резко.

- И что с того?

Меня ведёт в сторону от ощущения резко возникшей внутри пустоты. Медленно опускаюсь на стул. Пальцы дрожат, и я убираю ладони со столешницы. Не хочу, чтобы он видел.

Сколько равнодушия. Он даже не отрицает. Невидящими глазами смотрю в одну точку. Я не знаю, как реагировать.

- Я надеялся, мы поговорим, как взрослые люди. А ты вместо этого тычешь мне своим отцом.

- Как давно ты спишь с Ларисой? – Выдыхаю из себя пустоту вместе с её именем.

Я жду, что он вздрогнет, выдаст себя, как с расцарапанной спиной. Но Богдан тоже садится на место.

- И зачем была эта истерика с папочкой? Может быть, хватит держать меня за мальчика?

Не удивляется, услышав её имя. Просто прячет правду за ответным вопросом.

- Ты помнишь про брачный контракт? – интересуюсь сухо и по-деловому.

Если сегодня день вопросов, то я тоже пойду по этому пути.

Правило 6. В нашем доме нет места насилию, унижению или агрессии.

– Я… - хлопаю глазами, - плохая жена?

– Я сказал не “плохая”, а поганая.

Внутри такая тяжесть, словно я проглотила булыжник.Стою молча, лишь чувствую, как подрагивает подбородок. Касаюсь его рукой, словно не веря, что это всё сейчас реально и происходит со мной.

Это всё несправедливо. Это не про меня!

Я всегда поддерживала Богдана, мирилась с его непростым характером. Я работала бустером между Богданом и окружающим миром.

На меня приходился основной удар, зато остальным доставалось поменьше. Я разруливала конфликты Богдана со своей семьей, дружила с его мамой. Брала на передержку кошку его сестры, хотя у меня аллергия.

Да, я не была женой из рекламы сока - эдтакой домохозайкой с уложенными блондинистыми локонами и милой улыбкой.

Я не рисовала этюды на веранде, не готовила фаугра и не шила Алисе костюм снежинки.

Я работала, чтобы самой это всё купить! Никогда не просила у Богдана денег и гордилась этим. Крупные покупки, поездки - всё это оплачивал он.

Я не клянчила на маникюр или новые носочки для дочки. У нас не было тумбочки для денег, куда папочка складывает зарплату на мелкие хозяйственные нужды. Зачем? Я давала возможность Богдану развиваться, вкладывать всё в растущее предприятие.

Я сама вкладывалась в наше дело материально и физически. Отдавала семейному бизнесу всю себя! Знала, что Богдан переживает по поводу того, что мой отец не считает его достойным приемником и делала всё, чтобы доказать, что это не так!

Единственный раз меня выбило из колеи на несколько месяцев, когда я переживала потерю ребёнка. Мне всегда всё удавалось, я привыкла, получать то, что хочу. А в естественном для женщины процессе потерпела фиаско. Это было больно, очень больно.

Но Богдан поддержал меня, был рядом.

Когда я рожала Алису, даже в роддоме отвечала на звонки и проводила аккредитацию журналистов. Как раз в этот момент папа отдал небольшую фирму Богдану. Из этого небольшого информационного повода я сделала настоящую бомбу.

Богдан делился планами расширения, обещал новые рабочие места. И он говорил это искренне, он и правда, хотел сделать из небольшого семейного бизнеса мощную компанию. И ему это удалось.

Он даже сейчас собирается уйти только после открытия. И это понятно! Он обещал людям, и держит своё слово.

Только, как же я?

Он тоже обещал беречь меня. Заботиться и защищать!

Переносицу печет от подступающих слёз.

Как же я?

Его верная спутница, мать его дочери, коллега, соратник…

За всё, что я для него сделала, получить горький упрёк, что я, оказывается, “поганая”? Как какая-то средневековая проститука, заражённая проказой от пиратов…

Не выдержав, отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел, как мне больно.

– Я хочу нормальный брак и нормальную семью.

– У нас была нормальная…

– Была, когда-то… Пока кое-кто не вообразил себя царицей морской. А я сдуру не стал потакать царским замашкам.

– Ты несправедлив, - бурчу в ладони.

– Да ладно… Ты, милая, уже окончательно запихнула меня под каблук дома. Я не сопротивлялся, потому что мне так было легче. Ломать копья с тобой мне отчаянно надоело. Теперь пытаешься сделать то же самое на работе.

– Я? - В изумлении отрываю ладони от лица и поворачиваюсь к нему.

– Да, ты. Это что? - снова лезет в ящик стола и я вздрагиваю. Боюсь, что он вновь достанет многострадальную портупею. Но Богдан бросает на стол кипу бумаг, верхние листочки разлетаются по столу. - Смотри, твоя подпись?

Беру один из листочков и пробегаю его глазами. Ничего особенного, обычный контракт. Их таких сотни через нас проходят.

– Ты какого хера уже документы за меня подписываешь?

– Наверное, тебя не было на месте, - продолжаю изучать листочек, не понимаю причину тихого бешенства Богдана.

Постепенно вспоминаю. Да, было такое… Но не в первый раз, и не в последний я подписываю за него.

– То, что ты моя жена и соучредитель, не даёт тебе никакого права лезть во внутренние дела. - Поднимаю на него недоумевающий взгляд. - Чем ты занимаешься? Журналистами и новостями? Сайтом и соцсетями?

– Внешним и внутренним имиджем компании.

– Так вот как твой внутренний и внешний имидж влияет на заказы оборудования? Ты на хрена подписываешь то, в чем не разбираешься?

– Бельский сказал, с тобой согласовано…

– Бельскому я уже откусил башку и готов приступить к твоей.

– Я не понимаю, при чём здесь я?

– А при том, что с этого дня до моего ухода, право подписи будет только у меня. И ни один форсмажор… Даже если ты останешься единственным человеком на этой планете с пальцами, не даст тебе возможность заказать поганые китайские станки!

– При чём здесь это? Ты завёл любовницу и пьянствуешь, а делаешь виноватой меня!

– А ты спроси у коллег, как специалист по внутреннему и внешнему имиджу, чего мне стоили эти ЧПУ-станки. И каким чудом никто не пострадал при их использовании и настройке.

– Ты так грамотно переводишь тему, восхищаюсь!

– Не напиться после того, как я разгребал завалы, которые ты нагребла, мог только человек со стальными нервами. А ты мои знатно потрепала. - Разводит руками. - Выживал, как мог.

– О! то есть тебя ещё и пожалеть нужно! Ну ты молодец! Не собираюсь оправдываться. Всё было с тобой согласовано, ты был в командировке и недоступен, заказ горел, моя подпись - номинальна.

– Дело не в подписи. А в том, что ты не поставила меня в известность! Как последний лох я узнаю обо всем последним!

– Забыла…

– У тебя всё так просто, Алла. Уже все оповещены, что твоя подпись не приравнивается к моей. И чтобы тебя на пушечный выстрел не подпускали к важным документам. Если бы ты появлялась на работе вовремя, ты бы уже была уведомлена об этом.

Вспоминаю колючие глазки Марии Сергеевны, не желающей мне даже выдавать личное дело сотрудника, и всё становится на свои места. Он же опозорил меня на всю компанию!

Правило 7. Мы не используем родных для манипуляций

Я захожу в собственную квартиру крадучись, как воришка. Неслышно сбрасываю обувь и, стараясь не греметь, кладу на столешницу ключи.

Мне страшно.

- Алиса…

Тишина. С облегчением выдыхаю.

Я всю дорогу репетировала наш возможный разговор и решила сказать сразу всё. И про измену, и про ультиматум. Иначе Богдан меня опередит и неизвестно, в каком соусе он подаст новость о нашем разводе.

"Твоя мать не хочет заниматься семьёй, и намерена сворачивать мне кровь, заказывая негодное оборудование". От своего мужа я никогда не ждала бы такой фразы.

Но грубый незнакомец, с которым я разговаривала совсем недавно, на такое вполне способен.

Самое сложное, объяснить дочке, почему я не могу сохранить семью. Почему я не хочу идти на сделку с человеком, который когда-то был для меня самым близким.

Но слёзы и истерики откладываются на пару часов, пока дочь не вернётся с учёбы. Значит, я могу сообщить обо всём родителям.

Реакция дочери – это эмоции, реакция отца – практическая помощь. Без него я не подниму фирму одна.

Даже хорошо, что сначала я разберусь с тем, что делать с предприятием, когда оно окажется в моих руках. А в том, что будет именно так, я не сомневаюсь. Богдан сказал, что ему ничего не надо и он уйдёт сам, я в это плохо верю. Это всё слова, сказанные в порыве гнева и попытке унизить меня и втоптать в грязь.

В гостиной умиротворяюще тикают часы, теплый свет льётся сквозь незашторенные окна. Господи, как хорошо! Головная боль сразу отступает.

Я сажусь на диван и прикрываю глаза. Будто ничего и не случилось…

Позволяю своей перегруженной нервной системе несколько минут побыть в этом состоянии релакса. Так не хочется возвращаться в реальность.

Только тревога, сперва тихая и ненавязчивая, набирает силу, как раскаты грома перед грозой. Ужасно не хочется звонить отцу и сообщать обо всём. Но, пусть сегодня будет день неприятных новостей. И как бы Оксанка не убеждала, что мой отец будет рад «сброшенному баласту», я в этом совсем не уверена.

Мой отец хорош только в роли абстрактной фигуры для запугивания. Мы мало общаемся, и в этом нет моей вины.

Папа уже лет пятнадцать, как ушёл из бизнеса окончательно. Они с мамой с удовольствием ковыряются на грядках, выращивают кабачки, закатывают варенье и ловят рыбу в небольшом пруду рядом с участком. Живут далеко.

Идеальная пенсия. Я надеялась, что когда-нибудь у меня и Богдана будет такая же…

Когда-то забирали к себе на всё лето маленькую Алиску, но с тех пор, как она выросла, эта ниточка порвалась. Редкие встречи, совместное рождество и 8 марта. Периодические созвоны по видеосвязи.

Решаюсь!

Беру в руки телефон/

Бесконечно долго идут гудки.

- Привет, Алла. – Голос сухой и тихий.

- Привет, как дела?

– Что-то случилось? Говори, я слушаю.

Молчу и дышу в трубку. Cтоит услышать этот предельно собранный тон, как вся решимость улетучивается. Я всегда побаивалась отца. И лучше всех знаю, что он не из тех, кто бежит защищать дитятку по первому её визгу. Богдан тоже в курсе, наверное, потому так и взбесился при его упоминании. Для него это был грубый и неумный шантаж.

Отец не из тех людей, кто любит сантименты. Ему нужно всё чётко и по делу. Мы с ним всегда спорили до хрипоты, а в подростковом возрасте по моей вине у него поседели виски. Сложно было держать в узде непослушную рыжую девчонку. Я долго ходила по струнке, старалась учиться, чтобы он мог мной гордиться. Но, в итоге, связалась не с тем парнем.

Если бы я не была единственной дочерью, отец бы меня прибил. Он долго считал, что я разбила его надежды и лишила себя будущего. Передавал управление Богдану скрепя сердце. Но другого выхода у него не было. Или Богдан, или человек со стороны.

Психологи бы сказали мне, что мужа я выбрала отцу под стать, закрывала нереализованные потребности в любви и ласке от папы, который всё моё детство торчал на работе. В итоге всю свою жизнь я живу бок о бок с людьми, которые никого не слушают и действуют только по своему разумению.

«Папа, я развожусь!» - это я планировала сказать. Но почему-то не могу произнести этого вслух.

- Алла, выкладывай, что у тебя? – Гаркает. – Ты никогда не звонишь просто так.

Сейчас я уже жалею, что не начала с Алисы. С ней мне проще найти общий язык.

- Пап… - голос невольно срывается.

- Кто накосячил? Ты или Богдан? – тон ледяной. Чёрт, как он догадался?

- Пап, я развожусь, – выдавливаю из себя.

- Что у вас произошло, можешь сказать?

- Он изменил мне… - Глаза вновь застилает пелена слёз от обиды. Как часто бывает при разговоре с отцом, ужасно злюсь на него. – У него другая женщина, моя ровесница.

Отец молчит около минуты. Я терпеливо жду его вердикта.

Наконец, вердикт звучит:

- Вам надо хорошенько подумать. А тебе – успокоиться.

Меня парализует на несколько долгих секунд. Я, конечно, не ждала криков в стиле Оксаны, что «все мужики козлы», но хотя бы обещания, что семья поддержит меня в любом решении.

- В смысле? Папа, я засужу его. Я найду доказательства измены и оставлю его без штанов.

- Алла, тебе сейчас больно, но истерики не помогут.

- Я спокойна и собрана, как никогда, - вру, безбожно вру, стараясь сдержать всхлипы. Но бесить отца не хочу. – Я всё продумала. Я знаю, где живет его пассия, я выслежу его и предоставлю доказательства измены на суде, по договору…

- У тебя есть дома валерианка?

- Мне муж изменяет, а ты мне предлагаешь валерианку?

- Именно. Потому что я хочу, чтобы ты успокоилась и приняла взвешенное решение.

- Какое ещё решение здесь может быть? Папа, ты меня удивляешь!

- Нормальное решение, дочь, это сохранить семью и сохранить бизнес.

- Я сохраню предприятие, потому что получу все при разводе. – Стараюсь говорить уверенно и с возмущением.

Мне неприятно слышать, как отец недоверчиво хмыкает.

- Именно это меня и пугает. – Его голос становится ещё строже.

Правило 8. Мы уважительно относимся к старшим в семье - это наши корни и основа

- Алевтина Борисовна?

Поджимаю губы и молча разглядываю синее платье в горошек, обтянувшее мощную грудь.

Свекровь невысокого роста и полная. У неё яркая помада и сладкие духи. На затылке кепка из-под которой свисает жухлый перманент.

Не знаю, как выглядит отец Богдана, но на мать он не похож. И отношения между ними далеки от идеальных. Как бы свекровь не пыталась в своё время придираться ко мне, Богдан всегда становился на мою сторону. Ну не умею я огурцы закатывать – и что с того? И носки драные не штопаю – не беда.

Свекровь это жутко злило, она всегда считала меня избалованной принцессой. Поэтому меня немало удивило её спешное прибытие.

Отдать должное Богдану, своей простоватой матери он не стыдился и по-своему заботился. Как только появилась возможность, купил ей небольшой дом неподалёку от нас под предлогом того, что его мама будет нянчиться с внучкой.

Ага, сейчас! Алисе к тому моменту было уже лет десять, в няньке и в замене пелёнок она не нуждалась. Зато Алевтина Борисовна, охотно пользовалась нашим соседством.

«Аллочка, пусть Алиса сбегает в аптеку и купит таблетки от давления... Аллочка, когда в магазин пойдёшь, захвати мне йогурт с манговым наполнителем...»

Мне не сложно ей помочь. Но когда посторонние люди меня называют Аллочка, всегда передёргивает.

- Это не дело, разводиться! В нашей семье разводов никогда не было! – Высокопарно произносит Алевтина Борисовна и, подвинув меня плечом, входит.

Деловито осматривается.

- Где Богдан? Я с ним поговорю!

- Вещи собирает. – Прикрываю дверь, чтобы на её громкий голос не прибежали соседи с намерением нас помирить.

- Богда-ан! Богда-а-аша! – На ходу сбрасывает стоптанные шлёпанцы.

Зычный голос разносится по всему дому, и я морщусь. Глоткой сын точно пошёл в мать. Алевтина Борисовна по натуре скандалистка, и вечер в её компании не обедает быть томным.

- А тебе я вот что скажу, - свекровь оборачивается и мне в грудь упирается пухлый палец, - женщина должна биться за своего самца!

- Даже, если самцу в командировках спину царапает знойная любовница?

Алевтина Борисовна в недоумении затихает, видимо такого она не ожидала, и тут же берёт себя в руки.

- Женщина должна делать так, чтобы её самец на других и не засматривался. – Заявляет с непробиваемой уверенностью.

Выдыхаю в сторону, чтобы сбросить напряжение. Свекрови легко говорить, отец Богдана по семейным поверьям умер, когда он был совсем маленьким. Возможно, предпочёл самоликвидироваться, когда осознал свою ошибку. Сколько самцов потом было у самой Алевтины Борисовны, семейные поверья умалчивают. Думаю, что много. Потому что, когда мы познакомились с Богданом, его мать, вместо того, чтобы заниматься сыном, старательно налаживала личную жизнь.

- Тебе сорок пять, и вряд ли тебе что-то светит. А Богдан легко новую семью заведёт. На него очередь до Хабаровска выстроится.

Ещё одна глупость, и я не выдержу, пинками выпровожу её за дверь.

- Помнится, вы об этом когда-то и мечтали?

- К тебе я уже привыкла. – Окидывает меня недовольным взглядом. – Ещё неизвестно, кого он мне вместо тебя приведёт. Попадётся какая-нибудь ушлая писюха...

«...Которая не будет по моей просьбе бегать туда-сюда». Мысленно продолжаю её фразу.

- Надо нам всем сесть и подумать. – Топает к столу и продолжает орать. – Богда-а-ан!

Я просто выпадаю в осадок. Нам?

Торопливо оббегаю её и преграждаю путь.

- Алевтина Борисовна, для себя я уже всё решила. Вы можете говорить с Богданом сколько угодно. Только не здесь и не сейчас.

Свекровь открывает рот от удивления.

- Ты меня выгоняешь?

- Да, можете считать так. Очень вас прошу, покиньте мой дом. – Делаю выразительный жест в сторону двери.

Свекровь возмущённо цокает.

- Ишь ты... Ещё не развелись, а уже её дом. Этот дом Богдан купил!

- Напомните ему об этом наедине, - вежливо беру её под руку и стараюсь сдвинуть с места.

- Так не пойдёт! - Алевтина Борисовна стряхивает мою ладонь. – Он уедет, а ты значит, здесь останешься? Нет... Нет и нет!

Теперь мне всё понятно. Прибежала спасать свою шкурку. Боится, что Богдан не возьмёт её с собой в новое светлое будущее, а нерадивая невестка и неблагодарная внучка тоже с ней цацкаться не захотят.

Надо же! Где мои глазоньки были двадцать пять лет назад? Ему же собственная мать не доверяет.

Вздрагиваю от грохота чемодана, который Богдан грубо волочёт через порожек.

А затем раздаётся недовольный рык:

- Мама, что ты здесь забыла?

- Здравствуй, милый! – Свекровь торопливо вскакивает. Её шлёпанцы выбивают бойкую дробь по пяткам. – Вот в гости заглянула...

Последние слова она произносит, встав на цыпочки и звонко чмокая сыночку в щеки. Точнее, куда-то в уровень шеи. Потому что Богдан даже не пытается склонить голову, чтобы ей было удобно. Смотрит поверх её затылка на меня.

Выдаю ехидную усмешку и, скрестив руки на груди, демонстративно отворачиваюсь. Твоя мать, ты и выпроваживай.

- Сейчас не время, - недовольный рык за спиной.

- Конечно, не время... – обиженный писк. – А когда ты собирался сообщить мне, что вы расходитесь?

- Ты в курсе? Уже птичка на хвосте принесла? – чувствую между лопаток прожигающий взгляд.

Явно меня подозревает в чрезмерной болтливости. Не реагирую и делаю вид, что меня крайне интересует пятно на столешнице, подхватываю полотенце и начинаю его энергично оттирать.

Покидать поле боя сейчас не считаю нужным, пусть разбираются за пределами моего дома. Не собираюсь предоставлять им свою гостиную для ведения переговоров.

- Но, Богдан... Остановитесь, подумайте!

- Мама, мы сами разберёмся. Твои советы здесь лишние!

- Ну, знаешь ли... – Алевтина Борисовна повышает голос. – Так не пойдёт. У вас бизнес, у вас имущество, у вас дочь! Я хочу видеть Алису каждый день!

- Ей двадцать, на секундочку, - не выдержав, поворачиваюсь в их сторону. – И сейчас в пунктах семейных ценностей вы поставили внучку на последнее место.

Правило 9. Когда один на грани, другой становится тихой гаванью

- Не поняла... – Переводит взгляд с меня на Богдана, на его чемодан и снова на меня, будто следит за подачей невидимого мяча.

Выпускаю из рук проклятое полотенце.

- Алиса, твой отец нас бросает!

- Мы с твоей матерью разводимся.

Мы произносим это одновременно и буравим друг друга исподлобья. Жаль, что я не могу пускать взглядом молнии и испепелить его на месте.

- Отличный пранк!

Алиса показывает нам большой палец, сбрасывает кроссовки и проходит в комнату.

На ходу оборачивается и недоверчиво уточняет:

- Это ведь розыгрыш, правда? Поссорились, бывает...

- Нет, Алиса. Твой отец уходит из семьи.

Богдан сопит, колупает ручку долбанного чемодана.

- Мы разводимся. Так будет лучше для всех, дочь. – Поднимает на неё уставший больной взгляд. Но паники в его глазах нет, нет разочарования, сожаления и стыда. Просто констатация факта.

Я вижу тонкие морщинки в уголках глаз. Вижу поседевшие виски и редкие седые волоски в густой тёмной шевелюре. Я помню его подростком, юношей, энергичным мужчиной. Теперь он зрелый мужчина с равнодушным взглядом. Вот так и закончится мой брак.

Парень, который когда-то оттоптал мне ноги грязными кроссовками на медляке, уходит из нашего дома с одним чемоданом. И выглядит он так, словно я выпила из него все соки, и теперь вынужден, сбегая, спасать свою жизнь.

Алиса напряжённо скрещивает руки на груди. Хмурится и кусает губы. И задаёт только один вопрос.

- Пап, почему?

В её голосе недоумение, обида и шок. Она – единственная дочь, любимица отца. Его куколка, ангелочек и малышка.

- Так будет лучше... – снова заводит свою шарманку Богдан.

Не выдержав, рявкаю:

- У твоего отца другая женщина, и его не устраивает, что я предоставляю ему слишком мало борщей и страсти.

Да, я сейчас лукавлю. Это слова свекрови. Но это она воспитала Богдана таким – беспринципным, бездушным изменщиком! Поэтому не считаю, что сильно кривлю душой.

Мне хочется, чтобы отцовская любимица сделала то, чего не удалось мне. Причинила Богдану боль.

Такую сильную и острую боль, чтобы его скрутило от осознания собственной низости. И я готова сейчас на всё, чтобы разборки с папулей превратились в лейкопластырь для моего раненного женского самолюбия.

Нет ничего страшнее равнодушия прежде любимого человека. И я жажду реванша в виде скандала, устроенного не моими руками.

Богдан скрежещет зубами, и этот звук отлично слышен в полнейшей тишине. Не ждал, что я вот так сразу всё выложу в лоб? Надеялся сначала подготовить дочь жалобами на мать - никудышную хозяйку?

- Вот как? – Алиса переводит недоумевающий взгляд на папочку, и я в нетерпении сжимаю кулаки.

Давай дочь, не подведи!

Алиса подходит ближе и скользит рукой по моему плечу. Этот жест сочувствия или жалости я ощущаю, как острые разряды тока, настолько напряжены все мышцы.

- Твой отец мне изменяет! – Повторяю, чётко выговаривая каждый слог, глядя в её светло-зелёные, такие же, как у меня, глаза. – И я не собираюсь это терпеть.

Только Алиса не торопится бросаться на мою защиту.

Едва слышно шелестит:

- Пап, ты не можешь так поступить.

- Это желание твоей матери. – С хрустом разминает шею и вновь подёргивает ручку чемодана. – Нам давно не по двадцать лет, и я надеялся, что твоя мать ринется спасать семью. К сожалению, она уверена, что стоит разводиться. Я принимаю её решение.

- Пап, куда ты? - её шёпот слышится криком:

- Я тебе сообщу. – Громыхая чемоданом, подходит к дочери и прижимает её к себе. – Обещаю, я тебя не брошу.

Алиса в ответ утыкается носом ему в плечо. Это выглядит так мило, словно они прощаются перед отлётом отца в двухдневную командировку, а не расстаются после того, как он практически признался, что сваливает к другой бабе.

Нервно кручу кулон на шее. Что происходит? Алиса не собирается выцарапывать ему глаза и проклинать? Что это за плюшевые обнимашки?

- Я тороплюсь. Позвоню потом, ладно? – Отстранившись, поправляет ей рыжую прядь за ухо. – Позаботься о маме.

- Любовница заждалась, - цежу едко. – Проваливай! Я сама о себе позабочусь.

Как я не старалось сдерживаться, по щеке катится слеза, обжигая кожу. И я отворачиваюсь, прижав ладонь ко рту.

Я не вижу, как уходит Богдан. Занята тем, что вытираю нос ладонью, стараясь не шмыгнуть.

Дверь хлопает.

Вздрагиваю, когда Алиса вновь касается меня.

- Мам... Он перебесится и вернётся.

- Прошу тебя, и так тошно. Я не приму его!

Алиса с тяжёлым вздохом замолкает.

Голова раскалывается. Мне хочется завернуться в одеяло, свить там уютный кокон и полежать там пару лет, зализывая душевные раны.

Но не могу себе этого позволить.

Упрямо поднимаю голову и встряхиваю рассыпавшимися по плечам волосами. Я не имею права страдать. Я хочу, чтобы страдал он!

***

Закрывшись в комнате позволяю себе немного повыть от злости. Меня бросили, как какую-то безродную блохастую шавку. Он ушёл с чемоданом, и даже не потрудился объяснить куда!

Просто хлопнул дверью. Ушёл к ней?

Руки трясутся, словно я старуха с тремором. Не зная, на то обратить свою ярость, хлопаю дверцами шкафа в поисках жертвы и выволакиваю оттуда домашнюю рубашку мужа. Смятая и брошенная она упала с плечиков и валялась внизу. Осталась мне, как свидетельство того, что всё было не сном, и всё кончено.

Прижав её к лицу, вдыхаю знакомый запах. Содрогнувшись я ненависти рву рукав. Хорошая плотная ткань и качественные нитки! Я сама выбирала её вместе с Богданом в магазине. Я всегда покупала ему всё самое лучшее.

- Мам, - Алиса скребётся в дверь. – Не надо так. Он успокоится и вернётся.

Вытряхиваю на покрывало содержимое шкатулки, судорожно роюсь в нитках, иголках и нахожу маленькие маникюрные ножницы.

- Он же тебя любит! Я знаю.

Закусив до боли нижнюю губу кромсаю рукав. Ткань загибается, проскальзывает и поддаётся с трудом.